(*) Въ прошломъ году, въ отдѣлѣ Иностранной Литературы, въ ноябрской книгѣ нашего журнала мы представляли въ извлеченіи любопытный очеркъ того же автора о сыновьяхъ и преемникахъ Аттилы. Настоящая статья, по важности заключающихся въ ней фактовъ, переведена почти вполнѣ и содержитъ въ себѣ исторію послѣднихъ годовъ владычества гунновъ въ Европѣ.
I.
правитьВъ то время, какъ Гернахъ и другіе сыновья Аттилы, сдѣлавшись поселенцами Восточной Римской Имперіи, пріучались къ осѣдлой жизни, кочующіе гунны тратили послѣднія силы въ междоусобныхъ войнахъ: отъ Гуннивара до Волги и отъ Дона до Кавказа кочевья гунновъ представляли обширное поле битвы, на которомъ племена ихъ сражались другъ съ другомъ. «Можно было думать (говоритъ одинъ современный историкъ;, что грозное имя гунновъ навсегда исчезнетъ изъ всемірной исторіи».
Въ послѣдніе годы У-го вѣка, когда этотъ хаосъ начиналъ понемногу успокоиваться, вотъ какое зрѣлище представляли прежнія владѣнія Денгизиха: одни племена гунновъ исчезли, не оставя но себѣ никакихъ слѣдовъ; другія перемѣнили мѣсто жительства; отдаленныя племена сошлись съ ближайшими; составились новыя группы и подъ неизвѣстными дотолѣ именами начали распространять свое опасное владычество.
На Нижнемъ Дунаѣ, между этою рѣкою и Днѣпромъ, все еще жили гунны безъ особаго племеннаго названія; это было прямое и несмѣшанное потомство дружинъ Аттилы. Страны за Днѣпромъ, огибающія Азовское Море и Кавказскія Степи, принадлежали двумъ великимъ ордамъ гунновъ: кутригурамъ и утигурамъ, которыхъ кочевья были раздѣлены извилистымъ теченіемъ Дона. Кутригуры жили на западъ отъ Азовскаго Моря; утигуры — на востокъ. Названіе этихъ ордъ, судя по слову уйгуръ, доказываетъ, что онѣ составились изъ смѣси древнихъ гунновъ съ уйгурскими племенами, кочевавшими тогда на большой трапеціи, составляемой Волгою, Каспійскимъ Моремъ и уральской цѣпью. Сами уйгуры были тѣ же гунны восточной, или бѣлой вѣтви.
Когда, въ 375 году, черные гунны, или финно-гунны, вторглись въ восточную Европу подъ предводительствомъ Валамира, они увлекли въ своемъ движеніи уйгурійскія племена. Ихъ было нѣсколько въ арміи Аттилы. У Денгязиха было ихъ еще болѣе и, пользуясь послѣдними несогласіями гунновъ, они далеко подвинулись къ западу. Составляя сперва арьергардъ черныхъ гунновъ, при вторженіи ихъ въ Европу, они теперь сдѣлались авангардомъ турокъ, которые сами были авангардомъ монголовъ. За кутригурами и утигурами къ сѣверу, по средней Волгѣ, жило гунно-финское племя, которое еще неизвѣстно было въ Европѣ, по должно было вскорѣ пріобрѣсть печальную знаменитость, а именно булгары, сошедшіе съ плоскихъ возвышенностей сибирскихъ горъ. Эти разныя группы, расположись между Европою и Азіею, составляли имперію гунновъ и требовали своего наслѣдства въ разрушеніи римскаго міра.
Дунайскіе гунны, чтобъ избѣжать внутреннихъ волненій, видя, что на югъ римскій берегъ хорошо охраняется, бросились къ западу въ обширныя равнины, омываемыя Бугомъ, Днѣстромъ и Днѣпромъ. Тамъ встрѣтили они такихъ же дикихъ варваровъ, только бѣднѣе ихъ, а именно: актовъ, которыхъ многочисленныя племена, кочуя по среднему теченію этихъ рѣкъ распространились къ сѣверу до финскихъ племенъ.
Анты составляли восточную отрасль славянскихъ племенъ. Когда гунны замѣтили, что отъ подобныхъ враговъ имъ нечего выиграть, а можно все проиграть, то дружелюбно протянули имъ руку, предлагая идти вмѣстѣ грабить богатства дунайскихъ провинцій. Этотъ первый союзъ повелъ къ другому, а именно, къ союзу съ булгарами, которыхъ гунны призвали къ себѣ на помощь съ береговъ Волги, вслѣдствіе чего составилась одна изъ самыхъ грозныхъ коалиціи, когда-либо угрожавшихъ Константинополю и образованности древняго міра.
Тогда впервые появилось въ исторіи имя славянъ. Это великое племя, занимавшее обширное пространство къ сѣверу отъ Карпатскихъ Горъ между Балтійскимъ и Чернымъ морями, было до-тѣхъ-поръ извѣстно только подъ чужеземными названіями. Обитая на дорогѣ двойнаго потока нашествій: азіатцевъ съ востока и германо-скандинавовъ съ запада, славяне не могли сохранить своей самостоятельности Въ IV-мъ вѣкѣ скандинавскіе готы, усилясь на Черномъ Морѣ, покорили сарматовъ. Валамиръ въ 378 году истребилъ державу Германариха, и тогда готы, сарматы и славяне стали подъ знаменами гунновъ. По смерти Аттилы произошло любопытное явленіе. Готы, отдѣлясь отъ гунновъ, пошли искать счастія на югъ Европы. Остатки сарматовъ, слѣдуя за Денгезихомъ и Гернахомъ, слились съ ордами гунновъ, другіе германскіе народы устремились въ Италію; тогда славяне опять спокойно заняли принадлежавшія имъ земли, называя ихъ по именамъ своихъ племенъ.
Въ то время, какъ анты старались проникнуть за Карпаты съ востока, чтобъ, соединясь съ гуннами, напасть на Римскую Имперію съ Нижняго Дуная, венды, или венеты, другое славянское племя у Балтійскаго Моря, покоряли германскія племена въ Тюрингіи и Богеміи; они участвовали во всѣхъ великихъ предпріятіяхъ своего племени, какъ на Верхнемъ, такъ и Нижнемъ Дунаѣ.
Славянское племя было уже и въ то время осѣдлымъ; оно знало искусства, необходимыя для общественной жизни, хотя вообще кругъ сто знаній былъ очень-тѣсенъ. То, что они называли городами, было нечто иное, какъ собраніе хижинъ, разсѣянныхъ на большомъ пространствѣ посреди лѣса, болота, или на неприступныхъ горахъ, однимъ словомъ, гдѣ человѣкъ могъ скрыться отъ нападенія; они питались мясомъ всякаго рода животныхъ, но просо и молоко составляли любимѣйшую ихъ пищу, склонные къ удовольствіямъ, они были чрезвычайно-гостепріимны и вѣрны данному слову. Славянскіе воины шли въ бой съ непокрытою головою и голою грудью; на бедрѣ висѣлъ широкій ножъ, въ рукѣ былъ пукъ метательныхъ копій съ ядовитымъ остріемъ. Сраженій густыми, стройными рядами славянинъ не любилъ. Тактика его была засада: онъ искусно скрывался за камнями, ползъ въ травѣ, проводилъ дни въ рѣкѣ, или болотѣ, погруженный до глазъ въ воду, дыша посредствомъ тростника, выставленнаго изо рта на поверхность воды. Тутъ онъ выжидалъ своего непріятеля, бросался на него внезапно и поражалъ.
Таковъ былъ славянинъ, первый союзникъ, вызванный гуннами на добычу.
Булгары, принадлежали къ группѣ финскихъ гунновъ и составляли ихъ арьергардъ. Междоусобныя войны привели ихъ изъ глубины Сибири на берега великой рѣки, называемой на монгольскомъ языкѣ Атель, или Атилъ, и принявшей потомъ названіе Волги. Главный городъ этого народа Булгары, стоялъ на томъ мѣстѣ, гдѣ нынѣ Казань, и владычество этого племени простиралось по всему теченію рѣки и по сѣвернымъ берегамъ Каспійскаго Моря. Городъ Булгары былъ въ Х-мъ вѣкѣ средоточіемъ значительной торговли. Въ XIII-мъ вѣкѣ палъ онъ вмѣстѣ съ владычествомъ булгаръ подъ ударами Батыя, старшаго сына Чингисъ-Хана.
Въ IV-мъ вѣкѣ, при появленіи гунновъ, Европа ужасалась одного ихъ вида: то же чувство овладѣло теперь при появленіи булгаръ. При вторженіяхъ эти дикари оставляли послѣ себя одну пустыню. У нихъ не было никакой вѣры, никакихъ обрядовъ, кромѣ шаманства. Шаманы ихъ, или колдуны, были еще отвратительнѣе и ужаснѣе; о нихъ разсказывали неимовѣрныя преданія. Увѣряли, что во время сраженія они имѣли средство очаровывать, смущать враговъ представляя имъ Фантастическія видѣнія. Даже способъ, которымъ булгары сражались, внушалъ ужасъ: огромный лукъ, длинныя стрѣлы вѣрно-достигавшія своей цѣли, ножъ изъ красной мѣди, сѣти, которыми опутывали врага на бѣгу — все внушало невольный страхъ.
Одиннадцать лѣтъ предъ тѣмъ, какъ гунны призвали булгаръ, послѣдніе пытались уже пробраться къ Дунаю. Одна орда ихъ, выступивъ съ береговъ Волги, гдѣ они едва только поселились, угрожала уже Мизіи, паннонійскимъ областямъ; но Теодорихъ-Великій собравъ На-скоро нѣсколько когортъ римлянъ и готовъ, встрѣтилъ варваровъ на равнинахъ Днѣпра, разбилъ, обратилъ въ бѣгство и ранилъ короля ихъ, по имени Либертенсъ (?). Съ-тѣхъ-поръ булгары уже забыли свое пораженіе и помня только богатство римскихъ провинцій, спѣшили принять предложеніе гунновъ.
Зимою съ 498 на 499-ый годъ армія союзныхъ варваровъ, которой византійскій историкъ даетъ названіе гунно-вендо-булгарской, явилась на лѣвомъ берегу Дуная.
Варвары выбирали зимнее время года для вторженій въ Мизію, «потому-что (говоритъ Іорнандъ) Дунай каждый годъ замерзаетъ и по льду легко можетъ переходить не только пѣхота, но также кавалерія и всякаго рода обозы, слѣдственно вторгающейся арміи не нужны ни лодки, ни плоты»". Другая выгода заставляла варваровъ выбирать зиму для своихъ походовъ. Римскія флотиліи на рѣкѣ замерзали тогда во льду и варвары могли обходить крѣпости, проникая тотчасъ же во внутреннія провинціи. Если ихъ потомъ разбивали, или они возвращались побѣдителями съ добычею, когда уже рѣка разошлась, то переправлялись черезъ нее по способу всѣхъ азіятскихъ народовъ: на шкурахъ, надутыхъ воздухомъ и привязанныхъ къ хвосту лошадей.
