Джуд неудачник (Гарди)/ДО

Джуд неудачник
авторъ Томас Гарди, пер. Ивана Майнова

Оригинал: англ. Jude the Obscure, опубл.: 1896. — Источникъ: az.lib.ru •
Текст издания: «Сѣверный Вѣстникъ», №№ 4-9, 1897.

Джудъ неудачникъ.
Романъ Томаса Гарди *).

Переводъ И. Майнова.

• ) Томасъ Гарди (Thomas Hardy), одинъ изъ наиболѣе извѣстныхъ и талантливыхъ романистовъ современной Англіи. Предлагаемый въ переводѣ романъ его «Jude the Obscure», появившійся въ 1896 г., вызвалъ большой шумъ въ англійской печати.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Меригринъ.

«Многіе сошли съ ума изъ-за женщинъ и сдѣлались рабами чрезъ нихъ. Многіе погибли и сбились съ пути и согрѣшили черезъ женщинъ… О мужи! Какъ-же не сильны женщины, когда такъ поступаютъ онѣ?» 2 Ездры, IV, 26. 27. 32.

I.

Школьный учитель оставлялъ село, и всѣ обитатели его казались грустными. Мельникъ изъ Крескома далъ ему небольшую крытую повозку съ лошадью для перевозки пожитокъ въ городъ къ мѣсту его назначенія, миль за двадцать отсюда. Эта колесница оказалась совершенно достаточно вмѣстительною для имущества уѣзжавшаго педагога. Дѣло въ томъ, что часть домашней обстановки учителя была доставлена администраторами и составляла принадлежность школы, а единственный громоздкой предметъ, принадлежавшій учителю, въ дополненіе къ чемодану съ книгами, заключался въ деревенскомъ фортепіано, купленномъ имъ на одномъ аукціонѣ въ тотъ годъ, когда онъ мечталъ объ изученіи инструментальной музыки. Потомъ этотъ пылъ прошолъ, — оказалось, что учителю не суждено отыскать и развить въ себѣ музыкальный даръ, и купленный инструментъ сдѣлался для него вѣчнымъ мученіемъ при перекочевкахъ съ одного мѣста на другое.

Директоръ школы отлучился на этотъ день, такъ-какъ не долюбливалъ никакихъ перемѣнъ, и не намѣревался возвратиться до вечера, когда пріѣдетъ и водворится новый учитель и все опять пойдетъ какъ по маслу.

Кузнецъ, мѣстный староста и самъ учитель стояли въ недоумѣвающихъ позахъ въ гостинной передъ инструментомъ. Учитель замѣтилъ, что если онъ даже и взвалитъ его на телѣжку, то все-же не будетъ знать, что съ нимъ дѣлать по пріѣздѣ въ Кристминстеръ, городъ, куда онъ переѣзжаетъ, гдѣ на первое время ему придется помѣститься во временномъ жилищѣ.

Какой-то мальчикъ, лѣтъ одиннадцати, задумчиво помогавшій въ укладкѣ вещей, подошелъ къ этимъ людямъ, и, когда они почесывали въ затылкахъ, онъ смѣло проговорилъ, краснѣя отъ звука собственнаго голоса: «У тетки моей есть большой угольный сарай, куда пожалуй можно-бы поставить фортепіано, пока вы найдете ему у себя настоящее мѣсто, сэръ».

— Вѣрно сказано, — одобрилъ кузнецъ.

Рѣшено было отправить депутацію къ теткѣ мальчика, мѣстной старой дѣвѣ, спросить ее, помѣститъ-ли она у себя фортепіано, пока м-ръ Филлотсонъ пришлетъ за нимъ. Кузнецъ и староста пошли посмотрѣть, насколько пригодно указанное помѣщеніе для рояля, а мальчикъ и учитель остались вдвоемъ.

— Жалѣешь, что я уѣзжаю, Джудъ? — спросилъ учитель ласково.

Слезы выступили на глазахъ мальчика, не смотря на то, что онъ не былъ изъ постоянныхъ дневныхъ учениковъ, стоявшихъ гораздо ближе къ жизни учителя, и посѣщалъ вечерніе классы только въ послѣднее время. Обыкновенные ученики, сказать правду, гъ настоящій моментъ оставались въ сторонѣ (подобно извѣстнымъ историческимъ ученикамъ), не чувствуя желанія оказать какую-либо энергичную добровольную помощь своему учителю.

Мальчикъ неловко раскрылъ книгу, которую держалъ въ рукѣ, подаренную ему при разлукѣ на память м-мъ Филлотсономъ, и признался, что жалѣетъ его.

— И я тебя тоже, — сказалъ м-ръ Филлотсонъ.

— Зачѣмъ вы уѣзжаете, сэръ? — спросилъ мальчикъ.

— Ахъ, это длинная исторія. Ты не поймешь моихъ побужденій, Джудъ. Поймешь, пожалуй, когда будешь старше.

— Я думалъ, что вы сейчасъ объясните, сэръ.

— Ну, хорошо, только не болтай объ этомъ никому. Знаешь-ли ты, что такое университетъ и университетскій дипломъ? Это необходимый ярлыкъ для человѣка, желающаго достигнуть чего-нибудь въ дѣлѣ преподаванія. Мой планъ или мечта — это сдѣлаться кандидатомъ богословія и затѣмъ посвятиться въ духовный санъ. Отправляясь на житье въ Кристминстеръ или его окрестности, я буду, такъ сказать, въ главной квартирѣ, и если вообще мой планъ осуществимъ, то полагаю, что нахожденіе въ этомъ пунктѣ дастъ мнѣ больше шансовъ для его осуществленія, нежели гдѣ-либо въ другомъ мѣстѣ.

Между тѣмъ кузнецъ и его спутникъ возвратились. Сарай старой миссъ Фолэ оказался сухимъ и весьма удобнымъ, и она охотно согласилась дать въ немъ помѣщеніе для рояля. Поэтому онъ былъ оставленъ въ школѣ до вечера, когда можно найти болѣе свободныхъ рукъ для его переноски. Уѣзжавшій учитель бросилъ послѣдній взглядъ кругомъ.

Мальчикъ Джудъ помогалъ въ укладкѣ кое-какихъ мелкихъ вещей. Въ девять часовъ м-ръ Филлотсонъ усѣлся рядомъ съ своимъ чемоданомъ и другими пожитками, и распростился съ провожавшими друзьями.

— Я не забуду тебя, Джудъ, — сказалъ онъ, улыбаясь, когда повозка тронулась. — Помни-же, будь хорошимъ мальчикомъ, добрымъ къ животнымъ и птицамъ, и читай все, что можешь. А если когда попадешь въ Кристминстеръ, то не забудь разыскать меня, по старому знакомству.

Повозка заскрипѣла по лужайкѣ и исчезла за угломъ дома ректора. Мальчикъ возвратился къ колодцу у края лужайки, гдѣ онъ оставилъ свои ведра, когда пошелъ помогать въ сборахъ своему патрону и учителю. Губы его нервно дрожали, и открывъ накрышку колодца, чтобы приступить къ спусканію бадьи, онъ задумался, уставившись головой и руками въ блокъ, причемъ лицо его выражало серьезность впечатлительнаго ребенка, которому рано пришлось почувствовать первые уколы жизни. Колодезь, въ который онъ смотрѣлъ, былъ такъ-же старъ, какъ самая деревня, и при теперешномъ положеніи Джуда казался глубокой цилиндрической перпективой, кончающейся блестящимъ дискомъ дрожащей воды на глубинѣ сотни футовъ. Ближе въ верху сруба зеленѣла полоска моха и еще какой-то поросли. Тутъ мальчикъ нѣсколько разчувствовался. Вспомнилось ему, сколько разъ, вотъ такимъ-же утромъ, учитель накачивалъ воду изъ этого колодца. Больше онъ ужъ никогда не будетъ этого дѣлать. «Я видѣлъ однажды, какъ онъ смотрѣлъ въ глубь колодца, утомленный вытягиваніемъ ведра, — вотъ какъ и я теперь усталъ, — и какъ онъ отдыхалъ минутку передъ тѣмъ, какъ нести ведра домой! Но онъ былъ слишкомъ уменъ, чтобы жить здѣсь дольше, въ такой сонной жалкой деревушкѣ!»

Слезы скатились съ его глазъ въ глубину колодца. Утро было довольно туманное и дыханіе мальчика клубилось еще болѣе густымъ туманомъ въ тихомъ и тяжеломъ воздухѣ. Неожиданный крикъ вывелъ его изъ раздумья.

— Неси что-ли воду-то, лѣнтяй!

Этимъ восклицаніемъ разразилась какая-то старушка, высунувшаяся изъ двери близьлежащаго, крытаго тростникомъ, коттеджа. Мальчикъ живо кивнулъ головой въ отвѣтъ, вытянулъ бадью съ большимъ усиліемъ, такъ-какъ былъ хилаго сложенія, наполнилъ пару своихъ болѣе легкихъ ведеръ, и, остановившись, чтобы перевести духъ, пошелъ съ ними по вязкой лужайкѣ почти въ самую середину небольшого селенія или, скорѣе, деревушки.

Деревушка была стародавняя и маленькая и лѣпилась на взгорьѣ, примыкающемъ къ дюнамъ сѣвернаго Вессекса. Впрочемъ, какъ ни была она стара, блочный колодезь былъ вѣроятно единственной сохранившейся въ прежнемъ видѣ реликвіей мѣстной исторіи. Много жилыхъ домовъ съ тростниковыми крышами и слуховыми окнами были снесены въ послѣдніе годы и много деревьевъ порублено на лужайкѣ. Но прискорбнѣе всего, что оригинальная церковь, съ горбатой крышей, съ красивыми архитектурными изломами и деревянными башенками, была такъ-же разрушена, и кирпичъ ея или разбитъ на кучи щебня для трамбовки улицы, или пошелъ на стѣны свиныхъ закутъ, садовыя скамейки, устройство оградъ и на бордюры цвѣточныхъ рабатокъ у сосѣдей. Взамѣнъ этой церкви появилось высокое новое зданіе германо-готической архитектуры, чуждой англійскому вкусу, воздвигнутое на новомъ мѣстѣ какимъ-то разрушителемъ исторической старины, примчавшимся изъ Лондона и въ тотъ-же день уѣхавшимъ обратно. Мѣсто, гдѣ такъ долго стоялъ старинный храмъ въ честь христіанскихъ святыхъ, не былъ даже чѣмъ-нибудь отмѣченъ на зеленой и ровной лужайкѣ, съ незапамятныхъ временъ бывшей церковнымъ дворомъ, и только обвалившіяся могилы были увѣковѣчены грошовыми чугунными крестами, разрѣшенными въ послѣднія пять лѣтъ.

II.

Какъ ни тщедушенъ былъ на видъ Джудъ Фолэ, онъ несъ домой два полныя ведра не отдыхая. Надъ дверью коттеджа имѣлась прямоугольная синяя дощечка, на которой желтыми буквами было написано: «Булочница Друсилля Фолэ». За маленькимъ оконцемъ съ мелкимъ переплетомъ, единственнымъ остаткомъ уцѣлѣвшей старины, виднѣлись пять бутылокъ съ сиропомъ да три лепешки въ плетеной корзинкѣ.

Сливая ведра у задняго крыльца домика, Джудъ могъ слышать оживленный разговоръ, происходившій въ комнатѣ между его теткой, означенной на дощечкѣ Друсиллой, и зашедшими къ ней сосѣдками. Онѣ видѣли, какъ уѣзжалъ учитель, и теперь обсуждали подробности этого событія и пускались въ предсказанія относительно его дальнѣйшей судьбы.

— А это кто? — спросила одна изъ собесѣдницъ, повидимому не здѣшняя, когда вошелъ мальчикъ.

— Э, охота вамъ спрашивать, мистрисъ Вильямсъ. Это мой племянникъ, пришедшій ко мнѣ уже послѣ того, какъ вы у меня были здѣсь въ прошлый разъ.

Отвѣчавшая на вопросы обитательница этого жилища была худощавая старушка, говорившая высокимъ слогомъ о самыхъ обыкновенныхъ вещахъ и обращавшаяся поочередно къ каждой изъ собесѣдницъ.

— Онъ пришелъ съ годъ тому назадъ изъ Мельстока, въ южномъ Вессексѣ, — плохое мѣсто для мальчишки, Билинда! (Она повернулась вправо). Отецъ его который тамъ жилъ, былъ сраженъ ударомъ и умеръ въ два дня, какъ вы знаете, Каролина (Она обратилась влѣво). Было бы истинное счастье, еслибъ Господь милосердый прибралъ и тебя за твоими родителями, несчастный безполезный мальчишка! Но я взяла его къ себѣ, чтобы присмотрѣться, на что онъ годенъ, и должна была предоставить ему какой-нибудь, хоть пустяшный, заработокъ. Вотъ теперь онъ пугаетъ птицъ на огородѣ фермера Траутхэма. Это спасаетъ мальчишку отъ праздности. Чего ты отворачиваешься. Джудъ? — продолжала она, обращаясь къ племяннику, замѣтивъ, что тотъ, въ смущеніи отъ ехидныхъ взглядовъ посѣтительницъ, отошелъ въ сторону.

Одна изъ собесѣдницъ, мѣстная прачка, замѣтила, что вполнѣ одобряетъ рѣшеніе миссъ или мистрисъ Фолэ (какъ онѣ безразлично называли ее) держать его при себѣ: — Чего же ему лучше, какъ жить въ вашемъ уединенномъ обществѣ, носить воду, закрывать ставни вечеромъ, да мало-мальски помогать въ булочномъ дѣлѣ.

Миссъ Фолэ сомнѣвалась въ этомъ.

— Почему ты не просилъ учителя взять тебя съ собою въ Кристминстеръ и помѣстить въ школу? — продолжала она съ шутливой серьезностью. — Я увѣрена, что онъ ничего лучшаго не могъ-бы сдѣлать. Мальчикъ помѣшанъ на книгахъ, — вотъ онъ у меня какой! Въ этомъ онъ въ нашъ родъ пошелъ. Его двоюродная сестра Сусанна тоже такая, какъ я слышала. Но я столько лѣтъ ужь не видала дѣвочку, хотя она родилась въ этомъ самомъ домикѣ, — въ этихъ четырехъ стѣнахъ. Вотъ какъ дѣло было. Моя племянница и мужъ ея послѣ свадьбы долго не имѣли своего дома, а какъ только обзавелись домикомъ… нѣтъ, ужъ объ этомъ лучше не распространяться. Смотри, Джудъ, никогда не женись, мой голубчикъ. Не для Фолэ писана такая судьба. Эта племянница, единственная изъ всѣхъ, была мнѣ какъ родная дочь, Билинда, пока надъ ней не разразилась бѣда. Ахъ, кабы бѣдняжка знала что будетъ!

Джудъ, видя, что общее вниманіе опять сосредоточилось на немъ, вышелъ изъ пекарни, гдѣ съѣлъ сладкій пирогъ, приготовленный ему на завтракъ. Теперь насталъ конецъ его отдыха и онъ, выйдя изъ сада черезъ плетень, пошелъ тропинкой въ сѣверномъ направленіи, пока не спустился въ обширную и уединенную низину съ засѣяннымъ полемъ. Это обширное поле было поприщемъ его трудовъ на пользу фермера, м-ра Траутхэма, и мальчикъ остановился въ центрѣ поля.

Сѣрая поверхность посѣва тянулась кругомъ въ горизонту, гдѣ постепенно терялась въ туманѣ, скрывавшемъ его дѣйствительные размѣры и обособлявшемъ отъ всего окружающаго. Единственными примѣтами на этой однообразной площади были сложенный въ прошлогоднюю уборку скирдъ, стоявшій среди пашни, грачи, поднявшіеся съ приходомъ Джуда и тропинка, по которой онъ спустился въ низину. Богъ вѣсть кому теперь была нужна эта тропинка, хотя когда-то по ней ходили многіе изъ его умершихъ родныхъ.

— Какъ здѣсь нехорошо! невольно вырвалось у него.

Свѣжія борозды тянулись подобно дорожкамъ рубчатаго бархата въ безконечную даль, скрадывая перспективу поля и стирая съ него мимолетное прошлое послѣднихъ лѣтъ. А между тѣмъ въ каждомъ комочкѣ земли, въ каждомъ камнѣ хранилось много воспоминаній и отголосковъ пѣсенъ минувшихъ дней жатвы, веселыхъ рѣчей и тяжелыхъ работъ. Каждый вершокъ земли былъ ареной, гдѣ временами разыгрывались энергія, веселье, игры, споры, въ перемежку съ утомительной работой. Группы собирательницъ колосьевъ кишѣли на солнцѣ по всему полю. Любовные союзы, давшіе населеніе сосѣдней деревушкѣ, заключались здѣсь между порою созрѣванія и уборки хлѣба. Подъ изгородью, отдѣлявшей поле отъ далекой плантаціи, дѣвушки отдавались своимъ обожателямъ, которые не захотятъ и оглянуться на нихъ въ слѣдующую жатву. На этомъ же старомъ полѣ не одинъ парень дѣлалъ предложеніе дѣвушкѣ, при голосѣ которой онъ дрожалъ въ слѣдующій посѣвъ, уже закрѣпивъ съ нею свой союзъ въ сосѣдней церкви. Но ни Джудъ, ни окружавшіе его грачи, не обращали вниманія на эту поэзію, ибо для нихъ это было просто уединенное мѣсто. Мальчика оно интересовало какъ поле его трудовой дѣятельности, а птицъ, какъ источникъ зернового корма, который надо клевать.

Мальчикъ стоялъ подлѣ скирда, то и дѣло погромыхивая своей трещеткой. Каждый разъ при этомъ грачи подымались съ пашни, но вскорѣ опять спускались и, недовѣрчиво поглядывая на мальчика, принимались клевать на болѣе почтительномъ разстояніи.

Джудъ кружилъ трещетку до того, что рука его онѣмѣла. Наконецъ его сердце смягчилось и уступило упрямству голодныхъ птицъ. Грачи, подобно ему самому, жили въ свѣтѣ, который не нуждался въ нихъ. Зачѣмъ будетъ онъ отгонять ихъ отъ корма? Мальчикъ все больше и больше видѣлъ въ нихъ своихъ друзей и воспитанниковъ, — единственныхъ друзей, на которыхъ онъ могъ положиться, такъ какъ грачи были хоть сколько-нибудь заинтересованы въ немъ, между тѣмъ какъ тетка часто говорила ему, что ей до него нѣтъ дѣла. Онъ пересталъ трещать, и птицы снова усѣлись клевать.

— Бѣдныя, милыя птицы! — проговорилъ вслухъ Джудъ. — Должны же вы имѣть себѣ какую-нибудь пищу. Добра тутъ довольно — на всѣхъ хватитъ, и вамъ, и хозяину. Фермеръ Траутхэмъ въ состояніи прокормить васъ. Кушайте же, мои милые грачики, наклюйтесь себѣ на славу!

Грачи усѣлись и принялись за свое дѣло, а Джудъ любовался ихъ завиднымъ аппетитомъ. Сознаніе общей беззащитной доли невольно пробуждало въ одинокомъ мальчикѣ состраданіе къ этимъ гонимымъ птицамъ.

Съ этими мыслями онъ сѣлъ на корточки, отбросивъ въ сторону трещетку, какъ орудіе коварное, равно обидное и для птицъ, и для него самого, ихъ покровителя. Вдругъ онъ почувствовалъ сильный ударъ по спинѣ, сопровождавшійся знакомымъ звукомъ, напомнившимъ его испуганному воображенію противную трещетку. Птицы и Джудъ всполошились одновременно, и изумленнымъ глазамъ мальчика представилась важная фигура самого Траутхэма. Красное лицо его злобно уставилось на жертву, скорчившуюся отъ страха и боли, а рука размахивала подхваченной трещеткой.

— Такъ ты вотъ какъ, дрянной мальчишка! Кушайте — говоритъ, милыя птички, а? Ешь какой добрякъ нашелся — кушайте! Я вотъ спущу тебѣ штаны да и посмотрю, какъ ты тогда у меня запоешь! — Кушайте, милыя птички! Да еще ты смѣлъ болтаться у учителя, вмѣсто того, чтобъ явиться сюда къ своему дѣлу, а? Это такъ-то ты зарабатываешь свои шесть пенсовъ въ день за пуганіе грачей съ моего поля!

Въ то время какъ въ ушахъ Джуда раздавалась эта крикливая ругань, Траутхэмъ схватилъ его за руку и гоняя кругомъ себя, снова сталъ бить по спинѣ его же трещеткой, такъ что эхо отдавалось въ полѣ отъ ударовъ, сыпавшихся на бѣднягу при каждомъ оборотѣ.

— Ой, ой, ой, не бейте, сэръ, ради Бога, не бейте! — вопилъ кружившійся мальчикъ, передъ глазами котораго поочередно мелькали холмъ, скирдъ, плантація, тропинка, грачи. — Я… сэръ… я вѣдь думалъ, что ничего… что тутъ много, и грачи могли маленько поклевать — и вамъ не будетъ убытка, сэръ — да и м-ръ Филлотсонъ училъ, чтобы я былъ жалостливъ къ животнымъ… Ой, ой, ой!

Это простодушнее объясненіе только пуще взбѣсило фермера, и онъ продолжалъ истязаніе съ удвоеннымъ ожесточеніемъ.

Наконецъ, Траутхэнъ утомился, бросилъ дрожащаго мальчика, вынулъ изъ кармана шестипенсовую монету въ уплату за его дневную работу, приказавъ ему убираться домой и никогда не попадаться ему на глаза на этомъ полѣ.

Джудъ отшатнулся и пошелъ по дорогѣ, заливаясь слезами, — не столько отъ боли, хотя и она давала себя чувствовать, сколько отъ горькаго сознанія, что онъ окончательно осрамилъ себя, не проживъ и года въ этомъ приходѣ и что теперь онъ на всю жизнь долженъ быть бременемъ для своей престарѣлой тетки.

Съ такими мрачными думами Джуду не хотѣлось показываться на деревнѣ, и онъ пошелъ домой по обходной тропинкѣ черезъ пастбище. Здѣсь, на сырой поверхности земли, онъ увидалъ, какъ это всегда бываетъ послѣ дождя, множество свернувшихся земляныхъ червей. Трудно было пройти, чтобы не подавить ихъ.

Но не смотря на только что испытанную обиду, Джудъ не въ состояніи былъ причинить зла никакой живой твари. Онъ не могъ принести домой гнѣзда съ молодыми птенчиками безъ того, чтобы не мучиться за нихъ потомъ всю ночь, и кончалъ тѣмъ, что утромъ относилъ ихъ вмѣстѣ съ гнѣздомъ на прежнее мѣсто. Въ дѣтствѣ онъ не любилъ смотрѣть, какъ рубятъ или подчищаютъ деревья, воображая, что это причиняетъ имъ боль, — особенно весною, когда сокъ уже пошелъ вверхъ и потомъ обильно стекаетъ въ подрѣзанномъ мѣстѣ. Такая слабость характера, — какъ пожалуй можно назвать эту черту, — указывала, что Джудъ былъ изъ категоріи неудачниковъ, которымъ суждено много пострадать прежде, чѣмъ паденіе занавѣса на ихъ ненужную жизнь навсегда успокоить ихъ отъ всѣхъ невзгодъ и треволненій… И мальчикъ старательно пробирался на цыпочкахъ между червями, такъ чтобы не давить ихъ.

Когда онъ вернулся домой, тетка отпускала копѣечную булку маленькой дѣвочкѣ.

— Что это значитъ, что ты изволилъ вернуться среди дня?

— Меня прогнали.

— Что-о?

— М-ръ Траутхэмъ уволилъ меня за то, что я позволилъ грачамъ поклевать немного на его полѣ. Вотъ и заработокъ — послѣдній въ моей жизни!

И мальчикъ съ сердцемъ бросилъ на столъ шестипенсовую монету.

— Хорошъ! — воскликнула тетка, едва сдерживая свой гнѣвъ, и принялась отчитывать его. Вѣдь ей придется теперь всю весну держать его у себя на шеѣ, безъ всякаго дѣла. — Ужъ если ты не можешь пугать съ поля птицъ, такъ что-же ты можешь-то? спасибо, нечего сказать! Да не смотри такимъ волкомъ… Такъ вотъ каковъ этотъ м-ръ Траутхэмъ, — ну, не ожидала. Впрочемъ, какъ справедливо говорилъ Іовъ многострадальный: «А нынѣ смѣются надо мною младшіе меня лѣтами, тѣ, которыхъ отцовъ я не согласился-бы помѣстить со псами стадъ моихъ». — Какъ никакъ, а его отецъ былъ въ поденщикахъ у моего отца, и дура я, что позволила тебѣ наняться къ этому нахалу, который годился бы только развѣ для того, чтобы вытащить тебя изъ грязи.

Вообще тетка сердилась на Джуда больше за то, что онъ оскорбилъ ее службою у такого презрѣннаго человѣка, нежели за неисправное исполненіе своей обязанности.

— Но это и я скажу: не слѣдовало тебѣ позволять птицамъ клевать посѣвъ фермера Траутхэма. Въ этомъ ты, конечно, былъ не правъ. Эхъ, Джудъ, Джудъ, — продолжала она, — почему ты не поѣхалъ съ этимъ твоимъ учителемъ въ Кристминстеръ или еще куда-нибудь? Нѣтъ, ужъ видно такимъ олухамъ нѣтъ счастья… Изъ твоей семьи никогда не выходило путнаго человѣка, и никогда не будетъ!

— А гдѣ этотъ чудный городъ, тетушка, куда отправился м-ръ Филлотсонъ? — спросилъ мальчикъ послѣ нѣкотораго раздумья.

— Ахъ, Боже мой, да тебѣ пора ужь знать, гдѣ Кристминстеръ. Всего миль двадцать отсюда. Этотъ городъ слишкомъ хорошъ для тебя и тебѣ тамъ совершенно нечего дѣлать, — вотъ что я думаю, мой бѣдный мальчикъ.

— А м-ръ Филлотсонъ всегда тамъ будетъ?

— А я почемъ знаю!

— Могу-ли я сходить повидать его?

— Ахъ, Джудъ, если бы ты былъ поумнѣе, ты не дѣлалъ бы подобныхъ вопросовъ. Ни намъ не приходилось имѣть никакого дѣла съ жителями Кристминстера, ни жителямъ Кристминстера съ нами.

Джудъ вышелъ и, чувствуя болѣе чѣмъ когда-нибудь свое одинокое, никому ненужное существованіе, прилегъ на подстилку у свинаго хлѣва. Туманъ тѣмъ временемъ нѣсколько разсѣялся и сквозь него тускло просвѣчивало солнце. Онъ натянулъ на лицо соломенную шляпу и въ тяжеломъ раздумьѣ смотрѣлъ чрезъ ея просвѣты въ туманную даль. Онъ понималъ, что возрастъ налагаетъ извѣстную отвѣтственность.

Но факты не согласовались съ его представленіями. Естественная логика вещей казалась ему слишкомъ несимпатичной, чтобы принимать ее во вниманіе. То обстоятельство, что состраданіе къ живымъ существамъ одного вида оказывалось жестокостью относительно другого, оскорбляло его чувство нравственной гармоніи. Когда человѣкъ приходитъ въ возрастъ и чувствуетъ себя въ центрѣ природы, а не на какой, либо точкѣ ея окружности, какъ онъ чувствовалъ это ребенкомъ, имъ овладѣваетъ какой-то безотчетный ужасъ, думалось Джуду. Все кругомъ казалось ему чѣмъ-то ослѣпительно яркимъ, веселымъ, шумнымъ, и весь этотъ шумъ и яркій блескъ обрушивался на его маленькую ячейку, называемою жизнію, потрясалъ и опалялъ ее.

Ахъ, еслибъ онъ только могъ остановить свои годы! Онъ не желалъ быть взрослымъ.

И вотъ, какъ дитя природы, мальчикъ скоро забылъ свое отчаяніе и вскочилъ на ноги.

Послѣ обѣда, онъ прошелъ на деревню. Здѣсь онъ спросилъ у одного обывателя, гдѣ городъ Кристминстеръ.

— Кристминстеръ? А это должно вонъ въ той сторонѣ, хоть я тамъ никогда не бывалъ. Въ этомъ городѣ у меня никогда не было никакого дѣла.

Прохожій указалъ на сѣверо-востокъ, въ направленіи, гдѣ находилось то самое поле, на которомъ такъ осрамился Джудъ. Хотя такое совпаденіе было не особенно пріятно, но оно только усилило его желаніе попасть въ этотъ городъ. Что за важность, что фермеръ запретилъ ему показываться на этомъ полѣ; — полевая тропинка была для всѣхъ. И вотъ, выбравшись незамѣтно изъ деревни, Джудъ спустился въ ту самую ложбину, которая была въ это утро свидѣтельницей его позора и, не сворачивая съ злополучной тропинки, долго карабкался утомительнымъ подъемомъ по другую сторону низины. Наконецъ онъ выбрался на большую дорогу у маленькой группы деревьевъ. Здѣсь пашня кончилась, и передъ нимъ развернулась незнакомая ему обширная равнина.

III.

Ни души не было видно на большой дорогѣ, ни по сторонамъ ея, и въ перспективѣ казалось, будто бѣлая дорога все подымается и, постепенно съуживаясь, тонкою лентой уходитъ въ небо. На самомъ подъемѣ она пересѣкалась оригинальною старою римскою дорогою, проходившей чрезъ этотъ округъ. Древній путь шелъ далеко, развѣтвляясь къ востоку и западу, и въ прежнее время служилъ для прогона стадъ и табуновъ на ярмарки и базары. Но теперь дорога была брошена и заросла травою.

Въ эту сторону Джудъ никогда не заходилъ такъ далеко отъ своей укромной деревушки, куда онъ былъ приведенъ носильщикомъ со станціи желѣзной дороги, однимъ темнымъ вечеромъ, нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ. До настоящаго времени онъ и не подозрѣвалъ, что такая обширная равнина находилась такъ близко подъ рукою, у самой границы его нагорной страны. Предъ нимъ разстилалась вся сѣверная часть горизонта, на разстояніи сорока или пятидесяти миль; воздухъ былъ замѣтно болѣе синимъ и влажнымъ сравнительно съ тѣмъ, которымъ онъ дышалъ дома.

Недалеко отъ дороги стояла разрушенная непогодой старая рига изъ побурѣвшаго кирпича, крытая черепицей. Въ этомъ околодкѣ она была извѣстна подъ именемъ браунъ-хауза. Джудъ уже хотѣлъ миновать ее, какъ замѣтилъ, что къ крышѣ приставлена лѣстница. Онъ рѣшилъ воспользоваться его, чтобы вглядѣться въ даль, для чего свернулъ съ дороги и пошелъ къ ригѣ. На гребнѣ крыши два работника смѣняли черепицы.

Поглазѣвъ сначала на работу, мальчикъ собрался съ духомъ и поднялся по лѣстницѣ къ кровельщикамъ.

— Тебѣ что здѣсь нужно, пріятель? — спросилъ незнакомца одинъ изъ рабочихъ.

— Мнѣ желательно-бы узнать, далеко-ли городъ Кристминстеръ. Коли знаете, скажите, пожалуйста.

— Кристминстеръ вонъ тамъ, за той рощей. Въ ясный день его даже видно отсюда. А сейчасъ, пожалуй, трудно разглядѣть.

Другой кровельщикъ, радуясь всякому отвлеченію отъ скучной работы, тоже обернулся посмотрѣть въ указанномъ направленіи.

— Не всегда удается видѣть городъ въ такую погоду, какъ нынче, — сказалъ онъ. — Для этого самое удобное то время, когда солнце закатывается яркимъ заревомъ. Тогда городъ представляется — ужъ я и не знаю чѣмъ…

— Небеснымъ Іерусалимомъ, — подсказалъ молчаливый парень.

— Да, хотя, признаться, я этого еще не замѣчалъ… Только нынче я что-то не вижу никакого Кристминстера.

Джудъ тоже, сколько ни таращилъ глаза, не могъ разглядѣть далекаго города. Онъ спустился съ крыши и съ легкомысліемъ ребенка, позабывъ о Кристминстерѣ, пошелъ бродить дальше, высматривая, не попадется-ли чего интереснаго вблизи. Проходя мимо риги на обратномъ пути въ Меригринъ, Джудъ замѣтилъ, что лѣстница стояла попрежнему, но люди окончили свою работу и ушли.

День склонялся къ вечеру; все еще стоялъ легкій туманъ, но онъ нѣсколько прояснился, за исключеніемъ болѣе влажныхъ мѣстъ и по теченію рѣки. Мальчикъ вспомнилъ опять о Кристминстерѣ, и разъ онъ отошелъ такъ далеко отъ дома тетки въ этомъ направленіи, — ему захотѣлось теперь же увидать замѣчательный городъ, о которомъ онъ столько наслушался. Но еслибъ онъ и рѣшился подождать здѣсь, трудно было разсчитывать, что туманъ разсѣется до наступленія ночи. Однако онъ не хотѣлъ разставаться съ этимъ мѣстомъ, поднялся по лѣстницѣ, желая еще разъ посмотрѣть въ указанную ему сторону, и усѣлся на самомъ гребнѣ крыши. Помолившись про себя, чтобы поскорѣе разошелся туманъ, застилавшій Кристминстеръ, онъ сталъ ждать. И вотъ мало-помалу рѣдѣвшій туманъ разошелся совсѣмъ, предъ заходомъ солнца облака унеслись и догоравшіе солнечные лучи опять выглянули между двумя грядами сѣрыхъ облаковъ. Джудъ тотчасъ-же сталъ всматриваться въ указанномъ направленіи.

Въ нѣкоторомъ отдаленія, на открывшейся площади, заблестѣли какъ топазы какія-то свѣтлыя точки. Вскорѣ ясность воздуха позволила угадать въ этихъ точкахъ очертанія флюгеровъ, оконъ, мокрыхъ черепичныхъ кровель и шпицевъ на церквахъ и другихъ высокихъ зданіяхъ. Это несомнѣнно былъ Кристминстеръ, или въ его настоящемъ видѣ, или отраженный въ видѣ марева въ своеобразномъ прозрачномъ воздухѣ.

Джудъ не отрываясь продолжалъ смотрѣть на заманчивую панораму незнакомаго города, пока окна и шпицы не перестали отливаться и блестѣть на солнцѣ. Они потускнѣли внезапно, словно потухшая свѣчка. Таинственный городъ снова закутался въ туманъ. Обернувшись на западъ, Джудъ увидалъ, что солнце скрылось. Передняя часть ландшафта погрузилась въ густой мракъ и ближайшіе предметы принимали форму какихъ-то привидѣній.

Мальчику стало жутко и онъ, сойдя съ лѣстницы, пустился домой бѣгомъ, стараясь не думать ни о какихъ вѣдьмахъ, великанахъ и прочихъ ночныхъ чудищахъ. Хотя Джудъ и выросъ изъ вѣры въ такіе ужасы, но все-же былъ радъ несказанно, когда увидалъ церковную колокольню и огни въ окнахъ теткинаго домика.

Въ этомъ домикѣ съ его «булочной» форточкой въ окнѣ, съ переливающимися разными цвѣтами старыми стеклами, Джудъ нашелъ себѣ пріютъ на долгіе безрадостные годы. Но грезы его были столь-же безпредѣльны, какъ тѣсна и мизерна была его обстановка.

За массивнымъ барьеромъ мѣлового нагорья, простиравшагося къ сѣверу, его воображенію постоянно представлялся пышный городъ, уподобленный имъ новому Іерусалиму. Быть можетъ, этотъ идеалъ далеко не соотвѣтствовалъ дѣйствительности. Но какъ-бы то ни было, самъ городъ пріобрѣлъ извѣстную реальность, устойчивость, оказывалъ вліяніе на жизнь пылкаго мальчика, и главнымъ образомъ въ силу того микроскопическаго обстоятельства, что человѣкъ, предъ знаніями и цѣлями котораго Джудъ преклонялся, дѣйствительно жилъ въ этомъ городѣ, и не только жилъ самъ по себѣ, но среди наиболѣе ученыхъ и развитыхъ людей.

Джудъ, конечно, понималъ, что въ дождливое время года и въ недалекомъ Кристминстерѣ тоже идетъ дождь, но съ трудомъ могъ себѣ представить, что тамъ такая-же унылая дождливая погода, какъ и въ ихъ деревнѣ. Какъ только ему удавалось урваться изъ дома на часокъ-другой, что бывало не часто, онъ пробирался къ браунъ-хаузу на горкѣ и пристально вглядывался въ даль. Иногда любопытство его вознаграждалось видомъ отдаленнаго собора или высокаго шпица, или онъ различалъ курящійся дымокъ, представлявшійся ему при его мистическомъ настроеніи восходящимъ къ небу ѳиміамомъ.

Разъ какъ-то ему вздумалось попасть къ мѣсту наблюденія послѣ сумерокъ и пройти мили на двѣ подальше, въ надеждѣ увидать вечерніе огни города. Положимъ, тогда придется возвращаться ночью и одному, но даже это соображеніе его не останавливало, а только возбуждало опасную рѣшимость.

Сказано — сдѣлано. Было еще не поздно, — сумерки только-что наступили, когда Джудъ пришелъ къ излюбленному мѣсту, — но хмурое облачное небо при рѣзкомъ сѣверномъ вѣтрѣ дѣлало ландшафтъ грустнымъ и мрачнымъ. Джудъ былъ доволенъ, хотя уличныхъ огней еще не было видно; надъ городомъ еще разливалось потухающее зарево заката, причемъ самый городъ представлялся въ разстояніи около двухъ миль.

Всматриваясь въ перспективу города, Джудъ далъ волю своей фантазіи и размечтался о его улицахъ, домахъ, жителяхъ, о счастливомъ учителѣ. Вдругъ пахнулъ вѣтерокъ и съ его дуновеніемъ что-то донеслось до слуха Джуда, точно желанная вѣсточка изъ города… Вѣроятно это былъ звонъ колоколовъ, нѣжный и музыкальный, какъ-бы говорившій ему: «Какъ хорошо у насъ, какъ всѣ счастливы здѣсь!»

Джудъ былъ выведенъ изъ своего сладкаго забытья самымъ прозаическимъ обстоятельствомъ. Невдалекѣ отъ него тихо спускался съ отлогой горы возъ съ углемъ. Такой грузъ въ нагорную страну только и можно было провезти этой дорогой. Возъ сопровождали фурманъ съ подручнымъ, тормозившимъ теперь заднія колеса, чтобы дать утомленнымъ лошадямъ продолжительный отдыхъ. Фурманъ досталъ съ воза фляжку и сталъ пить самъ и угощать товарища.

Оба возчика были уже немолодые люди, съ мужественными голосами. Джудъ обратился къ нимъ съ вопросомъ, не ѣдутъ-ли они изъ Кристминстера.

— Боже упаси, съ такимъ-то грузомъ! — воскликнули возчики.

— Городъ должно быть вонъ тамъ.

Джудъ идеализировалъ Кристминстеръ съ нѣжностью молодого любовника и изъ застѣнчивости не рѣшился вновь повторить названіе города. Онъ указалъ имъ на полоску догорающей зари, едва замѣтную для немолодыхъ глазъ.

— Да, пожалуй. Тамъ въ сѣверо-восточной сторонѣ какъ-будто что-то свѣтлѣется, хотя я самъ и не разгляжу хорошенько; надо думать это и есть Кристминстеръ.

Въ эту минуту маленькая книжка, бывшая у Джуда подъ мышкой, выскользнула и упала на дорогу. Фурманъ многозначительно смотрѣлъ на мальчика, когда тотъ, поднявъ книжку, расправлялъ ея растрепанные листы.

— Эхъ, малышъ, — внушительно замѣтилъ онъ, — да у тебя голова треснетъ за чтеніемъ такихъ книжекъ, прежде чѣмъ ты съумѣешь понимать то, что читаютъ ученые люди въ томъ городѣ.

— А что? — спросилъ мальчикъ.

— Да то, что они и глядѣть-то не станутъ на наши глупыя книжки, — продолжалъ философствовать фурманъ, чтобы убить время. — Они только и читаютъ на тѣхъ языкахъ, что были въ ходу до потопа, когда не было двухъ семей говорившихъ на одномъ языкѣ. Они завываютъ на этихъ языкахъ не хуже иного филина, и все тамъ наука, одна наука, за исключеніемъ религіи. Положимъ, это тоже наука, потому что я никогда не могъ уразумѣть ея. Да, это очень глубокомысленный городокъ…

— Но откуда вы все это знаете?

— А ты не перебивай, мальчикъ. Никогда не перебивай старшихъ. Сверни-ка переднюю лошадь въ сторону, Бобъ, а то вонъ кто-то ѣдетъ. Ты послушай, что я скажу тебѣ о жизни въ ихнихъ колледжахъ. Учителя держатъ себя тамъ очень гордо, это ужь нечего сказать; хотя я объ нихъ не больно высокаго мнѣнія. Вотъ какъ мы стоимъ здѣсь на видимой высотѣ, такъ и они возвышаются умственно; все люди благороднаго характера, иные изъ нихъ умѣютъ зарабатывать сотни размышленіемъ вслухъ или проповѣдью. Что-же касается до музыки, то въ Кристминстерѣ дивная музыка на каждомъ шагу. Въ городѣ есть одна улица — главная называется — такъ другой подобной въ свѣтѣ нѣтъ. Да, могу сказать, что кое-что знаю о Кристминстерѣ.

Между тѣмъ лошади отдохнули и возчики опять тронулись въ путь. Джудъ, бросивъ послѣдній восхищенный взглядъ на алѣвшій горизонтъ, обернулся и пошелъ рядомъ съ своимъ замѣчательно свѣдущимъ пріятелемъ, который дорогой охотно продолжалъ свои разглагольствованія о городѣ, — его башняхъ, галлереяхъ и церквахъ. Вскорѣ возъ свернулъ съ этой дороги, и Джудъ горячо поблагодарилъ фурмана за сообщенныя имъ свѣдѣнія, сказавъ ему на прощанье, что желалъ-бы умѣть хоть вполовину такъ завлекательно разсказывать о Кристминстерѣ, какъ онъ.

— Пустяки, вѣдь это только то, что мнѣ случайно пришлось узнать отъ другихъ, — скромно отозвался фурманъ, — Я, какъ и ты, признаться, никогда тамъ не былъ; — собиралъ эти свѣдѣнія гдѣ случалось, и чѣмъ богатъ, тѣмъ и радъ подѣлиться. Кто пошатается по бѣлу свѣту, какъ я, соприкасаясь со всѣми слоями общества, тотъ поневолѣ наслушается много всякой всячины обо всемъ. Одинъ пріятель мой занимался еще мальчишкой чисткой сапогъ въ одной гостинницѣ, въ Кристминстерѣ, такъ вотъ я зналъ его въ послѣднее время все равно какъ своего родного брата, вотъ что!

Джудъ продолжалъ обратный путь одинъ, до того занятый своими мечтами, что позабылъ за ними всякій страхъ. Онъ вдругъ какъ-то возмужалъ. Его сердце стремилось найти какую-нибудь точку опоры, за которую онъ могъ-бы уцѣпиться, — найти такое мѣсто, которое могло-бы очаровать его. Найдетъ-ли онъ желаемое въ этомъ городѣ, если ему удастся попасть въ него? Можетъ-ли отъ тамъ, не боясь ни фермеровъ, ни каверзъ и насмѣшекъ, спокойно выждать возможности пристроиться, согласно своему призванію, къ какому-нибудь дѣлу? И этотъ городъ, среди окружавшей его умственной тьмы, казался ему такимъ-же свѣтлымъ, какъ вотъ эти городскіе огни на ночномъ горизонтѣ, на которые онъ только-что засматривался.

«Это городъ свѣта», подумалъ Джудъ про себя.

«Древо познанія растетъ тамъ», прибавилъ онъ немного спустя.

«Мѣсто, откуда выходятъ и куда приходятъ наставники человѣчества».

«Своего рода крѣпость, вооруженная ученостью и религіей».

Призадумавшись на минуту послѣ этой метафоры, онъ прибавилъ:

«Вотъ это какъ разъ и будетъ то, что мнѣ нужно».

IV.

Занятый своими мечтами, Джудъ шелъ довольно медленно. Почти взрослый по умственному развитію, онъ былъ много моложе своихъ лѣтъ во всѣхъ другихъ отношеніяхъ. Вскорѣ его нагналъ какой-то быстроногій пѣшеходъ. Несмотря на сумерки, мальчикъ могъ, однако, разглядѣть невзрачную внѣшность незнакомца: его непомѣрно высокую шляпу, неуклюжій сюртукъ и часовую цѣпочку, отчаянно мотавшуюся и сверкавшую въ отблескѣ яснаго неба, при каждомъ шагѣ ковыляющихъ тонкихъ ногъ въ безшумныхъ сапогахъ. Джудъ, начинавшій тяготиться своимъ одиночествомъ, предложилъ ему идти вмѣстѣ.

— Отлично, молодой человѣкъ! Только я спѣшу и вамъ надо не отставать, если хотите идти со много. А вамъ извѣстно, кто я?

— Если не ошибаюсь, вы докторъ Вильбертъ?

— О, я вижу меня вездѣ знаютъ! А все отъ того, что я общій благодѣтель.

Этотъ Вильбертъ былъ странствующій врачъ-шарлатанъ, хорошо извѣстный всякому сельскому обывателю, но зато неизвѣстный никому другому. Впрочемъ, эта неизвѣстность была въ его интересахъ, такъ какъ избавляла его отъ нежелательнаго вмѣшательства нѣкоторыхъ лицъ. Обитатели коттеджей были его единственными паціентами, и его распространившаяся на весь Вессексъ репутація поддерживалась только въ этой сельской средѣ. И положеніе его и практика были много мизернѣе сравнительно съ шарлатанами болѣе высокаго полета, располагавшими капиталомъ и организованной системой рекламы. Онъ былъ въ сущности пережиткомъ добраго стараго времени. Разстоянія, проходимыя имъ пѣшкомъ, были громадны, простираясь почти во всю длину и ширину Вессекса. Джудъ видѣлъ однажды, какъ онъ продалъ баночку съ подкрашеннымъ саломъ одной старухѣ за вѣрное средство отъ ревматизма въ ногѣ, причемъ бѣдная женщина должна была заплатить гинею за цѣлебную мазь, которая, по увѣренію шарлатана, добывалась только изъ одного рѣдкаго животнаго, пасущагося на горѣ Синаѣ, каковое животное удается изловить лишь съ рискомъ получить смерть или увѣчье. Джудъ, по наслышкѣ объ этомъ господинѣ, сильно сомнѣвался въ полезности его лекарствъ, но за то считалъ его человѣкомъ бывалымъ и опытнымъ, представлявшимъ собою вѣрный источникъ свѣдѣній по вопросамъ, неимѣвшимъ прямого отношенія къ его профессіи.

— Я полагаю, докторъ, вамъ случалось бывать въ Кристминстерѣ?

— Бывалъ, — много разъ, — отвѣтилъ высокій тщедушный спутникъ. — Это одинъ изъ центровъ моей дѣятельности.

— Говорятъ, это замѣчательный городъ для изученія всякихъ наукъ и особенно богословскихъ.

— Въ этомъ вы убѣдитесь, молодой человѣкъ, когда его увидите. Вообразите, что даже сыновья старухъ, стирающихъ бѣлье въ колледжѣ, могутъ говорить по латыни — положимъ, — какъ компетентный судья, я оговорюсь, — не на хорошей латыни, а на собачьей, какъ мы называли ее въ школьные годы.

— А по-гречески?

— Ну, это ужъ больше для людей готовящихся въ епископы, чтобы читать Новый Завѣтъ въ подлинникѣ.

— Я тоже хочу учиться латинскому и греческому языкамъ.

— Похвальное желаніе. Вамъ надо будетъ пріобрѣсти грамматики этихъ языковъ.

— Я намѣреваюсь какъ-нибудь пройти въ Кристминстеръ.

— Когда вы тамъ будете, говорите всѣмъ и каждому, что докторъ Вильбертъ — единственный собственникъ знаменитыхъ пилюль, безъ промаху излѣчивающихъ всѣ разстройства пищеварительной системы, а также астму и прочіе пороки дыханія. Цѣна два и три пенса за коробку. Пилюли мои разрѣшены особымъ актомъ съ приложеніемъ казенной печати.

— А не можете-ли вы мнѣ достать эти грамматики, если я обѣщаюсь говорить о вашихъ пилюляхъ?

— Отчего же, я съ удовольствіемъ продамъ вамъ свои учебники, по которымъ самъ учился въ школѣ.

— Благодарю васъ, сэръ! — признательно отвѣтилъ Джудъ, едва переводя духъ, такъ какъ скорая походка голенастаго доктора заставляла мальчика поспѣвать за нимъ въ припрыжку, отъ чего бѣдняга почувствовалъ даже колотье въ боку.

— Я полагаю, не лучше-ли вамъ пріотстать, молодой человѣкъ. Теперь слушайте, что я вамъ могу предложить! Я, такъ и быть, уступлю вамъ свои грамматики и дамъ вамъ первый урокъ, если только вы не забудете въ каждомъ домѣ въ вашей деревнѣ рекомендовать золотую мазь, жизненный эликсиръ и пилюли отъ женскихъ болѣзней доктора Вильберта.

— А гдѣ вы передадите мнѣ грамматики?

— Видите-ли, мнѣ придется проходить здѣсь ровно черезъ двѣ недѣли въ этотъ самый часъ, въ двадцать пять минутъ восьмого. Мои передвиженія разсчитаны съ того же неизмѣнной точностью, какъ движеніе планетъ въ ихъ міровомъ круговращеніи.

— Я буду здѣсь чтобы встрѣтиться съ вами, — заявилъ Джудъ.

— Съ заказами на мои лѣкарства.

— Хорошо, докторъ.

Тутъ Джудъ отсталъ, пріостановился на минуту, чтобы отдышаться, и пошелъ домой въ полномъ убѣжденіи, что сдѣлалъ рѣшительный приступъ къ завоеванію Кристминстера.

Въ теченіе двухъ слѣдующихъ недѣль онъ много расхаживалъ по окрестностямъ и счастливо улыбался своимъ собственнымъ мечтамъ, улыбался той блаженной, сіяющей улыбкой, которая озаряетъ иногда молодыя лица, увлеченныя какой-нибудь великой идеей, точно само лазурное небо спустилось надъ вдохновеннымъ мечтателемъ.

Джудъ добросовѣстно исполнилъ данное доктору обѣщаніе относительно многихъ лекарствъ, въ цѣлебную силу которыхъ онъ теперь и самъ готовъ былъ вѣрить, странствуя безъ устали по сосѣднимъ деревнямъ въ качествѣ передового агента врача. Когда же насталъ условленный вечеръ, Джудъ пришелъ къ тому мѣсту, гдѣ разстался съ Вильбертомъ и здѣсь ожидалъ его появленія. Кочующій докторъ прибылъ какъ разъ во время, но, къ удивленію Джуда, при встрѣчѣ съ нимъ онъ нисколько не убавилъ шага, видимо не узнавъ своего молодого спутника, хотя на этотъ разъ вечеръ былъ свѣтлѣе. Джудъ, полагая, что быть можетъ докторъ не призналъ его въ другой шляпѣ, первый съ достоинствомъ поклонился ему.

— Вамъ что, молодой человѣкъ? — проговорилъ докторъ разсѣянно.

— Вотъ я пришелъ, — сказалъ Джудъ.

— А вы кто такой? Ахъ да — вспоминаю! Ну что есть заказы, молодой человѣкъ?

Джудъ отвѣтилъ утвердительно и при этомъ сообщилъ ему имена и адрегы деревенскихъ обитателей, желавшихъ испытать на себѣ чудееа отъ всемірно-извѣстныхъ пилюль и мази. Всѣ эти свѣдѣнія шарлатанъ тщательно закрѣпилъ въ своей памяти.

— А латинскую и греческую грамматики? — робко спросилъ Джудъ.

— Не понимаю, о какихъ грамматикахъ вы говорите.

— Да помните, вы хотѣли мнѣ принести свои учебники, по которымъ учились въ школѣ.

— Да, да, да! совсѣмъ позабылъ о нихъ — что хотите! Вы видите, молодой человѣкъ, при той массѣ жизней, какая зависитъ отъ моего вниманія, для другихъ вещей я ужъ не могу удѣлять столько заботъ, сколько хотѣлось бы.

Джудъ долго не могъ убѣдиться въ правдивости отвѣта, и повторилъ съ большимъ огорченіемъ: — Такъ вы не принесли ихъ!

— Нѣтъ. Но вы должны достать мнѣ еще нѣсколько заказовъ отъ больныхъ и тогда я принесу вамъ грамматики въ слѣдующій разъ, — отвѣтилъ беззастѣнчивый эскулапъ.

Джудъ отсталъ отъ него. Послѣ этой выходки онъ сразу понялъ, къ какимъ подонкамъ человѣчества принадлежитъ этотъ отъявленный шарлатанъ. Изъ такого источника нечего было ждать умственнаго просвѣтленія. Мальчикъ повернулъ къ своей калиткѣ, прислонился къ ней и горько заплакалъ.

Подъ впечатлѣніемъ этого разочарованія Джудъ совсѣмъ было пріунылъ. Онъ вспомнилъ, что могъ бы выписать грамматики изъ Ольфредстона, но для этого нужны деньги. Кромѣ того, нужно знать, какіе именно требуются учебники.

Въ это самое время м-ръ Филлотсонъ прислалъ за своимъ фортепіано, и это дало Джуду выходъ изъ затрудненія. Представлялся удобный случай написать учителю и просить его купить ему грамматики въ Кристминстерѣ. Джудъ можетъ просунуть письмо въ ящикъ съ инструментомъ и оно конечно дойдетъ по назначенію. Пусть пришлетъ хоть какіе-нибудь старые, поддержанные учебники, которые ужъ будутъ милы ему тѣмъ, что пропитаны университетской атмосферой.

Сказать теткѣ о своемъ планѣ — значило-бы погубить его; оставалось дѣйствовать самостоятельно.

И вотъ послѣ довольно долгихъ размышленій, Джудъ приступилъ къ дѣлу, и въ день отправки фортепіано, совпавшій съ днемъ его рожденія, украдкой запихалъ письмо внутрь фортепіаннаго ящика, отправляемаго къ дорогому покровителю, боясь при этомъ обнаружить свои махинаціи предъ теткой, чтобы не повредить осуществленію своего завѣтнаго плана.

Инструментъ былъ отправленъ и Джудъ ждалъ дни и недѣли, каждое утро заходя въ сельскую почтовую контору, еще прежде чѣмъ просыпалась его тетушка. И вотъ наконецъ пришла бандероль въ деревню, и онъ увидалъ въ ней двѣ тощихъ книжки. Мальчикъ ушелъ съ посылкой въ укромное мѣстечко и усѣлся на бревно, чтобы безъ помѣхи вскрыть и разсмотрѣть присланныя книги.

Съ первыхъ же дней своего увлеченія Кристминстеромъ и фантастической идеализаціи этого города и ожидающей его тамъ судьбы, Джудъ много и пытливо размышлялъ о томъ процессѣ, посредствомъ котораго выраженія одного языка переливаются въ выраженія другого. И вотъ онъ наивно рѣшилъ, что всякая грамматика должна заключать, прежде всего, извѣстное правило, наставленіе, или ключъ къ магическому шифру, усвоеніе котораго дастъ ему возможность, простымъ механическимъ пріемомъ, замѣнять по желанію всѣ слова его родной рѣчи однозначущими словами рѣчи иностранной. Отсюда будущій лингвистъ пришелъ къ смѣлому выводу, что слова даннаго языка всегда находятся какъ-бы скрытыми въ словахъ другого языка, и что люди ученые обладаютъ искусствомъ открывать ихъ, каковое искусство и можно будетъ почерпнуть изъ упомянутыхъ учебниковъ.

Увидавъ на посылкѣ кристминстерскій штемпель, Джудъ съ волненіемъ сорвалъ обложку и когда взглянулъ на латинскую грамматику, лежавшую сверху, то едва повѣрилъ своимъ глазамъ.

Книжонка оказалась старая-престарая, изданная лѣтъ тридцать тому назадъ, вся выпачканная, исписанная всевозможными язвительными выходками противъ всѣхъ грамматикъ и учебниковъ вообще. Но всего досаднѣе Джуду было впервые узнать изъ просмотра учебниковъ, что никакого закона относительно превращенія словъ изъ одного языка въ другой, какъ онъ наивно воображалъ, не существуетъ, что каждое слово и въ латинскомъ и греческомъ языкѣ необходимо запоминать само по себѣ, цѣною упорнаго многолѣтняго зубренія.

Джудъ бросилъ противныя книги, растянулся навзничь на широкомъ бревнѣ и долго лежалъ въ угнетенномъ настроеніи. По привычкѣ онъ спустилъ шляпу на лицо и смотрѣлъ на солнце, лучи котораго назойливо пробирались къ нему въ скважинки соломы. — Такъ вотъ что за штука эти языки, латинскій да греческій! Ловко срѣзался, нечего сказать! То, въ чемъ онъ ожидалъ найти неизсякаемый источникъ наслажденія, на самомъ дѣлѣ требовало неимовѣрнаго, ужасающаго труда.

Какіе всеобъемлющіе мозги должны быть у учениковъ высшихъ заведеній въ Кристминстерѣ — размышлялъ онъ теперь — для изученія и запоминанія десятковъ тысячъ чуждыхъ словъ! Нѣтъ, его голова совсѣмъ не соотвѣтствовала такой работѣ, и, щурясь отъ рѣзкихъ солнечныхъ лучей, проникавшихъ къ нему сквозь плетенку шляпы, Джудъ сожалѣлъ, что увидалъ эти проклятые учебники, и подъ сокрушительнымъ впечатлѣніемъ своей жестокой ошибки желалъ и самъ-то исчезнуть съ бѣлаго свѣта.

V.

Въ продолженіи трехъ или четырехъ лѣтъ послѣ этого случая изо дня въ день можно было видѣть курьезную повозку, разъѣзжавшую по дорогамъ и проселкамъ въ окрестностяхъ Меригрина, управляемую тоже не совсѣмъ обычнымъ образомъ.

Вскорѣ послѣ полученія пресловутыхъ учебниковъ, Джудъ сталъ понемногу забывать злую шутку, сыгранную съ нимъ древними языками. Мало того, его разочарованіе въ свойствѣ этихъ языковъ, съ теченіемъ времени внушало ему еще большее благоговѣніе предъ глубокой ученостью педагоговъ Кристминстера. Изученіе всякихъ языковъ, древнихъ или новыхъ, представляло трудности, заключающіяся, какъ онъ теперь убѣдился, въ самой ихъ природѣ, и потому казалось ему геркулесовымъ подвигомъ, который самъ по себѣ былъ для него дороже всякаго диплома. Такимъ образомъ предстоявшія трудности не только не страшили теперь Джуда, а еще пуще подстрекали его юношескую любознательность.

Онъ всячески старался не быть въ тягость своей суровой теткѣ, помогая ей по мѣрѣ силъ, и вотъ дѣла маленькой деревенской пекарни понемногу расширились. По случаю недорого купили старую клячу съ понурою головою, да дешевую скрипучую телѣжку съ верхомъ, обтянутымъ холстиной, и въ этой скромной запряжкѣ Джудъ обязанъ былъ три раза въ недѣлю развозить печеный хлѣбъ по окрестнымъ деревнямъ и коттеджамъ.

Впрочемъ, оригинальность упомянутой повозки заключалась не столько въ ней самой, сколько въ томъ, какъ разъѣзжалъ въ ней Джудъ по дорогѣ. Внутренность этой кибиточки представляла какъ-бы его учебный уголокъ. Какъ только коняга ознакомилась съ дорогой и домиками, у которыхъ ей приходилось останавливаться, Джудъ предоставилъ ее собственному благоразумію въ движеніи по дорогамъ. Усѣвшись поглубже, опуститъ онъ, бывало, вожжи, за ремень, предусмотрительно прибитый къ стѣнкѣ кибитки, заложитъ взятый съ собою учебникъ, раскроетъ на колѣняхъ словарь и погрузится въ разборъ легкихъ отрывковъ изъ Цезаря, Виргилія или Горація, запинаясь и спотыкаясь на каждомъ шагу, но съ такимъ настойчивымъ усердіемъ, отъ котораго иной добродушный педагогъ могъ-бы умилиться до слезъ. Впрочемъ, послѣ долгихъ усилій Джудъ добирался таки до смысла прочитаннаго, скорѣе угадывая, нежели понимая смыслъ подлинника, который иногда далеко расходился съ его догадками.

Въ то время какъ Джудъ корпѣлъ надъ этими старыми истрепанными учебниками, прежніе обладатели которыхъ вѣроятно давно уже покоились въ могилѣ, костлявая старая кляча тихо обходила свой обычный кругъ, и Джудъ отвлекался отъ классиковъ остановкой повозки и крикомъ какой-нибудь старухи: «сегодня два хлѣба, малый, да вотъ обратно одинъ черствый».

Дорогой ему часто встрѣчались пѣшеходы и повозки, которыхъ онъ даже не замѣчалъ, и вотъ мало по малу въ народѣ стали болтать, что малый вздумалъ соединять дѣло съ забавой (какъ понимала его ученіе), что, если и было удобно для него, оказывалось вовсе не безопаснымъ для встрѣчныхъ. Пошелъ ропотъ, а вскорѣ одинъ мѣстный обыватель просилъ даже ближайшаго полиціанта запретить мальчику булочницы читать на ходу повозки, и настаивалъ на необходимости изловить малаго на мѣстѣ преступленія и представить въ полицейскій судъ, для ареста за неосторожную ѣзду по большей дорогѣ. Вслѣдствіе этого протеста, полиціантъ устроилъ Джуду, засаду и, заставъ его однажды съ поличнымъ, сдѣлалъ ему подобающее предостереженіе.

Такъ какъ Джуду приходилось въ три часа утра, топить печь, мѣсить тѣсто и сажать въ печку хлѣбъ, который днемъ онъ развозилъ по домамъ, онъ ложился спать очень рано, и лишенный возможности читать своихъ классиковъ во время развозки товара, долженъ былъ совсѣмъ отказаться отъ занятій. Поэтому ему осталось только смотрѣть въ оба, во всѣ стороны, чтобы тотчасъ-же убирать свои книги, какъ только кто нибудь показывался на дорогѣ, — особенно если это былъ полиціантъ. Впрочемъ, надо отдать справедливость этому оффиціозу, онъ не особенно слѣдилъ за проѣздомъ Джудовой телѣжки, разсудивъ, что въ такомъ глухомъ мѣстѣ непосредственная опасность угрожала только самому Джуду, и потому частенько, завидѣвъ издалека его парусинную кибитку, оборачивался въ другую сторону.

Однажды, когда Джудъ, порядочно подвинувшись въ своихъ занятіяхъ — онъ былъ теперь уже шестнадцати-лѣтнимъ юношей — скандировалъ съ грѣхомъ пополамъ «Carmen Saeculare», по пути домой, онъ замѣтилъ, что проѣзжаетъ по высокому нагорью близъ браунъ-хауза. Солнце заходило и одновременно съ нимъ полный мѣсяцъ выплывалъ съ противуположной стороны. Воображеніе его было такъ поражено чудной картиной заката, что онъ невольно остановилъ лошадь, слѣзъ съ кибитки и, оглянувшись, чтобы убѣдиться, что его никто не видитъ, опустился на колѣни на краю дороги съ раскрытой книгой въ рукахъ. Обращаясь сначала къ свѣтлолицей богинѣ, такъ кротко и ласково взиравшей на его усердіе, потомъ къ исчезающему дневному свѣтилу, онъ началъ:

«Plioebe silvarumque potens Diana!..»

Лошадь стояла смирно, пока Джудъ не кончилъ гимна, который онъ даже повторилъ въ порывѣ политеистическаго одушевленія, на что никогда не рѣшился-бы средь бѣла дня.

По возвращеніи домой, онъ долго размышлялъ о своемъ странномъ, далеко не ортодоксальномъ настроеніи, не приличномъ для будущаго христіанскаго пастыря. Все это навѣяно чтеніемъ языческихъ твореній! Чѣмъ болѣе онъ думалъ объ этомъ, тѣмъ болѣе убѣждался въ своей несостоятельности для избраннаго поприща. Онъ опасался, что его пониманію не будутъ доступны настоящія книги, нужныя въ духовной профессіи.

Ближайшимъ результатомъ такихъ размышленій было то, что Джудъ заручился книгами свящннаго писанія, на греческомъ языкѣ, и твореніями отцовъ церкви, надолго ограничивъ ими свое чтеніе. Затѣмъ по воскресеньямъ онъ посѣщалъ окрестныя церкви, разбирая латинскія надписи пятнадцатаго столѣтія на церковной утвари и могильныхъ памятникахъ. Въ одно изъ подобныхъ странствованій Джудъ встрѣтилъ очень умную старушку, перечитавшую на своемъ вѣку все, что попадалось подъ руку. Она разсказала ему еще больше о поэтической прелести этого города свѣта и науки, и мальчикъ настойчивѣе прежняго рѣшался идти въ Кристминстеръ.

Но какъ жить въ чужомъ городѣ? Вѣдь у него не было никакого заработка. Онъ не зналъ никакого ремесла, которымъ могъ-бы существовать во время прохожденія учебнаго курса, потребующаго, быть можетъ, многихъ лѣтъ труда.

Надо сообразить, что всего нужнѣе для людей? Ну, конечно, пища, одежда и кровъ. Заработокъ отъ приготовленія пищи мизеренъ; шить платье казалось ему неинтереснымъ, тогда-какъ къ архитектурной работѣ онъ чувствовалъ склонность. Городскіе жители строятъ зданія, — и вотъ онъ будетъ учиться строительному дѣлу. Джудъ вспомнилъ о своемъ дядѣ, отцѣ кузины его Сусанны, мастерѣ по металлу. Слѣдуя по стопамъ дяди, онъ не могъ ошибиться.

Для начала дѣла Джудъ добылъ нѣсколько небольшихъ каменныхъ плитъ и, пріостановивъ на время учебныя занятія, посвящалъ свои короткіе досуги копированію головокъ и другихъ орнаментовъ въ своей приходской церкви.

Въ Ольфредстонѣ былъ одинъ рѣзчикъ по камню, хотя и не важный. И вотъ Джудъ, подыскавъ вмѣсто себя помощника въ маленькомъ дѣлѣ тетки, предложилъ этому мастеру свои услуги за ничтожное вознагражденіе. Здѣсь Джудъ имѣлъ случай присмотрѣться по крайней мѣрѣ къ пріемамъ каменотесной работы. Спустя нѣкоторое время, онъ сходилъ къ церковному подрядчику въ томъ-же городѣ, и съ разрѣшенія архитектора, получилъ работу по ремонту старыхъ церквей во многихъ селеніяхъ по сосѣдству.

Не забывая, что занимается этимъ ремесломъ только временно, въ ожиданіи другой, интеллигентной работы, къ которой считалъ себя болѣе способнымъ, онъ, впрочемъ, съ увлеченіемъ взялся и за настоящее дѣло. Джудъ имѣлъ теперь квартирку въ этомъ городкѣ, откуда возвращался въ Меригринъ каждую субботу вечеромъ.

На этой работѣ засталъ Джуда девятнадцатый годъ его жизни.

VI.

Въ одинъ памятный день его жизни, приходившійся въ субботу, Джудъ возвращался изъ Ольфредстона въ Меригринъ около трехъ часовъ дня. Стоялъ погожій, теплый, нѣжный лѣтній день и юноша шелъ съ рабочими инструментами за плечами, причемъ маленькія долотца тихо позвякивали о большіе рѣзцы въ корзинѣ. По субботамъ онъ кончалъ работу рано, и на этотъ разъ вышелъ изъ города обходнымъ путемъ, по которому обыкновенно не ходилъ, чтобы, по порученію тетки, зайти на мельницу.

Джудъ былъ въ восторженномъ настроеніи. Ему грезилось уже какъ онъ удобно устроитъ свою жизнь въ Кристминстерѣ и какъ вступитъ, наконецъ, въ тотъ храмъ науки, о которомъ такъ много мечталъ. Онъ могъ, конечно, отправиться туда и теперь, но предпочиталъ вступить въ городъ съ большей увѣренностью въ средствахъ къ существованію. Съ чувствомъ сладкаго самодовольства, вспоминалъ онъ все сдѣланное имъ за послѣднее время. Время отъ времени онъ оглядывался по сторонамъ въ этой новой для него мѣстности, но весь погруженный въ свои завѣтныя думы едвали что-нибудь замѣчалъ.

"Я уже сравнялся съ своими сверстниками въ чтеніи классиковъ, особенно римскихъ. Прочелъ кое-что изъ Гомера, Гезіода, Ѳукидида и нѣсколько главъ Новаго Завѣта… Жаль только, что творенія эти писаны на разныхъ діалектахъ. Ознакомился съ твореніями отцевъ церкви, а также съ математикой и всеобщей исторіей.

«Все это составляетъ, конечно, только начало. Но здѣсь я не могу очень-то замѣтно подвигаться впередъ, ужъ слишкомъ трудно доставать нужныя книги. Слѣдовательно, я долженъ употребить всѣ усилія, чтобы переселиться въ Кристминстеръ. Устроившись, при тамошнихъ научныхъ средствахъ, я могу сдѣлать такіе успѣхи, что мнѣ будетъ просто смѣшно вспоминать мои теперешнія познанія. Прежде всего надо скопить денегъ, и я скоплю, и тогда любой изъ тамошнихъ колледжей отворитъ двери мнѣ — юношѣ, котораго теперь онъ оттолкнулъ-бы, жди я пріема хоть двадцать лѣтъ».

«Во чтобы-то ни стало, хочу быть докторомъ богословія!»

Потомъ мысли его уносились еще дальше; онъ можетъ сдѣлаться даже епископомъ, если будетъ вести нравственную, дѣятельную, разумную христіанскую жизнь. И какой примѣръ онъ покажетъ! Если онъ будетъ получать пятьдесятъ тысячъ въ годъ, то будетъ раздавать изъ нихъ не менѣе сорока-пяти на разные виды благотворительности и скромно жить на остатокъ… Однако, пораздумавъ, онъ рѣшилъ, что мечтать о епископствѣ нелѣпо. Лучше выдержать экзаменъ на архидіакона. Вѣдь въ сущности человѣкъ можетъ быть такъ-же добръ, уменъ и полезенъ въ званіи архидіакона, какъ и въ санѣ епископа. Но вслѣдъ затѣмъ Джудъ опять давалъ волю своему пылкому воображенію.

