Дела московские (Дорошевич)/ДО
Текст содержит цитаты, источник которых не указан. |
| Дѣла московскія |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. При особомъ мнѣніи. — Кишиневъ: Изданіе товарищества «Бессарабское книгоиздательство», 1917. — С. 46. |
I
правитьВъ теченіе трехъ недѣль жильцы самыхъ фешенебельныхъ московскихъ отелей были «посажены на парашу».
Было, — а можетъ-быть, есть, — а можетъ-быть вѣчно будетъ, несмотря ни на какія революціи? — такое наказаніе въ каторжныхъ тюрьмахъ.
Оно примѣняется къ самымъ отчаяннымъ каторжанамъ.
Бывшіе кандальники острова Сахалина могли бы послать сочувственную телеграмму «товарищамъ по несчастію», жильцамъ «Метрополей» и «Націоналей»:
— Вспоминая прошлое, живо принимаемъ живѣйшее участіе въ вашей судьбѣ. Пьемъ денатуратъ за здоровье свободныхъ гражданъ свободной Россіи, посаженныхъ на парашу.
Бастовали офиціанты, горничныя, коридорные.
Фешенебельныя дамы и фешенебельнѣйшіе кавалеры сами ходили на кухню.
Господь надъ ними сжалился, — хоть повара скоро добились удовлетворенія.
Поварята величественно говорили:
— Возьмите квитокъ въ конторѣ!
Они брали квитки:
— Порція ветчины — 4 руб. 50 коп. Курица — 10 руб.
Но это еще не бѣда.
Люди, платившіе по 15, по 25, по 40 рублей за номеръ, сами себѣ чистили платье, чистили сапоги:
«Глядишь, а гордый сей испанецъ
У себя на чердакѣ
На сапоги наводитъ глянецъ
Съ сапожной щеткою въ рукѣ».[1]
Но и это еще не бѣда.
Они сами мели свои номера.
И сами выносили, — извините, — не мои.
Это уже менѣе пріятно.
Коридоры первоклассныхъ гостиницъ напоминали теперешнія московскія улицы.
У каждой двери — кучка сора.
Въ этихъ коридорахъ можно было встрѣтить, — но не надо было стараться встрѣчать! — сконфуженныхъ дамъ, безъ шляпъ, но въ манто.
Онѣ таинственно пробирались… пугливо, словно на свиданіе… что-то бережно держа подъ манто…
Словно:
«Тайный плодъ любви несчастной
Держала въ трепетныхъ рукахъ».[2]
Какой-то милліонеръ вопилъ:
— Боже жъ мой! Боже жъ мой! И это я!!! Я, который съ 1915 года уже аристократъ! Я жъ пріѣхалъ въ Москву въ Леонтьевскомъ переулкѣ у антикваровъ покупать галлерею предковъ! И я ношу! Что я ношу? Я даже по-французски не знаю, какъ это называется!
И, — что всего забавнѣе, — эти кандальные жильцы каторжныхъ гостиницъ, сидя на парашѣ, платили, какъ-будто имъ служили десятки прислуги, какъ-будто малѣйшее ихъ желаніе предупреждалось!
Ничего болѣе жалкаго, безпомощнаго, растеряннаго и идіотски-глупаго нельзя себѣ представить.
Прислуга гостиницъ, какъ извѣстно, предъявила свои требованія 1-го мая, давъ срокъ до 10-го.
Кажется былъ срокъ обсудить!
Но хозяева вообще, — и хозяева гостиницъ въ частности, — ничего не забыли и ничему не научались.
Они все еще не поняли, что «доброе старое время» миновало.
И только 9-го, вечеромъ, объявили свое рѣшеніе:
— Нѣтъ!
Въ надеждѣ, что прислуга на стачку не пойдетъ.
Прислуга пошла.
И вотъ началось, какъ у парижскихъ извозчиковъ:
— А! Ты бьешь кнутомъ моего пассажира? Такъ я буду бить твоего.
