Евгений Петрович Карнович
правитьЗамечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий
правитьГрафъ Морицъ Саксонскій
править
I.
Источники для біографіи Морица. — Его происхожденіе. — Его дѣтство, вступленіе въ службу. — Признаніе королемъ Августомъ II Морица своимъ сыномъ. — Его женитьба и разводъ. — Переходъ во французскую службу. — Желаніе подучить герцогство Курляндское. — Положеніе Курляндіи и виды на нее Россіи, Польши и Пруссіи. — Кандидаты на герцогскую власть и исканіе руки герцогини Анны Ивановны.
править
Знаменитый французскій маршалъ де-Саксъ, или графъ Морицъ Саксонскій, оставилъ по себѣ слѣды въ исторіи Россіи прошлаго столѣтія. Имя его тѣсно связано съ политикою нашего двора въ отношеніи къ Курляндіи, въ то время еще подвластной Польшѣ. Кромѣ того, Морицу, какъ казалось, представлялась возможность сдѣлаться супругомъ или герцогини курляндской Анны Ивановны, или цесаревны Елисаветы Петровны, и если бы тотъ или другой бракъ состоялся, то, при тогдашнемъ положеніи дѣлъ въ Россіи, потомство Морица могло бы даже явиться на русскомъ императорскомъ престолѣ.
О Морицѣ Саксонскомъ не мало писали и во Франціи и въ Германіи; но наиболѣе замѣчательнымъ о немъ сочиненіемъ должно признать, изданную въ 1863 году г. Веберомъ, директоромъ дрезденксаго королевскаго архива, книгу, подъ заглавіемъ «Moritz graf von Sachsen», такъ какъ она составлена на основаніи бумагъ, хранящихся въ упомянутомъ архивѣ. Книгою г. Вебера воспользовался французскій писатель Талльянде, издавшій въ 1865 году, въ Парижѣ, подробную біографію Морица, подъ заглавіемъ «Maurice de Saxe»; въ эту біографію вошло также не мало извѣстій, заимствованныхъ изъ французскихъ источниковъ. На русскомъ языкѣ о Морицѣ Саксонскомъ имѣется напечатанная въ 1860 году въ «Русскомъ Вѣстникѣ» статья г. ІЦебальскаго: «Князь Меншиковъ и графъ Морицъ Саксонскій». Статья эта не доводитъ, однако, до конца отношенія Морица къ русскому двору и кромѣ того при составленіи ея не имѣлись въ виду документы дрезденскаго архива, почему въ ней или умалчивается о нѣкоторыхъ фактахъ, заслуживающихъ вниманія или, наоборотъ, приводятся такіе, которые, послѣ изслѣдованій г. Вебера, должно признать только вымысломъ со стороны біографовъ Морица. Наконецъ, въ «Исторіи Россіи» профессора С. М. Соловьева встрѣчаются о Морицѣ свѣдѣнія на столько подробныя, на сколько это было возможно въ общемъ историческомъ, а не въ монографическомъ только трудѣ.
Такъ какъ вся жизнь графа Морица Саксонскаго обусловливалась главнымъ образомъ особенностію его происхожденія, то разсказъ о немъ лучше всего начать съ того, что въ іюлѣ 1694 года во дворцѣ курфирста ганноверскаго, бывшаго потомъ королемъ англійскимъ подъ именемъ Георга I, погибъ отъ руки неизвѣстнаго убійцы молодой шведскій графъ Кенигсмаркъ. По разсказу Талльянде, сестра убитаго графа, Аврора Кенигсмаркъ, отправилась въ Германію требовать отчета объ этомъ убійствѣ отъ курфирста, котораго подозрѣвали въ погибели молодаго графа, какъ счастливаго любимца курфиретины. По другимъ разсказамъ, Аврору Кенигсмаркъ, съ двумя ея сестрами, изъ которыхъ одна была замужемъ за Левенгауптомъ, а другая за Стенбокомъ, привела изъ Швеціи въ Германію не жажда мести за смерть брата, но желаніе получить оставшееся послѣ него наслѣдство. Графъ Кенигсмаркъ отдалъ для оборотовъ значительныя суммы гамбургскимъ купцамъ Ластропамъ и имъ-же ввѣрилъ на сохраненіе свои драгоцѣнности, а такъ какъ послѣ его смерти никакихъ доказательствъ на счетъ этой отдачи не осталось, то Ластропы, возвративъ наслѣдникамъ графа только брилліанты, не хотѣли отдавать имъ деньги. Сестры покойнаго Кенигсмарка, желая понудить Ластроповъ къ удовлетворенно ихъ претензій, обратились къ заступничеству курфирста саксонскаго Фридриха-Августа, который былъ извѣстенъ и своимъ великодушіемъ и чрезвычайною готовностью покровительствовать хорошенькимъ женщинамъ. Покровительство курфирста кончилось, однако, тѣмъ, что онъ страстно влюбился въ Аврору Кенигсмаркъ, а она, 28 октября 1696 года, сдѣлалась отъ него матерью младенца, названнаго Морицомъ въ память перваго любовнаго свиданія курфирста Фридриха — Августа съ Авророю въ замкѣ Морицбургѣ.