Армія гунно-вендо-булгаръ застала римлянъ въ-расплохъ: продолжительный миръ усыпилъ ихъ. Начальникъ Иллиріи Аристусъ едва могъ собрать пятнадцать тысячъ войска и двинулся противъ варваровъ съ семью стами телегъ, нагруженныхъ оружіемъ и разными припасами. Обѣ арміи сошлись у рѣчки, которую историки называютъ Зурта, и географическое положеніе которой теперь неизвѣстно; они говорятъ только, что берега ея были круты. Но необходимости, или по неспособности полководца, римляне, вмѣсто того, чтобъ оградиться этою рѣкою отъ варваровъ, перешли черезъ нее и имѣли ее въ тылу; они, можетъ-быть, думали, что легко побѣдить нестройную толпу, неруководимую никакою тактикою. Они ошиблись. Эти страшныя лица, дикіе крики, необыкновенное оружіе перепугали римлянъ и легіоны, видя, что кавалерія гунновъ и булгаръ обошла ихъ, обратились въ бѣгство. Зурта была позади. Надобно было переправляться черезъ нее подъ градомъ стрѣлъ и тутъ произошло ужасное пораженіе; четыре тысячи римлянъ были умерщвлены.
Побѣжденные, вмѣсто-того, чтобъ обвинять самихъ себя въ неосторожности, малодушіи и неспособности своего полководца, объясняли свое пораженіе тѣмъ, что булгарскіе шаманы околдовали ихъ и лишили всей силы; замѣтили также съ ужасомъ, что тучи воронъ летали передъ булгарами, какъ-будто они заключили союзъ со смертью.
Таково было начало гунно-славянскаго вторженія въ римскія области. Забравъ огромную добычу, варвары возвратились въ карпатскія долины и готовились къ новому походу.
Экспедиціи слѣдующихъ годовъ были не такъ гибельны для римлянъ, но варвары вездѣ распространили ужасъ и грабили безнаказанно. Впрочемъ, союзники дѣйствовали не всегда общими силами; они иногда раздѣлялись, для удобнѣйшаго продовольствія и грабежа. Гунны и булгары, составлявшіе конницу, легко являлись и уходили, переправляясь черезъ Дунай; но анты, какъ пѣшее войско, выдерживали нападенія римскихъ гарнизоновъ и флотилій при перепуавѣ черезъ Дунай. Чтобъ избѣгнуть частыхъ пораженій, потребовали они свободнаго перехода черезъ рѣку у гепидовъ, занимавшихъ часть береговъ Дуная.
Эти гепиды были союзниками Римской Имперіи и ежегодно получали награжденіе отъ константинопольскаго двора за свое содѣйствіе и защиту границъ въ случаѣ нападенія варваровъ. Это однакожь не помѣшало имъ принять предложеніе антовъ. Они обязались пропустить ихъ и дать имъ для переправы лодки съ платою по золотой монетѣ съ человѣка. Византійское правительство, подозрѣвая ихъ измѣну, потребовало объясненій; но гепиды отперлись, а римскій дворъ былъ слишкомъ-слабъ, чтобъ наказать ихъ за вѣроломство.
Въ послѣдніе годы У-го и въ началѣ VI-го столѣтія римскія провинціи на Дунаѣ испытали всѣ ужасы и насильства варваровъ, изъ которыхъ каждое племя различнымъ образомъ мучило побѣжденныхъ. Гунновъ знали ужь со временъ Аттилы, и къ нимъ ужь привыкли: по анты и булгары были страшилищемъ жителей. Анты наводили ужасъ нечаянными нападеніями. Скрываясь то за кустами, то въ рѣкахъ, они вдругъ устремлялись на свою добычу, и городъ, деревня, отрядъ, на которые они нападали, всегда были истребляемы. Сперва они не брали даже плѣнныхъ; но потомъ опытъ научилъ ихъ, что мать, дитя богатаго семейства, или значительное лицо судебнаго сословія хорошо платитъ за свой выкупъ. Тогда вмѣсто того, чтобъ всѣхъ умерщвлять, они уводили въ плѣнъ и несчастные плѣнники часто умирали дорогою отъ голода и утомленія.
Булгары славились быстротою нападеній, и гамъ, гдѣ они проходили, оставались однѣ развалины и пепелища. Долго потомъ спустя, мизійцы, указывая на кустарники, выросшіе на богатыхъ прежде пажитяхъ, говорили, что это булгарская работа. Булгары искусны были въ бросаніи на всемъ скаку петли, или сѣти на непріятеля.
Читая описаніе этихъ ужасныхъ вторженій, нельзя не спросить: почему Римская Имперія не возстала вся, чтобъ поразить эти дикія орды? Къ-несчастью, она была занята междоусобіями и схоластическими спорами.
Императоръ Зенонъ только-что скончался. Супруга его Аріадна, выразивъ печаль свою слезами, въ первую минуту волненія предложила Сенату, арміи и народу избрать императоромъ Анастасія
Выборъ былъ хорошъ во многихъ отношеніяхъ, и его приняли благопріятно. Анастасіи былъ одинъ изъ царедворцевъ пользовавшійся репутаціею умнаго человѣка, нечестолюбиваго, честнаго, добродѣтельнаго и набожнаго. Императрица Аріадна, возведя его на престолъ, вышла за него замужъ. Несмотря на свои шестьдесять лѣтъ и волосы, блиставшіе сѣдиною, Анастасій казался еще молодымъ по тонкимъ, правильнымъ чертамъ, по глазамъ, отражавшимъ кротость. Но странной игрѣ природы, одинъ глазъ у него былъ черный, другой голубой.
Сперва все шло очень-хорошо. Анастасій управлялъ мудро, бережливо; онъ былъ врагъ лихоимства, любилъ народъ; уничтожилъ многіе тяжкіе налоги, ввелъ многія улучшенія въ нравахъ и, между-прочимъ, запретилъ въ циркѣ сраженія людей противъ животныхъ. Во вседневной жизни былъ онъ набоженъ, ходилъ въ церковь до разсвѣта, держалъ посты, раздавалъ много милостыни, и народъ встрѣчалъ его криками: «Цесарь! царствуй такъ же, какъ ты жилъ».
Но вскорѣ все перемѣнилось. Вспыхнула междоусобная война, и именно въ дунайскихъ провинціяхъ, такъ жестоко опустошенныхъ еще недавно варварами. Предметомъ войны быти догматическіе споры. Иллирійскій полководецъ, по имени Виталіонъ, сдѣлался начальникомъ одной религіозной партіи. Къ нему сбѣжались тысячи сельскихъ жителей, горожанъ и солдатъ. Въ три дня собралъ онъ большую армію, и всѣ воины бросили домы свои на жертву булгарамъ; всѣ гарнизоны дезертировали, чтобъ сражаться за Виталіона; даже гунны пристали къ этой партіи. Виталіонъ двинулся къ Константинополю и сталъ у Золотыхъ Воротъ.
Сенатъ и знатнѣйшіе жители предложили свое посредничество, чтобъ спасти городъ отъ взятія приступомъ.
Эти междоусобія были причиною, почему Византійская Имперія въ послѣдніе годы У-го и въ началѣ VI-го вѣка не могла обратить всѣхъ силъ противъ варваровъ. Даже Константинополю часто угрожали внезапныя нашествія варваровъ, которые, состоя большею-частью изъ кавалеріи, являлись, прокрадывались, опустошали и исчезали. Не разъ летучіе отрады варваровъ достигали до воротъ столицы. Писатели VI-го вѣка, въ-особенности Прокопій, оставили намъ подробныя описанія всѣхъ предметовъ искусствъ и роскоши, собранныхъ въ Константинополѣ. Говоря о великолѣпныхъ ландшафтахъ Мраморнаго Моря, Босфора и Понта Эвксинскаго, объ этихъ мраморныхъ дворцахъ, окруженныхъ вѣчно-зеленѣющими лѣсами, церквами, селеніями, расположенными въ видѣ амфитеатра около заливовъ, эти писатели дѣлаются истинными поэтами. Роскошь восточнаго Рима не довольствовалась землею; она на самомъ морѣ воздвигла насыпи, на которыхъ построила жилища изъ порфира и золота; тысячи статуй бронзовыхъ и мраморныхъ, наслѣдованныя отъ художественнаго генія Грековъ, украшали эти дворцы; тутъ византійскіе патриціи отдыхали отъ трудовъ, и цѣлыя провинціи платили часто за удовольствія этого отдохновенія. Тамъ Руфины, Эвтиропіи, Хрисанѳы обнаруживали ту наглую расточительность, которая такъ воспламеняла негодованіе современниковъ и осталась памятною даже въ исторіи. Можно вообразить себѣ весь ужасъ подобныхъ людей при появленіи варваровъ у римскихъ стѣнъ. Они вспомнили тогда о страданіяхъ мизійцевъ.
Анастасій предпринялъ огромныя фортификаціонныя работы, сохранившіяся до нашего времени подъ его именемъ, верстахъ въ пятидесяти къ западу отъ Константинополя. Римляне, для защиты своихъ областей, часто употребляли валы, или укрѣпленныя стѣны, примыкавшія къ естественнымъ преградамъ и прикрывавшія округи, а иногда и цѣлыя провинціи. Въ этихъ укрѣпленіяхъ оставляли ворота, въ нѣкоторомъ разстояніи одни отъ другихъ, для внѣшняго сообщенія. Въ обыкновенное время эти ворота охранялись небольшими караулами, но въ военное собиралась за ними вся армія, какъ въ крѣпости. Въ Восточной Имперіи много было подобныхъ укрѣпленій, и они тѣмъ болѣе умножались, чѣмъ слабѣе становились самыя военныя средства и воинственный духъ Римлянъ. Даже Ѳермопилы были укрѣплены и лучше защищались стѣною съ бойницами, нежели грудью Спартанцевъ, потомковъ Леонида.
Извѣстно, что Константинополь стоитъ на перешейкѣ, омываемомъ съ юга Мраморнымъ Моремъ, съ сѣвера — Чернымъ, отдѣляясь отъ Азіи Босфоромъ. Анастасій предпринялъ отдѣлить отъ материка полуостровъ, на которомъ стоитъ Константинополь и его окрестности и сдѣлать изъ него островъ; для этого составилъ онъ планъ укрѣпленія, перерѣзывающаго перешеекъ отъ одного моря до другаго на пространствѣ семидесяти верстъ. Начавъ этотъ огромный трудъ въ 507 году, онъ быстро исполнилъ его. Воздвигнулась каменная стѣна со рвомъ, вышиною въ двадцать футовъ, въ столько же футовъ ширины и съ нѣсколькими башнями, соединявшимися посредствомъ галереи. На каждой оконечности стѣна была защищаема одною, или нѣсколькими крѣпостями. Такъ на южной оконечности, погружающейся въ Мраморное Море, стояли двѣ сильныя крѣпости Гераклея и Селимарія. Этимъ средствомъ Константинополь съ окрестностями былъ охраненъ отъ набѣговъ. Всѣ довольны были попечительностью Анастасія, хотя и понимали, что. въ случаѣ большой войны, оборонительная армія не въ-состояніи будегъ защищать съ одинаковою силою линію въ семьдесятъ верстъ. Впрочемъ, послѣднее знали только полководцы; народъ же почиталъ себя въ Константинополѣ совершенно безопаснымъ, и этого было довольно для его спокойствія.
Гунны, булгары и анты оставили Музію въ покоѣ до 507 года. Тутъ византійскія хроники опять у поминаютъ о нихъ Греція опустошена была до Ѳермопилъ, а Иллирія до Адріатическаго Моря; но варвары не подходили къ Константинополю; они влекли за собою тысячи плѣнныхъ и требовали за нихъ выкупа. Анастасій послалъ къ иллирійскому префекту Іоанну тысячу фунтовъ золота; но ихъ было недостаточно для выкупа всѣхъ несчастныхъ, которые были потомъ умерщвлены подъ стѣнами городовъ, нехотѣвшихъ отворить ворота варварамъ.