«А тѣмъ временемъ, я поселюсь въ Кристмпистерѣ, буду читать авторовъ, которыхъ не могъ достать здѣсь: Ливія, Тацита, Геродота, Эсхила, Софокла, Аристофана…»

— Ха, ха, ха! Вотъ чудакъ-то! — Это восклицаніе вырвалось у молодой дѣвушки съ другой стороны ограды, но Джудъ не разслышалъ его. Мечты его неслись дальше:

«…Еврипида, Платона, Аристотеля, Лукреція, Эпиктета, Сенеку, Антонина. Потомъ надо изучить всѣхъ отцевъ церкви, Веду и церковную исторію; хоть нѣсколько ознакомиться съ еврейскимъ языкомъ — пока я знаю только буквы…»

— Вотъ такъ чудакъ! — повторилъ тотъ-же голосъ.

«…но я могу много работать. У меня, слава Богу, силъ хватитъ, даже съ остаткомъ!.. Да, Кристминстеръ будетъ моей alma mater, а я буду ея любимымъ сыномъ, которымъ она будетъ гордиться».

Размечтавшись объ этихъ будущихъ трудахъ, Джудъ постепенно умѣрялъ свой шагъ и теперь остановился, задумчиво глядя въ землю, точно на ней посредствомъ волшебнаго фонаря отражалось это будущее. Вдругъ что-то сильно шлепнулось ему въ ухо и онъ увидалъ брошенный въ него изъ-за плетня какой-то мягкій, холодный комокъ, упавшій къ его ногамъ.

Вглядѣвшись, онъ догадался, что это кусокъ свиного сала, употребляемаго въ деревняхъ только для смазки сапогъ. Въ этой мѣстности водили много свиней и откармливали ихъ на мясо.

По другую сторону плетня былъ ручей, откуда, какъ Джудъ впервые теперь замѣтилъ, доносились веселые голоса и смѣхъ, разсѣявшіе его мечты. Подстрекаемый любопытствомъ, онъ привсталъ на валъ и посмотрѣлъ за ограду. На противоположномъ берегу ручья стоялъ небольшой домикъ, съ примыкавшими къ нему садикомъ и свиными хлѣвами; на берегу сидѣли на корточкахъ три молодыхъ дѣвушки, съ ведрами и блюдами по бокамъ, наполненными ворохами потроховъ, которые онѣ промывали въ проточной водѣ. Незнакомки смущенно взглянули на молодого человѣка, и замѣтивъ, что его вниманіе было наконецъ привлечено и что онъ глядитъ на нихъ, сейчасъ-же приготовились къ смотру и, прекративъ оживленную болтовню, усердно продолжали свои полоскательныя операціи.

— Ну, позвольте поблагодарить васъ! — проговорилъ Джудъ сухо.

— Я-же не бросала, право, — увѣряла дѣвушка свою сосѣдку, какъ бы не замѣчая присутствія молодого человѣка.

— И я тоже, — отозвалась другая.

— Ахъ, Эни, какъ тебѣ не стыдно, — замѣтила третья.

— Еслибъ я бросила, такъ не такую дрянь.

— Фи! а мнѣ до него и дѣла нѣтъ! — отозвалась первая изъ подругъ.

И дѣвушки смѣялись и продолжали свою работу, не глядя на Джуда, и укоряли одна другую, пока Джудъ съ брезгливой гримасой отчищалъ свой выпачканный рукавъ. Незнакомка, съ которой заговорилъ Джудъ, была темноглазая, полная и здоровая дѣвушка, не особенно красивая, но издали довольно статная и привлекательная. Джудъ былъ почти увѣренъ, что она-то и есть виновница не совсѣмъ приличной выходки.

— Ну, этого вамъ никогда не узнать, — рѣшительно отвѣтили незнакомки на его догадку.

— Согласитесь, однако, что бросать въ человѣка мясомъ убыточно для его хозяина.

— О, это ничего. Туша принадлежитъ моему отцу.

— Но вѣдь этотъ кусокъ, вѣроятно, вамъ пригодится?

— Да, если вы передадите мнѣ его.

— Что же, прикажете мнѣ перекинуть его вамъ или вы сами перейдете по мостику и возьмете его?

Дѣвушка видимо желала воспользоваться удобнымъ случаемъ завязать знакомство и глаза ея остановились на Джудѣ, причемъ взгляды ихъ встрѣтились и моментально отразили нѣмое признаніе возможности взаимнаго сближенія.

Вскочивъ на ноги, незнакомка крикнула:

— Не бросайте! Дайте мнѣ въ руки.

Тутъ Джудъ опустилъ корзину съ инструментами на землю, поднялъ брошенный кусокъ и перелѣзъ черезъ ограду. Они шли параллельно по сторонамъ рѣчки къ узкимъ досчатымъ мосткамъ, Здѣсь они встрѣтились и Джудъ протянулъ свою палку, на концѣ которой былъ нацѣпленъ кусокъ сала. Дѣвушка, смотря въ другую сторону, взяла его, какъ-бы не зная, что дѣлаетъ ея рука, и небрежно перебросила его своимъ подругамъ. Потомъ они стали съ любопытствомъ посматривать другъ на друга.

— Вы не думаете, конечно, что это я бросила кусокъ? — спросила незнакомка.

— О, нѣтъ. Я не понимаю только, что за охота вообще пускаться на такія выходки, — отвѣтилъ Джудъ, вѣжливо принимая ея увѣренія, хотя и сильно сомнѣваясь въ ихъ правдивости. — Да и какъ могу я заподозрить именно васъ, не зная даже вашего имени?

— Это такъ. А сказать вамъ его?

— Скажите!

— Арабелла Донъ. Я здѣсь и живу.

— Ваше имя, конечно, было-бы мнѣ извѣстно, ходи я часто этой дорогой. Но я обыкновенно хожу прямо по большой.

— Мой отецъ занимается откармливаніемъ свиней, а эти дѣвушки помогаютъ мнѣ промывать потроха для приготовленія кровяныхъ колбасъ и другихъ вещей.

Слово за словомъ, они все продолжали разговаривать, видимо заинтересованные другъ другомъ, стоя облокотившись на перила мостковъ. Привлекательная Арабелла невольно приковала Джуда къ мѣсту. До этой минуты Джудъ никогда не смотрѣлъ на женщину, какъ на женщину, а скорѣе какъ на существо, лежащее совершенно внѣ его жизни и стремленій. Его взглядъ перебѣгалъ съ ея глазъ на ротикъ, грудь и полныя обнаженныя руки, покраснѣвшія отъ холодной воды и твердыя какъ мраморъ.

— Какая вы миловидная дѣвушка! — смущенно пробормоталъ Джудъ, хотя и безъ словъ было ясно, какое магнетическое дѣйствіе производило на него ея особа.

— Вотъ посмотрѣли-бы вы на меня въ воскресенье! — кокетливо замѣтила Арабелла.

— А можно мнѣ съ вами видаться? — допытывался Джудъ.

— Это ужъ рѣшайте сами. Пока надо много никого нѣтъ, но черезъ недѣлю или двѣ это можетъ измѣниться.

Она произнесла это съ серьезнымъ видомъ и появившіяся ямочки на щекахъ исчезли.

Джудъ почувствовалъ какое-то странное, еще неиспытанное влеченіе, заставившее его спросить:

— А вы позволите мнѣ зайти?

— Заходите. — При этомъ кокетливыя ямочки появились опять. Но Джудъ, охваченный общимъ впечатлѣніемъ отъ ея наружности, еще не могъ оцѣнить этой частности.

— Въ слѣдующее воскресенье, значитъ завтра? отважился онъ дополнить свой вопросъ.

— Да.

Лицо Арабеллы слегка вспыхнуло отъ сознанія своей побѣды, и она, бросивъ на него очень нѣжный прощальный взглядъ, присоединилась къ своимъ подругамъ на берегу.

Джудъ Фолэ взвалилъ на спину корзину съ инструментами и продолжалъ свой одинокій путь, обвѣянный теперь, какъ ему казалось какимъ-то чарующимъ ароматомъ. Всѣ мечты его о чтеніи, трудѣ и ученіи, еще такъ недавно и такъ точно имъ формулированныя, непонятнымъ для него образомъ безслѣдно исчезли изъ его сознанія.

«Все это пустяки», подумалъ Джудъ, такъ какъ недостатки и странности, замѣченные имъ въ характерѣ заинтересовавшей его дѣвушки, заставляли его смотрѣть на ухаживаніе за ней, какъ на мимолетное увлеченіе, тѣмъ болѣе, что онъ попималъ и все несоотвѣтствіе ея ограниченнаго развитія съ его интелигентными стремленіями и волшебными грезами о Кристминстерѣ. Дѣвушка, открывшая атаку не него такимъ вульгарнымъ образомъ, не могла быть весталкой. Онъ видѣлъ это своимъ внутреннимъ взглядомъ, но только на одно неуловимое мгновеніе, какъ при свѣтѣ падающей лампы человѣкъ видитъ предохраняющую надпись на стѣнѣ прежде чѣмъ она скроется во мракѣ. И вслѣдъ затѣмъ эта разсудочная сила исчезла и Джудъ утратилъ всякое самообладаніе предъ появленіемъ свѣжаго и необузданнаго чувства, давшаго исходъ новой душевной потребности, дотолѣ еще неподозрѣваемой, хотя уже и назрѣвшей. И вотъ ему предстояло свиданіе съ этой воспламенившей его представительницей прекраснаго пола.

Тѣмъ временемъ дѣвушка снова подсѣла къ своимъ подругамъ и молча продолжала промывку кишокъ въ свѣтломъ ручьѣ.

— Поймала молодчика? — лаконически спросила ее дѣвушка, по имени Эни.

— Не знаю. Жалѣю только, что не бросила въ него чего-нибудь получше! лукаво пробормотала Арабелла.

— Полно, Арабелла, ты думаешь онъ и Богъ знаетъ кто! Вѣдь это тотъ малый, что возилъ изъ Меригрина хлѣбъ изъ пекарни Друсилы Фолэ, а потомъ учился въ Ольфредетонѣ. Послѣ того онъ сталъ сильно заниматься и всегда читалъ книжки. Говорятъ, хочетъ быть ученымъ.

— Ахъ, право, мнѣ все равно, что онъ такое, и вообще я объ немъ не думаю. Не воображай, пожалуйста!

— Какъ-бы не такъ! Тебѣ насъ не провести! Изъ-за чего-бы ты стала съ нимъ разговаривать, еслибъ не хотѣла залучить его себѣ? Да и не мудрено — онъ невиненъ, какъ ребенокъ. Словомъ сказать, имъ можетъ завладѣть любая дѣвушка, которая съумѣетъ приняться за дѣло какъ слѣдуетъ.

VII.

На слѣдующій день Джудъ Фолэ отдыхалъ въ своей спальнѣ съ косымъ потолкомъ, поглядывая на книги, разбросанныя по столу, и на черное пятно отъ ламповой копоти наверху.

Былъ воскресный послѣобѣденный часъ, ровно сутки спустя послѣ его встрѣчи съ Арабеллой Донъ. Впродолженіи всей прошедшей недѣли онъ намѣревался употребить нынѣшній день на повторительное чтеніе своего Новаго Завѣта, превосходнаго научнаго изданія, съ многочисленными исправленіями и разными версіями въ примѣчаніяхъ. Онъ гордился этой книгой, смѣло выписанной прямо отъ лондонскаго издателя, — шагъ, на который онъ никогда еще не отваживался доселѣ.

Онъ ожидалъ большого удовольствія отъ сегодняшняго чтенія, подъ мирнымъ кровомъ тетки, гдѣ онъ теперь ночевалъ только двѣ ночи въ недѣлю. Но новыя обстоятельства, въ связи съ важными препятствіями, вмѣшались вчера въ гладкое и безшумное теченіе его жизни, и онъ чувствовалъ то, что должна чувствовать змѣя, сбросившая зимнюю кожу и не понимающая яркости и чувствительности своей новой молодой шкурки.

Рѣшивъ ни за что не идти на свиданіе, Джудъ усѣлся, открылъ книгу, и опершись локтями на столъ, опустилъ голову на руки и началъ сначала:

Η ΚΑΙΝΗ ΛΙΑΘΗΚΗ

Однако, не обѣщалъ-ли онъ придти къ Арабеллѣ? Конечно обѣщалъ! Бѣдняжка будетъ ждать его дома, скучая весь вечеръ изъ-за него. Къ тому-же въ ней было что-то невыразимо привлекательное, и помимо всякихъ обѣщаній. Ему не слѣдуетъ нарушать ея довѣрія. Хотя для занятій онъ располагаетъ только двумя вечерами въ недѣлю, все-же можно позволить себѣ прогулять одинъ изъ нихъ, видя, какъ другіе молодые люди зачастую не стѣсняются времяпровожденіемъ въ праздничные вечера. Послѣ нынѣшняго свиданія онъ вѣроятно больше никогда ее не увидитъ. И дѣйствительно, въ виду занимавшихъ его плановъ, это знакомство должно будетъ оборваться.

Имъ овладѣла какая-то властная рука неодолимой силы, не имѣвшей ничего общаго съ духами и внушеніями, управлявшими имъ до сихъ поръ. Этой силѣ не было дѣла ни до его разсудка и воли, ни до такъ называемыхъ возвышенныхъ стремленій, и она толкнула его въ объятія женщины, къ которой онъ не чувствовалъ уваженія и жизнь которой не имѣла ничего общаго съ его жизнію.

Η ΚΑΙΝΗ ΛΙΑΘΗΚΗ моментально обратилось въ ничто. Джудъ вскочилъ и быстро собрался въ путь. Предусматривая возможность подобнаго исхода, онъ уже раньше пріодѣлся въ праздничный костюмъ.

Спустившись по тропинкѣ въ большой широкій логъ и миновавъ нѣсколько чахлыхъ пихтъ и коттеджей, гдѣ тропинка соединялась съ большой дорогой, онъ поспѣшно пошелъ по ней и свернулъ влѣво къ браунъ-хаузу. Тутъ онъ услыхалъ журчанье ручья, вытекавшаго изъ мѣловаго кряжа, и пробрался берегомъ къ двору Арабеллы, гдѣ царилъ запахъ свиныхъ закутъ и хрюканье виновниковъ этого запаха. Джудъ вошелъ въ садъ и постучалъ въ дверь набалдашникомъ своей трости.

Кто-то увидалъ его въ окно, потому что въ домѣ мужской голосъ проговорилъ:

— Арабелла! Твой поклонникъ пришелъ за тобою ухаживать! Выходи, голубка!

Джудъ нахмурился при этихъ словахъ. Объ ухаживаніи при такой незнакомой дѣловой обстановкѣ ему и въ голову не приходило. Онъ намѣревался просто погулять съ ней, пожалуй поцѣловать ее, но ухаживаніе совсѣмъ не согласовалось съ его образомъ мыслей. Наконецъ, дверь отворили и онъ вошелъ въ комнаты въ ту минуту, когда Арабелла сходила съ лѣстницы, уже одѣтая на прогулку.

— Присядьте, м-ръ, какъ бишь васъ? — пригласилъ ея отецъ, видный мужчина съ черными баками, тѣмъ же дѣловымъ тономъ, который Джудъ слышалъ черезъ окно.

— Я думаю сейчасъ-же и идти, вы что на это скажите? — шепнула она Джуду.

— Хорошо, — сказалъ онъ. — Прогуляемся къ браунъ-хаузу и назадъ. На это довольно полчаса.

Арабелла смотрѣла такой хорошенькой среди грязной обстановки дома, что онъ радъ былъ поскорѣе выйти съ ней на воздухъ и всѣ преслѣдовавшія его предчувствія какъ рукой сняло.

Сначала они карабкались на вершину высокаго холма, причемъ Джудъ помогалъ ей, взявъ ее подъ руку. Затѣмъ они повернули влѣво вдоль холма до выхода на большую дорогу къ браунъ-хаузу, откуда бывало, онъ такъ пламенно желалъ увидать Кристминстеръ. Но Джудъ забылъ теперь эти желанія. Онъ отдался самой заурядной болтовнѣ съ Арабеллой съ такимъ одушевленіемъ, какого у него не нашлось бы теперь для ученой бесѣды о всевозможныхъ философскихъ системахъ съ любымъ изъ академическихъ профессоровъ, предъ которыми онъ еще такъ недавно преклонялся, и равнодушно прошолъ мѣсто, гдѣ падалъ ницъ предъ Діаною и Фебомъ, забывъ даже о существованіи этихъ миѳологическихъ лицъ. Само солнце было для него теперь простымъ свѣтиломъ, прогоднымъ лишь для освѣщенія хорошенькаго личика Арабеллы. Изумительная легкость ногъ такъ и несла его впередъ; и вотъ Джудъ, этотъ начинающій ученый, будущій докторъ богословія, профессоръ, епископъ и Богъ знаетъ что еще, чувствовалъ себя польщеннымъ и счастливымъ, оттого, что эта миловидная деревенская дѣвушка снисходительно согласилась пойти съ нимъ на прогулку въ своемъ воскресномъ нарядѣ и лентахъ.

Они пришли къ ригѣ браунъ-хаузъ, конечной цѣли задуманной прогулки. Въ то время какъ они смотрѣли отсюда на разстилавшуюся къ сѣверу обширную равнину, ихъ поразили подымавшіеся къ небу густые клубы дыма, валившаго изъ окрестностей небольшаго городка, лежавшаго внизу холма на разстояніи двухъ — трехъ миль.

— Вѣдь это пожаръ, сказала Арабелла. — Сбѣгаемъ посмотрѣть. Право! Это не далеко!

Сердце Джуда было переполнено такой нѣжностью, что онъ не въ силахъ былъ противиться предложенію Арабеллы, которая нравилась ему уже тѣмъ, что извиняла его за слишкомъ долгую прогулку съ нею. Они спустились съ горы почти бѣгомъ; но пройдя съ милю ложбиной, убѣдились, что мѣсто, гдѣ былъ пожаръ, отстояло гораздо дальше чѣмъ казалось издали.

Однако, разъ начавъ свою прогулку, молодая парочка рѣшилась продолжать ее, и только къ пяти часамъ они пришли къ пожарищу, такъ какъ разстояніе въ общемъ простиралось на добрыхъ шесть миль отъ Меригрина, и на три отъ дома Арабеллы. Пока они дошли, пожаръ уже кончился и, послѣ бѣглаго осмотра безобразныхъ развалинъ, парочка пустилась въ обратный путь, лежавшій теперь чрезъ городокъ Ольфредстонъ.

Арабелла выразила желаніе напиться чаю, для чего они зашли въ простонародную таверну. Такъ какъ заказано было не пиво, то имъ пришлось долго ждать. Трактирная служанка узнала Джуда, и шепотомъ высказала свое удивленіе сидѣвшей за стойкой хозяйкѣ по поводу того, что этотъ ученый юноша, «державшій себя такъ странно», вдругъ унизился до компаніи съ Арабеллой. Послѣдняя догадалась, въ чемъ дѣло, и встрѣтивъ задумчивый и нѣжный взглядъ своего поклонника, разразилась вульгарнымъ и торжествующимъ смѣхомъ беззаботной женщины, понимающей, что она выигрываетъ свою игру.

Они сидѣли, разглядывая комнату, съ висѣвшимъ на стѣнѣ изображеніемъ Самсона и Далилы, столъ, покрытый пивными пятнами, и разставленыя на полу плевальницы съ опилками. Вся эта неприглядная обстановка производила на Джуда унылое впечатлѣніе. Между тѣмъ надвигались сумерки, нельзя было оставаться здѣсь дольше.

— Однако, что-же еще можемъ мы здѣсь спросить? — сказалъ Джудъ, — вѣдь вамъ еще цѣлыхъ три мили идти.

— Пожалуй, хоть пива, — отвѣтила Арабелла.

— Пива, такъ пива, я и забылъ объ немъ.

Джуду сильно хотѣлось вырваться изъ этой непривычной атмосферы; однако, исполняя желаніе Арабеллы, онъ потребовалъ пава, которое было тотчасъ-же подано.

Арабелла попробовала.

— Фуй, какая мерзость, — невольно сорвалось у нея.

Попробовалъ и Джудъ.

— Не разберу, въ чемъ дѣло, — признался онъ. — По правдѣ сказать, я не любитель пива, и предпочитаю кофе. Но это пиво, кажется, не дурно.

— Съ подмѣсью — не могу въ ротъ взять, — сказала Арабелла, и къ не малому удивленію Джуда, тотчасъ-же опредѣлила, чѣмъ именно испорчено пиво.

— Однако, вы знатокъ! — замѣтилъ онъ шутливо.

Тѣмъ не менѣе Арабелла принялась за пиво и выпила всю своя долю, послѣ чего они тронулись въ обратный путь. Стало уже совсѣмъ темно, такъ что, выбравшись изъ сферы городскихъ огней, они пошли бокъ о бокъ. Арабелла не понимала, почему ея кавалеръ не идетъ обнявшись съ него, но онъ на это не рѣшался, и только собравшись съ духомъ рискнулъ, наконецъ, предложить ей руку.

Она завладѣла его рукой вплоть до плеча. Онъ ощущалъ на себѣ теплоту ея тѣла, и взявъ трость подмышку, другой рукой держалъ ее правую руку.

— Какъ намъ хорошо вдвоемъ, не правда-ли, голубка? — началъ Джудъ.

— Да, — согласилась она, подумавъ при этомъ: — Какой нѣжный, однако!

— Каково я разошелся! — самъ на себя втихомолку удивлялся Джудъ.

Такъ шли они до подошвы горы, гдѣ увидали предъ собою полосу большой дороги, бѣлѣвшей въ темнотѣ. Съ этого мѣста единственный путь къ домику Арабеллы шелъ въ гору и затѣмъ снова спускался въ долину. Въ самомъ началѣ подъема съ ними почти столкнулись два человѣка, шедшіе стороной дороги и въ потьмахъ словно выросшіе изъ земли.

— Это любовники, — вы встрѣчаете ихъ на прогулкахъ во всякое время и во всякую погоду — любовниковъ да бездомныхъ собакъ, — проговорилъ одинъ изъ прохожихъ, когда парочка исчезла въ темнотѣ.

Арабелла слегка вздрогнула.

— Развѣ мы любовники? — спросилъ Джудъ.

— Вамъ лучше знать.

— Но не можете-ли вы сказать мнѣ?

Вмѣсто отвѣта, она склонила голову на его плечо.

Джудъ принялъ вызовъ, и обнявъ ее, прижалъ къ себѣ и поцѣловалъ.

Теперь они шли уже не подъ руку, а какъ она желала, обнявшись. «Это ничего не значитъ, когда темно», подумалъ Джудъ. Поднявшись почти до половины высокой горы, они вдругъ оба, словно по уговору, остановились и Джудъ опять поцѣловалъ ее. Наконецъ, они достигли вершины и тутъ онъ еще разъ поцѣловалъ Арабеллу.

Такъ они потихоньку подвигались къ ея дому. Джудъ оставилъ свой коттеджъ въ половинѣ четвертаго, намѣреваясь снова усѣсться за Новый Завѣтъ въ половинѣ шестаго. Между тѣмъ было уже девять часовъ, когда, еще разъ обнявшись съ ней, онъ остановился передъ крыльцомъ дома ея отца.

Она просила его войти хоть на минутку, такъ какъ иначе покажется страннымъ, что она гуляла вечеромъ какъ будто одна. Онъ уступилъ и вошелъ за него. Въ комнатѣ, кромѣ ея родителей, находилось еще нѣсколько сосѣдей. Они всѣ заговорили въ поздравительномъ тонѣ и серьезно считали Джуда нареченнымъ женихомъ Арабеллы.

Люди эти были не изъ его компаніи и Джудъ почувствовалъ себя среди нихъ не на своемъ мѣстѣ. Онъ не разсчитывалъ на такую встрѣчу; пріятная послѣобѣденная прогулка съ Арабеллой — вотъ все чего ему хотѣлось. Обмѣнявшись нѣсколькими словами съ ея мачихой, простой скромной безличной женщиной, и раскланявшись со всѣми присутствующими, юноша съ облегченнымъ сердцемъ пустился въ обратный путь.

Но скоро вліяніе Арабеллы вновь воцарилось въ его душѣ. Онъ шелъ, чувствуя себя какъ-бы другимъ человѣкомъ со вчерашняго дня. Что ему теперь книги? Гдѣ его стремленія, волновавшія его такъ пламенно, что онъ дрожалъ надъ каждой минутой свободнаго времени изо-дня въ день? Но развѣ теперь онъ даромъ губилъ время: онъ впервые только началъ жить. Лучше любить женщину, чѣмъ быть кандидатомъ, или пасторомъ, или хотя-бы самимъ папой!

Когда Джудъ возвратился домой, тетка его уже улеглась спать и ему казалось, что все кругомъ напоминало ему о его винѣ, которая заключалась въ его побѣгѣ отъ излюбленныхъ занятій, въ нарушеніи установленнаго порядка жизни. Онъ поднялся къ себѣ наверхъ безъ огня, и мрачная обстановка его комнаты произвела на него унылое впечатлѣніе. На столѣ лежала открытая книга въ томъ самомъ видѣ, какъ онъ ее оставилъ, и прописныя буквы на заглавной страницѣ съ упрекомъ смотрѣли на него въ лунномъ полусвѣтѣ, подобно незакрытымъ глазамъ мертвеца:

Η ΚΑΙΝΗ ΛΙΑΘΗΚΗ.

Ему предстояло завтра рано утромъ идти на цѣлую недѣлю въ городъ на работу. Джудъ взялъ книгу и для чего-то бросилъ ее въ корзину съ инструментами, словно собирался восполнить на недѣлѣ прогуленныя сегодня занятія.

Свое влюбленное состояніе Джудъ старался скрыть даже отъ самаго себя. Арабелла, напротивъ, разсказывала объ этомъ всѣмъ своимъ подругамъ и знакомымъ. Выйдя при свѣтѣ утренней зари на дорогу, по которой онъ шелъ еще такъ недавно подъ покровомъ сумерокъ рядомъ со своей милой, у подошвы горы, Джудъ остановился: здѣсь онъ обмѣнялся съ него первымъ поцѣлуемъ. Такъ-какъ солнце только-что поднималось, то вѣроятно никто еще не проходилъ по дорогѣ со вчерашняго дня. Джудъ посмотрѣлъ на землю и вздохнулъ. Онъ нагнулся ближе и во влажной пыли различилъ слѣды ихъ ногъ на томъ мѣстѣ, гдѣ они стояли обнявшись. Арабеллы не было здѣсь теперь, и «воображаемый отпечатокъ на полотнѣ природы» такъ напоминалъ ея недавнее присутствіе, что въ сердцѣ почувствовалась пустота, которую нечѣмъ было наполнить. Тутъ-же стояла срѣзанная ива, и эта ива была совсѣмъ особенная, отличная отъ всѣхъ другихъ изъ на свѣтѣ. Полное уничтоженіе тѣхъ шести дней, которые предстояло ему прожить до новаго свиданія, было-бы его сильнѣйшимъ желаніемъ даже и въ томъ случаѣ если-бы ему оставалось жить на свѣтѣ всего одну недѣлю.

Часа черезъ полтора послѣ Джуда по той-же дорогѣ шла Арабелла съ двумя подругами. Она миновала мѣсто ихъ перваго поцѣлуя и стоявшую тутъ иву, и не стѣсняясь болтала объ этомъ эпизодѣ съ обѣими спутницами.

— А что онъ на это сказалъ тебѣ?

— Онъ сказалъ… — И она передала почти слово въ слово нѣкоторыя изъ самыхъ нѣжныхъ его выраженій. Если-бы Джудъ слышалъ, какъ безъ утайки передавались почти всѣ его слова и поступки, ознаменовавшіе вчерашній вечеръ, онъ былъ-бы очень и очень удивленъ.

— Клянусь, что ты совсѣмъ побѣдила его сердце! — многозначительно заявила Эни. — Хотѣла бы я быть на твоемъ мѣстѣ!

Арабелла отвѣтила грубымъ, вызывающимъ тономъ скрытой чуввственности:

— Да, конечно онъ ухаживаетъ за мной! Но ухаживанія мнѣ мало; я хочу чтобъ онъ женился на мнѣ! Онъ долженъ быть моимъ. Я не могу жить безъ него. Онъ именно такой человѣкъ, какого я желаю. Я съ ума сойду, если не съумѣю отдаться ему вся безъ остатка! Я это почувствовала при первой же встрѣчѣ!

— Малый онъ мечтательный, прямой и честный, а потому ты можешь сдѣлать его и своимъ мужемъ, если настоящимъ манеромъ поведешь на него атаку.

Арабелла на минуту задумалась.

— А что значитъ — настоящимъ манеромъ? — спросила она.

— Ужь будто и не знаешь! Какъ-бы не такъ! — вмѣшалась другая подруга, Сара.

— Право же не знаю!

— Все дѣло только въ томъ, чтобы со своими нѣжностями и ухаживаніемъ онъ зашелъ подальше, слишкомъ далеко!

Сара посмотрѣла на Эни.

— Слышишь-ли, она не знаетъ!

— Видно и въ правду не знаетъ! — сказала Эни.

— А еще жила въ городѣ, — подумаешь! Ну ладно же, мы тебя можемъ поучить кое-чему, не хуже чѣмъ ты насъ.

— Хорошо. Такъ какое-же вы думаете вѣрное средство овладѣть мужчиной?

— Сдѣлать его своимъ мужемъ, — сказала Эни.

— Ну да, сдѣлать мужемъ, — подтвердила Сара.

— Сдѣлать своимъ мужемъ деревенскаго кавалера благороднаго и приличнаго характера, вотъ какъ твой обожатель. Сохрани меня Богъ рекомендовать какого-нибудь солдата или моряка или городского торговца или другую какую шушеру, что тянутъ канитель съ бѣдными дѣвушками! Ужь больно не люблю я такихъ безполезныхъ шашней!

— Ну хорошо, такого какъ онъ, конечно! — согласилась Арабелла.

Обѣ подруги при этомъ сначала лукаво перемигнулись между собой, а затѣмъ одна изъ нихъ приблизилась къ Арабеллѣ, хотя постороннихъ свидѣтелей не было, и шепнула ей кое-что на ушко, причемъ другая съ любопытствомъ слѣдила за выраженіемъ лица Арабеллы.

— Ахъ, вотъ что! — съ разстановкой протянула Арабелла. — Признаюсь, объ этомъ я и не думала… А ну какъ обожатель-то окажется не благородный, тогда каково? Дѣвушкѣ, по моему, лучше не испытывать этого средства!

— Волковъ бояться — въ лѣсъ не ходить! Къ тому же, кто тебѣ мѣшаетъ прежде всего хорошенько убѣдиться въ его благородствѣ. Съ твоей головой не попадешь въ просакъ. Я хоть сейчасъ пошла-бы на это! Сколько бѣдныхъ дѣвушекъ этимъ берутъ, а иначе, развѣ пришлось-бы имъ выйти замужъ когда-нибудь, — какъ ты думаешь?

Арабелла задумалась и молча продолжала свой путь. — Попробую! рѣшила она про себя.

IX.

Прошло еще два мѣсяца, въ продолженіе которыхъ наши молодые люди почти ежедневно видѣлись между собой. Арабелла казалась недовольной; она все мечтала, чего-то ждала и чему-то удивлялась.

Разъ какъ-то она встрѣтилась со странствующимъ Вильбертомъ. Она, подобно всѣмъ окрестнымъ обитателямъ коттеджей, хорошо знала этого шарлатана, и они разговорились объ ея житьѣ-бытьѣ. Ей было скучно, но, прощаясь съ докторомъ, она стала веселѣе. Вечеръ она провела на условленномъ свиданіи съ Джудомъ, который казался озабоченнымъ и грустнымъ.

— Я уѣзжаю отсюда, — объявилъ онъ ей. — Мнѣ слѣдуетъ удалиться; это будетъ лучше, какъ для васъ, такъ и для меня. Я сожалѣю, что между нами начались извѣстныя отношенія. Хорошо понимаю, что заслуживаю всякаго порицанія. Но, какъ говоритъ пословица: никогда не поздно раскаяться.

Арабелла разразилась слезами.

— Съ чего вы вообразили, что теперь уже не поздно? — набросилась она на него. — Вамъ легко говорить, а каково мнѣ слушать. Я еще вамъ не призналась! — и она посмотрѣла на него пристальнымъ взглядомъ.

— Въ чемъ такое? — спросилъ онъ, блѣднѣя. — Вы?..

— Да! и что я буду дѣлать, если вы бросите меня!

— Ахъ, Арабелла, какъ можете вы говорить это, дорогая моя! Вы знаете, что я не покину васъ!

— Ну, хорошо-же…

— Вамъ извѣстно, что я въ настоящее время еще не получаю жалованья; положимъ, мнѣ слѣдовало подумать объ этомъ раньше… Но, конечно, разъ это случилось, намъ надо жениться! Неужели вы думали, что я могъ поступить иначе?

— Я думала… я думала, милый, что вы изъ-за этого только скорѣй уѣдете и оставите меня одну на такое дѣло.

— Какъ-же мало вы меня знаете! Положимъ, шесть мѣсяцевъ и даже три мѣсяца тому назадъ, мнѣ и во снѣ не грезилась женитьба. Это вдребезги разбиваетъ мои планы — я разумѣю, Эбби, тѣ планы, которые занимали меня до знакомства съ вами. Но, въ сущности, что это за планы? Мечты о книгахъ, дипломахъ, о недоступной карьерѣ и т. п. Разумѣется, мы женимся; вѣдь, это нашъ долгъ!

Въ этотъ вечеръ Джудъ вышелъ одинъ, когда стемнѣло, и шелъ, углубившись въ размышленія. Онъ хорошо, даже слишкомъ хорошо сознавалъ въ глубинѣ души, что Арабелла была не особенно достойной представительницей женскаго пола. Но разъ, въ деревенской жизни, между порядочными молодыми людьми, зашедшими, какъ и онъ, слишкомъ далеки въ сближеніи съ женщиной, существовалъ на этотъ счетъ установившійся обычай, то онъ готовъ былъ искупить вину бракомъ, взявъ на себя послѣдствія. Для своего собственнаго успокоенія, онъ поддерживалъ въ себѣ искусственную вѣру въ Арабеллу. Въ его глазахъ главное значеніе имѣла идеализація Арабеллы, а не она сама, какъ лаконически признавался онъ себѣ иногда.

Въ первое-же воскресенье состоялось церковное оглашеніе. Прихожане всѣ въ одинъ голосъ дивились непростительной глупости молодого Фолэ. Все его ученіе привело къ тому, что ему придется продавать свои книги для покупки кухонныхъ горшковъ. Тѣ-же, которые догадывались о настоящемъ положеніи дѣла, и въ числѣ ихъ родители Арабеллы, объявили, что они ожидали этого конца отъ такого благороднаго молодого человѣка, какъ Джудъ, для искупленія ошибки, которую онъ позволилъ себѣ въ отношеніи невинной дѣвушки. Вѣнчавшій ихъ пасторъ, повидимому, считалъ это тоже похвальнымъ дѣломъ.

Итакъ, стоя передъ пасторомъ, они оба клялись, что во все прочее время ихъ жизни они будутъ неизмѣнно вѣрить другъ въ друга и любить точно такъ-же, какъ они взаимно вѣрили и любили въ продолженіи послѣдняго времени. Но всего замѣчательнѣе во всей церемоніи было то, что, повидимому, никто изъ свидѣтелей не удивлялся тому, въ чемъ клялась эта парочка.

Тетка Джуда, въ качествѣ булочницы, сдѣлала ему свадебный пирогъ, сказавъ при этомъ съ горечью, что это ея послѣдній даръ ему, несчастному глупому парню, и что было-бы гораздо лучше, еслибъ онъ, вмѣсто нелѣпой жизни для ея огорченія, давно улегся-бы въ могилу вмѣстѣ съ своими родителями. Отъ этого пирога Арабелла отрѣзала два куска, и, завернувъ ихъ въ бѣлую бумагу, послала своимъ товаркамъ по колбасному ремеслу, Эни и Сарѣ, надписавъ на каждомъ пакетѣ: «На память о добромъ совѣтѣ».

Будущность новобрачной четы представлялась, конечно, не особенно блестящей даже для самой пылкой головы. Онъ, ученикъ каменотеса, девятнадцати-лѣтній малый, работалъ за половинное жалованье до окончанія срока выучки. Его жена была положительно безполезной въ городской квартирѣ, гдѣ, по мнѣнію Джуда, имъ первое время пришлось-бы жить. Но настоятельная необходимость въ прибавленіи заработка при такихъ маленькихъ средствахъ, заставила его поселиться въ уединенномъ придорожномъ коттеджѣ между Браунъ-хаузомъ и Меригриномъ, чтобы, для подспорья, имѣть собственный огородъ, а также, пользуясь готовымъ опытомъ жены, завести ей свинью. Но это была не та жизнь, къ которой онъ стремился, да къ тому-же далеко было ходить въ Ольфредстонъ и обратно. Арабелла, напротивъ, сознавала, что всѣ эти неудобства временныя, главное было то, что она получила мужа, со способностью къ заработку для покупки ей обновокъ и шляпъ, когда онъ начнетъ немножко тревожиться за нее и, занявшись своимъ ремесломъ, отброситъ въ сторону эти дурацкія книги для какихъ-нибудь практическихъ предпріятій.

Итакъ онъ привелъ ее въ коттеджъ въ самый день свадьбы, покинувъ свою старую комнатку у тетки, гдѣ ушло столько настойчиваго труда на изученіе греческаго и латинскаго языковъ.

Легкая дрожь пробѣжала у него по спинѣ, когда Арабелла въ первый разъ раздѣвалась при немъ. Длинную косу, которую она скручивала огромнымъ узломъ на затылкѣ, она бережно распустила, встряхнула и повѣсила на зеркало, купленное ей Джудомъ.

— Что это — коса была не твоя? — спросилъ Джудъ съ неожиданнымъ отвращеніемъ къ ней.

— Конечно, нѣтъ, — приличныя дамы теперь никогда не носятъ своихъ косъ.

— Что за вздоръ! Развѣ въ городахъ, но въ провинціи совсѣмъ другое дѣло. Къ тому-же у тебя, вѣроятно, и своихъ волосъ достаточно? Ну да, конечно такъ!

— По деревенскимъ понятіямъ, можетъ быть, и достаточно. Но въ городахъ кавалеры ожидаютъ больше, и когда я была служанкой въ Ольдбрикгэмѣ…

— Развѣ ты была служанкой?

— Не то что прямо служанкой, а я служила въ трактирѣ и подавала гостямъ пиво, да и то самое короткое время. Вотъ и все. Нѣкоторые посѣтители совѣтовали мнѣ носить подвязную косу, и я купила ее просто ради шутки. Чѣмъ больше на дѣвушкѣ украшеній, тѣмъ лучше живется въ Ольдбрикгэмѣ, а этотъ красивый городокъ почище всѣхъ твоихъ Кристминстеровъ. Каждая приличная дама носитъ подвязную косу, — мнѣ въ парикмахерской самъ цирульникъ такъ сказывалъ.

Джудъ съ чувствомъ брезгливости подумалъ, что все это, можетъ быть, до нѣкоторой степени и справедливо, ибо и самъ онъ былъ убѣжденъ, что если многія скромныя дѣвушки переселяются въ города, гдѣ и живутъ по годамъ, не утрачивая обычной простоты жизни и уборовъ, зато у другихъ, увы, уже въ самой крови таится какой-то инстинктъ къ искусственному уродованію себя разными придатками, и онѣ начинаютъ поддѣлывать свою красоту при первомъ ея проблескѣ. Впрочемъ, можетъ быть, для женщины и не составляетъ большого грѣха дополнять свои волосы чужими, и онъ рѣшилъ болѣе объ этомъ не думать.

Молодая жена обыкновенно можетъ быть интересной послѣ брака, даже въ томъ случаѣ, когда домашняя жизнь еще не установилась и находится въ неблагопріятныхъ условіяхъ. Въ ея новомъ положеніи есть извѣстная пикантность, заставляющая ее въ обращеніи забывать мрачную сторону жизни, и потому самая бѣдная жена чувствуетъ себя порвое время выше угнетающей ее дѣйствительности.

Мистрисъ Фолэ, въ качествѣ молодой хозяйки, ѣхала какъ-то въ базарный день въ телѣжкѣ, по улицамъ Ольфредстона, и здѣсь встрѣтила свою прежнюю подругу, Эни, съ которой не видалась съ самой свадьбы.

Прежде чѣмъ заговорить, онѣ по обыкновенію засмѣялись; міръ казался имъ слишкомъ веселымъ безъ всякихъ словъ.

— Итакъ, кажется, вышло хорошее дѣльце! — замѣтила Эни молодой женщинѣ. — Я знала, — продолжала она, — что съ такимъ малымъ это удастся. Онъ — душа человѣкъ, и ты должна имъ гордиться.

— Я и горжусь, — равнодушно отвѣтила мистрисъ Фолэ.

— А когда ждешь?..

— Тсъ! я вовсе не жду.

— Что-же это значитъ?

— Я ошиблась, вотъ и все.

— Ахъ, Арабелла, Арабелла, женщина ты умная и вдругъ ошиблась! Признаюсь, о такой штукѣ мнѣ никогда и въ голову не приходило при всей моей опытности! И какой-же въ этомъ можетъ быть стыдъ, въ самомъ дѣлѣ!

— Пожалуйста, не спѣши мнѣ кричать про стыдъ! Это вовсе не отъ стыда, а просто я незнала.

— Повѣрь моему слову — эдакъ ты его упустишь! Вѣдь онъ можетъ сказать, что это былъ обманъ, да еще двойной, клянусь тебѣ!

— Я готова признаться въ первомъ, но не во второмъ… Э, онъ объ этомъ и не подумаетъ! Онъ будетъ радъ, что я ошиблась. На такіе пустяки онъ махнетъ рукой, право, — у мужчинъ это всегда такъ. Да я какъ имъ поступить иначе? Ужъ коли женатъ, — такъ женатъ.

Тѣмъ не менѣе Арабелла не безъ нѣкотораго безпокойства приближалась къ тому времени, когда по естественному ходу вещей ей придется объявить мужу, что возбужденная его тревога оказалась неосновательной. Эта необходимость неожиданно представилась, однажды вечеромъ, въ то время, когда они собирались спать, и оба находились въ своей комнатѣ въ уединенномъ домикѣ, куда Джудъ ежедневно возвращался съ своей работы. Онъ усиленно работалъ въ этотъ день двѣнадцать часовъ сряду, и ушелъ спать прежде жены. Когда та вошла въ спальню, онъ уже лежалъ въ полудремотѣ, едва сознавая, что жена раздѣвается передъ маленькимъ зеркальцемъ.

Впрочемъ, вскорѣ ея гримасы передъ зеркаломъ невольно возбудили его вниманіе. Джудъ замѣтилъ, что она изощрялась въ томъ, чтобы вызвать на щекахъ тѣ ямочки, о которыхъ уже упоминалось прежде. На эту курьезную прикрасу она была мастерица, вызывая ямочки моментальнымъ всасываніемъ щекъ.

— Не дѣлай этого, Арабелла! — вмѣшался онъ неожиданно. — Мнѣ, право, не нравится видѣть тебя за такимъ вздорнымъ занятіемъ.

Она обернулась и засмѣялась.

— Господи, я и не воображала, что ты не спишь! — отвѣтила она. — Какая-же ты деревенщина, однако, что за охота обращать вниманіе на такіе пустяки.

— У кого ты этому научилась?

— Рѣшительно ни у кого. Ямочки у меня всегда бывали безъ всякихъ хлопотъ, когда я служила въ пивной, а теперь исчезли. Тогда и лицо мое было полнѣе.

— А для меня не нужно никакихъ ямочекъ. Я не думаю, чтобъ онѣ красили женщину, особенно замужнюю, да еще такую полную, какъ ты.

— Однако, многіе думаютъ иначе.

— А что мнѣ за дѣло, какъ думаютъ другіе, кому охота? — возразилъ Джудъ. — Какъ это ты додумалась до такихъ затѣй, интересно-бы знать?

— Мнѣ объ этомъ говорили, когда я служила въ пивной.

— Ага, эта служба и объясняетъ теперь твое пониманіе подмѣси въ пивѣ, когда мы, помнишь, какъ-то воскреснымъ вечеромъ спросили себѣ пиво въ гостинницѣ. А я полагалъ, когда женился на тебѣ, что ты всегда жила въ домѣ своего отца.

— Ты могъ-бы думать немного лучше обо мнѣ и замѣтить, что я была приличнѣе, нежели какого была-бы, оставаясь въ деревнѣ. Дома мнѣ почти нечего было дѣлать; я изнывала отъ скуки, и потому поступила на мѣсто на три мѣсяца.

— Скоро тебѣ предстоитъ куча дѣла, милая, не такъ-ли?

— Что ты этимъ хочешь сказать?

— Ну, да какъ-же, — произвести на свѣтъ маленькое существо.

— А…

— Когда это будетъ? Не можешь ли сказать точно, а не въ общихъ выраженіяхъ, какъ говорила до сихъ поръ?

— Да что сказать, — что?

— Ну, срокъ, когда…

— Тутъ нечего и говорить. Я ошиблась.

— Что?!

— Ну, вышла ошибка, и все тутъ.

Джудъ вскочилъ съ постели и устремилъ пристальный взглядъ на жену.

— Но какъ-же это могло быть?

— Очень просто. Женщинамъ иногда такъ представляется.

— Однако, это чортъ знаетъ что такое! — горячился Джудъ. — Вѣдь ты-же понимаешь, что совсѣмъ не приготовленный, безъ обстановки, почти безъ гроша въ карманѣ, я не сталъ-бы спѣшить съ нашей свадьбой и вводить тебя въ почти пустую хату, и только твое тревожное заявленіе заставило меня дѣйствовать, очертя голову, не думая ни о какой готовности… Ахъ, Боже мой милостивый!

— Не волнуйся такъ, милый. Что сдѣлано, того не передѣлать.

— Больше мнѣ нечего объясняться, — отвѣтилъ онъ просто и улегся опять, послѣ чего молчаніе между ними не нарушалось.

Проснувшись по утру, Джудъ смотрѣлъ ея все окружающее какъ будто другими глазами. Что-же касалось спорнаго вопроса, то онъ принужденъ былъ положиться на слова жены, сознавая, что при данныхъ, обстоятельствахъ онъ не могъ поступить иначе.

Джуду смутно представлялось, что есть что-то фальшивое въ соціальныхъ условіяхъ, и что эта фальшь требуетъ многихъ уступокъ и жертвъ, и все изъ-за мимолетнаго взрыва, вызываемаго новымъ и преходящимъ инстинктомъ, который, не заключая въ себѣ признаковъ порока, все-же не можетъ быть названъ иначе, какъ слабостью. Онъ старался уяснить себѣ, что онъ сдѣлалъ своимъ поступкомъ, или что его жена потеряла изъ-за него, чтобы онъ могъ оказаться пойманнымъ въ ловушку, благодаря которой, если не имъ обоимъ, то по крайней мѣрѣ ему предстояло быть связаннымъ во все остальное время жизни. Быть можетъ, было нѣчто благопріятное въ томъ, что обстоятельство, побудившее его жениться, оказалось несуществующимъ. Но фактъ женитьбы все-таки остался.

X.

Пришло время убить свинью, которую наши молодые откармливали съ осени, и время закланія было назначено на самомъ разсвѣтѣ, такъ чтобы Джудъ могъ отправиться въ Ольфредстонъ, не теряя особенно много времени.

Ночь казалась необыкновенно тихой. Джудъ выглянулъ изъ окна задолго до разсвѣта, и замѣтилъ, что земля была покрыта довольно толстымъ слоемъ снѣга, хлопья котораго еще продолжали падать.

— Боюсь, что мясникъ, пожалуй, не придетъ, — сказалъ Джудъ Арабеллѣ.

— Э, придетъ. А ты вставай и нагрѣй воду, если хочешь, чтобы Чалло ошпарилъ свинью. Хотя я предпочитаю паленыхъ.

— Сейчасъ встану, — отвѣтилъ Джудъ. — Я люблю наши мѣстные обычаи.

Онъ спустился съ лѣстницы, развелъ огонь подъ котломъ, подкладывая подъ него содому, причемъ огонь весело вспыхивалъ и освѣщалъ кухню. Но для него пріятное ощущеніе тепла отравлялось мыслью о назначеніи этой топки вскипятить воду для убоя животнаго, которое было еще живо и напоминало о себѣ хрюканьемъ изъ хлѣва. Въ половинѣ седьмого, — время, которое было назначено для прихода мясника — вода вскипѣла и Арабелла сошла въ кухню.

— Чалло пришелъ? — спросила она.

— Нѣтъ!

Пришлось поджидать, а между тѣмъ уже начинало свѣтать унылымъ зимнимъ разсвѣтомъ.

Арабелла вышла взглянуть на дорогу и, возвратившись, сказала: Не видать его. Вѣрно, напился съ вечера. Такой снѣгъ не могъ бы помѣшать ему придти, конечно!

— Въ такомъ случаѣ, намъ надо отложить дѣло. Только даромъ воду кипятили. Можетъ быть, въ долинѣ снѣгъ глубокъ!

— Отложить нельзя. Больше нѣтъ корма. Еще вчера утромъ я стравила послѣднюю болтушку.

— Вчера утромъ? Чѣмъ же свинья жива съ тѣхъ поръ?

— Да ничѣмъ!

— Значитъ, она околѣваетъ съ голоду?

— Понятно. Мы всегда такъ дѣлаемъ за день или за два до убоя, чтобы не возиться съ кишками. Что за невинность не знать такихъ простыхъ вещей!

— Вотъ почему она такъ и кричитъ, бѣдняжка!

— Объ этомъ разговаривать нечего — ты долженъ заколоть ее. Я покажу тебѣ какъ. Хотя свинья такая крупная, что Чалло справился-бы съ нею лучше, чѣмъ ты. Впрочемъ, его корзинка съ ножами и прочими принадлежностями уже доставлена и мы можемъ ими воспользоваться.

— Все-таки, это совсѣмъ не твое дѣло, — возразилъ Джудъ. — Я самъ заколю, если ужь это необходимо.

Онъ вышелъ къ закутѣ, разгребъ снѣгъ, чтобы очистить мѣсто, и поставилъ впереди козелки, положивъ подлѣ ножи и веревки. Какая-то птичка съ сосѣдняго дерева присматривалась къ приготовленіямъ, но недовольная мрачнымъ видомъ этой сцены, улетѣла прочь, не смотря на то, что была голодна. Между тѣмъ Арабелла подошла къ мужу, и Джудъ, съ веревкой въ ругсѣ войдя въ закуту, стреножилъ испуганное животное, которое сначала захрюкало, потомъ стало неистово и озлобленно визжать. Арабелла отворила закуту, и они вмѣстѣ взвалили жертву на козелки ногами вверхъ, и пока Джудъ придерживалъ свинью, Арабелла привязала ее, замотавъ ей ноги, чтобы она не могла барахтаться.

Визги свиньи измѣнились. Теперь ужь они выражали не ярость, а вопли отчаянія; протяжные, глухіе и безнадежные.

— Клянусь тебѣ, Арабелла, что я радъ былъ-бы отказаться отъ свиньи, лишь бы не брать на себя такого живодерства! — протестовалъ Джудъ. — Вѣдь эту несчастную тварь я кормилъ собственными руками.

— Пожалуйста, не будь такимъ нѣженкой и слюняемъ, вотъ ножикъ для убоя, онъ съ острымъ концомъ. Смотри только, какъ начнешь закалывать, не запускай слишкомъ глубоко.

— Заколю, какъ нужно, чтобы кончить въ моментъ. Это главное.

— Что ты, что ты, развѣ такъ дѣлаютъ! — вскрикнула Арабелла. Чтобы мясо не вышло кровавое, надо чтобы свинья уходилась не скоро. Вѣдь намъ убытокъ, если мясо будетъ красное и кровавое. Слегка проколи глотку, вотъ и все. Я на этомъ выросла и знаю дѣло. Хорошій мясникъ всегда даетъ долго стекать крови. Надо, чтобы свинья билась по крайней мѣрѣ десять минутъ.

— Если съумѣю, не дамъ ей и минуты мучиться, какое-бы тамъ мясо ни вышло, — возразилъ рѣшительно Джудъ. Повыдергавъ съ подпертой шеи свиньи щетину, какъ онъ это видѣлъ дѣлаютъ мясники, онъ надрѣзалъ сало, и со всей силой вонзилъ ножъ въ горло.

— О, чортъ побери! — вскрикнула Арабелла; съ тобой поневолѣ выругаешься! Таки всадилъ глубоко, когда я только и толковала тебѣ…

— А ты успокойся-ка лучше, да имѣй хоть немножко жалости къ животному!

Джудъ исполнилъ это дѣло, если и не по настоящему, то по крайней мѣрѣ сострадательно. Кровь стекала ручьями, а не тонкой струйкой, какъ хотѣла того Арабелла. Свинья чуть вздрагивала въ послѣдней агоніи, и ея блестящіе глаза уставились на Арабеллу съ выразительнымъ упрекомъ несчастной жертвы, понявшей, наконецъ, предательство тѣхъ, кого она считала своими единственными друзьями.

Но Арабеллѣ надоѣло слушать хрипѣнье свиньи, она быстро подняла брошенный Джудомъ ножикъ и воткнула его въ шею свиньи, перехвативъ дыхательное горло. Свинья, разумѣется, тотчасъ же стихла.

— Вотъ такъ-то лучше, — спокойно сказала Арабелла.

— Отвратительно! — вырвалось у Джуда.

— На то и свиньи, чтобъ ихъ рѣзать.

Однако, послѣдній ударъ Арабеллы явился такъ неожиданно, что Джудъ, растерявшись, опрокинулъ ногой блюдо, въ которое стекала кровь.

— Ну вотъ! неистово кричала жена. — Теперь у меня не выйдетъ кровяныхъ колбасъ. Опять убытокъ, и все изъ-за тебя!

Джудъ поправилъ блюдо, но почти вся собранная кровь разлилась по снѣгу, имѣвшему теперь непріятный грязный видъ.

Вдругъ имъ послышался чей-то голосъ вблизи.

— Славно сдѣлано, молодая парочка! Я самъ не могъ-бы чище сработать, честное слово!

Этотъ хриплый голосъ доносился изъ-за сада, и оглянувшись они увидали тучную фигуру м-ра Чалло, облокотившагося на ограду и критически наблюдавшаго за ихъ работой.

— Вамъ хорошо стоять да зубоскалить! — напустилась на него Арабелла. — Изъ-за того, что вы опоздали, мясо вышло кровавое и на половину испорчено. Кромѣ убытковъ ничего и не вышло!

Чалло пустился въ извиненія. — Вамъ надо было маленько обождать, — сказалъ онъ, покачивая головою, — и самимъ не хлопотать съ такимъ дѣломъ, особенно въ вашемъ настоящемъ положеніи, сударыня. Вы этимъ слишкомъ много рискуете.

— Ну вамъ до этого дѣла нѣтъ, — возразила Арабелла, улыбаясь. Джудъ тоже усмѣхнулся, но въ его усмѣшкѣ просвѣчивало какая-то горечь.

Чалло старался загладить свою манкировку усердной отдѣлкой туши. Джудъ досадовалъ на себя, что взялся за такое отвратительное дѣло, хотя и сознавалъ, что свиньѣ было-бы не легче, если-бъ ее закололъ другой. Значитъ, правду сказала жена, назвавъ его нѣженкой и слюняемъ.

Послѣ этого случая, ему опротивѣла дорога въ Ольфредстонъ. Казалось, она смотрѣла на него съ какимъ-то циничнымъ упрекомъ. Предметы по сторонамъ дороги такъ сильно напоминали ему его ухаживаніе за женой, что, не желая смотрѣть на нихъ, онъ старался больше читать по пути въ городъ и обратно. Разъ какъ-то, проходя по берегу рѣчки, на томъ мѣстѣ, на которомъ онъ впервые познакомился съ Арабеллой, Джудъ услыхалъ женскіе голоса, совершенно такъ, какъ бывало въ то прежнее время. Одна изъ дѣвушекъ, бывшая подруга Арабеллы, говорила въ сараѣ съ другой подругой, при чемъ предметомъ разговора былъ самъ Джудъ, быть можетъ, именно потому, что онѣ увидали его издали. Дѣвушки, понятно, не сообразили, что стѣны сарая такъ предательски тонки и что проходившій Джудъ легко могъ слышать рѣчи.

— Какъ-ни какъ, а это я подбила ее на ту штуку! Волковъ бояться — въ лѣсъ не ходить, сказала я ей. Если-бъ я ее не надоумила, она бы такъ прокисла въ дѣвкахъ, по-нашему,

— А я такъ думаю, что она знала раньше…

На что такое подбила Арабеллу эта подруга, что онъ долженъ былъ сдѣлать ее своей женою? Этотъ намекъ былъ до того возмутителенъ, что Джудъ, придя домой, вмѣсто того, чтобы войти въ коттеджъ, съ сердцемъ швырнулъ свой инструментъ за калитку и ушелъ, съ намѣреніемъ навѣстить старую тетку и у нея поужинать.

Это посѣщеніе заставило его сильно запоздать возвращеніемъ домой. Впрочемъ, Арабелла, пробывъ весь день на прогулкѣ, замѣшкалась съ своей работой и потому еще хлопотала съ вытопкой сала отъ убитой свиньи. Не желая побраниться съ женой по поводу слышаннаго имъ, Джудъ говорилъ мало. Зато Арабелла была очень болтлива и между прочимъ сказала, что ей нужны деньги. Заглянувъ въ разсчетную книжку, торчавшую изъ его кармана, она замѣтила ему что онъ долженъ зарабатывать больше.

— Жалованье ученика, моя милая, вовсе не разсчитано на то, чтобы его обязательно хватало на содержаніе жены.

— Тогда не зачѣмъ было жениться.

— Полно, Арабелла! Скверно говорить такія вещи, разъ ты знаешь, почему это случилось.

— Я поклянусь, чѣмъ хочешь, что когда объявила тебѣ о своемъ положеніи, то думала, что это правда. Докторъ Вильбертъ былъ того-же мнѣнія. Тебѣ-же на руку вышло, что это не подтвердилось!

— Я разумѣю совсѣмъ не это обстоятельство, а другое, болѣе раннее, — возразилъ онъ поспѣшно. — Вѣрю, что это была не твоя вина; но прежнія твои подруги дали тебѣ дурной совѣтъ. Еслибъ онѣ тебѣ не давали его, или еслибъ ты его не приняла, мы въ эту минуту были-бы свободны отъ союза, который, говоря правду, страшно душитъ насъ обоихъ. Это, можетъ быть, очень непріятно, но вѣрно.

— Кто сказалъ тебѣ о моихъ подругахъ? Какой совѣтъ? Я требую твоего отвѣта.

— Ну, ужъ избавь, я объяснять не желаю.

— Но ты долженъ, ты обязанъ сказать. Иначе, это будетъ подло съ твоей стороны.

— Ну хорошо, — согласился Джудъ, и деликатно передавъ подслушанный разговоръ, просилъ больше объ этомъ не говорить.

Рѣзкій тонъ Арабеллы теперь смягчился. — Это пустяки. — сказала она съ равнодушной улыбкой. — Всякая женщина имѣетъ право такъ поступить. Рискъ вѣдь на ея сторонѣ.

— Это право я безусловно отрицаю, Белла. Женщина имѣетъ право поступить такъ только въ томъ случаѣ, если ея поступокъ не навлекаетъ пожизненнаго наказанія на мужчину, а мужчина, — если не навлекаетъ того же на женщину, т.-е. если увлеченіе минуты можетъ и кончиться этой минутой, или хотя-бы однимъ годомъ. Но когда послѣдствія простираются такъ далеко, женщина не въ правѣ разставлять сѣтей, въ которые попадаетъ или мужчина, если онъ честенъ, или сама она, если онъ человѣкъ иного рода.

— Что-же мнѣ слѣдовало дѣлать по твоему?

— Дать мнѣ время приготовиться. — Однако, что это ты ночью развозилась съ этимъ саломъ? — нетерпѣливо закончилъ онъ непріятный разговоръ. — Пожалуйста, оставь это.

— Тогда мнѣ придется завтра работать, а то оно можетъ испортиться.

— Ну, ладно, убирай; успѣешь и завтра, — рѣшилъ Джудъ.

XI.

На другое утро, въ воскресенье, Арабелла опять принялась за перегонку сала, а эта работа подала ей поводъ возобновить вчерашній непріятный разговоръ, приведшій ее въ прежнее сварливое настроеніе.

— Такъ вотъ что говорятъ обо мнѣ въ Меригринѣ, — я тебя въ ловушку поймала? Было что и ловить, нечего сказать! задирала она Джуда. Занятая топленіемъ сала, она увидала нѣсколько его цѣнныхъ книгъ на столѣ, гдѣ имъ не слѣдовало лежать. — Я не хочу, чтобъ эти книги валялись тутъ! — крикнула она грубо, и, схватывая ихъ одну за другою, начала швырять на полъ.

— Оставь мои книги въ покоѣ! — унималъ ее Джудъ. — Ты должна была отложить ихъ въ сторону, если онѣ мѣшаютъ тебѣ, но пачкать ихъ такъ — глупо! За неопрятной работой руки Арабеллы были засалены, и потому пальцы ея оставляли весьма замѣтные слѣды на книжныхъ обложкахъ. Но она продолжала, не стѣсняясь, сбрасывать книги на полъ, пока выведенный изъ терпѣнія Джудъ не схватилъ за руки слишкомъ расходившуюся жену. При этомъ укрощеніи онъ какъ-то нечаянно задѣлъ ея косу, которая распустилась по плечамъ.

— Пусти! — вскрикнула Арабелла.

— Обѣщай не трогать моихъ книгъ.

Она колебалась. — Пусти меня! — повторила она.

— Обѣщай!

Послѣ маленькой паузы, она наконецъ сдалась: — Ну, обѣщаю, только пусти.

Джудъ оставилъ ея руки, а она сейчасъ-же вышла изъ дому и очутилась на большой дорогѣ уже съ заплаканнымъ лицомъ. Здѣсь она начала метаться изъ стороны въ сторону, нарочно растегнувъ лифъ и растрепавъ еще больше волосы. Было чудное воскресное утро, сухое, ясное и морозное, и по вѣтру доносился колокольный звонъ изъ Ольфредстонской церкви. Народъ шелъ по дорогѣ, одѣтый въ праздничные наряды, здѣсь была преимущественно молодежь, такія же парочки, или какъ были еще такъ недавно Джудъ и Арабелла, когда прогуливались по этой-же дорогѣ. Они заглядывались невольно на необычайный видъ Арабеллы, расхаживавшей безъ шляпки, съ развѣвавшимися по вѣтру волосами, съ растегнутымъ лифомъ, съ высоко засученными рукавами и сильно лоснившимися отъ сала руками. Одинъ изъ прохожихъ даже проговорилъ брезгливо: — Господи помилуй насъ грѣшныхъ!

— Посмотрите, что мужъ сдѣлалъ со мною! — вопила Арабелла. — Заставилъ меня работать въ воскресенье, когда мнѣ надо было идти въ церковь, растрепалъ всѣ волосы, да еще платье чуть не изорвалъ!

Джудъ былъ возмущенъ этимъ безобразіемъ и вышелъ, чтобы силою втащить ее домой. Затѣмъ, мало-по-малу, его раздраженіе улеглось. Успокоенный сознаніемъ того, что между ними все кончено и потому рѣшительно все равно, какъ-бы они ни вели себя по отношенію другъ къ другу, Джудъ молча глядѣлъ на жену. Счастье ихъ разрушено, думалъ онъ, разрушено роковой ошибкой ихъ брачнаго союза; они виноваты въ томъ, что заключили пожизненный договоръ, основываясь на временномъ чувствѣ, не имѣвшемъ ничего общаго съ взаимной симпатіей, которая одна только дѣлаетъ сноснымъ пожизненное сожительство.

— Однако, ты начинаешь унижать меня по готовымъ примѣрамъ, какъ твой отецъ унижалъ твою мать, а сестра отца твоего унижала своего мужа, — язвительно упрекала она его. — Въ вашемъ роду видно всѣ были такими-же хорошими мужьями и женами.

Джудъ невольно остановилъ на женѣ пристальный удивленный взглядъ. Но она замолчала и продолжала расхаживать взадъ и впередъ по комнатѣ до тѣхъ поръ, пока не утомилась. Онъ отошелъ отъ нея и, проходивъ нѣсколько минутъ въ раздумьѣ, направился въ Меригринъ. Здѣсь онъ зашелъ къ своей старой теткѣ, становившейся съ каждымъ, днемъ все слабѣе.

— Скажите, тетушка, развѣ мой отецъ унижалъ мою мать, а моя тетка своего мужа? — рѣзко спросилъ онъ, усаживаясь у камина.

Тетка закатила свои тусклые глаза, такъ что, казалось, они ушли подъ самую оборку старомоднаго чепца, съ которымъ она никогда не разставалась.

— Кто это тебѣ сказалъ? — спросила она.

— Все равно, кто; мнѣ говорили, и я желаю знать всю правду.

— Это можешь, конечно, но жена твоя должно быть дура, если она сказала тебѣ это! — Впрочемъ, узнать-то тутъ нечего. Отецъ и мать твои не могли ужиться вмѣстѣ и разошлись. Это случилось, когда ты былъ еще малюткой. Ихъ послѣдняя ссора произошла по возвращеніи ихъ домой съ базара изъ Ольфредстона, на Хоймѣ у риги Браунъ-Хаузъ и тогда-же они простились навсегда. Мать вскорѣ потомъ умерла — или, по правдѣ сказать, утопилась, а отецъ переселился съ тобой въ Южный Вессексъ, и больше никогда сюда не показывался.

Джуду вспомнилось при этомъ, что отецъ никогда не упоминалъ ни о Сѣверномъ Вессексѣ, ни о его матери, до самой своей смерти.

— Тоже самое вышло и съ теткой, сестрою твоего отца. Ея мужъ оскорблялъ ее, и наконецъ ей такъ опротивѣло жить съ нимъ, что она удалилась съ своей маленькой дѣвочкой въ Лондонъ. Фолэ не были созданы для брачнаго ярма: оно никогда на насъ складно не сидѣло. Видно, есть что-то въ нашей крови, что не мирится съ обязательствомъ дѣлать то, что мы дѣлаемъ очень охотно добровольно. Вотъ поэтому-то тебѣ и слѣдовало послушаться меня и не жениться.

— Такъ гдѣ же отецъ съ матерью разошлись — вы говорите у Браунъ-Хауза?

— Немножко подальше, гдѣ дорога поворачиваетъ на Фенворсъ и останавливается пѣшая почта. Тамъ, гдѣ прежде стояла висѣлица.

Уже сумерками, выйдя отъ старушки, Джудъ отправился домой. Но, дойдя до открытой равнины, онъ свернулъ на нее и дошелъ до большаго круглаго пруда. Морозъ держался, хотя и не особенно сильный, и крупныя звѣзды медленно выступали надъ его годовой, мигая изъ таинственной глубины неба. Онъ ступилъ сначала одной, а потомъ и другой ногой на край льда, затрещавшаго подъ его тяжестью; но это не смутило его. Онъ сталъ скользить по немъ дальше, при чемъ ледъ рѣзко поскрипывалъ подъ его ногами. Дойдя почти до середины пруда, онъ оглянулся и подпрыгнулъ; трескъ повторился, но Джудъ устоялъ. Послѣ новаго прыжка съ его стороны и трескъ льда прекратился. Тогда Джудъ возвратился и вышелъ на берегъ.

— Любопытная штука, — подумалъ онъ про себя. — Чего ради я уцѣлѣлъ? и онъ рѣшилъ, что не достоинъ избрать себѣ родъ смерти. Легкая смерть гнушалась имъ, не хотѣла принять его въ качествѣ добровольной жертвы. Но что же оставалось ему предпринять, что было бы болѣе общеупотребительно и пошло, чѣмъ самоубійство? Пусть другой исходъ менѣе благороденъ, но онъ болѣе соотвѣтствуетъ его теперешнему унизительному положенію. Онъ можетъ напиться, это и будетъ самое подходящее, а онъ и забылъ о винѣ. Пьянство всегда было самымъ обычнымъ, избитымъ утѣшеніемъ отъявленныхъ негодяевъ. Теперь онъ началъ понимать, почему иные люди напивались въ трактирѣ. Съ этими мыслями онъ измѣнилъ направленіе пути и вскорѣ пришелъ къ одному неприглядному трактиру. Когда онъ вошелъ и сѣлъ къ столу, стѣнная картина съ изображеніемъ Самсона и Далилы напомнила ему, что онъ заходилъ сюда съ Арабеллой въ первый воскресный вечеръ ихъ флирта. Онъ потребовалъ себѣ вина и пилъ рюмку за рюмкой, въ продолженіе цѣлаго часа, если не больше.

Позднимъ вечеромъ шелъ онъ, покачиваясь, по направленію къ дому; всякое сознаніе униженія у него исчезло, голова была совершена свѣжа и онъ сталъ хохотать, представляя себѣ, какъ-то приметъ его Арабелла въ этомъ новомъ видѣ. Но домъ оказался уже въ потемкахъ и Джуду пришлось порядочно повозиться, пока въ его состояніи удалось ему зажечь огонь. Тутъ онъ замѣтилъ, что свиная туша была уже убрана, хотя отбросы еще и валялись. На стѣнѣ подлѣ очага былъ приколотъ старый конвертъ, на внутренней сторонѣ котораго Арабелла написала лаконическую строчку:

— Ушла къ знакомымъ. Не вернусь.

Весь слѣдующій день Джудъ оставался дома. Онъ отправилъ тушу въ городъ, потомъ убралъ комнаты, заперъ дверь, положилъ ключъ на обычное мѣсто, на случай возвращенія жены, и ушелъ въ свою мастерскую въ Ольфредстонѣ.

Вечеромъ, притащившись домой въ томъ же видѣ, какъ и наканунѣ, Джудъ увидѣлъ, что жена домой не возвращалась. Слѣдующій и еще слѣдующій день прошли въ той же неизвѣстности. Наконецъ, принесли письмо отъ нея.