Изъ мѣста своего рожденія, стариннаго саксонскаго города Гослара, Морицъ былъ отвезенъ сперва въ Гамбургъ, а потомъ въ Берлинъ. Когда же въ 1697 году, отецъ его былъ избранъ въ короли польскіе, подъ именемъ Августа II, то Морицъ былъ доставленъ въ Варшаву. Вскорѣ, для короля-курфирста, вслѣдствіе вторженія въ Польшу и въ Саксонію Карла XII, началась кочевая жизнь. Августъ II, преслѣдуемый своимъ неутомимымъ врагомъ, перебѣгалъ съ мѣста на мѣсто. Въ то же время странствовалъ и маленькій Морицъ, побывавшій въ это время и въ Лейпцигѣ и въ Бреславлѣ и въ Голландіи. Въ 1709 году, Морицъ вступилъ уже въ военную службу и находился при осадѣ Турне и Монса, а также и въ знаменитомъ сраженіи при Мальпляке. Впослѣдствіи, когда Морицъ пріобрѣлъ себѣ громкую военную славу, не только говорили, но и писали объ оказанныхъ имъ еще въ дѣтствѣ примѣрахъ геройской храбрости, но теперь, послѣ архивныхъ изысканій г. Вебера, всѣ подобные разсказы приходится признать не болѣе какъ вымысломъ со стороны слишкомъ усердныхъ хвалителей Морица. 10 мая 1711 года, король призналъ Морица своимъ сыномъ, давъ ему титулъ графа саксонскаго и назначивъ, ему 10,000 талеровъ ежегоднаго содержанія. Затѣмъ, въ 1712 году, Морицъ получилъ въ командованіе саксонскій кирасирскій полкъ, а въ 1714 году отецъ женилъ его на самой богатой невѣстѣ, бывшей въ то время въ Саксоніи, дѣвицѣ Викторіи фонъ-Лебенъ. Вскорѣ, однако, для Морица наступили тяжелые дни: проживъ почти все состояніе своей жены, Морицъ испытывалъ затруднительное безденежье и, въ добавокъ къ этому, между нимъ и его женою начались семейные раздоры, въ которыхъ, какъ надобно полагать, виноваты были обѣ cтoроны. Раздоры эти въ 1721 году кончились формальнымъ разводомъ неужившихся между собою супруговъ, причемъ Морицу, безотговорно принявшему на себя всю вину, было запрещено, какъ нарушителю супружеской вѣрности, вступать во второй бракъ. Жена же его, получивъ на это позволеніе, вышла вскорѣ замужъ за саксонскаго дворянина фонъ-Рункеля, и умерла въ 1747 году, пользуясь семейнымъ счастіемъ. Съ своей же стороны Морицъ хранилъ полное молчаніе о своемъ прежнемъ неудачномъ бракѣ, выдавая себя въ иныхъ случаяхъ за холостаго, и даже явился въ качествѣ жениха такихъ видныхъ невѣстъ, какими были въ то время герцогиня курляндская Анна Ивановна и двоюродная ея сестра цесаревна Елисавета Петровна.
Еще передъ расторженіемъ брака Морицъ поѣхалъ въ Парижъ, и, согласно съ желаніемъ отца, предложилъ свою шпагу къ услугамъ Франціи. Пока шли по этому дѣлу переговоры, Морицъ весело проводилъ время, велъ громадную карточную игру и безъ устали волочился за парижанками. Переходъ Морица во французскую службу состоялся 9 августа 1720 года, онъ былъ принятъ въ нее съ чиномъ бригадира (maréchal de camp), и съ 10,000 ливровъ ежегоднаго жалованья; тогда Морицъ усердно занялся изученіемъ военнаго искусства въ теоріи, а также и практическимъ обученіемъ своего полка. Казалось, жизнь Морица установилась окончательно, а между тѣмъ теперь-то именно и начинаются его приключенія.
Послѣ поѣздки изъ Парижа въ Лондонъ — поѣздки весьма продолжительной — Морицъ явился неожиданно къ отцу своему въ Варшаву съ тѣмъ, чтобы хлопотать о полученіи герцогства курляндскаго. Слѣдующія обстоятельства дали ему къ тому поводъ.