Въ слѣдующемъ году умеръ Анастасіи, пораженный молніею во время грозы. Ему было восемьдесятъ-восемь лѣтъ; онъ царствовалъ двадцать семь. Преемникомъ его былъ старый воинъ съ истинно-римскимъ сердцемъ. Юстинъ родился въ Бедеріанѣ (въ Мизійской Дарданіи), и это обстоятельство было очень-благопріятно для дунайскихъ провинцій, требовавшихъ особенныхъ попеченій. Юстинъ тотчасъ же озаботился о защитѣ ихъ и возобновилъ всѣ крѣпости. Трудъ этотъ былъ впослѣдствіи продолжаемъ племянникокъ его Юстиніаномъ.
Девять лѣтъ царствованія этого престарѣлаго воина считаются въ числѣ самыхъ мирныхъ въ римской исторіи. Не слышно было ни о гуннахъ, ни объ антахъ — до такой степени варвары увѣрены были, что Юстинъ не оставитъ безъ наказанія ихъ нашествія.
Онъ скончался въ 527 году отъ раскрывшейся старой раны. Преемникъ, заранѣе назначенный имъ для занятія престола, былъ тотъ самый племянникъ, котораго онъ избралъ въ соправители — Юстиніанъ, прославившій свое имя въ исторіи.
II.
правитьИ исторія и романы исказили это великое историческое лицо законодателя и завоевателя, игравшаго такую важную роль въ событіяхъ VI-го вѣка. Юстиніанъ можетъ по всей справедливости стать наряду съ Ѳеодосіемъ-Великимъ, Константиномъ, Септиміемъ Северомъ, Адріаномъ. Въ среднихъ вѣкахъ возникъ въ Греціи романъ съ легендою о Велизаріи, слѣпомъ и нищемъ, извѣстный ужь съ ХІІ-го вѣка. Что жь касается до историческаго искаженія характера Юстиніана, оно произведено было при самой жизни его тѣмъ же самымъ перомъ, которое, восхваляя его публично, искажало дѣла его втайнѣ, представляя его хуже Нерона и Домиціана. Читая Тайныя Записки Прокопія, потомство колебалось, не зная, чему вѣрить. Нашъ разсказъ будетъ основываться на свидѣтельствѣ безпристрастныхъ современниковъ.
Около 474 года, во время царствованія императора Льва, прибыли изъ Бедеріаны въ Константинополь три молодые поселянина съ посохами въ рукахъ и съ бараньею шкурою на плечахъ. Они пришли искать счастья въ столицѣ. Они были высоки ростомъ и стройны. Ихъ завербовали въ дворцовую стражу. Здѣсь они скоро вышли впередъ мужествомъ, ловкостью и умомъ. Старшій изъ нихъ, Юстинъ, достигнувъ постепенно до званія главнокомандующаго стражею, въ которую вступилъ простымъ солдатомъ, взошелъ на престолъ послѣ Анастасія. Обер-камергеръ Анастасія, по смерти его, хотѣлъ склонить выборъ на одного изъ своихъ приверженцевъ и поручилъ Юстину раздать стражамъ большую сумму денегъ. Тотъ дѣйствительно роздалъ ее; но при этомъ самъ былъ провозглашенъ.
Воцарившись, Юстинъ послалъ за сестрою своею Бегленицею, бывшею замужемъ за поселяниномъ Истокомъ въ Таврезіумѣ, желая воспитать при себѣ сына ея Управду, потому-что самъ не имѣлъ дѣтей. Вмѣстѣ-съ-тѣмъ, славяне эти приняли латинскія имена, и даже услужливые генеалоги составили имъ знаменитое родословное дерево. Въ силу этой перемѣны именъ, Бегленица сдѣлалась Втиланціею, Истокъ — Савватіелѣ, а Управла принялъ имя Юстиніана, которое обезсмертила исторія. Юстинъ, пастухъ горы Гемуса, получилъ въ дѣтствѣ неочень-тщательное воспитаніе, если правда, какъ разсказываетъ Прокопій, что онъ не иначе умѣлъ подписывать свое имя, какъ посредствомъ прорѣзной золотой бляхи, но вырѣзкамъ которой водилъ перомъ. Во всякомъ случаѣ онъ хотѣлъ, чтобъ племянникъ его быль иначе воспитанъ. Къ молодому Управлѣ приставили лучшихъ учителей всѣхъ предметовъ, и ученикъ удивлялъ всѣхъ неутомимою дѣятельностью и всеобъемлемостью своего ума. Краснорѣчіе, поэзія, права, теологія, военное искусство, архитектура, музыка — все было ему знакомо, и онъ зналъ все основательно. Сдѣлавшись императоромъ, онъ самъ трудился надъ составленіемъ безсмертнаго кодекса, лучшаго вѣнка своей славы. Посланія его къ Сенату были всегда имъ самимъ написаны. Часто говорилъ онъ ихъ безъ приготовленія, хотя въ выговорѣ его и слышно было иллирійское происхожденіе. Въ восточной церкви сохраняется еще до-сихъ-поръ одинъ изъ гимновъ его сочиненія, для котораго онъ же писалъ и музыку. Наконецъ многіе памятники въ Константинополѣ и въ провинціяхъ были выстроены по его планамъ, или совѣтамъ. Что касается до войны, то, подобно всѣмъ молодымъ римлянамъ, изучилъ онъ ее теоретически и практически, какъ въ лагеряхъ, такъ и на полѣ битвы.
Когда Юстинъ сдѣлался императоромъ, Юстиніану было тридцать-пять лѣтъ. По, несмотря на пристрастіе къ наукамъ, имъ овладѣла и другая, сердечная страсть: онъ влюбился въ извѣстную тогда красавицу въ Константинополѣ, Ѳеодору. Несмотря на представленія своей матери, на отказъ дяди, Юстиніанъ захотѣлъ жениться на ней, и пламенное его упрямство восторжествовало. Самъ Юстинъ принужденъ былъ передѣлать законъ, который бы подтвердилъ подобный бракъ. Впрочемъ, несмотря на всѣ бѣдствія, нанесенныя имперіи гордостью, непостоянствомъ и мстительностью Ѳеодоры, исторія не можетъ безусловно осуждать ее, видя, что Юстиніанъ всегда любилъ ее вѣрно и искренно, и что недостатки ея уравновѣшивались высокими качествами, а именно: проницательнымъ умомъ, вѣрнымъ взглядомъ и рѣшимостью, которой однажды Юстиніанъ обязанъ былъ трономъ и жизнью.
Юстиніанъ былъ немного-выше средняго роста, съ правильными чертами ища, широкою грудью, откровеннымъ и ласковымъ взглядомъ. Уши его двигались по его произволу, и это странное устройство, одинаковое съ Домиціаномъ, было поводомъ ко многимъ сатирамъ. Говорятъ, что онъ часто любилъ одѣваться въ одежду варваровъ и, болѣе всего, гунновъ. Внутри дворца велъ онъ строгую, отшельническую жизнь. Во время поста не ѣлъ хлѣба, а пилъ одну воду, питаясь черезъ день небольшимъ количествомъ травъ съ солью и уксусомъ. Онъ спалъ едва нѣсколько часовъ въ сутки и часто вставалъ ночью, чтобъ работать за государственными, или церковными дѣлами, а иногда, чтобъ ходить по длиннымъ галереямъ дворца. Въ эти часы безсонницы составлялъ онъ великіе планы, созрѣвавшіе въ умѣ его. Эти привычки породили тѣ баснословные разсказы, въ которыхъ онъ представлялся какимъ-то сверхъестественнымъ существомъ, никогда неспавшимъ, неѣвшимъ и непившимъ. Но это же самое свойство дозволило ему совершить всѣ великія дѣла.
Едва вступилъ онъ на тронь, какъ, занялся великимъ законодательнымъ трудомъ, существующимъ ужь столько вѣковъ. Составленіе одного общаго кодекса для всей имперіи соединено было въ умѣ его съ преобразованіемъ римскаго міра и нравовъ его. Послѣ того взялся онъ ужь за оружіе, чтобъ упрочить имперію, которой далъ законы.
Чтобъ хорошо понять Юстиніана, надобно вообразить себѣ его въ ту торжественную минуту, когда онъ начинаетъ самое геройское и неожиданное предпріятіе — африканскую войну противъ вандаловъ, за которою должна была послѣдовать война въ Италіи противъ готовъ; онъ замышлялъ еще третью войну въ Испаніи, а можетъ-быть и четвертую, въ Галліи, однимъ-словомъ, вездѣ, гдѣ варвары водворились на развалинахъ римскаго владычества. У него не было арміи; онъ образовалъ ее, отправясь въ походъ въ Персію, которой вскорѣ предписалъ миръ. Въ этой войнѣ образовались полководцы, совершившіе великіе подвиги: Велизарій и Нарзесь. Когда Юстиніанъ разсуждалъ въ своемъ Тайномъ Совѣтѣ о нападеніи на Африку, то встрѣтилъ ужасъ, невѣрчивость и изумленіе: Римъ пріучился ужь почитать Африку потерянною навсегда, а вандаловъ — непобѣдимыми. Не знали даже, гдѣ находится эта древняя римская провинція, съ которою всѣ торговыя сношенія были прерваны; и преторинскій префектъ утверждалъ, что нужно употребить цѣлый годъ на то, чтобъ послать туда приказъ арміи и получить отвѣтъ. Солдаты испугались морской экспедиціи, а народъ — новыхъ налоговъ. Одинъ Юстиніанъ остался твердъ въ своемъ намѣреніи. Но наединѣ и онъ ужь начиналъ колебаться; одна вѣра подкрѣпила его.
Начало воины ознаменовалось блистательными успѣхами. Константинополь освободилъ Римъ и завоевалъ обратно Карѳагенъ; но остальныя предпріятія Юстиніана требовали болѣе времени, превышали предѣлы человѣческой жизни, а у Юстиніана не было преемниковъ. Чтобъ уменьшить славу его, говорили, что онъ своимъ полководцамъ обязанъ побѣдами; но кому же. какъ не ему, принадлежала идея войны и главное управленіе ею? Въ царствованіе его были два великіе полководца, которыхъ можно сравнить съ героями древняго Рима: Велизарій и Нарзесъ. Подобное счастіе случается только съ великими государями.
Варвары, нетрогавшіеся съ мѣста во все продолженіе царствованія Юстина, явились по смерти его, какъ-бы для испытанія новаго императора; избирая всегда зиму для переправы черезъ Дунай, они устремились на Малую Скиѳію и ужь угрожали Ѳракіи, когда Германъ разбилъ ихъ въ большомъ сраженіи. Три года спустя, пришли и анты, которыхъ начальникъ еракійской милиціи, Хилбудій, отбросилъ на лѣвый берегъ Дуная, а потомъ и за Карпаты; но, продолжая неосторожно свои преслѣдованія, онъ былъ убитъ.
Хилбудій былъ родомъ славянинъ и отлично дѣйствовалъ въ войнахъ на Дунаѣ. Смерть его казалась торжествомъ для варваровъ и они вновь ободрились. Булгары вскорѣ присоединились къ нимъ и начались прежнія опустошенія и злодѣйства.
Однажды булгары, разбитые римлянами, бѣжали къ Дунаю, а легіоны возвращались въ свой лагерь радостно и въ безпорядкѣ. Вдругъ столкнулись они съ ничтожнымъ отрядомъ булгаръ. Паническій страхъ овладѣлъ римлянами; они предались бѣгству. Варвары арканами захватили трехъ военачальниковъ Констангіона, Годилая и Акума. Годилай успѣлъ кинжаломъ перерѣзать сѣть и скрыться. Константіонь откупился тысячью золотыхъ монетъ; но Акумъ былъ отведенъ въ плѣнъ. Онъ быль гуннъ изъ мизійской колоніи и христіанинъ. По причинѣ всѣхъ эгихь обстоятельствъ и важнаго сана Акума, съ нимъ обходились очень-строго.
