Грузія и Арменія. Санктпетербургъ. Въ тип. III Отдѣленія Собственной Е. И. В. Канцеляріи. Три части. Въ 12-ю д. л. Въ I-ой — 395, во II-ой — 551, въ III-й — 513 стр.
Съ первыхъ страницъ этого сочиненія читатель уже узнаётъ, что оно вышло изъ-подъ пера автора «Путешествія по Святымъ Мѣстамъ». Въ этихъ трехъ томахъ описано новое хожденіе извѣстнаго своими странствованіями путника, посѣтившаго теперь уже почти всѣ мѣста древняго свѣта, ознаменованныя проповѣдью Спасителя и его апостоловъ, и подарившаго русской публикѣ описаніе своихъ путешествій. Изъ вышедшихъ нынѣ трехъ томовъ, читатель узнаётъ, что благочестіе увлекало автора въ «страны иверскія», для разъисканія тамъ слѣдовъ первоначальныхъ памятниковъ христіанства и сохранившихся о тѣхъ временахъ легендъ и преданій, и для обозрѣнія нынѣшняго состоянія церкви въ этихъ мѣстахъ. При спеціальности такой цѣли путешествія по Грузіи и Арменіи, сознаваемой самимъ авторомъ, какъ видно изъ его предисловія, читатель не въ правѣ требовать ясной картины общественнаго быта этихъ малоизвѣстныхъ для образованнаго міра странъ, хотя заглавіе книги, «Грузія и Арменія» и обѣщаетъ ему гораздо болѣе; даже прочитавъ предисловіе, мы могли бы спросить автора, отъ-чего онъ не далъ болѣе-тѣснаго, но гораздо-опредѣленнѣйшаго заглавія своей книгѣ и не назвалъ ея, по образцу своихъ прежнихъ трудовъ, « Путешествіемъ по Святымъ Мѣстамъ Грузіи и Арменіи»?..
Но не въ заглавіи дѣло, тѣмъ болѣе, что въ самомъ предисловіи авторъ самъ опредѣляетъ содержаніе новаго своего произведенія такимъ-образомъ:
…."Хотя я и смотрѣлъ (говоритъ онъ) на Грузію и Арменію болѣе со стороны церковной, нежели гражданской, однако и любители исторической древности, можетъ быть, найдутъ здѣсь нѣчто достойное ихъ любопытства… Въ продолженіе осьмимѣсячнаго пребыванія въ Грузіи, я старался собрать житія всѣхъ почти Святыхъ единовѣрной намъ Церкви, изъ Патериковъ доселѣ хранящихся въ ея пустынныхъ обителяхъ, и посѣщая ихъ внималъ изуcтно мѣстнымъ преданіямъ, о монастыряхъ и замкахъ, поражающихъ взоры на недоступныхъ скалахъ. Многое опущено мною по краткости времени и незнанію языка, но мнѣ хотѣлось хотя нѣсколько ознакомить Церковь отечественную со священною стариною Церкви Иверской; если же иногда, съ большою подробностію, описываю нѣкоторые храмы или чудотворныя иконы, доселѣ привлекающія благоговѣніе народное: то да не обременится тѣмъ благочестивый читатель… На (въ) концѣ первой части о Грузіи присовокупилъ я краткое обозрѣніе ея исторіи, извлеченное мною изъ перевода лѣтописи царевича Вахуштія, для того чтобы всѣ событія, описываемыя въ разныхъ мѣстахъ моей книги, представились здѣсь въ постепенномъ ихъ порядкѣ." (Стр. VII).
Этимъ опредѣляется содержаніе первой части. Вторая заключаетъ въ себѣ описаніе церковныхъ древностей Арменіи; но при этомъ описаніи авторъ имѣлъ особенную цѣль. «Скорбя сердцемъ говоритъ онъ о давнемъ отдѣленіи ея (армянской церкви), я желалъ подробнымъ описаніемъ ея древнихъ святилищъ, преданій и обрядовъ богослуженія, разсѣять, по мѣрѣ возможности, неизвѣстность, которая ее облекаетъ, дабы чрезъ то сдѣлать хотя одинъ шагъ къ желанному сближенію»… Изъ этого видно, что, посѣщая землю, на которой обитаетъ народъ, ведущій свою исторію отъ временъ Ассура, сохраняющій въ лѣтописяхъ своихъ преданія о Семирамидѣ, народъ, участвовавшій вб всѣхъ переворотахъ древней Азіи, отъ временъ глубокой старины до Александра Македонскаго и Римлянъ, потомъ во всѣхъ переворотахъ среднихъ вѣковъ, народъ, отражавшій на себѣ вліяніе греческой и римской цивилизаціи вмѣстѣ съ ученіемъ Зороастра и другихъ восточныхъ религій, хотя и невыразившійся ничѣмъ самостоятельно, и отъ-того невышедшій наравнѣ съ другими народами-дѣйствователями древняго и новаго міра, авторъ постоянно сохранилъ ту же задушевную мысль, которая руководила имъ въ его странствіи по Западной-Европѣ и въ обличеніи ея заблужденій. Но такъ-какъ отличіе церкви армянской отъ греческой гораздо-менѣе значительно, нежели различіе католицизма отъ православія, то разборъ этихъ весьма тонкихъ отличій не подлежитъ нашему суду.
