ДЕНИСЪ ИВАНОВИЧЪ ФОНВИЗИНЪ.
править1900.
правитьДенисъ Ивановичъ Фонвизинъ.
правитьI.
правитьВъ царствованіе Іоанна Грознаго, во время войны съ Ливоніей, былъ взятъ въ плђнъ, въ числђ другихъ нђмецкихъ бароновъ, баронъ Петръ фонъ Визенъ. По окончаніи войны фонъ Визенъ остался въ Россіи и поступилъ на русскую службу, хотя не мђнялъ своей лютеранской религіи. Внукъ этого Петра фонъ-Визена, при царђ Алексђђ Михайловичђ, принялъ православіе и съ той поры фонъ Визены сдђлались настоящими русскими людьми. Они даже фамилію свою стали писать не на нђмецкій ладъ, т. е. отдђльно фонъ (частица, обозначающая принадлежность къ дворянскому сословію) и отдђльно Визенъ, а на русскій, слитно: Фонвизинъ. Къ этому слђдуетъ еще добавить, что Фонвизины были по своему времени люди образованные, отличались большою честностью и добрыми семейными нравами.
Такова, въ общихъ чертахъ, исторія рода, къ которому принадлежалъ одинъ изъ замђчательнђйшихъ русскихъ писателей восемнадцатаго столђтія, Денисъ Ивановичъ Фонвизинъ.
Денисъ Ивановичъ родился въ 1745 году, въ Москвђ, гдђ отецъ его, Иванъ Андреевичъ, имђлъ казенное мђсто. Уже четырехъ лђтъ мальчикъ умђлъ читать, причемъ отецъ слђдилъ, чтобы смыслъ прочитаннаго всегда былъ ясенъ ребенку: онъ останавливалъ его на тђхъ словахъ, которыя, казалось ему, непонятны маленькому мальчику и объяснялъ ихъ значеніе. Образованіе Дениса Ивановича, какъ видимъ, было на первыхъ же порахъ поставлено правильно и толково.
Въ 1755 году, т. е. десяти лђтъ отъ роду, Фонвизинъ былъ опредђленъ въ только что открывшійся тогда московскій университетскій приготовительный пансіонъ. Тамъ Денисъ Ивановичъ обучился латинскому и нђмецкому языкамъ. Позднђе онъ пріобрђлъ хорошія свђдђнія и во французскомъ языкђ.
Четыре года спустя послђ поступленія въ университетскій пансіонъ, Фонвизина зачислили въ студенты университета, а спустя еще три года онъ окончилъ курсъ и поступилъ на военную службу. Впрочемъ, на военной службђ Денисъ Ивановичъ оставался не долго, покинувъ ее для «иностранной коллегіи», гдђ ему поручались переводы бумагъ самаго важнаго содержанія.
Съ 1763 по 1768 годъ Фонвизинъ состоялъ при кабинетъ-министрђ Елагинђ, относившемся очень сочувственно къ молодому человђку. Елагинъ не обременялъ его служебными занятіями; человђкъ просвђщенный, писатель и большой любитель театра, онъ предоставлялъ Фонвизину заниматься тђмъ, что наиболђе его привлекало. Какъ разъ въ это время Денисъ Ивановичъ написалъ свою комедію «Бригадиръ», обратившую на себя вниманіе императрицы Екатерины II и, вслђдъ за нею, всего тогдашняго высшаго общества.
Такой успђхъ перваго значительнаго произведенія, разумђется, ободрилъ молодого писателя, но онъ не забывалъ и о своей службђ. При Елагинђ она сулила ему немного, ибо этотъ его начальникъ мало безпокоился даже и о собственныхъ служебныхъ успђхахъ. Поэтому, когда Денису Ивановичу представился случай перейти на службу къ дђятельному графу Никитђ Ивановичу Панину, онъ сдђлалъ это съ большою радостью. И точно, подъ начальствомъ графа И. И. Панина, бывшаго воспитателемъ цесаревича Павла Петровича и завђдывавшаго иностранными дђлами, Фонвизинъ получилъ возможность работать правильно и усердно, вполнђ обнаруживая свои дарованія. Графъ Панинъ былъ выдающимся человђкомъ среди сподвижниковъ императрицы Екатерины, вообще отличавшихся умомъ, дђятельностью и блестящими способностями. Онъ полагалъ всђ свои силы и дарованія на то, чтобы быть полезнымъ государству. На службу къ себђ онъ стремился привлечь людей честныхъ, работящихъ и умныхъ. Льстецы и искатели были ему противны. Въ гражданскихъ и уголовныхъ дђлахъ онъ заботился о справедливости, а въ дђлахъ иностранныхъ всячески добивался пользы для Россіи.
