Декрет о церкви и школе (Красиков)

Декрет о церкви и школе
автор Пётр Ананьевич Красиков

Источник: Пётр Ананьевич Красиков. Избранные атеистические произведения. — Москва: Мысль, 1970. — С. 192—201. • Впервые сочинение издано в виде статьи в книге: Рабоче-крестьянский календарь на 1922 г. — Петроград: Государственное издательство РСФСР, 1921. — 320с.: ил. ; 34 см. с.; • В 1923 году сочинение было издано как статья в книге: Пётр Ананьевич Красиков. На церковном фронте. (1918—1923). — Москва: Юрид. изд-во Наркомюста, 1923. — С. 39—48..

Отношения церкви к государству и к школе определя­ются в Советской Республике декретом от 23 января 1918 г.

Декрет этот глубже всего затронул интересы право­славной церкви, ибо в старом строе именно православ­ная церковь являлась одной из важнейших составных частей государственной угнетательской машины. Она имела все права и привилегии господствующей церкви, в то время как остальные многочисленные в России ис­поведания были лишь более или менее терпимы, и если пользовались субсидиями и поддержкой самодержавно­го правительства, то исключительно в меру их приспо­собляемости к самодержавному и капиталистическому строю.

Те религии, или скорее секты, которые в своих уче­ниях отражали в той или иной мере протест против классового или национального гнета, находились под двойным надзором ведомства православного исповеда­ния и жандармерии или просто объявлялись вредными и сторонники их подвергались самым разнообразным пре­следованиям и ограничениям гражданских и иных прав, или были совершенно запрещены и принадлежность к ним являлась уголовным преступлением. Точно так же свирепо карался в России атеизм, т. е. непризнание ка­кой бы то ни было религии.

Все дело так называемого народного образования было отдано в руки или под надзор невежественных церковников, на обязанности которых лежало внедрение в голову народных масс рабской христианской морали («рабы, повинуйтеся господам своим не только за страх, но и за совесть, ибо так повелевает сам бог») посред­ством вдалбливания в юные головы так называемого закона божия, т. е. церковных молитв, легенд и обря­дов, преимущественно составлявших программы церков­ноприходских школ. В этих школах народу не давалось почти никакого научного образования, если не считать жалких обрывков арифметики и правописания и про­славлявших царизм и угнетательскую его политику учебников подделанной русской истории, где каждый самый тупоголовый глава помещичьей и капиталистиче­ской банды, сосущей кровь народную, называющийся русским царем, изображался благодетелем человечест­ва и чуть ли не гением. Средние и высшие церковные заведения, как-то: гимназии и университеты, предназна­ченные для помещичьих и купеческих сынков и недо­ступные для сыновей и дочерей трудящихся, воспитыва­ли этих будущих чиновников и приспешников всяческой эксплуатации в духе православия, самодержавия и карьеризма. Духовная цензура не пропускала в широ­кие массы народа ни одного сколько-нибудь серьезного и научного сочинения. По доносам жандармов и попов из этих учебных заведений изгонялся всякий сколько-нибудь добросовестный, даже буржуазный, ученый, не­согласный фальсифицировать свою науку в угоду эк­сплуататорам.

Декрет 23 января 1918 г. положил конец всей этой огромной махинации в деле затемнения народного со­знания и в деле эксплуатации религиозности масс, имеющей целью затемнение классового господства ка­питалистов и помещиков. Этим декретом разбита цер­ковная организация как часть государственного, обла­дающего принудительной силой и всеми государствен­ными средствами аппарата классового господства.

Рабоче-крестьянское государству, положив конец классовому угнетению трудящихся, отказывается от связи с церковью, отказывается использовать ее, это старое орудие управления и господства над массами, которым пользовалось старое государство. Рабоче-кре­стьянскому государству чужда самая цель какой-либо эксплуатации и какого-либо господства над трудящи­мися в силу какого-либо, в том числе и сверхъестест­венного авторитета, так как оно есть выражение клас­сового сознания самих трудящихся, воплощение их ре­альных интересов и организованности в борьбе со все­ми эксплуататорами и со всеми угнетателями, всегда опиравшимися на авторитет религии, ибо всякая рели­гия в классовом угнетательском обществе освящает своим авторитетом тот или иной способ господства пра­вящих, тот или иной способ экономической эксплуата­ции масс. Дисциплина, повиновение, исполнение граж­данского долга в рабоче-крестьянском строе опирается на сознание самими трудящимися своих классовых ин­тересов и не может быть основана ни на каком потустороннем, мистическом авторитете. Напротив, если бы рабоче-крестьянское государство для своего существо­вания нуждалось бы в авторитете потусторонних фан­тастических религиозных сил, а следовательно, и в со­действии старых религиозных угнетательских органи­заций, этим самым оно бы признало собственное бан­кротство и признание бессилия со стороны трудящихся самим сознательно и научно организовать весь общест­венно-трудовой процесс без вмешательства каких-либо господ или богов. Вот почему 1-я статья декрета гласит: церковь отделяется от государства.

