Джозефъ Чемберленъ.
правитьГерой каррикатурныхъ журналовъ, забросившихъ совершенно традиціоннаго Джонъ-Буля и замѣнившихъ его портретомъ Чемберлена съ моноклемъ въ глазу и красной орхидеей въ петлицѣ, постоянный объектъ всевозможныхъ обвиненій и восхваленій, приковавшій къ себѣ и къ своей политикѣ вниманіе всего міра дѣятель съ непоколебимой энергіей, выражающейся иногда въ беззастѣнчивыхъ пріемахъ, въ защитѣ того, что данный моментъ можетъ привести къ торжеству его плановъ, «человѣкъ, наиболѣе оскорбляемый въ Англіи», какъ онъ самъ себя назвалъ, и въ то же время «величайшій министръ колоній, какого когда-либо имѣла Англія», какъ назвалъ его премьеръ Бальфуръ въ одной изъ послѣднихъ своихъ рѣчей, — изъ всѣхъ этихъ противорѣчивыхъ характеристикъ складывается несомнѣнно крупная фигура бывшаго министра колоній и премьера въ недалекомъ будущемъ — Джовефа Чемберлена.
Если бы Чемберленъ былъ только «выскочка», какъ презрительно отзывались о немъ консерваторы въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ, когда онъ вступилъ въ либеральное министерство Гладстона, онъ не сумѣлъ бы, особенно въ Англіи, въ теченіе двадцати почти лѣтъ быть центромъ общественнаго вниманія и, занимая скромные министерскіе посты (въ либеральномъ министерствѣ Гладстона — сначала постъ министра торговли, потомъ президента мѣстнаго управленія, а въ консервативно-уніонистскомъ министерствѣ — министра колоній), выдвинуться на первый планъ и связывать съ своей судьбой судьбу министерствъ. Когда въ 1886 году Чемберленъ вышелъ въ отставку и даже изъ состава либеральной партіи, съ нимъ вмѣстѣ ушла и часть либераловъ, министерство Гладстона должно было выйти въ отставку, и на состоявшихся вскорѣ выборахъ либералы были разбиты на-голову. Если, тѣмъ не менѣе, Чемберленъ не вошелъ въ составъ консервативнаго министерства, то не потому, что для него не нашлось бы тамъ мѣста; онъ просто не считалъ еще почву достаточно подготовленной для направленія политики консерваторовъ въ желательномъ ему направленіи. Когда же въ 1891 году, послѣ перехода въ палату лордовъ маркиза Гартингтона, сдѣлавшагося герцогомъ Девонширскимъ, Чемберленъ былъ избранъ лидеромъ группы либераловъ-уніонистовъ, вполнѣ присоединившихся къ консерваторамъ, онъ сумѣлъ занять такое положеніе въ консервативно-уніонисгской партіи, что фактическимъ лидеромъ былъ онъ, а не оффиціальный лидеръ консервативной оппозиціи Гиксъ-Бичъ; когда же въ 1895 году власть перешла въ консерваторамъ, и образовано было министерство Салисбюри, — Чемберлену должны были дать постъ въ министерствѣ. Правда, портфель былъ второстепенный, но Чемберленъ сумѣлъ очень скоро выдвинуть свое министерство на первый планъ, привлечь на себя вниманіе всего общества и занять въ кабинетѣ такое положеніе, что маркизу Салисбюри пришлось уступить фактическое руководство министерствомъ «выскочкѣ» и «политическому шарлатану» Чемберлену. Судьбу Салисбюри раздѣлилъ впослѣдствіи и преемникъ его Бальфуръ, бывшій не только номинальнымъ главой министерства, но слѣпо слѣдовавшій за Чемберленомъ даже тогда, когда послѣдній для болѣе успѣшнаго достиженія поставленной имъ себѣ цѣли — отказа отъ принциповъ свободной торговли и перехода къ протекціонизму — счелъ нужнымъ выйти въ отставку и подъ личной отвѣтственностью вести агитацію въ странѣ для подготовки общественнаго мнѣнія въ пользу новыхъ таможенно-протекціонныхъ проектовъ его. Въ результатѣ получилось слѣдующее: Стоящее у власти министерство чутко прислушивается къ рѣчамъ Чемберлена, вышедшаго въ отставку и мѣняетъ свое отношеніе къ вопросу о протекціонизмѣ, сообразно съ успѣхами Чемберлена, чтобы въ нужный моментъ распустить палату, назначить новые выборы и, въ случаѣ торжества на выборахъ, уже не принять вновь въ составъ министерства ушедшаго члена, а самому сдѣлаться послушнымъ орудіемъ въ его рукахъ и оффиціально признать его своимъ главой. Трудно допустить, чтобы Бальфуръ не догадывался самъ, что, въ случаѣ побѣды консервативно-уніонистской партіи на выборахъ, король долженъ будетъ поручить составленіе новаго министерства Чемберлену, подъ флагомъ котораго консервативная партія побѣдила на выборахъ.
