Джонъ Стюартъ Милль. Утилитаріанизмъ. О свободѣ. Переводъ съ англійскаго Л. Н. Невѣдомскаго. Спб 1866—1869.
Въ одномъ мѣстѣ своего изслѣдованія о свободѣ, Милль говоритъ: «какъ скоро люди достигаютъ такого состоянія, что становятся способна развиваться черезъ свободу — а такого состоянія давно уже достигли всѣ народы, которыхъ можетъ касаться наше изслѣдованіе» и т. д. Разумѣлъ ли великій англійскій мыслитель при этомъ и насъ — мы не знаемъ, но вотъ что мы должны замѣтить: русскій переводъ двухъ его изслѣдованій, объ утилитаризмѣ и о свободѣ, былъ напечатанъ въ 1866 году и не дозволенъ къ выпуску Можемъ ли мы, на этомъ основаніи, утверждать, что въ 1866 г. мы не принадлежали еще къ народамъ, которые способны развиваться черезъ свободу? Во всякомъ случаѣ, дна года тому назадъ насъ еще считали неспособными и ждали того момента, когда мы сдѣлаемся способны. Прошло немного болѣе двухъ лѣтъ, и сочиненіе Милля, съ нѣкоторыми пропусками, освобождается изъ-подъ ареста и дѣлается достояніемъ читающей русской публики Можемъ ли мы заключить изъ этого, что въ теченіи двухъ лѣтъ мы, наконецъ, достигли той степени цивилизаціи, при которой получили способность развиваться черезъ свободу? Надо полагать, что можемъ; вмѣстѣ съ тѣмъ, мы можемъ поздравить себя, что ростемъ такъ чрезвычайно быстро.
Милль считаетъ себя первымъ, который ввелъ въ употребленіе слово «утилитаріанизмъ» или «утилитаризмъ». Въ понятіи массы читателей это слово легко мѣшается съ матеріализмомъ, такъ какъ масса болѣе склонна судить поверхностно, чѣмъ углубляться въ предаетъ Что это въ самомъ дѣлѣ за ученіе, которое признаетъ мѣриломъ добра и зла — пользу? Не есть ли это самый грубый эгоизмъ, приводящій всѣ требованія жизни къ удовлетворенію того, что человѣкъ можетъ считать пользой. Все дѣло, однако, заключается въ томъ, что должно разумѣть подъ именемъ пользы? Утилитаристы считаютъ свое ученіе теоріей счастья. Все, что человѣкъ желаетъ, желательно ему потому, что или желаемое само заключаетъ въ себѣ конечную цѣль, или служитъ средствомъ для достиженія конечной цѣли, а эта конечная цѣль есть существованіе, наивозможно богатое наслажденіями, какъ количественно, такъ и качественно. Цѣль эта кладется утилитаризмомъ какъ основный принципъ нравственности, которая можетъ быть опредѣлена слѣдующимъ образомъ: такія правила для руководства человѣку въ его поступкахъ, чрезъ соблюденіе которыхъ доставляется всему человѣчеству существованіе наивозможно свободное отъ страданій и наивозможно богатое наслажденіями, — и притомъ не только человѣчеству, во, насколько это допускаетъ природа вещей, и всякой твари, которая только имѣетъ чувство. Истинный духъ утилитарной доктрины заключается въ ученіи Іисуса Христа: дѣлай другому, что желаешь, чтобы тебѣ самому дѣлали; люби ближняго, какъ самого себя. «Какъ средство приблизиться сколько возможно къ этому идеалу, говоритъ Милль, — утилитаріанскій принципъ требуетъ во-первыхъ, чтобъ въ обществѣ существовали такіе законы и такія учрежденія, которыя бы приводили въ наивозможно большую гармонію индивидуальное счастіе, или, какъ это обыкновенно говорится, индивидуальные интересы, съ общими интересами для всѣхъ, — и во-вторыхъ, чтобы воспитаніе и общественные мнѣніе, которыя имѣютъ столь громадное вліяніе на образованіе человѣческихъ характеровъ, напечатлѣвали въ умѣ каждаго индивидуума, что его точное счастіе неразрывно связано со счастіемъ всѣхъ, и возможно для него только при томъ условіи, если онъ въ своихъ поступкахъ будетъ руководствоваться такими правилами, которыя имѣютъ цѣлью достиженія общаго счастія. Однимъ словомъ, утилитаріанскій принципъ требуетъ, чтобъ каждый индивидуумъ былъ доведенъ до сознанія, что его собственное счастье для него невозможно, если его поступки будутъ противорѣчіе общему счастію, — онъ требуетъ, чтобъ стремленіе къ общему счастію сдѣлалось обычнымъ мотивомъ поступковъ каждаго индивидуума, и чтобъ этотъ мотивъ имѣлъ широкое и преобладающее значеніе въ человѣческой жизни».