Въ немъ Арабелла откровенно признавалась, что онъ надоѣлъ ей. Такой неинтересный слюняй ей не нуженъ, и его ремесло нисколько ее не занимаетъ. Нѣтъ никакой надежды, чтобы онъ когда-нибудь исправился или исправилъ ее. Далѣе она сообщала, что родители ея, какъ ему извѣстно, въ послѣднее время подумывали объ эмиграціи въ Австралію, такъ какъ свиноводство теперь стало убыточнымъ. Теперь они рѣшились, наконецъ, на переселеніе и она вызвалась ѣхать съ ними, если онъ противъ этого ничего не имѣетъ. Она тамъ надѣется скорѣе найти себѣ подходящее дѣло, нежели въ этой нелѣпой сторонѣ.

Джудъ отвѣтилъ, что противъ ея отъѣзда ничего не имѣетъ. Онъ находитъ это дѣльнымъ рѣшеніемъ, разъ она задумала съ нимъ разойтись, и увѣренъ, что это послужитъ къ выгодѣ обѣихъ сторонъ. Вмѣстѣ съ письмомъ онъ вложилъ въ конвертъ деньги, вырученныя отъ продажи туши, прибавивъ и собственный небольшой остатокъ.

Съ этого дня Джудъ больше ничего не слыхалъ объ Арабеллѣ, узнавъ только стороною, что семья ея еще не уѣхала, ожидая распродажи своего имущества съ аукціона. Тогда онъ уложилъ всѣ вещи въ фуру и отослалъ ихъ Арабеллѣ, чтобы она продала ихъ вмѣстѣ съ прочимъ добромъ, или выбрала изъ нихъ для продажи что захочетъ.

Потомъ, возвращаясь на свою квартирку въ Ольфредстонѣ, онъ увидалъ въ окнѣ одной лавки небольшой билетикъ съ объявленіемъ о продажѣ обстановки его тестя. Вскорѣ затѣмъ ему случилось зайти въ маленькую лавчонку скупщика старыхъ вещей на главной улицѣ, и между разнымъ хламомъ изъ старой домашней утвари, повидимому только что привезеннымъ съ аукціона, Джудъ замѣтилъ небольшую фотографію въ рамкѣ, оказавшуюся его собственнымъ портретомъ.

Эту карточку онъ нарочно снялъ и далъ вставить деревенскому мастеру въ кленовую рамочку въ подарокъ для Арабеллы и торжественно преподнесъ ей въ день ихъ свадьбы. На задней сторонѣ еще видна была надпись: «Отъ Джуда Арабеллѣ», съ означеніемъ даты. Она, вѣроятно, выбросила этотъ портретъ вмѣстѣ съ другими вещами на аукціонъ.

Скупщикъ замѣтилъ, что Джудъ смотритъ на карточку, и, не подозрѣвая что это его портретъ, онъ, указывая на новую кучу, объяснилъ, что это лишь небольшая часть той коллекціи, которая осталась за нимъ на торгахъ въ одномъ коттеджѣ по дорогѣ въ Меригринъ. «Рамочка очень пригодная, если вынуть эту карточку. Вы можете имѣть ее всего за шиллингъ», — говорилъ онъ.

Окончательная утрата его женою всякаго нѣжнаго чувства къ нему, что подтверждалось между прочимъ и продажей подареннаго портрета, была послѣднимъ толчкомъ, не достававшимъ для истреблепія въ немъ всякаго хорошаго чувства къ женѣ. Заплативъ шиллингъ, онъ взялъ карточку и дома сжегъ ее вмѣстѣ съ рамкой.

Дня черезъ два или три послѣ этого, Джудъ услышалъ, что Арабелла уѣхала съ своими родителями. Онъ посылалъ сказать ей, что готовъ зайти проститься, но она сухо отвѣтила, что лучше обойтись безъ этихъ нѣжностей, разъ она рѣшилась разойтись съ нимъ, что, пожалуй, было и справедливо. На другой день послѣ ея отъѣзда, окончивъ дневную работу, онъ вышелъ, послѣ ужина, въ звѣздную ночь, пройтись по слишкомъ знакомой дорогѣ по направленію къ нагорью, гдѣ онъ испыталъ самыя памятныя треволненія въ своей жизни. Жизнь теперь снова принадлежала ему.

Онъ не могъ разобраться въ своихъ воспоминаніяхъ. На этой старой дорогѣ ему казалось, что онъ все такой же мальчикъ, какимъ онъ былъ, когда фантазировалъ на вершинѣ этого самаго холма, впервые увлеченный неудержимымъ стремленіемъ къ Кристминстеру и образованію.

— Теперь я мужчина, — подумалъ онъ. — Я женатъ. Даже болѣе: я настолько возмужалъ, что, разочаровавшись въ женѣ, разлюбилъ ее, поссорился и разошелся съ него.

Тутъ онъ замѣтивъ, что стоитъ недалеко отъ того мѣста, гдѣ, какъ говорили, разстались его отецъ и мать.

Немного подальше, съ вершины, казалось, былъ видѣнъ Кристиминстеръ, или то, что онъ принималъ за этотъ городъ. Мильный камень, какъ и тогда, стоялъ у самаго края дороги. Джудъ подошелъ къ нему и сейчасъ же вспомнилъ, что однажды на пути домой онъ съ гордостью вырѣзалъ острымъ новымъ рѣзцомъ на задней сторонѣ этого камня надпись, въ которой онъ выразилъ свои стремленія. Это было еще въ первую недѣлю его ученичества, прежде встрѣчи съ недостойной дѣвушкой, разрушившей всѣ его планы. Онъ не ожидалъ, что написанное имъ тогда еще можно быстро разобрать. При свѣтѣ спички онъ соскоблилъ вырѣзанную когда-то съ такимъ энтузіазмомъ надпись: «Туда! Д. Ф.» и изображенную тутъ же руку, указывавшую по направленію къ Кристминстеру.

Видъ этого камня съ сохранившеюся надписью, прикрытой травой и крапивой, зажегъ въ его душѣ искру прежняго огня. Теперь несомнѣнно его цѣлью должно быть движеніе впередъ чрезъ всѣ препятствія — лишь бы уйти отъ угнетающей скорби, отъ позорныхъ воспоминаній! Вепе agere et laetari — дѣлать добро весело — это знакомое ему изрѣченіе Спинозы могло теперь быть и его собственнымъ девизомъ.

Еще онъ могъ вступить въ борьбу со своей судьбой и послѣдовать своему первоначальному призванію.

Пройдя еще нѣсколько по пути къ городу, онъ увидалъ его отблескъ въ сѣверо-восточной сторонѣ горизонта. Тамъ дѣйствительно виднѣлось слабое сіяніе и какой-то легкій туманъ, сквозь который только и можно было видѣть окомъ вѣры. Но для него было довольно и этого. Онъ отправится въ Кристминстеръ, какъ только кончится срокъ его ученичества.

Джудъ возвратился въ свою комнатку въ лучшемъ настроеніи и прочиталъ молитвы на сонъ грядущій.

ЧАСТЬ II.

"Кромѣ своей души у него нѣтъ звѣзды".
Свинбернъ.

"Сосѣдство послужило первою ступенью знакомства;

Время создало любовь".

Овидій.

Кристминстеръ.

I.

Впродолженіе трехъ лѣтъ послѣ женитьбы и крушенія не удавшейся супружеской жизни съ Арабеллой, Джудъ мужественно выносилъ свое долгое и трудное испытаніе. Теперь, окончательно порвавъ съ прошлымъ, онъ шелъ въ городъ Кристминстеръ.

И такъ онъ развязался наконецъ съ Меригриномъ и Ольфредстономъ; покончилъ съ ученичествомъ и, съ инструментомъ за плечами, предпринялъ новый шагъ, къ которому, за исключеніемъ перерыва, внесеннаго въ его трудовую жизнь Арабеллой, онъ стремился цѣлыхъ десять лѣтъ.

Джудъ былъ теперь бравымъ молодымъ человѣкомъ съ серьезнымъ и симпатичнымъ лицомъ. Смуглый, съ темными живыми глазами, онъ носилъ коротко подстриженную черную бородку, довольно солидную для его возраста; она, вмѣстѣ съ густой шапкой кудрявыхъ волосъ на головѣ, доставляла ему много хлопотъ расчесываніемъ и смываніемъ каменной пыли, осѣдавшей при работѣ. Его ловкость въ каменотесномъ дѣлѣ, пріобрѣтенная въ маленькомъ городкѣ, сдѣлала его мастеромъ на всѣ руки, такъ какъ въ его ремесло входило тесаніе монументныхъ плитъ, лѣпка барельефовъ при ремонтѣ церквей и всякаго рода рѣзьба. Въ большомъ городѣ онъ, вѣроятно, спеціализировался-бы и вышелъ формовщикомъ или рѣщикомъ, а то, быть можетъ, и «скульпторомъ».

Сегодня, послѣ обѣда, онъ доѣхалъ изъ Ольфредстона до деревни, ближайшей къ городу, и теперь шелъ пѣшкомъ послѣднія четыре мили, такъ какъ всегда мечталъ войти въ Кристминстеръ именно такимъ образомъ. Рѣшительнымъ мотивомъ къ этому переселенію послужило одно совершенно незначительное обстоятельство сантиментальнаго свойства, какъ это часто бываетъ съ молодыми людьми. Какъ-то разъ, живя въ Олъфредстонѣ, Джудъ пришелъ извѣстить свою старую тетку. Онъ замѣтилъ у нея на каминѣ фотографическій портретъ красивой молодой дѣвушки въ широкой шляпѣ, съ лунообразно расходящимися сборками подъ полями, въ родѣ какого-то сіянья. На его вопросъ, чей это портретъ, старушка неохотно отвѣтила, что это его кузина Сусанна Брайдхэдъ, изъ враждебной отрасли ихъ семьи; а потомъ, уступая его дальнѣйшимъ настойчивымъ разспросамъ, объяснила, что дѣвушка живетъ въ Кристминстерѣ, хотя ей неизвѣстенъ ни ея точный адресъ, ни родъ занятій.

Старушка не согласилась, однако, отдать ему карточку. Но это лицо не давало покоя Джуду, и желаніе увидѣть его привело къ окончательному рѣшенію отправиться въ этотъ городъ по слѣдамъ своего покровителя — школьнаго учителя.

И вотъ онъ остановился теперь на вершинѣ красиваго храма и передъ нимъ впервые открылась вблизи панорама этого города съ домами изъ сѣраго камня и съ темными черепичными крышами. Онъ расположился близъ самой Вессекской границы, гдѣ сонная Темза омываетъ поля этого древняго графства. Величаво отражаются въ солнечномъ закатѣ городскія зданія и соборныя башенки съ высокими шпицами, придающими еще большій блескъ этой скромной картинѣ.

Спустившись въ долину, Джудъ пошелъ ровной дорогой, по аллеѣ подрѣзанныхъ изъ, едва замѣтныхъ въ сумерки, и скоро поровнялся съ первыми городскими фонарями, яркій блескъ которыхъ когда-то, въ дни его пылкихъ фантазій, такъ поражалъ издали его восторженный взоръ. Они какъ-то зловѣще мигали ему своими желтыми глазами, и, какъ-бы недовольные его долгими сборами, не особенно привѣтливо встрѣтили его прибытіе. Нашъ путникъ шелъ по улицамъ предмѣстья, внимательно приглядываясь. Желая прежде всего найти себѣ комнату для ночлега, онъ тщательно высматривалъ такую гостинницу, гдѣ, судя по наружному виду, могъ разсчитывать устроиться удобно и недорого. Вскорѣ онъ нашелъ то, что ему было нужно, занялъ скромный номеръ, привелъ себя въ порядокъ, и напившись чаю, отправился на прогулку по городу.

Ночь была безлунная, холодная, съ рѣзкимъ вѣтромъ. Послѣ множества поворотовъ, Джудъ подошелъ къ первому древнему зданію, какое попалось ему на встрѣчу. Это былъ колледжъ, какъ онъ узналъ изъ вывѣски надъ воротами. Онъ вошелъ во дворъ, прошелся кругомъ, и пробрался въ тѣ углы, куда не доходилъ свѣтъ фонарей. Рядомъ съ этимъ колледжемъ былъ другой, немного дальше еще. И съ новой силой его охватило чувство благоговѣнія предъ этимъ древнимъ городомъ. Когда-же ему случалось проходить мимо домовъ, не соотвѣтствовавшихъ общей физіономіи города, онъ смотрѣлъ на нихъ разсѣянно, какъ-бы не замѣчая ихъ. Онъ бродилъ вдоль стѣнъ и подъѣздовъ, и ощупывалъ контуры ихъ лѣпныхъ и рѣзныхъ украшеній. Минуты бѣжали, все меньше и меньше встрѣчалось прохожихъ, а онъ все еще бродилъ между и еличавыхъ тѣней исторической старины. Развѣ его воображеніе не рисовало ему этихъ тѣней, въ продолженіи десяти минувшихъ лѣтъ, да и что для него значилъ въ это время ночной покой? Вдругъ свѣтъ фонаря освѣтитъ предъ нимъ высоко уходящія въ темное небо верхушки рѣзныхъ башенъ и зубчатыхъ стѣнъ. Въ темныхъ, позабытыхъ проходахъ. по которымъ очевидно давно уже не ступаетъ нога человѣка, неожиданно встрѣтятся портики, альковы, массивныя двери роскошной и вычурной средневѣковой рѣзьбы, оригинальная древность которыхъ подтверждается ветхою рыхлостью камня. Трудно представить себѣ, что современная мысль можетъ гнѣздиться въ такихъ ветхихъ и заброшенныхъ зданіяхъ. Не зная въ городѣ ни одной живой души, Джудъ почувствовалъ свое полное одиночество среди этихъ громадъ, точно самъ онъ былъ привидѣніе, и никому не было до него дѣла. Онъ глубоко вздохнулъ и продолжалъ свое ночное скитаніе.

За то время пока онъ готовился къ подвигу своего переселенія, послѣ мирнаго исчезновенія жены и всего его имущества, онъ прочелъ и изучилъ почти все, что было возможно о великихъ людяхъ, проведшихъ свою юность въ этихъ старыхъ стѣнахъ. Образы нѣкоторыхъ изъ нихъ превращались въ его воображеніи въ какихъ-то гигантовъ. Шелестъ вѣтра на перекресткахъ какъ-бы вѣялъ ихъ таинственнымъ шествіемъ, а онъ, одинокій странникъ, казалось, гонится въ темнотѣ за ихъ легкими призрачными тѣнями…

Улицы были пусты. Джудъ очнулся отъ сладкаго забытья и тутъ только сообразилъ, что онъ въ незнакомомъ городѣ, и что его потрепываетъ порядочная лихорадка.

Изъ темноты до него донесся голосъ, настоящій житейскій голосъ.

— Вы давно ужъ сидите на этомъ карнизѣ, молодой человѣкъ. Вы что это тутъ подѣлываете?

Голосъ принадлежалъ полисмену, незамѣтно наблюдавшему за Джудомъ.

Нашъ странникъ пошелъ домой и улегся спать, почитавъ еще на сонъ грядущій біографіи великихъ людей. Въ ихъ изреченіяхъ Джуду чудились скорбные упреки, не всегда понятные для него…

Когда поздно утромъ Джудъ проснулся въ своемъ номерѣ, то прежде всего подумалъ.

«Однако, чортъ возьми, я совсѣмъ и забылъ о хорошенькой кузинѣ и о любимомъ старомъ учителѣ». Впрочемъ, въ его воспоминаніи объ учителѣ было меньше воодушевленія, чѣмъ въ воспоминаніи о кузинѣ.

II.

Необходимыя заботы о дальнѣйшемъ существованіи живо разсѣяли фантазіи Джуда и дали его мыслямъ болѣе обыденное направленіе. Ему нужно было прежде всего поискать работы.

Выйдя на улицу, Джудъ нашелъ, что видѣнные имъ наканунѣ колледжи предательски измѣнили теперь свою красивую наружность: одни были мрачны; другіе приняли видъ устроенныхъ надъ землею фамильныхъ склеповъ; и всѣ вообще поражали своей варварской архитектурой. А вмѣстѣ съ этой метаморфозой и духи великихъ людей исчезли безслѣдно.

Расхаживая по городу, Джудъ какъ-бы перелистывалъ богатый архитектурный альбомъ, не какъ художественный критикъ стиля и формъ, а какъ мастеръ и собратъ прежнихъ мастеровъ, руки которыхъ потрудились надъ сооруженіемъ этихъ формъ. Онъ разсматривалъ лѣпную работу, ощупывалъ ея детали, рѣшалъ, какое изъ украшеній было трудно или легко въ исполненіи, сколько пошло на него времени, было-ли оно удобнѣе для выполненія невооруженной рукой или при помощи инструмента.

Что на фонѣ ночи казалось стройнымъ и красивымъ, то днемъ оказывалось почти уродливымъ. Ему жаль было этихъ каменныхъ ветерановъ, какъ живыхъ людей. Многіе изъ нихъ были изувѣчены и обезображены въ безплодной борьбѣ съ натискомъ времени, стихій и человѣка.

Однако, засмотрѣвшись на историческіе памятники, Джудъ чуть было не забылъ своихъ собственныхъ дѣлъ. Онъ пришелъ на работу, чтобы жить этой работой, а утро почти все прошло понапрасну. Впрочемъ, его нѣсколько ободряла мысль, что въ городѣ съ полуразрушенными зданіями всегда найдется дѣло для человѣка его ремесла. Разспросивъ, какъ пройти въ мастерскую одного каменотеса, имя котораго ему сообщили въ Ольфредстонѣ, онъ скоро услыхалъ знакомый стукъ каменотесныхъ инструментовъ.

Этотъ дворъ какъ разъ и оказался какъ-бы центральной мастерской для ремонтныхъ работъ. Здѣсь онъ видѣлъ исправленныя части совершенно схожія съ тѣми, которыя безобразили старинныя зданія своимъ полуразрушеннымъ видомъ.

Джудъ попросилъ вызвать хозяина, а самъ между тѣмъ осматривалъ новыя рѣзныя работы, всевозможные брусья, колонны, зубцы, карнизы, капители, стоявшія на скамьяхъ, сдѣланныя вчернѣ или въ готовомъ видѣ. Работы эти отличались тщательностью отдѣлки, математической точностью линій, изяществомъ формъ; въ этомъ отношеніи онѣ много превосходили старые образцы. Любуясь ими, Джудъ утѣшалъ себя мыслію, что и этотъ скромный ручной трудъ такъ же полезенъ въ своемъ родѣ и также достоинъ уваженія, какъ и трудъ ученыхъ свѣтилъ въ любомъ изъ видѣнныхъ имъ колледжей. Но его прежняя мечта тотчасъ-же заслонила эту мысль. Да, онъ готовъ принять всякую работу, какую могутъ предложить ему по рекомендаціи его прежняго хозяина, но онъ приметъ ее только, какъ временное занятіе.

Однако, на этотъ разъ Джудъ не получилъ здѣсь работы, и выйдя изъ мастерской, опять вспомнилъ о кузинѣ. Какъ страстно хотѣлось ему имѣть ея чудный портретъ! Наконецъ, онъ не выдержалъ и написалъ теткѣ, прося прислать его. Та исполнила его просьбу, но съ оговоркой, чтобы онъ не безпокоилъ своимъ посѣщеніемъ семьи этой дѣвушки. Но нашъ пылкій идеалистъ ничего не обѣщалъ ей, и поставивъ портретъ на каминѣ, цѣловалъ его, — и теперь чувствовалъ себя какъ-то больше дома. Миловидная кузина его смотрѣла на него изъ рамки и ему казалось, что она хозяйничала за его чайнымъ столомъ. Это ощущеніе было пріятно ему, какъ единственное звено, соединявшее его съ треволненіями живого города.

Оставался учитель, теперь ставшій, вѣроятно, почтеннымъ пасторомъ. Но въ настоящую минуту Джуду неудобно было разыскивать такую почтенную особу. Слишкомъ еще плохи были его собственныя дѣла. Поэтому онъ продолжалъ жить въ одиночествѣ. Вращаясь среди людей, онъ, въ сущности, не замѣчалъ никого; дѣловая суета городской жизни не касалась его. Подобно всѣмъ пришельцамъ, онъ засматривался на мѣстную старину съ восторгомъ, почти непонятнымъ для привычныхъ туземцевъ.

Именно теперь, когда онъ былъ весь поглощенъ стремленіемъ къ высшему образованію, онъ понялъ, какъ на самомъ дѣлѣ онъ далекъ былъ отъ своей завѣтной цѣли.

Но унывать нечего. Во всякомъ случаѣ многое у него еще впереди, и лишь-бы только посчастливилось ему найти себѣ выгодную работу, а со всѣмъ остальнымъ онъ уже справится. И онъ благодарилъ Бога за здоровье и силы, и старался ободриться. Надо обтерпѣться. Въ настоящее время предъ нимъ закрыты всѣ академическія ворота. Но, быть можетъ, настанетъ день, когда распахнутся предъ нимъ двери этихъ дворцовъ свѣта и знанія, и тогда онъ посмотритъ на міръ Божій черезъ ихъ свѣтлыя высокія окна.

Наконецъ, Джудъ дождался извѣстія изъ скульптурной мастерской, что его ждетъ работа. Это была его первая поддержка, и онъ тотчасъ-же принялъ предложеніе.

Нашъ труженикъ былъ молодъ и крѣпокъ, иначе онъ не могъ-бы такъ усердно заниматься своей учебной подготовкой и просиживать надъ ней иногда ночи напролетъ послѣ цѣлаго дня работы въ мастерской. Прежде всего онъ купилъ дешевенькую лампу, запасъ письменныхъ принадлежностей и пополнилъ свои пособія. Наконецъ, къ великому огорченію хозяйки, сдвинулъ съ обычнаго мѣста всю «обстановку» комнаты — единственную кушетку, служившую и для сидѣнія и для сна, протянулъ на бичевкѣ посреди комнаты занавѣску, сдѣлалъ двѣ комнаты изъ одной, повѣсилъ на окно темную штору, чтобы никто не видалъ, какъ онъ проводитъ ночные часы, разложилъ книги и принялся за работу.

У Джуда не было никакихъ денежныхъ сбереженій и до полученія жалованья онъ принужденъ былъ жить болѣе чѣмъ скромно. Накупивъ нужныхъ книгъ, онъ не могъ даже позволить себѣ истопить печь, и когда по ночамъ въ окна несло сыростью и холодомъ, онъ сидѣлъ у своей лампы въ пальто, въ шляпѣ и даже въ теплыхъ перчаткахъ.

Изъ окна онъ могъ видѣть шпицъ собора и колокольню, съ которой раздавался звонъ большого городского колокола. Сверху онъ могъ видѣть и высокія угловыя башеньки колледжа у моста. Видъ этихъ зданій дѣйствовалъ на него ободряющимъ образомъ, когда вѣра въ будущее тускнѣла.

Время шло, Джудъ волновался, но еще не приступалъ къ главному, не узнавалъ подробностей, касающихся поступленія въ колледжи. Наслушавшись отъ случайныхъ знакомыхъ разныхъ совѣтовъ, онъ, однако, никогда не останавливался на нихъ. Всего нужнѣе, думалъ онъ. запастись сначала деньгами и знаніемъ, и затѣмъ уже рѣшить, что ему слѣдуетъ предпринять, чтобы сдѣлаться питомцемъ университета. Завѣтное желаніе настолько поглощало его, что онъ не могъ отдать себѣ отчета въ томъ, насколько оно исполнимо.

Между тѣмъ, онъ получилъ отъ своей престарѣлой тетки сердитое письмо, въ которомъ повторялись настойчивые совѣты всячески избѣгать кузины и ея родственниковъ. Родители Сусанны уѣхали въ Лондонъ, но дѣвушка осталась въ Кристминстерѣ. Желая выставить ее въ еще болѣе непривлекательномъ свѣтѣ, тетка сообщала, что Сусанна рисовальщица иконъ, ужасная лицемѣрка, ханжа и чуть-что не идолопоклонница, такъ-какъ сама старушка считала себя протестанткой.

Но Джуда нисколько не интересовали подобныя свѣдѣнія о Сусаннѣ, и всѣ эти предостереженія только сильнѣе возбуждали его любопытство. И вотъ онъ поставилъ себѣ задачей обнаружить ея мѣстопребываніе. Поэтому, съ особеннымъ чувствомъ затаеннаго удовольствія, онъ прохаживался въ ранніе часы мимо мастерскихъ живописцевъ, и однажды увидалъ въ одной изъ нихъ молодую дѣвушку, сидящую за конторкой, поразительно похожую на данный ему портретъ. Онъ отважился зайти въ мастерскую и, сдѣлавъ незначительную покупку, засмотрѣлся на обстановку. Заведеніе принадлежало, повидимому, исключительно дамамъ. Здѣсь продавались молитвенники, письменныя принадлежности, листки съ благочестивыми изреченіями и разныя другія вещи, напримѣръ, гипсовыя статуэтки ангелочковъ и святыхъ, мраморные крестики и проч. Джудъ сильно смутился при видѣ сидѣвшей за конторкой дѣвушки; она была такая хорошенькая, что онъ радъ былъ предположить въ ней свою родственницу. Но когда она заговорила съ одной изъ старшихъ подругъ, стоявшихъ тутъ-же, онъ уже прямо узналъ въ ея голосѣ что-то родственное съ своимъ, только ея голосъ былъ, разумѣется, нѣжнѣе и пріятнѣе. Онъ оглянулся кругомъ. Передъ него лежала длинная металлическая дощечка, на которой она выписывала какое-то настѣнное изрѣченіе для церкви.

Джудъ вышелъ. Не трудно было-бы найти предлогъ заговорить съ ней, но на этотъ разъ ему казалось не деликатнымъ по отношенію къ своей теткѣ такъ легкомысленно пренебречь ея настоятельнымъ совѣтомъ.

Поэтому Джудъ не выдалъ себя. Онъ не хотѣлъ пока посѣщать Сусанну, имѣя на это и свои причины. Она казалась такого приличною по сравненію съ нимъ, въ его пыльной рабочей курткѣ, что встрѣча его съ него, да и съ м-ромъ Филлотсономъ была-бы теперь преждевременной. Къ тому-же было весьма возможно, что и она раздѣляетъ предубѣжденія своей семьи и будетъ презирать его, особенно когда онъ посвятитъ ее въ свою неприглядную біографію, отмѣченную неудачнымъ бракомъ съ недостойной дѣвушкой.

Поэтому, до поры до времени, Джудъ только наблюдалъ ее, такъ сказать издали, и ему пріятно было чувствовать ея присутствіе вблизи, и это сознаніе ободряло его. Она попрежнему оставалась для него идеальнымъ характеромъ, о качествахъ котораго въ его головѣ начинали создаваться самыя фантастическія грезы на яву.

Недѣли черезъ три Джудъ вмѣстѣ съ другими рабочими былъ нанятъ сваливать противъ одного изъ колледжей каменныя плиты изъ фуры на мостовую, для пригонки ихъ къ парапету, который ремонтировался.

Однажды, въ ту минуту, какъ Джудъ подымалъ свою грузную ношу, его кузина вдругъ очутилась подлѣ него плечо съ плечомъ, и пріостановилась, чтобы пропустить его. Она прямо смотрѣла ему въ лицо своимъ добрымъ открытымъ взглядомъ, но, вѣроятно, не узнала его.

Близость къ интересовавшей его дѣвушкѣ заставила его вздрогнуть и застѣнчиво отвернуться, словно изъ опасенія быть узнаннымъ, хотя она еще никогда его не видала, да, по всей вѣроятности, и не слыхала даже его имени. Она показалась ему уже не прежней провинціальной дѣвушкой, а вполнѣ приличной барышней.

Сусанна прошла дальше, а Джудъ продолжалъ свою работу, размышляя объ этой встрѣчѣ. Дѣвушка промелькнула такъ быстро, что онъ не успѣлъ на этотъ разъ хорошенько всмотрѣться въ нее. Запомнилъ только, что она не высока ростомъ, изящна, стройна, словомъ элегантна. Вотъ все, что онъ замѣтилъ. Въ ней не было ничего натянутаго, манернаго; напротивъ, она была нервная и живая, какъ ртуть, хотя художникъ, быть можетъ, не назвалъ-бы ее красивой или интересной. Но тѣмъ болѣе она поразила его. Могъ-ли онъ, простой рабочій, да еще свихнувшійся злосчастный неудачникъ, дерзать на сближеніе съ этимъ изящнымъ, благоуханнымъ цвѣткомъ?

Джудъ видимо увлекался, и его увлеченіе принимало какую-то почти фантастическую окраску; онъ чувствовалъ, что при всемъ уваженіи къ наставленіямъ тетки, онъ скоро не въ состояніи будетъ противиться искушенію познакомиться съ запретной кузиной.

Джудъ старался думать о ней только, какъ о близкой родственницѣ; къ этому его обязывали важныя причины, изъ которыхъ главная состояла въ томъ, что онъ былъ женатъ, и слѣдовательно всякое увлеченіе съ его стороны было-бы неудобно.

Итакъ, у него не должно быть къ Сусаннѣ иныхъ отношеній, кромѣ родственныхъ. Познакомившись съ кузиной, онъ могъ цѣнить въ ней прекрасную дѣвушку, гордиться ею; со временемъ отношенія сами собой могутъ перейти въ болѣе простыя и дружественныя, какъ подобаетъ между своими. Тогда она будетъ для него ангеломъ хранителемъ въ житейскихъ невзгодахъ, вдохновительницей въ трудѣ, нѣжнымъ другомъ…

III.

Въ слѣдующее воскресенье Джудъ отправился къ обѣднѣ въ соборъ, чтобы еще разокъ взглянуть на Сусанну, такъ какъ замѣтилъ что она часто тамъ бываетъ.

Но на этотъ разъ она не пришла, и онъ поджидалъ ее къ вечернѣ, благо и погода стала лучше къ концу дня. Онъ зналъ, что она пройдетъ въ соборъ широкой зеленой лужайкой, гдѣ въ ожиданіи онъ и стоялъ, прислушиваясь къ колокольному звону. И дѣйствительно, за нѣсколько минутъ до начала службы она въ числѣ другихъ появилась на лужайкѣ и вошла въ церковь. Джудъ послѣдовалъ за нею, весьма довольный на этотъ разъ, что еще не познакомился съ ней. Видѣть ее, а самому оставаться невидимымъ и неизвѣстнымъ, — вотъ все, что ему было нужно въ настоящее время.

Служба началась и вскорѣ хоры огласились величественными, умилительными звуками 119 псалма.

Дѣвушка, къ которой онъ начиналъ чувствовать особенную симпатію, была въ эти минуты поглощена тѣми-же дивными звуками, которые доставляли и ему высочайшее религіозное наслажденіе. Она часто посѣщала церковныя службы и, повидимому, была натура глубоко религіозная, что вполнѣ согласовалось съ ея образомъ жизни и родомъ занятій. Въ этомъ отношеніи у нея было много общаго съ Джудомъ. Для впечатлительнаго молодого отшельника сознаніе, что эта дѣвушка такъ близка ему нетолько по родству, но и по складу души, было большимъ утѣшеніемъ въ будущемъ: она могла оказать живое воздѣйствіе на весь его умственный и соціальный кругозоръ. Джудъ въ продолженіе всей службы находился въ какомъ-то давно не испытанномъ состояніи экстаза.

Незадолго до этого дня, красивая, живая, изящная Сусанна Брайдхэдъ, пользуясь свободнымъ часомъ послѣ обѣда, вышла изъ своей мастерской на прогулку за городъ съ книгой въ рукахъ. День былъ тихій, безоблачный.

Отойдя мили на двѣ отъ городской черты, она постепенно поднялась на отлогую, но довольно высокую гору. Дорога извивалась между зеленыхъ полей, и, поднявшись, Сусанна остановилась отдохнуть и оглянулась на красивыя башни, соборы и зубчатыя стѣны разстилавшагося внизу города.

Невдалекѣ отъ себя, на тропинкѣ, она увидала разнощика, сидѣвшаго на травѣ подлѣ большого лотка съ множествомъ гипсовыхъ и бронзированныхъ статуэтокъ, которыя онъ заботливо устанавливалъ, собираясь продолжать съ ними путь. Фигуры были, разумѣется, плохими копіями извѣстныхъ оригиналовъ и представляли мифическія божества: Венеру, Діану, Апполона, Вакха, Марса, затѣмъ ученыхъ, полководцевъ и пр. Разносчикъ всталъ, поднялъ лотокъ на голову и, крикнувъ «фиг-у-уры!», направился съ предложеніемъ къ незнакомкѣ.

Послѣ нѣкотораго колебанія Сусанна сторговала двѣ болѣе крупныя фигуры, Венеру и Апполона, и, расплатившись, бережно взяла ихъ на руки, точно какое-нибудь сокровище.

Но только что продавецъ удалился, Сусанна смутилась своей ненужной покупкой и стала раздумывать, что ей теперь дѣлать съ этими несчастными фигурами. Онѣ были такія высокія, да еще пачкали свѣжимъ гипсомъ. Дѣлать нечего, Сусаннѣ пришлось дорогой нарвать широкихъ лопуховъ и обернусь въ нихъ свою громоздкую ношу, казавшуюся теперь цѣлой охапкой зелени.

Заглядывая по временамъ подъ листья, чтобы убѣдиться, цѣла-ли рука у Венеры, Сусанна возвращалась съ своей еретической покупкой въ самый клерикальный изъ городовъ, и, пробираясь глухими улицами, вошла въ мастерскую съ чернаго хода. Покупку она пронесла прямо въ свою комнату, и хотѣла сейчасъ-же запереть ее въ комодъ, куда, однако, фигуры не умѣщались; она обернула ихъ поскорѣе въ бумагу и поставила на полъ въ углу.

Хозяйка ея, миссъ Фонтоверъ, была пожилая особа въ очкахъ, носившая что-то вродѣ монашеской мантіи и отличавшаяся клерикальнымъ цѣломудріемъ и нетерпимостью, вѣроятно, по званію содержательницы иконописной мастерской и церковной солистки. Она была дочерью пастора, послѣ смерти котораго осталась въ стѣсненныхъ обетоятельствахъ, и существовала небольшой лавкой церковныхъ принадлежностей, которую и довела до значительныхъ размѣровъ.

Она постучалась теперь къ Сусаннѣ, чтобы позвать ее къ чаю, и долго не получая отвѣта, вошла какъ разъ въ ту минуту, когда та поспѣшно обвязывала завернутыя фигуры.

— Вы кажется что-то купили, миссъ Брайдхэдъ? — спросила она, глядя на завернутыя покупки.

— Такъ, вещицы для украшенія моей комнаты, — нехотя отвѣтила Сусанна.

— Ну что-жъ! Хотя я думала, что довольно сдѣлала по этой части, — сказала миссъ Фонтоверъ, самодовольно оглядываясь на развѣшанныя по стѣнамъ изображенія святыхъ въ плохихъ рамахъ, не годныя для продажи и потому уступленныя для убранства этой мрачной комнаты. — Что это такое? Что-то крупное! — поинтересовалась она, прорвавъ щелку въ бумагѣ и заглядывая въ таинственную покупку. — Кажется двѣ фигуры? Гдѣ вы ихъ добыли?

— Ахъ, просто на прогулкѣ, у одного разносчика съ лотка…

— Изображенія святыхъ?

— Да.

— Какихъ именно?

— Св. Петра и св. Маріи Магдалины.

— Ну хорошо, а пока идите чай пить и потомъ выписывайте вашъ текстъ для ораторіи, если послѣ чаю будетъ еще достаточно свѣтло.

Это маленькое недоразумѣніе только пуще возбудило въ Сусаннѣ желаніе еще разъ развернуть и посмотрѣть запретный плодъ. И вотъ, собираясь ложиться спать и считая себя гарантированной отъ всякой помѣхи, она на свободѣ развернула своихъ боговъ. Поставивъ обѣ фигуры на комодъ, и съ каждой стороны по свѣчкѣ, она улеглась и начала читать книгу, о которой миссъ Фонтоверъ ничего не знала. Это былъ томъ Гиббона, гдѣ она читала о Юліанѣ Отступникѣ. Случайно она взглянула на фигуры, казавшіяся такими странными въ обстановкѣ этой комнаты, и вдругъ вскочила съ постели и, взявъ другую книгу, принялась за знакомую поэму

Ты побѣдилъ, Галилеянинъ блѣднолицый.

которую она прочла до конца. Затѣмъ она потушила парныя свѣчи, раздѣлась и напослѣдокъ задула свою свѣчку на ночномъ столикѣ. Но долго экзальтированная дѣвушка не могла заснуть.

Между тѣмъ часы на колокольнѣ пробили какой-то поздній часъ. Этотъ бой коснулся слуха юноши, сидѣвшаго надъ книгами въ неособенно далекомъ разстояніи отъ Сусанны. Такъ какъ вечеръ былъ субботній, когда Джуду не было надобности заводить будильникъ на ранній утренній часъ, то онъ продолжалъ заниматься, не стѣсняясь временемъ. Въ эту минуту онъ усердно читалъ греческую библію, и проходившіе подъ окномъ запоздавшіе обыватели могли слышать съ жаромъ произносимыя странныя слова, имѣвшія для Джуда неописуемую прелесть и передававшія божественные глаголы.

IV.

Джудъ былъ искусный малый въ своемъ ремеслѣ, мастеръ на всѣ руки (какъ это всегда бываетъ въ захолустныхъ провинціальныхъ мѣстечкахъ, тогда какъ въ Лондонѣ мастеръ, вырѣзывающій черешокъ листка, отказывается отъ выдѣлки той его части, которая исчезаетъ въ этомъ листкѣ, точно какое-то униженіе заключается въ томъ, чтобы сработать вторую половину цѣлаго). Такимъ образомъ Джудъ, когда у него случилась заминка въ лѣпной или рѣзной фасадной работѣ, уходилъ для вырѣзки подписей на монументахъ или могильныхъ плитахъ и искалъ удовольствія въ перемѣнѣ работы.

Въ слѣдующій разъ онъ видѣлъ Сусанну, когда исполнялъ стѣнную работу внутри одной изъ церквей. При входѣ пастора для богослуженія. Джудъ сошелъ съ лѣстницы и присѣлъ вмѣстѣ съ немногими богомольцами до окончанія службы, прервавшей его постукиваніе. Въ числѣ другихъ здѣсь оказалась и Сусанна, пришедшая въ сопровожденіи старшей миссъ Фонтоверъ.

Замѣтивъ кузину, Джудъ невольно залюбовался ея красивымъ станомъ и граціозной позой, когда она опускалась на колѣни, думая при этомъ, какою помощницей была бы ему такая скромная и религіозная дѣвушка при болѣе счастливыхъ обстоятельствахъ. Но вотъ кончилась служба, и какъ только богомольцы начали расходиться, Джудъ поспѣшилъ опять приняться за работу. Онъ не рѣшался встрѣтиться въ такомъ мѣстѣ съ дѣвушкой, начинавшей оказывать на него неотразимое вліяніе. Неустранимимыя препятствія, не позволявшія ему стремиться къ близкому знакомству съ Сусанной, стояли предъ нимъ съ прежней неумолимостью. Но очевидно было и то, что Джудъ, какъ и всякій мужчина его темперамента, не могъ жить одной работой: онъ нуждался въ любви. Иной въ его положеніи быть можетъ опрометчиво бросился бы къ ней, воспользовался-бы возможностью легкаго сближенія, въ которомъ она едва-ли бы отказала, и предоставилъ-бы остальное случаю. Но не такъ поступилъ Джудъ — по крайней мѣрѣ въ началѣ.

Но время шло, а неотвязчивыя мысли о Сусаннѣ не оставляли его въ покоѣ. Эта опасная игра съ огнемъ начинала тяготить его, смущая нравственное чувство, и онъ принужденъ былъ признаться себѣ, что совѣсть его все болѣе и болѣе сдавалась въ этой непосильной борьбѣ.

Несомнѣнно, что она представлялась ему почти идеальной дѣвушкой. Быть можетъ, знакомство съ нею могло-бы вылѣчить его отъ этой неожиданной и рискованной страсти. Но нравственное противорѣчіе заключалось въ томъ, что онъ желалъ познакомиться съ нею вовсе не за тѣмъ, чтобы излечиться.

Какъ то вскорѣ одна молодая дѣвушка зашла на дворъ каменотесовъ и, стараясь не запачкать платья въ известковой пыли, осторожно пробралась прямо въ мастерскую.

— Недуренькая барышня, — замѣтилъ одинъ изъ рабочихъ, дядя Джо.

— Кто она? — спросилъ другой.

— Не знаю, — помнится, я видалъ гдѣ-то. Впрочемъ, постойте, это должно быть дочь того ловкача Брайдхэда, который одинъ смастерилъ всю кровельную работу на церковь св. Луки лѣтъ десять тому назадъ, и перебрался потомъ въ Лондонъ. Не знаю, есть-ли у него теперь какія дѣла — едва-ли густо, а то бы дочь не возвратилась назадъ.

Между тѣмъ вошедшая незнакомка постучалась въ дверь конторы и спросила работаетъ-ли на дворѣ Джудъ Фолэ. Узнавъ, что онъ недавно куда-то отлучился, она выслушала это съ видимой досадой, и тотчасъ же удалилась. Джудъ возвратился вслѣдъ за ея посѣщеніемъ и когда ему описали дѣвушку, онъ конечно сразу узналъ въ ней свою кузину Сусанну.

Послѣ этого шага съ ея стороны Джудъ уже не желалъ болѣе умышленно избѣгать кузины и рѣшился, не откладывая, навѣстить ее въ этотъ же вечеръ. У себя дома онъ нашелъ записку отъ нея — первую съ ихъ встрѣчи. Сусанна была дѣвушка самая простодушная и безъискусственная. Называя его въ запискѣ «милымъ кузеномъ Джудомъ», она сообщала, что только сейчасъ, и то случайно, узнала, о его переселеніи въ Кристминстеръ, и упрекала, что узнала объ этомъ не отъ него. Они могли бы такъ пріятно проводить время вмѣстѣ, — писала кузина, — ибо она почти одинока и у нея не было близкихъ друзей. Но теперь ей вскорѣ предстоитъ, вѣроятно, уѣхать, и слѣдовательно возможность родственнаго сближенія упущена можетъ быть навсегда.

Въ холодный потъ бросило Джуда при извѣстіи, что она уѣзжаетъ. Такой случайности онъ совсѣмъ не ожидалъ, и потому, подъ горячимъ впечатлѣпіемъ, тотчасъ же отвѣтилъ ей, что желаетъ говорить съ него и предлагаетъ черезъ часъ встрѣтиться на прогулкѣ въ условленномъ мѣстѣ.

Отправивъ записку, Джудъ пожалѣлъ, что второпяхъ просилъ ее встрѣтиться на улицѣ, вмѣсто того, чтобы прямо сообщить, что придетъ къ ней. Это былъ у него еще остатокъ деревенскихъ нравовъ — назначать дѣвушкѣ свиданія на улицѣ. Онъ и съ Арабеллой сходился такимъ же образомъ, но этотъ вызовъ могъ показаться не совсѣмъ почтительнымъ такой приличной дѣвушкѣ, какъ Сусанна. Однако, исправить промахъ было уже нельзя, и въ назначенный часъ онъ отправился къ условленному мѣсту, подъ мерцаніемъ только-что заженныхъ фонарей.

Широкая улица была тиха и безлюдна, хотя еще было не поздно. Джудъ сейчасъ же увидалъ женскую фигурку на другой сторонѣ улицы, оказавшуюся Сусанной, и они оба сошлись на перекресткѣ одновременно.

— Мнѣ досадно, что я пригласилъ васъ на свиданіе сюда, а не зашелъ къ вамъ, — началъ Джудъ съ застѣнчивостью влюбленнаго. — Но я думалъ сберечь время нашей прогулкой.

— Ахъ, это меня нисколько не смутило, — возразила она со смѣлостью друга. — У меня даже нѣтъ мѣста для пріема. Напротивъ, мнѣ кажется очень забавно начинать знакомство при такихъ условіяхъ, когда я васъ еще совсѣмъ не знаю, не правда-ли? — проговорила она, разсматривая его съ головы до ногъ. — Вы кажется знаете меня больше, нежели я васъ, — прибавила она.

— Да — я видѣлъ васъ иногда.

— И вы, зная кто я, не заговорили со мной! А вотъ теперь я уѣзжаю!

— Да; это непріятно. У меня нѣтъ здѣсь ни одной знакомой души. Впрочемъ, у меня долженъ быть здѣсь одинъ знакомый, но мнѣ не очень-то хочется идти теперь къ нему. Я хотѣлъ бы знать, извѣстно-ли вамъ что-нибудь о м-рѣ Филлотсонѣ? Мнѣ кажется, онъ гдѣ-нибудь въ провинціи пасторомъ.

— Нѣтъ, я знаю одного м-ра Филлотсона. Онъ здѣсь недалеко за городомъ, въ Лемздонѣ, и занимаетъ должность учителя въ сельской школѣ.

— Ахъ, едва-ли это тотъ! Возможное-ли дѣло: до сихъ пора только учителемъ! А не знаете, какъ зовутъ его — не Ричардъ-ли?

— Да — Ричардъ; я адресовала какъ-то книги ему, хотя лично его не знаю.

— Значитъ, его мечта не удалась!

При этой догадкѣ Джудъ невольно смутился, потому что гдѣ же ему надѣяться на успѣхъ въ томъ дѣлѣ, въ которомъ ученый Филлотсонъ могъ потерпѣть неудачу! Джудъ былъ-бы огорченъ еще больше, еслибъ услыхалъ это извѣстіе не отъ своей милой Сусанны; но даже въ эту минуту онъ предчувствовалъ, какъ неудача Филлотсона съ университетомъ будетъ угнетать его, когда онъ останется одинъ послѣ отъѣзда кузины.

— Такъ какъ мы идемъ на прогулку, то не зайти-ли намъ къ нему? — неожиданно спросилъ Джудъ. — Еще не поздно.

Сусанна согласилась и они пошли горою по красивой лѣсной мѣстности. Скоро показалась церковь съ угловыми башенками, а за него и школа. Они спросили у одного изъ сосѣдей, застанутъ ли дома м-ра Филлотсона, и услыхали, что онъ всегда дома. На стукъ въ дверь учитель вышелъ со свѣчей въ рукѣ; онъ смотрѣлъ такимъ худымъ и постарѣвшимъ послѣ того, какъ Джудъ видѣлъ его въ послѣдній разъ.

Болѣе чѣмъ скромное положеніе, въ которомъ оказался м-ръ Филлотсонъ послѣ столкихъ лѣтъ, разомъ уничтожало блестящій ореолъ, окружавшій, въ воображеніи Джуда, личность этого педагога съ момента ихъ разлуки. Но въ то-же самое время онъ почувствовалъ и симпатію къ Филлотсону, какъ къ человѣку, очевидно много испытавшему и разочарованному. Джудъ назвалъ ему себя, сказавъ, что явился повидать его, какъ стараго знакомаго, бывшаго очень привѣтливымъ къ нему въ дни его юности,

— Извините, я васъ не помню, — отвѣтилъ, подумавъ, учитель. — Вы говорите, что были изъ моихъ учениковъ? Очень можетъ быть; но ихъ столько набралось у меня за это долгое время, да и сами они такъ измѣнились, что я помню только самыхъ послѣднихъ.

— Это было еще въ Меригринѣ, — объяснилъ Джудъ, желая въ то-же время провалиться сквозь землю отъ смущенія.

— Да; я былъ тамъ короткое время. А это тоже бывшая ученица?

— Нѣтъ — это моя кузина… Если припомните, я писалъ вамъ о высылкѣ мнѣ учебниковъ, и вы мнѣ ихъ прислали?

— Ахъ, да! — что-то припоминаю смутно.

— Исполненіе моей просьбы было большой любезностью съ вашей стороны. Точно также вы первый поставили меня на настоящую дорогу. Въ то утро, когда вы покидали Меригринъ и вещи ваши были уложены въ телѣжку, вы, прощаясь со мною, сказали, что намѣреваетесь поступить въ университетъ и быть посвященнымъ въ духовный санъ, что университетскій дипломъ — необходимый ярлыкъ для человѣка, желающаго сдѣлаться богословомъ или преподавателемъ.

— Да, я тогда мечталъ объ этомъ, и жалѣю, что самъ не исполнилъ даннаго вамъ совѣта. Я отказался отъ этого намѣренія уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ.

— А я никогда не забывалъ вашего совѣта. Онъ и привелъ меня въ этотъ городъ, а изъ города сюда, чтобы побесѣдовать съ вами.

— Но что-же мы стоимъ; войдите, — пригласилъ Филлотсонъ; — и вашу кузину прошу также.

Они вошли въ пріемную школы, освѣщенную лампой съ бумажнымъ абажуромъ, бросавшей тусклый свѣтъ на лежавшія на столѣ книги. Филлотсонъ снялъ абажуръ, чтобы можно было лучше видѣть другъ друга, и теперь болѣе яркій свѣтъ падалъ на нервное, миніатюрное личико Сусанны съ живыми карими глазами, на серьезныя черты Джуда, и болѣе зрѣлое и выразительное лицо и фигуру самого учителя, скромнаго и сосредоточеннаго человѣка, лѣтъ сорока пяти, въ черномъ сюртукѣ, который отъ времени замѣтно повытерся на спинѣ и локтяхъ.

Старое знакомство незамѣтно возобновилось и скоро завязался общій разговоръ. Филлотсонъ, между прочимъ, высказалъ, что доволенъ своимъ настоящимъ положеніемъ, хотя и нуждается въ помощникѣ.

Ужинать они не остались, такъ какъ Сусаннѣ нельзя было возвращаться домой поздно, и гости пустились въ обратный путь въ Кристминстеръ. Хотя разговоръ здѣсь шелъ о самыхъ обыденныхъ предметахъ, но Джудъ былъ въ восхищеніи отъ разсужденій своей симпатичной кузины. Она была такая живая, что и рѣчи, и движенія ея — все, казалось, имѣло у нея источникомъ чувство. Вслѣдствіе умственнаго возбужденія, ее охватившаго, она шла такъ быстро, что Джудъ едва могъ поспѣвать за нею. Въ эту первую прогулку онъ не безъ тревоги замѣтилъ, что чувство кузины къ нему выражалось только въ простыхъ дружескихъ отношеніяхъ, тогда какъ онъ уже любилъ ее. На обратномъ пути его грызла мысль объ ея предстоящемъ отъѣздѣ.

— Почему вы собственно задумали уѣхать изъ Кристминстера? — рѣшился онъ наконецъ спросить ее, невольно выдавая свой интересъ къ ней. — Какъ могли вы не привязаться къ городу, такому интеллигентному и съ такимъ богатымъ историческимъ прошлымъ?

— Такъ изъ-за этого оставаться! Мнѣ никогда и въ голову не приходила подобная идея! — возразила Сусанна улыбаясь. — Нѣтъ, я должна исчезнуть, — продолжала она. — Одна изъ хозяекъ, у которыхъ я служу, миссъ Фонтоверъ, изволила обидѣться на меня, а я на нее; поэтому мнѣ всего лучше уѣхать.

— Чѣмъ-же собственно она васъ обидѣла!

— Да тѣмъ, что разбила мои статуэтки.

— Вотъ какъ!.. и умышленно?

— Да. Она нашла ихъ въ моей комнатѣ, и не обращая вниманія на то, что вещи эти мои собственныя, она швырнула ихъ на полъ и разбила со злостью въ мелкія дребезги, потому, видите-ли, что онѣ оказались не въ ея вкусѣ, — словомъ, произвела цѣлый скандалъ!

— Что-же это? Значитъ, статуэтки показались ей неприличными, что-ли?

— Ужъ не знаю… Я возмутилась ея дикой выходкой и, съ концѣ концовъ, рѣшила не оставаться у нихъ и подыскать себѣ должность, болѣе независимую.

— А почему вы не попробуете опять приняться за учительство? Я слышалъ, вы когда-то занимались этимъ дѣломъ.

— Я не думала больше возвращаться къ этой профессіи, такъ-какъ готовилась въ рисовальщицы.

— Разрѣшите мнѣ просить м-ра Фллотсона чтобы онъ позволилъ вамъ заниматься въ его школѣ? Если, согласившись на это, вы поступите въ художественную школу и сдѣлаетесь первоклассной дипломированной учительницей, то будете получать тройной окладъ противъ всякаго обыкновеннаго учителя рисованія и вдвое больше свободы.

— Пожалуй, спросите его. Ну, теперь я дома; прощайте милый Джудъ! Я такъ рада, что мы наконецъ познакомились. Намъ незачѣмъ ссориться изъ-за того, что ссорились наши родители, неправда-ли?

Джуду не хотѣлось сразу выказать ей, какъ ему любо было слышать эти слова, и, молча распростившись, онъ пошелъ своей дорогой домой, въ одну изъ отдаленныхъ улицъ города.

Устроить Сусанну въ одномъ съ собою городѣ было теперь его неотступнымъ желаніемъ, и на слѣдующій-же день онъ опять отправился въ Лемздонъ, не рѣшаясь повести это дѣло путемъ письменныхъ переговоровъ. Но предложеніе Джуда застало Филлотсона врасплохъ.

— Мнѣ вѣдь собственно нужна рисовальщица другого типа, — отвѣтилъ онъ на разспросы Джуда. — Конечно, ваша кузина по подготовкѣ способна на это дѣло; но, мнѣ кажется, ей недостаетъ опытности, не правда-ли? Развѣ она въ самомъ дѣлѣ думаетъ сдѣлаться преподавательницею рисованія?

Джудъ на собственный страхъ разсыпался въ увѣреніяхъ, что Сусанна будетъ идеальной сотрудницей м-ру Филлотсону, и въ концѣ концовъ такъ, подѣйствовалъ на учителя, что тотъ согласился пригласить Сусанну и обѣщалъ Джуду, что, если его кузина дѣйствительно желаетъ поступить на эту должность и смотритъ на нее, какъ на подготовительную ступень къ дальнѣйшему усовершенствованію въ нормальной школѣ, то все время онъ будетъ въ ея распоряженіи, при чемъ и жалованье сохраняется за него.

На другой день послѣ этого посѣщенія Филлотсонъ получилъ отъ Джуда записку, извѣщавшую, что онъ переговорилъ объ всемъ съ кузиной, все съ большимъ и большимъ сочувствіемъ склоняющейся къ педагогической дѣятельности, и что она сама явится къ нему для окончательныхъ переговоровъ. Въ эту минуту добродушному педагогу-отшельнику и въ голову не пришло, что усердіе Джуда въ устройствѣ этого дѣла вызвано какими-либо другими чувствами по отношенію къ кузинѣ, кромѣ желанія жить въ одномъ городѣ, мотива столь естественнаго между членами одной семьи.

V.

М-ръ Филлотсонъ сидѣлъ въ своей скромной квартиркѣ во флигелѣ, примыкавшемъ къ школѣ; онъ смотрѣлъ черезъ дорогу на ветхій домикъ, въ которомъ помѣщалась его помощница, Сусанна Брайдхэдъ. Договоръ состоялся между ними весьма быстро. Учитель приготовительнаго отдѣленія, переведенный было въ школу м-ра Филлотсона, измѣнилъ ему, — и взамѣнъ его была принята Сусанна. Впрочемъ, подобныя замѣщенія имѣли силу только до ближайшей годичной ревизіи правительственнаго инспектора, утвержденіе котораго было необходимо для оставленія въ должности временныхъ замѣстителей. Но Сусанна уже около двухъ лѣтъ занималась преподаваніемъ въ Лондонѣ, и слѣдовательно не была новичкомъ въ педагогіи, почему Филлотсонъ полагалъ, что не трудно будетъ упрочить ея услуги, чего и самъ усердно желалъ. Онъ нашелъ Сусанну вполнѣ дѣльной сотрудницей, и лестные отзывы о ней Джуда вполнѣ заслуженными; а какой-же руководитель школы не пожелаетъ удержать помощницу, избавляющую его отъ цѣлой половины его работы?

Итакъ, утромъ, предъ началомъ уроковъ, Филлотсонъ поджидалъ минуту, когда Сусанна пройдетъ въ школу, чтобы и самому послѣдовать за нею. Вскорѣ она показалась въ своей свѣтлой шляпкѣ, и онъ невольно заглядѣлся на интересную дѣвушку. Какое-то новое для него обаяніе озаряло въ это утро все ея существо. Сусанна много работала надъ собою подъ руководствомъ м-ра Филлотсона. Въ обязанности его, между прочимъ, входило давать ей приватные уроки по вечерамъ, причемъ обычай требовалъ, чтобы при этихъ урокахъ присутствовала какая-нибудь почтенная дама. Хотя нашъ педагогъ и считалъ нелѣпымъ такое правило въ данномъ случаѣ, когда по своимъ годамъ онъ годился этой дѣвушкѣ въ отцы, однако добросовѣстно покорился необходимости, и занимался съ нею въ комнатѣ, гдѣ одна пожилая вдовушка, въ домѣ которой помѣщалась Сусанна, сидѣла въ это время за работой. Впрочемъ, отъ соблюденія этого правила трудно было и уклониться, такъ-какъ другой пріемной комнаты въ этой квартирѣ не имѣлось.

Иногда онъ рѣшалъ съ него и повторялъ задачи по ариѳметикѣ, причемъ ученица по временамъ невольно взглядывала на своего наставника съ чуть замѣтной вопросительной улыбкой, точно думала, что, въ качествѣ руководителя, онъ долженъ замѣчать все, происходящее въ ея головѣ. Но на самомъ дѣлѣ Филлотсонъ думалъ вовсе не объ ариѳметикѣ, а о ней и при томъ съ совершенно особеннымъ чувствомъ, что ему казалось довольно страннымъ въ положеніи маститаго педагога. Быть можетъ, Сусанна и догадывалась о такихъ его постороннихъ помыслахъ.

Вечернія занятія продолжались уже нѣсколько недѣль, съ неизмѣннымъ однообразіемъ, но это нисколько не тяготило Филлотсона. Вскорѣ какъ-то онъ задумалъ взять дѣтей въ Кристминстеръ, посмотрѣть на пріѣзжую выставку съ моделью Іерусалима. Ученики шли въ городъ парами, Сусанна подлѣ своего класса, съ перкалевымъ зонтикомъ въ рукахъ, причемъ ея маленькая ножка принаравливалась къ дѣтскому шагу, а Филлотсонъ задумчиво шелъ сзади въ плащѣ съ развѣвающимея капюшономъ, небрежно опираясь на трость. День былъ жаркій и пыльный, и когда они вошли въ залу выставки, кромѣ нихъ почти не было посѣтителей.

Модель святого города помѣщалась посреди залы и хозяинъ, вооружившись указательной палочкой, обходилъ ее, съ замѣтнымъ одушевленіемъ показывая и объясняя дѣтямъ историческія мѣста, знакомыя имъ изъ библейскихъ чтеній: Іосафатову долину, Сіонъ, стѣны и врата, окруженныя большимъ валомъ на подобіе кургана, съ небольшимъ бѣлымъ крестомъ. — Мѣсто это, — сказалъ онъ, — Голгофа.

— Я думаю, — сказала Сусанна учителю, стоя въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ него, — что эта модель, при всей тщательности исполненія, произведеніе весьма фантастическое. Можетъ-ли кто-нибудь точно знать, какимъ былъ Іерусалимъ во времена Спасителя? Я увѣрена, что этотъ шарлатанъ самъ ровно ничего не понимаетъ въ этомъ.

— Надо полагать, что модель сдѣлана по лучшимъ историческимъ источникамъ, провѣреннымъ современными изслѣдованіями, — пробовалъ возразить Филлотсонъ.

Сусанна замолчала, потому что уступала легко: между тѣмъ позади группы дѣтей, обступившихъ модель, она замѣтила молодого человѣка въ бѣлой фланелевой курткѣ, который такъ низко нагнулся, заглядѣвшись на Іосафатову долину, что былъ почти скрытъ изъ виду Масличной горою.

— Посмотрите лучше на вашего кузена, — продолжалъ Филлотсонъ. — Онъ, вѣроятно, другого мнѣнія о значеніи этой модели.

— Ахъ, я и не узнала его! — воскликнула Сусанна своимъ живымъ веселымъ голоскомъ. — Однако, какъ вы заинтересовались, Джудъ!

Джудъ очнулся и тутъ впервые увидалъ ее.

— Сусанна, милая — отозвался онъ, обрадовавшись и вспыхнувъ отъ смущенія. — Такъ вотъ ваши дѣтки! Я слышалъ, что школы будутъ допускаться послѣ уроковъ, и ожидалъ, что вы вѣроятно придете сюда съ ученицами; но меня такъ заняла модель, что я совсѣмъ забылся. Подобная вещь переноситъ зрителя совсѣмъ въ иной міръ, не правда-ли? Я въ состояніи разсматривать ее цѣлыми часами, но, къ сожалѣнію, могъ забѣжать только на минутку, такъ какъ занятъ работою здѣсь поблизости.

— Ваша кузина оказывается такой развитой особой, что критикуетъ эту модель безпощадно, — вставилъ Филлотсонъ съ легкой ироніей. — Она очень мало вѣритъ въ ея точность!

— Нѣтъ, м-ръ Филлотсонъ, вы ошибаетесь, я не такая, я вовсе не желаю, чтобъ меня принимали за такъ называемую «развитую барышню» — ихъ и безъ меня развелось теперь такъ много, — возразила Сусанна съ удареніемъ. — Я хотѣла сказать… не знаю, что я хотѣла сказать, кромѣ того, что вы этого не понимаете!

— Я знаю ваше мнѣніе, — сказалъ Джудъ съ жаромъ (хотя онъ вовсе не зналъ его), — и полагаю, что вы совершенно правы.

— За это хвалю васъ, Джудъ, я знаю, вы вѣрите въ меня! — Она крѣпко пожала ему руку, бросивъ укоризненный взглядъ на Филлотсона, причемъ въ голосѣ ея слышалась раздраженная нотка, вовсе не соотвѣтствовавшая задѣвшей ее безобидной ироніи. Она не сознавала въ ту минуту, какъ оба сердца, и молодое, и старое, стремились къ ней при этой внезапной вспышкѣ чувства, и какія осложненія создавала она въ будущемъ для обоихъ своихъ поклонниковъ.

Дѣти давно уже утомились пространными объясненіями модели, и вскорѣ маршировали обратно въ Лемздонъ, а Джудъ возвращался къ своему дѣлу. Онъ любовался на ребятишекъ въ ихъ чистыхъ платьицахъ съ передничками, шедшихъ стройными парами въ сопровожденіи Филютсона и Сусанны, и ему досадно было, что онъ стоитъ въ сторонѣ отъ жизни этихъ двухъ людей. Прощаясь, Филлотсонъ пригласилъ его навѣстить ихъ вечеркомъ въ пятницу, когда у него не будетъ занятій съ Сусанной, и Джудъ охотно обѣщалъ воспользоваться этимъ приглашеніемъ.

Между тѣмъ, правительственный инспекторъ производилъ въ это время «внезапныя» ревизіи въ районѣ Лемздона, и два дня спустя, послѣ школьной прогулки на выставку, во время утреннихъ уроковъ, въ классъ Филлотсона незамѣтно вошелъ ревизоръ, — гроза начальныхъ учителей.

Для м-ра Филлотсона этотъ сюрпризъ не имѣлъ большого значенія; онъ уже столько разъ благополучно встрѣчалъ и провожалъ такія «внезапныя» посѣщенія. Но классъ Сусанны помѣщался въ самомъ концѣ залы, и во время урока она стояла спиной къ входной двери; поэтому, прежде чѣмъ она догадалась о присутствіи оффиціальнаго посѣтителя, онъ, остановившись позади учительницы, уже прислушивался къ ея преподаванію. Сусанна случайно обернулась и тутъ только поняла, что давно пугавшій ее моментъ наступилъ. Она до того растерялась, что вскрикнула. Въ невольномъ испугѣ Филлотсонъ очутился подлѣ, какъ разъ во-время, чтобы поддержать ее. Впрочемъ, она вскорѣ овладѣла собою и улыбнулась; но послѣ ухода инспектора произошла реакція, и Сусанна почувствовала такую слабость, что Филлотсонъ увелъ ее въ свою комнату, гдѣ далъ ей подкрѣпиться глоткомъ вина. Очнувшись, она увидала, что онъ нѣжно держитъ ея руку.

— Вамъ слѣдовало предупредить меня, — простонала она съ упрекомъ, — что такой пріѣздъ неизбѣженъ! Что я буду теперь дѣлать! Инспекторъ вѣроятно наговоритъ обо мнѣ начальству ужасныхъ вещей, и я навсегда останусь въ опалѣ!

— Онъ этого не сдѣлаетъ, милая барышня. Вы лучшая учительница, какую я только знаю, — говорилъ Филлотсонъ съ особеннымъ участіемъ. которымъ она была глубоко тронута; она жалѣла теперь, что такъ необдуманно упрекнула его. Оправившись, Сусанна ушла къ себѣ.

Джудъ, между тѣмъ, нетерпѣливо поджидалъ пятницы. Предстоящее свиданье такъ сильно волновало его, что вечерами онъ все прохаживался по дорогѣ въ Лемздонъ, а по возвращеніи домой оказывался совершенно неспособнымъ сосредоточить мысли на занятіяхъ.

Наконецъ, насталъ желанный день, и Джудъ, окончивъ работу и мечтая, какъ Сусанна будетъ рада видѣть его, наскоро напился чаю и пошелъ къ ней, не обращая вниманія на ненастный вечеръ. Вѣтвистыя деревья, по сторонамъ дороги, еще болѣе усиливали таинственный мракъ, и уныло кропили его каплями стекавшаго съ нихъ дождя, производя впечатлѣніе какихъ-то уродливыхъ привидѣній.

При входѣ въ мѣстечко, Джуду прежде всего бросились въ глаза двѣ фигуры, вышедшіе подъ однимъ дождевымъ зонтикомъ изъ дома мѣстнаго пастора. Джудъ былъ еще далеко позади, и не могъ быть замѣченъ ими, но онъ догадался сразу, что это Сусанна и Филлотсонъ, державшій зонтъ надъ ея головою. Они заходили къ пастору, вѣроятно, по какимъ-нибудь дѣламъ, касающимся школы. Парочка шла по безлюдной аллеѣ, и Джудъ видѣли, какъ Филлотсонъ обнялъ свою спутницу, при чемъ она деликатно отклонила его руку; но онъ снова обнялъ ее, и она уже ему не помѣшала, только быстро оглянулась, съ оттѣнкомъ какого-то предчувствія. Но она не замѣтила Джуда, который мгновенно спрятался за дерево, оставаясь въ этой засадѣ, пока Сусанна не вошла къ себѣ, а Филлотсонъ въ школу.

«Да вѣдь онъ-же старъ для нея — такая нелѣпость невозможна», успокаивалъ себя Джудъ, какъ-бы отвѣчая на душившія его ревнивыя мысли.

Но всякое вмѣшательство въ ихъ отношенія было-бы глупо. Онъ былъ человѣкъ безъ будущаго, онъ былъ связанъ Арабеллой. Однако идти дальше онъ не могъ и повернулъ обратно въ Кристминстеръ. Внутренній голосъ твердилъ ему, что онъ ни въ какомъ случаѣ не долженъ стоять на дорогѣ Филлотсона и Сусанны. Положимъ, учитель былъ лѣтъ на двадцать старше ея, но много счастливыхъ браковъ встрѣчается и при такой значительной разницѣ возрастовъ. Впрочемъ, грусть нашего идеалиста продолжалась недолго, такъ какъ онъ хорошо сознавалъ, что сближеніе между его кузиной и учителемъ было всецѣло устроено имъ самимъ, и досадовать было не на кого.

VI.

Старая и ворчливая тетка Джуда лежала больная въ Меригринѣ и въ ближайшее воскресенье, послѣ описаннаго эпизода, онъ пришелъ навѣстить ее. Это посѣщеніе явилось результатомъ неожиданной побѣды, одержанной имъ надъ своимъ влеченіемъ свернуть въ Лемздонъ, гдѣ его ожидало-бы тягостное свиданіе съ кузиной, безъ права высказать ей накипѣвшія въ его сердцѣ слова по поводу терзавшей его послѣдней встрѣчи въ аллеѣ…

Больная старушка уже не разставалась теперь съ постелью, и все свободное время Джуда было занято хлопотами по устройству ея дѣлъ и доставленію ей необходимаго спокойствія. Булочная была продана, и благодаря вырученной суммѣ и прежнимъ сбереженіямъ, старушка не только ни въ чемъ не терпѣла недостатка, но даже пользовалась заботливымъ уходомъ одной сосѣдки, переселившейся къ ней на это время и исполнявшей всѣ ея желанія. Собираясь въ обратный путь, Джудъ завелъ съ теткой мирный разговоръ, незамѣтно перешедшій на разспросы о кузинѣ.

— Скажите, тетушка, здѣсь родилась Сусанна?

— Да, здѣсь; даже вотъ въ этой самой комнатѣ. Родители ея жили тогда въ нашемъ мѣстечкѣ. Что тебѣ вздумалось спросить объ этомъ?

— Такъ, мнѣ хотѣлось знать…

— Значитъ, ты видѣлся съ ней? — подозрительно спросила строгая старушка. — А я тебѣ что внушала? Ну, и ты разговаривалъ съ нею?

— Да, тетушка.

— Совѣтую оставить всѣ эти нѣжности. Она воспитана отцомъ въ ненависти въ роднымъ ея матери, и съ непріязнью будетъ смотрѣть на трудового парня, какъ ты. Вѣдь она теперь городская барышня и намъ не ровня. Я никогда не обращала на нее особаго вниманія. Она такъ и осталась въ моей памяти маленькой своевольной дѣвченкой съ капризными нервами. Частенько-таки ей доставалось отъ меня за дерзости. Помню, разъ какъ-то, озорница, разувшись и поднявъ юбочку, забралась по колѣна въ прудъ, и прежде чѣмъ я успѣла пристыдить ее, кричитъ мнѣ: — Отстаньте, тетушка. Такимъ скромницамъ, какъ вы, здѣсь не на что смотрѣть!

— Она была тогда маленькой, конечно?

— Ей было двѣнадцать лѣтъ, день въ день.

