Джак Лунный Свет/ДО
| Джакъ Лунный Свѣтъ. |
| Оригинал: англ. Jack Moonlight, 1849. — Перевод опубл.: 1853. Источникъ: "Пантеонъ" (1853. № 11. С. 117—130) |
Нѣсколько времени тому назадъ, ѣдучи изъ Гласгоу въ Ливерпуль, посреди всеобщей суматохи и говора, царствовавшихъ на станціи желѣзной дороги, я былъ пораженъ зрѣлищемъ, которое, потому особенно привлекло мое вниманіе, что составляло противоположность съ окружающими предметами и которое во всякое время заинтересовало бы меня, приведя на память воспоминанія прежняго ремесла моего.
Путешественники и носильщики проходили съ двухъ противоположныхъ сторонъ; мужчины и женщины были обременены: первые чемоданами, послѣднія — картонами. Тутъ одинъ паровозъ подымаетъ въ воздухъ свою колонну дыма, тамъ другой, улетая, оставляетъ въ пространствѣ свои пронзительные крики. Посреди кутерьмы этой я замѣтилъ группу, состоявшую изъ шести моряковъ; они вышли изъ вагона третьяго разряда и тащили за собой поклажи свои, запачканныя и пропитанныя самымъ чистымъ запахомъ смолы. Пятеро изъ нихъ, вовсе несхожіе между собою, въ отношеніи лѣтъ и тѣлосложенія, были очень смуглы; лица ихъ, руки и шеи подходили подъ цвѣтъ краснаго дерева, что́ достаточно доказывало многочисленность и продолжительность ихъ путешествій, совершенныхъ ими вдоль всѣхъ широтъ, гдѣ вѣтеръ освѣжаетъ жаръ, когда жаръ не уничтожаетъ вѣтра.
Одинъ изъ моряковъ этихъ, сильный и здоровый человѣкъ, среднихъ лѣтъ и славнаго роста, съ огромными усами, шелъ впереди; на немъ была шапка изъ манильской травы, коричневые панталоны, сапоги и широкій камзолъ, изъ наружнаго кармана котораго торчалъ великолѣпный платокъ, произведенія Индіи… Я былъ увѣренъ, что это шкиперъ какого нибудь красиваго корабля компаніи Восточной Индіи. Странное лицо, принадлежащее къ группѣ этой, былъ молодой негръ отъ девятнадцати до двадцати лѣтъ, одѣтый матросомъ, какъ остальные его товарищи; только безобразныя ноги его были обуты въ пару высокихъ сапоговъ, въ которыхъ онъ путался во время ходьбы, между тѣмъ, какъ у товарищей его была преотважная поступь, несмотря на то, что они немного шатались; но это происходило отъ дорожной тряски, къ чему людямъ ихъ ремесла трудно привыкнуть; у негра былъ широкій носъ, толстыя губы и кожа такъ черна и блестяща, что походила цвѣтомъ на каменный уголь. Еслибъ, какъ большая часть негровъ, онъ вѣчно скалилъ зубы, то, вѣроятно, не былъ бы такъ забавенъ, какъ теперь своей важной физіономіей. Нѣсколько молодыхъ дамъ, стоявшихъ неподалеку съ распущенными зонтиками, чтобъ предохранить цвѣтъ лица отъ солнца, говорили между собою:
— Ахъ! посмотрите, посмотрите на этихъ моряковъ: они должны быть иностранцы.
Что касается до меня, я съ перваго взгляда увидѣлъ, не нуждаясь въ ихъ краснорѣчіи, что люди эти были закоренѣлые англійскіе матросы, такіе, какихъ не найдти даже между моряками нашей націи.
Разумѣется, что шотландецъ и ирландецъ могутъ быть хорошими моряками, и можно насчитать съ дюжину такихъ, которымъ теорія ремесла этого небезъизвѣстна, однако, въ морскомъ англійскомъ воинѣ есть какая-то особенная способность, смышленое развитіе этого идеальнаго характера, который состоитъ изъ смѣси суровости и безпечности, практической ловкости и простосердечнаго незнанія свѣта, и которымъ отличаются дѣти Океана.
Предаваясь размышленіямъ этимъ, въ которыхъ серьёзное мѣшалось съ забавнымъ, я спѣшилъ къ ливерпульскому пароходу; онъ неподвижно стоялъ у набережной и въ продолженіе этого минутнаго отдыха фыркалъ какъ огромный китъ, всплывшій, чтобъ подышать воздухомъ на поверхность. Между пассажирами, которые давили, такъ сказать, палубу, мнѣ пріятно было увидѣть этихъ моряковъ; ихъ было, какъ я уже сказалъ, шестеро; они сошли въ матросскую каюту, гдѣ помѣстились съ самымъ довольнымъ видомъ, что́ доказывало, что они почитали себя почти какъ дома.