Остальные пункты декрета лишь конкретно указы­вают все те области общественных и государственных отношений, в коих ликвидируется старая связь государ­ства с церковью и ограничивается возможность для враждебных классов использовать для своих контррево­люционных целей имеющуюся еще налицо религиоз­ность.

Ст. 2,3 и 6 наряду с запрещением различать граж­дан по религиозному признаку, устанавливать в зави­симости от вероисповедной принадлежности какие-либо преимущества и привилегии, отмечать в каких-либо официальных актах религиозную принадлежность граж­дан, устанавливает право граждан не исповедовать в меру их сознательности никакой религии, т. е. раскре­пощает гражданина Советской Республики как личность от обязанности причислять себя к сторонникам той или иной церковной или религиозной организации.

§ 4 запрещает сопровождать действия государствен­ных и публичных правовых общественных установлений какими бы то ни было религиозными обрядами и цере­мониями, как это было в России до низвержения бур­жуазно-помещичьего строя. В Советской Республике единственное оправдание и санкция всех правитель­ственных и общественных мероприятий — это их полез­ность и пригодность для государства трудящихся, сле­довательно, сознательная их оценка с точки зрения ин­тересов самих трудящихся без различия по националь­ным или религиозным предрассудкам; поэтому всякие религиозные символы и обряды, предназначенные для доказательства того, что в том или ином деле участвует тот или иной из богов господствующей в старом экс­плуататорском обществе церкви, является не только не­уместным, но и стоит в кричащем противоречии с идеей и задачами рабочего государства.

Вот почему всякая религиозная символика устра­няется из всех государственных и общественных уста­новлений (школ, вокзалов и т. д.). Конечно, это более всего в России затрагивает бывшую правительствен­ную религию, т. с. православную, но только единствен­но потому, что до Октябрьской революции она имела исключительные привилегии сравнительно с несколь­кими десятками других непривилегированных и испо­ведуемых различными национальностями России религий.

§ 5 делает уступку традиционным обычаям темных слоев населения ознаменовывать различные сезонные или местные празднества, ярмарки, базары и т. п., ве­дущие иногда свое начало еще с так называемых языче­ских времен, различными, принявшими затем религиоз­но-христианский характер, обрядовыми шествиями с иконами, молебнами и т. п., и предоставляет местным властям допускать их свободное исполнение, лишь бы они не заключали в себе нарушения общественного по­рядка или посягательства на права других граждан Со­ветской Республики.

В этом пункте советское законодательство обнару­живает большую терпимость к публично-религиозным церемониям, чем даже законодательства некоторых бур­жуазных стран, где всякое публичное демонстрирова­ние религиозных обрядов (даже ношение священниче­ского костюма и колокольный звон) совершенно пра­вильно рассматривается как известный род религиозно­го посягательства на чувства и права других граждан и совершенно не допускается (Швейцария).

§ 8 декрета уничтожает связь церкви с государством в области государственной регистрации актов граждан­ского состояния. В старой царской России, как уже мы сказали, церковное ведомство было частью государ­ственной угнетательской машины. Ему царским законом предписано было вести все дело метрикации населения, и поэтому совершение религиозных обрядов, обязатель­но сопровождавших в старой России все этапы жизни российского подданного, как-то: рождение, брак, раз­вод, смерть, священниками различных культов заноси­лось в церковные книги и имело силу государственного акта о данном событии.

Таким образом, всякий гражданин с самого своего рождения (а тело его даже после смерти) неминуемо ставился помимо всякой его воли в определенные, за­висимые от данной церковной организации, отношения, обязан был исполнять все соответствующие данной рели­гии действия, обряды, церемонии, иметь определенное воззрение (за отпадение от православия, напр., полагалось уголовное наказание), в определенном, угодном его духовному начальству духе воспитывать детей, всту­пать в брак с лицом только определенной веры и т. д., и т. п. Без соизволения церковного чиновника и без со­лидной оплаты его услуг русский гражданин не только не имел права прекратить брачное сожительство с тем или иным лицом, но получить даже 3 аршина земли на кладбище.

Таким образом, старое угнетательское государство (Петр I окончательно установил этот порядок) при такой организации дела регистрации житейских актов сразу убивало двух зайцев.