Послѣ этого набѣга продолжалось семь лѣтъ спокойствіе; но въ 538 году началась опять война и на этотъ разъ серьёзнѣе.
Варвары выбрали самую удобную минуту для нападенія на сѣверныя области имперіи, всѣ войска которой были тогда заняты въ Италіи. Даже участь Велизарія, блокированнаго въ Римѣ, казалась сомнительною. Франки, надѣясь на его погибель, перешли отъ союза съ римлянами на сторону готовъ, получивъ за это уступку Норбонны. Представляя всѣмъ германскимъ племенамъ дѣло готовъ общимъ для всей Германіи, Франки старались привлечь ихъ на свою сторону, надѣясь на сильную диверсію въ пользу дунайскихъ армій. Германцы, съ своей стороны, возбуждали всѣ племена по берегамъ этой рѣки. Вѣроятно, вслѣдствіе этихъ происковъ анты, булгары и гунны перешли въ 538 году римскія границы.
Не встрѣчая сопротивленія, они раздѣлились по всѣмъ направленіямъ. Тридцать два замка были взяты въ Иллиріи, ѳракійскій Херсонесъ былъ опустошенъ; одна шайка переправилась черезъ Геллеспонтъ между Сестосомъ и Абидосомъ и наводнила берега Малой Азіи; другая шайка проникла до Ѳермопилъ; найдя этотъ проходъ прегражденнымъ стѣною, обошла тѣснины по тропинкамъ горы Эгы и, бросясь на Ахаію, опустошила ее до Коринѳскаго Залива. Насытясь убійствами и добычею, варвары, подобно волнамъ послѣ наводненія, возвратились въ свои логовища со сга-двадцатью-тысячами римскихъ плѣнниковъ.
III.
правитьЮстиніанъ былъ въ отчаяніи и принялся за построеніе укрѣпленій, начатыхъ при дядѣ его, но потомъ оставленныхъ; это былъ исполинскій трудъ, обхватившій не только правый берегъ Дуная и внутреннія скиѳскія провинціи: Мизію, Дарданію, Ѳракію, но и всѣ важнѣйшіе пункты лѣваго берега рѣки, оставленные за два вѣка передъ тѣмъ. Всѣ большія крѣпости Верхней и Нижней Мизіи поднялись изъ развалинъ, всѣ были возстановлены, увеличены; простые замки дѣлались городами; башни превратились въ цитадели. На лѣвомъ берегу Форты Константина и Максентія были опять заняты; башня, служившая прежде укрѣпленіемъ Траянову Мосту, возобновлена была подъ именемъ башни Ѳеодоры и снова воздвиглась на защиту тѣснинъ. Малая Скнеія, служившая всегдашнимъ путемъ вторженія варварамъ, была теперь защищена многочисленными укрѣпленіями какъ на рѣкѣ, такъ и на морѣ. Тамъ были старые замки, въ которыхъ засѣли шайки антовъ; ихъ оттуда выгнали и помѣстили римскіе гарнизоны. Наконецъ, между Дунаемъ и Гемусомъ Юстиніанъ укрѣпилъ все, что могло быть укрѣплено. Мѣстами устроилъ онъ большія ограды съ бойницами, дабы, въ случаѣ вторженія, могли скрыться гуда поселяне съ семействами и имуществомъ.
Эти спасительныя предосторожности были взяты не противъ однихъ гунновъ и антовъ — боялись и гепидовъ. Этотъ народъ долго служилъ на жалованьи имперіи въ видѣ союзниковъ, и былъ вѣренъ этому союзу, покуда готы занимали Паннонію; но когда послѣдніе переселились въ Италію, гепиды хотѣли овладѣть долинами Савы. Римляне воспротивились этому и требовали обладанія этою страною. Тогда гепиды стали мстить то тайною, то явною враждою.
Гепиды не слѣдовали дерзкой и насильственной политикѣ германцевъ, по старались подражать хитростямъ византійскимъ. Продолжая увѣрять въ своей вѣрности, они ежедневно что-нибудь захватывали изъ долины Савы; прокрались даже въ стѣны Сирміума и отказались потомъ очистить его. Вскорѣ открылось участіе ихъ въ грабежѣ антовъ и замыслахъ Франковъ. Это весьма безпокоило константинопольское правительство, которое, будучи занято войною въ Италіи, чувствовало свою слабость на Дунаѣ.
Чтобъ охранить себя съ этой стороны, Юстиніанъ велѣлъ ломбардамъ спуститься съ богемскихъ горъ, гдѣ они стояли въ видѣ наблюдательнаго войска, и предоставилъ имъ на правомъ берегу Дуная не только древнюю область остготовъ въ Панноніи, но и часть Норики, въ которой обитали руги до переселенія своего за Альпы. Области эти уступлены были ломбардамъ подъ условіемъ политическаго подданства и военной службы. Это была живая преграда, которую Юстиніанъ хотѣлъ поставить между имперіею и гепидами. Анастасій за нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ сдѣлалъ тоже въ маломъ видѣ колонизаціей) геруловъ на сантдонскихъ равнинахъ.
На этотъ разъ мѣра только вполовину была удачна для римскаго правительства, по причинѣ характера ломбардовъ, которые были самые буйные и свирѣпые дикари между всѣми германскими племенами. Новое положеніе не измѣнило ихъ характера; они конечно были самые безпокойные сосѣди для гепидовъ, на которыхъ обязаны были нападать, но и для римскихъ сосѣдственныхъ провинцій, которыя должны были защищать, были они также опасны. Видъ этихъ богатыхъ странъ располагалъ ихъ къ грабежу, и Юстиніанъ принужденъ былъ вскорѣ унимать своихъ союзниковъ.
Впрочемъ, главная цѣль его была достигнута: всегдашнія нападенія, оскорбленія и вызовы произвели между гепидами и ломбардами непримиримую народную ненависть. Два короля ихъ, Альбоинъ ломбардскій и Торисинъ гепидскій, личною враждою усиливали еще эту междоусобную ненависть. Дѣла дошли до того, что въ 548 году оба народа начали между собою ожесточенную войну, пославъ другъ другу формальный вызовъ, какъ на единоборство. Назначено было мѣсто и день для боя, въ которомъ одинъ изъ народовъ долженъ былъ погибнуть, и срокъ нарочно опредѣленъ былъ довольно-отдаленный, чтобъ оба народа могли выставить всѣ свои силы и собрать подкрѣпленія у сосѣдей. Могущественнѣйшій союзникъ былъ, конечно, римскій императоръ, и къ нему обратились оба народа. Ломбарды, несмотря на заслуженные ими упреки, почитали себя въ-правѣ требовать прямой помощи имперіи, тогда-какъ гепиды просили только, чтобъ она была нейтральною.
Оба народа отправили посольства въ Константинополь, желая предупредить другъ друга и представить свои требованія съ самыми основательными убѣжденіями; оказалось, что пріѣхавшіе въ одно время посланники просили даже аудіенціи на одинъ день. Юстиніанъ рѣшилъ, что пріиметъ ихъ и выслушаетъ въ разные дни.
Первая аудіенція назначена была ломбардамъ. Посланникъ Альбоина, явясь въ аудіенц-залу, гдѣ императоръ сидѣлъ на тронѣ посреди своего двора, сказалъ рѣчь, сохраненную исторіею для потомства:
"Мы не можемъ довольно надивиться, римляне, глупой дерзости гепидовъ, которые, нанеся столько вреда вашей имперіи, явились сюда съ предложеніемъ, чтобъ еще болѣе повредить вамъ. Надобно имѣть странное понятіе о слабоуміи сосѣдей, требуя помощи у тѣхъ, кого такъ дерзко оскорбляли. Подумайте только, что значитъ дружба гепидовъ: это будетъ лучшее средство избрать рѣшеніе. Еслибъ этотъ народъ оказался вѣроломнымъ противъ какой-либо отдаленной и неизвѣстной націи, то надобно было бы истратить много словъ и времени, чтобъ представить вамъ доказательства ихъ измѣны, по, римляне, мы здѣсь прибѣгаемъ къ собственно вашему свидѣтельству.
"Въ то время, какъ готы владѣли еще Гіанноніею, гепиды благоразумно оставались въ своихъ предѣлахъ. Они не смѣли перешагнуть на правый берегъ Дуная — до того боялись они меча готовъ. Тогда они были союзники, друзья римлянъ. Твои предмѣстники, императоръ, осыпали ихъ деньгами, и ты самъ былъ къ нимъ щедръ Безъ-сомнѣнія, они заплатили за ваши благодѣянія большими услугами? Совсѣмъ пѣть, ни большими, ни малыми. Правда, что они не сдѣлали вамъ вреда, по потому, что не могли сдѣлать. Вы отказались отъ вашихъ древнихъ правъ на земли, которыя они заняли на лѣвомъ берегу Дуная, а готы держали ихъ въ страхѣ на правомъ. Какъ хороша услуга, происходящая отъ безсилія вредить! Можно надѣяться отъ нихъ на самую прочную дружбу!
"Теперь готы изгнаны изъ всей Панноніи, а вы, римляне, начавъ войну въ отдаленныхъ странахъ, посылаете ваши арміи на край свѣта. Что же дѣлаютъ гепиды? Они нападаютъ на васъ, грабятъ, опустошаютъ ваши провинціи.
"Нѣтъ! Съ-тѣхъ-поръ, какъ люди существуютъ, не видано ничего дерзновеннѣе ихъ посольства къ тебѣ, императоръ! Зная, что мы готовимся къ жестокой съ ними войнѣ, они прибѣгаютъ къ тебѣ. Они явятся къ твоему трону и, можетъ-быть, прострутъ дерзость свою до того, что потребуютъ у тебя помощи противъ насъ, которые пребыли тебѣ вѣрны; можетъ-быть, предложатъ они возвратить тебѣ то, что похитили у тебя. Въ такомъ случаѣ воспользуйся позднимъ ихъ раскаяніемъ и боязнью ломбардскихъ мечей и поблагодари насъ за это.
"Одно изъ двухъ: или они пришли выразить тебѣ свое раскаяніе, и тогда подумай, что это раскаяніе вынуждено; или, оставя то, что взяли у тебя, они пришли требовать еще больше, и тогда пойми, что они наносятъ тебѣ величайшее оскорбленіе.
«Мы говоримъ съ гобою по нашей варварской простотѣ, грубо и невитіевато, не такъ, какъ бы слѣдовало при такомъ важномъ случаѣ: ты самъ прибавишь къ нашимъ словамъ, чего имъ недостаетъ, взвѣсивъ въ своей мудрости пользы римлянъ и ломбардовъ. Въ-особенности же подумай вотъ о чемъ: очень-естественно, что мы, ломбарды и римляне, исповѣдающіе каѳолическую вѣру, соединимся противъ гепидовъ, которые держатся аріевой секты и, слѣдственно, враги наши и въ этомъ отношеніи.»