Имеретія и Мингрелія составляютъ содержаніе третьей части — и хотя авторъ, кромѣ описанія святыни этихъ областей, обѣщалъ представить намъ внутренній бытъ этихъ феодальныхъ владѣній, однако онъ выполнилъ только первое.
Вотъ означеніе содержанія трехъ частей «Грузіи и Арменіи». Изъ этого краткаго обозрѣнія видно, что предметы, излагаемые авторомъ, въ высшей степени могутъ быть занимательны, тѣмъ болѣе, что религіозный элементъ — одинъ изъ главныхъ и характеристическихъ элементовъ жизни Грузинъ и Армянъ. Къ-сожалѣнію, манера, избранная авторомъ, дѣлаетъ его сочиненіе крайне-утомительнымъ для чтенія, потому-что главное въ немъ загромождено множествомъ мелкихъ подробностей и однообразныхъ частностей. Чрезвычайно-трудно составить себѣ общую идею какъ о разныхъ эпохахъ исторіи христіанства, которыхъ касается авторъ во многихъ мѣстахъ своей книги, такъ и объ общемъ характерѣ посѣщенныхъ имъ странъ и особенностяхъ ихъ памятниковъ. Совершенное отсутствіе синтеза утомляетъ вниманіе, развлекая его тысячами мелочей. Напримѣръ, прочтя всѣ три части, читатель, незнакомый съ развитіемъ искусствъ въ этихъ странахъ, какъ бы ни напрягалъ своего воображенія, ни за что не составитъ себѣ идеи объ особеностяхъ живописи и архитектуры армянской и грузинской, хотя авторъ очень-часто говоритъ, что архитектура и живопись въ Арменіи и Грузіи имѣютъ свои особенности. Еще этому могли бы помочь рисунки, если бъ они были приложены къ сочиненію, но и этого облегченія нѣтъ. Сверхъ-того, описаніе каждой церкви, каждаго монастыря, пещеры, часовни отдѣльно, во всѣхъ ихъ подробностяхъ, со всѣми ихъ иконами, лампадами, утварью церковной, и пр., вводятъ автора необходимо въ безпрестанныя повторенія одного и того же, такъ-что, наконецъ, чтеніе его книги производитъ на читателя такое же впечатлѣніе, какъ чтеніе простаго «путеводителя» (guide), гдѣ означены предметы, на которые должно обратить вниманіе путешественнику при осмотрѣ достопримѣчательностей какого нибудь мѣста или города. Извѣстно, такіе «путеводители» пишутся для путешественниковъ и употребляются ими на мѣстѣ, но безъ малѣйшей претензіи и возможности составлять предметъ чтенія дома, въ кабинетѣ, ибо нѣтъ такого читателя, который бы вскорѣ не утомился однообразнымъ перечнемъ предметовъ.
Чтобъ ознакомить читателей съ новымъ произведеніемъ автора «Путешествія по Св. Мѣстамъ», приведемъ изъ его «Грузіи и Арменіи» главу, въ которой показалось намъ нѣсколько-болѣе общаго интереса; это описаніе народнаго праздника близь Кутаиса, въ мѣстечкѣ Хони, представляющаго довольно-оригинальную для европейцевъ картину, изъ которой видимъ, какимъ-образомъ усвоено христіанство полуобразованными народами этихъ воинственныхъ странъ, и какъ они освятили имъ свои вѣковые обычаи. Въ этомъ отрывкѣ кстати читатель опять встрѣтитъ знакомые ему образъ выраженія и задушевныя думы давно извѣстнаго ему писателя:
«Всѣ почетные жители Кутаиса устремились на праздникъ Св. Георгія, за 30 верстъ въ селеніе Хони. Церковь его весьма древняя, вросшая въ землю, основана была еще въ первые вѣка христіанства, по случаю побѣды, одержанной Лазами надъ Гуннами, которые вторглись въ Колхиду изъ за Кавказскаго хребта. Но преданіе народное, не охотно восходящее дальше Тамара, приписываетъ и сію церковь ея благочестію. Мы поспѣли къ началу обѣдни; Владѣтель Абхазіи ожидалъ насъ въ тѣсномъ храмѣ, наполненномъ народа; три священника служили литургію, но, не смотря на большое стеченіе богомольцевъ, не было великолѣпія въ утвари церковной. По окончаніи службы, покамѣстъ духовенство собиралось выдти для молебна, на обширный лугъ передъ храмомъ, мы поспѣшили осмотрѣть его древности. Мало стѣнной живописи сохранилось, кромѣ какъ въ алтарѣ, гдѣ еще видѣнъ на горнемъ мѣстѣ Деисусъ съ Ангелами, пріобщеніе подъ двумя видами и Пророки въ кругахъ. Замѣчательна, на лѣвой стѣнѣ у иконостаса, древняя икона Великомученика въ ростъ, въ 2½ аршина, изъ выпуклаго чеканнаго серебра. Онъ изображенъ стоящимъ, а не на конѣ, ибо такой образъ писанія гораздо новѣе….»