— Ну, хорошо, можетъ быть. Но теперь она взрослая дѣвушка, очень дѣльная, живого симпатичнаго характера, и добра, какъ…

— Послушай, Джудъ, — воскликнула тетка, вскочивъ съ постели. — Ужъ ты не влюбленъ-ли въ нее?

— Нѣтъ, тетушка, право-же, нѣтъ.

— Твоя женитьба на Арабеллѣ была такимъ несчастіемъ, какое только можетъ человѣкъ придумать себѣ въ наказаніе за глупость. Но она отправилась на другой конецъ свѣта и больше ужь никогда тебя не потревожитъ. Дѣло, однако, будетъ еще хуже, если ты, уже и безъ того связанный бракомъ, увлечешься Сусанной. Если кузина любезна съ тобой, то и принимай эту любезность за то, чего она стоитъ. Но заходить дальше родственнаго расположенія было-бы съ твоей стороны большимъ безуміемъ. Какъ легкомысленная горожанка, она доведетъ тебя до погибели.

— Не говорите ничего дурного про нее, тетушка, умоляю васъ; мнѣ это непріятно!

Джудъ почувствовалъ облегченіе съ приходомъ ухаживавшей за теткою сосѣдки, вѣроятно, подслушивавшей ихъ разговоръ, такъ-какъ она тоже пустилась въ свои воспоминанія о Сусаннѣ. По ея словамъ, Сусанна еще ученицей въ сельской школѣ отличалась уже разными странностями, напримѣръ, на народныхъ чтеніяхъ выступала, на эстраду она, самая маленькая изъ всѣхъ ученицъ, въ коротенькомъ бѣломъ платьицѣ съ розовымъ кушачкомъ, и декламировала стихотворенія, причемъ насупитъ бывало маленькія бровки и, бросая кругомъ грозные взгляды, съ жаромъ произноситъ что-то въ пространство, какъ будто передъ ней и въ самомъ дѣлѣ стоитъ кто-то невидимый для другихъ.

— Нельзя сказать, — продолжала она, — что дѣвочка была такой-же повѣсой, какъ бываютъ мальчишки; но она продѣлывала такія шалости, на какія обыкновенно только тѣ и бываютъ способны. Я видѣла, какъ она бѣгала и скользила по нашему пруду, съ развѣвавшимися по плечамъ мелкими кудряшками, вмѣстѣ съ цѣлой толпой ребятишекъ, и при этомъ просто не знала устали. Кромѣ нея тутъ были все только мальчишки, которые бывало примутся апплодировать ей, кричать «ура» и всячески выражать восторги, на что она только скажетъ: «Перестаньте, мальчишки», и вдругъ упорхнетъ домой. Тѣ стараются снова ее выманить, но рѣзвушка уже не поддается.

Эти разсказы про маленькую Сусанну заставили Джуда еще сильнѣе сокрушаться, что онъ не можетъ на ней жениться, и онъ вышелъ въ этотъ день изъ домика тетки съ тяжелымъ сердцемъ. Ему хотѣлось-бы завернуть въ школу, посмотрѣть ту залу, въ которой такъ прославилась маленькая Сусанна, но онъ сдержалъ свое желаніе и пошелъ въ обратный путь.

Чѣмъ болѣе вдумывался Джудъ въ свою настоящую судьбу, тѣмъ болѣе убѣждался, что ему надо глядѣть на вещи проще. Что было толку, напримѣръ, отдавать весь свой досугъ научнымъ занятіямъ, вмѣсто того, чтобы глубже окунуться въ самую жизнь?

«Мнѣ слѣдовало объ этомъ раньше подумать», упрекалъ онъ себя на возвратномъ пути. «Лучше было вовсе не браться за исполненіе этого сложнаго плана, нежели трудиться надъ нимъ, не видя ясно, куда идешь, чего домогаешься… Это блужданіе вокругъ колледжей — словно въ самомъ дѣлѣ какая-нибудь рука протянется оттуда, чтобы втащить меня — ни къ чему не ведетъ. Мнѣ необходимо заручиться указаніями людей вполнѣ компетентныхъ, чтобы чего-нибудь добиться…»

Остановившись на этомъ рѣшеніи, Джудъ искалъ теперь встрѣчи съ подходящими людьми. Удобный случай вскорѣ представился. Какъ-то на послѣ-обѣденной прогулкѣ онъ встрѣтилъ въ паркѣ пожилого господина, о которомъ случайно узналъ, что онъ состоитъ начальникомъ частнаго колледжа. Лицо у него было доброе, довольно симпатичное, но господинъ этотъ почему-то показался Джуду не общительнымъ и онъ не рѣшился заговорить съ такой важной особой. Но за то встрѣча навела его на мысль объяснить свои затрудненія въ письмахъ къ нѣкоторымъ изъ лучшихъ и наиболѣе доступныхъ ученыхъ педагоговъ и просить ихъ авторитетнаго совѣта.

Когда послѣ долгихъ колебаній, письма къ нимъ были наконецъ отправлены, Джудъ впалъ въ сомнѣнія. «Я позволилъ себѣ», — размышлялъ онъ, «одинъ изъ тѣхъ навязчивыхъ, вульгарныхъ пріемовъ, къ которымъ и безъ меня такъ часто прибѣгаютъ въ наше время. И какъ это я рѣшился безпокоить своими письмами людей, совершенно меня не знающихъ? Можетъ быть, — я какой-нибудь обманщикъ, праздный шелопай, негодяй… Они могутъ подумать обо мнѣ что угодно!»

Тѣмъ не менѣе Джудъ не терялъ слабой надежды на какой-нибудь отвѣтъ, какъ на послѣдній якорь спасенія. Онъ ждалъ его со дня на день, терзался, увѣрялъ себя, что ждать глупо, и все таки ждалъ. Въ эпоху этихъ ожиданій онъ вдругъ былъ пораженъ совершенно неожиданнымъ извѣстіемъ о Филлотсонѣ. Почтенный педагогъ оставлялъ свою школу, мѣняя ее на болѣе значительную въ другой мѣстности. Что это значитъ? — размышлялъ онъ: какъ отзовется эта перемѣна на его кузинѣ; скорѣе всего со стороны учителя это былъ обдуманный шагъ на пути къ высшему окладу, въ виду предстоящихъ заботъ о содержаніи двухъ лицъ вмѣсто одного? Джудъ не могъ разобраться въ разныхъ предположеніяхъ. Установившіяся въ послѣднее время нѣжныя отношенія между Филлотсономъ и Сусанной, въ которую Джудъ былъ такъ страстно влюбленъ, положительно мѣшали злополучному сопернику обратиться къ Филлотсону за совѣтомъ въ своемъ собственномъ дѣлѣ.

Между тѣмъ ученыя лица, къ которомъ обращался Джудъ, не удостоили его отвѣтомъ, и молодой человѣкъ былъ, по прежнему, предоставленъ самому себѣ, съ прибавкой унынія отъ несбывшихся надеждъ.

Кромѣ трудности пріобрѣсти надлежащую учебную подготовку, было еще и другое затрудненіе: невозможность оплачивать въ заведеніи право слушанія курсовъ. Взвѣсивъ хорошенько это обстоятельство, Джудъ къ немалому разочарованію своему убѣдился, что, при самыхъ благопріятныхъ условіяхъ, ему придется собирать необходимую для этого сумму цѣлыхъ пятнадцать лѣтъ. Затѣя оказывалась безнадежной.

Джудъ помнилъ, какъ сразу очаровалъ его этотъ городъ. Придти сюда и жить здѣсь; вращаться среди древнихъ церквей и замковъ и дышать обаяніемъ чудной старины — все это, съ перваго взгляда на городъ, предоставлялось его пылкой головѣ разумнымъ и идеально прекраснымъ дѣломъ. Между тѣмъ теперь становилось очевиднымъ, что для него во всѣхъ отношеніяхъ было-бы лучше, еслибъ онъ, не увлекаясь никакими несбыточными стремленіями, отправился-бы, вмѣсто Кристминстера, прямо въ какой-нибудь коммерческій городъ съ единственной цѣлью нажить тамъ побольше денегъ и потомъ уже приступилъ-бы къ осуществленію своего намѣренія. Но какъ-бы то ни было, теперь ему ясно одно, что весь планъ его лопнулъ, подобно мыльному пузырю, отъ малѣйшаго прикосновенія разумной критики.

По счастію, ему не пришлось отравить своимъ разочарованіемъ жизнь дорогой Сусанны, впутавъ и ее въ свое крушеніе. Грустное пробужденіе его къ сознанію ограниченности своихъ силъ не коснется ея интересовъ. Она въ сущности знала только малую часть этой несчастной борьбы, на которую Джудъ отважился такимъ не подготовленнымъ, бѣднымъ и неопытнымъ юношей. Онъ понималъ теперь, что его настоящее мѣсто не въ этихъ гордыхъ зданіяхъ, манившихъ его издалека, а между ремесленниками и мастерами, на бѣдныхъ окраинахъ города, гдѣ онъ ютился, — никѣмъ не признаваемый и никому не нужный пришлецъ и пролетарій.

Подъ гнетомъ такихъ грустныхъ думъ Джудъ вышелъ побродить по улицамъ и зашелъ въ попавшуюся на глаза таверну. Здѣсь онъ выпилъ залпомъ нѣсколько кружекъ пива. Когда онъ покинулъ таверну, была уже ночь. Вернувшись домой, Джудъ нашелъ письмо на столѣ. Взглянувъ на конвертъ, онъ замѣтилъ штемпель одного изъ тѣхъ колледжей, къ ректору котораго онъ писалъ.

— Слава Богу, хоть одинъ отвѣтъ, наконецъ! — торжествуя, воскликнулъ Джудъ.

Но извѣщеніе было коротко и не соотвѣтствовало его ожиданіямъ, хотя и дѣйствительно было лично отъ директора. Оно содержало слѣдующія строки:

"Сэръ, — я съ участіемъ прочелъ ваше письмо, и, усматривая изъ него, что вы человѣкъ рабочій, смѣю думать, что вы добьетесь лучшихъ шансовъ на успѣхъ въ жизни, оставаясь въ настоящемъ положеніи и занимаясь своимъ ремесломъ, нежели на какомъ-либо иномъ поприщѣ. Отсюда вытекаетъ и мой совѣтъ, что вамъ дѣлать.

Преданный NN."

Этотъ безусловно разумный совѣтъ окончательно разсѣялъ всѣ иллюзіи Джуда. Все это онъ и самъ прекрасно сознавалъ, но все-же этотъ отвѣтъ показался жестокимъ ударомъ послѣ многолѣтняго упорнаго труда. Съ разбитыми надеждами онъ махнулъ рукой на свои занятія и вышелъ развлечься на улицу. Потомъ отправился въ пивную и, выпивъ изрядно, безцѣльно поплелся дальше къ центру города, разсѣянно, какъ лунатикъ, глазѣя на уличную толпу и, наконецъ, вступилъ въ разговоръ со стоящимъ на углу полисменомъ.

Блюститель порядка зѣвнулъ, пріосанился, ехидно усмѣхнулся и посмотрѣвъ на Джуда, замѣтилъ:

— А вы нагрузились-таки маленько, молодой человѣкъ.

— Не бѣда; я только фундаментъ выложилъ, — цинично возразилъ Джудъ.

Онъ взглянулъ на часы, и, замѣтивъ что еще не очень поздно, зашелъ въ какое-то увеселительное заведеніе, гдѣ давался концертъ. Джудъ пробрался въ залу, переполненную лавочными сидѣльцами и дѣвушками, солдатами, ремесленными мальчишками, курящими папиросы и кокотками низшаго разбора. Джудъ окунулся въ настоящій омутъ городской жизни. Гремѣлъ оркестръ, и густая толпа, толкаясь, подвигалась взадъ и впередъ на открытой верандѣ, и по временамъ на подмосткахъ появлялся какой-нибудь «артистъ», распѣвавшій пошленькіе куплеты.

Образъ Сусанны какъ-бы носился предъ нимъ и удерживалъ отъ общенія съ веселыми женщинами, дѣлавшими ему соотвѣтствующіе авансы. Въ десять часовъ онъ ушелъ изъ таверны и нарочно избралъ путь мимо колледжа, начальникъ котораго только что прислалъ ему это злополучное письмо. Ворота были уже затворены и Джудъ досталъ изъ кармана кусокъ мѣлу, съ которымъ не разлучался, и, точно по какому-то наитію, написалъ на стѣнѣ стихъ изъ Іова:

«Подлинно, только вы люди, и съ вами умретъ мудрость. И у меня есть сердце, какъ у васъ; не ниже я васъ; и кто не знаетъ того-же? (Іов. XII, 1—3)».

VII.

На слѣдующее утро раздраженіе улеглось, и Джудъ самъ подсмѣивался надъ заносчивыми словами, написанными на стѣнѣ колледжа. Но это былъ смѣхъ нездоровый. Онъ перечелъ пресловутое письмо, и мудрый совѣтъ директора, возмутившій его сначала, теперь охладилъ послѣдній пылъ и привелъ въ безпомощное уныніе.

Въ такомъ настроеніи Джудъ уже не могъ продолжать свои занятія. Какъ только онъ начиналъ примиряться съ судьбою въ качествѣ неудавшагося студента, спокойствіе его нарушалось безнадежными отношеніями съ Сусанной. Сознаніе, что единственная близкая душа, которую онъ встрѣтилъ въ жизни, была потеряна для него изъ-за его нелѣпаго брака, возвращалось къ нему съ такой жестокой настойчивостью, что онъ, не умѣя сладить съ этими терзаніями, опять шелъ искать развлеченій въ омутъ уличной жизни, и просиживалъ цѣлый вечеръ въ мерзѣйшей тавернѣ на окраинѣ города. Въ этомъ вертепѣ онъ сошелся съ гуляками всевозможныхъ профессій, и за стаканомъ вина болталъ среди невзыскательной компаніи пьяный вздоръ о своей учености и людской несправедливости.

Какъ-то разъ, отуманенный винными парами и оглушенный шумнымъ разгуломъ пьяной компаніи, Джудъ вышелъ за городъ на большую дорогу. Его влекла какая-то безотчетная, почти дѣтская потребность скрыться отъ бездушныхъ людей къ единственному на всемъ свѣтѣ существу, въ которое онъ вѣрилъ, — безумный порывъ, нелѣпости котораго онъ теперь не сознавалъ. Часамъ къ одиннадцати ночи онъ уже былъ въ Лемздонѣ, и, подойдя къ дому Сусанны, увидалъ свѣтъ въ нижней комнатѣ, которую, хотя и случайно, но совершенно вѣрно принялъ за комнату кузины.

Джудъ не стѣсняясь постучалъ въ окно, нетерпѣливо вызывая: «Сусанна, Сусанна!»

Вѣроятно она узнала его голосъ, ибо свѣтъ тотчасъ-же исчезъ и Сусанна появилась въ дверяхъ со свѣчею въ рукѣ.

— Кто это? Джудъ? Такъ и есть! Милый кузенъ, что такое съ вами? — съ участіемъ допрашивала Сусанна.

— Ахъ, Сусанна, голубушка, простите, я того… я не могъ удержаться, чтобъ не придти къ вамъ! — бормоталъ онъ, опускаясь на ступеньки крыльца. — Я такой скверный, Сусанна, — сердце у меня обливается кровью, и не могу я выносить такой анаѳемской жизни! И вотъ я пьянствовалъ въ кабакѣ и болталъ всякій вздоръ съ негодяями и буянами, чтобы какъ-нибудь забыть свою тоску и обиду. Ахъ, сдѣлайте со мной что-нибудь, Сусанна, — хоть убейте меня, — мнѣ все равно! Только не разлюбите и не презирайте меня, какъ всѣ другіе на бѣломъ свѣтѣ!

— Вы нездоровы, мой милый, несчастный Джудъ! Нѣтъ, я не буду, никогда не буду васъ презирать! Войдите и успокойтесь, а я посмотрю, что могу для васъ сдѣлать. Возьмите мою руку и идите за мною.

Сусанна ввела его такимъ образомъ въ комнату и усадила въ единственное кресло, оказавшееся въ ея распоряженіи, причемъ заботливо положила одну на другую его вытянутыя ноги и сняла съ него сапоги.

Сусанна спросила гостя, не голоденъ-ли онъ, но тотъ покачалъ головой. Затѣмъ, простившись съ нимъ, она обѣщала придти къ нему рано утромъ съ завтракомъ и ушла къ себѣ наверхъ.

Джудъ почти тотчасъ-же заснулъ, какъ убитый, и проснулся только на разсвѣтѣ. Сначала онъ никакъ не могъ сообразить, гдѣ онъ, но мало по малу догадался, въ чемъ дѣло, и его положеніе представилось ему во всей его непривлекательности. Сусанна узнала его съ самой дурной, отталкивающей стороны. Какъ онъ рѣшится теперь взглянуть на нее? Она скоро сойдетъ с^гъ завтракомъ и вотъ онъ предстанетъ предъ нею во всемъ своемъ позорѣ. Онъ не могъ перенести этой мысли, и, тихонько обувшись и надѣвъ шляпу, безшумно вышелъ изъ дома.

Джудъ былъ подавленъ своимъ униженіемъ и не зналъ, куда ему бѣжать отъ людей, гдѣ-бы онъ могъ, забыться, каяться и молиться. Тогда онъ вспомнилъ о Меригринѣ. Въ городѣ онъ узналъ, что хозяйка отказала ему отъ квартиры. Уложивъ свои пожитки, онъ вышелъ изъ города, такъ жестоко ему насолившаго, и направился въ Меригринъ. Въ карманѣ не было ни гроша, такъ какъ скудныя сбереженія его хранились въ кассѣ и по счастію остались не тронутыми. Поэтому въ Меригринъ онъ могъ добраться только пѣшкомъ, и, благо разстояніе было не маленькое, — онъ имѣлъ достаточно времени, чтобы окончательно отрезвиться послѣ долгаго разгула.

Раннимъ вечеромъ Джудъ пришелъ въ Ольфредстонъ. Здѣсь онъ заложилъ свою куртку, и, выбравшись изъ города, проспалъ эту ночь въ полѣ подъ скирдомъ сѣна. На разсвѣтѣ Джудъ всталъ, и стряхнувъ съ себя сѣнную труху, пошелъ дальше по длинной дорогѣ въ гору, виднѣвшуюся еще изъ далека, и миновалъ тотъ камень, на которомъ когда-то начерталъ свои надежды. Онъ добрался до своего мѣстечка, когда обитатели его сидѣли за завтракомъ. Усталый и пыльный, онъ присѣлъ у колодца, раздумывая о своей несчастной, безпріютной, горемычной долѣ. Потомъ умылся надъ колодою и пошелъ къ домику своей тетки, которую засталъ тоже за завтракомъ въ постели.

— Что — или безъ работы остался? спросила тетка, глядя на Джуда тусклыми, глубоко впавшими глазами, отѣненными нависшими сѣдыми бровями, не умѣя иначе объяснить себѣ внезапнаго появленія злополучнаго племянника, вся жизнь котораго была безплодной борьбой изъ-за куска насущнаго хлѣба.

— Да, — уныло отвѣтилъ Джудъ, — а теперь мнѣ хочется отдохнуть съ дороги.

Подкрѣпившись завтракомъ, онъ ушелъ въ свою прежнюю комнату и прилегъ на кровать, какъ былъ, въ бѣломъ фартукѣ. Онъ спалъ не долго и очнулся точно отъ тяжелаго кошмара. Неотвязчивое сознаніе нравственнаго паденія и оскорбленное самолюбіе не давали ему покоя.

Женщину въ его положеніи могли-бы облегчить слезы, а онъ лишенъ былъ и этой отрады.

Унылый вѣтеръ шелестѣлъ въ деревьяхъ и вылъ въ каминѣ, надрывая душу. Жалобно трепеталъ каждый листокъ плюща, перекинувшагося черезъ ближнюю церковную ограду, за которой уже не было старой церкви, уступившей мѣсто новой, построенной на другомъ мѣстѣ, въ модно-готическомъ стилѣ. Но вотъ Джуду послышался изъ сосѣдней комнаты чей то незнакомый голосъ, и онъ понялъ изъ разговора, что это приходскій пасторъ бесѣдовалъ съ его теткой. Вскорѣ голосъ замолкъ и шаги пастора остановились въ корридорѣ его двери. Джудъ пригласилъ его войти.

— Очень родъ познакомиться съ вами, сэръ, — привѣтствовалъ Джудъ вошедшаго пастора. — Тетушка не разъ упоминала мнѣ о васъ. Къ вашимъ услугамъ, Джудъ Фолэ, только-что возвратился домой, и при первомъ-же знакомствѣ долженъ вамъ признаться, что малый я свихнувшійся, хотя одно время имѣлъ наилучшія намѣренія. Теперь я страшно разстроенъ отъ пьянства и всевозможныхъ другихъ безобразій.

Мало-по-малу Джудъ, что называется, выложилъ передъ пасторомъ всю свою душу, разсказалъ ему безъ утайки о своемъ порочномъ прошломъ, о стремленіи къ высшему образованію и духовной карьерѣ, о препятствіяхъ, неудачахъ и о разбитыхъ надеждахъ.

— Теперь я сознаю, что былъ глупъ, и эта глупость останется при мнѣ, — добавилъ Джудъ въ заключеніе. — Но я ни чуть не сожалѣю о крушеніи моихъ академическихъ надеждъ. Теперь я не возвратился-бы къ нимъ, будь я даже увѣренъ въ успѣхѣ. Мнѣ думается только, что я еще способенъ принести извѣстную пользу на духовномъ поприщѣ и сильно горюю, что лишенъ теперь этой возможности.

Пасторъ, человѣкъ новый въ этомъ приходѣ, живо заинтересовался такимъ признаніемъ и сказалъ Джуду:

— Если вы дѣйствительно чувствуете призваніе къ пасторскому служенію, то вамъ остается только исправиться и выработать стойкій характеръ. Тогда вы можете вступить въ это званіе сначала въ качествѣ лиценціата. Только повторяю, вамъ надо безусловно отказаться отъ распущенной, невоздержной жизни.

— Я легко могъ-бы вполнѣ исправиться, — отвѣтилъ Джудъ, — еслибъ хоть какая-нибудь надежда поддержала меня въ моихъ стремленіяхъ.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

Мельчестеръ.

"И не было, женихъ, другой, подобной ей!"

Сафо.

I.

Новое настроеніе овладѣю теперь душою нашего героя: его поглощала идея служенія церкви и людямъ, въ противуположность той эгоистически замкнутой и отвлеченной жизни, которую онъ велъ до сихъ поръ. Человѣкъ можетъ проповѣдывать и дѣлать добро ближнимъ безъ похвальныхъ листовъ кристминстерскихъ школъ, съ однимъ общимъ образованіемъ. Но вступленіе на духовное поприще съ такимъ скромнымъ образовательнымъ цензомъ заставляло пылкаго Джуда мириться съ должностью пастора въ какомъ-нибудь глухомъ селѣ или захолустномъ городишкѣ, безъ всякой надежды на болѣе лестное положеніе. Съ другой стороны, при такихъ обстоятельствахъ онъ не рисковалъ сдѣлаться карьеристомъ; изъ него могъ выйти почтенный служитель алтаря, обладающій всѣми средствами къ спасенію другихъ и собственному нравственному возрожденію.

Это рѣшеніе было подкрѣплено послѣднимъ письмомъ отъ Сусанны. Она писала очевидно второпяхъ, мало распространяясь о своихъ дѣлахъ, и сообщала только, что сдала экзаменъ на учительницу, и намѣревалась вступить въ высшую школу въ Мельчестерѣ для подготовки къ профессіи избранной отчасти подъ его вліяніемъ. Въ Мельчестерѣ есть и богословская академія; городъ тихій и мирный, съ преобладаніемъ клерикальнаго характера. Для свѣтскаго и научнаго образованія заведеній не имѣлось, но за то свойственныя ему духовныя стремленія могли найти себѣ тамъ лучшую оцѣнку. Такъ разсуждала Сусанна.

Въ самомъ дѣлѣ, для него не могло быть ничего лучшаго, какъ получить мѣсто въ этомъ городѣ и посвятить себя богословскимъ занятіямъ, не оставляя при этомъ и своего ремесла. Его усиленный интересъ къ этому новому мѣсту жительства былъ всецѣло созданъ Сусанною, вовсе не раздѣлявшей его настоящихъ стремленій, и Джудъ сознавалъ въ ней нравственное противорѣчіе, но мирился съ этой слабостью. Онъ разсчитывалъ на полученіе званія пастора годамъ къ тридцати, — поэтому у него будетъ достаточно времени для всесторонней подготовки, а также для скопленія своимъ ремесломъ извѣстнаго капитала, который дастъ ему впослѣдствіи возможность оплачивать академическій курсъ.

На Рождествѣ Сусанна отправилась въ высшую школу въ Мельчестеръ. Для переселенія Джуда это было самое неудобное время въ году, и онъ писалъ ей, что долженъ отложить свой пріѣздъ на мѣсяцъ или два, пока дни не станутъ длиннѣе. Она согласилась съ этимъ такъ охотно, что онъ пожалѣлъ даже, что сообщилъ ей объ отсрочкѣ — она, очевидно, не особенно безпокоилась о немъ, хотя никогда не упрекала его за странное поведеніе и за таинственное исчезновеніе въ ту ночь. Точно также никогда не говорила ни слова о своихъ отношеніяхъ въ м-ру Филлотсону.

Но вдругъ пришло отъ нея тревожное письмо. Сусанна жаловалась на свое одиночество и несчастную долю. Ей противно заведеніе, въ которое она поступила; здѣсь ей хуже, чѣмъ въ иконописной мастерской; хуже чѣмъ гдѣ-бы то ни было. Она чувствуетъ себя совершенно безпомощной и умоляетъ его пріѣхать немедленно — хотя она стѣснена въ своихъ пріемахъ строгими правилами заведенія, но это ничего не значитъ. Это м-ръ Филлотсонъ посовѣтывалъ ей пріѣхать сюда, и она жалѣетъ, что послушалась его.

«Значитъ, выборъ Филлотсона оказался не особенно удачнымъ», рѣшилъ Джудъ, и это доставляло ему неописанную радость. Онъ забралъ свои вещи и прибылъ въ Мельчестеръ съ такимъ легкимъ сердцемъ, какого давно уже не ощущалъ въ своей груди.

Подыскавъ себѣ недорогой номеръ и закусивъ съ дороги, нашъ путникъ вышелъ въ тусклыя зимнія сумерки на улицу, и миновавъ городской мостъ, повернулъ за уголъ къ монастырю. День былъ пасмурный, и еще издали увидѣвъ сквозь туманъ эту чудную архитектурную громаду, онъ невольно остановился и засмотрѣлся какъ очарованный.

На улицахъ начали зажигать фонари. Онъ съ удовольствіемъ различилъ множество каменныхъ плитъ вокругъ собора, которому видимо предстоялъ значительный ремонтъ. Казалось, само провидѣніе приготовило ему массу привычной работы, на время пока онъ не дождется возможности отдаться другому высшему призванію.

Онъ пошелъ по утрамбованной щебнемъ дорожкѣ къ школѣ. Это было старинное зданіе, занятое теперь высшею школой, съ окнами въ переплетахъ и съ большимъ палисадникомъ, окруженнымъ стѣною. Джудъ отворилъ калитку и прошелъ къ двери, черезъ которую, послѣ заявленія о желаніи видѣть кузину, онъ былъ введенъ въ гостинную, куда черезъ нѣсколько минутъ вошла и Сусанна.

Джудъ замѣтилъ въ ней рѣзкую перемѣну. Живость ея движеній и невозмутимая веселость исчезли. Совсѣмъ не такого ожидалъ онъ встрѣтить ее послѣ симпатичнаго письма, ускорившаго его пріѣздъ. Или оно было написано подъ минутнымъ впечатлѣніемъ, и, одумавшись, она, быть можетъ, жалѣла, что его послала? Джудъ былъ взволнованъ ужасно.

— Скажите, ради Бога, Сусанна, вы не считаете меня отъявленнымъ негодяемъ, послѣ моего появленія у васъ тогда въ безобразномъ видѣ и послѣ моего позорнаго исчезновенія?

— О, нисколько! Вы достаточно объяснили причины… Я увѣрена, что мнѣ никогда не придется усомниться въ вашей порядочности, мой бѣдный Джудъ! И я очень рада, что вы пришли!

На ней было темнокрасное платье съ небольшимъ кружевнымъ воротничкомъ. Сшитое совершенно просто, оно сидѣло очень изящно на ея худенькой фигурѣ. Волосы, противъ обыкновенія, теперь были собраны туго въ пучокъ, и она имѣла видъ дѣвушки, подчиняющейся самой строгой дисциплинѣ, и прежняя веселость ея свѣтилась только со дна души, куда эта дисциплина еще не могла проникнуть. Она подошла къ нему непринужденно, и такъ-же просто позволила ему поцѣловать себя по праву кузена. Джудъ ясно понималъ, что она вовсе не считаетъ его своимъ поклонникомъ, разъ она узнала его съ такой некрасивой стороны. Эта догадка подкрѣпляла еще болѣе назрѣвавшую въ немъ рѣшимость разсказать ей о своемъ семейномъ крушеніи, но онъ все еще не находилъ въ себѣ силъ для этого признанія въ наивномъ страхѣ утратить блаженство ея расположенія.

Сусанна вмѣстѣ съ нимъ вышла въ городъ, и они гуляли, и разговоръ ихъ вертѣлся на впечатлѣніяхъ недавняго прошлаго. Джудъ хотѣлъ было преподнести ей какой-нибудь подарокъ, но она съ нѣкоторой нерѣшительностью призналась, что чувствуетъ страшный голодъ. Ихъ содержали въ колледжѣ очень скудно; обѣдъ, чай и ужинъ — все это было-бы теперь самымъ желаннымъ для нея подношеніемъ. Въ виду этого они зашли въ ресторанъ и Джудъ велѣлъ подать все, что только можно было получить въ буфетѣ; однако, выборъ оказался болѣе чѣмъ скромнымъ. Но за то это убѣжище дало имъ прелестный случай для tête-à-tête, такъ какъ въ залѣ, кромѣ нихъ, не было ни души, и, они говорили совершенно свободно.

Она разсказывала ему о своей школѣ, о суровой жизни въ ней, о своихъ подругахъ — курсисткахъ, о томъ, какъ ей приходится вставать и работать по утрамъ съ огнемъ, и все это она передавала съ горечью молодой дѣвушки, не привыкшей къ стѣсненію. Джудъ слушалъ; его занимала не монастырская жизнь Сусанны, а ея отношенія къ Филлотсону. Но этого вопроса она не касалась. За столомъ Джудъ съ увлеченіемъ взялъ ее за руку; она взглянула на него и улыбнулась, при чемъ такъ-же свободно взяла въ свою маленькую нѣжную ручку его руку, перебирая его пальцы и равнодушпо разсматривая ихъ, точно на перчаткахъ, выбираемыхъ въ магазинѣ.

— Однако, какія у васъ жесткія руки, Джудъ, отчего это?

— Ахъ, Сусанна, да и ваши были-бы такими-же, еслибъ вы съ утра до вечера имѣли дѣло съ молоткомъ и долотомъ.

— А вы знаете, мнѣ это даже нравится. Я съ уваженіемъ смотрю на руки человѣка со слѣдами его обычной работы. Если хотите, я рада и за себя, что поступила въ этотъ суровый интернатъ. Посмотрите, какой независимой буду я по окончаніи своего двухлѣтняго курса! И надѣюсь кончить его съ отличіемъ, — тогда и м-ръ Филлотсонъ окажетъ свое вліяніе для предоставленія мнѣ большой школы.

Она затронула, наконецъ, роковой вопросъ. — Меня тревожила догадка — не вытерпѣлъ Джудъ, — что онъ заботится о васъ съ особенной симпатіей, и, быть можетъ, хочетъ жениться на васъ.

— Будетъ вамъ говорить глупости!

— Однако, вѣдь онъ же говорилъ вамъ что-нибудь объ этомъ.

— Ну если и говорилъ, такъ чтожь изъ этого? Онъ же старикъ, наконецъ!

— Извините Сусанна; онъ вовсе не такой старикъ. Я помню, что онъ разъ позволилъ себѣ…

— Только не поцѣловать меня, конечно!

— Нѣтъ. Но онъ обнялъ васъ…

— Ахъ да — припоминаю. Но ему это не удалось.

— Вы увернулись отъ его объятій, Сусанна, а это не совсѣмъ любезно!

Ея всегда подвижныя губы дрожали. Она видимо смутилась.

— Я знаю, вы будете сердиться, если я скажу вамъ одну вещь, и это мѣшаетъ мнѣ быть откровенной…

— Ну, какъ хотите, дорогая моя, — сказалъ онъ нѣжно. — Я не имѣю никакого права спрашивать у васъ, да и не желаю знать вашей тайны.

— Ну такъ я же скажу вамъ! — перебила она съ свойственнымъ ей упрямствомъ. — Вотъ что я сдѣлала: дала ему слово — слышите-ли? дала ему слово, что выйду замужъ за него, когда кончу чрезъ два года курсъ и получу дипломъ. Онъ рѣшилъ, что мы можемъ взять тогда значительную школу для дѣтей обоего пола въ большомъ городѣ, онъ будетъ завѣдывать мальчиками, а я дѣвочками, какъ это часто дѣлаютъ женатые учителя. Это дастъ намъ хорошій заработокъ.

— Ахъ, Сусанна!.. Да вѣдь это же прекрасно — лучше и придумать нельзя!

Джудъ взглянулъ на нее и ихъ взоры встрѣтились, при чемъ упрекъ, свѣтившійся въ его взглядѣ, противорѣчилъ его словамъ. Затѣмъ, онъ рѣзко принялъ свою руку и холодно отвернулся отъ Сусанны къ окну. Она равнодушно смотрѣла на него.

— Я знала что вы разсердитесь! — сказала она безъ малѣйшаго волненія. — Ну чтожь — значитъ я ошиблась! Мнѣ не слѣдовало вызывать васъ на свиданіе! Намъ лучше болѣе не встрѣчаться, и мы будемъ переписываться черезъ долгіе промежутки, и то исключительно о дѣловой сторонѣ нашей жизни!

Послѣднею фразой Сусанна попала, быть можетъ и намѣренно, въ самое больное мѣсто своего кузена, и онъ вспыхнулъ сразу.

— Конечно, будемъ, — проговорилъ онъ быстро. — Обѣщаніе, данное вами м-ру Филлотсону, не можетъ ничего измѣнить для меня. Я имѣю неотъемлемое право видѣть васъ, когда захочу, и буду видѣть!

— Такъ перестанемъ же говорить объ этомъ. А то подобный разговоръ совершенно портитъ вечеръ, который мы можемъ провести вмѣстѣ. И что кому за дѣло до того, что человѣкъ намѣренъ сдѣлать черезъ два года.

Въ этомъ признаніи Сусанна казалась ему загадкой и онъ прекратилъ разговоръ.

— Не пойдемъ-ли мы посмотрѣть соборъ? — предложилъ Джудъ, когда обѣдъ былъ конченъ.

— Соборъ? Пожалуй. Хотя признаться мнѣ было-бы пріятнѣй посидѣть на вокзалѣ и посмотрѣть на поѣздъ, — отвѣтила она, все еще съ нѣкоторымъ волненіемъ въ голосѣ. — Теперь это центръ городской жизни. Соборъ пережилъ свое время…

— Однако, какая вы — современная!

— И вы были-бы такой же, еслибъ жили такъ много средними вѣками, какъ я жила въ послѣдніе годы. Соборъ былъ любимымъ мѣстомъ четыре-пять столѣтій тому назадъ; но теперь его пѣсенка спѣта… Я натура не современная нисколько; я болѣе стариннаго склада, чѣмъ само средневѣковье, если ужь хотите знать.

Джудъ смотрѣлъ какъ-то хмуро въ пространство.

— Ну больше я не стану объ этомъ говорить! — воскликнула она. — Вы только не знаете, какая я дурная съ вашей точки зрѣнія, иначе не заботились бы обо мнѣ такъ много, и не интересовались бытѣмъ, дала ли я кому-нибудь слово или нѣтъ. Теперь мы можемъ погулять кругомъ нашей школы, а тамъ мнѣ надо будетъ возвратиться домой, а то скоро ворота запрутъ на ночь.

Джудъ проводилъ кузину до калитки и они разстались. Онъ былъ убѣжденъ, что его неумѣстный визитъ къ ней въ ту злополучную ночь ускорилъ ихъ брачный сговоръ, и скорѣе повредилъ ему, нежели прибавилъ что-либо къ его счастью. Значитъ ея протестъ вылился въ эту форму, вмѣсто всякихъ упрековъ и фразъ. Однако, на слѣдующій день онъ пустился на поиски работы, добыть которую оказалось не такъ легко, какъ въ Кристминстерѣ, ибо въ тихомъ Мельчестерѣ менѣе возводилось большихъ зданій, да и рабочіе были по большей части свои, постоянные. Но мало по малу ему удалось-таки заручиться работой настолько, что она могла обезпечить его на все время пребыванія въ этомъ городѣ.

Квартира, которую Джудъ нанялъ близъ школы, годилась бы хоть для пастора; плата за нее превышала ту скромную норму, какую мастеровые обыкновенно платятъ за свои помѣщенія. Его комната, составлявшая вмѣстѣ и спальную и гостинную, и все что угодно, была украшена вставленными въ красивыя рамки фотографіями ректоровъ и и другихъ духовныхъ особъ, у которыхъ хозяйка его когда-то служила. Джудъ прибавилъ къ убранству комнаты еще свои фотографіи съ изображеніемъ разныхъ лѣпныхъ работъ и монументовъ, имъ исполненныхъ, и ему очень нравилось и льстило его самолюбію это новое помѣщеніе.

Въ мѣстныхъ книжныхъ лавкахъ онъ нашелъ большой выборъ богословскихъ сочиненій и, заручившись ими, возобновилъ свои занятія уже въ совершенно другомъ направленіи. Ввидѣ отдыха отъ твореній св. отцовъ, онъ принялся за изученіе современныхъ богословскихъ свѣтилъ. Въ дополненіе къ своей комфортабельной обстановкѣ, онъ взялъ на прокатъ фисгармонію и распѣвалъ за нею разные церковные гимны.

II.

— Завтра вѣдь у насъ праздникъ. Куда-бы намъ отправиться? спросилъ Джудъ кузину.

— Я свободна отъ трехъ до девяти. За это время мы успѣемъ побывать гдѣ угодно. Только не у развалинъ, Джудъ, — меня онѣ не занимаютъ.

— Ну хорошо, въ Вардауръ-Кэстль; оттуда, если захотимъ, можемъ пройти и въ Фонтгиль,

— Вардауръ — это готическая руина, а я ненавижу все готическое!

— Вовсе нѣтъ. Это зданіе классическое, коринѳскаго стиля, кажется, съ небольшимъ собраніемъ картинъ..

— А, ну это другое дѣло. Мнѣ нравится слово «коринѳское». Отправимся туда.

Этотъ разговоръ происходилъ между ними нѣсколько недѣль спустя, и на слѣдующее утро они приготовились въ задуманной экскурсіи. Джудъ былъ въ восторгѣ отъ всѣхъ мелочей, касавшихся этой прогулки, и не смѣлъ долго раздумывать о противорѣчіяхъ своего образа жизни… Поведеніе Сусанны было для него какою-то чарующей загадкой; больше онъ ничего не могъ сказать.

Наконецъ, настала для Джуда желанная минута и онъ звонился у подъѣзда колледжа, въ которомъ жила Сусанна. Ея появленіе въ монашески простомъ костюмѣ, прогулка къ вокзалу, услужливыя приставанья носильщиковъ, грохотъ поѣздовъ — все это служило фономъ прелестной картины. На Сусанну, въ ея скромномъ нарядѣ, никто не обращалъ внимаія, и это вызывало въ Джудѣ пріятное сознаніе, что только ему была извѣстна юная прелесть ея лица, скрытаго подъ густою вуалью. Кондукторъ принялъ ихъ за влюбленную парочку и предупредительно помѣстилъ въ отдѣльное купэ.

Они пріѣхали въ паркъ съ его замкомъ и сначала прошлись по картинной галлереѣ, при чемъ Джудъ останавливался предпочтительно предъ полотнами Гвидо Рени, Спаньолетто и Карло Дольчи. Сусанна терпѣливо стояла подлѣ него, пристально всматриваясь въ его лицо, когда онъ благоговѣйно созерцалъ изображенія Мадоннъ, св. Семейства и святыхъ. Кузенъ сильно интересовалъ ее, какъ можетъ интересовать человѣкъ, пробирающійся лабиринтомъ, изъ котораго этотъ уже выбрался.

Когда они покинули, наконецъ, галлерею, времени впереди оставалось еще много, и Джудъ предложилъ зайти куда-нибудь перекусить и затѣмъ пройти на станцію миль за семь и сѣсть въ поѣздъ другой линіи, ведущей тоже къ Мельчестеру. Сусанна была рада случаю вполнѣ воспользоваться свободнымъ днемъ и охотно согласилась.

Мѣстность была открытая на всѣ стороны и гористая. Друзья весело болтали, карабкаясь по склонамъ, и Джудъ срѣзалъ для Сусанны длинную трость, стройную какъ она сама, съ большимъ крюкомъ на верху, какъ у пастушекъ. Вскорѣ, однако, Сусанна стала замѣтно уставать, что не мало безпокоило Джуда. Они прошли уже порядочное разстояніе, и было-бы досадно не поспѣть къ поѣзду въ городъ. Долгое время не было въ виду никакого жилья на всемъ пространствѣ дюны и поля засѣяннаго рѣпой; наконецъ, они добрались до какой-то овчарни и увидали пастуха, занятаго плетеніемъ корзинъ. Онъ сообщилъ имъ, что по близости только и есть его домикъ, въ которомъ онъ живетъ съ матерью, и, указавъ на небольшую низину, откуда виднѣлась струйка синяго дыма, пригласилъ ихъ зайти туда отдохнуть.

Они воспользовались его гостепріимствомъ и вскорѣ дошли до избушки. Тамъ ихъ встрѣтила дряхлая беззубая старушка. Слѣдомъ за ними вошелъ и пастухъ.

— Отдыхайте здѣсь, — сказалъ онъ, — сколько вамъ будетъ угодно. Только не думайте вернуться въ Мельчестеръ съ ночнымъ поѣздомъ; потому что, не зная хорошо дороги, вамъ не попасть на станцію ни за что на свѣтѣ. Я бы не прочь и проводить васъ часть дороги, но и тогда вамъ не захватить поѣзда.

Наши путники тревожно вскочили.

— Вы можете переночевать здѣсь, господа, — тебѣ ничего, матушка? спросилъ онъ старушку. — Ночлегъ къ вашимъ услугамъ. Вотъ только жестковато вамъ спать будетъ, ну, да что дѣлать — въ дорогѣ бываетъ и хуже.

Тутъ хозяинъ обернулся къ Джуду съ отдѣльнымъ вопросомъ: — а вы женатая парочка?

— Нѣтъ, нѣтъ! Мы не парочка, — поспѣшилъ отвѣтить Джудъ.

— Я вѣдь не подумалъ ничего дурного, господа, — Боже меня избави! Значитъ будетъ такъ: барышня можетъ лечь въ комнату матушки, а мы съ вами вмѣстѣ въ отдѣльной комнаткѣ. Я разбужу васъ къ слѣдующему поѣзду заблаговременно, а свой поѣздъ вы ужъ теперь упустили.

Послѣ нѣкотораго раздумья, они рѣшились принять это предложеніе, и вскорѣ затѣмъ раздѣлили съ овчаромъ и его матерью скудный ужинъ изъ копченаго сала и овощей.

На утро овчаръ разбудилъ ихъ рано, какъ обѣщалъ. День начинался ясный, солнечный, и они прошли четыре мили до станціи легко и пріятно. Когда, по возвращеніи въ Мельчестеръ, они пришли къ монастырю, то остроконечная крыша стариннаго зданія, въ которомъ Сусанна опять должна была замуроваться, встала предъ ея глазами, и она смотрѣла на мѣсто своего заключенія съ невольнымъ страхомъ.

Они позвонили.

— Ахъ, постойте, я захватила для васъ одну штучку и чуть не забыла, проговорила Сусанна быстро опустивъ руку въ карманъ. — Это моя новая карточка. Желаете?

— Желаю-ли? вотъ вопросъ — конечно! — И онъ радостно выхватилъ фотографію. Между тѣмъ вышелъ привратникъ. Зловѣщее выраженіе его лица смутило бѣдную Сусанну. Однако она вошла въ отворенную калитку, оглянувшись на Джуда, и сдѣлавъ ему прощальный жестъ рукою.

III.

Семьдесятъ молодыхъ дѣвушекъ, въ возрастѣ отъ девятнадцати до двадцати одного года, — хотя нѣкоторые были и старше, — наполнявшихъ въ это время родъ женскаго монастыря, извѣстнаго подъ именемъ высшей школы въ Мельчестерѣ, составляли очень пеструю общину. Заведеніе заключало въ своихъ стѣнахъ дочерей механиковъ, пасторовъ, врачей, лавочниковъ, фермеровъ, лодочныхъ торговцевъ, солдатъ, моряковъ и сельскихъ обывателей. Въ этотъ вечеръ между воспитанницами прошла молва, что Сусанна Брайдхэдъ не пришла вчера ко времени, когда запираютъ ворота.

— Она уходила съ знакомымъ молодымъ человѣкомъ, — сказала одна изъ старшихъ курсистокъ, знавшая толкъ въ молодыхъ людяхъ; — и миссъ Трэсли видѣла ее съ нимъ на станціи. Посмотрите, какъ ей влетитъ за это, когда она возвратится.

— Сусанна говорила, что онъ ея кузенъ, — замѣтила молоденькая подруга.

— Такое объясненіе слишкомъ часто давалось въ нашей школѣ, чтобы оно могло вліять на спасеніе нашихъ душъ, — ехидно вставила старшая.

Дѣло въ томъ, что всего годъ тому назадъ былъ прискорбный случай обольщенія одной изъ воспитанницъ, прикрывшейся такой-же отговоркой, чтобы получить право на свиданіе съ своимъ любовникомъ. Случай этотъ вызвалъ цѣлый скандалъ, и начальство стало относиться недовѣрчиво и строго къ кузенамъ вообще.

Въ девять часовъ была перекличка, за которой миссъ Трэсли три раза громко вызывала Сусанну, но отвѣта не послѣдовало.

Когда воспитанницы улеглись спать, огни въ дортуарахъ были тотчасъ-же погашены, по дѣвицы долго еще изощрялись въ разныхъ предположеніяхъ и догадкахъ по поводу исчезновенія Сусанны, въ родство которой съ Джудомъ ни одна изъ нихъ не вѣрила; болѣе любопытныя изъ нихъ вскакивали съ постелей и подолгу глядѣли изъ оконъ на улицу.

Проснувшись по утру, воспитанницы прежде всего полюбопытствовали взглянуть на постель Сусанны, но она оказалась и теперь не занятой. Послѣ раннихъ уроковъ при лампахъ, въ утреннемъ дезабилье, въ то время, какъ онѣ пришли одѣваться къ завтраку, у входныхъ воротъ раздался рѣзкій звонокъ. Классная дама вышла и тотчасъ же вернулась сказать, что по распоряженію начальницы, никто изъ нихъ не долженъ говорить съ Брайдхэдъ безъ особаго разрѣшенія.

Вслѣдъ затѣмъ и Сусанна явилась въ дортуаръ, чтобъ поскорѣй умыться и почиститься, съ раскраснѣвшимся и утомленнымъ лицомъ; она молча прошла къ своей койкѣ, при чемъ никто изъ подругъ не поздоровался съ нею и не позволилъ себѣ никакихъ разспросовъ. Когда-же сошли внизъ, то подруги Сусанны замѣтили, что она не пошла съ ними въ столовую къ завтраку, и вскорѣ узнали, что ей былъ сдѣланъ строгій выговоръ и назначенъ одиночный карцеръ, гдѣ она будетъ завтракать, обѣдать и вообще проводить цѣлый день.

На эту мѣру всѣ воспитанницы возроптали, находя приговоръ слишкомъ суровымъ. Къ начальницѣ была отправлена депутація, съ ходатайствомъ о смягченіи наказанія. Но просьба осталась безъ вниманія. За вечернимъ урокомъ, когда учительница географіи начала диктовать свой предметъ, воспитанницы сидѣли въ классѣ со сложенными руками.

— Вы что-же это, не хотите заниматься? — спросила наконецъ учительница. — Такъ на это я могу вамъ преспокойно сказать, что молодой человѣкъ, съ которымъ прогуливалась ваша подруга, Брайдхэдъ, оказался вовсе не ея кузеномъ по той простой причинѣ, что у нея нѣтъ такого родственника. Мы обращались за справкой въ Кристминстеръ…

— Мы желаемъ слышать объясненія отъ нея самой, — заявила старшая дѣвица.

— Этотъ господинъ былъ уволенъ отъ работы въ Кристминстерѣ за пьянство и другія безобразія и пришелъ сюда жить, чтобы быть подлѣ своей возлюбленной…

Но дѣвицы стояли на своемъ и неподвижно сидѣли передъ столами, такъ что учительница вышла изъ класса спросить у начальства, что дѣлать.

Въ сумерки, сидѣвшія за уроками старшія ученицы вдругъ услыхали крикъ изъ сосѣдняго младшаго класса, откуда одна изъ подругъ тотчасъ-же вбѣжала сказать, что Сусанна Брайдхэдъ, выскочивъ изъ задняго окна карцера, убѣжала въ потемкахъ черезъ лужайку и исчезла. Никто не могъ понять, какъ она ухитрилась уйти изъ сада, съ запертой калиткой и ограниченнаго съ задней стороны рѣкою. Всѣ побѣжали смотрѣть на пустой карцеръ съ отвореннымъ настежъ окномъ. Обыскали лужайку съ фонаремъ, заглядывали подъ каждое деревцо и кустъ, но бѣглянки и слѣдъ простылъ. Затѣмъ опросили привратника, отвѣтившаго послѣ нѣкотораго раздумья, что онъ припоминаетъ какой-то всплескъ въ рѣкѣ, на который не обратилъ тогда вниманія, подумавъ, что это просто плещутся утки.

— Она вѣроятно перебралась въ бродъ! — рѣшила классная дама.

— А то утопилась, — вставилъ привратникъ.

Начальница всполошилась ужасно, — не столько отъ возможной гибели Сусанны, сколько отъ опасенія, какъ бы это происшествіе не попало на столбцы газетъ, что, въ добавокъ къ прошлогоднему скандалу, надолго оставитъ за колледжемъ незавидную репутацію.

Принесли еще фонарей и осмотрѣли рѣку; и вотъ, наконецъ, на противоположномъ, открытомъ къ полю берегу, въ тинѣ были замѣчены слѣды маленькихъ ногъ, не оставлявшія сомнѣнія, что экзальтированная дѣвушка перешла рѣку въ бродъ, погрузившись почти до плечъ. Такъ какъ Сусанна не набросила тѣни на заведеніе своей гибелью, то начальница начала говорить объ ней надменно, выражая даже радость, что она ушла.

Въ этотъ самый вечеръ Джудъ сидѣлъ въ своей квартиркѣ близъ монастырскихъ воротъ. Часто въ это время послѣ сумерокъ, онъ заходилъ на мирный монастырскій дворъ, стоялъ противъ дома, въ которомъ находилась Сусанна, и слѣдилъ за тѣнями женскихъ головокъ, мелькавшими на шторахъ. О, какъ охотно онъ сталъ бы читать и учиться по цѣлымъ днямъ, какъ эти воспитанницы, а между тѣмъ для большинства этихъ легкомысленныхъ дѣвицъ эти занятія были предметомъ нескрываемаго отвращенія. Но сегодня, окончивъ вечерній чай и почистившись, Джудъ дольше обыкновеннаго засидѣлся надъ своими книгами. Вдругъ ему показалось, будто что-то стукнуло въ окно; потомъ опять. Вѣрно кто-нибудь бросилъ камешкомъ. Онъ всталъ и осторожно отворилъ окно.

— Джудъ! послышался голосъ снизу.

— Сусанна?

— Да — это я! Можно войти къ вамъ такъ, чтобы никто этого не замѣтилъ?

— О, конечно!

— Такъ вы не сходите; затворите окно.

Джудъ остался наверху, зная что она можетъ войти свободно, такъ какъ парадная дверь не запиралась. Онъ волновался при мысли, что она прибѣжала къ нему въ своемъ горѣ, какъ онъ недавно прибѣжалъ къ ней въ своемъ. Какіе они были двойники! Отодвинувъ щеколду своей двери, онъ услыхалъ осторожный шорохъ на темной лѣстницѣ и вслѣдъ затѣмъ она предстала въ свѣтѣ его лампы. Онъ всталъ пожать ей руку, и увидалъ, что гостья его была вся мокрая, какъ морская богиня, и платье обвисло на ней подобно одеждѣ на фигурахъ Парѳенонскаго фриза.

— Какъ я прозябла! — проговорила Сусанна. — Могу я присѣсть къ вашему камельку, Джудъ?

Она подошла къ догоравшему въ каминѣ огню, но вода текла съ нея ручьями и нечего было думать обсушиться такимъ образомъ.

— Что вы сдѣлали съ собой, радость моя? — спрашивалъ Джудъ съ безпокойствѣ, обронивъ неожиданно нѣжное словечко.

— Прошла въ бродъ черезъ широкую рѣку — вотъ что я сдѣлала! Представьте, мое начальство вздумало запереть меня за прогулку съ вами, и это показалось мнѣ такъ обидно, что я не стерпѣла, взяла да и вылѣзла въ окно и маршъ черезъ рѣку!

— Послушайте, Сусанна! — ухаживалъ Джудъ, — вамъ надо снять платье! Да постойте — я пойду достану вамъ что-нибудь у хозяйки.

— Ахъ, нѣтъ, нѣтъ! Ради Бога, не посвящайте ее въ эту исторію! Школа отъ насъ такъ близко, что оттуда еще пожалуй придутъ за мной!

— Въ такомъ случаѣ, переодѣньтесь въ мое платье. Не протестуете?

— Нисколько.

— Знаете мою воскресную пару; она здѣсь подъ рукою.

Джудъ досталъ изъ комода самую нарядную черную пару, и, встряхнувъ предварительно, передалъ ее Сусаннѣ.

Изъ скромности нашъ кавалеръ вышелъ на нѣкоторое время изъ комнаты. Вернувшись, онъ увидалъ въ своемъ единственномъ креслѣ слабое и хрупкое существо въ мужскомъ костюмѣ, такое жалкое въ своей безпомощности, что у него сердце дрогнуло. На стульяхъ предъ каминомъ висѣло ея мокрое платье. Она было смутилась, когда онъ сѣлъ рядомъ, но только на секунду.

— Вамъ немножко странно, Джудъ, видѣть меня въ такомъ видѣ, и мои платья, висящія передъ каминомъ? Впрочемъ, что за вздоръ! Это просто платья, не имѣющая пола женская одежда… Однако, какъ бы мнѣ не расхвораться. Вы займитесь пока просушкой моихъ вещей, Джудъ, а я поищу поблизости комнату для ночлега. Теперь еще не поздно.

— Нѣтъ, это невозможно, если вамъ нездоровится. Лучше останьтесь здѣсь. Ахъ, дорогая Сусанна, чѣмъ бы мнѣ помочь вамъ!

— И сама не знаю! Я что-то вся дрожу, мнѣ хотѣлось бы согрѣться.

Джудъ прикрылъ ее своимъ пальто, и побѣжалъ въ ближайшій погребокъ, откуда вернулся съ маленькой бутылочкой въ рукѣ.

— Выпейте милая, рюмку превосходнаго коньяку.

Сусанна выпила, разбавивъ вино водою, и опять усѣлась въ кресло.

Потомъ дорогая гостья начала обстоятельно разсказывать свои приключенія съ тѣхъ поръ, какъ они разстались; посреди разсказа голосъ ея замеръ, голова склонилась и она заснула здоровымъ сномъ. Джудъ, опасавшійся, какъ бы Сусанна ни поплатилась серьезной простудой, былъ счастливъ, слыша ея спокойное дыханіе. Онъ тихо приблизился къ ней, замѣтилъ разгоравшійся румянецъ на ея передъ тѣмъ посинѣвшихъ щекахъ, и прикоснувшись къ ея рукѣ, почувствовалъ ея живую теплоту. Затѣмъ, обернувшись спиною къ камину, онъ любовался ею, не отводя глазъ, и ему казалось, что онъ созерцаетъ божество.

IV.

Мечты Джуда были прерваны звукомъ шаговъ, послышавшихся на лѣстницѣ.

Торопливо убравъ со стула сушившееся платье, онъ усѣлся за книгу. Кто-то постучался и тотчасъ же отворилъ дверь. Но тревога оказалась напрасною: это была хозяйка.

— Ахъ, а я и не знала, что вы заняты, м-ръ Фоле, и зашла спросить, не сойдете-ли вы поужинать. Но у васъ гость…

— Благодарю васъ. Только попрошу васъ нынче принести мнѣ ужинъ въ мою комнату и кстати стаканъ чаю.

Джудъ обыкновенно столовался въ кухнѣ, вмѣстѣ съ семьею хозяйки, чтобы не доставлять ей личныхъ хлопотъ. На этотъ разъ было сдѣлано отступленіе и онъ принялъ отъ нея подносъ въ дверяхъ.

Поставивъ чайникъ къ огню, Джудъ снова развѣсилъ платье, никакъ не поддававшееся просушкѣ, затѣмъ развелъ жаркій огонь и наблюдалъ, какъ паръ отъ мокраго платья втягивался въ каминъ.

Вдругъ Сусанна воскликнула:

— Джудъ!

— Я здѣсь. Ну какъ вы себя теперь чувствуете?

— Лучше; очень хорошо. Однако, я, должно быть, заснула? Который часъ? Вѣроятно еще не поздно?

— Начало одиннадцатаго.

— Да неужели? Что я буду дѣлать! — сказала она, вскочивъ съ мѣста.

— Оставайтесь, гдѣ сидите.

— Конечно; я именно такъ и хотѣла сдѣлать. Но что скажетъ мое начальство! И вы-то что будете дѣлать?

— Буду сидѣть здѣсь съ лампой всю ночь, и читать. Завтра воскресенье, и мнѣ идти некуда. Оставшись здѣсь, вы можетъ быть избѣгнете серьезной болѣзни. Вамъ смущаться нечего; все будетъ очень хорошо. Взгляните сюда — я вамъ принесъ поужинать.

Сусанна ощущала сначала большую слабость. Но пища нѣсколько подкрѣпила ее, и напившись послѣ ужина чаю, она уже чувствовала себя бодрой и веселой.

Они разговорились. Сусанна разсказывала ему о своемъ прошломъ, о томъ, какъ много она читала въ свое время, и назвала ему длинный перечень тѣхъ классиковъ, съ которыми она ознакомилась въ переводахъ, упомянувъ, между прочимъ, о сатирикахъ и юмористахъ.

— Вы прочитали больше меня, — сказалъ Джудъ со вздохомъ. — Но почему вамъ вздумалось читать и юмористовъ?

— Видите-ли, — сказала она въ раздумьѣ, — это вышло случайно. Моя жизнь слагалась совершенно своеобразно и это наложило на мой характеръ особый отпечатокъ. Я не боюсь мужчинъ, а слѣдовательно не боюсь и ихъ книгъ. Я уживалась съ ними — особенно съ однимъ или двумя изъ нихъ — почти на правахъ одного съ ними пола. Я хочу сказать, что никогда не соблюдала правила, внушаемаго обыкновенно почти всѣмъ дѣвушкамъ, быть на сторожѣ противъ покушенія на ихъ добродѣтель; ибо никакой нормальный мужчина — если только онъ не чувственный ловеласъ — не оскорбитъ дѣвушку ни днемъ, ни ночью, ни въ домѣ, ни на улицѣ, пока та сама не завлечетъ его. Пока та не скажетъ взглядомъ своимъ «дерзайте», мужчина самъ никогда не рѣшится на авансы. Впрочемъ, я хотѣла только сказать вамъ, что когда мнѣ было восемнадцать лѣтъ, я сошлась на пріятельскую ногу съ однимъ студентомъ въ Кристминстерѣ, который много занимался со мною и доставалъ мнѣ книги, которыхъ безъ него мнѣ никогда бы не имѣть въ рукахъ.

— И что же, ваша дружба кончилась?

— Да. Онъ умеръ, бѣдняга, года черезъ два или три послѣ того, какъ окончилъ курсъ и уѣхалъ изъ Кристминстера.

— И вы часто видались съ нимъ?

— Конечно. Мы любили гулять вмѣстѣ, вмѣстѣ читали, разсуждали, спорили и держали себя совершенно просто, какъ два закадычныхъ пріятеля. Однажды онъ пригласилъ меня жить съ нимъ вмѣстѣ и я выразила на это письменное согласіе. Но пріѣхавъ къ нему въ Лондонъ, я поняла, что у него на умѣ было нѣчто другое, чѣмъ у меня. Онъ, въ сущности, желалъ быть моимъ любовникомъ, а я его не любила — и послѣ моего заявленія, что я должна буду удалиться, если онъ не откажется отъ своихъ видовъ, онъ уступилъ. Мы наняли годовую комнату. Мой сожитель писалъ передовицы въ одной изъ большихъ лондонскихъ газетъ, пока не заболѣлъ, и тогда онъ долженъ былъ уѣхать въ провинцію. Онъ говорилъ, будто я разбила его сердце, чуждаясь его столько времени при такомъ близкомъ сожительствѣ, чего онъ никогда не ожидалъ отъ женщины. Вѣроятно, я уже не разъ вела такую игру, говорилъ мой товарищъ. Онъ вернулся на родину только для того, чтобы умереть. Смерть его вызвала во мнѣ страшное раскаяніе въ моей жестокости — хотя я убѣждена, что онъ умеръ отъ чахотки, а вовсе не отъ меня. Я ѣздила на похороны, и была единственнымъ лицомъ, шедшимъ за его гробомъ. Онъ оставилъ мнѣ небольшую сумму денегъ, вѣроятно за то, что я разбила его сердце! Такъ вотъ каковы мужчины — насколько они лучше женщинъ!

— Поразительно! — вздохнулъ Джудъ, — но какъ поступили вы потомъ?

— Ну, слушайте же. Я помѣстила деньги моего добряка въ дутую аферу, и потеряла ихъ. Жила нѣкоторое время одна близъ Лондона, затѣмъ вернулась въ Кристминстеръ, такъ какъ отецъ мой, жившій тоже въ Лондонѣ въ качествѣ ученаго мастера, не захотѣлъ принять меня обратно. И вотъ я нашла себѣ занятіе въ художественной мастерской, гдѣ вы и нашли меня… Я говорила, что вы не знаете, какая я была скверная!

Джудъ оглянулся на сидѣвшую въ креслѣ дѣвушку, какъ бы желая глубже вдуматься въ существо, которому онъ оказалъ гостепріимство. Затѣмъ проговорилъ съ волненіемъ:

— Въ какихъ бы условіяхъ вы ни жили, Сусанна, я убѣжденъ, что всегда останетесь невинной и непоколебимой дѣвушкой..

— Я не особенно невинна, какъ вы видите, сказала Сусанна, съ замѣтной ироніей, хотя Джудъ видѣлъ, что она глотаетъ слезы. — Но я никогда не отдавалась ни одному поклоннику, если вы разумѣете именно это! Я оставалась до конца такого, какого начинала свои отношенія къ мужчинѣ.

— Вполнѣ вѣрю вамъ. Но согласитесь, что не всякая женщина можетъ сказать это про себя.

— Пожалуй и такъ. Лучшія женщины — тѣ-то и не выдержали-бы. По этому поводу знакомые увѣряли даже, что у меня должна быть холодная кровь, — что я безполая. Но я съ этимъ несогласна! Нѣкоторые изъ самыхъ страстныхъ эротическихъ поэтовъ были наиболѣе замкнутыми людьми въ обыденной жизни.

— А говорили вы м-ру Филлотсону объ этомъ пріятелѣ — студентѣ?

— Да. — давно какъ-то. Я никогда не дѣлала изъ этого тайны передъ кѣмъ-бы то ни было.

— Что-же онъ сказалъ?

— Онъ не высказалъ никакого мнѣнія, — только увѣрялъ, что я въ его глазахъ совершенство, какъ бы я ни поступала, и тому подобныя вещи.

Джудъ сильно пріунылъ. Сусанна видимо отдалялась отъ него все больше и больше своими странными признаніями и курьезнымъ игнорированіемъ пола.

— Однако, не терзаю-ли я васъ своимъ присутствіемъ, мой милый Джудъ? — неожиданно спросила она, съ такой нѣжной ноткой въ голосѣ, что едва вѣрилось, что это говоритъ та самая дѣвушка, которая такъ легко разсказывала о своемъ прошломъ. Я могу оскорбить кого хотите, но только не васъ, повѣрьте!

— Я и самъ не пойму, терзаете вы меня, или нѣтъ. Знаю только, что я сильно озабоченъ вами!

— И я озабочена вами не меньше, чѣмъ кѣмъ либо изъ друзей, которыхъ встрѣчала въ жизни.

Наступила новая продолжительная пауза. Потомъ разговоръ возобновился и коснулся философскихъ и религіозныхъ вопросовъ, вопросовъ о вѣрѣ. Скептическія возраженія Сусанны не мало шокировали Джуда, которому она представлялась отъявленной атеисткой. Но эта оживленная полемика прекратилась самымъ естественнымъ образомъ. Собесѣдники мирно задремали по своимъ мѣстамъ. Очнувшись, онъ перевернулъ ея вещи и вновь развелъ огонь. Часовъ въ шесть онъ проснулся окончательно, и зажегши свѣчу, увидалъ, что ея платье просохло. Сусаннѣ въ креслѣ было гораздо удобнѣе, чѣмъ ему на стулѣ, и она продолжала спать, тепло укутавшись въ пальто Джуда. Положивъ подлѣ нея платье и слегка тронувъ ее за плечо, онъ спустился внизъ и умылся на дворѣ подъ звѣзднымъ небомъ.

V.

Когда Джудъ вернулся, Сусанна уже переодѣлась въ свое платье.

— Могу ли я теперь выйти изъ дому никѣмъ не замѣченной? — спросила она. — Городъ еще не просыпался.

— Но вы еще не завтракали.

— Ахъ, мнѣ ничего не надо! Знаете-ли, я жалѣю, что позволила себѣ убѣжать изъ школы. Вещи представляются совсѣмъ иными въ отрезвляющемъ утреннемъ свѣтѣ. Не правда-ли? И что скажетъ теперь м-ръ Филлотсонъ! Вѣдь я по его желанію переселилась сюда. Это единственный человѣкъ на свѣтѣ, къ которому я имѣю какое нибудь уваженіе или страхъ. Надѣюсь, что онъ проститъ меня; но воображаю, — какую сдѣлаетъ мнѣ сцену!

— Пожалуй, я схожу къ нему и объясню… — началъ было Джудъ.

— Нѣтъ, вовсе незачѣмъ — какое мнѣ до него дѣло! Пусть думаетъ, что ему угодно — я поступлю какъ мнѣ надо!

— Но вы сію минуту сказали…

— Ну что-жъ! Я поступлю все-таки, какъ сама хочу! Я подумала вотъ что: отправиться къ сестрѣ одной изъ моихъ подругъ по Высшей школѣ, приглашавшей меня посѣтить ее. У нея школа близъ Шастона, миль восемнадцать отсюда, и тамъ я пробуду пока не пронесется гроза, потомъ вернусь въ свою школу.

Послѣ завтрака они преспокойно вышли изъ дома, и Джудъ провожалъ ее на станцію. На платформѣ наша парочка стояла рядомъ въ очень уныломъ настроеніи, и Джудъ видимо хотѣлъ еще что то повѣдать Сусаннѣ.

— Я хочу сказать вамъ всего два слова, — проговорилъ онъ торопливо, когда подходилъ поѣздъ; — одно горячее, а другое холодное!

— Джудъ, остановила она, — одно изъ нихъ я угадала, но… не смѣйте.

— Чего?

— Не смѣйте любить меня. Будьте просто моимъ другомъ — вотъ и все!

Лицо Джуда выражало такую грустную внутреннюю борьбу, что Сусаннѣ стало жаль кузена и она съ особенной нѣжностью простилась съ нимъ въ окно вагона. Поѣздъ тронулся, и она исчезла, сдѣлавъ ему прощальный жестъ своей хорошенькой ручкой.

Мельчестеръ опостылѣлъ Джуду послѣ отъѣзда Сусанны. На другой день пришло отъ нея письмо, написанное съ обычной для нея спѣшностью, тотчасъ по прибытіи къ подругѣ. Сообщая ему о своемъ благополучномъ пріѣздѣ и уютномъ устройствѣ, она прибавляла:

"Теперь, дорогой Джудъ, пару словъ о томъ, что я вамъ сказала при прощаніи. Вы были такъ добры и нѣжны ко мнѣ, что, разставшись съ вами, я почувствовала, какъ жестоко и неблагодарно было съ моей стороны сказать вамъ ту суровую фразу, которая съ тѣхъ поръ терзаетъ меня постоянно. Если хотите любить меня, Джудъ, — можете: я противъ этого ничего не имѣю, и ужъ никогда не скажу вамъ — не смѣйте любить меня. Больше не желаю говорить объ этомъ. Надѣюсь, вы простите вашего легкомысленнаго друга въ его жестокости и не откажете въ прежнемъ расположеніи

Навсегда преданной
Сусаннѣ".

Было-бы излишнимъ говорить, каковъ былъ его отвѣтъ. Будь онъ свободенъ, ей не пришлось бы искать убѣжища у какой-то подруги, Богъ знаетъ гдѣ. Онъ чувствовалъ въ себѣ полную увѣренность въ побѣдѣ, если-бы дѣло дошло до столкновенія съ Филлотсономъ изъ-за обладанія Сусанной.

Между тѣмъ Джудъ придавалъ быть можетъ большее значеніе экспансивному письму Сусанны, нежели какое оно имѣло въ дѣйствительности.