Въ 1569 году, Курляндія, по паденіи ордена меченосцевъ, признала надъ собою верховное господство Польши, сохранивъ, однако, внутренюю самостоятельность подъ непосредственною властію потомковъ послѣдняго гермейстера Готгардта Кеттлера, принявшаго титулъ герцога курляндскаго и семигальскаго. Изъ рода Кеттлеровъ въ то время, о которомъ идетъ рѣчь, оставался единственный бездѣтный представитель, герцогъ Фердинандъ, правившій Курляндіею въ качествѣ администратора и жившій постоянно не въ Митавѣ, а въ Данцигѣ. Въ ожиданіи его близкой смерти, сосѣднія съ Курляндіею державы старались о томъ, чтобы въ Курляндіи установился порядокъ, соотвѣтствующій ихъ собственнымъ видамъ. Поляки, основываясь на актѣ соединенія Курляндіи съ Польшей, предполагали, по пресѣченіи рода Кеттлеровъ, въ лицѣ герцога Фердинанда, включить Курляндію въ составъ коронныхъ областей Рѣчи Посполитой, раздѣливъ герцогство на воеводства. Этою мѣрою былъ-бы положенъ конецъ существованію Курляндіи въ видѣ особаго герцогства, вассальнаго по отношенію къ Польшѣ. Россія-же и Пруссія намѣревались воспротивиться замысламъ поляковъ и каждая изъ этихъ державъ имѣла своего кандидата, причемъ право его на герцогскую корону обусловливалось со стороны Россіи, по соглашенію съ Пруссіею, вступленіемъ вновь избраннаго герцога въ бракъ со вдовствующею герцогинею курляндскою Анною Ивановною. Король польскій Августъ II, хотя, повидимому, и былъ намѣренъ поступить сообразно съ желаніемъ поляковъ, но въ душѣ не былъ расположенъ къ этому и намѣревалсл дать Курляндіи родоначальника новой герцогской фамиліи. Собственно въ тогдашней политической системѣ сѣверныхъ кабинетовъ важенъ былъ не тотъ вопросъ: останется или нѣтъ Курляндія при прежнихъ своихъ правахъ? Незначительность курляндской территоріи отодвигала подобный вопросъ на задній планъ, но зато, взамѣнъ его, являлись другія соображенія. Еще во время царя Алексѣя Михайловича, Россія, не желая ничѣмъ усиливать Польшу, признавала вмѣстѣ съ Пруссіею нейтралитетъ княжества курляндскаго, а Петръ Великій понялъ очень хорошо, что полусамостоятельная Курляндія можетъ служить хорошею точкою опоры для Россіи не только въ дѣлахъ ея съ Польшею, но и въ видахъ усиленія Россіи на балтійскомъ прибрежьѣ. Съ этою цѣлью онъ устроилъ супружество своей племянницы Анны съ герцогомъ курляндскимъ Вильгельмомъ, а договоромъ о производствѣ содержанія герцогинѣ, на случай ея вдовства, съумѣлъ наладить дѣло такъ, что петербургскому двору сталъ представляться постоянный поводъ къ вмѣшательству во внутреннія дѣла Курляндіи. Важное значеніе Курляндіи по отношенію къ дѣламъ Польши было сознано и въ Берлинѣ. Между тѣмъ, по пресѣченіи дома Кеттлеровъ, въ Курляндіи, легко могъ явиться герцогъ изъ какого-нибудь владѣтельнаго дома съ обширными и сильными родственными связями. Такой герцогъ находилъ-бы для себя извнѣ поддержку и, какъ вассалъ Польши, старался-бы доставлять ей выгодные союзы, что прямо противорѣчило-бы тогдашней политикѣ и Россіи и Пруссіи.
Со времени Петра Великаго, Россія шла рѣшительнымъ шагомъ къ упроченію своего вліянія въ Курляндіи. Съ своей стороны и король Августъ II, еще въ 1711 году, подумывалъ о томъ, какъ-бы доставить ее Морицу; но такъ какъ около этой поры подготовлялась кандидатура въ герцоги курляндскіе князя Меншикова, то король, не желая ничѣмъ нарушать добрыхъ отношеній къ своему вѣрному союзнику, Петру Великому, воздержался на время отъ исполненія своего намѣренія. Позднѣе, въ декабрѣ 1714 года, царь и король пришли къ инымъ соображеніямъ относительно будущности курляндскаго герцогства. Изъ бумагъ, хранящихся въ дрезденскомъ архивѣ, видно, что Петръ условился съ Августомъ II о томъ, чтобы выдать герцогиню Анну Ивановну во второй разъ замужъ за принца Саксенъ-Вейссенфельдскаго, передавъ ему при этомъ право на Курляндію. Что-же касается здравствовавшаго еще тогда и правившаго Курляндіею герцого Фердинанда, то его надѣялись легко устранить при помощи недовольной имъ партіи, образовавшейся въ средѣ курляндскаго дворянства. Если-бы, однако, планъ этотъ не удалось привести въ исполненіе, то договаривавшіяся между собою стороны полагали склонить герцога Фердинанда къ добровольному отреченію отъ власти, съ вознагражденіемъ за это значительнымъ денежнымъ пенсіономъ.