Прислуга бастовала. Хозяева упорствовали.
А жильцы «сидѣли на парашѣ».
Хозяева «грозили самоубійствомъ»:
— Закроемъ гостиницы!
Но гостиницъ они не закрыли. Гостиницы существуютъ и процвѣтаютъ. Требованія прислуги удовлетворены. Слѣдовательно, въ этихъ требованіяхъ ничего «рѣжущаго дѣло» не было.
Ясно?
Жильцы отлично знали, что, въ концѣ-концовъ, хозяева все «слупятъ съ нихъ».
И никому не пришла въ голову простая мысль:
— Позвольте! Вѣдь, я же плачу за номеръ со всѣми удобствами. Я выношу помои. Конечно, это удобство. Но для хозяина гостиницы. Ему не нужно имѣть прислуги. Какое мнѣ дѣло до того, что съ него прислуга спрашиваетъ дорого? Что онъ не можетъ съ ней сговориться? Номеръ мнѣ сданъ съ удобствами. Ихъ нѣтъ. За то, чего нѣтъ, я платить не обязанъ.
Кажется, во всей Москвѣ нашелся только одинъ человѣкъ, который сталъ на эту правильную точку зрѣнія.
Онъ мнѣ разсказывалъ:
— За двѣ недѣли до этого я платилъ за номеръ по 17 рублей въ сутки. Вдругъ, — еще до забастовки, до предъявленія прислугой какихъ бы то ни было требованій, — управляющій гостиницей говоритъ мнѣ: «Знаете, вашъ номеръ теперь будетъ стоить 25 рублей въ сутки». — «Почему?» — «Все, знаете, вздорожало. Вотъ и мы набавляемъ». Резонъ. Почти сорокъ процентовъ! Потомъ начали набавлять еще. Телефонъ, который стоитъ въ номерѣ, — 3 руб. 50 коп. въ недѣлю. Электрическое освѣщеніе — 3 руб. 50 к. въ недѣлю. За бѣлье — 3 руб. въ недѣлю, отдѣльная плата, какъ въ то время, когда люди ѣздили со своими подушками, простынями и одѣялами. Словомъ, — набавка въ 50 процентовъ. Еще до забастовки! И когда потомъ мнѣ начали пѣть Лазаря: «Мы о васъ же, о квартирантахъ, заботимся! Разбойники-прислуга хотятъ, чтобы съ васъ драли по 15 процентовъ!» — оставалось только улыбаться. «Разбойники, требующіе 15 процентовъ, и благодѣтели, набавляющіе 50». Я рѣшилъ благодѣтелей оштрафовать. «Номеръ мнѣ сдавался съ прислугой. Прислуги нѣтъ. Почему, — не мое дѣло. Но за отсутствіе прислуги я никакихъ 7 рублей въ сутки набавки платить не желаю». И за отсутствіе прислуги вычелъ съ гостиницы, по расчету, 91 рубль. Правильно? — «Если вы со мной несогласны, — идемъ въ судъ. Я докажу, что я правъ. Вы мнѣ не дали того, что должны были дать, — я вамъ не плачу за то, чего вы мнѣ не дали».
Если бы всѣ эти злосчастные кандальные жильцы каторжныхъ гостиницъ, посаженные на парашу, сразу объявили:
— Мы не желаемъ платить за право выносить помои. Ликвидируйте конфликтъ какъ вамъ угодно, но мы будемъ вычитать за отсутствіе прислуги.
Конфликтъ былъ бы ликвидированъ на двѣ недѣли раньше.
А то, что же было хозяевамъ не выдерживать характера, если «за прислугу» работали жильцы!
И такая простая мысль никому не пришла въ голову.
А, вѣдь, собирались «совѣщанія постояльцевъ».
Ахали, охали, жаловались на прислугу, на требованія рабочихъ, на революцію.
