ДВА ЭПИЗОДА ИЗЪ ЦАРСТВОВАНІЯ ЕКАТЕРИНЫ II
править|
«Мать отечества была и нѣжнѣйшею матерью семейства.» (Похвальное слово Екатеринѣ H. М. Карамзина.)
«Баронъ Черкасовъ насъ встрѣтилъ и провелъ къ императрицѣ. Привитіе оспы совершилось скоро.» (Записка лейбъ-медика Димсдаля.)
|
Все время малолѣтства великаго князя Павла Петровича и его первая женитьба составляли еще недавно какъ бы пробѣлъ въ нашей исторіи; да и теперь о нихъ очень не много данныхъ, которыя притомъ не приведены въ послѣдовательный порядокъ.
Имѣя подъ рукой документы обнимающіе именно шестнадцатилѣтній періодъ, съ 1762 по 1778 г., и посвятивъ свои досуги въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ чтенію многаго, если не всего, что было написано объ этой эпохѣ, мы приведемъ рядъ фактовъ которые выставятъ Екатерину II въ прекрасномъ свѣтѣ, какъ умную мать, съ нѣжностью и иногда даже съ самоотверженіемъ заботившуюся о здоровьѣ своего единственнаго сына и объ его семейномъ счастіи.
Первый изъ двухъ эпизодовъ которые мы предположили описать есть привитіе оспы императрицѣ и ея наслѣднику, то-есть начало оспопрививанія въ Россіи; въ составъ второго войдутъ разныя извѣстія относящіяся до бракосочетанія великаго князя съ принцессой Гессенъ-Дармштадтскою.
Для полноты нашего очерка, мы будемъ группировать неизданныя до сихъ поръ свѣдѣнія съ тѣми которыя болѣе или менѣе давно были публикованы, и для того иногда прибѣгать къ выдержкамъ и точнымъ ссылкамъ на источники, ибо ничто не поясняетъ такъ событій какъ по возможности точное понятіе о той средѣ и тѣхъ обстоятельствахъ, подъ вліяніемъ которыхъ они происходили.
Подробности относящіяся собственно до введенія оспопрививанія въ Россіи представляютъ въ настоящее время особенный интересъ, такъ какъ, по случаю совершившагося въ прошломъ 1868 году столѣтія со времени этого событія, министерство внутреннихъ дѣлъ распубликовало въ № 1 Правительственнаго Вѣстника, 1-го января 1869 года, обширную программу врачебнаго трактата объ оспопрививаніи, обѣщая выдать, пополамъ съ Вольнымъ Экономическимъ Обществомъ, премію за лучшее спеціально-медицинское сочиненіе о семъ предметѣ. Въ эту программу входитъ между прочимъ, какъ незначительная доля огромнаго, немногимъ доступнаго труда, и исторія правительственныхъ мѣръ относящихся до начала оспопрививанія въ Имперіи.
Печатая имѣющіяся у насъ объ этомъ свѣдѣнія, мы искренне желаемъ чтобъ они доставили хоть сколько-нибудь полезные матеріалы гг. конкуррентамъ на премію.
ГЛАВА I.
правитьVoltaire.
Россія была въ продолженіи тридцати четырехъ лѣтъ предметомъ постоянной, дѣятельной и мудрой заботливости Екатерины II. Личность свою и наслѣдника своего престола считала она тѣсно связанными съ благоденствіемъ подвластнаго ей народа. Многія изъ принятыхъ ею мѣръ и нововведеній относились къ улучшенію быта огромнаго большинства населенія Имперіи, то-есть меньшей братіи, о которой вообще въ ту пору на Западѣ очень мало заботились. Вотъ почему такъ-называемый Екатерининъ вѣкъ былъ до 19го февраля 1861 года самымъ популярнымъ у насъ царствованіемъ. Быть-можетъ поэтому же и попеченія великой монархини объ ея малолѣтнемъ сынѣ въ глазахъ потомства и историка исчезаютъ какъ капля въ морѣ среди попеченій которыя ея всеобъемлющая дѣятельность посвящала Россіи.
Екатерина, безспорно, принадлежала къ числу самыхъ свѣтлыхъ умовъ своего времени. Притомъ умъ ея имѣлъ направленіе, такъ сказать, мужественное, чисто положительное, практическое, и однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ свойствъ его было то что, слѣдя, напримѣръ, за ходомъ какой-либо негоціаціи, какого-нибудь государственнаго дѣла или за развитіемъ законодательнаго вопроса, она не только никогда не теряла изъ виду сущности его въ общемъ объемѣ (ensemble), но и ни одной мелкой подробности. Девизомъ императрицы было полезное,[1] и въ бумагахъ, на которыя намъ придется ссылаться, мы не найдемъ ни; одной фразы, гдѣ бы высказывалось какое-либо преувеличенное чувство. Вездѣ преобладаютъ искренняя любовь къ Россіи, уваженіе къ ея обычаямъ и преданіямъ, справедливая гордость женщины знающей себѣ цѣну, характеръ пылкій и энергическій, желаніе совершить что-либо достославное или взять верхъ надъ политическимъ соперникомъ; но при этомъ много осторожной, разсудительной сдержанности и терпѣнія. Когда же отъ занятій государственныхъ у Екатерины остается досужное время, то и тутъ выступаютъ на сцену не воображеніе и женская чувствительность, а остроуміе и игривыя шутки.[2]
Но именно пылкость характера Екатерины убѣждаетъ насъ въ томъ что она не умѣла любить вполовину. И въ самомъ дѣлѣ, при всѣхъ своихъ обширныхъ занятіяхъ, она успѣвала очень рачительно пещись о своемъ малолѣтнемъ сынѣ.
Въ концѣ 1762 года, то-есть вскорѣ послѣ ея воцаренія, когда Даламберъ отказался отъ сдѣланнаго ему предложенія взять на себя воспитаніе цесаревича за 100.000 франковъ жалованья, императрица написала ему собственноручное и чрезвычайно настойчивое письмо, которое показываетъ, вопервыхъ, до какой степени въ глазахъ ея судьба наслѣдника была тѣсно соединена съ будущностью русскаго народа, а вовторыхъ, съ какой вообще возвышенной точки зрѣнія смотрѣла она на призваніе того и другаго.
Вотъ отрывокъ изъ этого письма на языкѣ подлинника, такъ какъ въ немъ много выраженій теряющихъ свою силу и значеніе въ переводѣ, хотя бы самомъ близкомъ паточномъ:
«Etre né ou appelé pour contribuer au, et même à l’instruction d’un peuple entier, et у renoncer, — c’est, cerne semble, ne pas vouloir faire le bien, que vous avez à coeur. Votre philosophie est fondée sur l’humanité: permettez-moi de vous aire que, de ne point se prêter à la servir, tandis qu’on le peut, c’est manquer son but…. j’avoue que l'éducation de mon file me tient fort à coeur et voue si, que peutêtre je vous presse trop. Pardonnez mon indiscrétion en faveur de la cause et soyez assuré que c’est l’estime qui m’а rendue si intéressée. P. S. Dans toute cette lettre je n’ai employé que les sentiments, que j’ai trouvée dans vos ouvrages: vous ne voudriez pas voue contredire.»[3]
Извѣстно, что и энциклопедисту Дидро было сдѣлано подобное предложеніе, но, если не ошибаемся, только словесно и менѣе настойчиво.[4] Какъ бы то ни было, воспитаніе цесаревича, еще прежде этого, поручено было императрицей Елизаветой Петровной графу Никитѣ Ивановичу Панину, облеченному при семъ случаѣ въ званіе оберъ-гофмейстера его высочества. Приводить здѣсь программу воспитанія, которую онъ тогда представилъ, мы считаемъ излишнимъ, не найдя въ ней ничего существеннаго, а одни только весьма общія мѣста. Она напечатана почти цѣликомъ въ № 4 Журнала Зеркало Свѣта 1786 года. Свѣдѣніями о примѣненіи этой программы-инструкціи обязаны мы полковнику Порошину, который, бывъ сперва флигель-адъютантомъ Петра Ш, назначенъ былъ въ 1762 г., при вступленіи императрицы на престолъ, наставникомъ къ великому князю и оставался при немъ, подъ руководствомъ графа Панина, до 1768 года. Дневникъ свой велъ онъ съ сентября мѣсяца 1764 и за 1765 г.[5]
За 1768 годъ мы имѣемъ свидѣтельство оспопрививателя Димсдаля. Онъ въ то время бывалъ ежедневно у цесаревича, и на стр. 321 сохранившейся въ государственномъ архивѣ записки о пребываніи его въ Россіи говоритъ: «что касается до воспитанія великаго князя, то едва ли есть принцъ которому оказано было болѣе вниманія (въ подлинникѣ: auquel on a rendu plus de justice). Онъ имѣетъ по всѣмъ наукамъ отличныхъ учителей, которые каждый день приходятъ его наставлять, и имъ онъ посвящаетъ большую часть своего времени. Утро проводитъ онъ весьма прилежно съ ними. Около полудня онъ отправляется изъявить свое почтеніе императрицѣ. Окончивъ обѣдъ, онъ возвращается къ своимъ учебнымъ занятіямъ, въ свои внутренніе покои, до самаго вечера.»[6]
Изъ числа нашихъ литераторовъ, П. К. Щебальскому удалось положительно доказать, посредствомъ свѣдѣній извлеченныхъ имъ изъ 400 писемъ и записокъ Екатерины II къ воспитателю цесаревича и вице-канцлеру графу Н. И. Панину,[7] напечатанныхъ во второй книгѣ Чтеній въ Московскомъ Обществѣ Исторіи и Древностей за 1863 годъ, что если императрица не очень входила въ воспитаніе великаго князя, предоставивъ въ этомъ отношеніи полную свободу графу Панину, то въ ту эпоху къ которой относится эта переписка, а именно въ 1764—1765 гг., когда наслѣднику престола было 10 и 11 лѣтъ (Павелъ I родился 20го сентября 1754 года),[8] отношенія между матерью и сыномъ были очень хорошія. П. К. Щебальскій замѣчаетъ, что въ такой возрастъ между ребенкомъ и матерью, не занимавшеюся непосредственно его воспитаніемъ, не могло еще быть ни особенной близости, ни обмѣна мыслей, словомъ, того что составляетъ основу привязанности въ людяхъ постоянно занятыхъ важными общими вопросами. Но какъ тогда, такъ и въ послѣдствіи времени (въ 1768 г.), великій князь и государыня видѣлись почти ежедневно и иногда по нѣскольку разъ въ день.[9]
Если заключеніями. К. Щебальскаго коснулись преимущественно добраго свойства взаимныхъ отношеній между матерью и сыномъ, то мы, съ своей стороны, нисколько не затруднимся вывести, въ подкрѣпленіе нашей темы, по его же выпискамъ изъ корреспонденціи императрицы съ Панинымъ, что она, въ продолженіе малолѣтства цесаревича, постоянно и чрезвычайно нѣжно заботилась объ его здоровьѣ. Панинъ едва ли не каждый день обязанъ былъ доносить ей о состояніи здоровья своего питомца; въ отвѣтныхъ письмахъ ея чисто встрѣчаются выраженія: «Сыну моему скажите мое благословеніе; увѣрьте генералъ-адмирала[10] въ моей нѣжной пріязни (tendresse); радуюсь что онъ здоровъ и веселъ»; приглашая его въ Петергофъ къ 29му іюня, она приказываетъ взять въ дорогу шубы великаго князя и, однажды, получивъ за нѣсколько дней до празднованія восшествія своего на престолъ извѣстіе что наслѣдникъ въ С.-Петербургѣ не совсѣмъ здоровъ, она пишетъ изъ Петергофа Панину: «Не лучше ли будетъ, чѣмъ рисковать его въ слабости перевозить, чтобъ я въ городъ пріѣхала для праздника? Мнѣ отселѣ гораздо свободнѣе подняться, нежели вамъ сюда, безъ поврежденія здоровья сына моего.» Письма великаго князя радовали императрицу; она ихъ хвалила Панину, и когда наслѣдникъ, безъ своего воспитателя, гостилъ у ней въ Петергофѣ, и она захворала, то она написала Панину что во время ея болѣзни цесаревичъ сидѣлъ у ея кровати (стр. 756 и 757 той же статьи).
Намъ, быть-можетъ, возразятъ, что заботливость Екатерины II о физическомъ благосостояніи великаго князя Павла Петровича, а въ послѣдствіи и о женитьбѣ его, была главнымъ образомъ основана на разчетахъ и интересахъ династическихъ. Замѣтимъ однакожь, что такой взглядъ скорѣе можетъ быть допущенъ относительно женитьбы цесаревича; что же касается до попеченій о здоровьѣ малолѣтняго сына, то они несомнѣнно имѣли источникомъ материнское сердце. Во всякомъ случаѣ, каждый слѣдъ заботливости великой монархини о наслѣдствѣ ея престола драгоцѣненъ для потомства, какъ доказательство ея любви къ Россіи.
Что же касается до иностранныхъ писателей, то они большею частію проходятъ молчаніемъ эпоху малолѣтства великаго князя Павла Петровича. Имѣя лишь самыя поверхностныя понятія о нашемъ отечествѣ и его потребностяхъ, они обращали свое вниманіе преимущественно на придворныя интриги того времени, причемъ ограничивались анекдотическою стороной исторіи, передавая потомству много преувеличенныхъ слуховъ, а порой и чистые вымыслы.
Впрочемъ, хотя еще до вступленія своего въ семью европейскихъ государствъ Россія была у иностранцевъ какъ бѣльмо на глазу, и хотя памфлеты на русское правительство появлялись и въ XVIII столѣтіи, особенно въ Германіи, но вообще на Западѣ было тогда не много дѣйствительно вліятельныхъ умовъ, и Екатеринѣ II легко было расположить къ себѣ Вольтера, Руссо, Даламбера, Дидро и Гримма.
Вслѣдствіе сего, при Екатеринѣ II недоброжелательство къ Россіи было исключеніемъ въ европейской публицистикѣ, и Екатерина могла восхищаться тѣмъ что Вольтеръ величалъ ее сѣверною Семирамидой (la Semiramis du Nord), и что принцъ де-Линъ ставилъ ее на ряду съ Лудовикомь XIV и Петромъ I, называя ее Catherine le Grand. Ей до того удалось очаровать Вольтера что онъ, по поводу Наказа, отдавалъ ей предпочтеніе предъ Солономъ, Ликургомъ и Юстиніаномъ, да кромѣ того еще выхвалялъ ее за то что она требовала отъ Поляковъ вѣротерпимости, и настойчиво совѣтовалъ ей прогнать Турокъ въ Азію и перенести свою столицу въ Константинополь.[11]
Въ Англіи распространены были предубѣжденія не столько противъ нашего правительства, сколько противъ всѣхъ слоевъ русскаго общества, и эти предубѣжденія довольно забавно оспаривалъ оспопрививатель Димсдаль въ упомянутой уже нами запискѣ о пребываніи своемъ въ Россіи, увѣряя что нигдѣ не замѣтилъ остатковъ варварства; что, напротивъ того, высшій классъ вѣжливъ, а народъ добродушенъ, смѣтливъ и услужливъ (стр. 322 записки Димсдаля).
Впрочемъ, изъ всѣхъ иностранныхъ авторовъ писавшихъ о царствованіи Екатерины, быть-можетъ только принцъ де-Линь и французскій посолъ графъ Сегюръ[12] провели нѣсколько лѣтъ въ Россіи. Другіе,[13] а въ числѣ ихъ и наѣзжавшіе къ намъ дипломатическіе агенты, чернили наше тогдашнее правительство общимъ, голословнымъ выраженіемъ: detestable administration intérieure, mécontentement presque ini ver sel,[14] и слишкомъ мало знали наше отечество чтобъ быть въ состояніи оцѣнить значеніе для него тѣхъ мѣръ которыя предпринимала женщина, такъ долго державшая твердою рукой кормило государственнаго правленія. Французскіе дипломаты наперерывъ тѣшили самолюбіе Лудовика XV и односторонность его министра графа Шуазеля внутренними раздорами и безденежьемъ Россіи. Прочитавъ одну изъ депешъ французскаго посла при своемъ дворѣ, Екатерина II написала вице-канцлеру графу Панину: «Куда какъ Шуазель знающъ о нашемъ положеніи!»[15] Такіе отзывы о великомъ царствованіи всего лучше доказываютъ какъ мало вниманія заслуживаютъ и въ настоящее время сужденія иностранцевъ о Россіи.
ГЛАВА II.
править|
«Ея величество такъ предусмотрительна что не пропускаетъ ни одного случая дѣлать добро своимъ подданнымъ.» Димсдаль (оспопрививатель).
«Екатерина II объѣхала почти всю Россію, и вотъ одна изъ причинъ той огромной популярности которою она до сего времени пользуется. Радостныя встрѣчи ласкали ея сердце. Она понимала какой великій политическій рычагъ эта народная преданность.» Щебальскій.
|
Ни одно государство не подвигалось такъ быстро на пути образованія какъ Россія со временъ Петра Великаго. Екатерина II по истинѣ продлила его царствованіе, приведя къ окончанію многое имъ начатое. Реформы ея большею частію удались. Но была разница въ пріемахъ. Императрица не входила, подобно Петру I, въ мельчайшія подробности, она давала общее направленіе, да и то большею частію по совѣщаніи со своими министрами; исполненіе же вполнѣ имъ предоставлялось. Усвоивая себѣ то что созрѣло вѣками на европейской почвѣ, мы не упускали изъ виду ни одного новаго изобрѣтенія. Много нужно было для сего дѣятелей, и въ высшихъ сферахъ общества далеко не было недостатка въ людяхъ даровитыхъ и просвѣщенныхъ. Лишь иногда не доставало исполнителей-спеціалистовъ, какъ мы это увидимъ далѣе.
Но развиваясь быстрѣе прочихъ націй, мы едва успѣвали оглядываться назадъ и давать себѣ отчетъ кто именно были виновники благодѣтельныхъ учрежденій, или кому принадлежалъ починъ полезныхъ нововведеній, утвердившихъ у насъ благоденствіе цѣлыхъ поколѣній. На русскомъ языкѣ даже нѣтъ выраженій равносильныхъ словамъ promoteur, initiateur. Во Франціи, напримѣръ, всякій хоть сколько-нибудь образованный человѣкъ знаетъ что тамъ ввелъ посѣвъ картофеля Пармантье (Parmentieur);[16] а въ Англіи — что картофель привезъ туда изъ Америки, при королевѣ Елизаветѣ, въ 1586 году, сэръ Вальтеръ Радей (Sir Walter Raleigh). Имена Дженнера (Jenner), Рабу-Помье (Rabout-Pommier), Джозефа Адамса и Обера (Aubert) также пользуются тамъ заслуженною популярностью, какъ имена людей подвинувшихъ впередъ спасительное для человѣчества открытіе оспопрививанія.[17] Въ Россіи же не равнодушіе къ согражданамъ, заслужившимъ благословенія потомства, но недосугъ припомнить кто именно совершилъ то или иное великое дѣло заставляетъ приписывать ихъ общими словами
Къ тому же простой народъ, до уничтоженія крѣпостной зависимости, развивался у насъ медленно, въ сравненіи съ высшимъ сословіемъ, и сохранилъ весьма немного историческихъ преданій.
Народъ этотъ однакожь любилъ Екатерину, называя ее матушкой-царицей[18] и, несмотря на четыре войны (впрочемъ счастливыя: двѣ Турецкія, Шведскую и Польскую), несмотря на укрѣпленіе малороссійскихъ крестьянъ, наужасы чумы и пугачевщины, до сихъ поръ прославляетъ царствованіе великой государыни и благоговѣетъ предъ ея памятью. Причина этого явленія та что она утвердила безопасность на нашихъ границахъ, причемъ вблизи видѣла народъ русскій, объѣхавъ почти всю Россію,[19] и привела въ исполненіе цѣлый рядъ мѣръ и распоряженій прославившихъ ея царствованіе и прямо касавшихся улучшенія матеріальнаго быта простонародья. Оданъ изъ ея историковъ, Жоффре (Jauffret, Histoire de Catherine II, Paris, 1860, p. 277), говоритъ: «Un vif intérêt pour la santé du peuple occupait continuellement son esprit» (живое участіе относительно общественнаго здравія постоянно озабочивало Екатерину II). Даже мысль объ освобожденіи крестьянъ возникла въ то же царствованіе;[20] но на практикѣ первый шагъ въ этомъ отношеніи совершенъ былъ Павломъ I, чрезъ ограниченіе барщины трехдневною работой.
Подобнымъ образомъ и введеніе оспопрививанія въ Россіи есть одинъ изъ самыхъ неувядаемыхъ лавровъ въ вѣнцѣ Екатерининомъ.
Но прочною славой своего правленія обязана была Она не себѣ одной: ей вѣрно служили сыны Россіи, и ихъ заслуги составляютъ славу Екатерины II и славу Россіи. Такъ и въ этомъ человѣколюбивомъ и спасительномъ для народа дѣлѣ, несмотря на лично совершенные при семъ случаѣ подвиги самоотверженія и любви къ отечеству, великая монархиня имѣла ревностнымъ и неутомимымъ сотрудникомъ истиннаго русскаго вельможу и доблестнаго патріота, перваго президента медицинской коллегіи, барона Александра Ивановича Черкасова. Онъ же, будучи однимъ изъ основателей Вольнаго Экономическаго Общества, ввелъ въ Россіи посѣвъ картофеля, и такимъ образомъ значительно содѣйствовалъ ослабленію гибельнаго вліянія жестокой эпидеміи и частыхъ неурожаевъ. Вслѣдствіе кратковременной, въ сравненіи съ другими государственными мужами того времени, дѣятельности (16тилѣтней) Черкасова, и иныхъ, весьма характеристическихъ, обстоятельствъ, его въ высшихъ а низшихъ слояхъ нашего общества чуть ли не постигъ удѣлъ забвенія, тогда какъ у насъ до сихъ поръ смотрятъ, такъ-сказать, сквозь увеличительное стекло на нѣкоторыя личности XVIII столѣтія, не по заслугамъ превознесенныя современниками-льстецами.
Однакожь труды Черкасова на благо соотечественниковъ и человѣчества помнятъ наши медики и ученые, и вотъ что недавно, отъ имени всего врачебнаго сословія въ Россіи, написалъ о немъ нашему извѣстному художнику М. О. Микѣшину президентъ медицинскаго совѣта и директоръ медицинскаго департамента тайный совѣтникъ Е. В. Пеликанъ (отношеніе отъ 20го іюня 1869 года, за № 5.191):
"При осмотоѣ вчерашняго числа вашей превосходной модели памятника императрицѣ Екатеринѣ II, мнѣ показалось что на ней недостаетъ одного изъ замѣчательнѣйшихъ людей той эпохи, именно: дѣйствительнаго тайнаго совѣтника барона Александра Ивановича Черкасова, какъ сподвижника незабвенной императрицы въ разныхъ полезныхъ нововведеніяхъ, и которому столько обязана медицинская администрація въ Россіи. Онъ ввелъ у насъ между прочимъ оспопрививаніе и посѣвъ картофеля, и тѣмъ спасъ цѣлыя поколѣнія отъ гибельнаго недуга и отъ голода; устроилъ въ Имперіи правильное медицинское управленіе; самъ написалъ уставъ государственной медицинской коллегіи (то-есть отдѣльнаго министерства), и былъ первымъ ея президентомъ. Кромѣ того, онъ былъ однимъ изъ учредителей и предсѣдателей Вольнаго Экономическаго Общества, гдѣ и теперь можно видѣть его портретъ. Не будучи врачомъ, онъ страстно любилъ медицину, внимательно слѣдилъ за ея развитіемъ и открытіями и, какъ горячій патріотъ, успѣшно примѣнялъ ихъ къ дорогому и обширному отечеству. Выписавъ въ 1768 году изъ Англіи, — гдѣ онъ посѣщалъ лекціи въ Кембриджѣ и пристрастился къ медицинѣ, — оспопрививателя Димсдаля, онъ присутствовалъ при произведенныхъ здѣсь опытахъ и склонилъ императрицу, для вящшаго убѣжденія ея подданныхъ въ пользѣ этой операціи, дозволить привить себѣ оспу, равно какъ и наслѣднику цесаревичу. До сихъ поръ сохранились ежедневныя собственноручныя записочки императрицы къ А. И. Черкасову о ходѣ ея болѣзни, или, правильнѣе, оспенный журналъ.
«А. И. Черкасовъ безспорно дѣлаетъ честь Екатерининскому періоду, и потому считаю долгомъ своимъ покорнѣйше просить васъ, не признаете ли вы, милостивый государь возможнымъ помѣстить его изображеніе на подножіи памятника, между статуями главныхъ сподвижниковъ великой императрицы, хотя бы въ видѣ медальйона, на одномъ изъ двухъ свободныхъ мѣстъ.»[21]
Свѣдѣнія о полезной дѣятельности барона Черкасова сохранились въ біографіяхъ и историческихъ запискахъ напечатанныхъ въ Россіи и заграницей, равно какъ и въ отрывочныхъ статьяхъ разныхъ врачей и литераторовъ, въ архивахъ и преданіяхъ. Бантышъ-Каменскій и Вейдемейеръ отнесли его къ числу замѣчательныхъ и достопамятныхъ людей русской земли.[22] Вейдемейеръ, повѣствуя о мѣрахъ которыя приняты были Черкасовымъ для введенія оспопрививанія въ Россіи, говоритъ что имъ былъ вызванъ изъ Лондона славный англійскій оспенный врачъ Аббатъ Спада, въ сочиненіи своемъ Ephêmérides russes,[23] выражается въ томъ же смыслѣ, называетъ Черкасова homme supérieur et éminent, и прибавляетъ: «Се fut le Baron Czerkassow qui, le premier dans tout l’Empire, introduisit l’inoculation de la petite vérole.» Наконецъ, самъ Димсдаль, говоря о своихъ безпрестанныхъ, ежедневныхъ съ нимъ сношеніяхъ, оставилъ объ немъ слѣдующій отзывъ: «Этотъ вельможа удостоилъ меня, въ продолженіи моего пребыванія въ Россіи, столькими знаками своей благосклонности что я счелъ бы себя весьма счастливымъ, еслибы могъ выразить ему мою признательность соотвѣтственно тому чѣмъ я ему обязанъ.»[24]
Будучи государственнымъ человѣкомъ въ полномъ смыслѣ слова, Черкасовъ вмѣстѣ съ тѣмъ имѣлъ случай теоретически ознакомиться съ медициной; но когда ему пришлось быть первымъ президентомъ устроенной имъ въ Россіи медицинской коллегіи, то онъ, дорожа обоими сотрудниками, иногда благоразумно уклонялся высказывать свое мнѣніе о степени искусства врачей, отзываясь что, какъ до меня сіе не слѣдуетъ, то судить не могу; а оставляю на разсмотрѣніе медицинской коллегіи.[25]
Для выясненія общественнаго положенія Черкасова, которое, приблизивъ его ко двору, дало ему возможность оказать незабвенныя заслуга, опишемъ здѣсь, по возможности кратко, его происхожденіе, воспитаніе, связи и характеръ.
ГЛАВА III.
править"You shall not find to him his like again."
Державинъ.
Отецъ Александра Ивановича Черкасова, Иванъ Антоновичъ^ первый баронъ Черкасовъ,[26] единственно природнымъ дарованіямъ обязанъ былъ своимъ возвышеніемъ. Онъ вступилъ въ службу въ 1705 году, сопровождалъ Петра Великаго въ Персію, въ Голландію и во Францію, гдѣ вмѣстѣ съ нимъ посѣтилъ г-жу де-Ментенонъ.[27] Императоръ подарилъ ему значительныя вотчины въ Ельцинскомъ уѣздѣ Смоленской (село Путятино съ деревнями) «въ Вѣдовскомъ уѣздѣ Тульской губерніи, которыми и по сіе время владѣютъ его потомки. Въ послѣдствіи онъ пострадалъ отъ Меншикова за приверженность къ Долгоруковымъ и былъ оосланъ въ Астрахань, гдѣ и пробылъ все царствованіе Анны Іоанновны спорщикомъ податей. По возвращеніи же ему прежнихъ званій и александровской ленты, Елисавета Петровна назначила Ивана Антоновича Черкасова кабинетъ-министромъ[28] и произвела его въ дѣйствительные тайные совѣтники и сенаторы.[29]
Въ Слоеаргь Бантышъ-Каменскаго (ч. V, стр. 261) находите ея полная біографія Черкасова, изображающая его человѣкомъ сердитымъ, упрямымъ, но трудолюбивымъ, распорядительнымъ и отличавшимся безстрашною правдивостью. Она составлена по анекдотамъ о Петрѣ Великомъ Голикова и Штеkина. Собственноручныя записочки этого государя, о которыхъ въ ней упоминается, не сохранились у потомковъ Черкасова.
Черкасовъ славился не только хладнокровіемъ и присутствіемъ духа, но и истиннымъ мужествомъ, и отвагою. Такъ, во время персидскаго похода, во главѣ 1.500 донскихъ казаковъ, отражалъ онъ 20.000 непріятельскаго войска (дипломъ на баронское достоинство), а когда сосланъ былъ въ Астрахань и цѣлымъ домомъ поплылъ на расшивѣ по Волгѣ, то спасъ себя и семью свою, открывъ между подряженными имъ бурлаками заговоръ противъ своей жизни.[30]
Спада разказываетъ о немъ что, имѣя много родственниковъ, Иванъ Антоновичъ однакоже рекомендовалъ на свое мѣсто въ кабинетъ-министры, какъ способнѣйшаго, по его убѣжденію, Ад. Вас. Олсуфьева (т. II, стр. 769), Екатерина II, будучи еще великою княгиней, имѣла высокое мнѣніе о Черкасовѣ;[31] князь Щербатовъ также упоминаетъ о немъ въ своемъ сочиненіи О древней и новой Россіи. Черкасовъ скончался въ С.-Петербургѣ, когда ему было подъ семьдесятъ лѣтъ отъ роду. Онъ погребенъ на старомъ Лазаревскомъ кладбищѣ Александро-Невской лавры.[32]
Понимая потребности своего вѣка и значеніе въ будущемъ Петровыхъ преобразованій, старикъ отправилъ старшаго сына своего, Александра, учиться въ Англію (Сиверсъ, ч. I, стр. 58 и Спада, ч. XI, стр. 247) и вмѣстѣ съ нимъ втораго своего сына, Ивана, который въ послѣдствіи обучался тамъ, между прочимъ, навигаціи. Спада говоритъ что Александру было тогда только десять лѣтъ отъ роду. Онъ былъ старшимъ изъ всѣхъ трехъ братьевъ, и изъ дѣлъ государственнаго архива видно что у нихъ были двѣ сестры, чуть ли не старше ихъ: Анна, бывшая за капитанъ-поручикомъ Шубинымъ, и Елисавета, которую въ 1761 году императрица (вѣроятно ея крестная мать) потребовала изъ Смоленскаго имѣнія ко двору, надо полагать, для того чтобы выдать ее заму;ъ за сына исторіографа Татищева, Евграфа Васильевича.[33] Между тѣмъ на сохранившейся понынѣ гробницѣ Ивана (на старомъ Лазаревскомъ кладбищѣ Невскаго монастыря) 1732 годъ обозначенъ какъ годъ его рожденія. Слѣдовательно, можно предполагать что оба брата родились во время ссылки ихъ отца въ Астрахань, и что онъ уже по возвращеніи своемъ оттуда отправилъ ихъ въ Англію.
Младшаго сына, Петра, отецъ оставилъ при матери, уступая ея мольбамъ. За то и воспитаніе получилъ онъ не такое блистательное какъ старшіе братья, и всегда самъ сожалѣлъ объ этомъ. Прослуживъ нѣсколько лѣтъ въ гвардіи, онъ провелъ большую часть своей жизни въ деревнѣ.[34]
Отъ старшаго брата мужескаго потомства теперь ужи нѣтъ; у втораго никогда дѣтей не было, и всѣ бароны Черкасовы, находящіеся нынѣ въ живыхъ, происходятъ отъ младшаго брата, то-есть отъ Петра Ивановича.
Займемся исключительно старшимъ.
Александръ Черкасовъ, посѣщая лекціи въ Кембриджскомъ университетѣ, съ блистательнымъ успѣхомъ прошелъ полный курсъ филологическихъ наукъ,[35] то-есть такъ-называемыхъ humaniora. Онъ пріобрѣлъ основательныя познанія въ шести языкахъ[36] и былъ, по возвращеніи въ Россію, необычайнымъ явленіемъ среди тогдашнихъ нашихъ вельможъ и однимъ изъ украшеній двора.[37] Тутъ выпало на его долю доказать, до какой степени богато результатами строго классическое образованіе, пріобрѣтенное имъ въ Англіи. Изъ этой страны вынесъ онъ также, какъ мы это увидимъ въ послѣдствіи, глубокое уваженіе къ закону и къ законности. Въ бытность тамъ Александра Черкасова, въ немъ развилась никогда не покидавшая его съ тѣхъ поръ страсть къ медицинѣ и къ агрономіи, — двумъ отраслямъ практическихъ познаній которыя уже тогда стояли на высокой степени въ этомъ государствѣ. Слушая изъ любознательности лекціи замѣчательнѣйшихъ медиковъ и агрономовъ, читая спеціальныя по атомъ предметамъ сочиненія, онъ въ послѣдствіи времена внимательно слѣдилъ за развитіемъ о открытіями врачебной науки и за успѣхами по всѣмъ отраслямъ сельскаго хозяйства, для тою чтобы съ пользой примѣнять все это къ своему отечеству.
Отправленный за границу въ 1742 году, 10ти лѣтъ отъ роду, А. И. Черкасовъ не могъ вернуться оттуда прежде 1752 года, то-есть уже 20ти лѣтъ. Во всякомъ случаѣ, отцу его удалось полюбоваться плодами даннаго сыну воспитанія. Изъ дѣдъ государственнаго архива видно что еще при жизни старика, въ іюнѣ мѣсяцѣ 1852 года, А. И. Черкасовъ вторично ѣздилъ за границу, будучи прапорщикомъ лейбъ-гвардіи Преображенскаго полка, но куда именно и зачѣмъ — неизвѣстно. Остается полагать что цѣлью этого путешествія было привезти обратно въ Россію младшаго брата, Ивана. Записанный еще въ 1747 году въ этотъ полкъ,[38] А. И. Черкасовъ въ 1701 году состоялъ въ немъ поручикомъ; а въ самый день своей кончины, 28 декабря 1761 г., императрица оказала ему большую милость, произведя ею, при отставкѣ, мимо чина капитанъ-поручика, прямо въ капитаны. Вѣроятно ему понадобилось тогда остаться въ Смоленскомъ имѣніи, доставшемся ему по раздѣлу послѣ смерти отца. Изъ дѣлъ государственнаго архива видно, что онъ еще въ іюнѣ мѣсяцѣ 1761 г. туда отправился. Изъ справки же бывшаго медицинскаго департамента[39] оказывается, что въ 1763 году онъ все еще находился въ отставкѣ гвардіи капитаномъ. Этотъ чинъ состоялъ въ рангѣ VI класса, то-есть полковника арміи, и списокъ Преображенскаго полка доказываетъ что служившіе въ немъ капитанами увольнялись бригадирами, то-есть съ чиномъ V класса. Сама императрица была полковникомъ Преображенскаго полка.
Въ 1759 году А. И. Черкасовъ женился на единственной дочери бывшаго гонителя своего отца, въ свою очередь ссыльнаго Бирона, принцессѣ Екатеринѣ Ивановнѣ (Елисаветѣ-Гедвигѣ) Курляндской.[40] Бракъ Черкасова помогъ его карьерѣ, но, въ домашнемъ отношеніи, далеко не былъ счастливъ.
Скучая при родителяхъ своихъ въ Ярославлѣ, не менѣе какъ въ Пелымѣ, принцесса Биронъ въ 1749 году была привезена въ Москву женою ярославскаго воеводы Пушкина, принесла чрезъ нее жалобу императрицѣ Елисаветѣ Петровнѣ въ томъ, будто отецъ и мать препятствуютъ ея переходу изъ лютеранства въ православіе, была торжественно воспріята отъ купели самою государыней въ С.-Петербургѣ, въ Головинскомъ дворцѣ, съ той поры постоянно имѣла жительство въ царскихъ резиденціяхъ[41] и была чѣмъ-то въ родѣ гофмейстерины надъ фрейлинами, не нося впрочемъ офиціально никакого придворнаго званія. Какъ дочери бывшаго регента Имперіи и владѣтельнаго лица, которая прежде сама имѣла при себѣ фрейлинъ и цѣлый придворный штатъ,[42] ей нельзя было пожаловать шифръ. Притомъ же, еще въ царствованіе Анны Іоанновны, любившей ее какъ дочь, она, будучи 12тилѣтнимъ ребенкомъ, присутствовала при придворныхъ торжествахъ вовнѣ императрицы, нося на груди высшую степень того же знака, портретъ государыни осыпанный брилліантами, чрезъ что по крайней мѣрѣ равнялась со статсъ-дамами и камеръ-фрейлинами.[43] Въ 1750 году принцесса была сосватана за камергера Петра Салтыкова, а въ 1753 г. за князя Юрія Хованскаго;[44] но ни тотъ, ни другой бракъ не состоялась, и когда она вышла за барона Черкасова, ей уже было за 30 лѣтъ отъ роду, то-есть 32 или даже 33 года.[45] Кромѣ выразительныхъ черныхъ глазъ, довольно привлекательнаго ума, нѣмецкой болтовни, плѣнявшей Петра III, принцесса Курляндская не имѣла ничего чтобы могло возбудить къ ней любовь: она была смугла, мала ростомъ, и если не положительно горбата, то, по крайней мѣрѣ, весьма сутуловата. Екатерина II, которая ее очень не жаловала, въ своихъ запискахъ называетъ ее маленькимъ чудовищемъ и горбатою (petit monstre, bossue), и передаетъ о ней разныя дрязги.[46] Слѣдовательно, брачный союзъ ея съ Черкасовымъ, который былъ моложе принцессы, можно только объяснить, съ его стороны, желаніемъ угодитъ императрицѣ Елисаветѣ Петровнѣ (которая смотрѣла на дочь Бирона какъ на сироту и очень хотѣла ее пристроить) и чрезъ то упрочить свое положеніе при дворѣ.[47] По случаю свадьбы своей, баронесса Черкасова получала въ приданое (вѣроятно отъ августѣйшей своей воспріемницы) 20.000 рублей и мебели на 30.000 рублей.[48]
Черкасовъ выигралъ этимъ только то что Елисавета Петровна воспріяла отъ купели его дочь, родившуюся въ 1761 г. и получившую при этомъ случаѣ ея имя, и что Петръ III былъ воспріемникомъ его сына, родившагося въ слѣдующемъ году, нареченнаго въ честь сего государя Петромъ и тогда же пожалованнаго, съ колыбели, какъ это водилось въ то время, въ сержанты гвардіи.
Царская фамилія состояла тогда только изъ четырехъ особъ: Елисаветы Петровны, ея наслѣдника, великой княгини Екатерины Алексѣевны и малолѣтняго великаго князя Павла Петровича. Въ такомъ тѣсномъ кругу легко было смѣтливому Черкасову различить кому принадлежала будущность. Онъ настолько сблизился съ великою княгиней, уважавшею его отца (кабинетъ-министра), что при воцареніи ея уже пользовался ея расположеніемъ и довѣріемъ, тѣмъ болѣе что во-время примкнулъ къ партіи Орловыхъ и притомъ состоялъ въ родствѣ не только съ возвратившимся снова въ Курляндію герцогскимъ семействомъ, но и съ Бѣлосельскими, Строгановыми и пр.
Дѣйствительное возвышеніе Черкасова, началось со вступленіемъ на престолъ Екатерины II. Въ 1764 году она взяла его съ собою въ Ригу и Митаву,[49] а по возвращеніи оттуда уже до того ему довѣряла, что назначила его въ число судей надъ Мировичемъ. Здѣсь кстати сказать что онъ, какъ приверженецъ Орловыхъ, былъ почта въ открытой враждѣ съ княгинею Дашковою, а что съ графомъ Н. И. Панинымъ онъ находился въ какомъ-то соперничествѣ нѣсколько лѣтъ сряду, быть-можетъ потому что считалъ себя не менѣе его способнымъ управлять коллегіей иностранныхъ дѣлъ. О семейной и свѣтской жизни Черкасова за это время осталось только одно свѣдѣніе: въ спектаклѣ, данномъ 21 февраля 1766 года, въ присутствіи императрицы, въ домѣ оберъ-камергера графа Петра Борисовича Шереметева, въ комедіи сочиненія Лагранжъ Le contre-tems, участвовала, между прочими, баронесса Екатерина Ивановна Черкасова.[50]
Оканчиваемъ эту главу біографическими свѣдѣніями о братѣ, дѣтяхъ и внукахъ барона Александра Ивановича Черкасова.
Въ то время Черкасовы были не единственный примѣръ двухъ братьевъ принадлежавшихъ къ двумъ различнымъ партіямъ. Пока въ 1762 г. Александръ Ивановичъ сближался съ Орловыми, Иванъ Ивановичъ, считаясь во флотѣ,[51] былъ флигель-адъютантомъ, — и
Какъ Минихъ, вѣренъ оставался
Паденью третьяго Петра.
Онъ совершилъ съ Петромъ извѣстное плаваніе на катерѣ изъ Ораніенбаума въ Кронштадтъ и обратно. Есть преданіе, будто этотъ только разъ онъ и былъ въ морѣ, и потому заслужилъ наименованіе marin d’eau douce (рѣчной пловецъ). Онъ никогда не былъ близокъ ко двору Екатерины II. Подсмѣиваясь надъ дачей „Mon repos“, выстроенной имъ на Петергофской дорогѣ у самаго проѣзда, отчего ее постоянно заносило пылью, она называла эту дачу Mon tourment (мое мученье). Однакожь и въ ея царствованіе Иванъ Ивановичъ, будучи генералъ-кригсъ-коммиссаромъ флота и членомъ адмиралтействъ-коллегіи, какъ говорится, происходилъ чинами былъ вице-адмираломъ и имѣлъ голштинскую Аннинскую ленту, вѣроятно въ память приверженности своей къ Петру III. Онъ былъ Женатъ на фрейлинѣ княжнѣ Елисаветѣ Михайловнѣ Бѣлоседьской-Бѣдозерской, сестрѣ оберъ-шенка и президента Академіи Художествъ, князя Александра Михайловича Бѣлосельскаго-Бѣлозерскаго. Овдовѣвъ, баронъ Иванъ Ивановичъ Черкасовъ поселился въ домѣ шурина своего, у Аничкова моста, гдѣ и скончался въ 1811 году. Другія двѣ сестры князя Бѣлосельскаго были: одна за В. С. Салтыковымъ, а другая за барономъ С. Н. Строгановымъ. Бантышъ-Каменскій, Спада и князь П. В. Долгоруковъ упоминаютъ о баронѣ И. И. Черкасовѣ.
Дочь барона А. И. Черкасова, Елисавета Александровна, помѣщена была въ Смольный монастырь въ 1767 г. (полный курсъ продолжался тамъ сперва 12, а потомъ 8 лѣтъ), выпущена оттуда въ 1779 г. первою воспитанницей втораго выпуска, причемъ подучила золотой шифръ Екатерины II; въ 1780 г., находясь при матери своей въ Дерптѣ, вышла за лифляндскаго дворянина полковника Евстаеія Ивановича (Gustaw) фонъ-Пальменбахъ. Онъ былъ сынъ генералъ-поручика и ордена Св. Александра Невскаго кавалера, И. И. (Moritz) фонъ-Пальменбаха, бывшаго нѣкогда адъютантомъ Бирона, а въ послѣдствіи командовавшаго дивизіей въ Семилѣтнюю войну, и Женатаго на дочери генералъ-фельдцейхмейстера и Андреевскаго кавалера Александра Никитича Видьбуа (Villebois), имѣвшаго въ супружествѣ дѣвицу Будбергъ. Молодой Пальменбахъ былъ видный и чрезвычайно храбрый кавалерійскій офицеръ; онъ славился отвагой, любилъ жизнь боевую, веселую и, во время Второй Турецкой войны, уже принадлежалъ къ партіи Зубовыхъ. Съ 1781 по 1784 г. у него родилось три дочери. Когда онъ отправился въ походъ, жена его поселилась въ имѣніи у отца своего, гдѣ и осталась послѣ его кончины. Между тѣмъ Пальменбахъ получилъ подъ Очаковомъ орденъ Св. Георгія 4й степени, а во время Польской кампаніи, въ чинѣ полковника, тотъ же орденъ Зй степени. Командуя, въ 1792 году, въ сраженіи подъ Дубянкою,[52]
Елисаветградскимъ конно-егерскимъ полкомъ, онъ палъ геройскою смертью, по отбытіи двухъ батарей у Костюшки, въ ту минуту когда, лишившись правой руки, взялъ саблю лѣвой рукой и повелъ было атаку на третью непріятельскую батарею. Въ 1797 году вдова его пріѣхала въ Петербургъ извѣстить дочерей своихъ, уже находившихся въ Смольномъ монастырѣ. Начальника этого заведенія, статсъ-дама Лафонъ, обрадованная прибытіемъ одной изъ своихъ лучшихъ ученицъ и чувствуя преклонность своихъ лѣтъ, сама пожелала сдать ей свою должность. Павелъ I и Марія Ѳедоровна приняли ее особенно милостиво, въ память заслугъ отца и мужа. Съ самаго назначенія ея помощницей начальницы, императрица вступилась Елисаветой Александровной Пальменбахъ въ переписку, адресованную сперва С. И. Лафонъ и ей, а потомъ ей одной, и заключающую цѣлый рядъ драгоцѣнныхъ доказательствъ царственной заботливости о Смольномъ монастырѣ. Изъ этой переписки видно что г-жа Лафонъ скончалась въ іюнѣ мѣсяцѣ 1797. г. и что Е. А. Пальменбахъ тогда же заступила ея мѣсто. 20го іюля того же года она пожалована была въ кавалерственныя дамы,[53] и, вслѣдъ затѣмъ, старшая дочь ея, еще находившаяся тогда въ числѣ воспитанницъ монастыря, во фрейлины. Но, въ 3802 году, Е. А. Пальменбахъ, подъ предлогомъ разстройства здоровья, вдругъ захотѣла удалиться. Ей показалось что неограниченное къ ней довѣріе императрицы поколебалось. Напрасно Марія Ѳедоровна писала ей изъ Павловска чтобъ она берегла свои силы и убѣждала ее остаться, пока она еще не имѣла никого въ виду на ея мѣсто…. 15го апрѣля она наконецъ увѣдомила г-жу Пальменбахъ что императоръ Александръ Павловичъ согласился на увольненіе ея отъ должности начальницы, и прислала ей копію съ указа сенату, собственноручно скрѣплепную государемъ, объ освобожденіи, за ея усердную службу, мызъ ея въ Курляндской губерніи, на 6 лѣтъ, отъ платежа арендныхъ въ казну денегъ. И въ послѣдствіи еще императрица увѣряла письменно Елисавету Александровну въ неизмѣнномъ участіи своемъ въ отношеніи къ ней и ея дѣтямъ. Съ тѣхъ поръ она вела въ Петербургѣ жизнь уединенную и скромную, хотъ имѣла значительныя родственныя связи, Принцы Бироны, герцогиня Саганъ и графиня Віельгорская были ея двоюродные братья и сестры, князь А. М. Бѣлосельскій-Бѣлозерскій и Б. М. Салтыкова были также съ нею въ родствѣ. Всегда окруженная своею семьей, Е. А. Пальменбахъ пользовалась большимъ уваженіемъ камеръ-фрейлины Б. И. Нелидовой и всѣхъ знавшихъ ее въ Смольномъ монастырѣ, гдѣ преемницей ея была Ю. Ѳ. Адлербергь. Она скончалась въ 1832 г., на 72 году отъ роду. По случаю празднованія въ 1864 году столѣтняго юбилея Смольнаго монастыря, Высочайше повелѣно было, между прочимъ, сосѣдній съ онымъ Тульскій переулокъ переименовать въ Пальменбахскій (сенатскій указъ 12го августа № 45.310, см. Сѣверную Почту того времени), а правнучатъ Елисаветы Александровны Пальменбахъ, дочерей генералъ-лейтенанта Л. П. Батюшкова, Софью и Александру, зачислить въ Смольный монастырь пансіонерками. Полныя свѣдѣнія объ угасшемъ родѣ фонъ-Пальменбахъ находятся въ Матрикулахъ и Гербовникѣ Лифляндскаго Рыцарства, № 154, стр. 274, гдѣ сказано что у Евстаѳія Ивановича былъ старшій братъ (по имени не названъ), который также былъ въ военной службѣ и еще прежде его убитъ на войнѣ (какой, не объяснено). Объ осадѣ Кольберга ихъ отцомъ, генералъ-поручикомъ фонъ-Пальменбахомъ, подъ начальствомъ графа Фермора, упоминаетъ также, въ I томѣ своихъ записокъ, на стр. 77 и 83.
Сынъ и внукъ барона А. И. Черкасова, то-есть родной братъ Елисаветы Александровны Пальменбахъ, баронъ Петръ Александровичъ, и единственный сынъ его баронъ Александръ Петровичъ, служили прежде въ гвардіи; первый находился въ 1812 г. вънародномъ ополченіи, былъ въ 1813 г. губернаторомъ Люблинской губерніи при русскомъ временномъ правительствѣ, которое состояло въ Варшавѣ подъ предсѣдательствомъ сенатора В. С. Ланскаго, и умеръ въ 1828 году; второй былъ сперва офицеромъ Измайловскаго полка, потомъ уѣзднымъ предводителемъ дворянства въ Смоленской губерніи, и скончался въ 1844 г. Со смертію его пресѣклась старшая вѣтвь бароновъ Черкасовыхъ. Изъ дочерей барона Петра Александровича, одна, баронесса Анна Петровна, была въ замужествѣ за генералъ-лейтенантомъ, сенаторовъ графомъ П. Ѳ. Буксгевденомъ; другая, баронесса Екатерина Петровна, также скончалась, а теперь находится въ живыхъ только баронесса Софья Петровна, которой, какъ родной внукѣ барона Александра Ивановича, и посвященъ настоящій трудъ нашъ.
ГЛАВА IV.
править|
„Міръ удивляется блестящимъ успѣхамъ оружія Екатерины; но Россія обожаетъ ея уставы.“ Н. М. Карамзинъ.
„Екатерина познакомилась съ положеніемъ своей Имперіи; съ духомъ народа. Мудрыя учрежденія слѣдовали неразрывною цѣпью; каждая часть, пройдя чрезъ ея руки, оживлялась, принимала лучше и прочное образованіе.“ П. А. Сумароковъ.
|
Въ первые же годы царствованія императрицы Екатерины II, Черкасовъ обращаетъ на пользу Россіи близость свою ко двору и познанія пріобрѣтенныя за границей: задуманный имъ планъ устройства правильнаго медицинскаго управленія въ Имперіи и написанный имъ[54] уставъ или инструкція медицинской коллегіи удостоиваются одобренія императрицы и приводятся имъ въ исполненіе; а въ 1765 году онъ принимаетъ дѣятельное участіе въ учрежденіи Вольнаго Экономическаго Общества, которое съ того же года занялось распространеніемъ картофеля въ Россіи и очень много трудилось о введеніи у насъ оспопрививанія.[55]
Въ тогдашней Россіи, не владѣвшей еще ни Бѣлоруссіей, ни Литвой, ни Курляндіей, ни Финляндіей, ни Бессарабіей, ни Новороссійскимъ краемъ съ Крымомъ, ни Грузіей, считалось въ то время только 20 милліоновъ жителей.[56] Приращенію населенія постоянно угрожали два бѣдствія: мѣстные неурожаи и заразительныя болѣзни, въ особенности оспа Они почти опустошали цѣлыя полосы Имперіи. Поэтому Екатерина съ самаго начала своего царствованія обратила особое вниманіе на предотвращеніе чрезвычайной смертности, на сохраненіе народа и воспитаніе дѣтей въ условіяхъ по возможности гигіеническихъ. Съ этою цѣлью учреждены были: Медицинская коллегія, Экономическое Общество, Смольный монастырь, Воспитательный домъ, преобразованъ Шляхетный корпусъ и вызваны иностранные колонисты. Кромѣ того, мудрая государыня постоянно слѣдила за тѣмъ чтобы предметы первой необходимости продавались жителямъ столицы добраго качества и по сходной цѣнѣ. Ежедневно первый входилъ въ ея кабинетъ оберъ-полицеймейстеръ, и вмѣстѣ съ докладомъ о происшествіяхъ, докладывалъ о цѣнахъ на жизненные припасы и пр.[57]
Съ 1763 года медицинская коллегія не только замѣняетъ прежнюю медицинскую канцелярію,[58] не имѣвшую достаточно опредѣленнаго круга дѣйствія и обширной власти, но и объемлетъ всю врачебную и фармацевтическую часть въ Россіи, и гражданскую, и военную.[59] Одновременно съ распубликованіемъ высочайшеутвержденнаго устава (инструкція) коллегіи, баронъ Черкасовъ, указомъ 12го ноября 1763 года былъ назначенъ ея президентомъ, съ производствомъ изъ отставныхъ капитановъ гвардіи,[60] мимо пожалованія въ бригадиры, прямо въ дѣйствительные камергеры, то-есть въ чинъ 4го класса; вмѣстѣ съ тѣмъ, по случаю занятій въ коллегіи, онъ былъ освобожденъ отъ очереднаго дежурства при дворѣ.[61]
Обязанности медицинской коллегіи, и въ особенности ея президента, изложены въ вышеупомянутой инструкціи. Она напечатана въ томѣ IX Полнаго Собранія Законовъ (1762—1765 гг.) подъ № 11.965. Въ именномъ указѣ, данномъ посему случаю сенату (тамъ же, № 11.964), сказано что коллегія медицинскаго факультета учреждается съ равными другимъ коллегіямъ преимуществами и раздѣляется на два департамента: собственно коллегію докторскаго и лѣкарскаго искусства и канцелярію. Коллегіи дана власть дѣлать распоряженія касающіяся до врачеванія по всей Имперіи и до распространенія медицинской науки. По инструкціи президентъ назначается въ коллегію яко первенствующая только персона, а въ канцеляріи быть ему главнымъ командиромъ. Въ началѣ этого документа упоминается что мало докторовъ изъ россійскихъ людей, и иногда призываются малознающіе чужестранцы, да и тѣхъ, по пространству Имперіи, во внутреннихъ, а паче отдаленныхъ провинціяхъ недостаточно, да и аптекъ не заведено. Въ уваженіе этой государственной надобности, главнѣйше вмѣнено въ обязанность коллегіи: 1) Заботиться о сохраненіи народа врачеваніемъ и 2) образовать русскихъ докторовъ и всюду заводить аптеки. Къ этому императрица собственноручно приписала: „Не забыть и о госпиталяхъ по провинціямъ учрежденіе сдѣлать и намъ представить.“ Въ особенности предписано докторскую науку часъ отъ часу больше просвѣщать и лишнихъ въ столицахъ врачей отправлять въ губерніи для пользованія народа, слѣдить за болѣзнями провинціалъ, требовать отъ находящихся тамъ докторовъ чтобъ они высылали оттуда срочныя донесенія о своихъ дѣйствіяхъ и о болѣзняхъ которымъ подверженъ народъ. Врачей запрещено опредѣлять, какъ прежде, наудачу, по рекомендаціямъ, по искательству; а въ столицахъ указано давать мѣста военнымъ лѣкарямъ только по прослуженіи ими шести лѣтъ, „дабы худые у хорошихъ, а младшіе у старшихъ не отымали по проискамъ доходныхъ мѣстъ“. Членами коллегіи предписано быть: 3 докторамъ медицины, 1 штабъ-лѣкарю, 1 лѣкарю, 1 оператору и 1 аптекарю. Въ коллегію назначены два секретаря: одинъ свѣдущій въ латинскомъ языкѣ, другой изъ русскихъ ученыхъ, съ обязанностью вести протоколы и издавать Записки Докторовъ Россійскихъ на латинскомъ языкѣ, съ переводомъ, въ видѣ экстрактовъ, на русскій языкъ. Въ числѣ поощреній искуснымъ врачамъ упоминается назначеніе ихъ почетными членами коллегіи. Ей предписано собираться два раза въ недѣлю, кромѣ экстренныхъ случаевъ; приказано имѣть свою диспенсаторію, библіотеку и анатомическій театръ, а также завѣдывать ботаническими огородами. Власть президента ограничена (не забудемъ что редакторомъ устава былъ самъ Черкасовъ) въ томъ смыслѣ что ему не дано никакого голоса въ докторскихъ разсужденіяхъ по правиламъ науки врачеванія, „потому что сіе прямо только ученымъ принадлежитъ“; но высокое призваніе его выражено словами: „что ученые придумывать будутъ, то онъ долженъ соображать съ пользою народною и съ соблюденіемъ интереса государственнаго“, и ему предоставлено право созывать экстраординарныя засѣданія и обо всемъ, что сочтетъ нужнымъ, докладывать императрицѣ. Одни только лейбъ-медики и штабъ-хирурги изъяты изъ вѣдомства коллегіи. Въ пунктѣ 13 сказано что, въ случаѣ полученія рапорта о появленіи гдѣ-либо мороваго повѣтрія, оспы или иной заразы, коллегія должна отвращать ихъ распространеніе. Вотъ въ главныхъ чертахъ сущность этого замѣчательнаго устава.
Черкасовъ съ жаромъ принялся за преобразованіе русскаго медицинскаго факультета.[62] Ему, какъ первому президенту медицинской коллегіи съ самаго ея учрежденія, Екатерина II, по свидѣтельству профессора Я. А. Чистовича, поручила на первый случай представить кандидатовъ въ члены коллегіи.[63]
Они взяты были имъ исключительно изъ сословія врачей; но выборъ былъ не великъ: на службѣ находилось всего до 45 докторовъ, не считая лейбъ-медиковъ, членовъ Академіи Наукъ и профессоровъ Московскаго университета,[64] и они были большею частью иностранцы.[65] Тотъ же, извѣстный своими учеными разысканіями, медикъ повѣствуетъ, что когда, три года спустя (въ 1766 году), умеръ младшій членъ коллегіи, лѣкарь Христіанъ-Лудвигъ Блокъ, и нужно было представить императрицѣ пять кандидатовъ изъ гвардейскихъ лѣкарей для замѣщенія этой вакансіи, то лѣкарь Семеновскаго полка Тарловъ (котораго въ 1764 году президентъ Малороссійской коллегіи и главный командиръ Украинскаго и Малороссійскаго корпусовъ, графъ П. А. Румянцевъ, въ послѣдствіи фельдмаршалъ, хотѣлъ имѣть при Малороссійской канцеляріи, въ Глуховѣ) поставленъ былъ первымъ, и императрица его утвердила.[66]
Точно также и избранные на первый разъ Черкасовымъ шесть кандидатовъ въ члены медицинской коллегіи были утверждены 27-го ноября 1763 года.[67] И въ теченіи слѣдующаго 1764 года, какъ это видно изъ его переписки съ начальницей Смольнаго монастыря, княжною А. С. Долгоруковой и съ тѣмъ же графомъ Д. А. Румянцевымъ,[68] онъ часто ссылается на то что о такомъ-то предметѣ докладывалъ государынѣ словесно, либо письменно, что докладъ его угоденъ ей показался, полную ея апробацію получилъ, и что ея величество тутъ же, въ его присутствіи, написала на немъ: Быть по сему. Медицинская коллегія оставалась притомъ въ единственномъ вѣдѣніи и протекціи императорскаго величества.[69]
Жоффре разказываетъ (стр. 276 и 277) что въ завѣдываніе коллегіи поступили всѣ госпитали и госпитальныя школы, что она прилагала попеченіе къ уменьшенію смертности, достигавшей ужасающихъ размѣровъ, и публиковала свои труды и протоколы. Если послѣднее указаніе справедливо, то очень любопытно было бы доискаться печатныхъ протоколовъ коллегіи? Экземпляры ихъ должны находиться въ библіотекѣ медицинскаго департамента и въ богатомъ, какъ мы слышали, матеріалами архивѣ медицинской коллегіи, находящемся на Аптекарскомъ островѣ. Коллегія поощряла медиковъ составлять и переводить на русскій языкъ лучшія сочиненія о медицинѣ. Знаменитому ганноверскому врачу Циммерману, другу Лафатера, поручено было прислать въ Россію опытныхъ врачей изъ Германіи.[70]
Въ это время изданы были врачебныя правила для наставленія родителей всякаго званія: какъ содержать дѣтей, какой вести имъ образъ жизни, какую употреблять пищу. Ознакомленіе народа съ предохранительнымъ дѣйствіемъ натуральной оспы также составляло предметъ дѣятельной заботливости барона Черкасова. Докторъ Янишъ, выборгскій уроженецъ, которымъ онъ особенно дорожилъ, какъ однимъ изъ ученѣйшихъ въ Россіи медиковъ, написалъ въ 1764 году трактатъ объ оспопрививаніи, обратившійся въ руководство для нашихъ врачей,[71] и въ томъ же году Бахерахтъ началъ производятъ опыты оспопрививанія въ Петербургѣ.[72]
Какъ начальникъ, Черкасовъ вообще оставилъ по себѣ прекрасную память въ медицинскомъ сословіи: онъ всегда настойчиво вступался за своихъ подчиненныхъ и горячо принималъ къ сердцу когда ихъ службу цѣнили легко и несправедливо.[73]
Редижированная имъ инструкція въ руководство медицинской коллегіи показываетъ его намъ, кромѣ того, достойнымъ и искреннимъ патріотомъ, умѣвшимъ оберегать интересы Россіи и притомъ глубоко убѣжденнымъ въ ея блистательной будущности и въ дарованіяхъ ея сыновъ. Въ ней сказано: „Коллегія должна изобрѣсти способы, чрезъ сношеніе съ Московскимъ университетомъ, чтобы изъ подданныхъ россійскихъ воспитывать и обучать какъ въ теоріи, такъ и въ практикѣ докторской. И сіе будетъ современенъ сохраненіемъ излишнимъ денежныхъ расходовъ въ государствѣ; которые теперь издерживаются на тѣхъ что посылаютъ въ чужіе университеты; а притомъ и избѣжаніемъ чтобы принимать безъ разбору иностранцевъ достойныхъ и недостойныхъ, къ чему теперь нужда приводитъ.“[74]
Прежде чѣмъ описывать ходъ введенія оспопрививанія въ Россіи, нелишне будетъ упомянуть въ какомъ положеніи находилось въ то время это дѣло въ Европѣ, и на много ли опередили насъ въ этомъ отношеніи другія государства.
ГЛАВА V.
правитьСумароковъ,
По свидѣтельству многихъ писателей, оспа перешла въ Европу еще въ VI столѣтіи изъ Эѳіопіи и Аравіи,[75] и прививаніе натуральной оспы искони было знакомо восточнымъ народамъ. Писали объ оспѣ: одинъ изъ современниковъ Магомета, Ааронъ (въ Александріи), и арабскій врачъ Разисъ, жившій около 900 г. по P. X.[76]
Въ первой половинѣ ученаго и предпріимчиваго XVIIІ столѣтія, леди Монтегю, супруга великобританскаго посла въ Константинополѣ, первая рѣшилась привить тамъ оспу (по греческому способу) своему сыну, подвергла потомъ въ Лондонѣ свою дочь той же операціи, и въ 1721 году издала брошюру, въ которой совѣтовала западному міру воспользоваться этимъ великимъ открытіемъ. Но именно въ Англіи, и оообенно во Франціи, гдѣ новое открытіе встрѣтило сильныхъ и упорныхъ антагонистовъ, гдѣ противъ него раздавались ученые и богословскіе возгласы факультета и Сорбонны, распространеніе его, а въ послѣдствіи и прививаніе коровьей оспы, потребовало со стороны правительствъ несравненно большихъ усилій чѣмъ въ Голландіи, Швеціи и Германіи. Первые опыты привитія натуральной оспы совершены были въ Лондонѣ тамошнею медицинскою коллегіей надъ шестью преступниками приговоренными къ смертной казни. Нѣсколько времени спустя принцесса Вельская, уступая настойчивымъ совѣтамъ леди Монтегю, подвергла дѣтей своихъ оспенной операціи. Во Франціи въ 1756 году герцогъ Орлеанскій совершилъ подобный же подвигъ, обратившійся въ благодѣяніе народу (Cet auguste exemple fur un bienf ait, autant qu’un acte de de courage).[77] Но о медленномъ ходѣ оспопрививанія во Франціи, несмотря на старанія Даламбера доказать статистическими выводами его пользу, одинъ изъ самыхъ ревностныхъ сторонниковъ этого нововведенія, Вольтеръ, свидѣтельствуетъ въ перепискѣ своей съ Екатериною II, говоря: „Pour nous autre“, nous avons été sur le point de ne pouvoir être inocules que par arrêt du Parlement. Je. ne eais pas ce qui est aftivé à notre nation, qui donnait autrefois de grands exemples en tout; mais nous sommes bien barbares en certains cas, et pusillanimes dans d’autres.»[78] Въ 1774 году Лудовикъ XV умеръ отъ оспы. Въ Австріи оспопрививаніе введено, кажется, одновременно съ Россіей, но несмотря на старанія двухъ искусныхъ врачей, Лохера и Ингенгуза,[79] оно шло въ Вѣнѣ сравнительно медленнѣе, судя по письму Екатерины II къ Вольтеру изъ С.-Петербурга, отъ его (11го) декабря 1768 года, въ которомъ сказано: «Ou a inoculé ici dans un mois plue de personnes qu'à Vienne dans huit.»[80]
Привитіе натуральной оспы только ослабляло дѣйствіе ужасной, прилипчивой болѣзни; открытіе же способа привитія коровьей оспы (vaccine) доставило человѣчеству болѣе удобное средство предохраненія и окончательно уничтожило гибельное вліяніе оспенной эпидеміи. Открытіе это было, въ 1780 году, результатомъ наблюденій, которымъ Рабу Помье долго предавался въ окрестностяхъ Монпелье надъ коровами и пастухами. Въ 1784 году онъ сообщилъ свои наблюденія Дженнеру, и Англія воспользовалась ими прежде Франціи, такъ что, когда, четырнадцать лѣтъ спустя, польза новаго открытія сдѣлалась очевидною и несомнѣнною, Обиру пришлось ѣхать обучаться въ Лондонъ. Въ 1788 году приступлено было въ Парижѣ къ устройству больничнаго заведенія для привитія оспы бѣднымъ. Оно окончательно открыто было лишь въ 1802 году и вошло тогда же въ сношеніе съ департаментами.[81]
Въ настоящее время польза оспопрививанія до того сознана великобританскимъ правительствомъ, что въ 1861 году предложенъ былъ парламенту билль объ обязательномъ привитіи оспы, то-есть съ установленіемъ наказанія родителямъ которые своею небрежностію въ исполненіи этой обязанности вредятъ общественному здоровью.
Въ Россію, судя по нѣкоторымъ предположеніямъ, оспа занесена была еще въ XI столѣтіи монахами, возвращавшимися изъ Греціи.[82] Отъ нея, въ 1730 году, погибъ во цвѣтѣ молодости императоръ Петръ II. У насъ въ то время одна мысль объ этой болѣзни и объ опустошительномъ ея вліяніи на городское и сельское населенія приводила въ трепетъ, что доказывается цѣлымъ рядомъ узаконеній, на которыя, конечно, обратятъ особенное вниманіе гг. составители предложеннаго на конкурсъ сочиненія объ оспопрививаніи. Мы ограничимся ссылкой на источники. Въ Алфавитномъ Указателѣ къ Полному Собранію Законовъ (томъ XLII) найдутъ они, подъ словами: Болѣзни (заразительныя, прилипчивыя и повальныя), Врачебныя управы,[83] Медицинская канцелярія и Оспа, точныя ссылки на всѣ правительственныя распоряженія не только по этому предмету, но и по введенію оспопрививанія въ Россіи. Такъ, уже въ концѣ XVII столѣтія появляется указъ о томъ чтобы чиновникамъ, у коихъ окажется въ дому заразительная болѣзнь, не являться ко двору и не сопровождать государя въ его походахъ (т. II П. С. З. 1678—1688 гг., № 826). Въ слѣдующихъ указахъ уже прямо именуется оспа, подтверждаются и предписываются предосторожности отъ нея во время высочайшихъ путешествій изъ С.-Петербурга въ Москву и въ присутственныхъ мѣстахъ; для одержимыхъ ею, какъ бы для прокаженнылъ, отводятся загородные дома, назначаются особыя церкви для страждущихъ оспою, и умершихъ отъ нея запрещается вносить въ церковь (томы: XI, 1740—1748, XII 1744—1748, XIV 1764—1757, XVI 1762—1764 и XXIV 1796—1797 гг.). Очевидно что въ то время оспа принадлежала у насъ къ числу страшныхъ бичей человѣчества, между тѣмъ какъ въ Западной Европѣ уже извѣстно было прививаніе натуральной оспы, какъ средство избавленія отъ развитія этой болѣзни. Рядъ упомянутыхъ узаконеній почти завершается 1767 годомъ.
Начало оспопрививанія въ Россіи относится къ слѣдующему 1768 году, въ теченіе котораго оспа привита была для примѣра императрицѣ и наслѣднику престола.[84]
Благодаря медицинской коллегіи можно было собрать численныя данныя, убѣждавшія что изъ всей массы раждавшихся младенцевъ едва четвертая часть достигала совершеннолѣтія, между тѣмъ какъ остальные, умирали большею частію отъ оспы.[85] Эти статистическія данныя, безъ сомнѣнія, были результатомъ тѣхъ срочныхъ донесеній, которыя, по мысли барона Черкасова, присылаемы были въ коллегію докторами изъ провинцій, на что, конечно, найдутся доказательства въ ея архивѣ и Трубахъ. Вѣдомости о рождающихся и умирающихъ начали уже составляться въ 1764 году.[86] Но достойно вниманія что нѣкоторые писатели, издававшіе въ это время за границей сочиненія свои о Россіи, старались цифрами же доказать что у насъ оспопрививаніе вовсе не нужно вводитъ, напримѣръ Шлецеръ въ своемъ сочиненіи: Von der Unschädlichkeit der Pocken in Russland, Gottingen, 1768. Вся эта книжка состоитъ изъ таблицъ, но за одинъ только 1764 годъ,[87] и то неполный, и по наблюденіямъ сдѣланнымъ въ одномъ только Петербургѣ. Съ другой стороны, Димсдаль, конечно, преувеличивалъ, когда заявлялъ будто отъ оспы ежегодно умирало въ Россіи дѣтей и взрослыхъ до двухъ милліоновъ (Веревкинъ, стр. 8 и 15).
Тогда-то Екатерина II, желая уничтожить корень зла, вознамѣрилась показать русскому народу на самой себѣ и на своемъ наслѣдникѣ очевидный опытъ пользы привитія натуральной оспы и тѣмъ вполнѣ разрушить недовѣрчивость къ спасительному нововведенію.[88] Знала ли эта государыня что она въ семъ случаѣ подражала принцессѣ Вельсской и герцогу Орлеанскому, — не знаемъ; но что она высоко цѣнила свой подвигъ самоотверженія, какъ женщина и какъ матъ, и чуть ли не считала его самостоятельнымъ и безпримѣрнымъ, это видно изъ письма ея къ Вольтеру отъ его (17го) декабря 1768 года.
Вотъ какъ выражается по этому случаю одинъ изъ историковъ Екатерины II, Вейдемейеръ (часть I, стр. 72—74):
«Въ 1768 году императрица оказала новый опытъ попеченія своего о благѣ подвластнаго ей народа. Она съ прискорбіемъ видѣла слѣды опустошенія и безобразія въ то время столь страшной оспы. Спасительное средство привитія было уже извѣстно почти во всѣхъ частяхъ Европы, кромѣ Россіи, гдѣ, по предразсудку, страшились слѣдствій сего средства, еще не испытаннаго у васъ. Императрица, дабы вразумить въ пользѣ онаго, и помня что она еще сама не имѣла оспы, вознамѣрилась собою показать полезный для всѣхъ примѣръ и для того поручила президенту медицинской коллегіи, барону Александру Ивановичу Черкасову, вызвать изъ Лондона славнаго англійскаго оспеннаго врача Димсдаля.»[89]
Здѣсь мы должны остановиться и, уже не цитируя больше Вейдемейера, держаться, вопервыхъ, разказа самого Димсдаля о пріѣздѣ его въ Россію, вовторыхъ, разныхъ документовъ относящихся до опытовъ произведенныхъ имъ здѣсь предварительно привитія оспы Екатеринѣ II.
Замѣтимъ только что еще нѣсколько прежде Димсдаля былъ выписанъ изъ Англіи докторъ Роджерсонъ, который, по свидѣтельству Яниша (стр. 12), еще весною 1768 года привилъ въ С.-Петербургѣ оспу троимъ дѣтямъ англійскаго консула.
VI.
править|
«J’ai fait écrire en Angleterre pour атоіг un inoculateur: le fameux docteur Dimsdale s’est résolu de passer en Russie.» (Lettre de Catherine II à Voltaire.)
|
Въ запискѣ о первомъ пребываніи своемъ въ Россіи, на которую мы уже ссылались, Димсдаль хотя и отдаетъ полную справедливость стараніямъ Екатерины II о сохраненіи своихъ подданныхъ, прибавляя что она не пропускала ни одного случая дѣлать имъ добро, во внезапную ея рѣшимость вызвать его въ Россію приписываетъ преимущественно тому обстоятельству что не задолго предъ тѣмъ никогда не прекращавшаяся въ С.-Петербургѣ оспа, не взирая на всѣ принимавшіяся отъ нея предосторожности, проникла ко двору, такъ что одна фрейлина скончалась отъ нея, — случай который доказалъ какой опасности могла подвергаться жизнь императрицы и великаго князя.
Димсдаль жилъ тогда и занимался медицинскою практикой въ своемъ родномъ уголку — городѣ Гертфордѣ (отъ котораго былъ два разя депутатомъ въ парламентѣ), гдѣ и получилъ приглашеніе нашего посланника въ Лондонѣ, тайнаго совѣтника Алексѣя Семеновича Мусина-Пушкина[90] прибыть въ этотъ городъ для личныхъ переговоровъ относительно введенія оспопрививанія въ Россіи. При свиданіи съ нимъ, Димсдаль уклонился было отъ сдѣланнаго ему предложенія, несмотря на намекъ что нѣкоторыя лица самаго высокаго сана будутъ предметомъ его поѣздки, и хотѣлъ было рекомендовать вмѣсто себя другаго врача, но когда нашъ посланникъ сообщилъ ему что прибылъ второй курьеръ изъ Петербурга, и на этотъ разъ офицеръ со значеніемъ, отправляемый только въ чрезвычайныхъ случаяхъ и совершившій свою поѣздку необыкновенно скоро (въ 16 дней), то стало очевиднымъ что императрица и цесаревичъ непосредственно заинтересованы въ этомъ дѣлѣ, и Димсдаль уступивъ убѣжденіямъ А. С. Мусина-Пушкина и двухъ русскихъ купцовъ (изъ числа друзей Димсдаля), соображая неизмѣримую цѣнность жизни двухъ особъ, отъ которыхъ зависѣла судьба цѣлой Имперіи. Онъ рѣшился отправиться въ путь съ однимъ изъ сыновей своихъ, Наѳанаиломъ, бывшимъ тогда студентомъ въ Эдинбургскомъ университетѣ, причемъ получилъ ордеръ на 1.000 ф. стерл.[91] Они сѣли на корабль въ Гарвичѣ 28го іюля, а потокъ ѣхали сухимъ путемъ. Это единственное число выставленное въ запискѣ Димсдаля. Далѣе, онъ говоритъ только что прибылъ въ Петербургъ такъ скоро что, вопервыхъ, домъ для него назначенный еще не былъ совсѣмъ готовъ, и ему отвели квартиру въ Большой Милліонной, и вовторыхъ, что императрица была еще въ Петергофѣ, а великій князь жилъ хотя и въ городѣ, но въ Лѣтнемъ дворцѣ.[92]
Такъ какъ личные переговоры о поѣздкѣ Димсдаля въ Россію велъ съ нимъ нашъ посланникъ въ Лондонѣ, то донесенія его по сему предмету должны находиться въ Московскомъ главномъ архивѣ министерства иностранныхъ дѣлъ, въ дипломатической перепискѣ прошлаго столѣтія. Тамъ же должны быть письма которыя могли быть написаны Черкасовымъ, какъ президентомъ медицинской коллегіи, А. С. Мусину-Пушкину и самому Димсдалю.
Въ запискѣ Димсдаля оказано что, при первомъ свиданіи съ нимъ, графъ Н. И. Панинъ, желавшій его видѣть какъ воспитатель цесаревича, объявилъ ему что выборъ наилучшаго оспопрививателя въ Европѣ былъ предоставленъ императрицей ея министрамъ. Въ III главѣ мы уже имѣли случай замѣтить что Черкасовъ и Панинъ постоянно были въ какомъ-то соперничествѣ; натянутость ихъ отношеній еще болѣе обнаружится изъ нашего слѣдующаго разказа. Покамѣстъ и этого довольно чтобы дать понять что Панину нелюбо было называть Черкасова, и онъ употребилъ потому общее выраженіе министры.
На то что подъ этими словами вмѣстѣ съ Черкасовымъ отнюдь нельзя подразумѣвать Ив. Ив. Бецкаго, есть положительное доказательство въ государственномъ архивѣ. Тамъ сохранился отрывокъ письма адресованнаго Бецкому неизвѣстно когда и кѣмъ изъ Парижа, озаглавленный: «Extrait d’une lettre, écrite de Paris à Mr le général de Betsky». въ этомъ письмѣ ему рекомендуютъ англійскаго оспопрививателя Суттона (Sutton) и французскаго Гатти (Gatti), удачно привившаго оспу слишкомъ сорокалѣтней г-жѣ Гельвеціусъ (âge où la petite yerole est regardée comme mortelle à Paris), лѣчившаго своихъ паціентовъ холодною водой и написавшаго брошюру: Nouvelles reflexions sur la pratique de l’inoculation, 200 pages, in 12°, Самое нахожденіе этой выписки въ оказанномъ архивѣ доказываетъ что она была представлена Екатеринѣ 11 и прочтена ею. За симъ остается догадываться, что если Бецкій въ самомъ дѣлѣ взялся рекомендовать Суттона или Гатти, то побѣда осталась не за нимъ, а за Черкасовымъ, который предпочелъ громкую репутацію Дамсдаля. Гатти имѣлъ нѣсколько шарлатанскія замашки. Считая нужнымъ возбуждать веселое расположеніе духа въ своихъ больныхъ, онъ очень страннымъ образомъ ихъ забавлялъ, прыгая и чуть не кувыркаясь предъ ними. Это видно изъ того же письма Бецкому. О Суттонѣ и о Гатти упоминаетъ Янишъ (стр. 10—12 русскаго перевода его книги).
Въ приведенной выпискѣ и въ одной изъ послѣдующихъ, для насъ важно только сказанное о сорокалѣтнихъ женщинахъ, такъ какъ Екатеринѣ II было въ то время 39 лѣтъ; что же касается до непосредственнаго участія барона Черкасова въ дѣлѣ введенія оспопрививанія въ Россіи, то оно докажется само собою, цѣлымъ рядомъ документовъ, независимо отъ тѣхъ которые еще могутъ отыскаться въ архивѣ медицинской коллегіи.
Возвращаемся къ запискѣ Димсдаля.
Два дня послѣ его пріѣзда, императрица прибыла вечеромъ въ столицу, и въ слѣдующее утро, въ 10 часовъ, онъ былъ ей представленъ вмѣстѣ съ своимъ сыномъ, въ загородномъ дворцѣ (вѣроятно на Каменномъ острову). «Когда насъ ввели», пишетъ онъ, —
«въ комнатѣ были только графъ Панинъ и баронъ Черкасовъ. Баронъ имѣетъ честь быть предсѣдателемъ медицинской коллегіи; онъ учился въ Кембриджскомъ университетѣ и по этому понимаетъ въ совершенствѣ англійскій языкъ.[93] Императрица говорила по-французски. Я выражался (на этомъ языкѣ) съ большимъ трудомъ, но ея величество и баронъ Черкасовъ имѣли благосклонность увѣрить меня что, послѣ непродолжительнаго упражненія, я буду говорить по-французски довольно хорошо. Уходя, я былъ приглашенъ къ столу императрицы…»
Въ слѣдующій день Димсдаль снова былъ призванъ къ Екатеринѣ II, во не столь открытымъ образомъ, и тутъ она ему объявила что рѣшилась подвергнуться оспопрививанію, по непремѣнно прежде великаго князя, такъ чтобы, когда начнется сыпь и опасность минуется, можно было взять оспу у государыни для цесаревича,[94] преимущественно для того чтобъ ея величество могла ежедневно видѣться съ нимъ во время его болѣзни. При этомъ постановлено одно только условіе: чтобы, до поры до времени, все это дѣло не было гласнымъ. Димсдаль просилъ о содѣйствіи придворныхъ врачей и предложилъ сдѣлать сперва нѣсколько опытовъ, но императрица нашла это излишнимъ.
Послѣ объясненій Димсдаля съ однимъ изъ знатныхъ вельможъ (то-есть несомнѣнно съ президентомъ медицинской коллегіи Черкасовымъ) и осмотра вмѣстѣ съ нимъ нѣсколькихъ помѣщеній, приступлено было, при помощи доктора Шуденіуса, къ устройству оспенной больницы (въ домѣ барона Вольфа). Всѣ приготовленія были сдѣланы очень скоро, и оставалось только отыскать больнаго, отъ котораго можно было бы достать свѣжую оспенную матерію. Больница, съ привезенными въ нее пятью кадетами,[95] поступила подъ надзоръ Наѳанаила Димсдаля, который велъ дневникъ; а отецъ, для того чтобъ имѣть возможность являться во дворецъ и ознакомиться со своими будущими паціентами, одно время вовсе не ходилъ туда. Но первый опытъ не удался: оспенная сыпь не показалась…. Тогда Димсдаль, всячески ободряемый императрицей, нисколько не измѣнявшею своей рѣшимости, заперся въ Водьфовскій домъ (по своей же просьбѣ, подъ строгимъ карауломъ) и сталъ вести журналъ, который сообщалъ со всею возможною точностію барону Черкасову, со своимъ заключеніемъ о разныхъ видоизмѣненіяхъ въ положеніи больныхъ. Баронъ Черкасовъ переводилъ его и представлялъ императрицѣ.
Не знаемъ гдѣ остались дневникъ Наѳанаила Димсдаля и журналъ его отца, но нѣкоторыя донесенія послѣдняго сохранились въ переводахъ, собственноручно сдѣланныхъ Черкасовымъ: одинъ изъ нихъ въ подлинникѣ у насъ, другіе два списаны нами въ государственномъ архивѣ.
Порошинъ, въ запискахъ своихъ (1764—1765 гг), часто упоминаетъ о Вольфовскомъ домѣ, какъ бы о казенномъ, говоря что онъ находится на набережной. Многія обстоятельства въ разказѣ Димсдаля побуждаютъ насъ думать что въ этомъ-то домѣ и устроена была первая оспенная больница. Между тѣмъ д-ръ Янишъ повѣствуетъ (стр. 40 русскаго перевода его книги) что незадолго до привитія оспы Екатеринѣ II учрежденъ былъ, на иждивеніи цесаревича, особый домъ для произведенія въ ономъ прививанія д-мъ Шуллинусомъ (онъ же Шуленіусъ), на Петербургской сторонѣ. Быть-можетъ, это-то и есть домъ барона Вольфа. Послѣ привитія оспы императрицѣ, число дѣтей въ немъ значительно увеличилось. Учрежденіе же этой больницы на счетъ цесаревича во всякомъ случаѣ доказываетъ что императрица старалась пріобрѣсти ему тогда популярность.
Какъ бы то ни было, но тамъ-то именно производились опыты, о которыхъ повѣствуетъ и Спада, говоря о Черкасовѣ: «II fit venir de Londres le Docteur Dimsdalle et l’employa avec le plus grand succès à toutes les expériences qu’il imagina de faire».[96]
Приведемъ теперь, въ хронологическомъ порядкѣ, тѣ документы о которыхъ сейчасъ была рѣчь.
Въ государственномъ архивѣ сохранилось слѣдующее подлинное письмо барона Черкасова къ Екатеринѣ II, отъ 27го сентября 1768 года, написанное на почтовой бумагѣ не очень большаго формата:
"Etant empêché par la goûte de me présenter devant V. M. I. je prends la liberté de Lui envoyer l’extrait delà lettre que le Dr Dimsdale m’а écrite aujourd’hui à 9 heures du matin. J’ai cru qu’il était de mon devoir de le présenter à V. M. sans perte de temps.
"J’ai l’honneur d'être, avec le plus profond dévouement,
"de V. M. I.
"le très-obéissant et très fidèle serviteur et sujet
"le 27 de Septembre
«1768.»
- «Всемилостивѣйшая государыня! Лишенный припадкомъ подагры возможности явиться къ вашему императорскому величеству, осмѣливаюсь послать вамъ выписку изъ письма, которое дръ Димсдаль написалъ мнѣ сегодня въ 9 ч. утра. Я счелъ своею обязанностію представить ее вашему величеству безъ потери времени. Имѣю честь быть съ наиглубочайшею преданностію вашему императорскому величеству, всепокорнѣйшій слуга и вѣрноподданный, баронъ Черкасовъ.»
Къ этому письму приложена слѣдующая выписка, писанная также рукою Черкасова, на почтовой бумагѣ того же формата:
Extrait de la lettre du Dr Dimsdale au Baron Czercasof du 21 Septembre à 9 h. du matin,
"L’ainé de deux cadets, inoculés il y a 10 jours, continue de se très bien porter. Le plus jeune s'étoit plaint hier, d’un petit mal à la tête et à un bras; aujourd’hui pourtant il se porte bien: il dit seulement qu’il sent un èeu de mal au même bras. Jusqu’aprésent j’avois toujours pensé que ce dernier auroit une eruption; mais je crois maintenant qu’il n’en aura point. Néanmoins je suis très persuadé que ni l’un, ni l’autre n’auront ja- mais cette maladie. C’est ce que j’aurai soin de démontrer suffisamment avant qu’ils quittent cette maison. Hier j’ai inoculé les trois autres cadets, comme aussi la jeune fille appartenante à la maison.
«Pendant la consultation, que nous avons eu l’autre jour chez Mr Foussadié au sujet de Monseigneur le Grand Duc, j’ai appris une circonstance, que je crois être obligé de Vous découvrira fin que vous tâchiez de la prévenir, puis qu’autrement le principal dessein pourrait être découvert par quelqu’un qui ne devrait pas, je crois, avoir quelque connaissance de notre plan lequel а présent est tenu très secrêtemeut et le sera de même dorénavant. A la consultation donc, Mr Kruse m’а dit que quand j’inoculerai d’autres cadets, il demandera alors la per mission de les soigner pendant tout le tems de leur maladie et que, pour cet effet, il laissera là toute autre affaire, prendra d’autres habits et viendra loger dans la maison de Wolff pendant tout le temps. А tout ceci je ne pouvois dire autre chose si non que si cela était agréable à S. M. L, je serai bien aise de profiter de sa compagnie. S’il vient pour rester ici, il se doutera sûrement de tout, lorsqu’il me verra partir pour Vexpédition.Je vous raconte ceci seulement; mais je vous en laisse au reste tout le soin. Je croirois pourtant qu’il serait aisé de l’eu empêcher, en lui disant que sa présence était nécessaire auprès de Monseigneur le Grand Duc.»[97]
Итакъ, эта записка 21го сентября о кадетахъ представляетъ нѣкоторый интересъ относительно привитія оспы Екатеринѣ II и цесаревичу Павлу Петровичу.
Ее очень кстати дополняетъ сохранившійся у насъ документъ. Это собственноручно сдѣланный Черкасовымъ переводъ донесенія Димсдаля объ опытахъ, сдѣланныхъ имъ съ 26го по 30е сентября.[98]
Вотъ этотъ переводъ:
"Vendredy le 26 de Septembre, Jaques Budkoffsky âgé de 16 ans, Jean Chelgunoff âgé de 16, Grégoire Neledinsky âgé de 13 et Agnès Schönfelten (une fille de la maison) furent inoculés avec la matière fluide dans la maison où il у avoit un garèon qui avoit beaucoup des pustules varioliques de la bonne espece. Les pustules au visage lui commencoient déjà à tomber, mais aux autres endroits du corps elles etoient encore pleines de matière. Et le dimanche suivant le 28 du meme mois fut inoculé ici Grégoire Kayroff âgé de 6 ans, au moyen d’une lancette qui lut imbibée deux jours avant dans la matière qui а servie à inoculer les 4 susmentionnés. Peu de temps après Tinoculâtion, même le lendemain, les endroits où l’inoculation fût faite parurent plus enflammés que de coutume chez Budkoffsky, Neledinsky et la fille; et depuis ce temps chacun d’eux et meme Kayroff se sont continuellement plaints, d’une demangaison, et douleur dans cette partie, qui s’enflamma d’avantage et prit l’apparence d’une grande pustule, remplie de quelque matière; et à present il y a une croûte sur chacune, hormis celles dont la croûte est enleveé en grattant: et ils continuent tous de se plaindre de la douleur et de la demangaison, mais n’ont eu d’ailleurs aucune maladie ou fîevre. Le cas de Chelgunoff est bien different. — L’inflammation lui est venue peu à peu, et les 4 derniers jours il s’est plaint d’une petite douleur et roideur sous un bras; mais n’а eu aucune inisposition d’ailleurs.
"Le cas de ces quatre malades différé beaucoup de ce qui arrive ordinairement, comme cela est très parfaitement représenté, dans mon livre à l’article dv Progrès de l’Infection, à quoi je renvoyé.
"Les symptômes étant extraordinaires l’evenement l’а aussi été jusqu'à present puisqu’ordinairement et surtout lorsque l’inoculation s’est faite avec la matière liquide, l'éruption paroit avant ce temps; j ai vu pourtant des cas, dans lesquels elle vient encore plus tard, et une fois elten’est venu que le 18me jour, mais c’etoit lorsqu’on s'étoit servi du fil pour inoculer et que l’on а mis une emplâtre dessus. Apresent ils se portent tous parfaitement bien, et je crois que dans quelques jours d’ici nous saurons à quoi nous en tenir. Mais comme on pourroit s’attendre à voir là dessus mon opinion, je la dirai sans restriction. Et en premier lieu pour ce qui est de la cause. Si ces malades avoient ete’accoutumés à se servir du bain chaud, qui leur auroit causé un flux de transpiration par les pores toutes les semaines, et apres cela une trop grande contraction par l’usage du bain froid, j’aurois peut etre soupèonné, que la tissui re de la peau auroit pu etre assez altereé pour causer une pareille particularité. Mais ce n’est pas le cas ici. Je suis ausspersuadé que le climat n’а rien de commun avec cela, puis que le temps est très temperé à present. Je les ai inoculés moimeme et justement de la manière que j’ai inoculés des milliers dans des differens temps, sans jamais faillir. C’est pourquoi la non-reussite ne peut pas être attribuée non plus à 1 opération.
"Ainsi il n’y reste qu’une seule circonstance à conciderer, et c’est la matière employée à l’inoculation et je suis persuadé que cela а été l’unique cause. Je n’ai jamais inoculé avec la matière liquide quand la maladie а déjà été aussi avancée quelle etoit dans ce cas ici, mais ai toujours préféré à me servir de la matière plus crue et plus limpide. Je n’ai jamais été
Ïjonr un temps considerable sans avoir des malades, dont jetirois 'infection quand je le croiois le plus à propos. Si l’on demande pourquoi donc j’ai inoculé cette fois-ci, je répondrai qu’en effet cela ne pouvoit pas être autrement, il n’у avoit point d’autre sujet, et je me suis depeché. Et i’avoue sur mon nonneur que je n’ai pas eu le moindre doute de la réussite de cette opération, surtout comme j’ai connu quelques praticiens qui préferoient plutôt l’infection étant dans cet état.
"Pour ce qui est de l’evenement, je puis seulement dire qui jusqu’apresent l’infection s’est manifestée très certainement, quoique locale, c’est à dire que la partie inoculée а uniquement montré des marques de l’infection; mais il n’y a pas eu le moindre symptôme qui eut fait voir que tout le corps eut été infecté. Je n’ai rien vu de pareil à ceci, mais je pense qu’il est а présumer ou "jue tous les quatre auront la petite veröle à la suite de cette inoculation, ou qu’ils ne l’auront jamais par aucune infection postérieure.
«Les deux petits garèons qui furent inoculés de la meme faèon mais d’un autre sujet le mardy 30 de Septembre, же portent justement comme je m’у étois attendu, et auront la petite veröle dans le temps propre.»[99]
На этомъ документѣ нѣтъ ни надписи, ни подписи, но послѣднія числа сентября мѣсяца совпадаютъ съ пребываніемъ Димсдаля въ Россіи, и кто кромѣ его могъ въ то время ссылаться на практику надъ тысячами оспенныхъ и на сочиненія свои объ оспопрививаніи? Конечно, не самъ Черкасовъ, который, по свидѣтельству Спада, хотя и много писалъ и оставилъ послѣ себя нѣсколько отличныхъ сочиненій по части медицины, физики, ботаники, филологіи, архитектуры, политики и пр., но ни одного изъ нихъ не издалъ.[100] Руководство, о которомъ здѣсь упоминается, должно быть одно изъ первыхъ изданій книги Димсдаля: способъ прививать оспу, переведенной на русскій языкъ г. Сѣчкаревымъ уже два года послѣ сего, въ 1770 г., по четвертому изданію. Самое же донесеніе несомнѣнно заключаетъ описаніе одного изъ неудачныхъ опытовъ въ Вольфовскомъ домѣ, предшествовавшихъ привитію оспы Екатеринѣ II, и о которыхъ самъ Димсдаль въ своей запискѣ разказываетъ что результаты ихъ онъ записывалъ въ журналъ и сообщалъ его барону Черкасову, знавшему въ совершенствѣ англійскій языкъ, а потому переводившему и доставлявшему его императрицѣ, которая мало знала англійскій языкъ и говорить на немъ не могла.[101] Вообще это донесеніе всего болѣе напоминаетъ сказанное въ запискѣ о второмъ опытѣ надъ пятью субъектами, то-есть четырьмя кадетами и служанкой (ср. Записка Димсдаля, стр. 301, 304, 308—310 и 321).
Полагаемъ, что это донесеніе объ опытѣ неудавшемся (оттого что, какъ сознается Димсдаль, онъ, за недостаткомъ субъекта, поторопился взять Жидкую матерію) имѣетъ нѣкоторый историческій интересъ для медиковъ, которымъ и предоставляемъ рѣшить: чье сочиненіе объ оспопрививаніи (имѣвшее отдѣлъ объ оспенномъ ядѣ) было тогда въ ходу, и гдѣ именно произведены были описываемые опыты, въ оспенной ли больницѣ или просто на дому у неизвѣстнаго ребенка, имѣвшаго оспенные прыщи?
Наконецъ, вотъ еще выписка сдѣланная барономъ Черкасовымъ, которую мы нашли въ государственномъ архивѣ и которая, вѣроятно, была доставлена имъ лично императрицѣ, такъ какъ къ ней никакого письма не приложено:
"Copie de ce que le Dr, Dims dale а envoyé en Anglais au B, Czercasof, le matin du 3 d’Octobre,
"Bassoff a quatre pustules de la véritable petite vérole et se porte (Tailleurs très Ibien. Tous les autres se portent aussi très bien.
"А mon retour а la maison hier au soir, j’ai été étonné d’entendre que la femme, que Ton а engagée pour être garde-malade ici, avoit déclaré qu’elle n'était pas sûre d’avoir jamais eu la petite vérole elle-même. Après que l’on eût bien examiné ce qu’elle disait là dessus, on découvrit qu’elle n’avoit de meilleure raison de croire d’avoir eu la petite vérole, si non qu’elle avoit été en danger de prendre l’infection et qu’elle l’avoit échappée. Pour cette raison, elle souhaita d'être inoculée immédiatement. Aussi l’ai-je inoculée par le moyen d’une lancette infectée. Dans d’autres circonstances je ne l’aurais pas volontiers inoculée, parce que c’est une femme pesante, petite et fort grasse, âgée entre 30 et 40 ans, же portant d’ailleurs bien, mais grande mangeuse de viande. Comme aussi hier au soir, justement avant rmoculation, elle mangea beaucoup de viande à son souper. Vû toutes ces circonstances, elle n’est point du tout préparée pour l’opération. Mais considérant qu' ayant été ici depuis le commencement, elle pourrait probablement attraper le petite vérole naturelle. C’est ce qui m’а fait résoudre à ne point perdre de temps avec elle. L'événement fera voir si elle а eu la petite vérole ou non[102].
Эта выписка отъ 3го октября особенно любопытна по заключающемуся въ ней отчету объ опытѣ, сдѣланномъ за девять дней до привитія оспы Екатеринѣ II, надъ женщиной имѣвшею тогда, какъ и она сама, около 40 лѣтъ.
Выше сказано было что главная цѣль опытовъ Димсдаля заключалась въ томъ чтобъ отыскать больнаго, отъ котораго можно бы было достать свѣжую оспенную матерію для императрицы.
Въ то время существовалъ предразсудокъ что тотъ, у кого берутъ оспенную матерію, долженъ- умереть. Поэтому первое появленіе Димсдаля въ домѣ одного частнаго человѣка, котораго сынъ былъ въ оспѣ, произвело ужасъ. Мать бросилась предъ нимъ на колѣни, заклиная пощадить жизнь ея сына; но мужъ уговорилъ ее, сказавъ: «Я самъ не менѣе твоего люблю сына и боюсь его лишиться; но пойми то что этотъ господинъ пришелъ къ намъ отъ имени нашей тушки-царицы. Мы принадлежимъ ей, и дѣти наши также. Еслибъ она потребовала отъ насъ жизни нашей, мы и на то должны тотчасъ согласиться!» Димсдаль успокоилъ, впрочемъ, всѣхъ ручательствомъ своимъ въ безопасности младенца, и взялъ у него оспенную матерію. Этотъ случай, очень трогательно разказанный Колотовымъ (часть I, стр. 249 и 250), подтверждаетъ и Димсдаль на стр. 306—308 своей Записки.
Вейдемейеръ повѣствуетъ что именно этому семилѣтнему младенцу «Александру Данилову сыну, отъ котораго для императрицы Димсдаль взялъ оспу и ей успѣшно привилъ» (?), пожаловано, съ потомствомъ его, дворянское достоинство, и повелѣно называться Оспеннымъ. На содержаніе его опредѣленъ капиталъ въ 3.000 рублей и отданъ въ дворянскій банкъ до его совершеннолѣтія.
Между тѣмъ изъ Записки Димсдаля видно что этотъ ребенокъ уже успѣлъ выздоровѣть ко времени привитія оспы Екатеринѣ II, хотя родители чуть его не уморили, снеся въ баню. Быть-можетъ, царскія милости были вознагражденіемъ за страхъ наведенный Димсдалемь на родителей. На точно также можно предполагать что тутъ вкралось недоразумѣніе, или искаженное преданіе, и что Марковъ (онъ же и Оспенный) скорѣе могъ быть одинъ изъ трехъ здоровыхъ дѣтей, о которыхъ Димсдаль говоритъ что нарочно привилъ имъ оспу въ Вольфовскомъ домѣ для того чтобы взять ее для императрицы, прибавляя притомъ что одного изъ нихъ онъ возилъ съ собой во дворецъ въ самый "день операціи. Ребенокъ едва ли былъ семилѣтній, такъ какъ сынъ Димсдаля несъ его на рукахъ.
Димсдаль говоритъ еще что, обсудивъ всѣ обстоятельства, относившіяся до его опытовъ, онъ составилъ Записку[103] и послалъ ее государынѣ, которая, по прочтеніи ея, дозволила снова привить оспу тѣмъ же пяти больнымъ (вѣроятно, вышеупомянутымъ кадетамъ), и когда она вторично не принялась, то сдѣлалось яснымъ что у нихъ уже прежде была настоящая оспа.
"Этотъ второй опытъ еще не былъ приведенъ къ концу, " продолжаетъ Димсдаль, «какъ императрица, не ожидая послѣдствій, объявила что, что бы случилось съ моими паціентами (въ Вольфовскомъ домѣ), она намѣрена привить себѣ оспу немедленно, и мнѣ было приказано приготовиться. Съ этою цѣлію я избралъ трехъ дѣтей здороваго сложенія и привилъ къ нимъ оспу[104], чтобы быть готовымъ, по мѣрѣ возможности, къ тому самому сроку который былъ заблаговременно опредѣленъ
ГЛАВА VII.
править|
„Что одна мать можетъ сдѣлать для своего обожаемаго младенца, то Екатерина сдѣлала для своихъ подданныхъ: она привила себѣ оспу!“ Карамзинъ.
|
Оспа привита была Екатеринѣ II, по настойчивому ея требованію, послѣ почти двухмѣсячныхъ опытовъ и промедленій со стороны Димсдаля, который, какъ и всѣ его современники, вѣроятно считалъ опаснымъ привитіе оспеннаго яда въ зрѣлые годы.
Въ письмѣ его къ барону Черкасову отъ 27го сентября (приведенному нами въ предыдущей главѣ), слова: главное предположеніе (principal dessein), условленный нами планъ (notre plan concerté) и походъ (l’expédition), были намеки на содержавшееся въ секретѣ намѣреніе привить оспу императрицѣ.
Вотъ какъ онъ передаетъ его событіе въ своихъ запискахъ:
„Чрезъ посредство барона Черкасова, все было заранѣе условлено и устроено, по водѣ императрицы, и въ 9 часовъ вечера, по предварительному соглашенію, явился въ Вольфовскій домъ нарочный съ приказаніемъ пріѣхать и привесть съ собой больного отъ котораго можно было бы взять матерію для привитія оспы. О настоящей причинѣ, почему было дано это приказаніе, никто ничего не зналъ, кромѣ меня и моего сына, и мы показывали видъ что такъ какъ и другіе удивляемся этому приказанію, но тѣмъ не менѣе немедленно приступили къ тому чего отъ насъ хотѣла. Ребенокъ котораго я выбралъ для этого, какъ наиболѣе способнаго, на которомъ оспа начала уже показываться, въ то время спалъ. Мой сынъ взялъ его на руки, закуталъ въ шубу и снесъ въ карету. Въ ней, кромѣ насъ, никого не было; насъ подвезли къ большому подъѣзду дворца, къ тому который ближе къ Милліонной.[105] Мы вошли потаеннымъ ходомъ, гдѣ баронъ Черкасовъ насъ встрѣтилъ и провелъ къ императрицѣ. Привитіе оспы совершилось скоро, безъ малѣйшихъ признаковъ смущенія со стороны Екатерины II.[106] Послѣ сего мой сынъ отправился съ ребенкомъ въ Вольфовскій домъ.“[107]
Какъ мы уже прежде замѣтили, достопамятный день привитія не обозначенъ въ запискѣ Димсдаля; въ ней только глухо сказано что о времени и мѣстѣ когда была привита оспа Екатеринѣ II уже извѣстно, и что всѣ главныя подробности о ходѣ ея болѣзни изложены въ другомъ мѣстѣ (стр. 310 и 312).
Но она сама писала Вольтеру, Желая отвѣчать на его письмо такимъ полезнымъ для человѣчества поступкомъ который могъ бы ему понравиться: „Димсдаль привилъ мнѣ оспу 12го октября.“[108]
Другое же мѣсто, о которомъ упоминаетъ Димсдаль, есть его книга: Нынѣшній способъ и пр. Тамъ дѣйствительно видно что оспа привита императрицѣ 12-го октября, въ 10мъ часу вечера.
Наконецъ въ запискѣ его читаемъ: „Эту ночь провелъ я въ нашей квартирѣ, на Милліонной, а на другой день меня отвезли въ Царское Село.“
13го октября государыня сама туда отправилась. Вотъ почему его туда отвезли, иди, какъ онъ говоритъ въ своей книгѣ (стр. 235): „Я, по высочайшему повелѣнію, туда поѣхалъ въ тотъ же день.“
Итакъ оспа привита была Екатеринѣ II въ С.-Петербургѣ, въ Зимнемъ дворцѣ, и Бейдемейеръ ошибся, сказавъ (ч. I, прим. къ стр. 73 и стр. 78) будто оспа была ей привита въ Царскомъ Селѣ. Это недоразумѣніе произошло, вѣроятно, оттого что Бейдемейеръ не имѣлъ въ виду ни книги Димсдаля, ни изданныхъ уже послѣ напечатанія его собственнаго сочиненія: придворнаго Журнала и записки Димсдаля, и былъ введенъ въ заблужденіе письмомъ Екатерины II къ московскому главнокомандующему графу Петру Семеновичу Салтыкову, въ которомъ сказано: „Возвратясь 1го ноября изъ Царскаго Села, гдѣ я имѣла оспу“.
Все дѣло въ томъ что эти слова должно понимать такъ что дѣйствительно оспа высыпала у государыни въ бытность ея въ Царскомъ Селѣ, е ловомъ, что тамъ болѣзнь ея развилась и миновала благополучно.
Тому уже нѣсколько лѣтъ, мы удостовѣрились по мѣсяцеслову 1768 года и по журналу камеръ-фурьерской должности, веденному довольно безграмотно, но весьма аккуратно, что это вышесказанное 12е число октября было въ воскресенье. Насъ крайне удивило что Англичанинъ, и притомъ квакеръ, рѣшился привить оспу императрицѣ въ такой день который они исключительно посвящаютъ молитвѣ, и изумленіе наше еще возрасло когда, по сказанному журналу (гдѣ упомянуто только о вечерѣ 12го октября что Екатерина II послѣ карточной игры уживала во внутреннихъ аппартаментахъ, и что 13го она отправилась въ Царское Село), мы убѣдились въ томъ что до 19го октября она не только не измѣняла обыкновеннаго своего комнатнаго образа жизни, но даже въ иные дни выѣзжала; съ 19го же числа, по неизвѣстной камеръ-фурьерамъ причинѣ, не выходила въ залы, пока наконецъ 1-го ноября слушала молебенъ объ освобожденіи отъ оспенной болѣзигі.
Намъ было простительно изумляться тому что на другой день послѣ привитія ей оспы, въ осеннее время, Екатерина II могла предпринять поѣздку за 25 верстъ, и также тому что эта болѣзнь продолжалась такъ долго (18 дней). Даже и врачъ чтобы рѣшить эти вопросы долженъ былъ бы обладать не только современною ученостью относительно прививанія коровьей оспы, но и такъ сказать ученостью ретроспективною, относительно давно оставленнаго теперь и принадлежащаго исторіи медицины прежняго метода привитія натуральной оспы. Насъ это затрудняло наиболѣе потому что къ теченію времени отъ 12го по 13е октября невозможно было пріурочить ни одной изъ сохранившихся у насъ собственноручныхъ записочекъ Екатерины II къ барону Черкасову, которыя, въ совокупности, составляютъ ея Оспенный фурналу. Такое обстоятельство отсрочило по сіе время настоящій трудъ нашъ.
Наконецъ, изданныя въ прошломъ году: записка Димсдаля и брошюра г. Веревкина, а также недавно отысканная нами книга Димсдаля, вывели насъ изъ затрудненія. Изъ первой видно что на другой же день послѣ привитія оспы императрицѣ, Димсдаль переѣхалъ вслѣдъ за нею въ Царское Село, — показаніе, которое согласуется и съ гофъ-фурьерскимъ журналомъ, и что онъ на пятый день предупредилъ ее что болѣзнь ея можетъ сдѣлаться заразительною, почему она и объявила о томъ своимъ приближеннымъ. Во второй же перепечатанъ, изъ той же книги Димсдаля (стр. 235—245), дневникъ веденный имъ съ 11го по 23е октября включительно.
Замѣтимъ кстати что при отъѣздѣ изъ Петербурга Екатерина II была, вѣроятно, хорошо закутана въ шубу, подобно привезенному къ ней наканунѣ ребенку,[109] и что судя по тому что сказано въ запискѣ Димсдаля, предлогомъ ея поѣздки въ Царское Село, гдѣ первое время не было никого кромѣ обыкновенной прислуги, были предположенныя тамъ перестройки.
При той тайнѣ, съ которою Димсдаль былъ выписанъ изъ Англіи, и съ которою совершена была операція (съ вѣдома одного только барона Черкасова, какъ это видно изъ записки и изъ книги Димсдаля, стр. 234), понятно что, во избѣжаніе толковъ и безпокойства между Жителями столицы» Екатерина II предпочла удалиться въ Царское Село, гдѣ болѣзнь ея сдѣлалась извѣстною лишь когда уже не было никакого сомнѣнія въ выздоровленіи. Тогда стали пріѣзжать туда навѣдываться царедворцы изъ Петербурга, и государыня ихъ принимала (книга Димсдаля). Черкасовъ же, какъ заставляютъ предполагать записочки которыя онъ въ это время получалъ отъ императрицы, вѣроятно, переѣхалъ въ Царское Село вскорѣ послѣ Димсдаля и оставался тамъ безвыѣздно, потому что особенно интересовался исходомъ этого важнаго дѣла, какъ совѣтникъ государыни во всемъ касавшемся оспопрививанія, какъ покровитель Димсдаля и какъ президентъ медицинской коллегіи.
Теперь мы имѣемъ возможность приводить за большую часть этихъ дней выписки изъ камеръ-фурьерскаго журнала и изъ дневника Димсдаля и сравнивать замѣченные имъ симптомы съ нѣкоторыми изъ тѣхъ о которыхъ Екатерина II сама сообщала въ записочкахъ своихъ барону Черкасову.
Въ Дневникѣ Димсдаля сказано что императрица приняла ртутный порошокъ.
1) Въ Дневникѣ Димсдаля записано: «Порошокъ произвелъ желаемое дѣйствіе.»
2) Въ Придворномъ журналѣ значится: «Государыня въ Зимнемъ дворцѣ принимала по утру всѣхъ лицъ бывшихъ при литургіи, а въ вечеръ игра была, изволили забавляться въ карты, потомъ кушали во внутреннихъ аппартаментахъ.»
1) Дневникъ Димсдаля: «Ночь послѣ привитія провела не очень хорошо. Летучая боль, какъ бываетъ отъ простуды, пульсъ ускорился. За обѣдомъ кушала немного похлебки, вареной курицы и нѣсколько вареныхъ овощей. Послѣ обѣда спала цѣлый часъ; сонъ ее ободрилъ, и къ вечеру была весела.»
2) Придворный журналъ: «Ея величество прибыла въ Царское Село. Вечеромъ изволила забавляться въ карты.»
1) Дневникъ Димсдаля: «Ночь провела изрядно. На мѣстахъ привитія извѣстные знака зараженія. Небольшая боль противъ ранки сдѣланной для привитія. На обѣдъ овсянка безъ мяса. Къ вечеру дурнота въ головѣ и жаръ; однакожь, послѣ стакана холодной воды, припадки эти прошли. Ужинъ изъ той же похлебки.»
2) Придворный журналъ: «Императрица изволила осматривать Гатчинскую дорогу. Вечеромъ забавлялись въ карты.»
1) Дневникъ Димсдаля: «Почивала хорошо. Въ мѣстахъ привитія оспы краснота появилась больше; боль подъ мышкою прошла; подъ вечеръ головная боль, но прошла послѣ прохаживанія въ холодной комнатѣ. Кушаніе то же что наканунѣ.»
2) Придворный журналъ: «Происходило тожъ что наканунѣ.»
Екатерина II имѣла весьма крѣпкое сложеніе, но часто страдала головною болью; лѣчиться же и принимать лѣкарства не любила. (Соврем. Лѣтоп. № 39, 1866 г., статья г. Любецкаго.) Въ записочкахъ своихъ, №№ II, III, VII и VIII, къ барону Черкасову она именно, во время оспенной лихорадки, преимущественно балуется на головную боль. (См. далѣе, въ этой же главѣ.)
1. Дневникъ Димсдаля: «Ранки созрѣваютъ; по временамъ тяжесть въ головѣ, но была въ веселомъ расположеніи духа. Пища та же. На ночь четыре грана ртутнаго порошка.»
2) Придворный журналъ: «Ея величество кушать изволили съ 26ю персонами; вечеромъ забавлялись въ карты.»
1) Дневникъ Димсдаля: «Ночь и день провела хорошо. Утромъ приняла 1/2 унціи глауберовой соли. Ранки все болѣе созрѣваютъ; сквозь увеличительное стекло можно было ясно видѣть маленькіе пупырушки. За обѣдомъ съѣла немного курицы и овощей. Къ вечеру появилась тяжесть головы, нѣмѣніе рукъ и плечъ; клонитъ сонъ.»
2) Придворный журналъ: «Императрица обѣдать изволила во внутреннихъ комнатахъ. Вечеромъ выходила въ картинную комнату, разговаривала и слушала музыку.»[110]
1) Дневникъ Димсдаля: «Утромъ чувствовала себя хорошо, но къ полудню появился ознобъ, а затѣмъ жаръ и тяжесть головы, онѣмѣніе и боль подъ мышками и въ спинѣ, но послѣ прогулки въ холодной комнатѣ головная боль прошла. Аппетита почти не было».
2) Придворный журналъ: «Ея величество кушать изволила съ 24ю персонами. Вечеромъ разговаривали и слушали музыку.»
Надо полагать что Екатерина II въ этотъ вечеръ (какъ на это намекаетъ Димсдаль на стр. 311 своей записки) объявила придворнымъ что ей привита оспа, и что болѣзнь вступаетъ въ періодъ заразительный. Ночью же симптомы становятся серіознѣе; на другой день государыня не выходитъ къ обѣднѣ и пишетъ первый свой собственноручный бюллетень.
1) Записочка № 1, адресованная Екатериною II барону Черкасову:
«J’ai dormie très mal, et pas plus de deux heures, j’ai eue toutte la nuit des inquietudes dans les jambes, et de la chaleurs, surtout au deux bras, les inquietudes au jambes cependant passèrent apres une mediocre sueur. Je me suis levé а 6 heures et je me trouve mieux hors que dans le lit.»[111]
На оборотѣ этой записочки сохранился оттискъ печати съ императорскимъ гербомъ и собственноручно сдѣланъ Екатериною II полный адресъ: Александру Івановичу Черкасову. Ни дня, ни числа не выставлено. Мы здѣсь оставили и впредь будемъ оставлять въ своемъ видѣ правописаніе подлинника: во всей этой записочкѣ одинъ только знакъ ударенія; въ другихъ часто не достаетъ знаковъ препинанія. Въ послѣдствіи, адреса нѣтъ, или онъ дѣлается сокращенно, да и печать употребляется пофамильярнѣе, эмблематическая. Важность симптомовъ описанныхъ въ этомъ бюллетенѣ, особенно касательно рукъ, всегда заставляла насъ относить его къ началу болѣзни. Теперь же черты сходства его съ замѣчаніями Димсдаля о ночи съ 18го на 19е октября окончательно удостовѣряютъ насъ въ томъ что онъ написанъ именно въ этотъ, а не въ какой-либо иной день.
2) Дневникъ Димсдаля: «Сонъ ночью былъ прерывистый. Лихорадочное состояніе, боль въ головѣ и спинѣ продолжаются, но послѣ прогулки по холодной комнатѣ стала чувствовать себя хорошо. Ранки рдѣли и къ вечеру многіе пупырушки, слившись вмѣстѣ, показались вокругъ ранокъ. Къ вечеру тяжесть тѣла увеличилась, клонитъ ко сну. Аппетита нѣтъ; за день кушала немного овсянки, пила чай и яблочную воду. Легла раньше обыкновеннаго.»
3) Придворный журналъ: «Въ комнатахъ отправлена утреня. Ея величество кушать изволили во внутреннихъ аппартаментахъ. Дамы и кавалеры кушали въ столовой.» (О вечерѣ ничего не сказано.)
1) Записочка № II, адресованная Екатериною II барону Черкасову:
«J’ai mieux dormi cette nuit que la precedente, j’ai beaucoup sué mais la tete me tourne si fort, que je ne vois presque pas ce que j'écris outre cela je suis très foible».
«Lund а huit heures du matin»[112].
Эта записочка, въ которой не достаетъ точекъ (пунктуаціи) и слово Lundi не дописано, безъ адреса и безъ печати и, очевидно, не могла быть написана въ иной понедѣльникъ, то-есть ни 13го (на другой день послѣ привитія оспы и день прибытія императрицы въ Царское Село), ни 27го октября (когда уже оканчивалось ея выздоровленіе). Притомъ, сходство симптомовъ въ этомъ бюллетенѣ и въ дневникѣ Димсдаля поразительное.
2) Дневникъ Димсдаля: «Ночь провела очень хорошо; появилась сильная испарина, послѣ чего она чувствовала себя гораздо лучше; лихорадочное состояніе уменьшилось. Приняла полъунціи глауберовой соли. Онѣмѣлость подъ мышкою; боль въ ногахъ, и спинѣ продолжаются. Краснота вокругъ ранокъ стала больше и показалось вокругъ нихъ много пупырышковъ, появились также на лицѣ одинъ, а на ручной кисти два пупырышка.»
3) Придворный журналъ: «Ея величество кушать изволила во внутреннихъ комнатахъ; а дамы и кавалеры въ столовой.» (О вечерѣ ничего не сказано.)
1) Дневникъ Димсдаля: «Худо ночью почивала. Общее состояніе гораздо лучше, лихорадочное состояніе прошло; на лицѣ и рукахъ высыпало нѣсколько оспинъ.»
2) Придворный журналъ: «Происходило тожъ (что наканунѣ).»
1) Записочка № III, адресованная Екатериною II барону Черкасову:
«Quoique hier au soir la tete me tournoit j’ai dormi а deux reprises sept heures, et apresént je me porte bien. Mercredi a sept heures trois quart du matin.»[113]
Эта записочка могла быть, впрочемъ, написана и въ слѣдующую среду, 27го октября; но мы ее помѣстили здѣсь потому что, какъ увидимъ далѣе, за временнымъ улучшеніемъ послѣдовалъ новый кризисъ. На оборотѣ этой записочки перемаранный адресъ, съ ошибкою: А. I. Черксову (пропущена буква а), замѣненный другимъ правильнымъ: А. I. Черкасову. На этой записочкѣ сохранился оттискъ эмблематической печати императрицы съ изображеніемъ улья, куста цвѣтовъ и съ надписью: Полезное.
2) Дневникъ Димсдаля: «Общее состояніе хорошо; высыпало еще нѣсколько оспинъ. Оспа совсѣмъ налилась.»
3) Придворный журналъ: «Происходило тожъ.»
1) Записочка № IV, адресованная Екатериною II къ барону Черкасову, на который адреса нѣтъ, но сдѣлана рукою Черкасова помѣта: получ. въ 9 ч. по утру окт. 23го.
«J’ai dormi fort tranquilement depuis le moment que je me suis couché jusqu'à huit heures et je me porte très bien. Fui je boire du caffé e au lait? Je fais cette demande parceque Mr le Docteur m’а dit qu’aujourd' huy une nouvelle crise commenceroit»[114].
Замѣтимъ что обыкновенно, въ здоровомъ состояніи, Екатерина пила по утрамъ весьма крѣпкій левантскій кофе съ густыми сливками. На пять чашекъ клали цѣлый фунтъ кофе. Это утверждаетъ Сумароковъ (т. I, стр. 48 и 49). Съ своей стороны Грибовскій говоритъ что Екатерина II отъ 8 до 9 часовъ утра занималась въ кабинетѣ письменными дѣлами и въ это время пила одну чашку кофе безъ сливокъ. (Грибовскій, Записки объ императрицѣ Екатеринѣ Великой. Москва, 1864).
«Je suis très charmé d’apprendre que Votre Majesté ayez si bien dormie cette nuit, et qu’elle se portoit si bien ce matin. Ma goûte m’empechera d’avoir l’honneur de me presenter devant Votre Majesté; mais si Elle а besoin de Mr Dimsdale, Elle n’а qu'à ordonner quand il doit venir accompagné de Mile Grand Maitré d’Artillerie ou son Frere le Comte Wolodimer.»[115]
Это очевидно отвѣтъ на предыдущую записочку, которою императрица увѣдомляла Черкасова что почивала спокойно и чувствуетъ себя очень хорошо. Притомъ, вмѣсто того чтобы передать заданный ему вопросъ Димсдалю, Черкасовъ спрашиваетъ когда его прислать вмѣстѣ съ княземъ Г. А. Орловымъ, или его братомъ графомъ В. А. Орловымъ.
Собственноручный отвѣтъ (№ V), сдѣланный Екатериною II на этой же самой записочкѣ барона Черкасова:
«Monsieur Dimsdale n’а qu’а monter apresent. Je voudrois lui montrer mes bras, je suis bien fâché de Votre goûte. S’est la colere de Votre femme qui l’а augmenté tachés de faire Votre paix et de Vous bien porter.»[116]
Этотъ отвѣтъ доказываетъ что Димсдаль имѣлъ квартиру въ самомъ дворцѣ, въ нижнемъ этажѣ, такъ какъ императрица приглашаетъ его подняться, что повторяется и въ записочкѣ № VIII. Намекъ же на сварливость жены и совѣтъ поскорѣе помириться съ нею побуждаютъ думать что Черкасовъ, получившій записочку въ 9 час. утра и немедленно на нее отвѣчавшій, прибылъ въ Царское Село, быть-можетъ, въ сопровожденіи своей супруги или, по крайней мѣрѣ, предъ отъѣздомъ изъ С.-Петербурга имѣлъ съ ней ссору. Во всякомъ случаѣ это наивѣрнѣйшимъ образомъ подтверждаетъ сказанное нами въ III главѣ нашего очерка (біографія барона А. И. Черкасова) что онъ далеко не былъ счастливъ въ брачномъ союзѣ своемъ съ дочерью Бирона, и что она была достойная дочь своего отца. Достойно вниманія что императрица не отвѣчаетъ ни слова объ Орловыхъ, которыхъ Черкасовъ какъ бы навязывалъ, будучи ихъ приверженцемъ, или которые, быть-можетъ, чрезъ него напрашивались. Эта записочка, сперва запечатанная гербовою печатью Черкасова, возвращена ему съ припечатанною возлѣ нея эмблематическою печатью императрицы. Оттиски обѣихъ печатей сохранились въ цѣлости.
2) Придворный журналъ. «Происходило тожъ.»
Въ дневникѣ же Димсдаля замѣтки о 23 и 24 октябрѣ соединены вмѣстѣ (см. далѣе).
1. Записочка № VI, адресованная Екатериною II барону Черкасову, безъ адреса и печати, но съ помѣтой его: le 24 d’oktobre à 8 h. du matin (24го окт. въ 8 ч. утра).
«J’ai bien dormie et beaucoup sué, au démangeaison près je n’ai point d’incomodité, le liras ne me fait pas si mal qu’hier, mais la gorge est de meme. J’estime qui le tout ensemble ne vaut pas la peine qu’on en parle.»[117]
2) Дневникъ Димсдаля. (23 и 24e окт.) «Почивала хорошо. При общемъ хорошемъ состояніи, жаловалась на боль въ горлѣ. При осмотрѣ 24го числа оказалось что челюстныя желѣзы припухли; на правой сторонѣ языка, на желѣзкѣ, сидѣла оспина; но большая часть боли въ горлѣ, по моему мнѣнію, происходила отъ простуды, что и подтвердила сысканная щель въ обивкѣ изъ дерева сдѣланной по стѣнамъ около постели императрицы. Назначено полосканіе теплымъ морсомъ смородины.»
3) Придворный журналъ. «Происходило тожъ.»
1. Записочка № VII, адресованная Екатериною II барону Черкасову, безъ числа, но съ помѣтой что она отправлена въ субботу утромъ.
«J’ai dorinie а deux reprises huit heures, d’un sommeil très profond, et si bien comme je n’ai pas dormie de puis huit jours, il ma semblée que je n avois presque point de chaleur cette nuit, la tete est beaucoup mieux qu’hier, et je ne croi pas recevoir de fievre- aujourd’liuy vue que je me porte trop bien pour devenir malade. А sept heures trois quart Samedi au matin. Faites passer ce billet а Mr Panin»[118].
На оборотѣ сокращенный адресъ: А. I. Черкасову, и эмблематическая печать императрицы. Предшествовавшая суббота была 18го октября, а слѣдующая уже 1го ноября (день отъѣзда императрицы въ С.-Петербургъ). А такъ какъ она съ 18го октября спала плохо, въ эту же ночь (на 25е число) спала лучше чѣмъ во всѣ предшествовавшія, то-есть въ продолженіе цѣлой недѣли, то это и заставило васъ отнести сію записочку именно къ 25му числу, а не къ иной какой-либо субботѣ. Порученіе передать эту записочку графу Н. И. Панину объясняется отчасти тѣмъ что, какъ вице-канцлеръ, онъ долженъ былъ быть поставленъ въ извѣстность о здоровьѣ императрицы, отчасти же и тѣмъ что онъ былъ оберъ-гофмейстеромъ и воспитателемъ цесаревича, которому предположено было также привить оспу, и что потому ходъ болѣзни императрицы Екатерины II имѣлъ для него двоякій интересъ. Замѣтимъ еще что съ 22го октября великій князь былъ боленъ.
2. Дневникъ Димсдаля. «Почивала хорошо. Боль въ горлѣ прошла, созрѣвшія оспины стали темнѣть.»
3. Придворный журналь. «Происходило тожъ.»
1. Записочка № VIII, адресованная Екатериною II барону Черкасову, безъ адреса а безъ печати, но съ помѣтой что она отправлена въ воскресенье утромъ.
«J’ai dormi avec beaucoup d’inquietude et me suis reveillé au moins touttes les heures une fois, vers le matin cependant les inquietude ont diminué, apresent le visage me brûlent beaucoup et la tete me fait un peu mal. Je prie Monsieur Dimsdale de monter. Dimanche а huit heure du matin»[119]
Это единственная записочка которая, какъ далѣе оказывается, сходится съ замѣтками Димсдаля только въ томъ что касается лица. О снѣ Димсдаль пишетъ что въ ночь съ 13го на 14е октября (сутки послѣ привитія и когда еще не было никакихъ важныхъ симптомовъ) онъ былъ порядочный; въ ночь съ 18го на 19е октября (съ субботы на воскресенье) прерывистый (а къ этимъ замѣткамъ очень хорошо подошла записочка № 1, хотя не имѣющая ни числа, ни помѣты); въ ночь же съ 19го на 20е число довольно хорошій (съ чѣмъ вполнѣ сошлась записочка № II, написанная въ понедѣльникъ). Предоставляемъ гг. врачамъ рѣшить: ошиблись ли мы или нѣтъ?
2. Дневникъ Димсдаля. «Почивала весьма хорошо (?). Припухлость подчелюстныхъ желѣзъ едва примѣтна, къ вечеру большая часть оспинъ на лицѣ стала темнѣть цвѣтомъ.»
3. Придворный Дсурналъ. «Происходило тожъ.»
1. Дневникъ Димсдаля. «Ночь провела очень изрядно. Общее состояніе хорошо; аппетитъ есть, всѣ оспины цвѣтъ свой перемѣнили въ темноватый.»
2. Придворный журналъ. «Происходило тожъ.»
1. Дневникъ Димсдаля. «Совершенно здорова, приняла полъунціи Глауберовой соли.»
2. Придворный журналъ. «Происходило тожъ.»
За этотъ день имѣемъ только ту же отмѣтку въ Придворномъ журналѣ.
1) Записочка № IX, адресованная Екатериною II барону Черкасову, съ помѣтой что отправлена es четвергъ утромъ:
«J’ai très bien dormi huit heures а deux reprises, mais l’intervalle n'étoitpas long entre la premiere et la seconde, je suis un peu étourdie, mais cela se passera, ce matin la langue étoit fort chargé de flegme et puis très seche; au reste je me porte très bien,
„Jeudi a sept heures du matin.“[120]
На оборотѣ этой записочки адресъ: А. I. Черкасову и эмблематическая печать.
2) Придворный журналъ: „Выходъ ея величества въ каретахъ для прогуливанія. Обѣдъ во внутреннихъ апартаментахъ. Вечеромъ, въ Янтарной комнатѣ, императрица изволила забавляться въ карты.“
1) Записочка № X, адресованная Екатериною II барону Черкасову, на четвертушкѣ листа, безъ адреса, безъ печати и безъ обозначенія дня и числа:
„Je suis levée, je me porte bien, Vous pouvés venir quand il Vous plaira.“[121]
2) Придворный журналъ: „Обѣденное и вечернее кушанье во внутреннихъ комнатахъ“.
Оканчивая эти различныя выписки послѣднимъ собственноручнымъ бюллетенемъ великой государыни,[122] мы не можемъ не обратить вниманія читателя на ту твердость духа и отсутствіе мнительности, съ которыми она перенесла послѣдствія довольно рискованной въ ея лѣта операціи.
