ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА ВЪ ЛОНДОНСКОЙ БОЛЬНИЦѢ.
правитьНепріятно идти по улицѣ Людитъ-Гиль рано утромъ, въ глубокую зиму, когда, послѣ дождливой недѣли, атмосфера наполнена туманомъ съ Темзы и дымомъ каменнаго угля. Посмотрите на куполъ св. Павла: какъ великолѣпенъ онъ посреди желтыхъ лондонскихъ облаковъ. Вы едва можете разсмотрѣть широкій циферблатъ со стрѣлками длиною въ шесть футовъ, и все такъ тускло и мрачно, что когда вы слышите бой шестаго часа, вы думаете, не ошиблись ли часы и не ушли ли ночью впередъ, чтобы какъ можно скорѣе выбраться изъ этого холоднаго времени года. Вы думаете: не можетъ быть, что теперь уже шесть часовъ; всѣ лавки заперты, и нѣтъ порядочно одѣтаго народа, который спѣшилъ бы къ своимъ занятіямъ, или удовольствіямъ. Прохаживающійся полисменъ, три торопящіеся каменщика, рыбакъ въ телегѣ, погоняющій свою лошадь, одни появляются на улицѣ. Поверните налѣво, въ улицу Олдъ-Байлей, и сцена перемѣняется. Тамъ Ньюгетъ, грозный и мрачный, какъ всегда, съ своею высокою башнею и колоколами, сзывающими народъ на зрѣлище казни, — оба угрюмые спокойные. Но около обоихъ ихъ находится самая пучина жизни. Шумъ всѣхъ родовъ — мычаніе, блѣяніе, стукъ колесъ, лай собакъ, звуки ударовъ, продолжительныхъ и частыхъ, топанье копытъ, шарканье торопливыхъ шаговъ, хоръ ругательствъ грубыхъ проклятій…. Перейдите изъ Олдъ-Байлея къ Смитфильду, и толпа густѣетъ съ каждымъ вашимъ шагомъ. Тысячи быковъ размѣщены рядами, бедро къ бедру, между-тѣмъ какъ кучи барановъ доживаютъ послѣднія минуты жизни, а мясники торгуются, и погонщики кричатъ на собакъ, и собаки забираются между стадъ, незагнанныхъ еще въ загороди. У каждаго животнаго, которое вы видите, ротъ раскрытъ, дыханіе горячее, и имѣй они человѣческій голосъ, ихъ тысячи высохшихъ глотокъ и висячихъ, запекшихся языковъ соединились бы въ одно продолжительное, громкое стенаніе, которое покрыло бы весь шумъ однимъ крикомъ: воды! воды!
Берегите ваши ноги, или ихъ затопчутъ погонщики своими башмаками, подбитыми гвоздями; берегите ваши глаза, или ихъ выколетъ мѣдпымъ остріемъ палки погонщиковъ; берегите вашу голову, или ее размозжатъ ударомъ, назначеннымъ несчастному быку; берегите ваши карманы, ибо не всѣ воры заключены въ то зданіе, мимо котораго вы только что прошли…. Человѣческая толпа почти также стѣснена, какъ и четвероногая; что же касается ударовъ или потерь, то въ Смитфильдѣ, въ торговое утро, мало времени для сочувствія или вознагражденія.
Посмотрите на армію барановъ, быковъ, телятъ и свиней, пригнанныхъ сюда, полныхъ жизни, и вспомните, что все число ихъ не составляетъ трехдневной пищи для Лондона; что по прошествіи подѣли, всѣ эти живыя существа будутъ убиты сварены, съѣдены и переварены въ желудкѣ, — ихъ кожи на кожевенныхъ заводахъ, ихъ рога въ мастерской токаря, ихъ копыта въ варняхъ клея.
Но Смитфильдъ не безопасное мѣсто для размышленія.
Смятеніе, крикъ, тяжкое паденіе, новый ливень проклятій — и вотъ немедленно часть толпы бросается поднимать несчастную женщину, переходившую дорогу въ ту минуту, какъ одинъ быкъ, котораго гнали и погоняли цѣлую ночь, напалъ на своихъ мучителей. Погонщики довели его до бѣшенства, а бѣдная работница попала подъ наказаніе.
«Унесите ее въ больницу», кричитъ жирный торговецъ, которому мѣшала собравшаяся вокругъ толпа. У ней свалился съ головы чепчикъ, и когда поднимали ее, распустились ея сѣдые волосы и повисли въ пыли. Ея тонкое, бѣдное одѣяніе представило ничтожное сопротивленіе рогамъ быка, и кровь указывала, что ударъ нанесенъ въ бокъ.
«Унесите ее въ больницу», повторяетъ жирный торговецъ, и немедленно, какъ бы по одному побужденію, полисменъ и трое нищихъ несутъ ее къ дверямъ, постоянно открытыми, для жертвъ несчастія или тяжкой болѣзни.
Больница святаго Бартоломея стоитъ нынѣ тамъ, гдѣ стояла назадъ тому вѣки, во дни, когда Смитфильдъ былъ сценою празднествъ и игрищъ, Іуроировъ и ристалищъ, въ присутствіи короля и принцевъ. Настоящее строеніе не сохранило ничего отъ прежней постройки; дѣйствительно, больница увеличилась въ пять разъ противъ первоначальнаго своего объема. Въ настоящее время паціентовъ принимаютъ въ ворота подъ колоннадою; гдѣ назначенныя лица день и ночь ждутъ страдальцевъ, которыхъ постигаетъ внезапное и требующее неотлагательной помощи несчастіе. Къ этимъ воротамъ понесли жертву Смитфильдскаго быка.
Ручка колокольчика виситъ близко, и при первомъ звонѣ является въ воротахъ привратникъ. Слово «несчастіе» достаточно, чтобы отворились ворота безъ дальнѣйшихъ переговоровъ, и въ нѣсколько минуть помощникъ хирурга осмотрѣлъ старую женщину. Ея рана была опасна. Старуху посадили на носилки, и понесли къ кровати, въ женское отдѣленіе, предназначенное для подобныхъ случаевъ. Слѣдуя за ней, мы приходимъ въ скверъ больницы. Пока чрезъ него осторожно несутъ раненную и поднимаютъ ее но дубовой лѣстницѣ, остановимся и осмотримъ мѣстныя особенности.