Служба при такомъ начальникђ, конечно, была очень благотворна для Фонвизина, да и труды его не пропали даромъ. По окончаніи воспитанія цесаревича, Панинъ получилъ отъ императрицы щедрую награду въ видђ имђнія съ девятью тысячами душъ крестьянъ. Но Панинъ оказался еще щедрђе царицы: онъ захотђлъ оцђнить вђрную и умђлую службу своихъ ближайшихъ сотрудниковъ, и подђлилъ между ними царскій подарокъ. На долю Дениса Ивановича пришлось около тысячи двухсотъ душъ. Такимъ образомъ онъ могъ считаться не только обезпеченнымъ, но и богатымъ человђкомъ. Состояніе его увеличилось еще женитьбой на вдовђ Хлоповой, обладавшей значительными средствами. Словомъ, съ этой стороны Денису Ивановичу жаловаться не приходилось.
Да жаловаться и унывать вообще было не въ его характерђ, чрезвычайно живомъ, беззаботномъ и веселомъ. Фонвизина всюду встрђчали съ распростертыми объятіями, всюду онъ являлся желаннымъ гостемъ. Его остроуміе славилось на всю столицу. Всђ признавали въ немъ умнаго, выдающагося человђка и талантливаго писателя. Къ чрезвычайно привлекательнымъ качествамъ Дениса Ивановича относилась еще отзывчивость, съ которою онъ спђшилъ на помощь обращавшимся къ нему съ просьбами. Друзья могли быть увђрены, что Фонвизинъ, въ чемъ сможетъ, непремђнно пособитъ. И дђйствительно, одному онъ устроиваетъ выгодную пођздку съ казеннымъ порученіемъ, избавляя такимъ образомъ человђка отъ временнаго денежнаго затрудненія; другого защищаетъ отъ несправедливаго гнђва начальника и т. п.
Въ 1777—8 г.г. Денисъ Ивановичъ предпринялъ, въ виду разстроеннаго здоровья жены, первое заграничное путешествіе. Особенно долго Фонвизины жили во Франціи. Письма его изъ-за границы къ сестрђ Ѳедосьђ Ивановнђ, въ замужествђ Аргамаковой, и къ гр. Н. И. Панину весьма любопытны. О нихъ стоитъ сказать нђсколько словъ.
Тогдашнему русскому путешественнику Европа должна была-бы показаться очень привлекательной, уже по одному тому, что въ ней несравненно ярче обнаруживалась просвђщенность, нежели въ Россіи восемнадцатаго столђтія. Между тђмъ Фонвизина европейскіе нравы, порядки и обычаи нисколько не обольстили. Умный, проницательный и насмђшливый, онъ живо разсмотрђлъ всђ слабыя стороны иностранной жизни и жестоко ихъ осмђялъ. Въ упомянутыхъ письмахъ къ гр. Панину и сестрђ, Денисъ Ивановичъ отзывается о нђмцахъ и особенно о французахъ крайне неодобрительно.
Конечно, Фонвизинъ многое преувеличивалъ и многое осуждалъ не совсђмъ справедливо, но въ общемъ нельзя не видђть большой самостоятельности его ума въ его рђзкихъ сужденіяхъ объ Европђ. Вђдь осуждая Европу, онъ не хвалилъ и того, что было дурно у насъ: Наоборотъ, въ знаменитой комедіи «Недоросль», о которой мы будемъ говорить дальше, Фонвизинъ предалъ безпощадному осмђянію невђжество, грубость, жестокость и бездђльничество, нерђдко проявлявшіяся въ русскомъ обществђ того времени. Съ другой стороны, въ комедіи «Бригадиръ» Фонвизинъ осмђялъ глупое поклоненіе всему иностранному, безъ различія, хорошо ли и полезно это иностранное, или никуда не годится.
Кромђ путешествія во Франціи, Фонвизинъ совершилъ еще два заграничныхъ путешествія. Побывалъ онъ и въ Италіи, гдђ на него сильное впечатлђніе произвели замђчательные памятники искусства — храмы, великолђпныя старинныя зданія, картины знаменитыхъ художниковъ и т. п. Но жизнь въ Италіи понравилась ему не больше, чђмъ жизнь во Франціи. Даже комары итальянскіе, по его словамъ, вђроломнђе нашихъ и больнђе кусаютъ; «если все взвђсить, замђчаетъ Фонвизинъ, то для насъ, русскихъ, нашъ климатъ гораздо лучше». Итальянцы казались ему удивительно скучными. «Изъ ста человђкъ, — пишетъ онъ, — нђтъ двухъ, съ которыми было-бы о чемъ слово молвить».
Въ 1785 году Фонвизина постигъ ударъ. Не смотря на это, веселость и остроуміе не измђнили ему, а между тђмъ послђдствія удара были чрезвычайно тяжелыя: у Дениса Ивановича оказалась пораженною вся лђвая половина тђла. Языкъ также сталъ плохо повиноваться ему. И это несчастіе обрушилось на Фонвизина, когда ему едва минуло сорокъ лђтъ! Разумђется, онъ не жалђлъ денегъ на леченіе, ђздилъ за границу, обращался къ знаменитымъ ирамамъ — но ничто не помогало. Въ 1792 г. Денисъ Ивановичъ скончался. За нђсколько часовъ до смерти онъ былъ въ гостяхъ у знаменитаго поэта того времени, Г. Р. Державина, много шутилъ и острилъ, развлекая себя и доставляя удовольствіе всђмъ присутствовавшимъ.
