Двадцатый век (Дорошевич)/ДО
| Двадцатый вѣкъ |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ VI. Юмористическіе разсказы. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1907. — С. 21. |
— Господина редактора!!!
— Пожалуйте въ кабинетъ!
Господинъ съ разъяреннымъ лицомъ влетаетъ въ кабинетъ.
— Вы г. редакторъ?
Сидящій за столомъ мужчина молча наклоняетъ голову.
— Въ вашей газетѣ напечатана про меня гадость, клевета, гнусность. Вы смѣете утверждать, будто я совершилъ мошенничество, когда я сдѣлалъ только подлогъ!
Сидящій за столомъ молча наклоняетъ голову.
— Ага! Вамъ нечего сказать! Вы молчите. Но я не позволю, милсдаръ, позорить мое доброе имя! Я никогда мошенникомъ не былъ. Я честный человѣкъ, милсдаръ: меня даже по суду шесть разъ оправдали по обвиненію въ кражѣ!
Сидящій за столомъ молча наклоняетъ голову.
— Нечего кивать головой. Вы потрудитесь напечатать въ завтрашнемъ номерѣ вашей газеты извиненіе передо мной. Вы публично покаетесь, что смѣли назвать меня мошенникомъ, когда л совершилъ только подлогъ. Иначе…
Въ то время, какъ сердитый господинъ такъ разговариваетъ съ посаженнымъ за столомъ манекеномъ г. редактора, самъ г. редакторъ спрашиваетъ у управляющаго:
— Ну, какъ мой новый автоматъ, сдѣланный г. Молинари?
— Похожъ изумительно. Отлично кланяется. Всѣ принимаютъ его за васъ. Еще и сейчасъ съ нимъ объясняется какой-то господинъ.
— Старый, работы Эдвардса, былъ великолѣпенъ. Но этотъ каналья Симоновъ влѣпилъ ему въ голову шестнадцать пуль; Надѣюсь, что новый манекенъ представителенъ?
— О, какъ нельзя болѣе. Очень солидная фигура. Внутри часовой механизмъ, — онъ чрезвычайно важно наклоняетъ голову каждыя двѣ минуты. Въ общемъ онъ возбуждаетъ величайшее почтеніе въ гг. посѣтителяхъ.
— Великолѣпно. Когда подумаешь, что въ XIX вѣкѣ гг. редакторы объяснялись со всей этой шушерой лично! Ха-ха-ха! Кто сегодня дежурный боксеръ!
— Иванъ.
— А сколько явилось молодыхъ поэтовъ со своими стихами?
— Шестнадцать.
— Пусть дастъ имъ всѣмъ боксомъ, а рукописи съ поэмами, по обыкновенію, отправитъ на нашу писчебумажную фабрику для превращенія въ бумажную массу. Слава Богу, благодаря изобилію молодыхъ поэтовъ, мы избавлены отъ расхода на покупку тряпокъ для нашей писчебумажной фабрики.
Г. редакторъ переходитъ въ «спиритическую комнату» редакціи.
— Какъ дѣла?
— Только что вызывалъ духъ Цицерона. Ничего не отвѣчаетъ. Должно-быть, занятъ съ другой редакціей.
— Мнѣ нѣтъ никакого дѣла, врете вы или на самомъ дѣлѣ тамъ что-нибудь существуетъ. Это меня не касается. Но на завтра въ номерѣ непремѣнно должно быть новое стихотвореніе Пушкина, продолженіе поэмы Лермонтова, легкій фельетонъ Гоголя и нѣсколько остротъ Вольтера. Можете написать все это сами или при помощи вашихъ молодыхъ поэтовъ. Но эти имена должны быть у насъ въ газетѣ. Мы обѣщали ихъ сотрудничество;
— А не поинтервьюировать ли Наполеона: что онъ чувствуетъ, когда на сценѣ нашего театра играютъ «Madame Sans-Gêne».
— Это идея. Но я надѣюсь, что вашъ Наполеонъ будетъ такъ любезенъ, что хорошенько отдѣлаетъ актрису, играющую королеву. Она была недостаточно любезна со мной.
Г. редакторъ переходитъ въ редакцію.
— Что новенькаго, г. завѣдующій иностранной политикой?
— Пока ничего: ни по телеграфу, ни по телефону, ни съ голубиной почтой. Мы ждемъ прилета аэростата. Быть-можетъ, онъ принесетъ какія-нибудь новости.
— Когда нѣтъ новостей, ихъ надо выдумывать. Самыя интересныя политическія новости, это всегда тѣ, которыя выдумываются. Вы помните этотъ огромный успѣхъ, который имѣло наше извѣстіе о бѣшенствѣ Гладстона-внука.