По прошествіи нѣсколькихъ дней, онъ возмечталъ, что кузина напишетъ еще. Но никакихъ дальнѣйшихъ вѣстей онъ не получалъ, и въ порывѣ участія послалъ ей другое письмо, въ которомъ извѣщалъ, что извѣститъ ее въ одно изъ воскресеній.

Джудъ съ волненіемъ ожидалъ немедленнаго отвѣта, но отвѣта не было. Насталъ третій день, почтальонъ не остановился. Это было въ субботу, и въ лихорадочномъ безпокойствѣ за Сусанну онъ отправилъ ей коротенькое извѣщеніе, что пріѣдетъ завтра, такъ какъ увѣренъ, что случилось что-нибудь неладное.

Его первой мыслью было то, что она захворала; но въ такомъ случаѣ кто-нибудь извѣстилъ-бы его объ этомъ. Прибытіе въ сельскую школу близь Шастона, въ ясное воскресное утро, когда всѣ мирные обыватели были въ церкви, положило конецъ его неправильнымъ догадкамъ.

Небольшая дѣвочка отворила дверь.

— Миссъ Брайдхэдъ наверху, — сказала она на вопросъ гостя. — Не угодно-ли вамъ подняться.

— Она нездорова? — спросилъ Джудъ поспѣшно.

— Такъ немножко — ничего особеннаго.

Джудъ поднялся и, когда вошелъ на площадку, знакомый голосъ подсказалъ ему куда повернуть: это былъ голосъ Сусанны. Онъ засталъ ее въ кровати, въ тѣсной комнаткѣ.

— Ахъ, Сусанна! — воскликнулъ Джудъ, садясь подлѣ нея и взявъ ее за руку. — Что съ вами! Вы не могли писать?

— Нѣтъ, дѣло не въ этомъ! — отвѣтила она. — Я дѣйствительно схватила сильную лихорадку, но писать могла, только не хотѣла!

— Почему-же? Зачѣмъ такъ мучить меня молчаніемъ?

— Я и не хотѣла мучить, но рѣшила никогда больше не писать вамъ. Наша начальница не желаетъ меня принять обратно въ школу, вотъ почему я и считала неудобнымъ продолжать съ вами переписку.

— Хорошо; а дальше?

— Она не только не желаетъ меня, но даетъ мнѣ еще интимный совѣтъ…

— Какой?

Сусанна отвѣтила не сразу. — Я дала себѣ слово никогда не говорить вамъ объ этомъ — такъ это грубо и грустно!

— Что-же — насчетъ насъ, что-ли?

— Да.

— По крайней мѣрѣ, объясните мнѣ, въ чемъ дѣло!

— Ну слушайте. Кто-то сдѣлалъ начальству недостойный доносъ на насъ, и мнѣ сказали, что вы должны безотлагательно жениться на мнѣ для спасенія моей репутаціи! Ну вотъ — теперь я вамъ сказала, и сама не рада этому!

— Ахъ, бѣдная Сусанна!

— Но успокойтесь. Я не смотрю на васъ ихъ глазами! Я и сама поняла, что братство наше было только номинальное, разъ мы встрѣтились совершенными незнакомцами. Но мой бракъ съ вами, милый Джудъ — это абсурдъ. Согласитесь, что еслибъ я разсчитывала выйти за васъ, мнѣ не слѣдовало-бы такъ часто приходить къ вамъ! Я никогда не предполагала, что вы думаете о женитьбѣ на мнѣ до того памятнаго вечера, когда мнѣ впервые представилось, что вы немножко любите меня. Быть можетъ, мнѣ не слѣдовало такъ сближаться съ вами. Это все моя вина. Во всемъ всегда моя вина!

Это признаніе казалось нѣсколько принужденнымъ и они смотрѣли другъ на друга съ выраженіемъ безотчетной тоски.

— Я была такъ слѣпа въ началѣ, — продолжала Сусанна. И не замѣчала, что у васъ происходитъ на сердцѣ. О, вы были безжалостны ко мнѣ — вы смотрѣли на меня, какъ на любимую дѣвушку, не говоря объ этомъ ни слова, и предоставили мнѣ самой сдѣлать это открытіе! И вотъ вашу привязанность ко мнѣ узнали въ школѣ и понятно, что начальство видитъ въ нашихъ отношеніяхъ всякіе ужасы! Теперь уже я никогда не буду вамъ вѣрить. Слышите, Джудъ?

— Да, Сусанна, — отвѣтилъ онъ просто, — я достоинъ порицанія — даже болѣе, нежели вы думаете. Я хорошо зналъ, что вы не подозрѣвали моихъ чувствъ къ вамъ. Но развѣ вы не находите меня заслуживающимъ хоть нѣкотораго снисхожденія за утайку моихъ неумѣстныхъ чувствъ, разъ я не могъ дать имъ исхода?

Сусанна бросила на него недовѣрчивый взглядъ и сейчасъ-же отвернулась, какъ-бы боясь, что можетъ простить его.

Подъ впечатлѣніемъ этого объясненія, Джудъ хотѣлъ разсказать ей свою фатальную біографію. Она была на его устахъ; но въ этотъ грустный для него часъ признаніе не сходило съ языка, и онъ предпочелъ оставить Сусанну при сознаніи родственныхъ препятствій къ ихъ брачному союзу.

— Я знаю, вы ко мнѣ равнодушны, — сказалъ онъ сухо. — Вы не можете сблизиться со мною, да и не имѣете права. Вы принадлежите м-ру Филлотсону. Если не ошибаюсь, онъ былъ у васъ здѣсь?

— Да, — отвѣтила она коротко, слегка измѣнившись въ лицѣ, — хотя я не приглашала его. Вы вѣроятно рады, что онъ былъ; я же отношусь къ его посѣщеніямъ совершенно равнодушно.

Но вмѣсто отвѣта, Джудъ перевелъ рѣчь на другой предметъ.

— Все перемелется, дорогая Сусанна, утѣшалъ кузенъ. — Въ вашемъ дѣлѣ свѣтъ не клиномъ сошелся. Школа не одна. Вы можете поступить въ какое-нибудь другое заведеніе.

— Я посовѣтуюсь съ м-ромъ Филлотсономъ, — отвѣтила она рѣшительно.

Хозяйка Сусанны возвратилась изъ церкви, и интимный разговоръ прекратился. Джудъ уѣхалъ, чувствуя себя безнадежно несчастнымъ. Но онъ видѣлъ ее, сидѣлъ съ нею. Разговоръ этотъ останется у него въ памяти на всю жизнь. Ему, будущему пастору, нуженъ и полезенъ этотъ урокъ самоотверженія!

На другой день Джудъ проснулся съ мучительными мыслями о Сусаннѣ. Онъ рѣшилъ, что она была пристрастна, несправедлива къ нему, но старался найти въ ней какія-нибудь примиряющія черты. Въ этихъ думахъ застала его слѣдующая записка, отправленная ею, вѣроятно, вслѣдъ за его уходомъ:

"Простите мнѣ мои вчерашніе капризы! Я была рѣзка съ вами, знаю это, и мнѣ самой это противно. А вы были такъ милы, что даже не разсердились. Джудъ, прошу васъ, считайте меня всегда вашимъ другомъ и товарищемъ, не смотря на всѣ мои недостатки. Я постараюсь исправиться. Въ субботу пріѣду въ Мельчестеръ взять свои вещи изъ школы и по другимъ дѣламъ. Могу удѣлить полчаса на прогулку съ вами, если хотите.

Ваша виноватая
Сусанна.

Джудъ простилъ ее тотчасъ-же, и отвѣтилъ просьбой немедленно вызвать его съ работы въ соборѣ, когда она пріѣдетъ въ Мельчестеръ.

VI.

Тѣмъ временемъ Ричардъ Филлотсонъ покинулъ смѣшанную сельскую школу въ Лемздонѣ, близъ Кристиминстера, чтобы основать большое училище для мальчиковъ въ своемъ родномъ городѣ Чэстонѣ, отстоящемъ отъ Лемздона миль на шестьдесятъ.

Прежніе планы нашего учителя были оставлены, вмѣсто нихъ у него явились какія-то новыя мечты, не имѣвшія ничего общаго съ прежними убѣжденіями и занятіями. Человѣкъ въ высшей степени не практичный, онъ тщательно собиралъ и копилъ теперь деньги для достиженія своей жизненной цѣли — женитьбы. Въ связи съ этимъ его занимала мысль поручить будущей женѣ завѣдываніе женскимъ отдѣленіемъ общей школы, гдѣ онъ возьметъ на себя отдѣленіе для мальчиковъ. Ради этого онъ и совѣтовалъ ей поступить на высшіе курсы, если она не желаетъ вступить съ нимъ въ бракъ немедленно.

Около того времени, когда Джудъ переселился изъ Меригрина въ Мельчестеръ и въ этомъ послѣднемъ городѣ пустился въ приключенія съ Сусанной, нашъ школьный учитель уже поселился въ новомъ школьномъ зданіи въ Чэстонѣ. Когда всѣ вещи были уставлены и книги размѣщены на полкахъ, онъ сталъ проводить длинные зимніе вечера въ своемъ кабинетѣ, возобновивъ научныя занятія.

Въ описываемый вечеръ Филлотсонъ досталъ изъ комода небольшую, тщательно перевязанную пачку писемъ. Каждое письмо было въ своемъ конвертѣ и писано одною женскою рукою. Онъ развязалъ письма и сталъ вдумчиво перечитывать ихъ одно за другимъ. Это были спѣшныя записочки, подписанныя «Сусанна Б.», какія пишутъ обыкновенно при кратковременныхъ разлукахъ, разсчитывая на ихъ немедленное уничтоженіе. Онѣ касались главнымъ образомъ прочтенныхъ книгъ и другихъ, впечатлѣній въ высшей школѣ, впечатлѣній мимолетныхъ, вѣроятно забытыхъ авторомъ на другой же день послѣ отправки письма. Въ одной изъ этихъ записочекъ — самой послѣдней — молодая дѣвушка, въ отвѣтъ на его письмо, одобряла его обѣщаніе не посѣщать ее слишкомъ часто (чтобы не компрометировать ее въ виду строгихъ правилъ заведенія). Надъ этой загадочной фразой учитель задумался. Какъ это — любящій человѣкъ не долженъ часто видѣть дорогое ему существо! Эта оговорка раздражала и смущала его. Онъ открылъ другой ящикъ, гдѣ нашелъ конвертъ, изъ котораго вынула, карточку Сусанны ребенкомъ, съ корзиночкой въ рукѣ. У него имѣлась и другая ея карточка, уже взрослой дѣвушкой, съ темными глазами и шевелюрой, съ очень интеллигентной и привлекательной наружностью, съ отпечаткомъ недюжинной мысли на открытомъ веселомъ лицѣ. Филлотсонъ уже хотѣлъ было поднести карточку къ губамъ, какъ вспомнилъ ея насмѣшки надъ подобными нѣжностями и остановился.

Самъ учитель имѣлъ болѣзненный видъ, и лицо его казалось старообразнымъ. вслѣдствіе особаго зачесыванія бакенбардъ. Говорилъ онъ съ нѣкоторой запинкой, но голосъ его былъ довольно пріятный, дѣлавшій заиканіе не особенно замѣтнымъ. Сѣдые курчавые волосы обрамляли голову съ проборомъ посрединѣ. На лбу сложились уже предательскія морщины, но зрѣніе еще было не дурно, и онъ надѣвалъ очки только при вечернемъ чтеніи. Въ заключеніе этой характеристики остается прибавить, что его одиночество по всей вѣроятности было скорѣе вынуждено, въ виду задуманной имъ академической карьеры, нежели являлось результатомъ отвращенія къ женщинамъ, и что этотъ-то неосуществившійся проектъ и мѣшалъ ему до сихъ поръ отважитьсяна брачную жизнь.

Итакъ учитель безропотно примирился съ желаніемъ Сусанны — не навѣщать ее часто въ школѣ; но наконецъ терпѣніе не выдержало мучительнаго испытанія, и однимъ субботнимъ вечеромъ онъ рѣшился сдѣлать ей неожиданный визитъ. Тревожное извѣстіе объ ея отъѣздѣ поразило его какъ громомъ, когда онъ стоялъ на подъѣздѣ, школы, ожидая сію минуту увидать свою возлюбленную. На возвратномъ пути онъ шелъ, самъ не зная куда. Сусанна ни строкой не обмолвилась ему объ этомъ фактѣ, не смотря на двухнедѣльную его давность. Послѣ нѣкотораго размышленія, онъ рѣшилъ, однако, что это молчаніе ничего не обозначаетъ и объясняется лишь понятной деликатностью по отношенію къ нему.

Въ школѣ Филлотсонъ узналъ, гдѣ теперь находится Сусанна, и прежде всего разразился негодованіемъ на администрацію заведенія. Въ пылу гнѣва онъ безсознательно вошелъ въ сосѣдній соборъ. Здѣсь, обдумывая планъ дальнѣйшихъ дѣйствій, онъ сѣлъ на одинъ изъ каменныхъ брусьевъ, не обращая вниманія на известковую пыль, пачкавшую платье Его разсѣянный взглядъ невольно слѣдилъ за движеніями рабочихъ, какъ вдругъ онъ увидалъ среди нихъ ославленнаго виновника всей исторіи — «любовника» Сусанны, Джуда.

Джудъ не видался со своимъ прежнимъ героемъ съ самой встрѣчи на выставкѣ модели Іерусалима. Сдѣлавшись случайнымъ свидѣтелемъ ухаживанія Филлотсона за Сусанной въ аллеѣ, младшій товарищъ потерялъ всякое желаніе думать о старшемъ, встрѣчаться или переписываться съ нимъ, а съ тѣхъ поръ, какъ Джуду сталъ извѣстенъ успѣхъ Филлотсона въ полученіи руки Сусанны, онъ рѣшилъ совершенно отвернуться отъ него. Въ самый этотъ день, Джудъ, какъ нарочно, ожидалъ Сусанну къ себѣ и потому, увидавъ учителя въ зданіи собора, онъ понялъ, что тотъ явился поговорить съ нимъ и почувствовалъ нѣкоторое замѣшательство, изъ-за котораго не замѣтилъ даже смущенія самаго Филлотсона.

Джудъ подошелъ къ нему и оба отступили отъ рабочихъ къ тому мѣсту, гдѣ Филлотсонъ сидѣлъ сначала на камнѣ. Джудъ предложилъ ему мѣшокъ подъ сидѣнье, предупредивъ, что нездорово сидѣть на голомъ камнѣ.

— Правда, правда, — отвѣтилъ Филлотсонъ разсѣянно, усѣвшись снова и устремивъ взглядъ въ землю, какъ-бы стараясь сообразить, гдѣ онъ находится. — Я не задержу васъ долго. Я зашелъ только потому, что слышалъ о вашемъ недавнемъ свиданіи съ моимъ юнымъ другомъ — Сусанной.

— Я кажется догадываюсь — о чемъ! — торопливо перебилъ Джудъ. — О ея бѣгствѣ изъ школы и приходѣ ко мнѣ?

— Совершенно вѣрно.

Джудъ на минуту почувствовалъ безотчетное желаніе уничтожить своего соперника. Онъ легко могъ привести Филлотсона въ ужасъ и отчаяніе, объявивъ ему, что Сусанна непоправимо скомпрометировала себя. Но онъ не подчинился этому грубому побужденію и сказалъ:

— Я очень радъ, что вы пришли поговорить со много откровенно объ этой непріятной исторіи. Знаете-ли, какъ высказалось по ея поводу начальство? — Что я долженъ жениться на Сусаннѣ…

— Что-о! — ужаснулся добродушный Филлотсонъ.

— И я отъ всей души радъ былъ бы это сдѣлать! — добавилъ Джудъ.

Филлотсонъ вздрогнулъ, и черты его обыкновенно блѣднаго лица исказились.

— Мнѣ и въ голову не приходило, что дѣло имѣло такой оборотъ! Чортъ знаетъ, что такое!

— Постойте, дѣло не въ этомъ! — испуганно воскликнулъ Джудъ. — Вы меня не такъ поняли. Я хотѣлъ только сказать, что имѣй я вообще возможность жениться на ней или на какой-либо другой дѣвушкѣ и устроиться домкомъ, вмѣсто того чтобы скитаться по одинокимъ угламъ, я былъ бы очень и очень счастливъ!

На самомъ дѣлѣ Джудъ, конечно, подразумѣвалъ именно то, что и высказалъ — что онъ любитъ Сусанну.

— Но разъ дѣло уже огласилось, то раскажите мнѣ, что же собственно произошло? — спросилъ Филлостонъ съ твердостью мужчины, сознающаго, что рѣзкая боль все же лучше медленныхъ терзаній впослѣдствіи.

Джудъ охотно объяснилъ все до порядку, разсказавъ о цѣломъ рядѣ; приключеній, включая и ночлегъ у овчара — о томъ, какъ Сусанна пришла вся мокрая въ его комнату, о ея нездоровьѣ послѣ невольнаго купанья, объ ихъ спорѣ и, наконецъ, о своей встрѣчѣ съ него на другое утро.

— Довольно! — сказалъ Филлотсонъ въ заключеніе. — Считая вашъ разсказъ вполнѣ достовѣрнымъ, я вижу, что подозрѣніе, приведшее къ исключенію Сусанны, не имѣло рѣшительно никакихъ основаній. Не такъ ли?

— Совершенно вѣрно, — произнесъ Джудъ торжественно. — Объ этомъ не можетъ быть и рѣчи.

Учитель всталъ. Оба друга чувствовали, что этотъ разговоръ немогъ перейти въ задушевную пріятельскую бесѣду, и когда Джудъ показалъ ему работы по реставраціи стараго собора, Филлотсонъ простился съ молодымъ человѣкомъ и вышелъ.

Это свиданіе происходило часовъ въ одиннадцать утра, но Сусанна, не появлялась; а когда вскорѣ послѣ этого Джудъ шелъ домой обѣдать, онъ вдругъ увидалъ на улицѣ впереди себя свою возлюбленную и, догнавъ, напомнилъ ей о данномъ обѣщаніи зайти къ нему въ соборъ.

— Я иду взять мои вещи изъ школы, — объявила Сусанна вмѣсто, прямого отвѣта.

Замѣтивъ ея уклончивый пріемъ, Джудъ почувствовалъ потребность сдѣлать ей признаніе, давно просившееся наружу.

— Вы сегодня не видали м-ра Филлотсона? — отважился онъ на нескромный вопросъ.

— Нѣтъ не видала… Но я не желаю, чтобъ вы меня разспрашивали на этотъ счетъ, и далѣе на подобные вопросы отвѣчать не буду!

— Однако, довольно странно, что вы… — Джудъ запнулся.

— Что странно?

— Что вы никогда не бываете такъ любезны при личныхъ свиданіяхъ, какъ въ своихъ письмахъ.

— Неужели вамъ такъ кажется? — улыбаясь спросила она съ живымъ любопытствомъ. — Чтожъ, можетъ, вы и правы; но и я замѣчаю то-же относительно васъ, Джудъ.

Такъ какъ Сусаннѣ было извѣстно его чувство къ ней, то Джудъ понялъ, что эта тема ставила ихъ на опасную почву. Теперь, рѣшилъ онъ, настоящій моментъ, когда онъ долженъ высказаться въ чистую.

— Послушайте, Сусанна, меня мучаетъ сознаніе, что я никогда не разсказывалъ вамъ своего прошлаго — всего, безъ утайки.

— Но я догадываюсь о немъ. Я почти знаю его.

Джудъ сначала было удивился. Откуда она могла знать его исторію съ Арабеллой? Но онъ сейчасъ же сообразилъ, что она не могла этого знать.

Они остановились въ это время у одного проходнаго торговаго дома, и Джудъ предложилъ ей, чтобы не объясняться на улицѣ, присѣсть въ этомъ проходѣ. Здѣсь онъ въ немногихъ словахъ признался ей, что нѣсколько лѣтъ тому назадъ вступилъ въ бракъ съ одной дѣвушкой и что жена его жива еще и теперь. Сусанна быстро измѣнилась въ лицѣ:

— Почему вы мнѣ не сказали этого раньше? — воскликнула она.

— Я не могъ. Мнѣ казалось слишкомъ жестокимъ посвящать васъ въ свое несчастье.

— Да, жестокимъ для васъ. Такъ вы рѣшили лучше быть жестокимъ ко мнѣ. Такъ, что-ли?

— Нѣтъ, моя дорогая, нисколько! — горячо отрицалъ Джудъ. Онъ хотѣлъ взять ее за руку, но она отняла ее.

Ихъ старыя дружескія отношенія разомъ порвались. Она уже не была больше его товарищемъ, другомъ и смотрѣла на него молча изумленнымъ взглядомъ.

— Я стыжусь этого позорнаго эпизода въ моей жизни, приведшаго меня къ браку, — продолжалъ онъ. — Я не могу объяснить вамъ его теперь обстоятельнѣе. Другое дѣло, еслибъ вы отнеслись къ моему признанію иначе…

— Но какъ-же? — воскликнула Сусанна. — Я говорила, или писала, что… что вы можете любить меня, и тому подобное… просто изъ состраданія… И все это время… О, какъ отвратительно все на свѣтѣ! — рѣзко оборвала она, раздраженно топнувъ ногою.

— Вы меня не такъ поняли, Сусанна! Я никогда не воображалъ, что вы меня любите, до самаго послѣдняго времени! А теперь и подавно не знаю, любите-ли вы меня. И какъ это вяжется съ вашимъ выраженіемъ — изъ состраданія?

Это былъ вопросъ, на который, при настоящихъ обстоятельствахъ, Сусанна не пожелала отвѣчать.

— Мнѣ представляется, что она… Ваша жена… очень хорошенькая женщина, хотя бы даже и порочная. Не такъ-ли? — быстро спросила Сусанна.

— Да, она, пожалуй, не дурна, что касается наружности.

— Ужъ навѣрное, лучше меня!

— Да вы же совсѣмъ въ другомъ родѣ. Впрочемъ, я уже столько лѣтъ не видѣлъ ее. Но я увѣренъ, что она возвратится — такія женщины всегда кончаютъ этимъ.

— Какъ странно, что вы разошлись съ нею! — сказала Сусанна, при чемъ ея дрожавшія губы выдавали иронію. — Вы, такой религіозный человѣкъ… Вотъ, сдѣлай, напримѣръ, подобную вещь я, въ этомъ не было бы еще ничего особеннаго, потому что я не считаю бракъ ни чѣмъ особеннымъ. Ваши теоріи очевидно мною отстали отъ вашей житейской практики!

Тронутая его жалкимъ, угнетеннымъ видомъ, Сусанна однако смягчилась, и сказала съ легкой укоризной:

— Ахъ, Джудъ, вы должны были сообщить мнѣ это прежде, чѣмъ внушили мнѣ мысль, что желаете получить позволеніе любить меня! До той минуты на вокзалѣ у меня не было иного чувства къ вамъ, кромѣ… — Вдругъ Сусанна сдѣлалась такою же жалкою, какъ онъ, въ напрасной попыткѣ сдержать овладѣвшее ею волненіе.

— Не плачьте, дорогая моя! — успокаивалъ Джудъ.

— Мои слезы вызваны не любовью къ вамъ, а отсутствіемъ въ васъ довѣрія ко мнѣ!

Они были скрыты отъ взоровъ публики, и Джудъ не могъ удержаться, чтобы не обнять ее. Его неожиданный порывъ заставилъ Сусанну овладѣть собою.

— Нѣтъ, нѣтъ! — остановила она, отстранившись отъ него и утирая глаза. — Ни за что! Было-бы лицемѣріемъ принимать отъ васъ эти объятія, какъ отъ кузена; а ни въ какомъ другомъ смыслѣ они невозможны.

Они отошли на нѣсколько шаговъ и Сусанна продолжала уже болѣе мягкими, тономъ:

— Я не осуждаю васъ за то, что не отъ васъ зависитъ; это былобы глупо съ моей стороны. Напрасно вы только не признались мнѣ ранѣе. Но въ концѣ-концовъ, это ничего не значитъ. Вы видите, намъ все равно пришлось-бы разойтись, еслибъ даже не было этого несчастнаго эпизода въ вашей жизни.

— Нѣтъ, не думайте такъ. Только въ этомъ эпизодѣ и заключается препятствіе къ нашему счастію.

— Какъ-бы то ни было, — продолжала Сусанна уже задорно, — мы съ вами кузены, а кузенамъ не слѣдуетъ вступать въ бракъ. Къ тому-же я дала слово другому. Что касается до нашихъ прогулокъ, то и мое начальство сдѣлало-бы невозможнымъ ихъ продолженіе. Взгляды этихъ людей на отношенія между мужчиной и дѣвушкой ограничены, они доказали это изгнаніемъ меня изъ школы. Ихъ житейская философія признаетъ только отношенія, основанныя на животномъ влеченіи. Такая сильная привязанность, въ которой желанія играютъ по меньшей мѣрѣ второстепенную роль, недоступна ихъ пониманію.

Передъ разставаньемъ Сусанна была жива и весела попрежнему. Джудъ тоже могъ говорить теперь смѣлѣе.

— Было много причинъ, мѣшавшихъ мнѣ сказать вамъ о себѣ ранѣе, — оправдывался онъ. — Объ одной изъ нихъ я упомянулъ; другая состоитъ въ убѣжденіи, что мнѣ вообще не слѣдовало жениться, такъ-какъ я принадлежу къ такому странному роду, въ которомъ браки всегда были несчастны.

— Вотъ какъ! А кто вамъ сказалъ объ этомъ?

— Тетушка. Она всегда повторяла, что браки въ роду Фолэ почти всѣ фатальны.

— Какъ странно. Мой отецъ всегда говорилъ мнѣ то-же самое!

Они стояли подъ впечатлѣніемъ одной и той-же мысли, что союзъ между ними, еслибъ онъ даже былъ возможенъ, долженъ былъ имѣть роковыя послѣдствія.

— Но это глупый предразсудокъ и ничего больше! — проговорила, наконецъ, Сусанна, съ нервной живостью. — Въ нашемъ большомъ семействѣ въ послѣднее время бывали несчастные браки — вотъ и все.

Потомъ все было забыто, и они старались убѣдить другъ-друга, что все случившееся не имѣетъ никакого значенія и что они попрежнему могутъ оставаться кузенами, друзьями и задушевными корреспондентами, и быть чрезвычайно счастливыми при встрѣчахъ, хотя бы эти встрѣчи бывали и рѣже, чѣмъ прежде. Они разстались самымъ дружескимъ образомъ, хотя Джудъ вопросительно посмотрѣлъ ей въ глаза, ибо чувствовалъ, что даже теперь не узналъ вполнѣ ея мыслей.

VII.

Черезъ день или два послѣ описаннаго, пришедшее отъ Сусанны извѣстіе налетѣло на Джуда, какъ неожиданный ураганъ. Передъ чтеніемъ письма, Джудъ обратилъ вниманіе на подпись Сусанны ея полнымъ именемъ, чего прежде она никогда не дѣлала.

"Дорогой Джудъ, писала она, я хочу сообщить вамъ нѣчто такое, что, быть можетъ, не столько удивитъ васъ своею неожиданностью, сколько поразитъ скоропалительностью. Я скоро выхожу замужъ за м-ра Филлотсона, — недѣли черезъ три или четыре. Какъ вамъ извѣстно, мы намѣревались ждать, въ случаѣ надобности, пока я кончу свои курсы и получу дипломъ, чтобы, въ случаѣ надобности, помогать мужу въ преподаваніи. Но онъ благородно говоритъ, что не видитъ необходимости откладывать, разъ я не нахожусь въ высшей школѣ. Я высоко цѣню эту деликатность съ его стороны, въ виду неловкости моего настоящаго положенія, обусловленнаго, по моей винѣ, исключеніемъ изъ заведенія. Пожелайте мнѣ счастья. Вы должны по братски участвовать въ моей радости и не можете отказаться! Любящая васъ кузина

Сусанна-Флоренса-Мери Брайдхэдъ".

Джудъ содрогнулся при этой новости. Онъ бросилъ завтракъ и торопливо прихлебывалъ чай, чтобы смягчить сухость во рту. Затѣмъ онъ ушелъ на свою работу съ горькой усмѣшкой на устахъ. Все казалось ему какой-то злою ироніей. А между тѣмъ, что-же оставалось дѣлать бѣдной дѣвушкѣ? спрашивалъ онъ себя. Ему было бы легче, еслибъ онъ могъ дать волю слезамъ.

"О, Сусанна-Флоренса-Мери! — вырвалось у него вовремя работы. — Не знаешь ты что за штука женитьба! Ахъ, бѣдная, бѣдная Сусанна! "

Джудъ рѣшилъ вооружиться мужествомъ и всѣми силами поддержать ее. Но дня два онъ не могъ написать ей ожидаемыхъ его добрыхъ пожеланій. Между тѣмъ отъ нетерпѣливаго друга, пришла другая записочка въ которой она просила его быть ея посаженнымъ отцомъ и, по обычаю, отпустить въ церковь изъ своего дома.

Джудъ настроилъ себя въ рыцарскомъ тонѣ и отвѣтилъ такимъ образомъ:

"Дорогая Сусанна, — конечно желаю вамъ счастья отъ всей души! Точно такъ-же радъ отпустить васъ въ церковь изъ своего дома. Кромѣ меня, васъ вѣдь некому проводить, такъ какъ я, по вашимъ словамъ, самое близкое лицо, остающееся у васъ въ этой части свѣта. Я не понимаю, почему вы подписываете письма такою длинной свѣтской подписью? Вѣроятно вы еще чуточку меня любите! — А я — навсегда васъ любящій

Джудъ".

Предложеніе Джуда воспользоваться его квартирой вѣроятно встрѣтило полное одобреніе со стороны Филлотсона, ибо онъ отвѣтилъ Джуду нѣсколькими строками искренней благодарности. Сусанна тоже благодарила его. Джудъ немедленно переселился въ болѣе приличный кварталъ, чтобы избѣгпуть шпіонства своей подозрительной хозяйки, бывшей свидѣтельницей непріятнаго ночлега Сусанны въ его комнатѣ.

Когда все было условлено относительно дня свадьбы, Джудъ рѣшилъ, что Сусаннѣ слѣдуетъ пріѣхать въ свою временную резиденцію за нѣсколько дней до церемоніи.

Въ слѣдующую субботу Сусанна прибыла съ утреннимъ поѣздомъ, причемъ, по ея особой просьбѣ, Джудъ не ходилъ встрѣчать ее на станцію, чтобы не потерять утренняго заработка. Когда онъ возвратился къ обѣду, Сусанна заняла уже свое помѣщеніе. Они поселились въ одномъ домѣ, но въ разныхъ этажахъ, и видались между собою мало, развѣ случайно за ужиномъ, когда Сусанна держала себя какимъ-то пугливымъ ребенкомъ. Разговоръ ихъ былъ натянутый, хотя она чувствовала себя довольно хорошо. Филлотсонъ извѣщалъ ее часто, но обыкновенно въ отсутствіе Джуда.

Въ утро свадьбы, когда Джудъ позволилъ себѣ не идти на работу, Сусанна и ея кузенъ завтракали вмѣстѣ, въ первый и послѣдній разъ за это время, въ его пріемной комнатѣ, нанятой имъ на время пребыванія здѣсь Сусанны. Замѣтивъ его мрачное настроеніе, Сусанна неожиданно спросила:

— Скажите, что съ вами, Джудъ?

Онъ сидѣлъ, положивъ локти на столъ и опустивъ голову на руки, всматриваясь въ скатерть, точно на ней было изображено занимавшееего будущее.

— Такъ, — отвѣтилъ онъ сухо, — ничего!

— Вѣдь вы мой посаженый отецъ. Развѣ вы забыли?

Джудъ могъ-бы сказать, что возрастъ Филлотсона даетъ ему больше правъ на это почетное названіе. Но ему не хотѣлось досаждать ей такой плоской выходкой.

Сусанна болтала безъ умолку, но Джуда угнетала мысль, что, сдѣлавъ промахъ при вступленіи въ бракъ, онъ помогаетъ и любимой женщинѣ сдѣлать ту-же роковую ошибку, вмѣсто того, чтобы спасти отъ нея. У него на языкѣ даже былъ обычный вопросъ, задаваемый при вѣнчаніи: «Вполнѣ-ли сознательно вы готовитесь вступить въ бракъ?»

Послѣ завтрака они вышли на прогулку, пользуясь послѣднимъ случаемъ совершить ее за-просто и по-пріятельски. Сусанна подала ему руку и, по странной ироніи судьбы, остановилась съ нимъ по пути у одной церкви, чего прежде никогда не дѣлала.

— Это церковь, — замѣтилъ ей Джудъ въ недоумѣніи.

— Ужь не та-ли, гдѣ я буду вѣнчаться?

— Да.

— Не ожидала! Въ такомъ случаѣ мнѣ интересно посмотрѣть мѣсто, гдѣ я скоро преклоню колѣна и буду сочетаться законнымъ бракомъ…

Джудъ опять подумалъ: «она рѣшительно не понимаетъ, какой страшный рискованный шагъ заключается въ бракѣ!..»

Онъ безучастно повиновался ея желанію, и они вошли въ церковь. Единственное лицо, находившееся въ мрачномъ зданіи, была служительница, убиравшая церковь. Сусанна шла все еще подъ руку съ Джудомъ, точно продолжала любить его. Но больно было Джуду отъ ея ласки въ это фатальное утро.

Они подходили безотчетно къ алтарной рѣшеткѣ, передъ которой молча постояли, точно сейчасъ повѣнчанная парочка. Джудъ едва стоялъ на ногахъ отъ этой ея выдумки.

— Итакъ, чрезъ какіе-нибудь два часа я буду входить въ эту церковь съ моимъ будущимъ мужемъ. Не правда-ли?

— Конечно.

— Скажите, когда вы женились, было то-же самое?

— Сусанна, — умоляю васъ, не будьте такъ безпощадно жестоки ко мнѣ!

— Ахъ, вы опять волнуетесь! — сказала она съ участіемъ, смахнувъ набѣжавшую слезу. — А я обѣщала никогда не раздражать васъ!.. Теперь сама жалѣю, что просила васъ ввести меня сюда. Мое любопытство и погоня за новыми ощущеніями всегда доводитъ меня до бѣды. Простите меня!.. Вѣдь вы простите, Джудъ, неправда-ли?

Эта просьба была высказана съ такимъ чувствомъ, что и у Джуда навернулись слезы, и онъ отвѣтилъ ей крѣпкимъ рукопожатіемъ.

— А теперь уйдемте поскорѣе и ужь больше никогда не повторимъ такого ребячества! — продолжала она покорно, и вышла изъ церкви, откуда намѣревалась пройти на станцію — встрѣтить Филлотсона. Но первымъ лицомъ, встрѣченнымъ ими по выходѣ на главную улицу былъ именно онъ, пріѣхавшій нѣсколько ранѣе, нежели ожидала Сусанна.

— А мы сейчасъ позволили себѣ маленькое ребячество, — простодушно призналась ему Сусанна. — Мы заходили въ церковь и репетировали тамъ предстоящую церемонію. Такъ что-ли, Джудъ?

— Что, что такое? — спросилъ Филлотсонъ.

Джудъ бѣсился на ненужную откровенность Сусанны, но она уже зашла такъ далеко, что онъ долженъ былъ разсказать все, упомянувъ и о томъ, какъ они подходили къ алтарю.

Замѣтивъ смущеніе Филлотсона, Джудъ проговорилъ съ напускной развязностью:

— Я пойду купить ей еще одинъ подарочекъ къ свадьбѣ. Не хотите-ли и вы зайти со мною въ лавку?

— Нѣтъ, — возразила Сусанна, — я пойду съ нимъ домой — И, попросивъ своего поклонника поскорѣе возвращаться, она пошла подъ руку съ Филлотсономъ.

Джудъ сошелся съ ними въ своей квартирѣ, когда они уже приготовлялись къ обряду. Волосы Филлотсона были зачесаны самымъ тщательнымъ образомъ и воротникъ его сорочки былъ такъ туго накрахмаленъ, какъ никогда за послѣднія двадцать лѣтъ. Вся наружность его была исполнена достоинства и серьезности. Любовь къ Сусаннѣ свѣтилась въ его глазахъ. Несмотря на близкое разстояніе, онъ нанялъ экипажъ и толпа женщинъ и дѣтей успѣла собраться у подъѣзда къ ихъ выходу. Усѣвшись съ ними, Джудъ вынулъ изъ кармана свой брачный подарокъ, оказавшійся кускомъ бѣлаго тюля, который онъ набросилъ на ея голову, какъ брачную вуаль.

— Какъ странно накрывать вуалью шляпу! — не утерпѣла Сусанна. — Постойте, я хоть шляпу сниму.

— Зачѣмъ, оставьте, пожалуйста, — вмѣшался Филлотсонъ, и Сусанна поневолѣ уступила.

Когда женихъ и невѣста вошли въ церковь и стали на своихъ мѣстахъ, началось исполненіе обряда. Джудъ могъ замѣтить, что лицо Сусанны было взволновано, и когда настало время Джуду передать ее Филлотсону, она едва могла владѣть собою. Филлотсонъ, какъ-бы въ туманѣ, не замѣчалъ волненія другихъ.

Молодые подписали брачный листъ и вышли. Джудъ почувствовалъ облегченіе.

Обѣдъ съ квартирѣ Джуда прошелъ очень скоро, и въ два часа молодые собрались уѣзжать. Переходя тротуаръ къ экипажу, Сусанна оглянулась назадъ, и какой-то испугъ сверкнулъ въ ея глазахъ. Что означалъ онъ — страхъ-ли за только что сдѣланный необдуманный роковой шагъ, или она хотѣла проявить свою независимость отъ Джуда, или отомстить ему за его тайну — кто знаетъ?

Уже вступивъ на подножку шарабана, она обернулась, сказавъ, что забыла что-то. Джудъ и хозяйка вызвались было принести. «Не надо» сказала она и побѣжала обратно. «Я забыла носовой платокъ и знаю, гдѣ его оставила». Джудъ послѣдовалъ за него. Она посмотрѣла въ его глаза. Въ ея глазахъ стояли слезы, и губы ея нервно подергивались, точно она хотѣла что-то сказать. Но она прошла мимо, и то, что было у нея въ душѣ, такъ и осталось невысказазаннымъ.

VIII.

Съ отъѣздомъ молодыхъ Джудъ не могъ оставаться въ своей унылой квартирѣ и, опасаясь искушенія заливать горе виномъ, онъ вернулся домой, смѣнилъ парадное платье на рабочее, тонкія щиблеты на простые сапоги и отправился на обычную послѣ-обѣденную работу.

Онъ былъ уже въ соборѣ, когда ему почудилось, что онъ слышитъ за собою голосъ. Имъ овладѣло предчуствіе, что Сусанна вернется обратно. Ему казалось невозможнымъ, чтобы она рѣшилась уѣхать въ домъ къ Филлотсону. Это чувство росло и ширилось. Джудъ бросилъ инструментъ и пустился домой.

— Былъ кто-нибудь у меня? — спросилъ онъ у прислуги.

— Никого не было.

Онъ имѣлъ еще право пользоваться верхнею гостиной до двѣнадцати часовъ этой ночи и просидѣлъ въ ней весь этотъ вечеръ. Даже когда часы пробили одиннадцать и хозяева удалились на покой, онъ не могъ отдѣлаться отъ. безотчетнаго ожиданія Сусанны. Ея поступки бывали всегда такъ неожиданны. Почему-бы ей и не вернуться? Онъ съ радостью согласился-бы отказаться отъ надежды имѣть въ ней свою возлюбленную или жену, лишь-бы она жила съ нимъ, какъ сосѣдка по квартирѣ и другъ, хотя-бы въ самыхъ чопорныхъ отношеніяхъ. Его ужинъ все еще стоялъ нетронутымъ; онъ вышелъ къ парадной двери, потихоньку отперъ ее, возвратился въ комнату и все ждалъ и ждалъ свою милую Сусанну. Но она не приходила.

Неодолимая сила его любви къ Сусаннѣ обнаружилась и на другой и на слѣдующій день еще болѣе ясно. Онъ не могъ болѣе выносить постылаго Мельчестера. Здѣсь и солнце казалось ему тусклымъ и небесная лазурь унылой… Но вдругъ онъ получилъ извѣстіе, что его старая тетушка опасно больна въ Меригринѣ. Одновременно съ этимъ пришло письмо отъ его прежняго хозяина въ Кристминстерѣ, предлагавшаго ему постоянную хорошую работу. Эти письма были почти утѣшеніемъ въ его одиночествѣ. Джудъ немедленно поѣхалъ навѣстить больную тетушку, которую нашелъ даже въ худшемъ положеніи, нежели ожидалъ по письму. Она могла протянуть еще нѣсколько недѣль или мѣсяцевъ, хотя и на это было мало надежды. Онъ написалъ Сусаннѣ о трудномъ положеніи больной и выражалъ желаніе, чтобы она пріѣхала и застала старушку въ живыхъ. Онъ обѣщалъ встрѣтить ее завтра на перекрестной станціи, на обратномъ пути изъ Кристминстера, если только она можетъ выѣхать встрѣчнымъ поѣздомъ.

Пріѣхавъ на слѣдующее утро въ столь знакомый ему городъ, онъ остановился на своей прежней квартирѣ. Старая хозяйка, отворившая ему дверь, видимо была рада видѣть его у себя и, накормивъ его съ дороги, сообщила, что подрядчикъ заходилъ уже справляться о его пріѣздѣ.

Джудъ пошелъ и въ свою прежнюю мастерскую, но вся ея обстановка была теперь противна ему; онъ понялъ невозможность снова поселиться на старомъ пепелищѣ и нетерпѣливо ждалъ обратнаго поѣзда въ Ольфредстонъ, гдѣ надѣялся съѣхаться съ Сусанной.

Подъ этими тягостными впечатлѣніями имъ снова овладѣло горькое сознаніе своего ничтожества, уже не разъ доводившее его до бѣды. Идя по улицѣ, онъ встрѣтилъ Тинкера Тэлора, прогорѣвшаго кровельнаго подрядчика, предложившаго ему зайти выпить. Они попали въ одинъ изъ шумныхъ и многолюдныхъ кварталовъ и вошли въ таверну, гдѣ Джудъ когда-то состязался съ другими въ латинской декламаціи. Теперь это была популярная гостинница съ просторнымъ и заманчивымъ крыльцомъ, съ обновленнымъ и прекрасно обставленнымъ буфетомъ. Тинкеръ выпилъ свой стаканъ и ушелъ, сказавъ, что это мѣсто слишкомъ шикарно для него и ему не по карману. Джудъ еще не кончилъ своего стакана и разсѣянно стоялъ въ почти пустомъ углу. Комната раздѣлялась перегородками, между которыми были ширмы съ занавѣсками, чтобы пьяницы могли веселиться, не стѣсняясь другъ друга. За конторкой, предъ, пивными боченками, украшенными никеллированными кранами, стояли двѣ буфетчицы. Чувствуя усталость, Джудъ сѣлъ на одинъ изъ дивановъ. За стойкой возвышались граненыя зеркала, съ зеркальными-же полками, на которыхъ стояли дорогіе напитки, неизвѣстныхъ для Джуда названій, въ бутылкахъ, горѣвшихъ топазомъ, — сафиромъ, рубиномъ и аметистомъ.

Въ эту минуту сосѣднее отдѣленіе оживилось появленіемъ нѣсколькихъ посѣтителей и звономъ выкладываемыхъ монетъ. Дѣвушка, прислуживавшая въ этомъ отдѣленіи, была не видна Джуду въ лицо, хотя онъ случайно видѣлъ ея отраженіе сзади въ висѣвшемъ за него зеркалѣ. Вдругъ она обернулась. Джудъ обомлѣлъ: это была Арабелла. Она была въ полотняныхъ рукавчикахъ и широкомъ воротничкѣ, и ея пополнѣвшій бюстъ былъ украшенъ пучкомъ нарцисовъ, приколотымъ къ лѣвой сторонѣ груди. Въ зеркалѣ Джудъ видѣлъ тѣхъ кавалеровъ, которымъ Арабелла прислуживала въ другомъ отдѣленіи, — одинъ изъ нихъ былъ красивый, разговорчивый молодой человѣкъ, вѣроятно, студентъ, разсказывавшій ей что-то очень забавное изъ своихъ приключеній.

— Ахъ, м-ръ Кокманъ, какъ вамъ не стыдно городить такія вещи невинной дѣвушкѣ! — весело воскликнула Арабелла. — Скажите лучше, м-ръ Кокманъ, что вы дѣлаете, чтобы ваши усы завивались такъ красиво?

Молодой человѣкъ былъ бритый, и незатѣйливая острота вызвала общій хохотъ.

— Будетъ! — остановилъ гость, — дайте мнѣ рюмку ликеру и огня. Живо!

Арабелла подала ему ликеръ изъ красивой бутылки и дала закурить сигаретку.

— Я хочу васъ спросить, моя милая, — обратился гость къ Арабеллѣ, — имѣете-ли вы въ послѣднее время какія-нибудь вѣсти о вашемъ мужѣ?

— Ни звука, — отвѣтила Арабелла.

— А гдѣ онъ?

— Я оставила его въ Австраліи и думаю, что онъ и теперь еще тамъ.

Джудъ не вѣрилъ своимъ ушамъ.

— Изъ-за чего вы собственно разошлись?

— А вы знаете пословицу: не задавай вопросовъ и не услышишь лжи.

— Ну, несите мнѣ скорѣе мою сдачу, и я романически исчезну въ стогнахъ этого живописнаго города.

Принимая сдачу, онъ схватилъ ее за руку. Послѣ слабаго сопротивленія и хихиканія съ ея стороны гость, наконецъ, распростился и вышелъ.

Джудъ смотрѣлъ на все это со спокойствіемъ давно разочарованнаго мужа. Странно, — какою далекою казалась ему теперь Арабелла. Онъ не могъ представить себѣ ихъ прежней близости и при настоящемъ состояніи головы былъ совершенно равнодушенъ къ тому, что Арабелла была, въ сущности, его женою.

Отдѣленіе, въ которомъ она служила, освободилось отъ посѣтителей, и Джудъ послѣ минутнаго колебанія подошелъ къ конторкѣ. Въ первую минуту Арабелла не узнала его, но вскорѣ циничная насмѣшка сверкнула въ ея глазахъ и она заговорила:

— Вотъ такъ, штука! Я думала вы давно въ сырой землѣ!

— Скоро-же вы меня похоронили, однако!

— Я не имѣла о васъ ни слуху, ни духу, иначе, конечно, не вернулась-бы сюда. Но мнѣ все равно — наплевать! Однако, чѣмъ-же мнѣ угощать васъ? Шотландки и соды? Не стѣсняйтесь, можете спрашивать все, что только есть въ буфетѣ — по праву стараго знакомства!

— Благодарю, Арабелла, — отвѣтилъ Джудъ серьезно. — Но я ничего не хочу.

— Жаль, что вы отказываетесь.

— А давно-ли вы здѣсь, Арабелла?

— Недѣль шесть. — Я возвратилась изъ Сиднея уже три мѣсяца, Вы помните, мнѣ всегда нравилась такая должность.

— Почему-же вы вернулись изъ Австраліи?

— Ну, на это у меня были свои причины… Скажите, а вы добились какой-нибудь ученой степени?

— Нѣтъ, не удалось!

— Что-же вы теперь такое, позвольте спросить?..

— Да остался тѣмъ-же, чѣмъ и былъ.

— Это правда. Вы такимъ и смотрите.

— Итакъ, вы слывете попрежнему замужней? — продолжалъ допрашивать Джудъ.

— Что-же дѣлать! Мнѣ казалось неловко называться вдовою, какъ-бы мнѣ хотѣлось.

— И то правда! Меня вѣдь здѣсь немного знаютъ.

— Нѣтъ, дѣло не въ этомъ — я вовсе не ожидала васъ встрѣтить, — а по другимъ причинамъ.

— А что это за причины?

— Распространяться о нихъ я не желаю, — отвѣтила она уклончиво. — Живется мнѣ очень хорошо, и я не чувствовала ни малѣйшей потребности въ вашемъ обществѣ.

Въ это время вошелъ посѣтитель.

— Намъ здѣсь неудобно говорить, — сказала Арабелла, — не можете-ли подождать меня до девяти? Говорите — да и не упрямьтесь. Я могу выйти на два часа раньше обыкновеннаго, если попрошусь. Я теперь живу не въ гостинницѣ, а на квартирѣ.

Онъ подумалъ и отвѣтилъ неохотно: — Такъ я вернусь сюда…

Оставивъ недопитый стаканъ, онъ вышелъ изъ таверны и прохаживался взадъ и впередъ по улицѣ, терзаясь и путаясь въ самыхъ противорѣчивыхъ мысляхъ.

Свиданіе съ Арабеллой лишило Джуда возможности встрѣтить Сусанну въ Ольфредстонѣ, какъ онъ обѣщалъ ей, и эта мысль грызла его. Быть можетъ, судьба послала ему Арабеллу въ наказаніе за его незаконную любовь? Проведя весь вечеръ въ расхаживаніи по городу, онъ къ назначенному часу вернулся въ гостинницу. Она вся сіяла теперь въ своемъ блестящемъ освѣщеніи, да и внутри было болѣе шумно и весело. Лица конторщицъ горѣли румянцемъ, ихъ манеры были еще развязнѣе, онѣ шутили и смѣялись безъ зазрѣнія совѣсти. Джудъ шепнулъ Арабеллѣ, что дождется ея выхода у подъѣзда.

— Однако, сначала вамъ надо чего-нибудь выпить со мною, — сказала она весело. — Напримѣръ, стаканчикъ грогу; я всегда его пью на ночь. А потомъ выходите и подождите минутку, такъ какъ лучше, чтобы насъ не видали выходящими вмѣстѣ.

Покончивъ съ грогомъ и разойдясь, они тотчасъ-же встрѣтились у подъѣзда. Арабелла вышла въ драповой кофтѣ и шляпѣ съ бѣлымъ перомъ. — Я живу здѣсь близехонько, — сказала она, взявъ его подъ руку, — и въ любое время могу войти къ себѣ съ домовымъ ключемъ. Такъ къ какому-же соглашенію вы хотѣли прійти?

— Ахъ, я ничего не знаю, — раздраженно отвѣтилъ совершенно разбитый и измученный Джудъ, при чемъ мысли его опять унеслись въ Ольфредстонъ, и ему вспомнился и упущенный поѣздъ, и вѣроятная досада Сусанны на его отсутствіе, и утраченное счастье длинныхъ и уединенныхъ прогулокъ съ нею въ лунную ночь по холмамъ и горамъ. — Мнѣ непремѣнно надо было ѣхать. Къ тому-же я тревожусь за тетушку, которая при смерти.

— Ну что-же, я могу ѣхать съ вами утромъ. Надѣюсь мнѣ удастся отпроситься на день.

Что-то совсѣмъ несообразное было въ этомъ намѣреніи Арабеллы — ѣхать къ людямъ, до которыхъ ей не было рѣшительно никакого дѣла, и гдѣ, у изголовья его умирающей тетки, она должна была встрѣтиться съ Сусанной. Но Джудъ не съумѣлъ дать отпоръ и покорно отвѣтилъ:

— Ну что-же, если хотите, пожалуй.

— Хороню, это мы еще обсудимъ… А пока подождите, я захвачу кое-что. Это моя квартира. Случается, что иногда, запоздавши, я ночую въ гостинницѣ, гдѣ служу; поэтому никто не удивится, если я уѣду на эту ночь съ вами.

Арабелла скоро вернулась и они отправились на вокзалъ, а черезъ полчаса уже прибыли въ близь лежащій городокъ, гдѣ остановились въ дешевой гостинницѣ, близъ станціи, поспѣвъ еще къ позднему ужину.

IX.

На слѣдующее утро, около девяти, они возвращались обратно въ Кристминстеръ, занимая вдвоемъ купэ третьекласснаго вагона. Одѣвшись наскоро, чтобы не опоздать къ поѣзду, Арабелла была уже не такъ интересна и развязна, какъ за буфетомъ наканунѣ. Выйдя со станціи, они прошлись по городу въ направленіи къ Ольфредстону. Джудъ въ раздумьѣ засмотрѣлся на уходившую въ даль большую дорогу.

— Эхъ… — вырвалось у него, наконецъ.

— А что? — спросила Арабелла.

— Да вѣдь это та самая дорога, по которой я когда-то пришелъ въ Кристминстеръ со столькими планами и надеждами!

— Все это прекрасно, но къ одиннадцати мнѣ надо быть при дѣлѣ. Я уже рѣшила не ѣхать съ вами къ больной тетушкѣ. Поэтому намъ лучше будетъ разстаться. Однако, мы съ вами такъ и не пришли ни какому соглашенію.

— Это вѣрно. Но вы говорили въ вагонѣ, что имѣете что-то сообщить мнѣ предъ разставаніемъ?

— Да, двѣ вещи — особенно одну. Но обѣщаете-ли вы сохранить въ тайнѣ? Если обѣщаете, пожалуй, я скажу вамъ. Какъ честная женщина, я желаю, чтобы вы знали это… Помните, я начала вамъ разсказывать вчера вечеромъ насчетъ того господина, что содержалъ гостинницу въ Сиднеѣ. — Арабелла, противъ обыкновенія, говорила какъ-то особенно торопливо. — Итакъ это останется между нами?

— Хорошо, хорошо, я обѣщаю! — нетерпѣливо отвѣтилъ Джудъ. — Съ какой стати буду я разглашать ваши тайны.

— Такъ слушайте же. Когда я встрѣчала его здѣсь на прогулкахъ, онъ постоянно увѣрялъ меня, что онъ въ восхищеніи отъ моей особы, словомъ разсыпался въ комплиментахъ и умолялъ выйти за него замужъ. Я никогда не думала опять вернуться въ Англію и, попавъ съ нимъ въ Австралію, оторванная отъ своей семьи, я наконецъ согласилась.

— Что — выйти за него?

— Да.

— То есть какъ слѣдуетъ, легально, по церковному обряду?

— Да, да. И жила съ нимъ почти до послѣдняго времени, до самаго отъѣзда. Это было глупо — я знаю, ну что дѣлать! Вотъ я вамъ все и сказала. Не удивляйтесь! Мой бѣдный муженекъ никогда не вернется въ Англію, а если бы и вздумалъ, то едва-ли найдетъ меня.

Джудъ поблѣднѣлъ и уставилъ на нее озлобленный взглядъ.

— Какого-же чорта вы не сказали мнѣ этого вчера? — упрекнулъ онъ ее.

— Что дѣлать — такъ вышло!.. А развѣ тогда вы не поѣхали-бы со мной?

— Больше я ничего не имѣю сказать! — отвѣтилъ Джудъ холодно. — Мнѣ вообще нечего сказать о… преступленіи, совершенномъ вами.

— Преступленіе! Что за вздоръ. Кто этого не дѣлаетъ… Значитъ, по вашему, я должна ѣхать къ нему обратно! Онъ очень любилъ меня, и мы жили очень прилично, — дай Богъ такъ любой парочкѣ! Да и какъ я могла знать, гдѣ вы обрѣтаетесь?

— Я не желаю упрекать васъ, Арабелла. Я могъ-бы сказать многое, но это было бы, пожалуй, не умѣстно. Чего собственно желаете вы отъ меня?

— Рѣшительно ничего. Хотѣлось-бы мнѣ высказать вамъ еще одну вещь, но мнѣ кажется, мы достаточно объяснились съ вами на этотъ разъ! Я еще подумаю о томъ, что вы говорили о вашихъ обстоятельствахъ, и дамъ вамъ отвѣтъ.

Итакъ, они разстались. Джудъ проводилъ ее глазами и вошелъ въ вокзалъ желѣзной дороги, находившійся тутъ же рядомъ. Узнавъ, что до поѣзда въ Ольфредстонъ остается еще достаточно времени, онъ пошелъ прогуляться и, возвращаясь къ станціи, былъ удивленъ, услышавъ свое имя, названное знакомымъ голосомъ. Къ великому его изумленію, предъ нимъ, словно видѣніе, предстала Сусанна. Ея взглядъ выражалъ тревогу, маленькій ротикъ нервно подергивался, и въ устремленныхъ на него глазахъ отражался упрекъ.

— Ахъ, Джудъ, я такъ рада этой встрѣчѣ съ вами! — сказала она отрывисто и быстро, чуть не рыдая. Она покраснѣла, вспомнивъ одновременно съ нимъ, что они не встрѣчались съ ея свадьбы.

Они на минуту отвернулись другъ отъ друга, стараясь скрыть свое волненіе, потомъ молча взялись подъ руку и пошли, причемъ она смотрѣла на него съ затаеннымъ участіемъ.

— Я пріѣхала на Ольфредстонскую станцію вчера вечеромъ, какъ мы съ вами условились, и никто меня не встрѣтилъ! И вотъ я добралась въ Меригринъ одна, и мнѣ тамъ сказали, что тетушкѣ немного лучше. Я посидѣла съ ней, а такъ какъ вы не пріѣхали за эту ночь, то я встревожилась за васъ — думала, что, быть можетъ, попавъ въ свой старый городъ, вы загрустили… что я замужемъ, и что уже меня нѣтъ тамъ, какъ бывало; и что вамъ не съ кѣмъ слова сказать; и что вы задумали залить свое горе… — какъ вы это дѣлали въ прежнее время, когда вамъ не удалось попасть въ академію, — и забыли данное мнѣ обѣщаніе, что это никогда не повторится. Вотъ какъ я объяснила, Джудъ, почему вы не пришли встрѣтить меня!

— И вы явились, какъ ангелъ хранитель, отыскать и спасти меня!

— Я думала пріѣхать съ утреннимъ поѣздомъ и постараться перехватить васъ, въ случаѣ…

— Я всегда помню, дорогая моя, данное вамъ обѣщаніе! И ужъ конечно никогда не нарушу его. Я былъ занятъ не особенно интереснымъ дѣломъ, но того не было — мнѣ противно даже подумать о томъ, что вы подозрѣвали!

— Очень рада, что все это такъ объяснилось. Но, — сказала она, слегка надувъ губки, — вы все-таки не явились вчера встрѣтить меня, какъ обѣщали!

— Право же не успѣлъ, и мнѣ очень грустно въ этомъ признаться. У меня было одно дѣло вечеромъ, и я долженъ былъ пропустить поѣздъ. Но вы поѣдете со мною обратно? — спросилъ онъ. Поѣздъ сейчасъ отходитъ. Я все безпокоюсь, что-то теперь съ тетушкой… Итакъ, Сусанна, вы проѣхали ради меня всю эту длинную дорогу! Какъ же рано должны вы были выѣхать, моя бѣдняжка!

— Да. Я не спала всю ночь, мои мысли были заняты вами, и прождавъ до разсвѣта, я выѣхала. Теперь ужъ я не буду болѣе понапрасну опасаться за ваше благонравіе!

Джудъ сознавалъ, что она тревожилась за его нравственность не совсѣмъ понапрасну. Они подошли къ поѣзду и заняли, кажется, тотъ самый вагонъ, изъ котораго Джудъ еще такъ недавно вышелъ съ другою путницей, и сѣли рядомъ, Сусанна у окна. Онъ смотрѣлъ на изящныя черты ея профиля и на тонкій стройный станъ, такъ не похожій на полную фигуру Арабеллы. Хотя Сусанна и чувствовала, что онъ на нее смотритъ, но не оборачивалась къ нему, точно боялась, что при встрѣчѣ ихъ взглядовъ можетъ завязаться какой-нибудь непріятный разговоръ.

— Послушайте, Сусанна — вы теперь состоите въ супружествѣ, какъ и я, но мы съ вами предъ разлукой были въ такой суетѣ, что не успѣли еще сказать объ этомъ ни слова,

— Въ этомъ не было надобности, — быстро возразила она.

— Ну да… пожалуй и такъ… но я хочу…

— Джудъ, прошу васъ объ одномъ — не говорите обо мнѣ, я этого не желаю! — умоляла она. — Это только раздражаетъ меня. Простите мое замѣчаніе!.. А гдѣ вы вчера ночевали?

Послѣдній вопросъ былъ сдѣланъ безъ всякой задней мысли, чтобы перемѣнить разговоръ. Онъ понялъ это и отвѣтилъ просто, «въ гостинницѣ», хотя для него было бы облегченіемъ сообщить ей о своей неожиданной встрѣчѣ. Но послѣднее признаніе Арабеллы въ выходѣ замужъ въ Австраліи смутило его, и онъ не рѣшился сказать объ этомъ Сусаннѣ, чтобы не унизить въ ея глазахъ свою странную жену.

Разговоръ ихъ какъ-то не клеился, пока поѣздъ не пришелъ въ Ольфредстонъ. Отсюда имъ предстояло пройти миль пять пѣшкомъ. Дорогой Джудъ замѣтилъ, что она какъ-бы избѣгаетъ разговора. Наконецъ, онъ рѣшился выступить съ вопросомъ о здоровьѣ ея мужа.

— Ничего, благодарю васъ, — отвѣтила Сусанна. — Онъ потому только не пріѣхалъ со мною, что занятъ цѣлый день въ школѣ. Впрочемъ, онъ такъ добръ и милъ, что для меня оставилъ-бы и школу, но я не согласилась-бы на это. Мнѣ казалось лучше ѣхать одной. Моя тетушка, я знаю, такая причудливая; ему, какъ новому человѣку, было-бы неловко, да и ей самой. А такъ какъ она почти безъ памяти, то я и рада, что не взяла его съ собою.

Джудъ шелъ, задумавшись, и наконецъ ехидно замѣтилъ:

— М-ръ Филлотсонъ угождаетъ вамъ во всемъ, какъ видно. Это очень хорошо.

— Разумѣется.

— Значитъ, вы должны быть счастливы.

— И я дѣйствительно счастлива.

Но Джудъ хорошо понималъ значеніе каждой нотки ея голоса, умѣлъ подмѣтить всякій оттѣнокъ ея душевнаго состоянія и былъ убѣжденъ, что она не счастлива, хотя еще не прошло и мѣсяца со времени ея свадьбы.

— Я остаюсь и теперь при самыхъ лучшихъ пожеланіяхъ по отношенію къ вамъ, мистрисъ Филлотсонъ.

Сусанна бровила на него укоризненный взглядъ.

— Впрочемъ, какая вы мистрисъ Филлотсонъ, — взволновался Джудъ. — Вы просто милая, свободная Сусанна Брайдхэдъ, только вы этого не сознаете! Замужество еще не раздавило и не поглотило васъ въ своей широкой пасти, какъ какой-нибудь атомъ, не имѣющій индивидуальности.

Сусанна, почувствовавъ легкій уколъ, отвѣтила:

— Мнѣ кажется, оно не поглотило и васъ, насколько я знаю!

— Ну, нѣтъ, меня оно поглотило! — отвѣтилъ Джудъ, грустно покачавъ головою.

Они поровнялись съ уединеннымъ коттэджемъ подъ соснами, на пути въ Меригринъ, гдѣ онъ когда-то жилъ и ссорился съ Арабеллой. Ему захотѣлось взглянуть на него. Тамъ поселилась какая-то грязная семья. Джудъ не вытерпѣлъ и сказалъ Сусаннѣ:

— Этотъ домикъ мы занимали съ женой все время, пока жили вмѣстѣ. Я привезъ ее сюда послѣ свадьбы…

Она взглянула на домикъ.

— Онъ былъ для васъ тѣмъ-же, нѣмъ теперь школа въ Чэстонѣ для меня.

— Да; только я не былъ такъ счастливъ здѣсь, какъ вы тамъ.

Она многозначительно замолчала, и только потомъ пытливо взглянула на него, какъ бы желая проникнуть въ настоящій смыслъ этой фразы.

— Впрочемъ, я могъ преувеличить ваше счастье — со стороны трудно судить, — продолжалъ онъ самымъ невиннымъ тономъ.

— Вы можете говорить это мнѣ въ пику, Джудъ, но вы не должны думать этого на самомъ дѣлѣ. Онъ любитъ меня, какъ идеальный мужъ, и предоставилъ мнѣ такую свободу, какую не всегда даютъ своимъ женамъ пожилые мужья… Если по вашему я несчастна потому только, что онъ слишкомъ старъ для меня, то вы ошибаетесь.

— О вашемъ мужѣ и его отношеніи къ вамъ я рѣшительно ничего не думаю, кузина.

— Такъ не говорите и такихъ вещей, которыя меня раздражаютъ, слышите?

— Ну, хорошо, не буду.

Больше Джудъ не возвращался къ этому предмету, однако онъ былъ увѣренъ, что такъ или иначе — но, выйдя замужъ за Фаллотсона, Сусанна поняла, что она сдѣлала глупость.

Наконецъ, они добрались до Меригрина, При входѣ въ домъ умирающей тетки, ихъ встрѣтила ходившая за старушкой вдова. Отчаянно жестикулируя руками, она говорила:

— Вообразите себѣ, она перебралась внизъ! Встала прямо съ кровати и знать ничего не хочетъ. Горе съ него да и только!

И дѣйствительно, въ комнатѣ у камина сидѣла тетушка, укутанная одѣялами и обложенная подушками. Она приняла посѣтителей съ кислой гримасой. Замѣтивъ, однако, удивленныя лица, больная заговорила глухимъ голосомъ:

— Что — видите, какова я! Не захотѣла больше маяться въ кровати, ни на кого не посмотрѣла! Моимъ костямъ надоѣло ужъ терзаться по прихоти людей, которые смыслятъ въ дѣлѣ еще меньше моего!.. Такъ и ты, не хуже племянничка, рѣшилась вступить въ супружество! — прибавила она обращаясь къ Сусаннѣ. — Въ нашей семьѣ всѣ такъ поступали — да и другіе тоже самое дѣлаютъ. Ты, глупенькая, должна была остаться одинокой, вотъ какъ я! А Филлотсонъ твой ужъ прямой дуракъ! Объясни, что заставило тебя выйти за него?

— Да вѣдь вы сами знаете, тетушка, что заставляетъ большую часть дѣвушекъ выходить замужъ.

— А! Ты хочешь сказать — по любви!

— Я не желаю сказать ничего опредѣленнаго…

Сусанна не могла равнодушно слушать эти разглагольствованія тетушки; она вскорѣ встала и вышла изъ комнаты въ сѣни. Джудъ послѣдовалъ за нею и засталъ ее тамъ въ слезахъ.

— Не плачьте, дорогая моя, — уговаривалъ ее встревоженный Джудъ. — Вѣдь старушка говоритъ отъ добраго сердца, но вы видите, она сдѣлалась какой-то странной и озлобленной.

— Ахъ, нѣтъ — совсѣмъ не то! — возразила Сусанна, торопливо вытирая глаза. — Ея грубость меня нисколько не обижаетъ.

— Въ такомъ случаѣ, что-же васъ огорчаетъ?

— А то, что я сознаю всю горькую правду ея словъ.

— Но что-же это значитъ? Вы его не любите? — спросилъ Джудъ съ затаеннымъ злорадствомъ.

— Ахъ, нѣтъ, я вовсе не то хотѣла сказать! — поспѣшно поправилась Сусанна. — Мнѣ просто кажется, что я… что я, быть можетъ, не должна была выходить за него замужъ…

Джудъ старался увѣрить ее, что она не такъ поняла слова больной. Они вернулись въ комнату, и горечь обиды скоро сгладилась, потому что тетка довольно ласково обратилась къ племянницѣ. Она удивлялась, что Сусанна рѣшилась пріѣхать издалека, чтобы навѣстить такую старую вѣдьму, какъ она. Послѣ обѣда Сусанна собралась уѣзжать, и Джудъ подрядилъ одного изъ сосѣдей довезти ее до Ольфредстона.

— Я охотно провожу васъ до станціи, если вы позволите, — сказалъ Джудъ.

Но Сусанна отклонила его предложеніе. Повозка подъѣхала къ крыльцу, и Джудъ помогъ ей влѣзть въ экипажъ, вѣроятно съ излишнимъ усердіемъ, потому что она посмотрѣла на него съ недовольной миной.

— Надѣюсь, я могу какъ-нибудь извѣстить васъ, когда опять буду въ Мельчестерѣ? — спросилъ онъ, когда повозка уже тронулась.

Сусанна кивнула ему головой и сказала мягко:

— Нѣтъ, Джудъ, лучше погодите немножко. Мнѣ кажется, вамъ еще рано навѣшать меня.

— Ну, ладно. — согласился Джудъ. — Прощайте, коли такъ!

Сусанна отвѣтила прощальнымъ жестомъ и укатила.

Весь этотъ вечеръ и слѣдующіе дни Джудъ всячески боролся съ своимъ желаніемъ видѣть Сусанну и безпощадно искоренялъ въ себѣ страстную любовь къ ней…

Еще до его возвращенія въ Мельчестеръ, пришло письмо отъ Арабеллы. Одинъ видъ этого письма возмутилъ его. Онъ осуждалъ себя за кратковременное возвращеніе къ Арабеллѣ еще строже, нежели за привязанность къ Сусаннѣ. На письмѣ былъ лондонскій штемпель. Арабелла извѣщала его, что, черезъ нѣсколько дней послѣ ихъ свиданія въ Кристминстерѣ, она неожиданно получила отъ своего настоящаго мужа очень нѣжное письмо. Пріѣхавъ въ Англію съ цѣлью розыскать ее, онъ снялъ въ одномъ провинціальномъ городѣ большую таверну и желаетъ вмѣстѣ съ нею вести дѣло, обѣщающее быть очень прибыльнымъ. Такъ какъ онъ пишетъ ей очень любовно, да и разъѣхались-то они безъ всякой особенной ссоры, то она тотчасъ-же и поѣхала къ нему. Она призналась, что принадлежитъ ему больше, чѣмъ Джуду, такъ какъ прожила съ нимъ въ законномъ бракѣ гораздо долѣе, нежели съ первымъ мужемъ. Въ заключеніе Арабелла прощалась съ нимъ съ наилучшими пожеланіями, выражая надежду, что онъ не будетъ преслѣдовать и губить ее, бѣдную женщину, разъ ей представляется возможность поправить свои обстоятельства и начать новую приличную жизнь.

X.

Джудъ возвратился въ Мельчестеръ, сомнительное преимущество котораго состояло въ томъ, что онъ находился въ недалекомъ разстояніи отъ теперешней резиденціи Сусанны. Сначала ему казалось, что эта близость не была для него достаточнымъ основаніемъ, чтобы покидать свой городъ. Но Кристминстеръ былъ слишкомъ скучнымъ мѣстомъ для жизни.