Краснѣя, дамы шептали другъ-другу:
— Представьте, я сама носила.
— Не говорите! Я тоже. Кажется, мы даже встрѣтились…
И никто не сказалъ:
— Да не будемъ платить за то, чего нѣтъ. Не станемъ платить за отсутствующую прислугу. И тѣмъ заставимъ хозяевъ поскорѣе кончить конфликтъ.
Никто не проситъ васъ быть за ту, за другую изъ борющихся сторонъ.
Не будьте ни за революцію, ни противъ революціи.
Будьте за самого себя.
Отстаивайте свои законные интересы.
Когда идетъ бой между капиталомъ и трудомъ, спросите у своего здраваго смысла:
— На чьей сторонѣ ваши собственные интересы?
«Сидѣть на парашѣ» и платить за это деньги!
Какое отсутствіе простого, человѣческаго здраваго смысла.
II
правитьПочти мѣсяцъ длится стачка у «Мюра и Мерилиза».
И всѣ, кто живетъ своимъ трудомъ, и кого безъ труда ждетъ голодъ, — съ интересомъ слѣдятъ за этой борьбой слабаго, — по большей части женскаго, — труда и огромнаго капитала.
Забастовка началась трогательно.
Въ первые дни, 24 часа въ сутки, магазинъ охраняли забастовавшіе служащіе.
Потомъ охрана была передана милиціи.
Но въ первое время, проходя ночью мимо магазина, вы могли видѣть у всѣхъ дверей на скамеечкахъ мюровскихъ барышень и приказчиковъ.
А ночи тогда были холодныя. Они дрогли.
— Что вы тутъ дѣлаете?
— Охраняемъ магазинъ отъ эксцессовъ.
Нынче боятся называть вещи своими именами. Кошку зовутъ кисой. Грабежи — эксцессами. Все-таки не такъ страшно.
— Чтобъ потомъ не сказали на насъ!
Они хранили хозяйское добро и свое доброе имя.
Хозяева могли спать спокойно: ихъ имущество хранятъ ихніе обиженные служащіе.
Такъ, какъ не хранятъ своего.
Не спуская глазъ. Не спятъ ночей.
— Но слушайте! Вѣдь, вамъ же это трудно!
— Что жъ дѣлать! Надо терпѣть! Зато потомъ будетъ лучше! Солидарность!
Въ нихъ горѣлъ энтузіазмъ. Энтузіазмъ первой борьбы.
Эти дѣвушки потому и взятыя на службу, что онѣ менѣе требовательны, чѣмъ мужчины, и «безотвѣтны», — въ первый разъ почувствовали, что онѣ неодиноки въ житейской борьбѣ, почувствовали локоть сосѣда и словно электрическій токъ пробѣгающую по ихъ рядамъ энергію на борьбу.
Онѣ были полны вѣры и энтузіазма.
И сжалось сердце, когда въ газетахъ появилось, что фирма «все простивъ», предложила получить жалованье за первую половину мѣсяца «по старому положенію» и стать на работу.
— Выдержатъ или не выдержатъ?
Капиталъ презрительно относится къ энтузіазму:
— Энтузіазмомъ сытъ не будешь! Поголодаете, мои друзья, и согласитесь! Голодъ приноситъ благоразуміе. И наличныя деньги всегда соблазнительны.
Кто побѣдитъ?
Молодой энтузіазмъ, впервые проснувшійся въ первой борьбѣ, юная гордость труда или полный, презрительный къ человѣку карманъ?
Часть бастующихъ дрогнула.
— Мы согласны получить!
Это была голодная спазма желудка.
Но остальные поддержали ослабѣвшихъ отъ голода.
Помогли имъ.
И, поддерживая товарищей рукой, повели впередъ:
— Къ побѣдѣ!
Мы, старые москвичи, вѣдь, хорошо знаемъ исторію «Мюра и Мерилиза».