О предположенномъ бракѣ герцогини имѣются свѣдѣнія и въ «Полномъ Собраніи Законовъ», гдѣ помѣщенъ относящійся къ этому договоръ, заключенный 1717 года 12/25 декабря въ Петербургѣ между Петромъ Великимъ и Августомъ II. Въ договорѣ этомъ говорится, что «изъ различныхъ причинъ къ вящшему утвержденію между ними сущаго добраго согласія супружество между герцогомъ Вейссенфельдскимъ и герцогинею Курляндскою исходатайствовать за благо изобрѣли». При этомъ Петръ обѣщалъ, что «по учиненному уже съ курляндскими чинами договору они чрезъ депутацію будутъ просить, чтобъ Фердинанда объявить лишеннымъ лена для довольно объявленныхъ обидъ» и отдать Курляндію герцогу Вейссенфельдскому, а король предуготовитъ къ этому Рѣчь Посполитую. Уступки эти будутъ замѣнять приданое. Еслибы герцога нельзя было удалитъ такимъ способомъ, то предложить ему пенсію. Обѣ стороны обязались договоръ этотъ содержать до времени въ тайнѣ.
Вскорѣ, принцъ Саксенъ-Вейссенфельдскій, — неизвѣстно, впрочемъ, почему именно, — потерялъ расположеніе своихъ покровителей и былъ оставленъ ими. Отступленіе Петра отъ избраннаго имъ кандидата объясняютъ, впрочемъ, тѣмъ, что Петръ понялъ, какъ невыгодно будетъ для Россіи усилить въ предѣлахъ Полыни саксонскій домъ, къ которому принадлежали и король польскій, и будущій герцогъ курляндскій. Допустить, однако, это предположеніе слишкомъ неосновательно, потому что подобное неудобство Петръ могъ предусмотрѣть съ перваго-же разу и, слѣдовательно, не сталъ-бы вовсе поддерживать кандидатуру принца Саксенъ-Вейссенфельдскаго. Какъ-бы то, впрочемъ, ни было, но, по отстраненіи принца, король прусскій предложилъ замѣнить его Фридрихомъ-Вильгельмомъ, маркграфомъ Брауншвейгъ — Шветскимъ, на что Петръ I изъявилъ свое согласіе, и въ такомъ смыслѣ былъ, 5/16 мая 1718 года, подписанъ договоръ двумя уполномоченными — со стороны Россіи канцлеромъ графомъ Головкинымъ и со стороны Пруссіи — барономъ Мардефельдомъ, прусскимъ посланникомъ въ Петербургѣ. Упомянутый договоръ гласилъ, между прочимъ: «Понеже его королевскаго величества наивящшее попеченіе склоняется, дабы постановленную тѣсную дружбу и обязательство не только въ состояніи содержать, но и чрезъ удобо-вымышленные способы возобновить и утвердить могъ, того ради предложить и домогаться велѣлъ о супружествѣ племянника съ герцогинею Анною». При этомъ надобно было, однако, отдѣлаться отъ договора, заключеннаго менѣе пяти мѣсяцевъ тому назадъ съ королемъ польскимъ, и потому въ русско-прусской конвенціи поставляется на видъ, что условія брака съ герцогомъ Вейссенфельдскимъ съ трудомъ исполнены быть могутъ, что упомянутый трактатъ въ назначенный срокъ не ратификованъ и со стороны короля Августа «для противныхъ требованій и другихъ выдумокъ отсроченъ». Далѣе упоминается о претензіяхъ королевскаго прусскаго дома на Курляндію и договоръ заключается заявленіемъ о стараніи обѣихъ сторонъ, чтобы маркграфъ шветскій «былъ утвержденъ на основаніи предковъ его владѣющихъ герцоговъ курляндскихъ». Но ходъ политическихъ событій разрушилъ и это предположеніе.