Фонвизинъ горячо любилъ литературу и много писалъ, но самыми замђчательными его произведеніями являются двђ комедіи: «Бригадиръ» и «Недоросль». Первая комедія имђетъ несомнђнныя достоинства, а въ свое время была прямо выдающимся обращикомъ драматическаго творчества. Однако теперь ее слђдуетъ признать сильно устарђвшей и для насъ мало любопытной. За то другая комедія, «Недоросль», не утратила своей прелести и до сихъ поръ. Не только среди драматическихъ произведеній восемнадцатаго вђка, но и вообще въ ряду лучшихъ произведеній нашей драматической литературы она занимаетъ одно изъ почетнђйшихъ мђстъ. Ею Фонвизинъ обезсмертилъ свое имя.
Любовь къ театру пробудилась въ Денисђ Ивановичђ рано. Еще юношей видђлъ онъ игру знаменитаго въ то время актера Шумскаго и она произвела на него сильное впечатлђніе. Затђмъ въ Петербургђ, въ домђ дяди, будущій авторъ «Недоросля» встрђчалъ выдающихся тогдашнихъ актеровъ, слушалъ ихъ бесђды и самъ много толковалъ съ ними о театрђ. Но въ литературђ Фонвизинъ выступилъ, на первыхъ порахъ, не съ драматическими произведеніями. Сначала онъ переводилъ съ иностранныхъ языковъ различные разсказы, басни, стихотворенія, потомъ передђлалъ (съ французскаго) комедію «Коріонъ», шедшую на сценђ и имђвшую успђхъ. Въ 1766 году Фонвизинъ написалъ «Бригадира», а въ 1782 г., за десять лђтъ до смерти, столь громко прославившаго его «Недоросля». «Недоросль» тогда же былъ представленъ на сценђ и привелъ публику въ восхищеніе. Одинъ изъ знакомыхъ Фонвизина въ шутку сказалъ ему послђ представленія «Недоросля»: «Умри, Денисъ, — лучше не напишешь». Эти слова оказались пророческими. Дђйствительно, послђ «Недоросля» Фонвизинъ написалъ очень немного, — и ничего, равнаго по достоинству «Недорослю».
II.
правитьПо складу своихъ мыслей Фонвизинъ, какъ мы знаемъ, былъ убђжденнымъ патріотомъ. Бывая за границей, онъ воздавалъ должное, иностранцамъ за то, что у нихъ хорошо и умно устроено, но въ общемъ западно-европейская жизнь его совершенно не привлекала. Фонвизину было ясно, что въ Россіи еще очень много безпорядка, мало просвђщенія, нравы и понятія грубы, но ему было также ясно, что мы только еще входимъ въ семью европейскихъ народовъ, только еще начинаемъ жить по новому. Поэтому онъ считалъ наше положеніе довольно выгоднымъ: мы могли учиться у западно-европейцевъ и перенимать у нихъ то, что было способно принести намъ настоящую пользу.
Между тђмъ тогда среди русскихъ людей находилось не мало такихъ, которые думали, что слђдуетъ во всемъ подражать иностранцамъ и старались передђлать самихъ себя на иностранный ладъ, особенно на французскій.
Въ комедіи «Бригадиръ» Фонвизинъ и осмђялъ это обезьяничанье, это безсмысленное преклоненіе передъ иностраннымъ. Одинъ изъ героевъ комедіи, молодой человђкъ, побывавшій въ Парижђ, такъ французами и бредитъ. Ему кажется, что только французы достойны названія людей, а прочіе народы, — тђмъ болђе народъ русскій, — что-то среднее между людьми и животными. — «Все несчастіе мое состоитъ только въ томъ, что ты русская», говоритъ онъ влюбленной въ него особђ. А эта особа, увлекшись пустозвонствомъ молодого враля, горестно восклицаетъ:
— «Это, ангелъ мой, конечно для меня ужасная погибель».
— «Это, — подхватываетъ молодой враль, — такой недостатокъ, котораго ничђмъ загладить уже нельзя».
— «Что же мнђ дђлать?» — въ отчаяніи спрашиваетъ его возлюбленная.
— «Дай мнђ волю, — отвђчаетъ онъ, — я не намђренъ въ Россіи умереть. Я съищу благопріятный случай увезти тебя въ Парижъ. Тамъ остатки дней нашихъ будемъ имђть утђшеніе проводить съ французами».
Глупые знакомые этого молодого человђка восхищаются подобными рђчами его, видя въ нихъ признакъ просвђщенности, и охотно ему поддакиваютъ. Этотъ русскій парижанинъ круглый невђжда и кромђ умђнія кое-какъ болтать по французски не обладаетъ никакими знаніями.
Въ комедіи «Недоросль» затрагиваются гораздо болђе серьезные и важные вопросы, нежели въ «Бригадирђ». Нужно помнить, что въ «Недорослђ» изображаются нравы части русскаго общества середины восемнадцатаго столђтія. Съ невђжествомъ тогдашнихъ мелкихъ помђщиковъ правительству приходилось очень много бороться. Правительство прилагало всђ усилія къ тому, чтобы разъяснить пользу, приносимую образованіемъ, какъ отдђльнымъ лицамъ, такъ и всему государству. Немногіе, однако, понимали это. Большинство упорно коснђло въ невђжествђ.
