Джонъ Буль и его островъ.
Къ разсказамъ путешественниковъ вообще, а французовъ въ особенности, публика относится недовѣрчиво, и публика совершенно права. Стоитъ только почитать небылицы, публикуемыя о нашемъ отечествѣ иностранцами, пріѣзжавшими въ Россію яко бы съ спеціальною цѣлью ея изученія, чтобы навсегда потерять всякое довѣріе къ описанію чужихъ странъ туристами и путешественниками. Повторяемъ, французы особенные мастера не понимать чужой жизни, наскоро схватывать кое-какія свѣдѣнія и перевирать ихъ, не стѣсняясь ничѣмъ, ни даже простымъ здравымъ смысломъ. Не таково описаніе «Джона Буля и его острова» Макса О’Релля. Вотъ какое шутливое посланіе самъ онъ предпосылаетъ своему описанію Англіи:
"То John Bull, esquire.
"Любезнѣйшій Джонъ Буль!
"Ты часто упрекалъ иностранцевъ, въ особенности французовъ, въ томъ, что они говорятъ о тебѣ въ своихъ книгахъ, совсѣмъ тебя не зная.
"Ты былъ правъ, и я вполнѣ тебѣ сочувствую.
"Въ большинствѣ случаевъ, берутся писать книги объ Англіи люди, проведшіе мѣсяцъ въ Лондонѣ.
"Если же нѣсколько сотенъ горловыхъ болѣзней, катарровъ и насморковъ, перенесенныхъ по милости твоихъ тумановъ и вѣтровъ, если десять лѣтъ, посвященныхъ платежу твоихъ налоговъ на бѣдныхъ, налоговъ приходскихъ, коренныхъ, подоходныхъ, какъ истинному гражданину прилично и надлежитъ, — если десятилѣтнее пользованіе этими и другими благами, дѣлающими твое отечество дорогимъ всякому благородному сердцу, могутъ дать право на твою снисходительность и на твое уваженіе, то я ихъ требую въ пользу нижеслѣдующихъ строкъ, написанныхъ «твоимъ другомъ и почитателемъ».
И на самомъ дѣлѣ, этотъ другъ и почитатель не даромъ пострадалъ сотни разъ отъ климата Англіи, не даромъ платилъ въ теченіе десяти лѣтъ многочисленные налоги всякихъ наименованій за это онъ, дѣйствительно, вкусилъ отъ всѣхъ благъ своеобразной англійской- жизни, на себѣ испыталъ всѣ ея свѣтлыя и темныя стороны и, что всего важнѣе, передалъ ихъ въ своей книгѣ такъ правдиво, объективно, какъ можетъ передать только иностранецъ, посторонній наблюдатель, не увлеченный ни патріотическими чувствами, ни мелкими соперничествами и нерасположеніями. Г. Максъ О’Релль — дѣйствительный «другъ и почитатель» Джона Буля, но другъ разумный и почитатель не увлекающійся. Онъ не преувеличиваетъ ни достоинствъ своего сосѣда, ни его недостатковъ, сочувственно говоритъ о тѣхъ и другихъ, съ свойственной французу деликатностью, слегка приправленною юморомъ, быть можетъ, отчасти вдохнутымъ вмѣстѣ съ туманами гостепріимнаго острова, пріютившаго его на цѣлыя десять лѣтъ.
Джонъ Буль крупный собственникъ, — такъ начинаетъ свою книгу г. Максъ О’Релль, — крупный собственникъ съ мускулистыми руками, длинными, — здоровыми ногами и желѣзными челюстями, умѣющими крѣпко держать то, что разъ попало въ ихъ зубы.
Его владѣнія, ежедневно округляемыя, состоятъ изъ Британскихъ острововъ, называемыхъ имъ Соединеннымъ королевствомъ съ цѣлью всѣхъ увѣрить въ связи Англіи съ Ирландіей, изъ острововъ Ла-Манша, крѣпости Гибралтара, сторожащей самый узкій изъ проливовъ, изъ острововъ Мальты и Кипра, служащихъ передовыми постами на Средиземномъ морѣ. Когда онъ заберетъ Константинополь, который принадлежитъ ему по праву, какъ онъ увѣряетъ, тогда онъ перестанетъ хлопотать о новыхъ пріобрѣтеніяхъ въ Европѣ.
Въ Египтѣ онъ совсѣмъ какъ дома и въ настоящее время можетъ прогуливаться сколько душѣ угодно, заложивши руки въ карманы. Не онъ выдумалъ Суэцкій каналъ и употреблялъ всѣ усилія, чтобы помѣшать его сооруженію; теперь же подбирается къ нему загребистыми руками своихъ акціонеровъ.
При выходѣ изъ Краснаго, моря, въ Аденѣ, онъ можетъ отдохнуть, любуясь на драгоцѣннѣйшій перлъ своей короны — на Индійскую имперію съ двухсотъ-мидліоннымъ населеніемъ, управляемымъ туземными государями, съ головы до ногъ залитыми золотомъ и самоцвѣтными каменьями и обязанными чистить ему сапоги.
На западѣ Африки ему принадлежатъ: Сіерра-Леоне, Гамбія, Золотой Берегъ, Логосъ, острова Вознесенья и св. Елены, гдѣ онъ держалъ въ неволѣ сильнѣйшаго изъ государей. На югѣ онъ владѣетъ: мысомъ Доброй Надежды, Наталомъ, землею Зулусовъ и покровительствуетъ Трансваалу. Островъ Маврикія составляетъ его собственность на востокѣ.
Въ числѣ его владѣній въ Америкѣ состоятъ: Канада или Новая Англія, Ньюфаундлендъ, Бермуда, Вестъ-Индія, Ямайка, часть Гондураса, острова св. Трйицы, Англійская Гвинея, Фалкландъ и пр. Океанія принадлежитъ ему всецѣло Новая Зеландія вдвое больше Англіи, а Австралія представляетъ собою площадь, почти равную всей Европѣ.
Таковъ приблизительно активъ Джона Буля, не считая кое-какихъ болѣе или менѣе значительныхъ пропусковъ.
Всѣ эти территоріи пріобрѣтены имъ при сравнительно ничтожной тратѣ крови. Удерживаетъ онъ ихъ въ своемъ владѣніи при посредствѣ арміи, далеко уступающей въ численности вооруженнымъ силамъ другихъ государствъ и составленной изъ подонковъ общества. Тѣмъ не менѣе, его владѣніямъ, сколько мнѣ извѣстно, не грозитъ ни откуда ни малѣйшей опасности.
Писано въ св. писаніи: къ чему служитъ человѣку, если онъ и міръ весь пріобрѣтетъ, а душу свою погубитъ? — Джонъ Буль принялъ это къ свѣдѣнію и озаботился овладѣть царствомъ неземнымъ, сдѣлать его такимъ же непререкаемымъ британскимъ владѣніемъ, каковыми состоитъ на землѣ Индія и Австралія.
Французы ведутъ войны изъ-за славы, нѣмцы — изъ-за пріобрѣтеній, русскіе — изъ-за отвлеченныхъ идей братства. Джонъ Буль — человѣкъ разсудительный, обстоятельный и нравственный; онъ сражается для распространенія торговли, для водворенія и поддержанія на землѣ мира и добраго порядка и вообще для блага человѣческаго рода. Онъ завоевываетъ земли и покоряетъ народы лишь затѣмъ, чтобы обогатить ихъ и ознакомить съ библіей, облагодѣтельствовать въ этой жизни и спасти ихъ души въ будущей. Можетъ ли быть что-либо возвышеннѣе и нравственнѣе: «Отдай мнѣ твою землю, я дамъ тебѣ библію»? — Обмѣнъ — не разбой, exchange по robbery.
Джонъ такъ увѣренъ въ чистотѣ своихъ намѣреній и въ святости своей миссіи, что очень серьёзно сердится, когда непріятель осмѣливается убивать его солдатъ. Дѣяніе это со стороны защищающихъ свою территорію Джонъ Буль называетъ убійствомъ. Въ Англіи до сихъ поръ находятся люди, говорящіе совершенно искренно, что адмиралъ Нельсонъ погибъ при Трафальгарѣ жертвою убійства. Бо время войны въ южной Африкѣ, зулусы напали врасплохъ на англичанъ и уничтожили цѣлый полкъ. Всѣ англійскіе журналы сообщали о варварскомъ, измѣнническомъ поступкѣ дикарей, отстаивавшихъ свой скотъ и свою независимость. Ихъ нельзя было обвинить въ томъ, что они выставили бѣлый флагъ и потомъ стали стрѣлять въ упоръ; но они не предупредили англичанъ о своемъ намѣреніи въ извѣстный часъ и въ извѣстномъ мѣстѣ ихъ атаковать, — слѣдовательно, они поступили измѣннически, смошенничали. Въ Лондонѣ заговорили было о репрессаліяхъ, о необходимости уничтожить это варварское племя до послѣдняго человѣка. Но здравый смыслъ націи одержалъ верхъ, и рѣшено было обращаться съ дикарями какъ съ воюющею стороною. Въ сущности же, Англія великодушна; она легко примиряется съ побѣжденными. Она въ высшей степени практична. Одновременно съ занятіемъ новой колоніи, она дѣятельно приступаетъ къ ея организаціи, даетъ ей свободныя учрежденія, устраиваетъ въ ней самоуправленіе на широкихъ началахъ, заводитъ съ нею торговыя сношенія, обогащаетъ ее и привязываетъ къ себѣ узами симпатіи и любви. Ея колоніи не только имѣютъ свои собственные парламенты, но даже собственныхъ посланниковъ въ Лондонѣ, подъ именемъ генеральныхъ агентовъ, для защиты мѣстныхъ интересовъ и правъ. Когда Англія дала колоніямъ нрава мѣстнаго самоуправленія, тогда боязливые люди громко выражали опасенія относительно распаденія имперіи и разрушенія англійскаго могущества. Событія доказали противное и неотразимо оправдали превосходство такой политики, имѣвшей своимъ послѣдствіемъ скрѣпленіе узъ, связывавшихъ колоніи съ метрополіей. Если бы Англія опиралась только на вооруженную силу, ея могущество давно бы рухнуло, какъ карточный домикъ; его поддерживаетъ неизмѣримо болѣе Надежная нравственная сила.
Для французовъ колоніи представляются военными постами, существующими ради воинской практики. Для англичанъ — онѣ. торговые склады товаровъ, конторы обширной фирмы Джонъ Буль и К°. Поѣзжайте въ Сидней, т.-е. къ антиподамъ Лондона, и, помимо климатической разницы, вы никакой иной не замѣтите въ образѣ жизни.
Испанія, завоевавшая когда-то весь Новый Свѣтъ, лишилась всѣхъ своихъ колоній вслѣдствіе стремленія обогатиться на ихъ счетъ. Нельзя безнаказанно высасывать сокъ изъ колоній до послѣдней его капли. Не всѣ народы способны къ колонизаціи въ такой мѣрѣ, въ какой проявилъ и доказалъ эту способность Джонъ Буль, благодаря своимъ исключительнымъ достоинствамъ и даже недостаткамъ, только ему одному свойственнымъ.
Съ нимъ-то, съ этимъ Джономъ Булемъ, играющимъ такую выдающуюся роль въ мірѣ и встрѣчающимся во всѣхъ странахъ и уголкахъ земнаго шара, мы имѣемъ въ виду познакомить нашихъ читателей у него дома, въ его собственной странѣ.
Джонъ Буль одаренъ особенною способностью быть вездѣ, «какъ дома». Ничто его не удивляетъ, ни передъ чѣмъ онъ не останавливается — «дайте ему пядь земли, онъ заберетъ четыре». Нѣсколько англійскихъ семействъ поселилось въ одномъ изъ городовъ Нормандіи. Мой пріятель, врачъ, уступилъ своимъ англійскимъ паціентамъ часть принадлежащаго ему за городомъ поля подъ игру въ крокетъ, т.-е. попросту позволилъ имъ играть въ ихъ любимую игру на его землѣ. Черезъ нѣсколько дней послѣ этой любезности вотъ какое посланіе прислали ему англичане: «Члены крокетъ-клуба свидѣтельствуютъ свое почтеніе доктору X. и сочли бы за одолженіе для себя, если бы онъ приказалъ вырыть картофель съ половины ихъ крокетнаго поля, такъ какъ шары закатываются въ борозды».
Право пользованія легко превращается въ право собственности. Такимъ способомъ производились, всѣ англійскія территоріальныя пріобрѣтенія. Стоитъ только нѣсколькимъ англичанамъ поселиться въ какомъ-нибудь уголкѣ земнаго шара, какъ немедленно появляется протестантская церковь и крокетное поле, эти два внѣшнихъ признака всякой англійской колоніи. Индія была завоевана акціонерною компаніей, т.-е. нѣсколькими лондонскими купцами.
Джонъ Буль гордъ, смѣлъ, спокоенъ, упрямъ и великій мастеръ по части дипломатіи. Благодаря гордости, онъ никогда ни сомнѣвается въ успѣхѣ затѣваемаго предпріятія; смѣлость способствуетъ успѣху; его темпераментъ даетъ возможность спокойно разсчесть всѣ матеріальныя выгоды побѣды; изъ упрямства онъ удерживаетъ за собою пріобрѣтенное. Остальное дѣлаетъ дипломатія.
Прирожденное ему сознаніе собственнаго величія проявляется въ самомъ раннемъ возрастѣ, и національная гордость побуждаетъ его къ геройскимъ поступкамъ въ такихъ лѣтахъ, когда дѣти, вообще, ни о чемъ не думаютъ, кромѣ конфектъ. Я помню, во дни моего дѣтства въ Парижѣ, насъ было человѣкъ двадцать ребятишекъ на школьномъ дворѣ. Мы прыгали съ высоко положеннаго бревна на кучу песка. Между нами былъ одинъ англичанинъ, мальчикъ лѣтъ двѣнадцати, страдавшій грыжей. Какъ мы его ни уговаривали, какъ ни упрашивали отказаться отъ опаснаго прыганья, онъ не соглашался: «Если вамъ можно, — повторялъ онъ, — почему же мнѣ нельзя!» Онъ забрался на бревно, спрыгнулъ и уже не всталъ. Мы отнесли его и положили на постель; черезъ часъ онъ умеръ.
— По крайней мѣрѣ, никто не скажетъ, что англичанинъ не смогъ спрыгнуть тамъ, гдѣ прыгаютъ французы, — шепталъ онъ въ агоніи.
Бѣдное, благородное дитя! Таковъ всякій англичанинъ. Называйте его маніакомъ, эксцентрикомъ, сумасшедшимъ, пожалуй; но, чтобы сдѣлать что-либо великое или только выдающееся, необходимо выйти изъ общаго уровня. При безграничномъ упрямствѣ, всякая трудность, всякое препятствіе къ достиженію цѣли только возбуждаютъ его энергію Ничто не въ силахъ заставить его отступить отъ разъ составленной имъ программы; пускается онъ въ путь и заранѣе опредѣляетъ свой маршрутъ: въ такой-то день и часъ онъ будетъ тамъ-то, и будетъ навѣрное; его можетъ остановить только смерть. Генералъ Бользлей сказалъ соотечественникамъ, что усмиритъ Египетъ въ двѣнадцать дней. Ему потребовалось на это пятнадцать, и Джонъ Буль уже началъ ворчать.
Всякій англичанинъ хорошей фамиліи умѣетъ управлять лодкою, ѣздить верхомъ и править въ экипажѣ. Благодаря привычкѣ съ дѣтства ко всевозможнымъ тѣлеснымъ упражненіямъ, для него ни по чемъ пройти пѣшкомъ сотню миль или выгрести на лодкѣ отъ Лоідонскаго моста до Оксфорда. Путешествіе пѣшкомъ изъ Лондона въ Эдинбургъ — вещь самая обыкновенная въ Англіи. Багажъ англійскаго туриста необременителенъ: надѣнетъ онъ фланелевую рубашку, уложитъ въ мѣшокъ полдюжины воротничковъ и двѣ пары чулокъ, возьметъ въ руки палку — и готовъ. Привычка ходить пѣшкомъ сохраняется у англичанъ до глубокой старости, вслѣдствіе чего они сохраняютъ бодрость тѣла и духа да самыхъ преклонныхъ лѣтъ; между стариками-англичанами почти нѣтъ подагриковъ и дряхлыхъ, разслабленныхъ, какъ у насъ. Англичанинъ перестаетъ ходить и ложится въ постель лишь затѣмъ, чтобы перейти на лоно Авраамово.
Въ Оксфордѣ у меня есть одинъ знакомый, молодой профессоръ. Каждый годъ аккуратно онъ дѣлаетъ прогулку въ лодкѣ, длящуюся отъ одного до двухъ мѣсяцевъ. Онъ отправляется съ женою къ мѣсту, избранному для начала экскурсіи, нанимаетъ, лодку, сажаетъ жену къ рулю — и въ путь! Вечеромъ они останавливаются въ какой-нибудь прибрежной гостинницѣ, на утро запасаются провизіей и пускаются дальше. Такимъ манеромъ они проѣхали почти по всѣмъ большимъ и малымъ рѣкамъ Европы. Ихъ Простые, полные энтузіазма, разсказы объ этихъ путешествіяхъ восхитительны, и я всѣмъ совѣтую прочесть изданную ими премилую книжку: On the river.