Что же изъ себя представляетъ Чемберленъ? Біографія этого человѣка можетъ пролить извѣстный свѣтъ на тѣ стороны его характера и дѣятельности, которыя почти привели его на вершину, доступную только выдающимся политическимъ дѣятелямъ Англіи. Сынъ башмачнаго фабриканта, Джоэефъ Чемберленъ родился въ 1836 году и уже на шестнадцатомъ году онъ, по окончаніи курса въ лондонскомъ University College, вступилъ въ практическую жизнь. Казалось бы, что съ точки зрѣнія карьеры политическаго дѣятеля онъ сильно повредилъ себѣ, потому что въ Англіи дорога въ парментъ лежитъ на Кембриджъ или Оксфордъ; но изъ всѣхъ препятствій для вступленія его въ палату общинъ отсутствіе диплома высшаго учебнаго заведенія было наименьшимъ въ его будущей политической и общественной дѣятельности.
Посвятивъ себя практической дѣятельности въ качествѣ представителя своего отца въ Бирмингемѣ, завѣдуя сначала его башмачнымъ дѣломъ, а потомъ фабрикой винтовъ и гаекъ, Чемберленъ удавшимися операціями составилъ себѣ большое состояніе и въ 30 лѣтъ уже началъ подумывать о политической карьерѣ, которой и посвятилъ себя окончательно въ 1874 году послѣ смерти своего отца.
Здѣсь интересно отмѣтить одну черту въ характерѣ дѣятельности Чемберлена. Его первые дебюты въ концѣ шестидесятыхъ годовъ были въ качествѣ крайняго консерватора, противника реформы расширенія избирательнаго права, проведеннаго консервативнымъ министерствомъ въ 1867 году. Но практическое чутье Чемберлена подсказало ему, что времена «крайнихъ тори» прошли безвозвратно, что вмѣстѣ съ новыми избирателями должны явиться и новыя требованія, и новые дѣятели. И Чемберленъ, недолго раздумывая, изъ крайняго тори превращается въ не менѣе крайняго радикала. Де надѣясь проложить себѣ прямо путь къ политической дѣятельности, въ виду отсутствія политическихъ связей, Чемберленъ избираетъ косвенный путь. Онъ посвящаетъ себя муниципальной дѣятельности и въ качествѣ мэра Бирмингэма сумѣлъ сразу занять видное мѣсто въ муниципальной жизни города. Этотъ «дикій теоретикъ», какъ его назвалъ Салисбюри, выдѣлился въ бирмингэмскомъ муниципалитетѣ, какъ глубокій знатокъ городского хозяйства, и ему городъ былъ обязанъ своимъ благоустройствомъ. Онъ требовалъ, чтобы интеллигентнымъ дѣтямъ бѣдныхъ семействъ былъ облегченъ доступъ въ высшія школы. Онъ настаивалъ на открытіи въ воскресные дни музеевъ и публичныхъ библіотекъ, чтобы доставить рабочимъ классамъ полезныя развлеченія въ часы отдыха. Онъ явился главнымъ сторонникомъ муниципализаціи многихъ городскихъ предпріятій, оздоровленія города, созданія для народа садовъ, куда онъ могъ бы приходить подышать свѣжимъ воздухомъ въ часы досуга. Всѣ эти требованія онъ написалъ на своемъ знамени на муниципальныхъ выборахъ 1872 года. Выборы окончились побѣдой либеральной партіи, которой руководилъ Чемберленъ. Естественно, что въ слѣдующемъ году онъ были избранъ мэромъ и въ этой своей должности стяжалъ въ Бирмингемѣ столь большую популярность, что въ 1876 году былъ избранъ депутатомъ въ палату отъ Бирмингэма и съ тѣхъ поръ безсмѣнно является въ палатѣ общинъ представителемъ Бирмингэма.
