Двойная игра.
(10-го марта 1905 г., № 92).
править
Событія не ждутъ! Всего нѣсколько мѣсяцевъ отдѣляютъ насъ отъ «весны» Святополка, отъ банкетнаго времени, но эти мѣсяцы наполнены — паденіемъ Портъ-Артура, петербургскою бойней, всероссійской стачкой, бакинской рѣзнею, мукденскимъ разгромомъ; мѣсяцы, равноцѣнные эпохамъ, когда каждый наступающій день несетъ въ себѣ исторію, и каждый часъ затягиваетъ туже и крѣпче петлю на отжившемъ режимѣ.
Событія не ждутъ и форсированнымъ темпомъ толкаютъ режимъ къ его гибели. Абсолютизмъ умираетъ — въ процессѣ многообразномъ и сложномъ, похожій на гигантскую машину, у которой сломанъ передаточный механизмъ и которая еще стучитъ и гремитъ безчисленными своими частями, безсильная, однако, произвести необходимую работу.
Посмотрите, въ самомъ дѣлѣ: въ то время, какъ дѣловая промышленная жизнь цѣпенѣетъ на всемъ пространствѣ Россіи, въ то время, какъ наука бастуетъ и даже малыши перестали учиться, только всероссійская канцелярія работаетъ во-всю, то и дѣло извергая продукты своего торопливаго творчества, наводняя страну циркулярами, насыщая воздухъ шумомъ своей суетни. Указъ погоняется указомъ, комиссія смѣняетъ комиссію. Чиновничій міръ исходитъ въ напрасныхъ усиліяхъ остаться господиномъ положенія. Какая-то бездѣльная дѣловитость! Распоряженія, отмѣны распоряженій и въ результатѣ хаосъ, въ которомъ лишь инстинктъ самосохраненія поддерживаетъ извѣстный порядокъ — планомѣрность въ рефлекторныхъ движеніяхъ, цѣлесообразность въ безцѣльномъ, казалось бы, топтаньѣ на одномъ мѣстѣ; единоопасающій инстинктъ-регуляторъ, который и изъ хаоса умудряется вырабатывать что-то вродѣ тактики и среди «мерзости запустѣнія» создавать стратегическіе планы. Какъ это ни покажется страннымъ, разлагающаяся, идущая на смарку система имѣетъ свой «планъ» и свою доморощенную тактику.
Ей предстоитъ, подъ угрозой исчезнуть, возстановить равновѣсіе прошлаго или — буде нельзя — создать заново комбинацію силъ, которая, покоясь на взаимности нуждъ и услугъ, сохранила бы систему въ возможно менѣе измѣненномъ видѣ.
Что дѣлать? Какъ быть? — Если, съ одной стороны, неудачи войны сокрушили традиціонный престижъ и съ нимъ вмѣстѣ свели почти на нѣтъ международный кредитъ абсолютизма, то, съ другой — пробуждающіяся народныя массы до основанія измѣнили взаимное отношеніе режима и вліятельныхъ группъ дворянско-буржуазнаго общества.
Для самодержавія съ пробужденіемъ массъ исчезла возможность поддерживать долѣе нерегулированную законодательными нормами, патріархально-бытовую исконную методу свою — пріобщенія отдѣльныхъ имущихъ слоевъ къ пользованію фактической властью враздробь, или къ непосредственнымъ выгодамъ финансово-экономической политики.
Патріархально-бытовая метода возможна и умѣстна только тамъ, гдѣ у влаоти абсолютно свободныя руки, гдѣ ей нѣтъ основанія оперировать, оглядываясь, гдѣ она не рискуетъ въ каждый данный моментъ столкнуться съ тѣмъ, что называется «народомъ», какъ съ субъектомъ, творящимъ свою волю, а не просто какъ съ объектомъ различныхъ сторонникъ усмотрѣній. Пока «народъ безмолвствуетъ», первенствующія сословныя и имущія группы не подымаютъ претензій о «гарантіяхъ» столько же потому, что и безъ всякихъ гарантій на нихъ изливается властью максимальная сумма возможныхъ государственныхъ благъ, сколько и потому, что онѣ безсильны передъ властью подкрѣпить аргументацію вразумительнымъ обращеніемъ къ «народу».