Черезъ нѣсколько минутъ Городъ Гласгоу выплывалъ изъ порта, ударяя сильно и быстро своими огромными крыльями, которыя все болѣе и болѣе вытягивались, по мѣрѣ того, какъ мы въѣзжали въ море. Волны сильнѣе заходили. Чтобъ утвердить ходъ судна, развернули большой фокъ на остромъ носу его — и дымное облако, вылетающее изъ трубы и разносимое вѣтромъ, останавливалось на задней части парохода, гдѣ черная, какъ смоль, тѣнь его рѣзко отдѣлялась отъ бѣлой струи, которую пароходъ, въ полетѣ своемъ, оставлялъ за собою.
Съ самаго начала вечера (это было лѣтомъ) серебристый дискъ луны сталъ подыматься противъ синеватыхъ вершинъ Аррана, еще позлащенныхъ лучами заходящаго солнца.
Между тѣмъ прибрали немного и возстановили порядокъ на палубѣ, заваленной поклажами; клокотанье воды и шипѣнье пароходной трубы были тишиною для ушей нашихъ въ сравненіи со стукомъ и жужжаньемъ сопровождавшимъ отъѣздъ нашъ.
Въ число особенныхъ и, какъ кажется, неизбѣжныхъ непріятностей которыя надо переносить на пароходахъ, слѣдуетъ помѣстить слѣпаго скрипача, безпрестанное скрипѣнье котораго, присоединяясь къ толчкамъ и качанью желудка, производитъ непріятный феноменъ, столь обыкновенный на пароходахъ.
Одинъ изъ такихъ странствующихъ музыкантовъ показывалъ образчикъ своего таланта передъ одною группою пассажировъ. Далѣе, между тѣмъ, на концѣ парохода оставалось одно мѣсто, гдѣ не было ни шуму, ни суетни, и гдѣ я вскорѣ замѣтилъ моряковъ своихъ, фигуры которыхъ отдѣлялись на неизмѣримой перспективѣ моря.
Покинувъ избранную сферу, чтобъ закурить сигару, я засталъ двоихъ моряковъ, тѣхъ, которые были постарше, въ разговорѣ съ какимъ-то пассажиромъ, тоже мореходомъ, повидимому не столь свѣдующимъ, какъ они сами.
Остальные прохаживались быстрымъ и неровнымъ шагомъ, характеризующимъ моряковъ вообще. Негръ же поворачивалъ по временамъ голову и выражалъ гримасою удовольствіе, которое доставляла ему музыка; но, впрочемъ, онъ не удостоивалъ вниманіемъ общество низшаго разряда, подлѣ котораго стоялъ, и не вмѣшивался въ толпу, которая повидимому уже взмолилась морю о помилованіи.
По всему видно было, что товарищи негра считали его совершенно себѣ равнымъ, да и онъ самъ, кажется, быль такого же мнѣнія.
Цвѣтъ кожи не поселялъ къ нему отвращенія моряковъ, участь которыхъ, онъ, вѣроятно, давно раздѣлялъ, какова ни была бы она. Постель ихъ уже была приготовлена у блинда парохода, между дубовыхъ шестовъ и пуковъ веревокъ.
Презабавно было смотрѣть, съ какимъ презрѣніемъ закоренѣлые эти моряки глядѣли на матросовъ этой лодки съ трубой, и какъ послѣдніе уважали ихъ. Но дѣло въ томъ, что ни съ той, ни съ другой стороны не было замѣтно особеннаго желанія поразговориться.
Когда я очутился подлѣ нихъ, то сдѣлалъ вслухъ нѣсколько замѣчаній, обращаясь къ моряку, котораго принималъ за начальника этой маленькой группы. Мнѣ было нетрудно заставить разговориться этого настоящаго батюшку Смолу. Онъ былъ смышленъ и учтивъ. Я приписываю это тому, что онъ видѣлъ столько отдаленныхъ странъ и любопытныхъ вещей, на которыя, чтобъ умѣстить ихъ на бумагѣ, не хватило бы дюжины путешественниковъ и коментаторовъ.
Всѣ они шестеро плавали на однихъ и тѣхъ же корабляхъ по разнымъ направленіямъ. Недавно, принадлежа къ экипажу большаго ливерпульскаго корабля, который они теперь догоняли, они были въ Калькуттѣ, Сингапорѣ и Кантонѣ; въ промежуткѣ, между пріѣздомъ и отъѣздомъ этого корабля, они съѣздили въ Гласгоу по дѣлу главнаго шкипера. Окончивъ дѣло это, они отправились къ Ломондскому озеру (lac Lomond); до тѣхъ поръ ни одинъ изъ нихъ не видывалъ прѣсной воды.