Мы уже выше указывали, что по своей политической программѣ Чемберленъ принадлежалъ къ крайнимъ радикаламъ и даже раздѣлялъ мнѣніе многихъ радикаловъ, что «Англія должна быть республикой». Но нужно отдать справедливость Чемберлену, что онъ, какъ человѣкъ практическій, свои крайнія мнѣнія всегда обставлялъ разными оговорками, дававшими ему впослѣдствіи возможность отступленій.
Тѣмъ не менѣе, въ парламентъ онъ вступилъ радикаломъ и своей рѣзкостью шокировалъ даже джентльменовъ на скамьяхъ либеральной партіи. Уже въ обоихъ первыхъ рѣчахъ въ парламентѣ онъ старался выяснить сущность своей «радикальной программы», заключающейся въ требованіяхъ всеобщаго избирательнаго права, отдѣленія англиканской церкви отъ государства и, наконецъ, земельной реформы. Программа эта для такого «свирѣпаго бирмингэмскаго радикала» вовсе не была такой страшной; въ ней ничего не было такого, чего не развивали бы и до Чемберлена съ гораздо большимъ запасомъ доказательствъ. Всѣ доводы Чемберлена въ пользу отдѣленія церкви отъ государства, всеобщаго избирательнаго права и земельной реформы не носили на себѣ никакихъ слѣдовъ теоретической разработки, а были чисто практическаго характера. Возражая противъ опасеній, что при всеобщемъ избирательномъ правѣ власть перейдетъ къ обездоленнымъ, которые явятся хозяевами страны, Чемберленъ въ своей первой же парламентской рѣчи говорилъ: «Въ настоящее время можно считать въ деревняхъ больше милліона совершеннолѣтнихъ гражданъ, лишенныхъ права голоса на выборахъ. Какая же опасность угрожаетъ государству, если эти отверженные будутъ призваны къ общественной жизни? Вѣдь живутъ же безопасно среди сельскихъ рабочихъ аристократія, джентри и фермеры! Вѣдь не боятся же помѣщики довѣрять работникамъ свою собственность! Почему же политическіе Кассандры полагаютъ, что право голоса превратитъ этихъ мирныхъ, честныхъ гражданъ въ опасныхъ враговъ общества и въ разрушителей государственнаго строя»?[1]
Такой же несложностью отличались и доводы его въ пользу отдѣленія церкви отъ государства. Представители церкви, по его словамъ, менѣе всего заботятся объ общихъ интересахъ; они пекутся о собственныхъ интересахъ болѣе, чѣмъ о своей паствѣ. «Попробуйте устроить митингъ объ обсужденіи реформы, живо интересующей всѣхъ, — клерджимены будутъ блистать своимъ отсутствіемъ. И всегда это было такъ. Ни въ какой другой профессіи вы не найдете ничего подобнаго. Среди врачей, адвокатовъ, профессоровъ вы можете встрѣтить людей различныхъ политических оттѣнковъ. Чѣмъ же объяснить, что клерджимены всѣ выкрашены въ одну сѣрую политическую краску? Можно думать, что консерватизмъ обязателенъ для священника. Разрѣшеніе вопроса лежитъ не въ людяхъ, а въ институтѣ государственной церкви. Отдѣлите англиканскую церковь отъ государства, и священники снова будутъ возвращены нація»[2].
Наконецъ, по вопросу о земельной реформѣ Чемберленъ больше всего указывалъ на отсталость земельнаго законодательства. "Земельные законы Англія не имѣютъ себѣ подобныхъ ни въ какой другой странѣ. Они всячески поддерживаютъ сконцентрированіе земель въ однѣхъ рукахъ и превращеніе угодій въ увеселительные парки. Въ то же время законы гибельны для мелкихъ арендаторовъ. Если лордъ Дерби правъ, то существуютъ, значитъ, нетронутыя богатства, которыя могутъ доставить странѣ ежегодный доходъ въ 250 милліоновъ фунтовъ стерлинговъ. Сколько бы работниковъ получили средства къ существованію! Улучшеніе положенія рабочаго класса могло бы быть достигнуто не путемъ колонизаціи африканскихъ пустынь, не порабощеніемъ дикихъ царьковъ, не пропагандой цивилизаціи ящиками опіума, не штыками, наконецъ, — но освобожденіемъ англійской земли отъ путъ, наложенныхъ два — три вѣка тому назадъ. Въ этомъ и состоитъ задача радикализма. Правда, освобожденіе это можетъ быть совершено не скоро. Пока радикализмъ имѣетъ передъ собой слѣдующія задачи: широкое избирательное право, распространеніе трезвости, образованіе народа, устраненіе той причины, что вызываетъ раздоры и является помѣхой прогресса (т.-е. отдѣленіе церкви отъ государства), да хлѣбъ насущный и комфортъ для работниковъ… Говорятъ, Англіи — рай для богачей; мы позаботимся, чтобы она не стала адомъ для работниковъ[3].
