Г. Галина. Стихотворенія. Спб. 1902. править
Въ туманныхъ дебряхъ современнаго россійскаго стихослагательства цѣлыми годами тщетно ищешь искры настоящей поэзіи. Точно комары надъ болотомъ, надоѣдливо-монотонно, безцвѣтно-скучно жужжатъ и звенятъ наши безчисленные, какъ комары же, виршеплеты — и какую радость испытываетъ читатель, цѣнящій и любящій поэзію, всякій разъ, когда среди этого нестройнаго, слухъ раздирающаго хора неожиданно раздастся, хотя бы слабый и робкій, но живой и искренній звукъ. Точно веселый лучъ солнца ворвемся вдругъ въ сѣрую, залитую скукой и холодомъ, жизнь! Такое именно впечатлѣніе производитъ только что вышедшій въ свѣтъ томикъ стиховъ г-жи Галиной. Очень скромная, правда, узенькая полоска свѣта, но исходитъ она все же отъ настоящаго, неподдѣльнаго солнца поэзіи.
Передъ нами, — выражаясь точно, — даже не «стихотворенія», не то, что всѣ привыкли разумѣть подъ этимъ словомъ. Стихотвореніе есть плодъ искусства; въ созданіи его непремѣнно участвуетъ и сознательный разсчетъ художника. Короткія пѣвучія строчки г-жи Галиной скорѣе слѣдуетъ назвать «пѣснями»: онѣ льются такъ же свободно и непосредственно, какъ трели поющей на варѣ птицы: «Я пою свободная, какъ птица, жизнь безъ пѣсенъ станетъ мнѣ темна», — говоритъ про себя и сама поэтесса. Легкость и музыкальность ея стиха временами удивительна; кажется, будто автору не стоило ни малѣйшаго труда сдѣлать его такимъ, каковъ онъ есть. Правда, звучный стихъ не такая ужъ большая рѣдкость у современныхъ поэтовъ, особенно изъ декадентскаго лагеря, но тамъ эта легкозвучность достигается съ помощью полнаго почти отреченія отъ здраваго смысла: «голубой пѣвецъ», «громкозвучная тишина» и чуть ли не «каменное дерево» — все это такія вещи, передъ которыми въ этомъ лагерѣ не принято отступать, и немудрено, если цѣною такого обращенія съ логикой и языкомъ внѣшняя структура стиха достигаетъ порою дѣйствительно высокой степени музыкальности… Г-жа Галина, по счастью, не декадентка, она не особенно гонится даже за богатыми рифмами, и одно изъ главныхъ достоинствъ ея поэзіи — простота рѣчи, образовъ, всѣхъ средствъ, которыми она производитъ свои эффекты.
Какъ хорошо… Взгляни, вдали
Огнемъ горитъ рѣка;
Цвѣтнымъ ковромъ луга легли,
Бѣлѣютъ облака.
Здѣсь нѣтъ людей… Здѣсь тишина…
Здѣсь только Богъ да я.
Цвѣты, да старая сосна,
Да ты, мечта моя!
Не говоря уже о мелодичности этихъ стиховъ, какъ они, въ самомъ дѣлѣ, безыскусственны! Или, напр., эти:
На языкѣ твоемъ родномъ
Я говорить хочу…
Я говорить хочу о томъ,
О чемъ пока молчу.
На языкѣ твоемъ родномъ
Словечко есть одно:
Нигдѣ въ нарѣчіи иномъ
Такъ не звучитъ оно!
И знаю я, что только въ немъ
Всю душу изолью,
На языкѣ твоемъ родномъ
Сказавъ тебѣ: «Люблю!»
Никакихъ особенныхъ ухищреній («изолью» не совсѣмъ даже ладно рифмуетъ съ «люблю»), а между тѣмъ слова этой пѣсни такъ и просятся на музыку… Правда, и тема приведенныхъ стихотвореній довольно элемантарная, но въ сборникѣ есть нѣсколько пьесъ и съ болѣе сложнымъ содержаніемъ, выполненныхъ, однако, не менѣе удачно. Къ сожалѣнію, недостатокъ мѣста мѣшаетъ намъ привести здѣсь большую вещь — «Искушеніе». Очень недурно также и «Л. Н. Толстому». Чтобы ближе познакомить читателя съ поэтической манерой г-жи Галиной, выпишемъ еще двѣ — три короткихъ пьесы:
I.