За симъ обратимся снова къ Придворному журналу, гдѣ читаемъ:
1го ноября, суббота: „Обѣдъ во внутреннихъ комнатахъ. Въ третьемъ часу ея величество изволила слѣдовать въ придворную церковь, въ которой отправленъ былъ молебенъ (о томъ), что ея величество изволила освободиться отъ оспенной болѣзни, причемъ производилась пушечная пальба. Потомъ ея величество соизволила предпріять отсутствіе (уѣхать) въ Санктпетербургъ, куда по прибытіи, соизволила заѣзжать въ церковь Казанскія Богоматери. Въ Зимнемъ дворцѣ, въ сѣняхъ, встрѣчена придворными, а въ Бильярдной его высочествомъ.“
2го ноября, воскресенье: „По окончаніи литургіи, началось съ благоговѣніемъ, къ Подателю всѣхъ благъ Господу объ окончающейся (окончившейся) оспенной болѣзни, которую ея величество соизволила имѣть привитіемъ въ Селѣ Царскомъ, съ соборомъ, благодарственное молебствіе, съ колѣнопреклоненіемъ. Потомъ знатныя россійскія обоего пола персоны и господа чужестранные министры въ парадныхъ комнатахъ приносили поздравленіе.“
Въ запискѣ Димсдаля о первомъ пребыванія его въ Россіи сказано:
„Въ продолженіе этого времени (до пятаго или шестаго дня) императрица изволила участвовать во всѣхъ увеселеніяхъ съ своею обычною привѣтливостью, не показывая ни малѣйшаго безпокойства по поводу того что было съ ней сдѣлано. Она кушала по-прежнему съ другими, оживляя весь дворъ изяществомъ своей бесѣды.“
При этомъ выписки сдѣланныя нами изъ Придворнаго журнала за 30е октября и 1e ноября показываютъ что въ прекрасной, во всѣхъ прочихъ отношеніяхъ, статьѣ г. Любецкаго не вполнѣ вѣрно было сказано что Димсдаль совѣтовалъ Екатеринѣ II не выѣзжать никуда въ то сѣрое и холодное время и продолжать этотъ карантинъ до 21го ноября. Быть-можетъ, совѣтъ этотъ былъ данъ 2го ноября, уже по возвращеніи государыни въ Петербургъ.
Г. Любецкій упоминаетъ о томъ что во время своей болѣзни она продолжала принимать должностныхъ лицъ. Что баронъ Черкасовъ бывалъ у Екатерины II въ это время (хотя о немъ положительно можно сказать что онъ никогда не имѣлъ оспы, ибо когда былъ молодымъ человѣкомъ въ Англіи, то оспопрививаніе тамъ еще не вошло въ общее употребленіе), это несомнѣнно видно изъ записокъ къ нему Екатерины II (№№ V и X); но тамъ же видно что она 23го октября не согласилась Припять князя и графа Орловыхъ, вѣроятно опасаясь чтобъ они не получили оспу.
Впрочемъ, она писала Вольтеру:
„Je n’ai pas été au lit un seul instant, et j’ai reèu du monde tous les jours.“[123]
Изъ того же письма узнаемъ, что въ то время какъ Екатерина II была больна въ Царскомъ Селѣ отъ привитія оспы, ей читали нѣкоторыя сочиненія Вольтера. Въ письмѣ этомъ (предъ самою припискою P. S.) именно сказано:
„J’oubliais, M-r, de vous dire que j’ai augmenté le peu ou point de médecine qu’on donne pendant l’inoculation, — de trois ou quatre excellents spécifiques, que je recommande à tout homme de bon sens de ne poins négliger en pareille occasion. C’est de se faire lire l’Ecossaise, Candide, l’Ingénu, l’Homme aux quarante écus, et la Princesse de Baby lone. Il n’y a pas moyen après cela de sentir le moindre mal.“[124]
На это письмо Вольтеръ отвѣчалъ Екатеринѣ II 26го февраля 1769 года, изъ Ферве, четверостишіемъ, въ которомъ называлъ ее de tous les préjugés destructrice brillante (блистательною разрушительницею всѣхъ предразсудковъ), и письмомъ, въ которомъ между прочимъ заключается слѣдующее:
„Eh! Madame, quelle leèon V. М. I. donne а nos petits maîtres franèais, à nos sages maîtres de Sorbonne, à nos Esculapes des Ecoles de Médecine!“[125]
Довели ли французскіе агенты этотъ подвигъ Екатерины II до свѣдѣнія своего двора, не знаемъ; но дѣло въ томъ что безпечный Людовикъ XV» не послѣдовалъ ея примѣру и, шесть лѣтъ спустя, умеръ отъ оспы. Самое руководство Димсдаля къ оспопрививанію было переведено съ англійскаго на французскій языкъ двумя годами позже чѣмъ на русскій. (Ср. главу IX этого очерка: заслуги медиц. коллегіи.)
Московскій главнокомандующій графъ П. С. Салтыковъ привѣтствовалъ императрицу слѣдующимъ собственноручнымъ письмомъ отъ его ноября, сохранившимся, въ числѣ кабинетныхъ бумагъ Екатерины II, въ Государственномъ Архивѣ:
"Имѣю честь донести Вашему Імператорскому Величеству что сей день мы всѣ вѣрноподанные Вашего Величества рабы: сенатъ, коллегія и все московское дворянство, при усердномъ нашемъ радованіи, собравшись въ Успенскомъ соборѣ, принесли Всевышнему: Творцу наше благодареніе за Его такъ великіе щедроты. Даровавъ намъ (ежели смѣю сказать) новый опытъ Его къ намъ милосердія, онъ даровалъ намъ избавленіе скорби за насъ въ жертву приносимою жертву живота своего не щадя для нашего благополучія; нашъ московскій архіерей кромѣ что какъ скоро увѣдалъ о благополучномъ выздоровленіи В-го И. В-ва приказалъ во всей своей епархіи исправлять всенощное пѣніе, благодарные молебны. Сей же день служилъ отмѣнно, отворя Царскія двери, какъ то бываетъ и на великій день Пасхи. По окончаніи литургіи, была предика assez mal acomodée au sujet; mais il faut bien pardonner à l’ignorence de notre clergée ce n’est pas la faut de l’evesque car il a fait son posible que tout allai bien. Le sujet étoit très bien trouvé par Mr de Sabaquine.
"По окончаніи Божественной службы и по выстрѣлу изъ 101 пушки, г. оберъ-полицъмейстеръ поставилъ на площади, передъ Кремлевскимъ Дворцомъ, быка Жаренова, поведермые вино, медъ и пиво, все то происходило съ великимъ порядкомъ; о чемъ имѣю всеподданнѣйше донесть и прилагая при семъ отъ архіерея нашего писмо, кончаю подвергая себя В. И. В. матерному милосердію. Ко мнѣ начинаютъ съежатца на маскарадъ. Въ надеждѣ что В. В. милостиввѣ простите мои враки. Но истинно отъ радости трепещу и не знаюшто писать и тако съ наиглубочайщимъ респектомъ пребуду,
"Графъ Петръ Салтыковъ."
Къ этому письму приложены: сперва адресъ Московскаго сената, потомъ письмо высокопреосвященнаго Амвросія, оба отъ его ноября:
1) "Самодержавнѣйшая, Великая Императрица, премудрая матерь отечества! Всемилостивѣйшая Государыня!
«Благоуспѣшнымъ В-му И-му В-ву привитіемъ оспы вѣрноподданные ваши дворянство и народъ столько обрадованы, что никакія слова достаточны быть не могутъ оное изобразить. И потому сего дня, во всемъ милующему Россію Богу, и сохранившему ея монархиню, достодолжное горящими сердцами, за милосердіе Его принесши общее благодареніе; Сенатъ симъ всенижайшимъ начертаніемъ, въ восхищеніи о геройствѣ Вашего духа, всеподданнѣйше приноситъ В-му И-му В-ву поздравленіе. Примите, Всемилоетивѣйшая Государыня! съ таковымъ матернимъ милосердіемъ сей знакъ должности его, съ каковымъ онъ искреннимъ усердіемъ и радостнымъ сердцемъ В-му И-му В-ву оный подноситъ.»
(Подписали): Графъ Петръ Салтыковъ, Иванъ Глѣбовъ, графъ Іванъ Воронцовъ, Алексѣй Мелгуновъ, Петръ Еропкинъ, князь Сергій Гагаринъ, князь Алексѣй Козловскій, Михайла Собакинъ, Михайла Похвисвевъ.
«Нынѣ познахъ, яко спасе Господь Христа своего, когда В-му І-му В-ву, по всесчастливѣйшемъ привитіи оспы, обновилъ Всевышній Владыка яко орлу юность. Великое воистину В-го І-го В-ва въ семъ случаи, который между страхомъ и надеждою всегда обращается, было геройство; но неменьшая милость Божія надъ всею Госсіею чрезъ благополучнѣйшій сей успѣхъ воспослѣдовала. Ибо сохраненіе и продолженіе въ цѣлости и ненарушимости Вашего Імператорскаго Величества высочайшаго здравія, есть всея Россіи жизнь и воскресеніе. За такое убо и толикое неизреченное милосердіе Божіе воздавъ въ сей день со всею моею паствою колѣнопреклонныя Всевышнему молитвы и приношенія, изъ глубины сердца Ваше Імператорекое Величество поздравляю всеблагоуспѣшнѣйшимъ добровольно подьятаго подвига совершеніемъ; при которомъ моемъ вѣрноподданническомъ усердіи, какъ себя такъ и порученную отъ Вашего Імператорскаго Величества паству подъ священнѣйшія Вашего Імператорскаго Величества стопы повергаю,
"Вашего Імператорскаго Величества,
"всеподданнѣйшій рабъ и богомолецъ,
Коллегія, о которой упоминается въ письмѣ Салтыкова, единственная находившаяся въ Москвѣ, есть вотчинная; а Собакинъ, придумавшій тему для проповѣди, одинъ изъ тогдашнихъ сенаторовъ; Салтыковъ, подписавшій адресъ сената, тотъ же генералъ-губернаторъ который побѣдилъ Фридриха Великаго подъ Кунерсдорфомъ и удалился изъ Москвы, когда, во время чумы, 16го сентября 1771 года, этотъ же архіепископъ Амвросій убитъ былъ чернію; а сенаторъ Еропкинъ вѣроятно тотъ самый который въ отсутствіи главнокомандующаго распоряжался всѣмъ въ Москвѣ въ это трудное время, до пріѣзда Орлова.[126]
ГЛАВА VIII.
править|
Примѣръ монархини, доказавшій что она съ любовью къ своему сыну сопрягаетъ рѣдкое и отмѣнное желаніе къ доставленію подданнымъ своимъ благоденствія, сопровождаемъ былъ такими слѣдствіями какихъ ея величество отъ того ожидала.» Докторъ Янишъ.
|
Испытавъ на самой себѣ дѣйствіе оспенной операціи, Екатерина II побудила и цесаревича Павла Петровича обезопасить себя подобнымъ же средствомъ, и только когда операція совершилась успѣшно, великолѣпно отпраздновала свое и его выздоровленіе, чѣмъ и отдаленнѣйшему потомству дала понять что въ глазахъ Россіи не отдѣляла судьбы своей отъ судьбы наслѣдника престола, и жизнь и здоровье его считала столь же драгоцѣнными для отечества какъ и свои собственныя.
Димсдаль повѣствуетъ въ своей запискѣ что, немедленно по пріѣздѣ изъ-за границы въ Петербургъ, онъ получилъ приглашеніе быть на другой день у графа Н. И. Панина. Все сказанное ему Панинымъ при этомъ свиданіи обличаетъ въ немъ вполнѣ государственнаго человѣка и воспитателя весьма попечительнаго о своемъ питомцѣ. Онъ тутъ же объявилъ Димсдалю что великій князь рѣшился на операцію и Желаетъ чтобъ она была совершена. Для того чтобы Димсдаль могъ наблюдать надъ его здоровьемъ и тѣлосложеніемъ, онъ былъ вскорѣ ему представленъ и часто у него обѣдалъ, а иногда проводилъ на его половинѣ большую часть дня.
Между тѣмъ, въ бытность императрицы въ Царскомъ Селѣ, цесаревичъ 22го октября вдругъ заболѣлъ летучею оспой; государыня немедленно отправила къ нему Димсдаля въ Петербургъ (см. стр. 241 книги Димсдаля: Новый способъ и пр.), и тогда же рѣшено было отложить привитіе ему натуральной оспы.
Но когда болѣзнь его прошла, Димсдаль просилъ императрицу приказать придворнымъ врачамъ оказать ему содѣйствіе въ привитіи оспы великому князю и въ пользованіи его послѣ операціи. Лейбъ-медикъ Крузе, лейбъ-хирургъ Фуссадье и даже Англичанинъ Вейгоръ одинъ за другимъ отказались отъ всякаго участія въ семъ дѣлѣ, отзываясь что считаютъ его слишкомъ важнымъ чтобы въ него вмѣшиваться. "Тогда, " говоритъ Димсдаль, «я счелъ за нужное изложить мое мнѣніе письменно и представить его императрицѣ, которая согласилась на предложенную мною методу[127] и приказала приступить къ дѣлу лишь только это будетъ возможно. Великій князь прекрасно сложенъ, силенъ и безъ всякаго природнаго недуга. Онъ продолжалъ быть бодрымъ и желалъ нетерпѣливо чтобы было приступлено къ опыту надъ нимъ. Какъ это происходило разказано уже мною….»[128]
Опять-таки изъ этой записки не видно котораго именно числа была привита оспа великому князю Павлу Петровичу, которому тогда было 14 лѣтъ.
Въ письмѣ къ Вольтеру, отъ его (17го) декабря 1768 года, Екатерина II писала: «Je vais tout de suite faire inoculer mon fils unique.» (Я немедленно прикажу привить оспу моему единственному сыну)…. Но еслибъ эти строки дѣйствительно были написаны его (11го) декабря,[129] то онѣ оказались бы въ полнѣйшемъ противорѣчіи съ Придворнымъ журналомъ, такъ какъ онъ указываетъ самымъ положительнымъ образомъ что оспа привита была цесаревичу за мѣсяцъ предъ тѣмъ, а именно въ началѣ ноября 1768 года. Тутъ все дѣло объясняется слѣдующею припиской Екатерины къ этому же письму: «PS. La lettre ci-jointe était écrite il y a trois semaines. Elle attendait le maniscrit: on а été si longtems à le transcrire et à le rectifier, que j’ai eu le terns, Mr, de recevoir votre lettre du 15 Novembre.»[130]
Изъ этого становится яснымъ что 6е (17е) декабря есть день помѣты и отправленія, а не написанія письма; ибо въ камеръ-фурьерскомъ журналѣ сказано что 10, 11 и 12 ноября (понедѣльникъ, вторникъ и среда) императрица изволила по вечерамъ проходить къ его высочеству для провѣдыванія здоровья, по причинѣ привитія его высочеству оспы, и что 22го ноября (въ субботу) съѣзжались ко двору знатныя обоего пола персоны и чужестранные министры для принесенія поздравленія и благодаренія ея величеству и его высочеству за великодушный и знаменитый подвига ко благополучію своихъ подданныхъ привитіемъ оспы[131] и для всерадостнаго поздравленія съ благополучнымъ онаго окончаніемъ. Въ томъ же журналѣ упомянуто что вечеромъ былъ балъ въ присутствіи ея величества и его высочества.
Достойно вниманія что ровно за четыре дня предъ этимъ торжествомъ объявлена была война Турціи. (Ср. далѣе въ этой же главѣ.)
Письмо Екатерины II къ Вольтеру дѣйствительно написано было слишкомъ за мѣсяцъ до привитія оспы великому князю. Эта операція совершена была, какъ оказывается изъ вышеприведенной книги Димсдаля (стр. 246—254), 1го ноября, въ Зимнемъ дворцѣ (быть-можетъ вечеромъ, уже по возвращеніи государыни изъ Царскаго Села), на одной только правой рукѣ; а съ 10го числа появилась сыпь. Вотъ почему съ этого дня придворный журналъ начинаетъ свидѣтельствовать что здоровье цесаревича составляетъ предметъ особенной заботливости Екатерины II. Если же она о письмѣ своемъ говоритъ Вольтеру въ припискѣ (P. S.) что оно написано за три недѣли до его (17го) декабря, то она, изъ учтивости къ нему, только на нѣсколько дней удаляется отъ истины.
Послѣ же привитія оспы великому князю, а именно 10го ноября, императрица писала лифляндскому генералъ-губернатору графу Броуну на нѣмецкомъ языкѣ: «У великаго князя, слава Богу, нынѣ также оспа проходитъ.» Письмомъ этимъ она, въ шутливомъ тонѣ, благодаритъ Броуна за поздравленіе съ благополучнымъ исходомъ привитія ей оспы, проводя ту мысль, что если храбрый генералъ находитъ что для этого нужна была немалая доля неустрашимости, то остается только согласиться что это такъ. За симъ слѣдуютъ похвалы земляку Броуна, Димсдалю, за успѣшное привитіе оспы въ домахъ всѣхъ вельможъ.[132]
Тутъ кстати замѣтить что государыня и цесаревичъ дозволили чтобъ отъ нихъ была взята матерія для привитія оспы многимъ лицамъ, чрезъ что совершенно уничтожевъ былъ предразсудокъ будто тотъ отъ кого берется матерія чрезъ это самое долженъ пострадать. (Записка Димсдаля стр. 314.)
Здѣсь также умѣстно будетъ повторить какъ онъ описываетъ обоихъ своихъ августѣйшихъ паціентовъ:
"Императрица Всероссійская Екатерина II росту выше средняго,[133] въ ней очень много граціи та величія, такъ что даже еслибы можно было забыть о ея высокомъ санѣ, то та тутъ ее признали бы за одну тазъ самыхъ любезныхъ особъ ея пола. Къ природнымъ ея прелестямъ прибавьте вѣжливость, ласковость та благодушіе, та все это въ высшей степени, притомъ столько разсудительности что она проявляется на каждомъ шагу, такъ что ей нельзя не удивляться….
«Цесаревичъ та великій герцогъ Голштинскій Павелъ Петровичъ, единственный сынъ ея величества, росту средняго, имѣетъ прекрасныя черты лица. Его тѣлосложеніе нѣжное, что происходитъ, я полагаю, отъ сильной любви къ нему и излишнихъ о немъ попеченій со стороны тѣхъ которые имѣли надзоръ надъ первыми годами наслѣдника престола та надежды Россіи. Несмотря на то, онъ очень ловокъ, привѣтливъ, веселъ и очень разсудителенъ, что не трудно замѣтить изъ его разговоровъ, въ которыхъ очень много остроумія.»
Въ XVIII томѣ Полн. Со6 р. Зак., почти вслѣдъ за значащимся тамъ подъ № 13.198 манифестомъ 18го ноября 1768 г. объ объявленіи войны Портѣ Оттоманской, напечатаны (два дня спустя), подъ № 13.204, акты по случаю привитія оспы императрицѣ и цесаревичу, а именно:
1) Сенатскій указъ 20го ноября, которымъ объявлено всенародно о благополучномъ привитіи имъ оспы; приглашены всѣ вѣрноподданные принести благодареніе Богу, а депутаты отъ разныхъ вѣдомствъ и члены коммиссіи составленія Уложенія поздравить лично императрицу; тутъ же сказано что съ ея разрѣшенія на будущее время установлено праздновать 21е ноября во всѣхъ городахъ Имперіи. (То же вкратцѣ у Жоффре, стр. 278.)
2) Высочайшій отвѣтъ на поздравленіе сената съ выздоровленіемъ. Тутъ, между прочимъ, сказано: «Мой предметъ былъ своимъ примѣромъ спасти отъ смерти многочисленныхъ моихъ вѣрноподданныхъ, кои, не знавъ пользы сего способа, онаго страшась, оставалися въ опасности. Я симъ исполнила часть долга званія моего; ибо, по слову евангельскому, добрый пастырь полагаетъ душу свою за овцы.»
и 3) Сенатскій указъ, заключающій, такъ-сказать, церемоніалъ ежегоднаго торжествованія 21го ноября. Имъ постановлено въ продолженіи цѣлаго этого дня производить, послѣ благодарственнаго молебна, колокольный звонъ; вечеромъ иллюминовать города и внести этотъ день въ мѣсяцесловъ какъ день табельный, съ освобожденіемъ присутственныхъ мѣстъ отъ присутствія, а училищъ отъ ученія, потому именно что этотъ день былъ днемъ выздоровленія Екатерины II, и что съ этого дня началось распространяться по Россіи цѣлительное оспопрививаніе.
Эти акты доказываютъ до какой степени современники считали сіи событія важными и спѣшили воздать благодарность Богу за избавленіе настоящихъ и будущихъ жителей Россіи отъ губительной язвы.
Немедленно по выздоровленіи великаго князя, Димсдалю объявлено было однимъ изъ вельможъ (полагаемъ что это былъ Черкасовъ, ибо онъ именно такъ его и прежде называлъ) не только о пожалованіи его въ лейбъ-медики ея величества, съ чиномъ дѣйствительнаго статскаго совѣтника и пожизненною пешней въ 500 фун. стерл. въ годъ, а также въ бароны Россійской Имперіи, съ тѣмъ чтобы старшій изъ его фамиліи носилъ сей титулъ, но и о томъ что ему будутъ подарены миніатюрные портреты (осыпанные брилліантами, если въ этомъ отношеніи достовѣрно свидѣтельство Россійской родосл. книги, ч. II, стр. 280) императрицы и наслѣдника престола, а сыну Димсдаля — золотая табакерка съ брилліантами. Однако тутъ же видно что баронскій титулъ пожалованъ Димсдалю только 5 іюня 1769 г. Между тѣмъ, онъ самъ повѣствуетъ, въ своей запискѣ, что въ концѣ 1768 года уѣзжалъ съ сыномъ своимъ въ Москву для привитія оспы многимъ лицамъ;[134] а когда возвратился и уже откланялся императрицѣ, предъ отъѣздомъ своимъ въ Рердфордъ, то она внезапно заболѣла и призвала его къ себѣ. Онъ нашелъ её въ постели, въ жару; она жаловалась на сильную боль въ боку, на кашель, — словомъ, оказывались всѣ признаки воспаленія. Пущена была кровь, и здоровье Екатерины II вскорѣ поправилось.
Въ началѣ 1769 года, при прощаніи съ Димсдалемъ, она подарила ему на дорогу муфту изъ самой дорогой черной сибирской лисицы. Очень можетъ быть что уже гораздо позже этой второй болѣзни подписаны указъ и самый дипломъ о пожалованіи Димсдаля въ бароны.
Вѣроятно по причинѣ этой болѣзни, а затѣмъ военныхъ и политическихъ дѣлъ, поднесеніе императрицѣ правительствующимъ сенатомъ медалей въ память введенія оспопрививанія въ Россіи состоялось только 3 1/2 года спустя, въ апрѣлѣ мѣсяцѣ 1772 года.
Вотъ какъ объ этомъ разказываетъ г. Любецкій, въ своей замѣчательной статьѣ: «Значеніе для Россіи 21го числа ноября», на которую мы уже не разъ ссылались:
Когда государыня вошла въ присутственную камеру сената, сенаторъ графъ Ром. Лар. Воронцовъ[135], привѣтствовалъ её слѣдующею рѣчью:
„Сенатъ вашего императорскаго величества, напоминая ту опасность, въ которую для спасенія всего рода человѣческаго привитіемъ оспы себѣ и любезному своему сыну поступить изволили, не благодаренъ бы предъ Богомъ и вами явился, еслибы публичнымъ знакомъ на вѣчныя времена не оставилъ память сего великаго дѣйствія: въ такомъ разсужденіи сей искренній своей и народа благодарности знакъ повелѣвъ сдѣлать, всеподданнѣйше повергаетъ его съ самимъ собою къ стопамъ вашего величества.“
По окончаніи этой рѣчи были поднесены отъ сената чрезъ генералъ-прокурора князя Вяземскаго выбитыя на этотъ случай[136] двѣнадцать медалей на серебряномъ блюдѣ. На одной сторонѣ каждой медали изображенъ былъ грудной портретъ государыни въ коронѣ и мантіи; а на другой — храмъ Эскулапа, предъ которымъ лежитъ поверженная гидра. Изъ храма выходитъ императрица и ведетъ съ собою наслѣдника своего престола, оба исцѣленные отъ привитія оспы. На встрѣчу имъ спѣшитъ обрадованная Россія съ младенцами; на верху надпись Собою подала примѣръ, а внизу: 1768 г. октября 12го (день привитія оспы Екатеринѣ ІІ-й.)
Государыня, милостиво принявъ признательность сената, отвѣчала (почти тѣми же словами какъ въ 1768 году, въ письменномъ отвѣтѣ своемъ на адресъ сената): Я исполнила долгъ свой, ибо добрый пастырь полагаетъ душу свою за овцы.
Историческое значеніе, которое тогда придавалось этому дѣлу, обозначилось еще, кромѣ того, 19 лѣтъ спустя послѣ великаго подвига совершеннаго Екатериною II, помѣщеніемъ въ число 18 превосходныхъ горельефовъ изъ алебастра, аллегорически изображающихъ дѣянія прославившія ея царствованіе и украшающихъ круглую залу Московскаго сената, — горельефа на которомъ императрица (въ видѣ Минервы) даетъ дракону, терзающему дитя, ужалить свою обнаженную ногу; возлѣ Гиппократъ, окруженный матерями подающими ему дѣтей; но онъ указываетъ на совершающійся подвигъ самоотверженія. Девизъ этого горельефа: Своею опасностію другихъ спасаетъ. Въ статьяхъ объ этой ротондѣ профессора военной академіи Лебедева (Русскій Инвалидъ, 1860 г., № 179) и академика Н. Рамазанова (Современная Лѣтопись, 1865 г., 28го ноября, № 45), въ описаніи наглядныхъ художественныхъ лѣтописей украшающихъ стѣны сего пантеона царствованія Екатерины II, горельефъ, напоминающій введеніе оспопрививанія въ Россіи, помѣщенъ первымъ. Не знаемъ, важность ли событія или лучшая, можетъ-быть, предъ прочими степень отдѣлки или сохраненія побудили г. Лебедева дать ему предпочтеніе. Мы въ первый разъ посѣтили эту круглую залу лѣтомъ 1860 года, съ извѣстнымъ любителемъ старины, г. гофмейстеромъ княземъ М. А. Оболенскамъ. Тогда она занята была архивомъ военнаго министерства; въ то время къ горельефамъ были прибиты дощечки съ нумерами; на горельефѣ относящемся до оспопрививанія значился № 15. Впрочемъ, и та и другая нумераціи одинаково произвольны и несогласны съ хронологическимъ порядкомъ событій, такъ какъ наказъ о составленіи Уложенія (№ 5 по нумераціи г. Лебедева), учрежденіе Московскаго Воспитательнаго Дома (№ 12) и Академіи Художествъ (№ 4) и вызовъ иностранныхъ колонистовъ (№ 2) предшествовали введенію оспопрививанія. Съ возобновленіемъ же круглой залы, по случаю помѣщенія въ этой части сенатскаго зданія новаго гласнаго суда, нумерація на горельефахъ уничтожена, и самая эта ротонда обращена въ залу для просителей.
Въ статьѣ, на которую мы уже ссылались, г. Рамазановъ доказываетъ что зданіе это начато въ 1776 году и окончено въ 1787 году, что самая ротонда была предназначена для собраній московскаго дворянства (тамъ и было такое собраніе въ 1788 году, съ первыми выборами судей), и что (какъ это было уже замѣчено г. Ивановымъ, въ Чтеніяхъ Императорскаго Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ), полковникъ Лебедевъ ошибочно счелъ эту круглую заду мѣстомъ собранія депутатовъ для составленія Уложенія, которое происходило въ 1767 году, то-есть за двадцать лѣтъ до постройки сенатскаго зданія. Признавая что г. Лебедевъ весьма точнымъ образомъ истолковываетъ значеніе прекрасныхъ изваяній находящихся въ этой ротондѣ, художникъ Рамазановъ замѣчаетъ что ихъ не слѣдуетъ называть, какъ г. Лебедевъ, барельефами (изваяніе плоское), но горельефами, такъ какъ они весьма выпуклы. Сочиненіе ихъ (которое онъ приписываетъ скульпторамъ ІОсти и Тавенбергу) обличаетъ (говоритъ онъ) богатую фантазію, плодовитость которой не мало обусловливается тѣмъ богатымъ содержаніемъ какое представляютъ собою многочисленныя великія дѣянія обожаемой народомъ монархини. На нѣкоторыхъ изъ сихъ славныхъ скрижалей великой эпопеи нашей исторіи, лица окружающія Екатерину суть портреты ея сподвижниковъ, особенно полководцевъ той эпохи. Въ № 41 газеты Наше Время, 1860 г.[137] (когда ее издавалъ Н. Ф. Павловъ), была также помѣщена, съ его примѣчаніями, статья объ этихъ горельефахъ г. Андреева, почетнаго вольнаго общника Академіи Художествъ.
ГЛАВА IX.
править|
„Человѣчество имѣло во мнѣ друга, который не измѣнялъ ему ни въ какомъ случаѣ.“ (Изъ письма Екатерины II къ Циммерману.)
„Всякій вопросъ государственный, народный, становился для Екатерины II вопросомъ личнымъ.“ Щебальскій.
|
Непосредственнымъ послѣдствіемъ привитія оспы Екатеринѣ II и ея наслѣднику было то что примѣру ихъ послѣдовали многіе царедворцы.
Вотъ какъ императрица сообщила объ этомъ Волтеру, въ письмѣ, о которомъ было у: ке упомянуто:
„Le grand Maître de l’Artillerie, le comte Orlof, ce héros qui ressemble aux anciens Romains du beau tems de la République, qui en а le courage et la générosité, doutant s’il avait eu cette maladie, s’est mis entre les mains de notre Anglais et, le lendemain de l’opération, il s’en est allé à la chasse, dans une très grande neige. Nombre de courtisans ont suivi cet exemple, et beaucoup d’autres s’у préparent. Outre cela, on inocule aprésent, à Pétersbourg, dans trois maisons d'éducation et dans un hôpital établi sous les yeux de Mr Dimsdale. Voilà, Mr les nouvelles du pôle. J’espére qu’elles ne vous seront pas indifférentes….“ Въ припискѣ (P. S.) сказано: „Si je fais aussi aisément la guerre contre les Turcs, que j’ai eu de facilité à introduire l’inoculation….“ И еще: „Pour nouvelles d’ici, je vous dirai, Mr, que tout le monde généralement veut être inoculé, qu’il y a un Evêque qui va subir cette opération, et qu’on а inoculé ici dans un mois plus de personnes qu'à Vienne dans huit….“[138]
Это всего лучше доказываетъ что письмо помѣчено тѣмъ днемъ (его — 17го декабря) въ которой сдѣлана была къ нему довольно длинная приписка, ибо тогда уже прошелъ слишкомъ мѣсяцъ со времени привитія оспы наслѣднику престола, многимъ царедворцамъ и пр. (Ср. гл. VIII.)
Относительно привитія оспы тогдашнему временщику, князю Г. Г. Орлову, очень можно допустить предположеніе что этому обстоятельству не былъ чуждъ его ревностный приверженецъ баронъ Черкасовъ.[139] Въ отвѣтѣ своемъ, отъ 26го февраля 1769 г., Вольтеръ сравниваетъ Орлова со Сципіономъ.
Въ 1769 году д-ръ Янишъ выражался слѣдующимъ образомъ (см. русскій переводъ его брошюры: Извѣстіе о наилучшемъ способѣ для прививанія оспы, стр. 40 и 41):
«Примѣръ монархини, доказавшей онымъ своимъ подвигомъ что она съ любовью къ своему сыну сопрягаетъ рѣдкое и отмѣнное желаніе къ доставленію подданнымъ своимъ благоденствія, сопровождаемъ былъ такими слѣдствіями какихъ ея величество отъ того ожидала, ибо многіе стали съ великимъ стремленіемъ подражать оному. Въ С.-Петербургѣ число получавшихъ прививаніе ежедневно возрастало. Прежде привилъ я оспу въ полгода токмо восьмидесяти отрокамъ, а нынѣ получили отъ меня прививаніе въ два мѣсяца 156. Въ деревняхъ графа Г. Г. Орлова привита оспа болѣе нежели 100 младенцамъ. Думаю что общее число получившихъ прививаніе превзошло уже 1.000.»
Въ ту пору оспопрививаніе вошло у насъ какъ будто въ моду: въ домахъ, на балахъ, и даже на улицахъ, знакомые, встрѣчаясь, спрашивали другъ друга: «А что, прививали ли вы себѣ или дѣтямъ вашимъ оспу?» Димсдаль и его сынъ привили ее 140 особамъ.[140] Петербургу стала подражать и Москва, а тамъ мало-по-малу оспопрививаніе начало распространяться по всей Россіи съ большимъ успѣхомъ и пользой. Въ Москвѣ, въ Екатерининской больницѣ,[141] открытъ былъ оспенный комитетъ.
Въ послѣдствіи времени подобные комитеты постепенно всюду учреждались, и медицинская коллегія распубликовала высочайше утвержденное наставленіе о добываніи оспенной матеріи и о привитіи оной (1770—1774, № 13.445, Полн. Собр. Зак. томъ XIX).
Замѣтимъ еще что предъ отъѣздомъ своимъ изъ Россіи Димсдаль издалъ Краткое описаніе способовъ для распространенія по всему вообще Россійскому государству безопаснаго прививанія оспы,[142] и что въ 1759 году вышло первое изданіе проповѣдей пастора лютеранской церкви Св. Екатерины (на Васильевскомъ островѣ), Іоахима Христіана Грота, въ пользу оспопрививанія. Посвящая второе изданіе ихъ (1781 года, въ двухъ томахъ, Лейпцигъ и Рига) императрицѣ Екатеринѣ, онъ просилъ распоряженія о переводѣ ихъ на русскій языкъ. Не знаемъ, исполнилось ли его желаніе, и не встрѣтились къ тому препятствія въ различіи вѣрованій православнаго и лютеранскаго.
Что же касается оо вторичнаго пребыванія Димсдаля (отца) въ С.-Петербургѣ въ 1781 году, то о немъ сохранилось нѣсколько свѣдѣній въ недавно изданной, на французскомъ языкѣ съ нѣмецкимъ предисловіемъ, чрезвычайно интересной перепискѣ Екатерины II съ Іосифомъ II (1780—1789 г.): Arnet, loseph II und Catharina II, ihr Briefwechsel, Wien, 1869. Тамъ, на стр. 95, помѣщено письмо сего государя .отъ 28го іюня 1781 года, изъ Брюсселя, которое онъ вручилъ Димсдалю, при проѣздѣ его чрезъ этотъ городъ въ Петербургъ, и гдѣ между прочимъ сказано:
«L’inoculateur Dimsdale a le bonheur d'être appelé par vous, М-ше, à Pétersbourg. Je le rencontre à son passage par Bruxelles es je m’empresse par conséquent à le charger de ces lignes pour V. M. I. Il n’у а pas de lieu ni d’occupation qui m’empêchera jamais de profiter de pareilles Occasions.»[143]
На стр. 97, Екатерина II пишетъ германо-римскому императору, изъ Петергофа, отъ 4го іюля, что привитіе оспы великимъ князьямъ Александру и Константину Павловичамъ должно предшествовать отъѣзду за границу цесаревича и цесаревны; а на стр. 100, отъ 8го августа, изъ Царскаго Села, что Димсдаль прибылъ и доставилъ довѣренное ему письмо, въ которомъ заключались живѣйшія пожеланія успѣха этой операціи и просьба увѣдомить о ея послѣдствіяхъ, за что Екатерина II пока и благодаритъ съ большимъ чувствомъ; письмомъ же отъ 16го сентября, изъ Царскаго Села (стр. 103), увѣдомляетъ что оспа привита ея внукамъ вполнѣ счастливо. За симъ уже слѣдуютъ, на стр. 104, поздравленіе Іосифа II (письмо отъ Это октября). Онъ особенно радуется тому что оспа благополучно высыпала и оказалась наилучшаго свойства (l'éruption étant heureusement faite et de la meilleure espèce).
Теперь остается упомянуть что къ числу заслугъ, оказанныхъ Россіи медицинскою коллегіей, въ бытность барона Черкасова президентомъ оной, слѣдуетъ отнести: командированіе въ 1768 г. д-ра Аша въ Кіевскую губернію для введенія тамъ оспопрививанія, а потомъ и д-ра Вендриха, съ тою же цѣлью, въ разные губернскіе города (дѣло о семъ въ государственномъ архивѣ), устройство оспенныхъ домовъ близь Царскаго Села, въ Красномъ Селѣ, въ Петергофѣ, Ораніенбаумѣ (дѣло о семъ, съ планомъ, въ томъ же архивѣ) и въ Казани;[144] изданіе на русскомъ языкѣ сочиненія Димсдаля Нынѣшній способъ прививанія оспы (переводъ съ 4го англійскаго изданія, поручика Луки Сѣчкарева, переводчика Академіи Наукъ, 1770 г.), учрежденіе въ С.-Петербургѣ, Москвѣ и Тобольскѣ фабрикъ хирургическихъ инструментовъ для арміи, для флота и для госпиталей (Жоффре, стр. 277) и, наконецъ, устройство первыхъ карантиновъ (Сиверсъ, ч. I, стр. 344).
Дѣятельность медицинской коллегіи за это время можно также усмотрѣть на стр. 71—115 I и стр. 48—195 II частей Собранія Россійскихъ Законовъ о Медни, ипскомъ управленіи, изданнаго въ трехъ томахъ докторомъ Е. Петровымъ, въ С.-Петербургѣ, въ 1826—28 г. Въ этотъ сборникъ, трудъ частнаго лица, включены многія узаконенія не помѣщенныя въ Полномъ Собраніи Законовъ. Книги эти обязательно сообщилъ намъ изъ своей библіотеки Мих. Дм. Хмыровъ.
Въ 1772 году иркутскій губернаторъ Брилевъ велѣлъ въ присутствіи нѣсколькихъ вліятельныхъ туземцевъ (Бурятъ?) привить оспу своимъ дѣтямъ. Примѣръ этотъ подѣйствовалъ убѣдительно, и вскорѣ открытъ былъ и въ Иркутскѣ оспенный домъ.[145] Подобнымъ же образомъ поступилъ командовавшій на линіи генералъ-поручикъ Ирманъ: въ Барнаулѣ, при собраніи старшинъ разныхъ кочевыхъ племенъ, имѣвшихъ обыкновеніе покидать дѣтей своихъ, когда ихъ постигала оспа, онъ далъ привить оспу, на открытомъ воздухѣ, своей единственной трехлѣтней дочери.[146]
Окончательнымъ результатомъ тогдашней дѣятельности медицинскихъ и мѣстныхъ властей было то что теперь оспопрививаніе давно уже введено даже у нашихъ кочевыхъ инородцевъ, напримѣръ у Калмыковъ, и что всюду въ городахъ, при полиціи, производится безплатное оспопрививаніе.
Уже прежде сего мы замѣтили что иностранцы, издававшіе за границей сочиненія о Россіи, съ нерасположеніемъ отзывались о дѣлѣ оспопрививанія въ нашемъ отечествѣ и его главныхъ двигателяхъ. Такъ, Шлецеръ, задавшись мыслію что Русскій народъ скорѣе гибнетъ отъ пьянства чѣмъ отъ какихъ бы то ни было болѣзней, утверждалъ что климатъ петербургскій одинъ изъ лучшихъ въ Европѣ и, оставляя безъ вниманія имъ же выведенную страшную цифру смертности между младенцами, увѣрялъ что въ Россіи не нужны ни оспопрививаніе, ни воспитательные дома, потому-де что русскаго человѣка излѣчиваетъ или спасаетъ отъ оспы потѣніе въ банѣ, и что почти нигдѣ женщина не родитъ такъ легко какъ въ Петербургѣ. За симъ Шторхъ, издавшій свою книгу о Россіи гораздо послѣ введенія у васъ оспопрививанія, конечно уже не оспаривалъ его пользы, но выхваляя учрежденіе Екатериною II медицинской коллегіи и распоряженія относительно оспопрививанія докторовъ Шулинуса,[147] фонъ-деръ-Аша (командированнаго, какъ выше было сказано, въ Кіевъ) и иныхъ своихъ соотечественниковъ, вмѣнилъ себѣ въ обязанность игнорировать всю 12ти-лѣтнюю плодотворную дѣятельность барона Черкасова, не сказалъ о немъ ни единаго слова и ограничился лишь замѣткой что въ президенты этой коллегіи назначается обыкновенно лицо облеченное въ высокій санъ. Медицинской коллегіи и госпиталямъ Шторхъ посвятилъ, однакожь, въ своемъ I томѣ цѣлыя 44 страницы Ш главы объ общественной безопасности (стр. 369—401 и 575—587)…
Разгадка этой непріязни въ отношеніи къ просвѣщенному русскому патріоту заключается въ той тяжелой борьбѣ которую барону Черкасову пришлось вести съ иноземнымъ элементомъ въ самой медицинской коллегіи. Черкасовъ показалъ тутъ много сдержанности, онъ какъ бы бралъ въ этомъ случаѣ примѣръ съ неистощимаго терпѣнія императрицы, пока она, наконецъ, не изрекла приговоръ, который еще разъ доказалъ какъ умѣла она вникать въ дѣла, и какъ высоко было въ ней развито чувство справедливости.
Одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ нашихъ врачей-писателей, профессоръ Чистовичъ, разказываетъ это въ статьѣ: Первый докторскій дипломъ полученный по экзамену въ Россіи, которая помѣщена была въ №№ 16, 17 и 18 Медицинскаго Вѣстника, 1862 года. Заимствуемъ изъ нея, съ дозволенія почтеннаго автора, то что непосредственно относится къ описываемому случаю (стр. 5, 6 и 11—29).
Иностранные администраторы медицинскаго дѣла въ Россіи старались увѣрить кого слѣдовало что Русскіе неспособны быть врачами и не должны получать полнаго медицинскаго образованія, потому что иначе заняли бы высокія мѣста въ нашемъ медицинскомъ мірѣ. Для этого въ госпитальныхъ русскихъ школахъ учили медицинѣ на столько чтобы только освоить учениковъ съ практическою стороной ея, стоявшею почти что на степени ремесла, и держали школы въ этомъ положеніи около 80ти лѣтъ. Когда являлись преподаватели изъ природныхъ Русскихъ, получившихъ основательное образованіе за границей, и выражали Желаніе расширить преподаваніе, ихъ тотчасъ же удаляли отъ кафедръ и преслѣдовали всякими неправдами. Такъ погибъ К. И. ГЦепинъ, пользовавшійся за познанія свои въ ботаникѣ расположеніемъ Линнея, и П. П. Погорѣцкій, осмѣлившійся просить позволенія расширить курсъ школьнаго преподаванія въ Москвѣ, безъ всякаго отъ казны вознагражденія за лишній трудъ свой. Тяжелый гнетъ лежалъ на всякомъ русскомъ человѣкѣ медицинскаго званія, и вужна была необыкновенная живучесть чтобы не погибнуть подъ ежедневными и многоразличными угнетеніями. (Бесѣда И. Г. Миндерера о дѣловомъ врачебномъ радушіи, Гав. Михайлова. Москва, 1843 года.) Между тѣмъ иностранные доктора, пріѣзжая въ Россію для службы, принимаемы были на условіяхъ иногда очень обременительныхъ для нашего, правительства. Не соглашаться на эти условія было невозможно, потому что своихъ докторовъ было у насъ немного, а посылка Русскихъ за границу для усовершенствованія и для полученія докторскихъ дипломовъ затруднялась подъ разными предлогами иноземцами, стоявшими во главѣ медицинскаго управленія въ Россіи.
Баронъ Черкасовъ съ прискорбіемъ видѣлъ зло происходившее отъ чужестраннаго преобладанія въ медицинскомъ сословіи, и съ самаго назначенія своего президентомъ медицинской коллегіи началъ заботиться о возвышеніи уровня медицинскаго образованія въ Россіи: вопервыхъ, ускореніемъ открытія медицинскаго факультета при Московскомъ университетѣ (онъ открытъ только въ 1765 году, какъ это видно изъ переписки куратора В. Е. Ададурова съ барономъ Черкасовымъ, опредѣлившимъ туда профессора Эразмуса на каѳедру анатоміи), и вовторыхъ, улучшеніемъ преподаванія въ госпитальныхъ шкодахъ. Ему хотѣлось настолько преобразовать и улучшить эти школы чтобы не нуждаться въ иностранныхъ докторахъ, и планъ этого улучшенія представилъ онъ императрицѣ, которая его вполнѣ одобрила. Это іюня 1764 г. подписанъ ею слѣдующій указъ медицинской коллегіи:
«По установленію новому медицинскаго факультета, каковое состоитъ теперь въ государствѣ нашемъ, подъ правленіемъ медицинской коллегіи, ни малая больше пужда не настоитъ чтобы кандидаты медицины производимы были чрезъ экзамены въ университетахъ чужестранныхъ въ докторы сего факультета. И сего ради повелѣваемъ нашей коллегіи медицинской по собственнымъ ея экзаменамъ всѣхъ обучившихся сей наукѣ производить въ докторы медицины и давать на то каждому патентъ на пергаментѣ, за рукою президента сей коллегіи, съ приложеніемъ нашей печати.» (Жоффре также упоминаетъ, на стр. 276 своего сочиненія о Екатеринѣ II, о предоставленномъ ^коллегіи правѣ экзаменовать докторовъ и выдавать имъ дипломы.)
Члены коллегіи возненавидѣли Черкасова за этотъ приговоръ о ненадобности въ Россіи иностранныхъ докторовъ и о замѣнѣ ихъ русскими кандидатами медицины. Они стали во всемъ противорѣчить и мѣшать ему, начиная съ плана преобразованія госпитальныхъ школъ. Дерзость ихъ дошла до|того что^они противъ высочайшаго указа составили протестъ и поднесли его императрицѣ, прося отмѣнить его, на что она однакожь не согласилась, сказавъ будто бы что члены коллегіи могутъ поступать въ исполненіи его по собственному усмотрѣнію, и коллегія почла это за дозволеніе не исполнять указа.
Однакожь, какъ только законъ сдѣлался извѣстнымъ, представилась и надобность примѣненія его. Въ 1765 году первый врачъ, вслѣдствіе сего явившійся въ коллегію для_ экзамена на докторскую степень и для полученія соотвѣтственнаго мѣста на службѣ, былъ выборгскій уроженецъ, лѣкарь Г. М. Ореусъ, получившій медицинское образованіе въ петербургской госпитальной школѣ. Онъ выдержалъ экзаменъ; во члены коллегіи отложили въ долгій ящикъ выдачу диплома. Въ августѣ 1766 года онъ подалъ на коллегію жалобу въ кабинетъ императрицы, съ просьбой истребовать слѣдовавшій ему дипломъ. Управлявшій дѣлами кабинета, дѣйствительный статскій совѣтникъ Елагипъ, потребовалъ отъ коллегіи свѣдѣнія о причинахъ невыдачи диплома, и баронъ Черкасовъ поручилъ тремъ членамъ коллегіи: фонъ-Ашу, Пекену и Линдеману написать подробное объясненіе въ отвѣтъ на предложенные изъ кабинета вопросы. Объясненіе это написано было ими на нѣмецкомъ языкѣ[148] и цѣликомъ напечатано въ статьѣ Я. А. Чистовича. Они въ немъ сдѣлали формальный доносъ[149] на Черкасова что онъ указъ Это іюня 1764 года представилъ къ подписанію императрицы безъ ихъ вѣдома и упустилъ притомъ изъ виду что прежде чѣмъ раздавать дипломы слѣдовало бы завести школы; словомъ, что онъ началъ съ конца, вмѣсто того чтобы качать съ самаго начала, сдѣлалъ второй шагъ, не сдѣлавъ еще перваго; что на основаніи своей инструкціи, коллегія не можетъ выдавать дипломовъ безъ сношенія съ Московскимъ университетомъ; что право дѣлать докторовъ принадлежитъ университетамъ, а не коллегіи, что, наконецъ, Ореусъ плохо выдержалъ экзаменъ. Но все это были или ложь, или только пустые предлоги, такъ какъ о сношеніи съ Московскимъ университетомъ въ инструкціи ничего не сказано, и къ тому же коллегія сама допустила Ореуса къ экзамену, да и прежде экзаменовала иностранныхъ докторовъ. За этими предлогами скрывалась черная задняя мысль, пугавшая членовъ коллегіи даже болѣе гнѣва императрицы, мысль тяжелая какъ кошмаръ, тѣмъ болѣе что ее невозможно было высказать. Имъ все мерещилось что вотъ-вотъ за дипломами придутъ къ нимъ русскіе кандидаты медицины и, получивъ ихъ, сбросятъ съ себя чужеземное ярмо и выживутъ изъ Россіи иностранныхъ паразитовъ, — стало-быть надо портить и разрушать все то что можетъ развить, образовать и нравственно укрѣпить Русскихъ, а тѣмъ болѣе надо загораживать имъ всѣ пути къ самостоятельному развитію и образованію. Эта же черная мысль мѣшала улучшенію госпитальныхъ школъ. Члены коллегіи оберегали ее какъ величайшій догматъ.
Получивъ ихъ объясненіе, Елагинъ возвратилъ Ореусу прошеніе его, объявивъ что онъ долженъ бытъ доволенъ коллегкскимъ опредѣленіемъ; но Ореусъ переговорилъ съ барономъ Черкасовымъ, побывалъ у Елагина и снова подалъ просьбу прямо на имя императрицы, которая была уже предувѣдомлена о его первой неудачѣ. Дѣло еще протянулось полтора года и кончилось тѣмъ что 2го августа 1768 года императрица подписала именной указъ коллегіи, коимъ повелѣвалось признавать Ореуса докторомъ медицины и выдать ему дипломъ на это званіе. И это былъ первый докторскій дипломъ выданный по экзамену въ Россіи; а послѣдствія показали что онъ попалъ въ достойныя руки: Ореусъ былъ въ Москвѣ штатъ-физикомъ и напечаталъ извѣстный трактатъ о чумѣ, отъ которой погибло въ Москвѣ въ 1771 году отъ 100.000 до 150.000 жителей. (Russische Günstlinge, стр. 270 и Сумароковъ, т. I, стр. 216.)
Далѣе, въ этой же статьѣ, Я. А. Чистовичъ еще разказываетъ случай бывшій 14 лѣтъ спустя, именно проволочки которыя коллегія дѣлала въ выдачѣ диплома студенту С.-Петербургской Академіи Наукъ Соколову, который, бывъ отправленъ на ея счетъ за границу, получилъ степень доктора въ Страсбургскомъ университетѣ. Когда коллегія вздумала спросить на это согласіе Академіи, то Соколовъ принесъ жалобу президенту коллегіи А. А. Ржевскому. Но, какъ замѣчаетъ Я. А. Чистовичъ, Ржевскій былъ уже не чета Черкасову: онъ почти никогда не бывалъ въ коллегіи, предоставляя ей проводить безъ помѣхи свои задушевныя мысли, и сносился съ нею въ случаѣ надобности письмами; въ президенты же[150] попалъ онъ по протекціи. Однакожь онъ вступился за Соколова, видя въ дѣйствіяхъ коллегіи явное притѣсненіе; а когда Академія отвѣтила на запросъ коллегіи что Соколовъ учился медицинѣ не для практики, то онъ побаловался императрицѣ, вслѣдствіе чего 1го сентября 1781 года генералъ-прокуроръ объявилъ сенату высочайшее повелѣніе сдѣлать замѣчаніе Академіи за принужденіе причиняемое Соколову, а коллегіи предписать дать ему экзаменъ. Сенатъ, указомъ отъ 7го сентября, внушилъ коллегіи чтобъ она, въ опредѣленіи россійскихъ докторовъ, оказывала преимущество предъ въѣзжающими иностранцами и вообще поступала бы на основаніи данной ей въ 1763 году инструкціи, которая, какъ уже извѣстно, составлена была барономъ Черкасовымъ.[151]
Мы уже имѣли случай сказать объ этомъ сановникѣ что, кромѣ классическаго образованія и свѣдѣній въ медицинѣ, далеко неповерхностныхъ, онъ пріобрѣлъ въ Англіи глубокое уваженіе къ закону и законности. Указать черты его жизни, которыя особенно о семъ свидѣтельствуютъ, тѣмъ болѣе умѣстно въ вашемъ трудѣ что онѣ принадлежатъ къ дѣятельности барона въ качествѣ перваго президента медицинской коллегіи. Онѣ описаны лѣтъ десять тому назадъ Я. А. Чистовичемъ въ Журналѣ обращающемся почти исключительно между врачами. Г. Чистовичъ самъ указалъ намъ на нихъ именно съ тѣмъ чтобы мы ими воспользовались.
Въ статьѣ своей Первый медицинскій штатъ Смольнаго монастыря (протоколы засѣданій Общества Русскихъ Врачей въ С.-Петербургѣ 1858—1859) онъ, на стр. 542—569, подробно разказываетъ столкновенія которыя барону Черкасову совершенно нечаянно пришлось имѣть съ И. И. Бецкимъ[152] (тогда генералъ-поручикомъ), съ начальницей Смольнаго монастыря княжною А. С. Долгоруковой и съ гр. П. А. Румянцевымъ, бывшимъ тогда президентомъ малороссійской коллегіи и главнымъ командиромъ украинскаго и малороссійскихъ корпусовъ, а въ послѣдствіи фельдмаршаломъ.
Въ высочайше утвержденной инструкціи для руководства медицинской коллегіи, въ пунктѣ 3мъ, сказано было что она сама, по усмотрѣнію своему, опредѣляетъ мѣста докторамъ, и что "Никакой иной въ государствѣ департаментъ, кромѣ "сей коллегіи, власти имѣть не долженъ, ни рекомендовать, «ниже требовать того или другаго себѣ на ваканцію доктора.»
Поступая совершенно вопреки этому закону, княжна Долгорукова и графъ Румянцевъ письменно требовали: первая назначенія въ Смольный монастырь, а второй — въ Глуховъ, въ малороссійскую канцелярію, поименно такихъ врачей которые или были особенно нужны коллегіи, или которыхъ она отъ ихъ мѣстъ, напримѣръ, при синодѣ, или при гвардейскихъ полкахъ, оторвать не могла. Когда же коллегія сама отъ себя назначила въ Смольный монастырь штабъ-лѣкаря Тоде (Thode), находившагося въ числѣ кандидатовъ для выбора въ лейбъ-хирурги, и слѣдовательно одного изъ лучшихъ врачей того времени,[153] то княжна Долгорукова лично пожаловалась императрицѣ на обиду. Вѣроятно, Бецкій представилъ дѣло государынѣ одностороннимъ образомъ; ибо послѣдствіемъ всего этого былъ указъ медицинской коллегіи отъ 30го марта 1765 г., освободившій княжну Долгорукову отъ всякаго стѣсненія какими-либо законами. Въ немъ сказано: «При Воспитательномъ въ Воскресенскомъ монастырѣ Благородныхъ Дѣвицъ Обществѣ воспитаніе поручено отъ насъ съ особенною довѣренностію учрежденному совѣту»; почему и предписывается «опредѣлять туда докторовъ по назначенію совѣта а о болѣзняхъ имъ не докосить коллегіи, а только начальницѣ». Съ тѣхъ поръ медицинская коллегія безпрекословно исполняла всѣ требованія совѣта, опредѣляя способныхъ и неспособныхъ, которые, поступая въ Смольный монастырь, съ тѣмъ вмѣстѣ выходили изъ ея подчиненности и изъ ея вѣдомства.
Столкновеніе съ графомъ Румянцевымъ не имѣло такихъ послѣдствій, но было также очень характеристично. Онъ согласился принять двухъ врачей, назначенныхъ въ Глуховъ медицинскою коллегіей, а третьяго (Риттера) не принялъ, какъ человѣка суще престарѣлаго и неспособнаго, причемъ требовалъ замѣны Риттера штабъ-лѣкаремъ Семеновскаго полка Горловымъ или синодальнымъ врачомъ Фуксомъ.
Требованіе это было очевидно противно инструкціи, обидно для Риттера и совершенно произвольно въ отношеніи Фукса и Горлова, которые къ тому же не были еще штабъ-лѣкарями.
Вслѣдствіе сего баронъ Черкасовъ написалъ графу Румянцеву довольно рѣзкое письмо, въ которомъ, ссылаясь на инструкцію, говорилъ что о престарѣлости и неспособности Риттера медицинская коллегія никакихъ свѣдѣній не имѣетъ, а что самъ онъ въ іюлѣ мѣсяцѣ того же года видѣлъ его въ Ригѣ[154] не оказывавшимъ никакихъ знаковъ престарѣлости. О Фуксѣ и Горловѣ не безъ сарказма замѣчаетъ онъ: «Коллегіи неизвѣстно чтобъ они были штабъ-лѣкарями: они доселѣ въ спискѣ состоятъ лѣкарями, а потому къ опредѣленію на штабъ-лѣкарское мѣсто слѣдовать не могутъ; когда же будутъ въ штабъ-лѣкаря произведены, того не знаю.» Въ заключеніе Черкасовъ приложилъ къ письму своему печатный экземпляръ инструкціи, сдѣлавъ противъ пункта 3го замѣтку.
Румянцевъ обидѣлся этимъ отказомъ, обидѣлся рѣзкостью письма и еще болѣе присылкой экземпляра инструкціи, вслѣдствіе чего отвѣчалъ слѣдующимъ письмомъ:
«Я много сожалѣю что первая моя съ медицинскою коллегіею переписка виною такихъ вамъ безпокойствъ, а мнѣ непріятностей. Подобныя затрудненія между людьми нашихъ состояній не суть пользою для службы, но къ вящшему неустроевію и замѣшательству ихъ: вотъ каковы плоды раздоровъ между правительствъ. Что я требовалъ доктора Паульсона и лѣкаря Данилевскаго, въ томъ я уполномоченъ былъ соизволеніемъ ея величества, и мнилъ, что требованіе мое и о штабъ-лѣкарѣ принято будетъ; но вижу теперь что я въ надеждѣ своей обманулся. Дозвольте и о присланной вами мнѣ печатной инструкціи упомянуть: она давно ужь обнародована и, слѣдственно, говоря объ ней, вы о извѣстномъ мнѣ говорили; а присылку я бы могъ за иное что почесть, ежели бы почтеніе мое къ вамъ не такъ было велико, каково оно есть.
"Милостивый государь мой,
"вашъ покорный слуга
„Декабря 22го дня 1764.“
Очевидно что и здѣсь, какъ въ дѣлѣ Смольнаго монастыря, досада была велика; но Румянцевъ не пожаловался императрицѣ, а только не сталъ обращать вниманія на Риттера, когда тотъ пріѣхалъ въ Глуховъ, что и заставило послѣдняго проситься въ отставку.
Мы сократили по возможности разказъ профессора Чистовича. Заключимъ его словами:
„Надо отдать справедливость медицинской коллегіи, что она въ описываемую нами эпоху употребляла всѣ усилія къ поддержанію законности въ зависѣвшихъ отъ нея распоряженіяхъ, обуздать произволъ правительственныхъ мѣстъ и лицъ и прекратить вкравшіяся въ медицинское управленіе злоупотребленія. И потому подобныя столкновенія повторялись чуть ли не всякій день съ начальниками отдѣльныхъ управленій. Каждый изъ такихъ начальниковъ считалъ себя самовластнымъ господиномъ въ своемъ управленіи и очень мало или даже совсѣмъ не заботился о законности или беззаконности своихъ дѣйствій. Что подсказывалъ ему собственный произволъ, то онъ и дѣлалъ, и узды для ограниченія этого произвола никакой не существовало. Это никого даже не удивляло и не печалило, потому что считалось нормальнымъ явленіемъ. Еще напротивъ: чѣмъ произвольнѣе и самовластнѣе поступалъ начальникъ, тѣмъ болѣе его уважали, тѣмъ болѣе льстили ему и гордились его подчиненные, потому что это самимъ имъ развязывало руки и покрывало всѣ ихъ злоупотребленія. Вѣдь начальникъ только распоряжался и отвѣчалъ за свои распоряженія (если-только приходилось когда-нибудь отвѣчать за нихъ); а приготовлялъ эти распоряженія всегда секретарь, или другое подобное лицо, которому очень удобно было вертѣть дѣлами подъ покровительствомъ сильнаго авторитета, не такъ какъ нужно было, а какъ было выгоднѣе. Отъ того взяточничество и непотизмъ развились до такой степени что всѣ мѣры предпринимавшіяся противъ ихъ въ царствованіе Екатерины II не привели ни къ какимъ результатамъ. Причиной неуспѣха ихъ было то что хотѣли уничтожить взяточничество въ чиновникахъ, не трогая беззаконнаго произвола въ начальникахъ ихъ, между тѣмъ какъ одно безъ другаго никогда существовать не могло.“
ГЛАВА X.
править|
„Отъ края моря Балтійскаго до края Эвксинскаго шествіе твое!…“ (Рѣчь Георгія Конисскаго, епископа могилевскаго.)
„Присоединенныя страны непристойно называть чужестранными; а обходиться съ ними на такомъ основаніи есть больше чѣмъ ошибка. Сіи провинціи надлежитъ легчайшими способами привести къ тому чтобъ онѣ обрусѣли и перестали бы глядѣть какъ волки къ лѣсу.“ (Изъ секретнаго наставленія Екатерины II генералъ-прокурору князю Вяземскому.)
|
До сихъ поръ мы занимались преимущественно дѣятельностью барона А. И. Черкасова по званію президента медицинской коллегіи съ 1763 года; но въ біографіи его (глава III этого очерка) упомянули вскользь что въ слѣдующемъ 1764 году онъ сопровождалъ Екатерину II ея поѣздкѣ въ Остзейскій край.
Обстоятельства этой поѣздка а важныя политическія послѣдствія которыя она имѣла, побуждаютъ насъ посвятить ей отдѣльную главу.
Положеніе въ которомъ находилось Балтійское поморье было, въ общихъ чертахъ, слѣдующее:
Эстляндія и Лифляндія уже слишкомъ сорокъ лѣтъ принадлежали къ составу Россійской Имперіи, а герцогство Курляндское, со времени ссылки Бирона? управлялось хотя именемъ Польскаго короля, но на самомъ дѣлѣ русскими министрами[155] и, если не ошибаемся, занято было нашими войсками.[156]
Когда Биронъ прибылъ въ Петербургъ съ Минихомъ, то Петръ Ш снова надѣлъ на него Андреевскую ленту[157] и, желая ихъ помирить, велѣлъ поднесть имъ по бокалу вина; во такъ какъ императоръ въ то время былъ отозванъ въ другую комнату, то они поставили бокалы на столъ и разстались, попрежнему, врагами. Вслѣдъ за симъ, благодаря Екатеринѣ II, Биронъ вновь сдѣлался герцогомъ Курляндскимъ, на такихъ впрочемъ условіяхъ что съ итого времени Курляндія стала какъ бы подвластною ей страной.
Императрица собиралась посѣтить обѣ свои балтійскія губерніи, и Биронъ просилъ позволенія явиться къ ней въ бытность ея въ Ригѣ.
Вслѣдствіе сего, приказаніе сопутствовать ей, въ качествѣ камергера, было не только особенно лестно для Черкасова, но еще, давая ему возможность встрѣтиться со своимъ тестемъ, могло имѣть и выгодную для него сторону. Не знаемъ видѣлся ли Баронъ въ Петербургѣ, за годъ предъ тѣмъ, со своею дочерью, баронессою Черкасовою, и простилъ ли ей бѣгство ея изъ-подъ родительскаго крова; но имѣемъ основаніе полагать что вопросъ о ея приданомъ, котораго она при вступленіи своемъ въ замужество не подучила, такъ какъ родители ея находились тогда въ Ярославлѣ, оставался еще не рѣшенымъ. Извѣстно только что послѣ личныхъ переговоровъ съ Черкасовымъ въ 1764 году, герцогъ сталъ ежегодно высылать своей дочери по нѣскольку тысячъ талеровъ. Въ государственномъ архивѣ есть письмо которое онъ адресовалъ ей въ Петербургъ, 7го апрѣля 1750 года, изъ Ярославля, на нѣмецкомъ языкѣ. Въ этомъ письмѣ онъ просилъ ее воспользоваться своимъ положеніемъ при дворѣ дабы испросить родителямъ своимъ помилованіе. Такъ какъ это письмо находится, въ числѣ кабинетныхъ бумагъ Елизаветы Петровны, то надо полагать что оно было представлено ей въ подлинникѣ. Но резолюціи на немъ никакой нѣтъ.
Екатерина II выѣхала изъ Петербурга 20го іюня и 24го прибыла въ Екатеринтальскій дворецъ, въ Ревелѣ, а 9 то іюля, въ Ригу, гдѣ встрѣчена была у лѣстницы генералъ-губернаторомъ графомъ Броуномъ,[158] генералъ-фельдцейхмейстеромъ Вильбуа,[159] и герцогомъ и герцогинею Курляндскими, поздравлявшими ее съ благополучнымъ прибытіемъ.
Въ Ригѣ, Биронъ упросилъ государыню посѣтить Митаву и, на предѣлахъ Курляндіи, встрѣтилъ ее, сопровождаемый сыновьями своими и свитой. Императрица возложила на старшаго изъ нихъ, наслѣднаго принца Курляндскаго Петра, орденъ Св. Андрея Первозваннаго, котораго онъ лишенъ былъ при ссылкѣ отца; а на брата его, принца Карла, орденъ Св. Александра Невскаго. Въ Митаву государыня въѣзжала при пушечной пальбѣ, въ великолѣпныхъ герцогскихъ экипажахъ; по дорогѣ выстроенъ былъ стоявшій близь города Сибирскій полкъ, возлѣ кареты ѣхали верхомъ герцогъ съ сыновьями генералъ-адъютантъ князь Орловъ и шталмейстеръ Нарышкинъ;[160] за каретой слѣдовалъ эскадронъ лейбъ-кирасирскаго полка. По прибытіи въ герцогскій замокъ, она у крыльца принята была герцогиней, и когда вошла въ покои, то герцогъ съ семействомъ своимъ, ставь на колѣни и цѣлуя у Екатерины руку, приносили благодарность за оказанныя ему милости. Тутъ представлялся императрицѣ князь Масальскій, епископъ виленскій, зависѣвшій не отъ нея, а отъ Рѣчи Посполитой, но по собственной охотѣ пріѣхавшій туда къ ней на поклонъ. Когда императрица садилась за столъ, герцогъ придвинулъ ея кресло. Послѣ обѣда, государыня въ тотъ же день возвратилась въ Ригу. Герцогъ раздавалъ присутствовавшимъ золотыя медали на память этого дня; а наслѣдный принцъ бросалъ въ народъ серебряные жетоны. Оба проводили императрицу до Риги и тамъ снова благодарили ее. Она возвратилась въ Петербургъ 25го іюля и была радостно встрѣчена цесаревичемъ и жителями столицы.[161]
„Народъ здѣшній“, писала она изъ Риги графу Н. И. Панину, „Ждалъ моего пріѣзда изъ Митавы до перваго часа за полночь, и какъ увидѣлъ мою карету, то съ виватомь проводилъ меня до моего дома. Je vous écris ceci pour vous montrer que les Livoniens commencent à avoir des influences de leurs conquérants.“[162]
Вотъ еще нѣсколько любопытныхъ подробностей относящихся до этой поѣздки. Какъ и въ послѣдствіи это замѣтилъ Димсдаль (записка его, стр. 321), императрица тщательно соблюдала обряды православной церкви: каждое воскресенье, гдѣ бы только ни было, въ Ревелѣ, въ Ригѣ, въ Дерптѣ или въ Пернавѣ, она слушала литургію въ соборѣ, или хоть въ гарнизонной церкви; при торжественныхъ пріемахъ, православное духовенство всегда имѣло шагъ предъ всѣми мѣстными сословными депутаціями, и на привѣтственныя рѣчи, произносимыя на нѣмецкомъ языкѣ, князь Г. Г. Орловъ отвѣчалъ, отъ имени императрицы, по-русски. Войсками, расположенными въ Лифляндіи и Эстляндіи, командовали Румянцевъ, Чернышовъ, Бутурлинъ и Ушаковъ; Екатерина II, на конѣ и въ мундирѣ лейбъ-гвардіи Коннаго полка, присутствовала при маневрахъ (большею частію вечеромъ, вѣроятно по причинѣ лѣтнихъ жаровъ, и часто послѣ баловъ, оканчивавшихся то въ 6, то въ 8 часовъ); однажды даже ужинала въ лагерѣ близь Екатеринталя; а въ Балтійскомъ Портѣ, когда она взошла на яхту чтобы произвести смотръ флоту, первый разъ послѣ кончины Петра Великаго поднята быль на русскомъ кораблѣ императорскій штандартъ!…[163]
Извѣстна удивительная способность какую имѣла Екатерина II внушать восторгъ, привлекать и располагать къ себѣ населенія. Когда Биронъ, по причинѣ глубокой старости, отрекся отъ управленія герцогствомъ Курляндскимъ, предоставивъ оное старшему сыну своему Петру (24го ноября 1769 г.),[164] Екатерина II такъ повела дѣло что сумѣла присоединить къ Россіи Курляндію (1795 г.) и ввести какъ тамъ, такъ и въ Лифляндіи и Эстлявдіи, Учрежденіе о губерніяхъ и Городовое Положеніе, но потомъ это распоряженіе было отмѣнено императоромъ Павломъ, въ балтійскихъ провинціяхъ возстановлены средневѣковыя привилегіи,[165] и тѣмъ отсрочено на неопредѣленное время обрусеніе этого края.
Отреченіе послѣдняго герцога Курляндскаго, Петра Барона, было въ связи съ третьимъ раздѣломъ Польши и весьма незадолго ему предшествовало. Герцогъ, на аудіенціи данной ему Екатериною II 12го февраля 1795 года, торжественно отвергнулъ зависимость отъ короля Польскаго; вслѣдъ затѣмъ уполномоченные отъ земскаго сейма Курляндіи поднесли акты о вступленіи ея въ подданство Россіи, и 15го апрѣля состоялся о семъ манифестъ,[166] а 2го іюня подписана декларація, на основаніи которой герцогъ Петръ Бирокъ получилъ слишкомъ два милл. талеровъ въ вознагражденіе за свои ленныя имѣнія и пенсію во 100.000 талеровъ, но съ обязанностію платить ежегодно: брату своему принцу Петру по 6.000 талеровъ, супругѣ его 2.000 талеровъ, дѣтямъ ихъ всѣмъ вмѣстѣ 24.000 талеровъ, и наконецъ сестрѣ своей, баронессѣ Черкасовой, по 10.000 талеровъ.[167] Возвратясь послѣ сего въ Митаву, герцогъ распустилъ свою гвардію и отправился въ Саганъ, помѣстье, купленное имъ еще за девять лѣтъ предъ тѣмъ въ Силезіи (1786 г.). Между тѣмъ генералъ-поручикъ баронъ Петръ Алексѣевичъ Паленъ[168] вступилъ въ управленіе новою губерніей съ званіемъ генералъ-губернатора и привелъ жителей къ присягѣ Екатеринѣ II и ея преемникамъ. Послѣ того назначенъ былъ туда гражданскимъ губернаторомъ тамошній уроакеяецъ, тайный совѣтникъ М. И. фонъ-Ламздорфъ (въ послѣдствіи генералъ отъ инфантеріи и графъ), и когда въ Митаву прибылъ Павелъ I, то онъ представилъ ему указъ сената, которымъ постановлено было ввести въ Курляндіи сборъ нѣкоторыхъ пошлинъ, объясняя что это нововведеніе несогласно съ тѣмъ чѣмъ страна была обнадежена при присоединеніи своемъ къ Россіи. Императоръ на этомъ же указѣ написалъ: „Не брать“, и отослалъ его въ сенатъ. Это чуть ли не единственный примѣръ сенатскаго указа, возвращеннаго обратно съ такою высочайшею резолюціей.
Полагаемъ что здѣсь нелишне будетъ сообщить нѣсколько не всѣмъ извѣстныхъ свѣдѣній о Биронахъ, тѣмъ болѣе что о нихъ иногда упоминается въ перепискѣ которую Екатерина II вела въ 1773 г. съ барономъ Черкасовымъ.
Какъ мы уже имѣли случай замѣтить въ 111 главѣ, орѳографія этой фамиліи претерпѣла слѣдующіе варіанты: Biren, Bieren, Biring, Biering, Büring, Büren, Bühren. Это видно изъ статей помѣщенныхъ въ дерптской газетѣ Inland, 1847 года, 14го апрѣля, № 15, Notizen zur Genealogie des Herzoglich Bironechen Hauses; 1848 г., въ прибавленіи къ № 48, 29го ноября, подъ заглавіемъ: Das Adels-Diplom der Familie, später Biron genannt, съ приложеніемъ весьма подробной родословной; а въ статьѣ той же газеты 1849 года, 4-го апрѣля, № 14 Noch ein Wort über die Bühren, сказано, со ссылкой на документъ 1712 года, хранящійся въ Митавѣ, въ герцогскомъ архивѣ, что еще Карлъ Бюренъ, отецъ Эрнеста-Іоганна, началъ писаться Бирономъ, подобно многимъ родственникамъ своимъ, служившимъ въ концѣ XVII столѣтія въ Польшѣ и въ Пруссіи. По сохранившимся въ государственномъ архивѣ письмамъ жены Карла Бирона, Гедвиги-Екатерины, видно что и она подписывалась von Biron.
Что же касается собственно до Эрнеста-Іоганна Бирона, то онъ подъ этимъ именемъ принятъ въ лифляндское дворянство; подъ нимъ же онъ, а потомъ старшій сынъ его Петръ, были герцогами курляндскими; оба они, равно какъ и братья. Эрнеста-Іоганна, а въ послѣдствіи одинъ изъ его внуковъ состояли подъ тѣмъ же именемъ въ русской службѣ».[169] Наконецъ Манштейнъ, который, какъ адъютантъ Миниха, былъ врагъ регента и самъ арестовалъ его, только однажды, въ запискахъ своихъ (Mémoires sur la, Lyon, 1772), называетъ его M-r Bieren (часть I, стр. 70); въ послѣдствіи же постоянно именуетъ его и братьевъ его Биронами. Такъ они и значатся въ алфавитномъ указателѣ къ этой книгѣ, и въ немъ фамиліи Bieren вовсе не встрѣчается. Вообще же, въ чужихъ краяхъ, никто не оспариваетъ фамиліи Биронъ у потомковъ Эрнеста-Іоганна. Отъ такой орѳографіи, исторически и офиціально вѣрной, никогда не отступаютъ Almanach, de Gotha и иныя подобныя изданія, составляющія авторитетъ въ генеалогическомъ отношеніи; П. И. Бартеневъ и П. П. Пекарскій также придерживаются ея въ своихъ историческихъ изданіяхъ (см. Осьмнадцатый Вѣкъ, т. I). Вслѣдствіе всѣхъ этихъ соображеній мы отдаемъ ей предпочтеніе предъ орѳографіей Биренъ, введенною авторомъ Россійской родословной книги. Что касается до одноименныхъ съ Биронами французскихъ герцоговъ, то всѣ знаютъ что между курляндскими Биронами (Biron Courlande) и французскими, герцогами Гонто де-Биронъ (Gontaut de-Biron) никакого родства быть не могло, и что, вообще, даже лица носящія одну и ту же фамилію могутъ-быть совершенно различнаго происхожденія. Извѣстно что когда Эрнестъ-Іоганнъ вздумалъ навязываться въ родство маршалу Гонто де-Биронъ, то этотъ на одно изъ его писемъ столь же учтиво, какъ и уклончиво отвѣчалъ, что хотя никакъ не можетъ доискаться родства съ нимъ, однакоже считаетъ великою честью для своего дома заявленіе желанія состоять съ нимъ въ родствѣ со стороны особы занимающей столь высокія должности въ государствѣ состоящемъ въ дружескихъ отношеніяхъ съ Франціей.
Свѣдѣнія приведенной нами дерптской газеты основаны отчасти на офиціальныхъ данныхъ и, за немногими исключеніями, не могутъ быть заподозрѣны въ пристрастіи, а потому, дорожа прежде всего историческою истиной, представляемъ изъ нихъ краткое извлеченіе.
Первая изъ этихъ статей (Das Adels Diplom и пр.) выражаетъ предположеніе что Бироны происходятъ изъ крестьянскаго званія; документальныя же извѣстія начинаются въ ней съ 1573 года, то-есть съ пращура Эрнеста Іоганна, герцогскаго лѣсничаго, Карла Бюрена.
Вторая (Noch ein Wort и пр.) возражаетъ на, нее, ссылаясь на документъ 1564 года (то-есть девятью годами старѣе предшествующей) и приходитъ къ заключенію будто Бироны ведутъ начало свое изъ Вестфаліи и въ этомъ году уже пользовались въ Курляндіи правами иностранныхъ дворянъ.
Объясняя что употребленіе частички фонъ не всегда доказываетъ дворянское происхожденіе, и что курляндское рыцарство постоянно отказывалось вписать Бироновъ въ свой матрикулъ, авторъ первой статьи полагаетъ что предки ихъ не были пришельцами въ Курляндіи, но туземцами, и что они жили въ деревнѣ Кальнцеемъ, принадлежавшей сперва ордену Меченосцевъ, а потомъ обращенной въ герцогское ленное имѣніе. Онъ основываетъ такую на томъ что принадлежавшая имъ въ этой деревнѣ мыза долго носила наименованіе Барингъ, а находящаяся въ Кальнцеемѣ корчма до сихъ поръ называется Biring-Krug. За симъ, ссылаясь на приложенную къ этой статьѣ родословную, авторъ говоритъ что вышеупомянутому Карлу Бюрену въ 1585 г. герцогъ Готгардъ пожаловалъ хуторъ Димзе (ein Gesinde, ein Stück Landes) въ пожизненное его а дѣтей его владѣніе (Besitz). Ею владѣлъ Іоганнъ-Бюренъ, прадѣдъ Эрнеста-Іоганна; а о дѣдѣ его, Карлѣ, сказано что герцогъ курляндскій Фридрихъ, въ 1640 г., утвердилъ за немъ владѣніе тою же дачей (Gütchen); объ отцѣ же его, также Карлѣ, что онъ былъ корнетомъ польской арміи и арендаторомъ (Pfandherr) въ Кальнцеемѣ, причемъ управлялъ всею этою герцогскою маетностью. Двоюродный дядя его, Матвѣй (Mathias) фонъ-Бюренъ, отличившійся при взятіи замка Добленъ, получилъ въ 1638 г. отъ послѣдняго Польскаго короля изъ рода Ваза, Владислава IV, возобновленный (erneuerte) латинскій дипломъ на дворянское (польское) достоинство. Но дипломъ этотъ самаго подозрительнаго свойства. Въ немъ оказано что Борену (Büeren) жалуется гербъ съ изображеніемъ въ бѣломъ полѣ черной птицы, называющейся, — а какъ? не упомянуто, — сидящей на деревѣ и держащей три жолудя въ клювѣ (атеш nigram, пробѣлъ, dictam). Между тѣмъ Бюрены имѣли въ гербѣ своемъ ворона съ дубовыми вѣтвями въ клювѣ, въ красномъ полѣ. Этотъ же гербъ сохранили они и по возведеніи ихъ въ графское достоинство. Изъ той же статьи видно что Эрнестъ-Іоганнъ бѣжалъ изъ Кенигсберга, послѣ поединка съ немъ. Мнѣніе же Крузе (Geschichte Kurlands unter den Herzogen) и иныхъ писателей будто предки его занимали низкія служительскія должности, авторъ положительно отрицаетъ, какъ никогда никѣмъ недоказанное.
Къ числу такихъ писателей принадлежитъ Манштейнъ (часть I, стр. 67 и 68). Почему любопытно сравнить эти свѣдѣнія съ его отзывами.
Они сходятся въ томъ что курляндское рыцарство никогда не соглашалось принять Бироновъ въ свою среду (часть I, стр. 71) и что дѣду Эрнеста-Іоганна пожалована была въ собственность маленькая мыза (une petite métairie en propre); но, вмѣсто пожаловавшаго ее герцога Фридриха, Манштейнъ называетъ Якова III, говоря при томъ что этотъ Биренъ (Bieren) былъ его первымъ или старшимъ конюхомъ (premier palefrenier) и прибавляя будто одинъ изъ сыновей его дослужился въ Польшѣ до генеральскаго чина. Между тѣмъ, въ родословной и въ статьѣ Noch ein Wort показаны у него: одинъ только сынъ, польскій корнетъ, и трое: 1) Карлъ, подполковникъ, убитый въ 1668 г. при осадѣ Офена, 2) Оттофридрихъ фозъ-Биронъ, польскій генералъ-маіоръ и комендантъ въ Могилевѣ, наслѣдственный владѣлецъ (Erbberr, вотчинникъ) имѣнія Подышу въ Курляндіи, женатый на графинѣ Вршховецъ и убившій въ 1690 г. на поединкѣ оберъ-егермейстира фонъ-Нольде, и 3) еще Карлъ, сынъ Матвѣи Бюрена, ротмистръ. Отца же Эрнеста-Іоганна, Вольскаго корнета Карла Бирона, — Манштейнъ называетъ курляндскимъ поручикомъ и шталмейстеромъ (Ecuyer) принца Александра Курляндскаго, который убитъ былъ въ Венгріи, въ 1686 году, присовокупляя что послѣ сего отецъ Эрнеста-Іоганна подучилъ должность ловчаго (Capitaine de chasse), которая его вполнѣ обезпечила, такъ какъ онъ уже наслѣдовалъ маленькое имѣніе отъ отца своего. Но главнѣйшее разногласіе между статьями газеты Inland и Манштейномъ заключается въ прямомъ обвиненіи Эрнеста-Іоганна въ самозванствѣ, обвиненіи, вовсе не такъ положительно высказанномъ въ Russiche Günstlinge, стр. 151 и 153. Въ его запискахъ утверждается (т. I, ст. 72) будто Эрнестъ-Іоганнъ присвоилъ себѣ фамилію и гербъ французскихъ герцоговъ де-Биронъ (Il prit le nom et les armes de la famille des Ducs de Biron en France). Сказанное такимъ образомъ о гербѣ чистая клевета, въ чемъ легко убѣдиться по любому геральдическому сочиненію.[170]
Въ статьѣ: Noch ein Wort и пр. свѣдѣнія о происхожденіи Бюреновъ изъ деревни Калыщеемъ оспариваются ссылкой на документъ 1564 года, хранящійся въ курляндскомъ дворянскомъ архивѣ, подписанный герцогомъ Готгардомъ, и въ которомъ онъ обращается къ Мейнгарту Бюрену въ такихъ выраженіяхъ которыя тогда принято было употреблять въ отношеніи къ иностраннымъ дворянамъ. Авторъ указываетъ притомъ на одинаковые гербъ и орѳографію вестфальскихъ Бироновъ, которые служили въ Польшѣ и въ Пруссіи и состояли въ родствѣ съ отцомъ Эрнеста-Іоганна. Изъ нихъ Отто фонъ-Биронъ, Бранденбургскій генералъ-лейтенантъ, былъ женатъ на дѣвицѣ фонъ-Бутдаръ, изъ весьма почетной курляндской фамиліи.
Наконецъ, если рыцарство зависѣвшаго отъ Польши герцогства Курляндскаго уклонялось отъ дарованія Биронамъ индигената, то дворянство русской губерніи, Лифляндской, оказалось сговорчивѣе. Въ 1739 году оно прислало Оберъ-камергеру Э. І. Бирону, за подписью множества ландрагговъ и съ висячею печатью, формальный о семъ актъ, хранящійся въ государственномъ архивѣ. Въ этомъ документѣ и въ копіи съ лифляндскаго матрикула (находящейся въ герольдіи), гдѣ подъ № 129, на стр. 234, изображенъ уже извѣстный гербъ (воронъ въ красномъ полѣ), временщикъ названъ Biron.
Изъ родословной, на которую мы уже ссылались, видно что онъ былъ женатъ на фрейлинѣ герцогини Курляндской, Бенигнѣ-Готлибѣ, изъ бѣднаго, но стариннаго рода von Trotta genannt Treiden; что сестра ея Ѳекла (Thecla) была за генералъ-антефомъ Бисмаркомъ, лифляндскимъ генералъ-губернаторомъ съ 1737 по 1741 годъ, первая жена котораго была рожденная Ассебургъ (имя весьма извѣстное въ нашей дипломатіи: дѣйствительный тайный совѣтникъ Фонъ-деръ-Ассебургъ, бывъ сперва датскимъ посланникомъ въ С.-Петербургѣ, былъ потомъ посланникомъ Екатерины II на сеймахъ во Франкфуртѣ и въ Регенсбургѣ; намъ въ слѣдующей нашей статьѣ придется говорить о его дѣятельности. Въ Пруссіи недавно скончался оберъ-егермейстеръ фонъ-Ассебургъ).
Въ этой же родословной показаны два брата Бирона: Карлъ, женатый на дѣвицѣ фонъ-Ламздорфъ и Густавъ — на княжнѣ Меншиковой. Оба служили подъ начальствомъ Миниха въ турецкую войну, были полными генералами (а первый и Андреевскимъ кавалеромъ) и, въ одно время съ регентомъ и Бисмаркомъ, отправлены были въ ссылку, но въ разныя мѣстности. При Елизаветѣ Петровнѣ Бисмаркъ командовалъ войсками въ Малороссіи, Карлъ вышелъ въ отставку и скончался въ 1760 году, а Густавъ умеръ, не доѣхавъ до Петербурга (Манштейнъ, часть II, стр. 219). Въ семъ документѣ однакожь вовсе не показанъ третій братъ регента, Карлъ-Магнусъ, умершій до его паденія, въ 1739 году, бывшій генералъ-маіоромъ и, кромѣ того, съ 1732 года секундъ-маіоромъ Конной гвардіи (Исторія лейб-гвардіи Коннаго полка, т. IV, стр. 18). Сестры, ихъ были: одна за Корфомъ, другая за Медемомъ, третья за Альбедилемъ, словомъ, за самыми знатными Курляндцами.
Ихъ мать, дочь корнета фонъ-деръ-Раабъ, genannt Thülen (Rabe, значитъ воронъ, а старинная орѳографія Raabe. Быть-можетъ и тутъ есть что-нибудь общее съ гербомъ Бироновъ), была женщина очень образованная. Это доказываютъ письма о которыхъ мы уже упоминали и которыя она писала сыновьямъ своихъ. Они помѣчены герцогскимъ имѣніемъ, Callenzeem, названіе нѣсколько разнствующее отъ того котораго держится газета Inland, Въ другихъ письмахъ, также находящихся въ государственномъ архивѣ и почти одновременно, адресованныхъ оттуда братьямъ Эрнеста-Іоганна ихъ родственниками, названіе Kallemtzehm даже не однозвучно съ обоими предшествующими. Значитъ, во всякомъ случаѣ, въ это время родовой хуторъ Бюреновъ уже не назывался Бирингъ.
Какъ бы то ни было, всѣ эти свѣдѣнія, взятыя въ совокупности, указываютъ что въ эпоху зависимости Курляндіи отъ Польщи, Бюрены или Бироны были чѣмъ-то въ родѣ шляхтичей, которые однакожь настойчиво старались выдвинуться то службой, то снисканіемъ родственныхъ связей. Такъ какъ нѣкоторые изъ нихъ имѣли военные чины и поженились на курляндскихъ дворянкахъ (Бутларъ, фонъ-дерь-Раабъ-Тюленъ), то вообще съ Биронами не гнушались выходить на поединокъ гордые потомки древнѣйшихъ рыцарскихъ родовъ, какъ-то фонъ-Нольде и Остенъ-Сакенъ. А при тогдашнихъ понятіяхъ, едва ли можно допустить чтобъ оберъ-егермейстеръ или дворянинъ, даже не занимавшій высокой придворной должности, согласился драться на дуэли съ племянникомъ конюха, или съ роднымъ внукомъ его.
Происхожденіе отъ конюха, или отъ калленцемскихъ крестьянъ, конечно, не заключало бы въ себѣ ничего предосудительнаго, еслибы Биронъ доблестно возвысился личными достоинствами и заслугами; но самое выраженіе premier palefrenier, примѣненное Манштейномъ къ дѣду регента, доказываетъ что тутъ надо разумѣть берейтора или конюшеннаго офицера, и что въ этомъ смыслѣ дѣдъ Бирона былъ походнымъ шталмейстеромъ (Манштейнъ говоритъ что онъ всюду сопровождалъ своего герцога), а отецъ вагенмейстеромъ, такъ какъ онъ изъ венгерскаго похода привезъ его экипажи (ч. I, стр. 67). Въ ту же пору въ германскихъ университетахъ студенты обучались кромѣ наукъ верховой ѣздѣ, и при каждомъ университетѣ былъ ученый берейторъ, называвшійся шталмейстеромъ такого-то университета. Шталмейстеръ въ Германіи есть до сихъ поръ въ иныхъ случаяхъ (какъ и у насъ) придворный чинъ, въ другихъ же нѣчто въ родѣ ученой степени.
Не выучившись ничему иному въ Кенигсбергскомъ университетѣ, Биронъ могъ тамъ однакожь пристраститься къ верховой ѣздѣ и сдѣлаться ловкимъ наѣздникомъ, какъ дѣдъ его и отецъ. И въ послѣдствіи времени Биронъ былъ страстный охотникъ до лошадей. Дѣлая зло людямъ, доводя до чудовищныхъ размѣровъ всѣ пороки своей эпохи, онъ улучшилъ въ Россіи только коннозаводство. Онъ почти ежедневно объѣзжалъ лошадей въ своемъ петербургскомъ манежѣ, чѣмъ весьма часто пріѣзжала любоваться императрица Анна Іоанновна. О дворцѣ его Лажечниковъ говоритъ что онъ находился за Лѣтнимъ садомъ. Дѣйствительно, Лѣтній садъ (верхній) простирался до Большой Садовой, до Италіянской и до Караванной улицъ, и такимъ образомъ дворецъ Бирона (въ послѣдствіи конфискованный и сдѣлавшійся генералъ-прокурорскимъ домомъ, гдѣ нынѣ живетъ г. министръ юстиціи), точно находился за Лѣтнимъ садомъ. Это видно по дѣламъ архива министерства юстиціи. Въ сенатскомъ же архивѣ, въ 1847 г. еще находился огромный мѣдный гербъ Бирона, сорванный съ фронтона этого дома, когда регентъ былъ арестованъ въ Лѣтнемъ дворцѣ[171] и отвезенъ въ Шлиссельбургъ. Не знаемъ, куда переданъ этотъ любопытный памятникъ старины, при разборкѣ въ послѣдующіе годы. сего архива, гдѣ также находились шпаги Мировича, Возницына и пр., поступившія тогда, какъ мы это слышали, въ музей стараго арсенала.
Отъ пребыванія герцогскаго семейства въ Ярославлѣ сохранилась у Александры Николаевны Шубиной, живущей въ имѣніи своемъ, во Владимірской губерніи, цѣлая коллекція собственноручныхъ писемъ герцогини къ г-жѣ Шубиной, супругѣ одного изъ воеводъ перебывавшихъ въ тѣ годы въ Ярославлѣ. Вотъ для образчика, одна изъ этихъ записочекъ, съ орфографіей подлинника:
"Светъ мой Акулина Максимовна,
"Я очинь обрадовалась что я васъ на прабоини выдала (видѣла) жалая что бы вы все въ добромъ здарове приехали а я у Анни Никитиши была.
«Балшой мой Принцъ на отъежемъ поле поехалъ у меня некаво дома нетъ отъ маіихъ людей каво бы я могла, квамъ прислать то исволите етотъ Compliment писменна принять и Івану Алексеичь отъ Герцоха и отъ меня.»
- Записка эта, очевидно, написана по случаю возвращенія въ Ярославля воеводы Шубина съ женою изъ какой то поѣздки.
Въ Пелымѣ и въ Ярославлѣ ссыльная герцогиня сочинила на нѣмецкомъ языкѣ нѣсколько стихотвореній духовнаго содержанія, которыя въ 1777 году изданы въ Митавѣ подъ заглавіемъ; Eine grosse Kreuztragerin. Книга эта сдѣлалась теперь библіографическою рѣдкостью (Inland, Beilage zu № 48, 29го ноября 1848 г.).
Въ Императорской публичной библіотекѣ есть гравированный, во недоконченный (во время его регентства) портретъ Бирона; а въ Гатчинскомъ дворцѣ есть его грудной портретъ, писанный масляными красками, когда онъ уже былъ въ преклонныхъ лѣтахъ. Этотъ портретъ, кажется, перевезенъ туда изъ прежняго Чесменскаго дворца (нынѣ Николаевскаго инвалиднаго дома), гдѣ при Екатеринѣ II собрана была коллекція портретовъ современныхъ ей владѣтельныхъ особъ, которые сами онѣ, по выраженному ею желанію, ей присылали. Большая часть этихъ портретовъ находится теперь въ Петергофскомъ Англійскомъ дворцѣ, и къ этой коллекціи присоединены, при императорѣ Николаѣ Павловичѣ, портреты королевы Викторіи, ея сыновей и др.
Скажемъ еще что намъ случилось однажды видѣть въ Петербургѣ привезенную изъ Митавы акварель, представлявшую набальзамированный трупъ Бирона въ открытомъ гробу. Судя по этому рисунку, на Биронѣ очень хорошо сохранились бѣлый парикъ, коричневый кафтанъ французскаго покроя съ нашитою на немъ Андреевскою звѣздой, штаны, чулки и башмаки съ пряжками. Въ Митавѣ, въ склепѣ герцогскаго дворца, каждый проѣзжій можетъ съ нимъ познакомиться за цѣлковый заплаченный кистеру. Мы слышали что, всѣ прочіе гробы обдѣланы обручами и запечатаны.[172] Тамъ же прежде показывали набальзамированный трупъ кучера который пожертвавалъ своею жизнью для спасенія своего герцога (Кетлера?). Онъ предупредилъ его о заговорѣ, и кода тотъ ему не повѣрилъ, то предложилъ помѣняться мѣстами; герцогъ сѣлъ на козлы, кучеръ въ карету, и его застрѣлили; а убійцы были захвачены заранѣе разставленными въ засадѣ войсками.
Свояченица Бирона, жена младшаго брата его Густава, Александра Александровна, рожденная княжна Меншикова, Скончавшаяся въ С.-Петербургѣ въ 1736 году, погребена въ нижней каменной церквѣ Благовѣщенія въ Невскомъ монастырѣ (Рубанъ, стр. 374 и 375).
Старшій сынъ его, герцогъ Петръ, послѣ пріобрѣтенія герцогства Саганъ, измѣнилъ свой фамильный гербъ, прибавивъ къ нему разныя изображенія заимствованныя изъ герба графовъ Лобковичей, прежнихъ владѣльцевъ этого имѣнія (Inland, 1848 г.).
Здѣсь кстати будетъ привести да память читателя недавно напечатанныя, на стр. 238—237 статьи А. А. Васильчикова (Семейство Разумовскихъ, Москва 1868 г.), письма изъ С.-Петербурга, которыя графъ К. Г. Разумовскій въ 1768 году написалъ И. И. Шувалову. Послѣдній, находясь въ Венеціи, занялъ у кого-то 1350 червонцевъ чтобы ссудить ими принца Курляндскаго (котораго именно изъ двухъ тамъ не сказано, но, по всей вѣроятности, не наслѣднаго принца Петра, а брата его Карла). Шуваловъ принужденъ былъ выслать вексель Разумовскому и уполномочить его получить эти деньги. Фельдмаршалъ не обинуясь, обратился къ деверю принца, барону А. И. Черкасову, выхваляя поступокъ Шувалова въ отношеніи къ герцогской фамиліи Александръ Ивановичъ, если когда брался за какое дѣло, то уже доводилъ его до удовлетворительной развязка: онъ и въ этомъ грустномъ обстоятельствѣ поступилъ со свойственными ему прямотой, честностью и горячностью, такъ что деньги были весьма скоро и сполна доставлены Разумовскому. Принцъ велъ себя за границей столь же предосудительно, какъ, нѣкогда его отецъ, когда былъ, студентомъ, въ Кёнигсбергѣ, и въ бытность свою Парижѣ, въ теченіи того же 1768 года, даже посаженъ былъ въ Бастилію.[173] И изъ-за такого повѣсы барону Черкасову пришлось отрываться отъ дѣлъ государственныхъ, и именно въ тотъ годъ который былъ всѣхъ знаменательнѣе въ дѣятельности его по медицинской коллегіи!… Вообще, можно сказать, не поздоровилось ему отъ женитьбы на дочери Эрнеста-Іоганна Бирона!
Единственный сынъ герцога Петра умеръ въ дѣтствѣ; а послѣ принца Карла, который Сенатъ былъ на Полькѣ, княжнѣ Понинской, осталось двое сыновей; они служили у насъ въ гвардіи и, подобно владѣтельнымъ особамъ, пользовались нѣсколько лѣтъ правомъ, на высочайшихъ выходахъ, слѣдовать непосредственно за царскою фамиліей. Внуки принца Карла состоятъ теперь въ прусской службѣ. Изъ потомства же герцога Петра, дочери его: герцогиня Саганъ-Дино, по мужу своему племянница знаменитаго Талейрана, и принцесса Пиніателли пользовались, по уму своему и, образованію, европейскою извѣстностью; внукъ же его, принцъ Константинъ Гогенцоллернъ-Гехингенъ (Inland, родословная Бироновъ, Annuaire généalogique et historique, Paris, 1822, p. 300 и Almanach de Gotha 1846, 1848 и 1869 г., статья (Gourlande), тому нѣсколько лѣтъ затѣялъ процессъ съ русскимъ правительствомъ, доходившій до сената, относительно потери понесенной, при перемѣнѣ нашего курса на ассигнаціи, въ вознагражденіи за герцогскія ленныя имѣнія въ Курляндіи.[174]
Отъ Поѣздки Екатерины II въ Остзейскій край сохранился документъ, ярко обрисовывающій свѣтскую среду въ которой баронъ Черкасовъ проводилъ свои досуги. Это письмо, адресованное ему въ Ригу 2го (13го) іюля 1764 года находившимся въ то время въ С.-Петербургѣ великобританскимъ посломъ лордомъ Букингамомъ.
Вотъ это письмо:
"St. Pétersbourg, le 13/3 Juillet, 1764.
"Monsieur le député d’Esculape pour le Département de la Russie! Je réfléchis avec une sîmpathie amicale sur les plaisirs, dont, je suis persuadé, Vous jouissez dans votre voyage de Riga. Cependant, la faiblesse humaine у mêle de temps en ternes un petit sentiment d’envie de ce que je n’en suis pas. J’etait au moment même de supplier Votre gracieuse Maîtresse, de me permettre à cette occasion d’exercer la charge de Chambellan et de laisser mon caractère, mon secrétaire, mes embarras et mes ennuis à Petersbourg. И m’а parû que ce serait trop présumer sur les bontés de Sa Majesté Impériale. La raison et l’inclination ee sont batailles avee acharnement sur cette proposition, mais à la fia la raison, conseillère également officieuse et impertinente, а gagné une victoire que l’inclination ne lui pardonnera pas.
"Jamais cortège n’а été mieux choisi que celui dont voue êtes: quel trio charmant vous avez toujours à côté de vous! Monsieur l’Ecuyer Narisehkine, singulièrement heureux dans une imagination fertile, et une aimable extravagance d’espris qui n’ont jamais le loisir de se démentir, joue le premier vàor on. Monsieur le Comte Strogonoff le second, couvrant аvec délicatesse les notes auxquelles la vivacité emportée de l’autre donne un tant soit peu d'âpreté, et remplissant avec goût les ides que sa négligence y laisse. Monsieur Paseek fait la basse, dont les peu de notes, mais intéressantes et essentielles, perfectionnent le concert. Il me semble de n’avoir pas rendu suffit eamment justice à ceux dont je viens de parler pour risquer de poursuivre la description de vos compagnons.
"Si mon ami le général Browne а perdu sa femme, je vous supplierais de disposer la bonne Comtesse, cette séxagénaire vraiment aimable, à le consoler; qu’elle se rappelle des idées de longtemps oubliées, quelle attise un feu presqu’eteint.
"Je ne doute nullement que les nouvelles d’ici vous soyent régulièrement communiquées… Vous, saurez que Paris est parti pour Moscou, et que depuis son départies deesses rivales pleurent en secret ce voyage et les risques qu’une fidélité un peu équivoque pourra courir. On n’aura pas manqué de vous marquer que les favorites des absents à Riga se consolent grandement.
"Vous serez aussi au fait de toute l’histoire de l’Anlbaesarf dour négociateur manqué et amant malheureux, que ses remords, humiliants ne lui ont servi de rien, qu’on ne veut pas lui pardonner tous les torts qu’on, а eu à son égard. C’est un de ces cas, où il est dangereux d’avoir raison. On vous aura aussi agn pris qu’il а dîné fautre jour chez la Comtesse Goplowine; quit y trouva la beauté éclatante de Madame Wedel, l’enjouement enchenteur du Prince Troubetzkoy et les graces naissantes de cette rose de May qu’on adore tous les jours, mais qu’ontarde trop à: cueiller; je ne la nommerai pas; cependant, quand je vous aurai dit, que si jamais l’innocence sans fadeur, la naïveté sans bêtise, et un esprit fin sans malice se sont rassemblés en une personne ils font société chez elle; peut être devinerez vous que je parle de la Princesse Bariatinsky. La préférence de votre and sa trouva furieusement embarrassée: le bon homme ne savait sur laquelle’il fixerait, de laquelle il détournerait les yeux; son indécision pourtant lui épargna le plus horrible des malheurs, cehri d’aimer sans espérance de retour.
"Le dame Polonaise n’а pas encore été cher' moi; mais il me semble au’elle plait à ceux qui' ont le bonheur de la connaître. L’Ami du Comte redouble d’attention à oetté occasion et montre tout l’empressement possible pour aller au-devant des souhaits de Madame, sans diminuer de ces témoignages d’amitié exemplaire que jusqu’ici il a démontré à Monsieur.
"Le vous recommande du meilleur de mon coeur la santé du cher Trio. Prévenez leurs indiscrétions ou du moins en guérissez les suites. Cela vous fera honneur.[175]
Мы привели это письмо лорда Букингама между прочимъ для того чтобы дать какъ можно болѣе полное понятіе о личности барона Черкасова и объ окружавшей его средѣ. Въ этомъ письмѣ преобладаетъ общая черта того времени, — нѣкоторая распущенность нравовъ; во изъ него же видно что у Букингама было много юмора, что онъ былъ тонкій знатокъ человѣческаго сердца, хотя и имѣлъ довольно тяжелый и напыщенный французскій слогъ, и что, точно также какъ и Черкасовъ, онъ любилъ пожить. Къ тому же мы имѣли случай объяснить что въ домашнемъ кругу жизнь Черкасова была далеко незавидная.[176] Судя по перепискѣ Черкасова, съ Екатериною II (1773 года), Букингамъ былъ неуклюжъ и сутуловатъ. По просьбѣ Черкасова, Букингамъ выписалъ для императрицы карманные часы изъ Лондона, и Екатерина писала по этому случаю къ Черкасову:
«La montre de Milord Buckingham est charmante. C’est un vrai bijoux: aprésent il y faut une chaîne, car la mienne n’у convient point du tout: elle est maussade vis à vis de la montre.»
На что Черкасовъ отвѣтилъ:
«Спаси Богъ лорда Букингама! Не ударилъ меня лицомъ въ грязь. V. М. I. pouvez être sûre d’avoir aussi la chaine. J’ai encore 2.800 et quelques roubles de Votre argent. On peut donc se fier а Milord Buckingham, même dans les choses de goût! Qui l’eût pourtant cru à son encolure? Et puis, fiez-vous aux apparences!»
ГЛАВА XI.
править|
«Читая эти, иногда серіозныя, всегда безцеремонныя и писанныя безъ всякихъ претензій письма, понимаешь то обаяніе которое Екатерина II распространяла вокругъ себя.» Щебальскій.
|
Еще не минулъ годъ со времени назначенія барона А. И. Черкасова президентомъ коллегіи, и только-что онъ вернулся съ императрицей въ Петербургъ изъ ея поѣздки въ балтійскія области, какъ она оказала ему большой знакъ монаршаго довѣрія, избравъ его въ число судей надъ Мировичемъ.
О томъ какъ Черкасовъ дѣйствовалъ въ этомъ случаѣ извѣстно только что, раздѣляя недоброжелательство Орловыхъ къ княгинѣ Дашковой, онъ подалъ мнѣніе, въ которомъ, объясняя впрочемъ свое отвращеніе отъ пытки, тогда еще не вполнѣ отмѣненной (Сумароковъ, т. I, стр. 65), требовалъ однакожь примѣненія ея въ настоящемъ случаѣ, намекая на возможность участія княгини въ заговорѣ.
Въ доказательство того что Черкасовъ вообще былъ посвященъ въ вопросы интересовавшіе Екатерину II и помогалъ ей особенно въ случаяхъ когда требовалось знаніе англійскаго языка, съ которымъ изъ числа ея приближенныхъ, онъ одинъ, повидимому, былъ знакомъ основательна, приводимъ еще слѣдующія сохранившіяся, у насъ собственноручныя записочки этой государыни. Онѣ не относятся узко ни къ оспопрививанію, ни къ медицинской части; но изъ нихъ видно, между прочимъ, какія государственныя задачи постоянно занимали всеобъемлющій умъ великой монархини, и какимъ довѣріемъ почтенъ былъ у ней баронъ Черкасовъ.
«Monsieur le Baron Czerkassoff, aura la bonté d'écrire a Milord Bukingham pour le prier de m’envoyer l’Acte du Parler ment fait je pènse lors de la revolution et connu sous le titre d’Acte declarant les Droits et libertés du Sujet et établissant la succession a la Couronne, année I de. Guillaume et Marie, session 2 cap. 2 et s’il est possible que bonne et exacte traduction en franèais y fut jointe.»[177]
На оборотѣ этой записочки приложена печать съ императорскимъ гербомъ и сдѣланъ адресъ рукою императрицы: «Александру Ивановичу Черкасову». Эта записочка, вѣроятно, относится къ 1767 году, то-есть къ тому времени когда Екатерина II занята была составленіемъ Наказа. Здѣсь императрица имѣла въ виду актъ извѣстный подъ названіемъ: The declaration of Right. Онъ составленъ въ февралѣ 1688 г., былъ изготовленъ комитетомъ состоявшимъ подъ предсѣдательствомъ Сомерса, одобренъ сперва, въ палатѣ общинъ, потомъ съ незначительными измѣненіями принятъ палатой лордовъ, въ этомъ актѣ изложены основанія англійской конституціи (см. Macaulay, History of England, въ концѣ X гл.).
«Monseigneur le Baron,
„L’Amiral Knowles m’а donné le papier si joint en me disant qu’il étoit de la derniere importance et que pour cette rajsom Savait osé sans mon ordre le donner а traduire à personne, je lui ai dit que je tacherai de le comprendre et que si non, je Vous le donuerai a traduire. Autant que je le comprend se papier est un Poltischekannegieser, ayés la bonté de le mettre en franèais et sovés assurés que je suis Votre très humble servante.“[178]
Начало и конецъ этой записочки очевидно шуточные, что доказываютъ слова: Monseigneur и servante. Въ Германіи принято называть Politische Kannegieser мастеровыхъ, которые за кружкой пива по-своему толкуютъ о политикѣ; на французскомъ языкѣ равносильно ему слово gobe-mouche, по-русски же, въ томъ смыслѣ въ которомъ здѣсь употреблено, оно болѣе или менѣе должно означать кабацкую сплетню. Въ словѣ Politische императрицею пропущена буква i. Эта записочка безъ адреса и безъ печати. Der politіschie Kannegieser — заглавіе комедіи датскаго писателя Гольберга (род. 6го ноября 1684 г. въ Бергенѣ, въ Норвегіи, умеръ 27го января 1754 года). Въ ней осмѣиваются люди низшаго класса теряющіе время въ политическихъ соображеніяхъ. Въ Копенгагенѣ и въ Германіи, гдѣ она очень долго держалась на театрѣ и имѣла огромный успѣхъ, эта піеса имѣла нѣсколько изданій.
„Monsieur le Baron, traduise moi s’il Vous plait ce billet aigre afin qu’au juste je sache ce que stila me veut.“[179]
Stila есть, какъ насъ увѣряютъ, сокращеніе celui-là. Эта записочка на четвертушкѣ листа и также безъ адреса и печати.
Слѣдующія за симъ записочки № XIV и XV относятся къ другой эпохѣ, которой посвящена будетъ слѣдующая наша статья, и потому приведутся въ своемъ мѣстѣ.
Такихъ записочекъ, вѣроятно, было и болѣе, нѣкоторыя могли быть раздарены самимъ Черкасовымъ, а потомъ и наслѣдниками его, собирателямъ автографовъ. Вѣроятно, эти клочки бумага, подобно записочкамъ адресованнымъ графу И. И. Панину, зачастую летали изъ Зимняго дворца въ домъ Черкасова, особенно если вѣрить фамильному преданію что ему одно время принадлежалъ въ С.-Петербургѣ тотъ сосѣдній Съ дворцомъ домъ гдѣ теперь помѣщается придворная пѣвческая капелла, и который мы еще помнимъ (до 1880 г.) безъ флигелей на улицу (съ Мойки). Сохранившіяся въ конторѣ капеллы свѣдѣнія о семъ барскомъ домѣ не восходятъ до этой эпохи, и по дѣламъ капеллы извѣстно только что онъ купленъ императоромъ Александромъ I у Г. Неклюдова, а по письму № XIV, писанному Черкасовымъ въ 1773 году Екатеринѣ II изъ Екатеринталя, видно что въ это время онъ уже жилъ на одной изъ набережныхъ (Дворцовой, Гагаринской или Англійской) въ домѣ имѣвшемъ балконъ на Неву.[180]
Многія изъ писемъ писанныхъ въ 1773 году императрицей барону Черкасову оканчиваются словами: „Посылаю тебѣ англійскія газеты.“ Быть-можетъ, онъ обязанъ былъ по прочтеніи ихъ доводить до свѣдѣнія Екатерины II о томъ что въ нихъ заключалось интереснаго.
О домѣ придворной пѣвческой капеллы можемъ сказать что на фасадѣ главнаго зданія, отдѣленнаго рѣшеткой отъ Мойки и имѣющаго всего по пяти оконъ врядъ въ трехъ этажахъ, посреди фронтона помѣщенъ гипсовый овальный медальйонъ, представляющій женщину облокотившуюся о столбъ и держащую въ правой рукѣ зеркало, а въ лѣвой нить съ привязанною къ ней гирей (эмблемы правды и справедливости). Ни же сего, между колоннами бельэтажа, два гипсовые круглые медальйона, представляющіе профили двухъ римскихъ императоровъ. Со стороны сада, или скорѣй бывшаго сада, такъ какъ это теперь дровяной дворъ окаймленный нѣсколькими деревьями, посреди фасада, есть еще четырехъугольный и продолговатый барельефъ отличной работы, изображающій жатву, то-есть очень отчетливо сдѣланную группу женщинъ съ серпами и собирающихъ снопы. Съ правой стороны профиль женщины въ древней греческой прическѣ, а съ лѣвой профиль греческаго мудреца, — оба въ формѣ круглыхъ медальйоновъ, одинаковой величины съ силуэтами римскихъ императоровъ на главномъ фасадѣ.
Уваженіе барона Черкасова къ закону и законности, его благоговѣніе къ древнимъ классикамъ и склонность къ сельскому хозяйству подтверждаютъ преданіе что этотъ домъ принадлежалъ ему и заставляютъ полагать что онъ построенъ былъ въ 1765 году, одновременно съ открытіемъ Вольнаго Экономическаго Общества. Можно почти положительно сказать, судя по барельефамъ, что этотъ домъ принадлежалъ одному изъ членовъ-основателей сего Общества и, во всякомъ случаѣ, одному изъ самыхъ просвѣщенныхъ вельможъ того времени. Мы бы очень желали чтобы замѣтки наши объ этомъ домѣ послужили къ разъясненію вопроса о его принадлежности.
Во всякомъ случаѣ, мы далѣе увидимъ (изъ письма баронессы Е. И. Черкасовой), что если не у ея мужа, то по крайней мѣрѣ у ней былъ въ Петербургѣ собственный домъ.
Еще десять лѣтъ послѣ вышеприведенной переписки съ княжной Долгоруковою и графомъ Румянцевымъ и семь лѣтъ послѣ развязки дѣла Ореуса, всего же двѣнадцать лѣтъ, занималъ баронъ Черкасовъ важный постъ президента медицинской коллегіи. Но когда, съ паденіемъ своихъ покровителей, Орловыхъ, онъ лишился вѣрной поддержки при дворѣ, то счелъ за благоразумное сложить съ себя предсѣдательство, тѣмъ болѣе что не пользовался сочувствіемъ подчиненныхъ.
Указомъ отъ 16го іюля 1775 года, состоя въ чинѣ тайнаго совѣтника, баронъ Черкасовъ уволенъ былъ, по прошенію, отъ званія президента медицинской коллегіи (Справка медицинскаго департамента). Полагаемъ что въ тайные совѣтники былъ онъ пожалованъ послѣ 1768 года, за труды по устройству коллегіи и по введенію оспопрививанія. Указъ о семъ, вѣроятно, легко отыскать въ ея архивѣ. По крайней мѣрѣ, въ § 5 церемоніала бракосочетанія цесаревича въ 1773 году баронъ Черкасовъ поименованъ уже вторымъ по старшинству въ числѣ четырехъ тайныхъ совѣтниковъ, отправлявшихъ особыя должности при ея императорскомъ величествѣ» (выше чѣмъ С. Ѳ. Стрекаловъ) и ѣхавшихъ въ 1-й придворной каретѣ.[181] Бантышъ-Каменскій (ч. 5, стр. 261) и кавалерскіе списки (стр. 222) свидѣтельствуютъ что въ послѣдствіи Черкасовъ былъ произведенъ въ дѣйствительные тайные совѣтники.
Что именно заставило его, три года спустя, то-есть въ 1778 году, совершенно выйти въ отставку и провести остатокъ дней своихъ въ одной изъ вотчинъ пожалованныхъ Петромъ Великимъ его отцу? На это можно отвѣчать только догадкой, что пробывъ при дворѣ все время первой опалы князя Орлова, окончившейся въ 1773 году, онъ, быть-можетъ, надѣялся удержаться и послѣ его окончательнаго паденія; но не сумѣлъ или не хотѣлъ поддѣлаться къ Потемкину…. Однакожь ни требовать, ни ожидать этого нельзя было отъ стойкаго, неуступчиваго и нѣсколько строптиваго характера Черкасова…. Подобно отцу его, пострадавшему въ свое время за правдивость въ отношеніи къ Меншикову и за дружбу съ Долгоруковыми, и его увлекла придворная буря…. Впрочемъ, къ нимъ обоимъ, а въ послѣдствіи и къ дочери А. И. Черкасова,[182] можно было примѣнить стихъ Пушкина:
Упрямства духъ намъ всѣмъ подгадилъ!
Когда баронъ Черкасовъ въ 1778 году уѣхалъ изъ Петербурга, жена его осталась тамъ и въ слѣдующемъ году взяла дочь свою изъ Смольнаго монастыря, но въ это короткое время положеніе ея совершенно измѣнилось. Герцогъ курляндскій, еще въ 1773 году извлекавшій для процесса съ братомъ (принцомъ Карломъ, см. предшествующую главу) всю возможную пользу изъ вліянія при дворѣ своего деверя (Черкасова), послѣ отъѣзда его въ деревню съ разстроеннымъ здоровьемъ, --и, какъ кажется, не менѣе разстроеннымъ столичною жизнью карманомъ, --совершенно пересталъ помогать своей сестрѣ. Возникли неудовольствія, раздоры, составлявшіе характеристическую черту въ семьѣ Бирона, и въ началѣ 1780 года баронесса Черкасова обратилась къ императрицѣ съ письмомъ, которое списываемъ съ подлинника сохранившагося въ государственномъ архивѣ:
"C’est en tondant en larmes que je me prosterne aux pieds du Throne de V. M. I. et La supplie très humblement d’avoir pitié de la situation malheureuse ou je me vois réduite avec ma fille et deux Demoiselles Orphelines prit à la Communauté, par l’inflexibilité du Duc mon Frère qui non content de me refuser Г assistance que je Lui ai demandé, a encore remit une Kote au Ministre de V. M I. pleines de Faussetés et des reproches des dons qu’il m’a Fat, lesque lsj’ai refute dans une réponse que j’avais présenté au Ministère de V. M. I. au mois d’Octobre passé pour être mis sous Vos yeux, mais qui n’ayant pas été accepté, m’oblige à la joindre ici et a m’adresser directement à ma Très Gracieuse Souveraine pour implorer Sa liante et Puissante Protection, n’attendant à tous moments que d'être arreté par mes Créanciers lesquels je ne peut satisfaire, et courant risque de perdre ma maisou et mon argenterie qui est tout engage et sont les seuls biens que ie possède, c’est V. M. I. seule qui peut obliger le Duc mon Frère a payer mes dettes et a augmenter mes revenus pour pouvoir vivre décemment ici, mais en cas que je sois si malheureuse de ne pas obtenir ma très humble snpli 'ation, daigné Très Gia iense Souveraine aclnter cette maison qui est engagé aux Enfans trouvé pour que je me retire entièrement d’ici et finir ma triste vie en Livonie, c’est à la grandeur d’Ame de V. M. I. connues de l’Univers entier, et à la satisfaction qu’Elle trouve d’assister les Pauvres et Opprimés, sur laquelle je me repose, d’autaut plus que c’est pour la première fois depuis Sou itegne glorieux que j’ai osé La suplier pour moi et mes pauvres En-fans qui ont fort peu a espérer de l’heritage de Leurs Père. * Abandonné de l’Univers entier ce n’est qu’a ma seule Souveraine que j’ai recours, Elle est trop gracieuse pour ne pas secourir celle qui se fait gloire d'être avec la plus profoimc vénération et zèle.
"De V. M. I.
"la très humble, très obéissante et soumise Sujette
"(signé) Caterina B. Tserkassoff,
"St.-Petersbourg,
«ce 22 Janvier, 1780.»
- Однакожь по раздѣльному акту, совершенному 17го марта 1794 года нъ Смоленской гражданской палатѣ, оборъ-провіантмейстеру барону Петру Александровичу Черкасову и сестрѣ его полковницѣ Пальменбахъ досталось въ Смоленскомъ и Ярославскомъ намѣстничествахъ незаложеннаго имѣнія, ему 1339, а ей 388 душъ.
- Всемилостивѣйшая государыня! Обливаясь слезами, повергаюсь къ подножію престола вашего императорскаго величества и всенижайше прошу сжалиться надъ положеніемъ до котораго я доведена со своею дочерью и съ двумя дѣвицами-сиротами, которыхъ я ваяла изъ Смольнаго монастыря, непреклонностію герцога, моего брата, который не только отказываетъ мнѣ въ помощи, о коей я его просила, но еще передалъ министру вашего императорскаго величества записку исполненную лжи и упрековъ касательно оказанныхъ имъ мнѣ вспоможеній. Я все это опровергла въ отвѣтѣ который представила министерству вашего императорскаго величества (вѣроятно министру) въ минувшемъ октябрѣ мѣсяцѣ для того чтобъ оный повергнутъ былъ на высочайшее ваше благоусмотрѣніе; но такъ какъ отвѣтъ этотъ не былъ принятъ, то я вынуждена приложить его при семъ и непосредственно обратиться ко своей всемилостивѣйшей государынѣ для того чтобы просить ея высокаго и могущественнаго покровительства, ибо ежеминутно ожидаю что меня посадятъ въ тюрьму мои кредиторы, съ которыми не могу расплачиваться, и рискую лишиться единственнаго достоянія: своего дома и своего серебра, которое сполна заложено. Только ваше императорское величество и можете заставить герцога, моего брата, уплатить мои долги и увеличить мои доходы такъ чтобъ я могла жить здѣсь прилично. Но еслибъ я была столь несчастлива что всенижайшая просьба моя не была бы уважена, то соблаговолите, всемилостивѣйшая государыня, купить этотъ домъ, который заложенъ въ опекунскомъ совѣтѣ, для того чтобъ я могла совсѣмъ удалиться отсюда и окончить мое печальное существованіе въ Лифляндіи. Возлагаю свою надежду на извѣстное всему міру великодушіе вашего императорскаго величества и на удовольствіе, которое вы испытываете помогая бѣднымъ и угнетеннымъ, тѣмъ болѣе что я въ первый разъ въ продолженіе достославнаго вашего царствованія рѣшилась просить о себѣ и о своихъ дѣтяхъ, которые такъ мало могутъ ожидать себѣ отъ наслѣдства своего отца. Всѣми покинутая, прибѣгаю къ своей монархинѣ. Она слишкомъ милостива чтобы не помочь той которая чувствуетъ себя счастливою тѣмъ что есть, съ наиглубочайшимъ благоговѣніемъ и усердіемъ, всемилостивѣйшая государыня, вашего императорскаго величества всенижайшая, всепослушная и покорная вѣрноподданная,
рожденная принцесса Курляндская.
С.-Петербургъ, сего 22го января. 1780 г
Легко вообразить какъ трудно было дочери Бирона, знавшей что Екатерина II издавна ея не долюбливала, рѣшиться написать эту жалобу не только на брата своего, во и на нашего министра въ Митавѣ. Вотъ почему она и спѣшитъ привести на память императрицѣ что до той поры никогда ея не утруждала. Упоминаемый ею отвѣтъ (возраженіе) на записку герцога не находится при дѣлѣ. Изъ этого остается заключить что онъ былъ тогда же отправленъ въ Курляндію съ истребованіемъ объясненія и остался тамъ въ герцогскомъ архивѣ.
Какъ бы то ни было, есть основаніе полагать что Екатерина II оказала баронессѣ Черкасовой полное заступничество и склонила герцога Петра назначить ей ренту, и что домъ свой ей удалось продать либо въ казну, либо въ частныя руки.
Объ этомъ прошеніи, хотя оно и не собственноручное и далеко не грамматически написано, остается замѣтить, особенно если баронесса сама его продиктовала, что оно все-таки сочинено не на слиткомъ плохомъ французскомъ языкѣ для особы которая только до четырнадцатилѣтняго возраста могла ему обучаться, послѣ чего испытала самыя тяжкія превратности судьбы и терпѣла всякія лишенія, пока не попала, уже нѣсколько зрѣлою дѣвицей, ко двору Елисаветы Петровны, гдѣ французскій языкъ былъ въ большомъ почетѣ. (Ср. гл. III настоящаго очерка и А. А. Васильчикова Семейство Разумовскихъ, стр. 182.)
Не знаемъ что именно въ 1780 году влекло баронессу Черкасову въ Лифляндію. Быть-можетъ, она въ Дерптѣ наслѣдовала домъ отъ отца или отъ матери.
Во всякомъ случаѣ, дочери Бирона не пришлось раскаиваться въ томъ что она обратилась къ Екатеринѣ П. Вслѣдъ за симъ положеніе ея на столько улучшилось что, вопервыхъ, она переселилась въ Дерптъ, гдѣ жила въ своемъ собственномъ домѣ (наслѣдственномъ или тогда же купленномъ, не знаемъ); вовторыхъ, по преданію сохранившемуся между тамошними старожилами, жила открыто и, по понятіямъ провинціаловъ, даже пышно, часто давая обѣды, балы, маскарады, словомъ, роскошные пиры; втретъихъ, въ теченіе того же 1780 года выдала въ Дерптѣ дочь свою за лифляндскаго дворянина фонъ-Пальменбаха, имѣвшаго тамъ значительныя родственныя связи и которому предстояло блистательное военное поприще, и вчетвертыхъ, въ 1781 году заказала Французу живописцу Дарбъ, вѣроятно бывшему въ Дерптѣ проѣздомъ въ Петербургъ, тотъ превосходный портретъ о которомъ мы упоминали въ одномъ изъ примѣчаній къ III главѣ и который, конечно, не могъ дешево стоить.
Дерптская гимназія давно уже помѣщается въ двухъ смежныхъ домахъ имѣющихъ по два этажа и выходящихъ окнами на двѣ разныя улицы, но обращенныхъ каждый одною стороной на площадку гдѣ возвышается церковь Св. Іоанна, Первый, не старинной и весьма обыкновенной архитектуры, имѣетъ по карнизу надпись Gymnasium: фасадъ втораго, имѣющаго семь оконъ на площадку и четыре окна съ подъѣздомъ на такъ-называемую Iohannistrasse[183], очень древній, нѣсколько напоминающій домикъ Петра Великаго въ Лѣтнемъ саду, а отчасти и пѣвческую капеллу, такъ какъ и тутъ виднѣются два медальйона съ профилями. Это-то и былъ домъ дочери Бирона. Насупротивъ находится уѣздный судъ (ландгерихтъ).
По принятому на Западѣ обычаю сохранять дамамъ титулъ пріобрѣтенный рожденіемъ, даже при замужествѣ съ лицомъ менѣе или вовсе не титулованнымъ, лифляндскіе помѣщики величали баронессу Черкасову принцессой.
Когда же братъ ея отрекся отъ престола Курляндіи, то Екатерина II, вознаграждая за это все герцогское семейство, не забыла Жену барона А. И. Черкасова. Какъ мы это видѣли выше (глава X), въ пользу дочери Бирона выговорена была ежегодная пенсія въ 10.000 талеровъ. Послѣ приведеннаго нами письма ея, мы рѣшительно отвергаемъ преданіе будто баронесса, изъ-за прежнихъ неудовольствій своихъ противъ Екатерины II, отказалась отъ этой пенсіи.
Однакожь достовѣрно то что Екатерина Ивановна Черкасова, быть-можетъ потому что жила сверхъ состоянія, оставила очень мало своему сыну (барону П. А. Черкасову) и только свою вдовью седьмую часть своей дочери, которая, вскорѣ послѣ своего замужества, переѣхала къ отцу въ смоленскую его вотчину.
Дочь Бирона скончалась (въ Дерптѣ же) 31го марта 1797 г., 70ти лѣтъ отъ роду и уже вдовою (тамошняя газета Inland, прибавл. къ № 48, 1848 г.). Отпѣваніе происходило въ дерптской православной церкви Успенія Богородицы. Эта каменная трехпрестольная церковь выстроена была за нѣсколько лѣтѣ предъ тѣмъ, а именно въ 1780 году, на мѣстѣ прежде бывшей тамъ же каменной церкви Рождества Богородицы.[184] Въ 1846 году въ новой Успенской церкви еще хранился парчевой покровъ лежавшій на гробѣ дочери Бирона, и мы налагали что тѣло ея погребено въ Дерптѣ, пока не узнали изъ статьи г. Шубинскаго что набальзамированный трупъ Екатерина Ивановны покоится въ Митавѣ рядомъ съ трупами ея отца и матери, въ томъ самомъ склепѣ герцогскаго замка о которомъ упомянуто нами въ главѣ X этого Очерка.
ГЛАВА XII.
править|
«Екатерина, въ низкой долѣ, И не на царскомъ бы престолѣ, Была бъ великою женой!» Державинъ.
«Тѣ которые были свѣтильниками, образцами для другихъ, достойны памяти потомства.» Сумароковъ.
|
Въ продолженіи нашего разказа намъ не разъ случалось сходить съ большой дороги на проселочную и увлекаться богатствомъ матеріаловъ по нѣкоторымъ второстепеннымъ вопросамъ. Но источники далеко не исчерпаны, и мы часто ограничивались лишь ссылкой и указаніями на нихъ, такъ какъ самый трудъ нашъ имѣлъ главною цѣлію сдѣлать извѣстными неизданные до сихъ поръ документы.
Надѣемся что намъ удалось выставить въ настоящемъ свѣтѣ заботливость Екатерины II о воспитаніи ея наслѣдника. Оно поручено было не ею графу Н. И. Панину, и она пыталась Замѣнить его д’Аламберомъ. Но смѣнить его было трудно. Екатерина сама еще не была такъ сильна народною любовью какъ въ послѣдствіи времена, а въ 1760 годахъ не имѣла той самоувѣренности которую пріобрѣла въ 1780 годахъ. При угасающей быстротѣ съ какою до ея воцареніи слѣдовали одинъ за другимъ придворные перевороты, перемутившіе всѣ мысли и пошатнувшіе столько понятій, могла ли сама она въ началѣ спокойно разчитывать на прочное многолѣтнее правленіе? Но когда большинство уже склонялось предъ ея кроткимъ и мягкимъ вліяніемъ, графъ Панинъ оставался непреклоннымъ. Онъ считалъ Екатерину Вторую, несмотря на то что она была коронованною императрицей, не болѣе какъ временною регентшей, пока сынъ ея не достигнетъ совершеннолѣтія. Панинъ имѣлъ свой кругъ приверженцевъ въ Петербургѣ, а братъ его, Петръ Ивановичъ былъ главою цѣлой партіи въ Москвѣ. Предпринимать что-либо противъ одного изъ нихъ было бы неудобно. Но образъ мыслей Н. И. Панина былъ извѣстенъ не одной Екатеринѣ П. На то что въ началѣ ея царствованія этотъ вельможа старался ограничить ея власть возстановленіемъ верховнаго совѣта есть достовѣрныя свидѣтельства въ запискахъ графа Сиверса (ч. 1, стр. 141), а Сумароковъ повѣствуетъ (т. I, стр. 69) что мысль вице-канцлера о регентствѣ была въ 1763 году предметомъ городскихъ толковъ и подала поводъ къ заговору измайловскихъ офицеровъ: троихъ Гурьевыхъ и двоихъ Хрущовыхъ, которыхъ сенатъ приговорилъ къ смерти, а Екатерина II помиловала «дабы они могли раскаяться въ своемъ поступкѣ».
Вотъ почему, не любя Н. И. Панина и не довѣряя ему вполнѣ, но отдавая справедливость его способностямъ и зная привязанность его къ цесаревичу, Екатерина II продолжала занимать Панни а важными государственными дѣлами и оставляла на его рукахъ воспитаніе великаго князя. Стоитъ только перенестись мыслію въ ту эпоху чтобы согласиться что ни трагедія Мировича, ни московская чума, ни Пугачевщина не были благопріятными обстоятельствами для удаленія Н. И. Панина отъ цесаревича, который между тѣмъ приближался жъ совершеннолѣтію. Съ своей же стороны, Панинъ довелъ Екатерину II, сначала только сносившую его, до убѣжденія что онъ ей еще гораздо болѣе необходимъ какъ министръ чѣмъ какъ воспитатель великаго князя. Уже изъ перваго разговора его съ Димсдалемъ мы выведи заключеніе что взгляды Панина были обширные взгляды человѣка истинно государственнаго (гл. VIII). Но что онъ былъ либераломъ въ духѣ своего времени, то-есть олигархомъ и верховникомъ, и притомъ глубокимъ честолюбцемъ, въ этомъ, кажется, также нѣтъ никакого сомнѣнія.