— Да, но потомъ пришлось опровергнуть.
— Ничего не значитъ. Публикѣ это доставило только удовольствіе. Всѣ сказали: «И слава Богу, что этого не случилось». Всѣ очень любятъ этого государственнаго человѣка. А что сегодня у нашихъ конкурентовъ?
— Описаніе революціи въ Испаніи, которой не было.
— Ничего не значитъ. Публика съ интересомъ будетъ читать подробности. Однако, эта скверная газетка начинаетъ итти въ гору. Попросите ко мнѣ г. завѣдующаго полемикой.
— Здравствуйте, г. редакторъ.
— Что вы сдѣлали въ смыслѣ полемики съ нашимъ конкурентомъ?
— О, великолѣпная штука, г. редакторъ. Останутся довольны. Я нашелъ въ Крыжополѣ однофамильца ихъ редактора, извѣстнаго вора Тоже Иванъ Ивановичъ Ивановъ. Сегодня онъ пріѣзжаетъ въ Одессу и завтра совершаетъ первую кражу. Публика будетъ читать напечатанныя крупнымъ шрифтомъ замѣтки о кражахъ, которыя совершаетъ Иванъ Ивановичъ Ивановъ, и будетъ думать на редактора враждебной намъ газеты.
— Я васъ понялъ. Это отличный полемическій пріемъ. Но зачѣмъ же откладывать первую кражу. на завтра? Никогда не должно откладывать на завтра то, что можно сдѣлать сегодня. Пусть украдетъ что-нибудь сегодня же. Даже въ нашей редакціи. Это будетъ эффектнѣе. А вы пока составьте хорошенькую замѣтку: «До чего дошелъ нашъ почтенный Иванъ Ивановичъ Ивановъ!» Поставьте двадцать восклицательныхъ знаковъ. Это пикантнѣе. Публика любитъ восклицательные знаки, какъ спаржу.
— Слушаю, г. редакторъ.
— Но этого мало. Ихъ фельетонистъ «Хамелеонъ» имѣетъ успѣхъ. Позвать ко мнѣ нашего г. Бреттера!
— Я къ вашимъ услугамъ, г. редакторъ!
— Вы должны принять мѣры противъ г. Хамелеона.
— Я ужъ подумалъ объ этомъ, г. редакторъ. Сегодня въ театрѣ я наступлю ему на ногу, самъ сдѣлаю скандалъ, вызову на дуэль. Пистолеты. Двадцать шаговъ. Но, говорятъ, онъ самъ попадаетъ въ бубноваго туза. Вдругъ…
— Это не должно васъ особенно пугать. Въ случаѣ неблагопріятнаго для васъ исхода редакція имѣетъ уже три предложенія на ваше мѣсто отъ молодыхъ людей, одинаково владѣющихъ пистолетомъ и шпагой. Жалованье, платье отъ лучшаго портного, расходы на первые рестораны и ничего не дѣлать. Что можетъ быть лучше для человѣка, отъ котораго ничего не требуютъ, кромѣ эффектной внѣшности и умѣнья стрѣлять. Но попросите ко мнѣ г. корректора.
— Г. редакторъ…
— Я вами недоволенъ, г. корректоръ. Сегодня въ номерѣ ни одной опечатки. Вы могли бы вставить передъ фамиліей гласнаго X. слово «дуракъ». Это произвело бы сенсацію, а на завтра мы объяснили бы все опечаткой и недосмотромъ корректора. Пожалуйста, чтобъ въ номерѣ всегда были ошибки.
— Будутъ, г. редакторъ!
— Гдѣ г. хроникеръ?
— Здѣсь, г. редакторъ.
— Я вами тоже недоволенъ. Въ описаніяхъ дамскихъ туалетовъ на скачкахъ вы позабыли упомянуть, что г-жа Y. была ужъ въ третій разъ въ одномъ и томъ же платьѣ. Вы могли бы добавить: «Какъ не стыдно», и выразить сомнѣніе, ужъ идутъ ли достаточно хорошо торговыя дѣла хлѣбной конторы ея мужа. Коммерческій міръ это любитъ.
— Да, но мужья и такъ собираются, г. редакторъ, переломать мнѣ ребра за описанія дамскихъ туалетовъ. Дамы нашего города прямо посходили съ ума и тратятъ послѣднія деньги на туалеты, лишь бы попасть въ газету.
— Тѣмъ лучше. А вы… Вы можете носить подъ пиджакомъ кольчугу. Кстати, съ кѣмъ вы теперь наиболѣе близки?