Другіе отправляются изъ города въ, городъ на велосипедѣ. Случается, что новобрачныя парочки проводятъ свой медовый, мѣсяцъ на двумѣстномъ трициклѣ. Они катаются изъ села въ село по всей Англіи, не возбуждая ни малѣйшаго удивленія. Здѣсь привыкли ко всякимъ эксцентричностямъ. Такимъ образомъ, новобрачные избѣгаютъ церемонныхъ и стѣснительныхъ визитовъ и полною грудью дышатъ свѣжимъ воздухомъ полей. Эти двумѣстные трициклы получили удачное названіе «Sociables» и отлично приспособлены къ медовому мѣсяцу; очень рекомендую ихъ. Сидѣнья устроены такъ близко одно къ другому, что вызываютъ на сердечныя изліянія; руки встрѣчаются, губы тоже. Я уже не говорю о прогулкахъ въ лѣсахъ, встрѣчаемыхъ на пути. Такое путешествіе доступно самымъ небогатымъ людямъ, а, между тѣмъ, оно избавляетъ юную супругу отъ необходимости съ перваго же дня брака погрузится во всѣ мелочи домашняго хозяйства, которыя не замедлятъ и безъ того слишкомъ скоро напомнить ей о невеселой дѣйствительности… И оба, мужъ и жена, во всю жизнь не забудутъ прелести этого маленькаго путешествія вдвоемъ…
Джонъ Буль снимаетъ шляпу только при особенно торжественныхъ случаяхъ, напримѣръ, когда музыка заиграетъ God save the Queen; въ этомъ разѣ онъ обнажаетъ голову передъ Англіей, передъ королевой, т.-е. передъ своимъ знаменемъ, передъ самимъ собою, пожалуй. Въ магазинахъ, въ клубахъ, даже въ парламентѣ онъ остается въ шляпѣ.
. Въ дѣловыхъ сношеніяхъ англичанинъ считаетъ себя свободнымъ отъ всѣхъ формальностей, требуемыхъ вѣжливостью. Онъ серьезенъ, холоденъ, почти грубъ; свои письма кончаетъ неизмѣнною фразою yours truly (вѣрный вамъ). По правдѣ говоря, я не вижу ни основанія, ни особенной необходимости, при посылкѣ чека въ уплату кредитору, росписывать, что прошу принять увѣреніе въ совершенномъ почтеніи и преданности, съ коими имѣю честь быть его покорнѣйшимъ слугою. Я рѣшительно предпочитаю yours truly. Time is money.
Спросите Джона Буля, въ тотъ ли городъ идетъ поѣздъ, куда вы направляетесь, онъ отвѣтитъ короткимъ yes или по. Входя въ омнибусъ или въ отдѣленіе вагона и не встрѣчая знакомыхъ лицъ, онъ недружелюбно и подозрительно осматриваетъ своихъ спутниковъ, точно хочетъ сказать: «Могли бы и пѣшкомъ пройтись, все бы отдѣленіе было въ моемъ распоряженіи г. Впрочемъ, въ оправданіе его, надо и то замѣтить, что вездѣ ему бросаются въ глаза надписи крупными буквами: «Берегитесь мошенниковъ мужскаго и женскаго пола» (Beware of pick-pockets male and female). Согласитесь, что это не особенно располагаетъ къ сообщительности.
Лондонскіе омнибусы двѣнадцатимѣстные, по шести мѣстъ съ каждой стороны; мѣста не отдѣлены одно отъ другаго. Если пять мѣстъ занято, то, при входѣ шестаго пассажира, никто не подумаетъ подвинуться, освободить вамъ мѣсто. Здѣсь все предоставлено личной иниціативѣ. Вы, просто, высматриваете, подходящія на вашъ взглядъ, двѣ пары колѣнъ и опускаетесь на нихъ всею своею тяжестью. Извиняться нѣтъ надобности; васъ никто не обзоветъ «невѣжею».
Внѣ дома Джонъ Будь сдержанъ-и несообщителенъ; дома онъ полный господинъ и не иначе называетъ свой домъ, какъ his castle — замкомъ, крѣпостью. Проникнуть въ его крѣпость безъ рекомендаціи крайне трудно, почти невозможно: или васъ не примутъ, или живо спровадятъ. Явитесь же съ рекомендательнымъ письмомъ, вы встрѣтите самое милое гостепріимство, радушіе и довѣрчивость и легко можете сдѣлаться другомъ дома. Вообще, нельзя достаточно надивиться довѣрчивости англичанъ въ дѣловыхъ сношеніяхъ, даже по отношенію къ иностранцамъ. Бюрократія совершенно неизвѣстна. Никто не требуетъ вашихъ бумагъ; желая получить мѣсто, вы просто посылаете копію съ вашихъ аттестацій; для вступленія въ бракъ считается достаточнымъ ваше собственное заявленіе о возрастѣ, о безбрачіи и т. н. Повторяю, здѣсь не существуетъ никакихъ административныхъ формальностей. За ложь передъ закономъ васъ судятъ какъ за клятвопреступленіе, за ложь въ частномъ дѣлѣ — выгоняютъ по шеѣ.
Въ этой толпѣ, гдѣ всякій протискивается собственными силами, нечего стѣсняться тѣмъ, что вамъ помнутъ бока. Всякій, будь то англичанинъ или иностранецъ, обладающій извѣстными способностями и желаніемъ чего-либо добиться, — добьется непремѣнно. Здѣсь, — по словамъ одного англичанина, — страна, въ которой солнце свѣтитъ для всѣхъ.
Я, впрочемъ, долженъ замѣтить, что собственно солнце-то играетъ лишь роль риторической фигуры.
Въ одномъ Лондонѣ пятьсотъ шестьдесятъ восемь желѣзнодорожныхъ станцій, и черезъ станцію Clapham-Jundion проходитъ въ день тысячу триста семьдесятъ четыре поѣзда, не считая товарныхъ. Отчетъ главной линіи (metropolitan) показываетъ, что въ 1881 году по ней проѣхало баснословное число — сто десять милліоновъ пассажировъ. И при этомъ, если бы вы вздумали потребовать на станціи Clapham-Jmction билетъ на багажъ, надъ вами бы только насмѣялись. На чемоданѣ вы пишете свое имя и станцію назначенія, наклеиваете ярлыкъ и сами сдаете его въ спеціальный вагонъ. По пріѣздѣ на мѣсто, вы говорите служащему: «Вотъ мой багажъ» — и дѣлу конецъ. Никакой возни, ни хлопотъ; и я ни разу не видалъ, чтобы у кого-нибудь пропалъ багажъ. У насъ же вся эта бюрократія кажется только затѣмъ и существуетъ, чтобы дать дѣло служебному персоналу.
Несчастные случаи на желѣзныхъ дорогахъ очень рѣдки, что совершенно непостижимо при такомъ движеніи поѣздовъ взадъ и впередъ, отъ котораго способна закружиться самая крѣпкая голова. Тѣмъ не менѣе, путешествія въ вагонѣ нельзя считать вполнѣ безопасными. Такъ, если вы хотя сколько-нибудь дорожите своею репутаціей, то не оставайтесь никогда въ отдѣленіи одинъ на одинъ съ женщиной и утекайте какъ можно скорѣе въ другой вагонъ. Шантажъ организованъ здѣшними дамами на самую широкую ногу. Одинъ мой пріятель, французскій дипломатъ, очутился разъ въ вагонѣ наединѣ съ дамою, казавшеюся очень порядочною. Послѣ получасовой ѣзды спутники обмѣнялись взглядами, и дама начала улыбаться. Улыбка очаровательная! Глаза восхитительные! Не выдержалъ и мой дипломатъ, тоже улыбнулся и горько раскаялся.
— Далеко ли до станціи Каннонъ-Стритъ? — спросила дама.
— Мы будемъ тамъ черезъ пять минутъ.
— Такъ не угодно ли вамъ сію же минуту дать мнѣ двадцать фунтовъ стерлинговъ; въ противномъ случаѣ, я передамъ васъ въ руки полиціи, заявивши, что вы меня оскорбили и дѣлали неприличныя предложенія.
Мой пріятель вынулъ деньги и заплатилъ; онъ былъ человѣкъ благоразумный и бывалый.
Подобные случаи повторяются ежедневно. Я знаю одного джентельмена, невыносящаго табачнаго дыма и предпочитающаго ѣхать съ курильщиками, чѣмъ остаться съ глазу на глазъ съ женщиной. Разѣ онъ сѣлъ въ отдѣленіе для курящихъ; къ дверцѣ подходитъ дама.
— Здѣсь курятъ! — кричитъ мой англичанинъ.
— О, мнѣ все равно, — говоритъ дама.
— Да мнѣ-то не все равно, — и, рискуя прослыть невѣжливымъ, онъ ухватился за дверцу и отстоялъ свой вагонъ. Честь была спасена. Остерегаться слѣдуетъ, впрочемъ, не однѣхъ шантажистокъ. Менѣе опасными, но не менѣе надоѣдливыми спутницами оказываются старыя дѣвы, усаживающіяся противъ васъ съ вопросомъ: «готовы ли вы предстать на судъ Всевышняго?». Это Christian worker, задавшіяся цѣлью обращенія ближнихъ на путь истинный даже въ вагонахъ. Отвязаться отъ такой благочестивой дамы нѣтъ рѣшительно никакой возможности, кромѣ развѣ заявленія, что вы не понимаете англійскаго языка. По опыту, рекомендую это единственное средство.
Станціонное чиновничество едва извѣстно въ Англіи. На любомъ полустанкѣ у насъ больше служащихъ, чѣмъ на самой большой станціи Лондона. Вездѣ крупныя надписи: «берегитесь мошенниковъ», «провѣряйте у кассы сдачу», «наклеивайте ярлыки на багажъ и наблюдайте за его помѣщеніемъ въ поѣздъ». Англичанинъ не любитъ, чтобы съ нимъ обходились какъ съ малолѣткомъ. Заплативши деньги и занявши свое мѣсто, англичанинъ самъ себѣ господинъ, какъ король въ своемъ дворцѣ; тогда какъ у насъ тутъ-то именно и попадаетъ пассажиръ, за свои деньги, подъ опеку, почти подъ команду всякаго желѣзнодорожнаго начальства.
Самое крупное, самое неограниченное начальство въ Англіи — это отецъ семейства въ своемъ домѣ, это почти pater familias временъ античныхъ. Значеніе матери ничтожно, хотя уже дѣлаются попытки къ эмансипаціи женщинъ. Сынъ вдовы — глаза дома, въ особенности въ кругу высшемъ, аристократическомъ, гдѣ титулы и все состояніе переходятъ къ нему одному.
Сынъ никогда не цѣлуетъ отца и очень рѣдко цѣлуетъ мать. Пожмутъ другъ другу руки и тѣмъ ограничиваются всѣ проявленія обоюдной нѣжности. Англичанинъ считаетъ унизительною всякую ласку, а тѣмъ болѣе всякую откровенность съ матерью. Въ англійской семьѣ нѣтъ задушевности, нѣтъ искренности; здѣсь все сдержанно, все натянуто, нѣтъ и настоящей любви. Благодаря нѣжному вліянію матери, французъ мягче юнаго англичанина, женственнѣе; за то англичанинъ основательнѣе, независимѣе, грубѣе, пожалуй, но и болѣе мужчина. Во Франціи имя матери священно во всѣхъ классахъ; ея старость окружена заботами дѣтей; она умираетъ на ихъ рукахъ. Здѣсь въ средѣ неимущихъ классовъ она работаетъ до тѣхъ поръ, пока въ силахъ; а какъ только она становится въ тягость семьѣ, ее отвозятъ умирать въ богадѣльню.
Подчиненное положеніе женщины состоятельныхъ классовъ слѣдуетъ, по моему мнѣнію, Приписать тому, что она при выходѣ замужъ не приноситъ, съ собою приданаго. Собственность, приданое даетъ женщинѣ другихъ странъ извѣстную независимость, значеніе въ новой семьѣ; она почти равная мужу. Въ Англіи же она немногимъ больше, чѣмъ экономка, хотя, въ сущности, ея положеніе хуже положенія экономки, такъ какъ ей не полагается жалованья и она лишена всякой свободы. Къ тому же, она лишена того, что имѣетъ всякая мало-мальски неглупая француженка, — вліянія на мужа. Здѣсь мужъ требуетъ отъ жены одного: аккуратнаго веденія хозяйства, экономіи въ домашнихъ дѣлахъ и заботы о томъ, чтобы въ назначенный часъ было готово кушанье.
Супружеская невѣрность часто встрѣчается въ высшихъ и состоятельныхъ классахъ и почти неизвѣстна въ средѣ буржуазіи и трудоваго люда. Я не говорю о низшихъ классахъ Лондона, живущихъ совсѣмъ по-скотски. Объ этомъ рѣчь впереди.
«Глупо было-бы дѣлать женѣ невѣрности, — говорилъ мнѣ разъ одинъ довольно состоятельный англичанинъ. — Къ чему рисковать ея спокойствіемъ? И надобности нѣтъ- не все ли равно: та женщина или другая?»
По судебнымъ отчетамъ Divorce Court, изъ десяти случаевъ въ девяти, въ качествѣ сообвиняемыхъ (co-respondent), являются офицеры. Въ мирное время господамъ офицерамъ дѣлать нечего, они и волочатся за чужими женами. Въ дѣлахъ объ адюльтерѣ нерѣдко фигурируютъ грумы, какъ то доказывается, газетами. Въ періодъ съ 1 іюля 82 г. по 1 января 83 г. я насчиталъ, по журналамъ, семь счастливцевъ этой категоріи. А сколько остается такихъ, которые въ мирѣ и неизвѣстности продолжаютъ пользоваться тайнымъ благорасположеніемъ своихъ хозяекъ!
Смерть не составляетъ въ Англіи особенно крупнаго событія. Англичанинъ, какъ добрый христіанинъ, встрѣчаетъ ее довольно спокойно и равнодушно, его близкіе тоже- слезъ проливается немного.
— Былъ онъ застрахованъ? — спрашиваютъ у, семьи. — Да? Ну, и прекрасно. Всѣ умремъ, всѣ тамъ будемъ. Господь призвалъ его къ себѣ, должно радоваться за него.
Зароютъ добраго человѣка въ землю и нѣтъ о немъ помина. Англійскія кладбища настоящія пустыни. Здѣсь не развито, какъ у насъ, чувство уваженія и любви къ покойникамъ. Протестантская религія не допускаетъ молитвъ объ усопшихъ- она не признаетъ чистилища и считаетъ подобныя молитвы оскорбительными для Бога, [какъ бы выраженіемъ сомнѣнія въ его правосудіи, нѣкоторымъ указаніемъ Богу, что ему дѣлать съ умершимъ. Англичанинъ — человѣкъ серьезный и дѣловой; онъ не думаетъ, чтобы можно было заупокойною обѣднею въ 3 фр. 50 сант. облегчить родственнику путь въ рай. Наши добрыя женщины охотно поплачиваются священникамъ; даже не особенно крѣпко вѣрующія говорятъ:
— Бѣдный нашъ покойничекъ! Если это и не принесетъ ему особенной пользы, вреда-то/во всякомъ случаѣ, не сдѣлаетъ. Къ тому же и стоитъ не дорогаго, — всего 3 фр. 50 сант.
Сынъ извѣщаетъ родителей: «я женюсь», или: «я женился».
Родители отвѣчаютъ: «очень рады; намъ пріятно будетъ познакомиться съ твоею женою».
Но нигдѣ семейныя отношенія не имѣютъ такого серьезно-дѣловаго характера, какъ въ Шотландіи. Не бывавшіе тамъ не могутъ себѣ составить ни малѣйшаго понятія объ этой дѣловитости. Одинъ молодой ученый шотландецъ, мой пріятель, ежегодно отправляется погостить мѣсяцъ у родителей, живущихъ близъ Эдинбурга. Его отецъ, священникъ пресвитеріанской церкви, имѣетъ завидный достатокъ. Въ день своего отъѣзда мой пріятель неизмѣнно находитъ за завтракомъ рядомъ съ своимъ приборомъ тщательно сложенную бумажку: это подробнѣйшій счетъ на все то, что онъ выпилъ и съѣлъ въ родительскомъ домѣ. Сынъ тоже шотландецъ, не менѣе шотландецъ, чѣмъ его папаша: онъ не спѣшитъ расплачиваться, а сначала обстоятельно провѣритъ, нѣтъ ли ошибки и вѣренъ ли итогъ.
— Батюшка, я вижу вы записали во вчерашнемъ завтракѣ яйца и сало. Увѣряю васъ, что до яицъ я не дотрогивался.
— Напрасно, — отвѣчаетъ отецъ, — яйца были на столѣ и ничто не мѣшало тебѣ ихъ кушать.
Я знаю другаго, не менѣе интереснаго шотландца, который, при совершеннолѣтіи каждаго изъ своихъ дѣтей, представляетъ имъ подробный счетъ, во сколько обошлось ихъ воспитаніе, со включеніемъ платы акушеркѣ и кормилицѣ. Дѣти подписываютъ счетъ и долговое обязательство.
Англичанки славятся своею свѣжестью, непринужденностью обращенія и длиною ногъ. Во Франціи двѣнадцати-дюймовая обувь носитъ даже названіе англійской. Неудивительно, что съ такими подошвами онѣ не боятся скользкаго пути и на немъ не падаютъ. Красивѣе англичанокъ нѣтъ женщинъ въ мірѣ: это настоящіе ангелы красоты. Вообще же, ихъ лица безъ выраженія, въ глазахъ нѣтъ блеска и жизни, зубы длинные, выдающіеся; когда онѣ смѣются, у нихъ видны десны, какъ у гипопотама. Но все это выкупается блескомъ цвѣта лица, тѣмъ, что французы называютъ le beauté du diable. Этотъ сортъ красоты рѣдко переживаетъ тридцатилѣтній возрастъ. Женщины низшихъ классовъ по большей части худы и страшно блѣдны; розы и піоны цвѣтутъ у нихъ лишь на носу.