Не знаю, что съ душой моей:
Такъ много — много силъ…
Какъ-будто въ маленькій ручей
Богъ море перелилъ!
И волны мощно понеслись
И ищутъ новый путь…
Полна желаній, дышетъ грудь…
О, если бъ крылья! Если бъ въ высь!
II.
Взяли душу, взяли въ плѣнъ
Жизни мелкія невзгоды!
Храмъ мой пѣсенъ и свободы
Окружили мракомъ стѣнъ.
Не уйти въ лазурь небесъ —
Въ паутинѣ бьются крылья…
Будто дерзкое насилье
Осквернило міръ чудесъ!
Пусто, сѣро и темно…
Все въ молчаньи безотрадномъ,
И въ туманѣ непроглядномъ
Тонетъ мутное окно.
III.
Какъ мнѣ больно, какъ хочется жить…
Какъ свѣжа и душиста весна!
Нѣтъ, не въ силахъ я сердца убить
Въ эту ночь голубую безъ сна.
Хоть бы старость пришла поскорѣй,
Хоть бы иней въ кудряхъ заблестѣлъ,
Чтобъ не пѣлъ для меня соловей,
Чтобы лѣсъ для меня не шумѣлъ!
Чтобы пѣснь не рвалась изъ души
Сквозь сирени въ широкую даль,
Чтобы не было въ этой тиши
Мнѣ чего-то мучительно жаль!
Съ самаго начала мы оговорились, что разбираемая книга стихотвореній — очень симпатичное, но и очень скромное литературное явленіе. Затрагиваемыя молодой поэтессой темы въ большинствѣ не отличаются новизной или глубиной содержанія. При всей музыкальности формы, образы ея довольно монотонны и бѣдны; бѣденъ даже самый словарь, къ которому «ели», «сирени», «лепестки» и «уголки» повторяются несчетное число разъ… Родная природа; красота скуднаго сѣвернаго пейзажа, чувство сліянія "ъ жизнью природы мечтательной женской души — вотъ чѣмъ охотнѣе всего вдохновляется ея муза. Прибавьте къ этому два — три другихъ родственныхъ мотива, — жуткое чувство одиночества, страхъ передъ людьми, способными грубой рукой коснуться душевнаго міра поэта, и въ то же время жажда людского участія, жажда любви, — и передъ вами, собственно говоря, вся поэзія г-жи Галиной въ моментъ ея настоящаго развитія. Конечно, этого слишкомъ мало, чтобы «ударять по сердцамъ», и крайне желательно, чтобы молодой, симпатичный талантъ выросъ въ сторону идейнаго содержанія. Будемъ надѣяться, что г-жа Галина освободится и отъ нѣкоторыхъ довольно существенныхъ недостатковъ, — напр., отъ той наивной, почти дѣтской сантиментальности, которая изрѣдка можетъ нравиться, но въ большомъ количествѣ становится приторной….
Изъ наиболѣе удачныхъ стихотвореній сборника, кромѣ уже отмѣченныхъ нами, назовемъ: «Сплинъ», «Любовь», «Осенняя печаль», «Я смѣюсь оттого», «Въ тюрьмѣ», «Я устала отъ слезъ», «Дурманъ», «Въ сердцѣ моемъ притаилась и дремлетъ стихія», «У чаши жизни», «Елка», «Онъ умеръ», «Зимой».
За то совсѣмъ намъ не нравятся: «Не веди меня, о муза», «Голубыхъ цвѣтовъ дыханье», «Ночь», «День», «Вотъ моя семья родная», «Бѣлая ночь», «Я люблю этотъ обликъ больной» и «Я презираю васъ, сыны благоразумья»…
Не мѣсто, впрочемъ, и не время распространяться сейчасъ о недостаткахъ книги, и мы отъ души пожелаемъ ей успѣха, котораго она заслуживаетъ.