Между тѣмъ пріискиваніе кандидатовъ на открывшуюся въ Курляндіи герцогскую вакансію произвело своего рода волненіе среди множества тогдашнихъ нѣмецкихъ князей, имѣвшихъ самыя ничтожныя владѣнія, или даже вовсе не имѣвшихъ ихъ. Разные герцоги, принцы, маркграфы и ландграфы. стали мечтать о томъ, какъ-бы имъ попасть въ владѣтельные герцоги курляндскіе, вслѣдствіе чего явилось много искателей руки Анны Ивановны. Число такихъ искателей увеличилось еще и саксонскимъ генералъ-фельдмаршаломъ графомъ Флемингомъ, могущественнымъ министромъ Августа II. Онъ. въ 1715 году, развелся съ своею женою и теперь, какъ человѣкъ свободный отъ брачныхъ узъ, намѣревался сдѣлаться супругомъ Анны Ивановны, а вмѣстѣ съ тѣмъ и герцогомъ курляндскимъ.
Около этого времени женихами Анны Ивановны, а вмѣстѣ съ тѣмъ и претендентами на курляндскую корону, кромѣ графа Флеминга, считались: принцъ прусскій Карлъ, принцъ виртембергскій Карлъ-Александръ, ландграфъ гессенъ-гомбургскій, котораго и самъ Петръ I прочилъ въ мужья своей племянницѣ и принцъ ангальтъ-цербтскій. Всѣ эти лица сами по себѣ выдавались не слишкомъ замѣтно; они дѣйствовали въ свою пользу вяло, а смѣло выступилъ впередъ одинъ только графъ Морицъ Саксонскій, рѣшившійся добыть для себя если не невѣсту, то во всякомъ случаѣ герцогство курляндское.
II.
Содѣйствіе, оказываемое въ Петербургѣ Морицу саксонскимъ посланникомъ Лефортомъ. — Желаніе курляндскихъ дворянъ избрать герцогомъ Морица. — Двуличная политика Августа II. — Прибытіе Морица въ Митаву. — Противодѣйствіе ему со стороны Россіи. — Кандидатура князя Меншикова. — Его распоряженія въ Курляндіи. — Князь В. А. Долгоруковъ въ Митавѣ.
править
Главнымъ и неутомимымъ радѣтелемъ интересовъ Морица явился Лефортъ, бывшій въ то время саксонскимъ посланникомъ въ Петербургѣ. Зная, что герцогиня Анна Ивановна не можетъ полюбиться Морицу, избалованному женщинами, Лефортъ придумалъ иную комбинацію и сообщилъ въ Дрезденъ, что Курляндію можно взять въ приданое за другою несравненно болѣе привлекательною невѣстою, нежели вдовствующая герцогиня, бывшая нѣсколькими годами старше Морица, а именно — за цесаревной Елисаветой Петровной, дѣлавшеюся въ ту пору замѣчательною красавицею. Такое предложеніе пришлось Морицу по вкусу и онъ съ своей стороны сдѣлалъ русскому послу въ Варшавѣ князю Василію Лукичу Долгорукову запросъ: не будетъ ли противъ воли императрицы, если онъ, Морицъ, займетъ курляндскій престолъ? Провѣдавшій объ этомъ запросѣ коронный подканцлеръ князь Чарторижскій поспѣшилъ заявить князю Долгорукову, что Морицъ напрасно подумываетъ о герцогствѣ курляндскомъ, такъ какъ на герцогство это Рѣчь Посполитая имѣетъ свои особые виды. При этомъ Чарторижскій спрашивалъ Долгорукова: въ какой мѣрѣ справедливы слухи на счетъ того, будто бы осуществленію намѣреній Морица будетъ содѣйствовать русская императрица? Въ ту пору взаимныя отношенія Россіи къ Польшѣ считались однимъ изъ важнѣйшихъ предметовъ нашей внѣшней политики и Долгоруковъ, избѣгая всякихъ поводовъ къ нарушенію обоюднаго согласія, отвѣчалъ Чарторижскому, что императрица не только не намѣрена поддерживать Морица, но даже не имѣетъ ни малѣйшаго понятія объ его затѣяхъ, а между тѣмъ обо всемъ этомъ онъ сообщилъ немедленно въ Петербургъ, прося указанія, какъ слѣдуетъ ему поступить въ настоящемъ случаѣ.