Ихъ бюсты (довольно прямолинейные вообще) пріобрѣтаютъ округлости и чрезмѣрныя выпуклости, или же возвращаются къ прямолинейности, сообразно модѣ. Въ 1879 г. была мода щеголять объемами корсажа, и самыя обиженныя природою выставляли на показъ прелести, способныя привести въ зависть наиодареннѣйшую изъ деревенскихъ кормилицъ. Во всѣхъ магазинахъ были выставлены соотвѣтственныя издѣлія изъ каучука, или просто подушки, набитыя чуть ли не просяной лузгой. Эта часть женскаго туалета носила названіе figure improvers.
Эстетическая реакція, точно волшебствомъ, изгнала изъ употребленія эти смѣшныя безобразія. Въ 1881 г. понятія о красотѣ радикально измѣнились. Чтобы не отставать отъ моды, надо было казаться поэтичною, умирающею отъ слабости, а, слѣдовательно, быть худою и блѣдною, съ томными глазами, устремленными куда-то въ неземныя пространства. Имѣть видъ чахоточной считалось высшею степенью порядочности. Сообразно этому, измѣнилась походка, измѣнились голосъ, манеры, даже самыя выраженія. Женщины коротко остригли волосы и нарядились въ темные1 костюмы XV вѣка. Мужчины, наоборотъ, отпустили длинные волосы и приняли такія же манеры, какъ женщины. Все это было крайне глупо, доходило до идіотизма; за нѣсколько лѣтъ до этого всякая женщина, слѣдящая за модой, считала своею непремѣнною обязанностью прихрамывать, на томъ основаніи, что принцесса Вельская страдала ревматизмомъ въ, колѣнѣ и слегка хромала.
Я упомянулъ объ этомъ единственно для доказательства неосновательности увѣренія, будто англичанки серьезнѣе француженокъ. Но, тѣмъ не менѣе, во многихъ отношеніяхъ я долженъ признать превосходство англичанокъ; онѣ естественнѣе, менѣе нервны, не страдаютъ мигренями, не такъ наивны, какъ француженки. Дѣвушки выходятъ безъ маменекъ, безъ нянекъ и гувернантокъ; онѣ свободны, какъ вѣтеръ, прогуливаются, ѣздятъ въ театры, даже путешествуютъ вдвоемъ съ молодымъ человѣкомъ. Здѣсь дѣвушка — душа общества, участница всѣхъ удовольствій, всѣхъ partie de plaisir. Выйдя замужъ, она не похваляется тѣмъ, что водитъ мужа за носъ; она занята хозяйствомъ и дѣтьми и не особенно ухаживаетъ за мужемъ, за то не ухаживаетъ и за другими мужчинами. Въ отсутствіи съ ея стороны нѣжности виноватъ, впрочемъ, самъ мужъ. Англичанинъ, по натурѣ, мало склоненъ къ нѣжностямъ; супруга знаетъ это и не тратитъ времени по пустому, избавляя тѣмъ, самымъ мужа отъ непріятности быть съ нею невѣжливымъ.
Въ основу воспитанія дѣвушки положено полное довѣріе къ ней. Ни мать, ни воспитательница не позволятъ себѣ прочесть письмо, адресованное дѣвушкѣ — ея переписка внѣ всякаго контроля. Благодаря такому довѣрію, отсутствію подозрѣнія, тайна теряетъ всякую привлекательность, и секретной переписки здѣсь не существуетъ. Въ Англіи ничто не оскорбитъ нравственнаго чувства дѣвушки; она смѣло можетъ читать любую книгу, журналъ, Газету, даже юмористическую. Таковъ результатъ полной свободы печати; общественное мнѣніе лучшій цензоръ. Если судить о французскомъ обществѣ по парижскимъ комическимъ журналамъ, то можно серьезно подумать, что въ немъ первую роль играютъ кокотки и жены, обманывающія мужей. Въ Англіи мужчины въ разговорѣ между собою не употребляютъ грубыхъ выраженій и не позволятъ себѣ мало-мальски свободной шутки въ присутствіи женщины.
Гордость, отличительная черта англійскаго характера, порождаетъ въ самыхъ молодыхъ дѣвушкахъ стремленіе къ независимости. Дѣвушки хорошихъ фамилій, зажиточныхъ семействъ, поступаютъ на службу въ конторы, рисуютъ по фарфору или даютъ уроки, чтобы имѣть въ распоряженіи собственныя деньги. Многія предпочитаютъ отъѣздъ въ Канаду, въ Индію, въ Австралію на должность компаніонки праздной жизни дома. Къ тому же, при обычной многочисленности. дѣтей въ англійскихъ семьяхъ и при отсутствіи обычая давать дочерямъ приданое, онѣ имѣютъ больше шансовъ на замужество, въ колоніяхъ, чѣмъ у себя дома. Вслѣдствіе эмиграціи молодежи, въ колоніяхъ ощутителенъ недостатокъ въ женщинахъ, тогда какъ въ Англіи ихъ слишкомъ много.
Если бы молодой человѣкъ вздумалъ предложить отцу дѣвушки вопросъ: «Сколько вы даете за дочерью?», его неукоснительно бы выгнали съ превеликимъ позоромъ. Предполагается, что желающій вступить въ бракъ имѣетъ достаточныя средства для содержанія жены. Изъ этого, впрочемъ, не слѣдуетъ, чтобы небогатый человѣкъ былъ лишенъ права ухаживать. Ничуть не бывало; я знаю студентовъ, помолвленныхъ съ молодыми дѣвушками, на которыхъ они женятся лишь тогда, когда имъ дозволятъ средства. Молодые люди- остаются помолвленными (angaged) иногда долгіе годы; ихъ семьи и общество смотрятъ на нихъ, какъ на жениха и невѣсту; они вмѣстѣ выѣзжаютъ на гулянья, въ театры, на балы. Англійскіе нравы даютъ такую свободу помолвленнымъ, что законъ не дозволяетъ одному изъ нихъ отказаться отъ брака безъ согласія другой стороны. Дѣвушка въ правѣ взыскать судомъ убытки съ покинувшаго ее жениха. Отчеты о процессахъ по нарушенію обѣщанія вступить въ бракъ (breach of promise cases) представляютъ нерѣдко забавныя и пикантныя подробности: въ судебномъ засѣданіи прочитывается интимная переписка влюбленныхъ; истица повергаетъ на судъ присяжныхъ всѣ полученныя ею клятвы въ вѣрности и поцѣлуи измѣнника. Иногда сорокалѣтняя дѣва, въ слезахъ и стонахъ, изливаетъ свои жалобы на вѣтренника, покинувшаго ее, чтобы жениться на брлѣе молодой, болѣе красивой или богатой. Случается и наоборотъ, что молодой человѣкъ, обманутый въ ожиданіи пріобрѣсти капиталецъ, ускользнувшій у него изъ рукъ, предъявляетъ искъ къ своей бывшей невѣстѣ. Я помню случай, какъ одинъ юноша требовалъ довольно значительной суммы съ возмѣщеніе убытковъ, понесенныхъ имъ «черезъ то, — объяснялъ онъ, — что, разсчитывая жить на счетъ женина состоянія, онъ отказался отъ хорошаго мѣста». Я знаю одного молодаго англичанина, который, будучи приговоренъ къ десяти тысячамъ франковъ въ пользу покинутой имъ невѣсты, предпочелъ… исполнить обѣщаніе и жениться на ней, чтобы вернуть свои денежки.
Вообще взысканія вознагражденій играютъ очень важную роль въ англійской жизни. Такъ, обманутый мужъ не представляется смѣшнымъ въ Англіи; стоитъ ему доказать виновность жены, и онъ получаетъ разводъ; съ любовникомъ жены не подумаетъ драться на дуэли, — не такъ онъ романиченъ, не такъ глупъ; онъ просто взыскиваетъ съ любовника вознагражденіе за ущербъ и причиненныя хлопоты. Если у жены есть собственное состояніе, тогда вознагражденіе можетъ доходить до громадныхъ суммъ, и охотники посмѣяться на чужой счетъ остаются на сторонѣ мужа.
Насколько свѣжи и привлекательны женщины буржуазныхъ и торговыхъ классовъ, настолько же мерзки и отвратительны женщины низшаго класса. Это какое-то соціальное отребье. Въ гнилыхъ, невѣроятно грязныхъ лахмотьяхъ, безъ признака бѣлья, — загорѣлыя, немытыя, злобныя, какъ вѣдьмы, пропитанныя запахомъ джина, съ подбитыми глазами, съ всклокоченными волосами, не знающими гребня, прикрытыми развалившеюся шляпкою съ цвѣтами и перьями, эти женщины ужасны, въ особенности старухи. Имъ мѣсто въ богадѣльняхъ, но онѣ туда не идутъ, — тамъ надо работать, а онѣ предпочитаютъ быть свободными и умирать съ голоду на мостовой. Въ одномъ Лондонѣ можно насчитать сотни тысячъ такихъ несчастныхъ, отверженныхъ созданій. Молодыя не идутъ въ услуженіе, предпочитая работать на фабрикахъ, еще же охотнѣе идутъ на улицу и въ парки продавать спички, цвѣты и себя. Безнравственность доходитъ тутъ до крайнихъ, возмутительныхъ предѣловъ. Между ними попадаются довольно красивыя, но прежде, чѣмъ рѣшить это утвердительно, ихъ необходимо отмывать и отпаривать нѣсколько дней въ горячей водѣ. Эти погибшія созданія иногда, быть можетъ, съ завистью посматриваютъ на чистенькихъ, щеголеватыхъ служанокъ, живущихъ въ буржуазныхъ домахъ; но имъ противна неволя, — это старая сказка про собаку и волка. Онѣ готовы переносить всѣ лишенія, весь ужасъ своей жизни, лишь бы не быть въ зависимости. Порядочная прислуга здѣсь вся пришлая изъ провинціи.
«Адъ очень похожъ на Лондонъ», — сказалъ великій поэтъ Шелли:
На самомъ дѣлѣ, столица Великобританіи представляетъ собою ужасающую смѣсь пива и евангелія, джина и библіи, пьянства и ханжества, невообразимой грязи и безумной роскоши, полунагихъ, голодныхъ, отвратительныхъ нищихъ и людей, пресыщенныхъ богатствомъ, не знающихъ счета своимъ доходамъ.
Кромѣ восточной части Лондона, сплошь населенной бѣднотою, низшіе классы не группируются здѣсь въ отдѣльныхъ кварталахъ; по всему городу, на каждомъ шагу вы встрѣчаетесь съ нищенскими лохмотьями и грязью. Въ этой странѣ свободы послѣдній нищій носитъ платье одинаковаго покроя съ богачемъ. Одинъ извѣстный писатель, благодаря своему кратковременному пребыванію въ Англіи, впадаетъ въ крупную ошибку, говоря, будто въ лондонскихъ паркахъ не видно нищихъ и грязно одѣтыхъ людей.
Всѣ парки переполнены, кишатъ нищими, и не одни парки, а также лучшія улицы Лондона, какъ, напримѣръ, Регентъ-Стритъ, Оксфордъ-Стритъ и др.
Фешенебельнѣйшее изъ гуляній — Гайдъ-Паркъ, въ которомъ днемъ вся аристократія катается верхомъ и въ экипажахъ, съ наступленіемъ сумерокъ превращается на всю ночь въ гигантскій притонъ порока и разврата. Ворота отворены, но всякій англичанинъ посовѣтуетъ вамъ ихъ не переступать. Стоящіе у воротъ полисмены могли бы, конечно, легко очистить эту клоаку всяческой мерзости; но имъ отданъ положительный приказъ не вмѣшиваться въ ночную жизнь парка. Имъ нѣтъ до нея, повидимому, никакого дѣла. Лондонская чернь зла; ее опасно раздражать.
Начиная съ восьми часовъ вечера, улицы лучшихъ кварталовъ Лондона становятся ареною такого же разврата, превращаются въ настоящій базаръ падшихъ женщинъ. Ни одинъ порядочный англичанинъ не выходитъ въ это время на улицу. На Регентъ-Стритѣ вы встрѣтите только иностранцевъ или провинціаловъ, пріѣхавшихъ кутнуть въ Лондонъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ здѣсь запрещены публичные балы, и торгъ, производившійся въ четырехъ стѣнахъ, перешелъ на улицы. Въ Лондонѣ нѣтъ полиціи нравовъ (police des moeurs), и столица такого нравственнаго и христіанскаго народа, какъ англичане, выставляетъ напоказъ возмутительнѣйшія вещи. Жители Лондона начинаютъ обращать на это вниманіе, и уже составляются петиціи. Давно пора.
Уличное пьянство не поддается никакому описанію. Въ субботу вечеромъ это какой-то поголовный шабашъ. Женщины напиваются почти такъ же, какъ мужчины. Въ Шотландіи онѣ не отстаютъ отъ мужчинъ, въ Ирландіи превосходятъ ихъ въ пьянствѣ. Я говорю это на основаніи оффиціальнаго донесенія правительству, по свѣдѣніямъ 1877 года.
Вообще спокойный и сдержанный, англичанинъ, въ пьяномъ видѣ, становится шумливымъ, придирчивымъ и драчливымъ. Половина убійствъ совершается подъ вліяніемъ пьянства. Еще не такъ давно не почиталось непристойнымъ для джентельмена появляться пьянымъ на улицѣ, въ публикѣ. Въ началѣ нынѣшняго столѣтія ни почемъ было придти въ такомъ видѣ въ парламентъ. Разсказываютъ про Питта, что разъ онъ вошелъ въ палату общинъ подъ руку съ другимъ депутатомъ; оба едва на ногахъ держались.
— Скажите, Питтъ, что бы это могло значить, — я не вижу предсѣдателя, — обратился депутатъ къ великому государственному мужу.
— Странно, — отвѣтилъ Питтъ, — а я… такъ вижу… двухъ!
Разъ, это было въ то время, когда ожидался неминуемый разрывъ между Англіей и Россіей, я видѣлъ одного пьяницу, во все горло вызывавшаго Россію на бой на станціи Еоннонъ-Стритъ.
— Сунься, сунься! — кричалъ онъ. — Вотъ я тебя обработаю!
Россія не появлялась на вызовъ.
— А, не суешься! Ну, такъ давай сюда Турцію. Мнѣ это все единственно: Россія или Турція,
Не откликается и Турція.
— И ты прячешься? Такъ я всѣхъ васъ вызываю, Россію, Турцію, Англію… Мнѣ все единственно… Всѣхъ обдѣлаю!
Его кое-какъ усадили въ вагонъ. Мнѣ жаль его бѣдняжку-жену, если онъ добрался до нея, не удовлетворивши своихъ воинственныхъ порывовъ ни надъ одной изъ европейскихъ державъ.
Уличный языкъ превосходитъ все, что могъ бы переводчикъ заимствовать изъ лексикона парижскихъ рыбныхъ рынковъ. О немъ нѣтъ возможности дать читателю даже приблизительнаго понятія. Насколько чистъ, мягокъ и деликатенъ языкъ высшихъ классовъ, настолько же грубъ и непристоенъ говоръ черни.
Здѣсь нѣтъ такой профессіи, которая бы не прокармливала человѣка. Но едва ли не самая несчастная изъ нихъ создана царящею въ Лондонѣ рекламою. Въ мірѣ трудно встрѣтить большую степень униженія человѣческаго достоинства, чѣмъ какую мы видимъ въ рядятъ сандвичей, живыхъ афишъ, встрѣчаемыхъ на каждомъ шагу въ Лондонѣ. Привѣшиваютъ сандвичу двѣ. доски, одну на спину, другую на грудь, оклеятъ ихъ самыми удивительными, невообразимыми объявленіями и отправляютъ прогуливаться по городу. За ничтожное вознагражденіе въ нѣсколько копѣекъ онъ обязанъ цѣлые дни, въ какую-бы ни было погоду, подъ дождемъ и снѣгомъ, таскаться по канавкѣ, отдѣляющей тротуаръ отъ улицы, — непремѣнно по канавкѣ, чтобы не мѣшать движенію пѣшеходовъ на тротуарѣ и экипажей на мостовой. Я видалъ несчастныхъ, заключенныхъ отъ шеи до колѣнъ въ огромные чемоданы; свободными оставались только голова и руки; впрочемъ, руки были тоже заняты раздачею прохожимъ циркуляра фабрики чемодановъ.
Въ другомъ мѣстѣ своей книги авторъ разсказываетъ о видѣнной имъ въ Лондонѣ рекламѣ въ еще болѣе возмутительной формѣ. Разъ на Флитъ-Стритѣ, — говоритъ онъ, — мнѣ встрѣтилась толпа каторжниковъ, съ бритыми головами, въ арестантскихъ костюмахъ; ихъ конвоировалъ стражникъ каторжной тюрьмы. «Какъ не стыдно водить этихъ несчастныхъ пѣшкомъ, — сказалъ я шедшему со мною пріятелю, — неужели нѣтъ для этого экипажей?» Они были скованы по-двое; на спинѣ у каждаго виднѣлась цифра 14. Вся эта процессія была не болѣе, какъ афиша о представленіи водевиля подъ названіемъ: «Четырнадцать дней тюремнаго заключенія», имѣвшаго успѣхъ въ Критеріонъ-театрѣ.
Въ Лондонѣ наиболѣе процвѣтаютъ два рода торговли: пивомъ и старымъ платьемъ. Эти обѣ коммерціи самыя выгодныя и вѣрныя, кредита никакого, — заплати деньги и получи стаканъ пива. Publican (трактирщикъ) и pawnbrocker (закладчикъ) — величайшіе люди въ англійской торговлѣ. Ихъ коммерція неразрывно связана; они дополняютъ другъ друга, посылаютъ другъ къ другу своихъ кліентовъ. Въ Англіи нѣтъ казенныхъ ломбардовъ. Государство не монополизируетъ никакой индустріи, ни торговли вонючими сѣрными спичками, ни фабрикаціи еще болѣе вонючихъ грошевыхъ сигаръ. Нуждающіеся могутъ обращаться къ закладчикамъ. По словамъ людей знающихъ, это дѣло такъ организовано, что служитъ лишь для развитія воровства и утайки краденаго.