Перваго въ Москвѣ огромнаго капиталистическаго предпріятія въ розничной торговлѣ.
Это зданіе, построенное «на костыляхъ».
Сколько разореній принесло оно!
Сколько мелкихъ галантерейныхъ торговль оно закрыло!
Имъ съѣдены нашъ «старый городъ», ряды и, блаженной памяти, «Ножевая линія», съ ея маленькими лавочками, шкапчиками, хозяйчиками, «зазывалами» и мальчишками:
— Иголки, нитки, кружева, прошивки и разный дамскій товаръ! Пожалуйте! У насъ покупали!
Сколько сотенъ хозяйчиковъ разорилось, сколько тысячъ приказчиковъ осталось безъ куска хлѣба!
Въ борьбѣ съ непосильной конкуренціей.
«Мюръ» выросъ на нашихъ глазахъ.
Въ первое время, когда онъ «рѣзалъ» всѣхъ, у него все было дешевле, чѣмъ у другихъ.
Даже папиросы, которыя стоили рубль за сотню, у «Мюра» продавались по 90 копеекъ.
Но когда конкуренты были зарѣзаны, мелкая торговля убита, прежнія «мюровскія» цѣны отошли въ область преданій.
Все стало не дешевле и не лучше, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ.
Да и къ чему? Публика была завоевана. Она привыкла «не бѣгать по городу», а покупать все въ одномъ мѣстѣ. Какъ бы «Мюръ» не повышалъ цѣны, публика шла къ нему, какъ корова въ привычную загородку.
«Мюръ» первый примѣнилъ въ такомъ размѣрѣ трудъ приказчицъ.
Но почему?
Потому что онѣ были дешевы, старательны, «боялись за свои мѣста» и были безотвѣтны.
Безотвѣтны до послѣдняго дня.
Сейчасъ у «Мюра» есть, оказывается, вознагражденіе въ 75 копеекъ въ день, а жалованье въ 50 рублей считается уже недурнымъ.
И это при обязанности:
— Одѣваться скромно, но прилично.
Можно ли жить сейчасъ на такія деньги? Питаться? Одѣваться? Обуваться? Да еще прилично!
И вотъ мы съ интересомъ, спокойно, издали, какъ посторонніе зрители, смотримъ на происходящую борьбу.
Съ возмущеніемъ читаемъ, что какой-то г. директоръ «пошелъ на уступку», разрѣшилъ служащимъ «не вставать при его появленіи».
Съ улыбкой читаемъ про угрозу «Мюра» тоже покончить самоубійствомъ.
— Закроетъ магазинъ на 2 года.
Словно такое закрытіе магазина обойдется дешевле, чѣмъ прибавка служащимъ!
Мы отлично знаемъ, что прибавка эта не обойдется «Мюру» ни въ одинъ грошъ.
Что все это универсальный магазинъ возьметъ съ насъ же.
Что за все заплатимъ мы. И за прибавки, и за теперешній «прогулъ магазина».
Что поплатимся мы, и только мы.
Что чѣмъ дальше протянется забастовка, тѣмъ больше «проторей и убытковъ» придется платить «Мюру».
Мы платимся и сейчасъ.
Тратимъ время, тратимся на трамвай, на извозчиковъ, мечемся по всему городу, не зная, гдѣ купить то, что мы привыкли покупать въ одномъ мѣстѣ.
И все-таки смотримъ, какъ посторонніе зрители, на то, что происходитъ.
А еще на-дняхъ мы, прямо съ умиленіемъ, читали о забастовкѣ въ Парижѣ «мидинеттъ».
Газеты сообщили намъ объ этомъ даже по телеграфу. Такъ насъ это интересуетъ.
И въ это тяжелое время извѣстіе о забастовкѣ и побѣдѣ парижскихъ «мидинеттъ» насъ глубоко тронуло и на секунду радостно взволновало.
Словно пахнуло весной и цвѣтами.