Мы привели эти выдержки изъ первыхъ парламентскихъ рѣчей Чемберлена, чтобы познакомить читателей съ его программой. Въ программѣ, какъ мы уже указывали выше, не было ничего такого, чего раньше его не требовали Брайтъ, Гладстонъ, Гаркортъ и другіе вожди англійскаго либерализма. Для насъ эти рѣчи цѣнны постольку, поскольку онѣ характеризуютъ ораторскую манеру Чемберлена, которую онъ сохранилъ до сихъ поръ. Это, во-первыхъ, чисто практическій характеръ доказательствъ, отсутствіе какого бы то ни было теоретическаго обоснованія своихъ требованій и нѣкоторая вульгарность тона. Все это дѣлало рѣчь Чемберлена всегда понятной среднему англичанину, тѣмъ болѣе, что практическій духъ, которымъ была проникнута вся его дѣятельность, направляла его всегда въ сторону наименьшаго сопротивленія; другими словами, онъ всегда являлся выразителемъ назрѣвавшихъ общественныхъ настроеній. Практичность — это умѣніе приспособляться, умѣніе уловить, куда клонятся общественныя симпатіи. Это чувство у Чемберлена было развито въ высокой степени. Мы уже упоминали о перемѣнѣ его политическихъ убѣжденій въ началѣ его общественной дѣятельности, когда онъ вдругъ изъ «крайняго тори», для котораго избирательная реформа 1867 года была «прыжкомъ въ неизвѣстность», какъ охарактеризовалъ ее маркизъ Салисбюри, какъ только избирательная реформа сдѣлалась совершившимся фактомъ, и на политическую арену выступилъ значительный классъ избирателей изъ средняго и даже рабочаго класса, сразу мѣняетъ фронтъ и становится «крайнимъ радикаломъ, чуть ли не „республиканцемъ“. Когда затѣмъ въ 1886 г. министерство Гладстона выступило съ проектомъ гомруля для Ирландіи, Чемберленъ вышелъ въ отставку и перешелъ въ оппозицію. Думать, что билль этотъ былъ для Чемберлена неожиданностью, было бы довольно наивно. Въ 1884 году Чемберленъ, какъ министръ по дѣламъ мѣстнаго управленія, поддерживалъ довольно оживленныя сношенія съ вождемъ ирландской партіи Парнелломъ и готовъ былъ пойти такъ же далеко, какъ Гладстонъ въ вопросѣ объ ирландскомъ гомрулѣ. Парнелль утверждалъ даже, что Чемберленъ, хотя и шутливо, заявлялъ ему, что „онъ ничего бы не имѣлъ хотя бы противъ республики въ Ирландіи“, но требовалъ полнаго содѣйствія ирландцевъ въ дѣлѣ реорганизаціи либеральной партіи, которой онъ хотѣлъ придать радикальный характеръ, надѣясь, конечно, что во главѣ радикальной партіи будетъ стоять никто другой, какъ онъ, Чемберленъ. Почему же вдругъ въ убѣжденіяхъ Чемберлена произошелъ такой рѣзкій переворотъ? Многіе склонны думать, что Чемберлену было тѣсно въ либеральной партіи, гдѣ въ то время было столько выдающихся дѣятелей, что ему приходилось бы играть второстепенную роль. Трудно согласиться съ такимъ объясненіемъ причины выхода Чемберлена изъ либеральной партіи. Въ 1885 году, въ третьемъ министерствѣ Гладстона, Чемберлену дали видный постъ министерства внутреннихъ дѣлъ, а дарованіямъ и честолюбію Чемберлена этотъ постъ давалъ гораздо больше простора, чѣмъ постъ министра колоній, который ему былъ предоставленъ спустя 10 лѣтъ въ министерствѣ Салисбюри. Сумѣлъ же Чемберленъ на второстепенномъ посту министра колоній занять первенствующее положеніе въ министерствѣ и оставить въ тѣни самого премьера, вліятельнаго и авторитетнаго маркиза Салисбюри.