Столь знаменитые въ былое время пѣтушиные бои и собачьи травли запрещены закономъ. Даже боксеры утратили свою привлекательность (atraction); ихъ тоже преслѣдуютъ, и представленія даются теперь тайно. Съ каждымъ днемъ исчезаютъ эти остатки варварства; а когда-то бои боксеровъ были ужасны. Ударомъ кулака англичанинъ способенъ сшибить голову съ плечъ долой. Любопытно, что эти дикари даже въ серьезной дракѣ не бьются ногами, — это противно національному духу. Удары ногой приберегаются для поддержанія домашней дисциплины; они составляютъ исключительную монополію женщинъ.
Трудно опредѣлить, гдѣ Лондонъ начинается и гдѣ онъ кончается. Почтовый округъ опредѣляетъ его діаметръ въ 36 километровъ, что составитъ окружность около ста верстъ въ длину. Улицы однообразны и скучны, точно нарочно такъ устроены, что остановиться не на чемъ, лишь бы поскорѣе добраться до мѣста. Фланерства не существуетъ въ Лондонѣ; въ паркахъ оно бы показалось подозрительнымъ. Джентельмены, встрѣчающіеся на улицѣ, спѣшатъ къ своимъ занятіямъ или возвращаются домой. Внѣшній видъ Лондона способенъ нагнать тоску; за то внутренняя его жизнь очаровательна.
Всемірно извѣстные лондонскіе туманы бываютъ двоякаго рода. Самый любопытный и наименѣе опасный — черный туманъ; это полная, темная ночь среди дня. Тотчасъ же всюду зажигается газъ. Когда этотъ видъ тумана остается въ верхнихъ слояхъ атмосферы, какъ это часто бываетъ, онъ никому не мѣшаетъ; движеніе по улицамъ идетъ своимъ чередомъ, при свѣтѣ газа, торговля тоже. Самый ужасный — желтый туманъ, прозванный англичанами гороховымъ пюре (pea soup); онъ затрудняетъ дыханіе, душитъ. Необходимо прикрывать ротъ спеціально для того устроенными респираторами, чтобы избѣжать кровохарканія, а не то опасности совсѣмъ задохнуться. При желтомъ туманѣ свѣтъ газа нисколько не помогаетъ; его не видно у самаго фонарнаго столба. Движеніе останавливается; городъ какъ бы умираетъ, иной разъ на нѣсколько, часовъ. Такіе туманы не такъ часты въ Лондонѣ, какъ то Думаютъ иностранцы. Они случаются не болѣе разъ пятнадцати въ годъ. Въ остальные триста пятдесятъ дней небо покрыто болѣе или менѣе сѣроватымъ обыкновеннымъ туманомъ. Солнце проглядываетъ очень рѣдко.
Мрачнѣе и непривѣтнѣе большаго англійскаго города нельзя себѣ ничего представить; за то трудно выдумать что-либо очаровательнѣе внутренности хорошаго англійскаго дома. Это настоящій рай глубоко обдуманнаго комфорта и, разумной роскоши. На это англичане первые мастера въ мірѣ. Мебель покойная, удобная, — кушетки для интимной бесѣды, кресла на колесикахъ, съ пюпитромъ для чтенія, диваны съ локотниками для куренія; кажется, каждая вещь устроена въ полномъ соотвѣтствіи съ ея спеціальнымъ назначеніемъ. Въ каждомъ домѣ салонъ, комната для разговоровъ въ тѣсномъ кружкѣ, библіотека, курильная… У каждаго англичанина есть свой будуаръ, — я разумѣю boudoir въ его этимологическомъ смыслѣ, т.-е. такой уголокъ, въ который нѣтъ доступа постороннему человѣку, куда хозяинъ этой комнаты можетъ уединиться, чтобы работать или отдохнуть. Англичане называютъ ее growlery, по-французски grognoir (по-русски — ворчальня), названіе, соотвѣтствующее слову boudoir, — комната, въ которой можно дуться. Коверъ составляетъ въ Англіи предметъ первой необходимости. Всѣ полы и лѣстницы самыхъ простыхъ жилищъ покрыты коврами. Частные дома Лондона (не квартирные) ничѣмъ не выдаются по своей внѣшности; но сколько роскоши, сколько богатствъ заключено внутри этихъ длинныхъ, черныхъ стѣнъ! Это, впрочемъ ничто въ сравненіи съ великолѣпными замками родовыхъ помѣстій старой Англіи. Только въ деревнѣ, въ этихъ помѣстьяхъ Джонъ Буль является во всей своей славѣ. Спортсменъ по природѣ, онъ тамъ въ своей сферѣ. «Иностранецъ, желающій вполнѣ ознакомиться съ характеромъ англичанъ, — говоритъ Вашингтонъ Ирвинъ, — не долженъ ограничиваться изученіемъ города… Англичанинъ только въ деревнѣ даетъ полный просторъ своимъ природнымъ наклонностямъ и вкусамъ. Онъ радъ возможности освободиться отъ формальностей и холодныхъ приличій, налагаемыхъ требованіями городской жизни- въ деревнѣ онъ сбрасываетъ съ себя привычки несообщительности и сдержанности, предается веселью и своимъ сердечнымъ склонностямъ. Онъ окружаетъ себя всѣми жизненными удобствами, всею роскошью высшаго круга и изгоняетъ изъ своего жилища всякія стѣсненія. Въ его деревенской резиденціи собрано, все, что служитъ къ удовлетворенію самыхъ разнообразныхъ вкусовъ: книги, картины, музыка, лошади, собаки, приспособленія для всевозможныхъ видовъ охоты и спорта, — все у него подъ руками. Онъ самъ не стѣсняется и ни въ чемъ не стѣсняетъ своихъ гостей. Какъ истинно гостепріимный хозяинъ, онъ предоставляетъ въ ихъ распоряженіе всѣ средства провести пріятно время и полную свободу каждому, пользоваться этими средствами, какъ ему нравится…
«Должно отдать полную справедливость умѣнью англичанъ, своего рода врожденному таланту красиво устраивать скромныя жилища людей средняго, класса. Въ рукахъ англичанина, одареннаго вкусомъ, самый простенькій домикъ, самый безплодный уголокъ земли превращаются въ маленькій рай. Наибольшую прелесть англійскаго пейзажа составляетъ какъ бы запечатлённое на немъ нравственное чувство, то чувство, которое соединяется въ умѣ съ представленіемъ идеи порядка, спокойствія, умѣренности, твердо установленныхъ принциповъ и старыхъ, почтенныхъ обычаевъ. Все представляется результатомъ долгаго, правильнаго и мирнаго существованія».
А клубы, эти дворцы Pall-Mall'я! Atheneum-Club — мѣсто собранія знаменитостей ученаго и литературнаго міра; Carlton-Club — собраніе выдающихся членовъ консервативной партіи; Reform-Glub — для партіи либеральной; Oxford and Cambridge-Club — для членовъ двухъ большихъ университетовъ; Army and Navy-Club — для офицеровъ арміи и флота… По альманаху Whitaker’ъ, въ, которомъ не поименованы многіе мелкіе кружки, я насчиталъ восемьдесятъ девять клубовъ. Помѣщенія большихъ клубовъ имѣютъ видъ настоящихъ дворцовъ; они доступны только для аристократовъ и богатыхъ людей: членскій взносъ — тысячу франковъ единовременно и двѣсти пятьдесятъ ежегодно. Этодорогонько. Правда, клубы эти великолѣпны и импозантны; но, признаюсь, меня не мало смущаютъ ихъ лакеи въ короткихъ штанахъ, заглушающіе шаги ковры толщиною въ дюймъ, широкія лѣстницы, громадныя, безконечныя залы, члены этихъ клубовъ, въ шляпахъ на головахъ, неузнающіе другъ друга или мрачно процѣживающіе сквозь зубы: how do you do? — точно огрызаются: «оставьте меня въ покоѣ; мнѣ не до васъ»… Все это обдаетъ какимъ-то леденящихъ холодомъ, и я весьма подозрѣваю, что всѣ эти господа смертельно скучаютъ въ своихъ роскошныхъ клубахъ. Единственный клубъ, Savage-Club, не произвелъ на меня такого удручающаго впечатлѣнія. Этотъ клубъ Дикарей есть, въ нѣкоторомъ смыслѣ, собраніе лондонской богемы, публицистовъ, литераторовъ, артистовъ и актеровъ. Принцъ Вельскій не побоялся записаться его членомъ и заходитъ въ него иногда выкурить послѣобѣденную сигару, какъ самый скромный изъ сочленовъ-дикарей. Выдающіеся таланты многихъ членовъ этого клуба придаютъ особенную привлекательность обѣдамъ и вечернимъ собраніямъ.
Нигдѣ и никогда еще театръ не падалъ такъ низко, какъ въ настоящее время въ Англіи, Это представляется необъяснимымъ въ отечествѣ Шекспира, въ странѣ, богатой превосходными поэтами и романистами. Въ этомъ виновата отчасти публика, принявшая за обычай не выражать ни своего одобренія, ни неодобренія въ театрахъ. Апплодировать считается неприличнымъ и еще болѣе неприлично шикать и свистать. Мнѣ доводилось слышать артистовъ, пѣвшихъ невыносимо фальшиво, не вызывая ни малѣйшаго ропота со стороны слушателей. Джонъ Буль смотритъ съ сожалѣніемъ на подобнаго артиста и прощаетъ ему неудачу. Джонъ великодушенъ и величественъ. Онъ не принимаетъ никакого участія въ томъ, что происходитъ на сценѣ, зная, что передъ нимъ не дѣйствительность, а одно притворство. Хорошо поющій актеръ, и въ особенности горячо, входящій въ роль, кажется ему въ высшей степени смѣшнымъ, — это бѣднякъ, «отказавшійся отъ человѣческаго достоинства» для того, чтобы потѣшить публику и заработать себѣ пропитаніе.
Низшій классъ населенія не бываетъ въ театрѣ, даже понятія о немъ не имѣетъ. Здѣсь вы не услышите, какъ во Франціи, чтобы рабочій сталъ напѣвать или насвистывать какой-нибудь оперный мотивъ. Англійская чернь работаетъ, пропиваетъ заработокъ на пивѣ и джинѣ и умираетъ въ госпиталѣ или на мостовой, не подозрѣвая даже существованія театра. Въ буржуазныхъ классахъ не развитъ вкусъ къ театру; аристократія бываетъ въ немъ отъ бездѣлья,; чтобы убить время, и зѣваетъ въ немъ отъ скуки. Къ тому же театры составляютъ частныя предпріятія и не получаютъ никакихъ субсидій. Антрепренеръ, онъ же, обыкновенно, и первый артистъ труппы, или совсѣмъ не имѣетъ поддержки, а если имѣетъ, то весьма слабую. Даже въ большихъ театрахъ все держится на двухъ главныхъ роляхъ; остальной персоналъ просто невозможенъ. Школы драматическаго искусства нѣтъ; всякій выучивается, какъ можетъ, на самой сценѣ. Вслѣдствіе всего этого литературныя знаменитости совсѣмъ не пишутъ для театра. Репертуаръ составляется изъ переводныхъ пьесъ, по большей части передѣланныхъ на англійскіе нравы и по англійскому вкусу самими актерами. Можно себѣ представить, какъ уродуются французскіе романы и комедіи, какой изъ этого выходитъ сумбуръ! Впрочемъ, бываютъ иногда и оригинальныя вещи. Привожу обращикъ того, чѣмъ потчуютъ Джона Буля; нижеслѣдующее объявленіе отъ Друри-Лэнскаго театра выписано текстуально изъ газетъ за октябрь 1882 года. Пьеса называется Courage.
Courage. — Рядъ забавнѣйшихъ ролей.
Courage. — Сцены потрясающихъ ужасовъ.
Cour age. — Сцены, способныя уморить человѣка со смѣху.
Courage. — Вы наплачетесь и насмѣетесь до сыта.
Courage. — Все это въ три часа времени.
69 представленіе піесы Courage. — Главную роль играетъ, по возвращеніи, г. Огюстъ X…. величайшій актеръ-писатель-директоръ, какого не видала Англія со смерти Давида Гаррика.
Но это еще не все; антрепренеръ обращается къ публикѣ съ такою газетною статьею: «Всякій мужчина, будь онъ добродѣтельнѣйшій человѣкъ, или закоренѣлый разбойникъ, всякая женщина, будь она добродѣтельна, или легкомысленна, или даже порочна, — должны идти смотрѣть мою піесу. Это настоящая школа, нравственности. Въ ней я показываю, что преступленіе, измѣна и ложь могутъ въ жизни торжествовать надъ добродѣтелью, но лишь временно; въ концѣ же концовъ, они непремѣнно подвергнутся должной карѣ. Я приложу всѣ свои силы къ тому, чтобы всегда остаться достойнымъ сцены, ввѣренной моему управленію, и Друри-Лэнскій театръ, по преимуществу нашъ національный театръ, навсегда останется школою нравственности».
Помимо убійствъ и кражъ, въ піесѣ есть крушеніе поѣзда, пожаръ, буря, вооруженное нападеніе на банкъ… Благодѣтель, г. Огюстъ! Какъ хорошо онъ знаетъ свою публику. Счастливая публика! Какъ хорошо ей служатъ, какъ заботятся о ней, какъ прекрасно ее развлекаютъ!
Друри-Лэнъ — театръ первокласный; а вотъ объявленіе отъ Сёррей-театра, сцены втораго разбора:
Surrey Theatre. — Семь актовъ реализма. Въ прошлую субботу пришлось отказать въ билетахъ 5,000 человѣкъ. Омнибусы вынуждены были остановиться на улицѣ, задержанные несмѣтною толпою несчастныхъ, не получившихъ доступа въ театръ. А зрители, имѣвшіе счастье попасть въ залу, съ замираніемъ сердецъ наслаждались необычайнымъ спектаклемъ. Выраженія ужаса и восторга поочередно смѣнялись на ихъ лицахъ. Никогда еще ни одна сцена въ мірѣ не видала такого торжества добродѣтели, такого полнаго уничиженія порока».
Далѣе слѣдуетъ: «The most inhuman, simious, horrible, blood-courdling, terrible, sovage, weird, fantastic, human, unearthly, fiendish, fascinating, repidsive, and attractive ever produced or ever imagined. Начало ровно въ 7½ часовъ».
Въ Лондонѣ есть, впрочемъ, и серьезные театры. Во время сезона, т.-е. съ апрѣля по августъ, лучшіе артисты всего міра выступаютъ на Ковентъ-Гарденской и Друри-Лэнской сценахъ въ произведеніяхъ великихъ художниковъ. Изъ англійскихъ театровъ единственный Lyceum-Ttieatre заслуживаетъ названіе серьезнаго. Настоящаго же національнаго театра, вродѣ парижскаго французскаго театра (Théâtre Franèais), въ Англіи нѣтъ, и въ таковомъ не ощущается надобности. Кромѣ Шекспира, на немъ нечего было бы давать.
Въ теченіе послѣднихъ трехъ лѣтъ, въ іюнѣ мѣсяцѣ даютъ свои представленія въ театрѣ Gtaété превосходные артисты французской комедіи (Comédie Franèaise). На нихъ бываетъ высшее общество Лондона. Насколько понимаетъ Джонъ Буль Іокелена, я не знаю. Но дѣло, въ сущности, не въ пониманіи; разъ Джонъ Буль заплатилъ деньги за мѣсто, онъ высидитъ представленіе, не понимая ни слова, и останется очень доволенъ. Въ доказательство приведу слѣдующій анекдотъ:
Разъ г-жа Модьевская, польская актриса, имѣвшая большой успѣхъ на сценахъ Гэймаркета и Куртъ-театра, была приглашена сыграть въ одномъ изъ крупныхъ лондонскихъ салоновъ. Ее попросили прочесть какую-нибудь поэму по-польски.
— Но меня не поймутъ, — возразила артистка, — а я люблю быть понятой и…. оцѣненной.
Просьбы были такъ настояльны, что она, наконецъ, согласилась, приняла трагическую позу и продекламировала по-польски. Джонъ Буль и его гости были въ полномъ восторгѣ. На другой день открылось, что г-жа Модьевская читала имъ…. числительныя прилагательныя отъ перваго до сотаго.
Въ нынѣшнемъ году Сарра Бернаръ, проѣздомъ, должна была дать представленіе въ Блэкнулѣ. Въ день спектакля у нея сильно заболѣло горло; она обратилась къ директору:
— Я не могу играть; у меня пропалъ голосъ.
— Что за бѣда! — возразилъ антрепренеръ, хорошо знавшій свою публику. — Дѣло не въ голосѣ. Васъ хотятъ посмотрѣть, и вы можете не говорить ни слова; жестикулируйте (текстуально), васъ все равно оцѣнятъ.
— Я не желаю, чтобы меня показывали за деньги; я артистка, — отвѣтила Сарра и, къ величайшему огорченію директора, не вышла на посмотръ.
Одно я одобряю въ англійскихъ театрахъ, — это короткость антрактовъ; въ одиннадцать часовъ все покончено, и вы можете отправляться домой. Плохо, за то скоро, не то, что у насъ.