Вовремя объясненія этого и пока негръ прохаживался взадъ и впередъ мимо меня съ своими товарищами, я увидѣлъ сквозь разстегнутую пеструю рубашку, что грудь его была расписана странными эмблемами, ярко-синяго и краснаго цвѣтовъ. Вѣроятно, онъ почти не считалъ бы себя мужчиною, еслибъ на немъ не было украшеній такого рода; потому что дикіе океана во многихъ отношеніяхъ сходны съ дикими американскихъ лѣсовъ.
Наконецъ я сказалъ шкиперу нѣсколько словъ насчетъ этого страннаго украшенія молодаго негра.
— Jack Moonlight! (Джакъ Лунный-Свѣтъ) закричалъ морякъ, обращаясь къ негру, подойди сюда, любезный… Покажи свои бумаги вотъ этому барину.
Негръ улыбнулся и повидимому былъ очень доволенъ моею просьбою; онъ разстегнулъ рубашку и показалъ мнѣ свои знаки. Посрединѣ былъ рисунокъ, вѣроятно съ намѣреніемъ нарисованный, чтобъ скрыть сломанную въ груди кость; надъ рисункомъ была корона, а подъ нимъ якорь; съ одной стороны большая стрѣла морскаго арсенала, съ другой кругъ въ которомъ стоялъ 1838 годъ.
— Это мои документы, милостивый государь, сказалъ негръ, выказывая свои бѣлые зубы.
— Знакъ этотъ для него очень важенъ, прибавилъ одинъ изъ молодыхъ моряковъ, но у него есть еще другой, на плечѣ; знаете мистръ Вильсонъ?
— Объ этомъ не надо говорить, Дикъ, отвѣчалъ шкиперъ.
Негръ снова принялъ важный видъ и снова началъ ходить взадъ и впередъ.
— Какъ вы его сейчасъ назвали? спросилъ я у Вильсона: кажется Лунный-Свѣтъ?
— Да, милостивый государь, его зовутъ Джакъ Лунный-Свѣтъ.
— Ut lucus a non lucendo, подумалъ я. Это, вѣроятно, какой нибудь сверхъестественный лунный свѣтъ… что-то въ родѣ потаеннаго фонаря. Да кто жь назвалъ его такимъ именемъ? спросилъ я громко.
— Право не знаю, милостивый государь, отвѣчалъ шкиперъ: кажется весь экипажъ. Подшкиперъ и поваръ, какъ отличные маляры, накололи и разрисовали на груди его эти фигуры.
— Да тутъ цѣлая исторія, милостивый государь, сказалъ мнѣ другой матросъ.
— Мнѣ бы очень хотѣлось знать ее. Разскажите, пожалуйста, вскричалъ я, обращаясь къ шкиперу и садясь, между тѣмъ, какъ двое его товарищей выражали глазами то же желаніе.
— По правдѣ сказать, отвѣчалъ морякъ, съ самодовольнымъ видомъ поправляя камзолъ и посматривая то на тотъ, то на другой сапогъ: я не большой мастеръ разсказывать; но какъ я самъ разъигрывалъ роль въ этомъ дѣлѣ, то вы узнаете его подробно и вѣрно. Въ то время, продолжалъ онъ, мы были на дрейфѣ передъ Гаваною, напротивъ молы. [2] Корабль La Marie Jeanne de Bristol, находился подъ командою капитана Дрейя; это было въ 1838 году — кажется что такъ, Томъ?
— Да, да, мистръ Вильсонъ, подтвердилъ другой морякъ: это довольно ясно и правильно написано на груди Джака Луннаго-Свѣта.