Особенную нѣжность отношеній между матерью и сыномъ мы и не брались доказывать; но что они были не только въ высшей степени приличны, но даже очень хороши, на то привели мы много достовѣрныхъ указаній. Екатерина II ежедневно видѣлась съ великимъ княземъ, иногда по нѣскольку разъ въ день; когда она откуда бы то ни было возвращалась въ столицу, онъ встрѣчалъ ее радостно и почтительно (I, VI, VIII и X главы).
Судъ надъ Гурьевыми и Хрущовыми долженъ былъ заставить призадуматься графа Панина. Ему, конечно, никогда не приходило въ голову осуществлять во что бы то ни стало свой образъ мыслей и играть жизнію согражданъ. Вѣроятно съ этой минуты онъ сдѣлался осторожнѣе въ своихъ рѣчахъ; но въ задушевныхъ бесѣдахъ съ его питомцемъ глубокое убѣжденіе его относительно регентства могло сорваться съ языка. Итакъ, если въ послѣдствіи, и преимущественъ со времени совершеннолѣтія великаго князя, наступило охлажденіе въ отношеніяхъ его къ Екатеринѣ II, то оно, вѣроятно, началось подъ вліяніемъ графа ПанинаЕ, который притомъ очень ошибался если думалъ что стоитъ за Закона о правильномъ престолонаслѣдіи тогда не существовало (установленіемъ правильнаго порядка престолонаслѣдія и изданіемъ о семъ основнаго закона Россія обязана Павлу I); преданія и обычаи временъ до-петровскихъ были замѣ іены завѣщаніями, послужившими предлогомъ къ государственнымъ переворотамъ, и законность была на сторонѣ одной только Екатерины II, такъ какъ ей и ея наслѣднику (одновременно, но сперва ей, а ему уже послѣ нея и только въ качествѣ ея наслѣдника) принесена была присяга всѣми служившими ей, въ томъ числѣ и самимъ Панинымъ. Есть также нѣкоторое основаніе вѣрить что охлажденіе было поддержано первою супругой цесаревича, великою княгиней Натальею Алексѣевной (La Cour Russie, p. 290). Во всякомъ случаѣ, Екатерина II невиновата была въ этомъ охлажденіи, по крайней мѣрѣ лично отъ себя не подала къ нему прямаго повода. Когда именно оно послѣдовало или обнаружилось, разсмотрѣніе итого вопроса не входитъ непосредственно въ кругъ нашихъ изысканій, и намъ было достаточно остановиться на мысли что во всю пору его первой молодости Екатерина II любила великаго князя Павла Петровича на столько, на сколько мать можетъ любить ребенка отъ супружества въ которое она вступила не по склонности.
Насъ особенно интересовала заботливость императрицы о здоровьѣ малолѣтняго цесаревича. Мы видѣли что она вела объ этомъ переписку съ графомъ Панинымъ, а послѣ прибытія Димсдаля въ Петербургъ; съ настойчивымъ самоотверженіемъ требовала чтобъ оспа привита была ей прежде чѣмъ Павлу Петровичу, дабы по выздоровленіи послѣ этой операціи имѣть возможность постоянно навѣщать его во время его болѣзни. Мы видѣли также, что когда онъ заболѣлъ въ Петербургѣ летучею оспой) то Екатерина (сама въ то время больная въ Царскомъ Седѣ), лишь узнала объ этомъ, не колеблясь разсталась съ докторомъ Димсдалемъ для того чтобы немедленно отправить его къ великому князю; а затѣмъ, послѣ привитія ему оспы, ежедневно его посѣщала; наконецъ, не отдѣляя своей судьбы отъ участи своего сына, въ одно время подарила свой и его портретъ Димсдалю, и тогда только отпраздновала свое выздоровленіе, когда цесаревичъ въ свою очередь выздоровѣлъ, такъ что на выбитой по сему случаю медали онъ изображенъ вмѣстѣ съ императрицей.
Мы указывали также что въ глазахъ Екатерины II судьба наслѣдника престола была тѣсно соединена съ будущностью русскаго народа, и что великая монархиня съ самой возвышенной точки зрѣнія, смотрѣла на ихъ обоюдное призваніе.
Мѣры имѣвшія цѣлью уменьшеніе смертности среди малочисленнаго народонаселенія Имперіи и особенно главная изъ нихъ — введеніе оспопрививанія, осуществились подъ руководствомъ молодаго и предпріимчиваго министра, барона Черкасова. Екатерина II писала Вольтеру: «J’ai fait écrire en Angleterre pour avoir un inoculateur»; а изъ записки Димсдаля видно что вслѣдствіе прибытія въ Лондонъ двухъ курьеровъ изъ Петербурга, нашъ посланникъ А. С. Мусинъ-Пушкинъ вошелъ съ нимъ въ личные переговоры; Между тѣмъ біографы Черкасова говорятъ что онъ вызвалъ Димсдаля въ Россію, и это подтверждаетъ высшій у насъ медицинскій авторитетъ, Е. В. Пеликанъ (II и VI гл.). Остается узнать изъ бумагъ архива медицинской коллегіи и Московскаго главнаго архива министерства иностранныхъ дѣлъ: кто именно по приказанію Екатерины II написалъ Пушкину тѣ два письма которые ему привезены были нарочными курьерами? Если даже формальность эта была исполнена графомъ Панинымъ, какъ начальникомъ Пушкина, то всякій знающій порядокъ служебный долженъ предполагать что Высочайшее о семъ повелѣніе было ему объявлено, по принадлежности, президентомъ медицинской коллегіи барономъ Черкасовымъ. Если даже этотъ послѣдній, по какимъ-нибудь особеннымъ соображеніямъ, счелъ въ этомъ случаѣ нужнымъ держаться въ сторонѣ, то всѣ предшествовавшія обстоятельства его жизни, воспитаніе въ Англіи, любовь къ медицинской наукѣ и постоянное чтеніе англійскихъ газетъ, доставлявшее ему возможность слѣдить за всякимъ нововведеніемъ и за самою репутаціей врачей, наконецъ и все то что Димсдаль говорилъ о немъ въ своей запискѣ, особенно самое привитіе оспы Екатеринѣ II съ вѣдома одного только барона Черкасова и въ его присутствіи, убѣждаютъ насъ въ томъ что изъ тѣснаго круга приближенныхъ этой государыни кромѣ Черкасова не могъ взять на себя рекомендовать ей Димсдаля и даже совѣтовать привить себѣ оспу, для того чтобы тѣмъ предохранить себя и подать великій примѣръ своимъ подданнымъ.
Личность этого достойнаго патріота заслуживаетъ вниманія, и потому постараемся окончательно ее выяснить.
Нѣкоторые писатели утверждали будто Черкасовъ отличался ровностью характера (гл. III). Офиціальная его переписка доказываетъ что онъ былъ не очень уступчивъ (см. конецъ гл. IX), и Вейдемейеръ, отдавая впрочемъ полную справедливость обширности его ума и свѣдѣній, свидѣтельствуетъ что онъ былъ человѣкъ странный, вспыльчивый, порой и грубый, не умѣлъ ничего переносить терпѣливо и иногда изъяснялся даже съ императрицей съ неумѣренною откровенностью. Этотъ біографъ однакожь прибавляетъ что странности его замѣнялись прекрасными качествами: что онъ былъ добръ, праводушенъ, преисполненъ честности и усердія (ч. I, стр. 73). Почти то же самое говоритъ и Спада:
«Elevé dans une sorte d’opulence, accoutumé dès sa jeunesse à fréquenter le grand monde, le baron Czerkassoff était obligé par ses emplois de passer une grande partie de son temps à la Cour. Toutes ces considérations firent jamais changer de caractère, ni varier un moment dans ses opinions. Bon, lovai, plein de zèle et d’honneur. mais en même temps brusque, fantasque, violent, n’endurant absolument rien de la part de qui que cela soit, pas même de la part de sa Souveraine, qui lui disait souvent avec sa grâce séduisante: Maie, Mr Czerkassoff, vous êtes vraiment d’une bizarrerie inexprimable!»[185]
Но тотъ же авторъ прибавляетъ:
«Le baron Alexandre Czerkassoff plaisait et convenait beaucoup à l’impératrice Catherine II à cause de sa vaste érudition; elle le prit en affection et eut tirer tout le parti possible d’un homme de beaucoup de mérite, mais fantasque à l’excès.»[186]
Изъ переписки ихъ 1773 года мы впрочемъ убѣждаемся что онъ, какъ говорится, понималъ, никогда неумѣстно не обизкадся и, кромѣ того, самостоятельностью, прямотой и добросовѣстностью своихъ дѣйствій снискалъ особое довѣріе Екатерины II, причемъ въ вопросахъ второстепенныхъ, не имѣвшихъ дѣйствительнаго государственнаго значенія, никогда не позволялъ себѣ ни малѣйшихъ возраженій. Быть-можетъ, на словахъ было иначе чѣмъ на словахъ, и остается полагать что въ 1778 году онъ удалился въ деревню потому что изъ-за чего-нибудь заупрямился. Возможно и то что, съ лѣтами и утратой пылкости, наступило разочарованіе насчетъ всего его окружавшаго, и что ему опостылила борьба съ Ашами, Пекенами, Линдеманами и т. п., которые очевидно не могли бы дѣйствовать такъ дерзко противъ министра-патріота, еслибы не были орудіями, вѣроятно поощрявшихъ ихъ, болѣе сильныхъ враговъ Черкасова; а эти враги-царедворцы завидовали и быстрому возвышенію его. и довѣрію государыни; а всего болѣе тому что онъ принадлежалъ къ ея избранному эрмитажному обществу и по вечерамъ игралъ съ нею въ карты. Понятно что когда атака усложнилась и поведена была нѣсколькими путями, вверху и снизу, то Черкасову захотѣлось выбраться изъ такой тины интригъ на чистый деревенскій воздухъ.
Остается замѣтить что, подобно Остерману и инымъ вельможамъ того времени, Черкасовъ страдалъ подагрой и хвалился даже предъ императрицей тѣмъ что зналъ толкъ въ хорошихъ винахъ: но все это еще далеко не доказываетъ чтобы, какъ это разказывали, на основаніи неизвѣстныхъ намъ источниковъ, Черкасовъ имѣлъ неумѣренную страсть къ винамъ и къ женщинамъ. Онъ просто былъ въ извѣстной мѣрѣ гастрономъ и сибаритъ.
Въ общей сложности, черты характера, съ какимъ знакомитъ насъ біографія барона Черкасова, большею частію для него выгодны. Все свидѣтельствуетъ что человѣкъ этотъ былъ далеко не дюжинный, и что Бантышъ-Каменскій и Вейдемейеръ совершенно справедливо причислили его къ сонму людей которыми Россія въ правѣ гордиться.
Въ настоящемъ очеркѣ мы постарались изобразить Екатерину II, какъ она сама себя обнаруживаетъ по документамъ которыми мы могли располагать, великою монархиней во всемъ что она предпринимала для нашего отечества и весьма попечительною матерью въ отношеніи къ своему единственному и малолѣтнему сыну, а также правительницей мудрою, руководившею своихъ министровъ, но выслушивавшею дѣльныя возраженія и терпѣливо сносившею, для блага Россіи, нѣкоторые ихъ относительные недостатки, вознаграждавшіеся несомнѣнными талантами. Была ли она, напримѣръ, дѣйствительно очень расположена къ Черкасову, какъ это увѣряетъ Спада, объ этомъ еще можно было бы поспорить; но дѣло въ томъ что онъ ей былъ нуженъ и полезенъ, и потому-то она и дорожила имъ. Панина она сноси-сила и была съ нимъ ласкова отчасти по такимъ же соображеніямъ, но отнюдь не могла быть искренно къ нему расположена.
Надѣемся что, не отнимая ничего отъ принадлежащей Екатеринѣ II славы, вамъ удалось также доказать что баронъ Александръ Ивановичъ Черкасовъ былъ однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ и полезнѣйшихъ ея сподвижниковъ, что онъ положительно дѣлаетъ честь своей эпохѣ, и что трудами своими по введенію въ Россіи оспопрививанія, по устройству медицинской части и по усовершенствованію народнаго хозяйства, въ краткій, но обильный результатами 16ти-лѣтній періодъ своей обширной дѣятельности, онъ оказалъ такія существенныя и плодотворныя заслути, за которыя потомство можетъ отнести его къ числу полезнѣйшихъ государственныхъ людей.
Эпизодъ второй.
править|
«Вы скажете: знать ей досугъ писать; а мнѣ, право, не досугъ читать!…» (Екатерина II графу Н. И. Панину.)
«Il faudrait que lee jours eussent à Péterebourg plus de 24 heures, pour que V. M. eût seulement le temps de lire tout ce qu’on Lui écrit de l’Europe et de l’Asie.» (Voltaire à Catherine II.)
«Morgen-Stund Hat Gold im Mund.» (Пословица.)
|
I.
правитьВторой эпизодъ изъ царствованія императрицы Екатерины II, который мы предположили описать, есть одновременное съ наступленіемъ совершеннолѣтія великаго князя Павла Петровича, бракосочетаніе его съ принцессою Гессенъ-Дармштадтскою.
Кромѣ немногихъ печатныхъ свѣдѣній, разбросанныхъ въ сочиненіяхъ Фридриха Великаго и Вольтера, равно какъ и въ нѣсколькихъ современныхъ мемуарахъ, повѣствованіе нате основано преимущественно на письмахъ ландграфини Генріетты-Каролины Гессенъ-Дармштадтской, рожденной принцессы Цвейбрюкенъ-Биркенфельдъ (de Deux-Ponts, отрасль Баваро-палатинскаго дома), сдѣлавшейся тещею Россійскаго цесаревича, писанныхъ большею частію въ бытность ея при нашемъ дворѣ, то къ королю Прусскому, то къ матери ея, рожденной принцессѣ Нассау-Зебрикской; далѣе, на журналѣ веденномъ камеръ-юнкеромъ и флота капитанъ-лейтенантомъ, графомъ А. К. Разумовскимъ, во время плаванія русской эскадры, привезшей ландграфиню и ея трехъ дочерей изъ Траземюнде въ Ревель, и на перепискѣ происходившей между Екатериною II и барономъ А. И. Черкасовымъ,[187] когда она послала его встрѣтить и сопровождать въ С.-Петербургъ принцессу.
Этотъ эпизодъ, богатый доказательствами заботливости Екатерины II о семейномъ счастіи ея наслѣдника, занимаетъ видное мѣсто въ исторіи внѣшнихъ сношеній Россіи, и вообще нашей иностранной политики. Онъ послужилъ къ закрѣпленію и утвержденію дружескихъ отношеній Россіи къ Пруссіи, начавшихся со вступленіемъ на престолъ Петра III.
Съ эпохи описываемаго нами эпизода, Пруссія поставила себя въ то выгодное для себя положеніе, послѣдствія котораго продолжаются донынѣ. Фридрихъ Великій два раза былъ сватомъ великаго князя Павла Петровича: онъ поочередно и одну послѣ другой предлагалъ ему невѣстъ изъ числа своихъ болѣе или менѣе близкихъ родственницъ, а именно: принцессъ Дармштадтскую и Виртембергскую,[188] и даже помолвка цесаревича съ сею послѣднею совершилась въ Берлинѣ.
Родственныя связи дворовъ устанавливали въ описываемое нами время международные союзы, и вся политика Фридриха Великаго разчитана была на такихъ связяхъ. Въ 1773 году, роль свата по отношенію къ Россіи была для него далеко не новою. По свидѣтельству фонъ-Гельбига[189] (Biographie Peter des Dritten, Tübingen, 1808, часть Ія, стр. 46—52), неудовольствія императрицы Елизаветы Петровны противъ этого государя главнѣйше происходили оттого что онъ отказалъ великому князю Петру Ѳедоровичу въ рукѣ своей родной сестры, принцессы Амаліи,[190] отозвавшись что ни за что не позволитъ ей перемѣнить вѣру. Такой отвѣтъ со стороны короля-философа, хвалившагося вѣротерпимостью и любившаго повторять что въ его государствѣ каждый можетъ по своему заботиться о спасеніи души своей (In meinen Staaten kann ein jeder auf seine Weise selig werden) былъ только пустымъ предлоломъ. Въ кругу приближенныхъ Фридриха было извѣстно что онъ не считалъ правленіе Елизаветы довольно упроченнымъ. Въ послѣдствіи, онъ перемѣнилъ мнѣніе, и счелъ для себя выгоднымъ предложить дочь прусскаго фельдмаршала и штетинскаго коменданта, принца Ангальтъ-Цербстскаго, принцессу Софію-Августу-Фридерику, въ невѣсты наслѣднику Всероссійскаго престола. Ея мать была изъ Голштинскаго дома, къ которому Елизавета Петровна особенно благоволила, такъ какъ любимая сестра ея, цесаревна Анна Петровна, была за герцогомъ Голштинскимъ. Поэтому предложеніе было принято, несмотря на сопротивленіе канцлера Бестужева, и, такимъ образомъ, первый опытъ въ семъ отношеніи Фридриха Великаго увѣнчался, въ 1744 году, полнымъ успѣхомъ. Королю удалось сосватать ту которая прославила себя подъ именемъ Екатерины II, и 23 года была его вѣрною союзницей.[191]
Нѣкоторые писатели утверждали будто, еще за пять лѣтъ до совершеннолѣтія великаго князя Павла Петровича, его вѣнценосная мать начала заботигься о пріисканіи ему невѣсты между германскихъ дворовъ. Еслибы дѣйствительно мысль о его Женитьбѣ занимала ее въ 1768 году, то оба избранные нами эпизода изъ великаго царствованія слились бы въ одинъ, слѣдуя другъ за другомъ безъ пробѣла. По документамъ нашли мы только одинъ намекъ на это, въ письмѣ барона фонъ-деръ-Ассебурга къ вице-канцлеру графу Н. И. Панину, отъ 23го апрѣля (4го мая) 1773 года, въ которомъ упоминается что онъ (Ассебургъ) именно въ 1768 году въ первый разъ видѣлъ принцессъ Гессенъ-Дармштадтскихъ. Ихъ тогда было пять, и изъ нихъ старшая, Каролина, вышла, въ сентябрѣ мѣсяцѣ того же года, за ландграфа Гессенъ-Гомбургскаго;[192] а вторая, Фридерика, въ слѣдующемъ 1769 году, за принца Прусскаго, родваго племянника и наслѣдника престола Фридриха Великаго, въ послѣдствіи и сдѣлавшагося его преемникомъ, подъ именемъ Фридриха-Вильгельма II.[193] Можно допуститъ что именно Ассебургъ, родомъ Пруссакъ, предложилъ эту принцессу въ племянницы своему государю, и даже велъ переговоры объ этомъ бракѣ; а такъ какъ сохранилось преданіе что Ассебургъ принятъ былъ въ русскую службу по протекціи Фридриха Великаго, то можно догадываться что король рекомендовалъ его Екатеринѣ II какъ дипломата, испытаннаго въ брачныхъ негоціаціяхъ и потому наиболѣе способнаго пріискать невѣсту цесаревичу.
Въ запискахъ своихъ (Oeuvres historiques, Tome VI, Berlin, 1846, Mémoires depuis la paix de Rübertsboury, Chapitre I, стр. 57 а далѣе, стр. 119), Фридрихъ Великій подробно объясняетъ какъ важно для него было, вслѣдствіе завоеванія Силезіи и первыхъ раздѣловъ Польши, поддерживать свое вліяніе при Русскомъ дворѣ, сильно подкопанное враждою князя Г. Г. Орлова противу вице-канцлера графа Панина, причемъ, говоря о себѣ третьемъ лицѣ, онъ сознается что вдавался въ разные происки и интриги для того чтобы породниться съ Екатериной II и чрезъ то закрѣпить политическій союзъ съ Россіей. (Ce ne fut qu'à force de menées et d’intrigues, que le Roi parvint à fixer le choix, que l’Impératrice fit d’une bellefille, sur la Princesse de Darmstadt, propre soeur de la Princesse de Prusse). Король былъ убѣжденъ что выборъ невѣсты для наслѣдника Россійскаго престола могъ обратиться въ пользу или во вредъ Пруссіи.
"Pour avoir du crédit en Russie, " писалъ онъ, «il fallait y placer des personnes, qui tinssent à la Prusse…. Il y avoit tout à gagner, si une de ces Princesses (de Darmstadt) devenait Grande Duchesse, parce que les noeuds de la parenté, se joignant à ceux de l’alliance, semblaient annoncer que l’union de la Prusse et de la Russie serait par là plus cimentée que jamais… Ces sortes de mesures peuvent tromper; cependant, il ne faut pas les négliger. Mr d’Assebourè, tujet du Roi, et qui avoit passé au service de l’Impératrice, fut chargé de parcourir toutes les Cours d’Allemagne, où il у avait des Princesses nubiles, et d’en faire son rapport. Le Roi réveilla son zèle patriotique, en lui marquant que la Princesse de Darmstadt était celle, pour la quelle il s intéressait le plus. L’Envoyé servit si bien S. M. que cette Princesse fut désignée pour épouser le Grand-Duc….»
Изъ свѣдѣній имѣющихся въ государственномъ архивѣ о службѣ барона Ассебурга и дополняющихъ во многихъ отношеніяхъ его записки,[194] оказывается что онъ родился въ 1721 году, въ княжествѣ Гальберштатскомъ,[195] въ наслѣдственномъ имѣніи Мейсдорфъ[196] (которымъ самъ онъ владѣлъ еще въ 1783 году); вступилъ въ 1734 году въ гессенъ-кассельскую службу по гражданской части, и вскорѣ послѣ того въ датскую, по министерству иностранныхъ дѣлъ, въ россійскую же службу з перешелъ только въ 1771 году, въ то время когда находился датскимъ посланникомъ въ С.-Петербургѣ; слѣдовательно, въ 1768 году, онъ былъ въ Дармштадтѣ въ качествѣ туриста или, быть-можетъ, датскаго посланника, когда видѣлъ тамъ всѣхъ пятерыхъ дочерей ландграфини, и лишь два года спустя былъ акредитованъ въ качествѣ россійскаго посланника при регенсбургскомъ имперскомъ сеймѣ и разныхъ германскихъ дворахъ. Ясно что для совершенія съ перваго раза такого важнаго шага, человѣку имѣвшему уже 50 лѣтъ отъ роду нужна была[197] весьма сильная рекомендація. Далѣе увидимъ что дѣйствительно Фридрихъ Великій развѣтвлялъ, какъ паукъ, свою паутину, и даже находилъ въ графѣ Н. И. Панинѣ покорное орудіе для исполненія своихъ плановъ.
Какую рѣзкую въ этомъ случаѣ противуположность съ дѣйствіями Панина составляло поведеніе Бестужева, который, по свидѣтельству Гельбига (томъ I, стр. 49), всячески старался выжить изъ Россіи принцессу Ангальтъ-Цербстскую, привезшую свою дочь (Екатерину II), ибо видѣлъ въ ней прусско-французскаго агента, причемъ досадовалъ на то что болѣзнь, постигшая принцессу въ Петербургѣ, такъ долго задерживала ее при нашемъ дворѣ, то-есть слишкомъ полтора года, съ 3го февраля 1744 по 23е сентября 1745 года. Въ главѣ IX своей Histoire de mon temps, Фридрихъ Великій свидѣтельствуетъ что его посланникъ Мардфелѣдъ и маркизъ де-ла-Шетарди, по прибытіи въ Россію принцессы Ангальтъ-Цербстской, сочли себя довольно сильными чтобы домогаться удаленія Бестужева. Что ке касается до ландграфини Ренріетты-Каролины Гессеи кой, то хотя сама Екатерина II писала объ ней московскому главнокомандующему, князю Михаилу Никитичу Волконскому что эта принцесса человѣкъ души твердой, et rien moins qu’une commère (отъ 25го сентября 1773 г. № 74, письма Екатерины II къ князю Волконскому, въ томѣ I Осьмнадцатаго вѣка), однако переписка ея съ Фридрихомъ доказываетъ что это была женщина въ высшей степени честолюбивая, и что въ отношеніи къ нему она держалась пословицы: долгъ платежемъ красенъ. Такъ, въ письмѣ своемъ отъ 20го августа 1773 года, изъ Царскаго Села, она обѣщаетъ королю наблюдать внимательно за всѣмъ тѣмъ что можетъ его интересовать въ Россіи и дать ему объ этомъ отчетъ…. (Les questions que V. М. veut me faire m’eugageront à observer avec attention les divers objets, sur lesquels Elle voudra me questionner, et j’en rendrai compte tant bien que mal); а въ письмѣ изъ Кенигсберга, отъ 13го ноября того же года, обѣщаетъ изустно отвѣчать на нѣкоторые пункты письма полученнаго отъ Фридриха (C’est de bouche que j’aurai l’honneur de répondre à quelques articles de la lettre de V. M.)
II.
правитьПриглашая къ своему двору ландграфиню Дармштадтскую, Екатерина II имѣла свой разчетъ, какъ это ясно докажетъ ея переписка съ барономъ Черкасовымъ: она не хотѣла разставаться съ сыномъ, отправляя его въ заграничное путешествіе, и уступать графу Панину или королю Прусскому ни малѣйшей доли того вліянія на цесаревича которое законнымъ образомъ принадлежало ей. Притомъ Екатерина II въ это время еще искала популярности, и самолюбію ея льстило что Европа и Россія примутъ за новое проявленіе ея величія и могущества то обстоятельство что иностранная владѣтельная особа везетъ троихъ дочерей своихъ на показъ и на выборъ наслѣднику Всероссійскаго престола. До тѣхъ поръ на Западѣ существовалъ обычай, въ силу котораго одни короли не ѣздили за своими невѣстами, а ихъ привозили къ нимъ, но заочно помолвленными, или даже обрученными. А тутъ невѣсты еще не было, и вообще тому чего великая государыня добилась отъ ландграфини Дармштадтской не бывало примѣра въ исторіи….
Если прежде 1771 года Ассебургъ находился въ частной перепискѣ съ королемъ и съ Панинымъ, то достовѣрно что съ этой поры уже завязалась у него офиціальная переписка съ вице-канцлеромъ о нѣсколькихъ германскихъ принцессахъ, изъ числа которыхъ, по лѣтамъ ихъ, по красотѣ и образованію, могла быть избрана невѣста для Россійскаго цесаревича.
Во время разъѣздовъ своихъ по Германіи, въ 1771—72 годахъ, Ассебургъ присылалъ то на имя императрицы, то вицеканцлеру шифрованныя донесенія, то-есть совершенно секретныя, большею частью (для отвлеченія, быть-можетъ, всякаго подозрѣнія) чрезъ посредство тайнаго совѣтника Ѳедора Ивановича фонъ-Гросса, бывшаго тогда россійскимъ посланникомъ при Ганзейскихъ городахъ и при князьяхъ Нижне-Саксонскаго округа Германо-Римской имперіи, и имѣвшаго пребываніе въ Гамбургѣ.[198] Въ письмахъ, при которыхъ Гроссъ препровождалъ депеши Ассебурга, онъ обращался къ Панину не какъ къ президенту иностранныхъ дѣлъ, а какъ къ воспитателю цесаревича, называя его Monseigneur le grand Gouтетеиг. Что же касается до Ассебурга, то онъ писалъ Панину въ самомъ дружескомъ тонѣ, какъ сверстникъ по лѣтамъ и какъ человѣкъ издавна находившійся съ нимъ въ короткихъ отношеніяхъ.
Въ началѣ 1772 года, Ассебургъ представилъ списокъ пятнадцати невѣстъ, и хотя многія изъ нихъ были еще слишкомъ молоды, есть полное основаніе утверждать что въ продолженіи нѣкотораго времени, выборъ колебался чуть ли не между семью принцессами, если ихъ напримѣтѣ не было болѣе. По крайней мѣрѣ, кромѣ принцессы Шарлотты, дочери принца Георга Гессенъ-Дармштадтскаго, принцессы Саксенъ-Готской, одной изъ сестеръ курфирста Саксонскаго, принцессы Софіи Доротеи-Августы Виртембергской (въ послѣдствіи и бывшей второю супругой великаго князя Павла Петровича, подъ именемъ великой княгини Маріи Ѳеодоровны) и трехъ дочерей ландграфини Дармштадтской, должно назвать еще принцессу Виртембергскую, дочь принца Георга, о которой упоминается въ письмахъ ландграфини къ Фридриху II, отъ 5го іюня и 9го сентября 1772 года, изъ Дармштадта. Ландграфиня пишетъ именно: «Plusieurs Princesses sont sur les rangs…» (Многія принцессы имѣются въ виду) и указываетъ на красавицу принцессу Виртембергскую, какъ на nouvelle aspirante, побывавшую уже съ отцомъ своимъ при пышномъ и утонченно образованномъ Версальскомъ дворѣ, и потому представлявшуюся, въ глазахъ ландграфини, весьма опасною соперницей для ея дочерей.
Еще въ маѣ мѣсяцѣ 1772, она была крайне обрадована письмомъ Фридриха ІІго, который въ первый разъ далъ ей понять что бракъ между великимъ княземъ Павломъ Петровичемъ и одною изъ ея дочерей можетъ состояться. Вторая ея дочь, какъ это выше было сказано, — уже съ 1769 года, была за наслѣдникомъ Прусскаго престола. Очень было бы естественно еслибы велась переписка между обоими родственными дворами; но переписки не было, и началась она именно по описываемому нами поводу. Ландграфиня говоритъ (23го октября) что мысль о женитьбѣ Павла Петровича возбудила переписку (Je dois à l’idée de ce mariage ma correspondance avec V. M.). На первый намекъ короля, который на языкѣ дипломатическомъ слѣдуетъ назвать ouverture, ландграфиня отвѣчала, 18го мая, выраженіемъ восторженной благодарности за то что онъ считаетъ подобный бракъ comme une chose faisable; а 5го іюня увѣдомила Фридриха что ручается за дочь свою Вильгельмину, которая нисколько не затруднится принять предложеніе и перемѣнить вѣроисповѣданіе (Je réponds que ma fille Wilhelmine acceptera sans aucune difficulté).
Но главою Дармштадтскаго дома былъ въ то время супругъ ландрафини Каролины, ландграфъ Гессенъ-Дармштадтскій Лудвигъ IX. Хотя въ упомянутомъ уже письмѣ своемъ къ Панину Ассебургъ и представлялъ его государемъ мало занимавшимся семейными дѣлами и совершенно равнодушнымъ къ воспитанію своихъ дѣтей, однако ландграфиня его, повидимому, все-таки побаивалась. Такъ, 5го іюня, она сознается Фридриху что не рѣшилась сказать его свѣтлости dass mein Kind soll griechisch werden (что ея дитя должно принять греческую вѣру); а 30го іюня сѣтуетъ на то что отца Екатерины II, принца Ангальтъ-Цербстскаго давно нѣтъ въ живыхъ,[199] ибо будь иначе, она бы бросилась хоть на край свѣта чтобы узнать отъ него: какія соображенія убѣдили его отдать свою дочь за Петра III? (Quel dommage que ce bon Prince de Zerbst n’existe plus! Je l’aurais cherché au bout du monde pour èonnaitre les raisons, qui lui ont paru les plus convaincantes et l’ont déterminé à consentir au mariage de sa fille). Однакожь, ландграфъ провѣдалъ дѣло, и когда уже супруга его была съ дочерьми въ Петербургѣ, прислалъ туда президента Мозера ни заключенія брачнаго контракта, настойчиво требуя при этомъ чтобы высоконареченную невѣсту не принуждали къ перемѣнѣ вѣры. Между тѣмъ, за двое сутокъ до прибытія Мозера, св. мѵропомазаніе было уже совершено и, разказывая это въ письмѣ своемъ Фридриху, отъ 1го сентября 1773 года, изъ Царскаго Села, ландграфиня клянется что принужденія не было, и что она, единственно изъ почтенія къ своему свѣтлѣйшему супругу, не вдается по этому случаю въ дальнѣйшія подробности (Je pourrais faire serment que ma fille n’а pas été contrainte…. Je n’ose rien ajouter, crainte de manquer au respect, que je dois à mon Sérénissime Epoux). Въ слѣдующемъ письмѣ своемъ (отъ 10го сентября, изъ С.-Петербурга), она пишетъ что хотя опасается гнѣва ландграфа, но никогда не станетъ сожалѣть о томъ что дочь ея сдѣлалась великою княгиней (Je ne sais comment le Landgrave prendra le changement de religion de sa fille. Il s’y opposait…. Toute la faute en retombera sur moi et, malgré cela, je ne me repentirai point de savoir ma fille Grande Duchesse.) Наконецъ, 21ro октября, ландграфиня, вполнѣ успокоенная, увѣдомила Фридриха, что очень довольна послѣдними письмами своего супруга, который уже не говоритъ ни слова объ этомъ предметѣ (Il ne parle plus de la naturalisation de ma fille).
Изъ трехъ принцессъ Дармштадтскихъ: Амаліи, Вильгельмины и Луизы,[200] Ассебургъ, еще весною 1772 года, отдавалъ полное предпочтеніе второй. Изъ числа трехъ братьевъ ихъ, принцевъ Лудвига, Фридриха и Христіана, — старшій былъ въ то время полковникомъ въ нидерландской службѣ; въ іюнѣ мѣсяцѣ 1773 года, онъ поступилъ въ свиту короля Прусскаго, а въ октябрѣ того же года, въ русскую службу, и принималъ участіе въ турецкой войнѣ; съ 1790 года, онъ сдѣлался, послѣ смерти отца своего, владѣтельнымъ ландграфомъ, подъ именемъ Лудвига X; а съ 1806 года, великимъ герцогомъ Гессенскимъ, подъ именемъ Лудвига I.
Весною же 1772 года, отправлялся изъ Германіи дипломатическимъ курьеромъ въ С.-Петербургъ секретарь россійской миссіи въ Гамбургѣ, баронъ К. Я. Бюлеръ, въ послѣдствіи бывшій самъ россійскимъ посланникомъ при разныхъ европейскихъ дворахъ и сеймахъ,[201] — и Ассебургъ поручилъ ему доставать цесаревичу портретъ принцессы Вильгельмины. Портретъ этотъ и врученъ былъ великому князю его воспитателемъ, графомъ Панинымъ.
Въ послѣдствіи Ассебургъ горько сожалѣлъ о такомъ поступкѣ, когда сталъ сильно сомнѣваться падетъ ли выборъ императрицы именно на эту принцессу.
III.
правитьМежду тѣмъ, Ассебургомъ предложено было ландграфинѣ, "тѣ имени Екатерины II, предпринять съ дочерьми путешествіе въ С.-Петербургъ (письмо ландграфини Фридриху Великому, отъ 27го ноября 1772 года, изъ Дармштадта). Ландграфиня нѣсколько затруднялась вести ихъ туда на выборъ и даже опасалась что пожалуй ни одна изъ трехъ не понравится (Il faudrait un malheur singulier pour que l’une ou l’autre de mes filles ne convint fpas au Grand Duc!) И уже рѣшившись пуститься въ дальній путь и будучи приглашена королемъ заѣхать въ Потсдамъ, она хотя и была обнадежена что онъ и братъ его, принцъ Генрихъ, уже побывавшій въ Петербургѣ (№ IV въ перепискѣ Екатерины II съ Черкасовымъ), снабдятъ ее своими совѣтами, помышляла однакожь не безъ робости о новой для нея средѣ. Она писала 9го апрѣля 1773 года: "II faudra user de prudence pour approfondir ries caractères des personnes en place et ménager la chèvre et «le chou» и тутъ же баловалась королю что тогдашнія газеты (вообще такъ мало знавшія) проникла ея тайну (Lee gazettes parlent des mariages, qui se traitent avec mystère, et mon histoire devient ainsi le secrêt de la comédie), и соміуѣвалась въ успѣхѣ своего предпріятія. (J’aurai l’honneur de conter à V. M. le pourquoi de la visite à Darmstadt du Margrave de Bade avec femme et fils.[202] Si l’ancien goût des romans sabeistait encore, j’y pourrais fournir quelques matières, non pas pour ma personne, — à 52 ans on est bonne tout au plus à conter les aventures des preux et loyales (sic) Chevaliers et des dames de leurs pensées. Pourvu, Sire, que la fin de mon grand roman boit comme elleb le sont ordinairement et que le temple de l’Hymen en fasbe la clôture!…) Даже въ бытность свою въ Потсдамѣ, свѣтлѣйшая путешественница сильно была озабочена исходомъ своей поѣздки, — доказательствомъ чего служитъ депеша Фридриха Великаго къ его посланнику при нашемъ дворѣ, графу Сольмсу, составляющая 4е приложеніе къ № VIII, въ помѣщенной ниже сего перепискѣ Екатерины II съ барономъ Черкасовымъ. Этою депешей поручалось представителю Пруссіи добиться чтобы въ Петербургѣ распущенъ былъ слухъ, будто выборъ уже сдѣланъ великимъ княземъ, и что сестры сопровождаютъ невѣсту единственно потому что мать не захотѣла ихъ оставить однѣхъ въ Дармштадтѣ.
Наконецъ, въ письмѣ своемъ Екатеринѣ II, отъ 14го мая новаго стиля 1773 года, изъ Потсдама (прилобеніе 1 къ № VIII, въ слѣдующей за симъ корреспонденціи), ландграфиня писала:
«Ma démarche Vous prouve, Madame, que s’il est question de Vous plaire, de Vous obéir, ou de suivre les préjugés, qui rendent le public un juge sévère et redoutable, je ne sais pas balancer»….[203]
И въ послѣдствіи, ландграфиня не пропускала ни одного случая сѣтовать на фальшивое положеніе свое и дочерей (№ XXI), чѣмъ вѣроятно старалась привлечь къ себѣ участіе и вѣрнѣе достигнуть той цѣли за приближеніе къ которой была такъ признательна Фридриху Великому.
Тонъ писемъ которыя она ему писала болѣе чѣмъ учтивый. Она безпрестанно твердила ему о своемъ энтузіазмѣ, преданности и даже обожаніи (adoration); называла его своимъ покровителемъ и premier Monarque de l’uni vers. Первое письмо Екатерины II, которое вручилъ ей нашъ посланникъ въ Берлинѣ, князь Долгоруковъ, 20го (Зіго мая), она тотчасъ же переслала королю въ Потсдамъ (этого письма нѣтъ въ нашемъ сборникѣ); изъ Ревеля, впрочемъ, не написала ему ни строки; а письма которыя получала отъ него въ Петербургѣ показывала императрицѣ, остававшейся, однакожь, очень довольною какъ пріятнымъ для нея содержаніемъ ихъ, такъ и довѣріемъ, которое ландграфиня ей такимъ образомъ оказывала. Съ прусскимъ же посланникомъ, графомъ Сольмсомъ, она встрѣчалась рѣдко, только на большихъ церемоніяхъ, и вообще держала себя при нашемъ дворѣ осторожно и съ тактомъ.[204] Въ это время, на встрѣчу ландграфинѣ и для сопутствованія ей до Ревеля уже отправленъ былъ въ Любекъ генералъ-майоръ Ребиндеръ.[205] Въ государственномъ архивѣ сохранилась инструкція изъ 18 пунктовъ, собственноручно написанныя начерно Екатериною II на нѣмецкомъ языкѣ, 28го апрѣля. Этою инструкціей императрица поручила Ребиндеру внушать ландграфинѣ что вѣрнѣйшее средство понравиться ей состоитъ въ томъ чтобъ оказывать всевозможное почтеніе цесаревичу и народу Русскому (Hochachtung für mein Sohn and für die Nation). Ребиндеръ отправился въ путь съ цѣлою русскою эскадрой, состоявшею изъ фрегата Св. Маркъ и пакетботовъ Быстрый и Соколъ. Флотилія и фрегатъ предназначенный для Дармштадтскихъ принцессъ находились подъ командою флота капитана, кавалера Крузе или, какъ значится въ журналѣ плаванія, Sir Alexandre Kruse, Esq; пакетботъ Быстрый предназначенъ былъ для ихъ свиты и багажа, и состоялъ подъ начальствомъ флота капитанъ-лейтенанта графа Андрея Кириловича Разумовскаго;[206] а Соколъ, имѣвшій командиромъ лейтенанта Шубина, лолженъ былъ перевезти въ Ревель ихъ дорожные экипажи. Эскадра снялась съ якоря въ Кронштадтскомъ рейдѣ 7го мая стараго стиля, и Св. Маркъ съ Соколомъ прибыли въ Травемюндскую гавань 17го мая, гдѣ обмѣнялись салютомъ съ тамошнею крѣпостью; а Быстрый не оправдалъ своего имени и догналъ ихъ только 19го, да и въ послѣдствіи запоздалъ въ Ревелѣ.[207] Между тѣмъ Крюйсъ и Ребиндеръ отправили Шубина изъ Травемюнде, чрезъ Любекъ, въ Берлинъ, для извѣщенія ландграфини, чрезъ посредство нашей миссіи, о прибытіи эскадры на мѣсто.
Въ Ревель же Екатерина II заблаговременно выслала одно изъ самыхъ близкихъ къ себѣ и довѣренныхъ лицъ. 22го апрѣля, стараго стиля, за обѣдомъ въ царскосельской галлереѣ,[208] она въ первый разъ сообщила барону А. И. Черкасову что имѣетъ его въ виду для того чтобы привѣтствовать отъ ея имени ландграфиню и ея дочерей, при вступленіи ихъ въ предѣлы Имперіи и для сопровожденія ихъ до Царскаго Села (№ XVIII.)
Какъ это извѣстно изъ начала нашего разказа, баронъ Черкасовъ хотя и былъ дѣйствительнымъ камергеромъ, но съ тѣхъ поръ какъ по званію президента медицинской коллегіи управлялъ цѣлымъ отдѣльнымъ вѣдомствомъ, освобожденъ былъ отъ очереднаго дежурства при дворѣ, и гораздо прежде 1773 года произведенъ былъ въ тайные совѣтники (Русскій Вѣстникъ за январь, стр. 34 и за мартъ сего года, стр. 189); но въ то время можно было оставаться камергеромъ и при повышеніи въ III классъ; камергерство считалось только несовмѣстнымъ съ нѣкоторыми самостоятельными высшими должностями, какъ, напримѣръ, съ сенаторствомъ. Извѣстно что Нелединскій-Мелецкій и иные близкіе къ Екатеринѣ II камергеры именно поэтому долго уклонялись отъ назначенія въ сенаторы, говоря что де мы такимъ образомъ подвергнемся исключенію изъ общества приближенныхъ императрицы.
Итакъ, Черкасовъ былъ въ ту пору, какъ это тогда называюсь, однимъ изъ камергеровъ чина тайнаго совѣтника,[209] и отправляя Черкасова, 13го мая, въ Ревель, Екатерина II вручила ему письмо къ ландграфинѣ, въ которомъ, называя его именно своимъ Chambellan, выражалась слѣдующимъ образомъ:
„Je vous prie d’ajouter entièrement foi à ce qu’il vous dira Je Гai choisi entre bien d’autres aspirants, comme un homme sfir, qui m’est connu depuis longtems par son attachement à ma personne, et par son sens droit et son esprit dégagé de préjugés….“[210]
Екатерина и снабдила также Черкасова собственноручною инструкціей, состоявшею изъ 11ти пунктовъ, съ секретнѣйшею припиской (инструкція эта, написанная начерно рукой ишератрицы хранится въ госуд. архивѣ). За инструкціей послѣдовали еще три записочки, изъ коихъ двѣ на русскомъ языкѣ. Тутъ очень обстоятельно предвидѣно и указано весьма многое, относившееся до прибытія ландграфини и принцессъ въ Ревель, до этикета ихъ пріема, подобно тому какъ была принята въ Ригѣ сама Екатерина II, будучи еще невѣстою, и до путешествія ихъ въ Петербургъ. Подъ конецъ этой инструкціи, императрица въ шуточномъ тонѣ выражала желаніе чтобы съ Черкасовымъ не приключилось ни подагры, ни головокруженія, и прибавляла что сочла излишнимъ сообщить ландграфинѣ о тѣхъ прозвищахъ которыми она его Жаловала, когда несчастливо играла въ карты.
Въ письмѣ генералу Ребиндеру, она и ему поручала внушить ландграфинѣ на какой ногѣ Черкасовъ отъ давнихъ лѣтъ находился при императрицѣ Сообщая объ этомъ ему самому, она писала: „Однако что при критичной игрѣ происхаживало, я тутъ не включила; ибо все вдругъ сказать людямъ не прилично….“ Въ послѣдствіи же, въ бытность Черкасова въ Ревелѣ, она приказывала ему оказывать всевозможное вниманіе ея свѣтлости, и по этому случаю писала: „Я надѣюсь что ты мнѣ не ударишь лицомъ въ грязь!…“ (Письмо № XXIII.)
Все это подтверждаетъ прежде сказанное нами о томъ что баронъ А. И. Черкасовъ принадлежалъ къ избранному обществу императрицы, чуть ли не постоянно составлялъ ея партію, и вечера проводилъ большею частію при дворѣ. Но назвать этотъ тѣсный кругъ Эрмитажнымъ было бы, кажется, анахронизмомъ, ибо множество обстоятельствъ побуждаетъ васъ думать что, въ теченіи 16ти-хѣтняго періода служебной дѣятельности этого вельможи въ Петербургѣ (съ 1762 по 1778 г.), названіе Эрмитажъ еще вовсе не было введено въ употребленіе.
Извѣстно что Екатерина II назвала Эрмитажемъ зданія пристроенныя со стороны Невы къ Зимнему Дворцу; но, когда именно дано имъ было это наименованіе и когда написаны извѣстныя Эрмитажныя правила, — на это мы нигдѣ не нашли положительнаго указанія, несмотря на то что объ Эрмитажѣ и объ Эрмитажныхъ вечерахъ имѣется очень много печатныхъ свѣдѣній.
Первое изъ помянутыхъ зданій отстроено было въ 1765 году. Это теперешній Арабскій павильйонъ. Онъ соединяется съ дворцомъ посредствомъ галлереи, нынѣ называемой Ролановскою, потому что тамъ помѣщены портреты всѣхъ Августѣйшихъ членовъ Дома Романовыхъ. Въ концѣ ея, у самаго выхода, виситъ черная доска, на которой написаны золотыми буквами эти самыя Эрмитажныя правила, но безъ означенія какого-либо года и числа. Они напечатаны на стр. 59й части II Обозрѣнія царствованія и свойствъ Екатерины Великой, С.-Петербургъ, 1832 г., соч. П. А. Сумарокова и въ Описаніи достопримечательностей С.-Петербурга и его окрестностей, С.-Петербургъ, 1821 года, П. И. Свиньина (съ переводомъ на французскій языкъ), откуда Ансело (Ancelot) перевелъ ихъ, и помѣстилъ въ своей книгѣ: Six mois en Russie.
Второе зданіе, гдѣ преимущественно и помѣщены были картины, пріобрѣтенныя въ это время нашимъ Дворомъ и которымъ въ 1774 году, уже былъ составленъ каталогъ, выстроено въ 1775 году и соединяется съ павильйономъ аркою имѣющею видъ моста. Часть этого зданія, обращенная къ Большой Милліонной, долго называлась Шепелевскимъ дворцомъ.[211] Въ послѣдствіи времени сюда прибавлены были Рафаэлевы ложи; а въ 1780 году выстроенъ былъ на Дворцовой же набережной, за Зимнею канавкой, Эрмитажный театръ, къ которому, со стороны улицы, прилегаетъ казарма лейбъ-гвардіи Преображенскаго полка.
Замѣчательно и то что въ первомъ каталогѣ (1774 года) и даже во второмъ, составленномъ камеръ-юнкеромъ графомъ Минихомъ (съ 1773 по 1783 годъ), не употреблено выраженіе Эрмитажъ.
Мы позаимствовали эти извѣстія изъ историческихъ предисловій (Notice sur la formation du Musée de VErmitage) къ сочиненіямъ: Ф. А. Жилая, стр. I—XXI, вышедшему въ С.-Петербургѣ подъ заглавіемъ: Musée de l’Ermitage Impérial, Імъ изданіемь въ 1860 году, въ русскомъ переводѣ въ 1861 году, и 2мъ изданіемъ, на французскомъ же языкѣ, въ 1863 году, и барона Б. В. фонъ-Кене, Ermitage Impérial, Catalogue de la Gderie des tableaux, S.-Pétersbonrg, 2de édition, p. I—X. Остается замѣтить что предисловіе Ф. А. Жилля, собственно въ отношеніи Эрмитажныхъ вечеровъ, основано преимущественно на разказахъ оберъ-камергера А И. Рибольера, умершаго въ 1865 году, 86 лѣтъ отъ роду; слѣдовательно имѣвшаго только 17 лѣтъ когда скончалась Екатерина II, и тотозгу, вѣроятно, не знавшаго нѣкоторыхъ подробностей касавшихся 1760 и 1770 годовъ. Даже въ числѣ самихъ эрмитажныхъ гостей, которыхъ онъ назвалъ Ф. А. Жиллю, находятся, изъ сверстниковъ Черкасова, только княгиня Дашкова, Л. А. Нарышкинъ и графъ Строгановъ (стр. 28, 167, 182, 183 и 185 настоящаго очерка, главы Ш, X, XI въ Русскомъ Вѣстникѣ за январь и мартъ мѣсяцы сего года).
Что же касается до иныхъ очевидцевъ начала царствованія Екатерины II, то ихъ авторитетъ почти убѣждаетъ насъ въ томъ что названіе Эрмитажъ дано всѣмъ тремъ пристройкамъ къ Зимнему дворцу, чуть ли не по окончаніи ихъ, и 1780хъ годахъ.
Такъ, Порошинъ, въ запискахъ своихъ, веденныхъ за 1764 и 1765 года (С.-Петербургъ, 1844), на стр. 247 упоминаетъ о томъ что Это января 1765 года (въ воскресенье) куртагъ былъ въ галлереѣ, вѣроятно въ той гдѣ развѣшаны были недавно пріобрѣтенныя картины, въ тогда же выстроенномъ павильйонѣ. Долѣе видно что куртаги бывали и въ кавалергардской комнатѣ, или въ билліардной, близко отъ опочивальни Екатерины II; но названіе Эрмитажъ нигдѣ у Порошина не встрѣчается, что вполнѣ объясняется тѣмъ обстоятельствомъ (какъ это и замѣчено было выше) что первое изъ трехъ зданій, въ послѣдствіи составившихъ Эрмитажъ, въ ту пору только что было отстроено. Между тѣмъ, въ запискахъ Порошина иногда идетъ рѣчь о большемъ придворномъ театрѣ; но объ немъ не объяснено: принадлежалъ ли онъ къ составу Зимняго дворца, или помѣщался за Зимнею канавкой въ томъ дворцѣ гдѣ скончался Петръ Великій и гдѣ теперь находится Эрмитажный театръ, — или же, наконецъ, былъ гдѣ-нибудь въ иномъ, отдѣльномъ мѣстѣ, въ самомъ городѣ?
Наконецъ, хотя въ 1773 году Екатерина II писала свои письма барону Черкасову въ лѣтнее время, изъ Царскаго Села; но, часто вспоминая о томъ какъ они игрывали въ карты (вѣроятно незадолго предъ тѣмъ, въ предшествовавшую же зиму), ни она, ни онъ вовсе не употребляютъ выраженіе Эрмитажъ (№№ II, III и XVII). Его даже нѣтъ въ Описаніи торжества высокобрачнаго сочетанія великаго князя Павла Петровича, С.-Петербургъ, 1773 года, гдѣ однакожь, на стр. 38й, идетъ рѣчь о балахъ, бывшихъ по этому случаю два дня сряду (29го и 30го сентября) въ галлереѣ, а на стр. 44й, о куртагѣ, также происходившемъ 1го октября въ галлереѣ. Княгиня Дашкова говоритъ, въ первый разъ, въ своихъ Запискахъ (Лондонъ 1859) объ Эрмитажномъ театрѣ въ 1782 году, на стр. 183й. H. М. Карамзинъ, въ своемъ Похвальномъ Словѣ Екатеринѣ II (Москва 1802), упоминаетъ только вскользь объ ея вечернихъ собраніяхъ (стр. 176), а П. А. Сумароковъ ничего не указываетъ опредѣлительно (стр. 59 части II). Записки графа Сегюра намъ, въ этомъ случаѣ, безполезны; такъ какъ этотъ французскій посолъ прибылъ въ Петербургъ только въ 1785 году (стр. 191 тома ІІго Mémoires ou Souvenirs et anecdotes, Paris, 1827).
Но всего любопытнѣе что въ книгахъ и статьяхъ посвященныхъ именно этому предмету, какъ напримѣръ Théâtre de l’Ermitage de Catherine II, Paris, an. VII; въ Сынѣ Отечества 1836 года (№ 2): Литературныя забавы Екатерины Великой въ Эрмитажъ (П. И. Свиньина, который однакожь тутъ же признавалъ что „каждое дѣйствіе, каждое слово Екатерины принадлежитъ исторіи и есть достояніе и честь Россіи“ (стр 86); въ Маякѣ 1842 (за апрѣль мѣсяцъ): Листокъ изъ Эрмитажной игры императрицы Екатерины, и въ Репертуарѣ и Пантеонѣ 1844 (№ 1й): Екатерина IIя на поприщѣ драматическомъ, — не заключается ни малѣйшаго указанія на то когда именно введено было въ употребленіе названіе Эрмитажъ. Полученіемъ послѣдней изъ этихъ статей редакція Репертуара и Пантеона обязана была почтенному московскому сторожилу археологу М. Н. Макарову и, печатая ихъ, просила какъ его, такъ и всѣхъ имѣющихъ еще какія-либо свѣдѣнія объ эрмитажныхъ вечерахъ, сообщить ихъ ей.
Предоставляя и спеціалистамъ разъяснить этотъ вопросъ, имѣющій для насъ лишь второстепенный и случайный интересъ, но инымъ мемуарамъ или по Камеръ-Фурьерскому Журналу, котораго мы въ настоящее время не имѣемъ подъ рукой, повторяемъ что хотя баронъ А. И. Черкасовъ и принадлежитъ къ самому близкому кружку Екатерины II, но назвать этотъ кружокъ эрмитажнымъ не было бы исторически вѣрно; такъ какъ въ то время когда онъ удалился отъ двора въ 1778 году) едва ли существовало названіе Эрмитажъ, да протонъ и большая часть картинъ, изъ которыхъ составился этотъ музей, пріобрѣтены были лишь за нѣсколько лѣтъ предъ тѣмъ, какъ, напримѣръ, коллекціи знаменитаго саксонскаго министра графа Брюля, барона Кроза (Crozat), герцога Шуазеля (1772), Буассе, принца Конти (1777) и лорда Вальлоля (Walpole) въ 1779 году.
Тѣмъ не менѣе, изъ переписки императрицы съ Черкасовымъ, увидимъ что онъ проводилъ у ней цѣлые вечера, игралъ съ нею въ карты, и именно въ 1773 году, преимущественно въ криббеджъ (cribbage). Эта англійская карточная игра вѣроятно недолго была въ модѣ; ибо Порошинъ упоминаетъ только объ ломберѣ и пикетѣ (въ 1764), княгиня Дашкова о шахматахъ (въ 1782 году, стр. 183 ея Записокъ), а Сумароковъ о вистѣ, бостонѣ и рокамболѣ (часть Ія, стр. 181 и 182), хотя, на стр. 209 части ІІй того же сочиненія, увѣряетъ что Екатерина II не любила картъ.
Какъ выше было сказано, Черкасовъ выѣхалъ изъ Петербурга 13го мая. Въ государственномъ архивѣ сохранилось донесеніе, написанное имъ императрицѣ по-русски, на почтовой бумагѣ не очень большаго формата, именно ввечеру этого дня, и гдѣ онъ ее увѣдомляетъ что „уже послалъ по лошадей“; а также о томъ что онъ беретъ съ собою конюшеннаго офицера Богданова и штабъ-лекаря Кёльхена, у котораго трудныхъ больныхъ въ ту лору не было, и что получать отъ князя H. М. Голицына (оберъ-гофмаршала) 2.000 рублей, да прогоны на 12 лошадей, тогда какъ ихъ нужно 18.
Если достовѣрно фамильное преданіе, то въ этотъ самый день совершился довольно странный случай. Когда Черкасовъ откланивался Екатеринѣ II, то она подъ конецъ разговора сказала ему: „Побывайте еще у графа Панина!“ Когда то Черкасовъ зашелъ къ вице-канцлеру, то послѣдній объявилъ ему что императрица сочла приличнымъ пожаловать ему Аннинскій орденъ (имѣвшій тогда одну только степень), дабы при встрѣчѣ ландграфини онъ былъ въ лентѣ. Припомнимъ что отношенія Черкасова съ Панинымъ были довольно натянутыя (Русск. Вѣст. сего года за январь, стр. 28 и 46, а за мартъ, стр. 201). Понятно что будучи, по званію президента коллегіи, начальникомъ отдѣльнаго вѣдомства, во всемъ зависѣвшаго отъ императрицы, онъ очень удивился претензіи вице-канцлера отнестись къ нему какъ къ подчиненному. Черкасовъ вообразилъ, и не безъ основанія, что еслибы мысль украсить его Аннинскою лентой дѣйствительно принадлежала самой Екатеринѣ II, то ея величество сама бы отдала ее ему, или бы прислала; а что Панинъ, вручая ему наименьшій въ то время орденъ, обижалъ въ лицѣ его президента коллегіи, да притомъ старался оскорбить его, ясно выразивъ что де безъ ленты онъ, самъ по себѣ, не будетъ имѣть никакого значенія въ глазахъ иностранной владѣтельной особы. На это Черкасовъ нисколько не затруднился отвѣчать: „Благодарите отъ меня императрицу; я уже и безъ того взысканъ ею не по заслугамъ; на встрѣчу ландграфини я очень хорошо могу ѣхать и безъ ленты; къ тому же, принять ее теперь, когда я только что приступаю къ высочайше возложенному на меня порученію, мнѣ неловко; если же Богъ дастъ мнѣ его хорошо выполнитъ, то ея императорское величество сама наградитъ меня по своему благоусмотрѣнію!…“ Надо однакожь замѣтить что Аннинскій орденъ тогда еще считался иностраннымъ, голштинскимъ (только Павелъ I, 5го апрѣля 1797, включилъ его младшимъ въ число россійскихъ орденовъ).[212] и что настоящіе русскіе ведьможи иногда уклонялись отъ полученія онаго, противъ чего Екатерина II не выражала неудовольствія. Это доказывается въ настоящемъ случаѣ и тѣмъ что если даже въ словахъ Черкасова заключался разметъ, то онъ вполнѣ оправдался, такъ какъ, нѣсколько мѣсяцевъ шустя, въ день бракосочетанія цесаревича, императрица пожаловала барону Черкасову уже не голштинскую, Аннинскую, а высшую надъ нею, вполнѣ русскую, Александровскую ленту. Этотъ поступокъ Черкасова нѣсколько напоминаетъ урокъ, который, гораздо позже, Суворовъ далъ Потемкину, осмѣлившемуся его спросить: „Чѣмъ могу я наградить васъ?“ на что герой отвѣчалъ: „Помилуй Богъ! награждать меня можетъ только матушка императрица!“
Между тѣмъ, ландграфиня и принцессы Дармштатскія направляли путь свой чрезъ Берлинъ въ Любекъ и Травемюнде, куда для нихъ была отправлена русская эскадра.
Свита ихъ состояла изъ 40 лицъ. Значительнѣйшее изъ нихъ былъ баронъ Ридезель (въ родѣ гофмаршала); другой при ихъ свѣтлостяхъ кавалеръ (офиціальный терминъ) былъ г. фонъ-Штраутенбахъ; кромѣ ихъ, ту тѣ находились: жена сего послѣдняго, гофъ-дама ландграфини, и ея фрейлины: фонъ-Вормбсеръ и фонъ-Левенъ, одинъ секретарь, одинъ докторъ, восемь горничныхъ, четыре камердинера и иная прислуга.
Вотъ маршрутъ которому слѣдовали ландграфиня и наша эскадра, сперва врозь, потомъ вмѣстѣ, и который мы заимствуемъ изъ разныхъ документовъ, между прочимъ и изъ журнала веденнаго подъ руководствомъ графа А. К. Разумовскаго, во время плаванія эскадры отъ Травемюнде до Ревеля.
Отъѣздъ ландграфини изъ Дармштадта послѣдовалъ его мая (н. ст.) и при медленности тогдашней ѣзды, съ ночлегами, она прибыла въ Потсдамъ, согласно желанію Фридриха Великаго, 13го мая (н. ст.) въ Потсдамъ: по крайней мѣрѣ 3го (11го) числа она писала оттуда Екатеринѣ II. Пребываніе тамъ ея свѣтлости нѣсколько продлилось отчасти оттого что младшая ея дочь, принцесса Луиза, заболѣла (приложеніе къ № XV); впрочемъ, ландграфиня только 20го (31го) числа узнала, отъ пріѣхавшаго къ ней въ Потсдамъ посланника нашего въ Берлинѣ, князя В. С. Долгорукова,[213] что высланная за нею русская эскадра на ходилась въ Любекѣ съ 17го (28го) мая.
Ландграфиня выѣхала изъ Берлина въ пятницу, 24го мая (4го іюня); переночевавъ на половинѣ дороги въ Кириці (Kyritz), написала оттуда въ слѣдующее утро благодарствеи мое письмо королю Прусскому, въ которомъ снова клялась вз своей непоколебимой къ нему приверженности (C’est à Vos ge nous, Sire, que je Vous fais le serment d’un attachement eterne et inviolable), и прибыла въ воскресенье, 26го мая (его іюня) въ Любекъ.
Эскадра снялась съ якоря въ Травемюнде только 29го мая (Это іюня), подъ всѣми флагами и съ пушечною пальбой; послѣ чего, при противныхъ вѣтрахъ, прерывавшихся штилемъ и туманомъ, показалась въ виду Ревеля его (17го іюня) въ полдень, и бросила якорь въ тамошнемъ портѣ въ 4 часу (NoХХІ, а также письмо ландграфини изъ Царскаго Села и всеподданнѣйшее донесеніе генералъ-фельдмаршала, Ревельской губерніи генералъ-губернатора, принца Голштейнъ-Бекскаго, — въ бумагахъ государственнаго архива), гдѣ съ 16го мая (ст. ст.) ландграфиню ожидалъ баронъ Черкасовъ, помѣстившійся сперва въ городѣ, а лотомъ, въ Екатеринтальскомъ дворцѣ, и приготовившій оный для пріема ея съ дочерьми.
Черкасовъ встрѣтилъ ландграфиню въ самомъ портѣ, высадилъ ее изъ шлюпки, при пушечной пальбѣ, привѣтствовалъ свѣтлѣйшихъ путешественницъ отъ имени государыни съ благополучнымъ прибытіемъ въ Россію, вручилъ ландграфинѣ поздравительное письмо ея величества, и отвезъ ихъ въ придворныхъ экипажахъ въ Екатеринталъ, гдѣ былъ приготовленъ почетный караулъ, подъ командой поручика. Вечеромъ всѣ онѣ совершили прогулку съ барономъ въ дворцовомъ саду; на другой день, его (17го іюня), вмѣстѣ съ Черкасовымъ, командиръ русской эскадры, привезшей ихъ, приглашенъ былъ къ столу ландрафини; послѣ обѣда, она съ дочерьми каталась по городу; а лотомъ принимала ревельскихъ дамъ.
Отъѣздъ изъ Ревеля въ С.-Петербургъ, сухимъ путемъ, послѣдовалъ 11го іюня (ст. ст.) пополудни (донесеніе генералъ-губернатора); а 14го числа, эскадра отправилась обратно въ Кронштадтъ (Журналъ Разумовскаго).
Свѣтлѣйшія путешественницы имѣли первый ночлегъ въ 48ми верстахъ отъ Ревеля и въ 2хъ отъ почтовой станціи Кагалъ, на мызѣ Колкъ, въ каменномъ домѣ графа Стенбока; 12го числа имѣли ночлегъ у г-жи Вангерсгеймъ въ Гакковѣ; 13го, въ Ямбургѣ; а 14го, въ имѣніи графа Сиверса (нынѣ барона Корфа) Сельцо. Вообще, онѣ дѣлали едва ли болѣе 50 верстъ въ сутки; согласно мысли барона Черкасова, одобренной Екатериной II, останавливались предпочтительно у зажиточныхъ помѣщиковъ, въ домахъ болѣе обширныхъ и лучше устроенныхъ чѣмъ почтовые; а такъ какъ ландграфиня заранѣе объявила Черкасову что въ дорогѣ привыкла обходиться безъ обѣда и кушать одинъ только разъ въ продолженіи сутокъ, то для обѣда онѣ нигдѣ не останавливались, и только ужинали тамъ гдѣ имѣли ночлегъ.
15го (26го іюня) ландграфиня и принцессы въ сопровожденіи барона Черкасова, прибыли со станціи Кипень въ Гатчино, имѣніе князя Г. Г. Орлова, гдѣ ихъ ожидала императрица съ малочисленною свитой. Послѣ обѣда, она отправилась съ своими гостями въ Царское Село, откуда, на встрѣчу имъ, выѣхалъ цесаревичъ.
IV.
правитьПриступая къ печатанію переписки Екатерины II отъ барономъ Черкасовымъ, считаемъ полезнымъ указать характеръ ихъ письменныхъ отношеній.
Тѣ немногія особы которымъ намъ случалось давать на прочтеніе сборникъ заключающій эту корреспонденцію наиболѣе изумлялись обнаруживающейся въ ней неутомимой дѣятельности Екатерины II, и приходили въ восхищеніе отъ непринужденно-веселаго тона и игривости ума, преобладающихъ въ ея письмахъ
Прозорливое вниманіе, съ которымъ великая государыня при этомъ случаѣ вникала въ малѣйшія подробности, и часто заранѣе предугадывала ихъ, объясняется прежде всего тѣмъ что дѣло шло о Женитьбѣ ея единственнаго сына и наслѣдника престола, и что, слѣдовательно, самый предметъ переписки былъ близокъ ея сердцу. Принявъ это въ соображеніе, нельзя и удивляться тому что получивъ первое донесете Черкасова за завтракомъ, Екатерина II сейчасъ же пошла въ кабинетъ и отвѣтила ему (№ IV), не преминувъ при семъ случаѣ похвалиться исправностью (cela s’appelle, je crois, en tont pays être exacte) и что другой разъ, отвѣчая на множество возникшихъ въ Ревелѣ вопросовъ (№ V), ободряла его продолжать обращаться съ ними къ ней, предупреждая его что отвѣты и величайшая точность ей ничего не стоять (les réponses ne me coûtent rien et je vous satisferai avec exactitude).
Не забудемъ также что въ 1773 году Россія далеко не была такъ обширна какъ въ послѣдствіи времени, и чуть ли не вполовину меньше противъ теперешней Россіи, — такъ что у Екатерины II было тогда менѣе правительственныхъ заботъ чѣмъ полѣ конецъ ея царствованія, и что внутри государства весна и лѣто 1773 года обошлись спокойно, хотя военныя наши силы были въ напряженіи противъ Турціи, а дипломатическія заняты Польшей.
Самый образъ жизни того времени благопріятствовалъ письменному обмѣну мыслей, которому, при далеко не высокой степени образованія и лѣни большинства высшаго сословія, предавались съ наслажденіемъ только тѣ личности которыя по уму своему и начитанности выступали изъ ряда обыкновенныхъ.
Тогдашній способъ распредѣленія дня былъ самый здоровый и вполнѣ гигіеническій. Вечернія собранія оканчивались въ 10, много въ 11 часовъ; всѣ ложились до полуночи и вставали рано. Екатерина II вставала очень рано. Изъ десяти записочекъ ея къ барону Черкасову, приведенныхъ въ предшествующемъ вашемъ очеркѣ и написанныхъ вслѣдъ за привитіемъ ей ослы, въ октябрѣ мѣсяцѣ 1768 года, видно, по сдѣланнымъ на нихъ помѣткамъ, что въ это время она иногда вставала въ 6 часовъ (№ I); что изъ числа этихъ записочекъ одна написана была въ 7 часовъ утра (№ IX), три въ 7 3/4 часа (№№ III, VI и VII) и три въ 8 часовъ (№ II, IV и VIII); а по письмамъ адресованнымъ ему же Екатериной Ц въ 1773 году, видно что только одно изъ нихъ, касавшееся вопроса особенно спѣшнаго (№ XXV), написано было послѣ обѣда, въ 5 часовъ пополудни; другія же отъ 8 до 10 часовъ утра (дополненія къ инструкціи данной Черкасову, № II и №№ XXIII и XXVI) и, наконецъ одно, — какъ выше было замѣчено, — послѣ завтрака (№ IV); объ остальныхъ же, хотя на нихъ нѣтъ опредѣлительныхъ помѣтокъ, всѣ сколько-нибудь знающіе образъ жизни Екатерины II непремѣнно заключатъ что они также были написаны поутру.
Вставая рано, она и успѣвала дѣлать много, тѣмъ болѣе, что всякое дѣло скоро понимала и очень легко выражалась письменно. Дорожа утренними часами и всегда упоребляя ихъ съ пользою, Екатерина II всю жизнь свою какъ бы сознавала справедливость старинной поговорки, которая помѣщена въ заголовкѣ настоящаго труда нашего и которую ей вѣроятно часто твердили въ Германіи, въ эпоху ея дѣтства: Morgen Stund hat Gold im Mund (утренній часъ, золотой часъ). Но, съ другой стороны, привычка къ чрезвычайной дѣятельности и свойственная свѣтлому уму Екатерины I быстрота изложенія мыслей на бумагѣ до такой степени поражали даже величайшихъ ея современниковъ что Вольтеру чудилось будто сутки имѣютъ въ Петербургѣ болѣе 24 часовъ…
Что же касается собственно до тона переписки съ Черкасовымъ, то отличительная черта его полнѣйшее взаимное довѣріе, и, какъ послѣдствіе частыхъ вечернихъ бесѣдъ въ интимномъ кругу, постоянное состязаніе въ остроуміи, при замѣчательной непринужденности, даже въ извѣстной степени фамиліарности выраженій.
Письма Екатерины II къ Черкасову принадлежатъ именно къ разряду тѣхъ произведеній ея пера которыя П. К. Щебальскій такъ удачно опредѣлилъ, сказавъ что читая ихъ, понимаешь то обаяніе которое это государыня распространяла вокругъ себя независимо отъ своего сана.
Екатерина II отправила Черкасова въ Ревель не только для того чтобъ оказать тѣмъ особенное вниманіе ландграфинѣ Дармштадтской и обставить ея путешествіе до С.-Петербурга всѣми возможными удобствами (пун. 5, 6 и 9 его инструкціи); но и съ тѣмъ чтобы внушить этой владѣтельной особѣ сколь ей будетъ полезно, по прибытіи въ С.-Петербургъ? во всемъ вести себя согласно совѣтамъ самой императрицы а не слушать ничьихъ постороннихъ нашептываній, особенно же наставленій графа Н. И. Панина и прусскаго посланника, графа Сольмса. Порученіе данное Черкасову Екатерина окончательно объясняетъ слѣдующимъ образомъ: „Mon désir est que la Landgrave réunisse les esprits, loin de les diviser. Voilà Votre tâche“…. (Секретнѣйшая приписка къ той же инструкціи и письма №№ VIII и XVI).
Независимо отъ этого, давнишнее довѣріе свое къ Черкасову, Екатерина II подтверждаетъ въ первомъ же письмѣ, адресованномъ ему изъ Царскаго Села въ Ревель, гдѣ выражаетъ надежду что вмѣстѣ съ Ребиндеромъ, онъ подвинетъ дѣло согласно ея желаніямъ (acheminera encore les choses selon mes désirs) u прибавляетъ: „Я вамъ, совѣ гѵю бытъ весьма учтиву, но безъ излишества; un homme sensé sait trouver eu tout un juste milieu, et vous êtes sensé…. Votre lettre est bien écrite; continuez de m’en écrire comme vous avez commencé; j’en suis très contente….“[214] Въ послѣдствіи же времени (№№ V и XII) императрица пишетъ Черкасову: „Я вами сталь же довольна, какъ и вы мною.“ („Je suis aussi contente de vous que vous l'êtes de moi“) и поощряетъ его обращаться къ ней со всякими вопросами, которые могутъ быть внушены ему благонамѣренностью его и преданностью къ ней, прибавляя что это дѣло не первое, сколько-нибудь запутанное, изъ котораго eft удалось выйти съ честью и удовольствіемъ. (Continuez à me faire des questions autant que vous voudrez; cela ne m’ennuiera pas; je suis accoutumée à répondre et je connais vos bonnes intentions et sais que vous m'êtes fidèle. Ceci n’est par la première a flaire compliquée, de laquelle je suis sortie avec honneur et satisfaction.) Письмо № XXIII Екатерина II оканчиваетъ слѣдующею припиской: „На тебѣ въ награжденіе за добрыя вѣсти англійскія газеты“; а предпослѣднее письмо свое (№ XXVI) словами: „Je suis très contente de vous, pareeque j’ai de vos lettres et que tous le reste va bien.“ Разъ только, въ продолженіи этой переписки, Екатерина II разсердилась, получивъ эстафету, которую ревельскій почтмейстеръ Гофманъ отправилъ вице-канцлеру прежде эстафеты Черкасова императрицѣ, о томъ что Иго іюня ландграфиня Дармштадтская со всею свитой своею отправилась изъ Ревеля въ С.-Петербургъ. Однакожь и тутъ неудовольствіе выражено чрезвычайно мягко и умѣренно (№ XXV'). ІІо получивъ два часа спустя эстафету Черкасова, а на другой день и донесеніе отправленное имъ съ дороги (ночлегъ на мызѣ Колкъ, у графа Стенбока), Екатерина II спѣшилъ извиниться, обвиняетъ себя въ живости, оправдывается, расхваливаетъ Черкасова, сообщаетъ ему пріятныя извѣстія и дѣлаетъ все э го съ самою обворожительною женственное тѣло, причемъ остатокъ гнѣва ея обрушивается (впрочемъ, весьма невиннымъ образомъ и только въ хгасьмѣ Черкасову) на реведьскаго почмейстера, въ которомъ она прознала услужливаго дурака, во который, поступая вторично такимъ образомъ, въ сущности (и симптомъ этотъ для нашего повѣствованія очень знаменателенъ) старался вредить барону Черкасову и тѣмъ угодить своему начальнику, а его врагу, графу Н. И. Панину.[215] Дѣйствительно, Гофманъ уже предъ тѣмъ осмѣлился однажды задержать письмо Черкасова, такъ что императрица получила его довольно поздно (№№ XII, XIV и XIX). Даже принца Гожитейнъ-Бекскаго можно заподозрить въ томъ что онъ изъ угодливости къ Панину ложно отрапортовалъ императрицѣ будто всѣ починки окончены въ Екатеринтальскомъ дворцѣ и чрезъ это сталъ въ противорѣчіе съ Черкасовымъ (№ X и XI).
Касательно всеподданнѣйшихъ донесеній Черкасова, мы прежде всего повторимъ сказанное въ XII главѣ предшествующей нашей статьи:[216] въ вопросахъ второстепенныхъ, не имѣвшихъ дѣйствительнаго государственнаго значенія, онъ не позволялъ себѣ ни малѣйшихъ возраженій. Онъ вполнѣ покорялся монаршей волѣ и не настаивалъ ни на одномъ изъ тѣхъ ходатайствъ или предположеній которыя Екатерина II отвергала или исполненіе которыхъ она отлагала до и на то времени (№№ IX, XII—XIV и XIX). Полную вѣру свою въ ея къ нему расположеніе и всю свою благоговѣйную, безграничную къ ней приверженность высказалъ онъ не обинуясь, съ перваго раза, когда, только-что прибывъ въ Ревель, слѣдующимъ образомъ закончилъ свое письмо къ императрицѣ: „Я уже забываю что пишу своей государынѣ, но вы такъ милостивы ко мнѣ, и я такъ откровененъ что не удивительно если я порой не вполнѣ соразмѣряю свои выраженія. Дѣлайте мнѣ замѣчанія, когда я ихъ заслуживаю…. но не какъ августѣйшая повелительница!… Какъ я счастливъ что служу такой императрицѣ какъ вы, я бы никуда не годился въ службѣ инаго государя, ибо гдѣ найти вамъ подобныхъ? Говорю это чистосердечно и радуюсь тому что искренность моя для васъ несомнѣнна!“ (№ III). Вслѣдъ за симъ Черкасовъ, 19го мая, писалъ Екатеринѣ II: „Я. вполнѣ счастливъ что мои письма удостоиваются одобренія вашего императорскаго величества“ (№ VI); а 25го мая: „Простите, всемилостивѣйшая государыня, если я докучаю вамъ своими вопросами и сочтите эту дерзость мою за доказательство моего живѣйшаго желанія со служить вамъ вѣрную службу“ (№ IX); наконецъ, 1го іюня онъ напоминалъ государынѣ что давно привыкъ ничего не скрывать отъ нея, и что поэтому ему тѣмъ легче будетъ вполнѣ откровенно описать ей то впечатлѣніе которое на него произведутъ принцессы Дармштадтскія» (№ XIII); а въ припискѣ (PS) къ донесенію своему отъ 4го числа того же мѣсяца (№ XVIII) выразился слѣдующимъ образомъ: «Осмѣливаюсь снова увѣрить ваше императорское величество что я сдѣлаю все отъ меня зависящее, для того чтобы во всѣхъ отношеніяхъ удовлетворительно исполнить ваши приказанія. Но еслибы послѣдовала неудача, то ужь пеняйте сами на себя, всемилостивѣйшая государыня, за то что изволили выбрать человѣка неловкаго (un maladroit) для выполненія такого порученія!… Я только то знаю что вамъ нравится лить доброе и честное.» (Je sais que ce qui vous plait est bon et honnête).
Вообще большая часть донесеній Черкасова напоминаетъ письмо написанное Екатеринѣ II Вольтеромъ изъ Ферне, 26го февраля 1769 года, гдѣ между прочимъ сказано:
«Je suis un vieux malade de 75 ans, je radote, peut-être, mais je vous dis au moins ce que je pense, et cela est assez rare, quand on parle à des personnes de Votre rang. La Majesté Impériale disparait sur mon papier devant la pei’sonneMon enthousiasme l’emporte sur mon profond respect».[217]
Ограничимся указаніемъ въ корреспонденціи Екатерины II съ барономъ Черкасовымъ на №№ X—XIV, XVII и XIX, какъ на письма самыя остроумныя, не подвергая ихъ разбору, дабы предварительнымъ анализомъ не лишить ихъ интереса для читателя.
Вообще вся эта переписка подтверждаетъ сказанное княгиней Дашковой объ Екатеринѣ (стр. 77 и 286 ея Записокъ):
«Никто не обладалъ въ равной степени съ Екатериною быстротою ума, неистощимымъ разнообразіемъ его источниковъ, и главнѣе всего, прелестью манеры и умѣньемъ скрасить самое обыкновенное слово…. Она внушала къ себѣ уваженіе, соединенное съ любовью и благодарностью. Привѣтливая, веселая, она забывала о своемъ достоинствѣ въ частномъ обществѣ; но если и были забыты ея внѣшнія отличія, то каждый питалъ чувство почтенія къ ея природному превосходству….»
Прибавимъ въ заключеніе что изъ числа одиннадцати слѣдующихъ за симъ всеподданнѣйшихъ донесеній Черкасова только пять находятся въ подлинникѣ въ кабинетскихъ дѣлахъ государственнаго архива, то-есть собственноручно переписанные имъ набѣло съ сохранившихся у насъ черновыхъ, и слѣдовательно въ томъ видѣ какъ они были присланы императрицѣ, а именно №№ VI, VII, XIII, XIV и XVII вашего сборника; прочія же могли быть или тогда же уничтожены Екатериной II, по причинѣ ихъ довѣрительнаго свойства, или переданы ею цесаревичу, какъ заключавшія любопытныя для него подробности о принцессахъ Дармштадтскихъ, или отосланы тѣмъ придворнымъ, либо инымъ должностнымъ лицамъ отъ которыхъ требовались относившіяся къ ихъ кругу дѣятельности распоряженія по поводу предстоявшаго путешествія ландграфини съ тремя ея дочерьми отъ Ревеля до Царскаго Села.
Переписка Екатерины II съ барономъ Черкасовымъ.
правитьI.
править1. Monsieur le Baron ee rendra avec les equipages de la Cour d’ici à Rêval, pour у attendre le retour de la flottille que j’ai envoyée à Lubeck sous les ordres du chevalier Erouee, et sur laquelle j’ai fait embarquer Mr le Général-Major Rehbinder pour recevoir et avoir soin pendant le voyage de Madame la Landgrave de Hesse-Darmstadt et des trois princesses ses filles, et de leur suite, qui vont faire le trajet de Lubeck à Réval, sur cette flottille.
2. А Rêvai j’ai destiné le château de C.itherinendabl pour servir de pied à terre à Madame la Landgrave. J’ai donné ordre an Gouverneur-Général Prince de Hoktein-Beck d’y faire les réparations nécessaires, et j’ai de lui une lettre dans laquelle il me dit que ces réparations seront prêtes vers le 15 Mai.
3. Je dois avertir Mr le Baron qu' un côté de ce château est meublé, mais que l’autre ne Test pas; je n’ai pas luge apropos non plus de faire meubler le reste pour une ou deux nuits tout au plus; cela aurait exigé trop de temps et d’embarras. Au reste, du temps de l’Impératrice Elisabeth toute la Cour у habitait sans qu’il у eût des tapisseries; et cependant les Ambassadeurs étaient du voyage. Le Prince de HolsteinBeck m’а écrit qu’il aura soin de fournir la maison de tables et de chaises. Monsieur le Baron en arrivant à Catherinendahl où il s'établira en attendant Madame la Laudgrave, aura soin de pourvoir à ce qui pourrait encore у manquer.
4. Les cuisiniers et autres domestiques de la Cour qui sont envoyée à Réval et sur mer au-devant de Madame la Landgrave dépendront aussi de Mr le Baron, qui aura soin que chacun fasse son devoir; j’ai fait donner ordre pour les départements respectifs de la Cour, pour que chacun lui obéisse.
5. Dès que les bâtiments auront mouillé dans le port de Réval, Mr le Baron recevra Madame la Landgrave à la descente au port: il aura soin d’y faire conduire les équipages de la Cour, et il mènera Madame la Landgrave tout droit à Catherinendahl Là, il leur fera, de même qu' aux princesses ses filles un compliment de ma part sur leur heureuse arrivée dans mes Etats, et leur dira que je les attends avec impatience dans ma Cour, et que je Гаі nommé, lui, Baron Czerkassow, pour avoir l’honneur de les у conduire.
6. Ensuite de quoi Mr le Baron fera de son mieux pour mara toutes sortes d’attentions et de politesse à Madame la grave et au princesses ses filles et à leur suite; il préviendra leurs désirs et étudiera ce qui pourrait leur faire plaisir et être de leur goût II d’ra dans 1 occasion, ou’il а ordre de ma part d’en agir sur ce pied là avec elles et leur suite.
7. Dès que Madame la Landgrave aura débarqué, la comission du Grénéral-Maior de Reh binder cesse à la vérité, mais il а ordre de rester à la suite de Madame la Landgrave jusqu'à Czareko-Célo, et Mr le Baron fera bien de se concerter en tonte chose avec lui, de le consulter et de suivre ses avis là où l’occasion pourrait s’en présenter, et où Mr le Baron le trouvera à propos, pareeque le voyage de mer et le séjour à Lubeck lui aura déià donné l’occasion d'étudier le caractère des personnes avec lesquelles il aura à faire. D’ailleurs Mr le Général-Major de Rehoinder est un homme d’esprit à qui on n’а que faire de dire deux fois la même chose, mais au contraire il va au-devant de la pensée de celui qui lui parle, et il la développe aisément
8. Dès que Madame la Landgrave sera arrivé à Réval, Mr le Baron me le fera savoir.
9. Quand Madame la Landrave et les princesses ses filles se seront suffisemment' reposées et qne l’etat de leur santé le permettra, Mr le Baron concertera атее Madame la Landgrar ve le jour et l’heure du départ pour se rendre ici et il demandera à cette Princesse si elle préfère d’aller à petite on grande journée, et c’est d’après les désirs de Madame la Landgrave qu’il réglera la roûte à Kipen. Je dis jusqu'à Kipen, pmequ'à Krasno-Celo il у aura un camp, et que Madame la Landgrave pourrait être incommodée, же trouvant en route, par trop de monde qui s’empresserait peut-être de la venir voir et "m*il serait également désagréable de recevoir ou de refuser. Dès que la route sera réglée, Mr le Baron m’enverra la liste de là route sur laquelle il marquera exactement les endroits des diners, soupers et couohers. Outre cela, il m’enverra de Dorèat une estafette et une autre de Narya; il les adressera à Mr Kousmin. Par ces estafettes il me dira l'état de la santé des personnes qu’il conduit, les progrès du voyage, et à quelle heure à-peu-près il croit pouvoir arriver à Kipen, où il trouvers mes ordres ultérieurs pour passer outre. Je suis encore indécise si je ferai passer Madame la Landgrave par Gatschina ou par Krasno-Célo. Peut-être qne je me rendrai moi-même dans run on dans l’autre de ces endroits comme par hazard, mais cet article-ci, Mr le Baron le gardera pour lui seul, afin de ne pas avancer ce que la moindre circonstance peut changer.
10. La suite de Madame la Landgrave est composée, compté la Mère et les trois filles, de trois dames, deux cavaliers, huit filles de chambre, un valet de chambre et un secrétaire, en tout avec les domestique de quarante personnes. Mr le Baron aura soin que chacun selon son état aye tout ce que lui faut, et que personne ne puisse avoir raison de se plaindre; il mettra partout et vis-à-vis de tous, toutes les pohteses possibles.
Au reste, je lui souhaite un bon voyage et une exemption de goûte et de vertiges, non seulement pendant la route, mais aussi pour le reste de sa vie; et que Mr le Baron retourne ici avec les applaudissements des parties intéressées.
11. Je dois avertir Mr le Baron, qu’arrivé ici il restera près de Madame la Landgrave et qne tous ceux que je nommerai pour la servir resteront sons sa direction à lui… Au reste soyez assuré de mon affection particulière.
А Czartco-Célo.
ce 10 Mai 1773.
Mr le Baron aura la bonté de chercher l’occasion d’insinuer à Madame la Landgrave, qu’il n’y aura rien de plus aisé pour Son Altesse que de gagner mon amitié, et que pour cela il n’y a qu’uu seul moyen assez.simple qui est, d’avoir pour moi la plus grande confiance, de se régler uniquement d’après mes avis, de me parler franchement, et de me conMilter hardiment dans tous les cas où elle sera embarassée, avec cordialité. Que d’ailleurs je souhaite qu’elle reèoive tout le monde avec une cgale politesse et beaucoup d’attentions, mais qu’elle s'éloigne des conseils trop raffinés des Politiques, parce qu’ils me déplaisent et que je ne la trouve utile que vis-à-vis des Cours, mais aucunement dans ma maison. Je joins ici une copie d’une lettre qui pourra vous être utile et que vous me rendrez à votre retour sans en tirer de copie.
I.
править1. Господинъ баронъ отправится отсюда въ Ревель съ придворными экипажами и будетъ тамъ ожидать возвращенія флотиліи посланное мною въ Любекъ подъ командой кавалера Крузе, и на которой отправлена мною г. генералъ-майоръ Ребиндеръ для принятія и сопутствованія ландграфини. Гессенъ-Дармштадтской съ тремя принцессами, ея дочерьми, и ихъ снятой. Всѣ они переѣдутъ изъ Любека въ Ревель на этой флотиліи.
2. Въ Ревелѣ я назначила Екатеринентальскій дворецъ для пребыванія ландграфини. Я приказала генералъ-губернатору принцу Гольштейнъ-Бекскому сдѣлать тамъ всѣ необходимыя, починки. Въ письмѣ ко венѣ, принцъ увѣдомляетъ что все будетъ исправлено къ 15му мая.
3. Я должна предупредить г. барона что часть дворца меблирована, а другая безъ мебели, и я не сочла нужнымъ ее меблировать на двѣ или на три ночи; это потребовало бы много времени и хлопотъ. Впрочемъ при у императрицѣ Елисаветѣ здѣсь помѣщался весь дворъ, и не было обоевъ, а между тѣмъ иностранные послы принимали участіе въ этомъ путешествіи. Принцъ Гольштейнъ-Бекскій писалъ мнѣ что постарается снабдить домъ столами и стульями, господинъ же баронъ, по прибытіи въ Екатериненталь, гдѣ онъ и помѣстится, постарается, въ ожиданіи ландграфини, достать то въ чехъ будетъ еще недостатокъ.
4. Повара и иная придворная прислуга, посланная въ Ревель моремъ для ландграфини, будутъ зависѣть отъ г. барона, который приложитъ всѣ старанія къ тому чтобы каждый исполнялъ свои обязанности; я отдала приказаніе по всѣмъ отдѣльнымъ частяхъ придворнаго вѣдомства чтобы каждый ему повиновался.
5. Какъ только суда прибудутъ въ ревельскій портъ, г. баронъ приметъ ландграфиню при выходѣ на берегъ; онъ отрядитъ туда же придворные экипажи и проводитъ ландграфиню прямо въ Екатерименталъ. По прибытіи туда, онъ поздравитъ отъ моего имени ландграфиню и принцессъ, ея дочерей, съ благополучнымъ прибытіемъ въ мои владѣнія, и скажетъ имъ что я ихъ о кидаю къ себѣ съ нетерпѣніемъ и назначила его, барона Черкасова, для того чтобы имѣть честь сопутствовать имъ.
6. Вслѣдствіе этого, г. баронъ употребитъ всѣ старанія чтобы выказать особенное вниманіе и вѣжливость ландграфинѣ, принцессамъ, ея Дочерямъ, и ихъ свитѣ; онъ долженъ стараться предупреждать ихъ Желанія и будетъ изучать все что можетъ доставить ихъ удовольствіе и быть ихъ по вкусу. При случаѣ онъ скажетъ что имѣетъ отъ меня приказаніе дѣйствовать такъ относительно ландграфиня, принцессъ и ихъ свиты.
7. Съ прибытіемъ ландграфини, порученіе генералъ-майора Ребиндера въ сущности оканчивается; но ему приказано состоять въ ея свитѣ до Царскаго Села, и г. баронъ хорошо сдѣлаетъ, если будетъ обо всемъ его спрашивать, слушать его совѣты и слѣдовать его указаніямъ, гдѣ представится случай и когда г. баронъ самъ сочтетъ то нужнымъ, потому что путешествіе моремъ и пребываніе въ Любекѣ доставили Ребиндеру случай изучить характеръ особъ съ которыми барону придется имѣть дѣло; притомъ, генералъ Ребиндеръ умный человѣкъ, которому не только нѣтъ нужды повторять два раза одно и то же; напротивъ того, онъ самъ легко отгадываетъ и развиваетъ мысль того кто говоритъ съ нимъ.
8. Какъ только ландграфиня пріѣдетъ въ Ревель, г. баронъ меня о семъ увѣдомитъ.
9. Когда ландграфиня и принцессы, ея дочери, достаточно отдохнутъ и состояніе здоровья ихъ позволитъ, г. баронъ условится съ ландграфиней о днѣ и часѣ отправленія для прибытія сюда, и спроситъ у принцессы угодно ли ей дѣлать малые или большіе переѣзды. По желанію ландграфини онъ распорядится дорогой до Кипени; я говорю до Кипени, потому что въ Красномъ Селѣ будетъ лагерь, и ландграфиня можетъ быть обезпокоена, найдя на дорогѣ толпу, которая, быть можетъ, поспѣшитъ ее видѣть, и ей будетъ равно непріятно принимать этихъ людей или отказывать ихъ въ пріемѣ. Какъ только поѣздка будетъ улажена, г. баронъ отправитъ мнѣ маршрутъ, въ которомъ точно должны быть обозначены мѣста гдѣ предполагается обѣдать, ужинать и ночевать; кромѣ того, онъ пошлетъ мнѣ одну эстафету изъ Дерпта, а другую изъ Нарвы, адресуя обѣ на имя г. Кузьмина. Посредствомъ ихъ онъ доложитъ мнѣ о состояніи здоровья провожаемыхъ имъ особъ, объ успѣхѣ путешествія и о часѣ въ который, приблизительно, онъ надѣется быть въ Кипени, гдѣ онъ найдетъ мои послѣдующія приказанія для дальнѣйшаго слѣдованія. Я еще въ нерѣшимости насчетъ того какъ направить путь ландграфини: чрезъ Гатчину или чрезъ Красное Село. Можетъ-быть, я выѣду, какъ вы нечаянно, въ то или другое мѣсто; но эту статью г. баронъ лрибережеть для себя одного, чтобы не разглашать предположенія могущаго измѣниться отѣмалѣйшихъ обстоятельствъ.
10. Свита ландграфини, — считая мать и трехъ дочерей, — состоитъ изъ трехъ дамъ, двухъ кавалеровъ, восьми горничныхъ, одного камердинера и одного секретаря, всего съ людьми до сорока лицъ. Г. баронъ постарается чтобы каждый имѣлъ все что ему нужно по его званію и чтобы никто не имѣлъ повода къ жалобамъ; относительно всякаго онъ будетъ соблюдать всевозможную вѣжливость. Въ заключеніе, я желаю г. барону счастливаго пути и освобожденія отъ подагры и головокруженій, не только на время дороги, но и на всю остальную жизнь; желаю также чтобы г. баронъ возвратился съ полнымъ одобреніемъ заинтересованныхъ сторонъ.
11. Я должна предупредить г. барона что по прибытіи сюда онъ останется при ландграфинѣ, и что лица которыхъ я назначу ей въ услуженіе будутъ состоять въ его вѣдѣніи и подъ его руководствомъ. Впрочемъ будьте увѣрены въ моемъ особенномъ расположеніи.
Царское Село,
10го мая 1773 года.
Г. баронъ будетъ такъ добръ улучить время для объясненія ландграфинѣ что ея свѣтлости ничего не будетъ легче какъ пріобрѣсти вою дружбу, и что единственное, простѣйшее для того средство, имѣть полнѣйшее ко мнѣ довѣріе, поступать единственно по моимъ тушеніямъ, говорить со мною откровенно, совѣтоваться смѣло и дружески во всѣхъ случаяхъ гдѣ она встрѣтитъ затрудненіе. Впрочемъ, я желаю чтобъ она принимала всѣхъ съ равною учтивостью и большемъ вниманіемъ, но чтобъ она не слушала слишкомъ утонченныхъ политическихъ совѣтовъ, чего я не люблю, потому что они мнѣ не нравятся, и что я считаю ихъ полезными только въ сношеніяхъ дворовъ между собою, но отнюдь не въ моемъ домѣ. Прилагаю при семъ копію письма, которая будетъ вамъ полезна; вы мнѣ отдадите ее я о своемъ возвращеніи, не списывая ее для себя.
1) Въ ея ст. 46 говорится объ Départements respectifs de la Cour. Въ то время каждою отдѣльною частью придворнаго вѣдомства вполнѣ самостоятельно управлялъ одинъ изъ такъ-называемыхъ первыхъ чиновъ двора: оберъ-гофъ-маршалъ — гофъ-интендантскою конторой, то-есть завѣдывалъ поставкою припасовъ ко двору, царскою кухней и дворцовою прислугой; оберъ-гофмейстеръ — придворною конторой, то-есть зданіями, постройками, починками, отопленіемъ; оберъ-шталмейстеръ — конюшенною конторой; оберъ-егермейстеръ — егермейстерскою; оберъ-шенкъ — дворцовыми погребами. Что же касается до оберъ-камергера и оберъ-церемоніймейстера, то одинъ былъ начальникомъ камергеровъ и камеръ-юнкеровъ, другой — церемоніймейстеровъ, и они назначали ихъ на дежурство; первый представлялъ императрицѣ пріѣзжихъ, отъѣзжавшихъ и благодарившихъ за награды; а оберъ-церемоніймейстеръ (который, какъ и теперь, одинъ принадлежалъ не къ числу первыхъ, а вторыхъ чиновъ двора, то-есть въ рангѣ не дѣйствительнаго, а тайнаго совѣтника) предшествовалъ на выходахъ. Такого рода самостоятельное управленіе первыхъ чиновъ продолжалось до учрежденія, въ началѣ царствованія Николая Павловича, министерства императорскаго двора, въ составъ котораго вошли всѣ эти отдѣльныя части.
2) Въ ст. 9ю инструкціи слово Dorpat вѣроятно лопало по ошибкѣ вмѣсто Rêval, и тамъ же упоминается о Сергѣѣ Матвѣевичѣ Козьминѣ. Судя по тому что тутъ сказано о приготовленіяхъ въ Гатчинѣ, принадлежавшей съ 1770 года князю Г. Г. Орлову (Сумароковъ, т. I, стр. 239) и по письму барона Черкасова № XIV, въ которомъ онъ, по случаю кратковременной опалы этого временщика, говоритъ что уже писалъ Козьмину, прося поздравить князя съ тѣмъ что онъ вступилъ въ отправленіе прежнихъ своихъ званій и, такимъ образомъ, пересталъ баклуши бить, мы имѣемъ нѣкоторое основаніе полагать что Козьминъ былъ особенно близкимъ человѣкомъ къ Орловыхъ, и такъ-сказать ихъ созданіемъ, тѣмъ болѣе что дѣятельность его, въ качествѣ статсъ-секретаря, продолжалась съ 1764 года по 1778. По кабинетскимъ дѣламъ государственнаго архива невидно; умеръ ли онъ или получилъ иное назначеніе въ то самое время когда Потемкинъ выжилъ отъ двора самого Черкасова и иныхъ приверженцевъ Орловыхъ. Архивныя бумаги впрочемъ доказываютъ что Козьминъ имѣлъ у себя въ производствѣ самыя разнообразныя дѣла, какъ напримѣръ, по челобитнымъ тяжущихся въ судебныхъ мѣстахъ, по военной коллегіи, и вообще изъ этихъ бумагъ никакъ нельзя вывести заключеніе чтобы занятія были распредѣлены между статсъ-секретарями Екатерины II въ каковъ бы то ни было систематическомъ порядкѣ, такъ что остается догадываться что эти должностныя лица по очереди дежурили при. императрицѣ, и что каждое изъ новъ производило тѣ дѣла. которыя поступали и слѣдовательно начинались на его дежурствѣ. Сумароковъ упоминаетъ только вскользь о Козьминѣ, на стр. 84, тома I; а изъ «Описанія торжества высокобрачнаго сочетанія» и пр., видно что онъ въ 1773 году былъ тайнымъ совѣтникомъ и участвовалъ въ процессіи во 2й золотое каретѣ, вмѣстѣ съ барономъ Черкасовымъ, который былъ старше его въ томъ же чинѣ.
II.
править1.
правитьАлександръ Ивановичъ, я позабыла вамъ оказать вчерашній день чтобы вы Сергѣя Ивановича Богданова съ собой взяли Вы его употребить можетѣ естли нужно и для заплаты прогоновъ, и для всякой всячины. Онъ проворенъ, я велѣла ему къ вамъ явится сего дня. Въ прочемъ остаюсь къ вамъ доброжелателѣна. Освѣдомитесь у конюшенной команды выдаютъ ли они прогоны, а естли вамъ какія деньги нужны, то возмите у Алсуфьева.[218]
Майя 13го 1773 года.
2.
правитьАлександръ Ивановичъ. При семъ прилагаю письмо къ господину генералъ-маіору Ребендеру, которое вы до рукъ его доставитѣ кой часъ онъ въ Ревель пробудитъ. Въ семъ письмѣ я разсудила за благо ему сказать что я васъ послала къ ландграфинѣ встретить до Ревеля, и приказала ему при удобномъ случаѣ внушить на какой ногѣ вы отъ давныхъ лѣтъ при мнѣ находитесь и какъ я васъ знаю. Однако что при крибичной игрѣ произхаживало, я тутъ не включила, ибо все вдругъ сказать людямъ не прилично. Въ прочемъ остаюсь къ вамъ какъ и всегда доброжелательная
Во вторникъ по утру.
3.
правитьMonsieur le Bâaroт. Vous remettrez l’incluse à Madame la Landgrave en lui faisant bien des compliments de ma part de même qu' aux priccesses. Saluez aussi de ma part toute leur suite.
Adieu, bon voyage et bonne santé.
Mercredy à 10 heures du matien. {Г. Баронъ. Вы вручите прилагаемое при семъ письмо ландграфинѣ, передавъ отъ меня поклоны ей и ея дочерямъ. Поклонитесь также отъ меня всей ихъ свитѣ. Прощайте, желаю вамъ счастливаго пути и добраго здоровья.
Среда. въ 10 ч. утра.}
III.
правитьIl n’est donné qu'à V. M. I. de badiner sur le cribbage lorsqu’il s’agit des choses de la dernière importance. Nous mourons de peur à Rêvai., où je suis depuis' quatre heures du matin, de ce que nous ne savons pas quelle fête faire à Madame la Landgrave à sa descente au port. 1) S’il faut tirer le canon? 2) Combien de coups? 3) S’il faut mettre la garnison, environ 200 hommes, sous les armes et en border son passage jusqu' à Catherinendahl? Laut il faire parader die Sehwaze-Häupter? 4) Quelle garde lui donner? 5) A quel port faut il la faire descendre: si c’est au grand port ou à celui de Catheri-nendahl? 6) Baiserai je sa main et celles des Princesses? (Je m’imagine déjà qu'à ce dernier article V. M. direz tout doucement: Bravissimo, Thomas Diafoirus!) Mais j’entre en matière. Votre Majesté êtes sûrement persuadée que de ces six arti clés il n’y a que les deux derniers qui me regardent. Mais je la supplie d’avoir aussi pitié de l’embarras de vos trèsanciens et fidèles serviteurs le Prince de Holstein-Beck et son conseil (dont Monsieur de Benkendorff est le chef), au sujet des quatre premiers.
J’ai été obligé de me loger à Réval; à Catherinendahl tout est sans dessus dessous. Cependant c’est le 16 de May. J’ai une peur véritaide que Madame la Landgrave ne nous prenne au dépourvu; et ce matin ayant entendu que la flottille de V. M. a passé à la hauteur de Reval le 10 de ce mois, j’ai commencé déjà à former des plans pour loger Elle et sa suite, dans les meilleures maisons de la ville en cas qu' Elle arrivât avant que Catherinendahl soit mis en état pour sa reception. Mais il faut espérer que ce vent favorable pour Votre flottille pour arriver à Lubeck (car les Mariniers d’ici la croyent déjà là depuis hier) continuera à souffler encore huit jours. Et puis il n’a qu' à changer s’il veut.
Je prends la liberté de proposer à V. M. de faire loger Madame la Landgrave dans des maisons des particuliers à son passage entre ici et Narva. Me le permettez-Vous, Madame, en cas que cela puisse se faire? Car pour dire franchement les maisons de Poste sont très mauvaises.
Aussitôt que je recevrai Vos ordres là-dessus je tâcherai de faire réussir cette idée.
Hier à 6 heures du soir, comme j’attendais des chevaux à la Poste de Kagale, en m’entretenant avec le Land Rath Comte de Steinbock, au sujet de son bras droit cassé par un cheval, j’ai eu l’honneur de recevoir la lettre de V. M. I. écrite во вторникъ поутру. le ne manquerai pas de remettre l’incluse à Monsieur de Rehbinder aussitôt que je le saurai arrivé, très persuadé d’ailleurs que ce n'était pas uniquement par discrétion. que V. M. en avez usé avec tant de ménagement à mon égard. J’oublie déjà que j'écris à ma Souveraine. Mais Vous avez tant de bontés pour moi, et je suis si franc qu’il n’est pas étonnant si mes expressions sont quelquefois peu ménagées. Reprenez-moi, Madame, q mnd je le mérite, mais pas en Souveraine! Que je suis heureux d'être au service d’une Princesse comme Vous! Je ne vaudrais rien à celui d’un autre. Car où trouver qui Vous ressemble? C’est le coeur qui me dicte ceci, et je suis content que Vous en êtes persuadée.
J’ai l’honneur d'être, avec un très profond respect,
de V. M. I.
le Bar. Ozercasow.
Только в. и. в. способны шутить по поводу игры въ криббеджъ,1 когда дѣло идетъ о предметахъ первостепенной важности. Мы умираемъ со страха въ Ревелѣ (гдѣ я нахожусь съ 4хъ часовъ утра), оттого что не знаемъ какія почести оказать ландграфинѣ при ея прибытіи въ портъ: 1) стрѣлять ли изъ пушекъ? 2) Сколько выстрѣловъ? 3) Поставить ли въ ружье человѣкъ до 200 гарнизону, шпалерами по дорогѣ до Екатериненталя? Выводить ли на парадъ Черноголовыхъ?2 4) Какой назначить почетный караулъ? 5) Въ какомъ портѣ ей выходить на берегъ: въ большемъ или Екатеринентальскомъ? 6) Цѣловать ли мнѣ руку у ландграфини и принцессъ? Предполагаю что при этой послѣдней статьѣ в. в. скажете потихоньку: «брависимо, Томасъ Діафойрусъ!»3 Но, обращаюсь къ дѣлу, в.в. конечно увѣрены что изъ этихъ шести пунктовъ только два послѣдніе касаются собственно меня, но я умоляю васъ свалиться также надъ вашими старыми и вѣрными слугами: принцемъ ГольштейнъБекскимъ4 и его совѣтомъ (предсѣдателемъ котораго г. Бенкендорфъ)5 въ отношеніи четырехъ первыхъ статей.
Я долженъ былъ помѣститься въ Ревелѣ; въ Екатериненталѣ большой безпорядокъ; а между тѣмъ уже 16е мая. Я поистинѣ боюсь чтобы ландграфиня не застала насъ врасплохъ, и услышавъ сегодня утромъ что эскадра в. в. показалась на высотѣ Ревеля ІОго висла, началъ дѣлать предположенія, какъ бы размѣстить ландграфиню и ея свиту въ лучшихъ домахъ города, на случай если въ Екатериненталѣ не будутъ окончены приготовленія къ ея принятію. Но надо надѣяться что попутный для вашей эскадры вѣтеръ, по направленію къ Любеку (здѣшніе моряки полагаютъ что флотилія уже вчера прибыла на мѣсто), будетъ дуть еще дней восемь; потомъ онъ можетъ пожалуй перемѣниться, если ему угодно!
Осмѣливаюсь предложить в. в. помѣстить ландграфиню, на время ея переѣзда отсюда къ Нарвѣ, въ домахъ частныхъ владѣльцевъ. Позволите ли вы мнѣ это сдѣлать, всемилостивѣйшая государыня, въ случаѣ возможности? Потому что, говоря откровенно, почтовые дома очень плохи.
Тотчасъ по полученіи вашихъ приказаній, я постараюсь привести въ исполненіе это предположеніе.
Вчера, въ 6 час. вечера, находясь на станціи Кагалъ, въ ожиданіи почтовыхъ лошадей и разговаривая тамъ съ ландратомъ6 графовъ Стенбокомъ,7 о разбитой у него лошадью правой рукѣ, я имѣлъ честь получить письмо в. в., написанное во вторникъ поутру. Я не премину вручить приложенное письмо г. Ребиндеру, какъ только узнаю о его прибытіи, будучи впрочемъ вполнѣ увѣренъ что в. в. употребили столько предосторожностей относительно меня не изъ одной деликатности. Я даже забываю что пишу къ своей государынѣ; но вы такъ добры ко мнѣ и я такъ откровененъ что не удивительно если мои выраженія иногда не вполнѣ обдуманы. Дѣлайте мнѣ замѣчанія, если я того заслуживаю, но не какъ императрица! Сколь я счастливъ что служу такой монархинѣ какъ вы!.. Я бы никуда не годился на службѣ инаго государя; ибо съ вами никого нельзя сравнить. Пишу это вполнѣ чистосердечно, и мнѣ отрадно думать что искренность моя для васъ несомнѣнна.
Имѣю честь быть, съ глубочайшимъ высокопочитаніемъ,
в. и. в.,
всенижайшій и всепокорнѣйшій вѣрноподданный и слуга 8
Бар. Черкасовъ.
1 О криббеджѣ и иныхъ карточныхъ играхъ того времени уже помѣщено было объясненіе въ предисловіи къ этой перепискѣ.
2 Военно-торговыя общества Черноголовыхъ (Schwarze-Hаupter) суть средневѣковыя, ганвеатическія учрежденія, существующія до сихъ поръ въ Ревелѣ, Ригѣ и Либавѣ и состоящія изъ купцовъ неженатыхъ, которые встарину обязаны были, въ случаѣ надобности, выступать противъ непріятеля, участвовать въ оборонѣ края и оберегать караваны перевозившіе товары. Названіе Черноголовыхъ объясняютъ легендою о томъ что св. Маврикій (St. Mäurice) былъ Мавръ (Maure). О немъ извѣстно что онъ былъ начальникомъ ѳивскаго (изъ Ѳивъ въ Египтѣ) легіона, состоявшаго изъ христіанъ и, что разбитый римскими войсками въ Гельвеціи, онъ былъ казненъ въ концѣ III столѣтія по P. X. императоромъ Максиміаномъ (М. N. Boullet, Dictionnaire Universel d’Histoire, Paris, 1861, p. 1147 et 1752). Какъ бы то ни было, но посреди значка или знамени червоголовыхъ находится изображеніе головы Арана. Рихтеръ (А. тои Richter, Geschichte der dem Russischen Reiche einferleibten Deutschen Ostsee provinzen, Riga, 1857; посвященная Государю Императору исторія присоединенныхъ къ Россійской Имперіи, — или точнѣе, включенныхъ въ нее нѣмецкихъ (?) балтійскихъ провинцій, томъ I, стр. 168) утверждаетъ что въ 1354 году общество Черноголовыхъ уже имѣло тамъ правильное устройство и свои устfвы. Членамъ его всегда присвоены были особенная одежда и вооруженіе, измѣнявшіяся въ разныя эпохи; но которыя они надѣваютъ теперь только въ экстренныхъ и самыхъ торжественныхъ случаяхъ, какъ напримѣръ, при проѣздѣ чрезъ ихъ города высочайшихъ особъ, такъ что ихъ отнюдь нельзя сравнивать съ какою бы то ни было національною или даже городскою гвардіей. Послѣдняя притомъ существуетъ въ видѣ отдѣльнаго учрежденія въ горъ Ригѣ (Stadt-garde). Шварценгауптеры въ Ревелѣ пѣшіе, въ Либавѣ и въ Ригѣ конные. Послѣдніе имѣютъ понынѣ] мундиры въ родѣ кирасирскихъ, временъ Александра I, и каски или кивера съ конскимъ волосомъ въ видѣ гребня. Въ Ревелѣ ихъ общество издавна владѣетъ домомъ готической архитектуры, гдѣ виситъ портретъ Іоанна Грознаго, будто бы отбитый у русскихъ войскъ, и гдѣ члены этого общества собираются какъ въ клубѣ. О Черноголовыхъ упоминается въ романѣ барона Ѳ. Ѳ. Корфа Судъ въ ревельскомъ магистратѣ, С.-Петербургъ, 1837. Есть также нѣсколько свѣдѣній о Черноголовыхъ въ Эстляндскомъ Сборникѣ, Ревель, 1870, на страницахъ 113 и 163. Этотъ сборникъ составился изъ историческихъ извѣстій о краѣ, которыя одно время печатались на русскомъ языкѣ въ неофиціальной части Эстляндскихъ Губернскихъ Вѣдомостей; а теперь тамъ уже болѣе не помѣщаются.
3 Томасъ Діафойрусъ. — юный сынъ врача Діафойруса или Діафуарюса, — самъ только что получившій докторскій дипломъ. Это одно изъ второстепенныхъ дѣйствующихъ лицъ въ извѣстной комедіи Мольера Le Malade imaginaire (Мнимо-больной). Герой піесы, Арганъ, хочетъ выдать за Томаса Діафойруса свою дочь, Анжелику; о немъ идетъ рѣчь въ первомъ актѣ; но является онъ въ одномъ только, второмъ актѣ. Это прескучный педантъ, произносящій напыщенные комплименты и безпрестанно спрашивающій отца своего: кому поклониться, у которой изъ дамъ долженъ онъ поцѣловать руку?… Вотъ почему баронъ Черкасовъ, шутя, самъ сравниваетъ себя именно въ настоящемъ случаѣ съ Томасомъ Діафобрусомъ. Что же касается до Екатерины II, то ни въ одной записочкѣ, ни въ одномъ изъ писемъ своихъ къ Черкасову она не называетъ его этимъ именемъ, и нѣтъ никакого основанія полагать чтобъ онъ имѣлъ отъ нея какое-либо особое, постоянное прозвище, или чтобы Томасъ Діафоруйсъ было одно изъ тѣхъ именъ которыми она его надѣляла, когда ей не везло въ карточной игрѣ и о которыхъ, безъ поименованія ихъ, упоминается въ № II, III и XVII настоящей корреспонденціи. Екатерина II любила шутки простыя, а не тяжелыя и натянутыя. Едва ли можно допустить чтобъ она называла барона Черкасова Томасомъ Діафойрусомъ потому что онъ за любовь свою къ медицинской наукѣ избранъ былъ этою государыней въ президенты медицинской коллегіи и, слѣдовательно, по ея же распоряженію, докладывалъ ей дѣла своего вѣдомства и волей или неволею постоянно находился въ сношеніи съ врачами. Называть же Черкасова (да еще будто бы чаще всего) Ѳомою Діафойрусомъ по причинѣ его тучности, — какъ это увѣряли нѣкоторые писателя, — Екатерина II не могла, по той весьма простой причинѣ что Кольеръ ни одномъ словомъ не указываетъ чтобы юный Томасъ Діафобрусъ былъ толстъ, а въ иллюстрированныхъ изданіяхъ сочиненій Мольера, какъ напримѣръ, въ парижскомъ изданіи 1836 года, Томасъ Діафойрусъ представленъ, напротивъ того, худенькимъ какъ спичка.
4 Принцъ Петръ-Августъ Голштейнъ-Бекскій, состоявшій въ родствѣ съ Петромъ III, былъ генералъ-фельдмаршаломъ, Ревельской губерніи генералъ-губернаторомъ и кавалеромъ обоихъ россійскихъ орденовъ (см. Историч. собраніе списковъ кавалерамъ, стр. 106. Онъ женатъ былъ на принцессѣ Геосенъ-Филилстальской. Дочь ихъ, принцесса Екатерина Петровна, во время малолѣтства своего, предназначалась въ невѣсты несчастному Іоанну Антоновичу; а потомъ вышла за князя Ив. Серг. Барятинскаго, россійскаго посла въ Парикѣ, роднаго дѣда генералъ-фельдмаршала князя Александра Ивановича Барятинскаго (Росс. Родосл. Книга, ч. I, С.-Петербургъ, 1864 г. стр. 76 и 77, и біографія внука этой принцессы, съ материнское стороны, графа А. Н. Толстаго въ Современной Лѣтописи 1866, № 29). У насъ сохранилась относящаяся именно къ этой эпохѣ гравюра Баузе или Боза (I. F. Bause) съ портрета принца Голштейнъ-Бекскаго, писаннаго Монье; подъ нимъ надпись: Herzog von Holtiein-Beck. Портретъ же его дочери, масляными красками, принадлежащій князю В. И. Барятинскому, находился на бывшей въ семъ году въ С.-Петербургѣ, въ домѣ министра внутреннихъ дѣлъ, выставкѣ старинныхъ портретовъ и значится во 2мъ изданіи ея каталога подъ № 226.
5 Надо полагать что Бенкендорфа, о которомъ здѣсь идетъ рѣчь, какъ о предсѣдателѣ или старшемъ членѣ совѣщательнаго генералъ-губернаторскаго совѣта, есть Ермолай Ивановичъ, родной дядя покойнаго генералъ-адъютанта и шефа жандармовъ, графа А. X. Бенкендорфа; по крайней мѣрѣ, статья о Бенкендорфахъ, на стр. 252 и 258, тома III, Росс. Родосл. Книги, С.-Петербургь, 1855, доказываетъ что изъ числа его дядей, только этотъ не имѣлъ ни военнаго, ни гражданскаго чина и потому, вѣроятно, служилъ по выборамъ дворянства въ своей провинціи; братья же его Егоръ и Иванъ Ивановичи были: первый полковникомъ; а второй, о которомъ извѣстно что будучи женатъ на Глѣбовой, онъ болѣе жилъ въ Москвѣ и ея окрестностяхъ (въ Дмитровскомъ уѣздѣ), чѣмъ въ Эстляндской губерніи, имѣлъ чинъ статскаго совѣтника.
6 Ландраты были тогда какъ и теперь въ остзейскихъ губерніяхъ членами дандратской коллегіи, избираемыми на ландтагѣ или дворянскомъ сеймѣ. Званіе это, одно изъ самыхъ почетнѣйшихъ въ семъ краѣ, всегда было сопряжено съ большою властью, значительными правами и преимуществами. Въ своей Запискѣ о министерcmвахъ и губерніяхъ на особыхъ правахъ состоящихъ, Д. П. Трощинскій (бывшій министромъ юстиціи императора Александра I), объясняетъ (см. Историческій сборникъ, томъ III), что ландратская коллегія возникла на балтійскомъ поморьѣ въ то время когда тамъ не было ни государя, ни республики, а враждовали между собою епископы, тевтонскіе рыцари и ганзейскіе торговцы, и самовольно присвоили себѣ верховную власть; что Шведскій король Карлъ XI въ 1694 году уничтожилъ званіе ландратовъ и что оно возстановлено было послѣ Ништадтскаго мира единственно потому что скрытъ былъ документъ объ ихъ уничтоженіи. На этомъ-то основаніи существовала дандраты и ландратская коллегія въ описываемую нами эпоху, то-есть въ 1773 году. Два года спустя введено было въ Лифляндіи и Эстляндіи учрежденіе о губерніяхъ 1775 года; я въ 1785 году, при введеніи тамъ дворянской грамоты и городоваго положенія, ландратская коллегія закрыта и званіе дандратовъ упразднено съ тѣхъ чтобы впредь въ оное никого не избирать; но Павелъ I возстановилъ большую часть уничтоженныхъ Екатериною II должностей и мѣстъ. О настоящемъ значеніи ландратовъ смотри Сводъ мѣстныхъ узаконеній и введеніе къ нимъ. Существующую въ Пруссіи должность ландратовъ можно сравнить съ губернаторскою, такъ какъ они тамъ управляютъ отдѣльными провинціями, причемъ подчинена президентамъ, завѣдывающимъ, какъ у насъ генералъ-губернаторы, цѣлыми округами, заключающими по нѣскольку провинцій.
7 Относительно ландрата графа Стенбока, о которомъ упоминается въ этомъ письмѣ, надо полагать что это былъ одинъ изъ сыновей шведскаго фельдмаршала графа Магнуса Стенбока: Лудвигъ или Фридрихъ, такъ какъ объ нихъ оказано на стр. 258 того же тома Росс. Род. Книги что оба они были дандратами. Тамъ же видно что Стенбоки, въ 1561 году, возведены были въ баронское, а въ 1651 году, въ графское достоинство королевства Шведскаго. Одному изъ внуковъ фельдмаршала позволено было, въ 1825 году, присоединить къ имена своему имя Ферморъ, а въ 1835 году, сыну сего послѣдняго придана еще фамилія Эссенъ. Въ Ревелѣ, чуть ли еще не до сихъ поръ принадлежитъ одному изъ графовъ Стенбоковъ большой каменный домъ, куда водятъ каждаго пріѣзжаго, потому что оттуда открывается очаровательный видъ на море.
8 Баронъ А. И. Черкасовъ въ своихъ письмахъ Екатеринѣ II, на французскомъ языкѣ, подписывался sujet (подданный; въ то время, когда во всеподданнѣйшихъ донесеніяхъ на русскомъ языкѣ употреблялось слово рабъ. Смотри совершенно одновременныя донесенія принца Гольштейнъ-Бекскаго. Указъ о замѣнѣ слова рабъ выраженіемъ вѣрноподданнѣйшій состоялся позже сего.
IV.
правитьMonsieur le Baron Czerkasow. J’ai reèu votre lettre da 14, écrite à Narva, durant le déjeuné aujourd’hui et j’y réponds au moment que je puis remonter dans ma chambre; cela s’appelle, je crois, dans tout pays, être exacte. Je suis de votre avis qu’il y aurait plus que du guignon si vous ne réussissez pas dans ce dont je vous ai chargée. J’ai jugé à propos de vous envoyer il y a deux jours une estafette avec une lettre pour remettre à Rehbinder, lorsqu’il arrivera à Réval, qui, j’espère, acheminera encore lee choses selon mes désirs. Je tous dirai une antre fois ce que je résonprai pour votre beau-frère, je c’en ai pas le temps présentement, mais mandez-moi ce que je vous ai promis de faire à ce sujet, afin que je puisse tenir parole; vous savez que j’aime à remplir mes promesses.
Vous rîe donnerez à la Landgrave et à ses filles que le titre d’Altesse, свѣтлость. Je ne suis engagée à rien envers elles, je l’ai simplement invitée de venir en Russie, mais jamais on ne lui а dit en mon nom, ni parlé de ce dont tout le monde ee doute; aussi vous la traiterez simplement sur le pied d’une princesse régnante d’Allemagne; le baise-main surtout ne doit
Sas avoir lieu. Quand je fus fiancée, moi, on me donna le titre e Grande Princesse, великая княжна, ma mère resta Alhesse, свѣтлость. On suivit avec moi l’ancienne étiquette établie de tous temps en Russie: Царскія невѣсты всегда наречены были по выбору три дня до свадьбы царевнами, а великія княжескія великія княжны. Здѣсь еще невѣсты нѣтъ, а просто ландграфиня едитъ[219] къ моему двору съ дочерьми повидатся познакомитца, такъ какъ принцъ Генрихъ, а до, него принцъ Ангальтскій и герцогъ Курляндскій пріежжали; сіи послѣднія безъ церемоній приняты были. А къ ландграфинѣ я разсудила показать тѣ же атенціи кои показаны были матушки моей и мнѣ, въ прочемъ, въ городахъ коменданты знаютъ, и въ ахъ регламентахъ написана какую честь отдавать владѣтельнымъ пемѣцкимъ князьямъ, естьли хто изъ нихъ у васъ паче чаянія навѣдатся будетъ, что ему дѣлать, то вы ихъ отсылайте къ ихъ регламенту, et aux us et coutumes établies. Въ Ревелѣ естьли дворянство захочетъ быть у ландграфинѣ, то вы имъ препятствовать не будите, и вездѣ я вамъ совѣтую быть весьма учтиву, но безъ излишества: un homme sensé sait trouver en tout un juste milieu, et vous êtes sensé. Je m`en vais ordonner de réparer le chemin le mieux qu’on pourra.
Votre lettre est bien écrite, continuez de m’en écrire comme vous avez commencé, j’en suis très-contente, mais surtout portez-vous bien. Si la Landgrave nVst pas partie de Berlin, je crois qu’elle partira pour sûre à la fin de cette semaine; ainsi, je ne crois pas que vous serez au-delà de dix à quinze jours à Reval à l’attendre et même c’est le bout du monde. Quand vous serez arrivé, presser le Prince de Holstein pour que les chevaux soyent à leurs stations, à point nommé, vous ne feriez pas mal d’envoyer un homme exprès jusqu' ici, lorsque le tempe viendra pour voir si les chevaux у eontj et cela, il convient de le faire avant l’arrivée des frégates, afin que vos gastes ne eoyent pas obligés d*attendre les chevaux.
An reste, je suie comme toujours, avec beaucoup d’amitié.
Г. баронъ Черкасовъ! Я получила сегодня во время завтрака ваше письмо отъ 14го изъ Нарвы,1 и выбрала минуту какъ только могла подняться въ свою комнату чтобъ отвѣчать вамъ. Это, я думаю, называется всюду — быть исправнымъ. Я совершенно раздѣляю ваше мнѣніе: нужна болѣе чѣмъ невзгода чтобы не успѣхъ въ томъ что я вамъ поручила. Дня два назадъ, я сочла нужнымъ послать къ вамъ эстафету съ письмомъ для врученія Ребиндеру2 тотчасъ по его пріѣздѣ въ Ревель; это письмо еще болѣе ускоритъ ходъ дѣла согласно моимъ желаніямъ. При иномъ случаѣ я вамъ скажу на что я рѣшусь относительно вашего зятя; теперь мнѣ недосугъ; но сообщите мнѣ о томъ что я обѣщала сдѣлать, дабы я могла сдержать слово; вы знаете что я люблю исполнять свои обѣщанія.
Вы не должны давать ландграфинѣ и ея дочерямъ иного титула какъ «свѣтлость»; я ничѣмъ не связала себя относительно ея, а просто пригласила пріѣхать въ Россію (никогда не было ей говорено отъ моего имени о томъ что въ настоящее время служитъ предметомъ всеобщихъ предположеній); а потому вы примете ее какъ владѣтельную германскую принцессу. Въ особенности не должно происходить цѣлованія руки.
Когда я была помолвлена, мнѣ дали титулъ великой княжны, мать же моя осталась свѣтлостью. Со мною поступлено было по старому этикету, установленному съ давнихъ поръ въ Россіи. Царскія невѣсты всегда наречены были и т. д. (см. среди французскаго текста)…. Благоразумный человѣкъ знаетъ всему мѣру; вы же благоразумны. Я прикажу исправить какъ можно лучше дорогу.
Ваше письмо хорошо написано; продолжайте такъ же писать какъ начали, я онъ очень довольна, но главное, будьте здоровы. Если ландграфиня не выѣхала еще изъ Берлина, то она навѣрное выѣдетъ въ концѣ этой недѣли, и потому я не думаю чтобы вамъ пришлось ожидать ее въ Ревелѣ болѣе 10 или наибольше 15 дней. Когда пріѣдете, поторопите принца Гольштейнскаго чтобы лошади были въ готовности по станціямъ къ назначенному сроку. Вы недурно бы сдѣлали отправивъ эстафету 3 для удостовѣренія вездѣ ли есть лошади; лучше бы это одѣлить до прибытія фрегатовъ, чтобы гости ваши не были принуждены ждать лошадей.
Впрочемъ, остаюсь какъ всегда съ большою къ вамъ дружбой.
1 Донесеніе отправленное Черкасовыхъ изъ Нарвы 14го мая, во вторникъ, не сохранилось ни въ подлинникѣ, ни въ черновомъ спискѣ.
2 Письмо для генерала Ребиндера прислано было Черкасову въ Ревель съ эстафетою при письмѣ императрицы отъ 16го мая (см. IV и VI этого сборника).
3 Судя по ст. 96 высочайшей инструкціи (№ I) и по №№ IV, XIV, XVI, XXV и XXVI, всѣ сколько-нибудь важныя извѣстія передавались не только Екатеринѣ II, но и вице-канцлеру посредствомъ эстафетъ. Корпусъ фельдъегерей тогда еще не существовалъ. Если не ошибаемся, онъ учрежденъ Павломъ I. А рижская (заграничная) почти приходила и отходила въ то время подобно московской (изо всей Россіи) только по два раза въ недѣлю. (См. Мѣсяцесловъ на лѣто отъ P. X. 1775, изд. Императорской академіи наукъ.)
V.
правитьMonsieur le Baron de Czerkassow! Je reconnais bien mes gens, qui sont toujours embarassés de la moindre misère, à toutes les sottes questions qu’on vous fait. Mais, hors que je vous ai déjà mandé de les renvoyer à leur reglement, voici ce que vous pouvez leur dire encore, en cas qu' ils ne savent pas lire: 1) Lors de mon arrivée à Riga on tira les canons, Ergo, ils tireront aussi. 2) Quelques coups de plus je pense que pour un Maréchal. 3) La garnison ne parada point, ni ne paradera. 4) Les Schwärze-Häupter feront ee qu’ils voudront, mais j’opine pour point de parade. 5) Leur garde d’un lieutenant avec du monde convenable à un lieutenant suffit pour faire le service à Catherinendahl. N. B. A Riga, on ne ferait point toutes ces sottes demandes; cette garde doit être comptée comme celle du château de cet endroit. 6) Faites descendre Madame la Landgrave au port le plus proche de Catherinendahl; si le пристань est dans un état convenable, et si ce château est prêt; et s’il ne l’est pas et que vous soyez obligé de loger la Landgrave en ville, faites la débarquer à l’endroit le plus proche de la -maison que vous lui destinez. 7) S’il lui prend fantaisie de faire un tour par la ville, à elle permis, et c’est comme si quelqu' autre se promenait, et puis c’est tout. 8) Encore une lois, ni vous, ni personne ne baisera la main de personne qui ne soyee de la fu mille Impériale. Or, ni la Landgrave de Darmstadt, ni ses filles n’en sont point. J’approuve votre idée de faire loger sur le chemin de Réval à Narva et même jusqu' ici, la Landgrave dans les maisons particulières les plus convenables, là où il y en a, pourvu qu’elles soyent meilleures que les maisons de poste et pas trop éloignées de la route. Au reste, je suis aussi contente de vous, que vous l'êtes de moi. Continuez de me questionner lorsque vous serez embarrassé; les réponses ne me coûtent rien, et ie vous satisferai avec exactitude. Le 14 May nouveau style, la cour de Hesse était déjà à Berlin. J’ai reèu hier une lettre de la Landgrave de cette datte, où elle m’annonce son arrivée à Potsdam; à deux ou trois jours d’ici, je vous enverrai ma réponse que vous lui remettrez à son arrivée. Je saisirai cette occasion pour vous recommander' comme je vous connais. Au reste, portez-vous bien et soyez sûr de mon affection.