Зданія больницы, выходящія на Смитфильдъ, не даютъ идеи о дѣйствительномъ характерѣ, или точномъ объемѣ заведенія. Они составляютъ родъ пристроекъ къ главному зданію. Смотря на главный корпусъ, къ которому были пристроены эти позднѣйшія зданія, мы стояли въ срединѣ четвероугольника. Въ центрѣ застроеннаго пространства находится некрасивая помпа, похожая на старый котелъ съ лампою наверху; съ каждой стороны возвышается прекрасный каменный домъ, въ нѣсколько этажей, съ длиннымъ рядомъ оконъ. При входѣ въ каждый изъ обширной прихожей поднимаются дубовыя лѣстницы. Каждый этажъ раздѣленъ на два отдѣленія, одно медицинское, другое хирургическое, и при каждомъ отдѣленіи состоитъ нѣсколько постоянныхъ служительницъ, подъ надзоромъ женщины, называемой «сестрою.» Всѣ отдѣленія носятъ имена, одни благотворителей больницы, другія добродѣтелей, третьи лицъ изъ библейской исторіи. Всѣ имена написаны на наружныхъ дверяхъ. Женщина при каждомъ изъ этихъ отдѣленій называется по имени своего отдѣленія — капитанъ, называется по имени корабля. Многія изъ этихъ женщинъ образцы въ своемъ родѣ; исполненныя терпѣнія, опытности, доброты и твердости, онѣ знаютъ всѣ правила хорошаго надзора, необходимаго для поддержанія порядка, чистоты, спокойствія и комфорта, въ мѣстѣ, гдѣ постоянно присутствуетъ болѣзнь, въ самыхъ худшихъ ея видахъ и съ самыми непріятными ея послѣдствіями. Каждая сестра имѣетъ свою комнатку въ одномъ изъ угловъ отдѣленія, можетъ-быть, болѣе похожую на каюту корабля, чѣмъ на что-либо другое. Въ этомъ пріютѣ находится маленькая желѣзная печка, постель, столъ и нѣсколько стульевъ. Сюда удаляется сестра Надежда, спокойно выпить чашку чаю, и потомъ возвращается править своимъ маленькимъ обществомъ Сольныхъ и многотрудящихея хожалокъ, и доставлять каждому столько комфорта, сколько позволяетъ его состояніе. Каждое отдѣленіе имѣетъ свою ванную и другія удобства; въ каждомъ отдѣленіи есть трубы для передачи приказаній въ залу и полученія ихъ оттуда; при каждомъ отдѣленіи состоятъ три прислужницы въ помощь сестрѣ; при нуждѣ можно требовать вспомогательныхъ рукъ отъ достаточнаго числа служителей, находящихся при заведеніи. Эти женщины имѣютъ обыкновенно на своемъ попеченіи двадцать паціентовъ, и постоянно, днемъ и ночью, по-крайней-мѣрѣ одна прислужница находится при больныхъ. Прислужницы имѣютъ свои дежурства, подобно морякамъ на кораблѣ; ночная прислужница вступаетъ въ дежурство въ одиннадцать часовъ, и остается въ немъ до шести утра, того времени, когда начинается госпитальная дневная дѣятельность раздачею лекарствъ тѣмъ изъ паціентовъ, которые принимаютъ его болѣе одного раза въ двадцать четыре часа. Вслѣдъ за тѣмъ, какъ часы пробьютъ шесть, пузырьки съ лекарствами приходятъ въ движеніе; ихъ встрѣчаетъ длинный рядъ гримасъ на лицахъ пяти сотъ больныхъ, содержимыхъ больницею Бартоломея; и въ полчаса сколько фунтовъ проглотятъ пилюль сколько квартовъ выпьютъ жидкости! Мы лучше узнаемъ, когда будемъ осматривать дѣятельность аптеки.
Описанный такимъ образомъ составъ одного отдѣленія стоитъ только помножить на двадцать, чтобы получить полное понятіе о цѣлой больницѣ. Одно отдѣленіе можетъ быть назначено для болѣзней, подлежащихъ леченію докторовъ, а другое для поврежденія и сломовъ, поручаемыхъ хирургамъ; но то и другое имѣютъ составъ, описанный нами. Число паціентовъ въ заведеніи можетъ въ одно время доходить до пятисотъ, въ другое до шестисотъ: но какое бы ни было число, ихъ размѣщаютъ по отдѣленіямъ, за ними надзираютъ и ухаживаютъ, какъ мы видѣли.
Проведемъ день въ этомъ заведеніи, и посмотримъ, какъ кормятъ и поятъ это огромное семейство больныхъ, какъ ухаживаютъ за нимъ.
Наша бѣдная старая знакомая, раненная быкомъ, теперь лежитъ въ постели, и хирургъ, удостовѣрять въ качествѣ ея раны и употребивъ надлежащія средства пособія, возвращается, проходя чрезъ скверъ, къ себѣ домой. Пойдемъ за нимъ на площадь, и осмотримъ, что находится вокругъ насъ.
Въ шесть часовъ утра, Лондонъ пробудился во многихъ частяхъ своихъ, и хотя недалеко шумъ Смитфильда, тишина и спокойствіе царствуютъ въ больницѣ. Кругомъ себя мы видимъ, на одной сторонѣ сквера, низкую линію зданій, составляющихъ медицинскую школу, комнату для приходящихъ больныхъ, магазинъ и лабораторію для аптекарей, анатомическій театръ, библіотеку, музей, домъ для храненія тѣлъ умершихъ" и кладовую гробовъ. На другой сторонѣ находимъ коллегіальную часть заведенія: домъ, въ которомъ живетъ часть студентовъ, ихъ обѣденную залу и квартиру вѣчно-присутствующаго, вѣчно трудящагося смотрителя и помощника хирурга, мистера Паджета: а вблизи хирургію, нѣсколько хирургическихъ отдѣленій для особенныхъ случаевъ, и операторскій театръ, На третьей сторонѣ, мы находимъ церковь св. Бартоломея. Причина, почему приходская церковь заключена, такъ-сказать, въ предѣлахъ частнаго заведенія, объясняется тѣмъ, что сама больница занимаетъ весь приходъ, за исключеніемъ трехъ или четырехъ домовъ! Такимъ-образомъ заведеніе имѣетъ докторовъ, хирурговъ и исповѣдниковъ гномоновъ, матронъ, и сестеръ отдѣленій своими начальниками; прислужницъ и помощниковъ хирурговъ, поваровъ и ключниковъ своими подчиненными; больныхъ" и бѣдныхъ новаго Вавилона паціентами.