Послѣ этой рѣчи, которая можетъ дать понятіе о германскомъ краснорѣчіи VI-го вѣка, ломбардскіе посланники были отпущены, а на другой день приняты гепидскіе. Юстиніанъ выслушалъ и ихъ рѣчь. Если языкъ ломбардовъ, грубый и рѣзкій, по искусный въ самой простотѣ своей, имѣлъ цѣлью подстрекнуть честолюбіе римлянъ и мщеніе ихъ, то языкъ гепидовъ, столь же искусный въ своей умѣренности, разсчитанъ былъ на то, чтобъ представить, какъ покорство и миролюбіе противорѣчатъ съ дикою гордостью противниковъ. Гепиды явились какъ-бы на судъ римлянъ и доказывали, что на нихъ нападаютъ, конечно, несправедливо, если они ужь рѣшились искать третейскаго суда. Кто самъ бы искалъ ссоры, тотъ не поступилъ бы такъ. Они говорили, что нельзя приписать ихъ посольство страху, потому-что числомъ и мужествомъ гепиды сильнѣе ломбардовъ, слѣдственно, если гепиды прибѣгаютъ къ дружбѣ императора, то единственно изъ уваженія къ нему и длятого, чтобъ предложить ему часть въ вѣрной побѣдѣ.
«О цесарь! (говорили еще посланники гепидовъ) ломбарды — твои друзья только со вчерашняго дни, а гепиды древніе союзники, испытанные годами; ломбарды имѣютъ на своей сторонѣ только безумную дерзость, заставляющую ихъ нападать на всѣхъ сосѣдей; гепиды же благоразумны и сильны. Двадцать разъ мы хотѣли ужь сдѣлать тебя судьею нашихъ споровъ, но они всегда противились этому; и теперь, когда они довели войну до желаемой цѣли, то, испугавшись своей слабости, надѣются вооружить тебя противъ твоихъ друзей. Нѣтъ, удостой насъ, императоръ, твоею помощью противъ ломбардовъ, или по-крайней-мѣрѣ останься нейтральнымъ между нами. Сдѣлавъ это, ты поступишь сообразно съ пользами твоего народа и исполнишь долгъ правосудія».
Долго Юстиніанъ совѣтовался самъ съ собою и съ своимъ Тайнымъ совѣтомъ: вмѣшаться ли въ эту ссору, или предоставить врагамъ полную свободу истребить другъ друга, не помогая ни тому, ни другому. Если рѣшиться на вмѣшательство, то надобно было, повидимому, помогать ломбардамъ. Важныя обстоятельства говорили въ пользу того и другаго рѣшенія, потому-что если, съ одной стороны, римляне должны были желать скораго истребленія гепидовъ, то, съ другой, опасно было слишкомъ усиливать ломбардовъ, которыхъ дружба была такъ безпокойна.
Разочтя все это, Юстиніанъ отказалъ въ помощи генидамъ, а ломбардамъ обѣщалъ десять тысячъ римской кавалеріи и тысячу-пятьсотъ союзныхъ геруловъ, предоставивъ своему усмотрѣнію, когда и какъ послать эту помощь. Случай, вскорѣ послѣ того происшедшій, доказалъ Юстиніану, что онъ принялъ самое мудрое рѣшеніе и что мнимая покорность гепидовъ была только обманомъ, чтобъ усыпить его бдительность.
На большомъ Киммерійскомъ (нынѣ Крымскомъ) Полуостровѣ, впадающемъ въ Черное Море и отдѣляющемъ его отъ Меотійскаго Залива (Азовскаго Моря), жило племя тетраксическихъ готовъ: это былъ печальный остатокъ обширной имперіи Германариха. Когда она пала, въ 375 году, подъ ударами Валамира, готы, спасшіеся отъ пораженія, искали свободы въ горахъ на югѣ Полуострова, называвшихся еще въ VI-мъ вѣкѣ древнимъ галльскимъ именемъ Доръ или Торъ, то есть горы. Эта часть Киммерійскаго полуострова называлась въ греческой миѳологіи Тавридою. Слово доръ, или торъ входитъ во многія галльскія названія въ Альпахъ и древней Галліи. Впрочемъ, извѣстно, что кимвры были родоначальниками галльскихъ племенъ.
Эпиготы занимали на полуостровѣ плодоносныя долины, удобныя для земледѣлія и скотоводства; мало-по-малу образовали они народъ, прославившійся своимъ гостепріимствомъ и миролюбіемъ; у нихъ не было ни городовъ, ни укрѣпленій; подобно своимъ предкамъ ненавидѣли они всякія ограды и стѣны, почитая ихъ темницами. Несмотря на сосѣдство утигурскихъ гунновъ, поселившихся на сѣверѣ полуострова и въ степяхъ на востокъ отъ Босфора Киммерійскаго, маленькая республика готовъ жила здѣсь мирно и была уважаема всѣми. Римскіе города, находившіеся на южномъ берегу полуострова и производившіе большую торговлю: Херсонъ, Севастополь, Ѳеодосія и Босфоръ, имѣли вѣрнаго и полезнаго союзника въ готской республикѣ; притомъ же эти тетраксическіе готы были христіане; у нихъ былъ епископъ; и когда этотъ пастырь скончался, они не знали откуда получить другаго. Вдругъ услышали они, что вновь-обращенное въ христіанство кавказское племя абасговъ получило епископа изъ Константинополя: они тотчасъ же отправили туда депутацію и просили у императора римлянъ епископа для вѣрныхъ друзей его тетраксическихъ готовъ.
Эти простодушные люди допущены были къ аудіенціи Юстиніана и изложили ему предметъ своего посольства. Императоръ исполнилъ ихъ просьбу. Они хотѣли еще продолжать рѣчь, по видя блистательную толпу., окружавшую императора, замолчали въ замѣшательствѣ. Видя это, Юстиніанъ пригласилъ ихъ на другую, частную аудіенцію. Тутъ разсказали они ему о состояніи кутругуровъ и утигуровъ, о ихъ междоусобіи, о жадности къ золоту, и дали почувствовать, какъ полезно было бы для имперіи вооружить этихъ варваровъ другъ противъ друга, чтобъ воспрепятствовать имъ когда-либо соединиться противъ имперіи. Юстиніанъ, выдававшій ежегодное награжденіе кутригурамъ, съ досадою узналъ, что они дали слово гепидамъ помогать противъ ломбардовъ и что договоръ этотъ былъ заключенъ въ ту самую минуту, когда посланники гепидовъ такъ униженно просили нейтралитета Юстиніана. Тетраксическіе готы при этомъ случаѣ предложили услуги своей республики противъ кутригуровъ, еслибъ началась война.
Юстиніанъ принялъ полезный совѣтъ, и въ то время, какъ готскіе посланники возвращались въ горы Тавриды, расторопные эмиссары отправились изъ Константинополя въ степи, гдѣ кочевали утигуры за Кавказомъ. Надъ этимъ племенемъ царствовалъ тогда Сандилькъ, котораго жадность равнялась тщеславію. Одна мысль, что римляне презираютъ его, а награждаютъ своими ласками и золотомъ короля кутригуровъ, воспламеняла гнѣвъ его. Онъ равно ненавидѣлъ и предпочитаемаго ему соперника и Юстиніана, такъ дурно-оцѣнивавшаго достоинства Сапдилька.
Узнавъ о прибытіи римскихъ эмиссаровъ въ свой станъ, онъ обрадовался и внутренно обѣщалъ себѣ воспользоваться этимъ случаемъ. Предложенія, привезенныя ими, были чисты и ясны. Они предложили утигурскому королю ту же самую ежегодную субсидію, какую до-сихъ-поръ получалъ кутригурскій король, съ тѣмъ, чтобъ первый изъ нихъ сдѣлался стражемъ втораго, то-есть всякій разъ, какъ кутригуры пошлютъ къ Дунаю какую-нибудь экспедицію. Сандилькъ обязанъ былъ сдѣлать вторженіе въ ихъ области, чтобъ заставить кутригуровъ возвратиться. Сперва эти предложенія взволновали повидимому Сандилька. Онъ съ важностью отвѣчалъ:
«Вы поистинѣ несправедливы римляне, требуя, чтобъ я истреблялъ соотечественниковъ и братій, потому-что кутригуры нетолько говорятъ тѣмъ же языкомъ какъ мы, такъ же одѣваются, руководствуются тѣми же законами и обычаями, но и происходятъ отъ одной крови съ утигурами, хотя оба народа и управляются разными королями. Вотъ, однакожь, что я могу сдѣлать, чтобъ оказать услугу вашему императору. Я сдѣлаю нечаянное нападеніе на станъ кутригуровъ и уведу у нихъ всѣхъ лошадей. Отъ этого они долго не будутъ въ-состояніи воевать съ вами, и вы можете спать спокойно».
Римскіе послы могли бы посмѣяться надъ предложеніемъ Сандилька, еслибъ насмѣшка не была ясно-оскорбительна; а потому они съ ироніей) спросили у него: дѣлятся ли съ нимъ кутригуры, о которыхъ онъ заботится, какъ о братьяхъ, получаемыми отъ римлянъ деньгами, и надѣется ли онъ получить часть добычи, которую кутригуры соберутъ при нападеніи на римскія области? Этотъ вопросъ возбудилъ всю жадность Сандилька, и онъ, бросивъ личину, согласился на всѣ предложенія, взялъ подарки и обѣщалъ слѣпо исполнить все требуемое.
Между-тѣмъ, какъ политика римлянъ и гепидовъ задобривала варваровъ Чернаго Моря, насталъ наконецъ день, назначенный для борьбы ломбардовъ и гепидовъ. Обѣ стороны увидѣли, что онѣ ошиблись въ разсчетѣ, что ожидаемая помощь не пришла и только чувство чести германцевъ требовало исполнить торжественный вызовъ. Обѣ арміи явились на мѣсто боя; но едва онѣ сошлись, какъ вдругъ оборотили тылъ и со всѣхъ ногъ бросились бѣжать въ разныя стороны, пораженныя паническимъ страхомъ. Оба короля присутствовали при этомъ странномъ бѣгствѣ и не могли остановить его; напрасно Торисинъ, мечтавшій о побѣдѣ, бросался передъ гепидами съ просьбами, и угрозами; напрасно Альбоинъ, надѣясь на свою силу, кричалъ, чтобъ ломбарды остановились: поле битвы мгновенно опустѣло и оба короля остались почти одни. Они невольно сознались, что это событіе совершилось по волѣ судьбы и что имъ должно покориться. Подъ вліяніемъ обоюднаго страха, заключили они перемиріе на два года, впродолженіе которыхъ надѣялись прекратить свои ссоры дружелюбно, или принять лучшія мѣры для рѣшенія дѣла силою оружія.
Примиреніе было непродолжительно: гепиды и ломбарды вскорѣ начали опять готовиться къ войнѣ. Гепиды должны были получить въ извѣстный день отъ кутригуровъ вспомогательный корпусъ въ двѣнадцать тысячъ отборныхъ всадниковъ. Но оставалось еще годъ перемирія, когда это войско прибыло подъ начальствомъ знаменитаго предводителя Киніалха.
Это обстоятельство чрезвычайно разстроило короля Торисина. Въожиданіи войны, что ему было дѣлать съ этими гостями? Отправить ихъ назадъ значило возбудить ихъ неудовольствіе и лишиться ихъ помощи во второй разъ; а, главное, надобно ли было платить имъ впередъ деньги? Принять же ихъ на цѣлый годъ въ свои области, кормить ихъ, содержать, подвергаться всѣмъ неудобствамъ подобнаго гостепріимства, было такъ же опасно, какъ и отослать ихъ.
Торисинъ долго колебался въ нерѣшимости, какъ вдругъ въ умѣ его мелькнула свѣтлая мысль. Онъ указалъ Киніалху на богатыя поля Мизіи, простиравшіяся въ видѣ амфитеатра на правомъ берегу Дуная, и предложилъ перевести его туда со всѣми войсками, которыя найдутъ тамъ пищу и добычу въ изобиліи, сравнительно съ бѣдною гепидскою областью.
