С моим манлихером в руках
Я лег в густой ивняк.
Горбатый месяц, весь в усах,
Ощупывает мрак.
И клочьями, кошмой висит
Мрак на ветвях кривых.
Там в черном лаке щука спит,
И прыгать сиг отвык.
А вкруг меня на сотни верст –
Кочкарники и мхи.
Лишь волк, бродя при свете звезд,
Их знает, как стихи.
Лишь осторожный красный лис
Ведет им точный счет.
Я жду, чтоб светом налились
Колодцы черных вод.
Давно течет в моей крови
Соленый млечный путь.
Устал я в легкие мои
Вбирать ночную муть.
С моим манлихером в руках
Я затаясь лежу
И сквозь окошко в ивняках
На озеро гляжу.
Качает первый ветерок
Тростинку над водой.
Комар, расправив хоботок,
Хлопочет над рукой.
И вдруг – я, впрочем, для того
Всю ночь прозяб, простыл –
С высот несется торжество
Крылатых шумных сил.
С жужжаньем к озеру стремглав –
Лишь сыплется роса –
На голубые щетки трав
Слетают небеса.
Средь расходящихся кругов –
То плески, то хлопки.
Клубами белых облаков
Всплывают гусаки.
И всё на свете позабыв,
Слежу – слежу гостей –
Размахи крыл, крутой извив
Завитых в кольца шей.
Я в сердце превратился весь,
Пульсирую, дрожу.
Пора дыханье перевесть,
Приладиться к ружью!
И выстрелы, как ураган,
Взрывают праздник птиц.
Кустарники по берегам
С мольбою пали ниц.
Я сбрасываю башмаки,
Кидаюсь в глубину.
Я зарываюсь в тростники,
В озерную волну.
Трепещущего гусака
Я поднимаю ввысь.
О, как сильна моя рука,
В которой смерть и жизнь!