— Марія Жанна, продолжалъ шкиперъ, возвратилась изъ Ямайки, чтобъ разсчитаться по одному дѣлу, и потому недолго оставалась на мѣстѣ; но, за двѣ ночи до ея отъѣзда, прибылъ большой португальскій гальотъ и, въ свою очередь, легъ на дрейфъ за тридцать-пять футовыхъ саженъ отъ правой стороны нашего корабля, такъ что изъ оконъ своихъ мы могли смотрѣть въ его каюты. Правда, флагъ гальота смахивалъ на американскій, и на немъ былъ янки, который, какъ говорили, замѣнялъ иногда командира экипажа; но, наблюдая за его пріемами, уловками, и видя большую палату, которая была почти на одной линіи съ бугшпритомъ, мы вскорѣ не имѣли больше никакого сомнѣнія, что такое былъ въ самомъ дѣлѣ этотъ гальотъ. Съ самой первой ночи, судя по шуму и свѣту на кораблѣ, мы догадались, что изъ него высаживаютъ порядочное число недавно вывезенныхъ изъ Гвинеи негровъ. Между тѣмъ, сторожевыя испанскія лодки объѣзжали надзоромъ и трибуналъ, засѣдающій чрезъ три или четыре дня, разъискивалъ и преслѣдовалъ всѣхъ и каждаго, кого только подозрѣвали занимающимся такой торговлей; трибуналъ этотъ увѣрялъ, что онъ такъ строгъ и употребляетъ такую осторожность и бдительность, что отъ него ничто скроется. Около Флоридъ видѣли тоже англійскаго крейсера, но мы предполагали, что, день тому назадъ, онъ былъ занесенъ бурею въ Мехиканскій заливъ.
На слѣдующую ночь былъ чудный свѣтъ луны, такъ что на кораблѣ, гдѣ были негры, все было совершенно тихо до двухъ часовъ третьей четверти. Тогда онъ снова сталъ переносить на землю, какъ говорится, свой грузъ, потому что лунѣ надлежало скоро закатиться, а судно находилось въ тѣни, отбрасываемой магазинами.
Рулевой и я (въ это время я былъ еще просто матросомъ перваго класса на Маріи-Жаннѣ) стояли тогда на палубѣ, потому что была наша очередь караулить, какъ вдругъ замѣтили, что на сосѣднемъ кораблѣ происходило какое то смятеніе и глухой шумъ. Тѣнь корабля этого доходила почти такъ же далеко, какъ тѣнь нашего руля; я въ это время смотрѣлъ въ задъ корабля, и мнѣ показалась на водѣ струя, какъ будто человѣкъ, или какое нибудь животное, подплывалъ къ нашему кораблю.
— Рулевой! сказалъ я: ужь не акула ли это, которую, говорятъ, кормитъ гальотъ, потому что она служитъ ему вахтою?
— Гдѣ это? спросилъ рулевой.
— Да вонъ, посмотри! отвѣчалъ я.
Въ эту именно минуту я увидѣлъ черную и курчавую голову негра, который вплылъ въ пространство, освѣщенное луной, отдѣлявшее нашъ корабль отъ пространства тѣни, въ которой находился гальотъ. Негръ плылъ безъ малѣйшаго шума.
— Смирно, товарищъ! сказалъ я рулевому: не пугай бѣднаго малаго. Бьюсь объ закладъ, что онъ ищетъ спасенія.
Негръ взлѣзъ на ванты бизань-мачты, потомъ голова его выставилась изъ-за закраинъ правой стороны корабля, а какъ мы съ рулевымъ не пошевелились, то онъ доползъ до бика, гдѣ люки были отворены и всѣ матросы спали на своихъ койкахъ. Въ одну минуту онъ спустился внизъ; мы подкрались за нимъ, чтобъ посмотрѣть, что онъ станетъ дѣлать. Подъ самой лѣстницей находилась кладовая, гдѣ лежали уголья нашего повара; кладовая эта была въ полу и отворялась желѣзнымъ кольцомъ. Негръ, чтобъ соскочить туда, не спрашивая позволенія, началъ открывать кладовую. Какъ только онъ исчезъ и дверь за нимъ захлопнулась, рулевой вскричалъ!
— Да онъ еще ребенокъ!
— Но все таки порядочно проворный, отвѣчалъ я. — Что удивляетъ меня, такъ это сметливость, съ которою онъ выбралъ себѣ самый лучшій пріютъ изъ всего корабля. Старикъ Дидона, право, можетъ принять его за сына жены своей Нанси, совершенно почернѣвшаго отъ угля.
— Такъ слушай же пріятель, продолжалъ, смѣясь, кормчій: надо, во что бы то ни стало, скрыть мальчика отъ чернаго аптекаря и не пускать его въ кладовую до тѣхъ поръ, пока корабль не выйдетъ въ открытое море.
Вы знаете, милостивый государь, что мы зовемъ аптекаремъ нашего повара.
— Не безпокойся, товарищъ, сказалъ я: постараюсь такъ устроить дѣло, чтобъ Дидона не могъ разболтать этой тайны между проклятыми торгашами.