Накормить огромное семейство, живущее въ обширной больницѣ, есть дѣло не маловажное. Теперь семь часовъ утра; лекарство роздано; прислужницы отправляются съ своимъ первымъ двернымъ визитомъ въ кухню, за дозволеннымъ количествомъ утренней пищи. Паціенты, разумѣется, находятся на различныхъ степеняхъ діеты, сообразно съ ихъ тѣлеснымъ состояніемъ. Вотъ списокъ, какимъ образомъ пятьсотъ тринадцать больныхъ были размѣщены въ одинъ день на діэтѣ. — Сто шестьдесятъ два «на полной діетѣ», госпитальный терминъ, обозначающій слѣдующее предписаніе для цѣлаго дня — одинъ пингъ молочной похлебки, четырнадцать унцій хлѣба, варенаго мяса вѣсомъ полфунта, пол-фунта картофеля, пива два пинта для мужчинъ и одинъ пинтъ для женщинъ и одна унція масла. За тѣмъ слѣдуетъ "полу-діета, « которую многіе бѣдняки внѣ стѣнъ больницы считали бы благословеннымъ изобиліемъ, ибо она заключаетъ пинтъ молочной похлебки, двѣнадцать унцій хлѣба, четверть фунта варенаго мяса, полфунта варенаго картофеля, пинтъ пива, и три четверти унціи масла. Въ „бульонной діетѣ“, бульонъ и каша замѣняютъ мясо и пиво, другіе предметы остаются почти тѣже, съ тѣмъ измѣненіемъ, что картофель тертый и приспособленный для пищеваренія больныхъ желудковъ. „Молочная діета“ почти сама себя объясняетъ, состоя главнымъ образомъ изъ молока, съ прибавленіемъ риса, саго, аррорута и хлѣба.
Пуль эта то градусника пищи, „Сильная діета“, означаетъ слѣдующія легкія кушанья — кашицу или овсянку. Паціенты имѣютъ при нуждѣ, особенныя кушанья, по приказанію доктора, какъ-то бараньи котлеты, легкій бульонъ, яица, пуддингъ, мороженное, портеръ, эль, вино, водку, и — джинъ! Неудивительно, что бѣднякъ, отвѣдавшій однажды комфорта больницы Бартоломея во дни болѣзни, желаетъ ихъ возвращенія. Вотъ распредѣленіе одного декабрскаго дня 1850 г. — На полной діетѣ 162 паціента, 66 изъ нихъ съ экстраординарными кушаньями; 148 на полу-діетѣ; 157 на молокѣ; остальные получали бульонъ, рисъ аррорутъ и саго.
Мясо, потребленное въ тотъ-же день въ больницѣ паціентами и прислужницами, вѣсило триста четыре фунта, кромѣ пятидесяти фунтовъ говядины для легкаго бульона, что всего составило триста щестдесять фунтовъ. Съ этимъ славнымъ блюдомъ баранины и говядины было съѣдено четыреста сорокъ фунтовъ хлѣба, вмѣстѣ со ста пятидесятые фунтами картофеля, тридцатью фунтами масла, пятидесятью яицъ и пятидесятью галлонами молока; одинъ экономъ знаетъ сколько выпито галлоновъ нива. Не дурной день для обѣда въ больницѣ! Мѣсячный расходъ у мясника доходитъ до ста пятидесяти фунтовъ стерлин., а годовое потребленіе составляетъ длинный рядъ цифръ. Вотъ онѣ:
24,000 фунтовъ говядины;
35,200 фунтовъ баранины;
16,760 галлановъ молока;
12,000 яицъ.
Такова солнечная сторона больничной жизни. Мы скоро найдемъ нѣсколько поразительныхъ фактовъ; теперь же можемъ представить только одинъ, какъ прибавленіе къ вышеупомянутому годовому потребленію. Вотъ онъ:
1352 галлона слабительнаго!
Дѣйствительно, исчисленіе, сколько было сдѣлано гримасъ, при пріемѣ такого океана соли и александрійскаго листа, моглобы занять цѣлое статистическое общество.
Пока мы разсуждали о больничной діэтетикѣ, всѣ постели были оправлены, больничный завтракъ, оконченъ, и прошло еще полчаса вашего посѣщенія. Звукъ часовъ, бьющихъ восемь, ускоряетъ шаги нѣсколькихъ запоздалыхъ студентовъ, спѣшащихъ на молитву въ церковь, откуда выйдя черезъ двадцать минутъ, они сходятся за завтракомъ, въ коллегіальной обѣденной залѣ, съ тѣми изъ своихъ товарищей которые избѣгаютъ ранней службы. По окончаніи завтрака, будущіе доктора отправляются, въ девять часовъ, на лекціи, и начинаютъ свой учебный день анатоміею и физіологіою. Между-тѣмъ, какъ все это идетъ своимъ чередомъ, аптекарь или, какъ его называютъ „докторъ“ при заведеніи», обходитъ, медицинскія отдѣленія; «помощники» заняты перевязками, бинтами, мазями и спусками между хирургическими паціентами; они перевязываютъ раны и приводятъ все въ порядокъ до прихода начальниковъ. «Клиническіе клерки» также заняты у постелей записываніемъ симптомовъ дѣйствія лекарствъ, и прогресса особенныхъ казусовъ; — всѣ замѣчательныя обстоятельства болѣзни имѣютъ своихъ лѣтописцевъ, которые слѣдятъ за каждымъ моментомъ состоянія паціента, со дня поступленія до часа его выздоровленія, или смерти, присовокупляя, въ случаѣ пагубнаго результата — послѣсмертныя проявленія. Въ десять часовъ студенты оставляютъ анатомическій тетръ для сосѣдняго, гдѣ химія владычествуетъ надъ множествомъ бутылокъ, ретортъ, тигелей, пробирныхъ чашекъ и тысячи одной философичсскихъ штучекъ, составляющихъ орудія химика. Пока здѣсь идетъ трудная рѣчь объ оксигенѣ, и его товарищахъ гидрогенѣ, нитрогенѣ и карбонѣ, прислужницы отправляются за аррорутомъ, саго и другими хорошими веществами въ одно мѣсто, а другая часть заведенія быстро наполняется многочисленнымъ классомъ паціентовъ, получающихъ совѣтъ и лекарство, но непринимаемыхъ въ больничныя постели. По четвергамъ этотъ классъ многочисленнѣе, потому-что въ эти дни извѣстное число самыхъ тяжелыхъ больныхъ выбираютъ изъ ихъ рядовъ, для пополненія вакантныхъ постелей. Такъ какъ это всѣмъ извѣстно, то часто въ толпѣ бываютъ видны бѣдняки, пришедшіе за десять, двадцать, тридцать иногда и пятьдесятъ миль, въ надеждѣ получить помощь отъ заведенія.