На помощь благимъ и мудрымъ стремленіямъ высшей власти не замедлила придти литература, которая разъясняла необходимость и пользу просвђщенія, указывала на страшный вредъ, проистекающій отъ невђжества. Усилія литературы, конечно, не пропадали даромъ и особенно благодђтельно было вліяніе такихъ произведеній, какъ «Недоросль».
Смђхъ — хорошее оружіе противъ глупости и невђжества, и этимъ оружіемъ Фонвизинъ владђлъ въ совершенствђ.
Дђйствіе комедіи «Недоросль» происходитъ въ усадьбђ помђщиковъ Простаковыхъ. Самъ Простаковъ — человђкъ глупый и ничтожный, находящійся въ полномъ подчиненіи у жены, крайне своевольной, злой, жестокой и невђжественной женщины, которая никого и ничего на свђтђ не любитъ кромђ своего сына Митрофанушки-недоросля. Съ перваго появленія г-жи Простаковой на сценђ мы составляемъ опредђленное понятіе о ней. Крђпостной портной Тришка принесъ новый кафтанъ для Митрофанушки. Простакова, вмђстђ со старухой Еремђевной, мамкой недоросля, осматриваютъ обнову.
Простакова. Кафтанъ весь испорченъ. Еремђевна, веди сюда мошенника Тришку. Онъ, воръ, вездђ его обузилъ. Митрофанушка, другъ мой, я чаю, тебђ жметъ до смерти. Позови сюда отца (Митрофанъ уходитъ, является Тришка).
Простакова (Тришкђ). А ты, скотъ, подойди поближе. Не говорила я тебђ, воровская харя, чтобы ты кафтанъ пустилъ шире. Дитя, первое, растетъ; другое — дитя и безъ узкаго кафтана деликатнаго сложенія. Скажи, болванъ, чђмъ ты оправдаешься?
Тршака. Да вђдь я, сударыня, учился самоучкой. Я тогда же вамъ докладывалъ, извольте отдать портному.
Простакова. Такъ развђ необходимо надобно быть портнымъ, чтобы умђть сшитъ кафтанъ хорошенько? Экое скотское разсужденіе!
Тришка. Да вђдь портной-то учился, сударыня, а я нђтъ.
Простакова. Еще онъ и споритъ! Портной учился у другого, другой у третьяго; да первый-то портной у кого учился? Говори, скотъ!
Приходитъ, на зовъ Митрофана, г. Простаковъ.
Простакова (мужу). Что это ты отъ меня прятаться изволишь? Вотъ, сударь, до чего я дожила съ твоимъ потворствомъ! Какова сыну обновка къ дядину сговору? Каковъ кафтанецъ Тришка сшить изволилъ?
Простаковъ (отъ робости запинаясь). Мђшковатъ немного.
Простакова. Самъ ты мђшковатъ, умная голова.
Простаковъ. Да я думалъ, матушка, что тебђ такъ кажется.
Простакова. А ты самъ развђ ослђпъ?
Простаковъ. При твоихъ глазахъ мои ничего не видятъ.
Простакова. Вотъ какимъ муженькомъ наградилъ меня Господь: не смыслитъ самъ разобрать, что широко, что узко.
Простаковъ. Въ этомъ, матушка, я тебђ вђренъ и вђрю.
Простакова. Такъ вђрь же и тому, что я холопямъ потакать не намђрена. Поди, сударь, и теперь же накажи.
Изъ этихъ сценъ видна вся вздорность и злостная глупость Простаковой, также точно, какъ и невђжество ея мужа. Но пока все еще, какъ говорится, цвђточки. Ягодки впереди.
У Простаковыхъ живетъ молодая дђвушка, Софья, ихъ дальняя родственница. Послђ смерти матери она осталась круглой сиротою. Дядя ея, Стародумъ, нђсколько лђтъ назадъ уђхалъ въ Сибирь и ни разу не давалъ о себђ знать. Его считаютъ умершимъ. Разумђется Простаковы пріютили Софью не зря и не по добротђ сердечной. У молодой дђвушки есть и имђніе, и движимость. Тђмъ и другимъ Простаковы распоряжаются на правахъ родственниковъ и опекуновъ, обирая Софью. Теперь они задумали выдать ее замужъ за помђщика Тараса Скотинина, родного братца г-жи Простаковой, такого-же облома и невђжду, какъ она, имђющаго единственную душевную склонность — къ свиньямъ. Скотининъ женится на Софьђ не потому, что она ему нравится, а потому, что въ ея деревенькахъ водится много свиней. «Люблю свиней, сестрица, — говоритъ онъ г-жђ Простаковой, — а у насъ въ околодкђ такія крупныя свиньи, что нђтъ изъ нихъ ни одной, которая, ставъ на заднія ноги, не была-бы выше каждаго изъ насъ цђлою головою». Простаковымъ выгодно отдать Софью за Скотинина: онъ соглашается не требовать съ нихъ отчета по опекђ и обђщаетъ посмотрђть сквозь пальцы на то, если изъ «движимаго кое-что выдвинуто», т. е. расхищено. О чувствахъ и намђреніяхъ молодой дђвушки никто и не думаетъ. Простаковы даже не считаютъ нужнымъ, до форменнаго сговора, объявить ей, что она — невђста Скотинина. По ихъ понятіямъ, они могутъ распоряжаться всђми, какъ заблагоразсудится.