Но картина мѣняется, лишь только «народъ» становится или готовится стать участникомъ историческаго дѣйствія. Собирающаяся дѣйствовать масса рѣзкимъ диссонансомъ врывается въ закрѣпленное годами сожительство: для обѣихъ сторонъ она превращается въ разлагающій ферментъ и одновременно — въ общую апелляціонную инстанцію. Такъ, стоило власти въ борьбѣ съ революціей начать производить свои диверсіи въ сторону находящихся въ движеніи фабрично-заводскихъ рабочихъ, чтобы промышленный капиталъ сталъ валить всю вину за революцію на власть и переходить въ либералы. И стоило, съ другой стороны, либеральнымъ помѣщикамъ достаточно громко заговорить о перемѣнѣ режима, чтобы власть устами своихъ публицистовъ стала грозиться Вандеей и не на шутку готовить что-то въ родѣ Варѳоломеевской ночи. Если власть не прочь, когда нужно, разыграть «народъ» противъ «общества», то «общество» неизмѣнно и всегда готово приводить въ движеніе «народъ» противъ власти, и только въ разсчетѣ на него развертываетъ свое откровенно-оппозиціонное знамя.
Этой новой конъюнктурой, этимъ прежде небывалымъ уравненіемъ — съ иксомъ въ видѣ приходящихъ въ сознаніе массъ — и опредѣляется современное поведеніе власти. Ей надлежитъ разрѣшить своего рода квадратуру круга, ту головоломную двойную задачу, которая гласить:
Въ процессѣ ломки старыхъ общественныхъ отношеній и нарожденія новыхъ нащупать, собрать и спаять въ одинъ блокъ тѣ общественные элементы, которые располагали бы достаточными силами и при этомъ выражали бы готовность поддерживать реставрированную «исправленную и дополненную» власть противъ всякаго давленія снизу, и въ то же время самой использовать, какъ можно полнѣе это давленіе снизу, какъ для того, чтобы ускорить сформированіе блока и загнать въ него максимальное количество колеблющихся силъ, такъ и для того, чтобы выговорить себѣ въ немъ наилучшія условія, наиболѣе подходящія нормы.
Вотъ почему мы и присутствуемъ за послѣднее время при странномъ, казалось бы, зрѣлищѣ: власть, одною рукою заводящая толки о домовомъ соборѣ, лансирующая — при посредствѣ расторопныхъ газетчиковъ — всевозможные «проекты» и «соборные» интервью государственныхъ мужей, другою рукою организуетъ свои черныя банды, дабы «внутреннимъ врагамъ», включая въ ихъ число и почтенныхъ вольнодумныхъ помѣщиковъ, было впредь не повадно, и спасительный страхъ могъ оказать достодолжное дѣйствіе. Вотъ почему рескриптъ 18 февраля сопровождается аккомпаниментомъ крестьянскихъ волненій, въ которыхъ подчасъ не послѣднюю, хотя и далеко еще неразъясненную роль играютъ то «патріотическая» рѣчь священника (какъ то было въ Аткарскомъ уѣздѣ, Саратовской губерніи), то неизвѣстно откуда появившіеся на базарахъ прасолы, говорящіе, что «нужно бить студентовъ и баръ» — какъ о томъ сообщаетъ изъ Курской губерніи Дмитріевскаго уѣзда г. Шебуевъ въ «Руси».