Паціенты входятъ чрезъ колоннаду со стороны Смитфильда. Въ воротахъ сдѣланы двѣ двери, однѣ для женщинъ, другія для мужчинъ; эти двери ведутъ въ двѣ отдѣльныя комнаты. Около одиннадцати часовъ, скамьи, наполняющія эти комнаты, покрываются лицами всѣхъ возрастовъ, съ одномѣсячнаго ребенка, больнаго корью, или коклюшемъ, до семидесятилѣтней старухи, страдающей старостію, которую она принимаетъ за «ревматизмъ, и думаетъ что доктора могутъ ее вылечить.» Подобное собраніе больныхъ, несчастныхъ лицъ и подобное разнообразіе грязныхъ, разорванныхъ одеждъ, тамъ и сямъ замараннаго, поблекшаго убранства, можно только видѣть въ пріемной залѣ большой больницы. Тамъ и сямъ вы можете увидать хорошенькое личико; по большинство этихъ бѣдныхъ посѣтителей принадлежитъ къ классу, на который падаетъ вся тяжесть труда и большій рискъ несчастныхъ приключеній, города; ихъ физіономія, хотя и оттѣнена твердостью, имѣетъ мало претензіи на красоту. Толпа паціентовъ густѣетъ и густѣетъ по мѣрѣ приближенія одиннадцати часовъ. Ряды матерей сидятъ съ рядами дѣтей въ кори, дѣтей въ коклюшѣ, дѣтей, у которыхъ прорѣзываются зубы; въ большемъ числѣ и съ большимъ страданіемъ видны матери и дѣти съ кашлемъ и простудою во всѣхъ видахъ этой многообразной англійской болѣзни. Рѣдко кто говоритъ съ своимъ сосѣдомъ, но всѣ сидятъ, ожидая человѣка, который произнесетъ имъ приговоръ доктора. Въ одной части комнаты огромные глинянные кувшины украшаютъ уголъ, наполненный принадлежностями хирургіи, гдѣ раздаются съ большимъ проворствомъ, по востребованію, пластыри, спуски и микстуры отъ кашля. Въ одиннадцать часовъ аптекарь выступаетъ на сцену, съ пригоршнею билетиковъ, различно обозначенныхъ. Начиная съ конца первой скамейки, онъ приступаетъ къ своему первому осмотру пришедшихъ паціентовъ — занятіе, повидимому, достаточное для цѣлаго дня. Слова "что такое?"составляетъ быстрый вопросъ, и пока они сходятъ, такъ-сказать, сразу съ его языка, его быстрый, опытный глазъ осматриваетъ лицо паціента, а его палецъ щупаетъ пульсъ. Немногія, первыя слова паціента даютъ ему знать все, что ему нужно; въ другую секунду, если это маловажный случай, онъ выбираетъ одинъ изъ билетиковъ съ наставленіемъ: «Возьми это лекарство. Принимай по дозѣ два раза въ день. Приходи сюда опять послѣ завтра». Полу минуту, снова — «что такое?» возбуждаетъ слѣдующаго на скамейкѣ. Высунутъ другой языкъ; другое лицо осмотрѣно, и билетъ и наставленіе отданы, и «что такое»? обращается къ паціенту № 3; и такимъ-образомъ дѣло подвигается скорѣе, чѣмъ написано это описаніе.
Если въ толпѣ встрѣчается ушибенный, то такого паціента отсылаютъ въ сосѣднюю хирургію, откуда раздаются по временамъ стенанія и крики, устрашающіе ожидающихъ своей очереди. Болѣе тысячи народа перебываетъ въ недѣлю и получитъ наставленіе въ этомъ мѣстѣ. Это огромное число больныхъ составляетъ главную массу, изъ рядовъ которой набирается большая часть паціентовъ въ заведеніе. Болѣзни имѣютъ здѣсь, въ Смитфильдѣ, свое время года, точно-такъ какъ плоды и цвѣты имѣютъ свое въ Ковент-Гарденѣ; ихъ возвращенія ожидаютъ почти съ такою же пунктуальностію; два основные предоставляются къ тому факта: то, что зима чрезвычайно увеличиваетъ кашель и грудныя болѣзни, тогда какъ лѣто приноситъ болѣзни кишокъ.
Въ-продолженіе быстраго осмотра паціентовъ въ пріемной, требующіе болѣе чѣмъ заранѣе приготовленнаго рецепта, или ничтожной операціи, отдѣляются, чтобы принять предписаніе отъ хирурга или аптекаря; самые тяжкіе больные получаютъ записки и посылаются въ другую комнату, называемую комнатою пріема, въ которой они подвергаются вторичному и болѣе строгому осмотру, послѣ чего самые опасные принимаются въ отдѣленія и остаются тамъ до своего выздоровленія. Одинъ хорошо придуманный способъ, между многими, введенными въ больницѣ, можетъ быть здѣсь названъ. Письма напечатаны различныхъ цвѣтовъ чернилами, одни желтыми, другія черными, третьи красными, четвертыя зелеными, другія коричневыми и синими. Эти шесть цвѣтовъ показываютъ, при первомъ взглядѣ, подъ чьимъ леченіемъ находится паціентъ, и какъ ни просто, съ перваго раза, кажется дѣло, его практическое достоинство дѣйствительно велико. Такъ предположите, красный, синій и черный суть цвѣта докторовъ, а желтый, зеленый и коричневый цвѣта хирурговъ, общій характеръ болѣзни паціентовъ сразу становится извѣстенъ. Но еще болѣе-красный цвѣтъ означаетъ особеннаго доктора, назовемъ д-ра Рунель, синій можетъ означать д-ра Бюрроуса, а желтый означаетъ нетолько хирургическій недугъ, но и недугъ мистера Лауренса, зеленый мистера Станлея, или мистера Ллойда. Съ дюжиною или сотнею больныхъ подобныя отличія могутъ-быть безполезны, но гдѣ, какъ въ больницѣ Бартоломея, въ 1849 г., семьдесятъ-семь тысячъ семь-сотъ десять паціентовъ требовали помощи въ одинъ годъ, всевозможныя средства для полученія быстраго образа классификаціи становятся чрезвычайно важными.