Нѣтъ, объясненіе ухода Чемберлена изъ либеральной партіи болѣе простое. Мы уже не разъ отмѣчали практическое чутье Чемберлена, дававшее ему возможность быстро оцѣнивать положеніе вещей и истинное настроеніе общества, Чемберленъ понялъ, что общественное настроеніе Англіи развивается въ сторону концентраціи имперіи, а не ея разъединенія» Уже въ серединѣ семидесятыхъ годовъ это настроеніе общества выдвинуло, въ первые ряды лорда Биконсфильда, внѣшняя политика котораго оставила такіе яркіе слѣды въ исторіи Англіи, что среди либераловъ даже появились горячіе поклонники имперіалистской политики Биконсфильда, Чемберленъ это прекрасно понялъ и, выйдя изъ либеральной партіи, посвятилъ себя энергичной проповѣди идеи имперіализма, «Если великая Великобританія будетъ нераздѣльной, — ни одна имперія въ мірѣ не превзойдетъ ей величіемъ, богатствомъ и разнообразіемъ средствъ». «Великимъ имперіямъ принадлежитъ будущее, а второстепенное государство, которое не прогрессируетъ, повидимому, обречено на подчиненное положеніе. Такова характерная черта и преобладающая тенденція современной эпохи»,.
Правда, въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ Чемберленъ говорилъ другое и не находилъ достаточно рѣзкихъ выраженій для осужденія имперіализма: "Если страна убѣждена, что ея назначеніе внушать сосѣдямъ страхъ и смиреніе, — поводъ къ войнѣ всегда найдется. Новый имперіализмъ отравилъ уже сознаніе многихъ, кому страна довѣрила власть въ далекихъ колоніяхъ. И если зарвавшагося, имцеріализма не остановитъ парламентъ или же народъ, то страну ждутъ великія бѣдствія, которыя могутъ закончиться страшной катастрофой[4].
Повидимому, Чемберленъ не чувствовалъ еще тогда, что черезъ какія-нибудь 5—6 лѣтъ и онъ окажется отравленнымъ имперіализмомъ, который уже, по его собственнымъ словамъ, грозитъ не бѣдствіями народу, а счастьемъ. «Будущность трудящихся классовъ больше зависитъ отъ успѣха нашихъ заграничныхъ предпріятій, распространившихся по всей вселенной, чѣмъ отъ какихъ-либо искусственныхъ мѣръ, направленныхъ къ поощренію производительности». Отсюда естественный выводъ, что «главной заботой правительствъ должно быть пріобрѣтеніе новыхъ рынковъ». Этому онъ и посвятилъ себя, занявъ постъ министра колоній. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ поступленія его въ министерство Салисбюри, произошелъ знаменитый набѣгъ Джемсона на Трансвааль, а когда онъ не удался, Чемберленъ началъ подготавливать войну въ южной Африкѣ, и осенью 1899 года война вспыхнула. Исходъ этой войны, несмотря на героическую борьбу буровъ, можно было предвидѣть съ самаго начала, и черезъ два съ половиной года, въ 1902 году, война окончилась полнымъ присоединеніемъ обѣихъ республикъ къ англійскимъ короннымъ владѣніямъ.
Если мы теперь попытаемся прослѣдить дѣятельность Чемберлена со времени выступленія его за практическую арену политики, мы должны будемъ притти въ заключенію, что менѣе всего были правы консерваторы, называвшіе его «бирмингемскимъ теоретикомъ». Ничто не было такъ чуждо Чемберлену, какъ теорія. Чемберленъ — типичный англичанинъ, который и за политику смотритъ, какъ надѣло, business. Въ своихъ политическихъ дѣйствіяхъ Чемберленъ преслѣдовалъ прежде всего то, что въ данный моментъ было ему выгодно, и если ему нужно было достигнуть цѣли, онъ не раздумывалъ относительно выбора средствъ. Всѣ средства были хороши, которыя приводили въ цѣли. Ему нужно было вызвать войну въ южной Африкѣ, — и онъ не останавливался передъ организаціей газетной кампаніи противъ буровъ, и вся Англія была наводнена брошюрами, статьями, полными клеветъ и инсинуацій противъ буровъ, и онъ достигъ того, что въ Англіи смотрѣли на войну съ бурами, какъ на освободительную войну; дѣло будто бы шло объ освобожденіи южной Африки отъ рабовладѣльцевъ-буровъ, эксплуатировавшихъ даже иностранцевъ (уитлендеровъ) и отвергавшихъ какое бы то ни было участіе послѣднихъ въ управленіи.