Далѣе слѣдуетъ описаніе этой иконы Георгія Великомученика, потомъ другихъ иконъ и ихъ окладовъ; авторъ продолжаетъ:
"Икону сію съ большимъ торжествомъ вынесли на обширный лугъ, осѣненный вѣковыми липами, посреди селенія, для того чтобы весь народъ могъ участвовать въ молитвѣ; самая мѣстность благопріятствовала въ Хони такого рода собраніямъ. Величественно было это молебствіе подъ открытымъ небомъ, въ тѣни столѣтняго дерева, при вѣяніи церковныхъ хоругвей. Около духовенства составился тѣсный кругъ конныхъ и пѣшихъ изъ почетныхъ князей Имеретіи, въ полномъ вооруженіи; толпа народа покрывала всю обширную площадь, въ глубокомъ безмолвіи, и только послѣ молебна послышались радостные выстрѣлы. Когда окончилось богослуженіе, начались игры, не измѣняющіяся съ незапамятныхъ временъ и какъ-бы освященныя Церковію. Клирики вынесли изъ храма огромный мечь (мячъ) и бросили его въ толпу: народъ раздѣлился на двѣ стороны: каждая хотѣла отвлечь къ себѣ мячь(ъ). Та, которая гнала его обратно къ церкви, принадлежала дому старшихъ князей Имеретіи, Сехніи; на противуположной сторонѣ были всѣ прочіе Имеретинскіе князья. Девяностолѣтній старецъ Сехнія, представитель своего рода, сидѣлъ подъ деревомъ, окруженный домашними, и возбуждалъ народъ взглядомъ и рѣчью, ибо успѣху или неудачѣ суевѣріе народное приписывало благоденствіе и несчастіе цѣлаго гола. Свалка сдѣлалась ужасная: конные и пѣшіе бросались на мячь(ъ) и палками старалась отогнать его въ свою сторону; многіе падали подъ лошадей, дикими воплями оглашалась вся площадь. Два раза партія Имеретинская отбивала мячъ и оба раза одолѣвалъ Сехнія. Наконецъ клирики, воспользовавшись близостью мяча къ церкви, выхватили его изъ рукъ народа и поспѣшно унесли во внутренность храма, чтобы успокоить волненіе.
«Немного спустя начались конскія скачки… …Ристаніе началось скачкою въ запуски: два ряда всадниковъ выстроились на лугу; промежду нихъ носились, по два и по три, самые отчаянные наѣздники, на быстрыхъ Имеретинскихъ бачахъ и кровныхъ Карабахскихъ жеребцахъ; ихъ сбруи и сѣдла блистали Азіатской роскошью. Нѣсколько разъ летали взадъ и впередъ тѣ же всадники, при одобрительныхъ кликахъ народа, и судьи изъ князей провозглашали побѣдителей. Другой награды не было и неискали; каждый оставался доволенъ своимъ удальствомъ. Послѣ скачки составился кружокъ для иной конной игры, собственно Арабской, джерида. Отборные всадники, на лучшихъ коняхъ, раздѣлились на двѣ дружины, и одинъ за другимъ выскакивали впередъ, чтобы бросить длинную палку въ противника; быстро, на всемъ скаку, обращали! они своихъ копей и какъ вихрь кружились кони на заднихъ ногахъ; но отъ строгости удилъ и шпоръ много страдали, подъ своими ловкими всадниками. Два молодыхъ князя особенно отличались съ обѣихъ сторонъ: одинъ на золотистомъ конѣ Карабахскомъ, въ зеленой бархатной чухѣ, не старше пятнадцати лѣтъ, всѣхъ искуснѣе металъ джеридъ; другой, нѣсколько nф-старше, на бѣломъ конѣ, въ пестромъ ахалукѣ изъ Персидской шали, изумлялъ своимъ наѣздничествомъ. На нихъ обращено было всеобщее вниманіе, и дѣйствительно всѣ ихъ движенія были картинны, особенно когда съ мѣста пускали (движенія?) коня или внезапно осаживали его другъ передъ другомъ. Тотъ, что на бѣломъ конѣ, долженъ былъ еще всякій, разъ съ нимъ бороться, когда хотѣлъ дни» путь впередъ: какъ только вонзалъ шпоры раздраженный всадникъ, бурно взвивался подъ нимъ его конь, съ такими дикими прыжками, что казалось не могъ онъ усидѣть; но всадникъ какъ бы приросъ къ сѣдлу,: гибкостью стана слѣдуя за всѣми движеніями лошади и, новыми усиленными ударами шпоръ, побѣждалъ ее (ея) упорство, прежде нежели состязаться (!) съ соперникомъ; на лицѣ его была написана увѣренностъ въ своемъ искуствѣ, съ чувствомъ самодовольствія, что столько было свидѣтелей его побѣды.
«Игра продолжалась, доколѣ наконецъ утомленіе всадниковъ и ихъ коней не заставило ее прекратить. Тогда начались хороводы и пляски, отдѣльными кружками подъ тѣнью липъ, и веселье не прерывалось до самаго-вечера.»