Но часы показываютъ безъ четверти двѣнадцать, и такъ какъ пріемная опросталась отъ толпы, наполнявшей ее часъ назадъ, перейдемъ въ пріемную комнату, — вторую станцію путешествія паціента по больницѣ. Здѣсь являются виды болѣе важныхъ болѣзней. Пространная и приличная съ виду, старинная комната имѣетъ скамьи, какъ и первая, но онѣ со спинками, на которыя могутъ облокачиваться больные и утомленные. Здѣсь не увидишь любопытныхъ взглядовъ «неопасныхъ». У самаго недужнаго мало времени для любопытства. Блѣднолицыя женщины сидятъ на одной сторонѣ; мужчины, съ обвязаннными головами и руками на перевязяхъ, на другой: тамъ, въ углу сидитъ молодая дѣвушка со щеками, зардѣвшимися какъ персиковый цвѣтокъ, и глазами, блестящими какъ у баснословной гуріи; но длинные худощавые пальцы — и, увы! кашель — говорятъ довольно, что. она цвѣтетъ только для могилы. Посмотрите, подлѣ нея, какъ трепещетъ шаль на груди этой дѣвушки — вы можете сосчитать удары ея сердца. Она также, со всею своею веселостію, своей молодостію и своими грѣхами. Можетъ быть увѣрена, что умретъ внезапно и скоро: у нея біеніе сердца — самая страшная изъ всѣхъ болѣзней нашей современной образованности. Но приходятъ исповѣдники и доктора, и у насъ едва хватитъ времени осмотрѣть сдѣланныя для нихъ приготовленія. Обширная комната имѣетъ видъ древности и прочности. Стѣны снабжены текстами изъ св. Писанія, напоминающими о религіи и милосердіи. На полкѣ стоитъ выточенная изъ дерева фигура калѣки, въ одеждѣ, носимой два или три столѣтія тому назадъ; въ одромъ изъ угловъ, другая въ большомъ размѣрѣ, модель калѣки, окрашеннаго въ подражаніе живому. Она, въ прежнее время, когда каждый домъ имѣлъ свой знакъ, висѣла снаружи больницы въ Смитфильдѣ, для увѣдомленія неграмотнаго о характерѣ заведенія и, можетъ-быть, для возбужденія, въ пользу ея больныхъ, милосердія прохожихъ. Одинъ уголь комнаты обращенъ въ маленькій отдѣльный апартаментъ или пространный чуланъ, въ который отводятся, если нужно, паціенты для приватнаго осмотра; а противъ него, по другую сторону благовиднаго камина (съ достаточнымъ количествомъ огня, въ зимнее время, чтобы сжарить барана), стоятъ пюпитры для исповѣдника и докторовъ, занятыхъ принятіемъ паціентовъ. Вскорѣ становится очевиднымъ, что при дѣйствительно важной болѣзни получаютъ кровать во всякое время всѣ тѣ, которые въ ней нуждаются, хотя до-сихъ-поръ сохранена старинная форма прошенія, которая и остается только формою. Больной долженъ подать ее въ слѣдующихъ словахъ:
«Почтенному президенту, больницъ; св. Бартоломея. — Нижайшее прошеніе (такого-то), жительствующаго (тамъ-то) въ приходѣ (такомъ-то), и принадлежащаго къ приходу (такому-то) удостовѣряетъ, что вашъ проситель удрученъ (тѣмъ-то) и готовъ погибнуть безъ милосердной помощи этого заведенія; почему покорнѣйше проситъ принять его въ вышеупомянутую больницу для пользованія, за что, обязанный долгомъ, будетъ вѣчно молить Бога».
Примѣчаніе на углу говоритъ, «здѣсь слѣдуетъ имя и адресъ какого нибудь родственника или друга просителя»; — но эта прописка не требуется.
Въ двѣнадцать часовъ начинается во всѣхъ направленіяхъ церемонія гримасъ, при принятіи лекарствъ, и именно въ этотъ часъ, въ эти важные четверги, исповѣдникъ и докторъ уходятъ въ комнату пріема изъ залы, въ сопровожденіи сторожа и обыкновенно матроны и эконома. Обыкновенно бываетъ около восмидесяти, или ста паціентовъ, большею частію мужчинъ. По объявленіи числа свободныхъ постелей, докторъ приступаетъ къ осмотру. Одно за другимъ записываются имена паціентовъ, наиболѣе нуждающихся въ пособіи. По окончаніи чего, имена тѣхъ, которымъ назначены постели, читаются во всеуслышаніе, сначала по списку женщинъ, потомъ мужчинъ. Число такимъ-образомъ избранныхъ для пользованія въ заведеніи мѣняется чрезвычайно, но когда оно опредѣлится, то раздаются слова «нѣтъ болѣе свободныхъ постелей», и остающіеся затѣмъ получаютъ записки, какъ приходящіе паціенты. Потомъ являются сестры отдѣленій, для принятія больныхъ, назначенныхъ на каждую изъ нихъ. Имена паціентовъ Надежды провозглашаются сестрою Надеждою, которая уводитъ ихъ въ отдѣленіе Надежды. Тогда прочитываетъ свой списокъ Сестра Милосердіе, и также удаляется съ своимъ стадомъ больныхъ, и такъ далѣе, пока всѣ не уйдутъ въ назначенныя имъ мѣста. Тѣхъ, которые не въ состояніи идти, бережно уносятъ въ креслахъ. Прежде нежели размѣстятъ ихъ по назначеннымъ постелямъ, ихъ сажаютъ въ теплыя ванны, и нуждающимся одолжаютъ приличное бѣлье; хотя почти всѣ, соображаясь съ обыкновеннымъ требованіемъ больницы, приносятъ съ собою бѣлье, необходимое для постели больнаго.
Тогда какъ принятые паціенты удаляются такимъ-образомъ, получившіе отказъ кандидаты садятся въ кабріолеты, или выводятся друзьями изъ воротъ больницы. Около шести тысячъ паціентовъ поступаютъ ежегодно, но даже больница Барталомея, какъ ни велика она, не въ состояніи помѣстить всѣхъ домогающихся поступленія въ ея отдѣленія.