Фортепіано составляетъ въ Англіи необходимую принадлежность каждаго дома, начиная съ жилищъ мелочнаго лавочника и послѣдняго сапожника. Женщины, всѣ безъ Исключенія, играютъ на этомъ инструментѣ; но, за исключеніемъ концертовъ, я никогда не слыхивалъ дѣйствительно хорошей и пріятной музыки. Всѣ англичанки играютъ безъ всякаго выраженія. Одинъ изъ соотечественниковъ и пріятелей автора, профессоръ музыки и извѣстный композиторъ, даетъ уроки въ одномъ изъ первыхъ женскихъ пансіоновъ Лондона. Разъ онъ жаловался директрисѣ на то, что его ученицы лишены всякаго чувства и играютъ какъ автоматы.
— Monsieur, — отвѣтила начальница, снисходительно улыбаясь, — я пригласила васъ учить моихъ дѣвицъ музыкѣ, а не чувствамъ.
То же слѣдуетъ сказать о пѣніи. Иногда встрѣчаются хорошіе голоса; но въ нихъ нѣтъ ничего привлекательнаго, такъ, крикъ какой-то. Ни одной выдающейся ноты, ни одного жеста, лицо спокойно, точно маска; это не пѣніе,; а механическое упражненіе голосовыхъ струнъ. При мнѣ на одномъ вечерѣ пѣла молодая дѣвушка, только что вернувшаяся изъ Италіи, гдѣ она училась музыкѣ. Она исполнила съ большимъ умѣніемъ и вкусомъ романсъ Артюра Сюлливана: let me dream again.
— Прекрасно поетъ эта дѣвица, — сказалъ я своей сосѣдкѣ..
— Да, — отвѣтила она съ презрительною гримаскою, — но какъ она аффектирована! Эти закатыванья глазъ, эти жесты, прикладыванія руки къ сердцу, — все это очень неприлично! Она просто актриса.
Англичане отлично знаютъ, что ихъ ожидаетъ, какъ только открывается рояль, и съ первыми же ея звуками начинаются общіе разговоры. Когда пьеса кончена, разговоръ смолкаетъ, піанисткѣ говорятъ: «Thank jou».
Публичные концерты превосходны и усердно посѣщаются. Величайшіе артисты пріѣзжаютъ концертировать въ Лондонъ. Оркестръ Хрустальнаго Дворца великолѣпенъ. Въ цѣломъ мірѣ трудно услыхать что-либо лучше народныхъ концертовъ классической музыки въ Сентъ-Джемсъ-Галлѣ, концертовъ Рихтера, Альбертъ-Галля, Ковентъ-Гардена, Флораль-Галля. Въ нихъ участвуютъ Патти, Нильсонъ, Альбани, Рубинштейнъ, Шарль Галле, Форъ, Николини и др., словомъ, всѣ знаменитости.
На этихъ концертахъ Джонъ Буль очень внимателенъ, слушаетъ и нотки не проронитъ. Вы спросите, почему онъ громко разговариваетъ подъ музыку тѣхъ же артистовъ въ салонахъ? А потому, что въ публичномъ концертѣ онъ заплатилъ, за мѣсто гинею или полгинеи; цѣнитъ же онъ лишь то, за что заплатитъ, и, въ особенности, если заплатитъ дорого.
Ораторія царитъ въ Англіи- Джонъ Буль обожаетъ этотъ родъ музыки, — усядется въ кресло, закроетъ глаза и весь обращается въ слухъ, точь-въ-точь какъ на проповѣди. Онъ блаженствуетъ; ораторія представляется ему предвкушеніемъ неземныхъ восторговъ, пріуготованныхъ для него на томъ свѣтѣ. Въ Хрустальномъ Дворцѣ его угощаютъ ораторіями, исполняемыми хорами въ пять тысячъ голосовъ. Чѣмъ больше, тѣмъ превосходнѣе. Правда, въ этихъ ораторіяхъ есть великолѣпныя мѣста. Нѣкоторыя изъ нихъ на писаны Гейденомъ, Генделемъ, Бахомъ и Мендельсономъ; но замѣчательно, что большая часть ихъ написана великими нѣмецкими композиторами въ Англіи подъ вліяніемъ сплина, быть можетъ; это — лондонскій туманъ, переложенный на музыку. Обыкновенно исполненіе ораторіи длится отъ трехъ до трехъ съ половиною часовъ. При большихъ провинціальныхъ торжествахъ ихъ даютъ по восьми дней сряду; начинаютъ «Сотвореніемъ міра», потомъ слѣдуютъ «Авраамъ», «Іосифъ» (негодованіе въ si-бемолѣ, съ которымъ этотъ цѣломудренный юноша отвергаетъ предложенія жены Пентефрія, просто эпично), затѣмъ идетъ «Илія», «Іуда Маккавей», «Мессія» и т. д., и т. д. Англичане лишь тогда успокоятся, будутъ вполнѣ счастливы, когда передѣлаютъ всю библію въ ораторіи.
Въ одномъ Лондонѣ выходитъ триста пятьдесятъ журналовъ, изъ которыхъ около пятидесяти посвящено духовнымъ и религіознымъ вопросамъ.
Наиболѣе распространенныя политическія газеты Daily News, Standart и Daily Telegraph обязательно прочитываются каждымъ англичаниномъ, имѣющимъ возможность истратить пенсъ на покупку нумера. За эти небольшія деньги онъ получаетъ восемь огромныхъ страницъ, по семи и восьми колоннъ каждая. Пять страницъ заняты объявленіями. Въ Англіи всѣ публикуются въ газетахъ: профессора университетовъ, журналисты, авторы книгъ, учительницы, кухарки, даже влюбленные отыскиваютъ черезъ объявленія своихъ вѣтренныхъ подругъ, а женщины своихъ любовниковъ. Этотъ родъ объявленій помѣщается на первой колонкѣ первой страницы. Авторъ приводитъ нѣсколько образчиковъ такихъ объявленій. Не видя въ нихъ особеннаго интереса, мы заимствуемъ изъ другаго мѣста книги болѣе характерное, на нашъ взглядъ, объявленіе: «Нанимается журналистъ понедѣльно или помѣсячно. Доставляетъ путевыя впечатлѣнія, біографіи и очерки». Это объявленіе напечатано въ Атенеумѣ, первомъ литературномъ журналѣ Англіи.
Ежедневныя газеты представляютъ здѣсь коллосальныя предпріятія. Корреспонденціи и телеграммы обходятся иногда баснословно дорого, и не имѣютъ ничего себѣ подобнаго на континентѣ, гдѣ всякая газета принадлежитъ извѣстному политическому дѣятелю и служитъ выраженіемъ его идей и мнѣній. Стандартъ есть органъ консервативной партіи, Ежедневныя Новости (Daily News) — органъ партіи либеральной. Но насколько корреспонденціи и депеши стоятъ выше тѣхъ же отдѣловъ континентальной журналистики, настолько же ниже статьи англійскихъ газетъ сравнительно съ статьями французскихъ. Руководящія статьи большихъ политическихъ органовъ тяжелы невыносимо и лишены всякаго интереса.
Благодаря свободѣ печати, журналистика пользуется въ Англіи громаднымъ вліяніемъ- но при этомъ руководители общественнаго мнѣнія, сами журналисты, остаются совершенно неизвѣстными. Статьи не подписываются и, кромѣ лицъ, близкихъ къ дѣлу, никто не знаетъ имени ни одного изъ сотрудниковъ или редакторовъ отдѣловъ Times’а и другихъ періодическихъ изданій.
Авторъ называетъ Times королемъ всемірной журналистики, но при этомъ говоритъ о немъ не особенно почтительно. Этотъ старый, скрипучій флюгеръ, — говоритъ г. О’Релль, — каждое утро изливаетъ свой ядъ направо и налѣво, къ великому ужасу континентальныхъ газетъ, восклицающихъ: «Times сказалъ то-то, Times полагаетъ такъ-то». Всѣ цѣли и задачи этой огромной газеты, — биткомъ набитой объявленіями и похваляющейся знаніемъ всѣхъ тайнъ европейскихъ кабинетовъ, не исключая отдѣльныхъ кабинетовъ ресторановъ, — сводятся къ простой погонѣ за наживою; всѣ ея интересы ограничиваются интересами крупныхъ капиталистовъ-банкировъ Сити. Ея бумажныхъ простынь, испещренныхъ объявленіями, никто не читаетъ, кромѣ какихъ-нибудь Жеромовъ Патюро, отыскивающихъ подходящее общественное положеніе; вся масса народа не заглядываетъ въ безконечные листы этой завистливой, педантичной и вздорливой газеты.
Punch (полишинель), маленькая, еженедѣльная газета, полная веселости и юмора, служитъ нагляднымъ доказательствомъ, что можно быть остроумнымъ, не прибѣгая къ непристойностямъ и грубымъ выходкамъ. Ея каррикатуры восхитительны и, въ. особенности, тѣмъ хороши, что ихъ можно безъ опасенія дать въ руки дѣвушкѣ. За то Punch не стѣсняется съ великими и сильными міра.сего, наряжаетъ ихъ во всевозможные костюмы и отдѣлываетъ самымъ безцеремоннымъ образомъ. Его остроумныя и невинные шутки пользуются гарантіей полной безопасности.?
Въ Англіи свобода печати безгранична. Ею все контролируется, все критикуется въ самыхъ рѣзкихъ выраженіяхъ, — дѣйствія судовъ, общественныхъ и правительственныхъ установленій и лицъ. Общественному мнѣнію принадлежитъ верховный судъ и послѣднее, рѣшающее слово во всемъ и надъ всѣми. Здѣсь, собственно, не существуетъ такъ называемыхъ проступковъ по дѣламъ печати. Всякій проступокъ, совершонный черезъ посредство печати, разсматривается какъ обыкновенный проступокъ, и влечетъ за собою судъ и кару, какъ таковой, по общимъ законамъ.
Здѣсь читаютъ всѣ, всѣ грамотны. У сапожника захолустной деревушки вы найдете маленькую библіотечку, или, но меньшей мѣрѣ, нѣсколько книгъ. Исключеніе составляетъ лондонская чернь; но это совсѣмъ особый народъ, подобнаго которому нѣтъ ни въ одной странѣ міра, — это дикіе въ полномъ смыслѣ слова. Во Франціи вы увидите книгу въ рукахъ жены земледѣльца, но какую книгу? Молитвенникъ на. латинскомъ языкѣ. Спрашивается, кто его читаетъ? Здѣсь въ каждомъ домѣ есть библія въ превосходномъ переводѣ на общедоступный языкъ; ее всѣ читали, читаютъ и перечитываютъ. Во Франціи отсутствіе книгъ въ средѣ мелкой буржуазіи поразительно; низшіе классы пробавляются мелкими, въ большинствѣ, дрянненькими газетками. Въ Англіи, повторяемъ, у всякаго есть нѣсколько собственныхъ книгъ, и, кромѣ того, рѣдко кто не абонированъ въ общественной библіотекѣ, доставляющей за небольшую плату (гинея въ годъ) сколько угодно романовъ. А романы здѣсь совсѣмъ не то, что во Франціи; это не наборъ всякихъ невѣроятностей и несодѣянностей, а изображеніе дѣйствительной жизни. Любой англійскій романъ можно, закрывши глаза, дать читать юношѣ, дѣвушкѣ, не опасаясь, что онъ собьетъ ихъ съ толку, дастъ превратныя понятія. Общій тонъ огромнаго большинства этихъ произведеній настолько нравствененъ и чистъ, что немногіе родители находятъ нужнымъ справляться о томъ, что читаютъ дѣти. Ученикъ можетъ смѣло принести романъ въ школу; у него не отнимутъ и не конфискуютъ книги. У насъ онъ рискуетъ быть за это удаленъ изъ школы.
Англичане большіе любители живописи и, надо имъ отдать справедливость, хорошіе знатоки. При ихъ любви къ природѣ иначе и быть не можетъ. Умѣнье рисовать распространено въ Англіи, какъ нигдѣ. Всякая прилично воспитанная дѣвушка въ состояніи нарисовать пейзажъ; у всякаго англичанина вы найдете альбомъ набросковъ, иллюстрирующихъ его путешествія.
Авторъ даетъ списокъ пятнадцати публичныхъ картинныхъ галлерей Лондона и добавляетъ, что, кромѣ перечисленныхъ, существуетъ еще множество менѣе богатыхъ коллекцій картинъ, составляющихъ общественное достояніе.
Развитіе физическихъ силъ и способностей ребенка, развитіе въ немъ любви къ добру путемъ свободы и довѣрія, — такова двоякая задача большихъ школъ Англіи. Онѣ стремятся дать солидныя знанія, но прежде всего воспитать людей, людей сильныхъ физически и нравственно. Mens sana in corpore sano. А потому въ этихъ школахъ нѣтъ ничего казарменнаго, — чистый воздухъ, поля, прогулки на свободѣ; нѣтъ церберовъ, надзирателей, тюремныхъ сторожей; ихъ замѣняетъ общественное мнѣніе и самоуваженіе. Каждый ученикъ обязанъ быть на своемъ мѣстѣ въ часы классныхъ занятій и общей трапезы и никогда ни одинъ не манкируетъ; нѣтъ цѣли пропускать уроки. Внѣ класса юноша совершенно свободенъ, дѣлаетъ, что хочетъ, ходитъ, куда угодно. Когда намъ, несчастнымъ ученикамъ, удавалось обмануть бдительность сторожей и вырваться въ ближайшую лавочку купить на десять сантимовъ табаку, мы считали себя героями романа, не менѣе, не болѣе. По нашемъ возвращеніи, товарищи тѣснились вокругъ насъ, чтобы вдохнуть хотя каплю чистаго воздуха, воздуха свободы, которымъ мы подышали нѣсколько минутъ. Сигаретка неизвѣстна въ англійскихъ учебныхъ заведеніяхъ. Если бы ее запрещали такъ же строго, какъ у насъ, она бы, навѣрное, играла въ Англіи ту же роль, что во Франціи. Въ табачномъ дымѣ нѣтъ ничего привлекательнаго, кромѣ прелести запретнаго плода; дозвольте куренье, и оно не будетъ никому доставлять удовольствія.
Итонъ, Гарро, Регби, Мальборугъ, Веллингтонъ, всѣ большія школы находятся въ провинціи, внѣ городовъ; онѣ сами составляютъ маленькіе городки съ парками, окруженными полями. Въ Лондонѣ только четыре учебныхъ заведенія: Св. Павла, Christ’s Hospital, Merchant Taylors и Citî of London School; первое изъ этихъ большихъ заведеній должно быть скоро перенесено за городъ.
Head Master, директоръ, несмотря на сто или полтораста тысячъ франковъ жалованья, не изображаетъ собою недоступнаго владыки; совсѣмъ напротивъ: онъ знаетъ каждаго ученика, и не въ лицо только, такъ какъ ребятъ сѣкутъ въ Англіи; примѣненіе этой исправительной мѣры составляетъ одну изъ обязанностей Head Master, къ которому приводятъ непослушныхъ учениковъ.
Образованіе способнаго мальчика ничего не стоитъ родителямъ; онъ легко получаетъ стипендію по конкурсу. По окончаніи курса онъ можетъ получить отъ школы вторую стипендію (exhibition) въ 80 и даже въ 100 ф. стерл. въ годъ, на четыре года пребыванія въ Оксфордскомъ или Кембриджскомъ университетѣ. Кромѣ того, онъ имѣетъ право конкуррировать на университетскую стипендію, а scholarship, и, такимъ образомъ, составить себѣ отъ пяти до шести тысячъ франковъ ежегоднаго дохода. Каждая коллегія имѣетъ собственные доходы, состоящіе въ вѣдѣніи совѣта. Всѣ эти среднія и высшія учебныя заведенія совершенно самостоятельны и независимы другъ отъ друга.
Ученики общественныхъ школъ живутъ между собою очень согласно; неспособные отнюдь не въ презрѣніи у товарищей, и, наоборотъ, первенствуютъ не лучшіе ученики, а наиболѣе ловкіе и сильные въ атлетическихъ упражненіяхъ. Въ Итонѣ, аристократической коллегіи, первенствуютъ сыновья лордовъ, за ними слѣдуютъ, богатые; въ презрѣніи — бурсаки, т.-е. наиболѣе способные. Еще большее презрѣніе выпадаетъ, говорятъ, на долю преподавателей.
Каждая Школа имѣетъ свои клубы: клубъ атлетическихъ игръ, клубъ игры въ шары (Football-Club), крикетъ-клубъ, литературное общество (Debating Societies). Всѣ они имѣютъ своихъ предсѣдателей, казначеевъ, секретарей, совершенно какъ настоящіе клубы. Директоръ и профессора состоятъ въ нихъ почетными предсѣдателями и вице-предсѣдателями. Но собранія составляются только изъ учениковъ, подъ предсѣдательствомъ одного изъ нихъ, и не было примѣра нарушенія порядка въ этихъ маленькихъ парламентахъ. Секретарь записываетъ дебаты, и составляетъ протоколъ, который затѣмъ прочитывается вначалѣ слѣдующаго собранія.
Въ собраніяхъ литературнаго общества молодежь обсуждаетъ всевозможные литературные, политическіе и соціальные вопросы. При посѣщеніи шкоды си, Павла, я видѣлъ протоколъ общества, которымъ слѣдующее, собраніе предназначено было посвятить вопросу «о правахъ женщинъ», поставленному въ такой формѣ: «Должна ли женщина играть политическую роль въ республикѣ?» За и противъ было записано нѣсколько ораторовъ. По окончаніи дебатовъ, президентъ ставитъ вопросъ и происходитъ голосованіе. Такимъ образовъ, молодежь съ юныхъ лѣтъ пріучается. хорошо выражать мысль, говорить въ публичныхъ собраніяхъ, съ тѣмъ, чтобы со;временемъ стать гордостью палаты общинъ. Ни одного грубаго, ни даже рѣзкаго слова не прорывается на этихъ собраніяхъ- въ нихъ царитъ полное спокойствіе и достоинство. Засѣданія открываются по уходѣ преподавателей. Тутъ нѣтъ мѣста ни недовѣрію, ни надзору, ни полиціи: самоуправленіе полное; охрана порядка предоставлена самимъ гражданамъ.