Надо вамъ сказать, что этотъ Дидона былъ поваромъ на кораблѣ Марія-Жанна; настоящее имя его было Діодоръ Томпсонъ; но будучи передъ тѣмъ, два или три года тому назадъ, помощникомъ повара на фрегатѣ Дидоны, его всѣ стали звать Дидоной, хотя я и слышалъ, что это скорѣе женское, чѣмъ мужское имя. Это былъ негръ янки, такой же черный, какъ уголь, съ которымъ онъ безпрестанно имѣлъ дѣло; впослѣдствіи онъ женился на одной женщинѣ изъ Бристоля. Она подарила ему сына; но ребенокъ былъ бѣлъ какъ мать.
На слѣдующее утро, передъ тѣмъ, какъ подымать якорь, Дидона вышелъ изъ своей койки въ шесть часовъ утра и собирался разводить огонь; онъ подошелъ къ баку и хотѣлъ было отворить угольную камору, но я остановилъ его, сказавъ:
— Постой, Дидона, я хочу дать тебѣ добрый совѣтъ.
— Не мѣшайся въ чужія дѣла, а занимайся собственными, Джакъ Вильсонъ, отвѣчалъ онъ грубо, по своей привычкѣ.
— Дидона, продолжалъ я: какъ ты думаешь, кто сбѣжалъ нынѣшнюю ночь по этой лѣстницѣ въ угольную камору?
— Не могу знать, отвѣчалъ онъ. Да кто жь это былъ, Джакъ? а?
Сказавъ это, онъ опустилъ желѣзное кольцо двери.
— Такъ знай же, Дидона, сказалъ я: у насъ на кораблѣ что-то не ладно. Тутъ я началъ намекать ему о нѣкоторыхъ предосторожностяхъ.
Поваръ поспѣшилъ исполнить мои совѣты, чему я отъ души хохоталъ. Между тѣмъ старикъ не смѣлъ открыть совсѣмъ люка, а чуть приподнялъ его, чтобъ всунуть только провизію, достаточную для прокормленія полдюжины человѣкъ.
Такимъ образомъ я былъ увѣренъ, что мнимый люциферъ просидитъ тамъ спокойно цѣлый день.
Когда мы начали поднимать якорь, лодка, принадлежащая гальоту, съ непріязненнымъ любопытствомъ стала ѣздить около нашего корабля, потому что люди эти питаютъ естественное отвращеніе къ англійскимъ кораблямъ. Два или три раза они посмотрѣли изподлобья на старика Дидону, въ замѣнъ чего, поваръ забросалъ ихъ проклятіями, достойными сатаны. Я думаю, что еслибъ мы опоздали часомъ сняться съ якоря, то сосѣди пришли бы къ намъ на корабль съ испанскими солдатами и позволеніемъ объискать насъ. Они стали бы увѣрять, что потеряли невольника законно-купленнаго, или даже, можетъ быть, стали бы обвинять насъ, что мы занимаемся постыдной торговлей, которой они сами занимались.
Между тѣмъ мы отправились, и къ первой четверти земля была у насъ на юго-западѣ, канатные паруса на сторонѣ бакборда, а вѣтеръ сзади.
На слѣдующее утро поваръ подошелъ къ моей койкѣ, сталъ качать ее и сказалъ:
— Теперь мнѣ уголь необходимъ, Джакъ…. Ужь вѣрно онъ выбрался оттуда — какъ ты думаешь, любезный?
— Убирайся къ чорту, дуракъ! закричалъ я. Оставь меня въ покоѣ. Развѣ ты не знаешь, что меня только что смѣнили, а ты прерываешь сонъ бѣднаго матроса и занимаешь его собственными своими дѣлами.
— Клянусь небомъ, я отплачу тебѣ, проклятая смола! вскричалъ поваръ въ ярости. Ты выдумалъ, будто тутъ сидитъ чортъ… Я заставлю тебя раскаяваться въ такой шуткѣ… и не позже какъ сегодня утромъ… вмѣсто чаю, напою тебя кипяткомъ.
— Ну такъ иди за углемъ, сказалъ я ему.
Дидона взялся за кольцо, приподнялъ дверь каморы и, спуская внизъ лѣстницу, погрозилъ мнѣ кулакомъ.
— Прощай, Дидона, закричалъ я ему.
— О, проклятый злодѣй! промычалъ онъ изъ глубины каморы.
Поваръ пошатнулся; я могъ объ этомъ судить по треску угля; потомъ, вдругъ заревѣлъ какъ звѣрь.
Въ эту самую минуту явился молодой негръ. Онъ взбѣжалъ по лѣстницѣ, выскочилъ изъ каморы и бросился на палубу, откуда побѣжалъ на шканцы; тамъ стоялъ подшкиперъ, который въ эту минуту командовалъ, чтобъ распустили другой парусъ.