Теперь Джудъ съ удвоенной энергіей возобновилъ свою подготовку къ пасторскому званію. Только любовь къ Сусаннѣ смущала его душу… Въ дополненіе къ занятіямъ богословскими науками, онъ развивалъ свои небольшія способности къ церковной музыкѣ и могъ уже принимать участіе въ хоровомъ пѣніи по нотамъ. Невдалекѣ отъ Мельчестера была небольшая сельская церковь, въ работахъ по ремонтированію которой участвовалъ и Джудъ. Благодаря этому обстоятельству, онъ познакомился съ тамошнимъ органистомъ, а результатомъ этого знакомства оказалось его поступленіе въ хоръ въ качествѣ баса.

Въ эту церковь онъ ходилъ два раза по воскресеніямъ, а иногда и среди недѣли. Однажды вечеромъ передъ пасхой хоръ собрался для репетированія къ празднику новаго гимна, сочиненнаго однимъ мѣстнымъ композиторомъ. Произведеніе это было замѣчательно по свѣжести и глубинѣ чувства. При старательномъ разучиваніи этого гимна, мелодія его все болѣе и болѣе овладѣвала Джудомъ.

По окончаніи репетиціи. Джудъ подошелъ къ органисту, чтобы разспросить его объ авторѣ композиціи. Партитура была рукописная, съ именемъ композитора, выставленнымъ подъ названіемъ гимна — «У подножія Креста». На разспросы Джуда органистъ объяснилъ, что композиторъ изъ мѣстныхъ жителей и въ качествѣ профессіональнаго музыканта живетъ въ Кеннетбриджѣ близъ Кристминстера, гдѣ состоитъ органистомъ въ главной церкви и имѣетъ большой хоръ. Онъ бываетъ иногда и въ Мельчестерѣ. Въ заключеніе органистъ сообщилъ, что чудный гимнъ этотъ въ настоящую пасху разучивается по всѣмъ окрестнымъ церквамъ.

Возвращаясь домой, Джудъ размечтался о заинтересовавшемъ его композиторѣ и о мотивахъ, вдохновлявшихъ его при сочиненіи этого гимна. Какой сердечный долженъ быть этотъ человѣкъ! Смущенный и измученный двойственностью отношеній къ Сусаннѣ и Арабеллѣ и подавленный неловкостью положенія, онъ сильно желалъ познакомиться съ этимъ господиномъ. «Никто лучше его не можетъ понять моихъ затрудненій», думалъ впечатлительный юноша. Этому артисту можно довѣриться, ибо, какъ человѣкъ съ музыкальной душою, онъ долженъ былъ самъ много страдать, волноваться и скорбѣть.

И вотъ Джудъ рѣшился, со свойственной ему наивностью, въ слѣдующее же воскресенье отправиться въ Кеннетбриджъ. Онъ выѣхалъ рано утромъ и къ полудню добрался до мѣста. Разыскавъ жилище музыканта, Джудъ позвонилъ у подъѣзда и былъ принятъ.

Артистъ вышелъ къ нему тотчасъ же, и Джудъ, благодаря своей представительной наружности и приличному костюму, встрѣтилъ самый радушный пріемъ. Тѣмъ не менѣе, гость конфузился, сознавая нѣкоторую неловкость предстоявшаго ему объясненія.

— Я пою въ хорѣ одной маленькой церкви близъ Мельчестера, — началъ онъ, — и на этой недѣлѣ мы разучивали новый гимнъ, сочиненный, какъ я слышалъ, вами, сэръ?

— Да, это правда — съ годъ тому назадъ…

— Мнѣ, знаете, нравится… Я нахожу его восхитительно прекраснымъ!

— Такъ, такъ. Мнѣ многіе говорили то же самое. Да, — изъ него можно бы извлечь значительныя выгоды, еслибъ мнѣ только удалось издать его. У меня есть еще и другія композиціи для изданія. Мнѣ и ихъ хотѣлось-бы выпустить въ свѣтъ, а то я еще не получилъ за нихъ до сихъ поръ и пяти гиней. Издатели скаредный народъ; они желаютъ пріобрѣсти трудъ такого неизвѣстнаго композитора, какъ я, напримѣръ, дешевле, чѣмъ мнѣ приходится платить за порядочную переписку партитуры. Гимнъ, о которомъ вы упомянули, я давалъ многимъ знакомымъ здѣсь и въ Мельчестерѣ, и вотъ понемногу онъ сталъ распространяться. Но музыка плохая кормилица въ жизни — я бросаю ее окончательно. Вамъ бы хорошо войти со мной въ сдѣлку, если вы желаете зашибить деньгу. Я задумалъ теперь заняться виноторговлей. Вотъ заготовленная много реклама — она еще не выпущена, но вы можете захватить съ собою одинъ экземплярикъ.

Вслѣдъ за этимъ онъ вручилъ Джуду широковѣщательное объявленіе, отпечатанное въ красиво переплетенной тетради, гдѣ заключался длинный перечень кларетовъ, шампанскихъ, портвейновъ, хересовъ и прочихъ винъ, съ коими музыкантъ намѣревался начать свое новое предпріятіе. Выслушавъ это объясненіе, Джудъ не мало подивился.

Они поговорили еще немного, но принужденно, потому что музыкантъ догадался, что передъ нимъ человѣкъ бѣдный, и его обращеніе съ нимъ замѣтно измѣнилось. Джудъ пробормоталъ что-то любезное по адресу автора такого замѣчательнаго произведенія и радъ былъ, когда наконецъ вырвался отъ него…

По прибытіи на свою квартиру въ Мельчестерѣ, онъ нашелъ у себя на столѣ письмо. Это была коротенькая записочка отъ Сусанны, въ которой она, извиняясь, что отклонила его визитъ, просила его непремѣнно пріѣхать сегодня къ обѣду.

Джудъ чуть не рвалъ на себя волосы съ досады, что уже нельзя было воспользоваться приглашеніемъ. Въ концѣ концовъ, желая во что бы то ни стало видѣть Сусанну, онъ написалъ ей тотчасъ же о своемъ неудачномъ визитѣ и, признавшись, что не въ силахъ дожидаться слѣдующаго воскресенья, предупреждалъ, что пріѣдетъ на недѣлѣ, когда ей угодно будетъ назначить.

Такъ какъ письмо его было написано, по обыкновенію, въ слишкомъ экзальтированномъ тонѣ, то она отложила свой отвѣтъ до четверга, когда и пригласила его пріѣхать въ тотъ же день, извиняясь, что видѣть его ранѣе ей было неудобно, такъ какъ она была занята въ школѣ мужа. Джудъ оставилъ свои работы въ соборѣ, пожертвовавъ для этого дневнымъ заработкомъ, и поѣхалъ къ Филлотсонамъ.

ЧАСТЬ IV.

«Если кто почитаетъ бракъ или какое нибудь другое церковное установленіе выше блага человѣка и безкорыстныхъ подвиговъ милосердія, будь онъ папистъ, или протестантъ, или что угодно, все равно — онъ нисколько не лучше фарисея». Мильтонъ.

Чэстонъ.

I.

Древній британскій городъ Чэстонъ былъ и есть самъ по себѣ городъ грезъ. Смутныя представленія о его замкѣ, трехъ монетныхъ дворахъ, великолѣпномъ старинномъ аббатствѣ, славѣ и гордости южнаго Вессекса, двѣнадцати церквахъ, часовняхъ, госпиталяхъ и многихъ другихъ зданіяхъ — нынѣ безжалостно уничтоженныхъ, невольно наводятъ на посѣтителя задумчивую грусть, которую едва-ли можетъ разсѣять возбуждающая атмосфера и окружающій безграничный ландшафтъ. Этотъ городъ былъ мѣстомъ погребенія короля и королевы, всевозможныхъ аббатовъ, епископовъ, рыцарей и дворянъ. Останки короля Эдуарда-Мученика, заботливо перенесенные сюда для благоговѣйнаго сохраненія, составили славу Чэстона, и туда стали стекаться пилигримы изъ всѣхъ странъ Европы, сдѣлавъ его извѣстнымъ далеко за предѣлы англійскихъ владѣній. Но пришелъ конецъ этому чудному созданію среднихъ вѣковъ. Съ разрушеніемъ громаднаго аббатства весь городъ превратился въ груду развалинъ; кости царственнаго мученика раздѣлили общую судьбу разрушенія и забвенія, и теперь не осталось ни единаго камня, который-бы указывалъ, гдѣ лежатъ когда-то чтимые останки. Таковъ есть и таковъ былъ этотъ, нынѣ всѣми забытый, старинный городокъ.

У Чэстона есть еще и другая характерная особенность — уже современная. Городъ является излюбленнымъ притономъ владѣльцевъ странствующихъ балагановъ, выставокъ, панорамъ, стрѣльбищъ и другихъ кочующихъ зрѣлищъ, промыселъ которыхъ питаютъ ярмарки и базары. Какъ перелетныя птицы усаживаются на высокихъ холмахъ, задумчиво отдыхая передъ дальнѣйшимъ полетомъ, такъ и здѣсь, въ этомъ скалистомъ городкѣ, усаживается на горѣ цѣлый караванъ желтыхъ и зеленыхъ палатокъ, какъ-бы удивленныхъ рѣзкой перемѣной природы, препятствующей ихъ дальнѣйшему странствію. Здѣсь онѣ обыкновенно остаются всю зиму, пока не возвращаются къ своимъ старымъ мѣстамъ на слѣдующую весну.

Къ этому-то причудливому городку Джуди, подходилъ съ ближайшей станціи въ первомъ часу дня. Войдя на вершину скалистой горы послѣ утомительнаго подъема, онъ миновалъ первые дома воздушнаго города и направился къ школьному дому. Часъ былъ ранній, ученики еще сидѣли за уроками въ школѣ и жужжали, подобно рою шмелей. Онъ еще издали всматривался въ зданіе, которое судьба сдѣлала жилищемъ самаго дорогого для него существа. Чтобы сократить время, онъ прошелъ къ террасѣ, на которой когда-то раскинуты были роскошные сады аббатства, при чемъ сердце его замирало отъ ожиданія. Услышавъ, наконецъ, дѣтскіе голоса на открытомъ воздухѣ, Джудъ вошелъ въ школу и узналъ, что Сусанна успѣла уже уйти къ городъ, а м-ръ Филлотсонъ съ утра отправился на съѣздъ учителей въ сосѣднее мѣстечко.

Джудъ вошелъ въ пріемную и сѣлъ въ ожиданіи Сусанны. Здѣсь стояло фортепіано — тотъ самый старый инструментъ, которымъ Филлотсонъ обладалъ въ Меригринѣ. Онъ сѣлъ за рояль и, наигрывая что-то, невольно напалъ на мотивъ гимна, очаровавшаго его на прошлой недѣлѣ.

Вдругъ сзади незамѣтно подошла вернувшаяся Сусанна и слегка дотронулась до его руки своей маленькой ручкой. Джудъ узналъ это прикосновеніе.

— Продолжайте, — сказала Сусанна. — Я люблю этотъ гимнъ. У насъ играли его въ высшей школѣ.

— Ну нѣтъ, я не рѣшусь бренчать передъ вами. Сыграйте вы для меня.

— Пожалуй. Если только вспомню…

Сусанна сѣла, и ея передача гимна, хотя и не замѣчательная, показалась Джуду чуть ни божественной въ сравненіи съ его игрою. Она, подобно ему, была видимо тронута этой композиціей и, когда кончила, руки ихъ встрѣтились въ сочувственномъ пожатіи.

— Странно, — сказала она совершенно другимъ голосомъ, — что меня занимаетъ этотъ гимнъ, странно потому…

— Почему?

— Да потому, что я совсѣмъ не такой человѣкъ…

— Что васъ не такъ-то легко тронуть, хотите вы сказать?

— Ну, это не совсѣмъ то, что я хотѣла сказать.

— А мнѣ кажется, что вы напрасно открещиваетесь, такъ какъ сердце ваше сходно съ моимъ.

— Но не голова… однако, будетъ объ этомъ, оборвала Сусанна. — Давайте-ка съ вами чай пить. Какъ хотите — здѣсь или у меня на квартирѣ? Мы вѣдь въ школѣ не живемъ, а въ особомъ античномъ зданіи на площади. Оно до того пропитано стариной и мрачно, что наводитъ на меня невыразимое уныніе. Въ такихъ домахъ хорошо бывать, но не приведи Богъ жить.

Сусанна вышла распорядиться, и сейчасъ-же вернулась въ сопровожденіи горничной съ чаемъ. Они сѣли къ столу, и металлическій чайникъ скоро закипѣлъ на спиртовой канфоркѣ.

— Это одинъ изъ вашихъ брачныхъ подарковъ мнѣ, — сказала Сусанна, указывая на чайникъ.

— Да, я узналъ, — сказалъ Джудъ со вздохомъ.

Разговоръ незамѣтно перешелъ на богословскія занятія Джуда и вскорѣ принялъ полемическій характеръ, тяготившій Сусанну. Желая кончить, она вдругъ спросила:

— Не будете-ли вы вскорѣ опять работать въ той церкви, гдѣ вы слышали чудный гимнъ?

— Да, можетъ быть.

— Ну, вотъ и отлично. Если желаете, я могу пріѣхать туда къ за мъ. Я свободна въ любой день послѣ обѣда.

— Нѣтъ, не пріѣзжайте!

— Это что-же значитъ? — развѣ мы теперь ужъ не друзья, какъ бывало прежде?

— Нѣтъ.

— Я этого не знала, я думала, что вы навсегда сохраните ко мнѣ расположеніе!

— Вы ошибались.

— Скажите, чѣмъ-же я заслужила эту перемѣну? Я думала, что мы оба… — Ея голосъ дрогнулъ, и фраза оборвалась.

— Знаете, Сусанна, мнѣ иногда кажется, что ваше отношеніе ко мнѣ просто флиртъ, — сказалъ, онъ сухо.

Послѣ минутной паузы Сусанна вдругъ вскочила, и Джудъ къ удивленію своему увидѣлъ, что ея щеки вспыхнули румянцемъ.

— Больше я не могу говорить съ вами, Джудъ! — сказала она съ прежней раздраженной ноткой въ голосѣ. — Намъ незачѣмъ больше сидѣть и препираться здѣсь въ такомъ тонѣ. Да, — вы должны уходить, потому что вы меня не понимаете. Я прямая противоположность тѣмъ женщинамъ, къ которымъ вы такъ жестоко меня приравняли. Ахъ, Джудъ, вы сами не понимаете, какъ больно вы меня этимъ обидѣли! Я не могу сказать вамъ всей правды, не рѣшусь показать вамъ, на какой исходъ я способна въ моихъ порывахъ! Есть женщины, у которыхъ любовь къ тому, чтобы ихъ любили — ненасытима. Это — любовь въ любви… Но вы такой оригинальный, Джудъ, вы не въ состояніи будете понять меня… Теперь вамъ надо уходить. Прощайте. Жалѣю, что мужа моего нѣтъ дома.

— Будто жалѣете?

— Впрочемъ, у меня это сорвалось только изъ приличія. Но совѣсти говоря, я объ этомъ не жалѣю.

При разставаніи Сусанна чуть коснулась его протянутой руки, и онъ вышелъ. Но едва онъ успѣлъ отойти отъ подъѣзда, грустный и хмурый, какъ Сусанна открыла окно, подъ которымъ онъ проходилъ, и спросила: «Когда вы вы ѣдете отсюда въ поѣзду, Джудъ?»

Онъ удивленно взглянулъ на нее.

— Дилижансъ къ поѣзду отходитъ черезъ часъ, должно быть.

— А что вы намѣрены дѣлать въ этотъ промежутокъ?

— Да, вѣроятно, пройдусь по городу. Можетъ быть, зайду посидѣть въ старой церкви.

— Съ моей стороны не совсѣмъ любезно такъ выпроваживать васъ! Довольно вы походили по церквамъ. Оставайтесь здѣсь.

— Гдѣ это?

— Здѣсь, гдѣ стоите. Такъ мнѣ легче говорить съ вами, нежели когда вы въ комнатѣ. Съ вашей стороны такъ мило и любезно пожертвовать нынѣшнимъ заработкомъ, чтобы посѣтить меня!.. Вы вѣдь Іосифъ сновидецъ, милый Джудъ, и трагическій Донъ-Кихотъ въ придачу! А иногда вы еще напоминаете мнѣ св. Стефана, который, въ то время, какъ его побивали камнями, могъ видѣть отверстое небо. Ахъ, мой бѣдный другъ и товарищъ, сколько вамъ предстоитъ еще выстрадать!

Такъ какъ между ними было теперь высокое окно, то Сусанна могла разговаривать съ нимъ смѣлѣе, нежели въ комнатѣ, гдѣ тяготилась его излишней фамильярностью.

— Я всегда думала, — продолжала она въ приподнятомъ тонѣ, — что условныя общественныя рамки, въ которыя ставитъ насъ цивилизація, имѣютъ такое-же отношеніе къ нашимъ дѣйствительнымъ поступкамъ, какъ представляющіяся намъ формы созвѣздій къ настоящему виду небесныхъ свѣтилъ. Меня зовутъ мистрисъ Ричардъ Филлотсонъ, я живу спокойной супружеской жизнью съ мужемъ моимъ того-же имени. Но въ дѣйствительности я вовсе не м-съ Ричардъ Филлотсонъ, — я женщина, не знающая покоя, совершенно одинокая, терзаемая страстями, безотчетными антипатіями… Однако, уходите, а то упустите карету. Побывайте еще какъ-нибудь у меня. Тогда ужь приходите ко мнѣ въ домъ.

— Хорошо, — отвѣтилъ Джудъ. — А когда вы назначите?

— Да хоть черезъ недѣлю. Прощайте, — до свиданія! — Она протянула черезъ окно руку и ласково погладила его по головѣ. Джудъ раскланялся и исчезъ въ темнотѣ.

Когда онъ подошелъ къ мѣсту отправки, очередная карета уже отошла. Если пройти на станцію пѣшкомъ, ему все равно не успѣть къ своему поѣзду, — и онъ поневолѣ остался ждать слѣдующей, послѣдней ночной кареты.

Джудъ пофланерствовалъ по городу и, закусивъ въ тавернѣ, какъ-то безсознательно направился, мимо стариннаго городскаго кладбища, къ зданіямъ школы. Они были совершенно окутаны мракомъ. Изъ описанія Сусанны онъ скоро узналъ характерную античную руину, въ которой она жила.

Съ улицы изъ окна виднѣлся огонь, такъ какъ ставни еще не были закрыты. Онъ могъ ясно видѣть внутренность комнаты — полъ былъ нѣсколько ниже земли, наслоеной рядомъ столѣтій, протекшихъ со времени постройки дома. Сусанна, очевидно, только что вошедшая, стояла еще въ шляпкѣ въ гостиной, стѣны которий были оклеены дубомъ съ низу до потолка, а вверху перекрещивались массивныя балки, до которыхъ она чуть не касалась головою. Каминъ былъ тяжелой, старинной работы, окруженный лѣпными украшеніями. Столѣтія, дѣйствительно, грозно нависли надъ жившей здѣсь молодою женщиной.

Сусанна открыла рабочій ящикъ изъ розоваго дерева и смотрѣла на фотографическую карточку. Насмотрѣвшись, она прижала ее къ груди и положила опять на мѣсто. На дворѣ было слишкомъ темно, чтобы она могла разглядѣть Джуда, но онъ могъ ясно видѣть ея лицо, и замѣтилъ несомнѣнные слѣды слезъ на ея темныхъ, опушенныхъ длинными рѣсницами глазахъ.

Она притворила ставни, и Джудъ продолжалъ свое одинокое странствіе. «Чей это портретъ она вынимала?» раздумывалъ онъ. Онъ когда-то подарилъ ей свою карточку; но вѣдь ему извѣстно, что у нея есть и другія. А вдругъ это была его карточка?

Джудъ сознавалъ, что, по приглашенію Суванны, онъ долженъ опять посѣтить ее. Строгіе подвижники, жизнь которыхъ онъ изучалъ съ такимъ умиленіемъ, избѣгали такихъ искушеній, не довѣряя своей нравственной устойчивости! Но онъ былъ слабъ и не могъ устоять. Онъ будетъ поститься и молиться впродолженіе всего этого времени, но — человѣческій элементъ былъ въ немъ сильнѣе элемента божественнаго.

II.

Пословица говоритъ: чего Богъ не захочетъ, то женщина сдѣлаетъ. Всего черезъ день послѣ описаннаго свиданія, Джудъ получилъ отъ Сусанны слѣдующую записку:

"Не приходите на будущей недѣлѣ. Говорю это для васъ-же, — не приходите. Мы были съ вами слишкомъ свободны подъ впечатлѣніемъ вашего потрясающаго гимна и поэтическихъ сумерокъ. Не осуждайте строго

Сусанну-Флоренсъ-Мери".

Онъ зналъ ея настроеніе и выраженіе ея лица, когда она подписывалась полнымъ именемъ, но каково-бы ни было ея настроеніе, онъ не могъ думать, что она была неправа въ своемъ взглядѣ. Онъ отвѣчалъ:

"Я согласенъ. Вы правы. Для меня это прекрасный урокъ самоотверженія, въ которомъ, какъ видно, мнѣ предстоитъ упражняться все нынѣшнее лѣто.

Джудъ".

Отправивъ записку по назначенію, онъ, казалось, покончилъ свои отношенія къ Сусаннѣ. Но тутъ другіе силы и законы вступили въ дѣло. Утромъ, въ пасхальный понедѣльникъ, онъ получилъ телеграмму отъ ухаживавшей за теткой вдовы Эдлинъ, которую онъ просилъ извѣстить въ случаѣ какой-либо серьезной перемѣны:

«Ваша тетушка умираетъ. Пріѣзжайте сейчасъ-же».

Джудъ бросилъ свои инструменты и выѣхалъ. Часа черезъ четыре онъ уже подходилъ къ Меригрину и предъ входомъ въ мѣстечко увидѣлъ работника, съ встревоженнымъ лицомъ, видимо имѣвшаго что-то сообщить ему. «По лицу его вижу, что она умерла, — подумалъ Джудъ. Бѣдная тетушка!»

Предчувствіе его сбылось.

— Старушка не узнала-бы васъ. Она лежала, какъ кукла съ стеклянными глазами, и потому не бѣда, что вы не были при ея кончинѣ, — объяснилъ работникъ.

Джудъ вошелъ въ домъ. Къ вечеру, когда всѣ приготовленія были кончены и рабочіе допили свое пиво и ушли, онъ сидѣлъ одинъ, въ этой унылой тишинѣ. Необходимо было списаться съ Сусанной, хотя нѣсколько дней тому назадъ они и рѣшились на взаимное отчужденіе. Онъ написалъ всего нѣсколько словъ:

«Тетушка умерла почти внезапно. Погребеніе въ пятницу пополудни».

Въ эти промежуточные дни Джудъ оставался въ Меригринѣ. Въ пятницу утромъ онъ ходилъ посмотрѣть, готова-ли могила, и въ то-же время съ безпокойствомъ думалъ о томъ, пріѣдетъ-ли Сусанна. Она ничего не отвѣтила, а это скорѣе означало, что она ѣдетъ. Около полудня, онъ заперъ дверь и рѣшилъ пойти ей навстрѣчу. Издалека, на горизонтѣ открытаго ландшафта, показалась струйка бѣлаго дыма.

Онъ ждалъ. Наконецъ, небольшая наемная повозка подъѣхала къ подошвѣ горы, на которой онъ стоялъ. Изъ повозки вышла дама и стала подниматься въ гору. Вскорѣ Джудъ узналъ Сусанну. Она казалась ему теперь такой слабой: казалось, она не могла-бы выдержать сильныхъ, страстныхъ объятій, — тѣхъ объятій, въ которыя Джудъ впрочемъ и не посмѣлъ-бы заключить ее. Она долго его не узнавала. Потомъ лицо ея оживилось грустной улыбкой, и онъ поспѣшилъ къ ней навстрѣчу.

— Мнѣ казалось, — начала она съ нервной торопливостью, — что было-бы не хорошо оставить васъ одного на похоронахъ. И вотъ, въ самый послѣдній моментъ, я явилась.

— Ахъ, вы, дорогая моя, добрая Сусанна! — бормоталъ растроганный Джудъ.

По щепетильности своей двойственной натуры, Сусанна не остановилась, однако, для дальнѣйшихъ привѣтствій и разспросовъ, хотя до погребенія времени было еще довольно. Такое грустное семейное событіе испытывается рѣдко, и у Джуда была потребность подѣлиться своимъ горемъ и поговорить о немъ съ близкимъ человѣкомъ. Но Сусанна или вовсе не чувствовала его, или не желала высказывать своего чувства.

Печальный и скромный обрядъ скоро кончился; погребальная процессія спѣшно двигалась къ кладбищу, такъ какъ суетливый гробовщикъ имѣлъ черезъ часъ другія, болѣе выгодныя похороны. Тетушку положили на новомъ мѣстѣ, далеко въ сторонѣ отъ ея родныхъ. Сусанна и Джудъ шли за гробомъ рядомъ, а теперь сѣли за чай въ своемъ семейномъ домѣ, гдѣ наконецъ соединились въ отданіи послѣдняго долга почившей.

— Такъ, вы говорите, она всегда была противъ брака? — спросила Сусанна.

— Да. Особенно въ кругу нашего семейства.

Ея глаза встрѣтились съ его взглядомъ и остановились.

— Наше семейство, дѣйствительно, несчастное. Какъ вамъ кажется, Джудъ.

— Покойница говорила, что изъ насъ выходили дурные мужья и жены. Конечно, насъ можно назвать несчастными. По крайней мѣрѣ меня.

Сусанна молчала.

— Скажите мнѣ, Джудъ, — спросила она, наконецъ, съ заразительной дрожью въ голосѣ. — Предосудительно ли мужу или женѣ выдавать третьему лицу, что они несчастны въ бракѣ? Если смотрѣть на брачный контрактъ какъ на установленіе церковное, тогда, пожалуй, это будетъ предосудительно. Но если брачный обрядъ маскируетъ только недостойный договоръ, основанный на матеріальныхъ интересахъ, то возмущенная сторона — мужъ или жена, все равно — развѣ не можетъ говорить, мало того, протестовать противъ семейнаго безобразія, оскорбляющаго одного изъ нихъ?

— Я самъ когда-то высказывался въ этомъ смыслѣ, — подтвердилъ Джудъ.

Она сейчасъ-же продолжала: — А какъ вы думаете, встрѣчаются-ли брачныя пары, гдѣ одинъ изъ супруговъ чувствуетъ отвращеніе къ другому, безъ вины съ его стороны?

— Я допускаю такіе случаи, напримѣръ, если одинъ изъ супруговъ любитъ другое лицо.

— Но даже помимо этого. Не сочтутъ-ли, напримѣръ, злонравной жену, если она не хочетъ жить съ своимъ мужемъ только потому… — ея голосъ опять дрогнулъ, и онъ понялъ намекъ… — только потому, что она имѣетъ противъ этой жизни личное отвращеніе — отвращеніе физическое, — наконецъ, называйте это брезгливостью или какъ угодно, — хотя она въ то же время уважаетъ и цѣнитъ своего мужа? Я просто ставлю вопросъ: должна-ли она стараться пересилить свою брезгливость?

Джудъ бросилъ на нее тревожный взглядъ и отвѣтилъ, глядя въ сторону: — Въ случаяхъ такого рода мой личный опытъ стоитъ въ противорѣчіи съ моими убѣжденіями. Въ качествѣ человѣка, признающаго семейное начало, я долженъ сказать — да. Говоря же по собственному опыту, безъ отношенія къ принципу, долженъ сказать — нѣтъ… Сусанна, я убѣжденъ, что вы несчастны!

— Нѣтъ, вы ошибаетесь! — отвѣтила она, въ сильномъ возбужденіи. — Можетъ-ли быть несчастна жена, которая всего два мѣсяца замужемъ за человѣкомъ свободно ею выбраннымъ?

— Свободно выбраннымъ! — повторилъ Джудъ съ замѣтной ироніей.

— Зачѣмъ вы повторяете мои слова?.. Однако, мнѣ надо ѣхать обратно съ шести-часовымъ поѣздомъ. Вы, вѣроятно, останетесь еще здѣсь?

— Да, на нѣсколько дней, для окончанія тетушкиныхъ дѣлъ. Этотъ домъ теперь сданъ. Если позволите, я могу проводить васъ къ поѣзду.

Сусанна лукаво улыбнулась: — До поѣзда не надо, а до половины дороги, пожалуй.

— Но постойте, вы не можете ѣхать съ ночнымъ: этотъ поѣздъ не довезетъ васъ до Чэстона. Вы должны остаться до завтра. Если вы не желаете переночевать здѣсь, то вѣдь у м-съ Эдлинъ много простору.

— Ну что-жъ, можно, — отвѣтила она нерѣшительно — я не говорила мужу, что вернусь сегодня навѣрное.

Джудъ сходилъ предупредить вдову, жившую рядомъ, и, вернувшись черезъ нѣсколько минутъ, снова сѣлъ.

— Боже мой, въ какомъ ужасномъ положеніи мы съ вами находимся, Сусанна! — неожиданно промолвилъ Джудъ, застѣнчиво потупивъ взглядъ.

— Ну вотъ! Чѣмъ же?

— Я не могу объяснить вамъ всю мою долю несчастія. А ваша — въ томъ, что вамъ не слѣдовало выходить замужъ. Я понималъ это прежде, чѣмъ вы сдѣлали непоправимый промахъ, но не считалъ себя въ правѣ вмѣшиваться. Я ошибся. Теперь я вижу, что долженъ былъ вмѣшаться!

— Но что собственно побуждаетъ васъ пускаться со мною въ эти разсужденія?

— А то, что я отлично вижу васъ сквозь ваши перья, моя бѣдная, несчастная птичка!

Ея рука лежала на столѣ и Джудъ положилъ на нее свою, но Сусанна отдернула руку.

— Это — нелѣпо послѣ всего того, о чемъ мы съ вами разсуждали, Сусанна! Я оказываюсь гораздо рѣшительнѣе и солиднѣе васъ, если на то пошло. Уже одно то, что вы отталкиваете такія невинныя движенія, показываетъ всю ребяческую неустойчивость вашего характера.

— Ну, я соглашаюсь — это было съ моей стороны, пожалуй, слишкомъ жеманно, — оправдывалась Сусанна съ оттѣнкомъ раскаянія. — Но я приняла это просто за шутку въ вашей стороны — быть можетъ слишкомъ частую, — кокетливо прибавила она. — Вотъ, берите! — и она протянула ему руку. — Можете держать ее сколько угодно. Ну, а это хорошо съ моей стороны?

— Да, очень.

— Но вѣдь я должна сказать ему объ этомъ.

— Кому?

— Ричарду.

— Ну что-жъ, скажите, если считаете нужнымъ. Но мнѣ кажется, что такими пустяками вы только разстроите его — и совершенно понапрасну.

— А увѣрены-ли вы, что позволяете себѣ эту вольность только въ качествѣ моего кузена?

— Конечно, увѣренъ. Въ моемъ сердцѣ уже совсѣмъ не осталось чувства любви.

— Это ново… Какъ-же это?

— Очень просто — я видѣлся съ Арабеллой.

Сусанна встрепенулась при этомъ имени и не утерпѣла спросить:

— Давно вы съ ней видѣлись?

— Когда былъ въ Кристминстерѣ.

— Значитъ, она возвратилась, и вы до сихъ поръ не сказали мнѣ ни слова!.. Надѣюсь, вы будете теперь жить съ нею?

— Разумѣется. Вотъ какъ вы живете съ вашимъ мужемъ.

Она смотрѣла въ пространство чрезъ листву стоявшихъ на окнѣ герани и кактусовъ, поблекшихъ отъ небрежнаго ухода, и на глаза ея навертывались слезы.

— Что это? спросилъ Джудъ болѣе нѣжнымъ тономъ.

— Почему вы такъ рады вернуться къ ней, если… если то, что вы обыкновенно говорили мнѣ, остается вѣрнымъ, я хотѣла сказать — тогда было вѣрно! теперь уже, конечно, нѣтъ! И какъ могло ваше сердце такъ скоро обернуться къ Арабеллѣ?

— Мнѣ кажется, къ этому привелъ неисповѣдимый путь Провидѣнія.

— О, это не правда! — возразила Сусанна съ легкой досадой. — Вы дразните меня, вотъ и все, потому что воображаете, что я несчастна!

— Я не знаю. Да и не желаю этого знать.

— Еслибъ, я была несчастна, въ этомъ была бы моя вина, мой промахъ: я не имѣю еще права разлюбить его! Онъ внимателенъ ко мнѣ во всѣхъ отношеніяхъ, и кромѣ того онъ очень интересный, всесторонне образованный и начитанный человѣкъ въ своей спеціальности… Полагаете-ли вы, Джудъ, что мужчина долженъ жениться на женщинѣ непремѣнно своего возраста, или онъ можетъ жениться и на той, которая моложе его, какъ я, на восемнадцать лѣтъ?

— Это зависитъ отъ чувства, которое они питаютъ другъ къ другу.

Онъ не далъ ей опоры къ самооправданію, и ей пришлось отстаивать себя собственными силами. Тономъ побѣжденной, едва сдерживая рыданія, она продолжала:

— Мнѣ кажется… мнѣ кажется, — всхлипывала она, — что я должна быть такъ-же откровенна съ вами, какъ вы были со мной. Быть можетъ, вы поняли, что собственно я хотѣла выразить?.. Я говорю, что уважая м-ра Филлотсона, какъ друга, я не люблю его, для меня пытка жить съ нимъ, какъ съ мужемъ!.. Теперь я вамъ все высказала, и не могла не высказать, хотя и воображала себя счастливой. — Я боюсь, что послѣ моего признанія вы будете презирать меня!

Сусанна опустила голову на руки, лежавшія на столѣ, и зарыдала.. Легкій треножный столъ содрогался отъ ея рыданій.

— Я была замужемъ всего мѣсяцъ или два, — продолжала она, все еще склонившись надъ столомъ и всхлипывая. — Говорятъ, что иногда къ тому, отъ чего женщина содрогается въ первые дни своего замужества — черезъ нѣсколько лѣтъ она относится уже съ полнымъ равнодушіемъ. Но это все равно, какъ если-бы сказать, что ампутація какого-нибудь члена не есть несчастіе, потому что съ теченіемъ времени человѣкъ привыкаетъ къ употребленію деревянной ноги или руки.

Джудъ едва могъ говорить, но, овладѣвъ собою, отвѣтилъ:

— Я полагалъ, что между вами произошло какое-то роковое недоразумѣніе, Сусанна, я прямо такъ и рѣшилъ!

— Но въ томъ-то и дѣло, что вы ошибаетесь! Тутъ не было никакого недоразумѣнія, кромѣ моей собственной порочности, какъ вы, вѣроятно, назвали-бы это, и отвращенія съ моей стороны — по причинѣ, которую я не могу открыть и которую люди вообще не признали-бы уважительной!.. Всего ужаснѣе мучаетъ меня необходимость быть отвѣтственной предъ этимъ человѣкомъ, сознавать силу этого роковаго союза въ вещахъ, допустимыхъ только по доброй волѣ!.. Я хотѣла-бы, чтобъ онъ билъ меня, или былъ невѣренъ мнѣ, словомъ дѣлалъ-бы со мною такія вещи, которыя могли-бы оправдать меня передъ людьми за мое къ нему отвращеніе. Но онъ ничего такого не дѣлаетъ, за исключеніемъ развѣ того, что сталъ нѣсколько холоднѣе ко мнѣ съ тѣхъ поръ, какъ замѣтилъ мое настоящее чувство къ нему. Вотъ причина, почему онъ не захотѣлъ пріѣхать на погребеніе… Нѣтъ, я ужасно несчастна, и ума не приложу, что мнѣ съ собою дѣлать!.. Не подходите ко мнѣ. Джудъ, это не нужно.

Но Джудъ вскочилъ и прижался лицомъ къ ея щекѣ, или вѣрнѣе къ ея уху, такъ-какъ лицо было закрыто.

— Я сказала вамъ не надо, Джудъ!

— Знаю, знаю. Я хочу только утѣшить васъ!.. И все это вышло изъ-за того, что я женился до нашей встрѣчи. Не такъ ли? Вы былибы моей женой, Сусанна, неправда-ли, еслибы не эта случайность?

Вмѣсто отвѣта, она быстро встала и, сказавъ, что хочетъ освѣжиться и пройти на кладбище къ могилѣ тетушки, вышла изъ дома. Джудъ не пошелъ за него. Полчаса спустя, онъ увидалъ ее идущей по лужайкѣ къ м-съ Эдлинъ, а вскорѣ она прислала дѣвочку за своими вещами, поручивъ сказать ему, что она очень утомилась и нынѣшній вечеръ къ нему уже не придетъ.

Джудъ одиноко сидѣлъ въ комнатѣ тетушкинаго дома, наблюдая, какъ коттэджъ вдовы Эдлинъ постепенно исчезалъ въ надвигавшемся сумракѣ ночи. Онъ зналъ, что и Сусанна сидѣла въ своихъ стѣнахъ такъ-же одиноко и съ такимъ-же разбитымъ сердцемъ, и, какъ всегда, искалъ утѣшенія только въ философскомъ убѣжденіи, что все дѣлается къ лучшему.

Онъ легъ спать рано, но сонъ его былъ тревоженъ отъ сознанія, что Сусанна была такъ близко отъ него. Часа въ два ночи, онъ уже начиналъ засыпать, какъ вдругъ былъ разбуженъ пронзительнымъ, столь знакомымъ по прежней жизни въ Меригринѣ, отчаяннымъ визгомъ кролика, попавшагося въ ловушку. Джудъ еще ребенкомъ старался щадить жизнь даже земляныхъ червей и потому не въ состояніи былъ равнодушно слышать крикъ бѣднаго звѣрка. Одѣвшись на-скоро, онъ вышелъ изъ дому и при лунномъ свѣтѣ пошелъ лугомъ, по слуху, на крикъ. Дойдя до плетня, окружающаго садъ вдовы, онъ остановился, взялъ кролика изъ ловушки и однимъ ударомъ прекратилъ его мученія. Возвращаясь назадъ, онъ еще издали увидалъ Сусанну, стоявшую у открытаго окна коттэджа.

— Джудъ! — послышался ея робкій голосъ. — Это вы?

— Я, моя дорогая! Мнѣ съ вечера что-то не спалось, и вдругъ я слышу раздирающій крикъ кролика. Мнѣ стало ужасно, жаль его, и я рѣшилъ выйти и убить его. Но я такъ радъ, что неожиданно увидѣлъ васъ… И что за варварство ставить на маленькихъ звѣрковъ желѣзные капканы!

Джудъ подошелъ къ окну, настолько низкому, что ему виденъ былъ весь станъ любимой женщины. Она положила руку на его руку, и освѣщенное луннымъ свѣтомъ лицо ея пристально смотрѣло на него.

— Васъ тоже разбудилъ этотъ пискъ? — спросилъ Джудъ.

— Нѣтъ, я еще не спала.

— Почему?

— Ахъ, да вы и сами теперь знаете, почему! Какъ человѣкъ религіозный, вы, конечно, думаете, что замужняя женщина совершаетъ смертный грѣхъ, повѣряя свое горе мужчинѣ, какъ я повѣрила его вамъ. Теперь я жалѣю объ этомъ!

— Не жалѣйте объ этомъ, моя дорогая! — сказалъ Джудъ. — Дѣло въ томъ, что мои религіозныя убѣжденія и личные взгляды начинаютъ расходиться въ разныя стороны.

— Я знаю, знаю это! и вотъ почему я дала себѣ слово не смущать вашихъ убѣжденій. Но я такъ рада видѣть васъ, тѣмъ болѣе, что не надѣюсь на продолженіе свиданій. Послѣднее звено между нами рушилось со смертью тетушки!

Джудъ схватилъ ея руку и осыпалъ поцѣлуями.

— Еще болѣе крѣпкое звено осталось! Я не буду теперь заботиться о моихъ религіозныхъ и другихъ взглядахъ. Богъ съ ними! Позвольте мнѣ прежде всего помочь вамъ, еслибъ даже я и любилъ васъ, еслибъ даже вы…

— Не договаривайте, я знаю что у васъ на сердце; но я не могу допустить этого. Слушайте-же! Намекайте на что хотите, только не вынуждайте меня отвѣчать на вопросы!

— Я желаю, чтобы вы были счастливы, чего-бы мнѣ это ни стоило!

— Поймите, что я не могу быть счастлива! Люди, которые могли-бы заглянуть въ мое чувство, сказали-бы, что это моя причуда, прихоть или что-нибудь въ этомъ родѣ, и осудили-бы меня. Быть можетъ, было-бы ошибкой съ моей стороны говорить о своемъ несчастьѣ съ вами, еслибы я могла говорить о нихъ съ кѣмъ-нибудь другимъ. Но у меня нѣтъ ни единой близкой души, а между тѣмъ должна-же я открыться кому-нибудь! Прежде чѣмъ я вышла за него, Джудъ, я никогда вполнѣ не сознавала истинаго значенія брака, хотя и наблюдала его на другихъ примѣрахъ. Какой-то идіотизмъ овладѣлъ много, и въ этомъ не можетъ быть никакихъ извиненій. Я была настолько взрослой, что считала себя вполнѣ опытной. Такой жребій не рѣдко выпадаетъ женщинамъ, — только онѣ обыкновенно подчиняются ему, а я отбиваюсь. Когда люди будущихъ поколѣній оглянутся на варварскіе нравы и предразсудки эпохи, въ которую мы имѣемъ несчастіе жить, что они скажутъ о насъ?

— Вы очень озлоблены, дорогая Сусанна! Какъ мнѣ хочется… какъ хочется…

— А теперь уходите…

Сусанна перегнулась изъ окна и, съ заплаканными глазами, прильнула лицомъ къ его головѣ, которую чуть замѣтно поцѣловала и быстро отклонилась, чтобы онъ не успѣлъ обнять ее. Потомъ она закрыла окно и Джудъ возвратился въ тетушкинъ домикъ.

III.

Скорбная исповѣдь Сусанны всю ночь терзала Джуда.

На слѣдующее утро, когда настало ей время уѣзжать, сосѣди видѣли, какъ она шла со своимъ спутникомъ по тропинкѣ, выходившей на большую дорогу въ Ольфредстонъ. Черезъ часъ онъ возвращался той же самой тропинкой, и лицо его горѣло возбужденіемъ и рѣшимостью. Онъ былъ подъ впечатлѣніемъ только что испытаннаго.

Когда они собирались разстаться на безлюдной большой дорогѣ, между ними опять возникли препирательства на тему о допустимой между ними фамильярности по поводу желанія Джуда поцѣловать ее на прощаніе. Только послѣ долгихъ споровъ, дошедшихъ почти до ссоры, Сусанна уступила ему, наконецъ, и они, крѣпко обнявшись, поцѣловались. Послѣ этого у Сусанны разгорѣлись щеки, а у Джуда сильно стучало сердце.

Этотъ поцѣлуй, какъ оказалось, произвелъ поворотъ въ судьбѣ Джуда. Доводы Сусанны подѣйствовали на него. Въ самомъ дѣлѣ, нельзя преслѣдовать двѣ противоположныя, одна другую исключающія цѣли: нельзя готовиться къ высокому пастырскому служенію и проповѣди христіанской морали, если онъ самъ такъ далекъ отъ нравственной зрѣлости, что мірскіе помыслы и искушенія оказываютъ неотразимое вліяніе на его душу. Это убѣжденіе заставило его разъ навсегда примириться съ мыслью, что онъ совершенно недостоинъ быть служителемъ алтаря и покончить съ мечтами о неподходящей для него карьерѣ.

Въ тотъ же самый вечеръ, въ сумерки, онъ вышелъ въ садъ и, остановившись у одной небольшой ямы, свалилъ туда свои богословскіе и философскіе трактаты и брошюры, чтобы безжалостно сжечь ихъ. Весь этотъ книжный ворохъ дружно загорѣлся, освѣтивъ заднюю сторону дома, свиной хлѣвъ и его собственное лицо. Случайные прохожіе наивно принимали это ауто-да-фе за сожженіе ничего не стоющаго хлама, накопившагося за долгое время у его покойной тетушки. Покончивъ такимъ образомъ съ своими мечтами, Джудъ умиротворилъ свою совѣсть въ страстной любви къ Сусаннѣ. Онъ могъ теперь поступать, какъ обыкновенный грѣшникъ.

Между тѣмъ Сусанна, разставшись съ нимъ рано утромъ, шла по направленію къ станціи, со слезами на глазахъ; ее мучила совѣсть. Зачѣмъ она легкомысленно дала поцѣловать себя?.. «Я оказалась слишкомъ уступчивой!» упрекала она себя дорогой. «Его поцѣлуй жегъ, какъ поцѣлуй любовника, да! Я больше не буду писать ему никогда или, по крайней мѣрѣ, долгое время, чтобъ дать ему почувствовать мое достоинство! Воображаю, какъ онъ встревожится, ожидая моего письма завтра, и на слѣдующій день, и еще на слѣдующій… Онъ будетъ терзаться всевозможными догадками, — не бѣда? — я буду даже очень рада этому»… — И слезы жалости къ предстоящимъ терзаніямъ Джуда смѣшивались у нея со слезами жалости къ самой себѣ.

И вотъ эта худенькая, миніатюрная женщина, ненавидѣвшая мужа, эфирная, слабонериная и слабосильная и по характеру и по вкусамъ, совершенно неспособная къ исполненію условій супружеской жизни съ Филлотсономъ и, вѣроятно, со всякимъ другимъ мужчиной, порывисто шла впередъ, волнуясь, задыхаясь, несказанно мучась.

Филлотсонъ встрѣтилъ жену на вокзалѣ, и, увидѣвъ ее такой разстроенной, объяснилъ это тяжелыми впечатлѣніями отъ кончины тетки и похоронъ. Онъ началъ разсказывать ей о своихъ дѣлахъ, а также о посѣщеніи пріятеля его, Джиллингама, сосѣдняго школьнаго учителя, котораго онъ не видалъ уже много лѣтъ. Когда, войдя въ городъ, они сѣли на имперіалъ омнибуса, Сусанна вдругъ сказала, какъ бы не жалѣя себя:.

— Ричардъ, — я позволила м-ру Фолэ держать мою руку и хочу знать, не считаешь-ли ты это предосудительнымъ?

Филлотсонъ, видимо очнувшись отъ мыслей совершенно другого порядка, отвѣтилъ разсѣянно:

— А, вотъ какъ! Зачѣмъ же ты это сдѣлала?

— Сама не знаю. Онъ просилъ, и я дала ему руку.

— Значитъ, это было пріятно ему и, вѣроятно, случилось уже не въ первый разъ.

Они продолжали путь въ молчаніи. О поцѣлуѣ Сусанна почему-то не упомянула.

Послѣ чаю Филлотсонъ провелъ вечеръ за разными школьными счетами. Сусанна оставалась все время необычайно тихой и, наконецъ, сказавъ, что сильно устала, рано ушла спать. Когда Филлотсонъ пришелъ въ спальню, утомленный своей кропотливой работой, было уже начало двѣнадцатаго. Войдя въ спальню, изъ которой днемъ открывался безпредѣльный видъ на Блекмурскую долину, онъ подошелъ къ окну и, прислонившись къ рамѣ, неподвижно глядѣлъ въ таинственную тьму, застилавшую теперь обширный ландшафтъ. Онъ о чемъ-то раздумывалъ. — Кажется, — заговорилъ онъ наконецъ, не оборачивая головы, — придется просить комитетъ смѣнить поставщика писчебумажныхъ принадлежностей. Тетради этотъ разъ прислали всѣ бракованныя. — Отвѣта не было. Думая, что Сусанна задремала, онъ продолжалъ: — Надо исправить также проклятый вентиляторъ въ классѣ, а то сквознякъ немилосердный и дуетъ мнѣ прямо въ голову, отчего я и простудилъ високъ. — Продолжавшаяся мертвая тишина заставила его, наконецъ, обернуться.

— Сусанна! — окликнулъ онъ.

Но ея не было въ постели, хотя она видимо уже ложилась, такъ какъ одѣяло съ ея стороны было откинуто. Думая, что она пошла зачѣмъ-нибудь въ кухню и сейчасъ вернется, онъ снялъ сюртукъ и спокойно поджидалъ ее, но, потерявъ наконецъ терпѣніе, вышелъ въ сѣни и опять сталъ звать Сусанну.

— Здѣсь! — отвѣтилъ ему знакомый голосъ снизу.

— Что тебѣ вздумалось возиться въ кухнѣ въ полночь и изъ-за пустяковъ утомлять себя!

— Да мнѣ не хочется спать. Я читаю. Здѣсь лампа свѣтлѣе.

Филлотсонъ улегся въ постель, но ночью нѣсколько разъ просыпался.

Сусанны все не было Онъ зажегъ свѣчу, поспѣшно вышелъ въ сѣни и опять позвалъ жену.

Она откликнулась, только звукъ ея голоса былъ глухой, и мужъ сначала никакъ не могъ разобрать, откуда онъ слышался. Подъ лѣстницей былъ просторный темный чуланъ для платья. Голосъ доносился какъ будто оттуда. Дверь его была затворена, но никакого запора не было. Филлотсонъ въ безпокойствѣ подошелъ къ двери, удивляясь, чѣмъ это вдругъ такъ разстроилась его жена.

— Что ты здѣсь дѣлаешь? — спросилъ онъ.

— Я осталась здѣсь, чтобы не безпокоить тебя въ такой поздній часъ.

— Да здѣсь же нѣтъ постели. И душно ужасно. Вѣдь ты задохнешься здѣсь, если просидишь до утра.

— О нѣтъ, это пустяки. Ты обо мнѣ не безпокойся.

Филлотсонъ взялся за ручку и толкнулъ дверь, завязанную Сусанной извнутри веревкою, лопнувшей при его напорѣ. Взамѣнъ постели, она наложила разной рухляди и сдѣлала для себя тѣсное гнѣздышко въ этомъ неудобномъ чуланѣ. При входѣ мужа она вскочила, вздрогнувъ, съ своего непригляднаго ложа.

— Зачѣмъ ты насильно отворилъ дверь? — протестовала она, въ раздраженіи. — Это неприлично съ твоей стороны. Уходи, ради Бога.

Она казалась такою жалкой и безпомощной въ своемъ бѣломъ ночномъ капотѣ, въ этой темной норѣ, заваленной всякимъ хламомъ, что на нее больно было смотрѣть. Она продолжала упрашивать Филлотсона оставить ее въ покоѣ.

— Я былъ деликатенъ съ тобой, — отвѣчалъ на это Филдотсонъ, — давъ тебѣ полную свободу, и потому ужасно нелѣпо съ твоей стороны напускать на себя такую блажь.

— Да, — сказала она рыдая, — я это знаю! Можетъ быть, это моя вина, мой грѣхъ! мнѣ это очень прискорбно. Но не одна-же я заслуживаю осужденія, коли такъ!

— Кто-же, по твоему — я что-ли?

— Нѣтъ, я не знаю кто! Мнѣ кажется, весь міръ, а главное житейскія условія, возмущающія меня своею мерзостью и жестокостью.

— Теперь ужъ безполезно толковать объ этомъ. Лучше подумай, можно-ли такъ позорить мужнинъ домъ? Вѣдь Элиза (онъ разумѣлъ служанку) все можетъ слышать. Я ненавижу такія эксцентричности, Сусанна. Въ твоихъ чувствахъ отсутствуетъ всякая выдержка и равновѣсіе. Я не желаю вмѣшиваться въ твое душевное состояніе, только совѣтую тебѣ не затворять эту дверь слишкомъ плотно, иначе я найду тебя задохнувшейся на утро.

Вставъ на другой день, злополучный мужъ первымъ долгомъ заглянулъ въ чуланъ, но Сусанна вышла уже оттуда. Оставалось только гнѣздышко, гдѣ она лежала, и качавшійся надъ нимъ паукъ въ паутинѣ.

«Каково-же должно быть отвращеніе этой женщины къ мужу, если оно сильнѣе ея отвращенія къ пауку?» — подумалъ онъ съ горечью.

Онъ нашелъ ее въ столовой за завтракомъ, и они приступили къ нему, почти не нарушая молчанія, а проходившіе мимо оконъ обыватели привѣтливо здоровались со счастливой парочкой.

— Ричардъ, — обратилась она вдругъ къ мужу, — позволь мнѣ жить отдѣльно отъ тебя.

— Отдѣльно отъ меня? То-есть такъ, какъ ты жила до замужества? Ради чего-же было въ такомъ случаѣ выходить замужъ?

— Свадьба наша состоялась потому, что мнѣ больше ничего не оставалось. Помнишь, вѣдь ты получилъ мое обѣщаніе задолго до женитьбы, Потомъ, съ теченіемъ времени, я пожалѣла, что обѣщала тебѣ руку, и придумывала приличный способъ нарушить свое слово. Но такъ-какъ это оказалось невозможнымъ, то я отнеслась съ полнымъ равнодушіемъ къ нашему соглашенію. Затѣмъ, тебѣ извѣстно, пошла глупая молва, имѣвшая послѣдствіемъ мое исключеніе изъ высшей школы, въ которую я поступила благодаря твоей подготовкѣ и заботамъ. Эти пересуды испугали меня, и мнѣ казалось, что остается одно, это — осуществить нашъ планъ. Сказать правду — кому другому, а ужъ только не мнѣ было смущаться пересудами, на которые я никогда не обращала вниманія. Но я была малодушна — подобно многимъ женщинамъ, и моя брачная теорія рушилась. Не вмѣшайся въ дѣло школьный эпизодъ, лучше было-бы сразу нанести ударъ твоимъ чувствамъ, нежели вступить съ тобою въ бракъ и терзать тебя всю послѣдующую жизнь. И ты былъ такъ благороденъ, что никогда не давалѣ вѣры этой недостойной молвѣ!

— Въ силу той-же порядочности я обязанъ сказать тебѣ, что я провѣрялъ ея правдоподобность и спрашивалъ твоего кузена…

— Вотъ какъ! Это дѣлаетъ тебѣ честь! — воскликнула она съ безпокойнымъ удивленіемъ.

— Я, впрочемъ, не сомнѣвался въ тебѣ.

Сусанна готова была расплакаться. «Онъ не сталъ-бы разспрашивать!» — подумала она.

— Но ты мнѣ еще не отвѣтилъ. Отпустишь-ли ты меня? Обращаясь къ тебѣ съ этой просьбой, я понимаю всю ея нелегальность. Но я все-таки настаиваю на ней. Семейные уставы должны принаравливаться къ характерамъ. Если супруги вообще различаются своею индивидуальностью, однимъ изъ нихъ приходится страдать отъ тѣхъ самыхъ уставовъ, съ которыми такъ удобно живется другимъ!.. Ну что-же, отпустишь ты меня?

— Но вѣдь мы вступили въ брачный союзъ…

— Что толку разсуждать о союзахъ, — запальчиво возразила Сусанна, — если они дѣлаютъ человѣка несчастнымъ, хотя онъ не сознаетъ за собою никакой вины!

— Но ты виновата уже тѣмъ, что не любишь меня.

— Нѣтъ, люблю… Но, мнѣ кажется, это не мѣняетъ дѣла. Я считаю всякую совмѣстную жизнь мужчины съ женщиной прелюбодѣйствомъ, при всякихъ условіяхъ, даже легальныхъ. Вотъ мой взглядъ на супружескія отношенія!.. Что-же, отпустишь ты меня, Ричардъ?

— Ты терзаешь меня, Сусанна.

— Почему мы не можемъ согласиться избавить себя другъ отъ друга? Мы вступили въ союзъ, и, понятно, мы-же вольны разрушить его — положимъ, не легально, — но хоть въ нравственномъ смыслѣ, и тѣмъ легче, что нашъ бракъ не усложнился дѣтьми, съ которыми пришлось-бы считаться. Потомъ мы могли-бы быть друзьями и встрѣчаться безъ всякихъ упрековъ. О, Ричардъ, будь моимъ другомъ и пожалѣй меня! Мы можемъ оба умереть черезъ нѣсколько лѣтъ, — и кому какое дѣло, что ты избавилъ меня на остатокъ моей жизни отъ невыносимаго стѣсненія? Я знаю, что ты считаешь меня эксцентричной, экзальтированной, словомъ, какимъ-то чудовищнымъ существомъ. Пусть такъ. Но почему-же я должна страдать за тѣ недостатки, съ которыми родилась, разъ они не вредятъ другимъ?

— Нѣтъ вредятъ — вредятъ мнѣ! Ты дала клятву любить меня.

— Совершенно вѣрно, и въ этомъ моя вина. Я всегда виновата!

— Ты думаешь, кончивъ совмѣстную жизнь со мною, жить одиноко?

— Пожалуй — да, если ты настаиваешь на этомъ. Но я намѣревалась жить съ Джудомъ.

— Въ качествѣ его жены?

— Ужъ это какъ мнѣ заблагоразсудится.

Филлотсона передернуло.

Сусанна продолжала:

— Позволь напомнить тебѣ авторитетныя слова Дж. Ст. Милля, которыми я руководствуюсь…

— Какое мнѣ дѣло до твоего Милля! — простоналъ Филлотсонъ. — Я желаю только жить спокойно. Помнишь высказанную мною догадку, что ты любила и любишь Джуда Фолэ!

— Можешь продолжать свои догадки сколько угодно, разъ ты уже началъ, но неужели ты воображаешь, что еслибъ я была съ нимъ въ интимныхъ отношеніяхъ, то стала-бы просить тебя отпустить меня жить къ нему?

Звонъ школьнаго колокола избавилъ Филлотсона отъ необходимости сейчасъ-же отвѣчать на фразу, вѣроятно не показавшуюся ему такимъ оправдательнымъ аргументомъ, какимъ, потерявъ самообладаніе, считала ее Сусанна.

Они отправились въ школу, какъ обыкновенно, и Сусанна вошла въ свой классъ, гдѣ, сквозь стеклянную перегородку онъ могъ видѣть ее, каждый разъ какъ оборачивался въ ту сторону. Когда онъ началъ объяснять урокъ, его лобъ и брови морщились отъ усиленнаго напряженія мыслей. Чтобы дать имъ исходъ, онъ оторвалъ клочекъ бумаги и написалъ:

«Твоя просьба рѣшительно не даетъ мнѣ заниматься дѣломъ, и я самъ не понимаю, что говорю. Серьезно-ли ты высказала мнѣ свое желаніе»?

Онъ сложилъ записочку и отдалъ одному мальчику отнести ее къ Сусаннѣ. Филлотсонъ видѣлъ, какъ жена его обернулась и взяла записку, какъ склонила прелестную головку при чтеніи, стараясь не выдать своихъ чувствъ подъ перекрестнымъ огнемъ множества дѣтскихъ глазъ. Мальчикъ вернулся, не принеся никакого отвѣта. Но вскорѣ одна изъ ученицъ Сусанны явилась съ маленькой записочкой въ рукахъ. Въ ней было всего нѣсколько словъ:

«Съ грустнымъ чувствомъ должна признаться, что просьба была высказана серьезно».

Филлотсрнъ видимо встревожился еще больше. Онъ тотчасъ-же отослалъ отвѣтъ:

«Богу извѣстно, что я отнюдь не желаю чѣмъ-либо стѣснять тебя. Мое единственное желаніе предоставить тебѣ спокойствіе и счастіе. Но я не могу согласиться съ твоимъ нелѣпымъ желаніемъ уйти жить къ любовнику. Ты потеряешь уваженіе всѣхъ порядочныхъ людей и въ томъ числѣ мое!»

Послѣ небольшого промежутка, доставлена была новая записочка отъ Сусанны:

«Знаю, что ты желаешь мнѣ добра, но я не нуждаюсь ни въ чьемъ уваженіи. Мои убѣжденія могутъ быть низки въ твоихъ глазахъ, безнадежно низки! Но ужъ если ты не желаешь отпустить меня къ нему, то не позволишь-ли мнѣ жить хоть въ твоемъ домѣ отдѣльно отъ тебя?»

На это Филлотсонъ не прислалъ отвѣта.

Она написала еще:

«Я знаю твои мысли; все-таки прошу, умоляю тебя пожалѣть меня. Я не приставала-бы къ тебѣ такъ неотступно, еслибъ могла выносить такую жизнь. Я вѣдь не шучу — будь снисходителенъ ко мнѣ — хотя я и не была терпима къ тебѣ! Я уйду, уйду, сама не знаю куда — и никогда не потревожу твоего покоя».

Черезъ часъ былъ присланъ слѣдующій отвѣтъ:

«Я не желаю мучить тебя. Ты вѣрно поняла меня. Дай время подумать. Я готовъ согласиться на твою послѣднюю просьбу».

Все утро Филлотсонъ не сводилъ глазъ съ Сусанны чрезъ стеклянную перегородку, чувствуя себя такимъ-же одинокимъ, какимъ былъ до знакомства съ ней. Но онъ не измѣнилъ добротѣ своей и согласился на ея отдѣльное житье въ домѣ. Сначала, когда они сошлись за обѣдомъ, Сусанна казалась болѣе спокойной, но ея угнетенное состояніе отразилось на ея нервахъ, разстроенныхъ до послѣдней степени. Она заговорила безсодержательно и туманно, — чтобы предупредить какой-либо опредѣленный дѣловой разговоръ.

IV.

Филлотсонъ, какъ это часто бывало, сидѣлъ нынче до поздней ночи, разбираясь въ матеріалахъ, по своимъ любимымъ римскимъ древностямъ, къ которымъ онъ снова почувствовалъ влеченіе. Съ этими занятіями онъ забылъ и время и мѣсто, и когда пошелъ спать, было уже почти два часа.

Его дѣло до того отвлекло его отъ живой дѣйствительности, что хотя спальная его была теперь на другой половинѣ дома, онъ безсознательно прошелъ въ ихъ прежнюю общую спальную предоставленную теперь въ исключительное владѣніе Сусанны. Онъ въ разсѣянности началъ раздѣваться.

Въ кровати послышался крикъ и быстрое движеніе. Не успевъ еще сообразить, куда попалъ, Филлотсонъ увидѣлъ, что Сусанна вскочила съ дикимъ взглядомъ, отпрянула отъ него къ окну, скрытому за пологомъ кровати, отворила его, и прежде чѣмъ онъ успѣлъ догадаться, что у нея на умѣ, вскочила на подоконникъ и выпрыгнула на дворъ. Онъ слышалъ въ темнотѣ ея паденіе на землю. Филлотсонъ въ ужасѣ бросился съ лѣстницы и второпяхъ ушибся о перилы. Откинувъ тяжелую дверь, онъ выбѣжалъ на дворъ. Сусанна все еще лежала на землѣ. Филлотсонъ взялъ ее на руки, перенесъ въ сѣни, посадилъ на стулъ, и заботливо вглядывался въ нее, при раздувавшемся пламени свѣчи, поставленной имъ на сквозникѣ внизу лѣстницы.

Сусанна спрыгнула безъ особаго вреда. Она смотрѣла на него какъ-бы безсознательно и держалась за бокъ, чувствуя боль; потомъ встала, отвернувшись въ смущеніи отъ его пристальнаго взгляда.

— Слава Богу, ты не убилась… Ну что, не очень ушиблась?

Дѣло обошлось благополучно, благодаря низкому окну, и Сусанна чувствовала только легкую боль въ локтѣ и боку.

— Должно быть, я заснула, — начала она, все еще отворачивая отъ него блѣдное лицо, — я чего-то испугалась, — приснился страшный сонъ — мнѣ показалось, что я вижу тебя…

Она начала было вспоминать реальныя обстоятельства и умолкла.

Ея пелерина висѣла на двери, и злополучный Филлотсонъ накинулъ ее женѣ на плечи. — Не помочь-ли тебѣ подняться на лѣстницу? — спросилъ онъ угрюмо, ибо этотъ эпизодъ оставилъ въ немъ самое тягостное впечатлѣніе.

— Нѣтъ, благодарю тебя, Ричардъ. Я не очень ушиблась и могу войти сама.

— Тебѣ надо запирать свою дверь, — сказалъ онъ машинально, точно на урокѣ въ школѣ. — Тогда никто не можетъ проникнуть къ тебѣ, даже случайно.

— Я пробовала — она не запирается. У всѣхъ дверей замки попорчены.

Она подымалась на лѣстницу медленно, освѣщенная дрожавшимъ пламенемъ свѣчи. Филлотсонъ заперъ домовую дверь и, вспомнивъ, что его любимое дѣло не ждетъ ни при какихъ житейскихъ треволненіяхъ, пошелъ наверхъ въ свою одинокую комнату на другомъ концѣ корридора.

Никакихъ новыхъ приключеній у нихъ не было до слѣдующаго вечера, когда, по окончаніи классовъ, Филлотсонъ вышелъ изъ Чэстона, сказавъ, что къ чаю не будетъ, и не предупредивъ Сусанну, куда отправляется.

Дорогой, удаляясь отъ города, онъ не разъ оглядывался на него, при сгущавшихея сумеркахъ. Издали смутно виднѣлся Чэстонъ съ мигавшими изъ оконъ огнями. Пройдя миль пять отъ мѣста, Филлотсонъ пришелъ въ Леддентонъ — маленькій городокъ съ какими-нибудь тремя тысячами жителей. Здѣсь онъ направился въ школу для мальчиковъ и позвонилъ у двери.

На вопросъ, дома-ли м-ръ Джиллингамъ, Филлотсонъ узналъ, что онъ только что ушелъ къ себѣ на квартиру, гдѣ и засталъ своего друга убирающимъ книги. При свѣтѣ лампы лицо Филлотсона казалось блѣднымъ и страдальческимъ сравнительно съ лицомъ его друга, имѣвшаго бодрый и здоровый видъ. Они были когда-то товарищами по школѣ и сохранили простыя, короткія отношенія.

— Радъ васъ видѣть, Дикъ! Но у васъ что-то нехорошій видъ. Ничего не случилось?

Филлотсонъ молча подошелъ къ нему, а Джиллингамъ закрылъ шкафъ и усѣлся подлѣ гостя.

— Я пришелъ къ вамъ, Джорджъ, — заговорилъ Филлотсонъ, — чтобы объяснить вамъ причину, заставляющую меня сдѣлать извѣстный шагъ. Вы должны знать его въ настоящемъ свѣтѣ… Что-бы я ни предпринялъ, все будетъ лучше настоящаго моего положенія. Избави васъ Богъ когда-нибудь нажить такой ужасный опытъ, какой нажилъ я, Джорджъ!

— Присядьте пожалуйста. Ужь не хотите-ли вы передать о какой-нибудь размолвкѣ съ женой?

— Именно… Все несчастіе мое въ томъ, что я имѣю жену, которую люблю, но которая меня нетолько не любитъ, но… но… Нѣтъ, лучше не говорить! Я понимаю ея чувство и предпочелъ-бы ненависть ея теперешнему чувству!

— Что вы говорите!

— И прискорбнѣе всего то, что она въ этомъ менѣе виновата, нежели я. Она была, какъ вы знаете, моей помощницей по школѣ; я воспользовался ея неопытностью, завлекая ее на прогулки, и убѣдилъ ее принять мое предложеніе прежде, чѣмъ дѣвушка вошла въ разумъ. Впослѣдствіи она познакомилась съ другимъ человѣкомъ, но слѣпо исполнила обѣщаніе, данное мнѣ.

— Любя другого? — вставилъ пріятель.

— Да, и съ какой-то особенно нѣжной заботливостью о немъ, хотя ея настоящее чувство къ нему — загадка для меня; мнѣ кажется и для него тоже, а, быть можетъ, и для нея самой. Такой причудливой женщины я никогда еще не встрѣчалъ. Надо вамъ сказать, что тотъ господинъ — ея кузенъ, что быть можетъ объясняетъ поразившую меня въ ней двуличность. Она скоро почувствовала неодолимое отвращеніе ко мнѣ, какъ къ мужу, хотя и готова любить меня, какъ друга. Терпѣть такія отношенія стало уже невыносимо. Она старалась бороться съ своимъ чувствомъ, но безплодно. Я не могу, я не въ силахъ выносить этихъ отношеній. Мнѣ нечего возразить на ея доводы, она вдесятеро начитаннѣе меня. Вообще, я долженъ признаться, что она слишкомъ развита для меня…

— А не допускаете вы, что эти капризы пройдутъ?

— Никогда! У нея на это свои мотивы. Наконецъ, она холодно и настойчиво потребовала, чтобы я избавилъ ее отъ себя и отпустилъ къ этому кузену. Недавно, напримѣръ, она выпрыгнула отъ меня въ окно, не заботясь о томъ, что можетъ сломать себѣ шею. Въ ея рѣшимости нельзя сомнѣваться. И вотъ этотъ эпизодъ привелъ меня къ заключенію, что грѣшно продолжать мучить женщину. Я не такой извергъ, чтобы изъ упрямства тиранить ее.

— Такъ вы хотите отпустить ее, да еще къ любовнику?

— Къ кому — это ужъ ея дѣло. Я просто отпущу ее, и все тутъ. Знаю, что могу ошибаться, что мой поступокъ будетъ нелѣпымъ, и съ логической и съ религіозной стороны, и не могу защищать свою уступку ея дикому желанію. Но я знаю одно: какой-то внутренній голосъ говоритъ мнѣ, что я не въ правѣ отказать ей. Я, подобно другимъ людямъ, смотрю такъ: если мужъ слышитъ такое странное требованіе отъ жены, единственный вѣрный, приличный и честный исходъ для него это — отказать ей и добродѣтельно запереть ее на ключъ, и пожалуй, убить ея любовника. Но дѣйствительно-ли такой исходъ справедливъ, честенъ и благороденъ, или онъ гнусенъ и эгоистиченъ? Если человѣкъ упадетъ со слѣпу въ трясину и кричитъ о помощи, я вѣдь сочту своимъ долгомъ оказать ему помощь.

— Ну, я не могу согласиться съ вашимъ взглядомъ, Дикъ! — возразилъ Джиллингамъ серьезно. — Сказать правду, я положительно изумляюсь, что такой положительный, дѣловой человѣкъ, какъ вы, могъ хоть на минуту заинтересоваться какой-то полоумной особой.

— Скажите, Джорджъ, стояли-ли вы когда передъ женщиной, въ сущности, очень хорошей, которая-бы на колѣняхъ умоляла васъ объ ея освобожденіи и прощеніи?