Каждая крупная школа имѣетъ свой журналъ, редактируемый способнѣйшими воспитанниками старшихъ классовъ. И надо имъ отдать полную справедливость: ихъ журналы очень интересны; въ нихъ; помѣщаются всѣ новости, касающіяся школы, отчеты о; засѣданіи различныхъ вышеупомянутыхъ обществъ, литературныя статьи; стихотворенія. Эти журналы читаются не только воспитанниками, но и бывшими учениками, узнающими изъ нихъ о всемъ томъ, что происходитъ въ заведеніи, гдѣ протекли ихъ счастливые годы. Благодаря такимъ журналамъ, поддерживается связь между старыми товарищами и корпоративный духъ въ заведеніи.
По милости казарменно-острожнаго заключенія въ нашихъ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ, французская молодежь увлечена республиканствомъ, радикализмомъ, соціализмомъ. Свобода представляется ей чѣмъ-то волшебнымъ; она жаждетъ свободы всѣми фибрами своего существа; для нея нѣтъ героевъ, кромѣ революціонеровъ. Въ Англіи же молодые люди пользуются полною свободою въ семействахъ и въ школахъ и выходятъ крайними консерваторами. Они консервативны изъ патріотизма: либералы желаютъ реформъ, а желать реформъ значитъ признавать, что страна въ нихъ нуждается, слѣдовательно, находить ее несовершенною; а такая идея трудно укладывается, въ голову юнаго англичанина. Въ Англіи обратилось въ поговорку: консервативенъ, какъ студентъ университета.
Не могу не замѣтить, что въ англійскихъ школахъ придаютъ слишкомъ большую, на мой взглядъ, чрезмѣрную важность атлетическимъ играмъ. Не вижу я ничего особенно восхитительнаго въ состязаніяхъ въ бѣгѣ или на велосипедахъ, на которыхъ держатъ пари, устраиваютъ тотализаторы, какъ у насъ на скачкахъ. Нѣкоторыя изъ этихъ игръ просто опасны. Игра въ шаръ (football) совсѣмъ дикое удовольствіе. Задача игры въ томъ, чтобы прогнать ногою шаръ въ воротца противной стороны. Представьте себѣ тридцать здоровенныхъ молодцовъ, по пятнадцати на сторонѣ, кидающимися, какъ Изступленные, толкающими другъ друга такъ, что бока трещатъ, падающими другъ на друга, въ изорванной одеждѣ, съ синяками на тѣлѣ, съ всклокоченными волосами, съ исцарапанными лицами, выпачканными кровью и грязью, съ подбитыми глазами, сверкающими необыкновенныхъ азартомъ, — все это ни почемъ, лишь бы не быть побѣжденными. Сотни зрителей и зрительницъ окружаютъ мѣсто состязанія, апплодируютъ и ободряютъ игроковъ криками «браво». Въ этихъ дикихъ играхъ участвуютъ не одно только учащееся юношество, но и офицеры, и джентельмены, вся молодежь Англіи. Football и cricket — національныя англійскія игры; въ шары играютъ съ 1 октября до 1 апрѣля, Въ крикетъ съ 1 апрѣля по 1 октября. Послѣдняя игра болѣе спокойна, чѣмъ football, и очень интересна для хорошо знающихъ всѣ ея правила. Несмотря на часто повторяющіеся несчастные случаи, надо, все-таки, сознаться, что такое время-препровожденіе предпочтительнѣе чтенія романовъ Зола и. часто непристойныхъ разговоровъ, занимающихъ учениковъ нашихъ школъ.
Чтобы показать, съ какимъ довѣріемъ относятся здѣсь преподаватели къ ученикамъ, я замѣчу, что нерѣдко учитель говоритъ классу: «Къ завтрему вы приготовите письменную работу дома, не прибѣгая ни къ словарю, ни къ грамматикѣ. Я хочу посмотрѣть, какъ вы съ нею справитесь». Ни одинъ директоръ не: позволитъ себѣ распечатать и прочесть письма, адресованнаго къ воспитаннику. Такимъ довѣріемъ, положеннымъ въ основу воспитанія съ самаго ранняго возраста, достигается то, что въ пятнадцать лѣтъ юноши ведутъ себя какъ взрослые люди. Англійское хладнокровіе удивительно помогаетъ справляться съ разными дѣтскими ухищреніями безъ криковъ, безъ запальчивости, только раздражающей дѣтей, и которою они отлично умѣютъ пользоваться, разъ смѣтивши, что могутъ выводить васъ изъ себя. Самообладаніе, self-control, эта по преимуществу англійская черта характера, составляетъ неоцѣнимое достоинство воспитателя.
Сказавши столь много хорошаго о большихъ и среднихъ учебныхъ заведеніяхъ Англіи, я не нахожу словъ, чтобы дать надлежащее понятіе о двухъ первенствующихъ университетахъ, Оксфордскомъ и Кембриджскомъ, въ особенности объ Оксфордѣ съ его двадцатью средневѣковыми коллегіями, съ его. музеями, богатѣйшими библіотеками, лугами и парками, деревьями-гигантами, башнями, покрытыми плющемъ и дикимъ виноградомъ, каприфоліями и клематитами, съ его величественными аллеями — храмами. Все здѣсь, имѣетъ видъ классической святыни, все располагаетъ умъ и душу къ поэзіи, къ занятію наукою, къ сосредоточенности. Въ тѣни этихъ старыхъ дубовъ, въ этихъ стѣнахъ, каждый камень которыхъ запечатлѣнъ историческими воспоминаніями, заканчиваетъ, свое образованіе англійская молодежь.
Сами собою встаютъ въ умѣ сравненія съ Франціей, вспоминается жалкая, единственная Сорбонна, холодная и мрачная, наши студенты, живущіе въ меблированныхъ комнатахъ Латинскаго квартала.
Говорятъ, въ Оксфордѣ нѣтъ ни одной женщины извѣстнаго сорта; здѣсь твердо стоятъ на томъ, чтобы молодежь пользовалась свободой и была ограждена отъ опасности. Въ свободное отъ занятій время студенты собираются въ большомъ университетскомъ клубѣ, the Union. Тутъ у нихъ все подъ руками: читальни, кофейная, билліарды, отдѣльные кабинеты для занятій, библіотеки, сады и, наконецъ, большая конференцъ-зала, въ которой члены собираются въ нѣкоторое подобіе парламента и, подъ предсѣдательствомъ одного изъ студентовъ, обсуждаются вопросы дня. Лѣтомъ вся университетская молодежь на рѣкѣ, въ костюмѣ лодочниковъ, цвѣтовъ той коллегіи, къ которой принадлежитъ каждый изъ нихъ. Жизнь дорога въ Оксфордѣ, и студентъ не можетъ жить тамъ менѣе, чѣмъ на шесть или семь тысячъ франковъ. Но, какъ я уже сказалъ наиболѣе способные живутъ на стипендіи и на счетъ общественныхъ школъ въ которыхъ получили среднее образованіе.
Оксфордскій университетъ основанъ Альфредомъ Великимъ въ IX вѣкѣ, Кембриджскій существовалъ уже во времена среднихъ вѣковъ. Въ Англіи есть еще нѣсколько университетовъ: въ Лондонѣ, Дургамѣ, Манчестерѣ; но они моложе и не пользуются громкою славою двухъ старѣйшихъ aima mater. Изъ Оксфорда и Кембриджа вышли всѣ великіе люди Англіи, и трудно рѣшить, которому изъ двухъ университетовъ она больше обязана въ этомъ отношеніи. Изъ нихъ же выходятъ всѣ духовныя лица англиканской церкви. Вотъ почему здѣшніе священники — люди солидно образованные и, въ то же время, свѣтскіе. Всѣ они женятся, дѣлаютъ хорошія партіи и становятся полезными гражданами.
Разъ въ годъ, въ субботу, предшествующую святой недѣлѣ, происходитъ знаменитое состязаніе между Оксфордомъ и Кембриджемъ, the University boat race, гонка университетскихъ лодокъ. Послѣ derby[1], это величайшее событіе въ году для betting world (любителей пари). Въ теченіе цѣлой недѣли вся Англія носитъ въ петлицѣ темно-синія ленты (Оксфордъ) или небесно-голубыя (Кембриджъ). Гонка происходитъ на Темзѣ, близъ Лондона. Каждый университетъ выставляетъ отъ себя лодку съ восемью лучшими гребцами, практиковавшимися въ теченіе долгихъ мѣсяцевъ. Такого же рода бываютъ состязанія между обоими университетами въ football, въ крикетъ и въ игрѣ на билліардѣ. Это служитъ, между прочимъ, доказательствомъ, что въ Оксфордѣ и Кембриджѣ занимаются не одною только латынью да греческимъ языкомъ.
Желающій сдѣлаться адвокатомъ, медикомъ, офицеромъ, обязанъ выдержать экзаменъ; отъ содержателей частныхъ учебныхъ заведеній никакихъ экзаменовъ не требуется. Всякій можетъ устроить школу, пансіонъ для мальчиковъ или дѣвочекъ такъ же, какъ, открывается мелочная лавочка. Въ моемъ сосѣдствѣ одинъ обанкротившійся портной завелъ пансіонъ, и его дѣла процвѣтаютъ. На каждомъ шагу вы видите дощечки съ надписью: Establishment for joung gentlemen, или Establishment for joung ladies. Обученіе совершенно свободно, не зависитъ ни отъ какой власти.. Надъ такими частными заведеніями нѣтъ никакой инспекціи; но дѣтей содержатъ въ нихъ хорошо.
Въ средѣ купеческой положеніе учителя находится въ полнѣйшемъ презрѣніи; названія преподаватель, репетиторъ, учительница почитаются сипонимами жалкаго бѣдняка. Причина этому заключается въ равнодушіи англичанъ къ научному образованію.
Разбогатѣвшій англичанинъ (parvenu) несноснѣе и противнѣе выскочки-француза, все-таки, сохраняющаго нѣкоторое уваженіе къ знаніямъ и таланту. Въ пріятельской компаніи разжирѣвшій французъ ограничивается похвальбою своимъ богатствомъ; англичанинъ же не преминетъ высказать, что и онъ не хуже людей, могъ бы, если-бы захотѣлъ, стихи писать или картины рисовать, выучиться по-латыни и по-гречески, но, какъ добрый англичанинъ, предпочелъ приносить пользу отечеству и заниматься торговлей.
Разъ автору случилось обѣдать у лондонскаго лорда-мера, короля англійскихъ parvenus. За дессертомъ лордъ-выскочка завелъ рѣчь объ образованіи, — рѣчь, какъ нельзя лучше подходящую къ составу обѣдавшаго общества: за столомъ сидѣло около сотни публицистовъ, литераторовъ и профессоровъ.
— Я, видите-ли, очень уважаю образованность, — говорилъ хозяинъ. — Но, признаюсь, не вѣрю, чтобы она приносила такъ много пользы, какъ о томъ толкуютъ; я склоненъ думать, что отъ нея столько же зла, сколько добра. По моему мнѣнію, поучился мальчикъ лѣтъ до двѣнадцати, и довольно съ него, принимайся за дѣло, зарабатывай себѣ хлѣбъ (his bread and cheese).. Конечно, необходимо умѣть читать, писать, знать ариѳметику, невіножко исторіи, географіи; все-же остальное принесетъ только вредъ, отклонитъ молодой умъ отъ главной задачи въ жизни, отъ настоящаго дѣла. Взять хотя бы меня въ примѣръ: одиннадцати лѣтъ я оставилъ родительскій домъ и поступилъ на канатный заводъ; образованіе я получилъ самое элементарное, а вотъ же достигъ того, что сталъ лордомъ-меромъ Лондона.
Таковъ взглядъ большинства англичанъ на образованіе. Съ другой стороны, презрительное отношеніе къ учителямъ авторъ приписываетъ произведеніямъ Чарльса Дикенса, всячески опозорившимъ эту профессію. Великій художникъ имѣлъ въ виду выставить на публичный позоръ тысячи невѣждъ, содержателей пансіоновъ, тиранящихъ и колотящихъ безъ милосердія: несчастныхъ дѣтей- но онъ зашелъ слишкомъ далеко, и народъ видитъ въ каждомъ школьномъ учителѣ Wackford Syueers’а.
Въ газетахъ можно каждый день прочесть такія объявленія:
«Нужна кухарка; жалованья 25 фунтовъ стерлинговъ».
«Нужна учительница, могущая преподавать англійскій, французскій языки, рисованіе и музыку, жалованья 20 фунтовъ стерлинговъ».
Чаще же всего учительницѣ предлагается квартира и столъ:
«Предлагается комфортабельное помѣщеніе (comfortable home) учительницѣ, желающей принять на себя обученіе троихъ маленькихъ дѣтей».
Частные пансіоны, обыкновенно, добываютъ учителей черезъ посредство конторъ-агентствъ. Ищущіе мѣста (place — обычный терминъ) преподавателя обращаются къ агенту. Никакихъ дипломовъ, ни свидѣтельствъ тутъ не требуется; достаточно заявленія явившагося о томъ, что онъ знаетъ и что можетъ преподавать, — этого довольно.
Знакомый автору французъ обратился разъ къ такому рекомендателю.
— Я могу найти вамъ мѣсто лишь въ томъ случаѣ, если вы возьметесь преподавать что-нибудь кромѣ французскаго языка. Вы рисуете?
— Да, немножко. Кажется, я бы могъ давать уроки рисованія… первоначальные.
— Объ этомъ нечего распространяться. Выучите рисованію, вотъ и все. Не играете ли на фортепіано?
— Я могу сыграть: au clair de la lune и кое-какъ знаю ноты.
— И прекрасно. Не можете-ли сыграть Марсельезу? Здѣсь очень любятъ Марсельезу.
— Однимъ пальцемъ, пожалуй, сыграю.
— Отлично. Мѣсто вамъ готово. Я сегодня же напишу директору; приготовьтесь ѣхать завтра.
Онъ поѣхалъ и получилъ мѣсто.
Положеніе учителя въ этихъ пансіонахъ, самое несчастное, особливо же положеніе преподавателя французскаго языка. Прежде всего онъ долженъ понравиться ученикамъ. Бѣда, если возникнетъ вопросъ о выборѣ между нимъ и однимъ изъ воспитанниковъ. На мѣсто вышедшаго пансіонера трудно найти другаго, — слишкомъ велика конкурренція; а на мѣсто учителя на другой же день явится десятокъ претендентовъ. Всякій учитель знаетъ это и подчиняется всевозможнымъ невзгодамъ. Если ученики оскорбляютъ его, не хотятъ заниматься, онъ не смѣетъ пожаловаться, — обвинятъ его же самого. Принципалъ только и знаетъ, что расхваливаетъ учениковъ; свѣдѣнія объ успѣхахъ, даваемыя родителямъ, всегда одобрительныя. Признайся онъ, что ребенокъ плохо учится, не дѣлаетъ успѣховъ, ребенка возьмутъ и помѣстятъ въ другой пансіонъ; попробуй сказать отцу, что его сынъ мало способенъ, отецъ отвѣтить, что онъ за то и деньги платитъ, чтобы развивали способности ребенка. Въ Англіи установилось за правило: дѣлаетъ ученикъ успѣхи, значитъ онъ прилеженъ и способенъ; если же онъ лѣнивъ и ничего не дѣлаетъ, значитъ плохъ учитель.
Изъ всѣхъ извѣстныхъ способовъ блистать Сентъ-Джемскій дворъ выбралъ самый экономный: онъ блистаетъ своимъ отсутствіемъ. Въ теченіе года королева проводитъ въ Лондонѣ двѣ недѣли; четыре мѣсяца она живетъ въ замкѣ Бальмораль, въ Шотландіи, три мѣсяца въ простенькой виллѣ на островѣ Уайтѣ и остальное время въ Виндзорскомъ замкѣ. Ежегодно она даетъ два бала и два концерта въ Букингамскомъ дворцѣ въ Лондонѣ. Въ настоящее время въ немъ, кромѣ крысъ, никто не живетъ. Во всѣхъ пріемахъ и торжественныхъ случаяхъ королеву замѣняютъ принцъ и принцесса Вельскіе. Съ замѣчательною любезностью и готовностью они разъѣзжаютъ круглый годъ по желѣзныхъ и грунтовымъ дорогамъ, то присутствуютъ на закладкѣ какого-нибудь общественнаго зданія, то на освященіи церкви, на открытіи госпиталя, моста, коллегіи и т. под.