Опускная дверь упала, прихлопнулась и бѣдный Дидона остался тамъ какъ въ мышеловкѣ. Еслибъ намъ не хотѣлось завтракать, то мы заставили бъ его посидѣть тамъ.
Когда поваръ вышелъ изъ каморы, онъ былъ совершенно встревоженъ.
— Ты правду сказалъ, Джакъ Вильсонъ, вскричалъ онъ, глядя на меня: чортъ сидѣлъ въ каморѣ; я видѣлъ его — и это вѣрно! Онъ, какъ пламя, вылетѣлъ изъ груды угля… и такъ же черенъ какъ… Эй, товарищи! да кажется вы смѣетесь… это и въ самомъ дѣлѣ смѣшно…. ха! ха! ха!
Дидона до того расхохотался, что у него слезы полились изъ глазъ.
Наконецъ всѣ обступили молодаго негра, который стоялъ на шканцахъ. Бѣдняжка не умѣлъ сказать ни слова по англійски; но онъ бросился къ ногамъ подшкипера, какъ бы умоляя пощадить его жизнь.
Въ эту самую минуту капитанъ корабля вышелъ на палубу съ двумя дамами, бывшими въ числѣ пассажировъ; имъ хотѣлось подышать свѣжимъ воздухомъ; но какъ негръ былъ въ совершенномъ дезабильѣ, то дамы тотчасъ же юркнули въ каюту. Капитанъ увидѣлъ невольника и немедленно разобралъ дѣло, а потомъ приказалъ подшкиперу одѣть его и дать въ помощники повару.
Дидона громче прежняго сталъ хохотать. Онъ хотѣлъ усыновить новичка, котораго полюбилъ весь экипажъ нашъ, видя, что онъ на все способенъ. Какъ я уже сказалъ вамъ, его назвали Джакомъ, и вмѣсто того, чтобъ оставить мальчика на кухнѣ, изъ него сдѣлали что-то похожее на моряка.
Во время возвращенія Маріи-Жанны, негръ довольно кое чему выучился, такъ-что могъ уже развертывать паруса и прикрѣплять ихъ. Мы поручили Дидонѣ напечатать на груди его свидѣтельство по всѣмъ правиламъ, доказывающее, что онъ вступилъ въ званіе моряка, за плату, въ службу Великобританіи. Это и есть то самое свидѣтельство, которое вы сейчасъ видѣли, милостивый государь.
— Все это очень хорошо, сказалъ я; но во всемъ этомъ, нѣтъ и помину о лунѣ… такъ что я не понимаю, почему называете вы его такимъ страннымъ именемъ? Онъ вовсе не похожъ на лунный свѣтъ?
— Погодите немного, я не кончилъ еще своего разсказа. Я сдѣлалъ еще путешествіе въ Ямайку на Маріи Жаннѣ, потому что всегда имѣлъ привычку не измѣнять, если можно только, кораблю своему. Я помню, какъ одинъ разъ поваръ Дидона, поссорившись съ женою своею Ненси, вскорѣ послѣ того, какъ мы снялись съ якоря, сказалъ негру Джаку при всемъ экипажѣ, что намѣренъ оставить ему все, что̀ скопилъ; а онъ былъ довольно богатъ, какъ это было всѣмъ извѣстно. Дидона никогда не тратилъ своего жалованья и во время многочисленныхъ путешествій старикъ-негръ собралъ не мало денегъ.
— На этотъ разъ, благодаря попутному вѣтру, мы скоро летѣли, пока не очутились у Багамы. Корабль остановился и остался неподвиженъ какъ столбъ посреди огромнаго пространства воды, жгучій какъ пламя, ровный какъ ледъ. Два или три раза порывъ вѣтра толкалъ корабль нашъ впередъ, но вскорѣ другой сильный порывъ оттолкнулъ его назадъ; когда вѣтеръ дулъ сзади мы спѣшили распускать паруса и, минуту спустя, принуждены были, во время проливнаго дождя, подымать изъ гардени. Право, мы думали, что никогда не выберемся изъ этой негостепріимной широты, какъ вдругъ увидѣли такъ же ясно, какъ на мореходной картѣ, струю на поверхности моря, по направленію сѣверо-запада.
Вскорѣ мы замѣтили плывущую вдоль корабля нашего огромнѣйшую акулу; такого чудовища я отъ роду не видывалъ. Каждую ночь она отплывала за корабль, и тяжелая масса ея стеклянно-зеленаго цвѣта погружалась въ глубину лазурныхъ водъ; но каждое утро она снова являлась подлѣ корабля, съ распущенными лапами и въ сопровожденіи двухъ маленькихъ морскихъ рыбъ. Ее никакъ нельзя было приманить, и матросы предсказывали, что между насъ непремѣнно скоро убудетъ кто нибудь изъ товарищей.