«Мидинеттъ», — отъ слова midi — полдень.
Полуденница.
Словно названіе какихъ-то бабочекъ!
Такъ зовутъ въ Парижѣ мастерицъ модныхъ магазиновъ.
Въ полдень онѣ, — круглый годъ безъ шляпъ, безъ платочка, — выбѣгаютъ изъ мастерскихъ.
Настоящіе воробьи парижской улицы.
По молочнымъ наскоро завтракаютъ. Совсѣмъ словно воробьи поклюютъ.
И цѣлый часъ гуляютъ по улицамъ молодыя, веселыя, жизнерадостныя.
Наполняя парижскую улицу своимъ воробьинымъ чириканьемъ.
«Мидинеттъ» — любимица Парижа.
Онѣ объявили забастовку, добиваясь «англійской недѣли».
Т.-е. права кончать работу въ субботу въ 12 часовъ дня.
И побѣдили, къ общему удовольствію.
Когда «стачечницы» толпами проходили по улицамъ, изъ оконъ, съ балконовъ имъ аплодировали, махали платками.
И мы читаемъ объ этомъ, глубоко растроганные:
— Ахъ, Парижъ! Гдѣ даже забастовки проходятъ такъ весело!
Но, милостивые государи, «мидинеттъ» бастуютъ не впервые.
И ихъ забастовки проходятъ весело, потому что Парижъ не даетъ въ обиду:
— Своихъ «мидинеттъ».
У этихъ маленькихъ труженицъ нѣтъ ни копейки.
Но всякій галантный человѣкъ въ Парижѣ считаетъ своимъ долгомъ дать во время стачки сотню франковъ въ забастовочный капиталъ «мидинеттъ».
Всякая элегантная дама говоритъ своему кавалеру:
— Мой другъ! Дайте что-нибудь этимъ воробьямъ!
Дамы не любятъ давать денегъ сами. Но онѣ полны сочувствія къ милымъ дѣвушкамъ, которыя шьютъ имъ такія красивыя платья.
У насъ нѣтъ даже галантнаго жеста парижанъ!
Кому пришло въ голову помочь этимъ милымъ «барышнямъ отъ Мюра», такимъ любезнымъ, внимательнымъ, терпѣливымъ съ кліэнтами, въ особенности съ кліэнтками?
Кому пришло въ голову помочь «барышнямъ» въ борьбѣ?
Какой элегантной дамѣ пришло въ голову сказать своему кавалеру:
— Помогите имъ, мой другъ! Я ихъ достаточно мучила своими капризами! Это гораздо элегантнѣе, чѣмъ выпить бутылку шампанскаго за 70 рублей.
На помощь пришли свои.
Банковскіе, напримѣръ, служащіе.
Но общество? Общество? Съ умиленіемъ читающее о парижскихъ «мидинеттъ» и спокойно смотрящее, какъ на его глазахъ изнемогаютъ въ борьбѣ милыя, скромныя, маленькія труженицы?
А мы знаемъ, что каждый лишній день забастовки приноситъ «Мюру» убытки.
И что «Мюръ» намъ «не проститъ».
Каждый потерянный рубль взыщетъ съ насъ же повышеніемъ цѣнъ.
И что наше сочувствіе, наша помощь «мюровскимъ служащимъ», наша моральная поддержка приблизили бы конецъ борьбы.
У насъ нѣтъ ни великодушія, ни даже пониманія своихъ интересовъ.
III
правитьБастуютъ дворники.
Московскія улицы превратились въ то, чѣмъ онѣ были 40 лѣтъ тому назадъ.
Начались уже глазныя, горловыя, легочныя заболѣванія.
Въ эти жары насъ ждутъ эпидеміи.
Наше здоровье, наши жизни въ опасности.
А гг. домовладѣльцы говорятъ, что они соберутся черезъ недѣлю и черезъ двѣ недѣли обсудятъ дѣло.
