I
Каждый день ходила бесшумно
По длинному тёмному залу,
Неся впереди свет.
Ряд кресел пустых освещала,
Проверяла небрежно билеты
И щурила сонно глаза,
Как совёнок, что видит рассвет.
На экране дрожали картины,
Повторяясь семь дней подряд,
Были замки и храмы старинные,
Были драмы, жестокие, длинные,
Был кинжал, револьверы, яд…
Умирали жертвы безвинные,
Умирали — семь дней подряд.
Кутая зябкие плечи,
Она проходила по залу
Мимо ряда померкших зеркал.
Сколько раз её беленький чепчик
В этих тёмных стеклах мелькал!
Сколько раз на зыбкий экран,
На все дива невиданных стран
Ложилась случайная тень
Девушки с ярким фонариком!
Мимо жизни, мимо страстей,
Мимо любви и славы,
Мимо подвигов величавых
И выдуманных людей,
Мимо скорби ненастоящей,
Мимо жизни, призрачно-яркой,
Невероятной, манящей,
Шла девушка с малым фонариком.
Открывались у выхода двери,
Колебались неслышно портьеры,
Колыхались бездушные пальмы
И пахли старой пылью.
И зрители уходили, уходили, уходили…
От промелькнувших страстей
Уходили довольной толпой
На улицу настоящую,
На свежий воздух ночной.
И лишь она оставалась,
Чтоб видеть в десятый раз,
Как обольщённую девушку
Целует сказочный князь.
Криклив был голос кларнета,
Нестройно играл тапёр.
Вспышки белого света
Остро мучили взор.
Раздражали повторные жесты
Быстро скользивших видений.
Вновь убитая кем-то невеста,
Вновь бежавший на волю пленник.
Зажигался фонарик так рано,
Рано полнились кресла и ложи.
Слякоть улицы, слишком туманной,
Гнала сюда прохожих.
Зажигался фонарик так рано…
Нестерпимо было одной,
Проходя мимо жизни экранной,
Тосковать о жизни земной.
II
Он пришёл в театр по объявлению,
Но держался уверенно и гордо.
Он приехал из маленького города,
Под синими глазами были тени,
Но был ясен улыбчивый взгляд.
Он скрипку принёс, словно клад.
На хорах, в музыкантской ложе,
Он стоял под лампочкой неяркой…
Эта скрипка, словно ангел Божий,
Запела над девушкой с фонариком.
Слушались все клавиши рояля,
Слушались все клапаны кларнета
Этой странной скрипки, только этой, —
Этих струн, что повелевали.
Он вёл, властно и спокойно,
Оркестр, вчера ещё нестройный.
Наверху, в узкой белой ложе,
Пела скрипка, словно ангел Божий,
И девушка нежно тосковала
В глубине светлеющего зала.
Всем зыбким виденьям на экране,
Всем девушкам, идущим на свиданье,
Убийцам, бежавшим на волю,
Хлебам, волнующимся в поле,
И птицам, летящим вдоль экрана,
Волхвовала музыка так странно…
Словно все, — удары и улыбки,
Возникли от пенья этой скрипки!
Под музыку, нежную и стройную.
Жизнь теней на призрачном экране
Не казалась такою беспокойной,
Становилась похожею на танец.
Под грустные, ласковые звуки
Малые дети умирали,
Женщины заламывали руки,
Мстители мечтали о кинжале.
И девушка мечтала в уголке
С фонариком в худенькой руке.
III
Она встречалась с ним случайно,
В антрактах коротких.
Глядела нежно и печально
И говорила кротко:
— Как прекрасно вы играли!
Да, вы здесь не на месте…
Вам бы играть в большом оркестре,
В королевском зале.
Как тот… Вы помните картину:
«Страсть и Слава»?
Он повторял тихонько: Слава…
Он слышал, слышал крики «браво»!
Он видел зал, большой, старинный,
В пышном замке из картины
«Страсть и Слава».
Он славы ждал от каждого дня,
Он не может быть забытым!
Он отвечал с волненьем скрытым:
— Скрипка слушается меня, —
Я буду знаменитым!
Она вторила, чуть лукавя:
— О, ваш путь так ярок!
И освещал дорогу к славе
Маленький фонарик.
Скрипач так ласков был с нею
За восторженные слова.
Однажды губы к теплой шее
Прижал едва-едва…
От лёгких ласк в туманном зале
Кружилась голова.
Томила нежность все острее.
Хотелось неустанно
Встречаться с ним в стране теней,
У зыбкого экрана.
Не было волнующих событий, —
Музыкант по-прежнему играл.
Но тянулись тоненькие нити
Сверху к ней, в полутёмный зал.
Обволакивала сердце музыка,
Виделась улыбка синих глаз,
И неяркий свет в ложе узкой
Был звездой, что в тёмный день зажглась.