Однако поваръ, чтобъ привлечь это чудовище, приготовилъ чудесную приманку — такой огромный кусокъ поросенка, что его хватило бы на четверть экипажа. И въ самомъ дѣлѣ поваръ поймалъ акулу. Всѣ матросы схватились за веревку, въ которую попала акула, и съ большимъ трудомъ втащили уже морду ея на палубу, такъ что видна была внутренность ея пасти и горла. Но вдругъ веревка оборвалась на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ была скрѣплена съ цѣпью.
— Акула, произведя страшный шумъ и заливая насъ всплесками, снова упала въ море…
Животное исчезло изъ глазъ нашихъ.
Къ счастью, къ закату солнца, довольно сильный вѣтеръ понесъ насъ далѣе.
Наканунѣ у насъ была полная луна, а въ эту ночь, какъ теперь помню, былъ чудный лунный свѣтъ, какого я никогда не видывалъ. Вода, почти такая же синяя, какъ днемъ, катила свѣтлыя, блестящія волны; небо утопало въ бѣломъ, прозрачномъ воздухѣ, а луна, необыкновенной величины, сіяла какъ брильянтъ.
Поваръ Дидона имѣлъ привычку въ теплыхъ широтахъ во время лунныхъ ночей спать на палубѣ. Онъ ложился лицомъ кверху, такъ что луна прямо ударяла на него, и грѣлся какъ ящерица на солнцѣ. Часто товарищи совѣтовали ему закрывать лицо и говорили, что если онъ не рискуетъ испортить цвѣта кожи, такъ можетъ проснуться или слѣпымъ или криворотымъ, или потерять память.
Мы говорили это не шутя, потому-что въ тропикахъ мнѣ часто случалось видѣть товарищей, страждущихъ отъ сильнаго ударенія луны… Даже я вотъ что вамъ скажу: если вы вывѣсите на лунный свѣтъ рыбу, то не болѣе какъ въ часъ, или два, она такъ испортится что отъ нея будетъ пахнуть какъ отъ люциферовой спички, и она можетъ отравить того, кто съѣстъ ее.
— Наконецъ, милостивый государь, Дидона вышелъ на палубу съ старымъ одѣяломъ, разостлалъ его на полъ и легъ лицомъ къ самой лунѣ. Не прошло и пяти минутъ, какъ онъ уже спалъ глубокимъ сномъ и храпѣлъ изо всей силы. Тогда матросамъ, которыхъ попутный вѣтеръ привелъ въ веселое расположеніе духа, захотѣлось пошалить и хорошенько напугать Дидону.
Они принесли горшокъ съ краской и кистью и набросили слой штукатурки по всему лицу его (Дидона промычалъ только и продолжалъ спать попрежнему) потомъ намазали масломъ шершавую его голову и такъ причесали волосы, чтобъ они походили на рога; потомъ принесли полное ведро воды и поставили на палубу, подлѣ самаго негра, такъ, чтобъ проснувшись, онъ могъ себя видѣть.
Нѣсколько времени спустя, вѣтеръ сталъ утихать и паруса, колыхавшіеся еще сверху, вскорѣ почти совсѣмъ опустились; марсъ-стенги крутились около мачтъ, потомъ снова распускались со свистомъ, который раздавался по морю; наконецъ вѣтеръ совершенно пересталъ намъ услуживать и капитанъ корабля приказалъ сложить паруса. Еще разъ настала совершенная тишь; синяя вода только надувалась при свѣтѣ луны, какъ парусъ, который бы стали мыть въ серебряномъ тазу… Это лучшее сравненіе, какое могъ я придумать.
Такъ-какъ корабль нашъ остановился, черный поваръ, шатаясь, вскочилъ на ноги… и я почти готовъ поклясться, что наканунѣ онъ разливалъ по бутылкамъ боченокъ ямайскаго рома. Когда онъ открылъ глаза, чтобъ узнать гдѣ находится, ведро съ водою, въ которой отражалась луна, стояло именно у него надъ носомъ.
Онъ замычалъ.
— Ахъ! чортъ!… вскричалъ онъ и, добѣжавъ до перилъ корабля, бросился въ море.
— Спасите! помогите! закричалъ я.
Весь экипажъ сбѣжался.
— Ахъ, Господи!… сказалъ одинъ матросъ, показывая пальцемъ точку, привлекавшую все его вниманіе: посмотрите!…
Черная голова Дидоны выставлялась изъ воды; но въ нѣкоторомъ отъ него разстояніи что увидѣли мы? Черныя лапы акулы… Она подкрадывалась потихоньку, какъ обыкновенно дѣлаютъ эти проклятыя животныя, когда не увѣрены въ своей добычѣ.