À Carscocélo, ce 18 May 1773.
Г. баронъ Черкасовъ! По глупымъ вопросамъ, вамъ дѣлаемымъ, я узнаю своихъ, которые затрудняются всякою бездѣлицей. Но кромѣ того что я вамъ уже приказала обращать ихъ къ существующимъ уставамъ, вотъ что вы можете имъ сказать, если они не умѣютъ читать: 1) при моемъ прибытіи въ Ригу стрѣляли изъ пушекъ; слѣдовательно, они должны также стрѣлять; 2) полагаю, нѣсколько болѣе выстрѣловъ чѣмъ для фельдмаршала; 3) гарнизонъ не былъ и не долженъ быть въ строю, 4) Черноголовые пусть дѣлаютъ какъ хотятъ, но я стою за то чтобы не было парада; 5) Караулъ отъ нихъ при поручикѣ, въ размѣрѣ приличномъ этому чину, достаточенъ для отправленія службы въ Екатериненталѣ. NB. Въ Ригѣ не стали бы дѣлать всѣхъ этихъ глупыхъ вопросовъ. Означенный караулъ долженъ считаться какъ бы принадлежащимъ ко дворцу. 6) Пусть ландграфиня выйдетъ на берегъ въ ближайшемъ въ Екатериненталю портѣ, если только состояніе пристани это допуститъ и если дворецъ готовъ; если же онъ не готовъ и вы будете принуждены помѣстить ландграфиню въ городѣ, пусть она выйдетъ на берегъ по возможности ближе отъ назначеннаго вами для нея дома; 7) еслибъ ей захотѣлось проѣхаться по городу, это зависитъ отъ нея; но и все тутъ; она совершитъ эту прогулку какъ частное лицо; 8) еще разъ повторяю, ни вы, никто не долженъ цѣловать руки особъ не принадлежащихъ къ императорской фамиліи; а ни ландграфиня Дармштадтская, ни ея дочери къ ней не принадлежатъ. Я одобряю вашу мысль относительно помѣщенія ландграфини, во время пути изъ Ревеля въ Нарву и даже досюда, въ самыхъ удобныхъ домахъ частныхъ лицъ, гдѣ таковые дома найдутся, лишь бы они были лучше почтовыхъ станцій и не слишкомъ удалены отъ дороги. Впрочемъ, я также вами довольна какъ вы мною. Продолжайте меня спрашивать, если что затруднитъ васъ; отвѣты мнѣ ничего не стоятъ, и я въ точности удовлетворю васъ. 14го числа новаго стиля Гессенскій дворъ былъ уже въ Берлинѣ. Вчера я получила отъ этого числа письмо ландграфини, въ которомъ она увѣдомляетъ меня о своемъ прибытіи въ Потсдамъ. Черезъ два или три дня я пришлю вамъ мой отвѣтъ, который вы отдадите ей по ея прибытіи. Я воспользуюсь этимъ случаемъ чтобъ отрекомендовать васъ какъ я васъ знаю. Впрочемъ, будьте здоровы и вѣрьте моей пріязни.
Царское Село, 18го мая 1773.
Примѣчаніе. Изъ статьи М. Д. Хмырова: Свѣдѣнія о пребываніи въ Россіи княжны Ангальтъ-Цербстской ", стр. 423—424, тома Іго, Осьмнадцатаго вѣка, Москва, 1868 года, видно что эта принцесса и ея дочь (Екатерина II) встрѣчены были и въ Петербургѣ съ пушечною пальбой; а что въ Москвѣ у первой изъ нихъ былъ обѣдъ на 40 персонъ, въ присутствіи императрицы Елисаветы Петровны, съ пальбою при тостахъ.
VI.
правитьHier au soir j’ai eu l’honneur de recevoir la lettre de V. M. I. du 16 de ce mois. La lettre de V. M. pour Mr de Rehbinder lui sera envoyée aussitôt que la Flottille sera à la vue de Ré val. Ne m’en envoyerez-Vous pas une pour Madame la Landgrave, aussitôt qi’Elle se rendrait à Catherinèndahl?
Je suis charmé, Madame, que Vous préveniez en partie mes souhaits, en m’envoyant des ordres sur quelques uns des articles que j’ai eu l’honneur de Vous présenter dans ma dernière du 16 de ce mois. Les quatre Princesses n’auront que свѣтлость tonte pure. Je ne Leur baiserai point les mains et j’ensinuerai aux antres d’imiter mon exemple. Je renvoyerai au Règlement, us et coutumes établis dès longtems, tous ceux qui s’aviseront de me demander mon conseil sur la quantité de poudre qu’ils auront à brûler à Leur intention, comme aussi sur le reste de la cérémonie. Il n’y a que les Têtes noires (Die Schwartze Häupter), qui pourraient un peu embarrasser le Prince de Holstein-Beck. Je le prierai aujourd’hui de faire en sorte que les chevaux soient à leur places respectivés au jour marqué et alors j’envoyerai quelqus un d’ici pour voir si cela est execute. Je lui ai déjà dit qu’il fasse faire dans son Gouvernement des ponts un peu mieux conditionnés que ceux que j’ai trouvés par ci par là sur mon chemin. Ils sont tout neufs, à la vérité; mais ce n’est pas assez pour la sûreté des voyageurs. Il m’a promis d’en avoir soin.
Catheiinendahl n est pas encore du tout logeable; et voilà les Fêtes de la Pentecôte qui viennent aujourd’hui très-mal à propos pour mon impatience. Les ouvriers Allemands ne veulent pas travailler aujourd’hui. Ce sera un miracle si je les engagerai à travailler demain et après-demain. Car ils sont persuadés que, comme bons Luthériens, ils commettront un grand poché, en faisant quelque chose de bon pendant les jours de fêto. Je n’os pas les brusquer de peur de gâter tout. Je me suis déjà adressé hier au Bourgmestre d’ici, et je l’ai engagé à leur par ler amicalement là-dessus. Je ne saurais me flatter que le château pût être rendu logeable avant cinq ou six jours, c. à. d. avant le 25 de ce mois. Et un vent favorable peut m’amener mes Gastes avant ce jour, si elles sont parties de Berlin sur la fin de la semaine passée, comme V. M. le remarquez dans Votre dernière. Je commence à être embarrassé un peu, pour ne pas dire beaucoup. Je suis heureux que ma faèon d'écrire ai l’approbation de V. M. et je tach rai aussi d’exécuter Vos ordres quant à me bien porter.
Pour ce qui est des affaires de mon Beau-Frère, j’aurai l’honneur de dire à V. M. qu’il y en a deux: Tune regarde les pretentions mal fondées de son frère cadet au sujet de la disposition testamentaire du feu le Duc, leur Père; l’autre et la plus considérable, est sa mésintelligence avec la noblesse du pays. A l'égard de la première V. M. avez gracieusement promis d’envoyer Vos ordres à Votre Ministre? en Pologne d’avoir soin que le tribunal qui la jugeroit, ne fit point du tort aux droits du Duc, mais qu’il expédiât le procès promptement. Pour ce qui est de l’autre, vous avez voulu, Madame, instruire vos Ministres tant en Pologne, qu’en Oourlande: le premier d’appuyer au Nom de V. M. les intérêts du Duc à la Diète Générale, contre les plaintes séditieuses de la Noblesse ou plutôt de leur Maréchal Brüggen et de sa clique, justement soupèonnés d’y être engagés par les intrigues do Saxe: et l’autre (Mr Simolin) de déclarer à la Noblesse de Oourlande qu’ils ayent à se soumettre aux intentions de leur Duc en tant qu’elles sont conformes aux Lois et Coutumes du Pays: et de ne prêter aucune attention aux insinuations étrangères qui les engagent seulement à chicaner le Duc à leur propre préjudice.
Par les dernières lettres que j’ai reèues de Courlande, le Duc prie très humblement V. M. d’avoir la grâce d’ordonner à Mr de Simolin de déclarer à la Noblesse que pour couper court toutes les chicanes passées et avenir, ils s’abstiennent d'élire pour Députés pour le Landtag prochain leur cy-devant Maréchal Brüggen et ses adlierans.
J’ai l’honneur d'être, Madame,
le très humble et très obeyssant sujet et serviteur
le Bar. Gzerkasow.
Вчера вечеромъ имѣлъ я честь получить письмо вашего императорскаго величества отъ 16го числа сего мѣсяца. Письмо адресованное вашимъ величествомъ г. Ребиндеру будетъ ему отправлено какъ только эскадра покажется въ виду Ревеля. Не пришлете ли вы мнѣ такіке письмо которое бы я могъ вручить ландграфинѣ1, при пріѣздѣ ея въ Екатериненталь?
Я въ восхищеніи, всемилостивѣйшая государыня, что вы отчасти предупредили мои желанія присылкою приказаній въ отношеніи нѣкоторыхъ пунктовъ, повергнутыхъ на ваше благоусмотрѣніе письмомъ моимъ отъ 16го числа сего мѣсяца. Всѣ четыре принцессы не иначе будутъ титулуемы какъ просто свѣтлость. Я не буду цѣловать у нихъ рукъ и внушу другимъ подражать моему примѣру; я обращу къ уставу, къ обычаямъ и обрядамъ, издавна установленнымъ, всѣхъ тѣхъ кто осмѣлится спрашивать моего мнѣнія о количествѣ пороху которое они должны будутъ сжечъ въ честь ихъ, какъ и о прочемъ, относящемся до церемоніала. Одни только Черноголовые могутъ нѣсколько затруднить принца Голштейнъ-Бекскаго. Я его сегодня попрошу устроить такъ чтобы лошади находились на своихъ мѣстахъ въ назначенный день, и тогда я отправлю отсюда кого-нибудь чтобы посмотрѣть все ли такъ сдѣлано. Я уже сказалъ ему чтобъ онъ въ своей губерніи распорядился устройствомъ мостовъ, которые бы были нѣсколько прочнѣе видѣнныхъ мною кое-гдѣ при проѣздѣ сюда. Правда, что всѣ они новы, но этого недостаточно для безопасности путешественниковъ. Онъ мнѣ обѣщалъ позаботиться о семъ.
Екатеринентальскій дворецъ еще вовсе не приспособленъ къ тому, чтобы въ немъ можно было жить; и вотъ сегодня, очень некстати для моего нетерпѣнія, наступаетъ празднованіе пятидесятницы.2 Мастеровые Нѣмцы не хотятъ работать сегодня. Сочту на чудо если уговорю ихъ поработать завтра и Послѣ завтра, такъ какъ они увѣрены что въ качествѣ ревностныхъ лютеранъ они бы совершило большой грѣхъ, сдѣлавъ что-либо путное въ праздничные дни. Не рѣшаюсь на нихъ прикрикнуть чтобы тѣхъ не испортить все дѣло. Я уже обращался къ здѣшнему бургомистру3 и убѣждалъ его ласково переговоритъ съ ними объ этомъ предметѣ. Не могу ласкать себя надеждою чтобы дворецъ могъ быть готовъ прежде пяти или шести сутокъ, то-есть до 26го числа сего мѣсяца. А между тѣмъ попутный вѣтеръ можетъ привести мнѣ моихъ гостей до этого срока, если они выѣхали изъ Берлина подъ конецъ прошлой недѣли, какъ ваше величество изволите писать въ послѣднемъ вашемъ письмѣ. Я начинаю чувствовать себя нѣсколько, чтобы не сказать весьма, въ затрудненіи. Я счастливъ что моя манера писать удостоивается одобренія вашего величества и постараюсь также исполнить ваши приказанія о томъ чтобы быть здоровымъ.
Что же касается до дѣлъ моего щурина,4 то имѣю честь доложатъ нашему величеству что такихъ дѣлъ два: первое возникло изъ неосновательныхъ претензій его младшаго брата, по поводу завѣщанія покойнаго герцога, ихъ отца; второе, и самое значительное, это его раздоры съ мѣстнымъ дворянствомъ. Относительно перваго, ваше величество изволили милостиво обѣщать приказать вашему посланнику въ Польшѣ постараться чтобы судъ который будетъ разсматривать эту тяжбу, не нанесъ ущерба правамъ герцога и поскорѣе бы ее разрѣшилъ. Касательно втораго дѣла вы намѣревалась, всемилостивѣйшая государыня, поручить вашимъ уполномоченныхъ не только въ Польшѣ, но и въ Курляндіи: первому вступиться, отъ имени вашего величества, за интересы герцога на общемъ сеймѣ противу крамольныхъ жалобъ дворянства, или скорѣе предводителя онаго, Брюггена5, и его партіи, справедливо подозрѣваемыхъ въ томъ что они служатъ орудіемъ саксонской интриги; а второму, то-остъ г. Симолину, внушить курляндскому дворянству чтобъ оно покорилось предположеніямъ герцога, на сколько они согласны съ законами и обычаями страны и не слушалось бы иноземныхъ наущеній, которыя побуждаютъ оное придираться къ герцогу, во вредъ этому себѣ. Въ послѣднихъ письмахъ которыя я получилъ изъ Курляндіи, герцогъ всенижайше проситъ ваше величество милостиво приказать г. Симолину6 объявить дворянству чтобъ оно, дабы разомъ покончить съ этими придирками, — настоящими и будущими, — воздержалось избрать въ депутаты на предстоящій ландтагъ своего бывшаго предводителя Брюггена и его приверженцевъ.
Честь имѣю быть, всемилостивѣйшая государыня, вашего императорскаго величества, всенижайшимъ и всепокорнѣйшимъ подданнымъ и слугою
Подлинникъ этого письма находится въ государственномъ архивѣ, въ кабинетскихъ дѣлахъ и, при провѣркѣ его съ сохранившимся у насъ черновыхъ, оказалось что переписывая его на бѣло, Черкасовъ дѣлалъ перестановки и измѣнилъ нѣкоторыя выраженція.
1 Желаніе Черкасова, выраженное въ этомъ письмѣ отъ 19го мая, имѣть рекомендательное письмо къ ландграфинѣ было предупреждено Екатериной II, такъ какъ она ему отправила оное 21го числа, то-есть до полученія настоящаго донесенія (см. № VIII); а изъ записочки, написанной на французскомъ языкѣ въ среду, 15го мая, и дополнявшей данную Черкасову инструкцію (№№ I и II) видно что уже тогда ему было послано письмо, которое онъ долженъ былъ вручить ландграфинѣ.
2 Изъ Мѣсяцеслова на лѣто по P. X 1773е видно что Пасха была въ этомъ году 31го марта, а Троицынъ и Духовъ дни 19го и 20го мая.
3 Изъ статьи о фамиліи Бенкендорфъ въ т. Ш Росс. Родосл. Книги С.-Петербургъ, 1855, стр. 252я, видно что званіе ревельскаго бургомистра давало дворянское достоинство.
4 Процессъ герцога Петра Бирона съ его братомъ, принцемъ Бардомъ курляндскимъ, подробно объясненъ нами въ примѣчаніи къ стр. 179 Русскаго Вѣстника за мартъ мѣсяцъ сего года; тамъ же сказано что россійскимъ посломъ въ Польшѣ находился тогда дѣйствительный тайный совѣтникъ баронъ (въ послѣдствіи графъ) О. М. Стакельбергъ. Что же касается до неудовольствій герцога съ мѣстнымъ дворянствомъ, то она обстоятельно разказаны на стр. 194й тома II сочиненія Рихтера: Geechickte der Ossteeproviazen.
5 Фонъ-деръ-Брюггенъ, — одна изъ древнѣйшихъ курляндскихъ фамилій. Она однакоже не помѣщена въ Росс. Родосл. Книгѣ.
6 Баронъ Симолини, тайный совѣтникъ, сперва былъ россійскимъ министромъ-резидентомъ въ Митавѣ; потомъ въ Парижѣ, во время революціи. Изъ дѣлъ государственнаго архива видно что въ 1764—1769 годахъ онъ былъ повѣреннымъ въ дѣлахъ на германо-имперскомъ сеймѣ въ Регенсбургѣ.
VII.
правитьCe matin j’ai eu l’honneur de recevoir la lettre de V. M. I du 18 de ce mois.
Dans deux jours le chateau de Catherinendahl sera mis ea état de recevoir les Princesses qui. je crois, ne tarderont pat lonètems, puisqu' elles ont à présent un vent favorable et qua la flottille de V. M. en allant à Lubeck а passé à la hauteur de Réval le matin du 9me de ce mois, à ce oue je Гаі appris d’un Officier, oui est venu ici depuis peu de Kronstadt.
J’exécuterai Vidée de faire loger les Princesses dans les matsons de particuliers bien étoffées, comme le sont celle du Comte de Steinbock, à 48, et celle de Madame de Delwig, à 90 werstes d’ici, et tout près des maisons de Poste. А la manière dont V. M. avez traité les questions et les questionneurs, j’ai peur d’en faire d’avantage, eest pourquoi je ne vous demande pas la permission d’envoyer Mr Bogdanoff au devant pour voir si tous les chevaux sont à leur stations, maie je Гу enverrai avec ordre de m’expédier de chaque station un rapport dn nombre des chevaux qu’il у aura trouvé. Je ne le ferm partir qu’aprèe l’arrivée des Princesses, cpii, je m’imagine, auront besoin de se reposer ici quatre ou cinq jours, pour se remettre des fatigues qu’elles auront essuyées sur mer. De cette faèon j’aurai tout le tempp de recevoir son rapport de Kipen avant que je me mette en route. Je suis persuadé que Mr Bogdanof exécutera cette commission avec promptitude et exactitude; d’ailleurs, l’ai un Officier auprès de vos equipages, dont je me propose de faire le payeur des прогоны.
Ayez la Grace, Madame, d’ordonner au Grand-Maréchal de Votre Cour d’envoyer à notre rencontre quelques légumes pour la table sur les stations entre Czarscoé Sélo et Narva. Même d’ici jusqu'à Narva il n’y a que laitue, asperges, oseille et épinars pour tout potage. Les petits pois, aricots et antres friandises ne viennent qu’après la St. Jean. Après l’arrivée des Princesses ie marquerai à Monsieur le Grand-Maréchal de la Cour les enaroits, où il sera nécessaire d’envoyer des provisions et les jours que j’en aurai besoin.
J’ai l’honneur d'être, avec un très profond respect,
de V. M. L
serviteur et sujet
le B. Czercasow.
Черкасовъ императрицъ.
Содержаніе: Полученіе имъ письма отъ 18го мая.-- Екатериненталь.-- Флотилія.-- Попутный вѣтеръ.-- Дома гр. Стенбока и г-жи Дельвигъ по Нарвской дорогѣ, приготовленные для ландграфини.-- Богдановъ.-- Положеніе станцій.-- Необходимость присылки туда оберъ-гофмаршаломъ провизіи.Нынче утромъ я имѣлъ честь получить письмо в. и. в. отъ 18го его мѣсяца.
Черезъ двое сутокъ Екатеринентальскій дворецъ будетъ готовъ къ принятію принцессъ, которыя, полагаю, не замедлятъ пріѣхать, такъ какъ онѣ пользуются въ настоящее время попутнымъ вѣтромъ; къ тому же, флотилія в. в. на дорогѣ въ Любекъ показалась на высотѣ Ревеля 9го сего мѣсяца утромъ, какъ я это узналъ отъ одного офицера, недавно прибывшаго сюда изъ Кронштадта.
Я приведу въ исполненіе предположеніе помѣстить принцессъ въ частныхъ домахъ прилично меблированныхъ (каковы дома графа Стенбока1 въ 48, и домъ г-жи Дельвигъ,2 въ 90 верстахъ отсюда) и находящихся въ сосѣдствѣ почтовыхъ домовъ. Видя какъ в. в. отнеслись къ вопросамъ и къ вопрошающимъ, я не смѣю дѣлать вамъ новыхъ вопросовъ, и потому не ходатайствую о разрѣшеніи отправить впередъ г. Богданова,3 чтобъ узнать всѣ ли лошади находятся на станціяхъ; я его отправлю съ приказаніемъ присылать мнѣ съ каждой станціи рапортъ съ означеніемъ числа лошадей на ней найденныхъ; я отправлю его только по пріѣздѣ принцессъ, которымъ полагаю необходимо будетъ отдохнуть здѣсь дня четыре или пять, чтобы оправиться отъ утомленія испытаннаго въ морѣ. Такимъ образомъ я буду имѣть время получить его рапортъ изъ Кипени до моего отъѣзда. Я увѣренъ что г. Богдановъ исполнитъ это порученіе въ скоромъ времени и съ точностью; у меня также состоитъ въ распоряженіи офицеръ при вашихъ экипажахъ, который будетъ плательщикомъ прогоновъ.
Сдѣлайте милость, прикажите, всемилостивѣйшая государыня, вашему оберъ-гофмаршалу4 выслать намъ на встрѣчу овощей къ столу на промежуточныя станціи между Царскимъ Селомъ и Нарвой. Даже отсюда до Нарвы можно только найти латукъ, спаржу, щавель и шпинатъ. Мелкій горошекъ, бобы и т. п. лакомства появляются только послѣ Иванова дня. По прибытіи принцессъ, я означу г. оберу гофмаршалу мѣста куда необходимо будетъ выслать провизію и скажу ему о дняхъ когда это потребуется.
Честь имѣю быть, съ глубочайшимъ высокопочитаніемъ,
в. и. в.
всенижайшій и всепокорнѣйшій слуга и подданный,
Бар. Черкасовъ.
Сохранившійся у насъ черновой отпускъ этого письма исправленъ по находящемуся въ государственномъ архивѣ подлиннику.
1 Каменный домъ въ имѣніи Колкѣ графа Стенбока, о которой упоминается и въ письмахъ №№ XIII и XVIII, какъ отстоящемъ отъ Екатериненталя въ 48ми, и въ 2хъ верст. отъ станціи Педрусъ, существуетъ понынѣ. Имѣніе это есть майоратъ и лежитъ близь моря. Тамъ ландграфиня и ея дочери и имѣли первый ночлегъ по отъѣздѣ изъ Ревеля
2 Объ имѣніи Іеве баронессы Ек. Ел. Дельвигъ, рожд. Менгдинъ, упоминается въ тѣхъ же двухъ письмахъ. Она была за бароновъ Карломъ-Лудвигомъ Дельвигомъ, овдовѣла въ 1769 году, и такъ какъ сынъ ея Антонъ, генералъ-майоръ, женатый на Красильниковой, былъ отецъ нашего поэта, бар. Ант. Ант. Дельвига, то эта старушка была бабушка послѣдняго. Бар. Андрей Ивановичъ, товарищъ министра путей сообщеній, приходится ему двоюродныхъ братомъ. Фамилія Дельвигъ, извѣстная съ XIII вѣка въ Германіи, пришла въ остзейскій край въ XV столѣтіи, и въ 1723 году пріобрѣла баронское Шведскаго королевства достоинство (Росс. Род. Кн., томъ III, С.-Петербургъ, 1856 г. стр. 341 и 342.)
3 О Богдановѣ уже была рѣчь въ № II этой корреспонденціи.
4 Оберъ-гофмаршаломъ былъ въ то время князь Николай Михайловичъ Голицынъ.
VIII.
правитьMonsieur le Baron de Czerkassow. Je vous ai écrit il y a deux jours que j’avais reèu une lettre de la Landgrave, dans laquelle elle me mande son arrivée à Potsdam. Je vous envoyé' une copie de cette lettre. J’ai pris l’occasion de cette lettre pour lui en écrire une, comme en réponse, dont je vous envoyé une copie pour votre information, et l’original «que vous lui présenterez à son arrivée. J’ai saisie cette occurence pour lui parler des eentimens et de la confiance que je souhaite qu’elle prenne pour moi. Je lui ai aussi parlé de vous, sur le pied que je désire qu’elle vous considère. J’ai été d’autant plus portée à lui écrire la susdite lettre, que lè même jour que j’ai reèue celle de la Landgrave, il est arrivé ici un courrier d’Asseburg qui а apporté plusieurs dépêches. Je vous envoya pour votre information particulière un extrait des dépêches que j’ai vu; mais il y en а que le Comte Panine n’а pas jugé à-propos de me montrer. Entre autre, Asseburg l’assure dans une lettre particulière que la Landgrave par ses soins à lui, Asseburg, est si bien dressée qu’elle ne suivera aucun autre conseil que celui du Comte Panine et qu’elle l'éèoutera et suivera en tout. D’un autre côté, i’ai reèu le même jour l’extrait ci-joint d’une dépêche du Roi de Prusse au Comte Solms, où dans les lignes par moi soulignées, vous verrez qu’il lui recommande d’instruire la Landgrave. Tout le inonde veut mener cette femme. Or, si les choses iront ainsi, elles iront mal. Je crois avoir plus de droits que les autres. Au nom de Dieu, prétenez la Landgrave de n'écouter que moi, et prévenez-- а très sérieusement que si elle veut avoir de la confiance en moi et que si elle veut que j’en aye en elle, elle aye soin d’exclure tous les concurrents qui voudront la faire agir après leurs passions. Les passions et toute conduite passionnée me déplairait supérieurement je l’avoue, et toute partialité nuirait à la Landgrave dans mon esprit et dans celui de tout le monde. Or, mon désir est au’ello ré.misse les esprits, loin de les diviser. Voilà votre tâche. Faites de votre mieux pour réussir et portez-vous bien. Adieu.
P. S. Je joins ici les Gazettes Anglaises.
Г. баронъ Черкасовъ! Я вамъ писала дня два тому назадъ что получила письмо отъ ландграфини которымъ она меня извѣщаетъ о прибытіи своемъ въ Потсдамъ. Посылаю вамъ копію съ этого письма. Я воспользовалась симъ случаемъ чтобы написать ей письмо, какъ бы въ отвѣтъ, съ котораго прилагаю здѣсь дубликатъ для вашего свѣдѣнія, вмѣстѣ съ подлинникомъ, который вы ей доставите при ея пріѣздѣ. Это обстоятельство дало мнѣ поводъ упомянуть о чувствахъ и довѣріи какія мнѣ желательно видѣть съ ея стороны. Я также сказала ей о васъ, на какой ногѣ желаю чтобъ они васъ считала. Я тѣмъ болѣе была расположена написать помянутое письмо что въ самый день полученія письма ландграфини, прибылъ сюда курьеръ отъ Ассебурга, который привезъ нѣсколько депешъ. Посылаю вамъ, для вашего личнаго свѣдѣнія, извлеченіе изъ депешъ которыя я видѣла; но есть еще и такая которую графъ Панинъ не счелъ удобныхъ мнѣ показать. Въ частномъ письмѣ, Ассебургь между прочимъ увѣряетъ его что ландграфиня, вслѣдствіе его, Ассебурга, стараній, такъ хорошо научена что не будетъ слушать ничьего совѣта, кромѣ совѣтовъ графа Панина, и что она будетъ слушать его и повиноваться ему во всемъ. Съ другой стороны, я получила въ тотъ же день прилагаемую при семъ выписку изъ письма короля Прусскаго къ графу Сольмсу, гдѣ, по подчеркнутымъ мною строкахъ, вы увидите что онъ поручаетъ ему наставлять ландграфиню. Всѣ хотятъ руководитъ этою женщиной!… И если дѣла пойдутъ такъ, то они пойдутъ дурно. Полагаю что имѣю больше правъ чѣмъ другіе. Ради Бога, предупредите ландграфиню чтобъ она слушалась меня одну и предупредите ее очень серіозно что если она хочетъ имѣть ко мнѣ довѣріе и чтобъ я ей довѣряла, то удалила бы всѣхъ конкуррентовъ, которые захотятъ заставить ее дѣйствовать подъ вліяніемъ собственныхъ своихъ страстей (видовъ). Признаюсь что страсти и всякое страстное поведеніе были бы мнѣ жъ высшей степени непріятны, и всякаго рода пристрастіе повредило бы ландграфинѣ въ моемъ умѣ и въ общемъ мнѣніи. Мое желаніе состоитъ въ томъ чтобъ она отнюдь не разъединяла умы, а примиряла бы ихъ. Вотъ ваша задача. Старайтесь всячески достигнуть успѣха и будьте здоровы.
P. S. Прилагаю при семъ англійскія газеты.
J’approche du moment où j’aurai l’honneur de faire ma cour a V. M. I. Je suis arrivée hier et c’est ici ou à Berlin que j’attendrai les ordres qu’elle me fera donner pour me rendre à St.-Pétersbourg. Il n’y a au monde que V. M. I. qui peut m’inspirer la confiance et le courage nécessaire pour le mettre en exécution. Ma démarche vous prouve, Madame, que s’il est question de choisir de vous plaire, de vous obéir, ou de suivre les préjugés $ui rendent le public un juge sévère et redoutable, je ne sais point balancer. J’ai mille grâces très humbles à rendre à V. M. I. pour la réponse gracieuse dont elle а daigné m’honorer. Ce précieux portrait que je tiens de vos bontés, Madame, n’а cessé d'être admiré depuis l’instant que je l’ai reèu. Quel sera mon bonheur de faire ma cour à V. M. I. et de m’occuper à mériter ses inestimables bontés, par les témoignages de mon respectueux dévouement et de ma vénération.
née de Deux-Ponts.
Копія съ письма ландграфини 1 къ Екатеринѣ II.Приближаюсь къ минутѣ когда буду имѣть честь представиться В. И. В--ству. Я пріѣхали вчера и буду ожидать здѣсь или въ Берлинѣ приказаній В. В--ства относительно отъѣзда моего въ С.-Петербургъ. Только В. И. В--ство могли внушить, мнѣ довѣріе имущество, которыя нужны для совершенія этого путешествіи. Мой поступокъ доказываетъ Вамъ, всемилостивѣйшая Государыни, что и не умѣю колебаться когда приходится выбирать между угожденіемъ и повиновеніемъ Вамъ и покорностью предразсудкамъ, на основаніи коихъ публика дѣлается судьей строгимъ и страшнымъ. Я еще должна тысячу разъ всенижайше благодарить В. И. В. за милостивый отвѣтъ, которымъ вы изволили меня удостоить. Всѣ непрестанно любуются драгоцѣннымъ портретомъ, 2 полученіемъ котораго я обязана вашей благосклонности, всемилостивѣйшая Государыня. Какъ велико будетъ мое счастіе находиться лично при В. И. В. и стараться заслужить ваше неоцѣнимое благорасположеніе выраженіями моей почтительнѣйшей преданности и моего къ вамъ благоговѣнія.
рожденная Цвей-Брюккенъ.
Примѣчанія:1 Ландграфиня Генріетта-Христина-Каролина-Луиза Гессенъ-Дармштадтская была дочь Христіана III, пфальцграфа Цвей-Брюккенъ-Биркенфельдъ. Родилась она въ 1721 году; слѣдовательно, въ 17ТЗ году ей было 52 года, какъ она въ томъ сознавалась въ письмѣ своемъ Фридриху Великому, отъ 9го апрѣля того же года. Преданіе гласитъ будто во владѣніяхъ ихъ предка дѣйствительно было только два моста, отъ коихъ его династія и получила свое названіе. Съ начала XIX столѣтія она царствуетъ въ королевствѣ Баварскомъ. (См. Мѣсяцесловъ на лѣто 1778, Historisch-genealogisches Handbuch des Hohen Regenten Hauses Hessen, стр. 154, и введеніе къ этой корреспонденціи.) Ландграфиня была женщина умная, дѣятельная, предпріимчивая, честолюбивая. Писала она легко и скоро; и обращаясь къ Екатеринѣ II, очень естественно испытывала нѣкоторое волненіе, вѣроятно еще была утомлена дорогой и, быть-можетъ, торопилась. Все это объясняетъ нѣкоторое отсутствіе связи въ словахъ le mettre en exécution, коимъ не предпослано никакое соотвѣтствующее имъ существительное муѣескаго рода, такъ что тутъ по смыслу предшествующей фразы остается предполагать projet или voyage.
2 Портретъ Екатерины II о которомъ здѣсь идетъ рѣчь вѣроятно бывъ миніатюрные, и такъ какъ о немъ помину нѣтъ въ инструкціи которою снабженъ былъ генералъ-майоръ Ребиндеръ, то остается полагать что ландграфиня получила его или предъ самымъ отъѣздомъ своимъ изъ Дармштадта, либо тотчасъ по прибытіи въ Потсдамъ, чрезъ посредство нашей миссіи въ Берлинѣ.
J’ai été extrêmement sensible à tout ce que V. А. avez bien voulu me dire d’obligeant dans sa lettre, datée de Potsdam, du 14 May, par laquelle elle m’annonce son heureuse arrivée dans cette ville. Mes yeux sont tournés vers la mer. Je prie Dieu qu’il bénisse votre trajet et que ce trajet ne nuise point à Votre santé et à celle des Princesses vos filles. Rien assurément ne saurait m'être et plus flatteur et plus agréable que la confiance que vous me témoignez, Madame, dès à présent. Je prie V. А. d'être persuadée qu’elle trouvera le vif aésir de entàver cette même confiance, de l’augmenter et de lui marquer en toute occasion les dispositions où je me trouve de lui donner des preuves de mon estime et de mon amitié. Mon Chambellan le Baron Czerkassow, qui aura l’honneur de vous remettre cette lettre, Madame, а ordre de ma part de Ten assurer. Je voue prie d’ajouter entièrement foi à ce qu’il vous dira; je Г ai choisi entre bien d’autres aspirants, comme un homme sûr, qui m’est connu depuis longtemps, par son attachement pour ma personne et par son sens droit et son esprit dégagé de préjugés.
Il ne fera que répéter à V. А. les sentiments que j’ai tant d’envie de lm montrer et avec lesquels je suis, etc.
Ce 21 May.
Я была очень тронута всѣмъ тѣмъ что ваша свѣтлость изволила внѣ сказать любезнаго въ письмѣ своемъ изъ Потсдама, отъ 14го мая, извѣстившемъ меня объ Вашемъ благополучномъ прибытіи въ этотъ городъ. Мои взоры обращены ни, море. Молю Бога чтобъ Онъ благословилъ вашу поѣздку и чтобъ она не повредила ни вашему здоровью, ни здоровью принцессъ, вашихъ дочерей. Ничего, конечно, во можетъ быть для меня болѣе лестнымъ и болѣе пріятнымъ, какъ довѣріе которое вы, государыня, мнѣ уже теперь доказываете. Прошу вашу свѣтлость быть увѣренною что найдете во мнѣ живѣйшее желаніе поддерживать это довѣріе, усиливать оное и при всякомъ случаѣ убѣждать васъ въ готовности моей доказывать ей мое уваженіе и дружбу. Моему камергеру барону Черкасову, который будетъ имѣть честь вручить вамъ, государыня, это письмо, приказала я васъ въ этомъ увѣрить. Прошу васъ вполнѣ довѣрять его словамъ. Я его выбрала изъ числа весьма многихъ домогавшихся этой чести (встрѣтить ландграфиню) какъ человѣка вѣрнаго, давно мнѣ извѣстнаго своею приверженностью къ моей особѣ, равно какъ и своею разсудительностью и умомъ, свободнымъ отъ предразсудковъ.
Онъ повторитъ вашей свѣтлости тѣ чувства въ которыхъ мнѣ такъ желательно ее убѣдить и съ которыми остаюсь, и пр.
21го мая.
По установившемуся издавна этикету, въ перепискѣ (всегда собственноручной) коронованныхъ особъ, онѣ взаимно именуютъ себя братьями и сестрами; владѣтелей же второстепенныхъ государствъ императоры и короли называютъ двоюродными братьями. Такъ и Екатерина II называетъ ландграфиню Гессенскую кузиной. При особенно хорошихъ отношеніяхъ, личномъ родствѣ или сосѣдствѣ, прибавляются и иныя выраженія. Такъ, въ Импер. Публ. Библіотекѣ находится письмо къ Екатеринѣ II королевы Шведской, которая подписалась de V. М. I. soeur et coutine, amie et voiaine.»
Toutes les Priucesses de Hesse-Darmstadt, mère et filles, partent avec une joie décidée, quoique Madame la Landgrave soit quelquefois incertaine dans ses espérances à l'égard du succès. Le désir d’admirer de près une Souveraine, qui met toute l’Europe à ses pieds et de voir un Empire, qui sous l’heureuse conduite de son vaste Génie, s’approche à pas de géant de la perfection, du bonheur et de la gloire, n’est interrompu que par la crainte, souvent infructueusement combattue, que les yeux de l’Impératrice ne démêlent bien des imperfections en elles, dont on ne peut s’empêcher de s’avouer secrètement, et qu’on estime assez relevantes pour en prendre occasion de outer de ce qu’on souhaite le plus. Quelqu' illusions que se fassent de jeunes Princesses, élevées dans un cercle de personnes, gagnées pour les flatter où elles sont les premières sans concurrence de beauté et-de mérites, celles de Darmstadt ont trop entendu parler des éminentes qualités de l’Impératrice et des perfections de son Auguste fils, pour penser avec assurance au rôle difficile qu’elles auront à jouer. L’amour propre ne tient pas contre l'évidence des réflexions de cette force. Aussi, dois-je leur rendre la justice de remarquer, qu'à mesure qu’elles ont vô approcher le terme du départ, le cœur leur а souvent failli à l’aspect du débat redoutable auquel il les conduit Mesdames les Princesses, je n’en excepte aucune, sont nées et élevées dans la présomption que la haute naissance donne. Une sœur mariée à l’Héritor présomptif de la Monarchie Prussienne; cette sœur, que les applaudissements d’un Roi, plus éclairé que la plupait des hommes, distingue de la manière la plus flatteuse, n’а pas laissé de nourrir ce penchant à la présomption, et de faire négliger bien des choses, qui sont cependant essentiellement requises de la paît des aspirantes aux premières places du monde. La tendresse d’une mère, pas trop attentive, ou pas assez sévère à contredire aux premières habitudes; la froide indifférence d’un Père, peu occupé de Féducation des ses enfants, et tout aussi inhabile à la soigner; l’ignorante pédanterie des gouvernantes; et, je le répète, le defàut de toute émulation parmi des personnes moins ou également bien élevées, ont achevées à établir l’opinion que la veitu brillait par elle-même, sans aucune décoration extérieure; que les grâces, la politesse, l’acquis, le ton et l’usage du monde étaient des qualités indifférentes, ou aisées à acquérir et qu’il suffisait d’etre Iden né et de poiter un corps et une âme droite, pour bien figurer dans toutes les situations auxquelles on pourrait être appelé. Voilà ce qui fait depuis longtemps Fobjet de mes pensées, et ce qui était uue des premières raisons pourquoi je n’ai pas osé proposer Madame la Princesse Amélie à la concurrence, la voyant s’en éloigner par un délaissement d’elle-même, qui lui était plus particulier qu'à Mesdames ses sœurs et qui est si peu ordinaire aux personnes de son sexe et de son âge.
Dès l’année 1768 que j’efis l’honneur de la voir pour la première fois, cette Princesse annonèait si peu de proportions, si peu d'élégance et de noblesse dans sa figure, qu’en la comparant à la Princesse Wilhelmine sa sœur, qui alors en réunissait beaucoup en elle, je crus ne pouvoir rien me permettre en sa faveur. De plus, cette Princesse souffrait alors, depuis longtemps^ et encore à present, d’un mal’aux yeux, qui semblait vouloir la défigurer, et dont il était douteux, vu la longue durée de cette incommodité, si elle serait jamais guérie. Sa crue excessive, qui a continué jusqu’ici, m’en imposait encore; plus haute de taille qu’aucune autre femme de son âge, je la voyais grandir encore et le dirai-je, son air, sa marche, son port, sa danse, son maintien en général, tout me décourageait pour elle; tout étant défectueux à mes yeux, et aux yeux de tout le monde, qui voulait seulement les ouvrir sur cette Princesse. Personne ne contestera la préférence marquée que la Princesse Wilhelmine se donnait pendant longtems sur son aînée.
Votre Exc. se rappellera de quelle faèon j’ai parlé de celle-ci dans les premières années de ma commission. C'était un enfant plein d’agréments, se distinguant en tout de ses soeurs; enfin, c'était elle, je ne me défends pas de cette préférence, qui fixait toute mon attention et qui encore aujourd’hui est plus régulièrement iolie de visage qu’aucune Princesse de sa maison. Le débat de rage lui а été défavorable; ses traits se sont grossis; ses yeux, sa bouche ont pris des mouvements et une construction différente; son teint bruni et brouillé; ses mains n’ont pas embellies; le brillant de la première jeunesse s’est perdu rapidement de son visage; le port, la démarche et jusqu’au son de sa voix, tout a plus ou moins change, et pas moins que cela, la gayeté de son humeur s fait place à un air réservé, sec dans la conversation, quelquefois même sombre, froid et inattentieux, comme tout le monde qui a observé la Princesse peut la vérifier. En marchant ainsi au déclin de ses charmes, son aînée a commencé tout d’un coup à lui disputer le pas, par un développement plus gracieux et moins prévu. Sa figure, je l’ai observé déjà, a aujourd’hui plus d’admirateurs que celle de la Princesse Wilhelmine. Elle a de la douceur dans la physionomie, de l'éclat par intervalle, un cœur sans vices et sans aucune passion tumultueuse, mais beaucoup d’indolence(quelquefois un peu de caprice, de l’embarras et de la contrainte dans tout ce qu’elle fait; peu ou point de grâces et pas plus de soin de s’en donner. Comparons maintenant les deux sœurs, non comme elles sont aujourd’hui par une révolution imprévue de la nature, mais comme elles étaient il n’y a pas longtemps, et У. E. sera mon juge et mon défenseur, si l’on me reprochera peutrêtre d’avoir préféré la cadette à l’ainée. Ma conscience, à laquelle j’ai fidèlement rapporté toutes mes actions, me dit encore que je devais agir comme je l’ai fait. Si les yeux, m’ont trompés, s’ils ont été trop faibles pour pénétrer dans un avenir caché, et si l'événement prouve contre mon opinion, je suis dans le cas de bien des hommes, qui s'égarent avec la meilleure intention et qui sont contredits par oes changements indépendants de leur pénétration et de leur attente. C’est là ce que j’avais à exposer pour ma justification. Je ne sais laquelle^ des sœurs aura le plus de suffrages; mais quand ce serait l’ainée, ne me condamnez point pour en avoir autrement auguré. J’ai eu des raisons solides pour mieux juger du développement de la cadette. Vous lui trouverez les restes de ces avantages, qui m’ont entretenues dans une fausse espérance pour elle et dans ces mêmes restes V. E. trouvera l’apologie de mes rapports anterieurs.
Je bénis plus que jamais le Ciel d’avoir inspiré à l’Impératrice l’heureuse resolution de fixer par elle-même le choix de la Princesse à marier à Monseigneur le Grand Duc. En peu de tems tout doute sur la moralité et sur la beauté des Princesses disparaîtra aux yeux perèants de notre grande Souveraine et sa décision sera celle du bonheur et de Ta tranquillité de son Empire. Il ne m’appartient pas de pressentir sa volonté, que je dois attendre en respect et en silence. Mais comme V. E. m’а ordonné de suivre la moralité de nos Princesses, pour autant que je sais avec elles, je reviens encore à des observas dons, que j ai déjà souvent fait et qui se marqueront comme les précédentes, par le peu d’opinion que j’ai de mes lumières. Je ne dépeindrai pas les dehors de ces dames, cette répétition au moment de leur arrivée dans notre Cour, serait hors de place. Je dirai seulement qu’elles nont pas embellies.
La Princesse Amélie montre constamment, et, par préférence poor ses sœurs, nue parfaite égalité dans la pratique des sentimens nobles et vertueux, qui lui sont propres; une ambition tranquille, de la douceur, de la bienfaisance, de la générosité même; beaucoup de bon sens; un jugement capable d’entrevoir les préjugés que l'éducation lui а fait contracter; de l'éloignement pour tout vice; de l’attachement pour la vérité, qui est le caractère distinctif de sa famille; le don de savoir s’amuser seule; quelque goût pour la lecture, une âme pure et un corps sain. Ces qualités estimables s’obscurcissent en partie par une grande timidité et une indifférence, souvent outrée, pour tout te qui s’appelle décoration extérieure, ou pour le dire en un mot, par une inattention et des oublis de sa personne, qui paraissent invincibles à Darmstadt, mais que le grand monde pourra corriger. Le Prince Héréditaire de Bade s’est pris d’inclination pour cette Princesse et les parents témoignent n’у être point contraires; Elle trouvera dans ce projet, tout informe qu’il soit encore, un sort convenable à sa naissance, quand une union plus brillante n’en empêche pas l’effet. Elle est faite, je le redis avec confiance, pour se faire aimer et estimer. Les qualités d’agréments, la conversation aisée et intéressante, celles de l’esprit et les manières lui restent encore à acquérir.
Madame la Princesse Wilhelmine sa sœur, embarasse toujours encore la spéculation occupée à démêler les véritables plis de son âme, par cet air composé et directeur, qui ne la quitte que rarement. Je l’ai souvent attribué à la monotonie aune Gour singulièrement uniforme, et je suis encore d’avis, que la Princesse aura ailleurs une autre humeur, quoique je ne voodrais pas répondre que l’ennui de Darmotadt fut l’unique ou le premier ressort qui détermine sa conduite à ce qui est si peu ordinaire à la jeunesse. Le plaisir, la danse, la parure, la société des personnes de son âge, les jeux, tout enfin et qui а coutume de reveiller la vivacité, des passions, ne la communique point jusqu' à elle. Au milieu de tous ces amuI tenante la Princesse garde sa réserve et s’у prête de faèon à l frire entrevoir qu’elle у porte pins de complaisance que de gôut. Est-ce insensibilité? Est ce la crainte de parâitre enfant qui la gouverne? Je ne sais que dire; et je conviens ingénuement que le fond de ce caractère est encore couvert d’un voile pour moi. Personne ne se plaint d’elle; on la traite avec a même confiance que les Princesses ses sœurs: Madame la Landgrave la distingue; ses instituteurs louent la capacité de eon esprit et la facilité de son humeur; Elle ne marque point de caprices, sa conduite quoique froide est égale pour tout le monde et aucune de ses actions n’а dérogé encore à mon opinion, que son cœur ne soit pur, réfléchi et vertueux, mais que l’ambition l’а assujéti. Depuis qu’il lui а été parlé du voyage à Petershourg elle se prête davantage à la conversation dont l’envie de b’instiuire est l’of jet. Il ny а pas de doute qu’elle ne s’entretienne avec plus d’mtérèt que Mesdames ses soeurs du motif de ce voyage, et cependant aucune lueur de jalousie ne se fait appercevoir entre elles. J’attribue à la Princesse Wilhelmine ce que j’ai dit de son aim’e. Des objets plus animée; un autre monde; d’autres amusements; des devoirs pins importants; des idées plus variées étendront plus son âme, qui s’est en quelque faèon engourdie par la trop grande uniformité des tâches dont elle s’ert ocuppée jpsqu* ici. Dans la Coor où elle а été élevée un jour ressemble à l’autre: les conversations et même les divertissemens у ont une teinte de langueur et de sécheresse; il est possille et vraissemblable que ces ractères se soyent transmis à son humeur, et que l’exemple de son ainée l’a disposée à l’imitation depuis qu’elle s’est approchée d’elle par l'âge et la raison. Les enfans aiment à se copier; les cadets veullent ressembler aux aînés, et dans la famille de Hesse-Darmstadt cet esprit de corps, si je puis m’exprimer ainsi, a plus d’influence que dans une autre. Mais n’y aurait-il que la simplicité de la Cour, et l’exemple, qui ont dérogé à la vivacité et à l’enjouement que cette Princesse marquait autrefois?[220] M’y a-t-il pas des passions cachées, qui maîtrisent son esprit? Mille et mille fois je me suis fait cette question et toujours en m’avouant que ma vue ne s'étendait pas jusque là. Terminons, autant que je connais la Princesse Wilhelmine, elle а le cœur haut, nerveux, froid, peut-être un peuléger dans ses décisions; mais plus sûrement, ouvert docile à la force d’nn raisonnement solide, et des attraits d’une ambition raisonnable. Ses mœurs et ses manières ont acquis une certaine nonchalance, mais elles deviendront plus douces, plue agréables et plus caressantes lorsqu’elle vivra avec des personnes qui attacheront plus particulièrement sont cœur. J’en espère autant de la tournure de son esprit, qui, d’inactif, d’attaché à un petit nombre d’idées locales, d’inatentieux, plutôt par habitude, que par une disposition naturelle, de sérieux et de smjet à quelque prévention, prendra dans d’autres lieux et avec d’autres obligations, plus d'étendue, d’agrément, de justesse et de solidité. La Princesse Wilhelmine voudra plaire et le voudra avec moins de molesse que Madame sa sœur âinée, mais peut-être avec moine de succès que la Princesse Louise sa soeur cadette. Celle-ci а de toute la jeune famille de Darmstadt le pins de grâce et de noblesse dans les manières et dans le caractère, comme elle а aussi le plus de ressource dans l’esprit. Ces avantages sont contrebalances par le défaut de la santé et de la beauté, et par beaucoup d’inégalité et de raideur dans l’humber. On dirait à voir l’opiniâtreté de ses maux qu’elle dût languir; si elle ne grandissait pas au milieu de ses infirmités. Les médecins les attribuent à un effet impétueux de la nature, oui veut se régler, et ils traitent conséquemment à cette opinion, la Princesse comme une malade aisée à guérir. Je ne puis en juger, mais je crois qu’elle est dans le cas d’etre bien approfondie, tant au sujet de sa santé qu'à l'égard de son esput, qui а peu de peintures, mais qui après des bourasques de vivacité et d’humeur, а aussi des retours agréables. J’ajoute que vu sa déclaration à la religion, pour laquelle elle pense différement à Mesdames ses sœurs, je ne saurais mettre ses droits en égalité avec ceux de ses aînées. Au reste, ces trois Princeses tiennent des impressions d’une éducation un peu ordmaire. Une physionomie ineonnue intimide: la gêne révolte même dans la parure; l’habitude efface le plaisir du nouveau et émousse la curiosité de s’instruire; on juge et on se détermine souvent légèrement; l’application sérieuse et suivie répugne. On a quelques préjuges, peu d’idées et par conséquent aussi peu de conversation. Mais tout cela changera quand la société des gens pins instruits, plus animés et plus formés au ton du monde, éveillera l’envie de leur ressembler. Toutefois je reviens à mes craintes, que ce mélange de bon et de mauvais n’embarasse beaucoup dans le choix entre les trois concurrentes, qui viennent se présenter. Les Princesses de HesseDarmstadt n’ont pour se recommander que de la Vertu, des dispositions à la reconnaissance et à l’attachement Mais cela suffit-il?
N. B. Le choix ne m’embarasee pas et dès cette heure je croie que la seconde emportera la pomme. Czercassow, voulez vous parier? (Annotatioon de l’Impératrice.)
Всѣ принцессы Дармштадтскія, мать и дочери, отправляются въ путь вполнѣ радостно, хотя ландграфиня порой колеблется въ надеждахъ своихъ относительно успѣха. Желаніе любоваться вблизи государыней которая повергаетъ всю Европу къ стопахъ своимъ, и увидѣть Имперію которая подъ счастливыхъ руководствомъ ея мирнаго генія исполинскими шагами приближается къ совершенству, благополучію и славѣ, прерывается только боязнію, часто напрасно побораемою, какъ бы взоры императрицы не открыли въ нихъ (принцессахъ) множество недостатковъ, отъ сознанія которыхъ онѣ не могутъ въ тайнѣ воздержаться и которые считаютъ довольно замѣтными чтобы, вслѣдствіе ихъ, усомниться въ томъ чего наиболѣе желаютъ. Какъ бы ни были обманчивы понятія которыя принцессы имѣютъ о себѣ самихъ, бывъ воспитаны въ кругу лицъ заинтересованныхъ въ томъ чтобъ имъ льстить и гдѣ онѣ первенствуютъ безъ соперничества въ красотѣ и достоинствахъ; но принцессы Дармштадтскія слишкомъ много наслышались о высокихъ свойствахъ императрицы и о совершенствахъ ея августѣйшаго сына, чтобы помышлять съ увѣренностью о трудной роли которую имъ предстоитъ разыграть. Самолюбію не устоять противъ очевидности столь сильныхъ аргументовъ. Поэтому я долженъ воздать имъ справедливость, замѣтивъ, что по мѣрѣ приближенія срока ихъ отъѣзда, онѣ часто робѣли при мысли о той опасной борьбѣ къ которой поведетъ ихъ поѣздка. Государыни-принцессы, всѣ безъ исключенія, родились и воспитаны въ той самоувѣренности которую даетъ высокое происхожденіе. Замужество одной изъ ихъ сестеръ съ наслѣдникомъ Прусской монархіи, равно какъ и восторженное вниманіе и тѣ лестныя отличія предметомъ которыхъ она сдѣлалась со стороны короля, просвѣщеннѣйшаго изъ людей, — не могли не поддержать эту наклонность къ самоувѣренности и содѣйствовали упущенію изъ виду множества предметовъ которые однакожь существенно-необходимы для желающихъ занять первыя мѣста въ свѣтѣ. Нѣжноcть матери, не слишкомъ внимательной или не довольно строгой въ противодѣйствіи первоначальнымъ привычкамъ; холодное равнодушіе отца, мало занимающагося воспитаніемъ своихъ дѣтей и столь же неспособнаго направлять оное; невѣжественный педантизмъ гувернантокъ; и, повторяю, отсутствіе всякаго соревнованія окончательно утвердили мнѣніе что добродѣтель блистаетъ сама по себѣ безъ всякаго наружнаго украшенія, что грація, учтивость, познанія, тонъ и умѣнье жить въ свѣтѣ — суть качества безъ коихъ можно обойтись или которыя легко пріобрѣсти, и что достаточно быть высокаго рода, имѣть сердце и сложеніе безукоризненной прямизны чтобы выйти съ честью изо всякаго положенія, въ какое бы ни4былъ призванъ. Вотъ что издавна меня озабочиваетъ и что было одною изъ главныхъ причинъ почему я не осмѣлился предложить въ соискательницы принцессу Амалію, вида что она отъ сего удаляется отсутствіемъ заботливости о себѣ, которое ей сдѣлалось болѣе свойственнымъ, чѣмъ принцессамъ ея сестрахъ, и которое такъ рѣдко встрѣчается между особами ея пола и возраста.
Въ 1768 году, когда я въ первый разъ имѣлъ честь видѣть эту принцессу, она обѣщала такъ надо относительно правильнаго сложенія, изящества и благородства наружности что сравнивая ее съ ея сестрой принцессой Вильгельминой, которая тогда уже соединяла жъ себѣ многія изъ этихъ достоинствъ, я не считалъ себя въ правѣ что-либо сказать въ ея пользу. Къ тому же, эта принцесса давно страдала тогда и еще теперь страдаетъ главами, что, казалось, должно было современенъ ее обезобразить, и дѣлало сомнительнымъ, при продолжительности этого недуга, вылѣчатъ ли его когда-нибудь. Необыкновенно-быстрый ея ростъ, продолжающійся понынѣ, меня также пугалъ. Она уже была выше всякой женщины своихъ лѣтъ и еще продолжаетъ расти. И сказать ли? ея видъ, ея походка, манера держать себя и танцовать, вся ея наружность, — все это меня приводило за нее въ отчаяніе; все было въ ней неудовлетворительно жъ глазахъ моихъ и въ глазахъ всѣхъ кто только хотѣлъ открыть вхь при видѣ этой принцессы. Никто не оспоритъ тѣхъ замѣтныхъ преимуществъ которыя принцесса Вильгельмина долго представляла сравнительно съ своею старшею сестрой.
Ваше сіятельство вспомните въ какомъ смыслѣ я выражался о сей послѣдней въ первые годы моей миссіи. Это было, вполнѣ прелестное дитя, совершенно отличавшееся отъ своихъ сестеръ; наконецъ, она-то, — и я не отрицаю этого предпочтенія, — останавливала на себѣ все мое вниманіе, и еще теперь она имѣетъ лицо болѣе привольно и красоты чѣмъ другія принцессы ея дома. Но развитіе не было ей благопріятно; ея черты погрубѣли; ея глаза и ротъ развилось иначе чѣмъ обѣщали; ея цвѣтъ лица сдѣлался смуглымъ и неровнымъ; руки не похорошѣли; свѣжесть первой молодости скоро пропала въ лицѣ; манера держать себя,4 походка и даже голосъ болѣе или менѣе измѣнились и, на-ряду съ этимъ, веселость ея нрава смѣнилась въ разговорѣ чѣмъ-то осторожнымъ и сухимъ, даже иногда мрачнымъ, холоднымъ и невнимательнымъ. Все это можетъ подтвердить всякій кто наблюдалъ за принцессой. Въ то время какъ она утрачивала такимъ образомъ свои прелести, ея старшая сестра вдругъ стала брать надъ нею верхъ своимъ развитіемъ, болѣе граціознымъ и менѣе предвидѣннымъ. Ея наружность, какъ я это уже замѣтилъ, имѣетъ теперь болѣе поклонниковъ, чѣмъ наружность принцессы Вильгельмины. У нея есть кротость и порой оживленіе въ физіономіи, сердце безпорочное и не обуреваемое никакою страстью; но много безпечности, иной разъ кой-какой капризъ, неловкость и принужденіе во воемъ что бы она ни дѣлала; у ней мало или даже совсѣмъ нѣтъ граціи и никакой заботы пріобрѣсти ее. Сравнимъ теперь обѣихъ сестеръ, не такими каковы онѣ теперь, вслѣдствіе неожиданной игры природы, но какими онѣ были еще недавно, и В. С. будете моимъ судьей и защитникомъ, если мнѣ поставятъ въ вину что я предпочелъ младшую старшей. Моя совѣсть, съ которою я сообразовалъ всѣ свои дѣйствія, твердитъ мнѣ иго я долженъ былъ поступить такъ какъ я поступилъ. Если меня обманули глаза, если они не разгадали сокровеннаго будущаго, и если выборъ не совпадетъ съ моимъ мнѣніемъ, то я окажусь въ положеніи многихъ людей, ошибающихся несмотря на наилучшее намѣреніе и которые бываютъ обмануты перемѣнами не зависящими ни отъ охъ проницательности и ни отъ какихъ ожиданій. Вотъ что я долженъ былъ изложить въ оправданіе себя. Не знаю которая принцесса будетъ предпочтена; но если это будетъ старшая, то не осуждайте меня за то что я предугадывалъ другое, я имѣлъ основательныя причины благопріятнѣе судить о развитіи младшей. Вы въ ней найдете остатки тѣхъ преимуществъ которыя поддерживали меня въ ошибочныхъ надеждахъ относительно ея, и въ этихъ самыхъ остаткахъ В. С. найдете оправданіе предшествующихъ моихъ донесеній.
Болѣе чѣмъ когда-либо благодарю небо, внушившее императрицѣ счастливую рѣшимость самой избрать принцессу въ супруги государю великому князю. Вскорѣ исчезнетъ предъ проницательнымъ взоромъ нашей великой монархини всякое сомнѣніе насчетъ нравственности и красоты принцессъ, и избраніемъ своимъ она рѣшитъ счастіе и спокойствіе своей имперіи. Мнѣ не дано предугадывать ея волю, которую я долженъ ожидать почтительно и безмолвно. Но такъ какъ В. С. приказывали мнѣ слѣдить за нравственностью нашихъ принцессъ, насколько я могу о ней судить когда бываю съ ними, то возвращаюсь къ замѣчаніямъ которыя я узко часто дѣлалъ и на которыхъ отзовется, какъ и на предшествовавшихъ, то невысокое мнѣніе которое я имѣю о своемъ знаніи. Не стану описывать наружность стихъ дамъ; это повтореніе, предъ самымъ ихъ пріѣздомъ къ нашему двору, было бы неумѣстно. Сказку только что онѣ не похорошѣли.
Принцесса Амалія постоянно отличалась, и преимущественно предъ своими сестрами, совершенною ровностью, въ свойственныхъ благородныхъ и добродѣтельныхъ чувствахъ; ея честолюбіе спокойно, въ ней есть кротость, желаніе благотворить, даже великодушіе; много здраваго смысла; вѣрный взглядъ, способный отрѣшить ее отъ предразсудковъ какіе навязало ей ея воспитаніе; отвращеніе это всякаго порока, привязанность къ правдѣ, которая составляетъ впрочемъ отличительную черту ея семейства; она обладаетъ даромъ умѣть развлекаться въ одиночествѣ, имѣетъ нѣкоторую наклонность къ чтенію; душа у нея чиста и тѣло здоровое. Эти почтенныя качества отчасти затемняются большою застѣнчивостью и равнодушіемъ, часто преувеличеннымъ ко всему что называется наружною обстановкой; однимъ словомъ — невниманіемъ и нерадѣніемъ къ своей особѣ, которыя кажутся непреодолимыми въ Дармштадтѣ, но которыя большой свѣтъ можетъ исправить. Наслѣдный принцъ Баденскій возымѣлъ склонность къ принцессѣ, и его родители сему не противятся. Этотъ проектъ, покамѣстъ еще не серіозный, можетъ доставить ей участь соотвѣтствующую ея сану, если союзъ болѣе блестящій сему не воспрепятствуетъ. Повторяю, съ полною этому вѣрой, — принцесса Амалія создана для того чтобы быть любимой и уважаемой. Ей только остается пріобрѣсти нѣкоторыя свѣтскія качества, развязность и разнообразіе въ разговорѣ, блескъ ума и изящество въ манерахъ.
Принцесса Вильгельмина, ея сестра, до сихъ поръ еще затрудняетъ каждаго кто бы захотѣлъ разобрать истинные изгибы ея души, тѣмъ заученымъ и повелительнымъ выраженіемъ лица которое рѣдко ее покидаетъ. Я часто приписывалъ это монотоности двора, необыкновенно однообразнаго, и я еще остаюсь при томъ мнѣніи что принцесса будетъ веселѣе въ иной мѣстности, хотя не могу ручаться чтобы скука отъ пребыванія въ Дармштадтѣ была единственнымъ и первымъ побужденіемъ къ тому что есть въ ея поведѣніи несвойственнаго молодости. Удовольствія, танцы, наряды, общество подругъ, игры, наконецъ все что обыкновенно возбуждаетъ живость страстей, не достигаетъ до нея. вреди всѣхъ этихъ удовольствій, принцесса остается сосредоточенною въ себѣ самой, и когда принимаетъ въ вахъ участіе, то даетъ понять что дѣлаетъ это болѣе изъ угожденія, чѣмъ по вкусу. Есть ли это нечувствительность? или руководитъ ею въ этомъ случаѣ боязнь показаться ребенкомъ? Не знаю что сказать, и простодушно признаюсь что основныя черты этого характера для женя еще покрыты завѣсой. Никто на нее не жалуется: ей оказываютъ такое же довѣріе какъ принцессамъ ея сестрамъ; ландграфиня отличаетъ ее; наставники выхваляютъ способности ея ума и обходительность нрава; она не выказываетъ капризовъ; она хотя холодна, но ровна со всѣми, и ни одинъ изъ ея поступковъ еще не опровергнулъ моего мнѣнія что сердце ея чисто, сдержано и добродѣтельно, но что его поработило честолюбіе. Съ тѣхъ поръ какъ ей толкуютъ о путешествіи въ С.-Петербургъ, она охотнѣе принимаетъ участіе въ разговорахъ, и видимо съ желаніемъ обогатить себя познаніями. Безъ сомнѣнія, она болѣе чѣмъ ея сестры интересуется цѣлью этого путешествія; однакожь, между ними за замѣтно и тѣни ревности. Приписываю принцессѣ Вильгельминѣ что оказалъ о старшей ея сестрѣ. Болѣе оживленные предметы, иная среда, иного рада развлеченія, болѣе важныя обязанности, мысли болѣе разнообразныя дадутъ больше простора ея душѣ, которая нѣкоторымъ образомъ заснула отъ излишняго однообразія теперешнихъ ея занятій. При дворѣ гдѣ она воспитана, одинъ день походитъ на другой; разговоры и даже увеселенія имѣютъ оттѣнокъ томленія и сухости; возможно и правдоподобно что эти впечатлѣнія имѣли вліяніе ни нравственное ея расположеніе, и что ей вздумалось подражать примѣру своей сестры, съ тѣхъ поръ какъ она догналъ ее лѣтами и развитіемъ ума. Дѣти любятъ перенимать другъ у друга; младшія хотятъ породить на старшихъ, и въ Гессенъ-Дармштадтской фамиліи этотъ семейный духъ, если могу такъ выразиться, имѣетъ болѣе вліянія чѣмъ во всякой другой. Но, простота двора и примѣръ одни ли только подавили живость и веселость которыя прежде выказывала принцесса?[221]
Нѣтъ ли сокровенныхъ страстей которыя овладѣли ея разсудкомъ?… Тысячу разъ ставилъ я себѣ этотъ вопросъ, и всегда сознавался что онѣ не досягаемы для моего глаза. Оканчиваю: насколько я знаю принцессу Вильгельмину, сердце у нея гордое, нервическое, холодное, быть-можетъ нѣсколько легкомысленное въ своихъ рѣшеніяхъ, но что еще вѣрнѣе, — открытое и послушное силѣ вѣрнаго сужденія и привлекательности благоразумнаго честолюбія. Ея нравъ и манеры пріобрѣли нѣкоторую небрежность; но они смягчатся, сдѣлаются пріятнѣе и ласковѣе, когда она будетъ жить съ особами которыя особенно привлекутъ къ себѣ ея сердце. Ожидаю того же отъ направленія ея ума, нынѣ недѣятельнаго и привязаннаго къ небольшому числу мѣстнымъ идей и невнимательнаго болѣе по привычкѣ, чѣмъ по естественной наклонности, ееріознаго и подчиненнаго нѣкоторымъ предубѣжденіямъ; но который въ иной мѣстности и при иныхъ обязанностяхъ долженъ будетъ пріобрѣсти болѣе обширности, прелести, вѣрности и прочности. Принцесса Вильгельмина захочетъ нравиться, и захочетъ это съ меньшею вялостью чѣмъ ея старшая сестра; но, быть-можетъ, съ меньшимъ успѣхомъ чѣмъ принцесса Луиза, ея младшая сестра. Она изо всего молодаго Дармштадтскаго семейства имѣетъ наиболѣе граціи и благородства въ манерахъ и въ характерѣ, точно такъ же какъ она же имѣетъ всего болѣе находчивости ума. Эти преимущества уравновѣшиваются недостаткомъ здоровья и красоты, и большою неровностью и крутостью нрава. Можно было бы, вслѣдствіе упорства ея недуговъ, вообразить себѣ что она никогда не выздоровѣетъ, еслибы она не росла, при всѣхъ своихъ страданіяхъ. Доктора приписываютъ ихъ вліянію пылкой натуры, которая хочетъ войти въ свои права, и они, на основаніи итого взгляда, пользуютъ принцессу какъ больную которую легко вылѣчить. Не могу объ этомъ судить; но полагаю что ее необходимо хорошенько изслѣдовать, какъ въ отношеніи ея здоровья, такъ и ея ума, которому недостаетъ воображенія, но который, послѣ вспышекъ пылкости и гнѣва, имѣетъ также пріятные порывы. Прибавлю что вслѣдствіе отзыва о религіи, о которой она думаетъ не такъ какъ ея сестры, я не могу поставить ея права вровень съ правами старшихъ принцессъ. Впрочемъ, эти три принцессы имѣютъ отпечатокъ воспитанія нѣсколько обыкновеннаго. Незнакомая физіономія смущаетъ; принужденіе имъ невыносимо даже въ нарядахъ; привычка изглаживаетъ удовольствіе доставляемое новизной, и ослабляетъ любознательность; часто опрометчиво судятъ и рѣшаютъ; серіозное и поддержанное вниманіе возбуждаетъ отвращеніе. Есть предразсудки, мало идей и, слѣдовательно, недостатокъ въ предметахъ для разговора. Но все это перемѣнится, когда общество людей болѣе образованныхъ, болѣе оживленныхъ и болѣе привычныхъ къ свѣтскому тону пробудитъ желаніе на нихъ походить. Все-таки я возвращаюсь къ своимъ опасеніямъ, какъ бы это смѣшеніе хорошаго и дурнаго не произвело большаго затрудненія въ выборѣ между тремя соискательницами. Для того чтобы зарекомендовать себя, принцессы Гессенъ-Дармштадтскія имѣютъ только добродѣтель, расположеніе къ признательности и къ привязанности… Но достаточно ли это?
Въ концѣ этаго извлеченія императрицей собственноручно приписано:
«N. B. Выборъ меня не затрудняетъ, и я уже теперь думаю что вторая получитъ яблоко…. Черкасовъ, хотите держать пари?»
Подлинное донесеніе Ассебурга, отъ 23го апрѣля (4го мая) 1773, находится въ государственномъ архивѣ. Въ извлеченіи присланномъ Екатериной Я барону Черкасову недостаетъ только начала и конца. Въ началѣ онъ увѣдомляетъ что отъѣздъ ландграфини изъ Дармштадта назначенъ на 25е апрѣля (6е мая), но въ государственномъ архивѣ нѣтъ того конфиденціальнаго письма Ассебурга графу Панову о которомъ упоминается какъ въ письмѣ Екатерины № VIII, къ которому извлеченіе изъ этой, а не депешъ (какъ палисада она), служитъ приложеніемъ, такъ и въ письмахъ №№ IX и XIV. Въ письмѣ № VIII императрица говоритъ: «Посылаю вамъ извлеченіе изъ депешъ, которыя я видѣла», и далѣе объясняетъ содержаніе той которую графъ Панинъ скрылъ отъ нея.
IV. Extrait d’ипе lettre de Frédéric II, Le Roy de Prusse écrit au C-te Solms, du 13, de Potsdam.
La Landgrave de Darmstadt vient d’arriver ici avec les Princesses ses tilles, pour poursuivre la ronte à Petersbourg, et Elle n’attend que la nouvelle dn vaisseau qui doit la transporter pour aller s’embarquer Mais il y a un article qui rembarrasse dans ce voyage: c’est qu’Elle craint qu’il ne donne lieu à de mauvais plaisans et critiquée, de faire mille groses indécentes à son sujet, et qu’ils ne poussent leurs mauvaises langues si loin, que de dire qu’Elle ne l’entreprenoit, que pour faire montre des Princesses ses filles, et les soumettre au choix du Gr. D. Cette apprehension lui tient naturellement extrêmement à cœur, et Elle pense qu’on pourrait éviter cette critique, si le C-te Panine put obtenir qu’on publiât que S. А. I. avoit déjà fait son choix entre ces Princesses et que les autres n’accompagneroit la promise leurs sœur dans ce voyage que parceque leur Mère n’avoit pas voulue les laisser seules à la maison. Ce petit stratagème, quoique S. А. I. ne ce soit effectivement pas encore décidée, me paraît aussi fort innocent, et je ne doute pas qu’on n’accorde а la Cour où Vous êtes, d’en faire usage, pour faire' taire les mauvaise langues. J’en serai pour mon particulier bien charmé, et, comme cette digne Princesse est fort de mes amies, Vous aurés soin de ne lui absolument rien cachet' de tout ce gui peut lui servir de Direction à une Cour gu’Elle ne conoit pas, afin gu’Elle puisse compasser[222] ses actions. Car d’ailleur, je suis plus que persuadé que du moment que S. M. l’Imp. de Kussie aura appris à cônaître son esprit, et son aimable caractère, Elle la prendra en afiection, et lui rendra son séjour aussi agréable, qu’Elle aura tout sujet d’en etre satisfaite.
Ландграфиня Дармштадтская только-что пріѣхала сюда съ принцессами своими дочерьми, чтобы продолжать путешествіе въ Петербургъ, и ожидаетъ лишь извѣстія о прибытіи корабля который долженъ ее туда отвезти, для того чтобы сѣсть на него. Но есть статья которая ее затрудняетъ въ этомъ путешествіи: она боится дать поводъ людямъ склоннымъ къ насмѣшливости и критикѣ пускаться въ тысячу неприличныхъ толкованій на ея счетъ, и какъ бы злоязычіе ихъ не дошло до того чтобъ утверждать что она пустилась въ путь единственно съ тѣмъ чтобы вести на показъ принцессъ, своихъ дочерей, и представить ихъ на выборъ великому князю. Естественно что это опасеніе очень тревожитъ ее, и она думаетъ что можно бы было избѣгнуть подобныхъ толковъ, еслибы графъ Панинъ могъ добиться чтобы было объявлено будто его императорское высочество уже выбралъ одну изъ этихъ принцессъ, и что другія сопровождаютъ свою сестру-невѣсту только потому что мать не захотѣла оставить ихъ однѣхъ 1 дома. Эта маленькая хитрость, — хотя его императорское высочество дѣйствительно еще не рѣшился, — кажется и мнѣ весьма невинною, и я не сомнѣваюсь что при дворѣ гдѣ вы состоите согласятся ею воспользоваться для того чтобы заставить молчать злые языки. Что собственно до меня касается, то я буду этому очень радъ, и такъ какъ эта достойная принцесса принадлежитъ къ числу моихъ наилучшихъ друзей, постарайтесь не скрывать отъ нея ничего такого что могло бы послужить къ руководству ея при дворѣ ей незнакомомъ, она могла соразмѣрять свои поступки 2. Впрочемъ я вполнѣ убѣжденъ что какъ только ея величество императрицѣ Всероссійская узнаетъ умъ и любезный характеръ ландграфини, она ее полюбитъ и содѣлаетъ ея пребываніе столь пріятнымъ что она будетъ имѣть всѣ возможные поводы быть имъ довольною.
1 Фридрихъ II очевидно хотѣлъ сказать что мать не разлучить трехъ сестеръ; но выразился не вѣрно, ибо еслибы двѣ изъ нихъ остались дома, то не были бы тамъ, такъ какъ въ Дармштадтѣ находились бы съ ними: ихъ отецъ, ландграфъ Людвигъ IX, второй ихъ братъ, принцъ Фридрихъ, 14ти лѣтъ, и младшій, принцъ Христіанъ, 10ти лѣтъ отъ роду.
2 Фраза напечатанная курсивомъ подчеркнута Екатериной II въ стой выпискѣ ею самою сдѣланной и составляющей № XIV въ сохранившемся у насъ сборникѣ ея автографовъ.
IX.
правитьА Tant-hier au soir j’ai eu l’honneur de recevoir la lettre de V. M. I. du 21 May, ensemble avec sa lettre cachetée pour Madame la Landgrave que je dois lui présenter; la copie de cette lettre; la copie dé la lettre de Madame la Landgrave; l’extrait des dépêches de Mr Asseburg; celui d’une lettre du Roi de Prusse au Comte Solms et trois feuilles de Gazettes Anglaises. La réflexion de V. M. sur un passage de la dépêche de Mr Asseburg au sujet de Madame la Prineesse Wilhelmine est très juste. А mon retour, je prendrai la liberté de Vous communiquer mon idée sur le même sujet. Je m'étonne de la liberté que le Comte Panin s’arroge de vous cacher des lettres relatives à ce sujet. Je me tais pourtant là-dessus jusqu'à une meilleure occasion, de peur de paraître officieux mal à-propos, pendant que je ne suis que zélé! Vous me permuterez cependant, Madame, de vous demander vos ordres an sujet de Votre Gentilhomme de Chambre le Comte André Rasoumowsky. J’ai appris par le Prince Troubetskoy, Lieutenant Général congédié, qu’il lui a apporté la permission du Comte (Иванъ) Чернышевъ de quitter en arrivant ici le commandement de son Vaisseau et de prendre le chemin de Petersbourg par terre. Dois je lui permettre de faire ce voyage dans la suite dés Princesses en cas qu’il le demandât ou que Madame la Landgrave le souhaitât? Outre cela n’aurai-je rien à observer touchant les lettres qui pourraient venir de Petersbourg à Madame la Landgrave ou les personnes qui pourraient s’adresser à elle en par* ticiilierî^Pardqnnez-moi, Madame, si je vous parais ennuyeux par mes questions, et n’attribuez monimpertinenee qu’au désir vif que j’ai de vous bien servir. Ma tâche devient plus difficile à mesure que je découvre les menées des gens am paraissent intéressés à contrecarrer vos volontés. C’est à V. M. à me la rendre aisée, en m’instruisant sur les points les plus important
Hier, j’ai quitté le quartier que j’ai été obligé de prendre en arrivant a Reval; et me suis transporté ici. La maison, les Pavillons à côté et les jardins tant en haut qu’en bas sont mis dans un état présentable. J’espère que mes Gastes seront contestes d’un château dans lequel il y a plus que Portes et fenêtres. J’ai fait mettre des petits escaliers à quelques fenêtres du premier Etage pour faciliter les entrées. J’ai réussi à chasser la mauvaise odeur que les couleurs ont causées dans les appartenons en у faisant bouillir du vinaigre avec des doux de Girofle, par le conseil 'de Mr Koelchen. Je supplie Votre Majesté Impériale de se souvenir qu’il у avait un tems que vous avez voulu attacher cet honnête et habile hommeà Votre Cour en qualité de Votre Leib-Chirurgus. L’occasion ne saurait être plus favorable pour lui: et les Princesses en cas de besoin auraient sûrement plus de confiance dans votre Chirurgien que dans un Stab-Chirurgus venu à la suite d’un Chambellan goûteux et sujet aux Vertiges.
Les ponts entre Reval et Narva me causent un peu d’inquiétude, d’autant plus qu’on me soutient ici, que ce sont les meilleure ponts possibles, et cependant tout neufs qu’ils étoient à mon passage, ils étoient fort mauvais. J’ai prié Monsieur le Prinee de Holstein-Beck d’envoyer un homme de confiance pour les faire raccommoder. Il m’а promis de le faire aujourd’hui.
Depuis trois lours il souffle ici un vent très-favorable pour venir de Lubecx. Mais il est en même tems assez fort: il est quelqefois plus que frais. Aussi fait-il extrêmement froid à Catherinendahl. Surtout dans l'étage d’en haut où je suis logé.
Третьяго дня вечеромъ имѣлъ я честь получить письмо вашего императорскаго величества, отъ 21го мая, вмѣстѣ съ запечатаннымъ письмомъ которое я долженъ вручить ландграфинѣ; съ копіей этого письма; копіей письма самой ландграфини; съ извлеченіями изъ депешъ г. Ассебурга и короля Прусскаго графу Сольмсу, и три номера англійскихъ газетъ. Замѣтка вашего величества относительно того мѣста депеши г. Ассебурга гдѣ идетъ рѣчь о принцессѣ Вильгельминѣ совершенно справедлива. По возвращеніи моемъ (въ Петербургъ), дозволю себѣ сообщить вамъ мои мысли о томъ же. Удивляюсь какъ графъ Панинъ осмѣливается скрывать отъ васъ письма объ этомъ предметѣ. Впрочемъ умалчиваю о семъ до лучшей оказіи, опасаясь показаться услужливымъ не кстати, тогда какъ я только усерденъ! Вы мнѣ однакожь дозволите, всемилостивѣйшая государыня, испросить ваши приказанія относительно вашего камеръ-юнкера графа Андрея Разумовскаго. Я узналъ отъ отставшаго генералъ-поручика князя Трубецкаго что этотъ послѣдній привезъ ему разрѣшеніе графа Ивана Чернышева 1 сложить съ себя, по прибытіи сюда, командованіе своимъ кораблемъ и отправиться въ Петербургъ сухимъ путемъ. Долженъ ли я ему позволить совершить это путешествіе въ свитѣ принцессъ, если онъ о томъ станетъ просить, или бы ландграфиня этого пожелала? Кромѣ сего не долженъ ли я буду имѣть какое-либо наблюденіе надъ письмами какія могутъ быть адресованы ландграфинѣ изъ Петербурга или надъ тѣми лицами которыя будутъ къ ней обращаться? Не взыщите, всемилостивѣйшая государыня, если я докучаю вамъ вопросами, и припишите мою смѣлость единственно живѣйшему моему желанію хорошо служитъ вамъ. Моя задача становится труднѣе по мѣрѣ того какъ я открываю происки людей которые кажутся заинтересованными въ томъ чтобы дѣйствовать наперекоръ вашей воли. Ваше величество можете упростить эту задачу, наставляя меня по важнѣйшимъ пунктамъ.
Вчера выѣхалъ я изъ квартиры которую принужденъ былъ взять по прибытіи въ Ревель, и переѣхалъ сюда. Дворецъ, боковые флигеля и сады: верхній и нижній приведены въ приличное положеніе. Надѣюсь что мои гости будутъ довольны дворцомъ, гдѣ есть нѣчто болѣе чѣмъ одни окна и двери. Я приказалъ приставить лѣсенки къ нѣкоторымъ окнамъ нижняго этажа для того чтобы было болѣе входовъ. Мнѣ удалось прогнать изъ комнатъ залахъ отъ красокъ, употребляя, по совѣту доктора Кельхена, куренье изъ уксуса и гвоздики. Убѣдительнѣйше прошу ваше императорское величество вспомнить что было время когда вы думали взять этого честнаго и искуснаго человѣка ко двору вашему въ качествѣ вашего лейбъ-хирурга. Никогда не монетъ для сего представиться болѣе благопріятный случай. Еслибы его помощь оказалась нужною принцессамъ, то онѣ конечно имѣли бы болѣе довѣрія къ вашему лейбъ-хирургу, чѣмъ къ штабъ-хирургу сопровождающему камергера подверженнаго припадкамъ подагры и головокруженія.
Мосты между Ревелемъ и Нарвой внушаютъ мнѣ нѣкоторое опасеніе, тѣмъ болѣе что здѣсь утверждаютъ будто это елико возможно лучшіе. Между тѣмъ, хотя при проѣздѣ моемъ сюда они и были совершенно новы, но были очень плохи. Я просилъ принца Голштейнъ-Бекскаго отправить довѣренное лицо дабы распорядиться ихъ печинкой. Онъ мнѣ обѣщалъ сдѣлать это сегодня же.
Вотъ уже три дня какъ дуетъ вѣтеръ весьма благопріятный для плаванія сюда изъ Любека. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ довольно силенъ и порой болѣе чѣмъ свѣжъ. Вслѣдствіе этого въ Екатериненталѣ очень холодно, особенно въ верхнемъ этажѣ, гдѣ я помѣстился.
1 Графъ Иванъ Григорьевичъ Чернышевъ былъ въ то время первоприсутствующимъ въ государственной адмиралтействъ-коллегій. Онъ былъ при Павлѣ I президентомъ той же коллегіи и генералъ-фельдмаршаломъ по флоту. Старшій братъ его, фельдмаршалъ графъ Захаръ Григорьевичъ, былъ въ это же время президентомъ военной коллегіи; а въ послѣдствіи главнокомандующимъ въ Москвѣ. Княгиня Дашкова изображаетъ ихъ обоихъ сторонниками Орловыхъ (стр. 91я ея Записокъ). Графъ З. Г. Чернышевъ учредилъ майоратъ, который съ пресѣченіемъ мужескаго потомства его, перешелъ вмѣстѣ съ именемъ и титуломъ къ фамиліи Кругликовыхъ (См. Рос. Род. Книгу, томъ II, С.-Петербургъ, 1866 года, стр. 102, 108 и 148). О Разумовскомъ и графѣ Иванѣ Григорьевичѣ Чернышевѣ упоминается еще въ слѣдующихъ за симъ письмахъ XII, XVIII и XXII.
X.
правитьMonsieur le Baron Czerkassow! J’ai reèu hier le rapport du Général-Major Mordwinow, que les ponts et les chemins sont en bon état depuis Yambourg jusqu] ici. J’ai aussi reèu le même jour votre lettre du 21 qui m’est parvenue, de même que celle du 19. Le Prince de Holstein m’а aussi envoyé un rapport datté du 21 que je trouve en contradiction avec votre lettre de la même datte; lui, il m’а dit que tout est achevé à Catherinendahl, et vous me dites que dans deux jours tout le sera; mais au bout du compte, j’espère que tout le sera à temps. Nous avons eu ici, deux jours de suite des bourasques détestables; si elles ont été contraires à ma frégate, elles n’ont pû que faire beaucoup souffrir ceux qui ne sont pas accoutumés à la mer, de quoi je suis bien fâché; lors qu’Elles seront arrivées, vous leur marquerez mon inquiétude sur les bourasques. J’ai ordonné de communiquer vos remarques sur les léy gu mes aux Maréchaux, pour que vous soyez aussi bien servi qne faire se pourra en chemin. Je vous recommande encore une fois d’avoir toutes les attentions et politesses possibles, et d’avoir grand soin que rien ne manque, nulle part. Au reste, jp suis tout ce que j’ai coutume de mettre au bas d’une lettre.
Bélosselsky nous fait rire tous les soirs à nous tenir les côtés. C’est dommage que vous n’en ayez pas votre part. Quand nos belles seront arrivées, dites-moi tout ce que vous pensez de leur figure et de leur maintient.
Monsieur le Baron! En cas que l’arrivée des Princesses retarde et que le mois de May s'écoulera tandis que vous serez à Réval, je dois vous dire que le 9 Iuin vieux style, c’est le jour de naissance de la Princesse Amélie, et le 13 Juin vieux style aussi, c’est le jour de naissance de la Princesse Wilhel mine. Or donc, si l’un de ces jours-là, ou même tous les deux, il arrivait que les Princesses se trouvassent à Réval, vous pousserez la galanterie jusqu'à persuader le Prince de Holstein-Beck et la noblesse de là-bas de fêter 'ces jours-là. Si cependant, Madame la Landgrave désire de passer outre, vous vous laisserez entraîner après quelques simagrées, disant que vous ne pouvez résister à ses désirs, ni n’osez vous opposer à ses volontés. Voilà ce que j’ai à vous dire aujourd’hui, 26 de May vieux style. Adieu, portez vous bien, si vous pouvez.
P. S. Je viens d'écrire au Baron Stackeiberg, votre confrère en joye et en baronie, pour lui recommander les intérêts du Duc de Courlande votre beau-frère, tant en égard à l’affaire qu’il а avec son frère, ce malheureux Prince Charles, qu’avec sa noblesse au sujet de ce député mal élu. Je ferai écrire aussi à Simolin.
Г. баронъ Черкасовъ! Я получила донесеніе генерала Мордвинова1 о томъ что мосты находятся въ хорошемъ состояніи отъ Ямбурга досюда. Я также получила въ тотъ же день ваше письмо отъ 21го, которое столѣ же исправно дошло какъ и письмо отъ 19го. Принцъ Голштейнъ-Бекскій тоже прислалъ мнѣ донесеніе отъ 21го, между которымъ и письмомъ вашимъ отъ того же числа я нахожу противорѣчіе: онъ пишетъ что все окончено въ Екатериненталѣ, а вы говорите что черезъ два дня все будетъ окончено; но, въ концѣ концовъ, надѣюсь что все будетъ сдѣлано во-время. У насъ были здѣсь двое сутокъ кряду сильные вихри; если они помѣшали плаванію моего фрегата, то отъ нихъ должны были сильно пострадать особы непривычныя къ морю, о чехъ очень сожалѣю. Когда онѣ пріѣдутъ, вы ихъ увѣдомите объ опасеніяхъ моихъ по поводу вихрей. Я приказала передать гофмаршаламъ2 ваши замѣтки объ овощахъ, дабы вы были какъ можно лучше снабжены въ дорогѣ. Еще разъ поручаю вамъ оказывать всевозможное вниманіе и учтивость и особенно заботиться о томъ чтобы нигдѣ ни въ чемъ не было недостатка. Остаюсь тѣмъ чѣмъ имѣю привычку быть въ концѣ письма3.
Бѣлосельскій постоянно такъ смѣшитъ насъ по вечерамъ что чуть не приходится держаться за бока. Жаль что васъ нѣтъ съ нами. Когда наши красавицы пріѣдутъ, сообщите мнѣ свое мнѣніе объ ихъ наружности и манерахъ.
Г. баронъ! На случай бы принцессы запоздали и вамъ бы пришлось провести въ Ревелѣ конецъ мая мѣсяца, я должна предупредить васъ что 9го іюня, стар. стиля, день рожденія принцессы Амаліи, а 13го іюня, стараго же стиля, день рожденія принцессы Вильгельмины. Итакъ, еслибы принцессамъ пришлось провести одинъ изъ этихъ дней, или даже оба, въ Ревелѣ, то вы должны будете до такой степени быть любезнымъ чтобъ уговорить принца Голштейнъ-Бекскаго и мѣстное дворянство отпраздновать эти дни. Если же ландграфиня захочетъ обойтись безъ сего, то вы покоритесь; но сперва нѣсколько пожеманьтесь и объявите что не можете противустоять ея желаніямъ, ни противиться ея волѣ. Вотъ что мнѣ нужно было вамъ сказать сегодня, 26го мая стар. стиля. Прощайте! Будьте здоровы, если можете.
PS. Я только-что написала барону Стакеньбергу, вашему собрату до веселости нрава и по баронству, и препоручила ему интересы вашего шурина, герцога Курляндскаго, какъ въ отношеніи процесса его съ его братомъ, этимъ несчастнымъ принцемъ Карломъ, такъ и по столкновенію съ Курляндскимъ дворянствомъ касательно депутата, дурно-выбраннаго. Я прикажу также написать Симолину.
1 Михаилъ Ивановичъ Мордвиновъ служилъ при Екатеринѣ II генералъ-поручикомъ по инженерному вѣдомству (Росс. Родосл. Книга, томъ II, С.-Петербургъ, 1856, стр. 261). Онъ имѣлъ четырехъ сыновей: Дмитрія, Николая, Владиміра и Александра. Изъ нихъ старшій перешелъ въ 1812 году изъ дѣйствительныхъ камергеровъ (то-есть имѣя чинъ IV класса, см. стр. 31 Русскаго Вѣстника за январь 1870 года) въ народное ополченіе, и лишился ноги при осадѣ Полоцка; былъ въ послѣдствіи сенаторомъ и дѣйствительнымъ тайныхъ совѣтникомъ, сохранивъ однакожь всегда право носить общеармейскій мундиръ съ генералъ-майорскими эполетами. Родной племянникъ Михаила Ивановича, Александръ Николаевичъ Мордвиновъ недавно скончался въ С.-Петербургѣ въ томъ же званіи и чинѣ. Прежде А. Н. Мордвиновъ былъ статсъ-секретаремъ по III отдѣленію собственной Е. И. В. канцеляріи, пока туда (въ исходѣ 1830хъ годовъ) не былъ назначенъ на его мѣсто, начальникомъ штаба Жандармовъ (при графѣ А. X. Бенкендорфѣ), покойный Л. В. Дубельтъ. Неудовольствіе противъ А. Н. Мордвинова состояло въ томъ что въ вышедшей въ 1839 году книжхѣ Сто русскихъ литераторовъ, допущены были портретъ и Гасаннне А. А. Бестужева (Марлинскаго), дослуживавшаго тогда свой срокъ рядовымъ на Кавказѣ за участіе въ возмущеніи 14го декабря 1825 года. Сынъ А. Н. Мордвинова состоитъ нынѣ предсѣдателемъ Одесскаго окружнаго суда и женатъ на родной сестрѣ военнаго министра, Д. А. Милютина.
2 Оберъ-гофмарталомъ былъ тогда князь H. М. Голицынъ; а гофмаршаломъ Григ. Никит. Орловъ. О распредѣленіи обязанностей между чинами двора см. примѣчаніе къ № I этой переписки; а именно къ ст. 4й инструкціи данной Черкасову.
3 Je suie ce qu’on a contume de metre au bae d’une lettre, французская поговорка весьма общеупотребительная.
4 Мы имѣемъ основаніе сомнѣваться чтобы князь Бѣлосельскій, о которомъ Екатерина II говоритъ въ первой припискѣ (PS.) къ этому письму, какъ о большомъ шутникѣ, былъ князь Александръ Михайловичъ, въ послѣдствіи президентъ Академіи Художествъ и оберъ-шенкъ (см. стр. 18 и 23 Русскаго Вѣстникъ за январь 1870 года), такъ какъ въ слѣдующемъ № XI этой корреспонденціи, то-есть въ отвѣтѣ Черкасова на сіе письмо, снова говорится о той же шутникѣ князѣ Бѣлосельскомъ, какъ о страждущемъ подагрой; между тѣмъ, если достовѣрно свидѣтельство Росс. Род. Книги (томъ I, С.-Петербургъ, 1854, стр. 220), то князю Александру Михайловичу былъ въ то время (въ 1773 году) только 21 годъ; ибо онъ тамъ показанъ родившимся въ 1752 году и умершимъ въ 1809 году (57ми лѣтъ, что опять-таки сомнительно, ибо семейное преданіе гласитъ что онъ уже былъ гораздо старѣе, когда скончался). Быть-можетъ, тутъ рѣчь идетъ о старшемъ его братѣ, князѣ Андреѣ Михайловичѣ, бывшемъ камеръ-юнкеромъ въ 1765 году (см. Записки Порошина), а потомъ и камергеромъ (Род. Книга). Въ послѣднемъ изъ этихъ сочиненій о немъ сказано что онъ былъ долгое время посланникомъ въ Дрезденѣ (постъ который въ послѣдствіи времени занималъ и его братъ) и умеръ тамъ въ 1779 году. Если онъ въ 1778 году состоялъ при высочайшемъ дворѣ, то во всякомъ случаѣ не болѣе шести лѣтъ былъ посланникомъ въ Дрезденѣ, развѣ только во время этой корреспонденціи находился въ Россіи, въ отпуску. Съ Бѣлосельскими баронъ А. И. Черкасовъ состоялъ въ близкомъ свойствѣ и на самой родственной и дружеской ногѣ, такъ какъ родной братъ его, Иванъ Ивановичъ, женатъ былъ на ихъ сестрѣ, княжнѣ Елизаветѣ Михайловнѣ (ср. стр. 27 и 29 Русс. Вѣстника за январь 1870 года). У насъ сохранились портреты обоихъ супруговъ. Акварельный портретъ барона И. И. Черкасова находился на бывшей въ домѣ министра внутреннихъ дѣлъ выставкѣ и значится подъ № 614 во второмъ изданіи каталога оной; портретъ же его супруги превосходная гравюра, окаймленная девизомъ: Родня роднымъ и другъ друзьямъ своимъ. Баронесса представлена въ высокой напудренной прическѣ, съ брилліантовымъ фрейлинскимъ шифромъ Екатерины II на плечѣ; внизу соединенные гербы Бѣлосельскихъ-Бѣлозерскихъ и Черкасовыхъ. На той же выставкѣ находилась (№ 448 по второму изданію каталога) небольшаго размѣра картина масляными красками, принадлежащая князю К. Э. Бѣлосельскому, на которой представлены вмѣстѣ, во весь ростъ, въ одѣждѣ и прическѣ той же эпохи, баронесса Черкасова и сестра ея Евдокія Михайловна, бывшая въ замужествѣ за дѣйствительнымъ тайнымъ совѣтникомъ Василіемъ Петровичемъ Салтыковымъ.
5 Изъ конца этого письма (прежде трехъ приписокъ PS.), видно что это единственное которое было написано не въ одинъ, такъ сказать, присѣетъ; а уже на другой въ началѣ выставлено 25е число, въ концѣ 26е.
XI.
правитьHier, j’ai eu l’honneur de recevoir les lettres de V. M. I. du 25 et du 26 du mois. Plût à Dieu que les ponts et chemins depuis Réval jusqu'à Yambourg fussent aussi bous que le sont à présent ceux depuis Yambourg jusqu'à Czarskoe-Celo. Je ne suis pas du tout surpris que le Gouverneur-Général Vous ait envoyé on faux rapport du 21; celui dans lequel il disait à V. MM que le château de Catharinendahl serait prêt pour le 15 de ce mois (comme je le trouve dans le 3e article de mes Instructions) n'était pas du tout plus véritable. Quoiqu’il en soit, je suis très aise que je n’ai presque rien à faire avec lui, et pour comble de bénédiction, я его изъ Катериндаля выкурилъ. Il n’y vient plus, il craint l’odeur du vinaigre comme le feu.
Depuis six jours nous avons aussi du mauvais tems. Après nne sécheresse de plus de quinze jours il а tonné un peu le 23 de ce mois; et il y eût une forte pluve, qui n’а pas pourtant duré longtems. Mais le lendemain il а commencé à souffler do côté de Sud-Ouest très fortement. Depuis ce jour il pleut presque toujours. Le même vent continue. Il est fort favorable pour ceux qui viennent de Lubeck. Hier j’ai parlé à un Capitaine d’un Vaisseau marchand de Lubeck. Il m’а dit que la flottille de V. M. у était arrivée le 14 de ce mois; qu'à son départ de Travemünde, le 23 de ce mois, on n’y savait encore rien du jour que Madame la Landgrave у devait arriver. Que lui, Capitaine, ayant quitté la Rade de Travemünde le 23 de ce mois а 1 heures du matin, est arrivé à la Rade de Réval le 27 à 4 heures après midi. De cette information je conclus que Madame la Landgrave peut bien faire ce trajet en moins de quatres jours, le vent étant toujours favorable, puisque les vaisseaux de T. M. voguent beaucoup plus vite que ceux des marchands; et qu’elle pourrait bien arriver aujourd’hui. J’espère donc que ni le 9, ni le 14 du mois prochain, je ne serai pas obligé de faire aucune de ces faèons que vous avez la bonté de me prescrire en cas d’accident: mais que tous tant que nous sommes nous serons à la Cour de V. M. avant le 9 de Juin, ou que nous le fêterons en chemin. Au débarquement des Princesses je ne manquerai pas de leur faire des complimens sur leur courage à braver la mer et de leur raconter les inquiétudes que les bourasques aux quelles Elles y étaient exposées avaient causé à V. M. Je me flatte, Madame, que Mr le Grand-Maréchal, outre les légumes, dont nous n’aurons besoin qu’en tems et lieu, que je lui marquerai, nous envoyera sans perte de tems quelques bouteilles de bon vin d’Hongrie. Celai qu’il а fait partir avec les domestiques n’est pas assurément le meilleur. Il se fâcherait, je crois, si je lui disais de consulter làdessus quelque gourmet; il est très-vray pourtant qu'à en juger parles deux sortes de vins que j’ai trouve ici, il ni est impossible de lui accorder ce glorieux titre. Est-ce que le Prince Bélosselsky, tout en riant et en faisant rire les autres, voudrait bien se charger de faire ce choix? Je sais qu’il s’y coiinâit. Il n’est pas gouteux pour rien. C’est d’après l’expérience que je le dis. Or, mon Oncle n’а pas la goûte.
Je suis infiniment obligé à V. M. I. de la grâce que Vous avez eu de Vous intéresser aux affaires de mon Beau-frère. Elles ne sauraient que prospérer étant si bien reccommandées, et mon confrère en joye et en Baronie se mettra en quatre pour faire réussir tout ce que Vous lui ordonnerez.
Вчера имѣлъ я честь подучить письма вашего императорскаго величества отъ 25го и 26го чиселъ сего мѣсяца. Дай-то Богъ чтобы мосты и дороги отъ Ревеля до Ямбурга были столь же хороши какъ они теперь между Ямбургомъ и Царскимъ Селомъ. Меня нисколько не удивляетъ что генералъ-губернаторъ прислалъ вамъ ложное донесеніе отъ 21го числа; то въ которомъ онъ увѣдомлялъ ваше величество будто Екатеринентальскій дворецъ будетъ готовъ къ 15му числу (какъ это и значится въ ст. 3й моей инструкціи) не былъ правдивѣе. Какъ бы то ни было, я очень радъ что не имѣю почти никакого съ нимъ дѣла и считаю верхомъ счастія что я его изъ Катериндаля выкурилъ. Онъ сюда болѣе не показывается и боится уксуснаго запаха какъ огня.
Вотъ уже шестой день что стоитъ дурная погода. Послѣ слишкомъ двухънедѣльной засухи, послышался громъ 23го числа; шелъ сильный, но непродолжительный дождь. Но на другой день началъ дуть сильный Ю.-З. вѣтеръ. Съ тѣхъ поръ почти постоянно льетъ дождь о дуетъ тотъ же вѣтеръ. Онъ очень благопріятенъ для плывущихъ изъ Любека. Вчера я разговорился съ капитаномъ одного тамошняго купеческаго судна. Онъ мнѣ сказалъ что эскадра вашего величества прибыла туда 14го числа, что при отплытіи его, 23го числа, изъ Травемюнде, тамъ еще ничего не знали о днѣ пріѣзда туда ландграфини, и что онъ, капитанъ, снявшись съ якоря на Травемюндскомъ рейдѣ 24го въ 4 часа пополуночи, прибылъ въ Ревельскую гавань 27го, въ 4 часа пополудни. Изъ этого извѣстія заключаю что ландграфиня легко можетъ совершить этотъ рейсъ менѣе чѣмъ въ 4 сутокъ, такъ какъ вѣтеръ продолжаетъ ей быть попутнымъ, а какъ притомъ суда В. В. ходятъ гораздо скорѣе купеческихъ, то она можетъ пожалуй прибыть сегодня. Посему я надѣюсь что ни 9го ни 14го 1 мнѣ не придется прибѣгать къ тѣмъ жеманствамъ о которыхъ вы упоминаете на всякій случай; но что всѣ мы будемъ налицо при дворѣ В. В. прежде 9го іюня 2 или что мы этотъ день отпразднуемъ въ дорогѣ. При выходѣ принцессъ на берегъ, я не премину принести имъ поздравленіе по поводу неустрашимости съ которою онѣ пустились въ море, и передать имъ опасенія которыя причинили В. В. подымавшіеся въ это время вихри. Ласкаю себя надеждой, всемилостивѣйшая государыня, что кромѣ овощей, которыя намъ будутъ нужны въ свое время, г. оберъ-гофмаршалъ, безъ дальнѣйшаго отлагательства, пришлетъ намъ нѣсколько бутылокъ хорошаго венгерскаго вина. То которое онъ выслалъ сюда съ придворною прислугой, положительно не изъ лучшихъ. Полагаю что онъ бы разсердился, еслибъ я ему предложилъ посовѣтоваться съ кѣмъ-нибудь изъ знатоковъ. Тѣмъ не менѣе вполнѣ достовѣрно что, судя по двумъ сортамъ винъ которыя я здѣсь навелъ, ему никакъ нельзя дать этого достославнаго названія. Ужь не согласится ли сдѣлать этотъ выборъ князь Бѣлосельскій, смѣючись самъ и смѣша другихъ? Мнѣ извѣстно что онъ въ винахъ знаетъ толкъ. Не даромъ же онъ одержимъ подагрой. Гоговорю по опыту. Но мой дядюшка 3 подагрой не страдаетъ.
Я безконечно обязанъ В. И. В. за милость которую вы оказываете, интересуясь дѣлами моего шурина. При вашемъ покровительствѣ, они не могутъ не пойти на ладъ, и мой собратъ по веселости нрава и по баронству готовъ будетъ лѣзть изъ кожи чтобы успѣть во всемъ томъ что вы ему прикажете.
1 Черкасовъ, въ разсѣянности, отвѣчаетъ о 14мъ іюнѣ, тогда какъ Екатерина II писала ему о 13мъ, какъ о днѣ рожденія принцессы Вильгельмины.
2 9е іюня, день рожденія старшей своей дочери, принцессы Амаліи, лангдрафиня провела въ Ревелѣ; но неизвѣстно праздновали ли его, такъ такъ послѣднія изъ сохранившихся всеподданнѣйшихъ донесеній Черкасова, отъ 8го іюня, субботы, изъ коихъ одно (начатое его числа) докончено въ 2 часа пополуночи, а другое написано въ 10 1/2 часовъ утра (№№ XXI и XXII); впрочемъ (см. 1е примѣч. къ № XXII.) 13го же іюня, въ день рожденія принцессы Вильгельмины, ландграфиня была въ дорогѣ, ужинала и ночевала въ Ямбургѣ (№ XXVI).
3 Дядюшкой (mon oncle) называла Екатерина II Льва Александровича Нарышкина (Ср. стр. 28 Русск. Вѣстн. за январь 1870 года и за мартъ, стр. 167, 182 и 183), потому что мать Петра Великаго была Наталья Кириловна Нарышкина. Императоръ Александръ I также въ шутку называлъ его cousin (двоюроднымъ или троюроднымъ братцемъ). Въ 1773 году онъ былъ оберъ-шталмейстеромъ; но содержаніе этого письма, равно какъ и письма № XIX, заставляетъ насъ полагать что въ это именно время онъ, быть-можетъ за отсутствіемъ князя H. М. Голицына, управлялъ оберъ-гофмаршалскою частью.
XII.
правитьMonsieur le Baron Czerkаssow! Je vous croyais mort et enterré déjà, n’ayant pas eu de vos nouvelles depuis votre dernière dattée du 21 de ce mois, lorsque dans ce moment je reèois celle que vous m’avez écrit le 25, et, par laquelle vous m’annoncez la réception de ma grosse dépêche. Le Comte Panin me caché jusqu' à l’heure qu’il est sa lettre, puisqu’il ne veut pas que je voye qu’il а espérance de mener sa barque, et qu’il me connâit trop pour croire que cela puisse me plaire. Mais j’espère d’avoir la préférence, pour peu que vous exécutiez bien exactement mes ordres. Si le Comte Rasoumofsky vous demande de venir dans la suite de la Landgrave, vous direz que vous, n’avez là-dessus point d’ordre de ma part; que j’ai fait moi-même les régistres des personnes et des chevaux à donner, et que voux n’osez et que tout ce que vous pouvez faire, c’est de lui permettre d’user d’une couple de chevaux destinés à la suite de la Landgrave, quand elle et sa suite seront parties. Et la Landgrave, si elle vous en parlait ou fai' rait parler, vous direz aussi que j’ai nommé et fait les registres moi-même et que vous lui déconseillez cela. Pour les lettres de Pétersbourg et d’autres lieux ne voue en mellez point. Vous éviterez aussi de marquer de la défiance sur les personnes qui pourraient s’approcher et s’adresser en particulier. Mais observez tout et faites m’en un rapport exacte; et par vos conseils, écartez toute partialité, si vous pouvez. Въпрочемъ я не намѣрена завести у ландграфини и ея дочерей ни какого рода тайной канцеляріи. Wenn Sie guten Rath von mir nicht horen wollen, fo tonnen Sie zum Benter gehen. Continuez à me faire des questions autant que vous voudrez, cela ne m’ennuiera pas; je suis accoutumée à répondre et je connais vos bonnes intentions et saie que tous m'êtes fidèle. Ceci n’est pas la première affaire compliquée de laquelle je suis sortie avec honneur et satisfaction. J’en ai une véritable à vous dire, que le Prince Orlow est rentré le 20 de ce mois dans l’exercice de toutes ses charges. Je suis bien aise qu’enfin vous voilà établi à Catherinenaahl et j’approuve les arrangements que vous avez fait, sans les avoir vû. Nous parlerons de Kœlchen quand vous serez ici. La montre de milord Buckingham est charmante. C’est un vrai bijoux: à présent il, у faut une chaîne, car la mienne n’y convient point du tout: elle est-maussade тіэ-à-vis de la montre. Le 18 May on n’avait non pins entendu parler de ma frégate à Berlin, comme si elle n’existait pas; ainsi il faut qu’elle aye mise depuis Kronstadt jusqu'à Lubeck plus de huit jours. J’ai vu ce matin une lettre du Prince Doдgorouky de cette date qui ne touche cette matière ni de près ni de loin, ni n’en fait aucune mention. Je joins dans ce paquet les Gazettes Anglaises et prie le Ciel de vous maintenir en joie et en santé.
Екатерина II Черкасову.
Содержаніе: "Я уже считала васъ умершимъ и похороненнымъ." -- Графы Панинъ и Разумовскій.-- Не оказывать ландграфинѣ недовѣрія и не заводить при ней тайной канцеляріи.-- Привычка отвѣчать на вопросы.-- Вступленіе князя Орлова въ отправленіе всѣхъ его прежнихъ званій.-- Похвала.-- Карманные часы лорда Букингама.-- Письмо князя Долгорукова не упоминающее объ эскадрѣ.-- Англійскія газеты.-- Веселіе и здоровье.Г. баронъ Черкасовъ! Я уже считала васъ умершимъ и похороненнымъ, не получая отъ васъ извѣстій послѣ вашего послѣдняго письма, отъ 21го числа сего мѣсяца, когда сейчасъ подучила то которое вы мнѣ написали 2бге и которымъ вы меня увѣдомляете о полученіи моей толстой долети. Графъ Панинъ до сихъ поръ отъ меня скрываетъ свое письмо,1 потому что не хочетъ чтобъ я узнала что онъ надѣется повести свою ладью и что слишкомъ хорошо меня знаетъ чтобы полагать что это могло бы мнѣ понравиться. Но я надѣюсь имѣть преимущество, лишь бы вы только исполнили въ точности мои приказанія. Если графъ Разумовскій будетъ просить вашего позволенія прибыть сюда въ свитѣ ландграфини, вы отзоветесь что не имѣете на тотъ счетъ отъ меня приказаній; но что я составила сана списка лицъ и числа лошадей которыя должны быть отпущены, и что вы не смѣете, и наконецъ что все что вы можете сдѣлать, это позволить ему взять нѣсколько лошадей, назначенныхъ для Свиты ландграфини, когда она и ея свита уже уѣдутъ. Если же ландграфиня стала бы говорить вамъ объ этомъ или бы поручила кому-нибудь съ вами о семъ переговорить, вы ей тоже скажете что я назначила и составила сама всѣ списки, и что вы ей это не совѣтуете" Что касается до писемъ изъ Петербурга и иныхъ мѣстъ, то не вмѣшивайтесь въ это. Избѣгайте также оказывать недовѣріе относительно тѣхъ которые бы могли обращаться или адресоваться лично (къ ландграфинѣ). Но наблюдайте за всѣмъ и доносите мнѣ исправно, и своими совѣтами удаляйте всякое пристрастіе, буде можете. Впрочемъ я не намѣрена завести у ландграфини и ея дочерей никакого рода тайной канцеляріи (русскій текстъ). Если онѣ не хотятъ слушать отъ меня добрыхъ совѣтовъ, то могутъ убираться къ чорту (нѣмецкій текстъ)-.. Продолжайте дѣлать мнѣ вопросы сколько хотите; это мнѣ не наскучитъ; я привыкла отвѣчать и знаю вашу благонамѣренность и то что вы мнѣ преданы. Это не первое запутанное дѣло изъ котораго я вышла съ честью и къ моему удовольствію. Съ истинною радостью сообщаю вамъ что 20го числа князь Орловъ вступилъ снова въ отправленіе всѣхъ своихъ званій. Мнѣ пріятно знать что наконецъ-таки вы поселились въ Екатеринталѣ и заочно одобряю сдѣланныя вами распоряженія. Мы потолкуемъ о Кёльхенѣ по возвращеніи вашемъ сюда. Карманные часы лорда Бункингама2 очаровательны. Это настоящая драгоцѣнность. Теперь къ нимъ нужна цѣпочка. Моя тутъ вовсе не пригожа и очень невзрачна въ сравненіи съ часами. 20го мая въ Берлинѣ также еще ничего не было слышно о моемъ фрегатѣ, какъ будто бы онъ вовсе не существовалъ; значитъ, плаваніе его отъ Кронштадта до Любека продолжалось болѣе недѣли. Я видѣла нынче утромъ письмо князя Долгорукова,3 въ которомъ не заключается ни близкаго, ни даже отдаленнаго намека на этотъ предметъ и даже вовсе объ немъ нѣтъ помину. Препровождаю при семъ англійскія газеты и молю Бога чтобы Онъ васъ хранилъ въ веселіи и здравіи.
1 Мы перевели слово въ слово, свое письмо (sa lettre), то-есть то конфиденціальное письмо барона Ассебурга Панину, содержаніе котораго только стороной дошло до императрицы и прописано въ VIII.
2 Букингамъ, великобританскій посолъ въ С.-Петербургѣ, см. Русскій Вѣстникъ за мартъ 1870 года, стр. 181—186.
3 Кн. Долгоруковъ, русскій посланникъ въ Берлинѣ, см. предисловіе къ этой перепискѣ.
XIII.
правитьMe voilà au mois de Juin vieux style et point des nouvelles de mes Princesses. Ne se serai en t-Elles pas ravisées sur le trajet par mer? Il y a un bruit qui court à Réval, comme si quelqu’un а écrit de Hambourg qu’Elles avaient résolu de poursuivre leur route par terre.
Quoique ce ne soit qu’un bruit vague, il ne laisse cependant que de me déplaire beaucoup, à présent que je suis armé jusqu’aux dents pour les bien recevoir à Catherinendahl. Il y a mille bagatelles auxquelles j’ai songé (n’avant rien de mieux à faire) pour elles. Jusqu’aux Clarinets, Elles en auront pendant leurs repas. J’ai aussi choisi une place dans le jardin entre sept tilleuils très vénérables oùu elles pourront venir déjeuner si bon leur semblera. Et je crois qu’Elles у viendront pour faire leur Cour à V. M. en Vous imitant, ne fût-ce qu’en cela.
Il n’y а point d’autre nouvelle à Catherinendahl, excepté que le vent а changé et de favorable qu’il était pour les Princesses il en souffle un depuis deux jours, qui ne l’est point trop. Mais Elles viendront pourtant tôt ou tard, et alors je ne manquerai pas de dire à V. M. I. qu’Elles me paraîtront au premier coup d’oeil, pour ce qui est de leur extérieur; et je le ferai d’autant plus franchement, que je me suis accoutumé à penser tout baut vis-à-vis de Vous. Mais pour ce qui est de Leurs humeurs et de Leurs habitudes tant de l’esprit que du corps, je ne puis pas prendre sur moi d’en juger, dûssai-je rester six mois auprès d’Elles: car Elles tâcheront sûrement de me montrer toujours leur meilleur côté, et je ne pourrai jamais avoir l’occasion de les voir autrement que sous Jes armes. Pour, parvenir donc à la connaissance de ce qu’Elles sont dans leurs appartemens et lorsqu’Elles ne se genent point, il me semble qu’il ne serait pas mal-à-propos de se servir de quelque personne affidée du Sexe, comme d’une Kammer-Madchen? sur la sagacité et la probité de laquelle on puisse faire fonds. J’ai pour cette place une personne en vue, et je me réserve d’en parler à V. M. à mon retour. Ayez la grâce, Madame, de laisser une pareille place vacante, sauf à la remplir après cela par une autre personne, en cas que celle que je proposerai n’aura pas Votre approbation. Et comme V. M. m’avez déjà fait savoir par le dernier article de mes instructions que je resterai auprès de Madame la Landgrave pendant qu’elle séjournera à Votre Cour, je me flatte qnà l’aide d’une pareille personne je pourrai tirer tontes les informations nécessaires ou au moins des indices sufiîsans pour faire des observations ultérieures. Ce sera alors mon tour de vous proposer des paris, que Vous n’accepterez pas.
P. S. La disposition que j’ai faite pour le voyage me paraît la meilleure possible et je tâcherai de la faire agréer à Madame la Landgrave. Je la laisserai pourtant maitresse do tems qu’elle voudra employer à ce voyage. Après diné en partant de Catherinendahl, nous irons souper et coucher à Kolk chez le Comte de Stein bock. Il y a là une maison de pierre belle et spacieuse bâtie depuis six ou sept ans. Elle est éloignée de 48 Werstes de Catherinendahl et de 2 de la_ Poste deKagale. Le lendemain matin nous irons dîner à Yes$, grande maison de pierre, qui appartient à Madame de Delwig, mère du Major-Général de ce nom: elle est éloignée de Kolk 40 Werstes et d’une de la Poste de Pédrus. Après у avoir dîné, nous irons souper et coucher à Hаckoff, grande maison qui appartient à une Madame de Wangersheim. Entre celle-ci et celle de Yess, il y a 47 Werstes. Le lendemain matin nous irons dîner à la Poste de Fokenhoff. La maison est un peu plus grande que les antres maisons de Poste. Faute de meilleure, il faudra bien s’en servir pour le dîner seulement. Cela est éloigné de Hackoff de trente cinq Werstes, puisque pour éviter un vilain passage nous serons obligé de faire un détour d’environ 7 à 8 Werstes. Après dîné nous iroos souper et coucher au château de Narva. La distance de Fokenhoff à Narva est trente-sept Werstes. Le lendemain il nous faudra aussi dîner à Narva, et à fin que le teins ne paraisse pas trop long aux Princesses, je leur proposerai, s’il fait beau, une promenade à la Cascade. Après avoir dîné à Narva nous irons souper et coucher à Yambourg. Le lendemain nous irons dîner à Seltzo, où il y a une grande Maison de bois du Comte Sievers.
Вотъ уже и іюнь мѣсяцъ по старому стилю, а нѣтъ извѣстій отъ моихъ принцессъ. Не отказались ли онѣ отъ поѣздки моремъ? Въ Ревелѣ носится слухъ будто кто-то написалъ изъ Гамбурга что онѣ рѣшались предо лакать свое путешествіе сухимъ путемъ.
Хотя эхо только смутный олухъ, онъ однакожь мнѣ очень ненравится, такъ какъ я теперь вполнѣ приготовился хорошо принятъ ихъ въ Екатериненталѣ. За неимѣніемъ иныхъ занятій, я вспомнилъ о тысячѣ бездѣлицахъ, даже о кларнетахъ, которые будутъ играть во время стола. Я также выбралъ мѣсто въ саду между семи очень почтенныхъ липъ, гдѣ имъ можно будетъ завтракать, если захотятъ.
И я думаю что онѣ это станутъ дѣлать для того чтобъ угодить В. И. В--ству, подражая вамъ хоть въ семъ случаѣ.
Въ Екатериненталѣ нѣтъ ничего новаго, кромѣ развѣ того что вѣтеръ перемѣнился и изъ попутнаго для принцессъ обратился, тому дна два, въ нѣсколько противный имъ. Но онѣ все-таки рано или поздно прибудутъ, и тогда я не премину донести В. И. В--ству какъ онѣ мнѣ покажутся съ перваго взгляда по наружности. И я сдѣлаю это съ тѣмъ большею откровенностью, что я привыкъ вслухъ думать при васъ. Но что касается до изъ обхожденія и привычекъ въ нравственномъ и физическомъ отношеніяхъ, то я не могу взять этого на себя, оставайся я хоть шесть мѣсяцевъ при нихъ, такъ какъ онѣ конечно всегда будутъ стараться выказать себя предо мною съ выгоднѣйшей стороны и мнѣ никогда не удастся видѣть ихъ иначе какъ наготовѣ. Вслѣдствіе сего, дабы узнать каковы онѣ въ своемъ домашнемъ обиходѣ и когда ничѣмъ не стѣснены, мнѣ казалось бы не лишнимъ прибѣгнуть къ какой-либо личности женскаго пола, какъ напримѣръ къ каммеръ-медхенъ, на проницательность и преданность которой можно бы было надѣяться. Я имѣю въ виду одну дѣвушку на это мѣсто и собираюсь доложить объ этомъ В. В--ству по возвращеніи моемъ. Будьте столь добры, всемилостивѣйшая государыня, повелите оставить эту должность вакантною, съ тѣмъ однакоже чтобы замѣстить ее другою личностью, если та которую я предложу не будетъ вамъ угодна. А такъ какъ В. В--ство уже изволили мнѣ дать знать послѣднею статьей моей инструкціи что я останусь при ландграфинѣ, пока она будетъ находиться при вашемъ дворѣ, я ласкою себя надеждой что при помощи такой горничной мнѣ удастся добиться всевозможныхъ свѣдѣній или по крайней мѣрѣ достаточныхъ указаній для дальнѣйшихъ наблюденій. Тогда, въ свою очередь, стану предлагать вамъ пари, отъ которыхъ вы будете отказываться.
Честь имѣю быть, и пр.
P. S. Мнѣ кажется что я распорядился путешествіемъ какъ только могъ лучше, и я надѣюсь что ландграфиня одобритъ мой маршрутъ. Впрочемъ, я предоставлю ей провести его въ исполненіе въ болѣе или менѣе продолжительный срокъ. Выѣхавъ послѣ обѣда изъ Екатериненталя, мы найдемъ узкимъ и ночлегъ въ Колкѣ, у гр. Стенбока. Тамъ есть прекрасные и обширный каменные домъ, выстроенные тому лѣтъ шесть или семь. Онъ отстоитъ на 48 верстъ отъ Екатериненталя, и на двѣ отъ станціи Каталь. На слѣдующіе день мы отправимся обѣдать въ Іевѣ, гдѣ находится большой каменный домъ, принадлежащій г-жѣ Дельвигъ, матери генералъ-майора Дельвига, въ 40 верстахъ отъ Колка и въ одной отъ станціи Подрусъ. Отобѣдавъ тамъ, мы отправимся для ужина и ночлега въ Гакгофъ, гдѣ есть большой домъ, принадлежащій какой-то г-жѣ Вангерсгеймъ.1 Оттуда до Іеве2 48 верстъ. На другое день мы будемъ обѣдать не станціи Фокенгофъ. Домъ тамъ нѣсколько просторнѣе другихъ почтовыхъ домовъ. за неимѣніемъ лучшаго надо будетъ имъ воспользоваться, но единственно для обѣда. Отъ Гакгофа3 до туда 85 верстъ, такъ какъ для избѣжанія однаго дурнаго проѣзда, мы принуждены будемъ дать крюку верстъ семь или восемь. Послѣ обѣда мы отправимся къ ужину и на ночлегъ въ Нарвскіе замокъ. 4 Отъ Фокенгофа до Нарвы 87 верстъ. На слѣдующій день намъ придется отобѣдать въ Нарвѣ, и для того чтобы принцессы не соскучились, я имъ предложу, если погода будетъ хороша, совершить прогулку къ водопаду. Отобѣдавъ въ Нарвѣ, мы отправимся къ ужину и на ночлегъ въ Ямбургъ. На другія сутки мы будемъ обѣдать въ Сельцѣ, гдѣ есть большой деревянный домъ, принадлежащій гр. Сиверсу.5
Письмо это сохранилось въ государственномъ архивѣ, но безъ приписки (Р. S.), заключающей маршрутъ.
1 Фамилія Вангерсгеймъ принадлежитъ къ эстляндскому дворянству съ 1547 года, владѣетъ имѣніями съ 1684 и внесена въ матрикулъ въ 1746 году.
2 Не знаемъ почему Черкасовъ писалъ Yess вмѣсто Yeve.
3 Гакгофъ очевидно составленъ изъ словъ Hof (дворъ) и Hackes (десятина), точно такъ же какъ Фокенгофъ означаетъ дворъ г. Фокъ.
4 Екатерина II отмѣнила ночлегъ въ Нарвѣ. См. № XX.
5 Баронесса Икскуль, дочь графа Якова Еѳимовича Сиверса (см. Рус. Вѣсти. за январь 1870 года, стр. 16, 22, 28, 31, 91, 105 и 184), продала Сельцо генералу отъ артиллеріи барону Н. И. Корфу, скончавшемуся въ С.-Петербургѣ въ 1869 году. Деревянный домъ о которомъ здѣсь идетъ рѣчь сгорѣлъ тому уже нѣсколько времени.
XIV.
правитьHier vers minuit j’ai eu l’honneur de recevoir la lettre de V. M. I. écrite le 30 de May. Je ne puis pas comprendre, comment ma lettre du 25, que j’ai envoyé ce jour là à la posté à 2 heures après-midi avec ordre de l’expédier aussitôt avec une estafette, ne soit parvenue à Czarskoésélo que le 30. Le maître de Poste de Reval, Hoffman, m’assure qu’il l’а expédiée aussitôt qu’il l’eût reèue. Ayez la grâce, Madame, d’ordonnér au Directeur de Poste à Pétersbourg d’examiner le Postillon, qui lui а remis ma dépêche. Ainsi, de Postillon à l’autre, il découvrira où était la laute. J’espère pourtant que le paquet qui contenait ma lettre était bien cacheté.
Le C-te Panine а grand tort de vouloir conduire vos affaires à sa faèon. А peine peut-il se conduire lui «même et cela assez mal, Dieu sèait. Mais n’y а-t-il pas moyen de lui faire produire la Lettre d’Assebourg? Autant que je puis juger par la lettre du Roi de Prusse au C-te Solms, dont V. M. m’avez envoyé la copie, il me semble que le C-te Panine est allé dans cette affaire beaucoup pins loin qu’il ne devait. Cela pourrait bien être une raison pourquoi il ne veut pas vous montrer la lettre en question. Je souhaite de me tromper dans ma conjecture. Cela vous épargnerait un déplaisir.
Je suivrai ponctuellement les ordres de V. M. au sujet du C-te André: comme aussi dans les autres points de ma conduite vis-à-vis de Princesses; je tâcherai de leur faire adopter avec moi une faèon d’agir franche et sans détour. Sie muffen recht wunderlich fehn, wenn Sie Sich damir begnügen wollen: und mögen Sie gehen wo Jhro Wajefràt Sie in dem Fall vorweifen. Je n’ose pas me servir de l’expression énergique de V. M.
Je suis très charmé, Madame, de ce que le Prince Orlow est remis dans l’exercice de tontes ses charges. Sûrement il s’en acquittera aussi bien que par le passé, c’est-à-dire tres-bien. J’ai déjà prié l’autre jour Monsieur Kosmyn de lui dire de ma part, que j'étais fort aise de ce qu’il cesserait Баклушъ Бить. I n’est pas né pour ce metier-là et il s’y prenait mal à mon avis.
Hier j’ai marqué à V. M. quelques une des bagatelles que j’ai préparées pour les Princesses à Catherinendahl. Ce matin pai commencé à déjeûner publiquement. J’ai donné à quelques Dames et Cavaliers de Reval, du chocolat, du café et du thé; et cela sur le balcon du château. Il en coûtera peut-être quelqués soupirs à mon Oncle: mais aussi de quoi s’avise-t-il d'être avare?…
Votre volonté soit faite à Pégard de Koelchen. Il est plus ancien que Beck, et sans comparaison plus habile.
Спаси Богъ Лорда Букингама! Не ударилъ меня лицомъ въ грязь. Votre Majesté pouvez-ètre sûre d’avoir aussi la chaine pour ce bijou. J’ai encore 2.800 et quelques Roubles de Votre argent Je suis seulement fâché que la chaine ne soit déjà faite. On peut donc se tier à Mylord Buckingham, même dans des choses de goût! Qui Peut pourtant crû à son encolûre? Et puis, fîez-vous aux apparences….
En vérité, je ne sais que pensez de ce que le 18 de May on n’а encore rien sû à Berlin que Votre Fregate était arrivée à Travemünde le 14. Le Prince Dolgorouky est-il toujours bien informé de ce qui se passe dans le Monde?
Je supplie V. M. I. de vouloir bien Vous rappeller un moment, que j’ai un goût décidé pour les balcons, qui donnent sur la Néwa, et que Vous m’avez promis de me faire l’honneur de diner chez moi à coté d’une cheminée Anglaise, dont Vous m’avez fait présent.
J’ai l’honneur d'être, etc.
Вчера около полуночи имѣлъ я честь получить письмо В. И. В--ства, написанное 30го мая. Не могу понять какимъ образомъ письмо мое отъ 25го, которое я въ этотъ день отослалъ на почту въ два часа пополудни, приказавъ отправить оное сейчасъ съ эстафетой, прибыло въ Царское Село только 30го. Ревельскій почтмейстеръ Гофманъ увѣряетъ меня что отправилъ его немедленно по полученіи. Будьте столь добры, всемилостивѣйшая государыня, прикажите с.-петербургскому почтъ-директору1 допросить почтальйона который ему вручилъ мою депешу. Обращаясь затѣмъ отъ одного почтальйона къ другому, онъ откроетъ по чьей винѣ это случилось. Однакожь надѣюсь что печать не была попорчена2 на конвертѣ въ который вложено было мое письмо.
Гр. Панинъ горько ошибается, думая вести дѣла на свой ладъ. Онъ. едва-едва умѣетъ вести себя самого и то, Богу извѣстно, довольно плохо. Но неужто нѣтъ средства заставить его показать письмо Acсебурга? Сколько я могу судить по письму короля Прусскаго гр. Сольмсу, съ котораго В. В--ство изволили мнѣ прислать копію, мнѣ кажется что гр. Панинъ черезчуръ далеко зашелъ по этому дѣлу. Вотъ вѣроятно почему онъ и не хочетъ показать помянутое письмо. Я желалъ бы ошибиться въ своемъ предположеніи. Это избавило бы васъ отъ непріятности.
Съ величайшею точностью выполню, приказанія В. В--ства какъ касательно гр. Андрея, такъ и въ другихъ пунктахъ моихъ отношеній съ принцессами. Постараюсь пріучитъ ихъ поступать со мною откровенно и безъ обиняковъ. Онѣ должно-бытъ ужь слишкомъ причудливы если этимъ не удовольствуются, и пусть онѣ отправятся въ такомъ случаѣ туда куда В. В--ство указать изволили (нѣмецкій текстъ)…. Не смѣю употребить энергическое выраженіе В. В--ства. Я очень радъ, всемилостивѣйшая государыня, что князь Орловъ снова введенъ въ отправленіе всѣхъ своихъ должностей. Безъ сомнѣнія, онъ станетъ отправлять ихъ точно такъ же какъ и прежде, то-есть очень хорошо. Я уже намѣдни просилъ г-на Козьмина сказать ему отъ меня сколь я радуюсь что онъ перестаетъ баклуши бить. Онъ не рожденъ для подобнаго ремесла и, по-моему, принимался за него дурно.
Вчера писалъ я В. В--ству о нѣкоторыхъ бездѣлушкахъ которыя я приготовилъ въ Екатеринентилѣ для принцессъ. Нынче утромъ я началъ завтракать въ присутствіи публики. Я угостилъ нѣсколькихъ ревельскихъ дамъ и кавалеровъ шоколатомъ, кофеемъ и чаемъ. Это происходило на. дворцовомъ балконѣ. Быть-можетъ мой дядюшка поплачетъ надъ этимъ; но кто же его проситъ скряжничать?