С одной стороны, оно заставляло население непо­средственно оплачивать по монопольным ценам всю эту свору духовных чиновников, исполнявших в сущности гражданские функции, с другой стороны, все население ставилось под духовный (полицейский) контроль и воз­действие... попов, монахов, консисторских чиновников. Отсюда ясно, что рабоче-крестьянское правительство обязано было немедленно прекратить этот вредный для дела освобождения трудящихся из-под власти эксплуа­таторов и их церковной организации порядок. Теперь всем делом регистрации актов гражданского состояния в Советской России, как и во многих культурных стра­нах, ведают отделы записи актов гражданского состоя­ния без всяких гонораров, волокит и церемоний, точно так же, как и регистрация развода. Все похоронное дело передано также из рук церковников в ведение ме­стных Советов на основах равенства и необязательно­сти каких-либо при этом церковных церемоний.

Несмотря на то что церковная организация благода­ря предоставленной ей царским правительством власти и темноте народной сама высасывала непосредственно из народа с помощью религиозных обрядов и поголов­ных обложений огромные средства, она получала, кро­ме того, еще и значительные средства из казны на цер­ковные школы, на жалованье духовным чиновникам и др. расходы.

§ 10 и 11 декрета запрещают как центральным, так и местным установлениям ассигновывать в пользу церков­ных организаций какие бы то ни было средства или субсидии и облагать население церковными сборами, имеющими какие бы то ни было признаки принуждения (хотя бы и чисто психологического, морального). Таким образом положен известный предел аппетитам и финансовому могуществу церкви.

Экономическое могущество, сила влияния этой части государственной эксплуататорской машины, какой яв­ляется в России всякая церковь, а бывшая господст­вующая православная в особенности, явно и тайно под­держивающая, как показал опыт, всякую контрреволю­цию, откуда бы она ни исходила, теперь зависит в зна­чительной мере от степени сознательности самих трудя­щихся масс. То, что ассигнуют ей господа капиталисты и помещики на дело контрреволюции и затемнения со­знания масс, — капля в море, сравнительно с тем, что вытягивает она из трудящегося народа с помощью све­чей, молебнов, платы за волшебные заклинания при крещении младенцев, за так наз. чудотворные иконы, мощи и т. п. вещи, в которые по привычке и по отсутст­вию сознательности и научных сведений о мире и об­щественном устройстве еще продолжают верить еще многие и многиё из трудящегося крестьянства и город­ской бедноты.

Экономическое положение церковников теперь в Советской России, когда они лишены могучей государ­ственной поддержки их бывших хозяев и покровителей, зависит исключительно от самих крестьян и рабочих, декрет 12 и 13-й ст. дает полную возможность даже еще продолжающим находиться во власти религиозных предрассудков крестьянам и другим трудящимся осво­бодиться от той зависимости их от церкви, которая обу­словливалась правом церковников распоряжаться всем материальным аппаратом культа при старом режиме, т. е. церковными зданиями, имуществом, необходимым при богослужении, и т. д.

Теперь по декрету церковные организации лишены всех своих имуществ, ибо все церковные здания, земли, капиталы, дома, лабазы, гостиницы и т. д. перешли в руки самих трудящихся, церковные организации не име­ют права по закону и вообще владеть какой-либо соб­ственностью.

Таким образом, церковники никоим образом нс имеют права помимо самой группы верующих распоряжаться церковным имуществом. Имущество, необхо­димое для религиозных обрядов (здания, храмы, ут­варь), передается в бесплатное пользование не церков­никам, а отдельным гражданам, заключившим договор с местным Советом и внушающим, следовательно, дове­рие местному Совету; при этом местный Совет имеет полную возможность исключить из числа ответственных перед ним лиц любое, не заслуживающее доверия лицо; служитель же культа приглашается группой верующих и содержится только на добровольное даяние этой груп­пы и, как выше сказано, никакими принудительными поборами не имеет права облагать этих верующих, а тем более налагать какие-либо обязательства на всех местных жителей, хотя бы и числящихся по старому обычаю православными или иудеями.

Таким образом, положение теперешнего церковника с точки зрения закона совершенно такое же. как и вся­кого специалиста, нанятого лицами, нуждающимися в его специальности.

Ст. 12 декрета решительно гарантирует Советское государство от возникновения новых (хотя бы по назва­нию) церковных или религиозных организаций, могу­щих сосредоточить в своих руках экономические, фи­нансовые силы и создать, таким образом, реакционное государство внутри Советского государства, ибо ника­кие церковные и религиозные общества в силу этой ста­тьи не имеют прав юридического лица.

Статья эта самая неприятная для старой церкви, ибо мешает ей вновь сосредоточить в своих руках как монополизированного целого богатства и фактическое могущество и развить свою организацию в государст­венном масштабе, пользуясь правами хотя бы частно­го общества или товарищества.