— Съ закройщицей отъ m-me Аннетъ.
— Бросьте и начните ухаживать за мастерицей отъ m-me Жозефинъ. Тамъ теперь получены новыя парижскія модели. Надо описать, потому что держится въ секретѣ. А нашъ модный романистъ! Чѣмъ вы готовитесь насъ подарить?
— У меня теперь четыре романа съ дамами изъ общества. Я опишу ихъ со всѣми подробностями… Вы понимаете?
— Отлично. Вашъ романъ съ артисткой Z не заинтересовалъ публику. Ее и такъ всѣ знаютъ. Подробности никому не были новы. А романъ-хроника, который вы даете ежедневно?
— Подвигается впередъ. Мой красивый молодой человѣкъ каждый день имѣетъ успѣхъ и потому мнѣ разсказываетъ все. Сегодня онъ отправился объясняться въ любви къ г-жѣ W.
— Только еще объясняться въ любви!!! За ней ухаживаетъ Троглотиторъ изъ конкурирующей съ нами газеты! Онъ будетъ имѣть успѣхъ раньше, — и мы будемъ имѣть удовольствіе прочитать о ней всѣ подробности у конкурентовъ…
— Но что жъ дѣлать?!
— Пустяки! Вы говорите о добродѣтели, какъ будто мы все еще живемъ въ XIX вѣкѣ! Просто вашъ молодой человѣкъ никуда не годится, онъ слишкомъ медлитъ.
— Это скоро кончится, онъ, кажется, не на шутку увлекся г-жой М., а такъ какъ мнѣ для романа нужно отправить ее въ Кишиневъ, то онъ, вѣроятно, застрѣлится.
— Посовѣтуйте ему. Это будетъ эффектнымъ финаломъ для романа. Ничто такъ не читается, какъ романы изъ дѣйствительной жизни. Все, что можно было выдумать въ этой области, уже выдумано. Гдѣ г. завѣдующій морскимъ отдѣломъ?
— Что прикажете, г. редакторъ?
— Давно не было никакихъ катастрофъ, г. завѣдующій! Вы заставляете публику скучать.
— Я принялъ соотвѣтствующія мѣры, г. редакторъ. Вчера перепоилъ всѣхъ помощниковъ капитана парохода, ушедшаго въ Севастополь. И съ собой имъ далъ мастики. Мнѣ кажется, что столкновеніе неизбѣжно случится, Съ минуты на минуту жду телеграммы изъ Тарханкута.
— Отлично. Публика это любитъ. Ну, а вы г. репортеръ, — вы приготовили намъ на завтра что-нибудь интересное?
— Двоихъ уговорилъ покончить самоубійствомъ, одного убѣдилъ, что понятіе о собственности есть предразсудокъ, и онъ, навѣрное, сегодня украдетъ. Познакомилъ бухгалтера банка съ шансонетной пѣвицей. Навѣрное, растратитъ.
— Это все мелочи. Неужели вы не могли приготовить что-нибудь покрупнѣе? Это въ XIX вѣкѣ репортеры сообщали о томъ, что уже произошло. Въ двадцатомъ — интересныя происшествія надо создавать.
— У меня есть на примѣтѣ убійство жены изъ ревности.
— А, вотъ это я понимаю. Ревность въ двадцатомъ вѣкѣ — очень рѣдкое чувство.
— Будущій преступникъ уже здѣсь. Я не спускаю его съ глазъ, чтобы не передумалъ. Теперь онъ доведенъ до бѣлаго каленія и читаетъ въ сосѣдней комнатѣ «Отелло».
— Пожалуйста, не давайте ему читать эту глупую комедію до конца. Ему станетъ жаль Дездемоны…
— Развѣ я не понимаю, г. редакторъ! У меня конецъ этой, какъ вы изволили выразиться, комедіи вырванъ и напечатанъ другой. Я самъ написалъ: Дездемона оказывается, дѣйствительно, виновной. На ревнивыхъ мужей это производитъ впечатлѣніе каленаго желѣза. Да вамъ не угодно ли видѣть его самого, г. редакторъ?
Въ редакцію входитъ господинъ съ блѣднымъ, какъ полотно, лицомъ, безумными глазами и волосами, прилипшими къ мокрому лбу.
— Г. Петровъ. Несчастный мужъ, котораго недостойно обманываетъ его жена! — рекомендуетъ г. репортеръ.
— Мы слышали о вашемъ несчастіи! — съ сочувствіемъ говоритъ г. редакторъ, — наши репортеры собрали самыя достовѣрныя свѣдѣнія. Ваша жена васъ, дѣйствительно, обманываетъ!