Да будетъ воля ваша относительно Кёльхена. Онъ старше Бека и безъ сравненія искуснѣе.
Спаси Богъ лорда Букингама! Не ударилъ меня лицомъ въ грязь (русскій текстъ)…. В. В--ство можете быть увѣрены что получите и цѣпочку къ этимъ часамъ. У меня еще есть слишкомъ 2.800 руб. вашихъ денегъ. Сожалѣю только что цѣпочка еще не сдѣлана. Итакъ, можно положиться на лорда Букингама3 даже въ дѣлахъ вкуса! Кто бы это однакожь подумалъ глядя на его неуклюжую шею? Послѣ этого, вѣрьте наружности….
Въ самомъ дѣлѣ, я ужь не знаю что думать о томъ что 18го мая еще ничего не знали въ Берлинѣ о прибытіи вашего фрегата 14го мая въ Травемюнде. Князь-то Долгоруковъ всегда ли знаетъ 4 то что происходитъ на бѣломъ свѣтѣ?
Убѣдительнѣйше прошу В. И. В--ство изволить вспомнить когда-нибудь что я чрезвычайно люблю балконы имѣющіе видъ на Неву, и что вы мнѣ обѣщали удостоить меня чести отобѣдать у меня возлѣ англійскаго камина который вы мнѣ подарили въ минувшемъ мартѣ мѣсяцѣ.
Сохранившійся у насъ черновой отпускъ этого письма провѣренъ и исправленъ по подлиннику находящемуся въ государственномъ архивѣ. Надъ первымъ написано: „а 8 h. du matin“, а надъ вторымъ: „а midi“.
1 С.-петербургскимъ почтъ-директоромъ былъ, чуть ли не въ продолженіе всего царствованія Екатерины, тайный совѣтникъ Авг. Ѳед. Ганъ, съ которымъ она, несмотря на зависимость его отъ вице-канцлера (см. примѣчанія къ I—IV), очень часто сносилась непосредственно и большею частію письменно. Собственноручные записочки ея къ нему хранились какъ драгоцѣнность у сына его, сперва бывшаго его помощникомъ, а потомъ членомъ упраздненнаго нынѣ почтоваго совѣта, дѣйств. ст. сов. Ѳед. Авг. Гана. Старшій изъ трехъ сыновей его, Евгеній Ѳедоровичъ, состоитъ нынѣ сенаторомъ. Очень можетъ быть что. Авг. Ѳед. Ганъ доставилъ императрицѣ депешу Фридриха II къ гр. Сольмсу и вообще обо многомъ увѣдомлялъ ее мимо гр. Панина.
2 Въ письмѣ своемъ отъ 25го мая (№ IX) баронъ Черкасовъ далеко не дружелюбно отзывался о вице-канцлерѣ; а такъ какъ оно запоздало, то очень естественно безпокоился о цѣлости печати на своемъ конвертѣ и о томъ не попало ли оно въ руки угодниковъ графа.
3 О князѣ Орловѣ, статсъ-секретарѣ Козьминѣ, о д-рѣ Кельхенѣ и лордѣ Букингамѣ см. примѣчанія къ предшествующимъ I, IX и XII.
4 Эскадра прибыла въ Травемюнде только 17го мая, и 18го князь Долгоруковъ, находясь въ Берлинѣ, дѣйствительно не могъ этого знать. (См. предисловіе къ настоящей корреспонденціи.)
XV.
правитьMonsieur le Baron Czerkassow! J’ai reèu avant-hier au soir votre lettre du 29 et n’у trouvant rien de bien pressé pour m’obliger à у répondre sur le champ, jai différé de le faire jusqu'à l’arrivée de la Poste, tant pour voir ce qu’elle m’apporterait, que pour vous envoyer les Gazettes Anglaises que vous trouverez ci jointes. Cette poste m’а apporté effectivement une lettre du Prince Dolgorouky de Berlin dont je vous envoyé une copie: j’y ai trouvé jointe une lettre de la Landgrave en réponse à la mienne par laquelle elle me confirme ce oue me dit le susdit Prince; d’après ces lettres et ayant calculé tant bieû que mal, je compte que cette Princesse est en mer depuis cinq jours et peut-être vous arrivera-t-elle avec cette lettre en même temps. J’attendrai de vous le registre de la route; maie je souhaiterais que vous puissiez régler la route de telle faèon que Madame la Landgrave puisse arriver à l’improviste; mais motus sur cet article. Je suis-toute décidée de leur faire éviter Krasnoé-Sélo; parce qu’outre le camp, je crains que toute la ville ne s’y trouve par un mouvement de curiosité et sans s'étre concertée. Adieu, portez-vous bien. Nous avons été hier manger du lait chez Tatiana et crainte que la compagnie n’en emporta une indigestion, je suis revenue à pied avec la. plue grande partie de mon monde.
Г. баронъ Черкасовъ! Я получила третьяго дня, вечеромъ, ваше письмо отъ 29го и такъ какъ не нашла въ немъ ничего что бы требовало отъ меня немедленнаго отвѣта, я отложила оный до прибытія почты, на случай не привезетъ ли она мнѣ чего и дабы вамъ переслать англійскія газеты. Почта дѣйствительно привезла мнѣ изъ Берлина письмо князя Долгорукова, съ котораго посылаю вамъ копію и къ которому приложенъ былъ отвѣтъ ландграфини на мое письмо. Она пишетъ мнѣ то же самое что и вышепоименованный князь. По приблизительному разчету, основанному на сихъ письмахъ, полагаю что эта принцесса узко дней пять на морѣ и, быть-можетъ, достигнетъ Ревеля одновременно съ сими строками. Буду ожидать отъ васъ маршрута; но я желала бы чтобы вы могли устроить путешествіе такимъ образомъ чтобы ландграфиня могла бы пріѣхать (какъ бы; внезапно; но держите эту статью въ секретѣ. Я вполнѣ рѣшилась устроить такъ чтобы онѣ (принцессы) миновали Красное Село, такъ какъ кромѣ находящагося тамъ лагеря, я боюсь какъ бы весь городъ (всѣ петербургскіе жители) не перебрался туда изъ простаго любопытства и даже не сговорившись объ этомъ. Мы были вчера у Татьяны, ѣли у ней простоквашу и изъ опасенія чтобъ это не отозвалось нашей компаніи разстройствомъ желудка, я возвратилась пѣшкомъ съ большею частію приглашенныхъ.
Примѣчаніе. Для гг. военныхъ любопытно будетъ узнать что уже тому почти сто лѣтъ устраивался лагерь въ Красномъ Селѣ. Нельзя не сожалѣть что ни въ этомъ, ни въ послѣдующихъ письмахъ не заключается ни малѣйшаго намека на тогдашній составъ его. Что Жекасается до фермы Татьяны, то у насъ въ настоящее время нѣтъ подъ рукой гофъ-фурьерскаго Журнала и никакого историческаго описанія Царскаго Седа, по которымъ, быть-можетъ, удалось бы опредѣлять была ли эта молочная ферма казенная или частная. Сколько намъ извѣстно, въ настоящее время тамъ ничего подобнаго нѣтъ; а есть фермы въ Павловскѣ, Гатчинѣ и т. я. Мauger du lait мы не могли перевести выраженіемъ пить молоко; ибо еслибы тутъ не была очевидно рѣчь о густомъ молокѣ, то сказано бы было boire du lait
Собственноручное В. І. В--ства высочайшее писаніе, отъ 28го минувшаго апрѣля, удостоился получить исправно вчерась по-утру, черезъ флота лейтенанта Шубина; при письмѣ г. Г. М. Ребиндера, который по десяти-дневномъ пути съ тремя фрегатами 17го (28го) сего мѣсяца благополучно прибылъ въ Любекъ.
Я немедленно ѣздилъ къ владѣющей ландграфинѣ Гессенъ-Дармшмадтской и вручилъ ея свѣтлости В. И. В--ства грамоту, на которую при семь прилагаю отвѣтъ. Она мнѣ показалась очень чувствительна и благодарна за всѣ В. I. В--ства къ ней милости; и сказала что она намѣрена спѣшить своимъ отъѣздомъ какъ возможно скорѣе, о что конечно въ будущую пятницу отправится въ Любекъ, куда прибыть надѣется въ воскресенье.
XVI.
правитьMonsieur le Baron Czerkassow! Ce matin par une estafette de Berlin du Prince Dolgorouky est arrivée la lettre et le registre dont ci-jointe vous trouverez la copie. Je n’ai rien de plus pressé que de vous envoyer cette nouvelle et j’attende à présent de moment en moment de votre parti celle de l’arrivée de la Cour de Darmstadt à RévaL Au reste, Je Vous réitère de faire de votre mieux, pour que mes intentions en tout point soyent remplies. Adieu, portez-vous bien.
Г. баронъ Черкасовъ! Нынче утромъ, съ эстафетой князя Долгорукова, изъ Берлина, получила я препровождаемыя при семъ въ копіяхъ письмо и списокъ. Спѣшу переслать вамъ ихъ и ожидаю теперь отъ васъ съ часу на часъ извѣстія о прибытіи Дармштадтскаго двора въ Ревель. Впрочемъ, повторяю: всячески старайтесь чтобы мои намѣренія были, во всѣхъ отношеніяхъ, приведены въ исполненіе. Прощайте, будьте здоровы.
Владѣющая ландграфиня Гессенъ-Дармштадтская, оего утра въ шесть часовъ отсюда съ тремя принцессами ея дочерьми, хотя меньшая еще несколько слаба въ своемъ здоровья, поѣхать изволила въ Любекъ, куда прибыть намѣрена въ будущее воскресенье, и отправится въ море какъ скоро заблагоразсудитъ главнокомандующій фрегатами ея императорскаго величества туда на сихъ дняхъ прибывшими, а какъ статься можетъ что ея свѣтлости вѣтеръ послужитъ и она потому скорѣе сего письма въ Россію прибудетъ, то почелъ я за нужное оное отправить чрезъ нарочную эстафету, дабы заблаговременно о томъ донести и ея свѣтлости прибытіе къ намъ предупредить симъ моимъ доношеніемъ. Для любопытства прилагаю при семъ списокъ по которому усмотрѣть, изволите въ чемъ свита и экипажъ ея свѣтлости состоитъ.
Profitant du depart du Comte Tiesenhausen, qui aura l’honneur de Vous presenter cette lettre, j’ai cru o’e mon devoir de voos demander les ordres de V. M. I. au sujet des denrées, que-la noblesse de l’Estbonie s’est engagée à fournir pour la table de Madame la Landgrave, à son passage entre Catherinendabl et Narva. Les payerai-je ou non? En tout cas, je leur ai demandé la taxe; mais je m’y comporterai conformément à Vos ordres. En general, je puis assurer V. M. I. qu’il n’y a rien, relativement à ma commission, à quoi cette Noblesse ne se prêtât de tres-bonne grace, jusqu'à me prévenir sur quantité de choses, auxquelles je n’aerai jamais songé. Témoin la sœur du porteur de cette lettre Madame d’Uugern-Sternberg, qui а offert un fort beau lit de Damas verd, des fauteuils de même et sa Toilette d’argent, pour les placer dans la Chambre à coucher de Madame la Landgrave. Us disent que Vous voulez apparemment que cette Princesse soit très-bien reèue, puisque vous avez envoyé à sa rencotre pwsonnage mon importance. Comme ils changeraient de ton, s’ils savaient les belles epithètes, dont vous m’honorez quelquefois, lorsque vous avez du guignon, au Oribbage surtout.
Черкасовъ Екатеринѣ II.
Содержаніе: Гр. Тизенгаузенъ.-- Эстляндское дворянство будетъ доставлять припасы во время путешествія ландграфини.-- Баронесса Унгернъ прислала свою мебель въ Екатериненталь.-- Заключенія выводимыя изъ присылки важной особы на встрѣчу ландграфини.-- Воспоминанія о криббиджной игрѣ.Пользуясь отъѣздомъ графа Тизенгаузена,1 который будетъ имѣть честь представить вамъ это письмо, считаю своею обязанностью испросить приказаній вашихъ о съѣстныхъ припасахъ которые эстляндское дворянство обязалось доставлять для стола ландграфини въ проѣздъ ея отъ Екатериненталя до Нарвы. Долженъ ли я буду за нихъ платить или нѣтъ? На всякій случай я спросилъ у нихъ (дворянъ) таксу; но поступлю согласно указаніямъ которыя получу отъ васъ. Вообще, могу увѣрить В. И. В--ство что во воемъ что касается возложеннаго на меня порученія, это дворянство усердно старается мнѣ помочь, напоминая мнѣ даже о множествѣ вещей о которыхъ я бы никогда и не подумалъ. Такъ, баронесса Унгернъ-Штернбергъ, сестра подателя сихъ строкъ, прислала, для опочивальни ландграфини, прекрасную кровать съ зелеными штофными занавѣсами, нѣсколько такихъ же креселъ и туалетъ изъ чистаго серебра. Они говорятъ что вы должно-быть хотите чтобъ эта принцесса была очень хорошо принята, ибо выслали ей на встрѣчу такую важную особу какъ я…. О, какъ бы они перемѣнили тонъ еслибы знали какими прозвищами вы меня порой чествуете, особенно когда вамъ не везетъ въ криббиджной игрѣ!
Честь имѣю, и пр.
Это письмо провѣрено по сохранившемуся въ государственномъ архивѣ подлиннику.
1 Здѣсь идетъ рѣчь о графѣ Конрадѣ Владимірѣ Тизенгаузенѣ. Его родная сестра, Дарья Андреевна, была за барономъ Унгернъ-Штенбергомъ (см. Росс. Род. Кн. т. III, С.-Петербургъ 1856, стр. 268). Бароны Унгерны владѣльцы острова Даго, близь Гапсаля. Одинъ изъ нихъ, въ началѣ царствованія Екатерины II, производилъ контрабанду самымъ постыднымъ образомъ, за что и былъ сосланъ въ Сибирь. Онъ устроилъ на островѣ Даго маякъ съ подводными камнями, о которые разбивались привлеченныя такимъ образомъ и искавшія у него убѣжища купеческія суда.
XVIII.
правитьHier après minuit ou plutôt ce matin à une heure, j’ai reèu la lettre de V. M. I. écrite le 2 de ce mois. Ses calculs pourraient être justes, si le voyage n'était pas par mer, mais les vents' contraires qui soufflent depuis quelques jours, pourraient bien у porter du retardement. Ainsi je suis tout-à fait incertain sur le moment de l’arrivée des Princesses. Mais je me tiens
(„rêt à les recevoir le jour ou la nuit: c’est à Elles de choisir e tems du débarquement. Hier j’ai eu l’honneur d'écrire à V. M. par le Comte de Tiesenhausen et outre ma lettre, je lui ai encore donné un billet par lequel le Maître de Poste d’ici m’avertit du jour du départ des Princesses de Berlin. J’arrangerai le voyage en sorte que Madame la Landgrave puisse venir diner à Gatschina, si elle n’aura rien à redire à mon projet; Le voilà tel que je l’ai conèu: Après avoir dîné ici, nous irons souper et coucher à Kolck. Le lendemain nous dînerons à Vévé, souperons et coucherons à Hackhof. Le troisième jour nous dînerons à Fockenhof et irons souper et coucher au château de Narva. Le quatrième jour nous dînerons aussi à Narva et irons souper et coucher à I ambourg. Le cinquième jour nous dînerons à Ozireovitz, souperons et coucherons à Seltzo. Le sixième jour nous viendrons dîner à Gatschina. Le séjour un peu long а Narva est absolument nécessaire pour la commodité des voyageurs et du transport des choses nécessaires pour leur table. Je joins ici une copie de toute la route depuis Catherinendahl jusqu'à Kipen.
Ayez la grâce, Madame, d’ordonner que l’on nous montrât s’il y a là un chemin particulier de Kipen à Gatschina sans toucner à Krasnoe-Celo. Afin que le Comte André ne nous causât quelque embarras imprévu, ordonnez, Madame, au Comte Ivan Czernischeff de lui expédier un ordre du Collège de l’Amirauté qu’il ait à se rendre à Czarsco-Celo, aussitôt qu’il aura débarqué ici. On peut lui faire entendre ensuite que c'était par' impatience de lui demander des nouvelles relatives aux Princesses et à leur trajet.
J’ai l’honneur d'être, etc.
P. S. Au moment où j’allais cacheter ma lettre, on m’apporte celle que V. M. m’avez écrite le 3 de ce mois, avec les incluses copies: 1°, De la lettre du Prince Dolgorouky, 2°, De la liste de la suite des Princesses и leur départ de Berlin. Je souhaite' pouvoir dans quelques heures d’ici, expédier une estafette avec la nouvelle tant souhaitée (au moins par moi), de leur heureuse arrivée ici. De mon côté, j’ose réitérer à V. M. que je ferai tout’ce qui dependera de moi pour bien remplir Vos ordres en tout. Si je n’v réussis pas, ne Vous en prenez qu'à Vous-méme, Madame, pour avoir chargé um maladroit d’une pareille commission. Y ai-je jamais songé avant que V. M. m’en ayez parlé pour la première fois, le 22 Avril, pendant que l’on servait à dîner dans Votre Galerie à CzarskoCélo? J’y ai aspiré encore moins. Je sais que ce qui Vousplâit est bon et honnête, etc.
Вчера послѣ полуночи, или, вѣрнѣе сказать, нынче въ 1 ч. утра, имѣлъ я честь получить письмо В. И. В--ства написанное 2го числа сего мѣсяца. Вашъ разчетъ могъ бы быть вѣренъ еслибы путешествіе не совершалось моремъ; но дующіе уже нѣсколько дней противные вѣтры могутъ произвести задержку. Вслѣдствіе 8 того въ совершенномъ недоумѣніи насчетъ времени пріѣзда принцессъ. Я готовъ принять ихъ и днемъ и ночью: пусть же сама выбираютъ время прибытія. Вчера з имѣлъ честь писать В. В--ству чрезъ графа Тизенгаузена и кромѣ письма моего къ вамъ вручалъ ему записочку, которою здѣшній почтмейстеръ увѣдомилъ меня о днѣ отъѣзда принцессъ изъ Берлина. Я дорогой распоряжусь такъ чтобы ландграфиня, если она ничего не будетъ имѣть противъ проектированнаго мною маршрута, прибыла въ Гатчину къ самому обѣду. Вотъ какъ я это придумалъ: отобѣдавъ здѣсь, мы отправимся для ужина къ ночлега въ Колкъ; на другой дома мы пообѣдаемъ въ Іеве, поужинаемъ и будемъ имѣть ночлегъ въ Гакговѣ. На третій день мы пообѣдаемъ въ Фокенгофѣ и проберемся къ ужину и ночлегу въ Нарвскій замокъ. Въ четвертый день мы также пообѣдаемъ въ Нарвѣ и найдемъ ужинъ и ночлегъ въ Ямбургѣ. Въ пятый день мы отобѣдаемъ на станціи Чирковицы и будемъ имѣть ужинъ и ночлегъ въ Сельцѣ. Въ шестой день мы пріѣдемъ къ обѣду въ Гатчину. Нѣсколько продолжительная остановка въ Нарвѣ совершенно необходима для удобства путешественницъ и Перевозки съѣстныхъ припасовъ къ ихъ столу. Представляю при семъ описаніе (копію?) всей дороги, отъ Екатериненталя до Кипеня.
Будьте столь добры, всемилостивѣйшая государыня, прикажите, въ случаѣ если есть отъ Кипеня до Гатчины особенная дорога, минуя Красное Село, чтобы намъ ее показали. Для того чтобы графъ Андрей (Разумовскій) не поставилъ насъ какъ-нибудь неожиданно въ затрудненіе, прикажите, всемилостивѣйшая государыня, графу Ивану Чернышеву выслать ему сюда приказаніе отъ аджиралтействѣколлегіи, немедленно по прибытіи сюда ѣхать въ Царское Село. Можно будетъ его послѣ увѣрить что причиной этого приказанія было нетерпѣніе имѣть чрезъ него извѣстія о принцессахъ и объ ихъ рейсѣ.
Честь имѣю, и пр.
Р. S. Въ ту минуту когда я собирался запечатать мое письмо, мнѣ принесли письмо написанное мнѣ В. В--ствомъ 3го числя сего мѣсяца съ приложенными къ нему копіями: 1) письма князя Долгорукова, 2) списка лицамъ составлявшимъ свиту принцессъ, при отъѣздѣ ихъ изъ Берлина. Мнѣ бы очень хотѣлось черезъ нѣсколько часовъ отправить эстафету со столь желаннымъ (по крайней мѣрѣ мною) извѣстіемъ о благополучномъ пріѣздѣ ихъ сюда. Съ своей стороны осмѣливаюсь повторить В. В--ству что я сдѣлаю все отъ меня зависящее, дабы во всѣхъ отношеніяхъ хорошо выполнить ваши приказанія. Еслиже я потерплю неудачу, то ужь пеняйте сами на себя за то что дали такое порученіе человѣку неловкому. Помышлялъ ли а когда-либо объ этомъ порученіи до того времени когда В. В--ство мнѣ сдѣлали первый намекъ на оное, 22го апрѣля, въ то время какъ вы изволили обѣдать въ своей царскосельской галлереѣ?… Я еще менѣе его домогался. Я знаю что вы любите лишь доброе и честное.
Въ 1мъ примѣчаніи къ № XIII сказано было что маршрутъ приложенный будто бы къ нему въ видѣ приписки не сохранился въ государственномъ архивѣ. На это донесеніе отъ 1го іюня Екатерина II отвѣчала 7го числа (№ XIX), одновременно и довольно глухо увѣдомляя Черкасова о полученіи еще двухъ другихъ его писемъ, но такъ какъ настоящій, написанный 5го іюня, маршрутъ (№ XVIII) заключаетъ сокращенное повтореніе прежняго, да еще съ приложеніемъ списка станцій (см. № XX), и такъ какъ именно въ отвѣтъ на это самое донесеніе XVIII) Екатерина II отмѣнила предположенный ночлегъ въ Нарвѣ (cp. № XX), то кажется надо полагать что первоначальный маршрутъ вовсе не былъ посланъ императрицѣ. Если не ошибаемся, имѣніе Чирковицы прежде принадлежало покойному государственному контролеру А. З. Хитрово и отдано было въ приданое его дочери, бывшей въ замужествѣ за сенаторомъ Донауровымъ.
XIX.
правитьMonsieur le Baron Czerkassow! J’ai aujourdhui à repondre à trois de vos lettres et à vous envoyer les gazettes Anglaises. Dans celle du 1er Juin vous me dîtes qie vous attendez vos Princesses et que vous êtes armé jusqu au dents pour les recevoir. Vraiment, je suis charmé que votre esprit ait fait une aussi grande dépioyade d’attention, que de préparer jusqu'à des Clarinettes et un lieu pour déjeuner; j’ai toujours dit qu’avec le temps vous diviendriez un joli garèon et je vois avec plaisir que vous allez être poli et ferme comme un morceau d’acier, mais n’allez pas au moins vous rouiller comme les piliers de mon faéton, auquel j’ai donné le noble nom de pâté. Je compte que vous aurez vos princesses ce jourd’hui entre vos bras, car les voilà depuis quatorze jours parties de Berlin pour Lübeck, en dépit des Volitiche Rannengieber de Réval qui les faisaient changer de route. La place de Rammer-Diadchen restera vacante; oest apparemment une de vos maîtresses que vous prétendez fourrer là. Voilà ce que c’est que de hanter des gens médisans, comme vous: on le devient aussi. Par votre lettre du 2 de Juin vous prétendez avoir donné le 25 de May une lettre à la poste, mais le registre que j’ai vü nie le lait. La maladie n’est paede conséquence, et le jeu vaut pas la chandelle. Prononcez cette tirade à la Lew Alexandrovitsch, quand il contrefait Lévaschetf, entendez-vous? Comment va votre santé? Vous traitez donc les Dames de Rêvai à mes dépens avec du chocolat, du café et du thé, mais voyez donc ce verd galand qni ruine ses amis pour se faire des conquêtes; mon grognera sans faute, et il aura deux peines, l’une de se fâcher, et l’autre de se detacher, car jamais on ne pourra lui faire rendre le chocolat avalé. Hier le Comte Tiesenhan’sen m’а apporté votre lettre du 4 de ce mois, oiï vous me demandez des ordres an sujet des denrées que la noblesse de l’Esthonie s’est engagée à fournir pour la table des Princesses depuis Catherinendahl jusqu'à Narva, si vous devez les payer ou non. Voici mon avis. La chancellerie de la oour а, je crois, fait всь arrangements pour le déîrayement des Princesses, plus que elle nous n’avons rien à payer, et il dépend de la noblesse de faire un extra à ses frais si elle le juge à propos; vous ne vous en mêlerez point. Mais entre nous soit dit, ces Princesses deviendront grasses comme des poulardes en chemin, si on les nourrira à chaque pas. Ainsi soit il: tenez-vous en à mes prescriptions, Moniteur le personnage d’importance, et laissez la Province faire ce qui lui plaît, pourvu qu’elle ne fasse point de bêtises. Adieu, portez-vous bien, а я купаться пойду à votre santé. Bonjour mon cœur! Que dira la postérité quand elle verra cette lettre. Elle fera des conjectures et elle se trompera.
Екатерина II Черкасову.
Содержаніе: Увѣдомленіе о полученіи отъ него трехъ донесеній.-- Одобреніе и шутки по поводу приготовленій въ Екатериненталѣ.-- Ландграфиня пріѣдетъ несмотря на ревельскія сплетни.-- Мѣсто придворной горничной останется не запятымъ.-- Злословіе заразительно.-- Потерянное письмо.-- Совѣтъ попробовать передразнивать Нарышкина.-- Онъ будетъ ворчать насчетъ завтраковъ даваемыхъ ревельскимъ дамамъ, и будетъ имѣть разомъ двойной трудъ...-- Графъ Тизенгаузенъ.-- "Пусть провинція дѣлаетъ что хочетъ, лишь бы она не дѣлала глупостей." -- Принцессы рискуютъ разтолстѣть какъ пулярки.-- Важная особа.-- Что скажетъ потомство, увидя это письмо?*Г. баронъ Черкасовъ! Мнѣ приходится отвѣчать сегодня на три вашихъ письма и выслать вамъ англійскія газеты. Отъ 1го числа іюня вы мнѣ пишете что ожидаете своихъ принцессъ и совершенно приготовилась ихъ принять. Я, право, въ восхищеніи что вы изощрили свой умъ до такой степени вниманія что даже приготовили кларнеты ко времени стола. Я всегда говорила что современемъ вы сдѣлаетесь премилымъ мальчикомъ и вижу, съ радостію, что вы отполировались и затвердѣли какъ сталь; но пожалуста не покрывайтесь ржавчиной какъ рессоры моего фаэтона, которому я дала благородное названіе пирога. Надѣюсь что сегодня ваши принцессы будутъ въ вашихъ объятіяхъ, такъ какъ вотъ уже двѣ недѣли что онѣ выѣхали изъ Берлина въ Любекъ, несмотря на ревельскихъ сплетниковъ по части политики, которые отправляли ихъ инымъ путемъ. Мѣсто придворной горничной останется не занятымъ. Вы, вѣроятно, хотите сунуть туда одну изъ своихъ любовницъ… Вотъ что значатъ вести знакомство съ людьми склонными къ злословію, какъ вы: въ свою очередь становишься злоязычнымъ. Въ письмѣ своемъ отъ 2го іюня, вы утверждаете будто 26го мая 1 отдали на почту письмо, которое однакожь не оказалось въ реэстрѣ, видѣнномъ мною. Бѣда не велика и игра не стоить свѣчъ. Произнесите эту тираду на манеръ Льва Александровича, когда онъ передразниваетъ Левашова, слышите?… Каково ваше здоровье? Итакъ, вы угощаете Ревельскихъ дамъ на свой счетъ шоколатомъ, кофеемъ и чаемъ; ну, посмотрите пожалуста на этого весельчака-волокиту, который раззоряетъ своихъ друзей дли того чтобъ одерживать побѣды надъ прекраснымъ поломъ: мой дядюшка непремѣнно поворчитъ, и ему предстоитъ разокъ двойной трудъ: посердиться и уходиться, такъ какъ ему никогда не вернуть уже выпитый шоколатъ. Вчера графъ Тизенгауаенъ привезъ мнѣ письмо ваше отъ 4го числа сего мѣсяца, коимъ вы спрашиваете моего приказанія должны ли вы платитъ или нѣтъ за съѣстные припасы которые эстляндское дворянство обязалось доставлять для стола принцессъ на разстояніи отъ Екатериненталя до Нарвы. Вотъ мое мнѣніе. Полагаю что придворная контора припала мѣры для продовольствованія принцессъ; за симъ мы не обязаны дѣлать никакихъ иныхъ издержекъ; если не дворянство хочетъ сдѣлать что-нибудь особенное, отъ него зависѣть будетъ сдѣлать это на свой счетъ, и вы въ это не вмѣшивайтесь. Но, между вами будь сказано, эти принцессы дорогой растолстѣютъ какъ пулярки, если ихъ станутъ кормить на каждомъ шагу. Аминь: соображайтесь съ моими наставленіями, важная особа, — и предоставьте провинціи дѣлать что она хочетъ, лишь бы она не дѣлала глупостей. Прощайте, будьте здоровы; а я купаться пойду, на ваше здоровье… Прощай, душа моя!… Что скажетъ потомство, когда увидитъ это письмо… Оно станетъ дѣлать предположенія… и — ошибется!
Изо всѣхъ писемъ императрицы къ барону Черкасову это самое шутливое и остроумное. Видно что почти все оно написано было подъ вліяніемъ самаго веселаго расположенія духа. Болѣе всѣго оно и представляло затрудненій по причинѣ множества галлицизмовъ (joli garèon, rerd-galant) и нѣсколькихъ приведенныхъ въ немъ французскихъ поговорокъ. Мы чувствуемъ что намъ не удалось вполнѣ удовлетворительно передать выраженіе verd-galant словами „весельчакъ-волокита“; что же касается до игры словомъ rendre, то такую нѣсколько тривіальную остроту не возможно перевести иначе какъ напомнивъ что этотъ глаголъ, кромѣ смысла отдачи, имѣетъ еще другое значеніе, медицинское, — рвать, тошнить.
1 О письмѣ Черкасова отъ 25го мая Екатерина II очевидно забыла. Она не только его получила, но и отвѣчала на него 30го числа. Она либо не хотѣла сознаться въ своей забывчивости, либо не желала того рода изслѣдованіи которое предлагалъ Черкасовъ (№ XIV), вообразивъ себѣ, быть-можетъ, что отъ него пострадаетъ одинъ изъ почтальйоновъ С.-Петербургскаго почтамта. Она вообще не любила слѣдствій которыя обрушивались на мелкомъ людѣ.
XX.
правитьMonsieur le Baron de Czercassow! J’ai reèu votre lettre dn 5 de ce mois, à la quelle i’ai trouvé jointe la liste des stations; tout le reste serait assez bien, mais la oouchée à Narva est de trop. Vous irez, s’il vous niait, coucher très commodément le jour que vous dînerez à Narva, de là à Yambourg, où vous serez beaucoup plus à votre aise, je pense, et par là vous épargnerez une nuit de plus que les Princesses auraient à passer en chemin, car il n’y a rien de plus fatiguant que de se trâiner ainsi longtems de station en station. Vous réglerez en conséquence votre route à moins de quelque difficulté insurmontable, ou bien que la Landgrave ne le veuille autrement. А Kipen vous trouverez quelqu’un qui vous montrera le chemin pour Gatschina. Adieu, portez-vous bien, je compte qu'à l’heure qu’il est vous avez vos Princesses.
Je reviens dans ce moment du déjeuner.
Г. баронъ Черкасовъ! Я получила ваше письмо отъ его числа сего мѣсяца, къ которому приложенъ былъ списокъ станцій; все остальное было бы хорошо; но ночлегъ въ Нарвѣ лишній. Въ тотъ день когда будете обѣдать въ Нарвѣ, прошу васъ отправиться преспокойно спать въ Ямбургъ. Думаю что вамъ будетъ тамъ гораздо лучше, и вы чрезъ это выиграете лишнюю ночь, которую бы принцессамъ пришлось провести въ дорогѣ; ибо ничего не можетъ быть утомительнѣе какъ таскаться такъ долго со станціи на станцію. Вы устроите согласно съ симъ ваше путешествіе, развѣ бы къ этому встрѣтилось непреодолимое препятствіе или еслибы ландграфиня пожелала чтобы поступлено было иначе. Въ Кипени вы найдете нарочнаго, который вамъ послужитъ проводникомъ по дорогѣ оттуда въ Гатчину. Прощайте; будьте здоровы; надѣюсь что уже теперь ваши принцессы пріѣхали.
Я только-что позавтракала.
XXI.
правитьHier à 4 heures après midi j’ai reèu Madame la Landgrave et les trois Princesses au port de Catnerinendahl. Elles se portent bien et il parait au’elles n’ont pas du tout souffert du trajet, qui quoiqu’assez long, n’а pourtant pas été fort incommode, à ce que m’а dit Monsieur de Rehbinder. Les PaquetBoate ne sont pas encore arrivés: et il faut les attendre pour pouvoir partir: car les Princesses n’ont amené à leur bord que les trois Dames et les deux Cavaliers de leur suite, au resta fort peu de monde et de leus effets. Madame la Landgrave a été fort contente de la lettre que je lui ai présentée de la part de V. M. aussitôt qu’elle fût entrée dans les appartements du Château. Elle me fa témoigné dans des termes dont je ne me souviens pas exactement, mais qui voulaient dire à peu près, qu’elle а été extrêmement flattée de l’attention de V. M. dans cette conjancture. Elle est fort éloquente et parle aesez vite: il ne faut done pas e'étonner si je ne rends pas toutes ses paroles: heureux si j’en attrape toujours le sens! Après qu’elle eût congé dié le Gouverneur-General, la Noblesse et ceux qui Pavaient attendue à Catherinendahl (et il y en avait beaucoup) et qu’elle se fût retirée, elle m’а fait peu de tems après appeler dans sa chambre à coucher. Je l’y ai trouvé avec les Piincessee. Elle était assise sur le canapé, et m’а obligé de me mettre auprès d’elle. Elle me dit alors qu’elle avait lû la lettre de V. M. que je lui avais présentée: qu’elle ne trouvait pas des expressions assez fortes pour témoigner sa reconnaissance pour toutes les bontés de V. M. mais quelle tâcherait par ses actions et par toute sa conduite de prouver qu’elle n’en étoit pas indigne; qu’elle étoit flattée de ce que V. M. m’avez envoyé à sa rencontre et espéroit qu’elle ne me causerait pas trop d’embarras. Là dessus le Baron de Riedesel entrant dans la chambre pour lui dire quelque chose, la conversation devint insensiblement générale: tantôt elle se félicitait d'être à terre; en assurant pourtant qu’elle et ses filles se sont trouvées beaucoup mieux en mer qu’elle n’avait esperé, tantôt elle admiroit la beauté du château et de sa situation qu’elle trouvoit délicieuse. Elle m’а fait quantité de questions sur Pierre le Grand. Après cela vers les 7 heures de soir, elle voulut se promener dans le jardin: et m’а prié de lui dire de quel côté il falloit aller. Je l’ai menée en haut dans une longue allée du côté de la Mer. Etant arrivée au bout de l’allée oû j’avais depuis quelques jours fait placer des bancs, elle s’assit pour se reposer. Les Princesses, qui l’accompagnèrent toutes, allèrent plus avant, étant apparemment bien aises d’avoir retrouvé l’occasion de màrcher. Elles revinrent un moment pour lui dire que plue loin il у avait une situation très belle et des plus champêtres. Elle у alla, et marchant toujours, nous nous trouvâmes au bord de la Mer sur le chemin de Narva. Elle s’y arrêta un moment pour regarder la Mer et revint vers le château par la même allée: mais au lieu de monter dans les appartenons, elle alla s’asseoir sous un berceau du jardin d’en haut. Les Princesses qui s’etaient aussi assises sur des bancs n’y restèrent pas long^ tems, puisque bientôt elle les engagea d’aller se promener encore avec les Dames et les Cavaliers. Alors, restant tête-à-tête, elle reprit avec moi la conversation qui fut interrompue dans sa chambre à coucher par le Baron de Riedesel. Elle me dit entre autres que sa démarche en venant avec ses Filles à Votre Cour paraissait étrange à plusieurs: cependant, dit-elle, je ne m’en repent pas: j’ai tant de confiance en Sa Majesté Impériale que je n’aurois pas balancé de tout sacrifier pour faire ce qu’elle paraîtrait désirer. Avouez, Monsieur le Baron, ajouta-t-elle, que j’ai fait un grand pas et me suis exposée non seulement à la critique, mais même aux propos de mauvaises langues, en venant avec mes Filles de si loin. Vous les voyez à présent. Elles n’ont point d’extérieur frappant. C’est à former leur cœur que je me suis principalement appliquée, et je me flatte, non sans raison, d’y avoir réussi. En pariant de cela, il mi paru qu’elle alloit avoir lee larmes aux yeux. J’ai baissé les miens par an mouvement involontaire. Je suis perdu, Madame! si Elle n’est que bonne Actrice. Depuis notre première entrevue lorsque ie lui ai donné la main pour l’aider à sortir de la chaloupe, Elle me traite avec beaucoup de politesse et de booté, me priant continuellement de m’asseoir auprès d’elle. А Table, Elle me place entre Elle et la Princesse Amélie. Elle paraît extrêmement satisfaite de tout ce aue je fais, me demande ce qu’il faut qu’elle fît. Ce matin elle me fît dire par Monsieur de Rehbinder d’entrer dans sa chambre à coucher, si je voulais l’exeuser sur ce qu’elle se feroit coiffer en ma présence. Je l’eus bientôt excusée, et entrai tout de suite. Après diné Elle acepta une partie de promenade en carosse pour aller voir la ville. Au retour, elle vit les Dames de Réval, au nombre d’environ cent. Presque toutes bien mises, et en leur présence Elle se mit à jouer au Whist avec moi, Monsieur Rehbinder et Monsieur Krouse. А propos de ce dernier; un peu avant le dîné Elle s’approcha de moi et me demanda s’il ne me plairoit pas de le retenir à dîner avec nous. Cela est déjà fait, Madame, lui ai-je dit; et effectivement, aussitôt que ie l’ai vu venir au Château, j’ai ordonné de mettre son nom sur la liste de ceux qui dineroient aujourd’hui. Hier, en quittant la frégate, Elle lui а fait présent d’une belle Doête d’or garnie de diamans et fît donner deux-cents ducats à l’Equipage; outre des petits présens fort jolis aux autres Officiers de la Frégate.
Elle m’а fait faire un petit changement dans mon plan de la route. Elle m’а dit qu’en voyageant elle ne dînoit jamais; qu’elle ne faisait qu’un Repas et cela le soir au gîte. J’ai donc arrangé mon plan de faèon qu’en partant d’ici après diné, nous coucherons la première nuit aussi à Kolck et la seconde à Hackhoff, mais la troisième à Yambourg, la cpiatrième à Seltzo et viendrons de là diner à Gatchina. Elle а été fort aise d’apprendre qu]avant que de venir dîner le dernier jour du voyage (Elle ne sait pas encore où), Elle auroit un bon gîte à Seltzo à 40 Werstes de là.
La Princesse Amélie est jolie, а un beau teint et de belles oouleurs, les cheveux bruns, grande comme sa mère, bien faite, fort polie, fort douce. La Princesse Wilhelmine est plus petite, pas si bien faite, des yeux à fleur de tête, le visage saillant, n’est pas si jolie que l’ainée, plus blonde qu’eue, un teint échauffé peut-être par le voyage, а un faux air au Prince Prosorowsky Lieutenant-Général; d’ailleurs, fort polie, mais fort réservée: très-attachée à sa Mère. La Princesse Louise sera fort jolie, si je ne me trompe; а un nez un peu retroussé, un air spirituel, les yeux beaux: est plus vive que ses sœurs, n’est pas bien faite non plus: polie, promet de grandir le dü-ai-je, Madame? Par le visage, elle ressemble un peù à Monseigneur le Grand Duc.
Samedi Matin à 2 heures.
Вчера, въ 4 ч. пополудни, я принялъ ландграфиню и трехъ принцессъ, ея дочерей, въ Екатеринентальскомъ портѣ. Онѣ здоровы и, кажется, вовсе не пострадали отъ морского луга. Онъ былъ, правда, продолжителенъ, но не слишкомъ безпокоенъ, судя по сказанному мнѣ г. Ребнидеромъ. Пакетботы еще не прибыли и надо ихъ обождать для того чтобъ имѣть возможность продолжать путешествіе, такъ какъ принцессы привезли съ собою на бортѣ фрегата (Св. Маркъ) только двухъ дамъ и двоихъ кавалеровъ и вообще очень не большую свиту и весьма мало багажа. Ландграфиня была очень довольна письмомъ которое я ей вручилъ отъ В. В--ства, какъ только она вошла во дворецъ. Она мнѣ это выразила словами которыя, не могу припомнить въ точности, но которыя приблизительно окончали что вниманіе В. В--ства было ей, въ настоящемъ случаѣ, чрезвычайно лестно. Она очень краснорѣчива и говоритъ довольно скоро; а потому не удивительно, если а не передаю всѣ ея слова. Я уже считаю себя счастливымъ, когда улавливаю ихъ настоящій смыслъ!». Вскорѣ послѣ того какъ она отпустила генералъ-губернатора, мѣстное дворянство и тѣхъ которые ожидали ее въ Екатериненталѣ (а такихъ было много) и удалилась во внутреннія комнаты, она меня потребовала въ свою опочивальню. Тамъ были и принцессы. Она сидѣла на диванѣ и заставила меня сѣсть возлѣ себя. Она мнѣ сказала что прочла врученное ей мною письмо В. В--ства, что не находитъ довольно сильныхъ выраженій чтобы вдавить благодарность свою за всѣ милости В. В--ства; на что она постарается доказать всѣмъ своимъ поведеніемъ что она не недостойна ихъ, что ей очень лестно что В. В--ста о изволили прислать меня на встрѣчу ей и что она надѣется не причинить мнѣ слишкомъ много хлопотъ. Въ эту минуту баронъ Ридезель вошелъ въ комнату доложить что-то ландграфинѣ и мало-по-малу разговоръ сдѣлался общимъ. То она радовалась что уже не находится болѣе на морѣ, хотя увѣряла что рейсъ обошелся для нея и для принцессъ гораздо лучше, чѣмъ она думала; то она любовалась дворцомъ и его мѣстоположеніемъ, которое находила очаровательнымъ. Она мнѣ сдѣлала множество вопросовъ о Петрѣ Великомъ. Послѣ сего, около 7 часовъ вечера, ей захотѣлось совершать прогулку по саду, и она попросила меня сказать ей куда именно идти? Я ее повелъ въ одну изъ длинныхъ аллей верхняго сада 1 къ огорожѣ моря. Дойдя до конца аллеи, — гдѣ тому нѣсколько дней вставлены были мною скамейки, — она сѣла отдохнуть. Принцессы, которыя всѣ три ее сопровождали, пошли впередъ, вѣроятно потому что обрадовались представившемуся наконецъ случаю походить. Вскорѣ онѣ однакожь вернулись чтобы сказать матушкѣ своей что нѣсколько далѣе есть мѣстность прекрасивая и совершенно сельская. Она туда пошла и такимъ образомъ мы добрались до Нарвской дороги на самомъ взморьѣ; постоявъ тутъ немного и поглядѣвъ на море, ландграфиня направилась ко дворцу по той же аллеѣ; но, вмѣсто того чтобы взойти туда, она усѣлась въ одной изъ бесѣдокъ верхняго сада. Принцессы также сѣли-было на скамьяхъ, но вскорѣ она имъ посовѣтовала продолжать прогулку съ ихъ дамами и кавалерами. Оставшись тогда со мною съ гдаэу-на-гдавъ, она принялась снова за разговоръ который былъ прерванъ въ ея опочивальнѣ барономъ Ридезелемъ. Она сказала мнѣ, между прочимъ, что ея поѣздка съ дочерьми къ вашему двору многимъ кажется странномъ — Впрочемъ, — прибавила она, — я въ ней не раскаиваюсь: я имѣю такъ много довѣрія къ Ея И. В--ству что не затруднилась бы всѣмъ пожертвовать чтобы сдѣлать то что она пожелала бы. Признайтесь, г. баронъ, оказала она, что пріѣхавъ сюда съ моими дочерьми изъ такой дали, я совершила большой шагъ и отдала себя въ жертву не только критикѣ, но и злымъ языкамъ. Теперь вы сами видите моихъ дочерей. Ихъ наружность но имѣетъ ничего особеннаго: я всего болѣе старалась образовать ихъ сердце и, не безъ причины, льщу себя мыслію что въ этомъ отношеніи имѣла успѣхъ. Въ то время какъ она это говорили, мнѣ показалось что у ней навернулись слезы на глаза. Невольно я опустилъ свои, и предупреждаю васъ, всемилостивѣйшая государыня, что я пропадшій человѣкъ, если она не болѣе какъ искусная актриса!… Съ первой нашей встрѣчи, когда я подалъ ей руку чтобы помочь ей выйти изъ шлюпки, она обращается со мною какъ можно учтивѣе и ласковѣе, и постоянно проситъ меня садиться возлѣ нея. За столомъ, она сажаетъ меня между собою и принцессой Амаліей. Повидимому, она чрезвычайно довольна всѣмъ тѣмъ что я дѣлаю, и спрашиваетъ меня что ей слѣдуетъ дѣлать. Сегодня утромъ она мнѣ дала знать чрезъ г. Ребиндера чтобъ я вошелъ въ ея опочивальню, если соглашусь извинить ее въ томъ что ее будутъ причесывать 2 въ моемъ присутствіи. Я ее скоро извинилъ и немедленно вошелъ. Послѣ обѣда, она согласилась прогуляться въ четырехмѣстной каретѣ3 чтобы видѣть городъ. По возвращеніи во дворецъ, она принимала ревельскихъ дамъ. Ихъ было около сотни и почти всѣ были хорошо одѣты. Въ ихъ присутствіи, она сѣла за партію виста со мною, гг. Ребиндеромъ и Крузе. Кстати о семъ послѣднемъ. Не задолго до обѣда, она подошла ко мнѣ и спросила не приглашу ли я его къ обѣду съ нами. — Это уже сдѣлано, государыни, — отвѣчалъ я; и дѣйствительно, какъ только и увидѣлъ что онъ явился во дворецъ, я приказалъ записать его въ списокъ гостей на сегодняшній обѣдъ. Вчера, оставляя фрегатъ, она подарила г. Крузе богатую табакерку, украшенную брилліантами, и приказала раздать 200 червонцевъ экипажу; кромѣ того, подарила очень хорошенькія вещи офицерамъ фрегата.
Ландграфиня заставила меня сдѣлать маленькое измѣненіе въ маршрутѣ. Она мнѣ объявила что въ дорогѣ никогда не обѣдаетъ, и кушаетъ разъ въ день, а именно вечеромъ, въ томъ мѣстѣ гдѣ имѣетъ ночлегъ. Вслѣдствіе этого я устроился такъ что выѣхавъ отсюда послѣ обѣда, мы проведемъ первую ночь (какъ и прежде предполагалось) въ Колкѣ, вторую въ Гакгофѣ и уже третью въ Ямбургѣ, а четвертую въ Сельцѣ, такъ что оттуда поспѣемъ къ обѣду въ Гатчину. Ландграфинѣ очень пріятно было узнать что до прибытія къ часу обѣда въ послѣдній день путешествія (она еще не знаетъ гдѣ будетъ этотъ обѣдъ), она будетъ имѣть, въ 40 верстахъ оттуда, хорошее жилье въ имѣніи Сельцо.
Принцесса Амалія хороша собою; у ней прекрасный цвѣтъ лица, ровный и свѣжій, волосы каштановые. Она такого же высокаго роста какъ ея мать, хорошо сложена, очень учтива и очень кротка. Принцесса Вильгельмина меньше ростомъ и не такъ хорошо сложена, глаза у ней на выкатъ, черты выдающіяся; она не такъ красива какъ ея старшая осетра, она скорѣе бѣлокурая, цвѣтъ лица у ней разгоряченный, быть-можетъ отъ дороги и она походитъ на князя Прозоровскаго, генералъ-поручика. 4 При этомъ, она очень учтива, очень воздержна (въ рѣчахъ) и очень привязана къ своей матушкѣ. Если не ошибаюсь, то принцесса Луиза будетъ очень красива. У ней носъ приподнятый, выраженіе лица умное, прекрасные глаза. Она оживленнѣе чѣмъ ея сестры, но также не хорошо сложена; она учтива и обѣщаетъ еще выроста. Сознаться ли вамъ, всемилостивѣйшая государыня? Лицомъ она нѣсколько походитъ на государя великаго князя.5
Въ этомъ донесеніи, безъ сомнѣнія самомъ интересномъ, представляется весьма странною двойная помѣта его: въ верху его, а внизу субботой утромъ. По Мѣсяцеслову на лѣто по P. X. 1773 видно что 6е іюня было въ четвергъ. Итакъ, баронъ Черкасовъ пишетъ въ четвергъ что ландграфиня прибыла наканунѣ, то-есть 5го числа, въ среду, въ 4 часа пополудни, — что совершенно несогласно съ находящимся въ государственномъ архивѣ всеподданнѣйшимъ донесеніемъ генералъ-губернатора о прибытіи придворной яхты 6го іюня въ полдень. Разницу въ часахъ легко о огласить тѣмъ что одинъ доноситъ о фрегатѣ, а другой о самой ландграфинѣ, то-есть одинъ о томъ что въ полдень фрегатъ показался въ виду Ревельскаго рейда, а второй что по достиженіи тѣмъ же фрегатомъ Екатеринентальской гавани, пока еще ландграфиня выбиралась изъ корабля, пересаживалась въ катеръ и такимъ уже образомъ достигла берега, то когда ее высаживали изъ катера было 4 часа. Помѣту письма 6мъ числомъ іюня можно объяснитъ только такого рода разсѣянностью со стороны Черкасова которая и прежде съ нимъ случалась (cp. XI, 1е прим.) и которую онъ, быть-можетъ самъ, исправилъ, переписывая червовой отпускъ набѣло (ср. № XIV, 1е прим. и начало № XVIII). Къ сожалѣнію, подлинникъ не сохранился въ государственномъ архивѣ; но все-таки, изъ соображенія всего вышесказаннаго съ самымъ содержаніемъ этого письма, обнаруживается вполнѣ ясно что оно начато въ ночь съ 6го на 7е, что въ немъ описывается препровожденіе времени въ продолженіи всего слѣдующаго два (пятницы, 7го числа) и что оно окончено было 8го іюня, въ субботу, въ 2 часа пополуночи.
1 Екатериненталь есть копія въ маломъ видѣ съ Петергофа и Ораніенбаума. Поэтому и тамъ есть верхній и нижній сады, см. IX.
2 Такъ какъ пудра играла тогда большую роль въ дамской прическѣ, то уборка головъ продолжалась еще дольше чѣмъ теперь; а птому не только Екатерина II, но и всѣ дамы того времени принимали своихъ приближенныхъ и бесѣдовали съ ними, пока парикмахеръ возился съ ихъ прической. Даже нѣкоторые мущины позволяли себѣ это. Такимъ образомъ, въ послѣдствіи времени князь Зубовъ принималъ первыхъ сановниковъ и, въ то время какъ они входили къ нему и низко кланялись его спинѣ, онъ кивалъ головой, не сводя глазъ съ зеркала. Наши бабушки, еще въ 1830 годахъ, принимали насъ въ такіе же утренніе часы, когда старшая горничная долго разчесывала ихъ косу и при этомъ разказывала имъ всѣ возможныя домашнія и городскія сплетни. Сплетни и нынѣ, конечно, не вывелись; но обычай принимать во время причесыванія давно уже не существуетъ, и это обстоятельство можно отчасти объяснить тѣмъ что тогда еще не знали шиньйоновъ и что бабушки жили какъ-то безпечнѣе, беззаботнѣе послѣдующихъ поколѣній и едва ли многое принимали къ сердцу. Мы хорошо помнимъ что вѣроятно вслѣдствіе сего, одна изъ нашихъ бабушекъ уже по седьмому десятку справедливо гордилась своими чрезвычайно длинными и лишь слегка посѣдѣлыми волосами.
3 Слово carrosse вообще означаетъ большую парадную карету съ широкими козлами, пышно обитыми сукномъ или бархатомъ, итакъ какъ тутъ не употреблено множественное число, то надо полагать что ландграфини совершила прогулку вмѣстѣ съ тремя дочерьми своими въ одной четырехмѣстной каретѣ.
4 Изъ числа князей Прозоровскихъ, въ чинѣ генералъ-поручика тогда состоялъ князь Александръ Александровичъ, въ послѣдствіи генералъ-аншефъ и главнокомандующій въ Москвѣ; а при Александрѣ I, бывшій фельдмаршаломъ и главнокомандующимъ на Дунаѣ, гдѣ онъ и скончался, когда ему было за 70 лѣтъ. Онъ уже служилъ съ отличіемъ въ офицерскихъ чинахъ въ Семилѣтнюю войну, и въ 1778 году ему могло быть лѣтъ сорокъ. Старшая изъ дочерей его, княжна Анна Александровна, была за егермейстеромъ княземъ Ѳедоромъ Сергѣевичемъ Голицынымъ и въ петербургскомъ высшемъ кругу долго извѣстна была подъ названіемъ la Princesse Théodore, вѣроятно въ отличіе отъ другихъ княгинь Голицыныхъ. Вслѣдствіе всеподданнѣйшей ея просьбы, всемилостивѣйше дозволено было, 10го ноября 1854 года, старшему сыну ея, генералъ-майору, князю Александру Ѳедоровичу Голицыну, именоваться княземъ Прозоровскимъ-Голицынымъ (Росс. Родосл. Кн., т. 1, С.-Петербургъ, 1854, стр. 193 и 194). Замѣтимъ еще что супруга генералиссимуса князя Суворова, была княжна Прозоровская и что она погребена въ одной изъ церквей обители Новый Іерусалимъ, близь Москвы.
5 Судя по послѣднимъ словамъ этого письма, то-есть по сравненію лица принцессы Луизы, имѣвшей умное выраженіе, приподнятый носъ и прекрасные глаза, съ лицомъ цесаревича Павла Петровича, и принявъ въ соображеніе предсказаніе барона Черкасова что принцесса непремѣнно должна была современенъ еще похорошѣть, надо полагать что въ то время великій князь не только былъ очень не дуренъ собою, но даже имѣлъ весьма привлекательную наружность.
XXII.
правитьToute à l’heure on vient de m’annoncer que le Paquet-Boot Соколъ est arrivé. Il ne sait pas où est l’autre, dont il s’est séparé dans un brouillard depuis plus de quatre jours. Ainsi le Comte Rasoumowsky n’est pas encore arrivé, et je ne sais quand il le sera. Faut-il qu’il me cause toujours des inquiétudes?
J’aurois encore quantité de choses à marquer à V. M. Mais je réserve à vous en entretenir à mon Retour. Elles ne sont pas de grande conséquence, mais on peut en tirer quelques tanières pour Гамепіг. Elles prendraient d’ailleurs trop de mon terne pour les décrire et sont uniquement propres pour être racontées.
Сейчасъ мнѣ прошла сказать что прибылъ пакетботъ Соколъ. Другой 1 отъ него отсталъ при сольномъ туманѣ, тому два четыре, и теперь не знаютъ гдѣ онъ находится. Итакъ, графъ Разумовскій еще но пріѣхалъ, и я во знаю когда онъ пріѣдетъ? Надо же чтобы, какъ на бѣду, онъ вѣчно причинялъ мнѣ безпокойство!
Мнѣ придется еще обо многомъ доложить В. В--ству, во сдѣлаю его уже по возвращеніи отсюда. Въ этомъ многомъ ничего не заключается особенно важнаго, но только могущее служить указаніемъ для будущаго. Для письменнаго изложенія теперь мнѣ недостаетъ времени, да притомъ и замѣтки эти такого свойства что ихъ можно только передать изустно.
Это письмо, очевидно отправленное въ то же утро, какъ и предшествующее (№ XXI), и полученное почти одновременно съ нимъ Екатериной II, есть въ нашемъ сборникѣ послѣднее всеподданнѣйшее донесеніе Черкасова. Если онъ послѣ того и писалъ императрицѣ, изъ Ревеля, 11го числа, и съ дороги, то конечно очень коротко и не оставляя черновыхъ отпусковъ (ср. прим. къ № XXIV и № XXV, письмо изъ Колка, съ ночлега у гр. Стенбока).
1 Другой пакетботъ, о которомъ здѣсь идетъ рѣчь, есть именно Быстрый, командиромъ котораго былъ гр. А. К. Разумовскій (ср. предисловіе къ настоящей перепискѣ и примѣч. къ № IX). На Соколѣ же находились экипажи ландграфини (см. № XXIII).
XXIII.
правитьMonsieur le Baron Czerkassow. J’ai reèu hier pendant l’aprèsdîné consécutivement vos deux lettres du 6: l’une écrite à une heure après midi; l’autre à 2heures: à celle-ci j’ai trouvé jointe la lettre de Madame la Landgrave: je vous envoie ma réponse que voue lui remettrez, en lui faisant mes complimens et l’assursat de la satisfaction que j’ai eu d’apprendre son heureuse arrivée à Réval et du vif désir que j’ai de faire sa connaissance. Vous ferez aussi mes complimens aux Princesses et que je souhaite de les voir arriver en bonne spnté ici, où nous es attendons avec impatience. J’attends à tout moment votre seconde dépêche que Vous m’annoncez. Je vous recommande encore une fois de ne rien négliger de tout ce qui peut servir à la commodité, à l’agrément et à l’utilité de cette Cour, et plus vous lui marquerez d’attentions et de politesses et plus vous remplirez mes intentions. Я надѣюсь что ты не ударить мнѣ лицомъ въ грязь. Pour ce qui regarde votre voyage, vous le réglerez jusqu' à Kipen selon la commodité de Madame la Landgrave. Elle m'écrit qu’elle attendra ses équipages qui sont sur les Paquet-Boots à Réval. А Kipen, vous trouverez un homme de ma part et je vous avertis d’avance que vous avez à envoyer les équipages et les femmes, et les domestiques de la Landgrave de Kipen tout droit ici, à Czarsco-Célo, et il n’y aura que les Dames, les Cavaliers, vous et Rehbinder, qui suivrez Madame la Landgrave et les Princesses à Gatschina pour у dîner chez le Prince Orloff. Au reste, portez-vous bien et conduisez-vous de même; je compte que vers la fin de cette semaine vous nous arriverez sains et saufs et gays comme des pinsons. Adieu.
Saluez Rehbinder de ma part. На тебѣ въ награжденіе за добрые вести Англинскія газеты.
Г. Баронъ Черкасовъ! Я получила вчера послѣ обѣда, одно за другимъ, оба письма ваши отъ его числа: одно, написанное въ 1 ч. пополудни, другое 2 1/2 ч.1, и при семъ послѣднемъ, приложенное къ нему письмо ландграфини: посылаю вамъ мой отвѣтъ, который вы ей вручите, передавъ ей поклонъ отъ меня и увѣривъ ее какъ мнѣ пріятно было узнать о благополучномъ прибытіи ея въ Ревель и сколь живо желаніе мое съ нею познакомиться. Вы также поклонитесь отъ меня принцессамъ и скажете имъ до какой степени я искренне желаю чтобъ онѣ въ вожделѣнномъ здравіи прибыли сюда, гдѣ мы ихъ ожидаемъ съ нетерпѣніемъ. Еще разъ препоручаю вамъ не упускать ничего изъ виду что бы малѣйшимъ образомъ могло содѣйствовать удобству, удовольствію и пользѣ этого двора, и чѣмъ болѣе вы ему окажете вниманія и учтивости, тѣмъ лучше вы помните мои намѣренія. Я надѣюсь что ты не ударишь мнѣ лицомъ въ грязь (русскій текстъ)…. Что же касается вашего путешествія. то вы устроите его до Кипеня, какъ это будетъ удобнѣе для ландграфини. Она мнѣ пишетъ что намѣрена обождать свои экипажи, которые находятся на пакетботахъ въ Ревелѣ. Въ Кипени вы найдете нарочнаго отъ меня, и я васъ предупреждаю что вы должны будете отправить оттуда прямо въ Царское Село экипажи, женскую и мужскую прислугу ландграфини, и что ее и принцессъ въ Гатчину, къ обѣду у князя Орлова, будутъ сопровождать только ихъ дамы и кавалеры, вы да Ребиндеръ. Впрочемъ, будьте здоровы и ведите себя хорошо; надѣюсь что въ концѣ этой недѣли 2 вы къ вамъ пожалуете совершенно невредимые и притомъ веселые какъ зяблики.3
Передайте отъ меня поклонъ Ребиндеру. На въ награжденіе за добрые вести англинскія газеты (русскій текстъ).
1 Мы уже объяснили (примѣч. къ № XXI) почему имѣемъ основаніе полагать что именно это длинное письмо дописано было ночью; вслѣдствіе чего и думаемъ что Екатерина II ошиблась, считая его написаннымъ послѣ короткаго письма отъ того же числа (№ XXII).
2 9го іюня было воскресенье и, дѣйствительно, ландграфиня прибыла въ Гатчину и Царское Село, въ концѣ недѣли, то-есть въ субботу, 16го числа.
3 Pineon, — зябликъ, одна изъ наиболѣе поющихъ птицъ; водится во Франціи и въ Россіи. Екатерина II заимствовала эту поговорку отъ матери своей, которая ей писала въ Москву (изъ Цербста), отъ 19го декабря 1749 объ ея братѣ: «Mon file est toujours à Lozanne en Suisse, gai comme pinson, applaudi par les maîtres, applaudi par les connaisseurs….» (XVIII вѣкъ, Москва, 1868 книга I, стр. 35.)
XXIV.
правитьMonsieur le Baron Czerkassow. Depuis le 8 Juin que vous m’avez écrit; lettre que j’ai reèue le 10, je n’ai pas un seul mot, ni un indice de vie de votre part. Je ne sais si vous êtes parti de Réval, chose, dont cependant, vous deviez m’avertir, oa, si vous attendez toujours à Réval cet étemel Paquet-Boat; outre cela je commence à m’inquiéter de la Santé de tos Princesses; dites-moi si elles se portent bien? Et parlez à Madame la Landgrave, si elle est encore à Réval, s’il ne lui serait pas possible de partir de là sans attendre ce Paquet-Boat, auquel on ordonnerait d’aller tout droit à Kronstadt, tandis qu’Elle et sa suite viendrait ici. Madame la Landgrave ignore peut-être qu’Elle n’а besoin d’aucun habit de Cour, ni de ville, ni de paniers, jusqu’au mois d’Août; et les mêmes habits qu’elle met à Réval pourront lui servir ici; et si elle en voudrait de nœiifs, nous farcirions ses appartenions d'étoffes de toute espèce. Enfin, pourvû qu’elle vienne, nous ne prendrons pas garde à sa garderobe; dites-lui cela et faites moi savoir au plutôt ce qu’elle résoudra. Et surtout dites-moi quand vous partirez et écrivez-moi de chaque couchée. Adieu, voici des Gazettes Anglaises.
Екатерина II Черкасову.
Содержаніе? Неизвѣстность и безпокойство.-- Ландграфинѣ не нужны будутъ фижмы до августа мѣсяца. Впрочемъ, ея комнаты будутъ набиты всякаго рода матеріями.-- "Лишь бы она пріѣхала; а въ ея наряды не будутъ слишкомъ всматриваться." -- Приказаніе относящееся до дороги.-- Англійскія газеты.Г. Баронъ Черкасовъ! Съ тѣхъ поръ какъ я, 10го числа, получила ваше письмо отъ 8го, объ васъ нѣтъ ни слуху, ни духу. Я не знаю выѣхали ли вы изъ Ревеля, о чемъ однако жь вы обязаны были меня увѣдомить, — или же вѣчно ожидаете въ Ревелѣ пакетбота. Кромѣ того, я начинаю безпокоиться о здоровьѣ вашихъ принцессъ. Скажите мнѣ: здоровы ли онѣ? и спросите у ландграфини, — если она еще въ Ревелѣ, — не сочтетъ ли она возможнымъ выѣхать оттуда, не ожидая пакетбота, которому бы можно было приказать отправиться прямо въ Кроншдтатъ, пока она со свитой своею направляетъ путь сюда. Быть-можетъ ландграфиня не знаетъ что до августа мѣсяца ей не нужны будутъ ни придворныя, ни городскія платья, ни фижмы, такъ что ей можно будетъ носить здѣсь тѣ же платья которыя она носитъ въ Ревелѣ; а еслибъ ей захотѣлось сдѣлать новыя, то мы завалимъ ея комнаты всякаго рода матеріями. Ну, словомъ, — лишь бы она пріѣхала: мы не будемъ взыскательны къ ея нарядамъ; скажите ей это и дайте мнѣ знать поскорѣе на что она рѣшится? Но, прежде всего, увѣдомьте меня о времени своего отъѣзда и лишите мнѣ съ каждаго ночлега. Прощайте; вотъ вамъ англійскія газеты.
Черновыхъ отпусковъ со всеподданнѣйшаго донесенія Черкасова отъ 11го іюня (см. № XXVI) объ отъѣздѣ ландграфини изъ Ревели, а также съ писаннаго на мызѣ Колкъ, съ ночлега у гр. Стенбока, и съ тѣхъ которыя Черкасовъ, судя по окончанію этого письма, отправлялъ со всѣхъ другихъ ночлеговъ, у насъ не сохранилось; а и государственномъ архивѣ также нѣтъ самыхъ подлинниковъ.
XXV.
правитьMonsieur le Baron Czerkassow. Je vous avoue que je n’ai été pas peu étonnée de recevoir par une estafette de Ré val du Maître de Poste de cette Ville au Vice-Chancelier, la nouvelle de votre heureux départ, le 11, de Réval, et que Vous coucherez cette nuit à Yambourg. Est-ce par esprit de contradiction que voue ne me dîtes pas un mot et que depuis cinq jours vous me laissez sans nouvelle aucune? Si vous vous avisez encore de changer d’avis et de ne point coucher chez Sievers, vous ne trouverez point de diner à Gatschina, ni je ne pourrai point tous у rencontrer. Encore fallait-il m avertir quel jour il vous plairait arriver chez Sievers. On me dit de Reval que vous dînerez chez Sievers Vendredi; tout ceci me rend confuse, je vous l’avoue. Cependant, je ferai dire au Prince Orloff de préparer un cd'îner à Gatschina Samedi, sauf la confusion que vous у mettrez, si vous n’y venez pas ou que vous y vinssiez Vendredi Je ne sais que penser, mais prie le Ciel de vous avoir dans sa sainte et aigne garde.
Г. Баронъ Черкасовъ! Признаюсь, я не мало была удивлена, получивъ посредствомъ естифеты адресованной ревельскимъ почтмейстеромъ вице-канцлеру, — извѣстіе о томъ что вы 11го числа благополучно выѣхали изъ Ревеля и что вы нынче же будете имѣть ночлегъ въ Ямбургѣ. Ужъ не изъ наклонности ли къ противорѣчію юлите вы и пять дней сряду оставляете меня совершенно безъ извѣстій?… Если вы придумаете еще что-нибудь новое и непереночуете у Сиверса, то не найдете обѣда въ Гатчинѣ, да и я не успѣю васъ тамъ встрѣтить. И еслибы такъ, то вѣдь все-таки вамъ бы слѣдовало меня предупредить въ какой именно день вамъ заблагоразсудится пріѣхать къ Сиверсу. Меня извѣщаютъ изъ Ревеля что вы будете обѣдать у Сиверса въ пятницу; сознаюсь вамъ, — все это меня сбиваетъ съ толку. Однакожь я пошлю сказать князю Орлову чтобъ обѣдъ былъ приготовленъ въ субботу, развѣ вы еще напутаете, не прибывъ туда или пріѣхавъ въ пятницу. Не знаю что и подумать; но молю Бога чтобы онъ васъ берегъ и хранилъ.
Послѣдніе ужинъ и ночлегъ, именно на мызѣ Сельцо, у гр. Сиверса, послѣдовали въ пятницу, 14го іюня; а къ обѣду въ Гатчину ландграфиня прибыла въ субботу, 15го іюня.
XXVI.
правитьMonsieur le Baron Czerkassow. Ce vilain Mâitre de Poste de Réval est cause avec son empressement que pendant une demi-heure j’ai crû bonnement que par esprit de contradiction vous me laissiez sans nouvelles. Ces donneurs d’avis sont des gens insupportables et bons à rien; son estafette à lui vient toujours deux heures avant la votre, et moi, qui, après des cinquante ans, suis vive comme un pétard, je n’ai rien de plus pressé que de vous écrire et de régler le tout pour l’arrivée des Princesses à Gatschina; mais mettez-vous à ma place; j’ignore le départ de Réval, n’ai aucune nouvelle de Votre part depuis le 8 jusqu’au 13 et ee 13 j’apprends que vous coucherez la même nuit à Yambourg. Après que ma lettre fut partie, j’ai reèu la votre du 11, où vous m’annoncez votre départ, et ce matin, entre six et sept, j’ai reèu votre lettre de chez Steinbock qui porte, par distraction apparement, la date du dix. Je suis bien aise que vous soyez en chemin sans avoir attendu le Pacjuet-Boat qui peut aller tout droit à Kronstadt, comme je vous lai mandé hier matin, si la Landgrave le désire, et alors, vous en écrirez à Krouse, qui j’espère, n’en fera point de difficultés. Vous avez bien fait de procurer à Réval aux Princesses le plus d’amuse-mens que vous avez pu. Je suis charmée qu’elles ne soyent pas peureuses; c’est bon signe. Puisque la Landgrave et vous, vous vous accomodez ensemble, je suis fort contente de votre ménage et de tout ce que vous lui avez dit, et ce qu’elle vous a répondu. Assurément je lui donnerai les meilleurs conseils dont je pourrai m’aviser, dès que je verrai qu’elle suivra les miens et point d’autres. J’excuse votre baise-main en cette occasion, il était très à sa place. Dans l’occasion, vous déconseillerez à la Landgrave de mener ses filles à l’Eglise Luthérienne ici, et cela seulement pour un certain tems; cette précaution n’est que pour la populace; on en a agi de même avec moi; lorsque mon choix sera fait, les deux autres iront entendre la prêche quand elles voudront. J’ai ordonné à Rehbinder d’envoyer à Kipen un homme qui vous portera un billet de ma part, vous n’oublirez pas de n’amener à Gatschina que les gens qui pourront dîner avec moi et le reste vous pourrez envoyer de Garéloy-Kaback tout droit ici à Czarsco-Célo. Je suis très contente de vous parceque j’ai de vos lettres et que tout le reste est bien. Portez-vous bien. Adieu.
Екатерина II Черкасову.
Содержаніе: Недоразумѣніе,продолжавшееся полчаса.-- Вѣстовщики.-- Императрица обвиняетъ себя въ запальчивости. -- Полученіе донесенія написаннаго у гр. Стенбока.--Кав. Крузе и пакетботъ.--Одобреніе дѣйствій Черкасова.--Объясненіе.--Цѣлованіе руки.--Приказаніе посовѣтовать ландграфинѣ не водить нѣкоторое время своихъ дочерей въ лютеранскую церковь.--Шталмейстеръ Ребиндеръ.--Лица принадлежащія къ дармштадтской свитѣ которыя прибудутъ въ Гатчину, и тѣ которыя отправятся прямо въ Царское Село.Г. баронъ Черкасовъ! Этотъ противный Ревельскій почтмейстеръ своею поспѣшностью былъ причиной того что я въ продолженіи получаса простодушно полагала что вы, единственно изъ наклонности лротиворѣчить, оставляете меня безъ извѣстій. Эти вѣстовщики люди невыносимые и никуда не годные. Почтмейстерская эстафета всегда приходитъ двумя часами прежде вашей, и я, которая не смотря на слишкомъ 60 лѣтъ отъ роду, Жива какъ хлопушка, --я тотчасъ же сажусь писать къ вамъ и распоряжаюсь устроить пріѣздъ принцессъ въ Гатчину. Но, вообразите себя на моемъ мѣстѣ…. Я ничего не знаю объ отъѣздѣ изъ Ревеля, отъ 8го числа до 13го не имѣю отъ васъ никакого извѣстія, и 13го вдругъ узнаю что вы будете имѣть ночлегъ (съ 13го на 14-е іюня) въ Ямбургѣ! Только-что я отправила свое письмо (№ XXIV), получила я ваше отъ 11го, которымъ вы извѣщаете меня о своемъ отъѣздѣ; а нынче утромъ, часу въ 7мъ, подучила я донесеніе написанное вами у Стенбока и которое, вѣроятно по разсѣянности, помѣчено 10мъ іюня. Я очень рада что вы пустились въ путь, не дождавшись пакетбота, который можетъ отправиться прямо въ Кронштадтъ, какъ я вчера вамъ писала объ этомъ, если таково желаніе ландграфини, и въ такомъ случаѣ, вы о семъ отпишите г. Крузе, который, надѣюсь, не сдѣлаетъ затрудненій. Вы хорошо сдѣлали что доставляли принцессамъ, въ бытность ихъ въ Ревелѣ, какъ можно больше увеселеній! Мнѣ пріятно было узнать что онѣ не трусливы. Это хорошій признакъ. Такъ какъ вы ладите съ ландграфиней, то я этимъ очень довольна, равно какъ и всѣмъ тѣмъ что вы ей сказали и что она вамъ отвѣчала. Безъ сомнѣнія, я буду расположена давать ей, наилучшіе по возможности совѣты, какъ только увижу что она слѣдуетъ моимъ совѣтамъ, а не иныхъ. Извиняю васъ въ томъ что вы у ней поцѣловали руку: вы сдѣлали это очень кстати. При случаѣ, вы посовѣтуете ландграфинѣ не водить здѣсь своихъ дочерей въ лютеранскую церковь; но это только въ продолженіи нѣкотораго времени. Эта предосторожность нужна только въ отношеніи простаго народа. Со мною поступили точно такъ же. Когда выборъ будетъ мною сдѣланъ, тогда обѣимъ другимъ можно будетъ, когда угодно, ходить слушать предику.1 Я приказала Ребиндеру отправить въ Кипень нарочнаго, который вамъ доставитъ записочку отъ меня. Вы не забудете привезти съ собою въ Гатчину только тѣхъ которые могутъ обѣдать со мною; а прочихъ можете отправить изъ Горѣлаго Кабака прямо сюда, въ Царское Село. Я очень довольна вами, потому что имѣю письма отъ васъ и потому что все остальное идетъ Хорошо. Будьте здоровы. Прощайте.
1 Такъ какъ послѣднее изъ сохранившихся донесеній Черкасова отъ 8го числа (№ XXII), а ландграфиня пробыла въ Ревелѣ еще до 11го числа, то мы не знаемъ какого рода увеселенія Черкасовъ доставилъ ея дочерямъ. Быть-можетъ, онѣ ѣздили верхомъ или катались въ лодкахъ и при этомъ доказали что не трусливы. Но такъ какъ тутъ глухо упоминается объ увеселеніяхъ, то это заставляетъ насъ полагать что день рожденія принцессы Луизы былъ отпразднованъ въ Ревелѣ 9го іюня.
2 La prêche, то-есть пасторскія поученія, перевели мы словомъ предика, которымъ также обозначались тогда проповѣди нашихъ православныхъ іерарховъ и іереевъ.
XXVII.
правитьMonsieur le Baron Czerkassow. Voici la lettre, que je vous ai promise, que vous trouverez à Kipen, voue irez donc dùier à Gratschina comme je l’ai réglé et vous m’y trouverez. J’ai ordonné à Rehbinder d’envoyer à Garéloy Kaback et à Gatschina autant de chevaux qu’il en faut pour la Landgrave, les cavaliers et les Dames de sa suite, tous les autres équipages viendront tout droit ici.
Au reste, portez-vous bien jusqu' à demain. Je vous écris ceci Vendredi à neuf heures et demie du matin. Adieu. Le Prince Orlow vous enverra un homme qni vous montrera le chemin de Gatschina à Kipen, et peut-être, le trouverez vous lui-même dans ce dernier endroit. A Gatschina vous trouverez ja table du Prince. Orlow.
Г. баронъ Черкасовъ! Вотъ письмо которое а обѣщала выслать вамъ въ Кипень. Итакъ, вы отправитесь обѣдать въ Гатчину, какъ а это вамъ предписала и вы меня тамъ застанете. Я пpиказала Ребиндеру 1 выслать къ Горѣлому Кабаку 2 и въ Гатчину столько лошадей сколько ихъ нужно для ландграфини, для кавалеровъ и дамъ ея свиты; остальные экипажи прибудутъ прямо сюда.
Впрочемъ, будьте здоровы, до завтра. Пишу вамъ: это къ пятницу, въ 9 1/2 ч. утра. Прощайте. Князь Орловъ пришлетъ вамъ въ Кипень человѣка, который покажетъ вамъ дорогу въ Гатчину и, быть-можетъ, вы его самого найдете на станціи Кипень. Въ Гатчинѣ для васъ приготовленъ будетъ столъ отъ князя Орлова.
Письмо это, написанное въ пятницу, 14го іюня, то-есть наканунѣ пріѣзда ландграфини въ Гатчину, отправлено было императрицей въ Кипень.
1 Въ этихъ послѣднихъ двухъ письмахъ упоминается о шталмейстерѣ Ребиндерѣ, распоряжавшемся въ Царскомъ Селѣ придворными экипажами и лошадьми; а не объ генералъ-майорѣ Ребдинерѣ, который въ это время ѣхалъ, въ свитѣ ландграфини, въ Гатчину (см. предисловіе къ этой корреспонденціи, Русск. Вѣстн. за сентябрь 1870, 2е примѣчаніе къ стр. 107).
2 Горѣлый, или Погорѣвшій Кабакъ, о которомъ идетъ рѣчь въ этихъ обоихъ послѣднихъ письмахъ, былъ вѣроятно чѣмъ-то въ родѣ Краснаго Кабачка на Петергофской дорогѣ и составлялъ перепутье между ст. Кипень и Гатчиной съ одной стороны, а съ другой, между Кипенью (чрезъ Красное Село) въ Царское Село.
|
CATHERINE II: Epoque immortelle de grandeur et de gloire pour la Russie. Pierre I avoit introduit sa nation dans la société politique de l’Europe; Catherine II l’y assit aux premiers rang. PAUL I: C’est sous se Prince qu’on put juger de quels efforts la Russie étoit capable, et de quelle nature pouvoit être son influence en Europe, quand on vit tout à la fois son pavillon en Egypte et sur les côtes d’Italie, au pied des Alpes et sur les montagnes de la Suisse, sur les bords du Rhin et aux portes d’Amsterdam. Atlas de Le Sage (Comte de Las-Cases), Paris, 1842.
|
I.
правитьПовѣствованіе наше прервалось на той минутѣ когда, почти 19ти-лѣтній великій князь Павелъ Петровичъ встрѣтилъ, по дорогѣ изъ Царскаго Села въ Гатчину, трехъ сестеръ, принцессъ Гессенъ-Дармштадтскихъ, изъ коихъ старшей было 19 лѣтъ, второй только-что минуло 13, а младшей 16.
Кромѣ непреодолимой страсти ко всему военному, этотъ великій князь наслѣдовалъ отъ Петра III нѣсколько болѣзненное сложеніе, окончательно окрѣпшее лишь въ года зрѣлости.[223] Несмотря на это, суда по описанію оставленному барономъ А. И. Черкасовымъ (письмо No ХХІ), цесаревичъ Павелъ Петровичъ имѣлъ тогда весьма привлекательную наружность, умное выраженіе лица, прекрасные глаза и носъ нѣсколько приподнятый, подобно родному дѣду его, владѣтельному принцу Ангальть-Цербстскому. Все это подтверждаютъ и портреты великаго князя, писанные въ то время (см. сказанное въ примѣчаніи), а также слѣдующее, весьма обстоятельное въ семъ отношеніи, письмо, адресованное, въ теченіе того же 1773 года, тогдашнимъ прусскимъ посланникомъ въ С.-Петербургѣ, графомъ Сольмсомъ, {См. № 1й Русск. Вѣст. 1871, стр. 135—137. Графъ Викторъ Фридрихъ Сольмсъ-Зонневальде состоялъ съ 1763 по 1779 годъ посланникомъ при Россійскомъ дворѣ, отъ котораго и получилъ 24го іюля 1765 года Александровскую ленту (см. Собраніе списковъ кавалерамъ, Москва, 1814 года, стр. 218), вѣроятно за подписанный 31го марта 1764 же года секретный договоръ объ оборонительномъ союзѣ между Россіей и Пруссіей, имѣвшій въ основаніи своемъ взаимное обязательство поддерживать избраніе Понятовскаго въ короли Польши и не допускать установленіе тамъ наслѣдственнаго правленія. Сольмсъ былъ потомъ оберъ-гофмаршаломъ Фридриха II и умеръ въ Берлинѣ въ 1783 году; отъ брака съ прусской фрейлиной, графиней Денгофъ (Dönhof), имѣлъ сына Христіана, который былъ гофмаршаломъ при своемъ дворѣ и умеръ въ 1799 году. Вдова его, рожденная графиня Шлиппенбахъ, вступила тогда во второй бракъ съ гановерскимъ государственнымъ министромъ Омптеда (Ompteda). Древность рода Сольмсъ восходитъ до XII столѣтія и, кромѣ этой угасшей вѣтьви, въ Германіи существуетъ понынѣ шесть или семь разныхъ линій графовъ Сольмсъ (Klüber, Genealogische Staats-Handbuch).
Ассебургъ тотъ самый дипломатъ которому поручено было Екатериной II отыскать невѣсту для ея сына и который такъ подробно Описалъ свойства трехъ Дармштадтскихъ принцессъ. Во время поѣздки ихъ въ Россию, онъ находился въ имѣніи своемъ Мейсдорфъ и ожидалъ тамъ развязки своей брачной негоціаціи (см. Русск. Вѣст. № 9й 1870 года, стр. 94—100 и 103—106, и № 1й 1871 года, стр. 124—135, 3е приложеніе къ письму Екатерины II, № VIII).} барону Ассебургу:
«Le Grand Duc a de quoi se faire aimer d’une Jeune personne. Sans être grand de taille, il est beau de visage, parfaitement bien fait, agréable dans la conversation et dans ses manières, doux, extrêmement poli, prévenant et d’une humeur gaie. Dans ce beau corps demeure l'âme la plus belle, la plus honnête, la plus généreuse et, en même temps, la plus pure et la plus innocente, qui ne connoit le mal que du mauvais côte, qui n’en connoit que ce qu’il faut pour être résolue de l'éviter pour lui même, et pour le désapprouver en d’autres: enfin, on ne sauroit dire assez de bien de ce Grand Duc, et Dieu le conserve dans les sentiments qu’il a actuellemet. Si j’en disois davantage, je me soupèonnerai moi même d’adulation.»[224]
Точно такъ же и все что прежде замѣчено было Порошинымъ[225] и Димсдалемъ[226] о физическихъ и нравственныхъ свойствахъ великаго князя удостовѣряетъ что онъ былъ ловокъ, превосходно сложенъ, хотя и неболъшаго роста, воспріимчивъ и впечатлителенъ.
Какъ бы ни былъ онъ приготовленъ къ знакомству съ принцессами, но онъ могъ думать что застанетъ ихъ еще въ Гатчинѣ, и эта встрѣча на дорогѣ все-таки должна была, въ извѣстной степени имѣть для него характеръ внезапности, который вѣроятно и отразился общимъ смущеніемъ юныхъ сердецъ. У цесаревича, конечно, въ это время господствовала одна мысль, одно чувство, одна надежда, — высмотрѣть между трехъ невѣсть подругу которая во всѣхъ отношеніяхъ достойнѣе и способнѣе другихъ составить счастіе всей его жизни. Принцессы же не могли не быть поражены тѣмъ что предъ ними былъ не только прекрасный молодой человѣкъ, въ рукахъ котораго находилась въ эту минуту ихъ участь, но и, окруженный обаяніемъ и популярностью наслѣдникъ всероссійскаго престола….
Но великій князь Павелъ Петровичъ уже умѣлъ владѣть собою и обладалъ тою самоувѣренностью, которую ему и слѣдовало имѣть въ столь высокомъ санѣ. Онъ первый нашелся, выразивъ очень умно и развязно ландграфинѣ свою признательность за то что она для чего предприняла столь дальное и утомительное путешествіе.
Состоявшій въ свитѣ ея свѣтлости баронъ Штраутенбахъ (Русск. Вѣстн. 1870. № 9й, стр. 117) сообщилъ объ этомъ Ассебургу слѣдующимъ образомъ:
«Le Grand Duc, dans son compliment à Madame la Landgrave, la remercia avec beaucoup de politesse, d’avoir voulu entreprendre un voyage aussi long et aussi pénible, mais dont tout le bonheur de sa vie avoit dépendu.»
Погода была въ этотъ день жаркая, вполнѣ лѣтняя. Императрица сидѣла въ 6ти-мѣстномъ экипажѣ (вѣроятно открытомъ) съ ландграфиней, ея дочерьми и генераломъ Бауеромъ.[227] Ихъ сопровождали: князь Орловъ, баронъ Черкасовъ, генералъ Ребиндеръ, а также дамы и кавалеры Дармштадтскаго двора Для Екатерины II это была, безъ сомнѣнія, минута торжества и удовлетворенной гордости. Тому уваженію которое она внушала Европѣ къ своему государству обязаны были и сама Екатерина и ея единственный сынъ такимъ почетомъ какого не знали) ни императоры Германо-Римской имперіи, ни короли старѣйшихъ династій въ Испаніи, Франціи и Англіи. Имъ привозили невѣстъ не только сосватанныхъ, сговоренныхъ, помолвленныхъ, а даже обрученныхъ, а иногда заочно съ ними обвѣнчанныхъ (mariages par procuration). Здѣсь же невѣсты еще не было; Екатерина поставила на своемъ и не измѣнила ни единой йоты въ той программѣ и обстановкѣ которыя задумала за два года предъ тѣмъ. {При чтеніи писемъ Екатерины II къ Ассебургу и къ Черкасову, становится яснымъ что съ самаго начала 1771 года, программа ея установилась на слѣдующихъ основаніяхъ:
1. Добиться чтобы, подобно тому какъ ее привезла въ Россію ея мать, принцесса Ангальтъ-Цербстская (подъ предлогомъ принесенія благодарности императрицѣ Елисаветѣ Петровнѣ за милости оказанныя ей вслѣдствіе родственныхъ отношеній къ Гольштейнскому дому), одна изъ нѣмецкихъ владѣтельныхъ особъ непремѣнно протестантскаго, а отнюдь не римско-католическаго исповѣданія, по поводу родства, или подъ какимъ бы то ни было инымъ предлогомъ (кромѣ истиннаго), согласилась прибыть къ Россійскому двору съ нѣсколькими дочерьми.
2. Еслибъ онѣ были малолѣтними, то Екатерина II бралась сама иди, по крайней мѣрѣ, на своихъ глазахъ воспитывать ихъ и преимущественно ту которая была бы избрана въ невѣсты цесаревичу, причемъ обѣщала обезпечить приданымъ судьбу таковыхъ принцессъ по достиженіи ими совершеннолѣтія, равно какъ и иныхъ, которыя, совершивъ поѣздку въ Россію, могли бы не понравиться.
3. Императрица выражала готовность взять даже на себя всѣ путевыя издержки матери съ дочерьми.
4. Выслать для нихъ русскую эскадру въ одинъ изъ нѣмецкихъ портовъ и принять ихъ за-просто, въ одномъ изъ своихъ загородныхъ дворцовъ.
и 5. Отказывалась, за симъ связывать себя заочно какимъ бы то ни было дальнѣйшимъ обязательствомъ (Je ne veux m’engager à rieft avant de les avoir vues. См. письма адресованныя Ассебургу Екатериной II изъ Петербурга, 30го января ст. ст. и изъ Царскаго Села 17го (28го) мая 1771 года, и графомъ Н. И. Панинымъ 19го октября 1772 года). И почти воя эта программа (за исключеніемъ только 2го параграфа, оказавшагося непримѣнимымъ по тогдашнимъ обстоятельствамъ) исполнена была съ послѣдовательностью и точностью дѣйствительно изумительными!} 52хъ-лѣтняя почтенная и умная особа одного изъ древнѣйшихъ владѣтельныхъ домовъ привезла трехъ дочерей своихъ на показъ и на выборъ наслѣднику всероссійскаго престола, и еще въ Любекѣ, садясь на императорскій фрегатъ, предупреждена была отъ имени Екатерины II что вѣрншѣйшее средство снискать ея расположеніе заключалось въ томъ чтобы постоянно оказывать величайшее уваженіе ея августѣйшему сыну и народу Русскому,
Очевидно что каждый изъ бывшихъ въ Гатчинѣ или Царскомъ Селѣ свидѣтелей событія 15го іюня 1773 года долженъ былъ понимать что тутъ совершается нѣчто небывалое…. Дѣйствительно, несмотря на сѣтованія ландграфини, высказывавшіяся въ письмахъ которыя она писала еще изъ Дармштадта, и повторявшіяся при каждомъ удобномъ случаѣ во время пути, то въ Берлинѣ, то въ Ревелѣ (ср. 4е приложеніе къ письму № VIII и письму № XXI, во второмъ эпизодѣ), несмотря даже на вмѣшательство короля Прусскаго (см. тамъ же), Екатерина II осталась непреклонною и въ этотъ день могла повторить какъ ровно за мѣсяцъ предъ тѣмъ: «Здѣсь еще невѣсты нѣтъ; а просто ландграфиня едитъ къ моему двору съ дочерьми повидатся, познакомитца, такъ какъ принцъ Генрихъ,[228] а до него принцъ Ангальтскій и герцогъ Курляндскій пріежжали» {Это могъ быть принцъ Ангальтъ-Бернбургскій или иной; но едва ли Цербстскій владѣтельный принцъ, родной братъ Екатерины II, котораго Гельбигъ называетъ bizzare Mann, за то что онъ не принялъ приглашенія Петра III пріѣхать въ Петербургъ и вступить въ русскую службу (Biographie Peter des Dritten, Tübingen, 1808, т. II, стр. 75). Сама же Екатерина II, по воцареніи, дѣлала все возможное для того чтобы заставить всѣхъ забыть о своемъ иностранномъ происхожденіи (ср. Записки кн. Дашковой, стр. 246) и не могла желать появленія при своемъ дворѣ роднаго брата, котораго она мало знала, такъ какъ воспитывались они врозь, она въ Штетинѣ, а онъ въ Лозаннѣ (ср. Русск. Вѣст. 1871 года Зй, стр. 287), но присутствіе котораго живо напомнило бы что она родилась германскою принцессой. Въ 1762 году, вражда противъ Прусаковъ была возбуждена въ Россіи до крайней степени, потому что русскія войска нѣсколько лѣтъ сряду напрасно жертвовали жизнію изъ-за чужихъ интересовъ. Посему, когда вслѣдствіе нравственнаго потрясенія которое причинило Екатеринѣ II извѣстіе о внезапной кончинѣ Петра III, этой государынѣ пришлось прибѣгнуть къ кровопусканію, и большая часть царедворцевъ съѣхались къ ней на-другой день чтобъ узнать объ ея здоровьѣ, — она вышла къ нимъ и привела ихъ въ неописанный восторгъ, объявивъ съ многозначительною улыбкой: «Докторъ Роджерсонъ вчера выпустилъ изъ меня послѣднія капли нѣмецкой крови….» (Вполнѣ достовѣрное преданіе.) Впрочемъ, за словомъ послѣдовало и дѣло: русское правительство отозвало свою армію и поставило себя въ самое выгодное положеніе, Объявивъ себя нейтральнымъ между Пруссіей и Австріей. Таковы были первые шаги на пути той огромной популярности которую въ послѣдствіи пріобрѣла Екатерина II! Между тѣмъ, въ угоду ей, Фридрихъ II щедро вознаградилъ жителей ея родоваго княжества Ангальтъ-Цербстскаго за собранныя съ нихъ во время войны контрибуціи; а такъ какъ принцъ Фридрихъ-Августъ, ненавидѣвшій короля именно вслѣдствіе занятія имъ его владѣній, жилъ тогда въ Гамбургѣ, то, въ бытность свою въ Москвѣ, въ 1775 году, императрица и писала московскому главнокомандующему, князю М. Н. Волконскому:
«Пожалуй сыщи мнѣ здѣсь какого-нибудь полковника или генералъ-майора Нѣмца, умнаго и вѣрнаго человѣка, котораго а бъ могла къ брату моему послать чтобъ его уговаривать ѣхать въ свой домъ (то-есть къ себѣ домой) и сюда не пріѣхать.»
Очень можетъ быть что тогда выборъ палъ на Г. X. Ребиндера, ибо въ 1773 году Екатерина II уже отзывалась объ немъ какъ о человѣкѣ доказавшемъ свою смѣтливость и тактъ (ср. Русск. Вѣст.1870 № 9й, стр. 107). Что же касается до князя Волконскаго, то онъ такъ хорошо зналъ по-нѣмецки что одно изъ своихъ всеподданнѣйшихъ донесеній закончилъ слѣдующимъ четверостишіемъ:
Es geht unserer Kaiserin wohl,
So geht es wie soll;
Und geht es wie es soll,
So geht es uns allen wohl! (См. Осьмнадцатый Вѣкъ,
Москва 1868 кн. I, стр. 112, 113 и 161).
Слово «герцогъ» (а не принцъ) еще не разрѣшаетъ тутъ сомнѣнія. Съ 1762 до исхода 1769 года, то-есть до отреченія своего отъ курляндскаго престола въ пользу старшаго сына своего, Э. I. Биронъ (бывшій регентъ, а затѣмъ осыльный), былъ владѣтельнымъ герцогомъ, лотомъ все-таки долженъ былъ сохранить титулъ герцога, передавъ бразды правленія сыну, который также съ этой минуты сталъ герцогомъ. Первый умеръ въ концѣ 1772 года, то-есть менѣе чѣмъ за годъ до написанія этого письма. Именно въ этотъ промежутокъ новый герцогъ Петръ Биронъ могъ пріѣзжать въ Петербургъ для принятія нѣкотораго рода инвеституры отъ нашего двора. Но, намекъ на пребываніе при ономъ герцога Курляндскаго можетъ точно такъ же относиться и къ проѣзду самаго Э. I. Бирона чрезъ Петербургъ, по возвращеніи изъ Ярославля (ср. Русск. Вѣст. 1870 № 3й, стр. 168 и 169).} (№ IV)… и прибавить: «Не цалуйте руки у особъ не принадлежащихъ къ царской фамиліи: ландграфиня и ея дочери не принадлежатъ къ ней!» (№ V.)
Конечно, императрица еще не связана была ничѣмъ, кромѣ нѣкоторой нравственной отвѣтственности. Однакожь она была сильно заинтересована какъ глава династіи и какъ мать; а наилучшимъ доказательствомъ тому что тутъ громко говорило материнское чувство служитъ та обширная собственноручная переписка которую она вела по сему случаю и часть которойсоставляетъ сообщенная нами корреспонденція съ Черкасовымъ. Инструкціи ему и Ребиндеру, одна въ 11ти, другая въ 18ти пунктахъ, не только въ черновыхъ экземплярахъ написаны Екатериной II, но и ею самой переписаны на бѣло; даже всѣ приложенія къ ея письмамъ (за исключеніемъ копіи съ одного донесенія князя Долгорукова, переписаннаго писарскою рукой), несмотря на значительный объемъ нѣкоторыхъ изъ нихъ (напримѣръ 3е приложеніе къ № VIII, подробное описаніе Дармштадтскаго двора), суть драгоцѣнные ея, произведенія свѣтлой мысли и трудолюбивыхъ рукъ великой Екатерины. Что же касается именно до писемъ адресованныхъ ею Ассебургу, Долгорукову[229] и Черкасову, то первыя замѣчательно длинны и обстоятельны (см. далѣе въ концѣ этой и III главы); а большая часть послѣднихъ написана императрицей ранехонько поутру, другія вслѣдъ за завтракомъ (№ XX) или предъ купаньемъ (№ XIX), нѣкоторыя послѣ обѣда (№ XXV), иной разъ и въ воскресный день (№№ X, XIV и XXIII), то-есть въ такое время когда она обыкновенно и безъ особенной экстренности дѣлами не занималась; наконецъ письма Екатерины II часто скрещивались съ донесеніями Ассебурга и Черкасова, такъ напримѣръ къ первому прибыло въ сентябрѣ мѣсяцѣ 1771 года въ теченіи одной недѣли два русскихъ курьера (его, стр. 254); что же касается собственно до переписки императрицы съ Черкасовымъ, то въ продолженіи одного мѣсяца, то-есть съ 13го мая по 14е іюня, случилось что оба корреспондировавшія лица писали другъ другу въ одинъ и тотъ же день, а именно: 13го, 14го, 16го, 21го, 25го мая, 2го и 9го іюня, такъ что эти письма и донесенія непремѣнно должны были встрѣчаться дорогой. Случалось также что Екатерина II писала Черкасову по два (всего четыре раза: 2го, 4го, 7го и 8го іюня) или по три дня, какъ напримѣръ 13го, 14го и 15го мая, а предъ самымъ его пріѣздомъ она два дня сряду писала ему по два раза въ сутки…
Что же вынуждало Екатерину II къ такой дѣятельности, къ сосредоточенію по цѣлымъ часамъ мыслей и заботъ на одномъ предметѣ, къ написанію отвѣта иногда второпяхъ, въ самую минуту полученія всеподданнѣйшаго донесенія?… Что же, наконецъ, если не самое теплое материнское чувство заставляло ее вести обширную переписку совершенно конфиденціально, помимо всякихъ статсъ-секретарей, а иногда и самого вице-канцлера?… Она не хотѣла допускать чтобы чрезъ графа Панина отразилось иноземное вліяніе (короля Прусскаго) на выборѣ невѣсты, и выборъ этотъ она желала предоставитъ себѣ самой обще съ сыномъ своимъ.[230] Исключительное въ этомъ дѣлѣ довѣріе свое къ барону Черкасову Екатерина II высказываетъ въ нѣсколькихъ письмахъ; а когда она опасается что агенты Фридриха II станутъ руководить ландграфиней при Россійскомъ дворѣ, то съ полнымъ сознаніемъ своего достоинства, въ качествѣ императрицы и матери, поручаетъ Черкасову очень серіозно напомнить ея свѣтлости что въ подобныхъ обстоятельствахъ права матери выше всѣхъ постороннихъ притязаній. (№ VIII.)
Но и тогда, надѣясь на энергію Черкасова, она заранѣе указываетъ ему на ту изъ трехъ принцессъ которая ей больше другихъ нравится, и пишетъ ландграфинѣ: «Mes yeux sont tournée vers la mer»…. давая ей тѣмъ чувствовать что фрегатъ ее Св. Маркъ несетъ если не самого кесаря, то по крайней мѣрѣ его фортуну, то-есть надежду ея материнскаго сердца и Россіи, словомъ, ту особу которая должна составить счастіе будущаго Всероссійскаго императора. {Недавно мы имѣли случаи видѣть въ галлереѣ драгоцѣнныхъ вещей Императорскаго Эрмитажа весьма замѣчательную золотую табатерку или скорѣе бомбоньерку большаго размѣра (boite à pastilles), съ восемью миніатюрными картинами (подъ стекломъ), чрезвычайно отчетливо исполненными по заказу Екатерины II въ Парижѣ, въ 1774 году, живописцемъ Бларанбергомъ (van Blarenberghe), именно въ память сватовства и женитьбы цесаревича Павла Петровича. Эта четырехугольная бомбоньерка хранится въ такъ-называемой комнатѣ павлина (chambre du paon, — посреди ея стоятъ часы съ музыкой, принадлежавшіе князю Потемкину и имѣющіе видъ павлина), въ XIII витринѣ, подъ № 4.043. Прежде чѣмъ сообщить описаніе этихъ превосходныхъ миніатюръ, замѣтимъ что на V, VI и VII картинахъ, Екатерина II изображена подъ видомъ Минервы; что на первой изъ нихъ она приглашаетъ великаго князя пересѣсть въ экипажъ принцессъ Дармштадтскихъ, и что въ ту минуту какъ онъ къ нимъ садится, Амуръ вонзаетъ стрѣлу въ его сердцѣ. Это подтверждаетъ высказанное нами предположеніе что, встрѣтившись на дорогѣ изъ Гатчины въ Царское Село съ принцессами, цесаревичъ занялъ въ экипажѣ императрицы мѣсто генерала Бауера. Что же касается до IV картины, то тутъ баронъ А. И. Черкасовъ ошибочно представленъ вручающимъ ландграфинѣ письмо Екатерины II среди сада. Вѣроятно живописецъ не зналъ той подробности что, какъ это и видно изъ всеподданнѣйшихъ донесеній Черкасова, письмо вручено было уже по прибытіи ландграфини въ самый Екатеринентальскій дворецъ. Баронъ изображенъ тутъ напудреннымъ и въ голубомъ французскомъ кафтанѣ. При немъ два офицера, придворный конюшенный офицеръ Богдановъ (?) и докторъ Кёльхенъ (?), оба въ бѣлыхъ кафтанахъ. Но вотъ и подробное описаніе этихъ картинъ, составленное самимъ миніатюристомъ и сохранившееся съ тѣхъ поръ въ Эрмитажѣ:
Premier tableau, sous la boîte. Une escadre de trois vaisseaux appareillant pour mettre à la voile et aller prendre la Landgrave de Hesse Darmstadt et les Princesses ses filles. Minerve et Neptune président à ce voyage et le protègent. (Русская эскадра снимается съ якоря въ Кронштадтѣ 7го мая и отправляется за принцессами въ Травемюнде. См. Русск. Вѣсти. 1870. 9, стр. 107—109.)
Second tableav, au dessus de la boîte. L’escadre, qui amène les Princesses, entre en rade à Reval. Les vaisseaux sont pavoises et ornés de banderoles, de guirlandes, etc…. Aux fenêtres de la cabine du grand vaisseau l’on voit les Princesses, saluées par le peuple; plus bas est une musique militaire. (Прибытіе принцессъ въ Ревель, его іюня, см. тамъ же, стр. 118.)
Troisième tableau, derrière la boîte. Le débarquement des Princesses. Elles sont assises sous un pavillon, dans une chaloupe, dont les Jeux et les Ris sont les rameurs et les guides. Un Amour attire la barque vers la terre, où les Nymphes se disposent à recevoir les Princesses. Des salves partent de la forteresse et des vaisseaux. (Принцессы достигаютъ берега въ шлюпкѣ, при пушечной пальбѣ.)
Quatrième tableau, coté droit de la boîte. Les Prinoesses sont reèues par un seigneur, acoompagné de deux officiers, qui présente une lettre à leur mère. А droite trois musiciennes, et dans le fond, un pavillon, sous lequel est préparée une collation. Des Amours et des Plaisirs ceuillent des fleure et en sèment le chemin des Princesses. (Баронъ Черкасовъ принимаетъ принцессъ въ Екатеринентальскомъ саду. Вдали бесѣдка, гдѣ приготовленъ завтракъ. Амуры и Радости срываютъ цвѣты и бросаютъ ихъ къ ногамъ принцессъ.)
Cinquième tableau, coté gauche de la boîte. Rencontre des Princesses et du Grand Duc. Minerve les conduit dans un char, attelé de quatre chevaux de front. Elle invite le Prince à y prendre place. Tontes sortes d'équipages sont à sa suite. Un Amour, couché sur l’impériale du char, décoche une flèche contre Grand Duc au moment où il y monte. (Встрѣча великаго князя съ принцессами, Ібго іюня, ср. выше сего и въ Русск. Вѣстникѣ 1870 года, № 10, стр. 506.)
Sixième tableau, du coté de devant. Mariage de L. L. А. А. I. I. Le Grand Duo et son Epouse sont conduite à rautel de l’Hymenée par Minerve, qui les couvre de son bouclier. Lee Plaisirs leur jettent des fleurs, plusieurs Nymphes offrent des sacrifices et de l’encens à l’Hymène. L’autel de ce dieu est placé dans un bois sacré. А gauche on voit le peuple témoigner sa joie par des danses. Le chiffre des Augnstes époux (P. N.) paroît dans l’air comme un astre nouveau. (Аллегорія бракосочетанія ихъ высочествъ. Ихъ вензель П. Н., то-есть Павелъ и Наталія, появляется въ видѣ новаго свѣтила; см. далѣе, въ этой статьѣ: Описаніе счастливо совершившагося 29го сент. торжества высокобрачнаго сочетанія, и пр.)
Septième tableau, eous le couvercle de la boite. Voeux de la nation pour avoir un Héritier. Les dieux, prenant intérêt à la prospérité de l’Empire, se sont engagés d’avance à exaucer ces voeux. Luoine, déesse des Accouchements, présente à Minerve le nouveau-né. La Justice et les autres Vertus entourent le Trône de cet enfant désiré. Uranie lui montre sur le globe le vaste Empire, qui lui est destiné. Mercure se chargera de son instruction. Aux pieds du Trône est un globe, figurant le vaste Empire de Russie. Il paraît prôt à suivre deux colombes, symbole de la douceur, qui caractérise le Régne de l’Impératrice Catherine II. (Разрѣшеніе великой княгини отъ бремени. См. въ концѣ главы V этого разказа. Здѣсь двѣ голубицы служатъ символомъ кротости правленія Екатерины II.)
Huitième tableau, dans la boite. (Эта картина вкладывается въ бонбоньерку и вынимается изъ нея.) Réjouissances publiques. Feu d’artifice lancé sur la Néva. Les décorations représentent le Parnasse et les attributs de la guerre. Les victoires, remportées sur mer et sur terre depuis 1769, у sont figurées. Le fond de ce tableau est occupé par le palais des Souveraine. (Народныя празднества. Фейерверкъ на Невѣ. Аллегорическое изображеніе побѣдъ одержанныхъ Русскими съ 1769 года на сушѣ и на морѣ.)
Подобная табатерка, подаренная Екатериной II князю Г. Г. Орлову, принадлежитъ нынѣ графу В. П. Орлову-Давыдову. На ней изображены также въ миніатюрѣ и вѣроятно тѣмъ же Бдаранбергомъ разные эпизоды восшествія императрицы Екатерины на престолъ 27го іюня 1762 (Ср. Русск. Вѣстн. 1870, № 3, стр. 166 и 167.)}
Вслѣдъ за симъ, письма самой ландграфини, изъявленная ею полная покорность и совершенная готовность слушать одну императрицу, и наконецъ донесеніе Черкасова о лично сдѣланныхъ ея свѣтлости внушеніяхъ, уже установили между обѣими матерями тѣ узы взаимнаго довѣрія подъ вліяніемъ котораго мы ихъ теперь находимъ. Торжествующая Екатерина конечно уже въ эту минуту рѣшились (если ей это и прежде не приходило на умъ) не отпускать ландрафшно въ обратный пухъ со всѣми тремя ея дочерьми…. Иначе бы она и не позволила великому князю благодарить ее за предпринятое для него путешествіе….
Во всякомъ случаѣ, графъ Панинъ, хорошо знавшій свою государыню, вѣрно предсказалъ, когда писалъ слѣдующее: «Cet empressement de la Landgrave à remplir un désir si juste, ravira Sa Majesté et, en Ini captivant la reconnaissance d’une Souveraine magnanime et généreuse, satisfaira en même temps à la tendresse et aux sentiments maternels de la Landgrave qui doivent lut être commun» avec Sa Majesté…. (То же письмо къ Ассебургу, отъ 19го октября 1772 года.)
Есть даже преданіе будто стоя на балконѣ тогдашняго Гатчинскаго дворца, въ то время когда ландграфиню и ея дочерей высаживали изъ дорожной кареты, императрица тотчасъ узнала по осанкѣ, манерамъ и поступи ту принцессу которая, по сдѣланнымъ Ассебургомъ и Черкасовымъ описаніямъ, уже была тогда предназначена ею въ невѣсты цесаревичу.[231]
Что же касается до ландграфини, то хотя, по собственному ея сознанію, смущеніе ея было цедико и сердце сильно билось, но билось оно уже отчасти отъ пріятной увѣренности что дальняя ея поѣздка увѣнчается успѣхомъ, отчасти же и отъ неизвѣстности: которая именно изъ ея дочерей будетъ выбрана въ супруги наслѣдника всероссійскаго престола?
На другой день она писала Фридриху Великому изъ Царскаго Села:
„L’Impératrice, pour diminuer mon embarras et celui de mes filles, a eu la bonté de venir hier à notre rencontre à Gatschina, terre appartenant au Prince Orloff, avec une suite peu nombreuse. On y dîna et, venant ici, le Grand Doc vint à notre rencontre. C’est alors, Sire, que j’ai eu Гаіг plus embarrassé que mes filles. Il est aimable et aune grande politesse. Quant à l’Impératrice, elle a le don d’inspirer dès les premiers moments de la confiance et de l’assurance. J’ai redouté ces premiers instants; je suis enchantée de les avoir passés, mais il reste encore à savoir: quel sera l’objet choisi?… Mon sang ne sera pas tranquille jusqu'à cet instant là. J’ai remis à l’Impératrice la lettre de V. M. Je Lui dois les bontés, que cette Princesse me témoigne. Celles, dont V. M. m’honore, font mon bonheur et ma gloire….“[232]
Замѣтимъ теперь что отзывъ о томъ что великій князь былъ нрава веселаго подтверждаетъ и Екатерина II, прося Ассебурга заранѣе дать понять принцессѣ Вильгельминѣ Дармштадтской что при Россійскомъ дворѣ очень цѣнятъ веселое расположеніе духа, а также манеры предупредительныя и граціозныя, что сама она отъ природы весела и сынъ ее также веселъ (Je vous conseille de laisser échapper sans affectation devant elle, dans vos propos, quelques mots sur ce qu'à la Cour de Russie on fait grand cas de la gayeté et d’un maintien prévenant et gracieux, que je suis d’un naturel très gay et mon fils aussi. (Письмо отъ 16го (27го) января 1772 года).
Надо полагать что намекъ произвелъ свое дѣйствіе. Между тѣмъ Ассебургъ доказалъ основательное знаніе человѣческаго сердца: онъ никогда не позволялъ себѣ слишкомъ расхваливать ни наружность, ни нравственныя качества принцессъ, и именно вслѣдствіе этого онѣ превзошли ожиданія. (Записки Ассебурга, стр. 262.)
Вотъ что ему объ этомъ писалъ Штраутенбахъ:
„Le jour suivant nous trouvâmes le Prince Orloff, qui invita les Princesses à dîner à une maison de plaisance (Gatschina), qu’il a sur la route; et quelle fut notre surprise d’y trouver S. M. l’Impératrice; Elle-même nous y reèut avec cette noblesse et avec cette bonté, qui lui assugétit tous les cœurs. Mad. la Landgrave soutint très bien cette première entrevue; mais les Princesses grillées, extenuées déjà par la chaleur et dans le plus grand embarras d’ailleurs qui puisse se penser, avoient peine de se soutenir sur leurs jambes. On remarqua cependant très bien que S. M. ètoit contente. Elle témoigna trouver les Princesses mieux qu Elle ne l’avait cru et la Princesse Wilhelmine surtout beaucoup mieux que son portrait, et on apperèut dès lors, que celle-là lui plaisait le mieux.“[233]
Написанное въ воскресенье, 16го (27го) числа, письмо ландграфини оставалось цѣлыя сутки неотправленнымъ къ королю Прусскому. Колебанія продолжались, и ландграфиня съ часу на часъ надѣялась пріобрѣсти увѣренность въ окончательной развязкѣ. Понятно что не рѣшивъ еще дѣло, Екатерина II даже старалась въ этотъ промежутокъ не слишкомъ часто встрѣчаться со своими гостями.
Къ этому именно времени слѣдуетъ отнести № XV изъ числа сохранившихся у насъ собственноручныхъ записочекъ императрицы (см. Русск. Вѣстн. 1870, № 1, стр. 52, № 2, стр. 556—563, № 3, стр. 186—187, № 9, стр. 92, и 1871 года № 1, стр. 137). Помѣщая здѣсь эту записочку и оставляя въ ней, какъ въ предшествовавшихъ, орѳографію подлинника, долгомъ считаемъ напомнить что по прибытіи ландграфини въ Царское Село, баронъ Черкасовъ, согласно § 11 своей инструкціи, продолжалъ состоять при ея свѣтлости.
Записочка эта написана на клочкѣ самой толстой (похожей на сахарныя обертки) и желто-сѣрой бумаги, особенно торопливымъ почеркомъ. Вотъ ея содержаніе:
„Je dineré Demain chés moi et Vous autres chés Vous crainte, encore de mal entendu je Vous le notifie par écrit.“ (Я буду обѣдать завтра въ своихъ внутреннихъ аппартаментахъ, а вы всѣ на своей половинѣ Во избѣжаніе новаго недоразумѣнія, увѣдомляю васъ о семъ письменно.)
Въ сущности, казалось бы, выборъ не долженъ былъ представлять большихъ затрудненій: за старшую принцессу, Амалію, не задолго предъ тѣмъ сватался наслѣдный принцъ Баденскій, она чуть ли не была уже за него помолвлена и притонъ была годомъ старше цесаревича; а младшая сестра, принцесса Луиза, заранѣе объявила что не перемѣнитъ вѣроисповѣданія; значить оставалась средняя, принцесса Вильгельмина, 18ти лѣтъ,[234] то-есть почти ровесница великаго князя, за которую сама ея мать ручалась королю Прусскому, еще за годъ предъ симъ, когда писала ему: „Je réponds que ma fille Wilhelmine acceptera sans aucune difficulté….“ (Письмо изъ Дармштадта отъ 5го іюня 1772 года.) и которой Фридрихъ II, при проѣздѣ ея чрезъ Потсдамъ, предрекъ что она будетъ россійскою цесаревной….
18го іюня отправлено было ландграфиней въ Берлинъ начатое за два дня предъ симъ письмо, причемъ къ нему сдѣлана была слѣдующая приписка:
„Le choix est fait, Sire, tel que V. M. L’avez prédit. C’est ma fille Wilhelmine, qui doit épouser le Grard Duc. Cela ne sera déclaré qu’après le retour du courrier, que j’envoie ce soir au Landgrave; mais l’Impératrice m’а permis d’en faire part à V. M., connaissant tout ce que je Lui dois et le grand attachement, que j’ai pour Elle. Je La supplie de me conserver Ses bontés …etc.“[235]
Самъ Фридрихъ Великій[236], въ своей Histoire de mon temps (tome VI, p. 119), поздравляетъ себя съ тѣмъ что ему вполнѣ посчастливилось породнить принца прусскаго съ наслѣдникомъ россійскаго престола, направивъ выборъ Екатерины II (de fixer le choix, que l’Impératrice fit d’une belle fille) именно на принцессу Вильгельмину, которая и получила яблоко.
Вспомнимъ что не задолго предъ тѣмъ Екатерина II употребила это самое выраженіе, отнеся его собственно къ принцессѣ Вильгельминѣ, въ замѣткѣ сдѣланной собственноручно на пересланной Черкасову, въ Ревель, выпискѣ изъ длинной депеши Ассебурга, причемъ предлагала Черкасову пари что выборъ падетъ именно на эту принцессу. Вспомнимъ также что относительно ея нрава Екатерина II писала на томъ же документѣ: «Я увѣрена что эта всѣхъ честолюбивѣе; кого ничто не интересуетъ и не веселитъ, того заѣло честолюбіе: это неизмѣнная аксіома….» (Прил. 3е къ № VIII.) Не забудемъ также что въ этой депешѣ (отъ 23го апрѣля (4го мая) 1773), Ассебургъ скорѣе выхвалялъ принцессу Амалію, а всего болѣе принцессу Луизу, которая по крайней мѣрѣ не была старше цесаревича, какъ первая, ни почти ровесницей его, какъ принцесса Вильгельмина, а цѣлыми двумя годами моложе его, и что въ отчетѣ присланномъ объ нихъ изъ Ревеля, Черкасовъ также преимущественно склонялся въ пользу младшей сестры (№ XXI)…. Къ тому же какъ это случилось что препятствія, которыя всегда играютъ такую важную роль въ романахъ, разжигая страсти молодыхъ людей и побуждая преодолѣвать ихъ во что бы то ни стало, не имѣли тутъ никакого вліянія на великаго князя и, такъ-сказать, не задѣли заживо ни его самолюбія, ни самолюбія Екатерины II? Впрочемъ, бытъ-можетъ, и были попытки отклонитъ принцессу Луизу отъ рѣшимости не перемѣнять религію, такъ какъ Ассебургъ надѣялся что она не устоитъ въ этой рѣшимости (депеша Панину отъ 12го февраля 1773)…. Но кто же предпочелъ принцессу Вилъгелъмину: императрица или самъ цесаревичъ?… Едва ли можно допустить не разъ выраженную догадку будто съ помощью умной и честолюбивой невѣстки, Екатерина II надѣялась вполнѣ завладѣть сердцемъ своего сына, точно также какъ и предположеніе что заподозривъ прусскую интригу въ томъ что Ассебургъ, такъ сильно стоявшій прежде за принцессу Вильгельмину, вдругъ отшатнулся отъ нея, Екатерина II захотѣла распорядиться на перекоръ ему.
Впрочемъ эта государыня только разъ, въ письмѣ Черкасову (№ XXVI), дала понять что ея выборъ рѣшитъ все; а Фридрихъ Великій, также только однажды, въ своихъ запискахъ говоритъ: «Le choix, que fit l’Impératrice». (Выборъ который сдѣлала императрица, т. VI, стр. 256.) Однакожь независимо отъ того что, какъ мы это объяснили въ послѣднемъ примѣчаніи, королю-исторіографу не всегда можно довѣрять безусловно, сошлемся на тѣ доказательства которыя мы недавно привели относительно того что выборъ предположено было сдѣлать съ общаго согласія между матерью и сыномъ и замѣтимъ что слишкомъ за годъ предъ тѣмъ, цесаревичу не только сообщались предположенія о его женитьбѣ, но и что все касавшееся до нихъ рѣшалось съ общаго согласія между имъ и императрицей. Въ письмахъ своихъ къ Черкасову и Ассебургу, она никогда не употребляла торжественнаго выраженія мы, оставляя его для манифестовъ и рескриптовъ; а говоря о себѣ, писала Je (я). Вслѣдствіе сего становится очевиднымъ что когда она, 16го (27го) января 1772 года писала Ассебургу: «Voue ne voulez pas que noue fassions attention au portrait de la Princesse de Wurtemberg…. Nous la trouvous fort avancée pour son âge…. Nous n’en pouvons rien dire de plus, car c’est un enfant, dont nom attendons que vous nous fassier la description; mais il me semble, d’après ses traits, que la bonté sera son seul mérite», то подъ словомъ nous, употребленномъ здѣсь далеко не случайно, Екатерина II положительно разумѣла себя вмѣстѣ съ великимъ княземъ. И онъ, въ письмѣ написанномъ Ассебургу 30го августа (10го сентября) 1773 года, съ своей стороны подтверждаетъ что читалъ его депеши, говоря: «Je vois se confirmer ce que voue avez si souvent écrit….»
Хотя въ рескриптѣ своемъ отъ 28го того же августа мѣсяца императрица въ офиціальной формѣ и писала Ассебургу: «mon choix et celui de mon fils», но относительно выбора вся загадка заключается, кажется, въ томъ что подъ вліяніемъ донесеній Ассебурга, графъ Панинъ, желанія коего совладали съ желаніями Фридриха II, издавна расположилъ своего августѣйшаго питомца въ пользу принцессы Вильгельмины, что наслѣдникъ насмотрѣлся на ея портретъ, привезенный еще весной 1772 года барономъ Бюлеромъ (ср. Русск. Вѣстн. 1870 года № 9, стр. 104), привыкъ считать ее за свою суженую и желалъ притомъ поскорѣе жениться на той принцессѣ которая на замужство съ нимъ не Заходила препятствій ни въ сердцѣ своемъ, еще свободномъ, ни въ религіозныхъ убѣжденіяхъ, и что именно потому, немедленно по пріѣздѣ ко двору нашему, принцесса Вильгельмина легко, скоро, и окончательно овладѣла пылкою душой великаго князя, послѣ чего онъ такъ непреклонно высказался въ ея пользу что Екатеринѣ II стало невозможно препятствовать тому что цесаревичу казалось залогомъ его благополучія. Страстная, восторженная и нѣжная привязанность которую онъ съ тѣхъ поръ питалъ къ той которая сдѣлалась первою его супругой подтверждаетъ въ нѣкоторой степени такой взглядъ. Еслибы выборъ не сдѣланъ былъ имъ лично, то великій князь, все-таки уже имѣвшій тогда свою долю самостоятельности, никогда бы не привязался къ предмету выбора въ такой степени какъ это случилось (см. въ слѣдующей главѣ письма ландграфини отъ 9го іюля и 20го августа).
Не пройдемъ однакожь молчаніемъ что въ Запискахъ Ассебурга, который въ это время не былъ налицо въ Царскомъ Селѣ, а оставался въ Германіи, сказано:
«Es scheint, dass beim ersten Anblick der Princessinen, die Kaiserin, so wohl als ihr erlauchter Sohn, sich för die Princessin Wilhelmine entschieden.» (Кажется что съ перваго взгляда императрица и ея августѣйшій сынъ оба избрали принцессу Вильгельмину.)
Тугъ же описанъ очень любопытный фактъ, если допустить что помѣта 26мъ іюня означаетъ новый стиль. За три дня до отправленія письма ландграфини королю Прусскому о совершившемся выборѣ (ни 16го, ни 17го іюня она о немъ ничего еще не знала), то-есть 15го (26го) числа, въ самый день пріѣзда принцессъ въ Царское Село, когда выборъ этотъ (если онъ уже дѣйствительно состоялся) долженъ былъ быть величайшимъ секретомъ между тремя особами: императрицей, великимъ княземъ и графомъ Панинымъ, послѣдній (прежде еще чѣмъ ландграфиня успѣла увѣдомить мужа своего, отца невѣсты, о выборѣ) рѣшился оповѣстить (находившагося впрочемъ тогда не въ Дармштатѣ) Ассебурга и окончилъ письмо свое слѣдующимъ образомъ:
«Souffrez, comme ami, que je Vous embrasse du fond de mon cœur, en Vous félicitant а un tel succès de Votre négociation; je finie avec les souhaits les plus vifs que toutes vos entreprises puissent Vous réussir de même. Réposez Vous sur la bienfaisance (вѣроятно Vienveillance) de l’Impératrice….»[237]
Приведемъ теперь къ одному знаменателю всѣ свѣдѣнія которыя въ разное время были собраны о нравственныхъ свойствахъ новой великой княгини.
Въ Запискахъ Ассебурга, на стр. 252, 253, 268 и 283 читаемъ:
«Ландграфиня Каролина Гессенъ-Дармштатская была одною изъ самыхъ образованныхъ (éclairée), замѣчательнѣйшихъ (ausgereichnetsten) и добрѣйшихъ (vortreffliche) принцессъ своего времени.[238] Такъ думали о ней современники и таковымъ осталось мнѣніе о ней потомства. Блестящія качества ума и сердца ея дочерей были результатомъ ея воспитанія и заботъ, и эти качества дали поводъ къ избранію ея дочерей въ супруги первостепенныхъ германскихъ принцевъ. Въ нѣкоторыхъ изъ ихъ домовъ цвѣтетъ еще ея потомство, и многія изъ числа внучекъ ландграфини представляли собою, въ послѣднее время, столь обильное испытаніями, сочетаніе такихъ высокихъ добродѣтелей (Fürstentugenden), которыя въ другихъ странахъ считаются рѣдкостью.»
Но еще въ началѣ 1771 года Екатерина II извѣстилась чрезъ Ассебурга что маркграфиня Баденъ-Дурдахская, сестра ландграфа Гессенъ-Дармштатскаго Лудвига IX и слѣдовательно родная тетка принцессы Вильгедьмины, обвиняла ее въ наклонности заводить въ своей семьѣ раздоры. Императрица, желавшая знать всю правду насчетъ своей будущей невѣстки, написала Ассебургу, 17го (28го) мая, слѣдующее:
«La Princesse Wilhelmine de Darmstadt m’а été décrite, et surtout du côté de la bonté du cœur, commme un chef d’oeuvre de la nature; mais, outre que je sais qu’il n’y en а pas dam ce monde, vous me dites qui’elle doit avoir l’esprit promt et incliné à la désunion; cela, joint à l’esprit de Mr son père et à un nombre considérable de sœurs et de frères établies (sic) ou à établir, me donne de la retenue à son égard; cependant, je vous prie, donnez-vous la peine de l’examiner de nouveau…»[239]
8го августа 1771 года Екатерина II опять писала Ассебургу о той же принцессѣ:
«Je souhaite que vous vous donniez la peine d’examiner autant qu’il vous sera possible le quel de ces avis approche le plus de la vérité,et qu'à ce point vous croyiez plus à vous-même et à vos yeux, qu'à tous les propos qui pourraient vous revenir sur son compte….»[240]
16ro (27го) января слѣдующаго 1772 года императрица писала тому же дипломату:
«Le portrait de la Princesse Wilhelmine de Hesse-Darmstadt; que vous nous avez envoyé, prévient favorablement en sa faveur; il faudrait être bien difficile pour trouver à redire à cette figure là. Les traits du visage sont réguliers; je l’ai comparée au premier portrait, que vous m’aviez envoyé ci-devant de cette Princesse, et j’ai relue la déscription que vous faites des articles en. quoi vous trouvez que le peintre а manqué. De cet examen il résulte que la gayeté et l’agréable (compagne ordinaire de la gayeté) ont disparu de dessus ce visage, et que peut-être la gêne d’une éducation sévère et d’une vie gênante et monotone s’y sont placés; ce qui disparaîtrait bientôt, si cette jeune personne se trouvait moins gênée, et qu’elle sut qu’un air guindé et trop sérieux ne serait pas le moyen de réussir selon les vues ou l’instinct de son ambition…. (Здѣсь слѣдуетъ приведенный выше намекъ на то что при Русскомъ дворѣ надо имѣть веселый видъ.) Il ce pourrait, si tel est, que Vambilion soye son premier mobile, que vous la voyez changer du soir au lendemain, car tels sont les jeunes gens et même une partie du genre humain; et peu à peu elle se déferoit de ses mouvements désagréables et dm, que vous lui avez remarqués. Tout ce que vous nous dites de sa moralité, n’est point à son désavantage, et pourroit composer une personne solide et de mérite. Mais il faut débrouiller où viennent ces bruit sur son penchant à la désunion? Cite-t'-on auelque fait? Madame la Landgrave de Durlach, sa tante, qui l’en accuse, а-t’elle des preuves à alléguer? Et ne juge-t’elle point de sa nièce par passion ou d’après quelque goût analogue à son propre caractère? Et les autres personnes, qui donnent cours à ces bruits, quelles raisons en donnent-elles? Je vous prie, tâchez daller à la source, et examinez, sans prévention, ces soupèons valent-ils la peine d* être acceptés ou sont-ils des misères dignes dêtre méprisées? Un enfant fort innocent peut redire par confiance ou indiscrétion un propos: ce qui brouille deux personnes; un troisième, d’un esprit cirsonscrit, s'écrie: cet enfant est d’une humeur inquiète, et au bout du compte, cet enfant n’est rien du tout encore qu’un étourdi, ce qui ne laisse pas d'être à sa place lorsqu’il est vif….»[241].
Вѣроятно Ассебургь донесъ, послѣ точнаго изслѣдованія, что неблагопріятныя для принцессы Вильгельмины слухи оказалась сущими пустяками (des inisères).
Какъ бы то ни было, завершаемъ ея характеристику слѣдующимъ отзывомъ объ этой принцессѣ, даннымъ ея матерью уже въ ноябрѣ мѣсяцѣ того же года, въ письмахъ къ королю Прусскому: Elle est prudents pour une jeune personne." (Она оторожна не по годамъ.)
Теперь остается только сказать что 27го іюня всемилостивѣйше побалованы были Екатерининскія ленты не только самой ландграфинѣ и тремъ принцессамъ Гессенъ-Дармштатскимъ, но и оставшейся въ Германіи старшей сестрѣ ихъ, ландграфинѣ Каролинѣ Гессенъ-Гомбургской (Историческое собраніе списковъ кавалерамъ четырехъ россійскихъ, Москва, 1814 года, стр. 160 и Hoffmeist, р. 157). Что же касается до самого владѣтельнаго ландграфа Гессенъ-Дармштатскаго, Лудвига IX, и старшаго сына его, наслѣднаго принца Гессенъ-Дармштатскаго, то они лишь полтора года спустя, именно 25го декабря 1774 года, получили Андреевскія ленты. (То же Собраніе списковъ, стр. 117.)
II.
правитьВъ числѣ владѣтельныхъ домовъ Германіи, Гессенъ-Дармштадтская династія одна изъ самыхъ древнихъ и знаменитыхъ. Обладаніе ею настоящимъ ея достояніемъ ведетъ начато свое отъ раздѣла владѣній ландграфа Тюрингскаго и Гессенскаго.
Въ 1247 году Генрихъ I (по матери своей прозванный Брабантскимъ) былъ первымъ ландграфомъ Гессенскимъ. Сынъ его былъ ландграфомъ въ Касселѣ, братъ его ландграфомъ въ Марбургѣ.
Изъ нихъ Лудвигъ III правилъ въ Марбургѣ, Филиппъ II въ Рейнфельсѣ, Вильгельмъ IV въ Касселѣ и Георга I въ Дармштадтѣ.