Издатель поступилъ совершенно раціонально, соединивъ въ одной книгѣ два, отдѣльно изданныя въ Англіи сочиненія Милля: они имѣютъ между собою глубокую внутреннюю связь. Если принципъ утилитаризма требуетъ общаго счастія, то счастіе достижимо паи возможно широкимъ развитіемъ человѣчества, а это развитіе немыслимо безъ свободы. Являясь горячимъ противниковъ тираніи, въ какомъ бы видѣ она ни являлась, въ видѣ ли одного деспота, въ видѣ ли тираніи самодержавія народа и общественнаго мнѣнія, Милль строитъ принципъ свободы на основаніяхъ самыхъ широкихъ. «Не свободно то общество, говоритъ онъ, какая бы ни была его форма правленія, въ которомъ индивидуумъ не имѣетъ свободы мысли и слова, свободы жить, какъ хочетъ, свободы ассоціаціи, — и только то общество свободно, въ которомъ всѣ эти виды индивидуальной свободы существуютъ абсолютно и безразлично одинаково для всѣхъ его членовъ. Только такая свобода и заслуживаетъ названія свободы, когда мы можемъ совершенно свободно стремиться къ достиженію того, что считаемъ для себя благомъ, и стремиться тѣми путями, какіе признаемъ за лучшіе, — съ тѣмъ только ограниченіемъ, чтобъ наши дѣйствія не лишали другихъ людей ихъ блага, или не препятствовали бы другимъ людямъ въ ихъ стремленіяхъ къ его достиженію…. Предоставляя каждому жить такъ, какъ онъ признаетъ за лучшее, человѣчество вообще гораздо болѣе выигрываетъ, чѣмъ принуждая каждаго жить такъ, какъ признаютъ за лучшее другіе». Онъ требуетъ безусловной свободы мнѣній, свободы совѣсти, свободы сходокъ и проч. «Я отрицаю, говоритъ онъ, чтобы самъ народъ имѣлъ право какимъ бы то ни было образомъ стѣснять свободу выраженія мнѣній, чрезъ посредство ли правительства, или какъ нибудь иначе; я утверждаю, что такого права вовсе не существуете — что его одинаково не имѣютъ никакія правительства, ни самыя лучшія, ни самыя худшія, какія бы то ни было. Когда это мнимое право примѣняется на дѣлѣ вслѣдствіе требованія общественнаго мнѣнія, то это не только не менѣе вредно, но даже еще болѣе вредно, чѣмъ когда оно примѣняется вопреки общественному мнѣнію. Если бы весь родъ человѣческій за исключеніемъ только одного индивидуума былъ извѣстнаго мнѣнія, а этотъ индивидуумъ былъ мнѣнія противнаго, то и тогда все человѣчество имѣло бы не болѣе права заставить молчать этого индивидуума, чѣмъ какое бы имѣлъ и самъ индивидуумъ заставить молчать все человѣчество, еслибъ имѣлъ на то возможность… Особенное качество дѣйствій, нарушающихъ свободу слова, состоитъ въ томъ, что они во всякомъ случаѣ составляютъ воровство во отношенію ко всему человѣчеству, какъ къ будущимъ, такъ и къ настоящимъ поколѣніямъ, какъ по отношенію къ тѣмъ, кто усвоилъ бы себѣ преслѣдуемое мнѣніе, такъ и по отношенію къ тѣмъ, кто бы его отвергъ. Если мнѣніе правильно, то запрещать выражать его значить запрещать людямъ знать истину и препятствовать имъ выдти изъ заблужденія; если же мнѣніе неправильно, то препятствовать свободному его выраженію значитъ препятствовать достиженію людьми не меньшаго блага, чѣмъ въ первомъ случаѣ, а именно: болѣе яснаго уразумѣнія истины и болѣе глубокаго въ ней убѣжденія, какъ это обыкновенно имѣетъ своимъ послѣдствіемъ всякое столкновеніе истины съ заблужденіемъ».