Киніалхъ съ радостью принялъ предложеніе, и двѣнадцать тысячъ кутригурскихъ всадниковъ, безпрепятственно перейдя черезъ Дунай и Саву, проникли въ сердце Мизіи, обойдя римскіе передовые посты.
Юстиніанъ, узнавъ объ этомъ, тотчасъ же отправилъ къ Сандильку депешу слѣдующаго содержанія:
«Если ты знаешь, что происходитъ и будучи въ состояніи дѣйствовать, остаешься спокоенъ, то мы удивляемся и вѣроломству твоему и нашему заблужденію за предпочтеніе, оказанное нами тебѣ передъ соперникомъ твоимъ, королемъ кутригуровъ. Если же, напротивъ, ты не знаешь происходящаго, то тебя можно извинить; но для этого мы ждемъ, чтобъ ты началъ дѣйствовать. Кутригуры вступили въ наши владѣнія не столько длятого, чтобъ грабить ихъ (они не долго будутъ это дѣлать), сколько для доказательства, что они храбрѣе, нежели утригуры. Мы имъ дадимъ деньги, которыя были тебѣ назначены: прійми мѣры, чтобъ взять ихъ назадъ у кутригуровъ. Послушай, Сандилькъ: если послѣ подобнаго оскорбленія, ты нескоро отмстишь за себя, то или не можешь или не смѣешь сдѣлать этого, и тогда мы перемѣнимъ нашъ образъ дѣйствій и перейдемъ къ тѣмъ, которыхъ ты боишься, и дружески совѣтуемъ тебѣ покориться имъ. Мы были бы очень-просты, еслибъ стали раздѣлять униженіе слабаго, когда отъ насъ зависитъ пріобрѣсть союзъ сильнаго».
Посланіе это взволновало Сандилька; желая доказать, что стоитъ назначенныхъ ему денегъ, онъ двинулся со всею своею арміею къ кочевью кутригуровъ. Тетраксическіе готы, узнавъ объ этомъ, присоединились къ нему съ двумя тысячами пѣшихъ воиновъ при переправѣ черезъ Танаисъ (Донъ). Кутригуры выступили имъ на встрѣчу; но счастіе не благопріятствовало ихъ смѣлости: они были разбиты, станъ ихъ разграбленъ, жены и дѣти увлечены въ неволю. Готы и гунны оспоривали другъ у друга славу побѣды, чтобъ выставить передъ римлянами свои заслуги.
Въ разграбленномъ станѣ было нѣсколько тысячъ мизійскихъ и ѳракійскихъ невольниковъ, которыхъ кутригуры берегли; но когда битва разогнала ихъ стражей, эти плѣнные разорвали свои оковы и скрылись, потомъ захватили лошадей и успѣли выѣхать. Прибывъ на берега Дуная, они разсказали о всемъ случившемся.
Киніалхъ маневрировалъ въ это время на равнинахъ Мизіи противъ римскаго полководца Аратія, старавшагося стѣснить его, по не слишкомъ наступавшаго, чтобъ не подвергать опасности своей небольшой арміи и разсчитывавшаго на извѣстія, которыя должны были прійдти съ Дона. Едва эти извѣстія были получены, какъ Юстиніанъ сообщилъ ихъ своему полководцу съ тѣмъ, чтобъ тотъ ихъ передалъ Киніалху.
Можно вообразить себѣ, какое дѣйствіе произвело это надъ варварами; они требовали возвращенія на родину для отмщенія за свои семейства вѣроломнымъ утригурамъ.
Аратій воспользовался этимъ расположеніемъ, чтобъ вступить съ ними въ переговоры. Кутригуры обязались при своемъ отступленіи не трогать ни одного римлянина, если римляне не будутъ тревожить ихъ, и поклялась сверхъ-того, не воевать болѣе съ императоромъ.
Киніалхъ простился тогда съ гепидами, которые потеряли всякую надежду на помощь ихъ противъ ломбардовъ.
Черезъ нѣсколько времени потомъ отрядъ его, двѣ тычячи кутругуровъ, съ женами и дѣтьми, успѣвшими скрыться отъ Сандилька, стоялъ съ телегами на берегу Дуная и просилъ убѣдительно позволенія переправиться за рѣку и отвести ему какой-нибудь уголокъ земли для воздѣлыванія въ римскихъ областяхъ. Предводитель этого отряда, Синіо, служилъ подъ начальствомъ Велизарія въ Африкѣ и теперь просилъ упомянутой милости въ награду за пролитую имъ кровь. Юстиніанъ согласился на его просьбу и Синіо съ своимъ отрядомъ расположенъ былъ въ одномъ ѳракійскомъ округѣ, гдѣ мало было жителей.
До-сихъ-поръ все шло хорошо. Буря, грозившая съ сѣвера, разсѣялась, и гепиды одни не были такими опасными непріятелями, чтобъ нужно было мѣшаться въ ихъ ссоры; по хитрость въ политикѣ приноситъ иногда горькіе плоды.
Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ по уходѣ Киніалха и по принятіи Синіо во Ѳракію, Юстиніанъ получилъ отъ Сандилька посланіе. Оно было не письменное, потому-что гунны не имѣли никакого понятія о письменахъ. Посланники ихъ учили всегда наизусть свои порученія и пересказывали ихъ слово-въ-слово. Утигурскій посланникъ, допущенный на аудіенцію, сказалъ слѣдующее отъ имени Сандилька:
"Я въ дѣтствѣ своемъ выучилъ одну поговорку, которой мудрость мнѣ хвалили и которая осталась у меня въ памяти. Вотъ эта поговорка: «волкъ, свирѣпый звѣрь, можетъ измѣнить цвѣтъ своей шкуры, но натуры своей онъ никогда не измѣнитъ, потому-что природа не дала ему средствъ и власти къ этому измѣненію». Сандилькъ научился этому отъ стариковъ, которые наставляли меня какъ узнавать людей. По опытности, весьма-естественной такому варвару, какъ я, обитающему посреди степей, узналъ я еще слѣдующее: пастухи берутъ собакъ, когда онѣ еще щенками сосутъ мать, воспитываютъ ихъ и хорошо кормятъ въ своихъ домахъ; отъ этого, когда собаки выростутъ, то привязываются, изъ благодарности, къ тѣмъ, которые ихъ кормили. Пастухи поступаютъ такъ съ собаками длятого, чтобъ тѣ защищали и сохраняли ихъ стада, отражая нападенія волковъ. Это дѣлается вездѣ, какъ я думаю, и, кажется, нигдѣ собаки не ставили силковъ баранамъ, а волки не охраняли ихъ. Это родъ закона, предписаннаго природою собакамъ, баранамъ и волкамъ.
"Я не думаю, чтобъ и у тебя иначе было, хотя въ твоей имперіи много вещей, недоступныхъ здравому смыслу. Если ошибаюсь, то сообщи объ этомъ моимъ посланникамъ, чтобъ я на старости выучился чему-нибудь новому.
"Итакъ, если таковъ законъ природы, ты, по моему мнѣнію, не правъ, принявъ въ свое сообщество кутригуровъ, которыхъ сосѣдство было уже тебѣ вредно, и помѣстивъ въ своихъ областяхъ тѣхъ, съ которыми не могъ ладить и внѣ границъ: повѣрь, что они вскорѣ тебѣ покажутъ каковы они. Если кутригуръ твои истинный врагъ, то онъ будетъ безпрестанно стараться о твоей погибели, въ надеждѣ улучшить свое положеніе, несмотря на всѣ свои пораженія. Онъ никогда не будетъ противиться опустошенію твоихъ земель, боясь, чтобъ, побѣдивъ твоихъ враговъ, ты не сталъ лучше обходиться съ этими врагами, нежели съ нимъ.
«Дѣйствительно, что произошло? Мы, утигуры, живемъ въ безплодныхъ степяхъ, а кутригуры получили отъ васъ, римляне, плодородныя земли, дающія пищу въ изобиліи. Они могутъ выбирать яства, которыя имъ нравятся и напиваться въ вашихъ погребахъ. Вы ихъ даже впускаете въ свои бани. Эти бѣглецы, которыхъ мы выгнали въ угожденіе вамъ, гуляютъ у васъ въ золотыхъ одеждахъ, въ топкихъ и великолѣпныхъ тканяхъ за то, что въ своихъ кочевьяхъ держатъ въ цѣпяхъ множество римскихъ плѣнниковъ, обременяя ихъ самыми тяжкими работами и заставляя умирать подъ палками за малѣйшую вину. Напротивъ, мы съ опасностью жизни вырвали римскихъ плѣнныхъ у этихъ дикихъ звѣрей и, благодаря намъ, они возвращены были на родину и въ свои семейства. Вотъ что дѣлали утигуры и кутригуры. За это, какъ ты самъ знаешь, императоръ, каждый народъ получилъ заслуженную награду. Утигуры обитаютъ въ степяхъ, гдѣ земля не въ-состояніи прокормить ихъ, а кутригуры раздѣляютъ собственность тѣхъ, которыхъ они томили въ неволѣ и которые намъ обязаны своею свободою».
Таковъ былъ упрекъ Сандилька Юстіапину, отвѣчавшему на это одними ласками и подарками королю и посланникамъ. Золото примирило все, и неудовольствіе Сандилька успокоилось. Вскорѣ онъ самъ долженъ былъ защищаться противъ отчаянныхъ нападеній кутригуровъ, и кровь полилась рѣкою въ степяхъ Дуная и за Кавказомъ.
Что касается до гепидовъ, то, не имѣя ужь союзниковъ, они очень рады были бы избѣжать войны съ ломбардами; но тѣ твердо рѣшились на нее и въ назначенный день необходимо было явиться на поле битвы. Ломбарды тоже съ своей стороны разсчитывали на помощь Юстіанппа; но какъ тѣ во-время не явились, то надобно было надѣяться только на собственныя свои силы. Эти силы восторжествовали. Послѣ кровопролитной борьбы, гепиды были обращены въ бѣгство и побѣдители объявили, что Юстіанипъ не сдержалъ своего слова.
Впрочемъ, союзъ ихъ былъ и безъ того чрезвычайно-тягостенъ для Рима. Ломбарды были самый дикій и своенравный народъ. Отрядъ ихъ служилъ въ арміи Нарзеса, по дѣлалъ столько гнусныхъ и варварскихъ поступковъ, что тотъ лучше рѣшился распустить ихъ.
За всѣми этими волненіями послѣдовала глубокая тишина. Гунны не являлись болѣе; ломбарды и гепиды продолжали ссориться, по имперія ужь не мѣшалась въ ихъ распри, поддерживая ихъ только по-временамъ. Пока сѣверныя провинціи имперіи отдыхали, Нарзесъ, счастье котораго равнялось съ геніальностью, оканчивалъ завоеваніе Италіи. Происки австразійскихъ франковъ и варварскіе ихъ коалиціи исчезли передъ побѣдами римскаго полководца.
На востокѣ персидскій царь соглашался на новый миръ, и Юстиніанъ по справедливости могъ тогда назваться примирителемъ и возстановителемъ римскаго міра (restitutor orbis). Въ это время онъ дожилъ до 558 года, тридцать-втораго его царствованія и семидесятиседьмаго отъ рожденія. На этой высотѣ славы онъ началъ упадать. Бездѣйственность и нерѣшимость заступили мѣсто прежней дѣятельности и самоувѣренности, составлявшихъ главную пружину прежняго его величія. Онъ сталъ ужь опасаться войны, потому-что она требовала усилій. Онъ боялся войны и потому, что, при избирательномъ образѣ правленія, всякій славный полководецъ можетъ быть живою угрозою. Вотъ истинная причина исторической неблагодарности къ Велизарію.