Я въ мірѣ не знаю болѣе завиднаго положенія, чѣмъ положеніе ея британскаго величества: обожаніе великой націи, владычество надъ 800 милліонами подданныхъ, роскошнѣйшія въ цѣломъ свѣтѣ помѣстья, никакой или почти никакой работы, громаднѣйшее содержаніе и ни малѣйшей отвѣтственности. Это ли не житье! При дворѣ преобладаетъ нѣмецкій элементъ:, королева пріютила въ немъ большую часть нѣмецкихъ принцевъ, уволенныхъ въ запасъ г. Бисмаркомъ. Говорятъ, принцъ Вельскій измѣнитъ это современемъ. Королева повыдала дочерей за нѣмцевъ: старшая будетъ германскою императрицею, вторая была замужемъ за великимъ герцогомъ Гессенъ-Дармштадскимъ (умерла въ 1878 году), третья за принцемъ Христіаномъ Шлезвигъ-Голштинскимъ, живущимъ на счетъ Джона Буля. Герцогъ Конноутскій женатъ на дочери принца Фридриха-Карла, герцогъ Альбани — на принцессѣ Вальдекъ-Пирмонтской. Другіе нѣмецкіе принцы занимаютъ мѣста генераловъ, адмираловъ, губернаторовъ королевскихъ замковъ и т. под. Генералы эти — люди, впрочемъ, самые безобидные и зла никому не дѣлаютъ, даже непріятелямъ ея величества. Самымъ опаснымъ изъ нихъ слѣдуетъ признать его свѣтлость принца Лейнишгенскаго, капитана королевской яхты. Вся его служба состоитъ въ томъ, что четыре раза въ годъ онъ обязанъ переплывать черезъ Солентъ:, плаваніе продолжается двадцать минутъ. Но онъ и тутъ умудрился среди бѣлаго дня пустить ко дну встрѣчное парусное судно и утопить трехъ человѣкъ, дерзнувшихъ показаться въ его водахъ. Этотъ свѣтлѣйшій прѣсноводный морякъ имѣетъ чинъ контръ-адмирала и получаетъ 50,000 фр. жалованья.
Въ Англіи двѣ большихъ политическихъ партіи: либеральная и консервативная; остальныя не имѣютъ никакого значенія. Обѣ партіи имѣютъ своихъ вождей и полный составъ людей, готовыхъ принять власть въ свои руки; перемѣна министерства Совершается въ нѣсколько часовъ. Какъ только измѣняется при новыхъ выборахъ составъ палаты общинъ и большинство превращается въ меньшинство, королева принимаетъ отставку своихъ министровъ и передаетъ портфели наготовѣ ожидающему персоналу. Такъ, въ теченіе четверти столѣтія, черезъ каждыя шесть лѣтъ, смѣнялись кабинеты Д’Израэли и Гладстона. Рѣдко партія удерживаетъ власть долѣе шести лѣтъ; Джонъ Буль не любитъ, чтобы его государственные люди слишкомъ долго засиживались на своихъ мѣстахъ и въ награду за ихъ труды и патріотизмъ отправляетъ ихъ провѣтриваться.
Члены королевской семьи никогда не говорятъ о политикѣ, и никто не можетъ сказать къ какой партіи кто изъ нихъ принадлежитъ. Сыновья королевы не показываются ни въ политическихъ собраніяхъ, ни на политическихъ обѣдахъ; въ палатѣ лордовъ они воздерживаются отъ подачи голоса всякій разъ, когда въ голосованіи можетъ въ какой бы то ни было мѣрѣ выразиться ихъ сочувствіе той или другой партіи. Покойный принцъ Альбертъ попробовалъ было разъ сдѣлать за дессертомъ политическій намекъ. На другой же день газеты подхватили его слова и такъ раздѣлали, что навсегда отбили охоту заниматься неподобающими разговорами. Джонъ Буль любитъ, чтобы всякій занимался своимъ дѣломъ и не совалъ носа въ чужое. Если бы королевской фамиліи пришла въ голову фантазія путаться въ политику, я убѣжденъ, она не долго бы пожила въ Англіи. Политическая карьера принадлежитъ къ числу самыхъ неблагодарныхъ, и принцы очень скоро утратили бы все свое обаяніе на этомъ поприщѣ. Въ Англіи они держатся въ сторонѣ отъ нея.
Существованіе палаты лордовъ представляется полнѣйшею нелѣпостью, противною здравому смыслу англійской націи. Значеніе лордства основывается единственно на богатствѣ, на монополіи состоянія, которое, благодаря майоратамъ, сосредоточено въ нѣсколькихъ рукахъ. Девять десятыхъ перовъ Англіи не могутъ похвалиться древностью рода, не восходящею далѣе прошлаго столѣтія. Пожалованія удостоиваются, по преимуществу, крупные денежные мѣшки; англійскій эль и черное пиво доставили Англіи болѣе титулованныхъ родовъ, чѣмъ какой-либо иной продуктъ національной производительности.
Палата лордовъ наслѣдственна, и консерваторамъ принадлежитъ въ ней подавляющее большинство. Но она отлично понимаетъ, что можетъ сохранить свое существованіе подъ непремѣннымъ условіемъ держать себя смирно и не дѣлать никакого шума, способнаго обратить на нее общественное вниманіе. Между обоими законодательными собраніями никогда не возникаетъ столкновеній, хотя лорды имѣютъ право задержать всякій билль, переданный имъ либеральнымъ большинствомъ палаты общинъ. Этого, конечно, никогда не бываетъ; какой бы радикальный законъ ни представила палата общинъ, лорды его одобряютъ. Сначала, правда, они принимаютъ оппозиціонное положеніе; молодые виконты позволяютъ себѣ даже поговорить о своей независимости; но длится это очень недолго: старѣйшіе и умудренные опытомъ члены этого почтеннаго собранія направляютъ дѣло на надлежащій путь. Пренія заканчиваются и приступаютъ къ голосованію. Leader «оппозиціи ея величества», по обыкновенію, заканчиваетъ дебаты словами о своей любви къ спокойствію страны, которое, изъ патріотизма, онъ не желаетъ нарушать.
— Я вотирую, — говоритъ онъ, — но, тѣмъ не менѣе, весьма сомнѣваюсь въ томъ, что предложенный законъ послужитъ ко благу страны. Во всякомъ случаѣ, надѣюсь, что онъ не причинитъ большаго вреда, и потому рѣшаюсь подать за него свой голосъ.
Палата лордовъ покончитъ свое существованіе въ тотъ день, когда отвергнетъ какое-нибудь важное рѣшеніе либераловъ.
Обѣ политическія партіи, борящіяся. въ парламентѣ, почти равной силы. Вслѣдствіе этого оппозиція дѣйствуетъ единодушно, хорошо дисциплинирована, послушна вождямъ и представляетъ солидную силу. Ея дѣло критиковать и, по возможности, не давать хода большинству, стоящему во власти. Всякія предложенія правительства заранѣе признаны ею никуда негодными, всѣ предпринятыя имъ войны — несправедливыми, всѣ заключенные имъ трактаты — позорными. Правительство никогда ничего путнаго не дѣлало и впредь сдѣлать не можетъ. Но, при всемъ этомъ, во всѣхъ важныхъ вопросахъ правительство можетъ твердо полагаться, на стоящее за нимъ большинство, чѣмъ, сравнительно говоря, значительно облегчается управленіе дѣлами. Здѣсь не существуетъ парламентскихъ группъ, съ которыми приходилось бы постоянно заигрывать подъ вѣчною угрозою паденія кабинета. Если члену либеральной партіи предстоитъ необходимость уѣхать на время сессіи, онъ розыскиваетъ консерватора, имѣющаго намѣреніе сдѣлать то же, и эти джентельмены pair off — удаляются парочкой, такъ что, въ случаѣ голосованія, отсутствіе одного изъ нихъ не можетъ дать перевѣса въ пользу противной партіи. Въ послѣднее время, однако же, начинаетъ пріобрѣтать значеніе ирландская національная партія, и, по всей вѣроятности, въ неотдаленномъ будущемъ правительству придется серьезно считаться съ нею.
Въ дебатахъ палаты общинъ соблюдается полный порядокъ и совершенное приличіе. Личности невозможны, благодаря прекрасному правилу, обязывающему оратора обращаться къ президенту (the speaker) и не называть по имени ни одного изъ членовъ парламента. Партіи сидятъ другъ противъ друга. Всѣ въ шляпахъ снимаетъ шляпу только ораторъ во время рѣчи. Трибуны нѣтъ; ораторъ подходитъ къ столу, противъ мѣста, занятаго speaker’омъ, становится со стороны своей партіи, спиною къ ней, и обращается съ рѣчью не къ палатѣ, а къ своимъ противникамъ, которыхъ онъ старается убѣдить своими доводами, всегда, впрочемъ, безплодно.
Насколько англійскій депутатъ спокоенъ и строго парламентаренъ въ палатѣ общинъ, настолько же онъ мало сдержанъ на митингахъ, на которыхъ онъ даетъ отчетъ въ своихъ дѣйствіяхъ избирателямъ. Тутъ ему нѣтъ удержа, онъ ведетъ отчаянную пропаганду, говоритъ о своихъ противникахъ въ самыхъ рѣзкихъ выраженіяхъ. Автору доводилось слышать, какъ г. Гладстона обзывали на публичныхъ митингахъ старымъ негодяемъ, сѣдоволосымъ шутомъ, язычникомъ, оставленнымъ Богомъ и людьми; Д’Израели: называли венеціанскимъ жидомъ, іерусалимскимъ осломъ. Досточтимымъ джентельменамъ отъ того ни тепло, ни холодно.
Если вы хотите сохранить о Лондонѣ неизгладимое воспоминаніе на всю жизнь, посмотрите на него въ воскресенье. Всѣ лавки заперты, на улицахъ ни одной души человѣческой; пустынная, сѣрая мостовая, запертые, точно вымершіе, сѣрые дома, мрачное, сѣрое небо, — все сливается въ однообразную массу, нагоняющую тоску на душу. Кое-гдѣ, прислонившись къ стѣнѣ, стоитъ оборванецъ съ трубкой-носогрѣйкой въ зубахъ; онъ ждетъ открытія таверны. Эти кабаки, public-houses, открыты по воскресеньямъ отъ часа, до трехъ утромъ и отъ шести до одиннадцати часовъ вечеромъ.
Утромъ, въ три четверти одиннадцатаго, начинается звонъ въ церквахъ. Тогда передъ; вами развертывается картина, которой, по увѣренію англичанъ, завидуетъ весь міръ: Англія направляется въ церковь. Каждый идетъ съ-своими книгами, библіей, молитвенникомъ и книгою псалмовъ. Чѣмъ больше и толще эти книги, тѣмъ считается лучше. Служба кончается въ половинѣ перваго часа или въ часъ, послѣ чего Англія возвращается къ домашнему очагу и обѣдаетъ. Вечернее богослуженіе, начинается въ половинѣ седьмаго часа. Въ промежуткахъ Джонъ Будь предается отдыху. Отецъ и мать семейства грызутъ орѣхи, попиваютъ портвейнъ и дремлятъ въ креслахъ. Въ гости по воскресеньямъ не ходятъ. Дѣти читаютъ библію или tracts, т.-е. разсказы объ обращеніяхъ грѣшниковъ на путь истинный, раздаваемые на улицахъ агентами библейскаго общества. Благовоспитанный англичанинъ никогда не выходитъ изъ дома въ часы божественной службы; если онъ не въ церкви, то сказывается больнымъ.
Говоря объ англійскомъ воскресеньи, нельзя не упомянуть про уличныхъ проповѣдниковъ. Большинство ихъ состоитъ изъ обуреваемыхъ самомнѣніемъ рабочихъ, повѣствующихъ, для назиданія ближняго, о томъ, какъ они были послѣдними изъ грѣшниковъ, какъ ихъ осѣнила благодать, какъ они познали всю мерзость заблужденій и обрѣли путь къ спасенію и какъ легко всякому пойти по ихъ стопамъ. Обыкновенно они являются въ пятеромъ или въ шестеромъ на перекрестокъ въ сопровожденіи одной, двухъ старухъ, и затягиваютъ монотонный кантикъ, собственно для того, чтобы собрать слушателей. Одинъ изъ нихъ выступаетъ впередъ, снимаетъ шляпу и начинаетъ аллокуцію. Исторія постоянно одна и та же:
— Друзья мои, смерть близка. Готовы ли вы?
Толпа окружаетъ ихъ и слушаетъ, не прерывая. Но такое вниманіе толпы отнюдь не слѣдуетъ принимать за признакъ религіозности; это простое доказательство уваженія къ безграничной свободѣ сходокъ и слова въ Англіи. Мужчины слушаютъ, покуривая свои трубочки — единственное развлеченіе, не воспрещаемое въ день воскресный. Молитвеннаго настроенія ни въ комъ не замѣчается, но не-видно и насмѣшекъ. Обыкновенно эти проповѣди нелѣпы безконечно, часто полны личныхъ впечатлѣній.
— Друзья мои, — говорилъ одинъ изъ такихъ уличныхъ проповѣдниковъ, — я счастливъ, имѣя возможность сказать вамъ, что обрѣлъ спасеніе, что принадлежу теперь къ сонму избранныхъ. А не далѣе какъ мѣсяцъ тому назадъ я бы этого не въ правѣ былъ сказать, — я былъ рабомъ сатаны.
И вправду видно было, что дьяволъ съ особеннымъ усердіемъ воздѣлывалъ «піоны на его носу».
Наиболѣе забавными и, надо имъ отдать справедливость, наиболѣе полезными оказываются на этомъ поприщѣ агенты общества трезвости. Они говорятъ языкомъ, понятнымъ рабочему люду, разсказываютъ анекдоты, дозволяютъ слушателямъ предлагать вопросы, дѣлать возраженія и не отказываются отвѣчать на нихъ.
— Эй, пріятель, поди-ка сюда, — говоритъ одинъ изъ нихъ, обращаясь къ оборвышу, стоящему въ толпѣ. — Подойди и послушай. Ты каждый день таскаешь деньги въ кабакъ. Правда, вѣдь, все пропиваешь? Околѣваешь съ голода самъ, околѣваютъ у тебя жена и дѣти, а кабатчикъ на твой счетъ отъѣдается. Посмотри, на что ты похожъ. Обувь на тебѣ развалилась, да и за всю-то одежду твою никто двухъ копѣекъ не дастъ. Я такой же рабочій, какъ ты, а посмотри каковы на мнѣ сапоги, какова жилетка, каково пальто! Сегодня воскресенье, я вотъ пойду домой, тамъ меня ждетъ обѣдъ, жена приготовила, и мы его вмѣстѣ съѣдимъ. А ты что? Гдѣ твой обѣдъ? А отчего у тебя нѣтъ ничего, а у меня есть все? Оттого, что я, кромѣ воды, ничего не пью.
— Какъ, — возразилъ рабочій, — въ праздникъ-то не выпить стакана пива съ пріятелемъ?
— Не о стаканѣ тутъ рѣчь. Отчего стакана не выпить. Только ты стаканомъ не удовольствуешься. Сдѣлай, какъ я сдѣлалъ, подпиши эту бумагу и дай клятву никогда не пить ничего, кромѣ воды.
Такого рода обличенія принимаются добродушно, безъ гнѣва. Иные отвѣчаютъ, посмѣиваясь:
— Ты, старина, пей воду, если тебѣ нравится, а я пойду выпью грога за: твое здоровье.
А иные подходятъ и подписываютъ обязательство трезвости.
Уличные ораторы не всегда дѣйствуютъ безкорыстно. Между ними есть люди, зарабатывающіе хорошія деньги проповѣдью умѣренности. Я знаю одного американца, получавшаго пятнадцать гиней, т.-е. четыреста франковъ, за получасовую бесѣду въ Хрустальномъ Дворцѣ. Онъ же потребовалъ сто пятьдесятъ пять фунтовъ стерлинговъ. (4,000 фр.) за поѣздку въ Брайтонъ и за проповѣдь тамъ трезвости въ теченіе десяти дней, и, что еще удивительнѣе, получилъ эту сумму. Американцы народъ дѣловой.
Джонъ Буль до тѣхъ поръ не въ правѣ будетъ слишкомъ превозноситься оправленіемъ дня покоя и молитвы, пока его public-houses открыты по воскресеньямъ. Въ Лондонѣ проживаетъ полтора милліона людей, существованіе которыхъ составляетъ неразрѣшимую задачу и которыхъ ни одна церковь не стремится привлечь въ свое лоно. Аристократія, высшая буржуазія средній классъ, лавочники, — всѣ идутъ въ церковь или въ часовни; чернь идетъ въ кабаки и упивается до одиннадцати часовъ вечера. «Надо закрыть public-houses на воскресные дни», — восклицаютъ либералы и филантропы, — «Оставьте ихъ въ покоѣ», — кричатъ консерваторы съ архіепископами и епископами во главѣ.
— Наши музеи и картинныя галлереи, театры, концерты, общественныя гулянья, — все закрыто въ воскресенье, — говорятъ консерваторы. — Но у насъ есть комфортабельные дома, есть клубы, въ которыхъ мы можемъ провести этотъ день покойно и безъ погони за удовольствіями. А чернь живетъ въ ужасныхъ конурахъ; ей куда дѣваться? Къ тому же, нашъ личный разсчетъ побуждаетъ насъ оставить низшему классу единственное понятное и доступное для него развлеченіе; пока они будутъ пьянствовать, они не станутъ заниматься нами, а въ тотъ день, когда мы запремъ лондонскіе кабаки на воскресенье, у насъ произойдетъ страшная революція.
Дѣйствительно страшная; достаточно взглянуть на лица этихъ обычныхъ посѣтителей кабаковъ, мужчинъ и женщинъ, чтобы понять весь ужасъ того, на что они способны. Подумать страшно.
Библія или пиво, евангеліе или джинъ, — нѣтъ другаго выбора въ воскресенье, нѣтъ середины въ этой странѣ Контрастовъ. Дѣти не смѣютъ играть въ воскресенье. Авторъ встрѣтилъ разъ двоихъ дѣтей, лѣтъ 6—7, бросавшихъ апельсины, какъ мячики; проходившій мимо господинъ рѣзко остановилъ ихъ и строго укорялъ за ихъ порочность. Особенно страшны въ этотъ день старыя дѣвы; горе дѣтямъ, попадающимся имъ подъ руку въ воскресенье.