Развивъ съ обычной своей логикой всѣ эти намѣренія въ теоріи, Милль посвящаетъ послѣднюю главу своего сочиненія примѣненіямъ теоріи къ практикѣ, преслѣдуя и тутъ полную индивидуальную свободу, насколько она не мѣшаетъ свободѣ другихъ. Говоря о правительственномъ вмѣшательствѣ, Милль не допускаетъ его даже и въ такія дѣла, которыя правительственные чиновники могутъ сдѣлать успѣшнѣе, чѣмъ частныя лица, не допускаетъ потому, что предоставленіе такихъ дѣлъ частной дѣятельности служитъ могущественнымъ средствомъ къ умственному воспитанію индивидуума, къ упражненію ихъ способности сужденія, и ближайшему знакомству ихъ съ предметами, которые ихъ касаются. Это выводить личность изъ узкаго круга его семейныхъ и эгоистическихъ стремленій и вводитъ въ сферу общихъ интересовъ, направляетъ его дѣятельность къ такимъ цѣлямъ, которыя соединяютъ, а не разъединяютъ людей. Правительственная дѣятельность всегда и во всемъ и повсюду имѣетъ наклонность къ однообразію, — дѣятельность индивидуальная посредствомъ свободныхъ ассоціаціи всегда отличается наклонностію къ безконечному разнообразію. Все, что можетъ сдѣлать въ этомъ отношеніи государство полезнаго — это быть, такъ сказать, центральнымъ складочнымъ мѣстомъ, откуда бы всѣ могли почерпать то, что уже извѣдано опытомъ другихъ людей. Обязанность государства состоитъ въ томъ, чтобъ не только не препятствовать своимъ гражданамъ производить новые опыты, но и заботиться о томъ; чтобы каждый, желающій произвести новый опытъ, могъ воспользоваться всѣми но этому предмету опытами другихъ людей. Между тѣмъ, на самомъ дѣлѣ, правительства склонны развивать свое вмѣшательство, доводить его до крайнихъ предѣловъ, причемъ увеличивается число людей, возлагающихъ на правительство свои надежды и опасенія, теряющихъ личную энергію, а дѣятельные, честолюбивые члены общества обращаются въ простыхъ слугъ правительства; отсюда рождается бюрократія и начинаетъ опекать общество, которое становится неспособнымъ, но недостатку практическаго опыта, обсуждать или сдерживать бюрократическую дѣятельность; мало этого: сами правители подпадаютъ подъ опеку бюрократіи: «Конечно, замѣчаетъ Милль, правитель можетъ сослать въ ссылку любого изъ членовъ бюрократіи, но онъ не можетъ управлять безъ нея и противно ея интересамъ; даже и въ такомъ случаѣ, когда правитель воодушевленъ реформаторскими замыслами, бюрократія можетъ поставить ему серьезныя препоны однимъ своимъ пассивнымъ отношеніемъ къ дѣлу. Политическая организація бюрократическихъ странъ представляетъ намъ сосредоточеніе всего опыта, всей практической способности народа въ одну дисциплинированную корпорацію для управленія остальною его частью, — и чѣмъ совершеннѣе эта организація, чѣмъ болѣе Привлекаетъ она къ себѣ способныхъ людей изъ всѣхъ слоевъ общества, тѣмъ успѣшнѣе воспитываетъ она людей для своихъ цѣлей, тѣмъ полнѣе общее порабощеніе, а вмѣстѣ съ тѣмъ и порабощеніе ею самихъ членовъ бюрократіи. Въ такихъ странахъ правители настолько же рабы бюрократической организаціи и дисциплины, насколько управляемые — рабы правителей».
Какъ видно изъ проведенныхъ отрывковъ, идеи о свободѣ у Милля даютъ возможность каждому усвоить себѣ здравый, широкій взглядъ на задачи общественной и политической жизни, при руководствѣ которыми и можетъ быть только плодотворна дѣятельность, имѣющая въ виду общіе интересы. Переводъ книги весьма удовлетворительный; пропусковъ противъ оригинала довольно много, но читатель можетъ судитъ по приведенному нами, что въ подводѣ осталось еще много поучительнаго.