Въ Петербургѣ Лефортъ продолжалъ дѣйствовать тайкомъ въ пользу графа Саксонскаго. Хотя онъ, чтобы усилить желаніе Морица — овладѣть Курляндіею, и сообщилъ въ Дрезденъ о возможности брака Морица съ Елисаветой Петровной, но тѣмъ не менѣе Лефортъ хотѣлъ придерживаться постепенности и потому, прежде всего, черезъ одну придворную даму, свою близкую пріятельницу, постарался развѣдать о мнѣніи герцогини относительно брака ея съ Морицомъ. Отвѣтъ на это былъ данъ въ благопріятномъ смыслѣ и Лефорту казалось, что все дѣло устроится легко и скоро. Положеніе дѣлъ въ Курляндіи предвѣщало то же самое. Нѣкоторые курляндскіе дворяне обратили вниманіе на Морица, какъ на такое лицо, которое могло бы быть преемникомъ фамиліи Кеттлеровъ и делегаты этой партіи дворянства отправились въ Варшаву, чтобы тамъ лично переговорить съ Морицомъ о предстоящемъ его избраніи въ герцоги.
Въ Петербургѣ не успѣли еще сообразить окончательно на счетъ того, какой слѣдовало бы дать отвѣтъ на запросъ князя Дологорукова, когда русскій резидентъ въ Митавѣ, Бестужевъ-Рюминъ, увѣдомилъ петербургскій кабинетъ, что въ Митаву пріѣзжалъ агентъ короннаго гетмана Поцея съ цѣлью провѣдать тамъ, будутъ ли курляндцы согласны избрать Морица въ герцоги и не будетъ ли вдовствующая герцогиня противиться вступленію съ нимъ въ бракъ? Съ своей стороны представители курляндскаго дворянства заявили Бестужеву, что они желаютъ имѣть герцогомъ Морица съ тѣмъ условіемъ, чтобы онъ женился на Аннѣ Ивановнѣ. Что же касается короля Августа II, то онъ торопилъ Морица поѣздкою въ Петербургъ, хотя король, какъ доносилъ князь Долгоруковъ императрицѣ, «не желая озлобить Рѣчь Посполитую, ничего явно въ пользу Морица дѣлать не хочетъ, и что по сіе время дѣлается, король отъ всего отрекается и хочетъ помогать только подъ рукою разными способами».
Мы уже замѣтили, какіе виды имѣла на Курляндію Рѣчь Посполитая и потому притворный образъ дѣйствій Августа II вполнѣ понятенъ. Король оставался вѣренъ этой двуличной политикѣ, и потому, когда въ Варшаву изъ Митавы пришли вполнѣ благопріятныя для Морица вѣсти, онъ, для виду, самымъ положительнымъ образомъ запретилъ Морицу ѣхать въ Курляндію. Морицъ, однако, не думалъ вовсе повиноваться родительскому запрету и, какъ будто, тайкомъ ускользнулъ изъ Варшавы. Онъ отправился прямо въ Митаву и, прибывъ туда, немедленно представился герцогинѣ и съ перваго же свиданія успѣлъ чрезвычайно понравиться ей.
Нельзя, однако, сказать, чтобы, при всѣхъ стараніяхъ Лефорта, дѣло Морица шло въ Петербургѣ также удачно, какъ пошло оно въ Митавѣ. 16 мая 1726 года въ верховномъ тайномъ совѣтѣ обсуждался вопросъ объ избраніи его въ герцоги курляндскіе и мнѣніе членовъ совѣта клонилось къ тому, что такое избраніе не слѣдуетъ допустить по многимъ причинамъ. При этомъ находили, что въ замѣнъ Морица слѣдуетъ пріискать въ кандидаты такого принца, противъ котораго не были бы король прусскій, и король польскій, такъ какъ въ верховномъ совѣтѣ несогласіе Августа II на поѣздку Морица въ Курляндію принималось не за притворство, но за прямодушіе. Разсуждая о подходящемъ кандидатѣ, нѣкоторые члены верховнаго совѣта указывали, какъ на такого кандидата, на двоюроднаго брата герцога голштинскаго, втораго сына умершаго епископа любскаго. Императрица Екатерина I, чрезвычайно благоволившая къ голштинскому дому, одобрила мнѣніе совѣта. Такимъ образомъ, Морицъ потерпѣлъ въ Петербургѣ рѣшительную неудачу и, вслѣдствіе состоявшагося въ этомъ смыслѣ опредѣленія верховнаго тайнаго совѣта, къ Бестужеву-Рюмину былъ 31 мая отправленъ въ Митаву указъ, въ которомъ противъ избранія Морица приводились слѣдующія соображенія:
Морицъ, находясь въ рукахъ короля, своего отца, принужденъ будетъ дѣйствовать согласно личнымъ его видамъ, и чрезъ это король получитъ болѣе способовъ для приведенія въ исполненіе своихъ намѣреній въ Польшѣ, а намѣренія эти, какъ Россіи, такъ и всѣмъ сосѣднимъ съ Курляндіею державамъ, могутъ быть иногда очень противны, отъ чего и для самой Курляндіи могутъ быть разныя невыгодныя послѣдствія. 2) Между Россіею и Пруссіею существуетъ соглашеніе на счетъ того, чтобъ удержать Курляндію при прежнихъ ея правахъ. Россія не хочетъ навязать курляндскимъ чинамъ герцога изъ бранденбургскаго дома; но если они согласятся на избраніе Морица, то прусскій дворъ будетъ негодовать за предпочтеніе, оказанное Морицу передъ принцемъ изъ этого дома, и тогда Курляндія не будетъ имѣть покоя со стороны Пруссіи, которая скорѣе согласится, чтобъ Курляндія была раздѣлена на воеводства, нежели допуститъ возведеніе въ герцоги саксонскаго принца. Поляки никогда не позволятъ, чтобъ Морицъ былъ избранъ герцогомъ курляндскимъ и помогалъ отцу своему въ его замыслахъ относительно Рѣчи Посполитой.