Около половины перваго все это избраніе, распредѣленіе и размѣщеніе больныхъ окончено; и въ ту минуту, какъ они входятъ въ отдѣленія, первый звукъ, который они слышать, есть голосъ изъ разговорной трубы, возвѣщающей, что настало время обѣда. Одинъ привратникъ объявляетъ это, въ нѣсколько минутъ, во всѣ комнаты, ибо въ залѣ одна подлѣ другой расположены трубы, сообщающіяся съ каждымъ отдѣленіемъ. Голосъ поднимается, и прислужницы спѣшатъ съ своими картами и билетиками, показывающими, сколько обѣдовъ должны онѣ получить, и какого рода.
Пока раздаютъ пищу для пятисотъ человѣкъ, разносятъ ее по кроватямъ и разставляютъ по столамъ отдѣленій, проходятъ другія полчаса; въ это же время аптеку осаждаютъ приходящіе паціенты, ожидающіе прихода докторовъ и хирурговъ, а получивъ рецептъ, слѣдующаго имъ лекарства.
Аптека и та медицинская факторія — лабороторія — сосѣдняя съ нею, представляютъ однѣ изъ любопытнѣйшихъ частей цѣлаго заведенія. Пройдя чрезъ толпу паціентовъ, ожидающихъ (женщины въ одной комнатѣ, а мужчины въ другой) своей очереди, мы проходимъ чрезъ раздачную комнату, и спустившись на одну или двѣ ступеньки, вступаемъ въ лабораторію. Полъ каменный, потолокъ высокій. На одной сторонѣ дымится паровая машина; вблизи, въ кирпичныхъ стѣнкахъ укрѣплены огромные мѣдные котлы съ объемистыми покрышками, похожими на большіе ночные колпаки, способные покрыть головы цѣлой фамиліи гигантовъ. Каждая изъ этихъ покрышекъ поднимается съ кипящей, дымящейся массы внутри котловъ, помощію блоковъ и другихъ снарядовъ. Мистеръ Вудъ, который, подобно мистеру Паджету, одинъ изъ постоянно присутствующихъ лицъ въ больницѣ Бартоломея, царствуетъ главнымъ магикомъ надъ областью перегонныхъ кубовъ, трубъ, тигелей, плавиленъ и надъ реактивами. Онъ немного приподнимаетъ одну крышу, и изъ подъ-нея вырывается благоухающій ароматическій паръ кипящей салсапарелли; онъ приподнимаетъ другую, и мы чувствуемъ сонливый запахъ маковаго сиропа. Немного далѣе, мы видимъ помощника, мѣшающаго галлоны патоки, для составленія сироповъ и электуарій, а другой отпираетъ боченки съ ягодами шиповника, и мѣшаетъ ихъ съ большихъ количествомъ сахара, — первоначальный процессъ приготовленія народнаго лекарства отъ кашля. Сколько милліоновъ дикихъ шиповниковъ должны были разцвѣсти прежде, нежели одинъ изъ пяти ящиковъ могъ быть наполненъ ихъ ягодами; сколько ясныхъ дней осени должно было употребить на собираніе зрѣлаго плода этихъ дикихъ цвѣтовъ сельскихъ англійскихъ-пригорковъ, гдѣ они обыкновенно растутъ! Они главнымъ образомъ доставляются изъ Гертфордшейра, и собираются дѣтьми, которые вынимаютъ сѣмяна и собираютъ ягоды, привозимыя сюда центнерами.
Но не всѣ предметы въ этомъ мѣстѣ наводятъ такія пріятныя думы, или такъ безвредны для дыханія, какъ розовые плоды и салсапарелль. Люди въ томъ углу извлекаютъ ядовитые соки изъ белладоны, змѣевика и другихъ травъ. Испареніе часто разсѣвается, и какъ ни привыкли они къ работѣ, они всѣ болѣе или менѣе будутъ больны послѣ этого занятія, и еслибы они постоянно имъ занимались, то несомнѣнно поплатились бы своею жизнію. На завтра или слѣдующій день, они будутъ заняты другой работой, перемѣшиваніемъ тринадцати галлоновъ слабительнаго, требуемаго заведеніямъ аккуратно два раза въ недѣлю, а иногда три раза! Вокругъ всей комнатки обведены трубы съ горячей дистллированной водой, трубы, доставляющія паръ, помощію котораго можно получать жарь подъ плавительныя печи или котлы. Плавильное блюдо въ углу сдѣлано изъ прочной жести, и хотя содержитъ всего только около галлона, металлъ его стоитъ пятнадцать фунтовъ. Рядомъ находится гидростатическій прессъ, котораго тяжесть, въ сто тонновъ, можетъ-быть наложена на всякія травы, и выдавитъ изъ нихъ до послѣдней капли полезный сокъ; ибо экономія идетъ рука обѣ руку съ изобиліемъ въ этой части заведеній, кгікѣ показываютъ прекрасно и отчетливо содержимыя книги. За лабораторіей слѣдуетъ родъ запасной комнаты, довольно наполненной лекарствами. Чтобы испугать диспептическаго человѣка до выздоровленія — а это сказать, значитъ огромное количество. Травы доставляются сюда необработанныя и приготовляются въ лабораторіи, для раздачи ихъ въ аптекѣ. Въ этомъ заведеніи въ годъ потребляется огромное количество лекарственныхъ снадобій, и нѣкоторыя изъ бутылей и ящиковъ содержатъ цѣнность, удивительную по своей значительности. Одна бутыль заключаетъ въ сложности, іоднокислое кали — вещество, чрезвычайно употребительное — по оптовой цѣпѣ, на пятнадцать фунтовъ. Въ ящикахъ вы можете видѣть на шестдесятъ или семдесятъ фунтовъ квинквины — а въ годовое потребленіе истрачивается болѣе ста пятидесяти бунтовъ на хину! И какъ все это получается съ маленькихъ вѣтокъ особеннаго рода южноамериканскаго дуба, сколько нужно лѣсовъ, чтобы продовольствовать одну эту больницу!