— О, не говорите мнѣ объ этомъ чудовищѣ. Я ее убью…
— Это хорошо. Прочтите «La Bête humaine» Золя, — еще въ прошломъ вѣкѣ было извѣстно, что видъ крови успокоиваетъ человѣка.
— О, я ее задушу, какъ собаку!
— Это, конечно, недурно. Похоже на «Отелло». Но теперь этой пьесы не понимаютъ. Почему бы вамъ ее не застрѣлить. Нѣсколько пуль въ голову, а потомъ, если хотите, можете застрѣлиться и сами. Это еще лучше! Хотя, конечно, не обязательно. Можете быть спокойны, редакція позаботится о вашей защитѣ При редакціи имѣется опытный адвокатъ. Кромѣ того, все время, пока вы будете содержаться въ тюрьмѣ, вы будете ежедневно получать обѣдъ изъ «Сѣверной» гостиницы на счетъ редакціи и нашу газету, изъ которой вы узнаете всю вашу біографію. Уговоръ одинъ: не опровергать, если прочтете въ нашей газетѣ, что вы родомъ португалецъ и уже зарѣзали двадцать человѣкъ. Это только придастъ вамъ интереса.
— Хорошо! Я застрѣлю эту негодницу. Идемъ!
— Выдать г. Петрову изъ арсенала редакціи шестиствольный револьверъ и зарядить его на всѣ заряды. Желаемъ вамъ успѣха, г. Петровъ. Вы благородный человѣкъ и настоящее исключеніе среди мужей двадцатаго вѣка, Еще разъ — полнѣйшаго успѣха. Цѣльте немножко ниже, потому что револьверъ всегда при выстрѣлѣ отдаетъ слегка вверхъ. До свиданія, г. Петровъ. Г. репортеръ, слѣдуйте за г. Петровымъ.
— Это заинтересуетъ завтра читателей, — замѣчаетъ г. редакторъ, — а теперь займемся театромъ и отдѣломъ справочныхъ свѣдѣній. Гдѣ г. музыкальный рецензентъ?
— Что угодно, г. редакторъ?
— Вы заняты?
— Да, я слушаю по телефону оперу, которую поютъ теперь въ Нью-Йоркѣ. Великолѣпный составъ.
— Обругайте по этому случаю нашу оперу, съ указаніемъ, какъ идутъ оперы въ Нью-Йоркѣ. А г. драматическій рецензентъ?
— Я здѣсь, г. редакторъ.
— Вами я рѣшительно недоволенъ. Вы разбираете игру въ то время, какъ надо разбирать сложеніе артистокъ. Вотъ что интересуетъ публику! Можете выразить нѣсколько предположеній относительно темперамента каждой. А про Русскій театръ напишите, что тамъ кирпичи съ потолка падаютъ. Они смѣютъ печатать афиши въ типографіи нашихъ конкурентовъ.
— Я хотѣлъ просто обругать опереточную труппу.
— Это ничему не поможетъ. Кто въ двадцатомъ вѣкѣ вѣритъ газетнымъ рецензіямъ? Тогда какъ еще вопросъ, — кто пойдетъ, зная, что съ потолка, того и гляди, рухнетъ на голову кирпичъ.
— Отлично, г. редакторъ.
— Кафешантаннымъ рецензентомъ я вполнѣ доволенъ Это очень умно, что онъ выдумалъ писать въ рецензіяхъ, какое вино пьетъ каждая изъ шансонетныхъ пѣвицъ и какія блюда она предпочитаетъ. Это облегчаетъ публику. Теперь справочный отдѣлъ…
— Я, кажется, г. редакторъ, всегда сообщаю самыя вѣрныя свѣдѣнія.
— Это-то и глупо! Вѣрныя цѣны коммерческій міръ знаетъ и безъ васъ. А вы напищите на завтра, что въ Одессу привезено 2 милліона пудовъ пшеницы, и цѣна упадетъ до 6 копеекъ за пудъ. Это произведетъ сенсацію. Газету будутъ брать нарасхватъ! Все. Завтра у насъ будетъ, кажется, интересный номеръ.
Г. редакторъ переходитъ въ контору.
— Сколько разошлось?
— 472,529 экземпляровъ.
— Послать сломать ночью машину у конкурентовъ и объявить, что съ послѣзавтра газета будетъ, въ виду лѣтняго времени, для удобства гг. подписчиковъ печататься на бумагѣ «смерть мухамъ». Не надо забывать, что мы живемъ въ двадцатомъ вѣкѣ, чортъ возьми!