Многіе ландграфы Гессенъ-Дармштадтскіе заслужили отъ подданныхъ своихъ, современниковъ и потомства, громкія, прозванія, соотвѣтствовавшія ихъ доблестямъ гига вообще ихъ характеру и наклонностямъ, какъ напримѣръ Генрихъ der eiserne (Желѣзный). Лудвигъ II der freimüthige (прямодушный) или der herzhafte (неустрашимый), Генрихъ III der reiche (богатый), Вильгельмъ IV der weise (мудрый), Морицъ der gelehrte (ученый), Вильгельмъ V der beständige (непоколебимый), Вильгельмъ VI der gerechte (справедливый) ит. п.
Фридрихъ I былъ ландграфомъ Дармштадтскимъ и вмѣстѣ cs тѣмъ королемъ Шведскимъ, онъ не имѣлъ дѣтей; братъ его владѣлъ Касселемъ.
Вильгельмъ IX былъ ландграфомъ Дармштадтскимъ и вмѣстѣ съ тѣмъ курфюрстомъ Гессенъ-Кассельскимъ.
Ландграфъ Георгъ I былъ сынъ Филиппа Великодушнаго. Онъ умеръ въ Дармштадтѣ въ 1596 году. Ему наслѣдовалъ сынъ его Лудвигъ V der getreue (вѣрный); за симъ ландграфство переходило постоянно въ прямой, нисходящей линіи къ сыновьямъ. Такимъ образомъ Георгу II наслѣдовалъ Лудвигъ VI, а ему Лудвигъ VII.
Послѣ него вступилъ на престолъ родной племянникъ (сынъ Лудвига VI) Эрнестъ-Лудвигъ, умершій въ 1739 году.
За симъ опять сыновья стали наслѣдовать отцамъ въ слѣдующемъ порядкѣ: сынъ Эрнеста-Лудвига, Лудвіггъ VIII, который умеръ въ 1768 году, и Лудвигъ IX, названный Pirmasenser, потому что постоянно жилъ въ 16ти миляхъ отъ города Дармштадта, своей столицы, въ замкѣ Пирмазенсѣ, въ Альзасѣ.[242]
Ландграфъ Людвигъ IX родился въ 1719 году и женился въ 1741 году, будучи 22 лѣтъ отъ роду, на весьма уже знакомой намъ принцессѣ Генріеттѣ-Христинѣ-Каролинѣ-Луизѣ, дочери Христіана III, пфальцграфа Цвейбрюккенъ-Биркенфельдъ,[243] отъ брака его съ принцессой Каролиной Нассау-Саарбрюккенъ. Въ слѣдующемъ 1742 году вступилъ онъ во французскую службу въ королевско-нѣмецкій полкъ (Royal-Allemand), такъ какъ Франція въ то время была въ союзѣ съ Австріей противъ Пруссіи. Вслѣдствіе сего, этотъ принцъ совершилъ походъ въ Богемію, подъ начальствомъ маршала де-Белиль; но съ 1743 по 1763 годъ числился генераломъ прусской службы, не участвуя однакожь въ Семилѣтней войнѣ. Впрочемъ онъ раздѣлялъ страсть Фридриха Великаго ко всему военному и содержалъ 6.000 войска.
У этого ландграфа были братъ, принцъ Георгъ, и сестра за маркграфомъ Баденъ-Дурлахскимъ.[244]
Вотъ имена дѣтей Лудвига IX, по времени ихъ рожденія:
1) Принцесса Каролина, бывшая съ 1768 года въ супружествѣ за ландграфомъ Фридрихомъ-Лудвигомъ Гессенъ-Гомбургскимъ. Современники прозвали ее die Geisterseherin, не знаемъ потому ли что ей снились привидѣнія или что она воображала что на яву видѣла духовъ. Быть-можетъ тутъ кроется начало легенды о бѣлой дамѣ (la dame blanche).
2) Принцесса Фридерика-Луиза, бывшая съ 1769 года мужествѣ за принцемъ Прусскимъ, роднымъ племянникомъ Фридриха Великаго, въ послѣдствіи королемъ Фридрихомъ-Вильгельмомъ II. Въ 1770 году у нихъ родился сынъ, бывшій въ свою очередь королемъ подъ именемъ Фридриха-Вильгельма III. Это былъ отецъ въ Бозѣ почившей императрицы Всероссійской Александры Ѳеодоровны.
3) Наслѣдный принцъ Лудвигъ, родившійся въ 1753 году; будучи 20ти лѣтъ отъ роду состоялъ въ нидерландской службѣ полковникомъ; въ іюнѣ мѣсяцѣ 1773 года поступилъ въ свиту короля Прусскаго, а въ октябрѣ того же года въ русскую службу, и принималъ участіе въ Турецкой войнѣ.[245]
4) Принцесса Амалія-Фридерика, род. въ 1754 году; съ 3го (15го) іюля 1774 года была за наслѣднымъ принцемъ Баденскимъ Лудвигомъ-Карломъ, который умеръ отъ ушиба въ 1801 году, во время путешествія въ Швецію. Ѣдучи изъ загороднаго дворца въ Стокгольмъ, онъ былъ опрокинутъ съ экипажемъ и разшибъ себѣ голову. Она скончалась въ 1832 году. (Объ ея дочери см. въ самомъ концѣ этой главы.) Вотъ отзывъ Фэзе о принцессѣ Амаліѣ, на стр. 213 его IV тома: "Это была женщина замѣчательная по своей сановитости, а также по твердости и энергіи характера. Она долго пережила своего супруга и лользоваіась при велико-герцогскомъ дворѣ въ Карлсруэ величайшимъ уваженіемъ.
5) Принцесса Августа-Вильгельмина, родившаяся 3го (14го) іюня 1755 года и которую мы уже знаемъ какъ нареченную невѣсту цесаревича Павла Петровича.
6) Принцесса Луиза, род. въ 1757 году, и съ 1775 года бывшая въ замужствѣ за великимъ герцогомъ Саксенъ-Вейнмарскимъ Карломъ-Августомъ, бывшимъ покровителемъ и другомъ Гёте и при которомъ городъ Веймаръ сдѣлался германскими Аѳинами. Въ 1825 году великая герцогиня праздновала свою золотую свадьбу и скончалась въ 1830 году. Еще въ 1804 году сынъ ея, тогда наслѣдный принцъ Карлъ-Фридрихъ, вступилъ въ бракъ съ великою княжной Всероссійскою Маріей Павловной, и съ 1828 года былъ самъ великимъ герцогомъ. Нынѣшній владѣтельный великій герцогъ Саксенъ-Веимарискій Карлъ-Александръ ихъ родной сынъ. Объ его бабкѣ, великой герцогинѣ Луизѣ, Ассебургъ говоритъ въ своихъ Запискахъ, на стр. 261: «Ея рѣдкія качества пріобрѣли ей глубокое уваженіе всѣхъ современниковъ. Еще помнятъ какое чарующее вліяніе она имѣла на Наполеона I, который расположилъ было свою главную квартиру въ ея дворцѣ, и съ какимъ спокойствіемъ духа и достоинствомъ она умѣла склонить побѣдителя къ снисхожденію и кротости.»
7) Фридрихъ-Лудвигъ, ум. 1802 года, былъ полковникомъ французской арміи.
8) Христіанъ-Лудвигъ, былъ сперва королевско-нидерландскимъ генералъ-майоромъ, а съ 1773 года фельдмаршалъ-лейтенантомъ въ цесарскомъ войскѣ; умеръ въ 1830 году.[246]
Объ этомъ-то семействѣ Ассебургъ писалъ что любовь къ истинѣ (attachement pour la vérité) есть господствующая въ немъ черта; что всѣ члены его связаны тѣсною дружбой (esprit de corps) и живутъ просто и довольно однообразно (3е приложеніе къ письму № VIII). Лица изъ которыхъ состоялъ дворъ ландграфа и ландграфини были, сколько намъ извѣстно, государственный министръ баронъ Мозеръ (см. слѣдующую главу сего разказа), придворные кавалеры: баронъ Ридезидь и баронъ Штраутенбахъ; гофъ-дама баронесса Штраутенбахъ, фрейлины: фонъ-Вомрбсеръ и фонъ-Левенъ (вѣроятно Ливенъ, ибо эта эстляндская фамилія печаталась столъ же ошибочно въ тогдашнихъ русскихъ придворныхъ календаряхъ), и секретарь, извѣстный писатель и другъ Гёте, Меркъ (ср. Русск. Вѣстн. 1870 года, № 9, страница 117, и главу I настоящаго разказа). Что же касается до гувернантокъ которыя состояли при принцессахъ и о которыхъ Ассебургъ вскользь упоминалъ въ томъ же письмѣ, то это были: г-жа Камеке и дѣвица Раванель.
Старшій сынъ ландграфа Лудвига IX, царствовавшій съ 1790 года подъ именемъ ландграфа Гессенъ-Дармштадтскаго Лудвига X, принялъ послѣ образованія рейнской конфедераціи и территоріальныхъ переворотовъ, ознаменовавшихъ въ Германіи начало XIX столѣтія, титулъ великаго гергцога Гессенъ-Дармштадтскаго и въ этомъ санѣ переименовалъ себя въ Лудвига I.
Титулъ свѣтлости, принадлежавшій дотолѣ ландграфу Гессенъ-Дармштадтскому и членамъ его дома, замѣненъ съ этого времени титуломъ королевскаго высочества.
Великій герцогъ Лудвигъ I имѣлъ въ супружествѣ двоюродную свою сестру, принцессу Луизу-Каролину-Генріетту Гессенъ-Дармштадтскую, дочь принца Георга, младшаго брата ландграфа Лудвига IV.
Ему наслѣдовалъ сынъ его, великій герцогъ Лудвигъ II, имѣвшій въ супружествѣ принцессу Вильгельмину-Луизу, дочь маркграфа Баденскаго.
Посла него воцарился (въ 1848 году) сынъ его, нынѣ здравствующій великій герцогъ Лудвигъ III, имѣвшій въ супружествѣ дочь короля Лудвига I Баварскаго, принцессу Матильду-Каролину.
У него два брата: принцъ Карлъ-Вильгельмъ-Лудвигъ и принцъ Александръ, фельдмаршалъ-лейтенантъ австрійской службы, кавалеръ всѣхъ россійскихъ орденовъ, въ томъ числѣ и Св. Георгія Зй степени.
Августѣйшая сестра ихъ, Императрица Всероссійская Марія Александровна помолвлена въ Дармштадтѣ, 8го мая 1840 года, съ Государемъ Императоромъ Александромъ Николаевичемъ и сочеталась бракомъ съ Его Величествомъ 16го (28го) апрѣля 1841 года въ С.-Петербургѣ, куда привезена была императрицей Александрой Ѳедоровной.[247]
По этой генеалогіи августѣйшій родитель Императрицы Маріи Александровны, великій герцогъ Лудвигъ II, приходился роднымъ племянникомъ принцессы Вильгельмины ГессенъДармштадтской, нареченной при обрученіи съ цесаревичемъ Павломъ Петровичемъ великою княжной Наталіей Аіексѣевной.
Остается прибавить что отъ брака ея младшей сестры, принцессы Амаліи, съ наслѣднымъ принцемъ Баденскимъ (см. выше) родились ей, то-есть Натальѣ Алексѣевнѣ, родныя племянницы, изъ коихъ одна, принцесса Марія-Августа также украсила собою престолъ Всероссійскій; она, въ 1793 году, съ переходомъ въ православіе, приняла имя Елисаветы Алексѣевны и была супругой императора. Александра I; вторая, Фридерика-Доротея, была съ 1797 года за королемъ Шведскимъ Густавомъ IV; а третья, Каролина, также съ 1797 года за королемъ Баварскимъ Максимиліаномъ-Іосифомъ.[248]
II.
правитьВъ концѣ іюня дворъ переѣхалъ въ Петергофъ.[249] Ландграфиня ожидала тамъ отвѣта отъ свѣтлѣйшаго своего супруга и до того хворала отъ сырости тамошняго климата, что лотомъ писала королю Прусскому что даже въ сентябрѣ мѣсяцѣ находила несравненно болѣе сноснымъ пребываніе свое въ Царскомъ Селѣ.[250] Изъ Петергофа она однакожь иногда ѣздила съ дочерьми въ Петербургъ, гдѣ сама императрица показывала имъ нѣкоторыя изъ учрежденныхъ ею общественныхъ заведеній, въ томъ числѣ и Смольный Монастырь. Упоминая объ этихъ посѣщеніяхъ въ письмахъ своихъ королю Прусскому, ландграфиня не входитъ ни въ какія подробности и лишь ссылается на то что бралъ его, принцъ Генрихъ, уже ихъ видѣлъ.[251]
Но она писала Фридриху, 9то іюля, изъ Петергофа:
«Je n’oublierai jamais que je dois à V. M. l'établissement de ma tille Wilhelmine…. Elle apprend la langue russe et l’archevêque Platon l’instruit dans la religion grecque. Le Grand Duc parait s’attacher à ma. fille, et plus nue je n’ai osé l’espérer…. L’Impératrice me paraît toujours une femme charmante. Elle se met à la portée d’un chacun. J’admire surtout le fond de gaieté, qui est en elle, qui l’a soutenue et la soutient encore…. J’ai commis, Sire, une indiscrétion; j’ai fait lire Votre lettre à l’Impératrice. За réponse fut: Ce qui me flatte surtout et ce qui me fait plaisir, c’est que le Roi me conserve son amitié!… Je n’ai pu voir encore le Comte Solms qu’un moment, avec les Ministres des autres’Cours étrangères….»[252]
Англійскій дворецъ выстроенъ Екатериной II уже по мучаю бракосочетанія великаго князя Александра Павловича, а два коттеджа въ Александріи императоромъ Николаемъ Павловичемъ. Въ бельэтажѣ стараго дворца, на половинѣ ея величества королевы Виртембергской Ольги Николаевны, показываютъ до сихъ поръ комнаты (подъ орломъ или подъ гербомъ, насупротивъ ближайшихъ къ дворцовой церкви воротъ и такъ-называемаго боковаго фонтана) гдѣ жилъ цесаревичъ Павелъ Петровичъ. Въ угловой маленькой классной его комнатѣ или кабинетѣ, влѣво отъ входной двери, прибита мѣдная бляха возлѣ пяти неровныхъ зарубинъ сдѣланныхъ на откосѣ двери и съ надписью: мѣра постепеннаго роста императора Павла I. Къ сожалѣнію, никакой годъ тутъ не обозначенъ.
Какъ можно замѣтить по этому письму, король не медлилъ отвѣтами, и потому, 20го августа, ландграфиня сообщила ему изъ Царскаго Села, между прочимъ, слѣдующее:
«Nous partons demain avec l’Impératrice pour Pétersbourg. L’Archevêque Platon[253] a fini ses instructions. Jeudi ma fille aura un nom grec et ses fianèailles же feront le lendemain. Je prendrai la liberté d'écrire à V. M. d’abord après cette cérémonie. Le jour des noces n’est pas encore fixé…. Le Grand Duc est réellement attaché à ma fille. Je crois que V. M. serait contente de ce jeune Prince.[254] Ce n’est pas au moins seulement (?) parcequ'il trouve Wilhelmine à son gré, que je le suppose, mais par rapport à ses sentiments et à за faèon de penser…. Wilhelmine dit que son bonheur serait imparfait (incomplet?), si Vous ne lui accordiez, Sire, la continuation de Vos bontés…. Je fais ma cour à l’Impératrice, en lui communiquant les lettres, dont V. M. m’honore. Elle est sensible aux marques d’amitié et d’estime, que Vous lui donnez, Sire, et sent tout le prix de Votre suffrage….»[255]
10го сентября, она писала:
«L’Impératrice paraît flattée, quand ле lui rends compte de ce que V. M. me dit à son sujet. Elle répond toujours quelle (y?) est sensible et quelle sent tout le prix de l’amitié, que V. M. а pour elle….»[256]
Но преувеличенная лесть была ловушкой, на которую Фридриху II не легко было поддѣть умную и дѣльную женщину, какова была Екатерина Н. Какъ бы въ подтвержденіе поговорки: les plus belles choses répétées ennuient à la longue (повтореніе самыхъ лестныхъ отзывовъ становится современемъ докучливымъ), императрица, замѣтивъ что онъ ужь черезчуръ пересаливаетъ, наконецъ разсердилась, насколько это дозволяло приличіе. Ландграфиня писала королю, отъ 21го октября, изъ Петербурга: L’Impératrice, après avoir lu la lettre, dont il а plû à V. M. de m’honorer, m’а dit que cen était trop et quelle ne pouvait rien répondre. (Прочитавъ письмо которымъ B. B--ству благоутодно было меня удостоить, императрица сказала мнѣ что yofch это превосходитъ всякую мѣру, и что она ничего не можетъ отвѣчать….) И вѣроятно, для того чтобы позолотить пилюлю, ландграфиня прибавляла: «Que V. M. juge combien Vos éloges doivent flatter cette Princesse!…» (Посудите же, B. B--ство, въ какой степени ваши похвалы должны быть лестны этой государынѣ!)
Въ предшествующемъ письмѣ (отъ 20го августа, изъ Царскаго Села) заключаюсь увѣдомленіе что преосвященный Платонъ значительно облегчалъ принцессѣ Вилгельминѣ перемѣну вѣроисповѣданія поясненіями своими и тѣмъ различіемъ которое онъ установилъ между догматами и обрядами; "что же касается до Св. Духа, то императрица, какъ глава восточной церкви (Екатерина II такъ себя называла и въ письмахъ своихъ къ Іосифу II, см. ихъ переписку, изданную Аристомъ: Ioseph II und Catharina II, ihr Briefwechsel, Wien, 1869, и къ Вольтеру, см. далѣе, въ этой же главѣ), поручила ей, ландграфинѣ, сказать королю что докажетъ ему, какъ 2X2=4, что Св. Духъ исходитъ отъ Отца, а не отъ Сына…. (….par ses explications et par la différence, qu’il а mis entre le dogme et les coutumes établies; mais, quant au St. Esprit, l’Impératrice m’ordonne de dire à М. M. qu’en qualité de chef de l’Eglise grecque, elle Vous prouvera comme 2X2=4, que le St. Esprit procède du Père et non du Fils.)
Фридрихъ II, въ своихъ Запискахъ (томъ VI, гл. I, стр. 57), относитъ именно къ этому времени (іюлю мѣсяцу 1773) усиленіе вліянія графа Н. И. Панина при Русскомъ дворѣ. Это совершенно несправедливо. Опала только-что снята была съ его главнаго недоброжелателя, князя Орлова, который снова пользовался милостями Екатерины II (ср. письма графа Сольмса барону Ассебургу въ главѣ IV этого разказа). Съ окончательнымъ паденіемъ этого любимца (послѣ женитьбы его, въ 1777 году), скорѣе могло подняться вліяніе Панина, и это могло бы совершиться само собою, безъ борьбы и особенныхъ съ его стороны усилій. Далѣе увидимъ однакожь что вооруженный нейтралитетъ 1774 года былъ его лебядиною пѣснью (см. гл. VI этого разказа).
Письма ландграфини приводятъ на мысль что ландграфъ Гессенъ-Дармштатскій Лудвигъ IX ограничился обѣщаніемъ прислать отъ себя уполномоченнаго для заключенія брачнаго контракта; что непремѣнное условіе обращенія въ православную вѣру первое время было отъ него скрыто, и что въ этомъ отношеніи ландграфиня была, какъ говорится, себѣ на умѣ.
Между тѣмъ старшій сынъ ея, наслѣдный принцъ Лудвигъ, пріѣхалъ изъ Берлина (см. Русск. Вѣсти. 1870, № 9, стр. 103 и 104 и главу II настоящаго повѣствованія) въ Петербургъ 25го іюля (письма 9го іюля и 10го сентября), а уполномоченный ландграфа, баронъ Мозеръ, {Когда въ арміи Фридриха Великаго многіе генералы были не изъ дворянства, а изъ средняго сословія, то университеты, процвѣтавшіе въ Германіи, начали въ свою очередь снабжать разные тамошніе дворы дѣловыми людьми, принадлежавшими къ тому же среднему сословію, по достиженіи ими высшихъ должностей, считалось обыкновенно нужнымъ облечь ихъ въ дворянское достоинство. Въ такихъ случаяхъ владѣтельный принцъ, которому они служили, обращался къ Германо-Римскому императору (который одинъ тогда во всей Германіи могъ Жаловать титулы) съ просьбой о возведеніи такого-то въ баронское достоинство. Послѣ такой баронизаціи, коренные имперскіе дворяне, все-таки ни въ глаза, ни за глаза не называли его барономъ, а много, много Herr von…. Такимъ образомъ, въ Германіи составилось нѣчто въ родѣ того что во Франціи называли тогда magistrature и noblesse de robe. Надъ этимъ подсмѣивались. Такъ: герцогъ Виртембергскій Карлъ-Евгеній, основавшій въ Штутгардтѣ знаменитую Carl’s Schule, гдѣ учились Шиллеръ, Кювье, Парротъ (отецъ), братья Полторацкіе и Талызины, вздумалъ хлопотать о переименованіи своего секретаря Диленіуса въ бароны фонъ-Дилле. Тотчасъ же пошло по рукамъ четверостишіе:
Unser Herr liebt kein Jus (законъ, право).
Sondern nur sein Wille,
Drum macht er zum Dille
Den Dilenius.
Таковы были еще въ Штутгардтѣ: доктора правъ Миліусъ и Ренцъ; а въ Дармштатѣ — виртембергскій уроженецъ Фридрихъ-Кирлъ Мозеръ, который, по рекомендаціи ландграфини Каролины, въ 1772 году назначенъ былъ ея супругомъ, ландграфомъ Лудвигомъ IX, государственнымъ министромъ, вскорѣ послѣ чего онъ и пожалованъ былъ въ бароны. Изъ біографіи его, заключающейся на стр. 369, 370—392, 408—411 и 417 тома V, изданной Эдуардомъ Фезе исторіи германскихъ дворовъ и озаглавленной Moser’s Yiziriat, мы узнаемъ что это былъ претяжелый и прескучный педантъ и Тартюфъ; что онъ плакалъ о предстоявшей принцессѣ Вильгельминѣ перемѣнѣ религіи, противъ чего возставала извѣстная въ свое время ханжа, старая принцесса Пвейбрюккенъ-Биркенфелѣдъ, рожденная Нассау-Саарбрюкъ (мать ландграфини); что въ Петербургъ онъ ѣхалъ, считая себя настоящимъ посланникомъ (envoyé); но, между тѣмъ, опоздавъ прибытіемъ туда и очутившись на обширной аренѣ въ виду какихъ-то исполиновъ, совершенно потерялъ голову, низко кланялся всѣмъ русскимъ сановникамъ, угощалъ ихъ анекдотами о мелкихъ германскихъ дворахъ, которые никого не интересовали и каждаго русскаго князя (Knäse) величалъ свѣтлостью (Altesse), не подозрѣвая что даже поваръ оберъ-гофмаршала князя Голицына титулуетъ его Excellence. За всѣ эти промахи и его безтактность, Мозера прозвали въ Петербургѣ, — какъ увѣряетъ Фэзе, — l’homme au latin, le savant en us. Въ донесеніяхъ какія онъ посылалъ оттуда ландграфу, онъ обвинялъ ландграфиню въ томъ что она не сумѣла воспрепятствовать перемѣнѣ религіи ея дочери. Ландграфъ въ послѣдствіи показалъ эти донесенія своей супругѣ, причемъ предложилъ ей рѣшить судьбу этого предателя и отставить его отъ занимаемой имъ высокой должности. Она была до того великодушна что отказалась отъ этого, говоря что отнюдь не хочетъ чтобы кто-нибудь изъ-за нея пострадалъ. Она даже не уличила Мозера и не дала вида что знаетъ о содержаніи его донесеній. Но въ своемъ завѣщаніи, ландграфиня упомянула объ немъ, какъ о единственномъ нажитомъ ею врагѣ. Мозеръ палъ уже послѣ ея кончины, вслѣдствіе финансовыхъ затрудненій.} прибылъ ровно двое сутокъ послѣ мѵропомазанія и обрученія и заявилъ лишь требованіе его свѣтлости чтобы принцессѣ отнюдь не было дѣлаемо никакого принужденія въ отношеніи перемѣны вѣроисповѣданія (письмо 10го сентября).
Вотъ какъ ландграфиня, въ письмѣ отъ Іго сентября, описываетъ Фридриху Великому мѵропомазаніе и обрученіе:
«Ma fille a pris le nom de Nathalie Alexéewna. Je u’ai pas voulu assister à la cérémonie; je m’y serois cru déplacée; mais l’Impératrice а parti contente de ma fille…. Les fianèailles ont été faites le lendemain, au Palois d’Eté, avec beaucoup de pompe et cérémonies religieuses. J’ai resté à l’Eglise du premier au dernier moment. Il n’est pas question de se mettre à genoux, comme chez les catholiques…. L’Impératrice а donné beaucoup de diamants à ma fille et fixé son état à 50.000 rbls par an pour ses épingles. Elle а nommé la femme du Maréchal Roinantzow Dame pour accompagnes ma fille et deux filles d’Honneur, censées être de la Cour de l’Impératrice. La nouvelle Grande Duchesse parait très-contente de son sort….»[257]
Итакъ мѵропомазаніе совершено было 15го (26го) августа, а обрученіе слѣдующаго 16го (27го) числа въ томъ самомъ Лѣтнемъ дворцѣ который предъ тѣмъ уже былъ свидѣтелемъ столькихъ событій и гдѣ протекло почти все время малолѣтства великаго князя Павла Петровича.[258] Къ свѣдѣніямъ сообщеннымъ ландграфиней остается прибавить что сама она и другія двѣ ея дочери въ разное время получили отъ Екатерины II значительные подарки брилліантами, собольими мѣхами и деньгами, а ища составлявшія ихъ свиту, кромѣ подарковъ драгоцѣнными вещами, каждое по 3.000 рублей,[259] и что воспреемницей великой княжны Наталіи Алексѣевны была игуменья Кропотова,[260] изъ Воскресенскаго дѣвичьяго (Смольнаго) монастыря, при которомъ, какъ это упомянуто въ указѣ 5го мая 1764 года, учреждено было воспитательное общество благородныхъ дѣвицъ, сдѣлавшееся извѣстнымъ подъ именемъ Смольнаго Монастыря. Еще при Павлѣ І, во время управленія этимъ институтомъ кавалерственной дамы Е. А. Пальменбахъ (дочери барона А. И. Черкасова, см. Русск. Вѣстн. 1870, № 1, стр. 29 и 30), нѣсколько монахинь доживали тамъ свой вѣкъ. Съ ихъ смертію обитель упразднилась сама собою, гг названіе Смольнаго Монастыря окончательно перешло на учебное заведеніе. Въ началѣ оба помѣщались въ старомъ зданіи окруженномъ стѣной съ бойницами, выстроенномъ знаменитымъ архитекторомъ графомъ Растрелли, влѣво отъ большаго собора; а зданіе куда съ 1820хъ годовъ переведено Воспитательное Общество выстроено архитекторомъ Гваренги и находится вправо отъ собора.
Итакъ, 15го августа 1773 года вновь освящено было то древнее преданіе о которомъ почти за два мѣсяца предъ тѣмъ Екатерина II напоминала барону Черкасову, говоря: Царскія, невѣсты всегда наречены была до свадьбы царевнами, а великокняжескія великими княжнами (письмо № IV, отъ 16го мая).
Въ письмѣ адресованномъ 15го (26го) сентября Вольтеру, императрица хвалилась не только тѣмъ что обратила свою будущую невѣстку въ православіе, но и тѣмъ что даже матерь ея расположила въ пользу его. Выражая, въ началѣ этого письма, сожалѣніе о томъ что фельдмаршалъ Румянцевъ еще не побилъ визиря,[261] императрица продолжаетъ слѣдующимъ образомъ:
"Je range ce fait parmi les fautes d’orthographe et je m’en console par la conversion de Madame la Landgrave de Darmstadt, qui est douée d’une âme forte, d’un esprit élevé et. cultivé. La quatrième de ses filles va épouser mon fils; la cérémonie des noces est fixée au 29 Septembre, vieux style.
"Comme chef de l’Eglise grecque, je ne puis vous laisser ignorer la conversion de cette Princesse, opérée par les soins, le zèle et la persuasion de l’Evêque Platon, qui l’a réunie au giron de l’Eglise Cotholique-universelle (слова равносильныя, такъ какъ κατολικος именно означаетъ по-гречески вселенскій, всемірный) grecque, seule vraicroyante, établie en Orient. Réjouissez-vous de notre joie, et que cela vous serve de consolation dans un temps où votre Eglise latine est affligée, divisée, et occupée de l’extinction mémorable de la compagnie de Jésus.
«A la suite du Prince héréditaire de Darmstadt, j’ai eu le plaisir de voir arriver M-r Grimm.[262] Sa conversation est un délice pour moi; mais nous avons encore tant de choses à nous dire, mie jusqu’ici nos entretiens ont eu plus de chaleur que de suite. Nous avons beaucoup parlé de vous. Je lui ai dit, ce que vous avez oublié peut-être, que vos ouvrages m’avaient accoutumée à penser….» {"Относя этотъ фактъ въ область орѳографическихъ ошибокъ, утѣшаюсь измѣненіемъ убѣжденій ландграфини Дармштадтской, которая одарена душей твердою и мужественною и умомъ возвышеннымъ и образованнымъ. Четвертая ея дочь выходитъ за моего сына: церемонія бракосочетанія назначена на 29е сентября ст. ст. Какъ глава греческой церкви. Я не могу не увѣдомить васъ объ обращеніи этой принцессы, оно совершилось стараніями, усердіемъ и убѣжденіями епископа Платона, который присоединилъ ее къ католической-вселенской-греческой церкви, единственной правовѣрной и господствующей на Востокѣ. Раздѣлите нашу радость и да послужитъ это вамъ утѣшеніемъ въ такое время когда ваша латинская церковь огорчена, разрознена и занята знаменитымъ паденіемъ іезуитскаго ордена.
«Вскорѣ послѣ наслѣднаго принца Дармштатскаго, я имѣла удовольствіе видѣть прибывшаго сюда г. Гримма. Его разговоры составляютъ для меня наслажденіе; но мы еще имѣемъ столько сказать другъ другу что до сихъ поръ въ вашихъ бесѣдахъ было болѣе оживленія, чѣмъ порядка и послѣдовательности. Мы много говорили объ васъ. Я ему оказала то что вы, быть-можетъ, забыли: что ваши сочиненія пріучили меня думать.»}
А такъ какъ Вольтеръ отвѣчалъ гораздо позже, Іго ноября нов. ст. изъ Ферне, что ему бы пріятнѣе было узнать что принцесса Вильгельмина «вновь пріяла св. крещеніе» въ Цареградскомъ Софійскомъ соборѣ, то императрица написала ему, уже два мѣсяца послѣ свадьбы сына своего, а именно 27го декабря 1773 (7го января 1774) года:
«Comme chef de l’Eglise grecque, je ne puis en bonne foi vous hiisser dans l’erreur, sans vous répondre. V ous auriez voulu que la Grande Duchesse eût été rebaptisée dans Sainte-Sophie. Rebaptisée, dites vous? ah! M-r, l’Eglise grecque ne rebaptise point; elle regarde comme très bon et très authentique tout baptême administré dans les autres communions Chrétiennes. La Grande-Duchesse, après avoir prononcé en langue russe la profession de foi Orthodoxe, а été reèue dans le sein de l’Eglise au moyen de quelques signes de croix, avec de l’huile odoriférante qu’on lui а administrée en grande cérémonie, — ce qui chez vous, comme chez nous, — s’appelle confirmation. А cette occasion, on impose un nom; mais sous ce dernier point, nous sommes plus chicnes que vous, qui en donnez par douzaine; ici on n’en prend qu’un seul, et cela nous suffit….»[263]
Сгруппировавъ всѣ свѣдѣнія относящіяся до мѵропомазанія и обрученія, обращаемся снова къ хронологическому порядку.
28го августа Екатерина II сообщила Ассебургу что бракосочетаніе послѣдуетъ въ исходѣ сентября.
Поводомъ къ этому увѣдомленію послужило между прочимъ то что еще 19го іюля Асеебургъ съ Пирмонтскихъ водъ написалъ Панину образцовое въ своемъ родѣ письмо, которымъ просилъ о дарованіи ему мѣста злачна и покойна. Вотъ какъ онъ выражался:
«Sans intérêt et sans ambition, je ne vous demanderai rien, après la protection de l’Impératrice, — dont je ne puis me passer sans être malheureux, qu’une place tranquille, pas trop laborieuse, et telle qu’on donne à un homme qui n’а ni la force du corps, ni celle de l’esprit pour же charger de grandes affaires, mais qui ne -voudrait pas être tout-à-fait désœuvré et inulite. Voilà ma confession: elle est sincère, et ne peut révolter un ami, qui pense aussi équitablement et aussi généreusement que Vous. Mon état passiculier Vous est connu: j’ai des terres et point de bien; l'âge et les infirmités s’annoncent à la fois: ce tableau suffit, je pense, pour épuiser ce sujet.»
Это письмо было представлено Панинымъ императрицѣ и на него-то она и отвѣчала 28го августа, изъ С.-Петербурга, слѣдующимъ достопримѣчательнымъ образомъ, въ отношеніи ея материнскихъ чувствъ:
Monsieur d’Assebourg. En vous créant aujourd’hui Chevalier de l’Ordre de St. Alexandre, et en signant, ce même jour votre nomination au poste de mon Ministre plénipotentiaire à Ratisbonne, place que-je juge et après votre propre lettre, la plus conforme à votre goût, j’ai voulu donner à connaître au public la satisfaction, que je sens de l’heureuse réussite de la commission, que vous avez eue depuis six ans, de voir et d'étudier le caractère de plusieurs Princesses d’Allemagne, à la fin de fixer mon choix sur celle qui mériterait, par ses qualités, la préférence. Mais, comme mon contentement de ce choix n’est pas seulement extérieur, mais que je le sens vivement dans mon cœur, je suis bien aise de vous en instruire par cette lettre particulière, que je vous fais à cet effet, et de vous remercier des peines que vous vous êtes donné à cette occasion; elles ont été couronnées par la réussite, — consolation douce que sent une âme honnête, quand elle а rempli sa tâche avec autant de bonheur, et dont assurément vous ne devez pas douter de jouir. Vous êtes instruit de mon choix et de celui de mon fils; la Princesse Wilhelmine а emporté la pomme; vous savez que cette Princesse а embrassée la religion grecque, qu’elle a été nominee Natalie Alexewna, que le lendemain elle a été fiancée, qu’elle porte depuis ce moment le titre de Grande Duchesse, que l’heureux moment des noces s’approche, j’en ai fixé le terme à la fin de Septembre. Vous n’ignorez pas, je pense, que ce choix eut généralement approuvé; que Madame sa mère g est attirée dès les premiers instants mon estime, mon amitié; j’espère aussi qu’elle n’aura pas à regretter le pas auquel elle s’est laissée engager en venant ici, et la confiance qu’elle m’а marquée par là, mais qu’elle s’en retournera gaie, contente et tranquille. Après vous avoir entretenu de cet agréable aspect du fruit de vos travaux, il ne me reste qu'à vous assurer de la continuation des sentiments que vous me connaissez pour vous et auxquels vous vous êtes acquis en cette occasion de nouveaux droits.
- "Г. Ассебургъ! Всемилостивѣйше жалуя васъ сегодня кавалеромъ ордена Св. Александра Невскаго и подписывая одновременно назначеніе ваше полномочнымъ моимъ министромъ въ Регенсбургъ, которое я считаю, по вашему же письму, наиболѣе соотвѣтствующимъ вашимъ наклонностямъ, я хотѣла привести во всеобщую извѣстность удовольствіе которое мнѣ доставило успѣшное исполненіе порученія даннаго вамъ тому шесть лѣтъ, высмотрѣть и изучить свойства нѣсколькихъ германскихъ принцессъ, для того чтобъ я могла остановить свой выборъ на той изъ нихъ которая своими качествами заслужила бы предпочтеніе. Но, такъ какъ теперь, испытываемое мною удовольствіе, вслѣдствіе счастливаго окончанія сего выбора, не только наружное, но и глубоко чувствуемое моимъ сердцемъ, я радуюсь что могу сообщить вамъ о томъ этимъ частнымъ письмомъ, написаннымъ именно съ этою цѣлью, и поблагодарить васъ за труды которые вы несли по этому случаю; они увѣнчались успѣхомъ, что должно служить сладкимъ утѣшеніемъ для честной души, при убѣжденіи что задача выполнена столь счастливо. Этими-то чувствами вы можете нынѣ спокойно наслаждаться. Вамъ уже извѣстенъ выборъ мой гі моего сына. Принцесса Вильгельмина получила яблоко. Вы знаете что она обратилась въ греческое исповѣданіе, что она наречена Наталіей Алексѣевной, что на другой день послѣдовало обрученіе, что съ тѣхъ поръ она носитъ титулъ великой княжны, что счастливый моментъ бракосочетанія приближается, что срокъ ему назначенъ въ конца, сентября. Полагаю что вамъ не безызвѣстно что выборъ этотъ заслужилъ общее одобреніе; что государыня ея (принцессы) матъ, съ самаго прибытія своего сюда, пріобрѣла мое уваженіе, мою дружбу; надѣюсь также что она не будетъ сожалѣть о томъ что дала себя уговорить пріѣхать сюда и о довѣріи которое она мнѣ тѣмъ оказала, но что уѣдетъ веселою, довольною и спокойною. Изобразивъ вамъ эту пріятную картину, — плодъ вашихъ заботъ, — мнѣ остается только увѣрить васъ въ продолженіи моихъ къ вамъ чувствъ которыя вамъ вѣдомы и на которыя вы, въ настоящемъ случаѣ, пріобрѣли новыя права.
Въ Историческомъ собраніи списковъ кавалерамъ Ассебурга однакожь вовсе нѣтъ. Вѣроятно о пожалованіи ему Александровской ленты не было публиковано въ газетахъ. Оно впрочемъ занесено въ его формулярный списокъ.
Два дня спустя, 30го августа (10го сентября), цесаревичъ и высокообрученная великая княжна адресовали Ассебургу слѣдующія письма:
1) Monsieur! Au moment de voir achever mon bonheur par mon mariage avec la Princesse Wilhelmine, ou plutôt Natalie (car c’est le nom qu’Elle porte maintenant), je regarde comme un devoir bien cher pour moi, de vous témoigner ma sincère reconnaissance pour la part que vous avez toujours pris à tout ce qui me regarde et pour le service que vous venez de me rendre. Croyez, mon cher Monsieur, que je sens très bien le prix de ce que vous avez fait pour moi et que possédant depuis longtems déjà mon estime, vous venez de gagner totalement ma sincere amitié. Elle est d’autant plus vive présentement, que je sens la doceur de ma situation présente, et que je vois tous les jours par mes propres yeux же confirmer ce que vous avez si souvent écrit au sujet du caractère de celle qui came et camera mon bonheur. Je ne puis vous regarder, qu'à juste titre, comme la première cause, après mon ami le comte de Panin, de tout ce qui m’arrive d’heureux dans ce moment. Je dois finir ma lettre à cause de peu de tems, mais c’est à regret; je me propose de vous écrire plus en détail une autre fois, en attendant.je me fais un plaisir de me dire votre ami.
2) Monsieur! Si j’ai tardé quelque tems à vous annoncer moimême mon mariage, ne l’attribuez point, M-r, à un manque de confiance à l’intérêt que vous у prenez. Non, M-r, vous en avez donné trop de preuves de votre attachement, et vous avez tant travaillé à contribuer à mou bonheur pour que j’en puisse douter. Croyez aussi, M-r, que ma reconnaissance est bien vraie et bien sincère, et jeme croirai heureuse de trouver l’occasion de vous la témoigner. Je n’oublierai de même jamais les bons conseils que vous m’avez donné avant notre départ, et chercherai aies mettre à profit en toute occasion, et me les rappellerai toujours avec satisfaction, comme venant d’une personne que j’estime autant que vous, M-r, et pour laquelle je seroi toute ma vie avec la considération la plus distinguée,
votre très affectionnée Natalie. **
- "М. г. Въ минуту когда мое счастіе должно достигнутъ полной мѣры чрезъ бракосочетаніе мое съ принцессой Вильгельминой, или вѣрнѣе сказать, съ Наталіей (ибо она теперь носитъ это имя), считаю дорогимъ для себя долгомъ засвидѣтельствовать вамъ мою искреннюю благодарность за участіе которое вы всегда принимали во всемъ до меня касающемся, и за оказанную мнѣ вами нынѣ услугу Вѣрьте что я вполнѣ знаю цѣну того что вы для меня сдѣлали, и что, давно уже пользуясь моимъ уваженіемъ, вы теперь совершенно пріобрѣли мою искреннюю дружбу. Она въ настоящее время тѣмъ живѣе что я чувствую всю сладость моего теперешняго положенія, и что я своими глазами ежедневно вижу подтвержденіе того что вы такъ часто писали о характерѣ той которая составляетъ и будетъ составлять мое благополучіе. Я долженъ по всей справедливости видѣть въ васъ перваго виновника, послѣ друга моего графа Панина, всего того что со мною теперь совершается счастливаго. Я принужденъ окончить свое письмо за недосугомъ, но сожалѣю объ этомъ и намѣреваюсь написать вамъ другой разъ подробнѣе; между тѣмъ, мнѣ пріятно назваться вашимъ другомъ.
- "М. г. Если я пишу вамъ нѣсколько позже, чѣмъ собиралась, чтобъ увѣдомить васъ о моей свадьбѣ, прошу васъ, м. г., не видѣть въ этомъ съ моей стороны, недостатокъ увѣренности въ вашемъ ко мнѣ участіи. Нѣтъ, м. г., вы дали слишкомъ много доказательствъ своей привязанности и такъ много содѣйствовали моему счастію чтобы мнѣ возможно было сомнѣваться въ васъ. Повѣрьте также, м. г., что моя благодарность правдива и очень искренна, и что я сочту себя счастливою найти случай засвидѣтельствовать ее вамъ. Я также никогда не забуду добрые совѣты которыми вы меня напутствовали и постараюсь ими пользоваться при каждомъ удобномъ случаѣ и буду припоминать ихъ съ удовольствіемъ, какъ преподанные лицомъ столь уважаемымъ мною какъ вы и для котораго я останусь всю жизнь, съ отличнымъ почтеніемъ,
" доброжелательною
О бракосочетаніи Екатерина II писала уже болѣе опредѣлительно главнокомандующему въ Москвѣ, князю М. Н. Волконскому (ср. Русск. Вѣстн. 1870, № 9, стр. 97), заканчивая свое письмо къ нему отъ 25го сентября слѣдующею припиской (P. S.):
«Сего 29го будетъ свадьба сына моего. Я поведеніемъ невѣсты его и ея матери весьма довольна. Оба они люди любезные.» (Осѣмн. вѣкъ, Москва, 1868, книга I, стр. 96.)
28го числа того же мѣсяца составленъ былъ, по примѣру подписаннаго въ 1745 году самою Екатериной, при ея бракосочетаніи, акта отреченія отъ наслѣдства и приданаго въ Германіи, Актъ отрицанія ея императорскаго высочества государыни великой княжны Наталіи Алексѣевны отъ наслѣдства въ Гессенъ-Дармштатскихъ земляхъ и отъ опредѣленнаго приданаго. Актъ этотъ сохранился въ двухъ экземплярахъ; нѣмецкій текстъ начинается словами: «Von Gottes Gnaden Wir Natalia Alexiewna, verlobte Grossfürstin alles Reusseu, geborene Landgräfin (?) zu Hessen», etc.,[264] и подписавъ того же числа такъ: Natalia, Paul, со скрѣпой вице-канцлера графа Панина и барона Мозера, уполномоченнаго ландграфа Лудвига IX. На русскомъ переводѣ написано: «Копія дана дармштадтскому министру барону Мозеру.»
Въ составъ этого приданаго великой княжны и независимо отъ того что ей предназначалось ея августѣйшими родителями, входили и 20.000 тогдашнихъ рейнъ-гульденовъ, которые, Въ подобныхъ случаяхъ, чины дармштадтскаго ландтага обыкновенно подносили въ видѣ брачнаго подарка каждой принцессѣ ландграфскаго дома. Ландграфиня Каролина предназначила эту сумму въ пользу свата — Ассебурга, и, съ соизволенія императрицы, онъ принялъ этотъ подарокъ.[265]
Такимъ образомъ, высокообрученная невѣста цесаревича наканунѣ бракосочетанія съ нимъ, отрѣшилась отъ всякихъ матеріальныхъ узъ съ прежнимъ своимъ отечествомъ и предстала предъ алтаремъ православною великою княжной Всероссійскою.
Еще 20го сентября великому князю Павлу Петровичу минуло 19 лѣтъ,[266] и совершеннолѣтіе его отпраздновано было вмѣстѣ съ бракосочетаніемъ;[267] но такъ какъ правильнаго, кореннаго закона о порядкѣ престолонаслѣдія тогда еще не было, и какъ, по увѣренію нѣкоторыхъ писателей, совершеннолѣтіе наслѣдника снова праздновалось въ 1775 году, въ Москвѣ, то-есть когда, черезъ два года, ему минуло 21, то остается полагать что, вступая въ 20й годъ своего возраста, онъ только пріобрѣталъ право, въ случаѣ кончины своей матери, взойти на престолъ, но не иначе царствовать какъ при помощи совѣта регентства, причемъ и самое воспитаніе его считалось уже оконченнымъ.[268]
Бракосочетаніе цесаревича совершилось въ воскресенье, 29го сентября (10го октября) 1773 года, въ Казанскомъ соборѣ, и это торжество имѣетъ до сихъ поръ то знаменательное значеніе что съ него начинается Метрическая книга Россійскаго Императорскаго Дома, заведенная лишь по повелѣнію въ Бозѣ почившаго государя Николая Павловича и хранящаяся съ тѣхъ поръ въ ризницѣ такъ-называемой Соборной (то-есть большой, а не малой) церкви Зимняго Дворца, гдѣ, съ исхода прошлаго столѣтія, и совершается бракосочетаніе всѣхъ августѣйшихъ членовъ Императорской фамиліи.
Любопытно было бы собрать достовѣрныя свѣдѣнія о томъ: когда и гдѣ происходили подобныя церемоніи до 1773 года! О томъ, напримѣръ, что Петръ Великій, въ ноябрѣ мѣсяцѣ 1707 года, тайно обвѣнчался съ Екатериной I въ Троицкой церкви, на Петербургской сторонѣ (то-есть въ первомъ выстроенномъ имъ въ новой столицѣ храмѣ, гдѣ при немъ и праздновались такъ-называемые викторіальные дни), и что торжественное ихъ бракосочетаніе послѣдовало 19го февраля 1712 года въ Исакіевскомъ соборѣ(тогда еще деревянномъ) извѣстно намъ изъ замѣчательнаго труда М. Д. Хмырова: Алфавитно-справочный перечень государей Русскихъ, С.-Петербургъ, 1870, стр. 35 и 36; точно также какъ и о томъ что свадьба цесаревны Анны Петровны съ герцогомъ Карломъ-Фридрихомъ Гольштейнскимъ (отцомъ Петра Ш) совершилась въ той же, до сихъ поръ деревянной, Троицкой церкви, 21го мая 1725 года, знаемъ мы изъ весьма интересной брошюры, изданной въ прошломъ году П. Н. Петровымъ, подъ заглавіемъ: Цесаревна Анна Петровна, 1708—1728, біографическій очеркъ. О томъ что мѵропомазаніе и обрученіе Екатерины II совершились въ Москвѣ 28го и 29го іюня 1744 года въ придворной церкви Головинскаго дворца или Анненгофа знаемъ изъ ея Записокъ, стр. 17, и Осьмнадц. вѣкъ, книга I, стр. 423—424; но такъ какъ о бракосочетаніи ея съ Петромъ III, послѣдовавшемъ 21го августа слѣдующаго 1745 года, сама она не опредѣляетъ гдѣ именно оно происходило, то по Запискамъ ея (стр. 46—48 и 51) и княгини Дашковой (стр. 25), остается догадываться что торжество это, которое праздновалось 10 дней сряду, состоялось въ деревянномъ Лѣтнемъ Дворцѣ, откуда; въ сентябрѣ мѣсяцѣ царская фамилія переѣхала въ деревянный же Зимній Дворецъ, на Мойкѣ, такъ какъ величественное произведеніе графа Растрелли, нынѣшній Зимній Дворецъ еще не былъ выстроенъ (Русск. Старина, за іюнь сего 1871, стр. 782).
IV.
правитьВслѣдъ за обрученіемъ великаго князя Павла Петровича, сближеніе наше съ Пруссіей доставило важный успѣхъ политикѣ Екатерины II, и столько же внѣшней, сколько и внутренней: 7го сентября 1773 года Польскій сеймъ изъявилъ согласіе на подписанный еще слишкомъ за годъ предъ тѣмъ между С.-Петербургскимъ, Вѣнскимъ и Берлинскимъ дворами (25го іюля 1772) общій актъ о первомъ раздѣлѣ. Въ глазахъ внѣшнихъ недоброжелателей, Россія возвеличивалась пріобрѣтеніемъ новыхъ, большею частію родныхъ ей силъ, а такъ какъ уступленныя ей области издревле составляли ея достояніе, то внутри Имперіи такое торжество національной политики императрицы должно было, казалось, умножить ея популярность. Событія однакожъ не вполнѣ оправдали эту надежду, и вскорѣ оказалось что даже и это пріобрѣтеніе отнюдь не было розой безъ шиповъ.[269]
Покамѣстъ заимствуемъ слѣдующія, по возможности сжатыя, извѣстія изъ весьма подробнаго и нынѣ уже очень рѣдкаго Описанія высоко брачнаго сочетанія и пр., тогда же (въ 1773) изданнаго въ С.-Петербургѣ обществомъ старающимся о напечатаніи книгъ и продававшагося въ свое время по 20 коп. за экземпляръ въ Луговой Милліонной улицѣ,[270] у книгопродавца K. В. Миллера,[271] причемъ сохраняемъ однакожь, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, то что относительно слога и терминологіи намъ кажется характеристичнымъ въ самомъ текстѣ:
По данному утромъ съ крѣпости изъ пяти пушекъ сигналу, всѣ придворные дамы и кавалеры, также и гг. члены учрежденнаго при дворѣ ея императорскаго величества совѣта[272] съѣхались въ Зимній Дворецъ, и прочія первыхъ четырехъ классовъ особы въ церковь Казанскія Богородицы.
Въ то же время гвардейскіе, артиллерійскіе и напольные (армейскіе) полки, подъ командой генералъ-аншефа, — лейбъ-гвардіи Семеновскаго полка подполковника[273] Ѳед. Ив. Водковскаго, поставлены были по обѣимъ сторонамъ улицъ (что теперь называется шпалерами) въ двѣ шеренги, начавъ одъ среднихъ воротъ дворца по Лутовой Милліонной, Невской перспективѣ и вокругъ Казанскаго собора. Сіе разстояніе занимали 8.028 человѣкъ.
По отправленіи въ дворцовой церкви литургіи и когда императрица и ихъ высочества были въ готовности къ отъѣзду, съ Адмиралтейской крѣпости[274] данъ былъ сигналъ изъ 21 пушки.
Тогда начался выходъ изъ покоевъ до каретъ, при играніи на трубахъ и при битіи на литаврахъ, слѣдующимъ порядкомъ:
1. Церемоніймейстеръ и оберъ-церемоніймейстеръ, съ жезлами.
2. Камеръ-юнкеры и камергеры по два въ рядъ.
3. Тайные совѣтники, отправляющіе особливыя должности при ея императорскомъ величествѣ.
4. Гофмейстеръ и егермейстеръ.
5. Первенственные[275] чины двора и члены совѣта.
6. Гофмаршалъ и оберъ-гофмаршалъ, съ жезлами.
7. Ея величество, въ императорской коронѣ и мантіи; шлейфъ несли камергеры: Нарышкинъ, Бибиковъ, Обуховъ и князь Несвицкій; а конецъ шлейфа Будлянскій (племянникъ гетмана Разумовскаго). По правую сторону, немного впереди, шелъ дежурный генералъ-адъютантъ графъ Брюсъ, а по лѣвую оберъ-шталмейстеръ Нарышкинъ.
8. Подлѣ, немного уступя назадъ, шли: великій князь съ правой, а великая княжна съ лѣвой стороны; шлейфъ робы ея высочества несли камеръ-юнкеры гр. Шереметевъ и кн. Юсуповъ.
9. Ея высококняжеская свѣтлость ландграфиня Гессенъ-Дармштадтская съ двумя свѣтлѣйшими принцессами, ея дочерьми; ихъ свѣтлости: наслѣдный принцъ Гессенъ-Дармштадтскій и оба принца Шлезвигъ-Гольштейнъ-Готгорнскіе, Вильгельмъ-Августъ и Петръ-Фридрихъ,
и 10. Оберъ-гофмейстерина, статсъ-дамы, фрейлины; также гофъ-дама и фрейлины ландграфини.
Когда императрица и ихъ высочества сѣли въ карету, шествіе началось въ слѣдующемъ порядкѣ:
1. Рота конной гвардіи, въ предвожденіи ротмистра и другихъ офицеровъ, съ обнаженными палашами, съ трубами и литаврами
2. Съ конюшни ея величества ясельничій верхомъ.
3. Два дворцовыхъ конюха верхами; въ запряженной цугомъ открытой придворной коляскѣ церемоніймейстеръ; а по сторонамъ по одному придворному лакею.
4. Унтеръ-шталмейстеръ и за нимъ два гофъ-фурьера верхами.
5. Восемь дворцовыхъ каретъ цугомъ, въ которыхъ сидѣли, между прочимъ, тайные совѣтники: баронъ Черкасовъ,[276] Стрекаловъ, Козминъ, Елагинъ, генералъ-прокуроръ кн. Вяземскій, дѣйств. тайн. совѣтникъ Бецкій, первые чины двора, гр. Н. И. Панинъ и фельдмаршалы: гр. Чернышевъ, кн. Голицынъ и гр. Разумовскій. Около каретъ шли придворные лакеи и егеря.
6. Принцы: Дармштадтскій и Гольштейнскіе въ одной каретѣ. Возлѣ нея, верхомъ, ихъ кавалеры: Рацемгаузенъ и графъ Меллинъ; по сторонамъ шли дворцовые гайдуки, а на ремняхъ сидѣли пажи.
7. Литаврщикъ и 4 дворцовыхъ (?) трубачей, верхами.
8. 16 ѣздовыхъ сержантовъ.
9. 2 конюха верхами; въ открытой коляскѣ оберъ-церемоніймейстеръ Кашталинскій; возлѣ ясельничій, а по сторонамъ по одному лакею.
10. 4 конюха, и въ такой. же коляскѣ гофмаршалъ Григ. Никит. Орловъ.
11. 6 конюховъ, и въ коляскѣ оберъ-гофмаршалъ кн. Голицынъ.
12. Камеръ-фурьеръ верхомъ, изъ ливреи ея величества 8 скороходовъ, 6 камеръ-лакеевъ и 24 лакея пѣшіе, по 2 въ рядъ. (Скороходи и теперь имѣются при дворѣ; костюмъ ихъ очень оригиналенъ и красивъ.)
13. Гофмейстеръ пажескій (то-есть надъ пажами) верхомъ; за нимъ ѣхали: 12 лажей и 4 камеръ-лажа, по 2 въ рядъ.
14. 2 берейтора верхами; потомъ придворные кавалеры (15 камеръ-юнкеровъ и 12 камергеровъ, — въ Описаніи поименованы), всѣ верхами, по два въ рядъ, младшіе напереди.
15. Въ должности шталмейстера, генералъ-майоръ Ребиндеръ,[277] верхомъ.
16. Ея величество, въ парадной каретѣ, заложенной 8ю лошадьми; насупротивъ сидѣіи ихъ высочества. У кареты верхами, по правую сторону оберъ-шталмейстеръ, по лѣвую дежурный генералъ-адъютантъ; предъ каретой сидѣли на пасахъ (ремняхъ) два лажа; по обѣимъ сторонамъ кареты, для поддерживанія оныя, шли по 3 гайдука, а лошадей вели 8 конюховъ.
17. Кавалергардскій корпусъ верхами съ обнаженными палашами, подъ предвожденіемъ своего шефа, его свѣтлости кн. Григ. Григ. Орлова; а въ замкѣ (въ концѣ) ѣхалъ того корпуса поручикъ, генералъ-аншефъ гр. Алексѣй Григ. Орловъ.
18. Ландграфиня съ двумя дочерьми, въ каретѣ, при которой ѣхали: унтеръ-шталмейстеръ и ея свѣтлости кавалеръ и шли гайдуки; на пасахъ сидѣли 2 пажа; а позади ѣхалъ камеръ-пажъ.
19. Въ дворцовой каретѣ оберъ-гофмейстерина, графиня Анна Карловна Воронцова (рожденная графиня Скавронская).
20. 4 кареты со статсъ-дамами (въ Описаніи всѣ 8 поименованы).
21. 9 каретъ съ фрейлинами и дамами Дармштадтскаго двора (тамъ же всѣ 17 поименованы).
22. Деташаментъ конной гвардіи, состоявшій изъ 60 человѣка.
Подъѣзжая къ западнымъ дверямъ церкви, всѣ выходили изъ каретъ и ожидали прибытія императрицы на рундукѣ (паперти или помосткахъ), придворные кавалеры, спѣшившись, становились попарно для предшествованія ея величеству; а когда, при колокольномъ звонѣ, императрица вышла изъ кареты, то шествіе началось тѣмъ же порядкомъ, какъ изъ дворца.
Духовенство, ожидавшее въ полномъ облаченіи прибытія царской фамиліи, встрѣтило ее посреди рундука: первенствующій архіерей Гавріилъ, архіепископъ с.-петербургскій, благословилъ входъ ея крестомъ, а Иннокентій, епископъ псковскій, освященною водой, и препроводили ея величество и ихъ высочества до ихъ мѣстъ.
Церковь была по сему случаю убрана приличнымъ украшеніемъ. У самаго императорскаго мѣста, которое было подъ балдахиномъ, покрытымъ зеленымъ бархатомъ, обложеннымъ вкругъ въ два ряда золотымъ позументомъ и бахрамой, на правой сторонѣ сдѣлано было мѣсто для ихъ высочествъ, покрытое краснымъ сукномъ съ золотымъ позументомъ; а со стороны ихъ высочествъ, у стѣны, близь праваго клироса, для иностранныхъ принцевъ и принцессъ, особое же мѣсто, покрытое краснымъ же сукномъ, обложеннымъ въ одинъ рядъ золотымъ позументомъ.
По обѣимъ сторонамъ церкви сдѣланы были мѣста съ уступками (ступенями?), изъ которыхъ нижнія были съ перилами. Тамъ стояли по правую сторону дамы: придворныя и первыхъ четырехъ классовъ, а по лѣвую тѣхъ же классовъ кавалеры; посреди же церкви, на особливыхъ мѣстахъ о двухъ уступахъ, придворные чины и члены совѣта.
У сѣверныхъ дверей было особое мѣсто для чужестранныхъ министровъ.
Для прочихъ же обоего пода особъ 5го — 8го классовъ, также россійскаго и иностраннаго (?) знатнаго шляхетства, сдѣланы были возвышенныя мѣста, по сторонамъ западныхъ вратъ, съ правой — для дамъ, съ лѣвой — для мущинъ.
Всѣ эти мѣста, а также полъ, рундукъ и площадка предъ церковью до воротъ[278] покрыты были краснымъ сукномъ.
При вшествіи ея величества въ церковь пропѣть былъ псаломъ 20: Господи! силою Твоею возвеселится царь; послѣ чего отправленъ былъ синодальными членами и другими духовными чинами о здравіи императрицы и ихъ высочествъ благодарственный молебенъ, послѣ чего пѣли псаломъ 127: Блажени ecu боящіеся Господа.
Тогда государыня, взявъ правою рукой цесаревича, а лѣвою великую княжну, соизволила повести и поставить на нарочноустроенное возвышенное вѣнчальное мѣсто, покрытое зеленымъ бархатомъ съ золотымъ позументомъ и бахрамой.[279]
Вслѣдъ за симъ с.-петербургскій архіепископъ Гавріилъ началъ совершать благословеніе брака обычнымъ порядкомъ восточныя церкви.
Вѣнцы подносили: духовникъ ея величества, благовѣщенскій протоіерей Іоаннъ, и св. синода членъ, Преображенскаго полковаго собора протопопъ Андрей; на главы же возлагалъ преосвященный Гавріилъ; а оные держали: надъ его высочествомъ принцъ Гольштейнскій (старшій), а надъ великою княжной наслѣдный принцъ Дармштадтскій.
Чашу вина, по церковному чиноположенію, подносилъ тотъ же архіерей.
По прочтеніи Евангелія, на ектеніяхъ о здравіи ея высочества уже возглашали ее великою княгиней.
Когда, по совершеніи таинства, высоконовобрачные отъ мѣста бракосочетанія отступили, тогда преосв. Иннокентій, архіепископъ псковскій, произнесъ проповѣдь,[280] по окончаніи которой и послѣ пропѣтія Тебе Бога хвалимъ, во время возглашенія многолѣтія, члены св. синода и все присутствующее духовенство приносили всеподданнѣйшее поздравленіе императрицѣ и ихъ высочествамъ.
Въ это время, по данному дежурнымъ генералъ-адъютантомъ сигналу, началась пушечная пальба съ крѣпостей: съ Санктпетербургской (нынѣ называемой Петропавловскою) 151, да съ Адмиралтейской 121 выстрѣлъ; а отъ стоявшихъ въ строю солдатъ производился троекратный огонь,[281] причемъ во всемъ городѣ при церквахъ начался колокольный звонъ.
Выходъ изъ церкви и обратный поѣздъ совершились тѣмъ же порядкомъ какъ и прибытіе въ оную. Императрица вышла изъ кареты у большаго подъѣзда (то-есть проѣхавъ снова чрезъ среднія ворота, до самаго конца двора) Зимняго Дворца и, при играніи на трубахъ и битіи литавръ, прошла чрезъ парадную лѣстницу (нынѣ называемую Посольскою, escalier des Ambassadeurs, и имѣющею большой подъѣздъ, посреди дворца, на набережную) въ свои внутренніе покои, куда слѣдовали за нею ихъ высочества и ихъ свѣтлости. Тамъ цесаревичъ и великая княгиня «приносили ея величеству покорнѣйшую свою благодарность за высочайше оказанную къ нимъ матернюю милость, что учинили равно ландграфиня и ея фамилія».
Оставимъ теперь Описаніе высокобрачнаго сочетанія, чтобы вспомнить что, по свидѣтельству нѣсколькихъ писателей, въ этотъ самый день разнеслась по Петербургу вѣсть о появленіи Пугачева на берегахъ Яика (Записки Державина, Москва, 1860 года, стр. 49, и Осѣмнаднатый вѣкъ, кн. I, стр. 96). До тѣхъ поръ онъ, какъ участникъ въ мятежъ, вспыхнувшемъ еще въ 1771 году между казаками, — вслѣдствіе реформъ которыя начать было вводить президентъ военной коллегіи, графъ З. Г. Чернышевъ, содержатся въ тюрьмѣ, въ Казани. 19го іюня 1773 года Пугачевъ, до приведенія надъ нимъ въ исполненіе приговора о наказаніи его плетьми и ссылкѣ въ Пелымъ на каторгу, бѣжалъ и 18го сентября начатъ злодѣйствовать подъ Яицкимъ городкомъ, во имя мнимой :законности, то-есть уже выдавало себя за Петра III (см. показаніе казака Кожевникова, Сочиненія Пушкина, С.-Петербургъ, 1871 года, томъ VI, Исторія Пугачевскаго бунта, стр. 7—15. А. С. Пушкинъ не говоритъ въ какой именно день это извѣстіе пришло въ столицу; по на стр. 24 свидѣтельствуетъ что императрица съ безпокойствомъ обратила вниманіе на возникавшее бѣдствіе).
Это бѣдствіе было дѣломъ Франціи и Польши, и такъ-сказать первымъ отголоскомъ раздѣла. Французское правительство видѣло съ неудовольствіемъ военныя дѣйствія наши противъ Турціи, сближеніе съ Пруссіей и усилившееся отъ того вліяніе наше въ Варшавѣ. Участіе Пугачевскаго и конфедератовъ, находившихся въ то время въ Россіи, въ этомъ новомъ изданіи казачьяго возстаніи (пока оно и ихъ не привело въ ужасъ), равно какъ употребленіе Пугачевымъ гольштейнскаго знамени (Записки Державина стр. 59), сношенія его съ заграничными раскольниками и современное появленіе подготовленной Радзивиломъ обманщицы Таракановой, ясно доказываютъ что крамола была подогрѣта извнѣ, и что уже тогда Франція пыталась загребать жаръ руками Поляковъ. (Почти таковъ взглядъ П. К. ЦІебаньскаго на эти событія, въ замѣчательныхъ статьяхъ его: Начало и характеръ Пугачевщгты, въ Русск. Вѣстн. 1865 года.)
Кстати замѣтимъ что если, по свидѣтельству княгини Дашковой (стр. 376 ея Записокъ), Екатерина II, для пріобрѣтенія популярности, ѣзжала молиться на гробницѣ Петра Великаго, то, сколько намъ извѣстно, она не имѣла обыкновенія посѣщать Казанскій соборъ, когда, послѣ отсутствія изъ Петербурга, возвращалась туда. Такъ, въ 1764 году, по прибытіи изъ Риги, поэмѣ арестованія Мировича, она прямо пріѣхала въ Зимній Дворецъ (Русск. Вѣстн. 1870 года № 3, стр. 167), и только въ экстренномъ случаѣ, возвращаясь въ 1768 году изъ Царскаго Села въ столицу, послѣ привитія себѣ оспы, заѣхала въ Казанскій соборъ (тамъ же, № 2, стр. 564). Вслѣдствіе сего мы въ правѣ полагать что 29го сентября 1773 года она es первый разъ послѣ своего воцаренія, торжественнымъ поѣздомъ подъѣхала къ этой церкви и вышла, окруженная блестящимъ дворомъ, на ту самую паперть гдѣ, 27го іюня 1762 года, по принятіи присяги Измайловцевъ, привѣтствована и признана была духовенствомъ царствующею (еще при живомъ и не отрекшемся супругѣ) императрицей и самодержицей. Окруженная толпами народа, взывавшими къ ней и благословлявшими ее, она отправилась оттуда во дворецъ….[282] Воспоминаніе обо всемъ происходившемъ за 11ть лѣтъ предъ тѣмъ не могло не придти ей, хоть невольно, на память теперь именно, когда она дѣлали первый шагъ къ утвержденію на престолѣ уже не себя самой, а своей династіи. Странно сближеніе между этими двумя посѣщеніями Казанскаго собора, и полученіе, въ день втораго изъ нихъ, извѣстія о самозванцѣ вооружившемся именемъ Петpa III! Не знаемъ въ которомъ часу Екатерина получила эту прискорбную вѣсть; знаемъ только изъ Описаніи что «торжество высокобрачнаго сочетанія» повидимому ни на минуту не прервалось. Замѣтимъ однакожь мимоходомъ что въ описаніи всего этого дня не упоминается о зрителяхъ параднаго поѣзда, ни о народныхъ кликахъ. Впрочемъ мы увѣрены что зрителей было много и на улицахъ, и у оконъ, и на балконахъ (которые только не были увѣшаны, какъ это теперь водится, коврами и флагами), даже на крышахъ; что раздавались привѣтственные возгласы; но думаемъ что въ Описаніи это пройдено молчаніемъ единственно вслѣдствіе тогдашняго обыкновенія при подобныхъ церемоніяхъ ставить публику и особенно простой народъ ни во что!… Однакожь празднества для него были на 3й и на 13й день послѣ бракосочетанія (см. далѣе).
Скажемъ относительно маркиза Пугачева, какъ называлъ его Вольтеръ, что еще весной слѣдующаго 1774 года, Екатерина II очень не охотно отвѣчала на нескромные вопросы Вольтера о мятежникѣ, оспаривая у бунта всякій характеръ международной (то-есть французско-польско-турецкой) интриги и отзываясь что Пугачевъ просто бродяга и разбойникъ (brigand), пока, ровно черезъ годъ послѣ свадьбы цесаревича, имѣла возможность сообщить своему неугомонному корреспонденту что M-r de Pougatscheff разбитъ на голову и пойманъ (письма №№ 137, 138 и 142, 4го марта, Это августа и 22го октября 1774 года).
Этотъ бунтъ, въ усмиреніи котораго принималъ участіе Державинъ, не помѣшалъ ему написать тогда же (въ 1773 году) оду на бракосочетаніе великаго князя, не вошедшую въ послѣдствіи времени въ собраніе его сочиненій (см. Соврем. 1845 года № 2, стр. 152, статью Я. К. Грота); а Сумароковъ лишь въ 1774 году поднесъ свои оды, — одну цесаревичу, другую цесаревнѣ (Ср. Русскій Архивъ сего 1871 года, № 10, стр. 1075, статью М. Н. Лонгинова Послѣдніе годы жизни А. П. Сумарокова).
Возвращаемся къ Описанію.
Пока императрица находилась въ своихъ покояхъ съ новобрачными, всѣ бывшія въ церкви особы первыхъ четырехъ классовъ, а также чужестранные министры собрались въ «Кавалергардской»,[283] куда ея величество нѣсколько времени спустя вышла съ ихъ высочествами, «изволила отъ оныхъ персонъ принять поздравленіе и всемилостивѣйше къ рукѣ жаловать, а потомъ возвратиться паки въ свои покои.»
Когда же все къ столу приготовлено и о томъ императрицѣ доложено было отъ оберъ-гофмаршала, гофмаршала, оберъ-церемоніймейстера и церемоніймейстера[284] то ея величество съ ихъ высочествами «въ препровожденіи» ихъ свѣтлостей и всего своего придворнаго «стата» (при той же военной музыкѣ) изволила шествовать къ столу, который поставленъ былъ на (?) тронѣ (то-есть на ступеняхъ трона), подъ балдахиномъ, въ послѣдней аванзалѣ.[285] Вправо отъ императрицы сѣли: цесаревичъ, ландграфиня и обѣ ея дочери; влѣво: цесаревна и принцы Дармштадтскій и Гольштейнскіе.
За креслами государыни стояли: оберъ-егермейстеръ и оберъ-гофмейстеръ; питье подносилъ оберъ-шенкъ, а кутанья раздавалъ какъ ея величеству, такъ и ихъ высочествамъ оберъ-гофмаршалъ. Высоконовобрачнымъ служили два камергера, ихъ свѣтлостямъ камеръ-юнкеры; а кушанье раздавали два камергера. Носили его пажи и передавали метрдотелю; а отъ него принималъ и на столъ ставилъ: предъ императрицей гофмаршалъ, а для ихъ свѣтлостей — метрдотель. Предъ трономъ стояли: оберъ-церемоніймейстеръ и церемоніймейстеръ съ жезлами.
Въ продолженіе стола, въ той же аванзалѣ, на нарочно устроенномъ оркестрѣ, играла ея величества камерная (то-есть комнатная) вокальная и инструментальная музыка, съ хоромъ придворныхъ пѣвчихъ. Насупротивъ оркестра, съ другой стороны, было особое мѣсто для зрителей.[286]
За здравіе пили при играніи на трубахъ и при битіи литавръ:
1) Государь великій князь начать здравіе ея императорскаго величества, причемъ выпалено было изъ 51 пушки;
2) Ея величество — здравіе ихъ высочествъ, съ выстрѣломъ изъ 31 пушки,
и 3) Ихъ высочества — благополучнаго государствованія ея величества, съ выстрѣломъ изъ 51 пушки.[287]
Въ прочихъ аванзалахъ (то-есть въ теперешнихъ Николаевской и Концертной залахъ) обѣдали первыхъ четырехъ классовъ персоны обоего пола.
Послѣ стола императрица перешла тѣмъ же порядкомъ въ галлерею (то-есть на ту половину которая въ послѣдствіи названа Эрмитажемъ; ср. Русск. Вѣстн. 1870 года, № 9, стр. 111—115), гдѣ ихъ высочества изволили начать балъ, при которомъ были всѣ вышеозначенныя особы, также и чужестранные министры.
Въ 9 часовъ вечера ея величество съ ихъ высочествами и съ ландграфиней, въ сопровожденіи статсъ-дамъ, соизволила пойти въ аппартаменты высоконовобрачныхъ[288], и пробывъ въ оныхъ нѣсколько времени, возвратилась во внутренніе свои покои.
Въ продолженіе этого вечера обѣ крѣпости и весь городъ были иллюминованы.
«И тако», гласить Описаніе, «сей благополучнѣйшій день къ наивящему ея императорскаго величества удовольствію и ко всеобщей радости всѣхъ ея вѣрноподданныхъ, Божескимъ благословеніемъ счастливо совершился.»
Послѣ этого, празднества продолжались съ тремя роздыхами, до 11го октября слѣдующимъ порядкомъ:
Во второй день, понедѣльникъ, 30го сентября, ихъ высочества принимали поздравленія сѵнода, причемъ архіепископъ Гавріилъ произнесъ рѣчь и поднесъ св. иконы; а также всѣхъ особъ первыхъ четырехъ классовъ и дипломатическаго корпуса. У великой княгини былъ baise-main. Обѣдъ былъ у императрицы, съ музыкой. Кромѣ ихъ высочествъ и ихъ свѣтлостей, тугъ находились: оберъ-гофмейстерина, статсъ-дамы и сановники первыхъ двухъ классовъ. Государыня пила здоровье новобрачныхъ, и съ Адмиралтейской крѣпости салютъ былъ въ 31 выстрѣлъ. Вечеромъ балъ въ галлереѣ ужинъ, съ музыкой, въ большой залѣ за фигурными (?) столами, за которыми ихъ свѣтлости, дамы и кавалеры первыхъ четырехъ классовъ и иностранные министры сидѣли по билетамъ (по жеребью?). Обѣ крѣпости и городъ были иллюминованы.
Въ третій день, вторникъ, 1го октября, около полудня, императрица изволила прибыть съ ихъ свѣтлостями и со всѣмъ своимъ штатомъ въ аппартаменты ихъ высочествъ. По пушечному сигналу даны были народу жареные быки,[289] выставленные на площади (противъ Зимняго Дворца) на двухъ пирамидахъ, и пущено было, изъ нарочно сдѣланныхъ двухъ фонтановъ, виноградное вино. Обѣдъ былъ у ихъ высочествъ, съ музыкой. Императрица присутствовала со своею свитой и особами первыхъ двухъ классовъ. Въ другой комнатѣ кушали персоны третьяго и четвертаго классовъ. Прежніе первые два тоста (см. 29го сентября) были повторены съ тѣмъ же числомъ выстрѣловъ. Вечеромъ былъ въ галлереѣ (Эрмитажѣ) куртагъ.[290]
Въ четвертый день, среду, 2го октября. Обѣдъ и вечеръ ландграфини, въ ея аппартаментахъ.
Въ пятый день, четвергъ, 3го октября, отдохновеніе.
Въ шестой день, пятницу, 4го октября. На большомъ придворномъ «ѳеатрѣ»[291] была представлена италіянская опера, называемая Психа и Купидонъ.
Въ седьмой день, суббота, 5го октября, отдохновеніе.
Въ восьмой день, воскресенье, его октября. Въ Зимнемъ Дворцѣ маскерадъ для дворянства.
Въ девятый день, понедѣльникъ, 7го октября, отдохновеніе.
Въ десятый день, вторникъ, 8го октября, представлена на придворномъ[292] ѳеатрѣ французская комедія.
Въ одиннадцатый день, среда, Это октября, «на томъ же ѳеатрѣ» представлена русская комедія, а потомъ маскерадъ для дворянства и купечества.[293]
Въ двѣнадцатый день, четвергъ, 10го октября. Вечеромъ былъ въ Зимнемъ Дворцѣ и ужинъ въ аванзалахъ по билетамъ (?); причемъ присутствовали ихъ свѣтлости, первыхъ четырехъ классовъ обоего пола особы и чужестранные министры. Обѣ крѣпости и весь городъ были иллюминованы.
Въ тринадцатый день, пятницу, 11го октября. «Въ заключеніе сего высокаго торжества представленъ (сожженъ) былъ на площади, что возлѣ Лѣтняго ея императорскаго величества дворца, въ присутствіи государыни, ихъ высочествъ и ихъ свѣтлостей, такое знатныхъ обоего пола персонъ, великолѣпный фейерверкъ.»[294]
Еще въ первый день роздано было много наградъ. Графъ Н. И. Панинъ, 11 лѣтъ предъ тѣмъ пожалованный Петромъ III, за удачный экзаменъ великаго князя, въ генералы отъ инфантеріи (Записки кн. Дашковой, стр. 33—34), произведенъ былъ въ первый классъ, съ оставленіемъ президентомъ иностранной коллегіи, и ѣдучи въ Казанскій соборъ сидѣлъ въ одной придворной каретѣ съ фельдмаршаломъ графомъ З. Г. Чернышевымъ (стр. 11 Описанія); вице-канцлеромъ (то-есть помощникомъ Панина) назначенъ князь А. М. Голицынъ; а баронъ А. И. Черкасовъ подучилъ, мимо Гольштейнской, Анненской ленты, которую за четыре мѣсяца предъ тѣмъ навязывалъ ему. Тотъ же Панинъ, вполнѣ русскій орденъ Св. Александра Невскаго. (Ср. Русск. Вѣстн. 1870, стр. 115—117 и Списки кавалеровъ, стр. 222. Тамъ не означенъ день пожалованія; но видно что во теченіе 1773 года было всего пожаловано восемь Александровскихъ лентъ, считая и не включенную въ собраніе списковъ, полученную барономъ Ассебургомъ.)
А такъ какъ въ это же время обязанности Панина по воспитанію великаго князя прекратились и онъ освобожденъ былъ отъ должности оберъ-гофмейстера при его высочествѣ, отчего лишился квартиры и стола при дворѣ, то за труды по воспитанно ему ассигновано 25.000 руб. пенсіи (изъ Записокъ княгини Дашковой, стр. 70, видно что еще 28го іюня 1762 года ему назначено было 5.000 пенсіону, причемъ онъ возведенъ въ графское достоинство. Въ гербѣ его изображены дельфины (dauphins), намекъ на то что ему поручено было воспитаніе россійскаго дофина; жалованье же и столовыя деньги назначены по чину канцлера, причемъ ему подарено 9.000 душъ (большею частію въ присоединенныхъ отъ Польши провинціяхъ) и на заведеніе дома, собранные съ этихъ имѣній доходы, 50.000 рублей). Кромѣ того онъ удостоился получить отъ Екатерины II слѣдующій краснорѣчивый собственноручный рескриптъ:
"Графъ Никита Ивановичъ! Совокупные важные ваши труды въ воспитаніи сына моего и притомъ въ отправленіи дѣлъ обширнаго иностраннаго департамента, которые вы несли и отправляете съ равнымъ успѣхомъ толико лѣтъ сряду, часто въ теченіи оныхъ во внутренности сердца моего возбуждали чувства, раздѣляющія съ вами все бремя сихъ, силу человѣку данну исчерпаемыхъ упражненій; но польза Имперіи моей, по горячему всегдашнему моему попеченію о благомъ устройствѣ всего мнѣ отъ власти Всевышняго врученнаго, воспрещали мыслить прежде времени облегчить васъ въ тягостныхъ упражненіяхъ, довѣренностію моею вамъ порученныхъ; нынѣ же, когда приспѣла зрѣлость лѣтъ любезнѣйшаго сына моего, и мы, на 20мъ году его отъ рожденія, съ вами дождались благополучнаго дня брака его, то почитая, по справедливости и по всесвѣтному обыкновенію, воспитаніе великаго князя тѣмъ само собою оконченнымъ, за долгъ ставлю при семъ случаѣ изъявить мое признаніе и благодарность за всѣ приложенные вами труды и попеченія о здравіи и украшеніи тѣлесныхъ и душевныхъ его природныхъ дарованій, о коихъ по неясности матерней любви и пристрастію, не мнѣ пригоже судить. Но желаю и надѣюсь что будущія времена въ томъ оправданіемъ служить будутъ, о чемъ Всевышняго ежедневно молю усердно. Окончивъ съ толикимъ успѣхомъ, соединеннымъ съ моимъ удовольствіемъ, важную такую должность и пользуясь симъ утѣшеніемъ, отъ нее вамъ происходящимъ, обратите нынѣ съ добрымъ духомъ всѣ силы ума вашего къ части дѣлъ Имперіи вамъ отъ меня ввѣренной и на сихъ дняхъ вновь подтвержденной и доставьте трудами своими согражданамъ вашимъ желаемый мною между всѣми добрый миръ и тишину, дабы дни старости вашей увѣнчаны были благословеніемъ Божіимъ благополучія всеобщаго, послѣ безчисленныхъ труповъ и попеченій. Пребываю вѣчно съ отмѣннымъ доброжелательствомъ.
Осыпанный милостями, Панинъ остался недоволенъ. Онъ даже рѣшился показать это, отдавъ своимъ секретарямъ, Бакунину, Убри и фонъ-Визину, значительную часть пожалованныхъ ему имѣній (по 4.000 душъ);[295] а жившій тогда въ Москвѣ покоритель Бендеръ, родной братъ его, Петръ Ивановичъ Панинъ сдѣлался задумчивѣе чѣмъ прежде и поздравленія принималъ съ нѣкоторою холодностью (Осѣмнадцатый Вѣкъ, книга I, стр. 96—98, 105 и 116). Дѣлясь съ подчиненными (подъ предлогомъ что они раздѣляли труды его), помилованными ему вотчинами, канцлеръ выражалъ извѣстное всѣмъ отвращеніе свое къ раздѣлу Польши и объясняемое тѣмъ нежеланіе имѣть долю во вновь присоединенномъ краѣ (тамъ же стр. 233). Но дѣйствуя такимъ образомъ, онъ прямо шелъ въ разрѣзъ съ мудрою волей Екатерины II, заключавшеюся въ томъ чтобы, для скорѣйшаго обрусенія этого края, ввести въ него господствующимъ элементомъ крупное русское землевладѣніе, сосредоточенное въ рукахъ людей заслуженныхъ, по происхожденію своему вполнѣ Русскихъ….[296] Итакъ, поступокъ Панина заключилъ намекъ не только на прискорбіе, которое онъ испытывалъ при удаленіи отъ своего августѣйшаго питомца, но и на сокровенную причину неудовольствія, которую отнюдь нельзя было высказалъ и давать чувствовать которую было нѣсколько отважно и несовсѣмъ безопасно.
29е сентября 1773 года было только началомъ цѣлаго ряда разочарованій. Царскія милости не позолотили для Панина горькой пилюли. По его разсчету это былъ крайній срокъ для перехода власти въ его руки. Совершившійся 11 лѣтъ предъ тѣмъ переворотъ онъ тогда призналъ, надѣясь что императрица взойдетъ на престолъ только съ правомъ правительницы, на время малолѣтства ея сына (Запаски кн. Даликовой, стр. 43 и 44, Сумароковъ, ч. I, стр. 68, и Русск. Вѣст. 1870, № 3, стр. 134); нѣсколько открытыхъ вслѣдъ затѣмъ заговоровъ имѣли въ основѣ, именно эту мысль[297] и даже желаніе видѣть Панина участникомъ въ регентствѣ (тамъ же, и Осьмн. Вѣкъ, кн. I, стр. 50)…. Но вотъ наступило вожделѣнное совершеннолѣтіе великаго князя, и ни о передачѣ правленія въ его руки (чрезъ что Панинъ сдѣлался бы всесильнымъ,), ни даже о допущеніи цесаревича къ малѣйшему въ ономъ участію не было и рѣчи… Панинъ удалялся отъ двора, терялъ прежнее при немъ значеніе, и сохраняя за собою лишь тѣнь власти, становился такимъ же президентомъ коллегіи какихъ было кромѣ его еще одиннадцать.[298] Полагаемъ что не-слишкомъ ошибемся заключивъ изъ всего этого что Екатерина II искусно обошла его и что inde irae!
Вообще празднованіе совершеннолѣтія великаго князя какъ бы преднамѣренно слито было съ другимъ и даже, такъ-сказать, поглощено празднованіемъ его бракосочетанія. Медаль выбита единственно по этому послѣднему случаю. Заимствуемъ ея подробное описаніе изъ Трудовъ Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ (Москва, 1837 года, ч. VIII, стр. 87 и 88).
"На первой сторонѣ весьма сходные портреты ихъ высочествъ, съ надписью вокругъ: великій князь Павелъ Петровичъ, великая княгиня Наталія Алексѣевна.
"На оборотѣ, посреди отверстаго храма изображенъ пьедесталъ, на которомъ начертаны сіи слова: въ вѣчность. На ономъ столпѣ, подъ великокняжескимъ вѣнцомъ, лучами освѣщаемые два щита съ вензелевыми именами обоихъ высочествъ, цвѣтами украшенные; подлѣ него стоитъ Гименей, лѣвою рукой держащій возженный факелъ, а правою вышеобъявленные щиты объемлющій. Надпись: Божіимъ провидѣніемъ.
«Внизу: бракосочетаніе совершено сентября 29го дня 1773 года.»
Въ этотъ Самый торжественный день и лица составлявшія свиту ландграфини также не были забыты государыней (ср. описаніе обрученія въ предшествующей III главѣ), и на третій день празднествъ, извѣщая короля Прусскаго о совершившемся бракосочетаніи, ея свѣтлость по этому случаю снова благодарила его.
Еще предъ тѣмъ, да и послѣ того, она писала ему:
Это (20го) іюля изъ Петергофа: «Mon projet est ferme de quitter Pétersbourg peu après le mariage de ma fille….»[299]
Это (20го) августа изъ Царскаго Села: „Je compte partir 15 jours après le mariage et je prendrai ma route par la Courlande et la Prusse…. Le moment de quitter ma fille sera cruel, sûre de ne jamais la-revoir; cependant l’assurance de la laisser sous les yeux de l’Impératrice, qui а mille bontés pour elle, adoucira l’amertume de cette séparation….“[300]
10го (21го) сентября изъ Петербурга: „L’Impératrice m’а promis que ma fille trouverait en elle une seconde mère. Je souffrirai, eu quittant pour toujows mon enfant; mais je saurai me vaincre et V. M. m’у encourage. Les noces étant fixées au 10 Octobre, je partirai le 26. On prétend qu’il faudra un mois entre St.-Pétersbourg et Potsdam. Cela ne sera pas amusant. Mais tout sera oublié, quand j’aurai le bonheur, Sire, de Vous faire ma cour et de mettre à Vos pieds l’hommage de mon respect, de ma vénération, et j’ose ajouter, de mon tendre et inviolable attachement…. par ordre de V. M. je joins ici l'état de mes équipages et celui de mon passage par Ses domaines….“[301]
1го (12го) октября также изъ Петербурга:
„La Grande Duchesse a été extrêmement flatté (sic) du compliment de V. M. et m’а prié de Lui présenter les assurances de son respect….“[302]
10го (21го) октября оттуда же:
„Je m’en vais quitter l’Impératrice avec bien des regrets. J’avois compté arriver en 6' jours jusqu'à Riga; mais on une donne tant de monde, qu’il en faudra 8. Je tâcheroi d'être à Memel au tems marqué. Ma fille redoute le moment de mon départ; mais elle ne se répent pas du parti qu’elle а pris. Je suis contente de sa conduite. On est encore dans les fetes, qui finiront demain…“[303]
И 2го (13го) ноября изъ Кепигсберга, въ отвѣтъ на полученное наканунѣ письмо короля:
„Saus les relais donnés je n’avancerais pas dans cette saison…. J’arriverai peut-être le 24anlieu du 25 à Potsdam. Je pars demain, malgré un gros rhume que j’ai gagné à Riga, où l’on m’а fait étouffer de chaud. J’avoue, Sire, qu’il m’en a coûté de quitter la Grande Duchesse; mais je suis tranquille sur son sort….“[304]
Теперь недѣля пути на 200-верстномъ разстояніи до Риги, и цѣлый мѣсяцъ для того чтобы доѣхать изъ Петербурга до Берлина, кажутея сроками совершенно баснословными. Но если выѣхавъ изъ нашей столицы 15го (26го) октября, ландграфиня располагала прибыть въ Потсдамъ только 13го (24го), то оказывается что дѣйствительно путешествіе ея продолжалось 28 дней, на такомъ протяженіи которое проѣзжаютъ нынѣ менѣе чѣмъ въ двое сутокъ. Что же касается до свиты ландграфини, то не знаемъ кому этотъ разъ Екатерина II поручила проводить ее до границы, но полагаемъ что едва ли бы баронъ Черкасовъ согласился оторваться еще на цѣлыхъ два мѣсяца (считая и обратный путь) отъ двора, отъ дѣлъ своей коллегіи и отъ сибаритскихъ петербургскихъ привычекъ и рисковать припадкомъ подагры для того чтобы повидаться въ Митавѣ со своимъ шуриномъ, владѣтельнымъ герцогомъ Курляндскимъ. Вѣроятно поѣздомъ ландграфини распоряжались тотъ же генералъ Ребиндеръ, который привезъ ее изъ Травемюнде, да еще извѣстный намъ конюшенный офицеръ Богдановъ.[305]
Что же касается до грустнаго настроенія которое отражается почти въ каждомъ изъ приведенныхъ нами писемъ ландграфини, то хотя она это обстоятельство и проходитъ молчаніемъ, такого рода настроеніе непремѣнно должны были усиливать тревожныя вѣсти изъ-подъ Оренбурга.
Взявъ уже семь крѣпостей, Пугачевъ, 3го октября, пошелъ на этотъ городъ, имѣя болѣе 20 пушекъ и до 3.000 войска, ежедневно умножавшагося кочевыми инородцами, всякаго рода бродягами и бѣглыми заводскими и помѣщичьими крестьянами разныхъ губерній.
Предположеніе свое о ландрафинѣ основываемъ, между прочимъ, на томъ что еще за годъ предъ этимъ, въ одномъ изъ первыхъ писемъ своихъ къ Фридриху Великому (изъ Дармштадта, отъ 9го сентября 1772 года), она выражала безпокойство по поводу какой-то rébellion en Russie. Эта rébellion именно и былъ плохо-потушенный въ свое время мятежъ Яицкихъ казаковъ, вспыхнувшій съ новою силой осенью 1773 года и уже имѣвшій предводителя.
Но въ Берлинѣ ожидали ландграфиню радостныя впечатлѣнія. Она прибыла туда вслѣдъ за счастливымъ событіемъ для королевскаго дома и особенно для второй своей дочери, принцессы Прусской. Послѣдняя только-что родила принца, графинѣ внука, появленіе котораго упрочивало династію и порядокъ престолонаслѣдія въ Пруссіи. Еще въ вышесказанномъ письмѣ Это сентября 1772 года, ея свѣтлость весьма характеристично выражала Фридриху II соболѣзнованіе свое о томъ что состоявшая въ замужествѣ за его братомъ дочь ея, принцесса Фридерика, родила тогда принцессу (n’а fait qu’une Princesse!); затѣмъ она въ письмѣ слѣдующаго 1773 года (изъ Петербурга, отъ 12го октября) писала: „J’espère trouver la Princesse accouchée à mon arrivée à Potsdam. Dieu veuille que cela soit un Prince!…“ И наконецъ въ письмѣ писанномъ съ дороги, изъ Кенигсберга, 13го ноября, благодарила и радовалась полученному отъ короля извѣстію о рожденіи принца.
Этотъ принцъ былъ любимый, въ послѣдствіи времени, племянникъ Фридриха Великаго, который чуть подросъ, не далъ ему и въ шутку отнять у себя только-что полученное отъ него яблоко, чѣмъ его привелъ въ восторгъ и заставилъ сказать: „О, этотъ не отдастъ назадъ Силезію!“ Онъ царствовалъ и прославился подъ именемъ Фридриха-Вильгельма III и былъ отцомъ императрицы Александры Ѳедоровны.
Мы обѣщали разказать всю послѣдующую судьбу лицъ дѣйствовавшихъ во второмъ изъ описанныхъ нами эпизодовъ, и въ хронологическо.въ порядкѣ должны начать исполненіе этой обязанности именно съ ландграфини Гессенъ-Дармштадтской.
Неоднократно выраженное въ ея письмахъ предчувствіе что ей уже болѣе не суждено видѣться со своею дочерью, великою княгиней Наталіей Ааексѣевной, и высказанная Ассебургу, весной 1773 года, грустная мысль (Moi, qui vraisemblablement naîtrais que quelques aimées à vivre, письмо изъ Лейпцига) слишкомъ скоро оправдались.»
Ландграфиня, какъ уже это выше было сказано, хворала въ Петербургѣ. Она страдала удушьемъ, одышкой. Самое путешествіе въ Россію, утомленіе, происшедшее отъ чрезвычайныхъ усилій при безпрестанной представительности въ бытность ея при нашемъ дворѣ, сильныя ощущенія при разлукѣ съ дочерью, особенно же дурное время года при возвращеніи сухимъ путемъ въ Дармштадтъ, имѣли пагубное вліяніе на здоровье ландграфини. Она прострадала всю зиму въ своей резиденціи, и 28го февраія 1774 года, уже въ послѣдній разъ, адресовала Ассебургу слѣдующія задушевныя и остроумныя строки:
«Mes oppressions deviennent plus fortes, et la faiblesse augmente' le ne puis traverser une chambre sans être essoufflée; mes maux sont trop compliqués pour que j’espère être guérie; mais ayant plus d’un médecin, je mowvais selon toutes les règles de Part. Je cache le danger, où je suis, à ma fidèle amie, M-me de Kamecke; il lui en coûterait de perdre une amie de 40 aimées. Je ne vous dirais pas, M-r, que je prévois ma tin avec plaisir, — non, pas du tout; je n’ai rien, qui doive me la faire désirer; mais, s’il faut mourir, mon parti est pris là dessus, et je suis bien plus tranquille que je ne l’aurais été il y a un an.»[306]
Послѣднія строки, конечно, заключаютъ намекъ на то что ландграфинѣ было бы гораздо тяжелѣе умереть до поѣздки въ Россію и до бракосочетанія великой княгини Натальи Алексѣевны.
Ландграфиню еще посѣтила въ Дармштадтѣ ея престарѣлая мать, принцесса Нвейбрюккенъ, рожденная Нассау-Саарбрюккъ, которая тамъ внезапно скончалась 25го марта. А 30го числа того же мѣсяца умерла и сама ландграфиня Каролина.[307] Согласно ея желанію, тѣло ея погребено было не въ усыпальницѣ владѣтельнаго дома, а въ одномъ изъ боскетовъ ея сада. Фридрихъ Великій прислалъ для гробницы ея урну изъ каррарскаго мрамора, съ надписью: Femina sexn, ingenio vir.
V.
правитьНо всюду, дома ли, въ Варшавѣ, въ Византіи,
Я помнила лишь выгоды Россіи
И знамя то держала высоко....
Еще за нѣсколько дней до бракосочетанія великаго князя Павла Петровича, Екатерина II писала Вольтеру:
«Я ожидала г-на Дидро съ минуты на минуту, но сейчасъ получила извѣстіе что онъ заболѣлъ….» (Письмо № 131, отъ 15го (26го) сентября 1773 года.)
Прошелъ медовый мѣсяцъ цесаревича; минулъ еще цѣлый второй мѣсяцъ, и извѣщая въ концѣ года своего корреспондента что философъ Дидро пробудетъ въ Петербургѣ еще до февраля[308] и уѣдетъ тогда вмѣстѣ съ Гриммомъ, императрица разказывала какъ посвящаетъ имъ свои досуги, и прибавляла:
«Je les vois très souvent et nos conversations ne finissent pas. Ils pourront vous dire, M-r, le cas que je fais de Henri IV, de l’Henriade et de l’auteur de tant d’autres écrits, qui ont illustré notre siècle. Je ne sais s’ils s’ennuient beaucoup à Pétersbourg, mais pour moi je leur parlerai toute ma vie sans m’en lasser. Je trouve à Didrot une imagination intarissable et je le range parmi les hommes les plus éxtrarodinaires qui aient existé.»[309]
Наконецъ 4го (15го) марта 1774 года, то-есть на шестой мѣсяцъ послѣ свадьбы своего сына, Екатерина II увѣдомила Вольтера что Дидро уѣхалъ обратно въ Парижъ, что ей весьма часто случаюсь съ нимъ бесѣдовать, и что посѣщеніе его доставило ей чрезвычайно много удовольствія, потому что «рѣдко удается встрѣчать такихъ людей». (Письмо № 137.)
Съ своей стороны Дидро, въ письмахъ которыя онъ въ то время писать княгинѣ Дашковой, находилъ императрицу совершенно схожею съ тѣмъ что княгиня ему о ней разказывала. «Въ Екатеринѣ II, говорилъ онъ, соединена душа Брута съ сердцемъ Клеопатры. Вадика она на тронѣ; но какъ частное лицо она вскружила бы тысячи головъ. Никто не умѣетъ такъ ловко расположить къ себѣ народъ какъ она. Самое ничтожное дѣло принимаешь цѣну подъ ея рукой….» Въ этихъ письмахъ Дидро называлъ Екатерину II своею благодѣтельницей.
Она же въ послѣдствіи отзывалась французскому послу графу Сегюру что мнѣнія Дидро были для нея скорѣе любопытны чѣмъ полезны, и что она больше его слушала чѣмъ говорила съ нимъ. Екатеринѣ II и удобнѣе было прикидываться внимательною и лишь изрѣдка возражать, такъ какъ бесѣды съ Дидро и Гриммомъ служили императрицѣ отдохновеніемъ отъ весьма трудныхъ заботъ. Съ 15го октября она уже успѣла издать три увѣщательныхъ манифеста объ извергѣ-Пугачевѣ. Одинъ изъ нихъ воспрещалъ даже говорить о немъ. Главныя военныя наши силы находились въ Турціи и Польшѣ, а потому въ осажденный. Оренбургъ посланъ былъ извѣстный своею энергіей генералъ-майоръ Каръ съ войсками наскоро набранными въ разныхъ мѣстностяхъ; но разбитый въ ноябрѣ мѣсяцѣ шайкой Пугачева, уже возросшею до 25.000 человѣкъ, сложилъ съ себя команду подъ предлогомъ болѣзни и былъ за то отставленъ отъ службы; тогда генералъ-адъютантъ Бибиковъ назначенъ былъ главнокомандующимъ, и во второй половинѣ марта мѣсяца 1774 года послѣдовали, по его распоряженію, первыя пораженія шайки самозванца и казнь нѣкоторыхъ изъ главныхъ его сообщниковъ. Между тѣмъ на Дону, въ Зимовейской станицѣ, сожжена была изба Пугачева, и семейство его, безъ всякаго оскорбленія, отправлено въ Казань, для уличенія его въ случаѣ поимки. Въ послѣдствіи онъ самъ его оттуда и высвободилъ. Вотъ въ какомъ положеніи были тогда дѣла. Но Бибиковъ умеръ 9го апрѣля, въ деревнѣ, близь города Бугульмы (Русская Старина, за іюнь сего 1871 года, стр. 784), и ободрившійся Пугачевъ успѣлъ еще ознаменовать себя сожженіемъ Казани, цѣлымъ рядомъ неистовствъ на сибирской линіи, а также взятіемъ Пензы и Саратова, пока не одолѣлъ его знаменитый Михельсонъ (Полное Собраніе Сочиненій А. С. Пушкина, С.-Петербургъ, 1871 года, томъ VI, стр. 24—68 и статья П. К. Щебальскаго).
Въ продолженіе зимы не однѣ бесѣды съ энциклопедистами, но и балы составляли при дворѣ диверсію отъ тѣхъ трагическихъ событій, которыя происходили на юго-восточной окраинѣ Имперіи. На одномъ-то изъ придворныхъ баловъ Екатериной II объявлено было А. И. Бибикову о его новомъ назначеніи, и онъ выѣхалъ изъ Петербурга Это декабря 1773 года, то-есть ровно за четыре мѣсяца (день въ день) предъ своею кончиной.
Отъ большаго двора обратимся къ новому, малому двору и къ юной августѣйшей четѣ, около которой онъ сформировался.
Признаемся что матеріалы для описанія супружеской жизни великаго князя Павла Петровича, лицъ его окружавшихъ и отношеній какія послѣ 29го сентября 1773 года установились между императрицей, съ одной стороны, ея сыномъ и ея невѣсткой, съ другой, чрезвычайно скудны.
Прежде всего чтобъ уяснить себѣ съ какими воззрѣніями новая великая княгиня вступила въ царскую семью, приведемъ тѣ совѣты которыми ее напутствовалъ психологъ-Ассебургъ и за которые она благодарила его въ письмѣ своемъ отъ 30го августа.
Еще 10го (21го) мая, проводивъ ландграфиню и трехъ принцессъ Дарштадтскихъ до Лейпцига, онъ писалъ ей изъ своего имѣнія Мейсдорфъ между прочимъ слѣдующее:
«Je ne m’arrêterai pas au brillant de la place, qu’il s’agit d’occuper. V. А. S. la verra de près et la trouvera conforme à ce qui Lui en а été dit. Il n’est question ici que des moyens de la rendre pour toujours agréable, paisible et heureuse pour la Princesse, qui va l’occuper. Pourpre, Trône et сощ-onne, titres et richesses, sont des biens aux quels on s’accoutume, des quels on же lasse, comme de mille autres choses de la vie. Un cœur tranquille et content de lui-même en relève l'éclat; et c’est de cette disposition de l'âme de la jeune Princesse, qui sera choisie, que j’attends ce contentement parfait qu’en vain elle chercherait dans toutes les distractions de la vie. L’on n’est heureux que par soi-même, par la conviction intime de la pureté de ses vues et de la justice de ses actions. Pour que ce contentement intérieur soit bien solidement établi, il sera important de prévenir qu’un regret de la religion qu’on quitte, de la patrie et de la famille qu’on abandonne, ne verse point un poison secret dans l'âme de la jeune Princesse qui, à mesure qu’il se répandrait, augmenterait ses douleurs et же marquerait dans toutes ses actions. Plus on est relevé en grandeur dans ce monde et plus il est nécessaire de conserver la liberté d’esprit, qui donne et soutient la régularité de la conduite dans toutes les classes des hommes. Qu'à Dieu ne plaise qu’une des Princesses entrât en sa carrière avec des reproches contre elle-même, ou avec une résolution, qui ne serait pas libre (je parle ici des illusions de la fortune), réfléchie, et fondée sur un examen très sérieux, si elle pourra soutenir constamment toute la charge d’une vie qui aura ses contraintes et ses peines; vivre dans un autre, pays, sous un ciel différent, au milieu d’une nation qu’on ne connoît pas; étudier et imiter ses mœurs; gagner sa confiance; plaire à un époux, qui a de la délicatesse; s’attacher par un esprit de douceur, de conciliation et d’une égalité parfaite, la tendresse de l’Impératrice, se bien mettre avec les principaux des deux Cours; faire, en un mot, les délices de la famille Impériale et de la nation, c’est au vrai, Madame, la tâche qui sera à remplir par la Grande Duchesse, et qui ne pourra se remplir qu'à l’aide d’un esprit bien tranquille, bien persuadé de son innocence et de ses obligations et fermement résolu enfin de ne les jamais perdre de vue….»[310]
О штатѣ цесаревны мы уже знаемъ изъ письма ландграфини (отъ 1го сентября, см. главу III) что онъ состоялъ изъ гофмейстерины, статсъ-дамы, супруги фельдмаршала, графини Е. М. Румянцевой[311] и изъ двухъ фрейлинъ ея высочества. Это были княжна Е. М. Бѣлосельская[312] и П. И. Леонтьева. Цесаревичъ же имѣлъ при себѣ друга дѣтства своего, племянника обоихъ Паниныхъ, камеръ-юнкера князя А. Б. Куракина, и еще другаго камеръ-юнкера (но этого вѣроятно по званію генералъ-адмирала), помѣщавшагося въ Зимнемъ Дворцѣ, того самаго капитанъ-лейтенанта графа А. К. Разумовскаго который сопровождать ландграфиню Гессенъ-Дармштадтскую и ея дочерей на фрегатѣ Быстрый, въ плаваніи ихъ отъ Травезмюнде до Ревеля.[313]
Если прибавимъ что молодыхъ супруговъ часто извѣщали наслѣдный принцъ Дармштадтскій и оба принца Гольштейнскіе, въ сопровожденіи своихъ кавалеровъ Рацемгаузена и графа Неллина,[314] пока первый изъ этихъ принцевъ не отправился въ Турецкій походъ, и что туда приглашались фельдмаршалъ князь Голицынъ, графъ Н. И. Панинъ, фельдмаршалъ графъ Румянцевъ (по заключеніи мира 1774 года), вѣчный шутникъ оберъ-шенкъ Л. А. Нарышкинъ и князь Бѣлосельскій;[315] въ послѣдствіи времени Ростопчинъ и Плещеевъ, а также П. К. Панинъ, и князь Г. П. Гагаринъ, когда они пріѣзжали изъ Москвы, да еще быть-можетъ, по старой памяти, баронъ А. И. Черкасовъ, то едва ли мы ошибемся, выразивъ предположеніе что именно изъ этихъ немногихъ особъ состоялъ тѣсный кругъ приближенныхъ ихъ высочествъ.
Изъ Записокъ Г. И. Ржевской, рожденной Алымовой, первой воспитанницы 1го выпуска Смольнаго Монастыря, видимъ мы что великая княгиня Наталья Алексѣевна, съ самаго вступленія своего въ замужество очень полюбила этотъ институтъ, и нѣкоторыхъ «монастырокъ» удостоивала особеннаго расположенія; по два и по три раза въ недѣлю пріѣзжала туда и проводила тамъ по нѣскольку часовъ, занимаясь съ дѣвицами музыкой и разговорами. «Она обѣщала», пишетъ Г. И. Ржевская, «взять меня къ себѣ по окончаніи курса, въ качествѣ друга, выпросивъ согласіе императрицы. Когда я была нездорова, она навѣщала меня. Въ послѣднее время своей беременности, будучи не въ состояніи пріѣхать въ Монастырь, она прислала ко мнѣ графа Разумовскаго, которому поручила передать мнѣ цвѣты и конфекты, въ доказательство что она не забываетъ обо мнѣ…. Лежа въ постели, она написала мнѣ записку и прислала букетъ съ графомъ Разумовскимъ, по случаю раздачи наградъ предъ, нашимъ выпускомъ изъ Смольнаго. Къ несчастію, я затеряла эту записку; но у меня хранится письмо ея, писанное изъ Москвы и переданное мнѣ братомъ ея, принцемъ Дармштадтскимъ. Великій князь, обожавшій ее, раздѣлялъ ея предпочтеніе ко мнѣ…» (Русскій Архивъ, сего 1871 года, книжка 1я, стр. 35.)
О графѣ Разумовскомъ читаемъ въ Запискахъ Ассебурга (стр. 264) слѣдующій отзывъ одного изъ дармштадтскихъ царедворцевъ (вѣроятно барона Штраутенбаха, ср. 264 стр. Записокъ Ассебурга):
«M-r de Razumowski, Commandant du Rapide, est un jeune homme fort aimable, belle physionomie, beau maintien, faèon fsic) d’un homme de qualité, propos agréable (sic), sensé, mesuré….» (Г. Разумовскій, командиръ Быстраго, молодой человѣкъ очень любезный, красивой и гордой наружности, имѣетъ манеры джентльмена, въ разговорѣ пріятенъ, уменъ и умѣренъ.)
Въ началѣ октября 1773 года пришло извѣстіе которое не могло не огорчить крайне Екатерину II. Она узнала что августѣйшее имя ея сына примѣшиваютъ къ мятежу: схваченный около Яицкаго городка и преданный пыткѣ казакъ Кожевниковъ показалъ что Пугачевъ, будучи въ сентябрѣ мѣсяцѣ у него на хуторѣ и выдавая себя за Петра III, объявилъ что намѣренъ возвести на престолъ великаго князя, а самъ царствовать не желаетъ"…. И еще годъ спустя, уже связанный своими сообщниками, Пугачевъ имѣлъ наглость угрожать имъ местью великаго князя. (Та же Исторія Пугачевскаго бунта, стр. 14 и 99.)
Уже въ послѣдствіи, когда, со смертію Бибикова, бунтъ казаковъ сталъ третій разъ принимать ужасающіе размѣры, графъ Н. И. Панинъ доложилъ императрицѣ что братъ его, Петръ Ивановичъ, скучавшій бездѣльемъ въ Москвѣ, вызывался идти на Пугачева. Онъ былъ тотчасъ же назначенъ главнокомандующимъ, явилъ во всѣхъ дѣйствіяхъ своихъ горячій патріотамъ, но прибылъ въ Симбирскъ когда злодѣй былъ схваченъ и привезенъ ему въ клѣткѣ великимъ Суворовымъ. Оба они, Панинъ и Суворовъ, оставались еще цѣлый годъ въ опустошенныхъ возстаніемъ провинціяхъ и все тамъ приводили въ порядокъ. (Тамъ же, стр. 87—105.)
Съ апрѣля мѣсяца 1774 года цесаревна была въ траурѣ, одновременно по матери своей и по бабушкѣ, принцессѣ Цвейбрюккенской, а что въ теченіи этого года отношенія великой княгини къ ея вѣнценосной свекрови были очень хорошія, то это лучше всего доказывается тѣмъ что 25го декабря посланы были Андреевскія ленты ландграфу и наслѣдному принцу Гессенъ-Дармштадтскимъ (ср. конецъ I главы сего разказа).
1775 годъ начался для Россіи подъ счастливыми предзнаменованіями и былъ, поистинѣ, апогеей величія и славы Екатерины II: внутренняя крамола была вырвана съ корнемъ, а еще въ концѣ предшествовавшаго года былъ заключенъ съ Турціей достославный Кучукъ-Кайнарджійскій миръ. Въ январѣ мѣсяцѣ дворъ прибылъ въ Москву, и по случаю радостнаго событія начались тамъ празднества (Вейдемейръ, т. I, стр. 179).
Депеши англійскаго и французскаго посольствъ за то время, прилагавшія къ блестящему управленію великой государыни эпитетъ détestable, составляютъ, конечно, какъ мы это уже и замѣтили (Русск. Вѣстн. 1870 года № 1, стр. 13), источникъ чрезвычайно подозрительный, далеко не безпристрастный и вообще недостовѣрный. Мы все-таки, особенно за отсутствіемъ иныхъ свѣдѣній, обязаны указать на нихъ, потому что именно лордъ Каткартъ (Cathcart) утверждалъ въ своемъ донесеніи великобританскому двору будто чрезъ женитьбу свою цесаревичъ Павелъ Петровичъ пріобрѣлъ большую популярность, преимущественно въ бытность свою въ Москвѣ зимой 1775 года, и стахъ употреблять ее во зло (?), а что такъ какъ онъ страстно любилъ великую княгиню, то она, хотя и не будучи замѣчательнаго ума, ловко сумѣла пріобрѣсти на него большое вліяніе, которымъ и пользовалась для того чтобы совѣтовать ему поставить себя въ отношеніи къ императрицѣ въ положеніе болѣе независимое (Elle lui prêchait l’indépendance), чѣмъ и возбудила противъ сына мать, которая съ тѣхъ поръ уже напрасно старалась привлечь его къ себѣ (La Cour de Russie il y a 100 ans, Berlin, 1858, стр. 275, 278, 290, 294, 295 и 320). Еслибъ это было вѣрно, то такимъ образомъ подтвердилось бы предсказанія маркграфини Баденъ-Дурлахской (Ср. письма Екатерины II къ Ассебургу отъ 17го (28го) мая 1771 и 16го (27го) января 1772 года, въ концѣ I главы сего повѣствованія.)
Но есть извѣстія совершенно противоположныя, какъ напримѣръ что Екатерина II, ничего не обѣщавшая великому князю при наступленіи его совершеннолѣтія, начала, послѣ его бракосочетанія, посвящать его въ ходъ правительственныхъ дѣлъ и показывать ему свои резолюціи, но что на эту снисходительность онъ не отвѣчалъ съ достаточною ласковостью и вовсе не думалъ поддѣлываться къ характеру, духу и направленію великой монархини. Объ одной изъ ея сентенцій онъ отозвался что она слишкомъ мягка, да потомъ еще представилъ ей проектъ реформы, по прусскому образцу, въ нашемъ войскѣ, который совершенно шелъ въ разрѣзъ съ убѣжденіями самой императрицы и ея приближенныхъ. Относительно же великой княгини Натальи Алексѣевны дошло до насъ преданіе что цѣня ея зоркій умъ Екатерина II любила съ нею совѣтоваться о дѣлахъ даже самаго серіознаго свойства.
Впрочемъ если графъ Панинъ хоть однажды дозволилъ себѣ проговориться при августѣйшемъ своемъ питомцѣ и высказать задушевную мысль что по вступленіи его въ совершенный возрастъ, Екатерина II обязана была передать ему бразды правленія,[316] то уже, этого должно было быть вполнѣ достаточно не только для того чтобъ охладить сына къ матери, но и даже совершенно поставить его противъ нея. (Записки княгини Дашковой, стр. 43 и 44 и Русск. Вѣстн. 1870 года, № 3, стр. 196.) Но въ такомъ случаѣ Панинъ вовсе не былъ правъ. Что Екатерина II издавна свыклась съ мыслью о верховной власти, доказываетъ уже то что немедленно по прибытіи въ Россію, еще будучи почти ребенкомъ, она сознавалась что была равнодушна ко всему ее окружавшему, кромѣ царскаго вѣнца (Mémoires de Catherine II, Londres, 1859, p. 16 и 47). При бракосочетаніи своемъ она офиціально предназначена была (öffentlich bestimmt) императрицей Елисаветой Петровной въ наслѣдницы престола, еслибы супругъ ея и сынъ умерли бездѣтными (Gelbig, t. I, p. 49); увѣряютъ даже (хотя княгиня Дашкова весьма энергично оспариваетъ это на стр. 151 своихъ За ни cois) что въ свадебный контрактъ вкночено было это обѣщаніе (Rulhière, Révolution de 1762, Paris, 1797, p. 4. 9, 66, 67 et 70). Всего же важнѣе то 1) что въ актѣ отреченія Петра III не было упомянуто о великомъ князѣ Павлѣ Петровичѣ; и 2) что вся Россія, а съ нею и Панинъ давно присягнули Екатеринѣ II какъ самодержавной императрицѣ; а цесаревичу какъ законному ея наслѣднику. Примѣръ же Іосифа II, котораго его мать, императрица Марія-Терезія, по смерти супруга своего Франца I, въ 1765 году объявила «соправителемъ», могъ быть заманчивъ, но разница была огромная въ обстановкѣ. Марія-Терезія и при жизни Франца I, сама была «правительницей»; онъ не царствовалъ, какъ Петръ III, а былъ только мужемъ императрицы-королевы.
Другъ Панина и Ассебурга, прусскій посланникъ при нашемъ дворѣ, графъ Сольмсъ, въ письмахъ своихъ къ этому послѣднему (еще отъ 20го (31го) августа и 31го августа (11го сентября) 1773 года), напечатанныхъ на 429—433 его Записокъ, увѣрялъ что всѣ старанія воспитателя наслѣдника направлены были къ тому чтобы внушить ему величайшую привязанность къ Екатеринѣ II и полнѣйшее ей повиновеніе, какъ матери и государынѣ, но что Панинъ оклеветанъ былъ предъ нею тайнымъ совѣтникомъ Сальдерномъ. Онъ прежде находился россійскимъ посланникомъ въ Даніи, гдѣ находились на рукахъ его гольштеннскіе интересы, потомъ исполнялъ данное ему порученіе въ Польшѣ и провелъ все лѣто 1773 года въ Петербургѣ, состоя при цесаревичѣ чѣмъ-то въ родѣ министра статсъ-секретаря по дѣламъ его родоваго велико-герцогства Годьштейнскаго. Какъ разказываетъ графъ Сольмсъ, Панинъ былъ недоволенъ дѣйствіями Сальдерна въ Польшѣ и принялъ его холодно; а тотъ сталъ ему мстить, обратился въ орудіе князя Орлова (который самъ приписывалъ свою кратковременную опалу Панину) и пріобрѣлъ вліяніе у Екатерины II, такъ что кредита вице-канцлера со дня-на-день упадалъ, и она почти уже не говорила съ нимъ. Сальдернъ началъ тогда открыто домогаться перваго мѣста при новомъ велико-княжескомъ дворѣ, причемъ внушилъ Павлу Петровичу чтобъ онъ требовалъ назначенія своего въ «соправители». Сальдернъ преимущественно бывалъ у наслѣдника по утрамъ, въ тѣ дни когда Панинъ засѣдалъ въ совѣтѣ, и пользовался его отсутствіемъ чтобы возбуждать къ нему недовѣріе въ цесаревичѣ. Но наслѣдникъ во всемъ открылся своему воспитателю, и ихъ примиреніе было самое нѣжное. Около 20го августа Сальдернъ былъ снова отправленъ въ Копенгагенъ. Сольмсъ объяснялъ Ассебургу его поведеніе не только слѣпою злобой, но и нѣкотораго рода разстройствомъ разсудка, причемъ увѣдомлялъ что Панинъ, ни за что не хотѣвшій оставить великаго князя даже послѣ его женитьбы, чуть было не сдѣлался жертвой сближенія между сыномъ и матерью. Говоря что Панинъ опасался постороннихъ, вредныхъ вліяній на цесаревича, Сольмсъ продолжалъ въ слѣдующихъ выраженіяхъ:
«On a tâché de faire regarder sou assiduité comme une marque de desseins cachés, qu’il fomentait pour troubler le repos de la Souveraine régnante et pour же rendre, au nom de son jeune Prince, l’arbitre absolu et le chef de l’Empire…. Mon digne Panin est assez mal avec l’Impératrice; on voudrait l'ôter auprès du Grand-Duc apres le mariage, parce qu’on craint maintenant qu’il l’entretiendra dans des défiances contre l’Impératrice et les Orloffs. L’Impératrice s’est laissée surprendre et craint son fils et Panin après les fausses insinuations du Prince Orloff. Lui ne veut pas quitter le Grand Duc, afin de veiller à ce qu’il ne tombe pas entre de mauvaises mains, et ce jeune Prince désire le garder, pour же conserver un vrai ami auprès de sa personne, car il Vaime extrêmement. Saldern а agi en traître…. Il est du parti des Orloffs, pour travailler à éloigner Panin. S’il eût réussi, il aurait préparé une révolution…. Mais le mal est fait: L’Impératrice est animée contre Panin, qui est innocent, et qui, par bonté de cœur, ne veut pas perdre l’autre. Il faut espérer poutrant que la chose s’accomodera. Après le départ de Saldern, il n’y a plus personne d’assez actif pour pousser à la roue….»
Между тѣмъ мы знаемъ что Орловъ восторжествовалъ, и что медовый мѣсяцъ Павла Петровича отравленъ былъ для него и для Панина офиціальнымъ блестящимъ и почетнымъ удаленіемъ сего послѣдняго отъ новаго двора (ср. конецъ главы III сего раздѣла); но тѣмъ естественнѣе должно было быть послѣ этого желаніе ихъ чаще видѣться въ частномъ интимномъ кругу, причемъ и невозможно было требовать чтобы ни у того, ни у другаго не осталось въ глубинѣ сердца тайнаго неудовольствія, вслѣдствіе происковъ веденныхъ противъ нихъ въ продолженіи лѣта. А потомъ началось возвышеніе Потемкина, который, въ отношеніи, къ великому князю и къ Панину, сталъ держаться чуть ли еще не худшей системы чѣмъ Орловъ.
По прочтеніи же писемъ адресованныхъ въ августѣ мѣсяцѣ 1773 года Ассебургу графомъ Сольмсомъ, который конечно доносилъ то же самое Фридриху II, нельзя не удивляться тому, какимъ образомъ король въ послѣдствіи времени утверждалъ въ своихъ Запискахъ что вліяніе Панина при Екатерининомъ дворѣ усилилось именно въ іюлѣ 1773 года, то-есть въ то самое время къ которому относятся описываемыя въ этой корреспонденціи интриги. (Ср. главу III сего повѣствованія, изложеніе обстоятельствъ предшествовавшихъ мѵропомазанію.)
Обращаясь за симъ къ вышесказаннымъ англійскимъ депешамъ, находимъ что онѣ обвиняли еще великую княгиню Наталью Алексѣевну въ томъ будто при ея дворѣ посланники французскій и испанскій (?) пользовались большимъ вѣсомъ, такъ что. и великій князь былъ въ то время приверженцемъ Франціи. Со стороны лорда Каткарта жалобы эти могли быть послѣдствіемъ неосновательной зависти и нѣкотораго соревнованія по ремеслу (jalousie de métièr). Однакожь далѣе увидимъ что французскій повѣренный въ дѣлахъ, г. де-Корберонъ, былъ искренно, преданъ цесаревнѣ.
Если допустить что въ этомъ была хоть малая доля правды, то станетъ понятно что и Фридрихъ И вполнѣ отшатнулся отъ великой княгини Натальи Алексѣевны, высказалъ неблагопріятное о ней мнѣніе въ своихъ Запискахъ и послалъ къ нашему двору, — не иначе какъ для возстановленія тамъ своего вліянія, особенно-относительно Польши, — любимаго своего брата и Сподвижника Семилѣтней войны, принца Генриха (Oeuvres historiques, Berlin, 1846, tome VI). Принцъ пріѣхалъ въ Петербургъ въ Великую Субботу, въ то время какъ императрица возвращалась послѣ говѣнья изъ Таврическаго дворца (см. Сумароковъ, т. II. стр. 91 и 94; въ этомъ же дворцѣ княгиня Дашкова откланивалась Екатеринѣ II въ 1794, см. Записки ея, стр. 247).
Между тѣмъ приближалась для всѣхъ неожиданная, никѣмъ не предвидѣнная трагическая развязка, въ которой не были виноваты ни Ассебургъ, ни Черкасовъ, нѣкогда столь тщательно описавшіе наружность и свойства великой княгини, но въ которой нѣкоторая доля косвенной отвѣтственности должна была пасть на ея честолюбивую (впрочемъ тогда уже умершую мать.
Слишкомъ полтора года послѣ замужества своего, цесаревна вступила въ первый періодъ беременности, который и прошелъ благополучно. Въ это время сдѣланъ былъ ея портретъ въ широкомъ платьѣ безъ таліи. Онъ до сихъ поръ находится въ Романовской галлереѣ Зимняго Дворца, и при сравненіи его съ тѣмъ ея портретомъ который написанъ былъ тотчасъ до вступленіи въ супружество и который въ прошломъ 1870 люду былъ на происходившей въ С.-Петербургѣ въ домѣ министра внутреннихъ дѣлъ выставкѣ старинныхъ портретовъ и значился по каталогу подъ № 632, нельзя не замѣтить что въ этотъ промежутокъ великая княгиня Наталья Алексѣевна еще значительно похорошѣла….
Но ея улыбка на этомъ портретѣ была послѣднимъ, прощальнымъ сіяніемъ свѣтила предъ закатомъ, и 1го мая 1776 года императрица писала другу и приверженцу Орловыхъ, московскому главнокомандующему, князю Михаилу Никитичу Волконскому:
«Великій князь, въ Ѳоминое воскресенье, поутру въ ѣмъ часу, пришелъ ко мнѣ и объявилъ мнѣ что великая княгиня мучится съ полуночи; но какъ муки были не сильныя, то мѣшкали меня будить. Я встала и пошла къ ней, и нашла ее въ порядочномъ состояніи и пробыла у ней до 10 часовъ утра, и видя что она еще имѣетъ не прямыя муки, пошла одѣваться и паки къ ней возвратилась въ 12 часовъ. Къ вечеру мука была такъ сильна что всякую минуту ожидали ея разрѣшенія. И тутъ при ней, окромѣ самой лучшей въ городѣ бабки, графини Кат. Мих. Румянцевой, ея камеръ-фрау, великаго князя и я, никого не было; лекарь же и докторъ ея были въ передней. Ночь вся прошла, и боли были перемѣнныя со сномъ: иногда вставала, иногда ложилась, какъ ей угодно было. Другой день паки проводили мы такимъ же образомъ, но уже призванъ былъ Крузъ и Тоде, коихъ совѣту слѣдовала бабка, но безъ успѣха оставалась наша благая надежда. Во вторникъ доктура требовали Рожерсона и Линдемана, ибо бабка отказалась отъ возможности. Въ середу Тоде допущенъ былъ, но ничто не могъ предуспѣть. Дитя уже былъ мертвъ, но кости оставались въ одинаковомъ положеніи. Въ четвергъ великая княгиня была исповѣдана, пріобщена и масломъ соборована, а въ пятницу предала Богу душу. Я и великій князь всѣ пятеры сутки и день и ночь безвыходно у нея были. По кончинѣ, при открытіи тѣла. оказалось что великая княгиня съ дѣтства была повреждена, что спинная кость нетокмо была такова S, но часть та коя должна быть выгнута была вогнута и лежала дитятѣ на затылкѣ, что кости имѣли 4 дюйма въ окружности и не могли раздвинуться, а дитя въ плечахъ имѣлъ до 9ти дюймовъ. Къ сему еще соединялись другія обстоятельства, коихъ, чаю. примѣра нѣту. Однимъ словомъ, стеченіе таковое не позволяло ни матери, ни дитятѣ оставаться въ живыхъ. Скорбь моя была велика; но, предавшись въ волю Божію, теперь надо помышлять о наградѣ потери (то-есть о вознагражденіи потери).»
Начиналось же это письмо слѣдующимъ образомъ:
«Изъ письма вашего отъ 25го апрѣля увѣдомилась я что манифестъ о кончинѣ великой княгини на Москвѣ полученъ. Не сомнѣваюсь что вы и всѣ съ вами раздѣлили справедливую мою печаль. Богу такъ угодно было. Что дѣлать! Но то сказать могу что ничего не было проронено что только человѣческій умъ и искусство придумать могли къ спасенію ея. Но тутъ было стеченіе различныхъ несчастныхъ обстоятельствъ, кои казусъ сей сдѣлали почти единственнымъ въ свѣтѣ.»[317]
Приказаніе вскрыть тѣло покойной отдано было Екатериной II письменно,, какъ она выразилась, «для собственнаго моего извѣстія». Составленный поэтому случаю актъ гласить что ребенокъ былъ рослый и широкоплечій (l’enfant grand et les épaules fort larges). Документъ этотъ подписали придворные врачи: Крузе, Роджерсонъ, Тоде, Антъ, Вогебау, Фризъ, Лінідеманъ, Бекъ, Бельхенъ и пр.[318]
Впрочемъ, еще на смертномъ одрѣ великая княгиня призналась императрицѣ что въ эпоху ея дѣтства у ней обнаружилось возвышеніе спинной кости около бедра; но что призванный на помощь хирургъ, посредствомъ нажиманія, вправилъ ей во внутрь это возвышеніе (Записки Ассебурга, стр. 270).
Итакъ, кончина цесаревны Натальи Алексѣевны послѣдовала 15го (26го) апрѣля 1776 года, почти ровно черезъ два года послѣ ея матери, ландграфини Гессенъ-Дармштадтской.
Тотъ кто всего болѣе хлопоталъ и суетился объ устройствѣ участи принцессы Вильгельмины — Фридрихъ II, обманутъ былъ и жизнію и смертью ея во всѣхъ своихъ разметахъ. Но велико же было и разочарованіе Екатерины II и наслѣдника престола: первою приложено было къ этому союзу" столько многолѣтнихъ трудовъ и заботъ, а второй истратилъ на него пылъ первой восторженной юношеской любви!
По равенству сана, послѣдній предъ тѣмъ смертный случай въ царской фамиліи была кончина цесаревны Анны Петровны; но когда, въ 1728 году, тѣло ея, по выраженному ею при жизни желанію, привезено было въ Петербургъ и погребено въ Петропавловскомъ соборѣ, то дворъ находился въ Москвѣ, а потому" при погребеніи цесаревны присутствовали лишь особы 5го, его и другихъ низшихъ классовъ военной, морской и гражданской іерархіи (П. Н. Петрова, Біографическій очеркъ цесаревны Анны Петровны, С.-Петербургъ 1871, стр. 122 и 123). Ясно что въ этомъ отношеніи столъ упрощенный церемоніалъ не могъ служить образцомъ. Притомъ въ описываемое нами время, — и это продолжалось до императора Николая Павловича, — существовало ошибочное преданіе, будто, по волѣ Петра Великаго, Петропавловскій соборъ долженъ былъ служитъ усыпальницей только для коронованныхъ особъ. Подъ этимъ предлогомъ, Петръ II, умершій въ Москвѣ некоронованнымъ императоромъ, былъ похороненъ въ Архангельскомъ соборѣ. Затѣмъ и Петръ III, не успѣвшій короноваться, погребенъ былъ, на томъ же основаніи, въ Александро-Невской лаврѣ, и уже по кончинѣ Екатерины II. Павелъ I съ особенною церемоніей положилъ его останки возлѣ ея гроба, и похоронилъ ихъ рядомъ въ Петропавловскомъ соборѣ. Императоръ Николай Павловичъ измѣнитъ этотъ порядокъ, объявивъ что и по смерти не желаетъ разлучаться со своею семьей, и перваго изъ ней похоронилъ тамъ отказавшагося отъ престола цесаревича Константина Павловича. При рытіи же могилы императрицы Александры Ѳедоровны, это распоряженіе вполнѣ оправдалось: отыскались находившіеся подъ спудомъ гробики малолѣтнихъ дочерей Петра I: великихъ княженъ Маргариты и Наталіи. Тогда же доискались по документамъ Петропавловской крѣпости что подъ колокольней собора находится гробница царевича Алексѣя Петровича. Теперь надъ нею и надъ мѣстами упокоенія его супруги и двухъ его тетокъ положены по Высочайшему повелѣнію мраморныя доски-съ вырѣзанными на золоченой бронзѣ надписями.