Вотъ почему широко дебатируется вопросъ, какъ «подстроить» выборы въ земскій соборъ (крылатое словечко сановника изъ «Новаго Времени»), кого къ нему припустить и кого оставить за бортомъ, и гдѣ провести демаркаціонную линію, которая бы расщепила Россію на Россію съ правами и на Россію безъ правъ, — и одновременно страна наводняется — отъ края до края — зловѣщими опасеніями и слухами, повѣствуется о новоиспеченномъ самарскомъ губернаторѣ Засядко, организующемъ, будто бы, особыя крестьянскія дружины, говорится о лигѣ патріотовъ, разсылающей на югѣ подметныя письма, какъ по знаку дирижера откуда-то берутся и въ Псковѣ, и въ Казани, и въ Москвѣ и во многихъ другихъ городахъ прокламаціи въ заборно-угрожающемъ стилѣ, избитыя дѣти (въ Курскѣ и прочихъ мѣстахъ) документируютъ реальность угрозъ, а бакинскія событія кровавымъ пятномъ стоятъ въ глазахъ потрясеннаго зрителя.
Что и говорить: азартно-хитроумная игра, но, надо признать, и безнадежная игра, игра невпопадъ, игра безъ малѣйшей перспективы успѣха!
Что могло еще казаться исполнимымъ, возможнымъ въ сравнительно спокойныя времена обывательскихъ будней — «органической эпохи», было напередъ обречено на постыдное фіаско въ наши дни революціоннаго перелома, коренной передѣлки.
Не то, чтобы власть, приступая къ своей подлежащей рѣшенію проблемѣ, такъ-таки совсѣмъ не считалась съ дѣйствительными величинами и не знала своего «уравненія». Власть — не лишенный разумѣнія эмпирикъ, недурной наблюдатель. Но она безсильна понимать явленія въ ихъ непрестанной эволюціи — смѣнѣ, она теряется въ водоворотѣ событій, она органически неспособна разбираться въ процессахъ исторіи. Она только помнитъ — ясно и твердо, что было вчера, и совершенно упускаетъ изъ виду, что это бывшее вчера преобразуется сегодня, съ тѣмъ чтобы измѣниться еще болѣе на завтра — въ пестромъ ходѣ вещей, подъ перекрестнымъ огнемъ разнообразныхъ воздѣйствій.
Воплощенный анахронизмъ, она и мыслитъ посредствомъ однихъ анахронизмовъ: такова ея концепція «народа», таковы ея представленія о характеръ и объемѣ движенія разнородныхъ круговъ дворянско-буржуазнаго «общества». Она знаетъ, напримѣръ, она не сомнѣвается въ томъ, что она знаетъ досконально хорошо своего «либерала», того либерала, который въ тягчайшія минуты репрессій не переставалъ коситься, озираться съ опаской на сермяжную Россію, а потому, не колеблясь, собирается это свое «знаніе» пустить въ оборотъ и построить на немъ спекуляцію. Достаточно, полагаетъ она, малой порціи кровопролитія, довольно, хотя бы издалека, невзначай, махнуть тѣнью пугачевщины, чтобы проявляющія наклонность къ свободѣ «помѣстья» опять пришли въ разумъ и дались въ руки правительству.
И прошлое, какъ будто, цѣликомъ подтверждаетъ это мнѣніе. Даже культурные, даже передовые представители помѣстнаго землевладѣнія, при всемъ завѣдомомъ своемъ «народолюбіи», болѣли искони недугомъ народобоязни — естественнымъ выраженіемъ ихъ классовой подоплеки, и только старались прикрыть свой недугъ — даже въ собственномъ сознаніи — благовидными разсужденіями на тему о крестьянской темнотѣ, крестьянскомъ невѣжествѣ. Эти разсужденія проходили красной нитью черезъ кампанію, которую нѣсколько лѣтъ тому назадъ вели земцы по вопросу о мелкой земской единицѣ, совмѣщая въ себѣ прихотливую смѣсь изъ стремленій приблизиться къ народу (чтобы на него политически опереться) и столь же сильныхъ опасеній, какъ бы ихъ не захлестнула народная волна. И развѣ не звучали въ томъ же омыслі либеральные голоса въ засѣданіяхъ иныхъ сельскохозяйственныхъ комитетовъ? развѣ не сдыхали мы въ позапрошломъ году краснорѣчивыхъ выраженій недовѣрія къ народу — по поводу министерскаго запроса о понихеніи избирательнаго права? развѣ не видѣли мы еще недавно, какъ петербургскій ноябрьскій съѣздъ осторожно обходилъ щекотливую тему всенароднаго избирательнаго права? И развѣ, наконецъ, совсѣмъ еще на-дняхъ не приходилось намъ читать записку о земскомъ соборѣ, поданную въ нижегородское губернское земское собраніе народникомъ Штанге, въ которой этотъ извѣстный устроитель артелей, хорошо освѣдомленный по части «помѣстныхъ» кривотолковъ, не безъ наивности увѣщалъ «владѣльческіе классы» не бояться и пойти на «разумныя, неизбѣжныя уступки»?
