Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко.
Томъ пятый
Изданіе т-ва А. Ф. Марксъ въ С.-Петербургѣ. 1914
Извѣстный критикъ г. Скабичевскій напечаталъ въ «Русскихъ Вѣдомостяхъ» отзывъ о сборникахъ «Знанія», въ которомъ, восторженно отзываясь о всѣхъ безъ исключенія произведеніяхъ, помѣщенныхъ въ этихъ сборникахъ, считаетъ возможнымъ бросить косвенный, но тяжелый укоръ «толстымъ журналамъ». «Прежде всего, — говоритъ почтенный критикъ, — подкупаетъ насъ достойная всякаго уваженія идея, лежащая въ основѣ изданія и заключающаяся въ томъ, чтобы освободить беллетристовъ отъ тяготѣющаго надъ ними посредничества толстыхъ журналовъ, стоящихъ между ними и читателями, и дать имъ возможность стать на свои ноги, завися не отъ личныхъ усмотрѣній издателей и редакторовъ, порой совершенно случайныхъ и произвольныхъ, а исключительно (sic) отъ вкуса и симпатій читающей публики»[1].
Въ этой цитатѣ курсивы принадлежатъ намъ. Ими мы позволяемъ себѣ отмѣтить тѣ части статьи г. Скабичевскаго, которыя способны возбудить значительное недоумѣніе. Г. Скабичевскій — человѣкъ, много поработавшій на литературномъ (въ томъ числѣ и «толстожурнальномъ») поприщѣ. Какъ историкъ литературы, онъ знаетъ, кромѣ того, цѣну разнымъ ея факторамъ. Наконецъ, по разнымъ причинамъ въ послѣдніе годы онъ является для толстыхъ журналовъ человѣкомъ, такъ сказать, стороннимъ, что, конечно, ставитъ его въ положеніе лица безпристрастнаго и незаинтересованнаго. Мое положеніе менѣе выгодно: я — скромный журналистъ и, кромѣ того, участникъ того самаго дѣла, на которое г. Скабичевскій столь неожиданно обрушилъ свое обвиненіе (шутка сказать: чуть не поработители россійской беллетристики!). Тѣмъ не менѣе, я позволю себѣ проанализировать ходъ мысли почтеннаго критика и разсмотрѣть поближе это обвиненіе, предоставляя читателямъ сдѣлать то или другое заключеніе.
Итакъ, «достойная всякаго уваженія идея», лежащая въ основѣ сборниковъ «Знанія», состоитъ въ томъ, чтобы «освободить беллетристовъ отъ посредничества толстыхъ журналовъ». «Освобожденіе» — очень хорошее слово, но, все-таки въ данномъ случаѣ невольно является вопросъ: кого предстоитъ освободить, отъ чего и въ какой мѣрѣ? Кого? Г. Скабичевскій говоритъ просто: «освободить беллетристовъ». Итакъ, почтительно обращаясь съ текстомъ и принимая во вниманіе проникающій его восторженный тонъ, мы прежде всего должны принять эти слова въ ихъ полномъ значеніи: допустимъ, значитъ, что рѣчь идетъ объ освобожденіи (или хоть попыткѣ освобожденія) всѣхъ беллетристовъ. А такъ какъ дальше г. Скабичевскій говоритъ объ исключительной зависимости «отъ вкуса и симпатій публики», то, очевидно, мы должны принять мысль почтеннаго писателя еще полнѣе: освобожденіе беллетристовъ отъ всякаго посредничества между ними и публикой.