Какъ бы то ни было, но на другой же день послѣ кончины великой княгини Наташи Алексѣевны приказано было держаться того самаго церемоніала который соблюденъ былъ при кончинѣ и погребеніи малолѣтней великой княжны Анны Петровны, дочери Петра III, родившейся 9го октября 1757 года (Bar. Koelme, Galerie de la Maison Romanow, St.-Pétersbourg, 1867) и умершей на второмъ году отъ рожденія, 8го мая 1759 года (Ilelbig, стр. 107), причемъ фельдмаршалу князю А. М. Голицыну[319] поручены всѣ распоряженія по сему предмету, избраніе мѣста для могилы и учрежденіе при дворѣ конференціи или такъ-называемой печальной коммиссіи. Въ Невскомъ монастырѣ приготовлена была траурная зала, куда тѣло и отвезено изъ Зимняго Дворца въ каляскѣ,[320] съ 21го на 22е апрѣля въ 1мъ часу ночи. Тамъ заведено было дежурство изъ придворныхъ чиновъ, и допускаемъ былъ ко гробу народъ. Манифестомъ объявлено было о погребеніи, послѣдовавшемъ на другой день,[321] съ раздачей бѣднымъ отъ императрицы и отъ великаго князя 6.000 рублей. Трауръ наложенъ былъ при дворѣ на три мѣсяца. 26го апрѣля Панинъ отправилъ извѣстительныя грамоты къ иностраннымъ дворамъ, и въ тотъ же день состоялось повелѣніе выслать изъ столицы графа А. К. Разумовскаго, который немедленно и выѣхалъ. Въ послѣдствіи онъ изъ морской службы перешелъ на дипломатическое поприще, на которомъ достигъ высшихъ степеней и громкой извѣстности (Вейдемейеръ, ч. II, стр. 49). Одновременно удалилась отъ двора статсъ-дама графиня Е. М. Румянцева. Она переселилась въ Москву, гдѣ и скончалась три года спустя, въ 1779 году. Нѣсколько позже, изъ числа приближенныхъ великаго князя также удаленъ былъ изъ Петербурга князь А. Б. Куракинъ, на житье въ одной изъ своихъ деревень, подъ предлогомъ принадлежности къ масонскимъ ложамъ (см. П. К. Щебальскаго, статья объ Екатеринѣ II, въ Русск. Вѣстникѣ за май мѣсяцъ сего 1871 года).
Недавно, вслѣдствіе посѣщенія Александро-Невской лавры Государемъ Императоромъ и Государыней Императрицей, по Ихъ благочестивой волѣ, исправлены приходившіе въ ветхость памятники покоящихся тамъ членовъ Царской фамиліи.
Въ томъ числѣ подновлена и одиноко-лежащая на полу алтаря, противу сѣверныхъ дверей Благовѣщенской церкви, большая доска, отличающаяся отъ прочихъ надгробій величественною простотой. Доска эта изъ темно-сѣраго мрамора, и въ нее вдѣлана, черными бронзовыми буквами, слѣдующая надпись:
Тамъ же, по близости, въ томъ же алтарѣ, двѣ бѣлыя мраморныя колонны: надъ одною изъ нихъ поддерживаемый золочеными ангелами образъ Спасителя въ окладѣ; надъ другою, такою же, образъ Богородицы. Это гробницы малолѣтнихъ великихъ княженъ Елисаветы Александровны (ум. 1808) и Ольги Павловны (ум. 1795) Въ ризницѣ такая же колонна изъ сѣраго мрамора, съ такою же иконой, но бронзовыя буквы изъ нея выпади. Вѣроятно это гробница великой княжны Анны Петровны или другой дочери императора Александра I, великой княжны Маріи (ум. 1800). Въ той же церкви, насупротивъ южныхъ дверей алтаря, близь клироса, могила Суворова; посреди церкви мѣсто гдѣ въ продолженіе 34-лѣтняго царствованія Екатерины II покоились останки Петра III,[322] а вправо отъ входа опочилъ въ 1783 году графѣ Н. И. Панинъ, надъ тѣломъ котораго неутѣшно плакалъ цесаревичъ Павелъ Петровичъ. Тугъ воздвигнутъ великолѣпный мавзолей. Въ длинной эпитафіи между прочимъ начертано что покойный былъ «другомъ человѣчества».
По случаю кончины цесаревны Наталіи Алексѣевны, Фридрихъ Великій написалъ въ своихъ мемуарахъ: «Le Grand Duc était attéré par un spectacle aussi nouveau pour lui, que lugubre (великій князь Павелъ Петровичъ былъ сраженъ зрѣлищемъ для-него столъ же новымъ какъ и прискорбнымъ)», и нѣкоторые писатели даже утверждали что онъ опасно занемогъ,[323] между тѣмъ какъ лордъ Каткарта доносилъ Сенъ-Джемскому кабинету: «Le désespoir du Grand Duc a duré deux jours, pendant lesquels le Prince Henri de Prusse ne le quittait pas (отчаяніе великаго князя продолжалось двое сутокъ, въ теченіе которыхъ принцъ Генрихъ Прусскій не отходилъ отъ него);»[324] по свидѣтельству короля и великобританскаго дипломата сходится въ томъ что принцу Генриху удалось «помирить сына съ матерью», что она была за это чрезвычайно признательна принцу, и что вознагражденіе потери, на которое Екатерина II намекала Волконскому, заключалось въ томъ что принцъ Прусскій предложилъ цесаревичу въ супруги свою родственницу, принцессу Софію-Августу Виртембергскую, бабка которой съ материнской стороны была родная сестра Фридриха Великаго.[325]
Это была, изъ числа имѣвшихся еще въ 1771 году въ виду невѣстъ для Павла Петровича, первая къ которой, по сдѣланному Ассебургомъ описанію, Екатерина II почувствовала какое-то особенное влеченіе, которую вызывалась взять къ себѣ на воспитаніе и которую съ сожалѣніемъ устранила, единственно по причинѣ малолѣтства ея. Но еще въ 1772 году она, судя по портрету ея, заключала что господствующее у ней свойство доброта (la bonté). Съ тѣхъ поръ принцесса вошла въ возрастъ и сдѣлалась замѣчательною красавицей. Но вмѣстѣ съ тѣмъ являлись и препятствія. Она была помолвлена за наслѣднаго принца Дармштадтскаго, брата покойной цесаревны. Дѣло однакожъ уладилось чрезъ посредство Фридриха II, который, хотѣлъ поставить на своемъ и во что бы то ни стало состоять въ родствѣ съ Россійскимъ царствующимъ домомъ. Принцъ Дармштадтскій женился на своей двоюродной сестрѣ, принцессѣ Луизѣ-Каролинѣ-Генріеттѣ, дочери принца Георга Дармштадтскаго, старшая сестра которой, принцесса Шарлотта, также была одно время (въ 1772) въ числѣ невѣстъ великаго князя. На пятый мѣсяцъ послѣ кончины своей первой супруги, онъ отправился съ принцемъ Генрихомъ въ Берлинъ, гдѣ засталъ прибывшую туда съ матерью своею изъ Монбельяра ту принцессу къ которой такъ справедливо можно было примѣнить поговорку: «суженаго конемъ не объѣдешь». Тамъ 15го сентября совершена была помолвка,[326] память о которой Фридрихъ Великій увѣковѣчилъ выбитіемъ медали съ надписью: «Dextres liospitio junctae», и между прочими празднествами, доставилъ великому князю и сопровождавшему его фельдмаршалу графу Румянцеву зрѣлище маневръ, изображавшихъ выигранное имъ Кагульское сраженіе.[327] Этими празднествами король торжествовать побѣду одержанную его настойчивою политикой.
Мѵропомазаніе принцессы, нареченіе ея великою княжной Маріей Ѳедоровной, — именемъ до сихъ поръ благословляемымъ нѣсколькими облагодѣтельствованными ею поколѣніями, — и бракосочетаніе ея съ цесаревичемъ Павломъ Петровичемъ совершились въ Петербургѣ. Она для него была нѣжною супругой, а для Екатерины II примѣрною невѣсткой; христіанскими добродѣтелями своими она сдѣлалась истиннымъ украшеніемъ Россійскаго престола.
Два года послѣ кончины великой княгини Натальи Алексѣевны, именно въ 1788 году о ней еще однакожь вспоминали состоявшіе при нашемъ дворѣ иностранные агенты.
Такъ, Гаррисъ (въ послѣдствіи лордъ Мальмсбюри) писалъ тогда статсъ-секретарю иностранныхъ дѣлъ, лорду Суффольку:
«Le Grand Duc va devenir aussi Prussien, qu’il était Franèais» (La Covr de Russie, p. 320).
Въ этоже время де-Корберонъ (de Corberon) посвящалъ покойницѣ, въ одной изъ депешъ своихъ, слѣдующій панегирикъ:
«La première Grande Duchesse, étonnante pour son âge par les qualités les plus essentielles, serait parvenue à élever son mari au dessus de lui-même, et à joindre à son esprit naturel, la connaissance (sic) et le nerf, dont la nature Га privé. Ses vues et ses moyens, qu’elle dédaignait de dissimuler, ont paru suspects; on s’est mis en garde contre elle…. On а préparé dans les ténèbres le venin de la jalousie, dont on s’est servi contre cette femme supérieure. L’amour-propre du Grand Duc а été armé contre elle. Elle а succombé, et son souvenir, éteint avec ses jours, n’existe plus que dans le cœur des gens, qui l’avaient appréciée, mais faiblement dans celui du Prince, qui n’а pas connu toute sa perte…»[328]
Но этотъ панегирикъ отзывается современными сплетнями, метившими на то чтобы непремѣнно окружить эту рановременную кончину какою-то таинственностью.
Между тѣмъ дѣло объяснялось весьма просто признаніемъ самой великой княгини, вышеприведеннымъ письмомъ Екатерины II къ Волконскому, актомъ вскрытія тѣла и еще нѣсколькими столь же положительными свѣдѣніями.
Всѣхъ болѣе былъ пораженъ вѣстью о кончинѣ цесаревны Натальи Алексѣевны, иди, вѣрнѣе сказать, причиной ея кончины, баронъ фонъ-деръ-Ассебургъ. Въ свою очередь разочарованный и раздосадованный, онъ теперь не могъ себѣ проститъ какъ онъ упустилъ изъ виду что она могла оказаться неспособною рожать дѣтей?!.. Его это тѣмъ болѣе мучило что нѣкоторые журналы стали о семъ распространяться, и что усилившіяся въ то время противъ друга его, Панина, интриги заставили сего послѣдняго сложить съ себя на время управленіе коллегіей иностранныхъ дѣлъ.
По рекомендаціи Потемкина, оно препоручено было Остерману (см. La Cour de Russie, p. 289), а Панинъ провелъ большую часть лѣта, въ томъ числѣ и іюль мѣсяцъ, на дачѣ своей Ульянкѣ, близь Петербурга (находившейся вѣроятно на Петергофской дорогѣ, гдѣ всѣ тогдашніе царедворцы имѣли дачи и гдѣ до сихъ поръ есть деревня Ульяновка).
Ассебургъ рѣшился написать Остерману слѣдующее полувопросительное, полуоправдательное письмо, сообщеніемъ котораго, съ позволеніемъ его напечатать, мы обязаны просвѣщенному участію князя А. Б. Лобанова-Ростовскаго къ нашему скромному труду:
"Les gazettes d’Allemagne se remplissent depuis quelques ordinaires (sic) d’un conte par lequel ils (sic) prétendent affirmer que feue Madame la Grande Duchesse, ayant eue dans sa Jeunesse un accident à la hanche, qui avait été mal guéri, en avait gardée un défaut d’organisation qui rendit sa délivrance impossible. Le gazettier de Clèves, connu sous le nom de Courrier du bas Bhin, raporte ce fait dans sa feuille № 58 du 20 Juillet, avec plusieurs circonstances, et d’un air d’autenticité, qui а fait que d’autres feuilles publiques L’ont copiés.
"Comme je suis fort intéressé dans ce bruit, qui pourrait être interprété contre ma vigilance, V. E. me permettra de Lui demander conseil, si je dois exiger que le gazettier nomme ses auteurs, ou si il me sera peimit (sic) de justifier ma conduite passée.
"Personne n'étoit plus attaché au bonheur de feueS. А. I. que Mme la Landgrave, Sa Mère; personne n'étoit censée mieux connoître Son état phisique qu’Elle. Sachant combien il importait à ma légitimation, de La faire parler sur la santé, et la constitution de la Princesse sa fille, je m’avisai un jour de Lui adresser plusieurs questions par écrit qui tendoient à ces objets. J’ai eu soin de conserver l’original de la réponse de Mme la Landgrave et j’ai le bonheur d’у trouver aujourd’hui ces mots: La constitution (de la Princesse Wilhelmine) est telle quon peut la désire?.. Le brouillon de mon écrit, que j’ai en main, portait: si la Princesse étoit bien conformée. La réponse substitue le mot de constitution, que j’ai fort bien observée, mais qui me parut d’autaut moins susceptible de critique, que Mme la Landgrave avoit mille fois entendu de ma bouche, combien il importoit au bonheur de ce mariage, et de la Princesse, qu’il n’у eut point de défaut de cette espèce, et que mille fois Elle m’avoit assurée qu’il n’у avoit rien à craindre à cet égard.
"Ne seroit-il pas à sa place, Mr, de faire passer directement cet écrit justificatif sous les yeux de l’Impératrice, et croyés Vous qu'à cette occasion, j’oserois écrire à S. M. I.?
"Point de tranquillité pour moi, tant que ce pèùnt de ma conduite ne sera pas développé; point de bonheur, tant que mon innocence ne sera pas prouvée à notre grande Souveraine.
"Je conjure V. E. à mains jointes de calmer mon cœur par un mot de réponse. Je fattens avec la plus grande impatience, et comme un homme contre le quel bien des traits sont lancés depuis que la gazette les а mis en mouvement.
"J’ai l’honneur d'être, avec la plus sincère vénération,
"de V. E.
"le très humble
à Meistorf
17 (28) Juillet 1776.
- "M. г.! Нѣмецкія газеты съ нѣкотораго времени наполняются басьнью, посредствомъ которой стараются увѣрить что покойная великая княгиня, имѣвъ въ юности своей несчастный случай съ бедромъ своимъ, которое было дурно вылѣчено, сохранила оттого поврежденіе сложенія, отчего и не могла родить. Клевскій журналистъ, извѣстный подъ именемъ Нижнерейнскаго куррьера, разказываетъ этотъ фактъ въ своемъ № 58, 20го іюля, со множествомъ обстоятельствъ и съ видомъ правдивости, вслѣдствіе котораго другія газеты его перепечатали.
"Такъ какъ я очень заинтересованъ въ этомъ слухѣ, который можетъ быть обращенъ во вредъ моей предусмотрительности, то позвольте мнѣ попросить совѣта в. в--ства: долженъ ли я потребовать отъ газетчика чтобъ онъ назвалъ своихъ корреспондентовъ, или же будетъ мнѣ позволено оправдать мои прежнія дѣйствія?
"Никто такъ не желалъ счастія ея высочества какъ ландграфиня, ея матерь; никому не могло быть лучше извѣстно ея положеніе. Зная сколь нужно было, для успѣха даннаго мнѣ препорученія, заставить ее говорить о здоровьѣ и сложеніи принцессы, ея дочери, я однажды догадался письменно задать ей о семъ нѣсколько вопросовъ. Я сберегъ подлинный отвѣтъ ландграфини и, къ счастью, нахожу въ немъ теперь слѣдующую фразу: здоровье (тогдашней принцессы Вильгельманы) таково какъ только можно его желать. Въ сохранившемся у меня черновомъ отпускѣ моего запроса значилось: хорошо ли сложена принцесса? Въ отвѣтѣ это олово замѣнено выраженіемъ здоровье, которое я очень хорошо замѣтилъ, во которое мнѣ показалось тѣмъ менѣе подлежащимъ критикѣ что ландграфиня тысячу разъ отъ меня слышала сколько важно для счастія этого союза и самой принцессы чтобы не было подобнаго недостатка, и что тысячу разъ она меня увѣряла что ничего такого нѣтъ основанія опасаться.
"Не будетъ ли умѣстнымъ, м. г., представить эти оправдательныя строки на всемилостивѣйшее воззрѣніе императрицы, и полагаете ли вы что мнѣ можно будетъ осмѣлиться написать, по этому случаю, ея величеству?
"Для меня не будетъ спокойствія пока мои дѣйствія въ семъ отношеніи не будутъ разъяснены, и не будетъ счастія пока невинность моя не будетъ доказана моей государынѣ.
"Убѣдительнѣйше Прошу в. в--ство успокоить мое сердце отвѣтомъ. Ожидаю его съ величайшимъ нетерпѣніемъ и какъ человѣкъ насчетъ котораго, вслѣдствіе газетной болтовни, распускаются разные толки.
"Имѣю честь быть, съ искреннѣйшимъ высокопочитаніемъ,
"В. В--ства,
"всенижайшій и всепокорнѣйшій слуга
На отдѣльномъ листочкѣ, приложенномъ къ подлиннику, который вмѣстѣ съ нимъ, по важному значенію этихъ документовъ, подаренъ княземъ Лобановымъ государственному архиву, начертана слѣдующая собственноручная резолюція Екатерины II:
«Je suis très persuadée de l’inocence de M-r d’Assebourg, mais il n’est pas moins vrai que quatorze Medicins Chirurgiens et la Sage femme ont été convaincue par l’ouverture du corps, qu’il а été trompé et que l’article de la Gazette est vrai.»[329]
Мы привели оба эти документа съ сохраненіемъ орѳографіи подлинниковъ. Первый не напечатанъ въ Запискахъ Ассебурга, а существованіе втораго, судя по тому что въ нихъ говорится о полученномъ имъ отвѣтѣ (стр. 270), осталось ему совершенно неизвѣстнымъ. Въ этомъ отвѣтѣ, отъ 18го (30го) августа, Панинъ, вступившій между тѣмъ снова въ управленіе коллегіей, не говоря Ассебургу что, согласно его желанію, письмо его было представлено императрицѣ, самъ отъ себя подтвердилъ газетныя вѣсти, ссылаясь на актъ вскрытія тѣла покойной великой княгини.
Между тѣмъ Ассебургъ пустился въ розысканія и добился отъ одной изъ ея воспитательницъ, госпожи Рававель, «что когда по одиннадцатому или двѣнадцатому году замѣчено было что нижнее ребро принцессы выдалось, и что бедро казалось нѣсколько большимъ, то вызванъ былъ изъ Пфальца лѣкарь, ткачъ, по имени Бальдажуръ, и что когда съ нимъ совѣтовались о принцессѣ, онъ, не зная кто она такая, приложилъ свою голову къ возвысившемуся ребру и вдвигнулъ его во внутрь, не причиня при семъ принцессѣ ни малѣйшей боли»…. Сообщая о семъ Панину, Ассебургъ прибавлялъ что впрочемъ помянутая воспитательница (вспомнимъ что она была дѣвица) выразила ему при этомъ случаѣ свое личное убѣжденіе въ томъ что такого рода обстоятельство отнюдь не могло лишить принцессу способности благополучно рожать дѣтей.
Панинъ отвѣчалъ ему:
«Vous avez fait, Mr, tout ce qui а été en votre pouvoir, pour bien vous assurer de l'état physique de feue Madame la Grande Duchesse; il n’у avoit que la mere qui put bien la connaître. Dés que vous avez pris, cette route, et vous l’avez prise avec toutes les précautions possibles, il n’y a rien à reprendre à votre conduite. Aussi l’Impératrice n’а pas le moindre doute de votre innocence en cela. Laissons là ce qui а été rapporté par les gazettes, comme ne pouvant justement être contredit, et contentez-vous M-r, pour votre tranquillité, de savoir, que rien ne peut vous être imputé, et qu’aussi certainement il ne vous est rien imputé.»[330]
Выходитъ что дѣйствительно ландграфиня, такъ секретно совѣтовавшаяся въ 1768 году съ лекаремъ-самоучкой, поступила не совсѣмъ добросовѣстно, увлекшись въ 1773 году желаніемъ пристроить блистательнымъ образомъ свою дочь, которая и сдѣлалась жертвой расчетовъ прусской политики, и что съ своей стороны, Екатерина II быть-можетъ напрасно не позволила барону Черкасову, съ самаго пріѣзда принцессъ въ Ревель, приставить къ нимъ довѣренную служанку, вмѣсто того чтобъ острить надъ этимъ предложеніемъ усерднаго и дальновиднаго своего царедворца (ср. письма №№ XIII и XIX въ Русск. Вѣстникѣ сего 1871 года, № 2).
Будь же Черкасовъ суевѣренъ, какъ нѣкогда тесть его, герцогъ курляндскій Э. I. Биронъ, то онъ могъ бы уже тогда видѣть дурное предзнаменованіе въ томъ что, по мнѣнію императрицы, не подтверждаемому впрочемъ надгробное надписью великой княгини Натальи Алексѣевны, день рожденія ея былъ 13е іюня, что празднества ея бракосочетанія продолжались 13 дней, что фейерверкъ для народа сожженъ былъ въ 13й день, и т. п.
VI.
правитьИскусствъ и музъ творенья величавы....
Но тамъ все вѣчное, тамъ вѣченъ самъ Творецъ,
Податель намъ вѣнца небренной славы.
Rien ne dure éternellement.
Въ XVII столѣтіи русскіе цари вѣрили прорицаніямъ волхвовъ, а короли западной Европы, когда у нихъ раждались сыновья, обращались съ запросами о предстоявшей имъ судьбѣ къ астрологамъ. Предсказанія одного изъ нихъ относительно Гастона, брата-близнеца Лудовика XIV, имѣли послѣдствіемъ пожизненное его заключеніе подъ извѣстнымъ именемъ Желѣзной маски.
Въ нѣсколько болѣе просвѣщенной первой половинѣ ХУТИ вѣка, колдуновъ и астрологовъ замѣнили въ подобныхъ случаяхъ ученые астрономы.
Между потомками академика Эйлера сохранилось преданіе, которое мы столь же мало можемъ принять за вполнѣ достовѣрное какъ и положительно его оспаривать, будто императрица Елисавета, когда родился великій князь Павелъ Петровичъ, приказала знаменитому математику составить гороскопъ новорожденнаго, и будто онъ вышелъ до того грустный что Эйлеръ не рѣшился представить государынѣ результаты своихъ исчисленій и замѣнилъ его другимъ, вымышленнымъ. Сомнѣваемся мы въ достовѣрности этого преданія потому, вопервыхъ, что оно весьма похоже на подогрѣтый разказъ о томъ какъ поступилъ Эйлеръ когда отъ него потребованъ былъ императрицей Анной Іоанновной гороскопъ Іоанна Антоновича (А. А. Васильчикова, Семейство Разумовскихъ, Москва, 1868 года, стр. 45), и вовторыхъ, оттого что при Елисаветѣ Петровнѣ Эйлеръ жилъ въ Берлинѣ, и на сдѣланное отъ ея имени въ 1750 году приглашеніе возвратиться въ Петербургъ, отвѣчалъ отказомъ. (Тамъ же стр. 72 и 73.) Но быть-можетъ, несмотря на это, порученіе составить гороскопъ, въ 1754 году, было передано ему въ Берлинъ письменно. (При Екатеринѣ II Эйлеръ снова былъ въ Петербургѣ, см. Записки кн. Дашковой, стр. 383. Штелинъ, въ Originalanecdoten, Leipzig, 1785, и П. П. Пекарскій, въ Исторіи Академіи Наукъ, С.-Петербургъ, 1870, стр. 461, утверждаютъ что составленіе гороскопа Іоанна Антоновича поручено было профессору экспериментальной физики Крафту, и не говорятъ что этотъ гороскопъ былъ зловѣщаго свойства; а напротивъ, что императрица Анна всегда была довольна работами Крафта.)
Извѣстно только что Павлу I какъ-то въ молодости не везло. Умъ его былъ украшенъ и образованъ; но воспитаніемъ, даннымъ цесаревичу, Екатеринѣ II не удаюсь приготовить себѣ въ немъ сотрудника съ направленіемъ ей сочувственнымъ, гуманнымъ, практическимъ.[331] Заботы матери о здоровьи сына также не увѣнчались полнымъ успѣхомъ. Впалъ ли въ ошибку Димсдаль, когда привилъ ему оспу къ одной рукѣ?..[332] Съ Павломъ Петровичемъ случилось то что составляетъ рѣдкое исключеніе въ медицинѣ: предохранительное для другихъ средство не спасло его отъ натуральной оспы. Онъ имѣлъ ее чуть ли не въ такой же сильной степени какъ и Петръ III,[333] жившій въ такое время когда оспопрививаніе почти не было извѣстно, и наружность Павла I, до тѣхъ поръ очень привлекательная, сильно отъ этого пострадала. Первая попытка матери устроить его семейное счастіе также не удалась. Нѣжныя до его совершеннолѣтія сыновныя отношенія быстро утратили это свойство, если не ошибаемся, по недостатку въ Павлѣ Петровичѣ сдержанности…[334] Онъ нѣсколько лѣтъ сряду Жаждалъ власти, а вступилъ на престолъ уже по 43 году отъ роду, и четырехлѣтнее царствованіе не удовлетворило его честолюбіе. При той потребности труда и дѣятельности, которая въ Павлѣ I развилась съ молодыхъ лѣтъ, при воображеніи до того пылкомъ и возбужденномъ что ему порой чудился на яву Петръ Великій, и онъ думалъ слышать его голосъ (Mémoires de la Baronne (d’Oberkirch, Paris, 1865), при столь сильной впечатлительности нервной системы что вліяніе южнаго вѣтра дѣйствовало неблагопріятно на его расположеніе духа (см. Русская Старина, за іюнь сего 1871 года, стр. 786), Павелъ Петровичъ наслаждался благополучіемъ относительно и по возможности полнымъ лишь въ томъ многочисленномъ семейномъ кругу, которымъ небо благословило союзъ его съ добродѣтельною великою княгиней Маріей Ѳеодоровной.
Да, Екатеринѣ II суждено было увидѣть свою достославную династію и наслѣдіе Всероссійскаго престола вполнѣ упроченными и обезпеченными отъ всякихъ случайностей. Ежегодно раждались ей внуки или внучки.
Вотъ письма ея къ московскому главнокомандующему, князю Волконскому, доказывающія въ какой восторгъ привело императрицу рожденіе первыхъ двухъ сыновей цесаревича:
I.
править«Вчера, въ 11 часу пополуночи, Всевышній обрадовать насъ благополучнымъ разрѣшеніемъ отъ бремени ея императорскаго высочества великой княгини, даровавъ намъ внука, великаго князя Александра Павловича. Возсылая благодареніе всемогуществу Его, за исполненіе нашего и всеобщаго желанія, я поспѣшаю доставить вамъ сію вѣдомость, зная колико оная вамъ и всѣмъ вѣрнымъ подданнымъ нашимъ пріятна будетъ.»
II.
править«Мы поспѣшаемъ доставить вамъ пріятную вѣдомость о благополучномъ разрѣшеніи отъ бремени ея императорскаго высочества нашей любезной невѣстки, великой княгини, въ 9мъ часу пополуночи, сегодня, рожденіемъ намъ внука, великаго князя Константина Павловича. Таковое дому нашего императорскаго приращеніе есть новый даръ Божіей благодати къ намъ, и мы, пріемля его съ достодолжнымъ благодареніемъ, не сомнѣваемся что вы, со всѣми нашими вѣрными подданными, вамъ подчиненными, въ семъ радостномъ событіи искреннее участіе воспримете.»[335]
Въ послѣдствіи времени Екатерина II ожидала еще съ большимъ волненіемъ, заботливостью и нетерпѣніемъ женитьбы своего 16ти-лѣтняго любимаго внука, великаго князя Александра Павловича, чѣмъ въ 1773 году бракосочетанія его августѣйшаго родителя.[336]
Въ семъ случаѣ и при свадьбѣ великаго князя Константина Павловича обрядъ былъ соблюденъ почти тотъ же: невѣсты пріѣзжали въ Петербургъ неоговоренными, и также въ сопровожденіи своихъ матерей. Требованія эти со стороны Екатерины II объясняются тѣмъ что сама она болѣе или менѣе въ такихъ условіяхъ привезена была въ Россію. Въ послѣдствіи этотъ порядокъ измѣнился: при Александрѣ I, великіе князья Николай и Михаилъ Павловичи уже сами ѣздили въ Германію для выбора себѣ невѣстъ.
Замѣтимъ что обѣ невѣстки и обѣ внучки Екатерины II не только наружно оказывали ей всевозможное, глубокое почтеніе, какъ царствующей особѣ и главѣ семейства, но и искренно се любили. Иначе зачѣмъ было бы имъ носить на груди медальйонъ съ ея изображеніемъ? (См. ихъ портреты въ Романовской галлереѣ Зимняго Дворца.)
Когда шведскій флотъ нападалъ на Кронштадтъ, подъ предводительствомъ самого короля Густава Ш, великій князь Павелъ Петровичъ участвовалъ въ оборонѣ Петербурга, и тутъ-то нѣжная, глубокая привязанность къ нему великой княгини Маріи Ѳеодоровны высказалась тѣмъ что она превосходно вырѣзала изъ слоновой кости св. сосуды съ надписью: Въ память благополучнаго возвращенія любезнѣйшаго моего супруга изъ Шведскаго похода, и пожертвовала ихъ въ московскій Успенскій соборъ, гдѣ они понынѣ хранятся въ его ризницѣ.
Но въ 1783 году княгиня Дашкова отказалась отъ приглашенія ко двору цесаревича, сказавъ ему: «Все что дѣлается въ Гатчинѣ немедленно переносится въ Царское Село и обратно, вашему высочеству сообщаютъ обо всемъ что происходитъ во дворцѣ императрицы».[337]
Итакъ, тогдашнее житье членовъ царской семьи въ разныхъ лѣтнихъ резиденціяхъ, развивая наклонности праздныхъ царедворцевъ того времени къ сплетнямъ, содѣйствовало также ко взаимному охлажденію. Но кто же устраивалъ эти отдѣльныя резиденціи, какъ напримѣръ, Каменный Островъ,[338] Гатчину и Павловскъ, если не самъ Павелъ? Безпрестанныя постройки и самый ремонтъ вводили его въ значительныя издержки, бюджета его на нихъ и на возрастающее семейство не хватаю, приверженцы его, князь Куракинъ и графъ Ильинскій, кто закладывалъ, кто продавалъ по нѣскольку тысячъ душъ для того чтобы давать ему деньги въ займы; а Екатерина II не соглашалась увеличить содержаніе велико-княжескаго двора: она уже начинала старѣть и дряхлѣть, а приближенные ея пользовались этимъ чтобъ увѣрять ее что усиленіе денежныхъ средствъ наслѣдника доставитъ ему возможность похитить у ней власть. Мать же, вступившая сама на престолъ вслѣдствіе крутаго переворота, легко вѣрила подобнымъ нелѣпостямъ, которыя со стороны цесаревича Павла Петровича никогда подтверждены не были никакимъ предпріятіемъ, ни явнымъ, ни тайнымъ. Напротивъ того, допустивъ даже что онъ маю обуздывалъ себя въ сыновнихъ отношеніяхъ съ глаза на глазъ, нельзя не отдать ему справедливости въ томъ что по наружности и предъ міромъ офиціальнымъ, въ виду всей Россіи, онъ всегда былъ примѣрно-почтительнымъ сыномъ и въ этомъ отношеніи остался совершенно безупреченъ.
Съ своей стороны, Екатерина II, какъ умная, попечительная мать и какъ мудрая царица, желавшая продолженія благосостоянія своихъ подданныхъ, оставила ему наставленія, написанныя въ офиціальномъ же тонѣ, но тѣмъ не менѣе достойныя вниманія. Если можно довѣрять, нерасположенному, впрочемъ, къ Россіи, издателю книги: Histoire de la Russie, réduite aux mils faits importons, Londres, 1802, то рукопись эта, начатая въ эпоху французской революціи и оставшаяся недоконченною, найдена была послѣ кончины великой монархини въ ея кабинетѣ.[339] Трудъ этотъ начинается воззваніемъ: «Mon très digne, très honoré et très cher fils!» и заключаетъ между прочимъ слѣдующее наставленіе:,
«Pierre I а jeté les véritables fondements de l’Empire Russe; j’ai élevé l'édifice et l’ai décoré: Vous êtes appelé à le consolider. Mon fils, il faut que le Trôné, où Vous allez me remplacer, obtienne de l’Europe, et du monde entir l'étonnement, Г admira- * tion et la reconnaissance. Vous mettrez la dernière main à l'œuvre de Votre mère. Je me flatte de survivre dans mon fils…. Je Vousdois des conseils comme mere, comme Impératrice et surtout comme contemporaine dune révolution politique lointaine, qui pourrait nous atteindre, si on lui loisse continuer les pas de géant, qu’elle а déjà faits depuis 7 aunées. Plus que jamais, mon Sis, l’art de régner va devenir difficile; plus que jamais la couronne attirera lès orages: la mienne а sir les dissiper tous. Apprenez de moi l’art de conjurer les tempêtes populaires; prévenez-les, en portant la guerre au loin: tout vous sera permis tant que Vos armes seront victorieuses….»
Далѣе слѣдуютъ совѣты быть вполнѣ самодержцемъ, то-есть всегда постулатъ самостоятельно, справедливо, законно, хладнокровно, и обдуманно и не терпѣть во внутреннемъ управленіи произвола; не распространять вредное по послѣдствіямъ своимъ слишкомъ поверхностное образованіе; развивать въ народѣ религіозныя и глубоко-нравственныя чувства, а въ войскахъ, кромѣ того, строгую дисциплину; направлять общественное мнѣніе, съ помощію котораго государь можетъ совершать чудеса; покровительствовать литераторамъ, ученымъ, историкамъ; не обращать, подобно Юстиніану, Суворова въ новаго Велисарія, но послать его съ арміей во Францію, чуть тамъ усилится неурядица, для возстановленія законности; не допускать, безъ строгаго разбора, иностранцевъ въ Россію; не терпѣть тайныхъ обществъ; не давать развиваться нищенству и для того неусыпно заботиться о томъ чтобы простой народъ имѣлъ всегда работу и не терпѣлъ недостатка въ съѣстныхъ припасахъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ поддерживать пышность двора и наклонность высшихъ классовъ къ роскоши, въ видахъ процвѣтанія торговли и промышленности, и т. п.[340]
Этотъ документъ есть послѣдній въ ряду тѣхъ которые намъ удалось подобрать въ подкрѣпленіе избранной нами темы, то-есть именно такихъ, гдѣ на первомъ планѣ живо высказываются нѣжное материнское чувство и горячая любовь къ Россіи.
Но предъ этимъ послѣднимъ проявленіемъ заботливости матери о сынѣ, то-есть еще до французской революціи, повторялись между ними недоразумѣнія, такъ что Екатерина II иногда осуждала великаго князя въ разговорахъ своихъ съ княгиней Дашковой и даже съ статсъ-секретаремъ своимъ, Г. Р. Державинымъ.[341] Одно изъ этихъ недоразумѣній и поступленіе великаго князя, подъ вліяніемъ Куракина, Гагарина и Плещеева, въ масонскій орденъ (ср. статью М. Н. Лонгинова о Новиковѣ, стр. 159) имѣли послѣдствіемъ, какъ говорятъ, по совѣту Потемкина, нѣчто въ родѣ временной почетной ссылки молодой четы, именно: предпринятое въ 1781 году путешествіе великаго князя Павла Петровича съ супругой въ чужіе края, подъ именемъ «графа и графини Сѣвера».
Баронъ Ассебургъ, находившійся тогда россійскимъ посланникомъ на имперскомъ сеймѣ въ Регенсбургѣ, собрался было ѣхать на поклонъ ихъ высочествамъ въ Вѣну, но потомъ что-то замялся и написалъ состоявшему при цесаревичѣ князю Куракину что вслѣдствіе внезапнаго нездоровья прибыть туда не монетъ. Въ отвѣтъ на это онъ получилъ отъ Куракина два письма, съ увѣреніями въ неизмѣнномъ благоволеніи великаго князя (Записки Ассебурга, стр. 286). Въ концѣ 1782 года два сына барона приняты были въ россійскую слуфбу; самъ онъ получалъ орденъ Св. Владиміра (вѣроятно Ій степени; но этого невидно изъ хранящагося въ государственномъ архивѣ благодарственнаго письма его Екатеринѣ II и изъ представленныхъ имъ пц этому случаю, требуемыхъ орденскимъ статутомъ, свѣдѣній) и имѣлъ основаніе надѣяться на полученіе, въ коронацію Павла I, Андреевской ленты. женился онъ въ 1777 году, будучи 56 лѣтъ отъ роду, на графинѣ Ту.ленбургь; сыновей своихъ обоихъ лерефилъ; былъ средняго роста, худощавъ, имѣлъ страсть къ верховой ѣздѣ и охотѣ; умеръ отъ воспаленія, 2го (13го) мая 1797 года, въ Брауншвейгѣ, будучи 76 лѣтъ отъ роду и похороненъ въ родовомъ имѣніи своемъ Мейсдорфѣ. На мѣсто его назначенъ былъ въ Регенсбургъ г. фонъ-Струве россійскимъ министромъ резидентомъ, котораго нѣсколько лѣтъ спустя замѣшалъ, съ званіемъ чрезвычайнаго посланника и полномочнаго министра, тайный совѣтникъ баронъ К. Я. Бюлеръ. Вдова Ассебурга 20 лѣтъ сряду получала отъ нашего правительства по 3.000 талеровъ ежегодной пенсіи, а дочь его вышла за графа Шуленбурга и скончалась въ 1808 году. Ея же дочь была первою женой оберъ-егермейстера прусскаго двора барона Лудвига Ассебурга, къ которому и перешли такимъ образомъ выкупленныя изъ-подъ залога на русскія и гессенъ-дармштадтскія деньги, очищенныя отъ всякихъ долговъ, и вообще обогащенныя, вотчины Мейсдорфъ и Фалькенштейнъ. (См. Записки Ассебурга, стр. 269, 307, 440 445 и 446; а также Русск. Вѣстн. 1870 года, № 9, стр. 95, 97 и 104).
Еще за шесть мѣсяцевъ до своей смерти, узнавъ о кончинѣ Екатерины II (подробно описанной графомъ Растопчинымъ), Ассебургъ, въ письмѣ къ гну Струве, отъ 13го (24го) декабря 1797 года, выражался такъ:
«Vous ne vous trompez pas, en vous persuadant qie la mort de l’Impératrice m’а viviment affectée. Elle étoit depuis 50 ans ma protectrice et ma bienfaitrice. Ces obligations profondément gravées dans mon cœur, у eléveront tous les jours de nouveaux autels à cette grande Souveraine, l’ornement de son siècle et l’objet de l’admiration des suivants….»(Тѣ же Записки, стр. 306.)
Отправившись изъ Вѣны чрезъ Римъ въ Неаполь, «графъ Сѣвера» засталъ тамъ россійскимъ посланникомъ, перебывавшаго уже въ томъ же званіи въ Копенгагенѣ и Стокгольмѣ, графа А. К. Разумовскаго.[342] Если достовѣрно сохранившееся преданіе, то встрѣча была не дружелюбная, и когда уже въ бытность свою посломъ при австрійскомъ дворѣ, Разумовскій сосваталъ великую княжну Александру Павловну за эрцгерцога Палатина Венгерскаго, то Павелъ I, лишь по неотступнымъ представленіямъ тогдашняго вице-канцлера графа Растопчина о важности оказанной услуги и о невозможности дать посуду какую бы то ни было второстепенную ленту (Разумовскій еще не имѣлъ тогда никакого ордена), согласился пожаловать ему самую высшую, Андреевскую. На Вѣнскомъ конгрессѣ 1815 года состоялъ онъ первымъ россійскимъ уполномоченнымъ и опять-таки, за оказанныя при этомъ случаѣ заслуги, получилъ разомъ двѣ очень крупныя награды: княжеское достоинство и титулъ свѣтлости. Хотя Разумовскій и не долго былъ морякомъ, во могъ о себѣ сказать что счастливо достигъ гавани. Вообще къ нему съ юныхъ лѣтъ можно было примѣнить пословицу: «большому кораблю большое и плаваніе!» Онъ въ послѣдствіи вышелъ въ отставку и продолжалъ жить въ Вѣнѣ уже частнымъ лицомъ и скончался тамъ, лить въ 1836 году, не оставивъ потомства. Его тамъ помнятъ какъ вельможу надменнаго, но жившаго роскошно и отличавшагося гостепріимствомъ. Вдова его, рожденная графиня Тюркгеймъ, недавно скончалась въ Вѣнѣ. Графовъ Разумовскихъ теперь въ Россіи нѣтъ.; а въ Германіи тому нѣсколько времени умеръ сенехалъ герцога Саксенъ-Кобургъ-Готскаго, графъ Левъ Григорьевичъ Разумовскій, протестантскаго исповѣданія (племянникъ князяцосла), но не имѣвшій права именоваться у насъ графомъ Разумовскимъ, потому что рожденъ былъ отъ брака въ который родной братъ князя вступилъ отъ живой жены. (Ср. А. А. Васильчикова, Семейство Разумовскихъ, 379 и стр. Русск. Вѣстн. 1870 года, № 9, стр. 109. Въ Готскомъ Альманахѣ сего 1871 года, на стр. 617 этотъ гр. Разумовскій уже не значится.)
Еще гораздо прежде Ассебурга и Екатерины II скончались Фридрихъ Великій и ландграфъ Гессенъ-Дармштадтскій: первый въ 1785, въ Потсдамѣ, второй въ 1790 годахъ. Еще за нѣсколько дней до смерти, король, жестоко страдавшій безсонницей, остроумно предложилъ себя въ ночные сторожа (Nachtwächter) посѣтившему его герцогу курляндскому Петру Бирону. А ландграфъ Лудвигъ IX умеръ въ Пирмазенсѣ 71 лѣтъ отъ роду отъ апоплексическаго удара. Весь панегирикъ ему Эдуарда Фэзе заключается въ томъ что онъ де былъ лучшимъ барабанщикомъ всея священныя Германо-Римскія имперіи (стр. 419 тома V: der beste Trommelschläger im ganzen Römischen Reiche). Судьба его сыновей и дочерей уже намъ извѣстна изъ главы III сего заключительнаго разказа.
Но изъ всѣхъ дѣятелей обоихъ описанныхъ нами эпизодовъ князь Григ. Григ. Орловъ кончилъ свое существованіе наиболѣе трагически. Во время коронаціи Екатерины II ему было 28 лѣтъ, и, по наущенію стараго хитреца Бестужева (надѣявшагося посредствомъ вліянія своего на него, снова прибрать власть въ свои руки), Орловъ простиралъ свои дерзновенные виды до того что надѣялся быть супругомъ императрицы, подобно графу А. Г. Разумовскому, бывшему въ супружествѣ съ Елисаветой Петровной. Но Екатерина II дала понять канцлеру графу Воронцову что не хочетъ этого, и онъ, съ помощью Разумовскихъ, разрушилъ планъ фаворита (А. А. Васильчикова, Семейство Разумовскши, Москва, 1868, стр. 209—212, и Записки княгини Дашковой, стр. 84, 85 и 374). Двѣнадцать лѣтъ спустя, въ 1776 году, то-есть въ тотъ самый годъ когда умерла цесаревна Наталья Алексѣевна, и когда (съ 1774 года, пред заключеніемъ Кучукъ-Кайнарджійскаго мира) Орловъ уже тяготился возвышеніемъ Потемкина, онъ тайно обвѣнчался съ двоюродною сестрой своею, фрейлиной и дочерью коменданта Петропавловской крѣпости, Ек. Ник. Зиновьевой. Первымъ движеніемъ Екатерины II было преданіе ихъ суду св. синода.[343] Оттуда дѣло поступало въ совѣтъ государыни, и члены онаго, недавно преклонявшіеся предъ Орловымъ, видя его теперь въ немилости, рѣшили разлучить его съ женой. Но фельдмаршалъ (бывшій гетманъ) графъ IV Г. Разумовскій объявилъ что въ дѣлѣ недостаетъ выписки изъ постановленій о кулачныхъ бояхъ, тогда какъ коренное ихъ правило: лежачаго не бьютъ,[344] и когда рѣшеніе было представлено на утвержденіе Екатерины II, то она объявила что не можетъ судить своего благодѣтеля, а предоставляетъ сіе суду Божію. Затѣмъ пожалованіе княгини Орловой въ статсъ-дамы и присланная ей Екатерининская лента затушили все дѣло. Бракъ былъ однакоже несчастливъ. Дѣти раждались мертвыми, и предпринятое Орловымъ заграничное путешествіе не возстановило здоровья его жены. Она скончалась въ Лозаннѣ, въ 1781, а онъ впалъ въ сумашествіе съ бѣшенствомъ и умеръ въ 1783 году,[345] одновременно съ врагомъ своимъ, графомъ Н. И. Панинымъ.
Мы видѣли изъ предшествующаго что лица болѣе или менѣе имѣвшія тогда вліяніе группировались такъ что въ числѣ весьма многихъ иныхъ сторону Орлова держали: оба графа Чернышевы, московскій главнокомандующій князь Волконскій, баронъ Черкасовъ, Пассекъ, статсъ-секретарь Козьминъ, тайный совѣтникъ Сальдернъ и пр., а что противоположный лагерь составляли: братья Панины, княгиня Дашкова, прусскій посланникъ графъ Сольмсъ, баронъ Ассебургъ и т. п. Вслѣдствіе безпрестанныхъ взаимныхъ ихъ пререканій, Екатерина II принуждена была отдавать дѣйствія одной партіи на повѣрку другой, которой сама больше довѣряла. Такъ и дѣло сватовства великаго князя, въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ веденное Панинымъ и Ассебургомъ, она подъ конецъ отдала, нѣкоторымъ образомъ, подъ болѣе надежный въ ея глазахъ контроль Черкасова, искренно преданнаго ей и Орлову. Вражда княгини Дашковой и Панина противъ Орлова началась 27го іюня 1762 года, изъ-за того что онъ вмѣсто ихъ разыгралъ первую роль въ событіяхъ этого дня.[346] За то и Орловъ, а еще вѣроятнѣе его приверженцы, въ угоду ему, не пропускали ни одного случая насолить Дашковой и Панинымъ, доводя это даже до безобразія; а именно систематически обвиняя ихъ въ участіи во всевозможныхъ заговорахъ,[347] даже въ волненіяхъ московской черни, вслѣдствіе чумы 1771 года.[348] Понятно, что княгиня Дашкова, изъ-за возбужденныхъ такимъ путемъ непріятностей два раза уѣзжавшая въ чужіе края, ненавидѣла Орлова и описала его какъ человѣка необразованнаго, грубаго, и дерзкаго. Но даже Дидро сомнѣвался въ справедливости этихъ отзывовъ,[349] а Екатерина II совсѣмъ иначе описывала. Орлова Вольтеру,[350] и между этими двумя пристрастными взглядами есть еще средній путь, который приводитъ къ заключенію что Орловъ былъ во всякомъ случаѣ горячимъ и полезнымъ въ свое время патріотомъ, сочувствовавшимъ всѣмъ великимъ дѣяніямъ, которыя ознаменовали самую блистательную въ отношеніи внутренняго управленія и вмѣстѣ съ тѣмъ самую либеральную эпоху царствованія Екатерины II, эпоху именно совпадающую съ вліяніемъ и силой Орлова, Онъ принадлежалъ къ числу людей образованныхъ того времени, то-есть правильнѣе другихъ писалъ по-русски и зналъ одинъ или два иностранныхъ языка и былъ не только уменъ, но даже остроуменъ. Встрѣтясь на лѣстницѣ Зимняго Дворца съ Потемкинымъ, который шелъ къ императрицѣ, онъ, на вопросъ его: «Что новаго при дворѣ?» отвѣчалъ: «То что вы подымаетесь, а я спускаюсь!» Состоявшая тогда въ распоряженіи Орлова военная часть, и особенно артиллерія, была у насъ въ отличномъ положеніи; брата его обезсмертилъ себя Чесменскимъ сраженіемъ и избавилъ, быть можетъ, Россію отъ новой Путачевщины, во-время захвативъ Тараканову…. Наконецъ, князь Орловъ, оставляя дворъ, поступилъ какъ истинный вельможа, пожертвовавъ огромный домъ свой на устройство въ немъ арсенала….[351] Потомство же тѣмъ менѣе въ правѣ относиться къ нему слишкомъ сурово, чте, какъ выше было сказано, за преступленія свои онъ былъ уже отчасти наказанъ при жизни.
Въ ночь съ его на 7е ноября 1796 года цесаревичъ Павелъ Петровичъ чувствовалъ во снѣ что какая-то невидимая, сверхъестественная сила возносила его къ небу, отчего онъ часто просыпался; засылая, опять былъ пробуждаемъ повтореніемъ того же самаго сна; наконецъ, пробудясь еще разъ и примѣтивъ что и великая княгиня не почивала, сообщилъ ей о своемъ свовидѣніи и узналъ, къ общему ихъ удивленію, что и она то же самое во снѣ видѣла и тѣмъ же самымъ нѣсколько разъ была пробуждаема.
7го ноября, предъ обѣдомъ, на Гатчинской мельницѣ, въ пяти верстахъ отъ дворца, великій князь и великая княгиня разказали этотъ сонъ Плещееву, Кушелеву, графу Віельгорскому и камергеру Бибикову; а возвратясь послѣ обѣда, въ третьемъ часу, въ Гатчину, цесаревичъ получилъ тамъ извѣстіе что вслѣдствіе внезапнаго апоплексическаго удара, императрица находится въ безнадежномъ положеніи…. Прибывъ въ Петербургъ, наслѣдникъ нашелъ ее безъ чувствъ. Доктора не переставали испытывать всѣ средства чтобы пробудить въ ней жизнь. Общее желаніе всѣхъ присутствовавшихъ было имѣть хоть слабую надежду на выздоровленіе. Однакожь Павелъ Петровичъ принятъ былъ въ Зимнемъ Дворцѣ уже какъ государь. Когда онъ проходилъ въ опочивальню матери, великіе князья Александръ и Константинъ встрѣтили его въ мундирахъ его модельнаго войска. На разсвѣтѣ (8го ноября) онъ снова вошелъ туда, и узнавъ отъ врачей что нѣтъ никакой надежды, приказалъ позвать преосвященнаго Гавріила съ духовенствомъ, читать глухую исповѣдь и причастить императрицу Св. Таинъ, что и было исполнено. Въ часъ пополудни великій князь и великая княгиня кушали вдвоемъ въ корридорѣ, за спальней, а въ девять часовъ вечера докторъ Роджерсонъ пришелъ объявить имъ что Екатерина II кончается. За августѣйшею четой вошли въ опочивальню великіе князья, великія княжны Александра и Елена Павловны и нѣкоторые изъ приближенныхъ…. Все въ этой комнатѣ возвѣщало скорое пришествіе смерти…. Ударила первая четверть одиннадцатаго часа…. и великая Екатерина вздохнула въ послѣдній разъ. Смерть пощадила ея черты. Пріятность и величіе сохранились на лицѣ царицы, наполнявшей вселенную славой своего царствованія. Сынъ ея и наслѣдникъ, склонивъ голову предъ тѣломъ, вышелъ въ слезахъ…. Нѣсколько времени спустя, въ дворцовой церкви принесена была присяга, въ присутствіи Павла I, стоявшаго на императорскомъ мѣстѣ. Послѣ прочтенія духовенствомъ присяги, императрица Марія Ѳедоровна, подошедъ къ государю, хотѣла броситься на колѣни, ко была имъ удержана, какъ и всѣ дѣти. Потомъ каждый изъ находившихся во дворцѣ цѣловалъ крестъ и Евангеліе; и подписавъ свое имя, подходилъ къ императору и къ императрицѣ къ рукѣ. По окончаніи присяги, Павелъ I снова пошелъ поклониться тѣлу своей матери, которое уже положено было въ бѣломъ платьѣ на кровать, и діаконъ читалъ Евангеліе…. Со времени удара, многіе царедворцы, въ томъ числѣ Безбородко, болѣе ЗОти часовъ безвыѣздно пробыли во дворцѣ.
Всѣ вышесказанныя подробности, начиная со сновидѣнія Павла I, заимствованы нами изъ замѣчательной рукописи графа Ростопчина: Послѣдній день жизни императрицы Екатерины II и первый день царствованія императора Павла I.
Остается прибавить что по повелѣнію императора гробъ Петра Ш перевезенъ былъ изъ Александро-Невской лавры въ Зимній Дворецъ, поставленъ на одинъ катафалкъ съ тѣломъ Екатерипы II и на одной колесницѣ перевезенъ въ Петропавловскій соборъ, гдѣ, 5го декабря, послѣдоваго ихъ погребеніе.
Въ концѣ настоящей главы, надъ которою, по всей справедливости, можно было бы написать, вмѣсто заглавія, слово: «кладбище», возвратимся къ главному дѣйствующему лицу нашихъ очерковъ, Александру Ивановичу Черкасову.
Удалясь въ 1778 году отъ двора, то-есть вытерпѣвъ послѣ кончины цесаревны Натальи Алексѣевны тѣ два года въ продолженіе которыхъ Екатеринѣ II могло быть не совсѣмъ пріятно видѣть тѣхъ которые участвовали въ сватовствѣ великой княгини и уѣхавъ въ имѣніе Путятино (Смоленской губерніи, Ельнинскаго уѣзда), пожалованное Петромъ Великимъ отцу его, кабинетъ-министру, баронъ Александръ Ивановичъ Черкасовъ могъ на досугѣ повторять премудрое изреченіе: Sic transit gloria mundi! и протверживать извѣстный стихъ:
Dunque eris felix
Multos mimerabis amicos;
Tempora si fuerint
Nubila, — solus eris!
Его забыли Орловы, Панины, Бѣлосельскій, Строгановъ, Букингамъ, Нарышкинъ, Левашовъ, Пасекъ и нуждавшійся прежде въ поддержкѣ Черкасова шуринъ его, владѣтельный герцога Курляндскій. Напудренные и раздушенные, дѣды наши, одѣтые въ бархатные французскіе кафтаны, съ кружевными манжетами, въ шелковыхъ чулкахъ и башмакахъ съ красными каблуками, положительно не умѣли разговаривать съ русскимъ мужикомъ, да и были тяжелы на подъемъ. Слѣдовательно барону, переброшенному изъ придворнаго эрмитажнаго общества въ такую глушь, не съ кѣмъ было бесѣдовать, кромѣ развѣ конторщика и управителя; прогуливаться по деревнѣ ему конечно и въ голову не приходило, едва ли онъ даже заглядывалъ въ садъ. У него и сельскаго священника не было подъ рукой, такъ какъ Путятино сельцо и приписано къ приходу находящагося оттуда верстахъ въ трехъ села Стрыгина. Итакъ, царедворецъ въ немилости и добровольный изгнанникъ былъ совершенно одинъ;[352] перечитывалъ классиковъ и иныя книги своей библіотеки, писалъ кое-какія замѣтки и упражнялся въ музыкѣ, {По слѣдующему анекдоту, обязательно сообщенному-намъ княземъ А. Б. Лобановымъ-Ростовскимъ изъ принадлежащаго ему рукописнаго собранія анекдотовъ и фамильныхъ преданій Павла Ѳед. Карабанова и помѣщаемому здѣсь, съ дозволенія князя, недавно узнали мы что при многостороннемъ и эстетическомъ образованіи своемъ, баронъ А. П. Черкасовъ, кромѣ страсти къ медицинѣ и къ сельскому хозяйству, имѣлъ еще страсть къ музыкѣ. Вотъ какъ о семъ повѣствуетъ Карабановъ:
«Баронъ Александръ Ивановичъ Черкасовъ, изъ числа лицъ составлявшихъ общество Екатерины, имѣлъ позволеніе пріѣзжать въ Царское Село, въ назначенныя для него комнаты. Онъ былъ извѣстный любитель музыки и находилъ тамъ готовые инструменты съ приличными нотами. Вѣтви отъ нѣкоторыхъ деревьевъ предъ его окнами закрывали видъ, и ему показалось возможнымъ срубить оныя, чего императрица не любила и сейчасъ замѣтила. Она, во время его отлучки, входитъ въ его комнаты, разстраиваетъ инструменты, перемѣшиваетъ ноты, и удаляется. Черкасовъ, возвратившись домой, внѣ себя отъ удивленія и досады. Наконецъ, происшествіе объясняется, и Екатерина со смѣхомъ сказала: Теперь вы понимаете что досадно видѣть безпорядокъ въ любимыхъ вещахъ; научитесь бытъ осмотрительнѣе.»
Кстати замѣтимъ съ своей стороны что сохранилось въ родѣ Черкасовыхъ преданіе будто сопровождая однажды Екатерину II въ прогулкѣ по Царскосельскому саду, Александръ Ивановичъ привелъ ее въ такое мѣсто, гдѣ сталъ ей объяснять что еслибы въ нѣкоторомъ разстояніи оттуда была просѣка, то видъ могъ бы быть весьма дальній и живописный, и что когда императрица съ нимъ согласилась, онъ махнулъ платкомъ, и деревья, заранѣе подпиленныя стоявшими за ними людьми, мигомъ повалились. Легенда прибавляетъ будто бы Екатерина II осталась очень довольна такимъ сюрпризомъ (а это не согласно съ теоріей П. Ѳ. Карабанова); но что за то Потемкинъ съ этой минуты окончательно возненавидѣлъ Черкасова. Слѣдовательно, такъ или иначе, но деревья играли кое-какую роль въ его опалѣ. Однакожь, неужели онъ разсердился на Екатерину II за ея милую Шутку?.. За то или другое, — но разсердился, кажется, скорѣе онъ, — особенно судя по тому что императрица сказала объ немъ, въ бытность свою въ Смоленскѣ (см. здѣсь же, нѣсколько ниже). Впрочемъ, сухое прощаніе Екатерины II съ княгиней Дашковой въ 1794 году (послѣ чего онѣ больше и не видались), единственно вслѣдствіе пустаго и даже лживаго навѣта князя Зубова, доказываетъ то вліяніе которое наушничество приближенныхъ имѣло на эту государыню и какъ легко она разставалась съ людьми ей искренно преданными (см. Записки кн. Дашковой, стр. 247—250).
Вотъ еще анекдотъ изъ сборника Карабанова объ отцѣ барона А. И. Черкасова, кабинетъ-министрѣ, который намъ также сообщилъ для напечатанія князь Лобановъ и который можетъ служитъ дополненіемъ къ главѣ III перваго изъ нашихъ эпизодовъ (Русск. Вѣст. 1870, № 1),
«Императрица Елисавета Петровна, узнавши что возвращающіяся изъ чужихъ краевъ придворныя особы въ постные дни тайно употребляютъ мясо, чрезмѣрно разсердилась, и приказала изготовить указъ допускавшій крѣпостныхъ людей дѣлать о семъ доносы на своихъ господъ и получать за то свободу. Баронъ Bd. Ант. Черкасовъ, имѣвшій во всякое время свободный доступъ чрезъ внутреннія комнаты, по старости своей, рѣдко являлся къ императрицѣ; но, услыша о семъ, надѣлъ свою подвязную шапку и отправился во дворецъ. „Помилуй, матушка сказалъ онъ, ставши на колѣни: за что ты подписала нашу погибель? Крѣпостные люди л;ивыми доносами произведутъ такое зло котораго послѣдствія будутъ ужасны!“ Убѣжденія его сильно подѣйствовали, и подписанный указъ въ глазахъ его былъ разорванъ.»} пока шесть лѣтъ спустя (1784) прибыла къ нему единственная (съ 1780 года уже замужняя) его дочь, Е. А. Пальменбахъ, съ тремя своими малютками (cp. Русск. Вѣстн. 1870, № 1, стр. 29). Помѣстивъ ихъ въ послѣдствіи въ Смольный Монастырь, она снова воротилась къ дряхлѣвшему и ослабѣвавшему отцу и оставалась при немъ все время бытности мужа ея въ Турецкомъ походѣ.
Отъ этого времени осталось только преданіе что когда въ 1787 году Екатерина II предприняла путешествіе въ Тавриду и остановилась на три дня въ губернскомъ городѣ Смоленскѣ,[353] то выразила удивленіе не встрѣтивъ тамъ Черкасова. «Ишь какой Александръ Ивановичъ сердитый», сказала она, «вотъ не пріѣхалъ же со мной повидаться!»
Но именно въ слѣдующемъ 1788 году, 25го апрѣля, онъ на рукахъ своей дочери отдалъ Богу душу.[354] Спада объ его кончинѣ говоритъ, на стр. 249 части II своихъ Ephemerides russes: «Il finit ses jours en philosophe chrétien, plein de religion et darnour pour son pays….»
Онъ же, издавая этотъ біографическій сборникъ въ 1816 году, увѣрялъ (на той же страницѣ) будто иныя изъ писемъ которыя императрица «въ разное время и по дѣламъ болѣе или менѣе важнымъ писала Черкасову были напечатаны.» Мы же дѣлали продолжительныя въ этомъ отношеніи разысканія и пришли къ убѣжденію что до 1816 года ни одно изъ писемъ, ни одна изъ записочекъ Екатерины II къ Черкасову, помѣщенныхъ нами въ прошломъ и въ текущемъ году въ Русскомъ Вѣстникѣ, нигдѣ не были напечатаны, и что вами изданъ въ первый разъ полный, систематическій сборникъ этихъ любопытныхъ документовъ. Кромѣ того, Спада утверждалъ (стр. 248) что послѣ барона А. И. Черкасова осталось много рукописныхъ его сочиненій по части медицины, физики, ботаники, филологіи, архитектуры и политики. При тѣхъ обширныхъ познаніяхъ которыми его снабдило полученное въ Кембриджскомъ университетѣ классическое образованіе, намъ казалось весьма правдоподобнымъ что именно въ деревнѣ онъ посвящалъ такимъ трудамъ свои продолжительные досуги….
Между тѣмъ намъ оставались неизвѣстными годъ рожденія барона, а слѣдовательно и лѣта до которыхъ онъ дожилъ. Гадательною исходною точкой въ отношеніи перваго было для насъ свидѣтельство графа Сиверса и того же аббата Спады что Черкасову было 10 лѣтъ отъ роду когда отецъ его отправилъ въ Англію, а такъ какъ послѣдній возвратлілся изъ ссылки только въ 1742 году, то мы и полагали что сынъ родился въ Астрахани въ 1731 году; но такой разчетъ привелъ бы насъ къ тому странному заключенію что когда, въ 1768 году, Александръ Ивановичъ Жаловался Екатеринѣ II на подагру, ему было только 36 лѣтъ, что вышелъ онъ въ отставку въ 1778 году 46 лѣтъ (ср. Русск. Вѣстн. 1870, № 1, стр, 20, 22, 24, 26 и 50) и скончался, имѣя только 66 лѣто отъ роду!
Дабы выяснить этотъ, очевидно, ошибочный разчетъ и узнать также не сохранились ли въ старомъ господскомъ домѣ деревни Путятино какія-либо рукописи Черкасова и гдѣ именно, покоятся его кости, мы обращались еще въ прошломъ году съ запросомъ къ старшему изъ представителей младшей линіи бароновъ Черкасовыхъ[355] и получили отъ него слѣдующій отзывъ, написанный со словъ жившей въ то время въ сельцѣ Путятинѣ 70ти-лѣтвей старушки баронессы С. П. Черкасовой, родной внучки екатерининскаго царедворца, которой въ началѣ и посвященъ былъ нашъ трудъ:[356]
"Софья Петровна ничего не знаетъ ни о бумагахъ Александра Ивановича, ни о времени его рожденія и кончины, а говорить что скончался довольно пожилыми. Похороненъ онъ въ селѣ Стрыгинѣ, возлѣ каменной церкви Преображенія Господня, близь алтаря. Надо могилой нѣтъ памятника, а подавно и эпитафіи. Недалеко оттуда похоронена, скончавшаяся тому нѣсколько лѣтъ, младшая внучка его, Екатерина Петровна,[357] и обѣ могилы огораживаются почти ежегодно общимъ заборомъ, который вскорѣ по возобновленіи вновь растаскивается мальчишками. "
Вслѣдъ затѣмъ получили мы извѣстіе что 8го іюля 1870 года скончалась и послѣдняя внучка барона А. И. Черкасова, и что, вслѣдствіе крайне разстроеннаго положенія въ которомъ давно уже находилось состояніе обѣихъ сестеръ, сельцо Путятино куплено съ публичныхъ торговъ сосѣднимъ помѣщикомъ г. Нахимовымъ. Теперь ужь и некому будетъ исправлять разрушающуюся изгородь, и дойдетъ до того что коровы и овцы будутъ щипать траву которою поросла гробница замѣчательнаго государственнаго человѣка…. Невольно приходитъ на память воззваніе Пушкина къ Овидію:
Пѣвецъ любви, пѣвецъ боговъ,
Скажи мнѣ: что такое слава?
Какъ?… Могила Черкасова обречена на неизвѣстность, могила человѣка который, тому еще не минуло столѣтія, имѣлъ на рукахъ своихъ важнѣйшіе государственные интересы, который своею полною самоотверженія патріотическою дѣятельностью спасъ здоровье и жизнь нѣсколькихъ милліоновъ своихъ согражданъ и который единымъ словомъ молъ измѣнить выборъ, супруги россійскаго цесаревллча и тѣмъ переиначить весь ходъ событій? Да, ни надъ этою уединенною могилой, ни въ Петербургѣ, откуда Черкасовымъ распространено было по всей Россіи спасительное средство оспопрививанія, нѣтъ ничего похожаго на памятникъ, нѣтъ даже бюста подобнаго недавно поставленному предъ Воспитательнымъ Домомъ бюсту Бецкаго, и несмотря на краснорѣчивое и офиціальное ходатайство отъ имени всего сословія русскихъ врачей,[358] даже на пьедесталѣ монумента воздвигаемаго великой Екатеринѣ недостало мѣста для медальйона съ изображеніемъ такого полезнаго дѣятеля какимъ былъ Черкасовъ!… Правда, Вольное Экономическое Общество давно уже заказало на свой счетъ его портретъ, писанный масляными красками; но Медицинскій Совѣтъ, это высшее въ своемъ родѣ учрежденіе, отчасти замѣнившее Екатерининскую Медицинскую Коллегію, только въ прошломъ году пріобрѣло фотографію, снятую С. Л. Левицкимъ съ портрета учредителя медицинской части въ Имперіи.
Мы описывали событія изъ которыхъ иныя совершились слишкомъ цѣлый вѣкъ тому назадъ, а другія почти тому сто лѣтъ. Приводя многочисленные подлинные документы, мы дополняли ихъ, гдѣ это было нужно, подробными поясненіями, чтобы представить по возможности полную и вѣрную картину эпохи. Задачу эту мы старались исполнить добросовѣстно.
- ↑ На любимой ея печати вырѣзаны были улей, кустъ цвѣтовъ и надпись: полезное. Подобный гербъ данъ былъ ею Вольному Экономическому Обществу. См. стр. VI предисловія къ исторіи онаго, А. И. Ходнева, С.-Петербургъ. 1866 г.
- ↑ См. ниже въ настоящемъ очеркѣ записочки Екатерины II къ барону Черкасову, № V и XII, и весь второй изъ описываемыхъ нами двухъ эпизодовъ ея царствованія.
- ↑ Claueen, Traite choisie de l’Histoire de Russie, St.-Pitersbourg, 1809, на стр. 149—151, подъ заглавіемъ: Vives instances d’une mère (Убѣдительная просьба матери). «Быть рожденнымъ или призваннымъ содѣйствовать счастію и даже просвѣщенію цѣлаго народа и отказываться отъ сего, — это, мнѣ кажется, значитъ не хотѣть дѣлать добро, которымъ вы дорожите. Ваша философія основана на любви къ человѣчеству; позвольте же вамъ сказать что не соглашаться служить ему, имѣя къ тому возможность, это то же что упустить изъ виду свою цѣль…. Сознаюсь, воспитаніе моего сына такъ близко моему сердцу, и вы мнѣ такъ, что я, быть-можетъ, слишкомъ настаиваю. Извините мою нескромность, принявъ во вниманіе поводъ къ ней, и будьте увѣрены, что именно уваженіе мое къ вамъ заинтересовало меня успѣхѣ дѣла. P. S. Во всемъ этомъ письмѣ я выставила тѣ аргументы которые нашла въ вашихъ сочиненіяхъ: не захотите же вы себѣ противорѣчить!»
- ↑ Въ статьѣ г-на Щугурова, подъ заглавіемъ: Дидро (Осмнадцатый Вѣкъ, Москва, 1868 г., томъ I), ничего объ этомъ не сказано. Изъ нея видно что Дидро прибылъ въ Петербургъ послѣ бракосочетанія цесаревича и составилъ планъ русскихъ народныхъ училищъ.
- ↑ С. Порошина, Записки служащія къ исторіи е. и. в. благовѣрнаго государя цесаревича и великаго князя Павла Петровичу С.-Петербургъ, 1844 года, и дополненіе къ нимъ за 1765 же годъ: Сто три дня изъ дѣтской жизни императора Павла Петровича (Русскій Архивъ,1869 г. № 1).
- ↑ См. переводъ съ французскаго, К. Д. Злобина, во II тонѣ Сборника Русскаго Историч. Общ.С.-Петербургъ, 1868 года. Докторъ Димсдаль былъ два раза въ Россіи: въ 1768 г. и въ 1781 г. Эта записка касается его первой поѣздки.
- ↑ Русскій Вѣстникъ за іюнь 1863 г.
- ↑ Это число значится на гробницѣ императора Павла и подтверждается Порошинымъ на стр. 3 его Записокъ.
- ↑ Порошинъ и Димсдаль.
- ↑ Павелъ I, сохранивъ и по воцареніи званіе генералъ-адмирала, оказалъ заслуженному президенту государственной адмиралтействъ-коллегіи Ив. Лог. Голенищеву-Кутузову: „Не могу уступитъ тебѣ свой чинъ; но жалую тебя въ адмиралы I класса!“ (Единственный примѣръ такого производства въ рангъ фельдмаршала).
- ↑ Oeuvres comptées de Voltaire, Parie, 1822, tome 58, Correspondance avec les Souverains, p. 278—277, lettres: 14, 16, 18 et 19.
- ↑ Oeuvres du Prince de Ligne, volumes, Bruxelles, 1860, — и Mémoires ou souvenirs et anecdotes, par le Comte de Ségur, de l’Academie Franèaise, Pair de France, 2 edition, Paris, 1827, 3 volumes.
- ↑ Напр. Histoire de Catherine II par J. Castera, Paris, an VIII, 4 тома. Это былъ одинъ изъ самыхъ ожесточенныхъ ея противниковъ.
- ↑ La Cour de Russie il y a cent ans (1726—1783), ex traits des dépêchés des Ambassadeur de France et Berlin, 1868, p. 279.
- ↑ Статья П. K. Щебальскаго: Переписка Екатерины II cъ гр. Папинымъ.
- ↑ Въ 1817 году Франсуа де Нешато сильно, но вотще хлопоталъ о томъ чтобы слово картофель произносилось Французами пармантьеръ (Franèois de Neufchâteau, louable cultivateur de la mémoire de Parmentier, faisait mille effort pour que pomme de terre fût prononcé parmentière, et n’y réussit point). Victor Hugo, Les Misérables, 1 partie, tome V, Fautine, p. 336, Bruxelles, 1862.
- ↑ Біографіи ихъ находятся во всѣхъ историческихъ словаряхъ. См. также Histoiri abrégée des inventions et des dècouvertes importantes, Bruxelles, 1843, chap. IX, XVI siècle, стр. 65. О сэръ Вальтерѣ Ралей и о дѣятельности Пармантье при Лудовикѣ XVI см. еще тамъ же, стр. 116, статья подъ заглавіемъ: Pomme de terre.
- ↑ Щебальскій, и Гоголь въ Вечерахъ на хуторѣ близь Диканьки, См. также разказъ Колотова въ VI и описаніе московскихъ горельефовъ въ VIII главѣ настоящаго очерка.
- ↑ Въ 1787 г. она была въ западныхъ и южныхъ губерніяхъ, по дорогѣ во вновь завоеванную Тавриду, а предъ тѣмъ, въ 1764 году, въ остзейскихъ провинціяхъ, и совершила въ 1767 году путешествіе внизъ по Волгѣ.
- ↑ Дѣйствительныхъ попытокъ въ этомъ смыслѣ сдѣлано не было, но, по желанію Екатерины II, былъ составленъ проектъ новгородскимъ губернаторомъ Я. Е. Сиверсомъ. Въ 1765 году предположено было упраздненіе крѣпостной зависимости въ Лифляндіи и Эстляндіи. См. Ein Russischer Staatsmann, Leipzig, 1857, часть I, стр. 192, 362 и 434, и часть II, стр. 90—102; а также Samson, Ueber die Aufhebung den Leibeigenschaft in den Ostseenprowinzen. Вольному Экономическому Обществу и коммиссіямъ о составленія уложенія также заданъ былъ самою Екатериною II вопросъ объ упраздненіи крѣпостной зависимости и о надѣленіи крестьянъ землею. (А. И. Ходнева, Истор. Эконом. Общ. стр. 19—34.)
- ↑ Копія съ этой бумаги сообщена намъ £ В. Пеликаномъ съ разрѣшеніемъ ее напечатать.
- ↑ Бантыша-Каменскаго: Словарь достопамятныхъ людей русской земли, Москва, 1886 г., часть 5, стр. 261, и Вейдемейера: Дворъ и замѣчательные люди въ Россіи во второй половинѣ XVIII столѣтія, С.-Петербургъ, 1846 г., часть 1, стр. 72—76.
- ↑ Томъ 2, стр. 247 и 248. Сочиненіе это было издано въ С.-Петербургѣ, въ 1816 году. Спада долгое время жилъ въ домѣ оберъ-шенка и предсѣдателя академіи художествъ, князя А. М. Бѣлосельскаго-Бѣлозерскаго, и былъ наставникомъ его дѣтей.
- ↑ См. ЗапискиДимсдаля о пребываніи его въ Россіи, стр. 290—322.
- ↑ Я. А. Чичстовича статья; "Первый медицинскій штатъ Смольнаго монастыря, " см. Протоколы засѣданій Общества Русскихъ Врачей, С.-Петербургъ, 1858—1869 г. стр. 566.
- ↑ Возведеніе въ это достоинство послѣдовало въ 1742 году, въ день коронаціи Елисаветы Петровны, но дипломъ, хотя и контрасигнированный канцлеромъ графомъ Бестужевымъ, выданъ былъ лишь въ 1798 году, при составленіи гербовника, уже за подписью Павла I. См. о Черкасовыхъ Росе, Родо. С.-Петербургъ, 1854 и 1656 г., т. II, стр. 278 и 279 и т. III, стр. 492—494; а также Notice sur les principales familles russes, Paris 1841 и Berlin 1858, второе изданіе.
- ↑ См. Mémoires sur madame de le Duc de Noailles et par Mr, de Ste Beuve, и выписку изъ нихъ въ Journal de Francfort, 30го мая 1857 г., № 114.
- ↑ Russische Günstlinge, Tubingen, 1809, стр. 240, и Spada, стр. 246, ч. II.
- ↑ Росс. родосл. книга.
- ↑ Сѣв. Почта 99 и 100, 1864 г., статья Смольный Монастырь.
- ↑ Mémoires de Catherine II, Londres, 1859. стр. 9 и 222.
- ↑ Въ сочиненіи Рубана: Описаніе С.-Петербурга съ 1703 по 1751 годъ, С.-Петербургъ, 1799 г., на стр. 406, 407 и 412, среди разныхъ свѣдѣній объ Александро-Невской лаврѣ, Иванъ Антоновичъ Черкасовъ значится въ числѣ лицъ погребенныхъ на старомъ Лазаревокомъ кладбищѣ, на правой сторонѣ, у деревянной церкви, которая теперь узко не существуетъ. Вотъ и напечатанная въ этой книгѣ, подъ № 99, надпись надъ могилою: „На семъ мѣстѣ погребено тѣло дѣйствительнаго тайнаго совѣтника и кавалера барона Ивана Антоновича Черкасова, родился въ 1692 году генваря 27го дня, преставился въ 1752 году ноября 21 го дня.“ Этотъ годъ изъ сочиненія Рубана перешелъ и подъ № 30, стр. 92, хронологическаго списка приложеннаго къ Описанію Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, С.-Петербургъ, 1842 г. Между тѣмъ изъ дѣлъ государственнаго архива видно что Пятъ лѣтъ спустя, то-есть въ 1757 году, Иванъ Антоновичъ Черкасовъ не только былъ въ живыхъ, но еще завѣдывали кабинетомъ. Въ этомъ архивѣ сохранились переписка, которую онъ велъ въ іюнѣ мѣсяцѣ 1757 г. съ президентомъ медицинской канцеляріи Кондоиди о своей болѣзни, и составленная о ной на латинскомъ языкѣ консультація или консиліумъ. Въ это время императрица Елисавета Петровна присылала къ нему варочныхъ узнавать о его здоровьи; 12го ноября того же года составлена опись казенныхъ вещей взятыхъ изъ дому его. Всѣ эти вещи были съ находящагося на шлиссельбургской дорогѣ фарфороваго завода, до сихъ поръ состоящаго въ завѣдываніи кабинета. Ему же въ то время подвѣдомы были, если не всѣ, то нѣкоторыя дворцовыя зданія и производившіяся въ нихъ работы. Это доказываетъ находящаяся въ томъ же архивѣ переписка 1742 и послѣдующихъ годовъ ревельскаго коменданта Ганнибала съ барономъ Черкасовымъ о постройкахъ въ Екатеринтальскомъ дворцѣ. Ганнибалъ писалъ ему форменные рапорты; а въ частныхъ письмахъ своихъ величалъ его то древнимъ, то стариннымъ, но всегда наинадежнѣйшимъ патрономъ. Что вышесказанный документъ (опись) не былъ составленъ по случаю смерти Черкасова, доказывается между прочимъ тѣмъ что онъ въ немъ не названъ покойнымъ. О раздѣлѣ же его имущества между дѣтьми имѣются свѣдѣніи въ томъ же архивѣ за 1761 годъ. Итакъ (и это очень важный фактъ для занимающихся историческими розысканіями) опечатка у Рубана, перешедшая въ біографію Черкасова, несомнѣнна. Быть-можетъ, онъ умеръ въ 1759 году, а опись составлена была въ 1757 г. только потому что онъ въ то время сдалъ свою должность А. В. Олсуфьеву. Годомъ рожденія Ивана Антоновича показывается его біографами 1690 годъ, также несогласный съ надгробною надписью. Вѣроятно гробница его, подобно другимъ, давно уже снесена; по крайней мѣрѣ, мы никогда не могли ея доискаться. Портретъ его, писанный масляными красками, находится въ замѣчательной портретной галлереѣ современниковъ Петра Великаго, принадлежащей графу Д. Н. Шереметеву, въ его подмосковной, селѣ Останкинѣ.
- ↑ См. Bütching’s Magazin, X, 375. П. П. Пекарскаго: Новыя извѣстія о В. Н. Татищевѣ, С.-Петербургъ, 1864 г. Росс. родосл. книга, т. II, стр. 279.
- ↑ Свѣдѣніе будто онъ, а въ послѣдствіи и сынъ его Иванъ Петровичъ, служили въ лейбъ-гвардіи Конномъ полку, не подтверждается спискомъ офицеровъ этого полка, помѣщеннымъ въ IV томѣ исторіи онаго, изданной въ С.-Петербургѣ, въ 1849 году, И. В. Анненковымъ. Тамъ не значится ни одного барона Черкасова. Петръ Ивановичъ Черкасовъ, скучая на закатѣ дней своихъ въ родовой Тульской вотчинѣ, часто твердилъ; „Вотъ я прожилъ цѣлый вѣкъ не такъ какъ человѣкъ!“ (Преданіе.)
- ↑ Спада, т. II, стр. 243, и Словарь Бантышъ-Каменскаго.
- ↑ Тамъ же и Шубинскаго: Дочь, С.-Петербургскія Вѣдомости, Иго марта 1864 г., № 66. Онъ умѣлъ говорить и свободно писать на греческомъ, латинскомъ, французскомъ, итальянскомъ и англійскомъ языкахъ. По-русски онъ, для своего времени, довольно хорошо составлялъ дѣловыя бумаги.
- ↑ Князь Бѣлосельскій и Л. А. Нарышкинъ также отличались своимъ остроуміемъ и знаніемъ французскаго языка, но познанія Черкасова были несравненно разнообразнѣе. Первый былъ совершеннымъ французскимъ маркизомъ XVIII вѣка, знатокомъ въ литературѣ и художествахъ, и велъ обширную переписку съ Вольтеромъ, Гриммомъ и прочими знаменитостями того времени. Мы слышали не разъ что письма ихъ до сихъ поръ сохранились въ С.-Петербургѣ, вмѣстѣ съ библіотекой князя, въ домѣ его внука, князя Константина Эсперовича Бѣлосельскаго-Бѣлозерскаго. О сношеніяхъ его дѣда съ энциклопедистами упоминаетъ Сиверсъ на стр. 60 и 64 т. I своихъ записокъ.
- ↑ Изъ принадлежащей М. Д. Хмырову рукописи, подъ заглавіемъ: Списокъ лейбъ-гвардіи Преображенскаго полку гг. штабъ и оберъ-офицерамъ, состоявшимъ въ полку съ 1701 по 1779 г.
- ↑ Этотъ департаментъ нѣсколько разъ были преобразованъ, и одно время соединенъ былъ съ департаментомъ казенныхъ врачебныхъ заготовленій.
- ↑ Шубинскій, и родословная Бароновъ во 2мъ прибавленіе къ № 48 (29 ноября) дерптской газеты, 1848 г.
- ↑ Mémoires de Catherine II, Londres, 1859, стр. 126 и 127.
- ↑ Шубинскій.
- ↑ Тамъ же. Портретъ императрицы она получила въ 1740 г. по случаю заключенія Бѣлградскаго мира, къ которому не имѣла ни малѣйшаго отношенія. (Примѣчанія къ С.-Петербургскимъ Вѣдомостямъ 1740 г.)
- ↑ Въ Mémoires de Catherine II онъ названъ Georges; но въ т. 1 Росс. родосл. книги, С.-Петербургъ, 1854 г., на стр. 282, въ статьѣ о князьяхъ Хованскихъ, не значится ни одного Егора, ни Георгія; а въ числѣ современниковъ принцессы только одинъ князь Юрій Васильевичъ, полковникъ Малороссійскаго полка. Тамъ не видно былъ ли онъ когда-либо женатъ. Отецъ его, князь Василій Петровичъ, былъ шталмейстеромъ и женатъ былъ вторымъ бракомъ на баронессѣ Шафировой.
- ↑ Въ тѣхъ же запискахъ, на стр. 911, сказано, что принцесса помолвлена въ 1759 году весною; а вышла замужъ въ теченіи зимы, слѣдовательно въ, томъ же году, какъ это и отмѣчено въ Родословной Бироновъ (Inland), гдѣ 1727 г. показанъ годомъ ея рожденіе. Изъ сего документа видно, что орѳографія этой фамиліи претерпѣла слѣдующія варіанты: Biren, Bieren, Biring. Bieriog, Büring, Bttren/ Bühren. Но Эрнестъ Іоганъ возведенъ былъ въ герцоги подъ именемъ Барона, сдѣлавшимся офиціальнымъ и историческимъ, и такъ до сихъ поръ называются его потомки. См. о Биронахъ въ концѣ этого очерка.
- ↑ Стр. 181, 248—250 и 276—278. Все выше сказанное нами о выразительныхъ глазахъ принцессы и о ея сутуловатости подтверждаетъ находящійся въ нашей коллекціи историческихъ картинъ (около 100 или болѣе, если считать гравюры и литографіи), портретъ ея, превосходно написанный масляными красками въ 1781 г. (то-есть когда ей было 54 года отъ роду) живописцемъ Дарбъ (Darbce), вѣроятно Французомъ, судя по фамиліи.
- ↑ Г. Шубинскій именно такъ объясняетъ побужденія Черкасова; но онъ сознается въ неполнотѣ своего очерка по недостатку матеріаловъ и выражаеть желаніе чтобы статья его вызвала нѣсколько замѣчаній. Поэтому мы рѣшаемся сказать что онъ заимствовалъ не изъ вѣрнаго источника свѣдѣнія о семейной жизни, характерѣ и наклонностяхъ Черкасова. Мы не замедлимъ представить въ своемъ мѣстѣ неопровержимыя доказательства того что баронъ далеко не отличался ровностью характера; что онъ былъ знатокъ въ винахъ, вообще человѣкъ со вкусомъ и склонный къ роскоши, а вовсе не имѣлъ неумѣренной страсти ни къ винамъ, ни къ хорошенькимъ женщинамъ, — и что, наконецъ, довольно счастливое его 35тилѣтнее супружество, которое будто бы обошлось безъ всякихъ домашнихъ ссоръ, — совершенный вымыселъ, конечно не г. Шубинскаго, а того писателя у котораго онъ почерпнулъ эти данныя. Спада (стр. 248 тома 2го) объясняетъ притомъ что Черкасовъ, по разнороднымъ обязанностямъ службы своей, принужденъ былъ проводить большую часть своего времени при дворѣ, что подтверждается и перепискою его съ Екатериною II въ 1773 г., гдѣ онъ часто ссылается на разговоры съ нею и на то что происходило въ придворныхъ собраніяхъ, по вечерамъ.
- ↑ Изъ сборника бумагъ тайнаго совѣтника П. П. фонъ-Гётцъ.
- ↑ Подробнѣе объ этой поѣздкѣ см. въ концѣ настоящаго очерка.
- ↑ Вейдемейеръ, часть I, Стр. 59.
- ↑ Подобно старшему брату своему, онъ въ 1752 году записанъ былъ въ Преображенскій полкъ; въ 1761 г. былъ прапорщикомъ и находился въ Москвѣ (дѣла государственнаго архива и вышеприведенный Списокъ гг. офицерамъ). Полнаго списка служившихъ въ этомъ полку до сихъ поръ не издано, такъ какъ Исторія л.-гв. Преображенскаго полка, штабсъ-капитана Азанчевскаго, Москва, 1859 г., объемлетъ только царствованіе Петра Великаго.
- ↑ Schmitt, Suworow und Polens Untergangs. 2 Theil, стр. 434 и 436, Treffen bei Duhienka. Суворовъ и паденіе, переводъ князя Голицына, С.-Петербургъ, 1867 г. часть II, стр. 278—282.
- ↑ Справка орденскаго капитула. Послѣ этого времени, и во всякомъ случаѣ не позже 1802 г., издана была однимъ изъ преподавателей Смольнаго монастыря, М. Матинскимъ, посвященная имъ этой начальницѣ, Географія. На нашемъ экземплярѣ не сохранилось заголовка.
- ↑ Медицинскій Вѣстникъ 1862 года, 16, 17 и 18, статья доктора Чистовича: Первый докторскій дипломъ полученный по экзамену въ Россіи.
- ↑ А. И. Ходнева, Исторія Императорскаго Вольнаго Экономическаго Общества. С.-Петербургъ. 1865 годъ, стр. 2, 8, 27, 175—181, 297—314, 642, 657 и 664—666; а также Journal de St.-Petersbourg 27го ноября 1865 года, № 259.
- ↑ Колотова, Дѣянія императрицы Екатерины II, С.-Петербургъ, 1811 года, часть VI, стр. 61—62. По вѣрному исчисленію своихъ подданныхъ, Екатерина II убѣдилась что въ государствѣ, гдѣ, по пространству его, могло быть 100 милліоновъ жителей, ихъ было только 20 милліоновъ.
- ↑ П. Сумарокова, Обозрѣніе царствованія и свойствъ Екатерины Великой, С.-Петербургъ, 1882 г. ч. I, стр. 49.
- ↑ Полн. Собр. Зак. Росс. Имп., т. VI (1720—1722 гг.), № 3.811, и статья профессора Чистовича въ Медицинскомъ Вѣстникѣ: Первый докторскій дипломъ и пр.
- ↑ Воинскимъ уставомъ, госпитальнымъ регламентомъ и иными узаконеніями Петра Великаго и его преемниковъ, врачебная часть при полкахъ и во флотѣ была уже приведена въ довольно хорошее положеніе. При отдѣльныхъ частяхъ были фельдъ-медикусы и полевые аптекари. См. Военно-Медицинскій Журналъ 1869 г. (январь — апрѣль), статьи М. Д. Хмырова: Русская военно-медицинская старина.
- ↑ О томъ какъ онъ уже въ 1761 году получилъ разомъ два чина и о соотвѣтственности чина капитана въ нѣкоторыхъ гвардейскихъ полкахъ съ полковникомъ арміи, ср. главу III сего очерка.
- ↑ Справка медицинскаго департамента и статья Я. А. Чистовича: Первый медицинскій штатъ.
- ↑ Чистовичъ, Первый докторскій дипломъ, стр. 12.
- ↑ Его же, Первый медицинскій штатъ, стр. 540—670.
- ↑ Первый докторскій дипломъ, стр. 8. Тамъ же, стр. 2 и 10. Когда семь лѣтъ спустя, то-есть въ 1780 году, при учрежденіи намѣстничествъ, потребовалось 808 практиковавшихъ докторовъ медицины, ихъ во всѣхъ родахъ службы было только 47, и докторскія вакансіи по необходимости отданы были штабъ-лѣкарямъ и лѣкарямъ.
- ↑ Нагель, Раттеръ, Алопеусъ, Ив. и Хр. Блоки, Тоде, Кельхенъ, Фуксъ и т. п. Въ 1766 году трое изъ членовъ медицинской коллегіи были иностранцы и излагала мнѣнія свои на нѣмецкомъ языкѣ: баронъ Георгъ фонъ-деръ-Ашъ, состоявшій при шляхетномъ (кадетскомъ) корпусѣ Христіанъ Пекенъ (Paecken) и Андрей Линде. (Протоколы засѣданій Общества русскихъ врачей, С.-Петербургъ, 1858—1859 г., стр. 549, 557, 559, 568 и 565.) Изъ нихъ Ашъ въ теченіе восемнадцати лѣтъ былъ членомъ коллегіи и еще въ 1804 году находился въ живыхъ (Russische Günstlinge, стр. 154). Въ 1781 году его коллегами были: Ѳ. Т. Тихорскій и С. Д. Горголи (Медиц. Вѣстн., 1862 г., стр. 18 и 29.), Грекъ, вѣроятно отецъ покойнаго Ивана Савича Горголи, бывшаго при императорѣ Александрѣ I отлично-распорядителѣнымъ оберъ-полицеймейстеромъ въ С.-Петербургѣ, а въ послѣдствіи сенаторомъ и дѣйствительнымъ тайнымъ совѣтникомъ. Старшая его дочь была за княземъ Витгенштейномъ (сыномъ фельдмаршала), а младшая фрейлиной двора ея величества.
- ↑ Протоколы, стр. 562, 564, 565 и примѣч. къ стр. 568.
- ↑ Тамъ же, примѣч. къ стр. 668 и 569.
- ↑ Тамъ же, стр. 545—548.
- ↑ Тамъ же, стр. 669 (согласно послѣдней статьѣ устава коллегіи).
- ↑ Къ этому, какъ сказано въ инструкціи, нужда тогда приводила.
- ↑ Протоколы, стр. 549 и 551. Мы не видали этой книги, изданной на нѣмецкомъ языкѣ; у насъ былъ въ рукахъ только русскій переводъ сочиненія того же Яниша или Ениша, изданный въ С.-Петербургѣ въ 1769 году подъ заглавіемъ: Извѣстія о наилучшемъ способѣ для прививанія оспы, обязательно сообщенный намъ М. Д. Хмыровымъ, изъ его библіотеки. Еще прежде, въ 1755 году, напечатана была статья въ январьской книжкѣ Ежемѣсячныхъ сочиненій, подъ заглавіемъ: „О воспѣ“; всѣ же прочія книги, относящіяся до привитія натуральной оспы вышли въ 1768 году, то-есть въ то время какъ вводилось оспопрививаніе въ Россіи, или послѣ того. Вотъ заглавія нѣкоторыхъ изъ нихъ: 1) Schlözer, Von der Unschädlichkeit der Pocken in Russland, Göttingen, 1768; 2) Grot, Kanzelvorträge über die Blatterneinimpfung, St.-Petersburg, 1769, 2 тома; 3) Gatti, Nouvelles réflexions sur la pratique de l’inoculation, Paris, 1768; 4) Димсдаля, Нынѣшній способъ прививать оспу, переводъ Сѣчкарева, С.-Петербургъ, 1770; 5) Nova Acta Acad. Scient, Petrop. VIII, стр. 253, статья академика Крафта и 6) Storch, Gemälde des Russischen, Riga, 1797, т. I. Все это сочиненіе состоитъ изъ восьми томовъ, съ атласомъ.
- ↑ Веревкина, Исторія оспы въ Россіи, С.-Петербургъ, 1867, стр. 82.
- ↑ Протоколы, стр. 546 и конецъ IX главы настоящаго очерка.
- ↑ П. С. З. Р. И. T. IX, 11.965 и Медиц. Вѣстн., 1862, № 16, 17 и 18, а также подробныя свѣдѣнія о борьбѣ Черкасова съ иностраннымъ элементомъ въ самой коллегіи, заключающіяся въ IX главѣ настоящаго очерка.
- ↑ Schlözer: Von der Unschädlichkeit der Pocken in Russland, Göttingen, 1767 г., и письмо Вольтера Екатеринѣ II, № 19, изъ Ферне, 26го февраля 1769 г.
- ↑ Янишъ: Извѣстіе о наилучшемъ способѣ для прививанія оспы, С.-Петербургъ, 1769 г., стр. 1. Обь оспопрививаніи на Кавказѣ, въ Турціи, въ Китаѣ, и о введеніи онаго въ Англіи, см. Вольтера Lettres sur l’Angleterre, 1727 г., и въ Revue des Deux Mondes 15го октября 1869 г. статью Vie et lettres de Lady Worthy Montagu, стр. 991 и 992.
- ↑ Histoire abrégée des inventions et des découvertes importantes. Bruxelles, 1843.
- ↑ Oeuvres complètes. Lettre № 19 de Mr de Voltaire, en date de Ferney, le 26 Février 1769. «Что же касается до насъ, то чуть дѣло не дошло до того что оспу нельзя было намъ прививать иначе какъ по приговору парламента. Не знаю что сдѣлалось съ нашею націей, которая прежде давала во всемъ великіе примѣры; мы теперь въ нѣкоторыхъ случаяхъ оказываемся варварами, а въ другихъ обнаруживаемъ малодушіе.»
- ↑ Янишъ, стр. 11 и 12. Ингенгузъ былъ Англичанинъ и другъ Димсдаля.
- ↑ «Здѣсь въ теченіе одного мѣсяца оспа привита была большему числу людей чѣмъ въ Вѣнѣ въ продолженіе восьми мѣсяцевъ.» Вольтеръ, томъ 58, стр. 274.
- ↑ Histoire des inventions, Chap. XIV (XVIII siècle), p. 91—93. Базили: Сирія и Палестина въ историческомъ и политическомъ отношеніяхъ, часть I, Одесса, 1861 г.
- ↑ Веревкинъ, стр. 9.
- ↑ Врачебныя управы учреждены уже въ 1797 году. (Статья: Первый докторскій дипломъ, стр. 10.)
- ↑ Справка медицинскаго департамента министерства внутреннихъ дѣлъ.
- ↑ См. Полное изданіе указовъ Екатерины II; статья г. Любецкаго: Значеніе для Россіи 21го числа, Современная Лѣтопись 1866 г., 20го ноября, 39, и Колотовъ, часть I, стр. 247 и 248.
- ↑ Шлецеръ, стр. 66 и 67.
- ↑ Въ этомъ году число родившихся въ Петербургѣ показано 6.161, а умершихъ 4.387.
- ↑ Жоффре, т. I, стр. 277. Libre de préjugée, Catherine Une recolait devant aucune épreuve pour en affranchir see sujets, surtout lorsque ces préjugée tendaient à les priver des bienfaits de la civilisation. A cette époque, l’inoculation de la petite vérole effrayait encore beaucoup les esprits, qui en admiraient cependant les merveilleux résultats. Catherine voulut donner elle-même à son peuple l’exemple du courage."
- ↑ Димсдаль, Ѳома, родился въ 1712 г. въ графствѣ Гертфордскомъ, принадлежалъ къ сектѣ квакеровъ, былъ врачомъ англійской арміи и умеръ въ 1800 г., 88 лѣтъ отъ роду (Вейдемейеръ, ч. I, примѣч., къ стр. 78; Росс. родосл. книга, ч. 2, стр. 280, и Арнотъ: Joseph II und Catharina II, Wien. 1869 г., прим. къ стр. 96).
- ↑ Онъ былъ сперва посланникомъ въ Стокгольмѣ; при императорѣ Павлѣ I уволенъ отъ службы съ чиномъ дѣйств. тайн. сов. и въ 1799 году Пожалованъ Іосифомъ II въ графы Римской имперіи. Скончался бездѣтнымъ въ 1817 г. (Россійск. Родословн. книга, 1855 г., ч. 2 стр., 198 и 201.)
- ↑ При отъѣздѣ своемъ обратно изъ Россіи, онъ получалъ, кромѣ ежегодной пенсіи въ 500 ф. ст., единовременно 10.000 ф. ст. и 2.000 ф. ст. на путевыя издержки (Росс. родосл. книга, т. II, стр. 280).
- ↑ Предполагая 4го Димсдаль все-таки не ѣхалъ такъ скоро какъ второй присланный за нихъ въ Лондонъ русскій курьеръ, принимая притомъ что число Димсдаль отмѣтилъ по новому стилю, и вспомнивъ что тогда разница его со старымъ была въ одиннадцати дняхъ, надо думать что Димсдаль ѣхалъ по крайней мѣрѣ три недѣли и прибылъ въ Петербургъ около 7го (18го) августа. Лѣтній дворецъ находился среди Лѣтняго сада. На томъ мѣстѣ гдѣ было это деревянное строеніе въ послѣдствіи выстроенъ Михайловскій замокъ (нынѣ Инженерное училище).
- ↑ Въ подданной запискѣ французская орѳографія употребляемая Димсдалемъ постоянно одна и та же: Chercasoff, Императрица же Екатерина II всегда писала Czerkassoff, и этой орѳографіи болѣе или менѣе придерживаются по сіе время бароны Черкасовы. Относительно степени знанія Екатериною II англійскаго языка, см. ея записочку № XII, въ XI главѣ сего очерка.
- ↑ The present method of inoculating for the smal-pox, перев. на фр. языкъ въ 1772 г. Нынѣшній способъ прививать оспу, соч. Димсдаля, пер. съ англ. Луки Сѣчкарева, С.-Петербургъ, 1770 г., стр. 247 и 248. Предположеніе это не состоялось, потому что великій князь заболѣлъ именно тогда летучею оспой. По выздоровленіи же его, оспенная матерія, для привитія ему, взята была у меньшаго сына г-на Брискорна.
- ↑ Морскаго корпуса, какъ это видно на стр. 234 той же книги Димсдаля.
- ↑ Онъ выписалъ изъ Лондона доктора Димсдаля и съ величайшимъ успѣхомъ воспользовался имъ для всѣхъ тѣхъ опытовъ которые вздумалось ему сдѣлать.
- ↑ Выписка изъ письма, написаннаго дромъ Димсдалемъ барону Черкасову 27го сентября, въ 9 часовъ. Старшій изъ трехъ кадетовъ, которымъ оспа привита была тому 10 дней, по сіе время здоровъ. Младшій изъ нихъ баловался вчера на легкую боль въ головѣ и на одной рукѣ; однакожь, сегодня онъ здоровъ и говоритъ только что чувствуетъ маленькую боль въ той же рукѣ. До сихъ поръ а все думалъ что у него будетъ нагноеніе; но теперь думаю что это не состоится. Впрочемъ, а очень увѣренъ что ни у того ни у другаго не будетъ оспы. Я постараюсь это вполнѣ объяснить, прежде чѣмъ они оставятъ этотъ домъ (Вольфовскій?). Вчера я привилъ оспу другимъ тремъ кадетамъ и дѣвочкѣ живущей въ семъ домѣ. Во время консультаціи, которую мы имѣли намедни у г. Фуссадье (лейбъ-хирургъ) относительно государя великаго князя, я узналъ такое обстоятельство, о которомъ считаю себя обязаннымъ васъ увѣдомить для того чтобы вы постарались заранѣе отстранить оное; ибо иначе главное предположеніе можетъ сдѣлаться извѣстнымъ такому лицу, которое, я полагаю, не должно ничего знать объ условленномъ нами планѣ, который теперь остается и въ послѣдствіи будетъ содержаться въ глубокой тайнѣ. Итакъ, на консультаціи, г. Крузе (лейбъ-медикъ) объявилъ мнѣ что, когда я стану прививать оспу другимъ кадетамъ, онъ попроситъ моего позволенія пользовать ихъ во все продолженіе ихъ болѣзни и что, для этого, онъ оставитъ всякое другое занятіе, надѣнетъ другое платье и переѣдетъ на все это время въ Вольфовскій домъ. Я могъ только отвѣчать на все это, что если на сіе послѣдуетъ высочайшее соизволеніе, то мнѣ очень пріятно будетъ общество г. Крузе. Если онъ переселится сюда, то конечно все пойметъ, когда увидитъ что я отправлюсь въ походъ (ср. далѣе разказъ Димсдаля о привитіи оспы Екатеринѣ II). Передаю вамъ это; а вы ужь распоряжайтесь сами. Полагаю, однакожь, что легко будетъ воспрепятствовать г. Крузе исполнить свое намѣреніе, сказавъ ему что присутствіе его необходимо при государѣ великомъ князѣ.
- ↑ Этотъ документъ принадлежитъ къ числу бумагъ которыя, вмѣстѣ съ подлинными записками Екатерины II къ барону Черкасову достались, послѣ его смерти, единственной его дочери Е. А. Падьменбахъ, а послѣ ея кончины (въ 1852), младшей ея дочери, супругѣ дѣйствительнаго тайнаго совѣтника и сенатора барона Андрея Яковлевича Бюлеръ, баронессѣ Александрѣ Евстасьевнѣ. Старшая дочь, Софья Евстасьевна, была за дѣйствительнымъ тайнымъ совѣтникомъ и сенаторомъ И. Л. Батюшковымъ, роднымъ дядей нашего знаменитаго поэта, К. Н. Батюшкова; а вторая, Екатерина Евстасьевна, за г. Шулеповымъ. Такъ какъ подобныя этимъ записочкамъ драгоцѣнности, находясь въ частномъ владѣніи, легко утрачиваются, то, Желая притомъ чтобы онѣ сдѣлались достояніемъ общимъ, мы намѣрены пожертвовать ихъ, вмѣстѣ съ другими записочками Екатерины II, не относящимися до оспопрививанія, въ Императорскую Публичную Библіотеку, гдѣ автографы, имѣющіе историческій интересъ, хранятся въ витринахъ и показываются посѣтителямъ.
- ↑ Въ пятницу, 26го сентября, Якову Будковскому 16 лѣтъ отъ роду, Ивану Шелгунову 16ти же лѣтъ, Григорію Нелединскому 13ти и Агнесѣ Шенфелѣтенъ (дѣвочкѣ, живущей въ домѣ), привита была жидкая матерія въ домѣ, гдѣ находился мальчикъ, который имѣлъ въ большомъ числѣ доброкачественные оспенные гноевые прыщи. Съ лица прыщи уже начинали спадать, но на другихъ частяхъ тѣла они еще были полны матеріи. А въ слѣдующее воскресенье, 28го числа того же мѣсяца, была здѣсь привита оспа шестилѣтнему Григорію Еаирову посредствомъ ланцета, обмоченнаго за два дня передъ тѣмъ въ матерію, служившую для привитія оспы четыремъ вышепомянутымъ. Нѣсколько времени послѣ привитія, даже на слѣдующій уже день, мѣста, на которыхъ совершено было привитіе, казались у Будковскаго, Нелединскаго и у дѣвочки болѣе воспаленными, чѣмъ это бываетъ обыкновенно, и съ тѣхъ поръ каждый изъ нихъ, и даже Капровъ, постоянно жаловались на зудъ и на боль въ этой части тѣла, которая еще болѣе воспалилась и приняла видъ большаго прыща, въ коемъ было нѣсколько матеріи, а теперь каждый прыщъ покрытъ струпомъ, за исключеніемъ тѣхъ съ коихъ струпы сняты почесываніемъ. И всѣ они продолжаютъ жаловаться на боль и на зудъ; но неодержимы притомъ никакою болѣзнію или лихорадкой. Съ Шелгуновымъ случай совершенно особенный. У него воспаленіе появилось мало-по малу и, въ продолженіе четырехъ послѣднихъ дней, онъ жаловался на легкую боль и жесткость подъ мышкой; но при этомъ онъ ничѣмъ не боленъ. Случай этихъ четырехъ больныхъ значительно отличается отъ того что бываетъ обыкновенно и что въ точности представлено въ моемъ сочиненіи, въ отдѣлѣ о развитіи оспеннаго яда, на что и ссылаюсь. Симптомы необыкновенны, и самый фактъ до сихъ поръ оказывается необыкновеннымъ; ибо всегда и особенно когда привитіе совершено Жидкою матеріей, сыпь обнаруживается ранѣе этого времени; я однакожь видѣлъ случаи когда она появлялась еще позже; однажды она показалась только на 18й день, но тогда привитіе совершено было посредствомъ нитки, и сверху наложенъ былъ пластырь. Теперь они всѣ совершенно здоровы, и я думаю что черезъ нѣсколько дней мы будемъ знать въ чемъ дѣло. Но такъ какъ, быть-можетъ, ожидаютъ чтобъ я далъ о семъ свое мнѣніе, то оное излагаю безъ оговорокъ. Вопервыхъ, что касается до причины этихъ болѣзней, еслибъ эти больные имѣли привычку посѣщать баню, которая бы еженедѣльно причиняла потокъ испаренія чрезъ поры, а затѣмъ сильное сжатіе ихъ отъ окачиванія холодною водой, то я, быть-можетъ, сталъ бы подозрѣвать что покровы кожи могли претерпѣть измѣненіе произведшее такую особенность. Но случаи этотъ не таковъ. Я также увѣренъ что климатъ тутъ ни при чемъ, потому что погода теперь очень умѣренная. Я самъ прививалъ имъ оспу и совершенно такимъ же образомъ какъ тысячамъ лицъ, въ разное время и всегда удачно. Поэтому неудача также не можетъ быть приписана самой операціи. Засимъ остается принять въ соображеніе только одно обстоятельство, а именно матерію употребленную для привитія, и я увѣренъ что это и было единственною причиной явленія. Я никогда не прививалъ оспу жидкою матеріей, когда болѣзнь уже была такъ развита, какъ въ настоящемъ случаѣ; во я всегда предпочиталъ употреблять для этого матерію болѣе свѣжую и чистую. Я никогда не оставался долго безъ практики надъ больными, у которыхъ я бралъ матерію, когда мнѣ это казалось своевременнымъ. Если спросятъ отчего же я этотъ разъ привилъ оспу, — отвѣчу что дѣйствительно не могъ поступить иначе, потому что не было другаго субъекта, и я поторопился. Честію своею завѣряю что нисколько не сомнѣвался въ успѣхѣ этой операціи, тѣмъ болѣе что зналъ многихъ врачей которые предпочитали оспенную матерію именно въ такомъ состояніи. Что же касается до самого факта, могу только сказать что оспенный ядъ положительно распространился, хотя мѣстнымъ образомъ, то-есть что та только часть тѣла, къ которой привита была оспа, показала слѣды оспеннаго яда; но что ни малѣйшій признакъ не доказалъ чтобы все тѣло приняло заразу. Я ничего не видалъ подобнаго сему; но полагаю что слѣдуетъ ожидать одного изъ двухъ: или что вслѣдствіе этого привитія всѣ четверо будутъ имѣть оспу, или что въ послѣдствіи времени она никогда къ нимъ не пристанетъ. Оба мальчика, которымъ во вторникъ, 30го сентября, оспа привита была этимъ же способомъ, но матеріей взятою у другаго субъекта, находятся въ положеніи вполнѣ соотвѣтствующемъ моимъ ожиданіямъ и будутъ имѣть оспу въ свое время.)
- ↑ Spada, tome II, p. 248. «Le Baron Alexandre Czerkaseoff laissa plusieurs ouvrages de sa composition, qui restèrent sms voir le jour. Il écrivit beaucoup sur la médicine, la physique, la botanique, les langues, l’architecture, la politique, et toujours avec intelligence et profondeur.»
- ↑ Ср. начало этой главы и записочки Екатерины II, XI, XII и XIII въ началѣ XI главы этого очерка.
- ↑ Копія съ того что докторъ Димсдаль прислалъ на англ9йскомъ языкѣ барону Черкасову 3го октября 1868 поутру. Басовъ имѣетъ четыре пупырышка настоящей оспы и чувствуетъ себя хорошо. Всѣ прочіе также здоровы. По возвращеніи моемъ, вчера вечеромъ, въ домъ (Вольфовскій), я удивился когда узналъ что женщина, которую наняли туда въ сидѣлки, объявила что не увѣрена въ томъ, была ли у ней самой оспа или нѣтъ. Изъ обстоятельныхъ распросовъ оказалось что она потому только полагала будто имѣла ее, что чуть было не заразилась ею. Вслѣдствіе сего она пожелала сейчасъ же подвергнуться операціи, которую я и совершилъ посредствомъ ланцета, омоченнаго въ оспенную матерію. При иной обстановкѣ, я бы сіе не охотно сдѣлалъ, такъ какъ эта женщина жирна, мала ростомъ и очень полна, да и имѣетъ отъ 30 до 40 лѣтъ отъ роду, впрочемъ здорова, но страстная охотница до мясной пищи. Даже еще вчера вечеромъ, предъ самой операціей, она за ужиномъ много ѣла мяса. При такихъ обстоятельствахъ, она вовсе къ ней не (была) приготовлена. Но принимая во вниманіе что она здѣсь съ самаго начала (устройства Вольфовскаго дома), и потому, вѣроятно, заразится натуральною оспой, я рѣшился не терять для нея дорогаго времени. Послѣдствія покажутъ была ли у ней оспа или нѣтъ.
- ↑ Любопытно было бы отыскать ее.
- ↑ Ср. вышесказанное о Марковѣ.
- ↑ Комендантскій подъѣздъ, ближайшій къ комнатамъ съ крытымъ балкономъ (фонарикомъ), окнами на Дворцовую площадь. Тамъ жила Екатерина II, и часть этихъ покоевъ, за Александровскою залой, теперь занимаютъ Августѣйшія Дѣти Его Величества.
- ↑ Этотъ послѣдній періодъ, не находящійся въ записочкѣ, мы сочли умѣстнымъ прибавить сюда, позаимствовавъ его, также со словъ Димсдаля, изъ его книги: Нынѣшній способъ прививать оспу, стр. 233 и 234.
- ↑ Какъ это обстоятельство, такъ и все выше сего напечатанное курсивомъ о ребенкѣ, заслуживаетъ сравненія со сказаннымъ въ концѣ предыдущей главы объ Александрѣ Даниловѣ Марковѣ (Оспенномъ). Въ сочиненіи Russische Grünstlinge, на стр. 283, оказано будто Оспенный (Wospanoy) или Pockner, отъ слова Pocken (оспа), умершій пажемъ, былъ побочный сынъ князя Г. Г. Орлова и получилъ эту фамилію потому что отъ него взята была оспа для великаго князя Павла Петровича. Все это совершенно несогласно съ показаніемъ Димсдаля: оспу предполагалось взять для цесаревича у императрицы, но взята была она у младшаго сына г. Брискорна.
- ↑ Oeuvres competes de Voltaire, Paris, 1822; tome 58. Письмо изъ С.-Петербурга отъ 6го (17го) декабря 1768 г. Подлинныя письма Вольтера къ Екатеринѣ II, вѣроятно, находятся въ Императорскомъ Эрмитажѣ, откуда недавно передана въ Публичную Библіотеку купленная этою государыней библіотека Вольтера. Вотъ буквальный переводъ этого письма: „М. г.! Полагаю что вы меня считаете нѣсколько непослѣдовательною. Я васъ просила, съ годъ тому назадъ, прислать мнѣ все что когда-либо написано авторомъ, сочиненія котораго я предпочитаю всѣмъ другимъ; я получила еще въ прошломъ маѣ мѣсяцѣ желанную посылку, вмѣстѣ съ бюстомъ самаго знаменитаго мужа нашего вѣка. Обѣ присылки меня одинаково обрадовали; онѣ составляютъ уже шесть мѣсяцевъ лучшее украшеніе моихъ комнатъ и занимаютъ меня ежедневно; но до сихъ поръ я васъ не увѣдомила о полученіи и не благодарила. Вотъ какъ я разсуждала: клочекъ бумаги исписанный дурнымъ шрифтомъ на плохомъ французскомъ языкѣ былъ бы для такого человѣка пустою благодарностью; его надо благодарить такимъ поступкомъ который бы могъ ему понравиться. Разныя представлялись событія, но подробности были бы слишкомъ длинны; наконецъ, я задумала что наилучшее будетъ дать собою примѣръ, который могъ бы сдѣлаться полезнымъ человѣчеству. Я вспомнила что, къ счастію, не имѣла оспы. Я приказала выписать изъ Англіи оспопрививателя: славный докторъ Димсдаль рѣшился пріѣхать въ Россію. Онъ мнѣ привилъ оспу 12го октября.“ Это письмо переведено, но очень неудовлетворительно, на стр. 32 Переписка Россійской Императрицы Екатерины II и г. Вольтера. Москва, 1812 г.
- ↑ Въ бытность свою въ Моcквѣ, въ самую жестокую стужу, Димcдаль возилъ изъ дому въ домъ дѣвушку, которая соверши;а съ нимъ путешествіе изъ Петербурга, и отъ которой онъ бралъ оспенную матерію для привитія (стр. 317 его записки).
- ↑ П. А. Сумароковъ увѣряетъ что слухъ у Екатерины II имѣлъ нѣчто странное: звуки инструментовъ доходили до каждаго уха различно и, дабы скрыть это отъ артистовъ, она всегда поручала кому-нибудь изъ знатоковъ подавать ей знакъ къ рукоплесканію. T. I, стр. 42.)
- ↑ Я спала очень дурно и не болѣе двухъ часовъ. У меня всю ночь тосковали ноги и былъ жаръ, особенно въ обѣихъ рукахъ. Тоска въ ногахъ однакожь прошла послѣ умѣренной испарины. Я встала въ 6 часовъ и, съ тѣхъ поръ, чувствую себя лучше чѣмъ въ постели.
- ↑ Я лучше спала эту ночь чѣмъ предшествующую; но голова такъ сильно кружится что я почти не вижу того что пишу; я также очень слаба. Понедѣльникъ, въ 8 часовъ утра.
- ↑ Хотя вчера вечеромъ у меня крутилась голова, я спала дважды, всего семь часовъ, и теперь чувствую себя здоровою. Среда, въ 7 3/4 часовъ утра.
- ↑ Я спала спокойно съ той минуты какъ легла до 8 часовъ и чувствую себя очень хорошо. Могу ли я пить кофе со сливками? Я это спрашиваю потому что г. докторъ сказалъ мнѣ что сегодня наступитъ новый кризисъ.
- ↑ Я очень обрадованъ извѣстіемъ что ваше величество прекрасно почивали эту ночь и чувствуете себя такъ хорошо нынче утромъ. Подагра мѣшаетъ мнѣ имѣть честь явиться къ вашему величеству; но если вамъ, всемилостивѣйшая государыня, нуженъ докторъ Димсдаль, то прикажите когда онъ долженъ придти, въ сопровожденіи г. фельдцейхмейстера или его брата графа Владиміра.
- ↑ Г. Димсдаль можетъ сейчасъ ко мнѣ подняться. Я хотѣла бы показать ему свои руки. Очень сожалѣю о вашей подагрѣ. Сварливость вашей жены ее, вѣроятно, усилила. Постарайтесь помириться и выздоровѣть.
- ↑ Я хорошо спала и имѣла сильную испарину. Кромѣ зуда, меня ничто не безпокоитъ. Боль въ рукѣ не такъ сильна какъ вчера: но гордо въ томъ же положеніи. Полагаю что обо всемъ этомъ вмѣстѣ взятомъ не стоитъ и говорить.
- ↑ Я спала дважды, всего 8 часовъ, очень глубокимъ сномъ и такъ спокойно какъ уже не спала цѣлую недѣлю; мнѣ показалось что эту ночь у меня вовсе не было жару; головѣ гораздо легче чѣмъ вчера; не думаю чтобы могла сегодня возобновиться лихорадка, такъ какъ я слишкомъ хорошо себя чувствую чтобы мнѣ можно было заболѣть. Въ 7 3/4 ч. утра, суббота. Передайте эту записочку гну Панину.
- ↑ Я спала очень безпокойно и просыпалась по одному разу въ насъ; однакоже къ утру я нѣсколько успокоилась; теперь лицо у меня сильно горитъ, и голова немного побаливаетъ. Прошу господина Димсдаля подняться ко мнѣ. Воскресенье, въ 8 ч. утра.
- ↑ Я хорошо спала восемь часовъ, въ два пріема; но промежутокъ между обоими не былъ продолжителенъ; я немного разстроена; во это обойдется; съ утра языкъ былъ очень бѣлъ и сухъ; впрочемъ, я совершенно здорова. Четвергъ, въ 7 час. утра.
- ↑ Я встала; чувствую себя здоровою; можете придти въ какое вамъ угодно время.
- ↑ См. въ концѣ этой статьи еще нѣсколько записочекъ Екатерины II къ Черкасову.
- ↑ Я не лежала въ постелѣ ни минуты и ежедневно къ себѣ принимала. (Tome 58, р. 272, парижское изданіе 1822 г., и Жоффре стр. 278.)
- ↑ Чуть не забыла я вамъ сказать, м. г., что я дополнила то незначительное число лѣкарствъ или отсутствіе оныхъ во время оспенной операціи, тремя или четырьмя превосходными цѣлебными средствами, которыми, въ подобныхъ обстоятельствахъ, и совѣтую воспользоваться всякому человѣку со смысломъ. Они состоятъ въ томъ чтобы слушать чтеніе Шотландки, Кандида, Простодушнаго, Обладателя сорока экю и Принцессы Вавилонской. Слушая ихъ забываешь всякую боль.
- ↑ „О, государыня, какой урокъ в. и. в. изволили дать нашимъ французскимъ щеголямъ, нашимъ премудрымъ учителямъ Сорбонны и нашимъ эскулапамъ медицинскихъ школъ!“ Въ главѣ V этого очерка мы упоминали объ оппозиціи Парижскаго факультета и Сорбонны противъ привитія натуральной оспы.
- ↑ Гельбигъ въ Russische Günstlinge увѣряетъ, на стр. 270, что по возвращеніи въ Петербургъ князя Г. Г. Орлова, кромѣ выстроенныхъ въ Царско-Сельскомъ саду (по дорогѣ въ Баболово) воротъ, съ надписью: „Орловымъ отъ бѣды избавлена Москва“, еще выбита была медаль, на которой онъ представленъ, какъ Курцій, бросающимся въ пропасть для спасенія отечества.
- ↑ Любопытно бы было отыскать эту записку.
- ↑ Книга Димсдаля: Нынѣшній способъ и пр., стр. 246—254.
- ↑ Парижское изданіе сочиненій Вольтера, 1822 г., томъ 58.
- ↑ Прилагаемое при семъ письмо было написано тому три недѣли. Оно ожидало рукописи; ее такъ долго переписывали и исправляли что я успѣла получить ваше письмо отъ 16го ноября.
- ↑ Тутъ недостаетъ слова совершенный или подъятый; но фраза эта въ томъ же видѣ перепечатана въ заголовкѣ сенатскаго указа 20го ноября 1768 года. (См. Полное Собр. Зак., томъ XVIII, № 13.204.)
- ↑ Письмо это напечатано на стр. 312 т. II Русскаго Историческаго Сборника, С.-Петербургъ, 1868 г. Юрій Юрьевичъ Броунъ, изъ древней шотландской фамиліи, служилъ при Петрѣ Великомъ, въ 1752 году, въ чинѣ генералъ-поручика, получилъ Александровскую ленту, а въ 1758 году, будучи генералъ-аншефомъ, Андреевскую. Послѣ поѣздки Екатерины II въ Лифляндію возведенъ былъ въ графское достоинство Германо-Римской имперіи и умеръ 18го сентября 1792 г., 80ти лѣтъ отъ роду. Вейдемейеръ, ч. I, стр. 31, и Списокъ кавалерамъ четырехъ россійскихъ орденовъ, стр. 105 и 204. Объ Броунѣ см. также далѣе въ концѣ настоящаго очерка, по поводу письма лорда Букингама барону Черкасову.
- ↑ Г-жа Лебренъ (Lebrun), писавшая съ Екатерины II портретъ уже когда она была въ преклонныхъ лѣтахъ, утверждаетъ въ своихъ мемуарахъ будто она была мала ростомъ, но казалась выше потому что не только держалась очень прямо, но даже нѣсколько откидывала голову назадъ. Сумароковъ повѣствуетъ (т. I, стр. 68) что у Екатерины II волосы были необыкновенно хороши и длинны. Тамъ же, на стр. 40—41, подробное описаніе ея наружности.
- ↑ Въ государственномъ архивѣ сохранилось очень куріозное письмо московскаго главнокомандующаго графа П. С. Салтыкова отъ 2 февр. 1769 г., въ которомъ онъ, свидѣтельствуя о принесенной Димсдалемъ пользѣ, доводитъ до свѣдѣнія Екатерины объ издержкахъ, произведенныхъ по случаю пребыванія сего врача въ Москвѣ (менѣе 1.000 рублей) и, между прочимъ, о томъ что онъ, на отпущенныя ему деньги, купилъ для жены своей венгерскую шубку, одѣяло и муфту, да изъ Коломенскаго дворца увезъ съ собою постель. Во время этой поѣздки при немъ состоялъ морской офицеръ Волчковъ, вѣроятно звавшій по-англійски.
- ↑ Родной братъ княгини Дашковой, отецъ графа Семена Романовича, бывшаго посломъ въ Лондонѣ, и дѣдъ покойнаго фельдмаршала князя Михаила Семеновича Воронцовыхъ (Росс. родосл. кн., ч. II, стр. 108.)
- ↑ Было ли вычеканено ихъ болѣе, — намъ неизвѣстно. См. описаніе этой медали, на стр. 84 и 85 части VIII Трудовъ и Лѣтописей Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ, учрежденнаго при Московскомъ университетѣ, Москва, 1837 г.
- ↑ Статья эта переведена въ № 253 (10го ноября) Journal de St.-Pétersbourg того же года.
- ↑ Генералъ-фельдцейхмейстеръ графъ Орловъ, этотъ герой, неустрашимостью своею и великодушіемъ напоминающій древнихъ Римлянъ великой эпохи республики, усумнившись была ли на немъ эта болѣзнь, довѣрилъ себя нашему Англичанину и на другой же день послѣ операціи отправился на охоту въ сильный снѣгъ. Значительное число придворныхъ послѣдовали этому примѣру, и еще многіе къ тому готовятся. Кромѣ того, теперь прививаютъ оспу въ С.-Петербургѣ въ трехъ учебныхъ заведеніяхъ и въ больницѣ учрежденной подъ руководствомъ г. Димсдаля. Вотъ вамъ, м. г., извѣстія съ сѣвернаго полюса. Надѣюсь что вы не останетесь къ нимъ равнодушны.» Въ припискѣ-. «Если мнѣ такъ легко будетъ воевать съ Турками какъ ввести оспопрививаніе….» И еще: «Въ числѣ извѣстій отсюда сообщу вамъ, м. г., что всѣ Желаютъ имѣть оспу, что операція эта будетъ сдѣлаваюдному архіерею, и что здѣсь въ теченіи одного мѣсяца привита была оспа большему числу людей чѣмъ въ Вѣнѣ въ теченіи восьми мѣсяцевъ.» (Oeuvres de Voltaire, Paris, 1822, t. 58, p. 273 и 274). Часть этого письма помѣщена на стр. 278 сочиненія Жоффре: Catherine II et son régne.
- ↑ Ср. главу III этого очерка и письмо изъ Екатеринталя, № XIV, отъ 2-го іюня 1773 года, въ которомъ Черкасовъ выражаетъ радость свою по поводу сообщеннаго ему императрицей извѣстія что князь Г. Г. Орловъ снова вступилъ въ отправленіе всѣхъ своихъ званій. Черкасовъ выхваляетъ Орлова по этому случаю и прибавляетъ что онъ далеко не былъ рожденъ для того чтобы баклуши бить.
- ↑ Веревкинъ, стр. 38.
- ↑ Любецкій.
- ↑ Въ концѣ перевода Сѣчкарева Нынѣшній способъ и пр.
- ↑ Оспопрививатель Димсдаль имѣетъ счастіе, всемилостивѣйшая государыня, быть призваннымъ вами въ Петербургъ. Я его встрѣтилъ при его проѣздѣ чрезъ Брюссель и спѣшу поручить ему для вашего императорскаго величества сіи строки. Гдѣ бы то ни было и при какихъ бы ни было занятіяхъ, я всегда буду пользоваться подобными случаями.
- ↑ Веревкинъ, стр. 38.
- ↑ Веревкинъ, стр. 39.
- ↑ Clausen, Trails choisis de l’Histoire de Russie, St.-Pétersbourg, 1809, p. 159.
- ↑ Шулинусъ (по Шторху), Шуленіусъ (по Димсдалю), см. Gadebusch, Livländische Bibliothek, T. I, стр. 120.
- ↑ Подобное этому донесеніе находится въ государственномъ архивѣ.
- ↑ Въ томъ же архивѣ сохранился еще болѣе дерзкій и заносчивый доносъ сдѣланный 4 года спустя, въ 1768 году.
- ↑ Послѣ него въ 1791 году главнымъ директоромъ медицинской коллегіи былъ нѣкто Фитингофь, а уже въ 1800 году президентомъ оной былъ баронъ Васильевъ, въ послѣдствіи министръ финансовъ. См. статью Я. А. Чистовича: Первый докторскій дипломъ, гдѣ кромѣ того находятся чрезвычайно любопытныя свѣдѣнія о существовавшемъ въ тѣ времена различіи между словами: докторъ, врачъ и лѣкарь, о томъ какъ между ними стали появляться такъ-называемые «дѣловые люди» въ канцелярскомъ значеніи этого слова (бюрократы), и какъ имъ стали давать чины, равнявшіе самую глубокую ученость съ самымъ пошлымъ невѣжествомъ.
- ↑ Чистовичъ, и глава IV настоящаго очерка.
- ↑ Графъ Сиверсъ также жалуется на интриги Бецкаго и представляетъ его человѣкомъ безпокойнымъ (ч. 2, стр. 323).
- ↑ Въ Смольный монастырь помѣщена была три года спустя единственная дочь барона А. И. Черкасова, вышедшаа оттуда въ 1779 г. первою воспитанницей 2го выпуска, бывшая въ послѣдствіи за полковникомъ Евст. Ив. Пальменбахомъ, а послѣ его смерти — кавалерственною дамой ордена Св. Екатерины и начальницей Смольнаго монастыря съ 1797 по 1802 годъ. (Ср. главу Ш настоящаго очерка.) Что Тоде былъ однимъ изъ наилучшихъ врачей того времени, это доказываетъ и то что князь Г. Г. Орловъ (вѣроятно по рекомендаціи Черкасова) взялъ его съ собою въ Москву когда тамъ свирѣпствовала чума. Авторъ книги Russische Günstlinge (стр. 270) соболѣзнуетъ о томъ что онъ за свои труды тамъ получилъ только 200 рублей.
- ↑ Ср. слѣдующую главу настоящаго очерка.
- ↑ Устрялова, Русская Исторія, С.-Петербургъ, 1649 г., часть II, cтр. 170.
- ↑ См. далѣе о Сибирскомъ полкѣ стоявшемъ близь Митавы.
- ↑ 1762 г. 24го марта, вмѣстѣ съ золотою шпагой. 1780 г., марта его, камергеръ Биронъ пожалованъ былъ орденомъ Св. Александра Невскаго и, въ томъ же году, 1го октября, будучи графомъ и оберъ-камергеромъ, орденомъ Св. Андрея Первозваннаго. 1740 г., 8го ноября, лишенъ всѣхъ знаковъ отличія, равно какъ и его сыновья, оба имѣвшіе Андреевскія ленты. Герцогиня снова получила, въ 1762 г., 22го ноября, отъ Екатерины II отнятую у ней Екатерининскую ленту (кавалерскіе списки, стр. 84, 89, 109, 164 и 181).
- ↑ Глава VIII сего очерка и далѣе письмо лорда Буккингама барону Черкасову. См. также „Переписку Екатерины II съ графомъ Броуномъ“ въ I томѣ Осьмнадцатаго вѣка, Москва, 1668 года.