Все это — съ подлиннымъ вѣрно, все это — такъ, и однако: не успѣли еще просохнуть чернила, которыми г. Штанге писалъ свое обращеніе къ земцамъ, какъ пахнуло новымъ духомъ. Такъ, земское совѣщаніе въ Москвѣ — въ концѣ февраля — уже en toutes lettres — заявляетъ о необходимости народнаго представительства «на началахъ всеобщаго и равнаго, прямого и тайнаго избирательнаго права» и въ противоположность недавно еще популярной идеѣ о чисто политической конституціонной платформѣ (за нее ратовалъ нѣсколько мѣсяцевъ назадъ, между прочимъ, радикальный «Сынъ Отечества») намѣчаетъ аграрную реформу. Такъ, въ думахъ — невиданный случай — вносятся предложенія объ организаціи милиціи, о передачѣ полицейскаго аппарата изъ правительственныхъ рукъ въ вѣдѣніе представительныхъ учрежденій; такъ извѣстныя своей академичностью умѣренно-либеральныя и неумѣренно-скучныя «Русскія Вѣдомости» начинаютъ говорить человѣческимъ голосомъ о необходимости вооруженнаго сопротивленія, въ отвѣть на курскій погромъ гимназистовъ, а бакинскіе капиталисты образуютъ особый комитетъ самообороны, заодно съ представителями рабочихъ организацій.
Это не значитъ, конечно, что все перевернулось вверхъ .дномъ въ подлунномъ нашемъ мірѣ, что капиталистъ сталъ кротокъ, какъ ягненокъ, и либералъ пріобрѣлъ львиное сердце, но это значитъ, что революція уже перешагнула черезъ игрушечныя махинаціи современныхъ Макіавелли. Игроки самодержавнаго режима думали играть навѣрняка, но, подсчитывая карты, надѣясь либераловъ побить кулаками народной толпы и народную толпу скрутить трудами либераловъ, они не учли одного: что въ огромномъ процессѣ, въ которомъ тонетъ ихъ собственный корабль, все органически слито въ одно цѣлое, все связано въ одну цѣпь взаимодѣйствій.
И либеральное общество является не болѣе, какъ частью этого цѣлаго — великой буржуазной соціальной революціи. Оно воспринимаетъ отъ него директивы, оно получаетъ все новые импульсы, оно несется — и съ каждымъ днемъ все сильнѣй — на гребнѣ пролетарской волны. И въ сознаніи этой своей органической связанности, оно, волей-неволей, должно повышать демократизмъ своей программы, революціонность своихъ дѣйствій. Оно въ собственныхъ кровныхъ интересахъ вынуждено спѣшить — пока не поздно — связаться съ народомъ и прежде всего съ крестьянствомъ, пойти навстрѣчу его требованіямъ.
Вотъ объ эту то центростремительную силу революціи, вотъ объ эту то спайку живыхъ ея силъ и разбиваются и будутъ разбиваться и впредь всѣ усилія и хитрости безнадежно больного режима.