— Акула! акула! кричалъ экипажъ: Громъ и молнія! вотъ она!
— Спускайте лодку! скомандовалъ подшкиперъ.
Нѣсколько человѣкъ бросились къ лодкамъ и немедленно спустили въ воду одну изъ нихъ.
Молодой негръ Джакъ тоже стоялъ на палубѣ. Въ одну минуту онъ сбросилъ съ себя шляпу и башмаки, схватилъ большой поварской ножъ и спрыгнулъ въ море. Никогда не видалъ я, чтобъ кто нибудь плавалъ лучше и смѣлѣе его. При лунномъ свѣтѣ мы могли такъ же ясно и хорошо видѣть всѣ предметы, какъ днемъ. Джакъ подстерегъ удобную минуту и однимъ прыжкомъ бросился на акулу, лапа и хвостъ которой оставляли въ водѣ блестящую струю. Старикъ Дидона храбро барахтался, крича изо всей силы, чтобъ ему бросили веревку, но вовсе не подозрѣвая сосѣдства акулы.
Что касается до молодаго Джака, онъ въ послѣдствіи разсказывалъ намъ, что, чувствуя ноги свои на спинѣ чудовища, онъ нырнулъ подъ акулу и всадилъ въ челюсть ея поварской ножъ свой въ ту самую минуту, когда она поворачивала голову, чтобъ схватить свою добычу.
Джакъ какъ и всѣ молодые негры съ береговъ Гвіаны, съ малыхъ лѣтъ упражнялся въ битвѣ съ морскими звѣрями.
Но любопытнѣе во всемъ этомъ то, что съ тѣхъ самыхъ поръ чудовище не подавало знака жизни; вѣроятно, оно до того испугалось, что юркнуло въ самую глубь моря, по прямой линіи съ килемъ корабля нашего.
Что́ бы тамъ ни было, а лодка въ одну минуту очутилась подлѣ Дидоны и Джака, которые сѣли въ нее здравы и невредимы.
Джакъ клялся намъ, что въ ту минуту, когда акула готовилась повернуть голову и была только на поллоктя разстоянія отъ старика Дидона, и когда онъ, Джакъ, хлопоталъ на хребтѣ этого плотояднаго чудовища, то слышалъ звонъ цѣпи, въ которую запуталась морда акулы. Минуту спустя, подъ ногами у него была только одна прозрачная вода, въ которой онъ ясно видѣлъ бѣлые шары, подымающіеся изъ зеленой массы, которая спускалась подъ выпуклость корабля. Въ такомъ случаѣ ноги повара, прежде чѣмъ акула проглотила бы ихъ, запутались бы въ приманкѣ собственнаго его приготовленія.
Въ заключеніе скажу, что происшествіе это произвело въ Дидонѣ такое потрясеніе, что онъ никогда не могъ поправиться, и, возвратясь изъ путешествія, поклялся провести на твердой земли остатокъ дней своихъ и никогда не поддаваться колдовству.
Не умѣю вамъ сказать, оттого ли, что этотъ новый родъ жизни ему не нравился, но вѣрно то, что въ скоромъ времени потомъ онъ навсегда отправился изъ здѣшняго міра, оставивъ Джаку бо́льшую часть того, что́ имѣлъ, съ условіемъ, что впредь онъ будетъ носить его имя.
Когда мы разсказали исторію эту матросамъ Маріи-Жанны, они въ шутку стали называть повара Луннымъ-Свѣтомъ, что́ было довольно естественно, потому что, если разобрать хорошенько, такъ вѣдь лунный же свѣтъ былъ причиной его смерти.
Когда Джакъ, похоронивъ Дидону, отправился съ нами, стали называть его Jack Moonlight, хотя, если поглядѣть на него, никакъ нельзя вообразить, чтобъ могло быть что нибудь общее между Луннымъ-Свѣтомъ и чернымъ лицомъ Джака, развѣ только то, что крайности, какъ говорятъ, сходятся.
- ↑ Рассказ «Jack Moonlight», был напечатан в 1849 году в Blackwood’s Edinburgh Magazine, Vol. LXV, Jan.-Jun. 1849. Согласно Либман В. Американская литература в русских переводах и критике. Библиография 1776-1975. — М.: Наука, 1977. — С. 205., рассказ приписывался Эдгару Аллану По. (Прим. ред.)
- ↑ Каменный валъ въ морѣ у пристани. (Прим. перев.)