Прекрасно! Разумѣется, столь обширная задача едва ли исполнима для одного «Знанія», и, вѣроятно, его примѣру послѣдуютъ другія книгоиздательства. И тогда, когда это наступитъ, когда беллетристы будутъ уже совершенно свободны отъ усмотрѣнія редакторовъ толстыхъ журналовъ, «стоящихъ теперь между ними и вкусами публики», — мы представляемъ себѣ такую картину. Въ помѣщеніе, занимаемое однимъ изъ такихъ «книгоиздательствъ», является молодой (или хоть не очень молодой) человѣкъ съ толстою рукописью и заявляетъ категорически, что онъ беллетристъ, а его рукопись есть беллетристика. Что происходитъ дальше? Судя по всему, изложенному выше, представитель книгоиздательства долженъ болѣе или менѣе почтительно принять изъ рукъ беллетриста его рукопись и, не смѣя, вѣроятно, даже раскрыть ее, чтобы не соблазниться возможностью «случайнаго и произвольнаго усмотрѣнія» и посредничества, отослать ее въ типографію. И вотъ ровно черезъ столько времени, сколько нужно, чтобы набрать книгу, оттиснуть ее и исполнить цензурныя формальности, произведеніе беллетриста появляется на судъ публики. Представители книгоиздательства пользуются при этомъ однимъ преимуществомъ: они имѣютъ возможность первыми ознакомиться съ новымъ талантомъ или… съ новою, быть можетъ, безпримѣрною беллетристической пачкотней и гадостью…
Эта фантастическая картина до такой степени абсурдна, что г. Скабичевскій можетъ, пожалуй, обидѣться на насъ за то, что мы навязали ему такую нелѣпость. Но тогда мы окажемся въ большомъ затрудненіи, какъ иначе истолковать его привѣтствіе «освобожденію беллетристовъ». Вѣдь несомнѣнно, что представитель всякаго книгоиздательства, принявъ рукопись, попроситъ автора придти черезъ нѣкоторое время за отвѣтомъ. Разумѣется также, что этотъ отвѣтъ можетъ быть положительнымъ или отрицательнымъ. Но если такъ (а это именно такъ), то, съ позволенія уважаемаго критика, мы спросимъ: человѣкъ, который сортируетъ подобнымъ образомъ рукописи, принимая однѣ и отвергая другія, не заслуживаетъ ли въ полной мѣрѣ названія редактора, и даже, если угодно, посредника между беллетристами и вкусами публики? Едва ли можно колебаться въ отвѣтѣ: да, конечно, это будетъ редакторъ и посредникъ… Гдѣ же въ такомъ случаѣ «исключительная зависимость отъ симпатій и вкуса читателей»? И что же собственно привѣтствуетъ уважаемый критикъ, если мысль его объ освобожденіи должна подвергнуться столъ существенному ограниченію, что никакого освобожденія на лицо не оказывается?
То, о чемъ говоритъ г. Скабичевскій, есть простая замѣна одного посредничества другимъ, замѣна журнальныхъ редакцій редакціями книгоиздательскими. Что такое журнальныя редакціи, г-ну Скабичевскому, какъ историку литературы, хорошо извѣстно. Въ числѣ этихъ «посредниковъ между писателями и вкусами публики» русская журналистика насчитываетъ имена А. С. Пушкина, В. Г. Бѣлинскаго, Некрасова, Чернышевскаго, Салтыкова, Михайловскаго… Г. Скабичевскій, безъ сомнѣнія, легко можетъ значительно продолжить этотъ перечень именами, быть можетъ, менѣе блестящими, но тоже почтенными и оказавшими несомнѣнныя услуги родной литературѣ. Мы же позволимъ себѣ только напомнить уважаемому писателю, что и самъ онъ (и, кажется, не однажды) принималъ участіе въ редакціяхъ толстыхъ журналовъ, именно по отдѣлу беллетристики… Что же, — все это были вредные посредники, нѣчто вродѣ перекупщиковъ беллетристическаго товара на перепутьяхъ къ непосредственной оцѣнкѣ публики?.. И почему г. Скабичевскій полагаетъ, что замѣна этого традиціоннаго посредничества другимъ, — посредничествомъ книгоиздательствъ, — должна бить привѣтствуема, какъ нѣкое освобожденіе?