- ↑ Вольбуа при переворотѣ 1762 года хотѣлъ остаться вѣренъ Петру Ш; но Екатерина II, прибывъ въ Измайловскій полкъ и узнавъ… объ этомъ подозвала его къ себѣ и долго съ глазу на глазъ убѣждала перейти на ея сторону. Послѣдствіемъ ея краснорѣчія было то что, отказавшись дѣйствовать противъ нея, Вильбуа отдалъ ей свою я шпагу. (Преданіе.) Въ память этого Екатерина II подарила ему очень хорошій экземпляръ ея портрета, писаннаго масляными красками, во весь ростъ, на которомъ она представлена на пѣгомъ конѣ, въ гвардейскомъ мундирѣ, въ трехъ-угольной шляпѣ, въ ботфортахъ, въ Андреевской лентѣ, съ обнаженной шпагой въ рукѣ, то-есть, почти таки какъ она была одѣта 28го іюня 1762 года, когда повела гвардію по Петергофской дорогѣ. Этотъ портретъ отъ А. Н. Вильбау перешелъ къ его внуку Е. И. Пальменбаху (его мать была дочь Вильбау), а послѣ смерти его вдовы (1832 г.), по случаю раздѣла ея имущества между ея наслѣдниками, продавъ былъ за 100 руб. асс. почитательницѣ Екатерины II, бывшей ея фрейлинѣ, а тогда уже статсъ-дамѣ П. И. Мятлевой, урожденной графинѣ Салтыковой, и до сихъ поръ находится въ принадлежащемъ ея внукамъ имѣніи, на той же Петергофской дорогѣ, селѣ Новознаменскомъ. А. А. Васильчиковъ повѣствуетъ что 28го іюня на Екатеринѣ II былъ мундиръ Талызина, стараго покроя, и что она сидѣла на пѣгомъ конѣ, съ распущенными волосами (Семейство Разумовскихъ, Москва, 1868 года, стр. 206). Первое обстоятельство согласно со свидѣтельствомъ княгини Дашковой (стр. 58 ея записокъ, Лондонъ, изд. 1860 г.), а въ Запискахъ Державина (Москва, 1860 года, на стр. 20) упоминается о Преображенскомъ мундирѣ и бѣломъ конѣ. У французскаго же писателя, на котораго сдѣлана ссылка, сказано только что на императрицѣ были гвардейскій мундиръ и съ дубовою вѣтвью (une branche de chêne sur eon casque; стр. 268, т. I, Histoire de Pierre III). Но никакихъ касокъ тогда не существовало въ нашемъ войскѣ; офицеры и вся конница носили трехъ-угольныя шляпы, а въ пѣхотѣ одни только солдаты носили суконныя шапки по покрою лейбъ-компанскихъ (которыя, вмѣсто шлемовъ, прикрываютъ многіе дворянскіе гербы пожалованные Елисаветою Петровною, напримѣръ гербъ Лаптевыхъ), въ родѣ тѣхъ какія до сихъ поръ носятъ придворные скороходы, то-есть со страусовыми перьями и небольшимъ мѣднымъ орломъ напереди. Сама Екатерина II писала Станиславу-Августу Понятовскому 2го августа 1762 года: „Je me mis en uniforme des gardes, m'étant fait proclamer colonel; je me mis à cheval. Je sortis ainsi à la tète des troupes, et noua marchâmes toute la nuit“… Далѣе она говоритъ что 29го іюня утромъ сняла сапоги, отдохнула на дачѣ князя Куракина и, въ Екатерингофѣ, снова стала во главѣ гвардейскихъ полковъ. Поэтому мы и не утверждаемъ чтобы на портретѣ подаренномъ на память фельдцейхмейстеру Вильбуа, которому совершенно подобные находятся въ Романовской галлереѣ (въ Зимнемъ дворцѣ), въ Петергофскомъ Англійскомъ дворцѣ и въ Академіи Художествъ, — костюмъ былъ именно тотъ въ который Екатерина была одѣта 28го іюня вечеромъ. Тутъ на ней Андреевская лента (присвоенная лишь императрицѣ коронованной) которую однакожь, въ то самое время какъ она собралась въ походъ, надѣла на нее княгиня Дашкова, снявъ ее съ Панина (стр. 67 ея записокъ); а прическа мужская того времени, то-есть слегка напудренныя пукли и коса, завернутая въ черный шелковый кошелекъ. Вѣроятно, портреты эти написаны въ послѣдствіи времени, такъ какъ въ первые годы по воцареніи своемъ Екатерина II довольно часто надѣвала мундиръ для смотровъ и маневровъ: что же касается утра 28го іюня, то она провела его въ черномъ платьѣ на фижмахъ и въ Екатерининской лентѣ. Это доказываютъ 4 превосходныя акварели (почти миніатюры по отчетливости работы) современнаго художника Реймерса, которыя мы имѣли случай видѣть съ двухъ экземплярахъ разныхъ размѣровъ: 1я представляетъ отъѣздъ императрицы изъ Петергофа, 2я — присягу Измайловскаго полка, 3я — восхожденіе Екатерины II на паперть Каванскаго собора и 4я — появленіе ея предъ народомъ на (открытомъ тогда, нынѣ фонарикѣ) балконѣ Зимняго дворца, ближайшемъ къ Эрмитажу. На углу переулка (со стороны Большой Милліонной) видны лѣса (вѣроятно дворецъ тогда еще не вполнѣ былъ отстроенъ, хотя Петръ III переѣхалъ туда на Пасху) и войска съ пушками и съ тогдашними красными банниками. Графъ Сиверсъ утверждаетъ (т. I, стр. 141—147) что Вильбуа, въ началѣ царствованія Екатерины II, игралъ весьма важную роль, парализовалъ вліяніе графа Н. И. Панина и не безъ успѣха ратовалъ за привилегіи Лифляндіи и Эстляядіи. Излишняя его самостоятельность сдѣлалась, однакожь, очень скоро причиной его паденія и совершеннаго удаленія отъ двора, въ 1765 году. Во время путешествія 1764 года, Вильбуа, какъ директоръ инженернаго корпуса, встрѣчалъ Екатерину II въ Нарвѣ, у воротъ крѣпости, потомъ за станцію до Дерпта и до Риги, и показывалъ ей укрѣпленія. (Колотовъ, ч. I. стр. 85, 114, 132 и 134). См. также о Вильбуа Russische Qunttlinge, стр. 221.
- ↑ Въ свитѣ императрицы еще находились, кромѣ сихъ лицъ и самого барона Черкасова, графъ Строгановъ и извѣстный Паосекъ (см. въ концѣ этой главы письмо лорда Букингама).
- ↑ Колотовъ.
- ↑ Пишу вамъ это чтобы показать вамъ что Лифляндцы начинаютъ испытывать вліяніе своихъ завоевателей. (Щебальскій.)
- ↑ Колотовъ, ч. I, стр. 92—134. Порешинъ также говоритъ что въ 1764 и 1765 гг. Екатерина II часто надѣвала гвардейскій мундиръ.
- ↑ Мы уже имѣли случаи сослаться въ статьѣ нашей, подъ заглавіемъ: Смольный монастырь, напечатанной въ Сѣверной Почтѣ 31 то декабря 1868 г., № 279, на бумаги оставшіяся послѣ секретаря Бирона, г. фонъ-Гётца, изъ которыхъ видно что, какъ всѣ малообразованные люди того времени, герцогъ былъ крайне суевѣренъ а между прочимъ придавалъ особенное значеніе цифрѣ 2 во всѣхъ счастливыхъ и несчастливыхъ событіяхъ своей жизни. Дѣйствительно, онъ женился въ 1722 году; дѣти его родились: старшій сынъ въ 1724 году, дочь 23го іюня 1727 года, младшій сынъ въ 1728 году; при Аннѣ Іоанновнѣ Биронъ находился безотлучно 22 года; арестованъ 29го ноября 1740 года; регентство его продолжалось 22 дня, а ссылка 22 года; 20 декабря 1741 года получилъ извѣстіе объ освобожденіи своемъ изъ Пелыма, а 27го февраля 1742 года отправленъ оттуда въ Ярославль; онъ вызвавъ былъ изъ ссылки въ 1762 году, отрекся отъ Курляндскаго престола 24го ноября 1769 года, и умеръ 28го декабря н. ст. 1772 года 82 лѣтъ отъ роду. Замѣтимъ еще что когда императрица Анна Іоанновна пожаловала Барона въ оберъ-камергеры, то германо-римскій императоръ прислалъ ему оной портретъ, осыпанный брилліантами, цѣною во 125.000 франковъ, и дипломъ на графское достоинство. (La cour de Russie il y a cent ans, 1725—1783, Extrait des dépêches des Ambassadeurs de France et d’Angleterre, Paris, 1858.)
- ↑ Записка о министерствахъ и о губерніяхъ на особыхъ правахъ состоящихъ, Д. П. Трощинскаго, министра юстиціи при императорѣ Александрѣ I, изданная А. И. Поповымъ, см. Сборн. Русск. Истор. Общ., т. III, С.-Петербургъ, 1868 года.
- ↑ П. С. З., т. XXIII, № 17.919; тутъ же приложены и самые акты на двадцати страницахъ.
- ↑ Тамъ же № 17.341.
- ↑ Въ на слѣдствіи с.-петербургскій военный генералъ-губернаторъ и графъ. Ср. Росск. Родосл. книгу, С.-Петербургъ 1866 г., ч. II., стр. 216.
- ↑ И. Н. Анненкова, Исторія лейб-гвардіи Коннаго полка, С.-Петербургъ, 1869 года, т. IV, въ спискѣ офицеровъ сего полка, на стр. 18, Карлъ-Магнусъ фонъ-Баронъ (братъ Эрнеста-Іоганна), на стр. 19, сынъ его, наслѣдный принцъ Петръ фонъ-Биронъ, и на стр. 148, принцъ Петръ Карловичъ Биронъ (племянникъ послѣдняго, внукъ Эрнеста-Іоганна).
- ↑ Marquis de Magny, Science des Paris. Гербъ французскихъ Бироновъ просто раздѣленъ на 4 поля: Два золотыя и два красныя, и не имѣетъ никакихъ геральдическихъ изображеній. См. также Comte de Girodan, Livre d’or de la Noblesse Europeen, Paris, 1861, p. 113 и D’Hosier, Les Armoiries de France.
- ↑ Тотъ самый дворецъ гдѣ потомъ иногда жилъ великій князь Павелъ Петровичъ, и на мѣстѣ котораго онъ въ послѣдствіи выстроилъ Михайловскій (нынѣ Инженерный) замокъ. Биронъ имѣлъ нѣсколько домовъ въ Петербургѣ, но всегда жилъ въ царскихъ резиденціяхъ.
- ↑ См. объ этомъ склепѣ стр. 419, т. I, Осьмнадцатаго вѣка.
- ↑ Изъ письма Разумовскаго къ Шувалову отъ 26го февраля 1768 года водно, что еслибы не посредничество Черкасскаго Разумовскій непремѣнно бы пожаловался на принца императрицѣ, тѣмъ болѣе что отецъ его не разъ отказывался отъ уплаты его долговъ и давалъ ему только по 6.000 талеровъ въ годъ. Дурная слава которую нажилъ себя этотъ принцъ объясняетъ почему, вопервыхъ, Екатерина II, въ бытность свою въ Митавѣ, не возвратила ему Андреевской ленты, а только Александровскую; вовторыхъ, вслѣдствіе наклонности его къ мотовству, назначила ему, при уступкѣ Курляндіи Россіи, только ту пенсію въ 6000 талеровъ которую онъ еще получалъ отъ своего отца, между тѣмъ какъ на старшаго брата его императрица надѣла орденъ Св. Андрея Первозваннаго, и по отреченіи его отъ герцогскаго престола, назначила ему пенсію во 100.000 талеровъ, независимо отъ двухъ милліоновъ талеровъ уплаченныхъ за аллодіальныя имѣнія. См. выше въ этой же главѣ, а также въ слѣдующей за симъ статьѣ письмо Черкасова Екатеринѣ II изъ Ревеля, отъ 19го мая 1778 года, которымъ онъ проситъ ее заступиться за шурина его герцога Петра въ процессѣ затѣянномъ съ нимъ братомъ его, принцемъ Карломъ, послѣ смерти ихъ отца, и отвѣтъ императрицы отъ 25го того же мая, которымъ она увѣдомляетъ Черкасова что уже поручила барону Стакельбергу вступиться за герцога въ его опорѣ avec ce malheureux Prince Charles. О принцѣ Карлѣ см. также въ журналѣ Время, за декабрь 1861 года, статью М. Д. Хмырова: Обстоятельства предшествовавшія опалѣ Ѳ. И. Бирона. Весь ходъ этого процесса изложенъ въ прибавленіи къ № 48 газеты Inland 1848 года, гдѣ сдѣланы и указанія на напечатанныя по сему случаю брошюры. Gravamen von Seiten deePrimen Carl von Kurland и Expose du procès entre le prince Charles*Ernest de Courlande et son frère Pierre, Duc Régnant. Процессъ начался изъ-за завѣщанія отца, хотя еще въ 1771 году принцъ Карлъ письменно отрекся отъ наслѣдства. Въ 1796 году онъ имѣлъ 24.000 талера долгу. Процессъ этотъ кончился лишь въ 1802 году. Рѣшеніемъ. Берлинскаго аппелляціоннаго суда, онъ добился нѣкоторой части имѣнія Вартенбергъ, въ Силезіи. Баронъ Оттонъ-Магнусъ Стакелѣбергь, о которомъ упомянуто выше, находился тогда въ качествѣ россійскаго посла въ Варшавѣ, гдѣ игралъ чрезвычайно важную роль и имѣлъ огромное вліяніе. Два года послѣ этой переписки, именно въ 1775 году, онъ былъ возведенъ Іосифомъ II въ графское достоинство. Онъ и сынъ его, графъ Густавъ Оттоновичъ, оба имѣли Андреевскую ленту и были дѣйствительными тайными совѣтниками (Росс. Родосл. Книга, С.-Петербургъ, 1866 г., ч. III, стр. 257). Послѣдній состоялъ одномъ изъ нашихъ уполномоченныхъ на Вѣнскомъ конгрессѣ. Сынъ его, генералъ-адъютантъ графъ Эрнестъ Густавовичъ, теперешній нашъ посолъ во Франціи. Фамилія эта на русскомъ языкѣ не признаетъ правильною орѳографію Штакельбергъ, и придерживается С, какъ начальной буквы.
- ↑ Сѣверная Почта 10го марта 1862 года, № 64 Этотъ принцъ Гогенцоллервокій скончался въ октябрѣ мѣсяцѣ сего года.
- ↑ Господинъ депутатъ Эскулапа по департаменту Россіи! Съ дружескимъ сочувствіемъ помышляю объ удовольствіяхъ которыми, я увѣренъ, вы наслаждаетесь во время поѣздки своей въ Ригу. Впрочемъ, по слабости свойственной человѣчеству, сюда порой присоединяется чувство зависти по поводу того что я не участвую въ этой поѣздкѣ. Я уже собирался просить вашу всемилостивѣйшую государыню дозволить мнѣ по этому случаю вступить въ отправленіе должности ея камергера и оставить въ Петербургѣ мое знаніе, моего секретаря, мои хлопоты и мою скуку. Мнѣ показалось что это значило бы слишкомъ разчитывать на благосклонность ея императорскаго величества. Разумъ и увлеченіе неотступно боролись по поводу этого предположенія, пока наконецъ разумъ, совѣтникъ столь же навязчивый какъ и дерзкій, одержалъ побѣду, которой увлеченіе не проститъ ему. Никогда свита не была составлена лучше той къ которой вы принадлежите. Какое милое тріо постоянно возлѣ васъ! Первую скрипку разыгрываетъ г. шталмейстеръ Нарышкинъ, удивительно счастливый плодовитостью воображенія и любезнымъ сумазбродствомъ ума, которыя никогда не успѣваютъ измѣнить ему! Вторую разыгрываетъ г. графъ Строгановъ (графъ Александръ Сергѣевичъ, въ послѣдствіи оборъ-камергеръ, род. въ 1734 году), нѣжно покрывая тѣ ноты которымъ пылкая живость перваго придаетъ нѣкоторую рѣзкость, и наполняя со вкусомъ пробѣлы которые оставляетъ на видъ его оплошность. Г. Пассекъ разыгрываетъ на контрабасѣ, и немногія его ноты, но интересныя и существенныя, совершенствуютъ концертъ. Мнѣ кажется, я не былъ достаточно справедливъ въ отношеніи тѣхъ о которыхъ сейчасъ говорилъ чтобы рискнуть продолженіе описанія вашихъ спутниковъ. Если мой другъ, генералъ Броунъ (генералъ-губернаторъ курляндскій и эстляндскій), лишился жены (онъ женатъ былъ на дочери знаменитаго фельдмаршала графа Петра Петровича Ласси и скончался въ 1789 году, 80 лѣтъ отъ роду), то расположите добрую графиню, эту дѣйствительно любезную, шестидесятилѣтнюю старушку, утѣшать его: пусть она вспомнитъ давно забытыя мысли и раздуетъ почти потухшій огонь. Нисколько не сомнѣваюсь что извѣстія отсюда сообщаются вамъ исправно. Вы знаете что Парисъ отправился въ Москву и что со времени его отъѣзда богини-соперницы оплакиваютъ втайнѣ его путешествіе, равно какъ и опасности которымъ легко можетъ подвергнуться довольно сомнительная вѣрность. Конечно, вамъ не упустили дать знать что фаворитки отсутствующихъ въ Ригѣ отлично утѣшаются. Вамъ, вѣроятно, также извѣстна воя исторія неудачнаго посла-негоціатора и несчастнаго любовника; вы знаете что его раскаяніе не пошло ему въ прокъ, что ему не хотятъ простить того чѣмъ въ отношеніи нему провинились. Это одинъ изъ тѣхъ случаевъ когда опасно быть правымъ. Вамъ уже, быть-можетъ, сообщили что онъ обѣдалъ на дняхъ у графини Головиной; что онъ тамъ нашелъ блистательную красу г-жи Ведель, восхитительную игривость князя Трубецкаго (это, вѣроятно, былъ князь Юрій Никитичъ, родившійся въ 1736 году и которому было тогда 28 лѣтъ отъ роду. Онъ, въ послѣдствіи времени, былъ дѣйствительнымъ тайнымъ совѣтникомъ; женатъ былъ сперва на А. П. Салтыковой, потому на графинѣ Д. А. Румянцевой. Стр. 322, т. I, Росс. Родосл. Книга) и зарождающіяся граціи этой майской розы, которую ежедневно боготворятъ, но которую слиткомъ мѣшкаютъ сорвать… Я ея не назову; однакожь, когда скажу вамъ что если невинность безъ приторности, наивность безъ глупости и утонченный умъ безъ лукавства, соединялись когда-либо въ одной и той же особѣ, то именно въ ней, — быть-можетъ вы угадаете тогда что я говорю о княжнѣ Барятинской (была въ послѣдствіи въ замужествѣ за генералъ-поручикомъ княземъ Вас. Вас. Долгоруковымъ, сыномъ Долгорукова-Крымскаго). Вашъ другъ былъ въ ужасномъ затрудненіи кому отдать предпочтеніе. Добрякъ не зналъ на которой остановить, отъ которой отвернуть свои взоры. Его нерѣшимость во всякомъ случаѣ избавила его отъ величайшаго изъ несчастій, — любить безъ надежды на взаимность. Польская дама еще не была у меня; но она, кажется, нравится тѣмъ кто имѣетъ счастіе ее знать. Другъ графа удвоилъ свое вниманіе и всячески поспѣшаетъ идти навстрѣчу желаній госпожи, не оскудѣвая нисколько въ выраженіяхъ примѣрной дружбы, которую онъ до сихъ поръ выказывалъ ея супругу. Отъ всего сердца поручаю вамъ заботиться о здоровьѣ милаго тріо. Предупреждайте ихъ нескромности или, по крайней мѣрѣ, сглаживайте ихъ послѣдствія. Это вамъ сдѣлаетъ честь.
- ↑ Гл. III и VII настоящаго очерка, записочка Екатерины II, V.
- ↑ Господинъ баронъ. Черкасовъ соблаговолитъ написать лорду Букингему и попросить его прислать мнѣ парламентскій актъ, состоявшійся, я полагаю, во время революціи т извѣстный подъ именемъ Акта объявляющаго права и льготы подданнаго и устанавливающаго порядокъ престолонаслѣдія, годъ I, Вильгельма и Маріи, сессія 2, глава 2 и, если можно, чтобы къ нему былъ приложенъ, хорошій а вѣрный переводъ на французскій языкъ.
- ↑ Государь мой, баронъ! Адмиралъ Кноульсъ подалъ мнѣ прилагаемую при семъ бумагу, говоря что она въ высшей степени важна и что, по этой причинѣ, онъ не осмѣлился, безъ моего приказанія, дать ее перевести. Я ему сказала что постараюсь разобрать ее и, если не пойму, то поручу вамъ для перевода. Сколько могу понять, эта бумага есть Politische Kannegieser, потрудитесь перевести ее на французскій языкъ и будьте увѣрены что я ваша покорнѣйшая слуга.
- ↑ Господинъ баронъ, переведите мнѣ пожалуста эту кисленькую записочку, дабы мнѣ знать чего этотъ отъ меня хочетъ.
- ↑ Есть преданіе, но не вполнѣ достовѣрное, что ему принадлежалъ на Англійской набережной, на углу Заматнина переулка, домъ банкира Стерке, недавно проданный г. Горскому. Изъ дѣлъ государственнаго архива видно что отецъ Черкасова оставилъ, кромѣ населенныхъ имѣній, каменный домъ въ Петербургѣ, оцѣненный въ 16.000 р., въ Москвѣ каменный и загородный дома, оцѣненные въ 4.000 р., да еще 18.000 долгу.
- ↑ См. Описаніе торжествъ высокобрачнаго сочетанія его императорскаго высочества благовѣрнаго государя цесаревича и великаго князя Павла Петровича съ ея императорскими высочествомъ благовѣрною государынею великою княгинею Наталіею Алексѣевною, счастливо совершившагося 1773 года сентября ее 29й день. С.-Петербургъ, 1778 года. Книжку эту обязательно сообщилъ намъ изъ своей библіотека М. Д. Хмыровъ.
- ↑ См. глава III этого очерка.
- ↑ Въ Дерптѣ названія всѣхъ улицъ обозначены по-нѣмецки на дощечкахъ прибитыхъ къ угловымъ домамъ по перекресткамъ. Русскій, не знающій нѣмецкаго языка, рискуетъ заблудиться въ этомъ русскомъ уѣздномъ городѣ. Насъ особенно поразило названіе улицы, ведущей къ рѣкѣ Эмбаху, Lodienetrasse. Ладьями называются лодки на Чудскомъ озерѣ, какъ назывались онѣ у Варяговъ и у насъ при Олегѣ.
- ↑ Свѣдѣнія сообщенныя протоіереемъ этой церкви, о. Алексѣевымъ, профессоромъ богословія въ Дерптскомъ университетѣ.
- ↑ Воспитанный въ роскоши, привыкнувъ съ молодости посѣщать большой свѣтъ, баронъ Черкасовъ былъ принужденъ, по обязанности службы, проводить большую часть своего времени при дворѣ. Все это нисколько не измѣнило его характера, и не имѣло вліянія на его образъ мыслей. Онъ былъ добръ, прямодушенъ, исполненъ честности и чести, но вмѣстѣ съ тѣмъ быстръ, своенравенъ, вспыльчивъ, не выносилъ ничего отъ кого бы то ни было, даже отъ государыни, которая ему часто говаривала: «Вѣдь право, г. Черкасовъ, вы невыразимо странный человѣкъ!» T. II, стр. 248.)
- ↑ Обширностью своихъ познаній баронъ Александръ Черкасовъ очень пришелся по нраву императрицѣ Екатеринѣ II, она его полюбила и умѣла извлечь всю возможную пользу изъ этого человѣка, богатаго достоинствами, но до крайности своеобразнаго. (Тамъ же, стр. 247.)
- ↑ Какъ мы уже упоминали въ нашей первой статьѣ (Русскій Вѣстникъ за январь сего 1870 года), у насъ находится только 15 собственноручныхъ записочекъ Екатерины II къ барону Черкасову, относящихся по большей части до привитія ей оспы. Изъ его автографовъ имѣемъ мы сдѣланный имъ переводъ одного донесенія доктора Димсдаля, и черновые отпуски всѣхъ писемъ которые отправлены были Черкасовымъ Екатеринѣ II изъ Ревеля, въ 1773 году. Собственноручныя же отвѣтныя письма, тогда же адресованныя ему государыней, въ 1832 году, то-есть вскорѣ послѣ кончины его дочери, кавалерственной дамы Елисаветы Александровны Пальменбахъ, перешли къ его родному внуку, барону Александру Петровичу Черкасову; со времени же пресѣченія въ лицѣ его мужескаго потомства старшей линіи бароновъ Черкасовыхъ, эти собственноручныя письма Екатерины II составляютъ собственность старшаго лица въ младшей линіи той же фамиліи, а именно: барона Ивана Ивановича Черкасова, бѣлевскаго уѣзднаго предводителя дворянства, имѣющаго трехъ сыновей отъ брака съ княжною С. В. Оболенской. Баронъ Иванъ Ивановичъ живетъ въ Тульской губерніи, близь Бѣлева, въ селѣ Володьковѣ. Съ его согласія, мы печатаемъ письма Екатерины II, по копіи сохранившейся у насъ съ 1832 года, и соединивъ ихъ съ подлинными черновыми донесеніями къ ней барона А. И. Черкасова. По этому случаю, приносимъ искреннюю благодарность барону Ивану Ивановичу, какъ за нѣкоторыя сообщенныя намъ дополнительныя свѣдѣнія объ этой исторической личности, такъ и за изъявленную ихъ готовность исправить путемъ печати же тѣ ошибки которыя могли вкрасться въ нашъ списокъ съ писемъ Екатерины II. Сколько намъ извѣстно, подобныя копіи находились у покойныхъ: канцлера россійскихъ орденовъ, князя Александра Николаевича Голицына, извѣстнаго почитателя великой императрицы, нѣкогда бывшаго ея пажемъ, и у вдовы оберъ-шенка, графини Анны Михайловны Толстой, рожденной княжны Хилковой. Теперь еще имѣетъ подобный списокъ родной правнукъ барона А. И. Черкасова, съ материнской стороны, генеральнаго штаба генералъ-лейтенантъ Левъ Павловичъ Батюшковъ. Наконецъ, въ сборникѣ составленномъ нами въ 1859 году для Государя Императора, вся корреспонденція Екатерины II съ Черкасовымъ соединена въ одно цѣлое, такъ что инструкціи императрицы, его донесенія ей и отвѣтныя ея письма слѣдуютъ одни за другими, въ строгомъ хронологическомъ порядкѣ, подъ 27ю нумерами, причемъ еще дополнены предисловіемъ, оглавленіями (суммаріумами) и историческими примѣчаніями.
- ↑ Императрица Марія Ѳеодоровна, дочь герцога Виртембергъ-Монбельярскаго Фридриха-Евгенія и принцессы Фридерики-Доротеи-Софіи Бранденбургской, мать которой была принцесса Прусская Доротея, родная сестра Фридриха-Великаго. (Mèmoires de la Baronne d’Oberkirch. Parie, 1863, tome V, p. 19.)
- ↑ Vou-Helbig. Онъ былъ саксонскимъ повѣреннымъ въ дѣлахъ при Россійскомъ дворѣ. (Herman, Geschichte des Russischen Staates, томъ V, стр. 100 и Русскій Архивъ, 1865 г., стр. 211).
- ↑ Она въ послѣдствіи вышла за курфирста Баварскаго Максималіана-Іосифа.
- ↑ Фридрихъ скончался въ 1786 году. Объ ея сватовствѣ см. также стр. 13, тома I Осьмнадцатаго вѣка, статья Екатерина II, новыя свѣдѣнія.
- ↑ I. C. Hoffmeister, Handbuch über alle Linien des hohen Regentenhausee. Hessen-Cassel, 1861, p. 155 et 156.
- ↑ Онъ женатъ былъ первымъ бракомъ на принцессѣ Елизаветѣ Брауншвейгской, но развелся съ нею. Сынъ, родившійся, въ 1770 году, отъ втораго брака, былъ король Фридрихъ-Вильгельмъ Ш, отецъ въ Бозѣ почившей императрицы Александры Ѳеодоровны.
- ↑ Эта запаска изданы въ Берданѣ въ 1842 году, въ одномъ томѣ, съ предисловіемъ Фаригагена фонъ-Энзе и имѣютъ слѣдующее заглавіе: Denkwürdigkeiten des Freiherrn Achats Fr. vоn-der-Asseburg. Тутъ же объяснено что эти мемуары составлены и изданы отставнымъ дипломатомъ, по бумагамъ оставшимся послѣ Ассебурга. Самое предисловіе помѣщено и въ собраніи сочиненій Фаригагена фонъ-Энзе (Denkwürdigkeiten und vermischte Schriften, Leipzig, 1846), на стр. 419—422, тома VII.
- ↑ Епископство Гальберштатское Вестфальскимъ миромъ обращено было въ княжество, тогда же отданное курфирсту Бранденбургскому; теперь оно составляетъ часть Магдебургскаго округа.
- ↑ Изъ записокъ его видно что онъ также владѣлъ вотчиною Фалькенштейнъ.
- ↑ Ассебургъ жилъ преимущественно въ Брауншвейгѣ, а въ Регенсбургѣ оставлялъ своего секретаря, съ званіемъ повѣреннаго въ дѣлахъ. Въ концѣ этого очерка, мы разкажемъ, въ видѣ эпилога, дальнѣйшую судьбу Ассебурга, равно какъ и ландграфини Дармштадтской съ ея семействомъ, самого барона Черкасова и вообще всѣхъ дѣйствующихъ въ этомъ эпизодѣ лицъ. Къ свѣдѣніямъ о фамиліи Ассебургъ и объ ея родствѣ съ Биронами, сообщеннымъ въ главѣ X налей статьи (Русскій Вѣстникъ за мартъ сего года), мы покамѣстъ только прибавимъ что 2го (11го) минувшаго марта скончалась въ Нейндорфѣ, 84 лѣтъ отъ роду, графиня Ассебургъ, дочь прусскаго фельдмаршала Блюхера (Journal de St.-Pélersbourg, 13го (26го) марта 1870 г. № 56, подъ рубрикой Prusse.)
- ↑ Германія раздѣлялась тогда на десять округовъ, а именно: Нижіе-Саксонскій, Верхне-Саксонскій, Вестфальскій, Франконскій, Аварійскій, Богемскій, Бургундскій, Нижне-Рейнскій, Верхне-Рейнскій и Швабскій. О миссіи нашей при первомъ изъ нихъ говорится въ шейномъ указѣ, данномъ 27го апрѣля 1798 года коллегіи иностранныхъ дѣлъ. (Полн. С. З. Р. И. т. XXV.) Эта миссія была соединена тогда съ другою, бывшею дотолѣ въ Эйтинѣ, при Голштинскомъ дворѣ. Кромѣ курфирста Ганноверскаго и герцоговъ Брауншвейгокато и Мекленбургскаго, эта миссія акредитована была нѣкоторое время и при королѣ Прусскомъ. Имена двоихъ Гроссовъ очень памятны въ исторіи русской дипломатіи, какъ дѣятелей умныхъ, образованныхъ и полезныхъ. Выше упомянутый Ѳ. И. фонъ-Гроссъ, тайный совѣтникъ и кавалеръ ордена Св. Владиміра 2й ст. большаго креста (съ 22го сентября 1786, то-есть съ 4й годовщины его учрежденія), въ продолженіе почти всего царствованія Екатерины II, былъ ея посланникомъ при Нижне-Саксонскомъ округѣ. Онъ родился въ 1729 и умеръ въ 1797 году. Въ службу вступилъ въ 1766, секретаремъ россійской миссіи, при родномъ дядѣ своемъ Генрихѣ Гроссѣ, родившемся въ 1718 году, въ герцогствѣ Виртембергскомъ, обучавшемся въ Тюбигенскомъ университетѣ и подружившимся съ I княземъ Антіохомъ Кантеміромъ, который и опредѣлилъ его при себѣ секретаремъ россійскаго посольства, сперва въ Лондонѣ, потомъ въ Парижѣ, и по смерти котораго, Генрихъ Гроссъ, въ 1746 году, заступилъ его мѣсто, первоначально въ качествѣ россійскаго резидента, а послѣ того и полномочнаго министра. Изъ Берлина племянникъ сопровождалъ въ Дрезденъ (1762), въ Гаагу и въ Лондонъ, дядю своего, перебывавшаго во всѣхъ этихъ столицахъ россійскимъ посланникомъ, и скончавшагося въ 1765 году, 52 лѣтъ отъ роду, въ послѣдней изъ нихъ, гдѣ онъ погребенъ въ церкви Св. Павла. Бытность Генриха Гросса въ Пруссіи непосредственно предшествовала Семилѣтней войнѣ, и разрывъ произведенъ былъ имъ согласно инструкціи Бестужева: во время же войны онъ былъ назначенъ при графѣ Ив. Григ. Чернышевѣ вторымъ россійскимъ уполномоченнымъ на Аугсбургскій конгрессъ, который однакожь не состоялся; а находясь при дворѣ Польско-Саксонскомъ, Гроссъ сколько могъ вступался за греко-унитовъ и, вслѣдствіе наставленій которыя получалъ изъ Петербурга, препятствовалъ избранію брата короля-курфирста на Курляндскій престолъ, который такимъ образомъ и остался за ссыльнымъ Бирономъ. Въ промежутки между этими миссіями, Гроссъ былъ двукратно въ Петербургѣ (куда и сопровождалъ его племянникъ), болѣе или менѣе долгое время членомъ государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ. Онъ отлично зналъ по-русски, депеши свои писалъ по-титулѣ, и самъ говаривалъ что только при Аннѣ Іоанновнѣ присылалъ донесенія на нѣмецкомъ языкѣ "страха Биронова ради-. Онъ былъ пожалованъ Елисаветою Петровною въ тайные совѣтники и, 30го августа 1760 года, получилъ отъ нея Александровскую ленту (Списокъ кавалерамъ четырехъ россійскихъ орденовъ. Москва, 1814, стр. 210). Петръ III очень его любилъ, и такъ какъ Гроссъ былъ малъ ростомъ, то онъ въ шутку называлъ его уменьшительнымъ именемъ Gröescheo. Портретъ этого заслуженнаго дипломата, писанный въ Берлинѣ живописцемъ Пэнъ (Antoine Pèsne), находился на выставкѣ, которая, по примѣру Московской, устроена была въ семъ году въ С.-Петербургѣ, въ домѣ г. министра внутреннихъ дѣлъ, и значится въ первомъ изданіи каталога ея подъ № 279, а въ послѣдующихъ подъ № 213. Въ Московскомъ главномъ архивѣ министерства иностранныхъ дѣлъ находятся между (прочимъ собственноручныя: Скаска дѣйствительнаго штатскаго совѣтника и чрезвычайнаго посланника при королевско-польскомъ и куръ-саксонскомъ дворѣ Генриха Гроса, 26го апрѣля (его мая) 1753 года, и Скаска переводчика Фридриха Гросса (отъ того же числа), копіи съ промеморій, представленныхъ первымъ, въ томъ же году, королю-курфирсту въ пользу унитовъ, и съ королевекихъ грамотъ, отправленныхъ вслѣдствіе сего великому канцлеру литовскому и т. п. интересныхъ документовъ. Въ Словарѣ достопамятныхъ людей Русской земли, Бантышъ-Каменскаго, помѣщена довольно полная біографія Генриха Гросса и о немъ упоминаютъ: П. К. Щебальскій въ Русскомъ Вѣстникѣ за сентябрь 1864 года, — А. А. Васильчиковъ въ Семействѣ Разумовскихъ. Москва, 1868 г., стр. 72 и 78, равно какъ Русскій Архивъ 1865 стр. 1505 и Архивъ князя Воронцова, М. 1870; томъ I, стр, 251, 252, 395, 899, 408—413, 460, 461—529. Генрихъ Гроссъ и племянникъ его Ѳедоръ Ивановичъ не были женаты. О нихъ обоихъ идетъ рѣчь на стр. 310 тома III Россійск. Родосл. Книги, С.-Петербургъ, 1866, и о послѣднемъ, въ томѣ VIII Энцикл. Лексикона, С.-Петербургъ, 1837, на стр. 598. Ѳедоръ Ивановичъ былъ въ дружеской переливкѣ съ Штелинымъ, разборомъ которой занимается академикъ П. П. Пекарскій. Извѣстный Дубровскій, который пріобрѣлъ въ Парижѣ, во время революціи, сокровища Бастальской библіотеки, увезъ ихъ сперва въ Голландію, и потомъ былъ прикомандированъ къ миссіи Ѳ. И. Гросса, пока представился ему случай отвезти свои пріобрѣтенія въ Петербургъ. Секретарями при Ѳедорѣ Ивановичѣ были сперва поочередно родные племянники его съ материнской стороны, бароны: Карлъ и Андрей Яковлевичи Бюлеры, потомъ г. Свѣчинъ (братъ котораго былъ с.-петербургскимъ оберъ-полицеймейстеромъ при Павлѣ I) и г. фонъ-Струве, въ 1880 годахъ самъ бывшій россійскимъ посланникомъ при Ганзейскихъ городахъ и Ольденбургскомъ дворѣ, постъ, который послѣ него занялъ его сынъ, Густавъ Андреевичъ фонъ-Струве. У Генриха Гросса былъ братъ, Карлъ, состоявшій на службѣ въ государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ, при графѣ Остерманѣ, и бывшій академикомъ С.-Петербургской Академіи Наукъ (Ср. тотъ же томъ Архива князя Воронцова, стр. 404). Онъ также не былъ Женатъ, и застрѣлился, когда, при переворотѣ 1741 года, генералъ-прокуроръ князь Трубецкой застращалъ его перспективой пытки. О Карлѣ и племянникѣ его, Ѳедорѣ Гроссахъ, упоминаетъ Спада, на стр. 62 и 727 тома II своихъ Ephémerides russes, St.-Petersbourg, 1816. Если вѣрить Бантышъ-Каменскому, то отецъ Генриха и Карла былъ извѣстный въ Германіи математикъ Гроссъ; мы же имѣемъ положительное указаніе (но одно другому не мѣшаетъ) что онъ былъ одно время ротмистромъ въ цесарскомъ войскѣ. Быть-можетъ, онъ же въ послѣдствіи поступилъ въ русскую службу и былъ воеводой на Бѣломъ озерѣ. (См. стр. 469 и 470 тома IV Актовъ Археографической Экспедиціи, С.-Петербургъ, 1836. Грамота царей Іоанна и Петра Алексѣевичей, 1го марта 1699 года, бѣлозерскому воеводѣ Леонтію Леонтьевичу Гроссу). Впрочемъ, фамилія Гроссъ чуть ли не до сихъ поръ существуетъ въ королевствѣ Виртембергскомъ. По крайней мѣрѣ, изъ Almanach de Gotha 1835—39 видно что въ то время старшимъ членомъ королевскаго совѣта былъ дѣйств. тайн. сов. фонъ-Гроссъ; а не далѣе какъ въ прошломъ 1869 году, скончался тамъ членъ высшаго суда, Густавъ-Генрихъ Гроссъ, сынъ королевско-виртембергскаго тайнаго совѣтника Гросса (Ausercrdenfliehe Beilage zur Augsburger Zeitung 2 Iuni, 1869, № 153).
- ↑ Онъ скончался въ Цербстѣ, 16го марта 1747 года.
- ↑ Изъ нихъ принцесса Амалія почти сговорена была за наслѣднаго принца Баденскаго; а Луиза объявила что не перемѣнитъ вѣры.
- ↑ Выше сказано было что россійскимъ посланникомъ въ Гамбургѣ находился въ то время Ѳедоръ Ивановичъ фонъ-Гроссъ. На сестрѣ его, Марьѣ Ивановнѣ, былъ женатъ дѣйствительный тайный совѣтникъ баронъ Яковъ Ивановичъ Бюлеръ. Старшій сынъ ихъ. баронъ Карлъ Яковлевичъ, началъ службу при родномъ дядѣ своемъ, Ѳ. И. Гроссѣ, былъ потомъ совѣтникомъ россійскаго посольства во Франкфуртѣ-на-Майнѣ, при графѣ Н. П. Румянцевѣ, и съ 1787 года, начальникомъ дипломатической канцеляріи главнокомандующаго, князя Потемкина; состоялъ при конгрессѣ въ Яссахъ, при Гродненскомъ сеймѣ и Тарговицкой конфедераціи; съ 1796 по 1805 годъ, былъ россійскимъ посланникомъ при дворахъ Виртембергскомъ и Баварскомъ и на Регенсбургскомъ имперскомъ сеймѣ, гдѣ принималъ дѣятельное участіе въ секуляризаціи мелкихъ германскихъ владѣній; послѣ чего, былъ старшимъ членомъ государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ, снова при гр. Н. П. Румянцевѣ, уже канцлерѣ, и сенаторомъ. Онъ скончался въ С.-Петербургѣ, 22го іюня 1811 года. Превосходный портретъ этого дипломата, писанный въ 1790 году въ Вѣнѣ знаменитымъ профессоромъ Ламли и послужившій сему послѣднему рекомендаціей у Екатерины II, находился во второй Екатерининской залѣ на выставкѣ старинныхъ портретовъ, которая въ семъ году устроена была въ С.-Петербургѣ, въ домѣ г. министра внутреннихъ дѣлъ, и значится во 2мъ изданіи каталога этой выставки подъ № 496. О баронѣ К. Я. Бюлерѣ упоминается въ біографіи его младшаго брата, дѣйствит. тайн. совѣтника, сенатора барона А. Я. Бюлера, помѣщенной Н. А. Полевымъ въ 23 Сѣверной Пчелы (29го января 1844 года); въ Архивѣ Государственнаго Совѣта, С.-Петербургъ, т. Ій. часть Ія, стр. 927, 937—940 и 942, въ Чтеніяхъ Московскаго Общества Исторіи и Древностей 1866 года, кн. III, на стр. 55—58; въ Энциклопедическомъ Лексиконѣ, С.-Петербургъ, 1837 года, т. VIII, стр. 598 и 599; въ Annuaire historique, Paris, 1844, томъ I, стр. 80 и 81, въ Россійская Родосл. Книгѣ, С.-Петербургъ, 1856 года. T. III, стр. 315 и 316; у Tiepa (Histoire du Consulat et de l’Empire, Paris 1845, tome IV, p. 1—161, Livre XV, Les Sécularisations; см. преимущественно стр. 119, 120, 146, 147 и 157); у Шмита, на стр. 365, тома Нго его сочиненія: Suworow und Polens Untergang, Leipzig, 1858; у Сиверca, на стр. 43—44 тома 2го его записокъ: Ein Russischer Staatsman; у Спада, на стр. 728й, части ІІй Ephèmerides russes, S.-Petersbourg, 1816, и у П. И. Костомарова, въ статьяхъ помѣщенныхъ имъ въ Вѣстникѣ Европы 1869 года, подъ заглавіемъ: Послѣдніе годы Рѣчи Посполитой. Бюлеры ведутъ начало изъ Франконіи; предки ихъ, патриціи вольнаго города Нюренберга, принимали участіе въ борьбѣ противъ католицизма, и возведены были въ баронское достоинство Германской имперіи. Родъ ихъ, нынѣ православнаго исповѣданія, внесенъ въ дворянскій гербовникъ Россійской имперіи, и хотя въ прошломъ столѣтіи временно владѣлъ жалованными арендами въ остзейскихъ губерніяхъ, но никогда не заявлялъ желанія бытъ внесеннымъ въ матрикулы тамошняго дворянства.
- ↑ Наслѣдный принцъ Баденскій сватался въ это время за принцессу Амалію Дармштадтскую. (См. донесеніе Ассебурга).
- ↑ (Мой поступокъ доказываетъ вамъ, государыня, что когда дѣло идетъ о томъ чтобы вамъ угодитъ и повиноваться, или слѣдовать предразсудкамъ, на основаніи коихъ публика дѣлается судьей строгимъ и страшнымъ, то выборъ меня нисколько не затрудняетъ….)
- ↑ Въ какой степени она очаровала Фридриха Великаго, всего лучше доказываетъ эпитафія, которую онъ послѣ ея кончины сочинилъ для нея: Femina sexu, ingenio vir.
- ↑ Надо полагать что это былъ Густавъ-Христіанъ Ребиндеръ, который значится на стр. 244, тома III Россійской Родословной Книги, С.-Петербургъ, 1866, родившимся въ 1722 году, имѣвшимъ, слѣдовательно, въ 1773 году за 50 лѣтъ, и умершимъ (неизвѣстно когда именно) въ чинѣ генералъ-майора. О немъ часто идетъ рѣчь въ перепискѣ Екатерины II съ Черкасовымъ. Въ самой инструкціи своей она говоритъ о немъ какъ о человѣкѣ хорошо ей извѣстномъ своею догадливостью и смѣтливостью, и то поручаетъ Черкасову переслать ему письмо, то передать поклонъ отъ нея. Онъ сопровождалъ ландграфиню отъ Любека до Ревеля, и оттуда, чрезъ Гатчину, въ Царское Село (№ I, пунктъ 7й и №№ II—IV, VI и XXIII). Поэтому не слѣдуетъ его смѣшивать! съ другимъ Ребиндеромъ, о которомъ, именно въ то время какъ ландграфиня выѣзжала изъ Ревеля и направляла путь свои въ Царское Село, Екатерина II писала Черкасову (№ XXVI) что приказала Ребиндеру выслать въ Кипень гонца. Это, по всей вѣроятности, принадлежавшій къ числу приближенныхъ императрицы, двоюродный братъ предшествующаго, шталмейстеръ Василій Михайловичъ Ребиндеръ, бывшій въ послѣдствіи, какъ сказано на вышеприведенной стран. Родословной Книги, дѣйствительнымъ тайнымъ совѣтникомъ и имѣвшій родныхъ братьевъ: Ганса-Вильгельма, россійскаго резидента въ Данцигѣ (сми Записки княгини Дашковой, Лондонъ, 1859, стр. 103 и 104), бывшаго полковникомъ, а послѣ того статскимъ совѣтникомъ, — и Ивана Михайловича, генералъ-поручика. Донесенія одного (изъ Данцига), за 1764, и другаго, за 1783—1792, въ качествѣ правящаго должность генералъ-губернатора нижегородскаго и пензенскаго, находятся въ государственномъ архивѣ; но тамъ нѣтъ никакихъ свѣдѣній о первыхъ двухъ названныхъ нами Ребиндерахъ. Изъ нихъ, генералъ-маіоръ Густавъ-Христіанъ, то-есть тотъ который сопровождалъ ландграфиню Дармштадтскую отъ Любека до Царскаго Села, не значится въ Описаніи торжества высокобрачнаго сочетанія великаго князя Павла Петровича, С.-Петербургъ, 1773, а тамъ, въ Церемоніалѣ высочайшаго поѣзда въ Казанскій соборъ, поименованъ ѣхавшимъ верхомъ, предъ каретой императрицы, въ должности шталмейстера генералъ-майоръ Ребиндеръ, то-есть, очевидно, тотъ самый который, съ утвержденіемъ его въ придворномъ чинѣ шталмейстера, тѣмъ самымъ повышенъ «изъ генералъ-майоровъ въ III классъ, а въ послѣдствіи и во II, съ производствомъ въ гражданскій чинъ дѣйствительнаго тайнаго совѣтника. Этого-то шталмейстера В. М. Ребиндера называетъ и Сумароковъ въ числѣ лицъ сопровождавшихъ Екатерину II въ Тавриду (ч. II, стр. 195). Особы этой фамиліи и иныя, состоящія съ ними въ родствѣ, къ которымъ мы обращались, сообщили намъ объ одномъ только В. М. Ребиндерѣ, что на гравюрахъ, представляющихъ путешествіе Екатерины II, онъ изображенъ ѣдущимъ верхомъ возлѣ ея кареты (гравюръ такихъ, кромѣ одной аллегорической, мы не видали), и что онъ былъ долгое время, ктиторомъ (вѣроятно послѣ графа Ангальта) Петропавловской лютеранской кирки въ С.-Петербургѣ, гдѣ имѣлъ на Невскомъ проспектѣ домъ, принадлежащій нынѣ Казанскому собору.
- ↑ Сынъ гетмана, названный Андреемъ, въ память ордена полученнаго отцомъ (А. А. Васильчиковъ, семейство Разумовскихъ. Москва, 1868, стр. 121), въ послѣдствіи посланникъ въ Копенгагенѣ, Стокгольмѣ и Неаполѣ; а затѣмъ посолъ въ Вѣнѣ. Тамъ, въ царствованіе Павла I, успѣшно велъ онъ переговоры о бракосочетаніи великой Княжны Александры Павловны съ палатиномъ Венгерскимъ, и возведенъ былъ въ княжеское Россійской Имперіи достоинство. Фамиліи Разумовскихъ нѣтъ въ Россійской Родословной Книгѣ Долгорукова. Въ государственномъ архивѣ, въ числѣ бумагъ князя Разумовскаго, находятся три журнала рейсовъ, въ коихъ онъ, вѣроятно, во всѣхъ принималъ участіе. Первый, 1764 года, о плаваніи въ Балтійскомъ морѣ; второй, 1772 года, о поѣздкѣ въ Архангельскъ, подъ начальствомъ контръ-адмирала Н. И. Сенявина и капитана 2го ранга Арсеньева; третій, 1773 года, о командованіи пакетботомъ Быстрый, совершившимъ камланію отъ Кронштадта до Травемюнде и обратно чрезъ Ревель, съ 4го мая по 27е іюня. Этотъ журналъ подписанъ прапорщичья ранга штурманомъ Ив. Антоновымъ. Въ Описаніи торжества высокобрачнаго сочетанія великаго князя Павла Петровича, графъ А К. Разумовскій названъ въ числѣ камеръ-юнкеровъ ѣхавшихъ верхомъ предъ императрицей; сестра его, графиня Елизавета Кириловна, въ числѣ сопровождавшихъ ее фрейлинъ; а отецъ ихъ, бывшій гетманъ, ѣхавшимъ, какъ фельдмаршалъ, то-есть особа I класса, въ послѣдней золотой каретѣ, вмѣстѣ съ другимъ. моложе его, фельдмаршаломъ, княземъ А. М. Голицынымъ. Но въ числѣ камеръ-юнкеровъ служившихъ въ этотъ день за высочайшимъ столомъ, графъ А. К. Разумовскій не поименованъ.
- ↑ Донесеніе Черкасова. № XXII.
- ↑ Вѣроятно Камероновская, извѣстная подъ названіемъ колоннады. Она пристроена къ старому дворцу и отъ нея идетъ широкая, открытая лѣстница къ озеру.
- ↑ Называя особъ которыя составляли свиту Екатерины II во время путешествія ея въ Тавриду въ 1787 году, Сумароковъ говоритъ что между прочимъ тутъ находились тайные совѣтники: Стрекаловъ, гр. Скавронскій, гр. Стакельбергъ и камергеры того же чина: Нелединскій-Мелецкій, Валуевъ и Салтыковъ. (Обозрѣніе царствованія и свойствъ Екатерины Великой, С.-Петербургъ, 1832 года, часть II, стр. 195.)
- ↑ Прошу васъ вполнѣ довѣрять его словамъ. Я его выбрала изъ среды весьма многихъ кандидатовъ, какъ человѣка вѣрнаго, который мнѣ давно извѣстенъ своею личною ко мнѣ приверженностью, равно какъ своею прямотой и умомъ свободнымъ отъ предразсудковъ…
- ↑ Бывшій домъ гофмейстера Шепелева (см. стр. 41 Семейства Разумовск.) вошелъ въ составъ Новаго Эрмитажа, обращеннаго фасадомъ на Большую Милліонную и выстроеннаго въ 1849 году баварскимъ архитекторомъ Кленцелемъ.
- ↑ См. т. II Энциклопед. Лексикона, С.-Петербургъ, 1886 года, стр. 319—320 и 331—333. Аннинскій орденъ учрежденъ былъ, 3го февраля (ст. ст.) 1836, владѣтельнымъ герцогомъ Шлезвигъ-Голштинскимъ Карломъ-Фридрихомъ (отцомъ Петра III), въ честь и память его супруги, цесаревны Анны Петровны, старшей дочери Петра Великаго, скончавшейся въ Килѣ въ 1728, и погребенной въ С.-Петербургѣ, въ Петропавловской крѣпости. Вокругъ краснаго креста, посреди звѣзды девизъ: Amantibus Iustitiam, Pietatem, Fidem, начальныя буквы коего соотвѣтствуютъ словамъ: Анна Imperatorie Petri Filii. Авторъ статьи: Аннинскій Орденъ (въ Энц, Лекс.) говоритъ что этотъ орденъ пожалованъ былъ въ 1764 великому князю Павлу Петровичу, и будто Екатерина II возложила его на себя, 29го іюня 1762 года. При Павлѣ I орденъ этотъ раздѣленъ на три степени: лента, крестъ на шеѣ, и на шпагѣ; а въ 1808, прибавлена еще одна степень: крестъ въ петлицѣ. Въ Петербургѣ открытъ недавно музеумъ главнаго интендантскаго управленія (на Англійскомъ проспектѣ 36), гдѣ можно видѣть кивера голштинской гвардіи съ изображеніемъ на нихъ звѣздъ ордена Св. Анны.
- ↑ Князь Владиміръ Сергѣевичъ, дѣйствит. Тайн. совѣтникъ, цѣлыхъ 24 года занималъ этотъ постъ; былъ холостъ, и скончался 86 лѣтъ о. р. въ 1803. Онъ происходилъ по прямой линіи отъ князя Алексѣя Григорьевича, прадѣда князя Долгорукова-Крымскаго. (Росс. Род. книга, С.-Петерб. 1854. Томъ I, стр. 96 и 108.) Княгиня Дашкова упоминаетъ объ немъ на стр. 104, 127, 176 и 178 своихъ Записокъ, изображая его человѣкомъ всѣми любимымъ и уважаемымъ, радушнымъ, внимательнымъ къ соотечественникамъ, и притомъ большимъ приверженцемъ Фридриха Великаго и его военной системы, такъ что онъ часто присутствовалъ при производимыхъ имъ смотрахъ войскъ.
- ↑ Толковый человѣкъ всему знаетъ мѣру, а вы толковы…. Ваше письмо хорошо написано; я имъ очень довольна; продолжайте какъ вы начали.
- ↑ Почтовое вѣдомство было подчинено тогда и еще при князѣ Безбородкѣ, въ царствованіе Павла I, президенту государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ.
- ↑ Русскій Вѣстникъ за мартъ мѣсяцъ сего года.
- ↑ «Я больной 76тилѣтній старецъ. Я, быть-можетъ, лишу вздоръ; но по крайней мѣрѣ я вамъ говорю то что думаю; а это дѣлаютъ довольно рѣдко, когда обращаются къ лицамъ вашего сана. Я забываю объ императорскомъ величествѣ, когда занятъ единственно вашею особой. Мой энтузіазмъ превосходитъ мое глубокое высокопочитаніе.»
- ↑ Рѣчь идетъ о томъ Ал. Вас. Олсуфьевѣ въ завѣдываніе котораго поступилъ кабинетъ послѣ барона Ивана Антоновича Черкасова, то-есть отца барона Александра Ивановича Черкасова съ которымъ Екатерина II вела въ 1773 году настоящую переписку.
- ↑ Сохраняемъ орѳографію подлинника.
- ↑ Je suis persuadée, moi, Impératrice, que celle-ci est la plus amlitieuse; qui ne prend goût et ne s’amuse de rien est rongé d’amlition; ceci est une règle immanquable. (Annotation autographe de l’Imperаtrice.)
- ↑ Противъ этого мѣста, въ извлеченіи присланномъ Черкасову, собственноручно приписано Екатериной II: Я увѣрена, я, императрица, что эта всѣхъ честолюбивѣе; кто не интересуется и не веселится ничѣмъ, того заѣло честолюбіе; это неизмѣнная аксіома…
- ↑ Compasser, — старинное выраженіе, происходящее отъ слова compas (циркуль) и означающее вымѣрять циркулемъ.
- ↑ Петръ III былъ вообще слабаго сложенія; часто хворалъ, изъ 1744 году, послѣ обрученія своего, три раза былъ опасно боленъ: сперва воспаленіемъ, потомъ летучею оспой, а вслѣдъ затѣмъ, и настоящею оспой (von Helbig, Biographie Peter des Dritten, Tübingen, 1806, т. I, стр. 50). Въ томъ же году и обрученная невѣста его постигнута была тяжкою болѣзнью (Осьмнадцатый вѣкъ, Москва, 1868 года, книга I, стр. 423 и 424). А Павелъ I, какъ выше сказано, до вступленія въ зрѣлые года, вынесъ по крайней мѣрѣ пять недуговъ. Онъ былъ боленъ: 1) въ Москвѣ, въ 1762 году, во время коронаціи Екатерины II (Записки княгини Дашковой, стр. 83); 2) въ Петербургѣ, въ 1765 году (Русск. Вѣст. 1870 года № 1, стр. 10 и 11); 3) тамъ же, въ 1768 году (№ 2 того же журнала, стр. 569); 4) въ 1769, и 5) въ 1776 (см. гл. V и VI сего заключительнаго повѣствованія). Что же касается до портретовъ великаго князя Павла Петровича писанныхъ до 1773 года, то нѣкоторые изъ нихъ находились на бывшей въ прошломъ году въ С.-Петербургѣ, въ домѣ министра внутреннихъ дѣлъ, выставкѣ старинныхъ портретовъ, гдѣ былъ также современный портретъ владѣтельнаго принца Христіана-Августа Ангальтъ-Цербстскаго (по каталогу № 263), роднаго дѣда Павла I съ материнской стороны (отца Екатерины II), доказывающій, какъ выше замѣчено, въ отношеніи формы носа, поразительное между ними сходство.
- ↑ «Въ великаго князя легко влюбиться любой дѣвицѣ. — Хотя онъ не высокаго росту, но очень красивъ лицомъ, весьма правильно сложенъ, разговоръ и манеры его пріятны; онъ кротокъ, чрезвычайно учтивъ, предупредителенъ и веселаго нрава. Подъ этою прекрасною оболочкой скрывается душа превосходнѣйшая, самая честная и возвышемная и, вмѣстѣ съ тѣмъ, самая чистая и невинная, которая знаетъ зло только съ отталкивающей его стороны и, вообще, свѣдуща о дурномъ лишь насколько это нужно для того чтобы, вооружиться рѣшимостью самому избѣгать и не одобрять его въ другихъ. Однимъ словомъ, невозможно сказать довольно въ-похвалу великому князю. Да сохранитъ въ немъ Богъ теперешнія его чувства. Еслибъ я оказалъ еще что-либо болѣе, то садъ бы сталъ подозрѣвать себя въ низкомъ ласкательствѣ.»
- ↑ Записки С. Порошина, состоявшаго при великомъ князѣ до 1768 года. С.-Петербургъ, 1844 года.
- ↑ См. извлеченіе изъ Записки составленной въ томъ же 1768 году оспопрививателемъ Димсдалемъ и переведенной съ французскаго языка K. К. Злобинымъ, (Русск. Вѣст. № 1й за 1870 годъ., стр. 10, 44-49 и 58 и 59 и № 2й, стр. 549—552 и 572).
- ↑ То же письмо Штраутенбаха къ Аccебургу. Мы не знаемъ выѣхалъ ли великій князь изъ Царскаго Села верхомъ или въ экипажѣ, и съ кѣмъ именно — съ графомъ ли Панинымъ или съ кѣмъ-либо изъ состоявшихъ при немъ молодыхъ кавалеровъ; но имѣемъ полное основаніе полагать что въ экипажъ императрицы посаженъ былъ не князь Орловъ, а генералъ Бауеръ, потому что предвидѣлось что при встрѣчѣ съ цесаревичемъ, ему пришлось бы уступить его высочеству свое мѣсто въ этомъ самомъ экипажѣ (ср. въ примѣчаніи къ этой главѣ описаніе V картины). Орловъ, какъ генералъ-адъютантъ, какъ хозяинъ въ Гатчинѣ и какъ главный распорядителъ поѣзда, вѣроятно ѣхалъ верхомъ; а подверженный подагрѣ баронъ Черкасовъ конечно въ слѣдующей каретѣ сопутствовалъ дармштадтскимъ дамамъ; генералъ же Ребиндеръ ѣхалъ, должно полагать, въ третьей каретѣ, съ дармштадтскими кавалерами. Шестимѣстные экипажи чуть ли не были тогда въ модѣ при нѣкоторыхъ дворахъ, и въ такомъ же экипажѣ Екатерина II ѣздила въ Финляндію, на свиданіе съ шведскимъ королемъ Густавомъ III (Записки кн. Дашковой, стр. 217). Штраутенбахъ, называя его большою каретой (carosee) — что заставляетъ насъ подозрѣвать его въ далеко несовершенномъ знаніи французскаго языка и полагать что это была открытая коляска, — сравниваетъ его съ подобнымъ же экипажемъ видѣннымъ имъ у дармштадтскаго принца Георга-Вильгельма, дочь котораго, принцесса Шарлотта, также была одно время въ числѣ невѣстъ цесаревича (см. Русск. Вѣст. 1870 года № 9, стр. 100 и Denkwürdikeiten des Freiherm vote der Asseburg, Berlin. 1842, p. 264). О Штраутенбахѣ Ассебургъ говоритъ, въ тѣхъ же Запискахъ, что это былъ преданные другъ семейства ландграфини. О немъ узнаемъ изъ сочиненія Эдуарда Фэзе (Vehee) Geschickte der Deutschen Höfe, Hamburg, 1853, часть V, стр. 394 и 399, что онъ жилъ постоянно въ Дармштадтѣ (а не въ замкѣ Пирмазенсѣ, въ 16ти миляхъ оттуда, служившемъ резиденціей ландграфу Лудвигу IX), гдѣ также имѣли пребываніе: тамошній уроженецъ, извѣстный въ свое время литераторъ Штурцъ (Sturz) и Меркъ (Merck), другъ Гёте. Первый изъ нихъ часто бывалъ во дворцѣ у ландграфини; а второй сопровождалъ ее въ Россію, вѣроятно въ званіи секретаря (см. ту же книжку Русск. стр. 117 и Carl Wagner, Briefe aus dem Freundenkreise Goethe, Höpfner und Merck, Leipzig, 1847). Въ письмахъ ландграфини къ ея матери, принцессѣ Цвейбрюккенской, рожденной принцессѣ Нассау-Саарбрюккъ, упоминается также въ числѣ ея спутниковъ графъ Нессельродъ, отецъ канцлера и родной дѣдъ гофмейстера графа Д. К. Нессельрода, до котораго дошло по преданію что дѣдушка его былъ принятъ въ русскую службу по рекомендаціи ландграфини. Онъ женатъ былъ на дочери патриція города Франкфурта-на-Майнѣ, г. Гонтара и, навѣщая семью своего тестя, могъ бывать по сосѣдству въ Дармштадтѣ. Но, надо полагать что подобно барону Ассебургу, проводившему ландграфиню отъ Дармштадта до Лейпцига, графъ Нессельродъ сопровождалъ ее никакъ не далѣе Берлина, откуда отправился сухимъ путемъ въ Петербургъ; иначе бы въ перепискѣ Екатерины II съ Черкасовымъ непремѣнно упоминалось о прибытіи графа Нессельрода на русской эскадрѣ въ Ревель, въ свитѣ ландграфини. Во всякомъ случаѣ, тайный совѣтникъ графъ Нессельродъ нѣсколько лѣтъ спустя уже былъ россійскимъ посланникомъ въ Лиссабонѣ (см. Росс. Родосл. Книг., T. III, стр. 203 и Записки Ассебурга, стр. 262, 308 и 309: Etat des appointements des Ministres de Russie dans les pays étrangers en 1779).
- ↑ Въ 1770 году, въ бытность свою въ Петербургѣ, этотъ родной братъ Фридриха Великаго и сподвижникъ его въ семилѣтней войнѣ, заявилъ императрицѣ Екатеринѣ первую мысль о раздѣлѣ Польши. См. далѣе, въ главѣ V этой статьи, вторичный пріѣздъ его въ Петербургъ, въ 1776 году. Княгиня Дашкова упоминаетъ объ немъ на: стр. 104 своихъ Записокъ.
- ↑ О письмахъ Ребиндеру и Долгорукову см. №№ II, III и приложеніе къ XV, начинающееся со словъ: «Собственноручное В. И. В. писанье отъ 28го минувшаго апрѣля удостоился получить исправно вчерась поутру.»
- ↑ Вотъ положительное доказательство того что выборъ предполагалось сдѣлать сообща. Заимствуемъ его изъ вышеприведеннаго письма Панина Ассебургу, отъ 19го октября 1772 года: «Il faudrait une fatalité inouïe pour qu’aucune des trois Princesses n’emportât le suffrage de l’Auguste Mère conjointement aveec celui de fils.» Тутъ же онъ прибавляетъ что оба нѣжно любятъ другъ друга, то-есть императрица и цесаревичъ (qui s’aiment si tendrement). О женитьбѣ его Панинъ же отзывался какъ о предметѣ въ высшей степени близкомъ благу государственному и сердцу нѣжной матери. (Депеша адресованная въ январѣ мѣсяцѣ 1768 года, изъ Москвы, россійскому посланнику при Датскомъ дворѣ Сальдерну (objet qui intéresse si essentiellement et le bien de l’Etat et les sentiments d’une mère tendre). Сама Екатерина II съ нетерпѣніемъ ожидала донесеній Ассебурга (J’attends avec impatience votre réponse, письмо ЗОго января 1771) и Черкасова (вся переписка съ нимъ это подтверждаетъ) и сердечно благодарила обоихъ за ихъ хлопоты. (Je vois avec sensibilité et reconnoissance les soins, le zèle et la prudence, que vous mettez dans vos recherches, — письмо Ассебургу, отъ 16го (27го) января 1772).
- ↑ Этому преданію, впрочемъ, противопоставляютъ другое, а именно: будто, когда принцессы Баденскія подъѣзжали къ Зимнему дворцу съ своею матерью, Екатерина II, стоявшая на балконѣ комендантскаго подъѣзда, извѣстномъ подъ именемъ, замѣтивъ что одна принцесса проворно выскочила изъ кареты, а другая осторожно, неторопливо и съ достоинствомъ перешла ступени экипажа, сказала: "Вотъ эта будетъ моею внучкой! «Эта принцесса и вступила въ бракъ съ великимъ княземъ Александромъ Павловичемъ подъ именемъ великой княгини Елисаветы Алексѣевны. Мать этихъ принцессъ была та самая принцесса Амалія которая съ сестрами своими, принцессами Дармштадтскими, была въ Россіи въ 1773 году; но у ней было не двѣ дочери, а три, и въ 1793 году, при пріѣздѣ ихъ въ Петербургъ, ни одна адъ нихъ еще не была въ замужствѣ. Уже по этому такое преданіе становится сомнительнымъ; а еще болѣе потому что оно почерпнуто, какъ насъ увѣряютъ, изъ разказовъ графа Н. П. Румянцева который хотя и велъ свадебную негоціацію, но въ 1798 году въ Петербургѣ не былъ, а оставался во Франкфуртѣ-на-Майнѣ, гдѣ состоялъ тогда россійскимъ посланникомъ (ср. конецъ главы II и гл. VI сего повѣствованія). Относительно же Гатчинскаго дворца слѣдуетъ замѣтить что при Павлѣ I, а затѣмъ и при Николаѣ I, къ нему сдѣланы были значительныя пристройки.
- ↑ „Императрица была въ такой степени добра что для того чтобъ уменьшить смущеніе мое и моихъ дочерей, съ небольшою свитой выѣхала намъ навстрѣчу въ Гатчину, — имѣніе князя Орлова. Тамъ быль обѣденный столъ, и пока мы ѣхали сюда, мы повстрѣчали великаго князя. Тогда-то, государь, я еще болѣе сконфузилась чѣмъ мои дочери. Онъ любезенъ и чрезвычайно учтивъ. Что же касается до императрицы, она имѣетъ даръ съ первыхъ минутъ внушать довѣріе а самоувѣренность. Я опасалась этихъ мгновеній: я очень рада что они прошли; но остается узнать: кто будетъ предметомъ выбора?… Кровь моя не уймется до того времени. Я вручила императрицѣ письмо В. В--ства. Я обязана вамъ, государь, благорасположеніемъ котораго меня удостоиваетъ эта монархиня. Тѣ милости которыми я почтена отъ васъ составляютъ мое счастіе и мою славу.“
- ↑ „На другой день (то-есть 15го; іюня) мы встрѣчены были княземъ Орловымъ, который пригласилъ принцессъ къ обѣду на своей дачѣ (Гатчинѣ), находящейся по пути. И каково было нате удивленіе застать тамъ императрицу!… Она встрѣтила насъ съ тѣмъ достоинствомъ и тою привѣтливостью которыя приковываютъ къ ней всѣ сердца. Ландграфиня очень хорошо выдержала это первое свиданіе; но принцессы, загорѣвшія, утомленныя зноемъ и въ величайшемъ смущеніи, какое можно себѣ представить, едва держались на ногахъ. Присутствующіе замѣтили однакожь что ея величество была довольна. Она выразила что находитъ принцессъ лучше чѣмъ предполагала, и особенно принцессу Видьгельмину, гораздо лучше чѣмъ ея портретъ. Всѣ съ этой минуты догадались что она ей понравилась больше другихъ.“ Это письмо доказываетъ что секретъ довѣренный Черкасову, былъ свято соблюденъ (ср. 9й пунктъ его инструкціи и письма Екатерины II №№ XII, XV, XVIII, XX, XXI, XXIII, XXV—XXVII), и что встрѣча съ императрицей въ Гатчинѣ для ландграфини и принцессъ была совершенной неожиданностью.
- ↑ Она родилась въ 1756 году 13го (24го) или 14го (25го) іюня (См. письма X и XI, а также во II и въ глазахъ сего повѣствованія.)
- ↑ Выборъ сдѣланъ, государь, и такъ какъ вы предсказали. Именно дочь моя Вильгельмина выходитъ за великаго князя. Это будетъ объявлено лишь по возвращеніи курьера котораго я отправляю нынче вечеромъ къ ландграфу; но императрица позволила мнѣ увѣдомитъ о семъ В. В--ство, ибо знаетъ сколько я вами взыскана и какъ велика моя привязанность къ вамъ. Убѣдительнѣйше прошу сохранитъ свое ко мнѣ благорасположеніе, и пр.»
- ↑ Фридрихъ II еще съ 1772 года посвященъ былъ въ негоціаціи Ассебурга. Положеніе сего послѣдняго было крайне сложно, затруднительно и фальшиво. Въ началѣ своего порученія, онъ хотя и пожертвовалъ мѣстомъ посланника Датскаго двора въ Петербургѣ, но считался у этого двора на службѣ и получалъ отъ него пенсію (около 4.000 талеровъ). Для исполненія секретнаго порученія Екатерины II выискать невѣсту цесаревичу такого рода положеніе признавалось даже весьма удобнымъ; ибо, не возбуждая подозрѣній, давало самому дѣлу меньше огласки. Между тѣмъ, Ассебургъ однакожь получалъ отъ русскаго правительства по 4.000 руб. въ годъ, что, по тогдашнему курсу, составляло 5.000 талеровъ. Но при всемъ этомъ, владѣя помѣстьями въ княжествѣ Гальберштадтскомъ, онъ былъ прусскимъ подданнымъ. Въ 1771 году положеніе это нѣсколько упростилось тѣмъ что Екатерина II, со свойственною ей обворожительною любезностью, окончательно переманила Ассебурга въ русскую службу. Она написала ему 17го (28го) мая: «Après vous avoir entretenu de mes affaires, il est juste que je vous parle des vôtres. Quittez le service de ceux, qui nè savent point reconnaître ni vos vertus, ni tant d’années, sacrifiées pour* leur utilité. Les bras de vos amis sont ouverts, jetez-vou-s y hardiment et voyez assuré qu’il y a dans le monde des contrées, où on se fait' gloire de distinguer, de chérir et de considérer les gens de mérite. Mr le Comte de Panine vous entretiendra plus amplement à ce sujet je voue prie instamment de compter sur lui et sur moi: nous répondrons volontiers l’un pour l’autre….» 7го декабря того же года Ассебургъ офиціально принятъ былъ въ россійскую службу чрезвычайно для него выгодно, то-есть съ чиномъ дѣйствительнаго тайнаго совѣтника; но положеніе его было все-таки двусмысленнымъ, такъ какъ онъ остался прусскимъ подданнымъ. Въ 1772 году, чуть ли не при четвертомъ посѣщеніи Дармштадтскаго двора, онъ проговорился ландграфинѣ о цѣли своихъ разъѣздовъ и о преимущественныхъ видахъ на принцессу Вильгельмину. Въ это время ландграфиня уже была въ перепискѣ съ Фридрихомъ Великимъ, который нисколько не затруднился препоручить своему государственному министру графу Финкенштейну передать Ассебургу желаніе свое видѣть его негоціаціи направленными къ тому чтобъ Екатерина II непремѣнно выбрала въ невѣсты цесаревичу одну изъ Дармштадтскихъ принцессъ. На это письмо Финкенштейна, отъ 8го августа 1772, Ассебургъ отвѣчалъ весьма сдержанно, осторожно и уклончиво, но и не безъ достоинства, отзываясь что останется вполнѣ вѣренъ принятомъ на себя обязанностямъ; но что онъ, впрочемъ, только простое орудіе, и что благополучіе его заключается именно въ тонъ что рѣшеніе вопроса не предоставлено ему. Вообще, нельзя не отдать въ извѣстной мѣрѣ справедливости Ассебургу: проникнувшись тѣмъ чрезвычайно полезнымъ для каждаго служащаго убѣжденіемъ что нѣтъ въ мірѣ инаго дѣла важнѣе того которое ему довѣрено (см. стр. 282 его Записокъ — grande affaire, и письмо его Финкешитейну: la plue importante affaire du terns, іа plue épineuse de toutee les commissions), видя притомъ что Екатерина II и Панинъ сами признаютъ данное ему порученіе очень важнымъ и живо интересуются имъ, онъ предался ему страстно (тамъ же, стр. 254, 272—275 и 283, intérêt passionné), сознавая что тутъ дѣло шло прежде все, то объ обезпеченіи счастія нѣсколькихъ милліоновъ людей, въ числѣ которыхъ онъ имѣлъ друзей (стр. 282). Порученіе свое, дѣйствительно j трудное, Ассебургъ выполнилъ не только очень осторожно, но и съ большимъ тактомъ, рѣдкимъ даромъ наблюдательности и тонкимъ знаніемъ человѣческаго сердца (стр. 257 и 262). Несмотря на то что Ассебургъ былъ въ перепискѣ съ графомъ Сольмсомъ (стр. 429—433), мы полагаемъ что Фридрихъ II увлекся, если не прихвастнулъ, когда въ Запискахъ своихъ вздумалъ увѣрять что, возбудивъ въ Ассебургѣ прусскій патріотизмъ, онъ его совершенно заставилъ плясать по своей дудкѣ и служить себѣ, а не Екатеринѣ II (см. Русск Вѣстн. 1870, № 9, стр. 96). Скорѣе можно бы сказать что донесенія его, наполненныя мельчайшими подробностями, отзывались тяжелымъ нѣмецкимъ педантизмомъ, чѣмъ обвинять его что онъ что-либо скрылъ отъ императрицы. Между тѣмъ, для существовавшей между ландграфиней и Ассебургомъ переписки выдумано было нѣчто въ родѣ дипломатическаго шифра, то-есть заранѣе условленныя названія, значеніе которыхъ имъ однимъ было извѣстно, и тутъ-то король Прусскій игралъ довольно важную роль подъ именемъ компаніона книгопродавца (Paseocié j du libraire). Книгопродавцемъ называлась Екатерина II; предположенная женитьба — подпиской на сочиненіе приготовленное къ дочери же ландграфини — les volumes de l’ouvrage (см. Записки Ассебурга, стр. 257).
- ↑ «Позвольте обнять васъ, какъ друга, отъ всего сердца, поздравляя васъ съ такимъ успѣховъ вашей негоціаціи; оканчиваю искреннѣйшими пожеланіями чтобы всѣ ваши предпріятія точно такъ же хорошо удавалась. Положитесь на благосклонность государыни императрицы.»
- ↑ Мнѣніе Екатерины II о ландграфинѣ, см. письма ея Вольтеру Ассебургу и кн. Болконскому въ III главѣ сего разказа. Впрочемъ, даже Эд. Фэзе (Vehse), въ своей весьма Желчно написанной Исторіи германскихъ дворовъ, въ т. V, на стр. 376, 394—406, признаетъ ландграфиню женщиной замѣчательною и ума необыкновеннаго (bedeutend und geistvoll) и выхваляетъ ея великодушіе. Онъ только укоряетъ ее за то что, по его мнѣнію, она уронила себя (erniedrigt) тѣмъ что предприняла путешествіе въ Россію, продолжавшееся шесть мѣсяцевъ и имѣвшее цѣлью отвезти дочерей своихъ на смотрины (Brautschau). На стр. 213 своего IV тома, онъ также очень выхваляетъ ея младшую дочь, принцессу Луизу.
- ↑ «Принцессу Вильгельмину Дармштатскую мнѣ описали какъ совершенство, особенно въ отношеніи доброты сердца. Но независимо отъ того что совершенства нѣтъ въ мірѣ, вы мнѣ говорите что умъ ея быстръ и склоненъ къ раздорамъ. Это обстоятельство, равно какъ нравъ ея отца да и значительное число сестеръ и братьевъ, участь которыхъ дибо уже устроена, либо придется устраивать, внушаетъ мнѣ нѣкоторую воздержность по отношенію къ ней. Однакожь, прошу васъ, потрудитесь снова всмотрѣться въ нее.»
- ↑ «Я желаю чтобы вы потрудились разузнать, насколько это будетъ возможно, которое изъ этихъ мнѣній ближе къ, и чтобы правдѣ, въ семъ отношеніи, вы больше довѣряли себѣ самому и своимъ глазамъ чѣмъ всякимъ постороннимъ толкамъ, которые бы могли дойти до васъ насчетъ этой принцессы.»
- ↑ «Портретъ принцессы Вильгельмины, который вы намъ прислали, предупреждаетъ въ ея пользу; надо было быть очень взыскательнымъ чтобы въ какомъ бы то ни было отношеніи не остаться довольнымъ этою наружностью. Черты лица правильны. Я сравнила этотъ портретъ принцессы съ первымъ, который вы мнѣ прежде прислали, и я снова прочла сдѣланное вами описаніе тѣхъ частей въ коихъ вы нашли ошибки со стороны живописца. Эта провѣрка приводитъ къ тому что веселіе и пріятность (обычная спутница веселія) исчезли съ этого лица, и что на немъ, быть-можетъ, отразилось стѣсненіе, какъ послѣдствіе строгаго воспитанія и образа жизни скучнаго и однообразнаго, и что это стѣсненіе пропадетъ само собою, чуть принцесса почувствуетъ себя болѣе развязною и узнаетъ что посредствомъ чопорнаго и серіознаго вида она далеко не достигнетъ ни осуществленія своихъ надеждъ, ни удовлетворенія своего честолюбія. (Здѣсь слѣдуетъ намекъ на то что при Русскомъ дворѣ надо имѣть веселый видъ.) Если она дѣйствительно поступаетъ подъ вліяніемъ честолюбія, то очень можетъ быть что вы со дня на день замѣтите въ ней перемѣну; ибо таковы не только дѣти, но и большая часть человѣческаго рода; и, такимъ образомъ, она мало-по-малу отвыкнетъ отъ ужимокъ которыя вы въ ней замѣтили. Все что вы пишете о ея нравственныхъ свойствахъ ей благопріятно и можетъ украсить особу степенную и исполненную достоинствъ. Но надо разобрать откуда взялись слухи о наклонности принцессы заводить распри? Указываютъ ли на какой-либо фактъ? Ландграфиня Дурлахская, ея тетка, которая взвела на нее это обвиненіе, можетъ ли представить доказательства? И не судитъ ли она злостно о своей племянницѣ или по какой-нибудь свойственной своему собственному характеру наклонности? И другія лица которыя распускаютъ эти слухи чѣмъ они ихъ подтверждаютъ? Прошу васъ: постарайтесь дойти до источника и разберите, безъ предубѣжденія, стоитъ ли обращать вниманіе на эти навѣты или же это сущіе пустяки, заслуживающіе лишь презрѣнія? Самое невинное дитя можетъ повторить довѣрчиво или неосторожно то что случайно слышало, и изъ-за этого выходитъ между двухъ лицъ ссора. Третье лицо, ума ограниченнаго, восклицаетъ: о, это дитя нрава безпокойнаго; а въ сущности этотъ ребенокъ еще ни что иное какъ вѣтренникъ, чѣмъ всегда бываютъ рѣзвыя дѣти.» Кстати замѣтимъ относительно присланныхъ изъ Германіи портретовъ принцессы Вильгельмины (изъ коихъ одинъ былъ писанъ во весь ростъ) и принцессы Виртембергской (см. нѣсколько выше, въ томъ іе письмѣ Екатерины II къ Ассебургу) что намъ совершенно неизвѣстно гдѣ они теперь находятся. Въ Зимнемъ Дворцѣ, въ Романовной галлереѣ, есть нѣсколько портретовъ ихъ, но тамъ они представлены въ Екатерининскихъ лентахъ, побалованныхъ имъ уже по пріѣздѣ въ Петербургъ (см. конецъ этой главы), изъ чего очень легко вывести заключеніе что всѣ эти портреты писаны въ Россіи.
- ↑ Jacob Chr. Carl Hoffmeister, Hislorich-genealogisches Handbuch des Hauses Hessen, изд. въ Касоелѣ, 1861, стр. 3—154, и сочиненіе о томъ же предметѣ Ф. В. Штридера (Strieder), Кассель, 1780.
- ↑ Въ письмѣ къ Фридриху Великому отъ 23го октября. 1772, изъ Дармштадта, ландграфиня Каролина упоминаетъ о своемъ двоюродномъ братѣ принцѣ Биркенфелѣдѣ, находившемся тогда со своимъ полкомъ въ Ольденбургѣ. См. также Гофмейстеръ и Эд. Фэзе, т. V, стр. 369—376.
- ↑ См. въ предшествующей главѣ, письма Екатерины II къ Ассебургу отъ 17го (28го) мая 1771, и 16го (27го) января 1772, и неблагопріятное ец мнѣніе о ландграфѣ и объ его сестрѣ.
- ↑ Объ этомъ принцѣ см. далѣе сего, подъ именами ландграфа Лудвига X и великаго герцога Лудвига I.
- ↑ Фэзе, часть V, стр. 419 и 420; Штридеръ и Гофменотеръ, стр. 155—157.
- ↑ Гофмейстеръ, стр. 158—169 и Atlas de Le Sage, Maison Electorale et Landgraviale de Hesse-Darmstadt.
- ↑ Le Sage, Maison Marggraviale et Gr. Ducale de Bade, и Фэзе, томъ IV, стр. 213.
- ↑ Въ Петергофѣ существовалъ тогда одинъ только дворецъ, выстроенный Петромъ Великимъ между верхнимъ и нижнимъ садомъ.
- ↑ Ландграфиня страдала одышкой; см. далѣе, въ главѣ V этого разсказа.
- ↑ См. примѣчаніе къ I главѣ этого разказа, а также Freiherr von Tannenberg, Leben Catharina II, Leipzig, 1797, стр. 203: Fräulein- und Jungfern-Stift. Король Шведскій Густавъ III также посѣтилъ Смольный Монастырь и подарилъ ему свой портретъ, писанный масляными красками, который до сихъ поръ украшаетъ пріемную залу начальницы этого учебнаго заведенія.
- ↑ «Никогда не забуду что я обязана В. В--ству обезпеченіемъ участи моей дочери Вильгельмины…. Она учится русскому языку, и архіерей Платонъ преподаетъ ей греческій законъ. Великій князь, сколько можно замѣтить, полюбилъ мою дочь, и даже болѣе чѣмъ я смѣла ожидать…. Императрица попрежнему является женщиной очаровательною. Она умѣетъ стать вровень съ понятіями любаго (собесѣдника). Всего болѣе восхищаюсь сохранившимся въ ней неистощимымъ источникомъ веселья, который ее поддерживалъ и до сихъ поръ поддерживаетъ…. Я провинилась, государь, въ нескромности: я дала прочесть ваше письмо императрицѣ. Она отвѣчала: что мнѣ особенно лестно и пріятно это то что король сохраняетъ мнѣ свою дружбу!… Мнѣ удалось видѣть графа Сольмса только на одну минуту, вмѣстѣ съ посланниками другихъ иностранныхъ дворовъ.»
- ↑ Преосвященный Платонъ (Левшинъ), род. въ 1730, умеръ въ 1812 году. Итакъ ему тогда было 34 года; онъ былъ законоучителемъ великаго князя Павла Петровича (см. Записки Порошина) и знаменитымъ проповѣдникомъ при дворѣ Екатерины II. По воцареніи Павла I, былъ митрополитомъ московскимъ и совершалъ обрядъ священнаго коронованія Александра I.
- ↑ Фридрихъ II дѣйствительно и былъ очень обрадованъ знакомствомъ своимъ съ великимъ княземъ, когда онъ, три года спустя, прибылъ въ Берлинъ.
- ↑ «Мы завтра уѣзжаемъ съ императрицей въ Петербургъ. Архіепископъ Платонъ окончилъ свои поученія. Въ четвергъ дочь моя получитъ греческое имя, и на слѣдующій день совершится обрученіе. Тотчасъ же послѣ этой церемоніи, возьму смѣлость отписать В. В--ству. День бракосочетанія еще не назначенъ…. Великій князь дѣйствительно имѣетъ привязанность къ моей дочери. Я думаю что В. В--ству понравился бы этотъ принцъ. Мнѣ такъ сдается не потому только что Вильгельмина ему пришлась по сердцу, но судя по его (возвышеннымъ) чувствамъ и образу мыслей…. Вильгельмина говоритъ что счастье ея не будетъ полнымъ, если В. В--ство не почтите ее продолженіемъ своей благосклонности…. Я угождаю императрицѣ, сообщая ей письма которыми В. В--ство меня удостоиваете. Она очень чувствительна къ доказательствамъ дружбы и уваженія которыя вы ей даете, государь, и знаетъ всю цѣну вашего одобренія.»
- ↑ «Императрица бываетъ повидимому очень довольна, когда я доводу до ея свѣдѣнія то что В. В--ство пишете мнѣ объ ней. Она всегда (въ подобныхъ случаяхъ) отвѣчаетъ что не заслуживаетъ похвалъ В. В--ства; но что она ими очень тронута и что она знаетъ всю цѣну дружбы которую В. В--ство имѣете къ ней.»
- ↑ «Моя дочь наречена Наталіей Алексѣевной. Я не захотѣла присутствовать при церемоніи; мнѣ бы показалось что я тутъ не у мѣста; но, повидимому, императрица осталась довольна моею дочерью…. Обрученіе совершено было на другой день, въ Лѣтнемъ Дворцѣ, съ большою пышностью и по церковному обряду. Я съ начала до конца пробыла въ церкви. Тутъ и рѣчи нѣтъ о томъ чтобы становиться на колѣни (?), какъ у католиковъ…. Императрица подарила много брилліантовъ моей дочери и ассигновала ей 50.000 руб. въ годъ на туалетъ. Она назначила жену фельдмаршала Румянцева статсъ-дамой къ моей дочери, и двухъ фрейлинъ, которыя будутъ составлять ея свиту, продолжая считаться при дворѣ ея величества. Новая великая княжна кажется очень довольною своею участью.»
- ↑ По свидѣтельству С. Н. Шубинскаго (см. статью его Арестъ и ссылка Бирона, въ Русской Старинѣ, за май мѣсяцъ сего года, стр. 539), деревянный Лѣтній Дворецъ находился тамъ гдѣ, еще при Екатеринѣ II, на Дворцовой набережной выстроена была знаменитая рѣшетка, которою пріѣзжалъ любоваться одинъ Англичанинъ, съ тѣмъ чтобы насмотрѣвшись на это диво, сейчасъ снова сѣсть на корабль и отправиться въ обратный путь. Однакокь, Державинъ прямо говоритъ въ своихъ Запискахъ (стр. 22) что Лѣтній Дворецъ находился на томъ самомъ мѣстѣ гдѣ нынѣ Михайловскій замокъ. Въ этомъ дворцѣ императрица Анна Іоанновна проводила часть лѣта и осень; тамъ она скончалась; оттуда несчастный Іоаннъ Антоновичъ перевезенъ былъ въ Зимній Дворецъ, и тамъ арестованъ былъ Биронъ. Изъ Записокъ княгини Дашковой (Лондонъ, 1859, стр. 57 и 65) видимъ что туда прибыла Екатерина II 27го іюня 1762 года, послѣ присяги Измайловцевъ, и вторично, 29го іюня, по возвращеніи изъ Петергофа. Тамъ же весной и осенью кивалъ великій князь Павелъ Петровичъ съ воспитателемъ своимъ гр. Панинымъ (см. Русск. Вѣст. 1870, 1й, стр. 46).
- ↑ Предъ отъѣздомъ въ Россію, ландграфиня получила вексель въ 80.000 гульденовъ, на обратный путь 120.000 руб., а принцессы какдая по 50.000 руб. (Ассебургъ, стр. 268 и Фезе, т. V, стр. 412 и 413.)
- ↑ Это была ни невѣстка и не вдова генерала Кропотова, который въ 1724 году разбилъ и взялъ въ плѣнъ Шамхала Тарковскаго (см. Büfthing’s Magazin, Hamburg, 1769, ч. III, стр. 7), а дѣвица Ельпидифора Ивановна, ум. 1802, родная сестра Ивана Ивановича Кропотова, который при Екатеринѣ II былъ посланникомъ въ Китаѣ и перевелъ на русскій языкъ Мольера.
- ↑ Oeuvres completes de Voltaire, Paris, 1822, tome 53, correspondance avec les Souverains, lettre № 131.
- ↑ Баронъ Гриммъ, одинъ изъ энциклопедистовъ, министръ герцога Готскаго въ Парижѣ (въ 1787 году), былъ въ тѣсной связи съ знаменитѣйшими писателями того времени; былъ въ перепискѣ съ Екатериной II и ею побалованъ въ статскіе совѣтники и кавалеры ордена Св. Владиміра 2й степени. Онъ умеръ въ Готѣ 19го декабря 1808 года, 85 лѣтъ отъ рожденія (см. Вейдемейра, Дворъ и замѣчательные люди въ Россіи, С.-Петербургъ, 1846 года, часть II, стр. 4 и Осѣмнадцатый Вѣкъ, къ, кн. I, стр. 316 и 319).
- ↑ «Какъ глава греческой церкви, я не могу по совѣсти оставитъ васъ въ заблужденіи, не возразивъ вамъ. Вамъ бы желательно было чтобы великая княгиня была вновь перекрещена въ Софійскомъ соборѣ. Перекрещена, говорите вы? О! м. г., греческая церковь не перекрещиваетъ; она считаетъ спасительнымъ и вполнѣ дѣйствительнымъ крещеніе пріятое отъ любой изъ иныхъ христіанскихъ церквей. Великая княгиня, по произнесеніи на русскомъ языкѣ исповѣданія православной вѣры, принята была въ нѣдра церкви посредствомъ благословенія крестнымъ знаменіемъ и помазанія благовоннымъ мѵромъ, что у васъ называется, какъ и у васъ, конфирмаціей. При этомъ случаѣ, дается новое имя; но, въ этомъ отношеніи, мы гораздо скупѣе чѣмъ вы, которые даете ихъ цѣлую дюжину; здѣсь даютъ только одно имя и этимъ довольствуются.»
- ↑ Божіею милостію, мы, Наталія Алексѣевна, высокообрученная великая княжна Всероссійская, рожденная ландграфиня (?) Гессенская, и пр.
- ↑ Записки Ассебурга, стр. 269.
- ↑ Онъ родился 20го сентября 1754 года, ср. Русск. Вѣстн. 1870 № 1й, стр. 10.
- ↑ Вейдемейеръ, ч. I, стр. 136; Осьмнадцатый Вѣкъ, кн. I, стр. 96 и Колотова Дѣянія Екатерины II, С.-Петербургъ, 1811. T. II, стр. 100.
- ↑ См. въ. слѣдующей главѣ рескриптъ и награды бывшему его воспитателю, графу И. И. Панину.
- ↑ На медали выбитой уже по случаю третьяго раздѣла (1795) изображена колючая съ шинами роза (Записки Державина, стр. 348 и 349).
- ↑ Луговою или Малою Милліонное, въ противуположность съ Большою, называлась та часть Большой Морской улицы которая заключается между аркой главнаго штаба и Невскимъ проспектомъ.
- ↑ Намъ извѣстны только три экземпляра этой брошюры, въ библіотекахъ: Императорской С.-Петербургской Академіи Наукъ, гг. академика А. А. Куника и М. Д. Хмырова.
- ↑ Документы свидѣтельствующіе объ административной и даже въ нѣкоторой мѣрѣ дипломатической (если не политической) дѣятельности этого собранія, состоявшаго при Екатеринѣ II изъ весьма немногихъ высшихъ чиновъ, затѣмъ уничтоженнаго Павломъ I и правильно учрежденнаго, но уже совсѣмъ на иныхъ основаніяхъ, Александромъ I, вошли въ составъ архива нынѣшняго государственнаго совѣта и въ 1869 году изданы нашимъ правительствомъ, за 1768—1796 годы, въ двухъ томахъ, отпечатанныхъ въ С.-Петербургѣ, въ типографіи II отдѣленія Собственной Е. И. В. канцеляріи, подъ заглавіемъ: Архивъ Государственнаго Совѣта.
- ↑ Сама императрица была полковникомъ гвардейскихъ полковъ. Ср. Русск. Вѣст. 1870 № 1й, стр. 24 и 34.
- ↑ Далѣе, въ этомъ Описаніи почти постоянно будетъ упоминаться о двухъ крѣпостяхъ, то-есть о Петропавловской, существующей понынѣ, и объ Адмиралтействѣ, которое въ то время окружено было землянымъ валомъ и канавой. Они въ послѣдствіи замѣнены бульваромъ, а нынѣшній фасадъ зданія отдѣланъ въ началѣ царствованія Александра I, при морскомъ министрѣ адмиралѣ П. В. Чичаговѣ, томъ самомъ который, командуя въ 1812 году цѣлымъ корпусомъ, допустилъ Наполеона I перейти Нѣманъ и выбраться изъ Россіи. Это былъ сынъ адмирала В. Я. Чичагова, который защищалъ Петербургъ отъ шведскаго флота, предводительствуемаго королемъ Густавомъ III, и получилъ за то Георгіевскую лепту.
- ↑ Нынѣ называются первыми или. первенствующими чинами двора, въ отличіе отъ вторыхъ. Ср. Русск. Выст. 1870, № 10. стр. 518.
- ↑ Ср. Русск. Вѣст. 1870, № 3, стр. 189 и 190.
- ↑ Ср. Русск. Вѣст 1870, № 9, стр. 108, конецъ примѣчанія.
- ↑ Значитъ была еще ограда. Самая церковь была та деревянная гдѣ, на этомъ же рундукѣ, за одиннадцать лѣтъ предъ тѣмъ, Екатерина II въ день воцаренія своего встрѣчена была митрополитомъ и всѣмъ духовенствомъ съ крестомъ и св. водой, ср. описаніе миніатюръ Реймерса въ Русск. Вѣст. 1870, № 3, стр. 166 и 167, а также описаніе табатерки принадлежащей графу В. П. Орлову-Давыдову, въ одномъ изъ примѣчаній къ I главѣ настоящаго заключительнаго разказа. Теперешній соборъ заложенъ Павломъ I и выстроенъ при Александрѣ I, академикомъ Воронихинымъ.
- ↑ Извлекая преимущественно изъ Описанія то чѣмъ тогдашній церемоніалъ отличался отъ современнаго намъ, замѣтимъ что при вѣнчаніи великихъ князей и великихъ княженъ въ церкви Зимняго Дворца, ни для кого никакихъ возвышенныхъ или съ уступами мѣстъ не устраивается. Царская фамилія помѣщается какъ и всегда за рѣшеткой направо, государственный же совѣтъ налѣво; а по сю сторону рѣшетки становятся направо дипломатическій корпусъ, дамы придворныя и городскія; лѣвую же сторону и средину церкви занимаютъ: придворные, военные и морскіе чины. Процессіи въ золотыхъ экипажахъ и съ ѣдущими верхомъ камергерами и камеръ-юнкерами отправляются только при торжественной встрѣчѣ высокообрученныхъ невѣстъ для сопровожденія ихъ въ Зимній Дворецъ.
- ↑ Это теперь также вышло изъ обычая. Въ концѣ Описанія проповѣдь преосв. Иннокентія занимаетъ 12 страницъ. Она безцвѣтна и не написана на какой бы то ни было опредѣленный текстъ. Удачно выражено только архіепископомъ благодареніе Екатеринѣ отъ имени Россіи.
- ↑ Теперь довольствуются пушечною пальбой.
- ↑ Ср. Русск. Вѣстн. 1870, № 3, стр. 167.
- ↑ Такъ и теперь называется въ Зимнемъ Дворцѣ комната гдѣ постоянно находится караулъ отъ кавалергардскаго полка. Поздравленія же дипломатическаго корпуса въ Новый Годъ и въ иныхъ случаяхъ принимаются большею частью въ малой (Петровской) тройной залѣ.
- ↑ Нынѣ въ подобныхъ случаяхъ докладываетъ одинъ только оберъ-гофмаршалъ.
- ↑ Нынѣ такъ-называется ближайшая къ посольской лѣстницѣ зала бель-этажа. Теперь такіе банкеты бываютъ въ третьей оттуда залѣ, прежде называвшейся Бѣлою, нынѣ же называемой Николаевскою, съ тѣхъ поръ какъ въ ней помѣщенъ портретъ императора Николая Павловича. Ни балдахина, ни трона не ставится, и онъ остается въ особовыстроенной для него Александромъ I Георгіевской или большой Тронной залѣ.
- ↑ Теперь только по случаю баловъ помѣщается на возвышеніи въ самой залѣ придворный оркестръ, состоящій подъ руководствомъ капельмейстера Лядова; во время же торжественныхъ обѣдовъ, инструментальная и вокальная музыка, въ томъ числѣ и первѣйшіе пѣвцы и пѣвицы италіянской труппы, помѣщаются не въ самой залѣ, а исключительно на хорахъ, точно такъ же какъ и посторонніе зрители, когда оные допускаются, для коихъ никакого иного, особаго мѣста не устраивается.
- ↑ Теперь тосты никѣмъ не предлагаются; а пьются въ томъ порядкѣ въ какомъ имъ заранѣе сдѣлано печатное росписаніе. Съ тѣхъ поръ введены также тосты за весь Императорскій Домъ, за духовенство и за всѣхъ вѣрноподданныхъ. Число выстрѣловъ также совершенно иное.
- ↑ Далѣе (см. празднество 1го октября) увидимъ что эти аппартаменты выходили окнами на такъ-называемую нынѣ Дворцовую площадь, какъ и комнаты Екатерины II, съ тою только разницей что послѣднія были ближе къ Большой Милліонной (ср. Русск. Вѣст. 1870 № 2, стр. 550), а первыя ближе къ Адмиралтейству.
- ↑ Ср. Русск. Вѣст. 1870, № 2, стр. 566, и брошюру П. Н. Петрова: Цесаревна, Анна Петровна, стр. 101, описаніе подобнаго же праздника въ 1721 году, по случаю заключенія Ништадтскаго мира.
- ↑ Куртагомъ до сихъ поръ называется такое торжественное вечернее собраніе въ Зимнемъ Дворцѣ которое начинается тѣмъ что Ихъ Величества обходятъ особъ дипломатическаго корпуса, разговариваютъ съ ними, и затѣмъ начинается шествіе попарно, при звукахъ польскаго танца, или вѣрнѣе, марша. Отъ баловъ куртаги именно тѣмъ отличаются что тутъ не бываетъ никакихъ иныхъ танцевъ, кромѣ польскаго. Послѣдніе куртаги по случаю бракосочетаній великихъ князей бывали въ Георгіевской (большой Тронной) залѣ, причемъ шествіе въ полонезѣ совершалось по ней и по Гербовой или Золотой залѣ, такъ-называемой по причинѣ изобильной позолоты и размѣщенія тамъ гербовъ всѣхъ губерній и областей входящихъ въ составъ Россійской Имперіи. Намъ кажется что этимологія выраженія куртагъ вполнѣ объясняется тѣмъ что оно означаетъ день по преимуществу придворный, то-есть проведенный при дворѣ, день съѣзда ко двору, короче день двора. При Петрѣ Великомъ бываю ассамблеи; а куртаги введены, если не ошибаемся, при Аннѣ Іоанновнѣ, вмѣстѣ съ иными церемоніями, обычаями и выраженіями принятыми отъ германскихъ дворахъ; а главнѣйшіе изъ нихъ стараюсь тогда подражать пышности Версаіьскаго двора; и съ этого-то именно времени фраи цузскія рѣченія стали забираться въ нѣмецкій языкъ. Нѣмцы до сихъ поръ переводятъ французское faire la cour (ухаживавье) словами Kurmachen и Hofmachen, — откуда ясно что Kur и Hof въ ихъ глазахъ одинаково означаютъ дворъ. Съ мнѣніемъ же тѣхъ писателей, которые полагаютъ что куртагъ означаетъ избранный день, оттого де что курфирстъ есть избранный князь, мы не можемъ согласиться, потому что курфюрсты были электорами (Electeur), то-есть избирателями Германо-Римскаго императора. Объ Эрмитажной же галлереѣ, ср. Русскій Вѣстникъ 1870 г. 9, стр. 111—113.
- ↑ Ср. тамъ же, стр. 113 и 114. Такъ какъ въ самомъ Зимнемъ Дворцѣ театра тогда не было, то надо полагать что придворнымъ театромъ назывался тогда Большой Театръ, находящійся за Поцѣлуевымъ мостомъ (сгорѣвшій при Александрѣ I и тогда же перестроенный), на томъ же основаніи какъ и всѣ театры и теперь называются Императорскими. Ср. записки Державина, стр, 33.
- ↑ Вѣроятно другой, Малый Театръ, съ круглымъ куполомъ, который мы еще помнимъ и который находился почти на томъ же мѣстѣ гдѣ при императорѣ Николаѣ I выстроенъ Александринскій театръ.
- ↑ Для такихъ маскерадовъ открывались всѣ залы Зимняго Дворца и туда пускалось публики по билетамъ нѣсколько тысячъ человѣкъ. При Александрѣ I и въ началѣ царствованія Николая Павловича подобные маскерады бывали 1го января и повторялись при иныхъ торжественныхъ случаяхъ. Тутъ никто не былъ ни маскированъ, ни костюмированъ, и одни только кавалеры — военные и статскіе — надѣвали на лѣвое плечо небольшое черное шелковое домино съ кружевами. Сколько помнимъ, послѣдній такого рода маскерадъ, хотя и въ меньшемъ размѣрѣ, былъ въ Петергофскомъ старомъ дворцѣ, по случаю бракосочетанія королевы Виртембергской Ольги Николаевны.
- ↑ Объ этомъ фейерверкѣ на Царицыномъ Лугу не имѣемъ никакихъ особенныхъ свѣдѣній. Знаемъ только что самый необыкновенный дотолѣ по великолѣпію своему фейерверкъ сожженъ былъ въ Петербургѣ при провозглашеніи императоромъ злополучнаго Іоанна Антоновича.
- ↑ См. статъю князя П. А. Вяземскаго Черты изъ жизни фонъ-Визина, въ альбомѣ Утренняя заря, 1841, стр. 174 и 175.
- ↑ Эта же мысль руководила Екатериной II, когда она пожаловала адмиралу В. Я. Чичагову, доблестному защитнику Петербурга отъ Шведовъ, 4.000 душъ во вновь присоединенныхъ областяхъ; а въ послѣдствіи, князю и графу Зубовымъ значительныя имѣнія, какъ тамъ, такъ и въ Курляндіи. Княгинѣ Дашковой также пожаловано было 2.500 душъ въ Бѣлоруссіи; но она имѣла тамъ управителемъ Поляка (см. стр. 184, 185 и 284 ея Записокъ), а такъ какъ подобно ей и другіе русскіе вельможи сдѣлавшіеся помѣщиками во вновь пріобрѣтенномъ краѣ не жили тамъ и предоставляли завѣдываніе своими вотчинами шляхтичамъ-арендаторамъ и Евреямъ-факторамъ, то имѣвшаяся въ виду у Екатерины II при этой раздачѣ земель мудрая цѣль обрусенія осталась недостигнутою.
- ↑ Даже одинъ изъ самыхъ краснорѣчивыхъ защитниковъ Панина, П. К. Щебальскій, свидѣтельствуетъ что онъ старался ограничить права Екатерины II, убѣждая ее, уже послѣ вступленія ея на престолъ, составить сенатъ изъ несмѣняемыхъ членовъ (Русск. Вѣстн. 1865, № 5, Начало и характеръ Пугачевщины, стр. 89.) Это было только видоизмѣненіе любимой его мечты, которую онъ предъ тѣмъ часто высказывалъ родственницѣ своей и другу княгинѣ Дашковой (стр. 42 ея Записокъ), посадить на тронъ своего юнаго питомца, установивъ въ Россіи форму правленія на основаніяхъ Шведской монархіи.
- ↑ Коллегій было всего 12, и изъ нихъ три главныя или важнѣйшія по кругу дѣйствія именовались государственными; а именно: военная коллегія, адмиралтействъ-коллегія и коллегія иностранныхъ дѣлъ.
- ↑ «Я твердо рѣшилась уѣхать изъ Петербурга вскорѣ послѣ свадьбы моей дочери.
- ↑ „Я намѣреваюсь уѣхать отсюда спустя двѣ недѣли послѣ бракосочетанія и направить мой путь чрезъ Курляндію и Пруссію…. Минута разставанія съ моею дочерью будетъ для меня ужасна; я убѣждена что никогда уже болѣе ее не увижу; но увѣренность что я ее оставляю на глазахъ у императрицы, которая чрезвычайно благосклонна къ ней, усладитъ горечь этой разлуки.“
- ↑ „Императрица обѣщала мнѣ что моя дочь найдетъ въ ней вторую мать. Я буду страдать, прощаясь навсегда со своимъ дѣтищемъ, но я сумѣю побѣдить себя, и ваше величество меня къ тому поощряете. Такъ какъ свадьба совершится 10го октября, то я уѣду 26го. Увѣряютъ будто путешествіе мое отъ С.-Петербурга до Потсдама продолжится цѣлый мѣсяцъ. Это далеко не будетъ весело. Но все будетъ забыто когда я буду имѣть счастіе, государь, представиться вамъ и повергнуть къ стопамъ вашимъ засвидѣтельствованіе моего почтенія, моего благоговѣнія и, осмѣлюсь прибавить, моей сердечной и ненарушимой привязанности…. Вслѣдствіе приказанія вашего величества, прилагаю при семъ списокъ моихъ экипажей и маршрутъ мой чрезъ ваши владѣнія.“
- ↑ „Великая княгиня была очень польщена привѣтствіемъ вашего Величества (по случаю обрученія?) и просила меня засвидѣтельствовать вамъ свое почтеніе.“
- ↑ „Мнѣ очень будетъ жаль разстаться съ императрицей. Я думала въ 6 дней доѣхать до Риги, во мнѣ даютъ такую многочисленную свиту что придется проѣздить цѣлую недѣлю. Постараюсь прибыть въ Мемель въ назначенное время. Дочь моя страшится моего отъѣзда, но не раскаивается въ принятой ею рѣшимости. Я довольна ея поведеніемъ. Здѣсь еще продолжаются праздники. Они окончатся завтра.“ (См. предшествовавшее описаніе фейерверка 11го октября.)
- ↑ „Еслибы не выставленныя для меня подставы, я бы въ это время года не подвинулась ни на шагъ…. Прибуду, быть-можетъ, 24го въ Потсдамъ вмѣсто 25. Выѣзжаю завтра, несмотря на сильный насморкъ, который я пріобрѣла въ Ригѣ, гдѣ чуть не угорѣла. Признаюсь, государь, что мнѣ крайне тяжело было разстаться съ великою княгиней, но я спокойна насчетъ ея участи.“
- ↑ Сp. Русск. Вѣстн., № 10, стр. 519.
- ↑ «Я начинаю сильнѣе задыхаться и слабость увеличивается; не могу пройти чрезъ комнату чтобы не запыхаться; недуги мои слишкомъ сложны чтобъ я могла надѣяться быть вылѣченною; по такъ какъ за мною ходитъ нѣсколько докторовъ, то я отправлюсь на тотъ свѣтъ по всѣмъ правиламъ пауки. Скрываю опасность своего положенія отъ вѣрнаго друга моего, г-Жи Камеке; ей тяжело будетъ лишиться меня послѣ 40ка-лѣтней нашей дружбы. Не скажу вамъ, м. г., что предвижу свою кончину съ радостью; далеко не такъ, и нѣтъ ничего такого что могло бы меня заставить желать смерти; но ужь если нужно умирать, то я рѣшилась объ этомъ не тужить и чувствую себя гораздо спокойнѣе въ этомъ отношеніи чѣмъ еслибъ это случилось тому годъ назадъ.»
- ↑ Она скончалась, какъ говоритъ Фезе, на стр. 882 своего V тома, 53 лѣтъ, что совершенно согласно съ письмомъ ея къ Фридриху Великому отъ 9го апрѣля 1773, изъ Дармштадта (ср. Русск. Вѣстн. 1870, № 9, стр. 106). Слѣдовательно у Ассебурга, на стр. 269, ошибочно сказано будто она умерла 46 лѣтъ отъ роду.
- ↑ О пребываніи Дидро въ С.-Петербургѣ см. Русск. Вѣстн. 1870, № 1, стр. 9.
- ↑ «Я ихъ очень часто вижу и бесѣды наши нескончаемы. Оба въ состояніи передать вамъ какъ я высоко цѣню Генриха IV, Генріаду и самого автора множества иныхъ литературныхъ произведеній, которыя прославили нашъ вѣкъ. Не знаю очень ли они скучаютъ въ Петербургѣ; но что касается до меня, то я бы готова была толковать съ ними всю жизнь свою, нисколько не утомляясь этимъ. У Дидро воображеніе неистощимое, и я считаю его въ числѣ самыхъ необыкновенныхъ людей какіе когда-либо существовали.» О Дидро см. еще на стр. 110—115, 146, 150, 151, 361—380 Записокъ княгини Дашковой, описаніе ея знакомства съ нимъ, въ Парижѣ въ 1770 и 1776 годахъ, а также статью г. Щугурова Дидро, въ книгѣ I. Осьмнадцатаго вѣка, Москва, 1868, и Mémoires du Comte de Ségur, Paris, 1827, tome III, p. 34 et 35.
- ↑ «Не буду говорить о томъ что положеніе которое имѣется въ виду _ само по себѣ представляетъ блестящаго. Ваша свѣтлость увидитъ оное вблизи и найдетъ его соотвѣтствующимъ тому что было ей говорено. Здѣсь рѣчь идетъ только о средствахъ содѣлать это положеніе навсегда пріятнымъ, спокойнымъ и счастливымъ для принцессы которая его займетъ. Порфира, тронъ и корона, титулы и богатства суть блага съ которыми свыкаются яі которыя утомляютъ какъ тысяча иныхъ вещей въ Лизни. Сердце спокойное и довольное самимъ собою придаетъ имъ блеску; и отъ этого-то расположенія души юной принцессы, которая будетъ избрана, ожидаю я того полнаго самодовольствія, котораго бы ей напрасно пришлось искать во всевозможныхъ свѣтскихъ развлеченіяхъ. Источникъ счастія заключается въ насъ самихъ, въ глубокомъ убѣжденіи въ чистотѣ нашихъ намѣреній и въ правотѣ нашихъ дѣйствій. Дабы это внутреннее самодовольство прочно могло утвердиться, надо заранѣе позаботиться чтобы сожалѣніе объ оставляемомъ вѣроисповѣданіи, о покидаемыхъ отечествѣ и семьѣ не влило бы въ душу молодой принцессы тайный ядъ, который, по мѣрѣ распространенія, могъ бы усилить ея страданія и отозваться во всѣхъ ея поступкахъ. Чѣмъ кто выше поставленъ въ мірѣ, тѣмъ ему нужнѣе сохранить свободу разума, которая даетъ и поддерживаетъ правильность дѣйствій во всѣхъ слояхъ человѣческаго общества. Избави Богъ чтобъ одна изъ принцессъ вступила на новое поприще съ упреками противу себя самой или съ рѣшимостью недобровольною (подразумѣваю ослѣпленіе наружнымъ блескомъ), недостаточно обдуманною и которая не была бы слѣдствіемъ серіознаго вопрошенія себя: въ состояніи-ли она будетъ нести постоянно все бремя жизни съ ея пуинужденіями и трудностями; не обойдется безъ властвованія надъ собою и безъ повода къ грусти; жить въ другой странѣ, подъ инымъ небомъ, среди незнакомой націи; изучать ея нравы и подражать имъ; пріобрѣсти довѣріе народа; нравиться нѣжному супругу; снискать, духомъ кротости и миролюбія и ровностью права, любовь императрицы; поставить себя на хорошую ногу съ важнѣйшими лицами обоихъ дворовъ; быть, однимъ словомъ, отрадой царской фамиліи и Русскаго народа, — вотъ, поистинѣ, государыня, задача которая предстоитъ будущей великой княгинѣ и которую ей возможно будетъ исполнить только при помощи сердца совершенно спокойнаго, проникнутаго убѣжденіемъ въ своей невинности и чувствомъ своихъ обязанностей, при твердой рѣшимости никогда не терять сихъ послѣднихъ изъ виду….»
- ↑ Женщина почтенная и рѣдкихъ свойствъ, дочь-фельдмаршала кн. Мих. Мих. Голицына старшаго. О братѣ ея: и о дальнѣйшей ея судьбѣ см. здѣсь же, нѣсколько далѣе, въ исчисленіи приближенныхъ великокняжескаго двора и въ описаніи событій 1776 года.
- ↑ Въ послѣдствіи была фрейлиной высочайшаго двора и вышла за В. П. Салтыкова (ср. Русск. Вѣстн. 1870, № 1, стр. 29, и 1871 № 1, стр. 144 и 145). Что касается до фрейлины Леонтьевой, то это могла быть дочь генерала Леонтьева, родственника княгини Дашковой, о которомъ она упоминаетъ на стр. 70 своихъ Записокъ.
- ↑ См. Русскій Вѣстникъ 1870, № 9, стр. 92 и 109, а также 1871 въ №№ 1—3, письма №№ IX, XII, XVIII и XXII.
- ↑ Такъ какъ рыцари-меченосцы, завладѣвшіе прибалтійскимъ краемъ, были младшими членами оставшихся въ Германіи семействъ ихъ (cadets de famille), то до сихъ поръ тамъ существуютъ старшія вѣтви многихъ родовъ вписанныхъ въ остзейскія дворянскія матрикулы, и гербы у нихъ сохранились одинаковые. Такъ и графы Меллины были въ одно время въ Лифляндской губерніи и въ Германіи. Къ Лифляндской линіи принадлежалъ графъ Мелдинъ который былъ женатъ на дѣвицѣ Ханыковой и служилъ полковникомъ въ кавалеріи при императорѣ Николаѣ Павловичѣ; сынъ его православнаго исповѣданія и владѣетъ имѣніемъ въ Бѣлоруссіи, а не въ прибалтійскихъ губерніяхъ, гдѣ, сколько намъ извѣстно, графовъ Неллиныхъ теперь уже вовсе нѣтъ. Въ 1774 году одинъ полковникъ графъ Неллинъ дѣйствовалъ противъ Пугачева (см. у Пушкина и Щебальскаго и Росс. Род. книга, III, 181).
- ↑ Предположеніе это основано на томъ что сестра князя Александра Михайловича была взята во фрейлины къ цесаревнѣ, и что, уже будучи императоромъ, Павелъ дозволилъ ему именоваться Бѣлозерскимъ, такъ какъ оба эти случая доказываютъ что онъ благоволилъ къ князю. Послѣдній въ 1773 году былъ еще однимъ изъ младшихъ камеръ-юнкеровъ (см. Описаніе высокобрачнаго сочетанія, стр. 15, 20 и 21). Князья же Бѣлозерскіе легли всѣ (10 или 12 человѣкъ) на полѣ Куликовскомъ. Послѣ нихъ остались только беременныя жены; въ послѣдствіи родъ ихъ окончательно угасъ; желаніе же носить ихъ фамилію вѣроятно было основано со стороны князя Бѣлосельскаго на родственныхъ связяхъ.
- ↑ Есть преданіе будто Екатерина II, вступая на престолъ, дала подписку что ей царствовать только до совершеннолѣтія ея сына, и будто эта бумага, хранившаяся въ сенатѣ, въ послѣдствіи времени, съ помощью Орловыхъ, была ей возвращена (Русская Старина за октябрь сего года, стр. 380). См. также Записки Храповицкаго и Державина и примѣчаніе П. И. Бартенева къ стр. 49 сихъ послѣднихъ, о томъ что послѣ совершеннолѣтія Павла, Екатерина II могла опираться исключительно на славу своего царствованія, на свою несомнѣнную преданность благу Россіи и на любовь народную. Она сама говорила что общій голосъ народа и общая нужда, а не желаніе отдѣльныхъ лицъ, призвали ее царствовать.
- ↑ Осьмнадцатый вѣкъ, Москва, 1868, книга I, стр. 96, 141, 142 159 и 162, письмо № 137. Волконскій былъ два раза россійскимъ посломъ въ Варшавѣ и совѣтовалъ раздѣлъ Польши. Въ 1780 году, послѣ паденія князя Орлова, онъ былъ замѣненъ въ Москвѣ княземъ Долгоруковымъ-Крымскимъ.
- ↑ О Крузе см. Записки кн. Дашковой, стр. 264; а о другихъ докторахъ ср. Русск. Вѣстн. 1870, № 1, стр. 36; № 2, стр. 569, 580, 582, 585 и 588; № 3, стр. 200 и № 9, стр. 115; и 1871 № 1, стр. 138 и 140, и № 2, стр. 547, 548, 554 и 555.
- ↑ Братъ гофмейстерины великой княгини, графини Румянцевой. Ср. выше: исчисленіе приближенныхъ великаго князя.
- ↑ Вѣроятно въ послѣдствіи дѣлалось такъ же при погребеніи великой княжны Ольги Павловны и двухъ дочерей Александра I. Еще въ 1844 году тѣло великой княгини Александры Николаевны было привезено изъ Царскаго Села въ крѣпость въ каляскѣ же.
- ↑ У Рубана, на стр. 40 и 41, ошибочно сказано что погребеніе происходило 22го апрѣля. Державинъ, будучи тогда поручикомъ Преображевскаго полка, былъ, при погребеніи, въ караулѣ, въ Невскомъ монастырѣ (см. стр. 112 его Записокъ).
- ↑ Рубанъ, стр. 376.
- ↑ Tannenberg, Leben Caiharina II, Leipzig, 1797, стр. 150; Колотовъ, часть II, стр. 247, и Вейдемейеръ, томъ I, стр. 187.
- ↑ La Cour de Russie, p. 294 и 295.
- ↑ Ср. Русск. Вѣстн. 1870, № 9, стр. 93.
- ↑ Сумароковъ, часть II, стр. 98.
- ↑ Тамъ же.
- ↑ «Почившая великая княгиня, изумлявшая по причинѣ молодости своей качествами самыми существенными, добилась бы того чтобы поставить своего супруга выше его уровня и присоединила бы къ его природному уму познанія и энергію, которыхъ природа его лишила. Виды ея и средотва къ ихъ достиженію, которые она никогда не хотѣла скрывать, показались подозрительными. Ея начали опасаться…. Во мракѣ подготовленъ былъ призракъ ревности и его пустили въ ходъ противу этой необыкновенной женщины. Противъ нея возбудили самолюбіе великаго князя. Она погибла; и память о ней, угасшая съ ея днями, живетъ только въ сердцахъ людей которые ее цѣнили, но слабо въ сердцѣ принца, не знающаго всю мѣру своей потери.»
- ↑ «Я совершенно убѣждена въ невинности г-на Ассебурга; но тѣмъ не менѣе справедливо что 14 врачей-хирурговъ и бабка увѣрились, вскрытіемъ тѣла, что онъ былъ обманутъ, и что газетная статья справедлива.»
- ↑ «Вы сдѣлали, м. г., все отъ васъ зависѣвшее для того чтобъ основательно удостовѣриться въ физическомъ состояніи почившей государыни великой княгини; одна только ея мать могла хорошо звать оное. Разъ вы обратились къ ней, и вы сдѣлали это со всѣми возможными предосторожностями, васъ уже нельзя ни въ чемъ укорять. Вслѣдствіе сего, императрица нисколько не сомнѣвается въ вашей невинности въ семъ отношеніи. Оставимте газетные толки, такъ какъ нѣтъ справедливаго повода ихъ опровергать и, для собственнаго своего спокойствія, удовольствуйтесь, м. г., завѣреніемъ что вы ни въ чемъ не можете быть обвинены, и что васъ положительно ни въ чемъ не обвиняютъ.»
- ↑ Ср. здѣсь же, глава V.
- ↑ Ср. Русск. Вѣстн. 1870, № 2, стр. 571.
- ↑ Гельбигъ, часть I, стр. 50, и Записки Екатерины II, стр. 25.
- ↑ Ср. главу V сего разказа.
- ↑ Осѣмнадцатый вѣкъ, книга I, стр. 147 и 153, письма №№ 156 и 168.
- ↑ Тамъ же, стр. 342, Записки графа Комаровскаго. Негоціація сватовства принцессы Баденской (въ послѣдствіи великой княгини Елисаветы Алексѣевны) и принцессы Саксенъ-Кобургской, бывшей супругой великаго князя Константина Павловича, подъ именемъ великой княгини Анны Ѳедоровны (ум. 1860, близь Берна), поручены были нашему посланнику во Франкфуртѣ-на-Майнѣ графу Николаю Петровичу Румянцеву, бывшему потомъ государственнымъ канцлеромъ (рескриптъ Екатерины II на его имя, въ государственномъ архивѣ). Въ Александро-Невской лаврѣ, въ помѣщеніи занимаемомъ высокопреосвященнымъ митрополитомъ, въ 3й комнатѣ, то-есть въ пріемной залѣ (послѣ столовой и проходной) находится великолѣпная картина, писанная масляными красками и представляющая обрученіе великаго князя Александра Павловича. Всѣ лица на этой картинѣ суть портреты во весь ростъ.
- ↑ Записки кн. Дашковой, стр. 206.
- ↑ Въ саду Каменно-Островскаго дворца Павелъ I построилъ, вправо отъ Строгановскаго моста, небольшую церковь, въ весьма оригинальномъ стилѣ, около которой похоронено было, въ его царствованіе, нѣсколько мальтійскихъ кавалеровъ; а влѣво отъ моста, насупротивъ этой церкви, Павелъ I основалъ богадѣльню для нижнихъ чиновъ получившихъ учрежденный имъ же солдатскій знакъ Анненскаго ордена за 25ти-лѣтнюю службу.
- ↑ По Запискамъ графа Ростопчина извѣстно что бумаги ея разобраны были имъ, въ присутствіи Павла I, чуть ли еще не во время агоніи Екатерины II.
- ↑ Считаемъ излишнимъ переводить отрывокъ этой рукописи, переданный нами на языкѣ подлинника, такъ какъ онъ весь напечатанъ на стр. 368—307 сказанной книги, не составляющей большую библіографическую рѣдкость. О запасныхъ хлѣбныхъ и дровяныхъ магазинахъ, устроенныхъ Екатериной II для отпуска бѣднымъ по пониженнымъ цѣнамъ, повѣствуетъ Сумароковъ въ т. II, на стр. 235.
- ↑ См. стр. 200 ея Записокъ.
- ↑ Объ немъ и о прибытіи великаго князя въ Римъ упоминаетъ княгиня Дашкова на стр. 164 и 168 своихъ Записокъ.
- ↑ См. Русская Старина, за январь сего 1871 года, стр. 41.
- ↑ Семейство Разумовскихъ, стр. 229.
- ↑ Русск. Стар., та же стр. 41.
- ↑ Записки кн. Дашковой, стр. 53—68 и 80.
- ↑ Тамъ же, стр. 41, 86, 87, 92, 93, 373 и 375; дѣла: Рославлевыхъ и Ласунскаго, Хитрова, Гурьевыхъ, Хрущевыхъ, Мировича и пр., и Русск. Вѣстн. 1870, № 1, стр. 27, и № 3, стр. 185 и 196.
- ↑ Осьмнадцатый вѣкѣ, книга I, примѣч. къ стр. 81.
- ↑ Записки Дашковой, стр. 88, 144—146, 153 и 378.
- ↑ Русск. Вѣстн. 1870, № 2, стр. 577 и 578.
- ↑ См. П. П. Свиньина, Достопримѣчательности С.-Петербурга, часть Ш, стр. 186—188. Въ этомъ, недавно вновь отдѣланномъ зданіи, на Литейномъ проспектѣ, близь Невы, помѣщаются теперь С.-Петербургскіе судебная палата и окружный судъ. Всѣ знаютъ что тутъ былъ прежде арсеналъ; но мало кому извѣстно что то былъ первоначально дворецъ, выстроенный Екатериной II для князя Орлова. Зданіе это весьма оригинально и занимаетъ цѣлый кварталъ: фасады на Литейную, Захарьевскую и Шпалерную составляли службы или нѣчто въ родѣ флигилей окружавшихъ самый дворецъ, котораго достигали проѣзжая подъ ворота выходящія на Литейную, черезъ обширный дворъ. Въ концѣ его и до сихъ поръ находится главный подъѣздъ съ парадною лѣстницей, расходящейся на двѣ стороны. Войдя въ бельэтажъ, видите залу съ поставленною насупротивъ лѣстницы мраморною (во весь ростъ) статуей Екатерины II, въ одѣяніи Минервы, въ пернатомъ шлемѣ. На груди у ней одна лента (Андреевская; значитъ, ордена Св. Георгія и Св. Владиміра еще не были учреждены), а у ногъ ея знамена съ изображеніемъ луны (значитъ побѣды предшествовавшія заключенію мира 1774 года были уже одержаны надъ Турками). На этой статуѣ профиль Екатерины II такъ же правиленъ и нѣженъ, выраженіе и черты лица ея такъ же мягки и очаровательны какъ на овальномъ портретѣ тогда же подаренномъ ею Орлову и въ послѣдствіи доставшемся гофмейстеру графу А. А. Бобринскому. Портретъ этотъ, на которомъ она представлена въ профиль и въ лавровомъ вѣнкѣ (то-есть также уже побѣдительницей), находился на бывшей въ прошломъ 1870 году въ С.-Петербургѣ, въ домѣ министра внутреннихъ дѣлъ, выставкѣ старинныхъ портретовъ и значился по каталогу подъ 353. Насупротивъ вышесказанной статуи находится до сихъ поръ, на верху лѣстницы присутственныхъ мѣстъ, въ ряду съ окнами, гипсовый медаліонъ съ силуэтомъ князя Орлова, окруженнымъ латинскою надписью, которую издали разобрать невозможно. Извѣстно что кромѣ этого зданія для Орлова былъ выстроенъ Мраморный Дворецъ, который, какъ и подаренныя ему Гатчина и Стрѣльна, въ послѣдствіи времени выкуплены казной. въ Мраморномъ Дворцѣ жилъ послѣдніе годы царствованія Екатерины II и тамъ же скончался, при Павлѣ I, король польскій Станиславъ-Августъ. Онъ похороненъ въ католической церкви, на Невскомъ проспектѣ.
- ↑ Единственному сыну его, барону Петру Алексѣевичу, было тогда 16 лѣтъ и, если не ошибаемся, онъ находился въ наилучшемъ изъ современныхъ военно-учебныхъ заведеній, въ Шляхетскомъ (въ послѣдствіи первомъ) кадетскомъ корпусѣ, главнымъ директоромъ котораго былъ извѣстный графъ Ангальтъ (ср. Русск. Вѣст. 1870, № 1й, стр. 27 и 31).
- ↑ Сумароковъ, и Записки князя Якова Петровича Шаховского. Послѣдній былъ тогда сенаторомъ и, находясь въ Смоленскѣ, предложилъ Екатеринѣ II обревизовать тамошнія присутственныя мѣста. Это-то и былъ первый опытъ сенаторской ревизіи. По возвращеніи изъ этого путешествія, въ продолженіе котораго императоръ Іосифъ II и король Польскій пріѣзжали къ ней на поклонъ, государыня въ третій разъ отказалась отъ предложеннаго ей титула великой, и собранныя по подпискѣ на сооруженіе ей тріумфальныхъ воротъ 30.000 рублей приказала употребить на устройство народныхъ училищъ (Вейдемейеръ, часть I, стр. 205 и Сумароковъ, часть II, стр. 132).
- ↑ Раздѣльный актъ оставшагося послѣ него незаложеннаго имѣнія (1.727 душъ) составленъ между его сыномъ и дочерью лишь въ 1794 году (ср. Русск. Вѣст. 1870, 3й, стр. 191).
- ↑ Русск. Вѣст. 1870, No Ій, стр. 22, 23, 28 и 31 и № 9й, стр. 92.
- ↑ То же Ій, стр. 5.
- ↑ Послѣ полученія этого письма, мы узнали что братъ обѣихъ баронессъ и барона Александра Ивановича единственный родной внукъ, баронъ Александръ Петровичъ Черкасовъ (ср. Русск. Вѣст. 1870, No Ій, стр. 31) похороненъ въ самомъ имѣніи Путятинѣ, въ особовыстроенной среди рощи каменной часовнѣ. Третья же сестра его, графиня Анна Петровна Буксгевденъ (см. тамъ же, стр. 32), скончавшаяся въ Парижѣ, въ 1820хъ годахъ, погребена на тамошнемъ кладбищѣ Перъ-Лашезъ, возлѣ мавзолея г-жи Демидовой, рожденной баронессы Строгановой, матери Павла и Анатолія Николаевичей Демидовыхъ.
- ↑ Ср. Русск. Вѣст. 1870, No Ій, стр. 17 и 18.