Теперь Чемберленъ мечтаетъ объ объединеніи метрополіи съ колоніями. Какъ человѣкъ не теоріи, а практики, онъ и государственно-правовые вопросы разрѣшаетъ чисто коммерческимъ способомъ. Онъ хочетъ купить это объединеніе и съ этой цѣлью начинаетъ торговаться съ колоніями, желая знать, какую цѣну имъ нужно будетъ дать за нѣкоторое ограниченіе ихъ самостоятельности. Всѣ разговоры о Zollverein'ѣ — это только риторическія украшенія, потому что никакой аналогіи между Германіей конца шестидесятыхъ годовъ прошлаго вѣка и Англіей начала двадцатаго вѣка найти невозможно. «Нѣмецкій таможенный союзъ былъ продуктомъ своеобразнаго политическаго раздробленія Германіи, распадавшейся на безчисленные, пестро переплетавшіеся клочки земли, которые всѣ вмѣстѣ составляли одну хозяйственную единицу и которые при своей разрозненности не могли вести ни самостоятельной политики, ни самостоятельной экономической жизни»[5].
Ничего подобнаго не представляетъ собой Англія. Германокій таможенный союзъ нормировалъ лишь то положеніе, которое существовало фактически, такъ какъ небольшія германскія государства составляли одну хозяйственную единицу. Совершенно другую картину представляютъ англійскія колоніи: онѣ не только обособлены въ хозяйственномъ отношеніи отъ метрополіи, но облагаютъ англійскіе товары такими же пошлинами, какъ и товары иностранныхъ государствъ. Да это и понятно. Связь колоніи съ метрополіей совершенно призрачная. Колоніи признаютъ эту связь постольку, по скольку она имъ не мѣшаетъ, а напротивъ, охраняетъ ихъ на случай нападенія третьей державы. Но какъ только Англія пытается проявятъ эту связь болѣе существенно, она встрѣчаетъ рѣзкое противодѣйствіе колоній. Вспомнимъ сопротивленіе австралійскихъ колоній, когда Англія требовала, чтобы верховный судъ объединенныхъ австралійскихъ колоній находился въ Лондонѣ. Колоніи готовы были отказаться отъ объединенія, и лишь послѣ того, какъ англійскій парламентъ, по настоянію Чемберлена, отказался отъ своего требованія, согласіе между колоніей и метрополіей было возстановлено. То же повторяется и теперь. Пока колоніи отъ чемберленовокихъ экономическо-таможенныхъ проектовъ ничего не теряютъ, онѣ стоятъ за эти проекты; но какъ только имъ придется въ чемъ-либо ограничить себя, онѣ тотчасъ же отвернутся отъ Чемберлена и его проектовъ. Не слѣдуетъ забывать, что австралійскія колоніи пользуются полной политической самостоятельностью, а это всегда ведетъ и въ самостоятельной торговой политикѣ. Слѣдовательно, колоніи будутъ на сторонѣ Чемберлена до тѣхъ лишь поръ, пока имъ это будетъ выгодно, не соображаясь совершенно съ тѣмъ, насколько это будетъ выгодно для метрополіи. Между тѣмъ, Чемберленъ на все это закрываетъ глава и пытается доказать, что страна ничего не потеряетъ отъ введенія протекціоннаго тарифа. По обыкновенію, Чемберленъ не стѣсняется даже мертвыми цифрами, пользуется ими по-своему, опуская непріятныя ему цифры и подчеркивая нужныя.
"Всѣ цифры, которыя онъ приводилъ, — пишетъ одинъ корреспондентъ[6], — были совершенно вѣрны сами по себѣ, но всегда сгруппированы или выдвинуты такъ, что давали совершенно ложное представленіе. То онъ возьметъ годъ исключительнаго процвѣтанія англійской промышленности и сопоставитъ съ годомъ исключительнаго упадка; то онъ дастъ цифру ввоза полуобработаннаго сырья, называя его общимъ и вводящимъ въ заблужденіе именемъ «мануфактуры»; то онъ, наконецъ, дастъ цифру вывоза, забывъ упомянуть о другихъ, дополняющихъ ее цифрахъ. Само собой разумѣется, что противники его не переставали сейчасъ же напоминать ему о его ошибкахъ и промахахъ. Но это его мало смущало, и онъ продолжалъ цитировать облюбованныя имъ цифры. Наконецъ, постоянныя цифровыя пререканія надоѣли ему, и онъ въ одной изъ своихъ рѣчей прямо заявилъ, что ему все равно, точны ли его цифры или нѣтъ, такъ какъ не въ цифрахъ дѣло, а въ фактахъ и тенденціяхъ. Съ этого времени начался, такъ сказать, періодъ «фактовъ». На «Синія книги» уже перестали ссылаться, и Чемберленъ въ каждой, своей новой рѣчи сталъ основывать свои аргументы уже на «фактическихъ» примѣрахъ, взятыхъ Изъ промышленной жизни Англіи. Въ каждомъ новомъ городѣ, гдѣ онъ говорилъ, онъ сталъ доказывать упадокъ промышленности на примѣрѣ изъ какой-нибудь области мѣстнаго производства. Въ Прескотѣ онъ говорилъ о фабрикаціи часовъ; въ Манчестерѣ — о хлопчато-бумажной промышленности, въ Бирмингемѣ о стекольномъ производствѣ. И защитникамъ свободы торговли невольно также пришлось оставить статистику и сосредоточить силу своего отпора за приводимыхъ фактахъ.