— Къ счастію моему, нѣтъ.

— Въ такомъ случаѣ, я не считаю васъ компетентнымъ совѣтникомъ въ моемъ дѣлѣ. А мнѣ довелось быть въ такой роли, и въ этомъ все дѣло. Я такъ долго жилъ внѣ всякаго женскаго общества, что не имѣлъ ни малѣйшаго представленія о томъ, что стоитъ повести женщину въ церковь и надѣть ей на палецъ кольцо, чтобы навлечь этимъ на себя родъ ежедневной непрерывной пытки…

— Я еще понимаю отпустить жену съ тѣмъ, чтобы она устроилась отдѣльно. Но отпустить къ ея поклоннику — это ужъ дѣло совсѣмъ иное..

— Нисколько. Представьте себѣ, Джорджъ, что она скорѣе готова вѣчно терзаться съ ненавистнымъ мужемъ, нежели обязаться жить отдѣльно отъ любимаго человѣка. Для нея это важный вопросъ. Это лучше, чѣмъ еслибы она рѣшилась продолжать жить съ мужемъ, обманывая его… Впрочемъ, она прямо не высказала намѣренія поселиться съ нимъ въ качествѣ его жены. Насколько я понимаю, ихъ взаимное влеченіе вовсе не предосудительное и не чувственное; это мнѣ всего досаднѣе, потому что заставляетъ меня вѣрить въ продолжительность любви. Ихъ стремленіе въ томъ, чтобы быть вмѣстѣ и дѣлиться другъ съ другомъ чувствами, фантазіями и мечтами.

— Весьма платонично!

— Вы знаете, Джорджъ, чѣмъ больше я о нихъ думаю, тѣмъ болѣе становлюсь на ихъ сторону.

— Но, другъ мой, еслибы всѣ люди поступали такъ, какъ намѣрены поступить вы, тогда-бы всѣ семьи распались и семья перестала-бы составлять соціальную единицу.

— Да, я теперь какъ потерянный! — уныло сказалъ Филлотсонъ. — Вы помните, я никогда не былъ глубокимъ мыслителемъ. Но при всемъ томъ я не вижу, почему женщина съ дѣтьми не можетъ составить семейной единицы безъ мужа?

— Господь съ вами, Дикъ, вы допускаете матріархатъ! Неужели и она говоритъ тоже?

— О нѣтъ, она объ этомъ не особенно заботится.

— Вѣдь это опрокидываетъ всѣ установившіяся понятія. Боже милосердый, что скажетъ Чэстонъ!

— Ужъ этого я не знаю…

— Однако, — перебилъ Джиллингамъ, — давайте обсудимъ это спокойно, да выпьемъ чего-нибудь за разговоромъ.

Онъ вышелъ и вернулся съ бутылкой сидра.

— Вы слишкомъ взбудоражены, — продолжалъ онъ. — Отправляйтесь-ка домой и вдумайтесь хорошенько, какъ вамъ покончить съ этой маленькой революціей. Но держитесь жены; я слышу со всѣхъ сторонъ, что она прелестная молодая бабенка.

— Это правда! Въ этомъ-то и горе мое!

Джиллингамъ проводилъ своего друга мили за двѣ и, прощаясь, выразилъ надежду, что это совѣщаніе, при всей необычности его повода, послужитъ къ возобновленію ихъ старыхъ товарищескихъ отношеній. Никогда Филлотсонъ остался одинъ подъ покровомъ ночи, среди окружавшаго безмолвія, онъ подумалъ: «Такъ-то, Джиллингамъ, другъ мой, у тебя не оказалось болѣе сильнаго аргумента противъ нея!»

«Мнѣ кажется, что ее слѣдуетъ пожурить хорошенько и возвратить на путь истинный — вотъ что я думаю», пробормоталъ Джиллингамъ на возвратномъ пути домой.

На слѣдующее утро, за завтракомъ, Филлотсонъ объявилъ Сусаннѣ: «Ты можешь уходить къ нему, если тебѣ угодно. Я положительно и безусловно согласенъ на это».

Прошло еще нѣсколько дней, и насталъ послѣдній вечеръ ихъ совмѣстной жизни. Филлотсонъ старался быть особенно внимательнымъ къ Сусаннѣ. «Ты бы лучше взяла ломтикъ ветчины или яйцо къ чаю. Вѣдь нельзя же ѣхать въ дорогу послѣ однихъ буттербродовъ».

Она взяла поданный ей ломтикъ. За чаемъ разговоръ шелъ о домашнихъ мелочахъ, вродѣ ключей, неоплаченныхъ счетовъ и пр.

— Я холостякъ по природѣ, какъ ты знаешь, Сусанна, — заговорилъ онъ въ благородной попыткѣ облегчить ея совѣсть, — такъ что жить безъ жены не будетъ для меня особеннымъ лишеніемъ, какъ могло бы быть для другого въ моемъ положеніи. Къ тому же у меня есть любимое занятіе — древности, за которыми я всегда могу отвести душу.

— Еслибъ ты когда-нибудь прислалъ мнѣ свою рукопись для переписки, какъ бывало прежде, я буду переписывать тебѣ съ большимъ удовольствіемъ! — отвѣтила она съ особенной предупредительностью. Мнѣ очень пріятно будетъ чѣмъ-нибудь быть полезной тебѣ, какъ… какъ другу.

Филлотсонъ подумалъ и сказалъ: — Нѣтъ, я рѣшилъ, что если намъ разставаться, то ужь совсѣмъ, и вотъ на этомъ-то основаніи я и не желаю тебѣ предлагать никакихъ вопросовъ, а главное не желаю слышать отъ тебя объясненія твоихъ намѣреній и даже твоего адреса… Теперь скажи, сколько тебѣ нужно денегъ? Вѣдь необходимо же тебѣ. имѣть сколько-нибудь при себѣ.

— Ахъ, Ричардъ, я не смѣю и думать принять отъ тебя деньги для того, чтобы уйти съ ними отъ тебя. Мнѣ не нужно денегъ. У меня есть свои, которыхъ хватитъ на долгое время, да и Джудъ достанетъ мнѣ…

— Я не желаю ничего слышать о немъ. Надѣюсь, ты это понимаешь. Ты теперь безусловно свободна и твоя дальнѣйшая судьба въ твоихъ рукахъ… Ты ѣдешь съ шести-часовымъ, кажется? Теперь уже четверть шестого.

— Ты… ты, кажется, не особенно горюешь о моемъ отъѣздѣ, Ричардъ?

— Ахъ, нѣтъ…

— Мнѣ очень нравится, что ты такъ благородно держалъ себя въ отношеніи ко мнѣ. Замѣчательно, что переставъ смотрѣть на тебя какъ на мужа, я сейчасъ же стала любить тебя, какъ своего стараго учителя и друга. Такимъ ты для меня и останешься!

Взволнованная Сусанна отерла слезы.

Вскорѣ къ крыльцу подъѣхалъ омнибусъ. Филлотсонъ наблюдалъ за укладкой вещей, помогъ ей сѣсть и, для вида, поцѣловалъ ее на прощанье.

Возвратясь домой, Филлотсонъ вошелъ наверхъ и отворилъ окно, чтобы видѣть удалявшійся омнибусъ, пока онъ не скрылся за горою. Потомъ онъ спустился внизъ, надѣлъ шляпу и прошелъ съ милю по дорогѣ. Но тоска прослѣдовала его, и онъ повернулъ обратно.

Когда онъ вошелъ къ себѣ, его привѣтствовалъ изъ залы голосъ Джиллингама.

— Я не могъ дозвониться и, найдя вашу парадную дверь отпертою, вошелъ самъ. Помните, я говорилъ, что скоро побываю у васъ, вотъ и пришелъ.

— Очень благодаренъ вамъ, Джиллингамъ, особенно за вашъ приходъ сегодня.

— Какъ здоровье вашей…

— Благодарю васъ, какъ нельзя лучше. Она уѣхала только что. Вотъ и чашка, изъ которой она сейчасъ пила чай. Вотъ блюдо, съ котораго…

У Филлотсона стиснуло горло, и онъ не могъ продолжать. Онъ отвернулся и оттолкнулъ подносъ съ приборомъ.

— Однако, пили-ли вы чай? — спросилъ онъ сейчасъ же, болѣе спокойнымъ тономъ.

— Нѣтъ, — да не безпокойтесь, — отвѣтилъ Джиллингамъ разсѣянно. Такъ вы говорите, что она уѣхала?

— Да… Я радъ былъ умереть за нее, но не хочу быть къ ней жестокимъ во имя закона. Она отправилась, какъ я понимаю, къ своему кузену. Что они намѣрены предпринять — я не знаю. Какъ бы то ни было, но она получила мое полное согласіе.

Настойчивость, съ которою были высказаны эти слова, не допускала дальнѣйшихъ возраженій со стороны его друга. — Однако не уйти ли мнѣ? — спросилъ онъ нерѣшительно.

— Нѣтъ, нѣтъ, остановилъ Филлотсонъ. — Мнѣ очень пріятно, что вы пришли. Я хочу собрать ея вещи и уложить ихъ. Не поможите-ли мнѣ?

Джиллингамъ согласился, и Филлотсонъ собралъ при немъ всѣ вещи Сусанны и переложилъ въ большой сундукъ, объяснивъ своему пріятелю, что, разъ рѣшившись предоставить ей самостоятельную жизнь, онъ желаетъ, чтобы она взяла все свое добро безъ остатка.

— Мнѣ кажется, многіе на вашемъ мѣстѣ ограничились бы однимъ согласіемъ.

— Я обдумалъ это дѣло и не желаю разсуждать о послѣдствіяхъ. Я былъ и остаюсь самымъ старомоднымъ человѣкомъ на свѣтѣ относительнаго брачнаго вопроса. Въ сущности я никогда критически не думалъ о его нравственной подкладкѣ. Но нѣкоторые факты бросились мнѣ въ глаза, и я не могъ идти противъ нихъ…

Они молча продолжали свою упаковку. Покончивъ съ нею, Филлотсонъ закрылъ и заперъ сундукъ.

V.

Ровно за сутки до этого дня Сусанна написала слѣдующую записку Джуду:

"Все идетъ, какъ я вамъ говорила. Завтра вечеромъ я уѣзжаю. Послѣ сумерокъ мой отъѣздъ не будетъ такъ замѣтенъ. Я нахожусь все еще подъ нѣкоторымъ страхомъ и потому прошу васъ встрѣтить меня на платформѣ съ восьмичасовымъ поѣздомъ. Увѣрена, что вы будете, дорогой Джудъ, но испытываемое много волненіе заставляетъ меня просить васъ быть точнымъ… Въ моемъ личномъ дѣлѣ мужъ былъ удивительно деликатенъ ко мнѣ!

Итакъ, до свиданія!

Сусанна".

Увозимая омнибусомъ все далѣе и далѣе отъ скалистаго города, Сусанна грустно смотрѣла на разстилавшуюся передъ ней дорогу, хотя ни малѣйшаго колебанія не отражалось на ея лицѣ…

Получасовой переѣздъ по желѣзной дорогѣ приближался къ концу, и Сусанна собирала свои вещи, приготовляясь къ выходу. Поѣздъ остановился у мельчестерской платформы, и она увидала Джуда, вслѣдъ затѣмъ вошедшаго въ ея купэ, съ сакъ-вояжемъ въ рукѣ. Онъ былъ одѣтъ въ темную праздничную пару и имѣлъ очень приличный видъ. Глаза его свѣтились горячимъ чувствомъ.

— Ахъ, Джудъ! — радостно крикнула она, схвативъ обѣими руками его руку и едва сдерживая слезы. — Наконецъ-то! Боже мой, какъ я счастлива! Что-же, выходить здѣсь?

— Наоборотъ, — я сажусь къ вамъ, дорогая моя. Я уже все обработалъ. Кромѣ этой сумки, со мною только большой сундукъ въ багажѣ.

— Но развѣ мнѣ не выходить? Значитъ, мы не останемся здѣсь?

— Вѣдь намъ-же невозможно это, развѣ вы этого не понимаете? Здѣсь насъ знаютъ — меня ужъ во всякомъ случаѣ. Я взялъ билетъ до Ольдбрикгэма, а вотъ и для васъ билетъ туда-же. Мнѣ некогда было написать вамъ о томъ, куда я рѣшилъ перебраться. Ольдбрикгэмъ очень большой городъ — въ немъ тысячъ семьдесятъ жителей и тамъ о насъ ни одна душа ничего не узнаетъ.

— Значитъ, вы оставили здѣшнюю работу въ соборѣ?

— Да. Это у меня вышло скоропалительно, такъ какъ ваше письмо явилось неожиданно. Собственно мнѣ слѣдовало кончить свою недѣлю, но по настоятельной просьбѣ меня уволили. Да я все равно бѣжалъ-бы въ любой день по вашему приказанію, моя Сусанна, я вѣдь не разъ уже дѣлалъ это для васъ!

— Я боюсь, что наношу вамъ ущербъ своимъ появленіемъ, разрушаю вашу духовную карьеру, словомъ все, все.

— Теперь все это для меня кончилось; и Богъ съ нимъ! мой рай не тамъ, а здѣсь, на землѣ.

— О, я плохая замѣна такихъ идеаловъ, — возразила она взволнованнымъ голосомъ и не скоро могла снова овладѣть собою.

— Какъ онъ былъ добръ, что отпустилъ меня, — продолжала Сусанна. — А вотъ записка, найденная мною на моемъ туалетномъ столѣ и адресованная вамъ.

— Онъ хорошій человѣкъ, — замѣтилъ Джудъ, пробѣгая записку, — Я стыжусь, что ненавидѣлъ его за женитьбу на васъ.

— По кодексу женскихъ причудъ мнѣ, пожалуй, слѣдовало-бы вдругъ полюбить его за то, что онъ такъ великодушно и неожиданно отпустилъ меня, — отвѣтила Сусанна, улыбаясь. — Но я такая холодная и неблагодарная, что даже это великодушіе не заставило меня полюбить его, или раскаяться, или желать остаться у него женою.

— Для насъ было-бы лучше, если-бъ онъ оказался менѣе уступчивымъ, и вамъ пришлось-бы убѣжать противъ его воли.

— На это я-бы не рѣшилась.

Джудъ молча глядѣлъ въ ея лицо, потомъ вдругъ поцѣловалъ ее и хотѣлъ обнять, но Сусанна остановила его.

— Надо еще сказать вамъ курьезную новость, — сказалъ Джудъ послѣ нѣкоторой паузы. — Арабелла, въ послѣднемъ письмѣ, умоляетъ меня дать ей разводъ — изъ жалости къ ней, какъ она выражается. Она желаетъ честно и легально вступить въ бракъ съ тѣмъ господиномъ, съ которымъ она живетъ, — ну, и проситъ помочь ей осуществить это дѣло.

— Какъ-же вы поступили?

— Я согласился. Если она хочетъ начать новую семейную жизнь, то у меня имѣются слишкомъ очевидные резоны не препятствовать ей.

— И тогда вы будете свободны?

— Да, буду свободенъ.

— Куда взяты наши билеты? — спросила она съ отличавшею ее въ этотъ вечеръ непослѣдовательностью.

— До Ольдбрикгема, какъ я вамъ уже сказалъ.

— Но развѣ не будетъ очень поздно, когда мы туда пріѣдемъ?

— Я думалъ объ этомъ и заказалъ комнату для насъ въ тамошней гостинницѣ Общества Трезвости.

— Одну?

— Да одну.

Она взглянула на него. — Ахъ, Джудъ! — воскликнула она, отстранившись отъ него. — Я знала, что вы можете такъ поступить и что вы обманывались на мой счетъ…

Джудъ сидѣлъ молча, нахмурившись, и Сусанна, видя его разстройство, прильнула щекой къ его лицу, прошептавъ:

— Не огорчайтесь, милый Джудъ.

— Милая Сусанна, ваше счастье для меня выше всего — хотя мы то и дѣло съ вами ссоримся! — и ваше желаніе для меня законъ. Повѣрьте, что я вовсе не эгоистъ, пусть будетъ, какъ вы хотите. Но быть можетъ это означаетъ, — продолжалъ онъ послѣ тревожнаго размышленія, — не то, что вы держитесь условныхъ взглядовъ, а что вы не любите меня!

Сусанна не рѣшилась воспользоваться даже такимъ очевиднымъ вызовомъ на откровенность: — Отнесите это къ моей радости, — сказала она съ торопливой уклончивостью, — къ естественной радости женщины при наступленіи развязки. Я могу сознавать наравнѣ съ вами, что съ этой минуты имѣю неоспоримое право жить съ вами, какъ вы желали. Я могу держаться того мнѣпія, что при извѣстномъ состояніи общества никому не можетъ быть дѣла до отца моего ребенка, что это составляетъ мое личное дѣло. Но, благодаря великодушію мужа, которому я обязана теперь свободой, мнѣ необходимо быть болѣе строгой. Если-бы вы похитили меня изъ окна и онъ гнался-бы за нами съ револьверомъ, тогда дѣло сложилось-бы иначе. Но не принуждайте и не осуждайте меня, Джудъ! Поймите, что у меня не хватаетъ смѣлости держаться своихъ мнѣній. Я знаю, что я жалкое, несчастное существо. Да и характеръ мой не такой страстный, какъ вашъ!

Джудъ повторилъ просто: — Я думалъ то, что долженъ былъ думать. Но разъ вы не хотите, — что дѣлать! Я увѣренъ, что и Филлотсонъ думалъ такъ-же. Вотъ послушайте, что онъ мнѣ пишетъ.

Джудъ развернулъ переданное ею письмо и прочелъ слѣдующее:

«Я ставлю лишь одно условіе — чтобы вы были къ ней добры и ласковы; я знаю, вы любите ее, но и любовь бываетъ иногда жестока. Вы созданы другъ для друга. Это очевидно для всякаго. Вы были „третьей тѣнью“ вовсю мою короткую жизнь съ нею. Повторяю, берегите Сусанну».

— Онъ добрый старикъ, неправда-ли! — сказала она, отирая слезы. Послѣ нѣкотораго раздумья она продолжала: — я никогда не была такъ расположена любить Ричарда, какъ въ то время, когда онъ такъ заботился снабдить меня всѣмъ нужнымъ на дорогу, не забывъ и деньги. Но я не поддалась. Люби я его хоть чуточку, какъ жена, я вернулась-бы къ нему обратно, даже теперь.

— Но вѣдь вы не любите его!

— Это вѣрно — о, какъ страшно вѣрно. Не люблю!

— Но я боюсь, что и меня тоже, да и вообще никого не любите! — воскликнулъ Джудъ. — Знаете что Сусанна, иногда, разсерженный вами, я думалъ, что вы неспособны къ настоящей любви.

— Послушайте, Джудъ, это не хорошо и не благородно съ вашей стороны! — возразила она сердито, глядя въ сторону. Потомъ вдругъ, обернувшись къ нему, торопливо проговорила: — Я люблю васъ нѣсколько иною любовью сравнительно съ большинствомъ другихъ женщинъ. Она очень тонкаго свойства и состоитъ въ удовольствіи быть съ вами, и я не хочу идти дальше! Я совершенно уяснила себѣ, насколько рискованно женщинѣ и мужчинѣ доходить до извѣстныхъ отношеній. Мы сохранимъ свободу, и я увѣрена, что мои желанія будутъ для васъ выше личнаго удовлетворенія. Не спорьте-же объ этомъ, милый Джудъ!

— Хорошо… Но вѣдь вы меня сильно любите, Сусанна? Скажите — да! Скажите, что любите хоть на пятую, на десятую часть того, какъ я васъ люблю, и я буду счастливъ!

— Я позволила вамъ поцѣловать меня, и это должно было-бы служить вамъ отвѣтомъ.

— Да, всего одинъ разъ.

— Ну, что-же, будьте и этимъ довольны.

Онъ откинулся къ дивану и не оборачивался къ ней долгое время. Ему невольно вспомнился эпизодъ изъ прошлаго Сусанны съ бѣднымъ студентомъ, съ которымъ она обходилась точно такъ-же, и онъ видѣлъ въ себѣ вѣроятнаго наслѣдника его незавидной доли.

Вдругъ Сусанна встрепенулась подъ впечатлѣніемъ новой мысли.

— Мнѣ неудобно ѣхать въ гостинницу Трезвости послѣ вашей телеграммы о нашемъ пріѣздѣ, — заявила она.

— Почему?

— Сами можете понять.

— Такъ мы найдемъ другую. Но мнѣ кажется, Сусанна, что, со времени вашего брака съ Филлотсономъ изъ-за нелѣпаго скандала, вы вполнѣ подчинились тиранніи общественнаго мнѣнія.

— Я знаю, что вы меня считаете очень дурной и безпринципной, — проговорила она, стараясь смахнуть набѣжавшія слезы.

— А я знаю только одно: что вы моя безцѣнная Сусанна, съ которой никакія силы, ни настоящія, ни будущія обстоятельства не могутъ разлучить меня!

Изворотливая софистка во многихъ житейскихъ вопросахъ, Сусанна оказывалась совершеннымъ ребенкомъ въ другихъ. Это увѣреніе Джуда удовлетворило ее, и они добрались до мѣста назначенія въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ. Въ Ольдбрикгэмъ они пріѣхали около девяти вечера. Въ виду желанія Сусанны, Джудъ привелъ ее въ другую гостинницу, оказавшуюся той самой, въ которой онъ останавливался недавно съ Арабеллой. По разсѣянности, онъ не узналъ сначала этого отеля. Они заняли по комнатѣ и условились сойтись къ позднему ужину. Въ отсутствіе Джуда, служанка заговорила съ Сусанной:

— Если не ошибаюсь, сударыня, вашъ родственникъ или знакомый пріѣзжалъ къ намъ какъ-то разъ поздно, вотъ въ это-же время, съ женой — только помню, что не съ вами. Вотъ такъ-же пріѣхалъ какъ и теперь, вдвоемъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? — спросила Сусанна съ болью въ сердцѣ. — Вѣроятно, вы ошиблись! какъ давно это было?

— Мѣсяцъ или два тому. Она была такая красивая, видная дама.

Когда Джудъ вернулся и сѣлъ за ужинъ, Сусанна казалась грустной и задумчивой. — Джудъ, — сказала она ему сухо, при разставаніи въ корридорѣ, — мнѣ здѣсь не нравится, я не могу выносить этого притона! И сами вы мнѣ не нравитесь.

— Какая-же вы непостоянная, Сусанна! Но скажите, почему съ вами эта перемѣна?

— А потому, что жестоко было привести меня сюда! Вы были здѣсь недавно съ Арабеллой. Вотъ почему.

— Ахъ, что вы!.. оправдывался Джудъ, оглядываясь, нѣтъ-ли прислуги. — Ну, да — гостинница та самая, но, право, я не узналъ ее. Въ этомъ еще нѣтъ бѣды, разъ мы остановились здѣсь въ качествѣ родственниковъ.

— Какъ давно вы здѣсь были? Говорите, говорите мнѣ все! — волновалась Сусанна.

— За день передъ тѣмъ, какъ я встрѣтилъ васъ въ Кристминстерѣ, когда мы вмѣстѣ возвращались въ Меригринъ. Я же сказалъ вамъ, что видѣлся съ нею.

— Да, но вы сказали не все. Вы передавали, что встрѣтились, какъ чужіе, а не какъ мужъ съ женою, и даже не упомянули, что помирились съ нею.

— Мы съ него вовсе и не мирились, — возразилъ онъ уныло. — Больше я ничего не могу вамъ объяснить, Сусанна.

— Вы лукавили со много, вы, моя послѣдняя надежда! Я никогда не забуду этого, никогда!

— Но вѣдь по вашему собственному желанію, дорогая Сусанна, намъ предстоитъ быть только друзьями… Все это какъ-то непослѣдовательно съ вашей стороны.

— И друзья могутъ ревновать!

— Я этого не понимаю. Ничего не уступая мнѣ, вы требуете, чтобы я во всемъ уступалъ вамъ…

Сусанна была такъ разстроена, что онъ долженъ былъ проводить ее въ комнату и затворить дверь, чтобы ихъ не слышали посторонніе.

— Это та самая комната? Такъ, такъ — я вижу по вашему выраженію, что та! Я не желаю въ ней оставаться. О, какое предательство съ вашей стороны навязать ее мнѣ!

— Но поймите-же, наконецъ, Сусанна, вѣдь она была моего законной женою…

Опустившись на колѣни передъ кроватью, Сусанна уткнула лицо въ подушку и заплакала.

— Я никогда еще не видалъ такой взбалмошной женщины съ болѣзненнымъ, извращеннымъ чувствомъ, — запальчиво сказалъ Джудъ.

— Вы говорите такъ потому, что не понимаете моего чувства, — упрекнула его Сусанна.

Упрекъ былъ заслуженъ. Джудъ, дѣйствительно, не вполнѣ понималъ ея чувство.

— Я, вѣдь, думала, что вы никѣмъ не интересовались, никого на свѣтѣ не желали, кромѣ меня, — съ тѣхъ поръ, какъ знаете меня, навсегда! — продолжала Сусанна.

— Я никого не желалъ и не желаю, — подтвердилъ Джудъ, такой-же разстроенный, какъ и она.

— Но вы вѣроятно много думали о ней! Или…

— Нѣтъ, нисколько. Вы тоже, какъ женщина, не понимаете моего чувства. Скажите на милость, что вы такъ взбѣсились изъ пустяковъ?

— Послушайте, Джудъ, я никогда не переставала думать, что принадлежу вамъ, потому что была вполнѣ увѣрена, что Арабелла никогда не была въ дѣйствительности вамъ женою съ тѣхъ поръ, какъ самовольно бросила васъ! Я понимала такъ, что разводъ вашъ съ нею и мой съ Ричардомъ прекращаетъ всякую силу брака.

— На это я могу сказать вамъ только вотъ что. Она обвѣнчалась, и при томъ самымъ легальнымъ образомъ, съ другимъ — я узналъ объ этомъ только послѣ нашей поѣздки съ него сюда.

— Какъ такъ съ другимъ?..

— Да. Она сама, для очищенія совѣсти, настоятельно просила меня дать ей разводъ для вступленія съ нимъ въ законный бракъ. Итакъ, вы видите, что мнѣ нѣтъ надобности встрѣчаться съ него опять.

— Ну хорошо. Теперь прощаю васъ, и вы можете поцѣловать меня одинъ разокъ, только не долго.

Она кокетливо приложила свой пальчикъ къ его губамъ, и онъ въ точности исполнилъ ея приказаніе.

— Вы любите меня очень сильно, неправда-ли, несмотря на мои… понимаете?

— Да, да, моя голубка, разумѣется! — отвѣтилъ Джудъ и со вздохомъ пожелалъ ей спокойной ночи.

VI.

По возвращеніи въ свой родной Чэстонъ въ качествѣ школьнаго учителя, Филлотсонъ возбудилъ интересъ въ себѣ и вызвалъ въ мѣстныхъ жителяхъ прежнее уваженіе. Когда-же, вскорѣ послѣ своего прибытія, онъ поселился съ хорошенькой женою — по ихъ мнѣнію даже слишкомъ хорошенькой для него, — они отнеслись къ ней самымъ доброжелательнымъ образомъ.

Первое время отсутствіе Сусанны не вызывало въ городѣ никакихъ толковъ. Когда-же прошелъ цѣлый мѣсяцъ послѣ этого эпизода, и Филлотсонъ на вопросы знакомыхъ принужденъ былъ отвѣчать, что онъ не знаетъ, гдѣ находится его жена, общее любопытство стало возростать и, наконецъ, всѣ рѣшили, что Сусанна обманула и бросила его. Къ тому-же усилившаяся апатія учителя къ своему дѣлу давало лишнее подтвержденіе этой догадкѣ.

Однажды зашелъ въ школу президентъ совѣта, и прослушавъ преподаваніе, отвелъ Филлотсона въ сторону отъ дѣтей и началъ такъ:

— Извините меня, Филлотсонъ, за мой вопросъ, вызванный общими пересудами. Правду-ли говорятъ о вашей семейной непріятности, будто жена ваша бѣжала съ любовникомъ? Если такъ, я отъ души сочувствую вашему горю.

— Жена оставила меня при обстоятельствахъ, обыкновенно вызывающихъ сочувствіе къ мужу. Но я далъ ей на отъѣздъ мое полное согласіе.

Президентъ видимо ничего не понялъ изъ этого туманнаго объясненія.

— То, что я сказалъ, сущая правда, — продолжалъ Филлотсонъ съ волненіемъ. — Она просила отпустить ее и я согласился, такъ какъ не могъ поступить иначе. Она женщина совершеннолѣтняя, и это желаніе было вопросомъ ея, а не моей совѣсти. Я не желалъ быть ея палачомъ. Больше мнѣ объяснять нечего, и отъ дальнѣйшихъ разспросовъ я отказываюсь.

Президентъ счелъ дѣло исчерпаннымъ и сообщилъ о немъ членамъ совѣта. Филлотсонъ былъ приглашенъ администраціею на частное объясненіе. Послѣ продолжительной пытки въ совѣтѣ, онъ вернулся домой, по обыкновенію, блѣдный и измученный до нельзя. Джиллингамъ сидѣлъ уже у него, ожидая его возвращенія.

— Ну вотъ и вышло какъ вы говорили, — замѣтилъ Филлотсонъ, тяжело опустившись въ кресло. — Совѣтъ требуетъ, чтобы я подалъ въ отставку по поводу моего скандальнаго поступка — предоставленія свободы изстрадавшейся женѣ, или какъ онъ это называетъ — поощренія разврата; но я не подамъ отставки.

— Я бы подалъ, — возразилъ Джиллингамъ.

— А я нѣтъ. Это не ихъ дѣло. Скандалъ вовсе не касается моей педагогической дѣятельности. Пусть выгонятъ, если хотятъ…

Джиллингамъ понималъ всю безнадежность положенія своего упрямаго друга, но не сказалъ больше ни слова. Вскорѣ, однако, пришло и формальное извѣщеніе совѣта объ отставкѣ. Филлотсонъ отвѣтилъ, что не приметъ отставки и собралъ публичный митингъ. Изложивъ предъ собравшимися свое дѣло, Филлотсонъ настаивалъ на томъ, что оно семейное, вовсе не касающееся администраціи школы. Почетные жители города, всѣ до одного, были противъ Филлотсона. Но къ немалому его удивленію, на митингѣ какъ изъ земли выросло человѣкъ десять-пятнадцать его неожиданныхъ защитниковъ и доброжелателей. Выше было упомянуто, что Чэстонъ былъ пристанищемъ для всякаго рода странствующихъ артистовъ и балаганщиковъ, кочевавшихъ по многочисленнымъ ярмаркамъ и базарамъ всего Вессекса въ осенніе и зимніе мѣсяцы. Хотя Филлотсонъ никогда слова не сказалъ съ этими господами, но они благородно взяли на себя его защиту. Ихъ группа состояла изъ двухъ паяцевъ, содержателя тира, съ дѣвицами, заряжавшими ружья, двухъ боксеровъ, содержателя карусели, торговца пряниками и, наконецъ, владѣльцевъ парусной лодки и силомѣра. Эта отважная фаланга, вмѣстѣ съ другими представителями независимаго мнѣнія, начала выражать свои мысли предъ собраніемъ такъ рѣзко, что возгорѣлся шумный споръ, перешедшій въ общую свалку, причемъ классная доска была опрокинута, стекла въ нѣкоторыхъ окнахъ разлетѣлись въ дребезги, и въ одного изъ отцовъ города пустили бутылкой съ чернилами… Возмущенный скандаломъ, Филлотсонъ жалѣлъ, что не подалъ отставки по первому требованію, и вернулся домой такимъ разстроеннымъ, что слегъ въ постель.

Джиллингамъ приходилъ по вечерамъ извѣщать его и однажды упомянулъ имя Сусанны.

— Ей нѣтъ никакого дѣла до меня! — сказалъ Филлотсонъ со вздохомъ.

— Она не знаетъ, что вы больны.

— Тѣмъ лучше для насъ обоихъ.

Однако, вернувшись домой, Джиллингамъ, послѣ нѣкотораго раздумья, сѣдъ и написалъ Сусаннѣ письмо.

Спустя дня три, вечеромъ, когда солнце во всемъ великолѣпіи обливало лучами заката Блекмурскую долину, больному показалось, что онъ слышитъ чьи-то шаги, приближающіеся къ дому, а черезъ нѣсколько минутъ онъ услыхалъ и стукъ въ свою дверь. Онъ не отвѣтилъ; но чья то рука нерѣшительно отворила дверь. На порогѣ стояла Сусанна. Она была въ легкомъ весеннемъ платьѣ, и явилась какимъ-то привидѣніемъ — подобно впорхнувшей войной бабочкѣ. Онъ обернулся въ ней и вспыхнулъ.

— Я слышала, что ты боленъ, — сказала она, склонивъ надъ нимъ свое встревоженное лицо, — и зная, что ты признаешь между мужчиной и женщиной, кромѣ плотскихъ влеченій, и другія чувства, я я пришла навѣстить тебя.

— Я не особенно боленъ, милый другъ. Мнѣ просто не по себѣ.

— Этого я не знала. Боюсь, что только серьезная болѣзнь могла оправдать мое появленіе.

— Да… да, мнѣ больно, что ты пришла. Это еще слишкомъ скоро… Вотъ все, что я могу сказать. Ну, что дѣлать, значитъ такъ нужно. Ты вѣроятно не слыхала насчетъ школы? Я вѣдь перехожу отсюда въ другое мѣсто…

Сусанна ни теперь, ни послѣ даже не заподозрѣла, какія огорченія вынесъ ея Ричардъ изъ-за того, что отпустилъ ее: до нея не доходили никакія вѣсти изъ Чэстона. Когда имъ подали чай, Сусанна подошла къ окну и задумчиво сказала: — Какъ чудно закатывается солнце, Ричардъ.

— Да; но я теперь не могу наслаждаться этой картиной; солнышко не заглядываетъ въ этотъ мрачный уголъ, гдѣ я лежу; а встать я не могу.

— Погоди, я сейчасъ помогу тебѣ, — сказала Сусанна и тотчасъ же ухитрилась показать ему закатъ извѣстнымъ приспособленіемъ туалетнаго зеркала.

Филлотсонъ былъ доволенъ, и грустная улыбка озарила его страдальческое лицо. — Странное право ты существо, Сусанна, — проговорилъ онъ, когда солнце освѣтило его изголовье. — Пришло же тебѣ въ голову навѣстить меня послѣ всего, что между нами произошло!

— Не будемъ вспоминать объ этомъ, — быстро перебила Сусанна. — Мнѣ надо захватить омнибусъ къ поѣзду. Я уѣхала въ отсутствіе Джуда, и онъ не знаетъ о моемъ отъѣздѣ, а потому мнѣ нужно спѣшить. Ричардъ, мой милый, я такъ рада, что тебѣ лучше! Скажи, ты не презираешь меня, неправда-ли? Ты былъ для меня всегда такимъ добрымъ другомъ!

— Я радъ слышать, что ты такъ думаешь, — проговорилъ Филлотсонъ сухо. — Нѣтъ, отвѣтилъ онъ на ея вопросъ, я тебя не презираю.

Когда настало время уходить, Сусанна пожала ему руку на прощанье и уже затворяла за собой дверь; губы ея дрожали, а на глазахъ блеснули слезы.

— Сусанна! — окликнулъ Филотсонъ.

Она вернулась.

— Сусанна, проговорилъ онъ, — хочешь все забыть и остаться? Я все забуду.

— О, ты не можешь! — быстро возразила она. — Теперь уже не можешь простить мой тяжкій грѣхъ!

— Ты хочешь, вѣроятно, этимъ сказать, что теперь онъ мужъ твой?

— Пожалуй и такъ: онъ получаетъ разводъ отъ жены своей Арабеллы.

— Отъ жены? Для меня совершенная новость, что у него есть жена.

— Это была плохая партія.

— Подобно твоей?

— Подобно моей. Онъ это дѣлаетъ не столько въ своихъ, сколько въ ея интересахъ. Она писала и говорила ему, что послѣ развода она можетъ вступить въ бракъ и жить честно, и Джудъ согласился на это.

— Бракъ… жена… разводъ… Какъ опостылѣли мнѣ эти слова! Такъ, слышишь? — я могу все забыть, Сусанна.

— Нѣтъ, нѣтъ! теперь ты не можешь взять меня обратно… Мнѣ пора уходить, — заявила она. — я побываю опять, если ты позволишь.

— Я и теперь прошу тебя не уходить, а остаться.

— Благодарю тебя, Ричардъ; но мнѣ право же пора. Я не могу остаться.

Съ этими словами Сусанна окончательно удалилась.

---

Джиллингамъ принималъ такое живое участіе въ судьбѣ Филлотсона, что навѣщалъ его раза два или три въ недѣлю. Придя къ нему послѣ визита Сусанны, онъ засталъ друга своего внизу и замѣтилъ, что его безпокойное настроеніе смѣнилось болѣе ровнымъ.

— Она была у меня послѣ вашего посѣщенія, — сказалъ Филлотсонъ.

— Ужъ не жена ли ваша? Значитъ, вы помирились?

— Нѣтъ… Она пришла, взбила своей маленькой ручкой мои подушки, съ полчаса изображала собою заботливую сидѣлку, а потомъ исчезла.

— Ахъ, чортъ возьми, какая же она бѣдовая, взбалмошная бабенка! Не будь она ваша жена…

— Она и такъ не моя жена, а другого, и только носитъ мое имя. Я думаю, мнѣ слѣдуетъ порвать съ ней легальныя узы. Что толку держать ее на привязи, когда она принадлежитъ не мнѣ? Я знаю, — она приметъ такой шагъ за величайшую милость къ себѣ. Какъ христіанка, она сочувствуетъ мнѣ, жалѣетъ меня и даже плачетъ обо мнѣ; но какъ мужа она меня ненавидятъ, проклинаетъ — надо говорить безъ обиняковъ — прямо проклинаетъ, и мнѣ остается одинъ благородный, достойный и гуманный исходъ — кончать то, что я началъ… Да и по свѣтскимъ условіямъ ей лучше быть независимой. Я безнадежно разбилъ свою карьеру изъ за рѣшенія, которое считалъ наилучшимъ для насъ. Я вижу предъ собой только безъисходную бѣдность вплоть до могилы. Меня вѣдь теперь никуда не возьмутъ учителемъ. Мнѣ будетъ легче переносить одному предстоящую тяжкую долю. Ей же разводъ не можетъ причинить никакого зла, напротивъ можетъ принести только счастье…

Джиллингамъ отвѣтилъ не вдругъ.

— Я могу не согласиться съ вашимъ мотивомъ, — деликатно сказалъ онъ, наконецъ. — Но я полагаю, что вы правы въ своемъ рѣшеніи, если только можете осуществить его, хотя я и сомнѣваюсь въ возможности осуществленія.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

Ольдбрикгэмъ и другія мѣста.

I.

На сколько оправдались сомнѣнія Джиллингама, будетъ видно изъ цѣлаго ряда тяжелыхъ мѣсяцевъ и событій, послѣдовавшихъ за обстоятельствами, переданными въ послѣдней главѣ, и доходящихъ до одного воскресенія въ февралѣ слѣдующаго года.

Сусанна и Джудъ жили въ Ольдбрикгэмѣ совершенно въ тѣхъ же отношеніяхъ, какія установились между ними за годъ передъ тѣмъ, когда она оставила Чэстонъ.

Они сходились обыкновенно къ общему завтраку въ маленькомъ домикѣ, нанятомъ Джудомъ и меблированномъ старинной обстановкою его тетки. Когда въ описываемое утро онъ вошелъ въ столовую, Сусанна держала въ рукахъ только что полученное письмо.

— Ну, разсказывай, какія новости? — сказалъ онъ, поздоровавшись съ нею поцѣлуемъ. Сусанна передала ему содержаніе письма, сообщавшаго, что оба ходатайства — о разводѣ Филлотсона и Фолэ — признаны и утверждены въ высшей судебной инстанціи.

— Ну, теперь, Сусанна, ты, во всякомъ случаѣ, можешь поступить, какъ тебѣ угодно, — сказалъ Джудъ, съ любопытствомъ всматриваясь въ лицо своей возлюбленной.

— Неужели мы съ тобой теперь такъ свободны, какъ будто ты никогда не женился, а я не выходила замужъ?

— Совершенно такъ. Развѣ только пасторъ, по своему личному взгляду, не согласится обвѣнчать насъ и передастъ совершеніе обряда другому пастору.

— Какъ бы то ни было, мы можемъ жить съ тобой вмѣстѣ…

Мало-по-малу и Сусанна присоединилась къ радости своего поклонника отъ сознанія свободы и предложила отправиться на прогулку за городъ.

Они вышли изъ города и пошли мимо обширныхъ голыхъ полей, лишенныхъ и красокъ, и растительности. Впрочемъ, они были такъ заняты своимъ положеніемъ, что мало интересовались окружавшей ихъ природой.

— Итакъ, моя дорогая, общій выводъ изъ всего этого тотъ, что мы можемъ вступить въ бракъ послѣ нѣкотораго промежутка, требуемаго приличіемъ.

— Мнѣ не хочется сказать — нѣтъ, милый Джудъ; но я держу съ и теперь своего прежняго взгляда на бракъ… Мнѣ кажется, я гораздо охотнѣе согласилась бы жить всегда, какъ мы живемъ теперь, встрѣчаясь между собою только днемъ. Такъ гораздо пріятнѣе — по крайней мѣрѣ для женщины. Мнѣ кажется, Джудъ, что я начну бояться тебя съ того момента, какъ ты обяжешься любить меня подъ легальнымъ клеймомъ. Фи, какъ все это ужасно и скверно!.. Между тѣмъ, если ты любишь меня совершенно свободно, я вѣрю тебѣ болѣе всѣхъ въ цѣломъ свѣтѣ.

— Нѣтъ, нѣтъ, не говори, что я могу перемѣниться! — горячооспаривалъ Джудъ, хотя въ его голосѣ слышалась неувѣренная нотка. — Вѣдь люди женятся, главнымъ образомъ, потому, что не могутъ противостоять естественному влеченію, хотя многіе изъ нихъ знаютъ, что имъ придется покупать краткое блаженство цѣною терзаній всей жизни. Вѣдь ты, Сусанна, — ты какое-то фантастическое, безплотное существо, и потому ты можешь разумно поступать въ такихъ обстоятельствахъ, когда мы, несчастныя и жалкія твари болѣе грубаго склада — не можемъ.

— Вотъ ты и призналъ, — сказала она со вздохомъ, — что бракъ, вѣроятно кончился-бы несчастіемъ для насъ.

Джудъ опять вернулся къ своей старой жалобѣ, что, несмотря на всю интимность ихъ отношеній, онъ не единаго раза еще не слыхалъ отъ нея честнаго и открытаго признанія, что она любитъ или можетъ любить его.

— Я право думаю иногда, что ты и не можешь любить, — сказалъ онъ нерѣшительно.

Сусанна, задумчиво смотрѣвшая въ пространство, вдругъ отвѣтила съ раздраженіемъ:

— Мнѣ кажется, что я дѣйствительно не люблю тебя теперь такъ, какъ прежде любила!.. Ты слишкомъ нетерпимъ и любишь пускаться въ скучныя наставленія. Весьма возможно, конечно, что мои пороки заслуживаютъ самаго безпощаднаго осужденія…

— Нѣтъ, Сусанна, я не считаю тебя порочной. Ты милая и добрая. Но ты бываешь скользка, какъ угорь, когда я желаю добиться отъ тебя признанія.

— Ну, хорошо, пусть я дурна, упряма, все что хочешь. Тебѣ незачѣмъ увѣрять меня въ противномъ. Добрая не станетъ браниться, какъ я… Но разъ у меня нѣтъ кромѣ тебя иного заступника, то очень обидно, что меня лишаютъ возможности самой рѣшить, должно-ли мнѣ вѣнчаться съ тобою или нѣтъ…

— Сусанна, другъ мой милый, счастье мое, я вовсе не хочу принуждать тебя, у меня этого и въ мысляхъ нѣтъ. Право, стыдно быть такой раздражительной. Лучше перестанемъ говорить объ этомъ вопросѣ и будемъ жить, какъ жили, а прогулку нашу окончимъ въ разговорахъ о цвѣтахъ, о заливныхъ лугахъ и другихъ хорошихъ вещахъ.

Послѣ этого между ними нѣсколько дней не было рѣчи о брачномъ вопросѣ, хотя при ихъ жизни въ одномъ корридорѣ вопросъ этотъ не выходилъ у нихъ изъ головы. Сусанна оказывала ему существенную подмогу въ его работѣ. Джудъ въ послѣднее время работалъ отъ себя могильныя плиты и рѣзалъ надписи на нихъ, а Сусанна, въ промежутки отъ домашнихъ занятій, вырисовывала ему надписи и чернила ихъ послѣ вырѣзки. Это ремесло было ниже его прежнихъ соборныхъ работъ, и его единственными кліентами были сосѣдніе бѣдняки, которые рады были дешевому мастеру для своихъ простыхъ памятниковъ. Зато онъ чувствовалъ себя болѣе независимымъ, чѣмъ прежде, и главное — только это дѣло и давало возможность Сусаннѣ, желавшей жить трудомъ, оказывать ему подмогу въ работѣ.

II.

Какъ-то вечеромъ, въ концѣ мѣсяца, Джудъ вернулся домой съ лекціи по древней исторіи, читанной въ одномъ общественномъ собраніи. Онъ вошелъ въ столовую, гдѣ Сусанна, остававшаяся дома, приготовила ужинъ, и взялъ въ руки какой-то иллюстрированный журналъ. Просматривая его, онъ взглянулъ на Сусанну и замѣтилъ тревожное выраженіе ея лица.

— Ты вѣроятно чѣмъ-то разстроена, Сусанна? — спросилъ онъ.

Сусанна отвѣтила не вдругъ.

— Я имѣю передать тебѣ кое-что, — проговорила она.

— Развѣ кто-нибудь былъ у насъ?

— Да, одна дама. — Голосъ Сусанны дрогнулъ при этихъ словахъ. — Я не знаю, такъ ли я поступила или нѣтъ, — продолжала она. Я сказала, что тебя нѣтъ дома, и когда она отвѣтила, что будетъ ждать, я прямо объявила, что едва ли ты захочешь ее видѣть.

Сусанна пытливо и настойчиво смотрѣла на него.

— Но кто же эта особа? Развѣ она не назвала себя.

— Нѣтъ, но я знаю, кто она — кажется… Это была Арабелла?

— Что ты — Господь съ тобою! Чего ради придетъ ко мнѣ Арабелла?

— Ахъ, я сама не знаю, но только увѣрена, что это была она! Я почувствовала это по блеску въ ея глазахъ, когда она смотрѣла на меня. Это была полная и довольно грубая женщина.

— Я не назвалъ бы Арабеллу грубой, развѣ въ разговорѣ. Впрочемъ, она могла за это время испортиться на трактирной службѣ. Она была очень красива, когда я зналъ ее.

— Красива! Еще бы! — она и сейчасъ красива! — отвѣтила ужаленная Сусанна.

— Мнѣ сейчасъ показалось, Сусанна, что твои маленькія губки дрожатъ. Но, вѣдь, она ничего для меня не представляетъ, и добродѣтельно вышла замужъ за другого. И изъ-за чего бы она пришла смущать насъ?

— Ахъ, Джудъ, по клянусь тебѣ, право же это была Арабелла! — воскликнула Сусанна, закрывъ лицо руками. — И какая я несчастная! Ея приходъ кажется мнѣ плохимъ предзнаменованіемъ. Вѣдь ты не хотѣлъ-бы ее видѣть, скажи, не хотѣлъ бы, Джудъ?

— Конечно не хотѣлъ бы. Разговоръ съ него былъ бы очень тягостенъ не только для меня, но и для нея. Однако, какъ-никакъ, она ушла. Бе говорила-ли она, что придетъ опять?

— Нѣтъ. Но она ушла очень неохотно.

Взволнованная этимъ неожиданнымъ эпизодомъ, Сусанна не могла дотронуться до ужина и, когда Джудъ кончилъ свой, она собралась идти спать. Но едва она успѣла сгресть уголья въ каминѣ, запереть наружную дверь и подняться наверхъ, какъ раздался звонокъ. Сусанна моментально выскочила изъ своей комнаты.

— Это опять она! — прошептала она съ негодованіемъ.

Они прислушались. Звонокъ повторился. Прислуги въ домѣ не было, и отворить дверь приходилось одному изъ нихъ.

— Постой, я отворю окно, — сказалъ Джудъ. — Кто бы это ни былъ, невозможно впустить въ домъ посторонняго въ такое позднее время.

Джудъ пошелъ въ свою спальню и отворилъ окно. Темная улица, давно освободившаяся отъ рано возвращающагося рабочаго люда, была пуста, и въ свѣтѣ фонаря виднѣлся только силуэтъ женщины, расхаживающей по троттуару.

— Кто тамъ? — окликнулъ Джудъ въ окно.

— Позвольте узнать, не вы ли м-ръ Фолэ? — спросила женщина, голосъ которой принадлежалъ несомнѣнно Арабеллѣ.

— Она? — спросила Сусанна въ дверь, чуть ни съ ужасомъ.

— Да, голубка, — отвѣтилъ Джудъ. — Что вамъ нужно, Арабелла?

— Прошу васъ, Джудъ, извините меня за безпокойство, — покорно проговорила Арабелла. — Но мнѣ до зарѣзу нужно было видѣть васъ, если возможно сегодня же. Я въ ужасной тревогѣ и рѣшительно некому помочь мнѣ!

— Въ тревогѣ, говорите вы?

— Да.

Наступила пауза. Въ груди Джуда видимо шевельнулось несовсѣмъ умѣстное въ данный моментъ сочувствіе.

— Но развѣ вы не замужемъ? — спросилъ онъ.

Арабелла запуталась.

— Нѣтъ, Джудъ, не замужемъ, — призналась она. — Въ концѣ концовъ онъ отказался, и я въ большомъ затрудненіи. Впрочемъ, надѣюсь скоро поступить на должность конторщицы въ тавернѣ. Но на это нужно время, а теперь меня страшно пугаетъ неожиданная отвѣтственность, грозящая мнѣ изъ Австраліи. Иначе повѣрьте, я не посмѣла бы безпокоить васъ. Объ этомъ мнѣ и нужно поговорить съ вами.

Сусанна продолжала слѣдить за переговорами съ мучительнымъ напряженіемъ.

— Не нуждаетесь-ли вы въ деньгахъ, Арабелла? — спросилъ Джудъ уже болѣе осторожно.

— Я имѣю бездѣлицу, чтобы заплатить за ночлегъ, но мнѣ не съ чѣмъ вернуться обратно.

— А гдѣ вы живете?

— Все еще въ Лондонѣ. — Она-было хотѣла дать адресъ, но какъ-бы спохватившись, сказала: — Боюсь, что насъ могутъ слышать, а мнѣ не хочется такъ громко передавать о моихъ личныхъ обстоятельствахъ. Если-бы вамъ можно было пройти со много тутъ недалеко — до гостинницы, гдѣ я остановилась переночевать, то я-бы вамъ объяснила.

— Бѣдняжка! я дѣйствительно обязанъ сдѣлать ей эту любезность, — сказалъ Джудъ въ сильномъ смущеніи. — Такъ-какъ завтра она уѣзжаетъ обратно, то это свиданіе не можетъ причинить мнѣ большихъ хлопотъ.

— Но вѣдь ты можешь навѣстить ее завтра, Джудъ, — послышался жалобный голосъ изъ-за двери. — Повѣрь, это только чтобы опутать тебя, какъ она прежде съ тобой продѣлывала. Не ходи, не ходи, милый! Это низкая, безнравственная женщина.

— Но я долженъ! — протестовалъ Джудъ. — Не пытайся удержать меня, Сусанна. Богу извѣстно, какъ мало я люблю ее теперь. Но все-же я не хочу быть жестокимъ къ ней.

Онъ повернулъ на лѣстницу.

— Но вѣдь она уже не жена тебѣ! — кричала ему въ бѣшенствѣ Сусанна. — А я…

— А ты еще не моя жена, голубка, — сказалъ Джудъ.

Она не сказала больше ни слова, и возвращаясь въ свою комнату, слышала, какъ онъ сошелъ съ лѣстницы, вышелъ и заперъ за собою дверь.

По женской слабости, Сусанна не выдержала и тоже спустилась внизъ, всхлипывая и прислушиваясь. Она знала разстояніе до гостинницы, въ которой остановилась Арабелла. Если онъ не возвратится скоро, значитъ — остался. Она взглянула на часы — половина одиннадцатаго. Джудъ могъ зайти съ ней въ гостинницу, такъ какъ они поспѣютъ до ея закрытія; она можетъ заставить его выпить съ нею, и Богу одному извѣстно, какія невзгоды могутъ тогда на него обрушиться…

Не прошло и четверти часа, какъ дверь отворилась, и появился Джудъ.

Сусанна встрѣтила его радостнымъ восклицаніемъ. — О, я знала, что могу на тебя положиться!

— Я не нашелъ ее нигдѣ по близости, да и вышелъ въ туфляхъ. Бѣдняжка, вѣроятно, ушла, подумавъ, что я безучастно отказался отъ ея приглашенія. Я вернулся за сапогами, а то дождикъ накрапываетъ.

— Мнѣ обидно, что ты доставляешь себѣ такое безпокойство изъ-за особы, которая всегда обходилась съ тобой такъ дурно, — возразила Сусанна въ припадкѣ ревниваго разочарованія.

— Но, послушай, Сусанна, вѣдь она женщина, да еще когда-то любимая мною; недьзя-же мнѣ быть безчувственнымъ къ ея горю. Я самъ, можетъ быть, еще грубѣе ея! Я глубоко убѣжденъ, что ношу въ себѣ задатки всѣхъ человѣческихъ слабостей, и вотъ почему я понялъ, что съ моей стороны было нелѣпостью мечтать о духовной карьерѣ. Мнѣ удалось избавиться отъ пьянства, но я не зналъ, въ какую новую форму преобразится во мнѣ подавленный порокъ! Я люблю тебя, Сусанна… Я хотѣлъ-бы, чтобы тѣ добродѣтельные праведники, которые, бывало, осуждали меня по поводу Арабеллы и другихъ приключеній, стали-бы теперь на мое мѣсто. Они поняли-бы, что мнѣ приходилось переживать — здѣсь, подлѣ тебя… Однако пора, Арабелла ждетъ. Я долженъ выслушать ее, Сусанна!

— Больше я ничего не скажу. Если ты долженъ, — это твое дѣло! И она разразилась рыданіями. — У меня никого нѣтъ, кромѣ тебя, Джудъ, а ты покидаешь меня! Я не знала, что ты такой. Я не могу вынести этой пытки! И если-бы еще Арабелла была твоею…

— Такъ будь-же ты моею.

— Ну, хорошо Джудъ… Если я должна — если ты такъ хочешь этого, я согласна! Я буду твоей женою. Хорошо — я согласна, ты слышишь — согласна! Мнѣ слѣдовало предвидѣть, что ты побѣдишь при тѣхъ условіяхъ, въ которыхъ мы жили это время.

Она бросилась къ нему и обвила руками его шею. — Я вовсе не хладнокровное, безполое существо! Я рада принадлежать тебѣ, слышишь? Я сдаюсь!..

— Я не пойду къ ней, — сказалъ онъ, нѣжно обнимая Сусанну, — Перестань же плакать. Вотъ такъ… Еще, еще!.. — говорилъ онъ, цѣлуя ни лицо, ея губки, — и заперъ парадную дверь.

---

За ночь шелъ дождь, и съ утра улицы были грязныя.

— И такъ, моя голубка, — весело заговорилъ Джудъ за завтракомъ. — Нынче суббота, и я думаю просить безотлагательно произвести оглашеніе — такъ, чтобы первое было сдѣлано завтра, иначе мы теряемъ недѣлю.

Сусанна разсѣянно согласилась на оглашеніе, но мысли ея были направлены совсѣмъ въ другую сторону. Оживленіе исчезло съ ея лица и замѣнилось выраженіемъ унынія.

— Я сознаю, что была слишкомъ эгоистична вчера, — проговорила она. — Съ моей стороны было крайне не любезно и даже грубо третировать Арабеллу, какъ я себѣ это позволила. Я не подумала о томъ, что она въ бѣдѣ и желаетъ поговорить съ тобою. Любовь имѣетъ и свою мрачную сторону, по крайней мѣрѣ, когда къ ней примѣшивается ревность. Я хотѣла бы знать, какъ она, бѣдняжка, добралась вчера до гостинницы. А что ты скажешь, если я схожу провѣдать ее? Представь, я продумала о ней все утро.

— Пожалуй, если тебѣ хочется… Я не мѣшаю. А когда ты вернешься — прибавилъ онъ, — мы можемъ вмѣстѣ сходить насчетъ оглашенія. Хочешь?

Сусанна согласилась и вышла въ пальто и съ зонтикомъ, позволивъ Джуду расцѣловать ее.

— Птичка поймана, наконецъ! — промолвила она съ какою-то горькою усмѣшкой.

— Ну, еще не совсѣмъ, — возразилъ Джудъ.

Она пошла по грязной улицѣ и остановилась у гостинницы Арабеллы. Ее провели наверхъ въ ея комнату. Арабелла еще не вставала.

— Я зашла къ вамъ только на минуту узнать, благополучно-ли вы дошли вчера? — сказала Сусанна привѣтливо. — Я потомъ боялась, чтобы съ вами чего не случилось.

— Ахъ, какъ это глупо! — раздраженно воскликнула Арабелла. — Я думала, что мой гость — вашъ другъ, вашъ мужъ, мистрисъ Фолэ, какъ, полагаю, вы себя называете! — и она опять откинулась на подушки съ оттѣнкомъ разочарованія, измѣнивъ заранѣе подготовленное выраженіе лица.

— Нѣтъ, я ни называю себя такъ, — отвѣтила Сусанна.

— Ну, извините, я думала, что вы носите его имя, хотя-бы онъ и не былъ вашимъ законнымъ мужемъ. Впрочемъ, на приличіе всякій воленъ смотрѣть по своему.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать, — возразила Сусанна сдержанно. — Онъ мой, если вамъ это желательно знать!

— А вчера онъ не былъ вашимъ?

Сусанна вспыхнула румянцемъ. — Изъ чего вы это заключаете? — спросила она.

— Изъ тона, которымъ вы говорили со много въ дверь. Ну, моя милая, проворно-же вы все повернули. Мнѣ кажется, мой вчерашній визитъ поторопилъ васъ маленько — ха, ха! — но я не желаю отнимать его у васъ.

Сусанна разсѣянно смотрѣла въ окно на дождь, потомъ на грязную обстановку комнаты и на подвязную косу Арабеллы, висѣвшую на зеркалѣ, и жалѣла, что пришла. Во время этой паузы постучалась, горничная и подала телеграмму съ адресомъ «М-съ Кортлетъ».

Арабелла вскрыла телеграмму, и ея безпокойный взглядъ вдругъ преобразился.

— Я очень благодарна вамъ за участіе ко мнѣ, — проговорила она ласково, когда горничная удалилась; — но вамъ нѣтъ надобности безпокоиться за меня. Мой любовникъ, въ концѣ концовъ, убѣдился, что не можетъ безъ меня обойтись, и соглашается исполнить обѣщаніе жениться на мнѣ. Онъ проситъ меня возвратиться. Его маленькая таверна въ Ламбетѣ развалится безъ меня, по его выраженію. Что касается васъ, то я на вашемъ мѣстѣ всячески умаслила-бы Джуда сейчасъ-же вести васъ подъ вѣнецъ и покончить этотъ вопросъ. Говорю вамъ это по дружбѣ, моя дорогая.

— Онъ и ждетъ этого со дня на день, — холодно возразила Сусанна.

— Такъ и вѣнчайтесь въ добрый часъ. — Вотъ и я вѣнчаюсь съ своимъ поклонникомъ, можно сказать, снова, потому что въ прежнемъ обрядѣ была не соблюдена одна важная формальность. Въ телеграммѣ, на которую эта служитъ отвѣтомъ, я сообщала ему, что почти примирилась съ Джудомъ, и это вѣроятно всполошило его! Быть можетъ, я и докончила-бы примиреніе, если-бъ не забота о васъ! — сказала она, улыбаясь: — И тогда какъ различны были-бы съ нынѣшняго дня наши судьбы! Зная хорошо этого безхарактернаго простяка Джуда, я совѣтую вамъ покончить съ нимъ легально какъ можно скорѣе. Иначе вы наживете себѣ впослѣдствіи массу затрудненій.

— Я же говорила вамъ, что онъ самъ желаетъ сдѣлать наши отношенія легальными, — сказала Сусанна еще съ большимъ достоинствомъ. — Только уступая мнѣ, онъ не сдѣлалъ этого тотчасъ, какъ я стала свободною. Однако прощайте, мнѣ пора! — быстро проговорила Сусанна, видимо желая прекратить наскучившее объясненіе.

— Мнѣ тоже надо вставать — и маршъ! — проговорила Арабелла, лихо вскочивъ съ постели, такъ что баночки и пузырьки на ея ночномъ столикѣ задребезжали.

— Погодите минутку, моя милая, — продолжала она, положивъ руку на плечо Сусанны, — я дѣйствительно хотѣла посовѣтоваться съ Джудомъ объ одномъ важномъ дѣлѣ, какъ я сказала ему. Я собственно изъ-за того и пріѣхала… Не забѣжитъ-ли онъ ко мнѣ на вокзалъ, куда я отправляюсь? Думаете, нѣтъ? Ну, ладно, такъ я напишу ему о дѣлѣ. Мнѣ не хотѣлось писать объ этомъ, — ну, да что за бѣда, напишу.

III.

Когда Сусанна вернулась домой, Джудъ ждалъ ее у дверей, чтобы идти по дѣлу объ оглашеніи. Дорогой Сусанна разсказала ему о впечатлѣніяхъ, вынесенныхъ его изъ посѣщенія Арабеллы. Она не забыла подчеркнуть ея суровыя выраженія о несостоятельности законнаго брака — этой ловушки для удержанія мужа, по ея циничному выраженію. Сусанна предпочитала свободную любовь условной и замкнутой и уговаривала Джуда подождать съ оглашеніемъ. Дѣло пріостановилось недѣли на три, и все это время они продолжали жить въ какомъ-то фантастическомъ раю.

Однажды за завтракомъ, въ концѣ этого періода, имъ падали письмо и газету отъ Арабеллы. Сусанна развернула газету, Джудъ вскрылъ письмо. Въ газетѣ оказался обычный аннонсъ о бракосочетаніи въ такой той церкви Кортлета съ м-съ Доннъ, т. е. Арабеллы съ содержателемъ гостинницы. Письмо было отъ Арабеллы и заключало очень важное извѣстіе. Арабелла открывала въ немъ Джуду, что у нея есть сынъ отъ него, родившійся въ Австраліи, о которомъ она не рѣшалась пока ему говорить. Этого мальчика ей скоро доставятъ, но такъ какъ онъ еще слишкомъ малъ, чтобы помогать имъ въ ихъ дѣлѣ, тоона проситъ Джуда взять его къ себѣ… «Ребенокъ родился черезъ восемь мѣсяцевъ послѣ нашей разлуки, предъ моимъ отъѣздомъ въ Австралію», сообщалось въ письмѣ, «и онъ вашъ законный сынъ, что я подтверждаю торжественной клятвой. Каково-бы ни было мое поведеніе до брака съ вами и послѣ, но я держала себя безукоризненно за все время этого брака».

— Скажи, что мнѣ отвѣтить ей? — проговорилъ Джудъ.

Неожиданное извѣстіе сильно смутило Сусанну.

— Бѣдный ребенокъ, какъ видно, никому не нуженъ, — сказала, она, наконецъ, и на глазахъ ея блеснули слезы.

Джудъ между тѣмъ овладѣлъ собою.

— Будь я въ лучшихъ обстоятельствахъ, я не задумался бы взять его на воспитаніе, не разбирая, мой это ребенокъ, или нѣтъ. Къ чему разбираться въ этомъ праздномъ вопросѣ? Всѣ дѣти нашего времени суть дѣти отъ насъ, взрослаго поколѣнія современности, и имѣютъ право на наши общія заботы. Эгоистичная любовь родителей къ собственнымъ дѣтямъ и нелюбовь къ дѣтямъ постороннихъ, подобно сословному чувству, патріотизму, представляетъ, въ сущности, несимпатичную исключительность узкаго себялюбія.

Сусанна вскочила и разцѣловала Джуда съ глубокимъ чувствомъ.

— Да, это святая правда, мой милый, возлюбленный Джудъ! — восторженно воскликнула она. — Давай же, возьмемъ его къ себѣ. И если онъ окажется не твой — тѣмъ лучше. По правдѣ сказать, я и сама немножко подозрѣваю — хотя и не имѣю къ тому особыхъ основаній! Все равно, я буду любить его, какъ нашего усыновленнаго ребенка. Какъ бы то ни было, — продолжала она на дальнѣйшія разсужденія Джуда, — мы должны взять его. Я сдѣлаю все возможное, чтобы быть для него матерью, и ребенокъ едва-ли будетъ намъ въ тягость. Я буду еще энергичнѣе работать. Но хотѣлось бы знать, когда же онъ пріѣдетъ къ намъ?

— Да, вѣроятно, черезъ нѣсколько недѣль.

— Всего бы лучше одновременно съ тѣмъ, когда мы отважимся на свадьбу.

— Если ты отважишься, то я и подавно. Это зависитъ только отъ тебя, моя голубка. Скажи только слово, и все будетъ сдѣлано.

— До пріѣзда мальчика?

— Разумѣется.

— По крайней мѣрѣ, онъ пріѣдетъ какъ-бы въ родной домъ, — заключила Сусанна.

Вслѣдъ за этимъ Джудъ написалъ Арабеллѣ, чтобы она выслала къ нимъ мальчика тотчасъ по его пріѣздѣ. Въ своемъ отвѣтѣ онъ, конечно, ни единымъ словомъ не коснулся вопроса о происхожденіи ребенка.

На другой день, съ обратнымъ поѣздомъ, прибывшимъ въ Ольдбрикгэмъ, часовъ въ десять вечера, въ темномъ уголкѣ третьекласснаго вагона можно было видѣть мальчика съ худенькимъ блѣднымъ лицомъ и большими испуганными глазами. На шеѣ у него былъ повязанъ бѣлый шерстяной шарфикъ, поверхъ котораго висѣлъ на простой бичевкѣ ключъ, привлекавшій вниманіе своимъ блескомъ въ освѣщеніи вагоннаго фонаря. За лентой его шляпы торчалъ половинный билетъ. Ребенокъ сидѣлъ, уставивъ взглядъ въ спинку противоположной скамейки я не оборачивался къ окну даже въ минуты остановокъ поѣзда на станціи.

Поѣздъ пришелъ въ Ольдбрикгэмъ, и мальчика высадили на пустую платформу, вмѣстѣ съ его чемоданчикомъ. Бѣдняжка, по совѣту кондуктора, оставилъ пока чемоданъ на станціи, и, разспросивъ какъ пройти въ назначенную улицу, несмотря на ночную пору, сейчасъ же тронулся въ путь, оглядываясь, чтобъ убѣдиться, что за нимъ никто не идетъ и не наблюдаетъ.

Послѣ долгихъ разспросовъ, мальчикъ нашелъ тѣсный переулокъ и позвонилъ у двери домика Джуда. Джудъ только-что улегся въ постель а Сусанна вошла въ свою комнату, какъ услыхала звонокъ и сошла къ двери.

— Скажите, здѣсь живетъ мой отецъ? — спросилъ мальчикъ. — М-ръ… Фолэ, такъ его зовутъ.

Сусанна бросилась къ Джуду и сказала о пріѣздѣ мальчика.

— Да неужели это онъ такъ скоро? — допрашивала она Джуда, когда тотъ шелъ отпирать дверь.

Сусанна пытливо вглядывалась въ черты лица вошедшаго ребенка, и вдругъ вышла въ другую комнату. Джудъ приподнялъ его въ уровень съ собою, поглядѣлъ на него съ грустной нѣжностью и, посадивъ въ кресло, пошелъ, взглянуть на Сусанну, которая, какъ онъ замѣтилъ, была сильно взволнована. Онъ нашелъ ее въ потьмахъ, склонившуюся надъ кресломъ. Онъ обнялъ ее и, прильнувъ лицомъ къ ея лицу, спросилъ шепотомъ:

— Что съ тобою, Сусанна?

— Все, что сказала Арабелла, вѣрно — совершенно вѣрно! Я вижу васъ въ немъ!

— Ну, что-жъ! Во всякомъ случаѣ, это единственная вещь въ моей жизни, которая вышла такъ, какъ ей слѣдовало выйти.

— Но другая половина въ немъ — она! И вотъ этого я не могу вынести! Но я должна, я попробую привыкнуть къ нему.

— Какая ты, однако, ревнивая, Сусанна! Но это не бѣда! Время можетъ все сгладить… И знаешь что, моя дорогая? Меня занимаетъ, вотъ какая идея: мы будемъ воспитывать и подготовлять его въ университетъ. Чего не удалось достигнуть мнѣ, быть можетъ намъ удастся осуществить въ немъ; ты знаешь, вѣдь теперь бѣднымъ студентамъ легче попасть въ высшія заведенія, чѣмъ было въ мое время.

— Ахъ ты, неисправимый идеалистъ! — сказала Сусанна и, держа его за руку, обернулась къ стоявшему подлѣ него ребенку. Мальчикъ пристально всматривался въ нее.

— Такъ, наконецъ, это вы моя настоящая мать? — спросилъ онъ.

— А что? Развѣ я похожа на жену твоего отца?

— Да, онъ любитъ васъ и вы любите его. Могу я васъ называть мамой?

Вдругъ мальчикъ зажмурился и заплакалъ.

— Можешь, мой дружокъ, зови меня мамой, если хочешь! — проговорила Сусанна, прижавшись щекою къ его лицу, чтобы скрыть навернувшіяся на глаза слезы.

Они дали ему поужинать и устроили для него временную постельку, въ которой мальчикъ вскорѣ заснулъ.

— Онъ назвалъ тебя раза два мамой передъ тѣмъ, какъ заснуть, — замѣтилъ Джудъ. — Не странно-ли, что онъ самъ захотѣлъ такъ называть тебя!