Эта статья в связи со статьей 65 разд. «Г» Консти­туции также лишает монастырские и вообще религиоз­ные организации возможности перекрашиваться в зем­ледельческие или производительные артели и коммуны и сохранять, таким образом, в своих руках свои богат­ства, земли и средства производства, а вместе с тем и свое реакционное влияние на массы.

Дело в том, что статья 65 Конституции лишает мо­нахов и служителей культов избирательных прав, а следовательно, и права вступления в качестве членов в артель или коммуну, обладающую всеми правами юри­дического лица, получающую земельный надел, инвен­тарь, государственную субсидию и т. д. Тем более не­допустимо по советскому законодательству наделение всеми правами юридического лица организации, пре­следующей чисто религиозные цели, иерархически под­чиненной в важнейших вопросах государственной, обще­ственной и личной жизни, велениям совершенно чуждой и даже враждебной Советам организации, своим собст­венным законам, собственным интересам, ничего общего с интересами борющегося пролетариата и крестьянства не имеющим или прямо им враждебным.

Советская власть, лишив церковные и религиозные организации их государственных и гражданских прав и экономического могущества, лишила их и того огром­ного влияния на психологию масс, которое им предо­ставляло в своих выгодах старое эксплуататорское клас­совое государство передачей в их руки почти всего дела низшего образования, единственно доступного при ца­ризме для детей трудящихся преимущественно в виде жалких церковноприходских школ.

По декрету от 23 января 1918 г. влияние церковни­ков в деле постановки школы совершенно устранено, и самый т. н. «закон божий», т. е. преподавание рели­гии, совершенно запрещено во всех школах, где препо­даются общеобразовательные предметы.

Преподавание религии возможно лишь семейным, частным образом. Следовательно, никакой организации школьного дела для преподавания религии детям цер­ковники создать не могут, ибо такое школьное пред­приятие подлежит закрытию, а организаторы его — уго­ловному наказанию.

Характеризуя в общем советское законодательство в религиозной области, необходимо отметить, что оно про­никнуто духом терпимости по отношению к искренним, неизжитым еще религиозным предрассудкам наиболее отсталых масс и дает местным Советам возможность вести твердую и вместе с тем не раздражающую рели­гиозный фанатизм линию, т. к. главное острие декрета направлено не против самой искренней веры и религии, а против старой организации государственной эксплуа­тации народных предрассудков. Цель декрета — раз­бить эту мощную организацию, стоявшую вместе с цар­ским правительством и всеми эксплуататорами над на­родом, по возможности обезвредить ее как орудие ре­акционных классов, предоставив ей возможность лишь скромно обслуживать в меру ее наличности потребность верующих в специалистах по сношению с воображаемы­ми хозяевами мира — богами.

Особенно ярко эту терпимость к исторически сло­жившемуся среди крестьян некоторых наших губерний религиозному мировоззрению Советская власть обна­ружила в издании закона об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям. Декрет от 4 января 1919 г. имеет в виду последователей сектант­ских учений, образовавшихся или занесенных в Россию еще в эпоху царизма, отказывавшихся служить в цар­ской армии или выговаривавших себе это право и ино­гда терпевших за это, различные гонения. Это так на­зываемые непротивленческие секты, отдаленные духов­ные потомки в свое время дравшихся, но разбитых и свирепо подавленных повстанцев эпохи крестьянских войн, преданных в свое время Лютером, этим Шейдеманом той эпохи. Люди эти, поскольку они принадлежат к трудящимся, оправдывают свою пассивность на опыте всех подавленных до сих пор восстаний широких тру­дящихся масс, практически эти учения лелеют идеал тихой, невозмущаемой мировыми передрягами, сытой, узкоэгоистической жизни, как здесь, так «и на том свете, в который они при неверии в победу трудящихся в этом мире принуждены были перенести свои конечные идеалы.

Поскольку они действительно стоят на стороне тру­дящихся и только ввиду своей религиозной инерции и темноты не в состоянии еще усвоить идеи и задачи победоносной наконец рабоче-крестьянской революции и продолжают упрямо повторять, как и их отцы и учи­теля повторяли: «силой нельзя победить эксплуатато­ров», и не желают ради рискованного предприятия на этом свете потерять теплое местечко на том, было бы нерационально и несправедливо со стороны Советской власти принуждать этих хотя и пассивных, но искрен­них людей становиться в ряды нашей армии и действо­вать против их исторически сложившихся убеждений.

Поэтому Советская власть освобождает их от необ­ходимости стрелять в белогвардейцев и лишь непремен­ным условием освобождения судом таких сектантов от воинской повинности ставит ясную для суда наличность именно такого убеждения, доказанного самой жизнью, поведением при царизме и семейным происхождением данного сектанта.