Но факты оказались для Чемберлена еще хуже цифръ. Если послѣднія ничего не доказывали, то все-таки были вѣрны по существу; факты же, въ большинствѣ случаевъ., вовсе и не существовали, и если не были вымышлены цѣликомъ, то являлись уже слишкомъ произвольными обобщеніями. Такъ, напримѣръ, насчетъ заявленія Чемберлена, что англійская фабрикація часовъ будто разорена изъ-за конкуренціи съ американскими дешевыми часами, было доказано въ «Manchester Guardian» какъ разъ противоположное. Оказывается, что именно конкуренція Америки и Швейцаріи послужила причиной расцвѣта часового дѣла въ Прескотѣ, гдѣ мистеръ Юнть выстроилъ лѣтъ 18 тому назадъ, свою фабрику, дающую теперь работу въ одномъ лишь отдѣленіи починки часовъ большему числу людей, чѣмъ сколько занималось всѣмъ производствомъ новыхъ часовъ въ этомъ городѣ тридцать лѣтъ назадъ. До начала 80-хъ годовъ въ Прескотѣ изготовлялись лишь наиболѣе грубыя части оправы и механизма. Часовой промыселъ былъ когда-то здѣсь введенъ гугенотами, бѣжавшими сюда послѣ отмѣны нантскаго эдикта, и съ того времени все дѣло велось крайне примитивнымъ способомъ. Лишь удивительное развитіе часового производства въ Америкѣ и распространеніе въ Англіи дешевыхъ американскихъ часовъ заставило и англичанъ взяться за умъ и поставить у себя дѣло на болѣе научныя и новыя основы. И такимъ образомъ, только благодаря тому, что англійскіе часовщики не были охранены никакими тарифами и не могли разсчитывать ни на какія заступничества, кромѣ собственной предпріимчивости и ума, они и успѣли создать за послѣднія 10—15 лѣтъ такое производство, которому теперь уже никакая конкуренція не страшна.
Очень любопытнымъ оказалось и "фактическое* обоснованіе, взятое Чемберленомъ изъ области мельничной промышленности.
Желая, очевидно, задобрить ирландцевъ, онъ въ одной изъ своихъ недавнихъ рѣчей, между прочимъ, упомянулъ и о положеніи мукомольнаго дѣла въ Ирландіи. По его словамъ, мукомольное дѣло тамъ окончательно погублено американской и нѣмецкой конкуренціей. Единственно, что еще можетъ спасти ирландскихъ мукомоловъ, такъ это нѣкоторое тарифное преимущество въ ихъ пользу. Но не успѣлъ онъ успокоиться на этомъ фактѣ, какъ кто-то обратилъ вниманіе, что свѣдѣнія, напечатанныя въ «Miller», въ спеціальномъ органѣ англійскихъ мукомоловъ, говорятъ совершенно другое. Правда, въ «Miller'ѣ» попадаются жалобы на плохія дѣла, но въ томъ же нумерѣ, въ которомъ встрѣчаются эти жалобы, даны и слѣдующія замѣтки: "Пріятно отмѣтить еще разъ, — сказано тамъ, — что у мукомольныхъ механиковъ руки полны работы. Мукомолы болѣе доступны теперь по вопросу о перестройкахъ и передѣлкахъ, и во многихъ мѣстахъ мельницы обзавелись новыми машинами. Въ Ирландіи дѣла обстоятъ также лучше, чѣмъ были долгіе годы, и вскорѣ намъ придется отмѣтить нѣчто важное объ общемъ положеніи мукомольнаго дѣла въ Ирландіи.