Всѣ эти соображенія, клонившіяся очевидно не въ пользу Курляндіи, были сообщены черезъ Бестужева курляндцамъ, но не имѣли на нихъ никакого вліянія. Депутаты, съѣхавшіеся на митавскій сеймъ, отвѣчали, что сама Россія обѣщала Курляндіи сохранить за нею ея прежнія права, что теперь, избирая Морица, они поступаютъ въ силу этихъ правъ, которыя, какъ они надѣятся, не откажется охранить за ними и сама императрица и потому позволитъ герцогинѣ Аннѣ вступить въ бракъ съ графомъ Морицомъ. Къ этому депутаты добавляли, что если они упустятъ настоящій благопріятный случай, то Курляндія, по смерти герцога Фердинанда, поступитъ въ полную зависимость Польши и будетъ раздѣлена на воеводства, такъ что даже исчезнетъ и самое имя герцогства курляндскаго. Въ виду всего этого, сеймъ, 28 іюня 1726 года, единогласно избралъ герцогомъ Морица, графа Саксонскаго. Герцогиня Анна Ивановна, полюбившая уже Морица, хлопотала съ своей стороны о томъ, чтобъ устранить препятствія къ избранію Морица и чрезъ Меншикова и Остермана просила согласія императрицы на вступленіе съ нимъ въ бракъ.
Пруссія также была противъ избранія Морица, а герцогъ Фердинандъ, оскорбленный этимъ избраніемъ, предложилъ въ преемники себѣ принца гессенъ-кассельскаго. Хотя императрица и намѣревалась доставить Курляндію герцогу голштинскому, но у него въ Петербургѣ явился новый противникъ, свѣтлѣйшій князь Меншиковъ, возобновившій свои прежнія искательства въ Курляндіи. Вторичную свою попытку онъ началъ тѣмъ, что послалъ въ Варшаву къ князю Василію Лукичу Долгорукову, 2-го апрѣля 1726 года, слѣдующее письмо: «Г. Бестужевъ изъ Митавы пишетъ, что королевское величество польскій предлагалъ курляндскому управительству, дабы выбрало кого желаютъ въ князи курляндскіе, а понеже тогда, когда я первый разъ имѣлъ маршъ въ Помераніи, многіе знатные изъ шляхества курляндскаго меня желали въ князи, а господинъ фельдмаршалъ Флемингъ и дворъ королевской къ тому въ тѣ времена были склонны: того ради вашего сіятельство, какъ истиннаго моего друга, прошу, изволите въ семъ случаѣ мнѣ помогать и моею персоною у тамошнихъ министровъ, какъ наилутче къ тому рекомендовать, и господамъ Флемингу и Шембеку, или кому ваша личность за потребно разсудитъ, нѣкоторую денежную сумму отъ меня обѣщать, дабы въ томъ помогли и надѣюсь, что его королевское величество за ихъ протекцію тую милость мнѣ явить изволитъ паче егда вѣрностію моею и услугами обнадеживанъ будетъ».
Чтобы поправить въ Курляндіи дѣла сообразно съ видами Россіи, туда, подъ благовиднымъ предлогомъ, былъ отправленъ самъ искатель герцогской короны — князь Меншиковъ, а въ помощники ему былъ вытребованъ поспѣшно изъ Варшавы князь Василій Лукичъ Долгоруковъ. При этомъ предполагалось, въ случаѣ, если курляндцы откажутся избрать герцогомъ князя Меншикова, предложить имъ герцога голштинскаго, къ этимъ двумъ кандидатамъ со стороны Россіи были прибавлены еще два принца гессенъ-гамбургскіе, состоявшіе въ русской службѣ.