А мы двѣ недѣли должны задыхаться въ пыли, въ вони, въ грязи?
Возмутительно, что забастовавшіе дворники не даютъ даже метельщикамъ мести улицы.
Это — преступленіе противъ народнаго здоровья.
А не возмутительно, не преступленіе, что гг. домовладѣльцы обрекаютъ городъ еще на 2 недѣли грязи?
Они хотятъ взять дворниковъ изморомъ.
Они говорятъ, что «забастовщиковъ» среди московскихъ дворниковъ не больше 20-ти процентовъ.
Но такъ во всякой борьбѣ.
Такъ и на войнѣ.
Не вся рота всегда состоитъ изъ рѣшительныхъ людей.
Какой-нибудь десятокъ людей кидается впередъ и увлекаетъ за собою остальныхъ.
И о чемъ, въ сущности, идетъ споръ.
Неужели прибавка, — только прибавка, — до 100 рублей въ мѣсяцъ дому съ доходомъ въ 12.000 рублей такъ ужъ непосильна?
Вѣдь гг. домовладѣльцы, все равно, возьмутъ это съ насъ.
И если эту прибавку, — безъ добавленій въ свою пользу, — правильно разложить на квартиры, каждому изъ насъ придется платить такіе гроши, что, право, жизнь, здоровье и спокойствіе стоятъ гораздо дороже.
Насъ заставляютъ жить какъ свиней, изъ-за грошевой домовладѣльческой экономіи.
Но должны же мы понимать свои интересы и защищать свои права.
Мы снимаемъ квартиры съ извѣстными удобствами, — среди нихъ то, что мы не должны тонуть въ грязи.
Домовладѣльцы намъ этого не даютъ.
Мы не должны платить за то, чего не получаемъ.
Если каждый квартирантъ объявитъ своему домовладѣльцу, что впредь до окончанія забастовки онъ будетъ вычитать съ квартирной платы десять процентовъ за отсутствіе дворника, — соглашеніе будетъ достигнуто въ три дня.
И всякій судъ признаетъ квартиранта правымъ.
И не одинъ контрактъ въ силу этого не можетъ быть нарушенъ.
— Домовладѣлецъ не даетъ того, что онъ долженъ мнѣ давать, и я ему за недоданное не плачу.
Это просто и ясно.
IV
правитьИдетъ борьба между капиталомъ и трудомъ.
Это два жернова.
И мы между ними какъ зерно. Насъ сотрутъ въ порошокъ.
Мы тоже должны скристаллизоваться.
Мы тоже классъ.
Колоссальный классъ потребителей.
Мы не можемъ оставаться въ идіотскомъ положеніи людей, которые отъ всего только терпятъ и за все только платятъ.
Людей, которыхъ «держатъ на парашѣ», людей, которые платятъ «Мюрамъ» прогульные дни ихъ магазиновъ, людей, которыхъ «изъ-за экономіи» обрекаютъ на эпидеміи.
Мы не можемъ доставлять себѣ роскоши своими деньгами оплачивать сопротивленіе гг. предпринимателей.
Мы должны, въ нашихъ интересахъ, ускорять рѣшеніе всѣхъ этихъ конфликтовъ.
А для этого принимать въ нихъ участіе.
Становясь на ту изъ борющихся сторонъ, къ которой толкаютъ насъ нашъ интересъ, нашъ здравый смыслъ.
Иначе мы, мы, и только мы будемъ козлищами отпущенія, съ которыхъ будутъ драть двѣ шкуры.
Съ насъ, все равно, возьмутъ и за прибавки, которыя сдѣлаютъ.
И мы же, деньгами, да еще и здоровьемъ, заплатимъ предпринимателямъ за ихъ упорство въ борьбѣ.
Не будемъ же простаками, выражаясь мягко.
Примѣчанія
править- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ А. С. Пушкинъ «Романсъ». Прим. ред.