Отъ двухъ до трехъ сотъ фунтовъ израсходывается ежегодно на крѣпкій портвейнъ для больныхъ. Около двухъ тысячъ фунтовъ вѣсомъ кастороваго масла; двѣсти галлоновъ виннаго спирта, по семнадцати шиллинговъ галлонъ; двѣнадцать тонъ льняного масла; тысяча фунтовъ вѣсомъ александрійского листа; двѣстисемдесятъ фунтовъ солей — вотъ счеты въ годовомъ отчетѣ лекарствъ. Общій итогъ расхода на лекарство, въ двѣнадцать мѣсяцевъ, составляетъ двѣ тысячи шесть сотъ фунтовъ. Пять тысячъ ярдовъ коленкору требуется для бинтовъ и повязокъ; не говоря уже ничего о плотнѣйшей матеріи, употребляемой для пластырей. Более чѣмъ пятьдесятъ фунтовъ салсапарелли употребляется еженедѣльно, — доказательство сколь многаго исправленія требуетъ здоровье паціентовъ. Въ одинъ годъ было куплено двадцать девятъ тысячъ семь сотъ піявокъ для заведенія — невиданное вторженіе иностранцевъ до прилива на Всемірную Выставку — ибо піявки употребляемыя въ этой Лондонской больницѣ, ловятся во Франціи и Польшѣ, въ Африкѣ и Испаніи. Тонъ съ половиною выходитъ ежегодно патоки на дѣланіе сыроповъ; о пяти ящикахъ съ ягодами шиповника, которыя въ соединеніи съ ящикомъ сахара, составляютъ лекарство отъ кашля, было уже говорено; но не должно оставить безъ вниманія слѣдующаго. Это лекарство отъ кашля краснаго цвѣта, на вкусъ сладкое, однако отзывается кислотою. Когда настаетъ зима, кашель усиливается, и требованіе на лекарство увеличивается. Это ожидаютъ и предвидятъ; но въ одну зиму, требованіе было необыкновенное. Одни и тѣже дѣти и женщины постоянно приходили снова и снова; когда въ-слѣдствіе нѣкоторыхъ изысканій, открыли, что одна изъ постоянныхъ потребительницъ любимаго лекарства содержала себя продажею сладостей и пирожковъ для дѣтей, въ одной изъ сосѣднихъ улицъ Смитфильда, и употребляла любимое лекарство для дѣланія сладкихъ пирожковъ!
Но мы долго оставались съ мистеромъ Вудомъ, аптекаремъ, и должны вернуться въ отдѣленія. Въ половинѣ втораго, обѣды по отдѣленіямъ окончены, и всѣ больные ожидаютъ посѣщенія главныхъ хирурговъ и докторовъ. Приходъ ихъ возвѣщается шарканьемъ многихъ йогъ по лѣстницѣ — ибо докторъ онъ же и профессоръ, приходитъ окруженный студентами, обходящими больницы. Высокаго и маленькаго роста, молодыхъ и среднихъ лѣтъ, въ черномъ, зеленомъ, коричневомъ и сѣромъ, но всѣ выказывая важную, пытливую серьозность, приходятъ они толпою.
Вы всегда можете узнать славу медика по числу его воспитанниковъ; и всегда ихъ болѣе у хирурговъ. Есть что-то положительное и точное; что-то свободное отъ сомнѣнія и шарлатанизма, что привлекаетъ молодыхъ и откровенныхъ испытателей; и вотъ можетъ-быть отчасти, почему большая толпа окружаетъ главнаго хирурга въ то время, какъ онъ проходитъ по отдѣленіямъ больницы, чѣмъ любаго изъ его собратьевъ, просто докторовъ.
Пока эта компанія дѣйствительныхъ хирурговъ и хирурговъ, надѣющихся быть ими, переходитъ отъ постели въ постели, осматривая и дѣлая вопросы и прописывая лекарства, по хирургическому отдѣленію, доктора исполняютъ подобную же обязанность въ докторскихъ отдѣленіяхъ; ибо непосвященные должны знать, что немалая выгода большой больницы заключается въ представляемой ею возможности классифицировать больныхъ. Боязливый паціентъ, бод^ной сердцемъ, или нѣжная женщина, страдающая еще болѣе критическими болѣзнями, въ хорошо устроенномъ заведеніи могутъ быть отдѣлены отъ соприкосновенія и удалены отъ операцій, или стенаній ушибленнаго страдальца.
Удивительна быстрота, съ какою старые доктора-практиканы открываютъ особенности болѣзни. Наружный видъ, сила, комплекція, тонъ голоса, блескъ или тусклость глазъ, обнаруживаемые больнымъ, говорятъ столько же, или болѣе, сколько словесная исторія боли и страданій. Взглядъ, нѣсколько вопросовъ, штрихъ пера и чернилъ, набрасывающій полдюжины фармацевтическихъ гіероглифовъ, на картѣ, подаваемой прислужницею, и толпа переходитъ къ слѣдующей постели, и къ слѣдующей, пока все не будетъ осмотрѣно. Послѣднія ступени сойдены, и пока хирурги и доктора садятся въ желтые шарабаны и блестящіе голубые кабріолеты, ожидавшіе все время въ больничнемъ скверѣ студенты, въ половинѣ третьяго отправляются на анатомическія лекціи.
Снова начинается сборъ лекарственныхъ пузырьковъ и рецептовъ, и раздается голосъ чрезъ сообщительныя трубы, кричащій «аптека». Прислужницы и сестры спѣшатъ въ аптеку, и тогда начинается такая разливка по флаконамъ и процѣживаніе столькихъ пинтовъ и квартовъ дурно пахнущихъ жидкостей, и такое отсчитываніе пилюль, какое рѣдко гдѣ въ другомъ мѣстѣ можно увидѣть. Ящики, полные пилюль, сотни запечатанныхъ билетиковъ и галлоны лекарствъ розданы, и, подъ конецъ, одна за другою, всѣ прислужницы уходятъ, съ своею невкусною, но полезною ношею. По возвращеніи ихъ въ отдѣленія, три раза въ недѣлю допускаются посѣтители. Много и тогда происходитъ сценъ. Мужья приходятъ къ женамъ, и дѣти къ матерямъ; часто, жены и дѣти приходятъ къ умирающимъ мужьямъ и отцамъ. Много трагедій бѣдственной жизни и не одинъ смертный одръ раскаянія видѣли, и не одинъ подавленный крикъ агоніи слышали на своемъ вѣку эти старыя стѣны больницы. Еслибы можно было заставить говорить больничную подушку, что это должна быть за исторія: больныхъ головъ и разорванныхъ сердецъ и душъ, покидающихъ свою земную оболочку, сожалѣя о сценахъ и лицахъ, находящихся далеко, далеко, внѣ достиженія и внѣ надежды, — развратныхъ и лѣнивыхъ сыновей, умирающихъ здѣсь неизвѣстными, тогда какъ родители ихъ скорбятъ въ отдаленныхъ домахъ, которые они никогда болѣе не увидятъ, — дочерей, опороченныхъ и погибшихъ, плачущихъ въ послѣднія минуты жизни, не объ удаляющейся жизни, но о томъ, что нѣтъ имъ прощенія матери, и не услыхать имъ болѣе ея голоса, творящаго молитву; — отцевъ, свалившихся съ подмостокъ или раздавленныхъ машиною и умирающихъ, между-тѣмъ, какъ жены ожидаютъ ихъ возвращенія съ работы, а дѣти удивляются, отчего отецъ такъ опаздываетъ.