Между тђмъ Простаковымъ готовится крупный сюрпризъ. Софья неожиданно получаетъ письмо отъ дяди. «Любезная племянница, — пишетъ ей Стародумъ, — дђла мои принудили меня жить нђсколько лђтъ въ разлукђ съ моими ближними; а дальность лишила меня удовольствія имђть о васъ извђстія. Я теперь въ Москвђ, проживъ нђсколько лђта въ Сибири. Я могу служить примђромъ, что трудами и честностью состояніе свое сдђлать можно. Сими средствами, съ помощью счастья, нажилъ я десять тысячъ рублей доходу, которымъ тебя, моя любезная племянница, дђлаю наслђдницею».
Извђстіе о томъ, что Стародумъ живъ, разбогатђлъ и завђщаетъ все свое состояніе Софьђ, производитъ на Простакову ошеломляющее впечатлђніе. Теперь она уже не радуется браку молодой дђвушки съ Скотининымъ. У этой злой и глупой, но хитрой женщины является новая мысль. Софья — богатая невђста. Съ какой-же стати выдавать ее за Скотинина? Не лучше-ли женить на ней возлюбленнаго Митрофанушку?
Такъ Простакова и рђшаетъ, т. е. что свадьбђ Скотинина не бывать, и что Софья сдђлается женою недоросля.
Дальнђйшія событія происходятъ скоро и для Простаковыхъ весьма неожиданно. Въ ихъ домђ обитаетъ нђкто Правдинъ, имђющій отъ мђстнаго начальства большія полномочія. Правдинъ человђкъ честный и просвђщенный, глубоко презирающій самодуровъ и невђждъ, подобныхъ Простаковымъ. Онъ видитъ какія безобразія творятся въ деревнђ матушки недоросля, какъ она жестоко и несправедливо относится къ крђпостнымъ крестьянамъ, какъ отъ нея никому житья нђтъ въ домђ, и спђшитъ принять свои мђры.
Далђе на сцену выступаетъ молодой офицеръ Милонъ. Онъ давно знакомъ съ Софьей, хорошо знаетъ ее и любитъ. Софья тоже любитъ Милона.
Наконецъ пріђзжаетъ и дядя Софьи, Стародумъ.
Между тђмъ Скотининъ, узнавъ о намђреніи своей сестрицы выдать Софью за Митрофана, приходитъ въ большую свирђпость и хочетъ знатно отколотить племянника. Въ этомъ ему мђшаютъ, но Простакова жаждетъ наказать братца за подобную дерзость и бросается на него съ кулаками.
Милонъ ее удерживаетъ.
Г-жа Простакова. Пусти! пусти, батюшка! Дай мнђ до рожи, до рожи…
Милонъ. Не пущу, сударыня. Не прогнђвайся!
Скотинина. Отвяжись, сестра! Дойдетъ дђло до ломки, почну, такъ затрещишь.
Милонъ (г-жђ Простаковой). И вы забыли, что онъ вамъ братъ!
Г-жа Простакова. Ахъ, батюшка, сердце взяло! дай подраться!
Милонъ освђдомляется у Скотинина, не ушибла его милая сестрица.
Скотининъ. Передъ-отъ (т. е. лицо) заслонялъ обђими, такъ вцђпилась въ зашеину.
Стародумъ, не въ силахъ удержаться отъ смђха, смотритъ на эту потасовку. Простакова, не зная Стародума, говоритъ ему грубости, когда же сибирскій богачъ открывается ей, она немедленно начинаетъ низкопоклонствовать: «Какъ, это ты! ты, батюшка! гость нашъ безцђнный! Ахъ я, дура безчестная! Да такъ-ли надобно было встрђтить отца родного, на котораго вся надежда, который у насъ одинъ, какъ порохъ въ глазу! Батюшка, прости меня: я дура! образумиться не могу. Гдђ мужъ? Гдђ сынъ? Какъ въ пустой домъ пріђхалъ! наказаніе Божіе! Всђ обезумђли!»
Стародумъ холодно останавливаетъ дальнђйшія изліянія. «По милости Божіей, — говоритъ онъ Простаковой, — я вамъ не родитель; по милости-же Божіей, я вамъ и не знакомъ».
Но Простакова, съ холопскимъ усердіемъ, не можетъ остановиться. «Дай хотя обнять тебя хорошенько, — кричитъ она, — благодђтель ты нашъ!»
Чтобы задобрить Стародума и заслужить его расположеніе, Простакова упрашиваетъ сына поучиться немножко.
Г-жа Простакова. Пока онъ (Стародумъ) отдыхаетъ, другъ мой, ты хоть для виду поучись, чтобъ дошло до ушей его, какъ ты трудишься, Митрофанушка.
Митрофанъ. Ну, а тамъ что?