Посвежел запылённый зал,
Хорошо было грезить и грустить.
Неустанно музыка играла…
Но не было, не было событий.
IV
И только раз
всё стало, как там, на экране,
Только раз
всё было на жизнь не похоже.
Она посветила фонариком
ярко одетой даме
И указала ей место
в первой бархатной ложе.
И, на барьер золочёный
направив нечаянно свет,
Увидела, удивлённая,
огромный белый букет.
Сияло в открытой ложе
жёлтое платье атласное
И даже в сумерках зала казалось золотым.
И женщина в нём
сродни была тем, иным,
Что в небывалом дворце
обнимались так призрачно-страстно.
Казалось, пришла оттуда,
с той стороны экрана,
Чужая, слишком красивая,
слишком нарядная дама.
И пришлось передать записку,
И букет нести на верх, бледнея…
Музыкант поклонился низко,
Заиграл нервнее и нежнее,
А девушка беззвучно зарыдала
У стены раскрашенного зала.
И платок комкала у глаз,
И металась, как в тяжёлом сне,
И ломала руки в первый раз
Трагично, как там, на полотне.
Он играл взволнованно другой,
Ей, нежданной золотой даме.
И скрипка играла над слезами,
Над картиной ревности живой.
Он играл в настоящей драме.
Но зрители в полутёмном зале
Жадно следили за экраном
И близкой боли не видали,
Проезжая по далеким странам.
Там, в садах яркого востока.
Колебались мерно опахала…
Музыка, для одной жестокая,
Для всех, баюкая, звучала…
В этот час никто не видел зала.
Ах, луна зелёная так нежит!
Лорд индуску обнимает жарче, —
Падают расшитые одежды…
Всё там, на ленте было ярче
Маленькой раздавленной надежды.
А, когда разбилось счастье в драме
И все жизни угасли на экране,
И в зале зажёгся трезвый свет,
Девушка спокойными глазами
Глядела в лицо надменной даме,
Встречая назойливый лорнет.
И стояла так чинно и прямо,
С вошедшими чуть слышно говоря,
Сжимая дрожащими руками
Жёсткую подцепку фонаря…
Близко складки прошуршали пышные,
Блеснуло широкое кольцо,
И дама торопливо вышла,
Закрывая веером лицо.
И вся радость, вся нежность вышла за нею!
Музыкант уже не играл.
Все темней, запылённей, душнее, мертвее
Становился будничный зал.
Вновь нестройно и вяло играл оркестр,
И запрыгали тени не в такт.
Был уродлив на ленте каждый жест,
Был неверен каждый шаг.
Священник кривлялся, давая обет,
Было шествие быстро, как глупый балет,
Был неверен, неверен весь свет!
V
Он пришёл ласково проститься,
Весёлый, бодрый и довольный:
— Я теперь — знаете ли — вольный,
Я свободен, свободен, как птица!
Я теперь смогу всегда играть
Только для себя.
О, она не хотела знать,
Кто ему обещал, любя,
Что он сможет радостно играть —
Только для себя.
Это была слава, только слава —
Дама в платье с золотом,
Как царевна с экрана — величавая,
С ярким взором и надменным ртом.
Слава навсегда его уводит
В яркие экранные края…
Он уходит, он теперь уходит
Играть — только для нея.
Ах, лучше в сумеречном зале
Тешить душу сказкой золотой,
Чем думать с ревнивою печалью
О женщине — сопернице живой.
Лишь раз на улице, под вечер,
Промелькнул сверкающий мотор.
О, было б легче, было б легче
Отвернуть узнающий взор!
Не видеть ласковой улыбки,
Не вспомнить старой жёлтой скрипки,
Забыть каждый нежный звук,
Не помнить милых тонких рук
И не встретить на улице пёстрой
Этой боли, волнующей и острой.
Было больно, больно нестерпимо…
Он сидел, склоняясь нежно к даме…
Это жизнь проезжала мимо,
Яркая, с синими глазами.
Заключение
Мальчик с ящиком круглым за плечами
Ленты новые носит каждый день,
Каждый день проходят на экране
Виды гор, долин и деревень.
Все моря, все страсти и все страны,
Солнечные, жаркие, туманные,
Все леса, озёра и поляны,
Все звери, на воле и в зверинце,
Все люди, обычные и странные,
Разбойники, странники и принцы,
Каждый дань проходят на экране.
Смотрят луны и рассветы ранние,
Словно в раскрытое окно.
Женщины уходят на свиданье,
Корабли разбитые — на дно.
Целуются возлюбленные жарко.
Стремятся изгнанники к отчизне.
Девушка с маленьким фонариком
Каждый день проходит мимо жизни.