Исторія говоритъ также, что славныя его завоеванія истощили финансовыя средства имперіи. Огромныя сокровища, накопленныя Юстиномъ, всѣ были вскорѣ истрачены, и Юстиніанъ принужденъ былъ увеличить налоги, чтобъ покрыть военныя издержки. Полагая, что онъ ужь довольно сдѣлалъ для своего царствованія, онъ распустилъ часть арміи, какъ безполезную. Жалованье воиновъ было уменьшено; они стали расходиться и ихъ не замѣщали. Вспомогательные отряды варваровъ, которыхъ содержаніе тоже было убавлено, разошлись по домамъ. Если прибавить къ этому разстройству дурную администрацію того времени и лихоимство всѣхъ римскихъ военачальниковъ, то можно легко вообразить себѣ жалкое состояніе, до котораго вскорѣ упала армія.
Одинъ современный историкъ говоритъ о военной администраціи: военная касса сдѣлалась домашнею шкатулкою для каждаго полководца; тотъ же историкъ пишетъ, что, вслѣдствіе всѣхъ этихъ безпорядковъ, число арміи, бывшее прежде въ шестьсотъ-сорокъ-пять тысячъ человѣкъ, упало до ста пятидесяти, которые разосланы были въ Италію, Африку, Испанію, Арменію, на границы Евфрата, Кавказа и Дуная. Что же касается до гунновъ и антовъ, Юстиніанъ едва занимался имъ. Онъ полагалъ, что за горсть золота эти варвары всегда будутъ истреблять другъ друга.
Еслибъ уменьшеніе арміи обращено было на улучшеніе прочихъ частей управленія, зло вполовину было бы легче; но Юстиніанъ пристрастился къ постройкамъ и посвятилъ имъ всѣ свои занятія. Говорятъ, что онъ одинъ построилъ столько городовъ и зданій, сколько всѣ его предмѣстники, вмѣстѣ взятые.
Впрочемъ, многія изъ этихъ работъ были великолѣпны, а нѣкоторыя и полезны; по несоразмѣрность ихъ съ государственными средствами разстроила казну. Общественное мнѣніе возстало противъ него, и историкъ Прокопій сдѣлался отголоскомъ всѣхъ злобныхъ вымысловъ и клеветъ.
Въ 557 и 558 годахъ римскій міръ испуганъ былъ многими естественными бѣдствіями, и суевѣріе заговорило, что преставленіе свѣта близко. Времена года совершенно измѣнились, явилась чума, землетрясенія.
Чума, опустошивъ Азію и Грецію, разразилась надъ Константинополемъ съ такою силою, что трупы валялись по улицамъ за неимѣніемъ рукъ, чтобъ убирать ихъ и хоронить. Землетрясенія наводили ужасъ не только ежедневными ударами, но подземнымъ гуломъ, смертоносными испареніями и порчею воды. Трескъ разваливавшихся зданій смѣшивался съ громомъ подземныхъ ударовъ. Куполъ собора Св. Софіи — это чудо своего вѣка — раскололся на-двое и, разсказываютъ что двѣ колонны выброшены были силою подземнаго удара на воздухъ и на далекомъ разстояніи раздавили частныя жилища. Одинъ кварталъ на берегу моря весь провалился въ воду; наконецъ, что имѣло самыя вредныя послѣдствія — длинная стѣна, воздвигнутая Анастасіемъ поперегъ константинопольскаго перешейка, обрушилась во многихъ мѣстахъ. Чтобъ довершить бѣдствія, не доставало войны, и она вспыхнула зимою съ 558 на 559 годъ.
Войну начали кутригуры, которые, послѣ шестилѣтней ожесточенной борьбы побѣдивъ утигуровъ, требовали отчета у римскаго правительства въ дружбѣ съ ихъ врагами. Король ихъ Заберганъ болѣе всего хотѣлъ доказать римлянамъ, что они неправы, предпочтя ему Сандилька, и провозглашалъ, что это единственная причина начатой имъ войны.
Этотъ умный, сильный варваръ, изъ рода Денгизиха, сына Аттилы, во многомъ сходствовалъ съ нимъ. Онъ зналъ, что найдетъ римлянъ въ разстроенномъ состояніи, а правый берегъ Дуная почти безъ защиты. Сдѣлавъ воззваніе булгарамъ и антамъ, которые спѣшили явиться подъ знамена его, Заберганъ двинулся съ сильною арміею впередъ. Дунай, замерзшій съ самаго начала зимы, помогалъ предпріятію гунновъ, а потому они легко прошли Малую Скнеію и Мизію, не занимаясь даже грабежомъ, и, быстро перешагнувъ тѣснины Гемуса, явились въ окрестностяхъ Адріанополя.
Тутъ только началась кампанія. На югъ отъ этой столицы Ѳракіи сходились три большія дороги къ важнѣйшимъ пунктамъ Греціи и Азіи; направо дорога къ собственной Греціи, огибающая Эгейское Море, примыкала къ тѣснинамъ Олимпа и Ѳермопиламъ; налѣво константинопольское шоссе, а между обѣими, къ юго-востоку, дорога въ Ѳракійскій Херсонесъ, ведущая черезъ Геллеспонтъ въ Азію.
Заберганъ раздѣлилъ свою армію на три корпуса, которые и послалъ по этимъ тремъ дорогамъ для опустошенія Греціи и богатыхъ городовъ, Херсонеса, а наконецъ и въ самый Константинополь, еслибъ можно было имъ овладѣть посредствомъ нечаяннаго нападенія. Послѣднюю экспедицію принялъ онъ на себя, взявъ съ собою только семь тысячъ отборнѣйшихъ всадниковъ.
Предпріятіе его было, конечно, безумнымъ, еслибъ съ семью тысячами человѣкъ онъ вздумалъ вести правильную атаку противъ такого обширнаго и укрѣпленнаго города, какъ Константинополь; но онъ хотѣлъ только ограбить окрестности, попытаться произвести нечаянное нападеніе и, во всякомъ случаѣ, сдѣлать диверсію для херсонесской и ахайской экспедиціи.
Вѣроятно, Заберганъ имѣлъ свѣдѣніе о дурномъ состояніи Анастасіевой стѣны и объ оставленіи постовъ, служившихъ ея защитою, потому-что прямо вошелъ въ проломы, сдѣланные послѣдними землетрясеніями, и смѣло вступилъ въ окрестности Константинополя.
Тутъ Юстиніанъ могъ вспомнить рѣчь короля утигуровъ и предсказанія его о волкахъ кутригурахъ. Пятьдесятъ верстъ отъ стѣны до столицы тотчасъ же были пройдены всадниками Забергана, который сталъ лагеремъ на рѣкѣ Атирасѣ въ мѣстечкѣ Мелавтзадѣ въ двадцати верстахъ отъ самой столицы.
Это нечаянное появленіе гунновъ привело въ ужасъ Константинополь. Жители бѣжали изъ домовъ, столпились на площадяхъ, и при малѣйшемъ шумѣ воображали, что гунны въ городѣ. Всѣ растерялись; никто не распоряжался, не командовалъ, никто не принималъ мѣръ въ защитѣ.
Первою мыслью Юстиніана было спасеніе церковныхъ украшеній и богатствъ отъ алчности варваровъ Онъ тотчасъ же перевелъ всѣ сокровища храмовъ по ту сторону Босфора. Но въ этомъ состояло единственное движеніе столицы.
Наконецъ толпа храбрыхъ горожанъ сама явилась, чтобъ вмѣстѣ съ. дворцовою стражею произвесть рекогносцировку. Они выступили. Но вскорѣ потомъ возвратились въ величайшемъ безпорядкѣ, будучи разсѣяны сильною кавалерійскою атакою.
Дворцовая стража была ужь тогда не тѣмъ отборнымъ войскомъ, которымъ римляне гордились. Уже со временъ Зенона стала она упадать отъ вступленія неаврійцевъ, никогда прежде несражавшихся. Анастасій еще болѣе разстроилъ ее, дозволивъ продажу мѣстъ въ этой гвардіи, осыпавъ ее привилегіями и назначивъ огромное жалованье. Богатые купцы, мѣщане покупали себѣ мѣста въ этой стражѣ, и вскорѣ настоящихъ солдатъ въ ней ужь почти не было. Такимъ-образомъ охраненіе императора и безопасность столицы ввѣрены были милиціи, покрытой золотомъ, но неумѣвшей владѣть оружіемъ, украшавшей тогдашніе тріумфы, по недоставлявшей ихъ.
Ободренные этимъ первымъ успѣхомъ, варвары выступили изъ своего лагеря и стали разъѣзжать у Золотыхъ Воротъ, къ стыду столицы, которая теперь только со стороны моря могла получить помощь. Грустно было римлянамъ смотрѣть на безобразныхъ всадниковъ, опустошавшихъ ихъ загородные дворцы, похищавшихъ оттуда женщинъ и богатства. Съ высоты стѣнъ могли богатые патриціи видѣть по огню и дыму участь своихъ любимыхъ жилищъ.
Въ эту минуту пришелъ въ Константинополь корпусъ старыхъ солдатъ, сражавшихся подъ начальствомъ Велизарія въ Африкѣ; ихъ было только триста человѣкъ, но они требовали боя съ варварами. Прибытіе ихъ напомнило полководца, которымъ прежде римляне гордились.
Велизарій былъ тогда въ немилости, и историки свидѣтельствуютъ, что онъ переносилъ ее довольно-малодушно, подвергаясь ежедневно насмѣшкамъ царедворцевъ, въ толпѣ которыхъ караулилъ взглядъ милости. Романы сдѣлали его слѣпымъ и нищимъ. По-несчастью онъ былъ слишкомъ-богатъ, чтобъ слава его была совершенно-чиста.
Исторія сохранила преданія о двойственной жизни этого знаменитаго человѣка, какъ гражданина и воина. Въ первомъ отношеніи исторія изображаетъ его малодушнымъ, жаднымъ къ почестямъ и деньгамъ, игрушкою низкой женщины, имѣвшей всѣ пороки Ѳеодоры, не имѣя ея блистательныхъ качествъ. Какъ воинъ, Велизарій былъ великодушенъ, вѣренъ, недоступенъ страху, непоколебимъ въ своемъ долгѣ и совершенный герой, какимъ славился древній Римъ. Подобно баснословному Антею, Велизарію нужно было коснуться до земли, до поля битвы, чтобъ явиться въ истинномъ своемъ блескѣ.
Когда Юстиніанъ призвалъ его во дворецъ и ввѣрилъ ему защиту и спасеніе имперіи, старый Велизарій, казалось, возродился: онъ вмигъ помолодѣлъ подъ шлемомъ и кольчугою, которыхъ давно ужь не надѣвалъ. Одного его присутствія было довольно, чтобъ создать армію. Граждане и поселяне явились къ нему, прося о помѣщеніи ихъ въ войско, которое, впрочемъ, состояло все еще только изъ трехсотъ настоящихъ воиновъ.
У Велизарія не было конницы. Онъ забралъ всѣхъ лошадей въ Константинополѣ: изъ дворца, изъ цирка, у частныхъ людей, и тотчасъ же Сформировалъ кавалерію. Вскорѣ онъ выступилъ изъ города и сталъ у мѣстечка Шетту, противъ лагеря варваровъ, отъ котораго отдѣлялъ его лѣсъ. Съ первой минуты выступленія ввелъ онъ строжайшую дисциплину между своимъ полчищемъ охотниковъ, а самый лагерь свой обвелъ широкимъ рвомъ и палисадами, такъ-что онъ сдѣлался неприступною крѣпостью. Днемъ патрули его объѣзжали равнину, а ночью огни зажигались на большихъ разстояніяхъ, чтобъ заставить непріятеля думать, что римская армія многочисленна.