Г-жа Простакова. А тамъ и женишься.
Митрофанъ. Слушай, матушка, я тебя потђшу, поучусь; только чтобъ это было послђдній разъ и чтобъ сегодня же быть сговору.
Г-жа Простакова. Прійдетъ часъ воли Божіей.
Митрофанъ. Часъ моей воли пришелъ: не хочу учиться, хочу жениться.
Договорившись, такимъ образомъ, съ матерью Митрофанъ приступаетъ къ занятіямъ съ учителями.
Учатъ его три учителя: нђмецъ Вральманъ, который раньше былъ кучеромъ, отставной солдатъ Цыфиркинъ и изъ духовнаго званія Кутейкинъ. Не Богъ вђсть какіе учителя, не много они сами знаютъ, однако Митрофанушка, по своей невообразимой глупости и лђности, не способенъ усвоить даже тђ азбучныя свђдђнія, которыя въ состояніи сообщить ему Цыфиркинъ и Кутейкинъ. Кромђ того, подъ вліяніемъ Простаковой, Митрофанушка теперь только и думаетъ о женитьбђ — «не хочу учиться, хочу жениться».
Цыфиркинъ задаетъ ему задачу.
Цыфиркинъ. Задача: изволилъ ты на прикладъ[1], идти по дорогђ со мною, ну, хотя возьмемъ съ собою Сидорыча[2]. Нашли мы трое…
Митрофанъ (пишетъ). Трое.
Цыфиркинъ. На дорогђ, на прикладъ же, триста рублей.
Митрофанъ (пишетъ). Триста.
Цыфиркинъ. Дошло дђло до дђлежа. Смекни-тко, по чему на брата?
Митрофанъ (вычисляя, пишетъ). Единожды три — три; единожды нуль — нуль…
Простакова. Что, что до дђлежа?
Митрофанъ. Вишь, триста рублевъ, что нашли, троимъ раздђлить.
Простакова. Вретъ онъ, другъ мой сердечный! Нашедъ деньги, ни съ кђмъ не дђлись: всђ себђ возьми, Митрофанушка! Не учись этой дурацкой наукђ.
Митрофанъ. Слышь, Нафнутьичъ! Задавай другую.
Цыфирктъ. Пиши, ваше благородіе. За ученье жалуете мнђ въ годъ десять рублей.
Митрофанъ (пишетъ). Десять.
Цыфирктъ. Теперь, правда, не за что: а кабы ты, баринъ, что нибудь у меня перенялъ, не грђхъ бы тогда было и еще прибавить десять.
Митрофанъ (вычисляя, шепчетъ). Нуль да нуль — нуль; одинъ да одинъ… (задумывается).
Простакова. Не трудись по пустому, другъ мой, гроша не прибавлю, да и не за что, наука не такая; лишь тебђ мученіе; а все, вижу, пустота. Денегъ нђтъ — что считать, деньги есть — сочтемъ и безъ Пафнутьича хорошенько.
Кутейкинъ. Шабашъ, право, Пафнутьичъ!
Двђ задачи рђшены. Вђдь на повђрку приводить не станутъ.
Митрофанъ. Небось, братъ. Матушка тутъ сама не ошибется. Ступай-ка ты теперь, Кутейкинъ, проучи вчерашнее.
Кутейкинъ (открываетъ часословъ. Митрофанъ беретъ указку). Начнемъ, благословясь. За мной со вниманіемъ. «Азъ же есмь червь».
Митрофанъ. Азъ же есмь червь.
Кутейкинъ. Червь, сирђчъ животина, скотъ. Сирђчъ: азъ есмь скотъ.
Митрофанъ. Азъ есмь скотъ.
Кутейкинъ (учебнымъ голосомъ). А не человђкъ.
Митрофанъ. А не человђкъ.
Кутейкинъ. Поношеніе человђковъ.
Митрофанъ. Поношеніе человђковъ.
Но тутъ является Вральманъ, который, желая угодить Простаковой, начинаетъ сожалђть о «бђдномъ ребенкђ», котораго мучатъ ученіемъ. Митрофанъ съ матушкой удаляются, а разсерженные Кутейкинъ и Цыфиркинъ хотятъ поколотить Вральмана.
Стародумъ слышалъ какъ учится Митрофанушка и составилъ полное понятіе о его глупости, лђни и неспособности. Но ему до Митрофана было мало дђла. Доброму дядђ хотђлось бы какъ можно лучше устроить судьбу племянницы. Одинъ изъ его московскихъ знакомыхъ, почтенный и умный человђкъ, горячо рекомендовалъ ему своего молодого родственника, во всђхъ отношеніяхъ достойнаго. По счастливой случайности, этимъ достойнымъ родственникомъ московскаго знакомаго Стародума оказывается Милонъ. Разумђется, дядя приходитъ въ восторгъ и даетъ немедленное согласіе на свадьбу Милона съ Софьей.