Въ этомъ же нумерѣ мукомольнаго органа появились и слѣдующія строки: «Мистеръ Броунъ, директоръ-распорядитель мельничной фирмы Geo Shaw and Sons, изъ Корка, былъ на-дняхъ въ Лондонѣ и сообщилъ, что торговля идетъ бойко. Его мельница вырабатываетъ высшіе сорта и работаетъ день и ночь».
Конечно, факты эти не очень важные, но все-таки значительно портящіе огульные выводы и жалобы Чемберлена. Такимъ образомъ, и ссылка на «факты» не всегда выручаетъ, и вся надежда на собственную смѣлость и на слѣпой эгоизмъ толпы. Смѣлость города беретъ, а толпа всегда была легкомысленна, «mobile vulgus».
Исторія войны съ бурами показала, что толпа больше вѣрила лживымъ сообщеніямъ клевретовъ Чемберлена и уличной печати, чѣмъ голосу разумныхъ людей и опроверженіямъ, исходившимъ изъ надежныхъ источниковъ. Нѣтъ, поэтому, основанія думать, что она не повѣритъ и теперь Чемберлену, который твердитъ, что протекціонный тарифъ повлечетъ за собой увеличеніе заработной платы, что повышеніе стоимости однихъ продуктовъ, вслѣдствіе таможеннаго ихъ обложенія, будетъ компенсироваться соотвѣтствующимъ уменьшеніемъ обложенія на другіе продукты, что таможенные доходы пойдутъ на образованіе пенсіоннаго фонда для рабочихъ и т. д. Обѣщаній Чемберленъ даетъ очень много, нисколько, конечно, не думая объ ихъ исполненіи. Чемберлену принадлежитъ знаменитый афоризмъ: «Чѣмъ больше выигрываетъ министерство, давая обѣщанія, тѣмъ больше теряетъ, выполняя его». На выборахъ 1896 года Чемберленъ и руководившіеся его указаніями консерваторы надавали всевозможныхъ обѣщаній рабочимъ и, конечно, ничего не выполнили. Для Чемберлена на первомъ планѣ побѣда, а какими средствами эта побѣда достигнута, его мало безпокоитъ. Понятно, поэтому, его искреннее удивленіе, когда его упрекаютъ въ ренегатствѣ. Чембердеву не отъ чего было отравиться по той простой причинѣ, что у него никогда никакихъ взглядовъ не было. Онъ въ своихъ дѣйствіяхъ всегда руководился тѣмъ, что въ данный моментъ сулило ему побѣду. Въ одной изъ своихъ рѣчей онъ со свойственной ему откровенностью заявилъ: «Абсолютное постоянство не составляетъ добродѣтели государственнаго дѣятеля; долгъ его мѣнять сваи мнѣнія, когда обстоятельства мѣняются». Это сообразованіе съ обстоятельствами и проходитъ красной нитью черезъ всю дѣятельность Чемберлена. Когда консервативно-уніонистское министерство внесло билль о профессіональной школѣ, противникомъ которой Чемберленъ былъ съ первыхъ дней практической своей дѣятельности, онъ нисколько не усумнился поддерживать его и въ палатѣ, и на митингахъ. «Я лично противникъ конфессіональной школы, — говорилъ онъ въ 1902 году на митингѣ въ Бирмингемѣ, — и попрежнему стою за свѣтское обученіе подъ контролемъ государства, но большинство страны требуетъ, чтобы въ школахъ преподавалась религія, поэтому мы будемъ отстаивать свой билль и выйдемъ въ отставку въ случаѣ его паденія».
Это всегдашнее стремленіе Чемберлена попасть въ тонъ большинства придаетъ всей его дѣятельности, несмотря на всю его несомнѣнную личную даровитость, на поразительную энергію, на умѣніе добиться осуществленія задуманныхъ имъ плановъ, лишь временное значеніе, и въ исторію культурныхъ и политическихъ завоеваній человѣчества имя Чемберлена не перейдетъ. Онъ, несомнѣнно, будетъ первымъ министромъ, достигнетъ высшихъ ступеней славы, какія только возможны въ Англіи, но въ общую идейную сокровищницу человѣчества Чемберленъ ничего не внесъ. И если въ исторіи человѣчества дѣятельность и имя Гладстона, какъ безстрашнаго и самоотверженнаго служителя идеѣ человѣчности, останутся незабвенны, то Чемберленъ будетъ забытъ въ тотъ моментъ, когда онъ сойдетъ окончательно съ политической арены.