Дѣйствительно, съ этой минуты гунны держались ужь въ оборонительномъ положеніи. Этого только и нужно было Велизарію. Онъ ежедневно занимался обученіемъ своей арміи, которая быстро усиливалась новыми толпами поселянъ, превращавшихся вскорѣ въ порядочныхъ воиновъ. Самъ Велизарій всегда присутствовалъ при этомъ. Онъ первый выходилъ изъ палатки и послѣдній входилъ въ нее. Онъ приказалъ однакожъ избѣгать всякой стычки съ непріятелемъ, желая внушить ему безумную самоувѣренность, чтобъ потомъ вдругъ подавить его.
Этою медленностью были недовольны и старые солдаты и новобранцы. «Товарищи, говорилъ имъ Велизарій, успокоивая ихъ и указывая на свои сѣдые волосы: — развѣ для того императоръ далъ вамъ такого стараго полководца, чтобъ пускаться на необдуманныя предпріятія? Нѣтъ! для того, чтобъ удерживать васъ и повиноваться голосу опытности. Я обидѣлъ бы побѣдителей вандаловъ и готовъ, еслибъ сталъ имъ говорить о мужествѣ передъ гуннами кутригурами. Но вспомните, что если на нашей сторонѣ храбрость, то на ихъ — многочисленность. Они воюютъ какъ разбойники; будемъ сражаться какъ воины. Пусть они нападутъ здѣсь на насъ, и тогда увидятъ, какая разница между правильною арміею и шайками разбойниковъ. Повѣрьте, что побѣда, нечаянно вырванная цѣною крови, не всегда славна и полезна. Истинная побѣда должна быть приготовлена обдуманнымъ планомъ и одержана хладнокровнымъ мужествомъ».
Этими словами Велизарій успокоивалъ своихъ воиновъ. Онъ понималъ, что ему нельзя дѣйствовать на-удачу и что отъ его побѣды зависитъ спасеніе столицы, а, можетъ-быть, и всей имперіи. Онъ до такой степени довелъ дисциплину, что когда толпа всадниковъ кутригуровъ осмѣлилась подъѣхать къ самому рву лагеря, Велизарій приказалъ не дѣлать по нимъ ни одного выстрѣла и не преслѣдовать ихъ. Приказъ былъ исполненъ безъ ропота.
Современные историки съ восторженными похвалами говорятъ о трехъ стахъ ветеранахъ и сравниваютъ ихъ съ тремя стами спартанцевъ Леонида. И тѣ и другіе доказали одинаковое мужество и преданность отечеству; но спартанцы, говорятъ они, купили свое безсмертіе пораженіемъ, а воины Велизарія — побѣдою.
Хотя имя Велизарія внушало гуннамъ тайный страхъ, по они рѣшились начать наступательныя дѣйствія. Выбравъ изъ семи тысячъ двѣ тысячи отборныхъ всадниковъ, Заберганъ двинулся съ ними впередъ и хотѣлъ произвесть нечаянное нападеніе, пройдя черезъ лѣсъ. Но, при первомъ его движеніи, Велизарій зналъ ужь все и принялъ всѣ мѣры.
По дорогѣ изъ Шетгу въ Мелаптіаду лѣсъ раздѣлялся большимъ шоссейнымъ путемъ, по сторонамъ котораго было множество тропинокъ узкихъ и непроходимыхъ для лошадей. Велизарій послалъ свою конницу, вооруженную копьями, занять эти тропинки, приказавъ скрываться въ нихъ, покуда непріятель не войдетъ въ эту лѣсную тѣснину; сверхъ-того, разослалъ онъ по лѣсу множество поселянъ, вооруженныхъ дубинами, приказавъ имъ производить какъ можно больше стуку и шуму, чтобъ пугать лошадей и заставить думать, что тутъ скрывается вся армія. Самъ Велизарій сталъ поперегъ дороги съ своими ветеранами и пѣхотою. Всѣ эти мѣры были исполнены съ величайшею точностью.
Явились варвары и, не видя передъ собою враговъ, смѣло вступили въ тѣснину. Но едва они вошли въ нее, какъ римская кавалерія бросилась съ обоихъ Фланговъ, испуская громкіе крики, на которые отвѣчали поселяне въ лѣсу, производя предписанный стукъ и шумъ. Вѣтеръ дулъ въ лицо гуннамъ, ослѣпляемымъ пылью. Этою минутою воспользовался Велизаріи и двинулся впередъ. Гунны тотчасъ же увидѣли, что передъ ними желѣзная стѣна храбраго войска.
Началось ужасное смятеніе между конницею гунновъ. Въ первыхъ рядахъ сраженіе было сильное, и Велизарій былъ окруженъ непріятелемъ; но вскорѣ освободился, сражаясь съ энергіею молодаго человѣка и поразивъ своею рукою нѣсколько гунновъ. Вскорѣ римлянамъ оставалось только убивать. Поселяне умерщвляли варваровъ дубинами. Четыреста гунновъ легли въ лѣсу; прочіе разбѣжались по всѣмъ направленіямъ.
Историки замѣчаютъ, что гунны, которыхъ отступленія всегда были опасны, потому-что они въ бѣгствѣ мѣтко поражали своими стрѣлами, на этотъ разъ бѣжали въ совершенномъ разстройствѣ. Еслибъ у Велизарія была опытная кавалерія, ни одинъ непріятель не ушелъ бы и самъ Заберганъ былъ бы взятъ. Римляне, овладѣвъ лѣсомъ собрали своихъ раненныхъ (убитыхъ не было ни одного) и возвратились для отдыха въ свой станъ.
Въ это время лагерь гунновъ представлялъ любопытное зрѣлище. Видя бѣгство короля своего, гунны поражены были ужасомъ. Они вообразили, что совершенно погибли и начали испускать ужасные крики, нанося себѣ раны кинжалами въ лицо (это былъ всегдашній ихъ способъ выраженія печали при общихъ несчастіяхъ). Заберганъ тотчасъ велѣлъ снять палатки, заложить телеги и ушелъ изъ Мелантіады вдоль большой стѣны.
Велизарій хотѣлъ ужь съ отдохнувшею арміею преслѣдовать гунновъ, какъ вдругъ посланіемъ Юстиніана отозванъ былъ въ Константинополь.
Какая причина побудила отозвать побѣдоноснаго полководца — исторія только догадывается. Велизарій пріобрѣлъ слишкомъ-большую популярность. Народъ вездѣ встрѣчалъ его криками: «спаситель имперіи». Зависть царедворцевъ, замолчавшая въ минуту опасности, снова пробудилась и представила Велизарія думающимъ о достиженіи верховной власти. Какъ бы то ни было, Юстиніанъ отозвалъ Велизарія и, самъ принявъ начальство надъ войскомъ, выступилъ вслѣдъ за гуннами.
Дойдя до великой стѣны, онъ велѣлъ при себѣ исправить ее; но Заберганъ, узнавъ, что арміею предводительствуетъ уже не Велизарій, возвратился и спокойно началъ грабить нѣкоторые города, производя ужаснѣйшія злодѣйства и поджидая двухъ другихъ корпусовъ своей арміи, которымъ далъ приказаніе присоединиться къ нему.
И они были такъ же несчастливы, какъ онъ. Корпусъ, вторгшійся въ Грецію, остановленъ былъ при Ѳермопилахъ и потерпѣлъ пораженіе отъ поселянъ, присоединившихся къ горсти солдатъ.
Съ херсонесскимъ корпусомъ случилось слѣдующее:і узкій перешеекъ, отдѣляющій Ѳракійскій Полуостровъ отъ материка, былъ прежде прегражденъ низкою стѣною, черезъ которую легко было перебраться посредствомъ лѣстницъ. Юстиніанъ сдѣлалъ вмѣсто этого огромную стѣну со рвомъ и валами, о двухъ галереяхъ съ бойницами. Двѣ укрѣпленныя насыпи защищали оконечности стѣны. Укрѣпленіе это было занято небольшимъ войскомъ, подъ начальствомъ Германа, воспитанника Юстиніана.
Всѣ усилія варваровъ, чтобъ силою преодолѣть эту преграду, были безполезны; нѣсколько разъ дѣлали они приступъ къ стѣнамъ и всякій разъ были съ урономъ отражаемы. Дѣлали и нечаянныя нападенія, но безуспѣшно; гунны приходили въ отчаяніе. Позади стѣны было столько богатыхъ городовъ: Афродизіасъ, Сестосъ, и для подобной добычи они рѣшились еще попытать счастія.
Имъ пришло въ голову обойдти молъ и атаковать стѣну съ Фланга и съ Фронта. Изъ всей окрестности собрали они лѣса и тростнику, чтобъ построить флотилію, состоявшую изъ плотовъ, каждый для четырехъ человѣкъ. Эти плоты были устроены такъ, чтобъ обѣ оконечности ихъ, съуживаясь и загибаясь, представляли видъ лодки и были способны для плаванія на веслахъ. До ста-пятидесяти такихъ плотовъ было вскорѣ устроено; гунны перенесли ихъ въ Меданскій Заливъ, омывающій занадый берегъ Херсонеса; потомъ въ темную ночь спустили на воду и отправили на нихъ шестьсотъ человѣкъ: они надѣялись обогнуть молъ безъ шума и застать въ-расплохъ защитниковъ. Но Германъ все угадалъ. Покуда они строили плоты, онъ послалъ за своими большими и прочными кораблями и скрылъ ихъ въ губѣ между берегомъ и моломъ.
Флотилія гунновъ отъѣхала сперва въ море на веслахъ и, обойдя молъ, начала приближаться къ берегу. Тогда римскія галеры устремились на нее. Первое столкновеніе было такъ сильно, что часть варваровъ была опрокинута въ море; потомъ при каждой встрѣчѣ плоты гунновъ погружались на дно, а ихъ самихъ убивали, или крючьями втаскивали на палубу. Наконецъ всѣ гунны были истреблены.
Желая довершить побѣду, Германъ сдѣлалъ вылазку и проникъ въ станъ гунновъ; но тутъ, увлеченный жаромъ преслѣдованія, былъ смертельно раненъ стрѣлою въ ногу. Римская армія потеряла въ немъ одного изъ любимѣйшихъ предводителей, а Юстиніанъ — единственную свою надежду. Кутригуры были утѣшены въ пораженіи.
Заберганъ принужденъ былъ возвратиться и пошелъ къ Дунаю, ведя съ собою больше плѣнныхъ, нежели воиновъ; это были жители Ѳракіи, Македоніи, Ѳессаліи и окрестностей Константинополя. Онъ объявилъ вездѣ, что плѣнные, которыхъ вскорѣ не выкупятъ, будутъ умерщвлены. Юстиніанъ выкупилъ ихъ на свои деньги.
При этихъ переговорахъ Заберганъ былъ ласковъ и сговорчивъ, узнавъ, что римская флотилія идетъ къ Дунаю, чтобъ преградить ему отступленіе.
Впрочемъ, возвратясь на Донъ, онъ и тамъ нашелъ войну во всемъ разгарѣ. Сандилькъ произвелъ удачное нападеніе на его области, и между двумя племенами гунновъ разгорѣлась самая ожесточенная война; оба навѣрное истребили бы другъ друга, еслибъ въ эту минуту не явилось еще одно племя гунновъ, которое спасло ихъ, покоривъ своей власти. Это были авары, исторію которыхъ остается намъ разсказать.