Два брата (Станюкович)/I/XXX
| ← XXIX | Два брата — Часть первая, XXX | XXXI → |
| Дата создания: 1879-1880, опубл.: В журнале «Дело», 1880, №№ 1, 2, 4-10. Источник: Станюкович К.М. Собр.соч. в 10 томах. Том 2. - М.: Правда, 1977. Lib.ru |
XXX
Нашего юношу сомнения и скорбные мысли не оставляли в покое. Тяжелая внутренняя работа происходила в нем, и ни жизнь, ни книги, которые он перечитал, не давали ему удовлетворительных для его сердца ответов. Есть души — правда, мало их — с удивительно чуткой совестью, болящие чужим страданием, чужим горем, которое становится их собственным страданием. Такая чуткая до болезненности душа была и у Васи. Он словно чувствовал на себе чужую неправду и жаждал примирения своих неясных еще идей с действительностью. Нередко он задумывался над жгучими, терзающими его вопросами, и какие только планы, какие фантазии не бродили в его голове! О себе он никогда не думал — эта черта в Васе была выдающаяся. Себя он забывал. Он считал себя виноватым, что до сих пор жил не по совести, и с искренней печалью высчитывал, сколько он стоил своему отцу. Он твердо решился жить не так, как живут вокруг, но как? Что делать? К кому обратиться, как тот богатый юноша, который обратился к Христу? Никто из окружающих не давал ответов. Все говорили не то, что нужно было его сердцу. Приходилось искать ответа в книгах и в себе самом, и Вася пришел в заключение, что он обязан укрепить свое слабое тело, работать и есть так же, как и мужик. Эта мысль одно время сильно занимала юношу и не давала ему покоя, и он закалял себя, занимался гимнастикой, полевыми работами и горевал, что силы нет. Он стал в последнее время отказывать себе в пище; ему казалось, что он не имеет права наедаться, когда вокруг люди питаются бог знает как. Но и эта будущность не удовлетворяла его, хотя несколько и примиряла с совестью. Ему надо было помочь ближним, отдать всего себя на служение им. Но как? — этот вопрос главнейшим образом и мучил его…
О, он охотно бы положил живот свой за обездоленных и угнетенных! Что значит жизнь? Отец его рисковал же ею!
Так часто думал юноша, и думы эти не выходили у него из головы. Недаром он с таким восторгом перечитывал биографии Гуса и Савонаролы, попавшиеся в библиотеке отца.
Вася усердно готовился к экзамену. Он сделает, как хочет отец, и, кроме того, приобретет знания — отец в этом прав, — но ни за что он не употребит эти знания во зло другим. Но сколько ждать времени? Оно, впрочем, пройдет с пользою, он укрепит свое тело.
Так думал Вася, усердно следуя своей программе. Он вставал очень рано, делал гимнастику, потом занимался какою-нибудь физической работой, возвращался домой, занимался и после обеда читал. Читал он, обыкновенно, книги, описывающие быт крестьян, или исторические сочинения, делал заметки у себя в тетради; мысли же и факты, особенно его поражавшие, он записывал в свой дневник. По вечерам он ходил гулять и часто заходил в деревню к знакомым крестьянам. Он любил слушать о крестьянском житье, и речи с одной и той же унылой нотой глубоко западали в его чуткое сердце. Молодого барчука любили и звали его «чудным».
Иван Андреевич нередко беседовал с Васей и должен был сознаться, что он совсем ошибался, назвав юношу неучем. Скромный и застенчивый Вася никогда не бросался в глаза, но при разговорах с отцом он подчас выказывал такую начитанность, особенно по истории, что отец удивленно спросил однажды:
— Да откуда ты все это знаешь?
— Из твоей же библиотеки.
— Когда же ты успел?
— Слава богу, полтора года прожил здесь!
— Ах ты какой! И хоть бы сказал когда!.. — с любовью заметил Иван Андреевич.
Отец был очень рад, что Вася поступит в технологический институт — Вася в академию не пожелал, — но все-таки видел, что беседы его не переубедят юношу. Отец звал сына не туда, куда стремился юноша. Он предлагал ему счастие, а сын искал креста.
Марья Степановна тревожно смотрела на Васю. Она нередко спрашивала: «Что с ним? Здоров ли он?»
— Ничего, мама, не беспокойся, я здоров.
— Но отчего ты такой нелюдим?
— Так уж… Разве это тебя огорчает?
— Тебя жаль. Мне все кажется, что ты болен. Не остаться ли тебе еще годик в деревне?
— Нет, я поеду. А ты не беспокойся.
И он обвил шею матери своими длинными руками и нежно глядел ей в глаза. А мать тоже смотрела долго на него, и вдруг ей сделалось жаль сына. Ее поразило что-то особенное в этом нежном, страдальческом взгляде, и почему-то показалось ей, что сын не жилец на свете. Слезы тихо закапали из ее глаз.
— Ты что это? Не плачь, дорогая!..
— Милый мой!..
— К чему плакать? Разве я такой жалкий?
— Нет, нет. Так… взгрустнулось.
Вася долго сидел около матери и все старался ее успокоить. Она сквозь слезы улыбнулась, улыбнулся и он.
Однажды Вася откуда-то пришел домой со связкой книг, необыкновенно взволнованный и возбужденный.
— Что с тобой, Вася? Откуда ты? — остановил его Николай, пораженный встревоженным видом брата.
— От Прокофьева. Он мне книг дал.
— Разве он приехал?
— Две недели тому назад.
— Покажи-ка, что за книги?.. Ого!.. — протянул Николай. — Книги все хорошие. Да разве ты, Вася, знаешь французский язык?
— Ничего себе, знаю. Читать могу свободно.
— Когда ты это успел?
— Да здесь.
— А это что за список у тебя из кармана торчит? Можно взглянуть?
— Смотри.
Николай пробежал длинный список книг и проговорил:
— Список превосходный. Это на что же?
— Прочитать надо.
— Прокофьев советовал?
— Да.
— У него книг, видно, много?
— Ах, если бы ты знал, Коля, сколько у него книг! Вся комната завалена книгами, и все такими. А сам-то как живет, — тут же и кровать; скромно-скромно живет. Я у него целое утро провел и целый бы день остался, да ему некогда. Он пошел рабочим лекции читать.
— Лекции?
— Как он говорит! То есть не то, что хорошо… нет, и хорошо, а знаешь ли, — так никто не говорил, то есть я не слыхал. Никто! Знаешь ли, Коля, — все, о чем я думал, что меня мучит, он понял… Нет, Коля, это такой человек, такой…
— Да говори толком, а то только и слышу: такой человек, такой человек! Что за телячий восторг!
— Не смейся, Коля! Ну да, я в восторге. Ведь он, Коля, все мое душевное состояние объяснил. Ведь он… Да ты пойми, Коля, пойми, голубчик… Он не так, как все… Он не для себя живет… Он…
— Эка восторги какие! А для кого же? — насмешливо перебил Николай.
— Для кого? Да ты, Коля, опять смеешься. К чему же ты расспрашиваешь? Я не стану говорить. Я не могу слышать, когда над такими людьми смеются!
И Вася прошел в свою комнату.