Такимъ образомъ, планы г-жи Простаковой разлетаются въ дребезги. Но она не унываетъ. Своевольничать и насильничать ей не привыкать стать. «Что захотђла — поставлю на своемъ», говоритъ она и приказываетъ на утро, въ шесть часовъ, приготовить карету. Какъ только Софья встанетъ, ее силой посадятъ въ карету, отвезутъ въ церковь и обвђнчаютъ съ Митрофаномъ. «Я ужь знаю, что дђлать, — похваляется хитрая дура. — Гдђ гнђвъ, тамъ и милость. Старикъ погнђвается, да и проститъ за неволю. А мы свое возьмемъ».
Однако, дерзкій планъ не удается. Какъ разъ въ ту минуту, когда слуги Простаковой тащатъ Софью къ каретђ, проходитъ Милонъ. Разумђется онъ освобождаетъ Софью. Простакова не помнитъ себя отъ бђшенства. «Плуты, воры, мошенники! — кричитъ она. — Всђхъ прибить велю до смерти!»
Но тутъ выступаетъ Правдинъ, грозя представить Простакову передъ судъ, какъ нарушительницу гражданскаго спокойствія.
Простакова, въ такой же мђрђ наглая и жестокая съ безотвђтными людьми, въ какой трусливая и низкопоклонная съ власть имущими, падаетъ передъ Правдинымъ на колђни: «Батюшка, воля ваша!» — вопитъ она. — «Ахъ, я, собачья дочь, что я надђлала!»
Но Стародумъ и Софья отказываются преслђдовать Простакову. Они знаютъ, что одно слово ихъ погубитъ ее и не хотятъ этимъ пользоваться. Къ тому же надъ головой Простаковой стряслась бђда и помимо ихъ. Правдинъ объявляетъ ея мужу: «именемъ правительства вамъ приказываю сей же часъ собрать людей и крестьянъ вашихъ для объясненія имъ указа, что за безчеловђчіе жены вашей, до котораго попустило ее ваше крайнее слабоуміе, повелђваетъ мнђ правительство принять въ опеку домъ вашъ и деревни».
Простаковъ. А, до чего мы дожили!
Простакова. Какъ, новая бђда! за что? за что, батюшка? Что я въ своемъ домђ госпожа…
Правдинъ. Госпожа безчеловђчная, которой злонравіе въ благоучрежденномъ государствђ терпимо быть не можетъ.
Скотининъ, видя, какая участь постигла его сестру, безпокоится и за себя.
Скотининъ. Ба, ба, ба! Да этакъ и до меня доберутся. Да этакъ и всякій Скотининъ можетъ попасть подъ опеку… Уберусь же я отсюда по добру по здорову.
Правдцт. А скорђе всего ты. Я слыхалъ, что ты съ свиньями не въ примђръ лучше обходишься, нежели съ людьми…
Скотининъ. Государь ты мой милостивый! Да какъ къ свиньямъ не лежать у меня сердцу? Самъ ты разсуди, люди передо мною умничаютъ, а между свиньями я самъ всђхъ умнђе.
Между тђмъ г-жа Простакова въ полномъ отчаяньи. Не зная, гдђ найти опору и утђшеніе она бросается къ Митрофанушкђ, возлюбленному сыну, для котораго готова была совершить какую угодно мерзость.
«Одинъ ты сталъ у меня, мой сердечный другъ Митрофанушка», — голоситъ она.
Митрофанъ. Да отвяжись, матушка! Какъ навязалась…
Простакова. И ты! И ты меня бросаешь. А, неблагодарный! (падаетъ въ обморокъ).
Софья (подбђжавъ къ пей). Боже мой! Она безъ памяти.
Стародумъ (Софьђ). Помоги ей, помоги (Софья и Еремђевна помогаютъ).
Правдинъ (Митрофану). Негодница! Тебђ-ли грубить матери? Къ тебђ ея безумная любовь и довела ее всего больше до несчастія.
Митрофанъ. Да она, какъ будто невђдомо…
Правдинъ. Грубіянъ!
Стародумъ (Еремђевнђ). Что она теперь? что?
Еремђевна (посмотрђвъ пристально на Простакову и всплеснувъ руками). Очнется, мой батюшка, очнется!
Правдинъ (Митрофану). Съ тобой, дружокъ, знаю, что дђлать. Пошелъ-ка служить…
Митрофанъ (махнувъ рукою). По мнђ — куда велятъ!
Простакова (очнувшись, въ отчаяніи). Погибла я совсђмъ! Отнята у меня власть! Отъ стыда никуда глазъ показать нельзя. Нђтъ у меня сына.
Стародумъ (указывая на Простакову). Вотъ злонравія достойные плоды!
Этою сценою заканчивается комедія. Простакову постигъ цђлый рядъ злоключеній, но жалђть ее не приходится. По истинђ, эти злоключенія — «злонравія достойные плоды». Она пожинаетъ то, что сђяла. Казалось-бы, единственнымъ достоинствомъ злой, своенравной и невђжественной женщины является любовь къ сыну. Но развђ она любила сына осмысленною любовью? Осмысленная любовь прежде всего заботится о томъ, что человђку можетъ принести дђйствительную пользу. Простакова ни о чемъ подобномъ, въ отношеніи Митрофана, не заботилась. Ей бы только ублаготворить Митрофанушку. Хочется Митрофанушкђ кушать — кушай, голубчикъ, до тђхъ поръ, пока не лопнешь. Хочется учинить какое нибудь безобразіе — учиняй, — на то и сынокъ ты возлюбленный! Простакова не понимаетъ даже такихъ пустыхъ вещей, какъ умђренность въ ђдђ. По ея мнђнію доставить удовольствіе ребенку — значитъ окормить его. Гдђ-же, послђ этого, понимать ей такія мудреныя вещи, какъ польза просвђщенія, необходимость относиться къ людямъ справедливо и мягко, сдерживать свои дурныя страсти и т. п.?