Мы уже высказали наше мнѣніе о данномъ предпріятіи «Знанія» и теперь не намѣрены возвращаться къ этому предмету по существу. Не можемъ, однако, не замѣтить, въ предѣлахъ даннаго разговора съ г. Скабичевскимъ, что его «привѣтствіе» должно подвергнуться еще одному, тоже довольно существенному ограниченію. Это вовсе не попытка освободить всѣхъ беллетристовъ. Рѣчь идетъ о новой формѣ печатанія произведеній одной группы беллетристовъ, которые ни въ какомъ посредничествѣ не нуждаются, такъ какъ (въ значительной степени при посредствѣ журналовъ) уже пріобрѣли совершенно опредѣленную извѣстность. Они нашли болѣе удобнымъ и практичнымъ отрѣшиться отъ сотрудничества съ другими родами литературы… Это, конечно (говоримъ безъ всякой reservatio mentalis), ихъ право и ихъ дѣло, подлежащее оцѣнкѣ, какъ всякое практическое начинаніе въ области литературы. Но пока это только ихъ дѣло, а не дѣло русской беллетристики… Что касается до начинающихъ писателей, до тѣхъ незамѣтныхъ еще ростковъ на литературной нивѣ, которые дѣйствительно нуждаются въ посредничествѣ, которыхъ нужно еще замѣтить, отличить, дать возможность высказаться и быть услышанными, — то эту трудную и часто неблагодарную работу у русскихъ журналовъ пока не оспариваетъ еще никто… Такимъ образомъ, изъ тирады г-на Скабичевскаго приходится исключить и это «распространительное толкованіе»: его восторженное привѣтствіе должно быть отнесено въ концѣ концовъ не къ «освобожденію отъ посредничества», а лишь къ замѣнѣ одной формы посредничества другою. Это во-первыхъ; а во-вторыхъ, и эта замѣна касается не всѣхъ беллетристовъ, а только опредѣленной группы.
Разумѣется terapora mutantur. Много уже писалось о соперничествѣ газеты и журнала. Теперь идетъ рѣчь о соперничествѣ съ журналомъ книгоиздательствъ. Можетъ придти время, когда наша гласность приметъ такія формы, въ которыхъ мы не узнали бы уже ни нынѣшнего журнала, ни нынѣшней газеты, ни, пожалуй, нынѣшней книги… Все это не только возможно, но и несомнѣнно. Даже и въ настоящее время въ европейскихъ странахъ формы печатнаго слова отличаются отъ нашихъ. Тамъ уже и теперь существуетъ до извѣстной степени обратное нашему отношеніе между книгоиздательствомъ и журналомъ: напримѣръ, французскіе журналы печатаютъ беллетристическія произведенія довольно рѣдко и при томъ почти исключительно произведенія писателей съ громкими именами. Что же касается до начинающихъ, то они должны, по большей части, съ величайшимъ трудомъ искать издателей, которые оцѣниваютъ новое произведеніе, главнымъ образомъ, съ точки зрѣнія возможнаго успѣха на книжномъ рынкѣ. У насъ, наоборотъ, книгоиздательства (пока не исключая и «Знанія») слѣдуютъ за журналами, издавая то, что уже замѣчено читателями и критикой, но что раньше было замѣчено редакціями журналовъ. И намъ кажется, что случайность и произвольность редакторскаго усмотрѣнія скорѣе на сторонѣ французскаго книгоиздательства, нежели русскаго журнала, уже потому, что книгоиздательство считается лишь съ шансами немедленнаго успѣха книги на рынкѣ, тогда какъ наши журналы даютъ возможность начинающимъ писателямъ шагъ за шагомъ пробивать себѣ дорогу къ вниманію и оцѣнкѣ публики.
Итакъ, мы проанализировали тираду стараго журналиста, направленную противъ толстыхъ журналовъ, и надѣемся, что читатель согласится съ нашимъ выводомъ. А этотъ выводъ состоитъ въ томъ, что съ обѣихъ сторонъ тирада почтеннаго критика является плодомъ недоразумѣнія. Могутъ быть, разумѣется, превосходныя книгоиздательства, какъ могутъ быть плохіе журналы. Но все же и «освобожденіе» слишкомъ значительное слово, чтобы прилагать его къ данному явленію, и наши журналы, при всей неизбѣжности частныхъ ошибокъ, не подлежатъ огульнымъ обвиненіямъ въ порабощеніи беллетристовъ и во вредномъ посредничествѣ между ними и «вкусами читателей».
1904 г.
- ↑ «Русскія Вѣд.»' 31 августа 1904 г., № 242.