Во Франціи католики ходятъ въ церковь, протестанты — въ храмъ, жиды — въ синагогу. Въ Англіи члены англиканской церкви ходятъ въ церковь, члены церквей диссидентскихъ — въ часовни. Въ церквахъ, какъ и въ часовняхъ, иностранца поражаетъ отсутствіе бѣдныхъ. Исключеніе составляютъ только католическія церкви. Къ англиканскому исповѣданію принадлежитъ аристократія, высшая буржуазія и около половины средняго класса, все люди, допускающіе, конечно, что на томъ свѣтѣ придется быть всѣмъ вмѣстѣ, въ довольно смѣшанномъ обществѣ, но отнюдь не торопящіеся знакомствомъ съ бѣднотою. А потому въ церкви, особливо въ Лондонѣ, вы не увидите ни одного бѣдно, плохо одѣтаго человѣка; пасторъ заботится о томъ, чтобы пасомые во время молитвы были въ хорошемъ обществѣ. Что же касается диссидентскихъ церквей или часовенъ, то тѣ же результаты происходятъ отъ другой причины. Англиканская церковь содержится на средства государства; диссидентскія церкви существуютъ на счетъ вѣрующихъ; ихъ духовенство живетъ подписками, сборами, подарками и приглашеніями на обѣды. И здѣсь, слѣдовательно, безполезность бѣдняка вполнѣ очевидна.
Богослуженіе совершается вездѣ на англійскомъ языкѣ и состоитъ, преимущественно, въ чтеніи выдержекъ изъ Библіи и въ пѣніи, въ пѣніи фальшиво и во все горло, у кого сколько силы хватаетъ. Роландъ Гилль настаивалъ на необходимости хорошаго пѣнія въ церквахъ. «Я не вижу основанія, — говорилъ онъ, почему одинъ только сатана пользуется привилегіей слушать хорошую музыку». Церковная служба заканчивается проповѣдью, въ большинствѣ случаевъ очень коротенькою, длящеюся не болѣе пятнадцати минутъ. Пасторы англійской церкви всегда пишутъ свои проповѣди и прочитываютъ ихъ по тетрадкѣ; но изъ этого не слѣдуетъ, что они всегда сами ихъ сочиняютъ. Въ газетахъ попадаются такія объявленія: «По умѣреннымъ цѣнамъ продается пятьдесятъ проповѣдей. Адресоваться письменно туда-то». Самымъ важнымъ моментомъ церковной службы здѣсь считается, кажется, хожденіе по сбору, производящееся способомъ, достойнымъ упоминанія. Пока вы сидите на мѣстѣ, сосѣдъ справа подноситъ вамъ блюдо, вы кладете свою лепту, берете блюдо, подносите сосѣду слѣва, передаете затѣмъ ему и т. д. до конца скамейки, гдѣ ктиторъ беретъ блюдо и подаетъ на слѣдующую скамью. Ни увернуться, ни отвернуться, ни притвориться погруженнымъ въ молитву, какъ это практикуется во Франціи, нѣтъ возможности. Страшно практичный живетъ здѣсь народъ.
Въ соединенномъ королевствѣ Великобританіи двѣ государственныхъ церкви: англиканская въ Англіи и Валлисѣ, пресвитеріанская въ Шотландіи; въ Ирландіи государственной церкви не существуетъ съ 1869 г. Изъ церквей диссидентскихъ первыя мѣста занимаютъ: методистская, анабаптистская, социніанская или унитаристская, конгрегаціонистская или индепендентокая (независимыхъ) и везлейянская. Населеніе Великобританіи и колоній по религіямъ распредѣляется такъ: 18 милліоновъ душъ принадлежатъ къ церкви англиканской, 14½ милл. Методистовъ, 13½ милл. Католиковъ, 10¼ милл. пресвитеріанъ, 8 милл. анабаптистовъ, 6 милл. конгрегаціонистовъ, 1 милл. социніанъ и около 10 милліоновъ къ различнымъ менѣе значительнымъ сектамъ. Таковыхъ признанныхъ сектъ, по оффиціальнымъ даннымъ Registrar-General, значится сто восемьдесятъ три! Цифра эта, конечно, ниже ихъ дѣйствительнаго числа, такъ какъ новыя секты не перестаютъ возникать ни въ Англіи, ни въ колоніяхъ, ни въ Америкѣ, откуда онѣ быстро переходятъ въ Великобританію. Въ дѣлѣ религіи, какъ и во всемъ остальномъ, свобода здѣсь полная, ничѣмъ не стѣсняемая и не ограниченная. Сама англійская церковь подраздѣляется на высокую, низкую и либеральную церкви. Что касается возникновенія новыхъ сектъ (имѣющихъ, между прочимъ, много общаго съ нашими русскими раскольничьими толками), то это дѣлается очень просто: представится какому-нибудь джентельмену, что онъ открылъ новое толкованіе какого-либо текста писанія, онъ тотчасъ же устраиваетъ конгрегацію, обращается къ доброхотнымъ даяніямъ своихъ послѣдователей и сооружаетъ собственную часовню, сперва деревянную, маленькую, а потомъ, по мѣрѣ притока пожертвованій, каменную, большую и даже великолѣпную.
Въ Англіи религіозность доходитъ до маніи, до нѣкотораго рода психоза; всѣ вѣрованія, — какія бы они ни были, хотя бы такія странныя, чтобы*не сказать болѣе, какъ скакуны, ревуны, сальваціонисты, — пользуются уваженіемъ; всеобщему презрѣнію подвергается только безвѣріе. Во что бы то ни стало, требуется религія, — хороша она или плоха, это все равно, до этого никому нѣтъ дѣла. Въ Англіи религіозная идея господствуетъ надъ всѣми другими идеями, поглощаетъ ихъ. Тюрьмы и дома сумасшедшихъ переполнены религіозными маніаками. При совершеніи выдающагося преступленія въ другихъ странахъ, съ почина Франціи, всегда возникаетъ вопросъ: а гдѣ же женщина? — Здѣсь, при тщательныхъ разслѣдованіяхъ, вы въ большинствѣ случаевъ доберетесь до сектантской часовни.
Авторъ пересчитываетъ по именамъ всѣ сто восемьдесятъ три англійскихъ секты и особо останавливается на болѣе или менѣе подробныхъ характеристикахъ нѣкоторыхъ изъ нихъ. 1ы не послѣдуемъ за авторомъ въ этомъ направленіи, такъ какъ большинство сектъ извѣстно русскимъ читателямъ, каковы, напримѣръ, квакеры, шеккеры, мормоны и др. Мы ограничимся передачею, въ сокращеніи, очерка о салъваціотстахъ, о знаменитой арміи спасенія (Salvation Army), возбуждающей въ настоящее время не мало толковъ и даже тревоги на западѣ, не только въ Англіи, но и во Франціи, и въ Швейцаріи.
Низшій классъ, чернь, какъ ужё сказано выше, никогда не бываетъ въ церкви; въ протестантскія церкви и часовни оборванцевъ не пускаютъ; въ католической церкви, съ ея мистическими пѣснопѣніями и богослуженіемъ на латинскомъ языкѣ, чернь ничего не понимаетъ и, кромѣ того, въ Англіи, по старой памяти, ненавидятъ папизмъ («No popery!» остается до сихъ поръ народнымъ крикомъ); уличные проповѣдники однообразны, плохи и привлекаютъ лишь зѣвакъ, людей, не занятыхъ дѣломъ. Для спасенія душъ этихъ обездоленныхъ надо было придумать энергическое средство. Рѣшено было расшевелить фанатизмъ, дремлющій даже подъ скромною фуфайкой бѣднѣйшаго изъ англичанъ. За нѣсколько шиллинговъ было навербовано съ сотню рабочихъ, поднято «знамя спасенія» и съ барабаннымъ боемъ, съ плясками, съ прыганіемъ, скаканіемъ и воплями, повели этихъ первыхъ рекрутъ по улицамъ Лондона къ превеликому изумленію населенія, хохотавшаго до упаду.
— Смѣйтесь, смѣйтесь, — отвѣчали прозелиты, — вы всѣ прокляты, а мы спасены… Cry out and shout, drink water, and praise the hord, — продолжала ревѣть толпа, скача и прыгая еще выше.
Отовсюду посыпались пожертвованія, — дождь гиней. Англія всегда охотно раскошеливается на пропаганду филантропической или религіозной идеи. Прозелиты стали прибывать толпами, сотни превратились въ тысячи, и въ настоящее время въ одной Англіи эта армія насчитываетъ до 400,000 солдатъ, хорошо дисциплинированныхъ, безпрекословно подчиняющихся генералу-главнокомандующему, полковникамъ, капитанамъ, лейтенантамъ, унтеръ-офицерамъ, настоящей военной іерархіи. Армія избранныхъ или, правильнѣе, Salvation Army, какъ она сама себя именуетъ, опьяненная успѣхомъ, продолжаетъ свое тріумфальное шествіе, изъ города въ городъ по всей Англіи и грозитъ превратится въ настоящій бичъ для мирныхъ гражданъ. Не довольствуясь собраніями въ казармахъ, — такъ эти люди называютъ свои дома умалишенныхъ, — армія посылаетъ отряды, съ музыкою во главѣ, завоевывать (обращать въ свою вѣру) кварталъ, улицу или отдѣльный домъ. Бѣда, если спасеніе вашей души покажется сомнительнымъ кому-нибудь изъ агентовъ Salvation Army, — сейчасъ же передъ вашимъ домомъ явится отрядъ съ тромбонами, съ трубами, бубнами и турецкими барабанами и угоститъ такой какофоніей, что волосы на головѣ встанутъ дыбомъ.
— Здѣсь сатана, здѣсь онъ! Пали въ него! — неистовствуетъ воинство.
Исхода нѣтъ: или надо волей-неволей принять отъ нихъ спасеніе, или спасаться бѣгствомъ. Полиція не смѣетъ или не хочетъ вступаться. У арміи спасенія есть свой оффиціальный органъ: «Воинственный кличъ», есть главная квартира, штабъ и, что всего важнѣе, есть свой банкиръ.
Разъ авторъ зашелъ въ казарму сальваціонистовъ (названіе это уже получило право гражданства во всѣхъ языкахъ) передъ началомъ богослуженія. Оркестръ состоялъ изъ тромбона, двухъ корнетъ-а-пистонъ, одного бубна и двухъ большихъ турецкихъ барабановъ. Подъ эту музыку и при повторяемыхъ апплодисментахъ, собраніе выло какой-то кантикъ, состоящій изъ 99 куплетовъ, изъ которыхъ каждый оканчивался припѣвомъ: «Іисусъ принадлежитъ мнѣ». Здоровый малый, лѣтъ двадцати, взошелъ на импровизованную эстраду, захлопалъ въ ладоши и началъ вертѣться до тѣхъ поръ, пока безъ чувствъ повалился на полъ. Собраніе поднялось съ своихъ мѣстъ, какъ одинъ человѣкъ, и завопило:
— Онъ спасенъ! Онъ спасенъ! Нe is saved! Нe is saved.
— Не совсѣмъ, — крикнулъ какой-то невѣрующій, стоявшій у двери на готовѣ уносить ноги.
— Слышите насмѣшника! — крикнулъ одинъ изъ сальваціонистовъ. — Къ намъ забрался дьяволъ.
— Къ намъ забрался дьяволъ! — повторило собраніе.
— Вонъ дьявола! — сказалъ ораторъ.
— Вонъ дьявола! — отвѣтили всѣ хоромъ.
Дьяволъ не дождался приведенія въ исполненія этого рѣшенія и поспѣшилъ убраться по добру, по здорову.
Число сальваціонистовъ и ихъ капиталы уже привлекли вниманіе духовныхъ властей; кусокъ былъ бы недуренъ для англиканской церкви, если бы ей удалось включить въ свои недра армію спасенія. Архіепископъ Кэнтербюрійскій пожертвовалъ имъ пять фунт. стерлинговъ въ помощь на покупку казармы. Сама королева послала имъ свой support moral. Только хозяйки начинаютъ горько жаловаться на армію; плохо стали уживаться на мѣстахъ кухарки, ихъ обуреваетъ жажда спасенія, и всегда находится капитанъ или, по меньшей мѣрѣ, сержантъ арміи, готовый навести ее на желанный путь.
Со времени Кромвеля, реформатская церковь не переставала выдѣлять изъ себя всевозможныя секты, которыя, въ свою очередь, дробились до безконечности и, наконецъ, дошли до крайнихъ нелѣпостей и безобразій.
Воспитанный на библіи, постоянно читающій эту книгу и зачитывающійся ею, англійскій народъ не могъ отнестись спокойно къ неблагодарному, низкому и кровожадному племени, которое самъ Богъ назвалъ народомъ избраннымъ, съ которымъ самъ Богъ бесѣдовалъ изъ тучъ Синайскихъ. По разрушеніи Іерусалима жиды были разсѣяны, т.-е. собственно два колѣна — Іудино и Левіино, такъ называемые дѣти дома Іудина. Остальныя десять колѣнъ, дѣти дома Израилева, исчезли ранѣе и неизвѣстно куда дѣвались, — ни одинъ историкъ никогда не могъ отыскать ихъ слѣда. Джонъ Буль, приписывающій всѣ свои успѣхи своему религіозному превосходству надъ другими народами, задался любопытнымъ вопросомъ:
— А что, на самомъ-то дѣлѣ, не мы ли дѣти дома Израилева? Не подлежитъ сомнѣнію, что мы совершаемъ дѣла необыкновенныя, что мы народъ избранный, by special appointment. Не потомки ли мы того, кто остановилъ солнце?
И Джонъ Буль усердно занялся изысканіями, клонящимися къ отождествленію его съ народомъ, перешедшимъ Чермное море. Въ Англіи составилось общество, называемое The Anglo-Israel identity Society, задавшееся цѣлью найти доказательства тождественности британской націи съ десятью исчезнувшими колѣнами дома Израилева. Общество это времени не теряло и въ настоящее время собрало не менѣе семидесяти семи доказательствъ искомой тождественности, почерпнувши ихъ всѣ изъ св. писанія. Оно издало болѣе сотни книгъ и брошюръ но этому предмету, встрѣчаетъ со всѣхъ сторонъ горячее сочувствіе, и въ настоящее время причина успѣховъ англійскаго народа ни для кого не тайна, — его дѣяніями руководитъ перстъ Божій.
Честь изобрѣтенія такого вида эксплуатаціи св. писанія принадлежитъ не Джону Булю и не онъ одинъ его практикуетъ; нѣсколько сотенъ ученій сектантскихъ, болѣе или менѣе распространеннихъ въ Англіи, Америкѣ, Германіи и Россіи, всѣ заимствуютъ доказательства своего правовѣрія изъ библіи, и каждая изъ нихъ претендуетъ на исключительное обладаніе истиною, имѣющею сокрушить твердыни ада и открыть вѣрующимъ двери царства небеснаго. Въ этомъ отношеніи Джонъ Буль ничего не изобрѣлъ, но съ свойственными ему послѣдовательностью, упрямствомъ и другими особенностями характера идетъ до конца и доходитъ до крайнихъ абсурдовъ.
Въ заключительной главѣ г. Максъ О’Релль, авторъ книги, cодержаніе которой мы вкратцѣ передали, говоритъ: «Мы постоянно обвиняемъ Англію въ политическомъ эгоизмѣ. Но не есть ли патріотизмъ самою ясно выраженною и самою простительною формою эгоизма? Можно ли назвать эгоизмомъ предпочтеніе, которое мы отдаемъ родной матери передъ всякою Яругою женщиною и своимъ дѣтямъ передъ другими дѣтьми? Достоинъ ли осужденія эгоизмъ, побуждающій насъ занять удобное и хорошее положеніе, а не предоставить его, по-христіански, ближнему? Укажите другую страну въ. мірѣ, которая бы, болѣе великодушно, чѣмъ Англія, открывала бы свои гостепріимныя двери чужеземцу; укажите государство, гдѣ бы иностранецъ пользовался большимъ радушіемъ и уваженіемъ. Отъ него требуютъ, чтобы онъ сообразовался съ законами страны, и ничего больше, за то ему предоставляются всѣ права и привилегіи природнаго англичанина за единственнымъ исключеніемъ права быть избираемымъ въ палату общинъ».
Патріотизмъ Джона Буля въ высшей степени разуменъ. Какъ человѣкъ дѣловой, Джонъ Буль никогда не ввязывается въ войну, не будучи болѣе или менѣе твердо увѣренъ въ томъ, что извлечетъ изъ нея для себя выгоду, и этимъ недовольны континентальныя государства, содержащія громадныя, поглощающія народное богатство, постоянныя арміи ради пріобрѣтенія… лавровъ. Въ 1878 году, когда между Россіей и Англіей возникли крупныя недоразумѣнія, грозившія разразиться войною, въ одной газетѣ было разсказано, какъ петербургскій извощикъ, узнавши въ сѣдокѣ англичанина, попросилъ его выдти изъ экипажа и отказался отъ предложенныхъ имъ денегъ. Это тоже патріотизмъ, но иначе понятый. На его мѣстѣ лондонскій извощикъ, какъ подобаетъ солидному и практичному патріоту, потребовалъ бы съ врага отечества двойную плату.
Книгу свою французскій писатель заканчиваетъ выраженіемъ надежды и пожеланія искренняго союза Франціи съ Англіей для взаимной поддержки другъ друга на пути прогресса. Отъ души присоединяемся къ такому пожеланію не только за Францію, но и за наше отечество. Такой тройственный союзъ сталъ бы не только дѣйствительною лигою мира, но и лигою истиннаго прогресса, достаточно сильною для упраздненія милитаризма, губящаго лучшія силы народовъ.
- ↑ Скачки въ Дерби. Прим. пер.