— Да, это знаменательно, — согласилась Сусанна. — Для насъ гораздо интереснѣе всматриваться въ это маленькое, алчущее любви сердечко, нежели въ далекія звѣзды небеснаго свода. Теперь для насъ настало время вооружиться мужествомъ и покончить съ брачной формальностью. Безполезно бороться противъ теченія. Но скажи, Джудъ, вѣдь ты и послѣ этого будешь любить меня? Я хочу быть ласковой къ этому ребенку, хочу быть матерью его, и облеченіе нашего брака въ легальную форму облегчитъ мнѣ мою задачу.

IV.

Много воды утекло съ тѣхъ поръ. Много житейскихъ испытаній выпало на долго Джуда и Сусанны. Его неловкое семейное положеніе нерѣдко лишало его работы и дѣлового знакомства. Скудость случайнаго заработка ставила ихъ подчасъ въ безъисходную нужду. Ихъ завѣтную тетушкину мебель продали съ молотка за долги. Аукціонистъ не пощадилъ даже пары голубей — любимцевъ Сусанны. Суровыя невзгоды заставляли ихъ перекочевывать изъ одного города въ другой, въ поискахъ за заработкомъ.

Такъ прошло почти три года. Въ иныхъ городахъ Джудъ работалъ мѣсяцы, въ другихъ всего нѣсколько недѣль — какъ случится.

Въ Кеннетбриджѣ была весенняя ярмарка. Къ одной изъ скромныхъ гостинницъ подъѣхалъ кабріолетъ, изъ котораго вышли двѣ дамы. Одна, правившая лошадью, была простая обывательница, другая, — видная, красивая дама, въ глубокомъ вдовьемъ траурѣ. Занявъ номеръ, подруги вышли пройтись по городу.

Узнавъ адресъ интересовавшей ее новой капеллы, пріѣхавшая вдова отдѣлилась отъ подруги и прошла посмотрѣть на ярмарочную толпу. Здѣсь, въ ряду большихъ палатокъ со сластями, ея вниманіе было привлечено небольшимъ столикомъ съ выставкой сладкихъ пирожковъ и фигурныхъ пряниковъ. Столикъ съ этимъ неважнымъ товаромъ былъ накрытъ скатертью безукоризненной бѣлизны, и передъ нимъ стояла молодая женщина, видимо не привыкшая къ этому дѣлу, рядомъ съ помогавшимъ ей мальчикомъ, съ старческимъ выраженіемъ лица.

— Какая встрѣча! — пробормотала про себя вдова. — Неужели это его жена, — Сусанна? — Она подошла ближе къ столику. — Здравствуйте, мистрисъ Фолэ! — проговорила она ласково.

Сусанна измѣнилась въ лицѣ, узнавъ сквозь густой вуаль Арабеллу..

— Какъ вы поживаете, м-рисъ Кортлетъ? — спросила она сухо. Затѣмъ, замѣтивъ трауръ, прибавила уже болѣе участливымъ тономъ: — Что это? — вы потеряли…

— Моего бѣднаго мужа; да. Онъ умеръ внезапно, шесть недѣль тому назадъ, оставивъ меня безъ всякихъ средствъ, хотя былъ для меня очень хорошимъ мужемъ. А ты что подѣлываешь, мой маленькій старичекъ? Ты можетъ быть, не узнаешь меня?

— Нѣтъ, узнаю. Вы та женщина, которую я считалъ было своею матерью, пока не узналъ, что вы не мать мнѣ, — возразилъ маленькій старичекъ.

— Ну, пусть такъ. Не бѣда. Въ такомъ случаѣ, я твой другъ.

— Джу, — неожиданно обратилась Сусанна къ мальчику, — ступай съ этимъ лоткомъ на платформу. Скоро долженъ придти еще поѣздъ.

Когда мальчикъ ушелъ, Арабелла продолжала:

— Онъ никогда не будетъ красавцемъ, не правда-ли? А скажите, знаетъ-ли онъ, что я его настоящая мать?

— Нѣтъ. Онъ замѣчаетъ, что лежитъ какая-то тайна на его происхожденіи. Джудъ объяснитъ все, когда ребенокъ будетъ постарше.

— Но я не могу понять, какъ вы пришли къ этому занятію?

— Это только временное занятіе, пока мы въ трудныхъ обстоятельствахъ.

— Значитъ, вы еще живете съ нимъ?

— Да.

— Женаты?

— Разумѣется.

— Есть дѣти?

— Двое.

— Я вижу, скоро и третій будетъ.

Сусанну передернуло отъ этихъ слишкомъ безцеремонныхъ разспросовъ, и ея нѣжныя губы задрожали.

Разговорившись съ Сусанной болѣе участливымъ тономъ, Арабелла спросила, почему она опять не взяла школы.

Сусанна покачала годовой. — Мнѣ не дадутъ школы.

— Неужели изъ-за развода?

— Да, и по другимъ причинамъ. Намъ нѣтъ надобности и желать этого. Отбросивъ всякое самолюбіе, мы можемъ взяться за любое дѣло. Во всю жизнь мы еще не были такъ счастливы, пока Джуда не сразила болѣзнь…

— А, вотъ и мальчикъ возвращается, — продолжала Арабелла. — Мой сынокъ отъ Джуда.

Глаза Сусанны метнули искру.

— Вамъ нечего бросать мнѣ это въ лицо! — почти крикнула она.

— Ну, извините. Я хотѣла только сказать, что мнѣ пріятнѣе было-бы имѣть ребенка при себѣ! Но я вовсе не желаю отнимать его отъ васъ, хотя думаю, вамъ и своихъ довольно! Я знаю, что онъ въ хорошихъ рукахъ, и я покоряюсь неисповѣдимой судьбѣ. Я дошла уже до болѣе зрѣлаго взгляда на вещи.

— Вотъ какъ! я сама желала бы дойти до такого взгляда.

— А вы попробуйте. Я не хвастаюсь своимъ пробужденіемъ, но я не та, какою была прежде. Послѣ смерти мужа я поступила въ хоръ и находила въ этомъ большое утѣшеніе. Покинувъ Лондонъ, я живу теперь въ Ольфредстонѣ съ моей подругой, Эни. Я пріѣхала сюда не для ярмарки; здѣсь будетъ закладка новой часовни въ присутствіи любимаго лондонскаго проповѣдника. Вотъ на это торжество я и явилась. А теперь спѣшу къ Эни.

Тутъ Арабелла простилась съ Сусанной и пошла своей дорогой.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ.

Опять въ Кристминстеръ.

I.

Поѣздъ, въ которомъ Джудъ и Сусанна съ дѣтьми возвращались, послѣ своихъ тяжелыхъ скитаній, въ Кристминстеръ, остановился у вокзала. Вся платформа была переполнена юношами въ соломенныхъ шляпахъ, встрѣчавшихъ молодыхъ дѣвушекъ, одѣтыхъ въ свѣтлыя и легкія платья. Сегодня былъ годовой академическій праздникъ.

Оставивъ свой багажъ, Джудъ и Сусанна пошли по знакомой улицѣ за потокомъ праздничной толпы. Подлѣ колледжа было еще свободное мѣстечко, и они заняли его въ невольномъ ожиданіи академической процессіи. Въ окружавшей толпѣ слышался говоръ, шутки и смѣхъ. Коляска за коляской подъѣзжала къ крыльцу колледжа, и изъ экипажей торжественно выходили важныя особы въ красныхъ мантіяхъ. Небо подернулось тучами и сдѣлалось багровымъ. По временамъ слышались раскаты грома.

Наконецъ, послѣ долгаго ожиданія, когда уже сталъ накрапывать дождь, раздались удары колокола. Масса лицъ толпилась у всѣхъ оконъ, и процессія новыхъ ученыхъ докторовъ, въ красныхъ и черныхъ мантіяхъ, выступила изъ колледжа. Джудъ волновался, идя съ юношескимъ увлеченіемъ за процессіей подъ сильнымъ дождемъ.

Вдругъ онъ оглянулся на Сусанну:

— Что это ты вздрогнула и почему ты такая блѣдная, Сусанна?

— Я увидала Ричарда на другой сторонѣ улицы.

— Ты утомилась, Сусанна. Я вѣдь совсѣмъ и забылъ объ этомъ, моя голубка. Лучше уйдемъ отсюда.

И они отправились на поиски квартиры. Но имъ не везло. Куда они ни звонились, вездѣ имъ отказывали — изъ-за дѣтей. Наконецъ, одна хозяйка оказалась сговорчивѣе. Но у нея была совсѣмъ маленькая комнатка, и она соглашалась пустить только Сусанну съ дѣтьми, если мужъ ея можетъ устроиться въ другомъ мѣстѣ. Становилось уже поздно, и они поневолѣ согласились, хотя и цѣна оказалась довольно высока для нихъ. Они заняли комнату и напились вмѣстѣ чаю, послѣ чего Джудъ расцѣловалъ всѣхъ четырехъ и ушелъ.

Послѣ его ухода, хозяйка зашла къ Сусаннѣ поболтать и собрать кой-какія свѣдѣнія о принятомъ на квартиру семействѣ. Сусанна не любила уловокъ, и откровенно разсказала ей объ ихъ послѣднихъ невзгодахъ и скитаніяхъ.

— А вы дѣйствительно замужняя женщина? — спросила вдругъ хозяйка.

Сусанна запнулась и, наконецъ, сдѣлавъ надъ собой усиліе, разсказала хозяйкѣ, что мужъ ея и она сама были несчастливы въ своихъ первыхъ бракахъ, послѣ чего боялись второго нерасторжимаго союза, хотя желали жить вмѣстѣ.

Хозяйка видимо смутилась и ушла. Сусанна сидѣла у окна, задумавшись и глядя на дождь. Вдругъ она услыхала въ нижнемъ корридорѣ чей-то мужской голосъ. Это вернулся мужъ хозяйки, и она объяснялась съ нимъ по поводу помѣщенныхъ въ его отсутствіе квартирантовъ.

— Кому нужна такая подозрительная женщина? И развѣ я не говорилъ — съ дѣтьми не пускать! — сердито проговорилъ мужской голосъ. Жена возражала, но, какъ видно, мужъ настоялъ на своемъ, потому что сейчасъ-же раздался стукъ въ дверь Сусанны.

— Мнѣ очень непріятно сообщить вамъ это, мадамъ, начала хозяйка, войдя въ комнату. — Но я никакъ не могу оставить за вами комнату на недѣлю. Мой мужъ не согласенъ, и потому я должна просить васъ съѣхать. Я не настаиваю на переѣздѣ сегодня, такъ какъ дѣло идетъ къ ночи, но буду рада, если вы очистите комнату завтра рано утромъ.

Хотя Сусанна и считала себя въ правѣ занимать комнату впродолженіи недѣли, но, не желая досаждать хозяевамъ, обѣщала очистить комнату. Послѣ ухода хозяйки, Сусанна, увидѣвъ, что дождь прекратился, предложила старшему мальчику теперь-же пойти на поиски другой квартиры. Не разбирая ящиковъ, присланныхъ Джудомъ со станціи, они пошли по мокрымъ улицамъ красиваго города. Сусанна заглядывала то въ ту, то въ другую улицу. Но обойдя съ десятокъ домовъ, она ни въ одномъ не могла найти себѣ комнаты на завтрашній день. Вездѣ хозяева смотрѣли искоса на женщину съ ребенкомъ, ищущую квартиру въ такое позднее время.

— Господи, зачѣмъ я родился? — съ досадой проговорилъ мальчикъ.

Усталая до нельзя, Сусанна вернулась, наконецъ, въ свою комнатку, гдѣ имѣла хоть временный кровъ. Въ ея отсутствіе Джудъ оставилъ свой адресъ, но зная, какъ онъ еще слабъ послѣ своей болѣзни, она осталась при своемъ рѣшеніи не безпокоить его до завтрашняго утра.

II.

Невозможность отыскать пристанище произвела глубокое впечатлѣніе на страннаго старообразнаго мальчика. Какой-то безотчетный ужасъ овладѣлъ имъ.

— Мама, что-же мы будемъ дѣлать завтра? — проговорилъ онъ среди глубокаго молчанія.

— Я не знаю! — уныло отвѣтила Сусанна, — боюсь, что это встревожитъ твоего отца.

— Я хочу, чтобы отецъ былъ совершенно здоровъ и была-бы комната для него! Тогда все будетъ хорошо! Бѣдный отецъ!

— Вотъ этого-то и нельзя добиться.

— Не могу-ли я что сдѣлать?

— Нѣтъ! Видно, намъ суждены одни неудачи, несчастія, страданія…

— Не лучше-ли будетъ убраться съ этого свѣта, нежели оставаться въ немъ. Согласна ты съ этимъ?

— Пожалуй, что и такъ, мой голубчикъ.

— Вѣдь это изъ-за насъ, дѣтей своихъ, ты не можешь найти удобной квартиры?

— Ну да, нѣкоторые хозяева не желаютъ пускать къ себѣ дѣтей.

— А если дѣти доставляютъ столько хлопотъ, зачѣмъ-же они родятся у людей?

— Ну, ужъ это, мой другъ, такой законъ природы.

— Но вѣдь мы-же не просимъ, чтобы насъ родили?

— Конечно такъ.

— Но, что меня обижаетъ всего больше, это — что ты не настоящая моя мать и что тебѣ не было надобности имѣть меня, пока ты этого не захотѣла. Мнѣ не слѣдовало пріѣзжать къ тебѣ — вотъ это дѣйствительно правда! Я безпокоилъ тѣхъ родителей въ Австраліи, и здѣсь безпокою добрыхъ людей. Какъ мнѣ жаль, право, что я родился!

— Этого теперь не поправить, милый.

— Я думаю, что когда родятся нежеланныя дѣти, ихъ слѣдуетъ убивать немедленно, прежде чѣмъ войдутъ въ нихъ души, и тогда они не будутъ маяться на горе себѣ и другимъ.

Сусанна ничего не отвѣтила. Она задумалась въ недоумѣніи, какъ относиться къ такому односторонне-развитому ребенку. Наконецъ, она сказала себѣ, что лучше всего обращаться довѣрчиво и откровенно съ этимъ страннымъ мальчикомъ, вникающимъ въ ея невзгоды на правахъ взрослаго друга.

— Скоро будетъ еще дитя въ нашей семьѣ, — нерѣшительно высказалась она.

— Какимъ образомъ? — Мальчикъ испуганно вскочилъ. — Ахъ, мама, ради Бога, не надо. Вспомни, сколько тебѣ было заботъ съ тѣми!

— Да, горько въ этомъ сознаться! — тихо проговорила Сусанна. На глазахъ ея сверкнули сдержанныя слезы.

Мальчикъ расплакался навзрыдъ.

— Ахъ, ты не бережешься, не бережешься, мама! — повторялъ онъ съ горькимъ упрекомъ. — И какъ могла ты быть такой злой и жестокой, когда тебѣ слѣдовало подождать, пока мы будемъ въ лучшихъ обстоятельствахъ, и отецъ поправится здоровьемъ! — и вмѣсто того еще ухудшить наше положеніе! Намъ нѣтъ мѣста, отца принуждаютъ жить на сторонѣ и насъ выгонятъ завтра; и при этомъ еще ждать скораго появленія ребенка!.. Это ты сдѣлала нарочно! — это… это… — Мальчикъ съ рыданіями ходилъ по комнатѣ.

— Ты долженъ простить меня, маленькій Джудъ! — умоляла Сусанна, и ея грудь волновалась теперь также какъ у мальчика. — Я не могу объяснить тебѣ, почему такъ вышло — я объясню, когда ты будешь старше.

— Но я не прощу тебѣ этого, никогда, никогда! Я уже теперь не повѣрю, что ты жалѣешь отца, или меня, или кого-нибудь изъ насъ!

Мальчикъ всталъ и вышелъ за перегородку, гдѣ на полу была постлана постель. Сусанна слышала какъ онъ оттуда сказалъ: — Еслибъ мы, дѣти, убрались съ этого свѣта, не было-бы у нихъ никакихъ заботъ и волненій!

— Такихъ глупостей ты не думай, Джудикъ, — крикнула ему Сусанна строго, — ложись скорѣе спать!

На другое утро она встала рано и, не будя дѣтей, отправилась до завтрака въ гостиницу, гдѣ ночевалъ Джудъ, сообщить ему о разговорѣ съ хозяйкой. Она нашла его въ грязной тавернѣ за завтракомъ. Обсудивъ положеніе, Джудъ согласился, что лучше всего сейчасъ-же позаботиться о переѣздѣ.

— На день или на два надо всѣмъ вамъ перебраться сюда, сказалъ онъ. — А за это время мы не спѣша подыщемъ квартиру на окраинахъ города.

Она вышла вмѣстѣ съ Джудомъ къ себѣ домой и застала дѣтей еще спящими. Хозяйка сейчасъ-же принесла имъ завтракъ, и Сусанна, положивъ въ котелокъ яйца, поручила Джуду посмотрѣть за ними, пока она разбудитъ и одѣнетъ дѣтей. Джудъ наблюдалъ за яйцами. Вдругъ страшный крикъ Сусанны заставилъ его обернуться. Онъ вбѣжалъ въ дѣтскую и увидалъ Сусанну распростертою на полу. Бросившись поднять ее, онъ невольно взглянулъ на постланную на полу постельку — дѣтей тамъ не было. Онъ обернулся и похолодѣлъ отъ ужаса. Подлѣ двери были вбиты два крюка для платьевъ и на нихъ висѣли на тонкихъ бичевкахъ оба младшихъ малютки, а на гвоздѣ немножко подальше маленькій Джудъ. Подъ нимъ валялся опрокинутый стулъ.

Ошеломленный ужасомъ, Джудъ оставилъ Сусанну, поспѣшилъ перерѣзать веревки и положилъ дѣтей на постель, но ихъ холодныя тѣла убѣждали въ несомнѣнной смерти. Онъ перенесъ лежавшую въ обморокѣ Сусанну на кровать въ другую комнату, вызвалъ второпяхъ хозяйку, а самъ побѣжалъ за докторомъ. Доктору оставалось только констатировать смерть. Потомъ на поду была найдена бумажка, на которой рукой маленькаго Джуда было написано: «Сдѣлано потому, что насъ слишкомъ много»…

Сусанна пришла въ себя, но при видѣ этой записки, силы окончательно измѣнили ей. Сознаніе, что ея разговоръ съ мальчикомъ былъ главной причиной катастрофы, довело ее до такой истерики, которой не предвидѣлось конца. Ее противъ воли увели въ другую комнату, гдѣона лежала, не переставая рыдать, не слушая увѣщаній хозяйки.

Когда въ ней сошелъ Джудъ, она, овладѣвъ наконецъ собою, передала ему свое объясненіе съ мальчикомъ, и объявила, что считаетъ себя виновницею всего несчастія.

— Нѣтъ, — возразилъ Джудъ, — такой поступокъ былъ въ характерѣ мальчика. Докторъ говоритъ, что встрѣчаются такія дѣти, совершенно неизвѣстныя прежнему поколѣнію — выродки новыхъ житейскихъ условій. Они, повидимому, замѣчаютъ всѣ ужасы жизни, прежде чѣмъ становятся достаточно зрѣлыми для стойкой борьбы съ ними. Онъ увѣряетъ, что это начало наступающаго общаго отвращенія къ жизни…

Когда посторонніе удалились, Сусаннѣ позволили взглянуть на дѣтей. Блѣдное лицо мальчика отражало всю драму несчастной семьи. На немъ отразились всѣ превратности, омрачавшія первый бракъ Джуда, и всѣ невзгоды, заблужденія, опасенія и ошибки послѣдняго союза. Легкомысліе родителей заставляло его рыдать, ихъ неудачный союзъ — вѣчно страшиться, а послѣдовавшія отъ этого бѣдствія были причиною его смерти.

Сусанна не переставала терзать себя безжалостными упреками.

— Это я, — говорила она Джуду, — это я подстрекнула его своимъ разговоромъ, хотя и не сознавала что дѣлаю! Я говорила съ ребенкомъ, какъ можно говорить только съ людьми взрослыми. Я признавала, что судьба противъ насъ, что лучше разстаться съ жизнью, нежели сохранять ее такого дорогою цѣною, и онъ понялъ это въ буквальномъ смыслѣ. А я еще сказала ему, что жду другого ребенка. Это возмутило его. О, какъ жестоко онъ отомстилъ мнѣ!

— Зачѣмъ-же ты это говорила ему, Сусанна?

— Сама не знаю… Мнѣ хотѣлось быть правдивой. Мнѣ противно было обманывать его.

Сусанна долго сидѣла въ тихой задумчивости, и наконецъ, проговорила:

— А можетъ быть и лучше, что они умерли. — Лучше умереть юнымъ, невиннымъ…

— Да, согласился Джудъ. — Говорятъ, что родители должны радоваться, когда дѣти ихъ умираютъ въ младенчествѣ.

— Но вѣдь такіе люди ничего не понимаютъ!.. — вскрикнула Сусанна. — О, малютки мои, малютки, еслибъ вы могли ожить! Ты скажешь, что мальчикъ желалъ избавиться отъ жизни, иначе онъ бы этого не сдѣлалъ. Ему было естественно искать смерти: это желаніе было элементомъ неизлѣчимо мрачнаго характера бѣднаго мальчика! Но зачѣмъ же погибли другія, наши собственныя!

Приходила полиція, произвела осмотръ и дознаніе. Наконецъ, настало грустное утро похоронъ. Газетная хроника собрала къ подъѣзду толпу праздныхъ зѣвакъ, судившихъ вкривь и вкось о происшествіи и о настоящихъ отношеніяхъ между родителями. Измученная Сусанна спала позже обыкновеннаго и, не желая терзать ее безъ надобности, Джудъ не сталъ будить ее. Гробы были тихо вынесены изъ дома. Джудъ сѣлъ въ карету и она тронулась, къ большому успокоенію хозяина, который надѣялся очистить наконецъ свой домъ отъ непріятной извѣстности, пріобрѣтенной имъ за эту недѣлю.

Гробики были только что опущены въ землю, а Джудъ уже поспѣшилъ обратно къ Сусаннѣ, но хозяйка, возвратившаяся изъ ея комнаты, сказала, что ея нѣтъ въ спальнѣ. Шляпы и накидки тоже не оказалось. Значитъ, она вышла. Джудъ инстинктивно пошелъ по дорогѣ на кладбище, къ свѣжей могилѣ. Толпа любопытныхъ уже разошлась, хотя могильщикъ только что принялся закапывать общую могилу дѣтей. Какая-то женщина стояла подлѣ могильщика. Это была Сусанна, — Джудъ узналъ ее издали, въ ея цвѣтномъ платьѣ, которое она не перемѣнила на обычный похоронный трауръ.

— Онъ закапываетъ, а я хочу, чтобъ онъ далъ мнѣ еще разъ взглянуть на моихъ малютокъ! — дико вскрикнула она, увидѣвъ Джуда. — Ахъ, Джудъ, упроси его, ради Бога! Я не ожидала, что ты позволишь увезти ихъ, пока я спала! Какъ это жестоко съ твоей стороны! На одну секунду, Джудъ! Я вѣдь не задержу! Я успокоюсь и буду теперь во всемъ слушаться тебя, Джудъ, если ты позволишь мнѣ посмотрѣть…

Джудомъ овладѣла такая острая скорбь, что онъ уже готовъ былъ уговорить могильщика вскрыть гробы. Но это, вмѣсто пользы, могло принести ей только вредъ, и онъ рѣшилъ, что надо сейчасъ же увезти ее домой. Наконецъ, она уступила его ласкамъ и уговорамъ, и Джудъ повелъ ее потихоньку къ дому. Изъ привычной экономіи она отказалась отъ извощика. Имъ надлежало сегодня перебраться на другую квартиру, но по ея нездоровью это оказалось невозможнымъ. Сусанну сейчасъ же уложили въ постель и послали за докторомъ.

Джудъ весь вечеръ ждалъ внизу. Уже поздно ночью ему принесли извѣстіе, что Сусанна преждевременно родила ребенка, который почти немедленно умеръ.

III.

Сусанна мало по-малу выздоравливала, а Джудъ опять получилъ работу по своему старому ремеслу. Они поселились теперь на новой квартирѣ, невдалекѣ отъ церкви св. Силы.

Разъ какъ-то они сидѣли вмѣстѣ и вспоминали все пережитое ими.

— Что же дѣлать? Мы должны покориться, — съ грустью говорила Сусанна. — Намъ нѣтъ другого выбора. Безполезно бороться противъ ударовъ судьбы!

— Но противъ безсмысленныхъ обстоятельствъ необходимо бороться, — возразилъ Джудъ.

— Я и сама такъ думала! Но я становлюсь суевѣрной, какъ дикарь… У меня не осталось больше ни силъ для борьбы, ни энергіи почина. Я убита!..

— Я чувствую то же самое!

— Что мы будемъ дѣлать? Ты имѣешь теперь работу. Но вѣдь и здѣсь это только до тѣхъ поръ, пока не огласилось наше прошлое и наши взаимныя отношенія… Помнишь, какъ все это повредило твоей работѣ въ Ольдбрикгэмѣ?

— Ну теперь это едва ли можетъ повториться. Впрочемъ, всего лучше намъ оформить нашъ бракъ, какъ только ты въ состоянія будешь выходить.

— Ты полагаешь, что это нужно?

— Разумѣется.

Джудъ задумался.

— Въ послѣднее время я считаю себя принадлежащимъ къ группѣ людей, которыхъ избѣгаютъ люди нравственные, которыхъ называютъ совратителями. Меня ужасъ беретъ, когда я думаю объ этомъ! А прежде я не сознавалъ, какъ я дурно поступалъ съ тобою, — съ тобою, которую я люблю болѣе своей жизни. Да, Сусанна, вотъ каковъ я! Я обольщалъ тебя… Ты была натура избранная, предназначенная къ жизни безукоризненной, незапятнанной. Но я не смогъ!

— Нѣтъ, нѣтъ, Джудъ! — возразила она быстро. — Не упрекай себя понапрасну. Если кто и заслуживаетъ порицанія, такъ это я.

— Я поддерживалъ тебя въ твоемъ рѣшеніи оставить Филлотсона.

— Все равно, я поступила бы такъ же. Что же касается собственно насъ, то тотъ фактъ, что мы не вступили въ законный бракъ, составляетъ скорѣе спасительную черту въ нашемъ союзѣ. Мы избѣгли этимъ оскорбленія святости нашихъ первыхъ браковъ.

— Святости?

Джудъ удивленно посмотрѣлъ на нее и понялъ, что она уже не была прежней Сусанной.

— Да, — сказала она съ легкой дрожью въ голосѣ. — У меня и тогда были страшныя опасенія при сознаніи своего собственнаго безстыдства. Я думаю, что и теперь еще я его жена.

— Что ты, голубка моя!

— Ахъ, я не могу объяснить! Только эта мысль такъ мучитъ меня!

— Это твоя слабость, больное воображеніе, въ этомъ нѣтъ никакого смысла, никакого основанія!

Сусанна только тяжело вздохнула.

---

Джудъ совершенно неожиданно нашелъ выгодную работу. Но эта работа теперь не радовала его; онъ терзался сознаніемъ, что послѣ всего пережитаго взгляды и симпатіи его и Сусанны разошлись въ противоположныя стороны; событія, расширившія его взглядъ на жизнь, законы, обычаи и догматы, не произвели такого же дѣйствія на Сусанну. Она была уже не такою, какъ во времена своей независимости, когда умъ ея какъ молнія сверкалъ въ высотѣ надъ всякою обрядностью и формализмомъ, которые онъ въ ту пору еще почиталъ, хотя и безсознательно.

Разъ какъ-то, въ субботу вечеромъ, Джудъ вернулся довольно рано. Сусанны не было дома, но она скоро возвратилась и удивила его своей молчаливостью.

— О чемъ ты думаешь? — пытливо спросилъ онъ.

— Ахъ, я не умѣю ясно выразить! Мнѣ противно оставаться въ нашемъ теперешнемъ положеніи.

— Опять то же! Но развѣ можетъ быть на землѣ что-нибудь лучше нашей взаимной любви?

— Это зависитъ отъ характера любви. Твоя, наша любовь — порочная.

— Я не хочу этого, Сусанна! Лучше скажи, когда ты желаешь закрѣпить нашъ бракъ предъ алтаремъ?

Она задумалась и взглядъ ея блуждалъ: — Никогда, — прошептала она.

Не понимая вполнѣ ея мысли, Джудъ принялъ ея отвѣтъ спокойно и промолчалъ. Прошло нѣсколько минутъ. Онъ подумалъ, было, что она задремала.

— Но я хочу сообщить тебѣ еще одну вещь, Джудъ, — проговорила вдругъ Сусанна. — Скажи только, — ты не разсердишься? Я думала объ этомъ очень много съ тѣхъ поръ, какъ умерли мои малютки. Я не могу больше считаться твоею женою.

— Но вѣдь ты уже на самомъ дѣлѣ моя жена!

— Это съ твоей точки зрѣнія, а съ моей…

— Я полагалъ, что нашъ опытъ достаточно убѣдилъ насъ въ устойчивости нашихъ супружескихъ отношеній, помимо брачнаго обряда. Но если ты, какъ это видно, начинаешь признавать формальности и обряды, то почему-же ты прямо не заявила мнѣ объ этомъ? Обрядъ былъ-бы совершенъ безотлагательно, Ты моя несомнѣнная жена, Сусанна. Что ты хотѣла сказать своимъ страннымъ заявленіемъ?

— Я не считаю себя твоею женою — вотъ что!

— Не считаешь? Но допусти, что надъ нами совершенъ обрядъ; при знаешь-ли ты себя моего женою тогда?

— Нѣтъ. Даже и тогда не признаю. Тогда мнѣ будетъ еще хуже.

— Но почему-же. Я не понимаю, дорогая моя.

— Потому что я жена Ричарда. Съ теченіемъ времени я все больше и больше убѣждаюсь, что принадлежу ему, и во всякомъ случаѣ никому другому.

— Боже мой, до какой степени ты перемѣнилась! — воскликнулъ Джудъ.

— Да, можетъ быть, — тихо отвѣтила Сусанна.

---

Нѣсколько дней спустя, въ сумерки лѣтняго вечера, они сидѣли въ той-же маленькой комнаткѣ, внизу, когда послышался стукъ въ парадную дверь дома, а вслѣдъ затѣмъ и въ дверь ихъ комнаты. Прежде чѣмъ они успѣли отворить, въ дверяхъ показалась женская фигура.

— М-ръ Фолэ здѣсь?

Джудъ и Сусанна вздрогнули: это былъ голосъ Арабеллы.

Джудъ пригласилъ ее войти, и она сѣла. По лицу ея было видно, что ей жилось далеко не такъ привольно, какъ при жизни Кортлета.

— Я къ вамъ прямо съ кладбища, — начала гостья. — Благодарю васъ за любезное извѣщеніе, но къ похоронамъ я не могла поспѣть. Нѣтъ, я не могла участвовать въ похоронахъ: мнѣ казалось, что я буду лишняя, — поправилась Арабелла, не умѣя, какъ ей хотѣлось, попасть въ патетическій тонъ. — Но я все-таки рада, что нашла могилку. Такъ какъ это ваша профессія, Джудъ, то вы, вѣроятно, можете поставить на ней хорошенькій камень.

— Да, я поставлю памятникъ, — угрюмо проговорилъ Джудъ.

— Вѣдь это былъ мой ребенокъ, и мнѣ, конечно, жалко его.

— Я не сомнѣваюсь.

— Къ другимъ дѣтямъ, не моимъ, я не могла, конечно, имѣть такого горячаго чувства.

— Разумѣется.

Изъ темнаго угла, гдѣ сидѣла Сусанна, послышался вздохъ.

— Мнѣ часто хотѣлось имѣть при себѣ моего ребенка, — продолжала мистрисъ Кортлетъ. — Этого, быть можетъ, не случилось-бы тогда! Но я не желала отнимать его у вашей жены.

— Я ему не жена, — донеслось отъ Сусанны.

Неожиданность этого заявленія заставила Джуда смолкнуть.

— Ахъ, простите меня, пожалуйста, — поправилась Арабелла. — Я вѣдь считала васъ его женою!

По тону Сусанны, Джудъ понималъ, какіе новые взгляды скрывались въ ея словахъ. Но для Арабеллы, разумѣется, пропадало въ нихъ все, кромѣ очевиднаго смысла. Оправившись отъ этого неожиданнаго сообщенія, Арабелла продолжала вспоминать о прошломъ, и опять обратилась съ какимъ-то вопросомъ къ Сусаннѣ. Но отвѣта не послѣдовало: Сусанна незамѣтно вышла изъ комнаты.

— Она сказала, что не была вашей женою? — проговорила Арабелла уже другимъ тономъ. — Почему она сказала это?

— Этого я не берусь объяснить вамъ, — сухо отвѣтилъ Джудъ.

— Но вѣдь она-же жена ваша, не правда-ли? Она сама мнѣ когда-то сказала это.

— Я не провѣряю того, что она говоритъ.

— Я и вижу! Однако, мнѣ пора. Я остановилась здѣсь сегодня, считая долгомъ извѣстить васъ въ нашемъ общемъ горѣ. Я ночую въ той самой гостинницѣ, гдѣ служила конторщицей, и завтра уѣзжаю въ Ольфредстонъ. Отецъ опять возвратился домой, и я живу вмѣстѣ съ нимъ.

— Изъ Австраліи? — безучастно спросилъ Джудъ.

— Да. Не могъ ужиться тамъ. Мать умерла, а онъ съ двумя младшими только-что возвратился, пріобрѣлъ коттеджъ подлѣ нашего стараго пепелища, и я занимаюсь теперь у него хозяйствомъ.

Какъ только Арабелла ушла, встревоженный Джудъ прошелъ къ Сусаннѣ, но на его стукъ не было отвѣта, и плотникъ, хозяинъ квартиры, сказалъ, что Сусанна повидимому ушла въ церковь Св. Силы, куда она часто ходила.

Было уже поздно. Джудъ задумчиво пошелъ по направленію къ церкви, въ которой не бывалъ съ очень давняго времени. Дверь была отперта — онъ вошелъ въ церковь. Все было погружено въ тишину и мракъ. Но среди этой тишины слышался по временамъ какой-то глухой звукъ, похожій на сдержанные стоны иди рыданія. Половой коверъ заглушалъ его шаги, и онъ пробирался въ томъ направленіи, въ темнотѣ, чуть озаряемой слабымъ мерцаніемъ лампадки. Вскорѣ онъ замѣтилъ что-то черное, и снова послышались глухія рыданія. На полу лежала Сусанна.

— Сусанна! прошепталъ Джудъ, нагнувшись надъ ней.

Она поднялась и обернула къ нему блѣдное лицо.

— Чего ты отъ меня хочешь, Джудъ, — проговорила она. — Зачѣмъ ты пришелъ? Я хотѣла остаться одна!

— Какъ можешь ты говорить это! — возразилъ Джудъ съ упрекомъ и скорбью. — Зачѣмъ я пришелъ? Я хотѣлъ-бы знать, кто-же имѣлъ-бы право придти за тобою, если не я, я, любившій тебя болѣе самого себя, болѣе — о, много болѣе, чѣмъ ты любила меня! Что заставило тебя уйти отъ меня?

— Пожалуйста, не критикуй меня, Джудъ, я столько разъ просила тебя объ этомъ. Бери меня такого, какова я есть. Я жалкое существо, угнетенное всевозможными несчастіями! Я не могла вынести прихода Арабеллы. Она еще продолжаетъ быть твоего женою, какъ Ричардъ — моимъ мужемъ! Потеря моихъ малютокъ открыла мнѣ глаза! Убійство моихъ дѣтей мальчикомъ Арабеллы было карой — законный убилъ незаконныхъ. Что, скажи, что остается мнѣ дѣлать?

— Это ужасно! — воскликнулъ Джудъ, едва сдерживая слезы. — Да пойми же ты, что неестественно и уродливо упрекать себя въ томъ, въ чемъ ты никогда не была виновата!

— Ты сердишься, Джудъ, и потому не видишь вещей въ ихъ настоящемъ свѣтѣ.

— Такъ пойдемъ со много, моя дорогая. Можетъ быть, я пойму тебя.

Онъ обнялъ ее и поднялъ съ полу. Она пошла съ нимъ, отклонивъ его поддержку,

— Я не разлюбила тебя, Джудъ, — сказала она ласковымъ и умоляющимъ голосомъ. — Я люблю тебя такъ-же, какъ всегда любила! Но я не въ правѣ любить тебя.

— Я не понимаю тебя, Сусанна.

— Не будь все-таки жестокъ ко мнѣ, Джудъ, я вѣдь такъ несчастна! — продолжала Сусанна, рыдая, когда они выбрались на улицу. — Мнѣ это невыносимо! Я ошибалась — я не могу разсуждать съ тобою. Приходъ Арабеллы кончилъ все. Не издѣвайся надо мною: твои насмѣшки мнѣ острый ножъ!

Онъ обнялъ и страстно поцѣловалъ ее среди уличной тишины, прежде чѣмъ она могла помѣшать ему. Они шли, пока ни поровнялись съ маленькимъ рестораномъ.

— Джудъ, — обратилась она къ нему, сдерживая слезы, — не возьмешь-ли ты себѣ здѣсь комнату?

— Пожалуй, если… если ты этого дѣйствительно хочешь. Но хочешь-ли? Я провожу тебя до нашей квартиры и выслушаю, въ чемъ дѣло.

Онъ пошелъ съ Сусанной. Дома она сказала хозяйкѣ, что не хочетъ ужинать, и прошла наверхъ. Джудъ пошелъ за него. Она подошла къ нему и, протянувъ руку, сказала:

— Ну, прощай.

— Но, Сусанна…

— Ты вѣдь сказалъ, что исполнишь мое желаніе!

— Да. Хорошо… Быть можетъ, намъ лучше было разстаться съ самаго начала, когда мы не рѣшались на женитьбу по церковному обряду.

— Во всякомъ случаѣ, я рада, что ты это понимаешь. Я никогда не разсчитывала поступить такъ, какъ рѣшила теперь. Я попала въ свое фальшивое положеніе изъ ревности и возбужденнаго состоянія!

— Но, надѣюсь, и изъ любви — ты вѣдь любила меня?

— Да, но мнѣ слѣдовало во время остановиться и продолжать только дружескія отнопіепія…

— Но любящіе другъ друга люди не могутъ жить въ такихъ условіяхъ!

— Женщины могутъ, мужчины — нѣтъ, потому что не хотятъ. Средняя женщина выше средняго мужчины тѣмъ, что она никогда не возбуждаетъ извѣстныхъ отношеній, а только отвѣчаетъ. Намъ слѣдовало жить въ духовномъ, умственномъ союзѣ, — и только.

— Но человѣческая природа не можетъ измѣнить себѣ.

— За то она учитъ самообузданію.

— Конечно, если кто-нибудь изъ насъ виноватъ, такъ это я.

— Нѣтъ — я. Твоя слабость состояла только въ естественномъ желаніи мужчины обладать женщиной. У меня-же не было соотвѣтствующаго желанія, пока зависть не побудила меня выгнать Арабеллу. Я полагала, что должна изъ сожалѣнія приблизить тебя къ себѣ — мнѣ казалось слишкомъ эгоистично мучить тебя, какъ я мучила другого своего друга. Но я бы не вышла изъ этихъ границъ, если-бы ты не поборолъ меня, внушивъ мнѣ опасеніе, что вернешься къ ней… Однако, не будемъ больше говорить объ этомъ! Скажи, Джудъ, согласенъ ты отпустить меня? А пока — простимся, Джудъ, уходи къ себѣ!

— Какъ? Я не могу даже остаться переночевать? Ахъ, Сусанна, жена моя…

— Нѣтъ, нѣтъ — не жена!.. Я въ твоихъ рукахъ, Джудъ, — не тяни же меня назадъ, благо я ушла отъ своихъ прежнихъ взглядовъ.

— Хорошо, я исполню твое приказаніе… Боже мой, какой я былъ эгоистъ! Можетъ быть я погубилъ одно изъ глубочайшихъ и честнѣйшихъ чувствъ, когда-либо существовавшихъ между мужчиной и женщиной!..

Онъ подошелъ къ кровати и сбросилъ съ нея на полъ свою подушку. Сусанна смотрѣла на него, и склонившись у изголовья, тихо плакала.

— Ты не понимаешь, что это дѣло моей совѣсти, а вовсе не отвращеніе къ тебѣ! проговорила она, рыдая. — Ну, прощай Джудъ, прощай…

— Прощай, — уныло повторилъ онъ.

По ея просьбѣ, онъ обнялъ ее и поцѣловалъ ея заплаканное лицо. И оба они молчали, пока она ни повторила: — Прощай! При этомъ она деликатно отклонилась и, чтобы смягчить горе разлуки, сказала: — Мы останемся такими-же хорошими друзьями, Джудъ, не правда-ли? И по временамъ будемъ встрѣчаться. Забудемъ все это, и постараемся быть такими, какими были давно, давно…

Джудъ не промолвилъ ни слова. Онъ вышелъ и спустился съ лѣстницы.

IV.

Спустя нѣсколько дней по одному изъ дальнихъ предмѣстій Кристминстера молодая женщина направлялась къ дому, въ которомъ помѣстился теперь Джудъ Фолэ. Робкій стукъ послышался у двери его жилища.

Былъ вечеръ и потому онъ оказался дома; точно по вдохновенію онъ вскочилъ на стукъ и бросился самъ къ двери.

— Не желаете-ли пройтись со много? Я не хотѣла бы входить. Мнѣ надо поговорить съ вами и пройти вмѣстѣ на кладбище.

Слова эти произносили дрожащія уста Сусанны. Джудъ надѣлъ шляпу.

— Вамъ не безопасно выходить, предупредилъ онъ. — Но если вы не хотите входить…

— Да, не хочу. Я не задержу васъ долго.

Джудъ былъ слишкомъ взволнованъ, чтобы рѣшиться заговорить первымъ. Ей тоже разстроенные нервы не давали сосредоточиться и овладѣть собою, и они довольно долго шли среди нависшаго тумана, подобно тѣнямъ, безъ звука и жеста.

— Я хочу заявить вамъ сама, — вдругъ заговорила она неровнымъ, обрывавшимся голосомъ, — чтобы вы не узнали объ этомъ стороною. Я возвращаюсь опять къ Ричарду. Онъ такъ великодушно согласился простить мнѣ все. Онъ узналъ о нашемъ разрывѣ и прислалъ мнѣ очень милое письмо, изъ Мэригрина.

— Возвращаетесь?

Ошеломленный этимъ неожиданнымъ заявленіемъ, бѣдный Джудъ началъ горячо протестовать, что то доказывать, въ чемъ-то увѣрять… Но Сусанна была непреклонна, и какъ-бы въ утѣшеніе предложила ему принять обратно Арабеллу, отплатить ей добромъ за зло и пожалѣть ее, несчастную женщину, желающую исправиться.

Джудъ безнадежно покачалъ головою. Глаза его были влажны. Горе видимо разстроило ея способность разсуждать.

— Все это одинъ вздоръ, — проговорилъ онъ рѣзко. — Это фальшь, развратъ и больше ничего! Я теряю всякое терпѣніе. Развѣ вы любите его? Сами знаете, что нѣтъ! Это будетъ какая-то фанатическая проституція, да, прости, Господи, мое согрѣшеніе — вотъ что будетъ изъ этого!

— Я не люблю его — это правда, въ которой я признаюсь со всей глубиною раскаянія! Но чувство придетъ со временемъ. Видите, я призналась вамъ во всемъ. Я не ожидала, что вы будете такъ грубы со мной за это! Я хотѣла просить…

— Отпустить васъ?

— Нѣтъ. Прислать мнѣ мои вещи, если можете.

— Отчего же, — я пришлю. Но развѣ онъ не пріѣдетъ за вами — или не желаетъ снизойти до этого?

— Я сама не допущу. Я иду къ нему добровольно, какъ добровольно и ушла отъ него… Джудъ, я должна проститься съ вами! Но мнѣ хотѣлось, чтобы вы прошли со много на кладбище. Пусть наша разлука состоится тамъ — въ виду моихъ дѣтей, умершихъ для моего вразумленія.

Они повернули по направленію къ кладбищу. Подойдя къ своей могилкѣ, они остановились.

— Вотъ здѣсь мнѣ хочется разстаться, — сказала она.

— Да будетъ такъ! — проговорилъ Джудъ.

— Не считайте меня безсердечной изъ-за того, что я дѣйствовала по убѣжденію. Ваша безкорыстная преданность мнѣ безпримѣрна, Джудъ! Ваше общественное паденіе, если вы и пали, скорѣе въ пользу вамъ, нежели въ укоризну. Вспомните, что лучшіе и величайшіе характеры въ человѣчествѣ суть тѣ, которые не ищутъ мірскихъ благъ. Всякій человѣкъ, преуспѣвающій въ жизни, болѣе или менѣе эгоистъ. Падаетъ только несчастный… «Любовь не ищетъ своего». Этотъ священный стихъ пусть будетъ всегда напоминать намъ нашу любовь, и на немъ мы разстанемся друзьями. Безсмертныя слова будутъ ярко горѣть человѣчеству, когда исчезнетъ вся приставшая къ нему внѣшняя обрядность… Не будемъ умствовать. Прощайте, Джудъ, мой собратъ по грѣху и мой вѣрный добрый другъ!

— Прощай, моя непонятная жена, прощай! — откликнулся Джудъ…

Въ этотъ вечеръ они разстались.

V.

На слѣдующій день обычный туманъ все еще застилалъ городъ. Едва было можно различить въ этой мглѣ маленькую фигурку Сусанны, шедшей на станцію желѣзной дороги.

Джуду не хотѣлось въ это утро идти на работу и онъ вышелъ въ такомъ направленіи, чтобы не встрѣтиться съ Сусанной. Вскорѣ онъ направился къ такимъ трущобамъ и вертепамъ, гдѣ еще никогда не бывалъ, и гдѣ царили вопіющая нищета и всевозможныя болѣзни. Ему хотѣлось развѣять свою тоску…

На другой день, на окраинахъ Кристминстера — далеко отъ прежней квартиры Джуда, въ дождливый вечеръ Арабелла въ поношенномъ бѣдномъ платьѣ разговаривала съ Джудомъ, на крыльцѣ теперешняго его жилища.

— Я одинока, въ нуждѣ и безъ крова — вотъ что я теперь! — говорила она. — Отецъ выгналъ меня изъ дома, обобравъ весь мой заработокъ, и я брошена на произволъ судьбы.

Она стала умолять Джуда взять ее къ себѣ и помочь ей.

Джудъ сначала всячески отклонялъ ея просьбу. Не послѣ долгихъ упрашиваній онъ уступилъ ей маленькую комнатку подлѣ своего номера, и то на нѣсколько дней, пока она не помирится съ отцомъ. Вскорѣ Арабеллѣ понадобилось съѣздить за своими вещами въ Мэригринъ, откуда она привезла Джуду сообщеніе о полномъ примиреніи Сусанны съ Филлотсономъ, которое было уже закрѣплено благословеніемъ пастора. Вернувшись, Арабелла не нашла его въ номерѣ, и предположивъ, что онъ загулялъ, отправилась искать его. Она нашла его, дѣйствительно, въ одномъ изъ кабачковъ, уже порядочно охмѣлѣвшимъ. Рѣшивъ, что въ этомъ видѣ неудобно вести его въ гостинницу, она уговорила его идти на ночлегъ къ ея отцу. Вести его пришлось съ трудомъ, такъ какъ онъ былъ не твердъ на ногахъ. Дорогою Джудъ все фантазировалъ, вспоминалъ о Сусаннѣ и восторгался его.

Наконецъ, они пришли къ домику ея отца. Арабелла тихо отворила дверь и они очутились въ потемкахъ.

— Погоди, я не найду спичекъ, Джудъ; но это ничего, иди за мною, только, пожалуйста, потише.

— Темно, хоть глазъ выколи, — шепталъ Джудъ.

— Давай сюда руку, я проведу. Вотъ такъ. Теперь сядь, я тебя разую. Мнѣ не хочется будить отца…

Она разула его. — Теперь, — шепнула она, — держись за меня хорошенько. Первая ступенька, вторая ступенька…

— Но развѣ мы въ нашемъ старомъ домѣ? — спросилъ опьянѣвшій Джудъ… Ужъ сколько лѣтъ я въ немъ не былъ. Эй! А гдѣ мои книги? Вотъ что я желаю знать!

— Мы въ моемъ домѣ, милый, гдѣ никто не будетъ смѣяться надъ твоимъ состояніемъ. Сюда — третья ступенька, четвертая ступенька — ну, вотъ, теперь вошли.

На другое утро Арабелла сообщила отцу о своемъ неожиданномъ гостѣ, и на свой страхъ рѣшилась прибавить, что онъ намѣренъ съ него опять сойтись и жить вмѣстѣ. Потомъ она зашла въ его комнатку и нашла его въ угнетенномъ состояніи духа. Его смущала мысль, что подумаютъ о немъ въ гостинницѣ. Добрая Арабелла вызвалась сходить туда и все устроить. — А то, не поручите ли вы мнѣ расплатиться за номеръ, — продолжала она, — чтобы хозяева не подумали, что вы сбѣжали? — Джудъ, конечно, согласился и передалъ въ ея распоряженіе свой портмонэ. Не прошло и полчаса, какъ Арабелла вернулась изъ гостинницы съ его вещами.

Желая поскорѣе разогнать тоску Джуда и привести его въ настроеніе, болѣе соотвѣтствующее ея дальнѣйшимъ видамъ, Арабелла дня черезъ три задумала устроить у себя пирушку, на которую и пригласила, кромѣ знакомыхъ отца, и прежнихъ трактирныхъ пріятелей Джуда.

Пирушка вышла на славу. Много пили, провозглашали тосты, веселье затянулось до бѣлаго свѣта. Вся компанія была замѣтно навеселѣ. Выбравъ удобный моментъ, Арабелла объявила гостямъ, что она и Джудъ рѣшились завязать вновь свой брачный узелокъ, такъ какъ не могли жить другъ безъ друга, и вотъ, когда настанетъ утро, они отправятся къ пастору съ заявленіемъ о своемъ желаніи примириться и жить вмѣстѣ.

Джудъ былъ ошеломленъ. Сначала онъ протестовалъ самымъ рѣшительнымъ образомъ, но вскорѣ, подавленный энергическими доводами Арабеллы и ея отца, которые увѣряли, что за эти дни онъ неоднократно повторялъ обѣщаніе возстановить бракъ съ Арабеллой, и упрекали его въ неблагодарности за оказанное ему гостепріимство, Джудъ подался.

Дождавшись полнаго утра, парочка отправилась сдѣлать формальное заявленіе.

VI.

Вскорѣ послѣ описаннаго, Джудъ и его жена Арабелла заняли квартиру въ верхнемъ этажѣ дома, поближе къ центру города.

Впродолженіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ новой жизни онъ имѣлъ изрѣдка работу, но здоровье его не поправлялось, а въ послѣднее время ему стало совсѣмъ плохо. Онъ сидѣлъ въ креслѣ передъ каминомъ и кашлялъ.

— Однако, выгодную аферу я сдѣлала, сойдясь съ тобою! — говорила Арабелла. — Придется опять дѣлать колбасы и сосиски и бѣгать съ ними по улицамъ, чтобъ содержать инвалида-мужа. Почему ты не берегъ своего здоровья, когда жилъ съ другою? Ты былъ здоровый малый, когда я выходила за тебя замужъ.

Въ подобныхъ случаяхъ Джудъ отдѣлывался шуточками. Такого рода разговоры происходили между ними ежедневно.

Между тѣмъ Джуду становилось все хуже. Однажды, послѣ долгаго колебанія, онъ попросилъ Арабеллу исполнить для него одно порученіе. Она равнодушно спросила его, что надо.

— Написать Сусаннѣ. Мнѣ хочется узнать, какъ она поживаетъ и не можетъ-ли навѣстить меня, такъ-какъ я боленъ и хочу повидать ее въ послѣдній разъ.

— Вотъ это похоже на тебя — оскорблять жену подобными просьбами!

— Наоборотъ, изъ желанія не оскорбить тебя я и обращаюсь съ этой просьбой. Ты знаешь, что я люблю Сусанну. Я не желаю маскироваться. Мнѣ не трудно было-бы послать письмо и безъ твоего вѣдома. Но съ тобою и ея мужемъ я желаю дѣйствовать на чистоту. Пожалуйста, напиши, Арабелла! — умолялъ онъ. — Заплати великодушіемъ за мою простоту!

— Да она вовсе не интересуется видѣть тебя. Она, какъ крыса, предвидѣла крушеніе корабля!

— Не смѣй такъ говорить! — закричалъ взбѣшенный Джудъ, бросаясь на Арабеллу.

Онъ закашлялся страшнѣйшимъ образомъ и растянулся, блѣдный, какъ мертвецъ.

— Пожалуй, я приглашу ее, — пробормотала Арабелла, — если ты согласенъ, чтобы я находилась съ тобой все время, что она будетъ здѣсь.

Жгучее желаніе видѣть Сусанну не позволило ему протестовать противъ такого наглаго требованія, и онъ отвѣтилъ, задыхаясь:

— Хорошо… Только пригласи, ради Бога!

Вечеромъ онъ спросилъ, написала-ли она.

— Да, отвѣтила она, — я сообщаю въ письмѣ о твоей болѣзни и прошу ее пріѣхать завтра или послѣ-завтра. Только я еще не отправила письма.

На другой день Джудъ не хотѣлъ переспрашивать ее о письмѣ, но какая-то безумная надежда заставляла его мучиться ожиданіемъ. Онъ зналъ часы приходящихъ поѣздовъ и жадно прислушивался. Но ея не было.

Онъ надѣялся и ждалъ весь слѣдующій день. Сусанна не появлялась. Не приходило и письменнаго отвѣта. Тогда Джудъ рѣшилъ про себя, что Арабелла обманула его. Его физическая слабость была такъ велика, что съ досады онъ плакалъ, какъ ребенокъ, когда Арабелла не могла видѣть его слезъ. Больше онъ не говорилъ ей ни слова ни о своемъ желаніи, ни о догадкѣ. Въ немъ созрѣло безмолвное рѣшеніе, придавшее ему если не твердости, то рѣшимости и спокойствія.

Разъ какъ-то днемъ, когда послѣ долгаго отсутствія Арабелла вошла въ комнату, она застала его кресло пустымъ.

Проливной дождь шелъ все утро, и глядя изъ окна на его потоки, трудно было повѣрить, что больной человѣкъ рѣшится въ такую погоду выйти почти на вѣрную смерть. Но Джудъ, дѣйствительно, катилъ въ это время по желѣзной дорогѣ и въ четвертомъ часу былъ уже у знакомаго колодца въ Мэригринѣ. Дождь никого не выпускалъ изъ дому. Джудъ прошелъ по лужайкѣ, никѣмъ не замѣченный, къ церкви и нашелъ ее открытой. Здѣсь онъ остановился, поглядывая на школу, откуда вскорѣ вышелъ небольшой мальчикъ — вѣроятно отпущенный до окончанія уроковъ. Джудъ подозвалъ его жестомъ и попросилъ вернуться въ школу и, вызвавъ мистриссъ Филлотсонъ, попросить ее зайти на минутку въ церковь.

Мальчикъ побѣжалъ исполнить порученіе, а Джудъ пошелъ въ знакомую церковь, гдѣ все ему показалось ново. Вскорѣ послышались легкіе шаги, едва слышные за проливнымъ дождемъ. Онъ обернулся.

— Ахъ, Джудъ! — вотъ я не ожидала…

Истерическій припадокъ удушья схватилъ Сусанну за горло. Джудъ бросился къ ней, но она быстро оправилась и пошла назадъ.

— Не уходите, не уходите! — умолялъ онъ. — Это мое послѣднее посѣщеніе! Я не рѣшился войти въ вашъ домъ и никогда ужъ больше не явлюсь. Не будьте безжалостны, Сусанна.

— Хорошо, я останусь, я не хочу быть невѣжливой! — проговорила она. Губы ея дрожали и по щекамъ текли слезы, когда она позволила ему приблизиться къ себѣ.

— Но зачѣмъ вы пріѣхали и сдѣлали порочное дѣло послѣ совершенія вами дѣла праваго и похвальнаго?

— О какомъ правомъ дѣлѣ вы говорите?

— О примиреніи съ Арабеллой. Она вѣдь никогда никому не принадлежала, кромѣ васъ, Джудъ.

— Неужели я затѣмъ только и пріѣхалъ, чтобъ выслушать этотъ вздоръ? Боже ты мой! Въ моей жизни ничего нѣтъ болѣе позорнаго, безнравственнаго и фальшиваго, чѣмъ этотъ новый союзъ, который вы называете правымъ дѣломъ! Да и вы тоже — вы называетесь женою Филлотсона! А на самомъ дѣлѣ вы не его, а моя жена!

— Не заставляйте меня убѣжать отъ васъ — я не въ силахъ болѣе выносить!.. Я и боролась, и каялась, и постилась, и молилась… Я почти достигла полнаго порабощенія плоти духу. И вы не должны… слышите ли… не должны пробуждать во мнѣ…

— О, я не буду спорить, потому что знаю, что женщина въ вашемъ состояніи чувствъ глуха ко всѣмъ доводамъ!

— Какъ вы можете быть такимъ жестокимъ! Вы оскорбляете меня, Джудъ! Уходите отъ меня!

Она быстро повернулась отъ него.

— Я уйду, и никогда не приду больше, хотя бы и имѣлъ на это силы, на что уже нѣтъ надежды… Сусанна, Сусанна, вы не стоите любви мужчины!

Грудь ея волновалась.

— Я не позволю вамъ говорить такія вещи! — воскликнула она, и остановивъ на немъ пристальный взглядъ, рѣшительно обернулась къ нему.

— Не презирайте, не презирайте меня, поцѣлуйте меня, скажите что я не подлая обманщица, — я не вынесу такого упрека!

Она бросилась къ нему и осыпала его несчетными поцѣлуями.

— Я должна признаться тебѣ, — продолжала она, — да должна, мой возлюбленный, безцѣнный Джудъ! Вѣдь это примиреніе было для меня только обрядностью…

— Сусанна! — отвѣтилъ онъ, задыхаясь отъ волненія и крѣпко сжимая ее въ своихъ объятіяхъ. — Если горе можетъ знать счастіе, то теперь я переживаю минуту дивнаго блаженства! Теперь во имя всего святого, скажи мнѣ правду, только истинную правду. Любишь-ли еще ты меня?

— Люблю-ли! Ты это знаешь слишкомъ хорошо. Но я не должна любить — не должна отвѣчать на твои поцѣлуи.

— Погоди, Сусанна, выслушай мою послѣднюю мольбу. Мы оба съ тобой сдѣлали нашъ послѣдній шагъ въ порывѣ безумія. Меня для этого напоили. На тебя нашло какое-то умственное затменіе.. Сбросимъ же съ себя ярмо ошибки, убѣжимъ прочь отсюда, вмѣстѣ!

— Нѣтъ, Джудъ! Зачѣмъ ты соблазняешь меня! Пора… Не провожай меня… Пожалѣй, оставь меня!

Сусанна отошла въ дальній конецъ церкви, а онъ, накрывшись плэдомъ, сейчасъ же вышелъ вонъ. Когда Джудъ проходилъ по парапету церкви, она слышала еще его кашель, заглушаемый шумомъ дождя, бившаго въ окна, и чуть было не побѣжала къ нему. Но овладѣвъ собою, опустилась на колѣни.

Между тѣмъ Джудъ, выйдя на лужайку, бросилъ послѣдній взглядъ на храмъ, въ которомъ находилась Сусанна, въ полной увѣренности, что ему никогда уже не видать этого мѣста.

Въ Кристминстеръ онъ добрался не ранѣе десяти часовъ.

VII.

На платформѣ его встрѣтила Арабелла. Ея взглядъ смѣрилъ его съ головы до ногъ.

— Ты ѣздилъ на свиданіе съ нею? — спросила она.

— Да, повидаться, — проговорилъ Джудъ, шатаясь отъ лихорадки и усталости.

Дорогой вода текла съ него ручьями и онъ принужденъ былъ прислоняться къ стѣнѣ, когда его душили приступы кашля.

— Ты это нарочно простудился! вѣдь это-же самоубійство!

— Да.

— Хорошо, нечего сказать! Убивать себя изъ-за женщины.

— Послушай, Арабелла. Ты считаешь себя сильнѣе меня, и это въ физическомъ отношеніи теперь вѣрно. Ты можешь свалить меня, какъ какую-нибудь кеглю. За то въ другомъ смыслѣ я не такъ слабъ, какъ ты думаешь. Ты въ тотъ разъ не послала письма, о которомъ я просилъ тебя, я и рѣшилъ, что человѣкъ, прикованный къ своей комнатѣ воспаленіемъ легкихъ, у котораго осталось въ этомъ мірѣ два желанія: увидать любимую женщину и затѣмъ умереть, можетъ отлично осуществить оба эти желанія однимъ ударомъ. Я такъ и поступилъ. Я видѣлъ ее въ послѣдній разъ и покончилъ съ собою — положилъ конецъ безумной жизни, которой никогда не слѣдовало начинаться!

— Боже мой! какія нелѣпости ты говоришь! Не хочешь-ли зайти напиться чего-нибудь теплаго?

— Нѣтъ, спасибо. Пойдемъ домой.

Когда они проходили между безмолвныхъ коллэджей, Джудъ остановился и принялся съ жаромъ фантазировать и что-то говорить въ пространство.

— Какой ты въ самомъ дѣлѣ чудакъ! — замѣтила съ досадой Арабелла. — Какіе тутъ философы да доктора тебѣ мерещатся! Здѣсь, слава Богу, не видать ни живой, ни мертвой души, кромѣ проклятаго полисмена! Я еще никогда не видала такихъ безлюдныхъ улицъ.

Джудъ все продолжалъ нести какую-то ученую чепуху, пересыпанную собственными именами.

— Пойдемъ, пойдемъ, — уговаривала его Арабелла, — дома я буду ухаживать за тобой.

— Хорошо. Дома мнѣ будетъ лучше, а то я чувствую пронизывающую сырость и холодъ, точно меня захватываютъ челюсти смерти… Слушай, Арабелла, когда я умру, ты увидишь, какъ душа моя будетъ летать въ этихъ самыхъ мѣстахъ…

Арабелла съ трудомъ довела его до дому.

VIII.

Лицо Джуда теперь такъ отощало и осунулось, что старые друзья едва-ли узнали-бы его. Былъ полдень, когда Арабелла, окончивъ долгую возню съ подвивкой волосъ и одѣвшись, взглянула на Джуда. Казалось, больной спалъ. Арабелла, въ шляпкѣ и перчаткахъ, присѣла, какъ бы ожидая кого-то себѣ на смѣну.

Съ улицы доносились разные звуки, напоминавшіе, что въ городѣ большой праздникъ. Колокола загудѣли на колокольняхъ, и въ открытое окно то и дѣло влетали, кружась надъ изголовьемъ Джуда, разные объявленія, рекламы и билетики. — Чтожъ это отецъ не идетъ, въ самомъ дѣлѣ! — подумала Арабелла.

Она опять посмотрѣла на Джуда, критически измѣряя его убывающую жизнь, какъ она часто дѣлала это въ послѣднее время, и взглянувъ на его часы, нетерпѣливо встала. Онъ продолжалъ спать, и Арабелла, принявъ свое рѣшеніе, тихо вышла изъ комнаты, такъ же тихо затворила дверь и спустилась съ лѣстницы.

Былъ безоблачный, очаровательный день. Выйдя изъ дома, Арабелла скоро очутилась среди праздничной толпы. Она глядѣла на вереницу экипажей и на веселую молодежь обоего пола, спѣшившую на концертъ. Могучіе звуки оркестра разносились далеко въ тишинѣ воздуха и влетали въ комнату, гдѣ лежалъ Джудъ. Новый приступъ ужаснаго кашля разбудилъ его.

Сдѣлавъ усиліе, онъ пробормоталъ съ закрытыми глазами: — Воды, пожалуйста!

Но голосъ его замеръ безъ отвѣта въ пустой комнатѣ, и онъ опять закашлялся до изнеможенія, проговоривъ еще болѣе слабо: — Воды, глотокъ воды, ради Бога, Сусанна… Арабелла!

Комната попрежнему была безмолвна. Вдругъ онъ простоналъ опять:

— Душитъ… воды, Сусанна, ангелъ мой, ради Бога!

Но никто не внималъ его мольбамъ, и только звуки оркестра слабые, какъ жужжаніе пчелы, попрежнему вносились въ комнату. Веселые крики и ура неслись со стороны рѣки. Лицо Джуда преобразилось. Онъ тихо шепталъ какіе-то длинные монологи, погружаясь въ воспаленный бредъ…

---

Между тѣмъ Арабелла, вернувшись взглянуть на больного, встрѣтилась на крыльцѣ съ двумя товарищами Джуда по каменной работѣ.

— А мы собрались пройти къ рѣкѣ, — сказалъ одинъ изъ нихъ, — посмотрѣть на гонку шлюпокъ, и вотъ по пути зашли узнать о здоровьѣ вашего мужа.

— Благодарю васъ, онъ преспокойно спитъ, — отвѣтила Арабелла.

— Ну, и отлично. А не можете-ли вы, мистрисъ Фолэ, дать себѣ полчасика отдыха и прогуляться вмѣстѣ съ нами?

— Съ удовольствіемъ, — отвѣтила Арабелла, — я никогда не видѣла гонокъ, а слышала, что это очень забавная штука.

— Такъ идемте!

— Ужасно хочется! — повторила она, нетерпѣливо поглядывая на улицу. — Только погодите минутку, я сбѣгаю посмотрѣть его. Отецъ, вѣроятно, съ нимъ, и мнѣ можно будетъ отлучиться.

Арабелла вошла въ домъ. Домашнихъ никого не было; всѣ, конечно, ушли смотрѣть на рѣчную процессію. Отца она тоже не застала при больномъ. Впрочемъ, взглянувъ на кровать, она успокоилась, увидѣвъ Джуда спящимъ, хотя онъ сползъ съ высокихъ подушекъ и лежалъ, вытянувшись плашмя. Но вглядѣвшись попристальнѣе, она вздрогнула и подошла къ кровати. Лицо его было блѣдно и неподвижно. Руки были холодныя, хотя тѣло еще сохраняло теплоту. Она прислушалась къ груди. Сердце, бившееся всего тридцать лѣтъ, замерло навѣки.

Послѣ перваго тревожнаго сознанія случившейся катастрофы, когда доносившіеся съ рѣки нѣжные звуки оркестра коснулись ея слуха, она пробормотала съ раздраженіемъ: — Не нашелъ другого времени, чтобы умереть. — Потомъ, послѣ минутнаго раздумья, она попрежнему тихо затворила за собою дверь и вышла на подъѣздъ.

— Вотъ она! — сказалъ одинъ изъ рабочихъ. — А мы уже сомнѣвались, придете-ли вы. Теперь живо маршъ, чтобы захватить хорошее мѣстечко… Ну, что онъ? Все еще спитъ.

— Спитъ… Не проснется, — скороговоркой добавила она.

Они пошли за толпой и, перейдя мостъ, вскорѣ очутились на пыльной, знойной набережной, запруженной громадною толпою. Только они успѣли придти, какъ тронулась длинная процессія шлюпокъ. Звучные удары веселъ гулко отдавались по рѣкѣ.

— Ахъ, какая прелесть! Какъ я рада, что попала сюда, — все кликнула Арабелла.

На другой сторонѣ рѣки на лодкахъ, переполненныхъ праздничнымъ народомъ, виднѣлись лица женщинъ и дѣвушекъ, разряженныхъ въ зеленый, розовый, синій и бѣлый цвѣта. Синій флагъ мѣстнаго яхтъ-клуба означалъ центръ общаго иптереса, и здѣсь же, вблизи, военный оркестръ въ красныхъ мундирахъ увеселялъ публику тѣми звуками, которые Арабелла слышала у одра смерти. Студенты всѣхъ наименованій въ лодкахъ съ своими дамами сновали взадъ и впередъ по рѣкѣ.

---

Спустя два дня, когда небо было такъ же безоблачно и воздухъ такъ же тихъ, двѣ женщины стояли по сторонамъ открытаго гроба Джуда, въ той же маленькой спальнѣ, гдѣ онъ скончался. Съ одной стороны — Арабелла, съ другой — старушка Эдлинъ, сосѣдка Филлотсоновъ по Мэригрину, знавшая Джуда съ дѣтства. Обѣ онѣ пристально смотрѣли въ лицо покойника, и глаза мистрисъ Эдлинъ были красны.

— Какъ онъ хорошъ! — проговорила она.

— Да. Красивое тѣло, — отвѣтила Арабелла.

Въ окно доносились веселые голоса молодежи.

— Что это за шумъ? — проворчала старушка.

— Да вѣдь знаете, праздникъ эти дни, молодые люди веселятся.

— Да, — отвѣтила вздохнувъ Эдлинъ. — Молодые, съ здоровыми легкими, не то, что нашъ покойный.

Снова раздался ликующій перезвонъ колоколовъ, наполняя своими звуками эту убогую, скорбную комнатку.

Взглядъ Арабеллы перешелъ съ Джуда на мистрисъ Эдлинъ.

— Какъ вы думаете, придетъ она? — спросила Арабелла.

— Не знаю, что вамъ сказать. Она поклялась, что больше не увидитъ его.

— Какова она изъ себя теперь?

— Истощала и постарѣла ужасно съ тѣхъ поръ, какъ вы видѣли ее въ послѣдній разъ. Вотъ что сдѣлалъ съ нею мужъ — она и теперь не можетъ выносить его!

— Еслибъ Джудъ былъ живъ и увидалъ ее, то, вѣроятно, не интересовался-бы ею больше.

— Бѣдняжечка! Будемъ вѣрить, что она нашла себѣ прощеніе. Она говоритъ, что обрѣла миръ!

— Она можетъ увѣрять въ этомъ, сколько хочетъ, но это не правда! — возразила Арабелла. — Она никогда не знала мира съ тѣхъ поръ, какъ вышла изъ объятій Джуда, и никогда не узнаетъ его, пока останется такою, какова теперь.

КОНЕЦЪ.

"Сѣверный Вѣстникъ", №№ 4—9, 1897