Въ то время, какъ друзья больныхъ выходятъ изъ больницы, вскорѣ послѣ четырехъ часовъ, студенты оставляютъ свои книги и скалпели, и отправляются обѣдать. Состоящіе при заведеніи собираются въ пять часовъ въ обѣденной залѣ коллегіи, гдѣ ростбифъ мистеръ Паджета оказывается весьма удовлетворительнымъ. Въ шесть часовъ, если вечеръ хорошъ, студенты прогуливаются въ скверѣ, и занимаются приготовленіемъ пилюль и лекарствъ для паціентовъ. Въ семь начинается хирургическая лекція; въ тоже время, раздается по отдѣленіямъ чашка чаю, и всѣ, которые были въ состояніи встать съ постели, идутъ за нею. Наружныя двери затворяются; дневная работа начинаетъ утихать; люди трудолюбивые и полезные, помощникъ хирурга и смотритель, и «докторъ при заведеніи», начинаютъ думать о покоѣ; но прежде должно обойти отдѣленія, осмотрѣть, все ли въ порядкѣ. Сестра Рагиръ (ибо одно отдѣленіе и одна сестра до-сихъ-поръ называются по имени основателя больницы) сестра Рагиръ «проситъ мистера Паджета посмотрѣть на одну больную въ ея отдѣленіи». Мистеръ Паджетъ идетъ туда. Больная эта оказывается нашею утреннею бѣдною знакомкою. Ей явно становится хуже. Въ каждомъ отдѣленіи есть нѣсколько полезныхъ вещей, какъ-то, каломель, лауданумъ, вино и водка, но требуется что-то другое, а потому посылаютъ къ мистеру Вуду, и аптека доктора, часъ тому только что затворенная, открывается снова, и выдается требуемое для бѣдной страдалицы.
Теперь тишина царствуетъ въ отдѣленіяхъ. Благородные старинные камины сверкаютъ веселымъ огнемъ, согрѣвающимъ комнату. Многіе изъ паціентовъ спятъ, но нѣкоторые не имѣютъ покоя отъ боли; другіе обращаютъ любопытный глазъ къ постели, у которой стоитъ хирургъ съ прислужницею, явно думающею, въ эту минуту, какъ тяжко, что несчастіе однихъ мѣшаетъ покою другихъ. Но и она стоитъ тутъ — и, слышите! какъ стало еще тише въ заведеніи, ибо въ большой колоколъ св. Павла пробило десять часовъ. Но бѣдной жертвѣ бѣшеннаго быка все становится хуже, и послѣ тщательнаго размышленія и еще болѣе тщательнаго изслѣдованія, помощникъ хирурга — которой съ восьми часовъ утра быль занятъ разговоромъ, письмомъ, поданіемъ совѣта, поднимался по лѣстницамъ и спускался съ нихъ, бѣгалъ взадъ и впередъ по дворамъ и осматривалъ паціентовъ цѣлый день, исключая одиннадцати минутъ завтрака и полчаса обѣта, — убѣждается, что единственная надежда остается на операцію. И какъ «капитальную» операцію могутъ дѣлать только главные хирурги, онъ посылаетъ привратника въ кабріолетѣ за главнымъ хирургомъ, у котораго случайно въ самый этотъ вечеръ былъ семейный праздникъ. Но семейные праздники и дни рожденія и свадьбы ничего не значатъ для докторовъ, когда жизнь въ опасности. Отправивъ посланнаго и отдавъ еще нѣсколько приказаній, мистеръ Паджетъ спѣшитъ черезъ дворъ въ операторскій театръ. Здѣсь, въ этомъ уединенномъ углу зданія, еще тише. Кресло тамъ поддерживало сотни людей въ минуту ихъ самыхъ тяжкихъ испытаній, и ряды надъ рядами скамеекъ для студентовъ служили мѣстами, гдѣ тысячи получили свои лучшіе уроки въ практической хирургіи. Теперь луна свѣтитъ въ широкое окно вверху, и разсѣваетъ свои лучи по скамьямъ о ящикамъ съ инструментами, такъ спокойно и такъ тихо, какъ-будто бы въ мірѣ не было страданій и смертельной агоніи. При ея свѣтѣ, помощникъ хирурга находитъ все, что ему нужно, и тогда, какъ онъ возвращается черезъ дворъ, на башнѣ св. Павла бьетъ одиннадцать часовъ; въ тоже время, извощичій экипажъ (не было ни времени, ни нужды запрягать собственныхъ лошадей въ этотъ часъ ночи) въѣзжаетъ въ скверъ съ главнымъ хирургомъ. Два доктора вмѣстѣ поднимаются по лѣстницѣ, и въ пять минутъ, больная женщина вдохнула хлороформа, трудная операція окончена; страдалица, освобожденная отъ сильной боли, шепчетъ благодарность, тогда какъ хирургъ удаляется на семейный праздникъ, а помощникъ его наконецъ ложится спать.
Ночная прислужница осталась дежурить у постели раненной, и дежуря, она считаетъ часы. Удары на башнѣ Св. Павла слышатся явственно. Первый; второй; все спокойно; третій, и поднимается говоръ на Смитфильдѣ; четвертый, и говоръ сливается съ отдаленнымъ стукомъ колесъ и шумомъ возрастающей толпы; пятый "менѣе слышенъ, ибо другіе звуки пробуждающагося Лондона поглощаютъ удары колокола; шестой)--часъ, въ который мы вошли вчера. Мы очертили кругъ суточной жизни въ больницѣ св. Бартоломея, отъ конца одного года, до конца другаго года, посреди толпы больныхъ и трудовъ тѣхъ, которые ухаживаютъ за ними. Выйдемъ снова на Смитфильдъ. Скотъ весь угнанъ. Это рынокъ, отличный отъ видѣннаго нами въ послѣдній разъ, ибо до насъ доходитъ пріятный запахъ свѣжаго сѣна, пробуждающій въ памяти спокойныя деревенскія сцены, о которыхъ втрое пріятнѣе думать, проведя двадцать четыре часа въ больницѣ.