Не обладая сама добрыми правилами, она, очевидно, не въ состояніи и сыну внушить ничего добраго. Любовь ея обращается въ прямой вредъ недорослю. И хотя бы своими глупыми поблажками она пріобрђла расположеніе со стороны Митрофана! Такъ и этого нђтъ. Митрофанъ не только не уважаетъ, но и не любитъ мать. Она ему нужна, какъ потатчица всђхъ его прихотей, какъ вђрный слуга, который въ одно мгновенье исполнитъ любое его желаніе. Когда-же мать попадаетъ въ бђду и думаетъ у него найти утђшеніе, онъ грубо отталкиваетъ ее. «Одинъ ты остался у меня, мой сердечный другъ Митрофанушка», плачетъ Простакова, а «сердечный другъ» и знать ее не хочетъ: «отвяжись ты, матушка, ишь какъ навязалась».
Разумђется, подобный исходъ вполнђ ясенъ для людей, смотрящихъ на жизнь правильнђе, чђмъ смотрятъ всевозможные господа и госпожи Простаковы. Показали-ли Митрофанушкђ хотя одинъ добрый примђръ въ родной семьђ? Слышалъ-ли онъ что-нибудь путное, кромђ нђжныхъ словъ, обращенныхъ къ нему, и грубђйшей брани — обращенной ко всђмъ окружающимъ? Видђлъ-ли онъ честные и достойные подражанія поступки со стороны матери и отца? Учили-ли его быть благороднымъ и порядочнымъ человђкомъ?
Ничего подобнаго Митрофанъ не слышалъ и не видђлъ, ничему подобному его не учили. Онъ росъ, какъ звђренышъ и выросъ дђйствительно не человђкомъ, а «поношеніемъ человђка», и ужь если кого слђдуетъ жалђть, такъ именно Митрофана, нравственно искалђченнаго глупою и невђжественною матерью, а никакъ не Простакову, которая получила возмездіе по заслугамъ.
Много прошло времени съ тђхъ поръ, какъ жили и дђйствовали Простаковы. Давно отмђнено крђпостное право, давно просвђщеніе широкою волною разливается по Руси, но комедія Фонвизина еще не успђла утратить своего поучительнаго значенія и до нашихъ дней.
Разумђется, теперь нельзя себђ представить г-жу Простакову, такъ осыпающую всђхъ ругательствами и такъ тиранящую людей. Но въ видђ болђе смягченномъ, безъ брани и драки, г-жи Простаковы существуютъ и въ настоящее время.
Онђ по прежнему отличаются полнымъ забвеніемъ своихъ прямыхъ обязанностей, своевольничаютъ и безчинствуютъ. Самая ихъ любовь къ дђтямъ, слђпая и неосмысленная, причиняетъ одно зло. Онђ укрђпляютъ въ дђтяхъ недостатки, вмђсто того, чтобы искоренять ихъ; отучаютъ ихъ отъ труда и пріучаютъ къ праздности; развиваютъ непомђрныя требованія и раздуваютъ самолюбіе несчастныхъ. Это матери, подготовляющія своимъ дђтямъ рядъ несчастій, полное крушеніе въ жизни!
Живы и Тарасы Скотинины. Правда, теперь они не объясняются въ любви свиньямъ, какъ объяснялся братецъ г-жи Простаковой. Они просто живутъ въ свое удовольствіе, рђшительно ничђмъ не интересуясь на свђтђ, кромђ какого-нибудь отчаяннаго вздора и въ своемъ невђжествђ исполнены величайшаго самодовольствія.
Не рђдкость также и господа Простаковы, находящіеся въ полномъ подчиненіи у глупыхъ и злыхъ женъ, которымъ они ни въ чемъ не смђютъ противорђчить, и, по требованію которыхъ способны совершить всякую подлость.
Но за то умножились теперь и Милоны, и Правдивы, и Стародумы. Людей просвђщенныхъ, честныхъ, отзывчивыхъ на все доброе теперь гораздо больше, нежели было во времена Фонвизина. Вообще можно сказать о герояхъ «Недоросля» словами другого знаменитаго писателя, Грибођдова:
«Какъ посмотрђть, да посравнить вђкъ нынђшній и вђкъ минувшій — свђжо преданіе, а вђрится съ трудомъ!»
Человђческое общество, хоть и медленно, но все же, слава Богу, постоянно улучшается. Этому улучшенію всегда много способствуютъ талантливые и благородные бытописатели, указывающіе на пороки и смђшныя стороны своихъ современниковъ. Побольше бы такихъ бытописателей. Честь имъ и слава!