Такимъ образомъ, у Морица разомъ, со стороны одной только Россіи, явились четыре соперника и, повидимому, самымъ опаснымъ изъ нихъ былъ князь Меншиковъ, который основывалъ, между прочимъ, право своего избранія въ герцоги курляндскіе на причисленіи своемъ, по владѣнію маетностями въ Польшѣ, къ тамошнему шляхетству и предполагалъ, что поляки менѣе всего окажутъ сопротивленіе его выбору, будучи довольны тѣмъ, что въ курляндскіе герцоги избирается не какой нибудь нѣмецкій принцъ, но польскій шляхтичъ.
Пріѣхавъ въ Митаву, князь Долгоруковъ объявить курляндцамъ волю императрицы объ избраніи или князя Меншикова или герцога голштинскаго и объ устраненіи во всякомъ случаѣ графа Морица. Въ отвѣтъ на это сеймовый маршалъ возразилъ Долгорукову, что избраніе Морица дѣло окончательно рѣшенное, что сеймъ разъѣхался и опредѣленія его отмѣнить никакъ нельзя. Что же касается князя Meншикова, то онъ избранъ быть не можетъ, потому что онъ не нѣмецкаго происхожденія и не лютеранскаго закона. Герцога же голштинскаго нельзя избрать потому, что ему только 13 лѣтъ отъ роду и, слѣдовасельно, онъ долгое еще время будетъ безполезенъ для страны. Въ добавокъ къ этому, маршалъ сослался и на то еще, что сеймъ не можетъ избирать никого безъ предварительнаго соизволенія короля польскаго. По всему видно было, что курляндцы намѣревались отстаивать упорно сдѣланный уже ими выборъ, но гроза продолжала собираться надъ Морицомъ.
На пути въ Митаву, князь Ментиковъ встрѣтился въ Ригѣ съ герцогинею Анною Ивановною и въ письмѣ своемъ къ императрицѣ сообщилъ любопытныя свѣдѣнія объ этой встрѣчѣ. Изъ письма оказывалось, что герцогиня повела бесѣду съ княземъ Меншиковымъ о курляндскихъ дѣлахъ съ глазу-на-глазъ «съ великою слезною просьбою», объ утвержденіи герцогомъ курляндскимъ графа Морица и объ исходатайствованіи ей у императрицы дозволенія вступить съ нимъ въ бракъ.
Письмо свое князь Меншиковъ оканчиваетъ заявленіемъ, что герцогиня, выслушавъ его доводы, «разсудила все то свое намѣреніе оставить и наивящше желаетъ, дабы въ Курляндіи быть герцогомъ ему, князю Меншикову, понеже, — какъ онъ писалъ, — она въ владѣніи своихъ деревень надѣется быть спокойна, ежели же кто другой будетъ избранъ, то она не можетъ знать, ласково-ль съ нею поступать будетъ?» Вмѣстѣ съ тѣмъ герцогиня просила Меншикова о пощадѣ Бестужева, который обвинялся въ томъ, что «чинилъ фикціи». Условіемъ такой пощады Меншиковъ поставилъ герцогинѣ, чтобы она «черезъ трудъ свой Морицово избраніе опровергла», на что, по словамъ Меншикова, она «съ великою охотою склонилась» и съ этою цѣлью тотчасъ же поѣхала въ Митаву. Въ помощь Меншикову и нѣсколькими днями ранѣе его пріѣхалъ въ Митаву князь В. Л. Долгоруковъ. Онъ потребовалъ отъ имени императрицы уничтоженія Морицова избранія, предложивъ въ кандидаты Адольфа-Фридриха герцога голштейнъ-глюксбургскаго, ландграфа Георга гессенъ-касельскаго, и преимущественно князя Меншикова.
И такъ, Морица постигла вдругъ самая печальная участь: невѣста его не только что измѣнила ему, но и взялась противодѣйствовать его честолюбивымъ замысламъ.
Извѣстивъ императрицу объ отказѣ герцогини отъ брака съ Морицомъ и нажаловавшись на Бестужева, не дѣйствовавшаго въ его пользу, Меншиковъ отправился самъ въ Митаву, приказавъ предварительно отряду русскихъ войскъ, подъ начальствомъ генерала Урбановича, занять столицу герцогства. За самимъ же княземъ Меньшиковымъ двигалось 12,000 русскаго войска: Морицъ, однако, не смутился и, считая избраніе свое дѣломъ поконченнымъ, увѣдомилъ о немъ сосѣднихъ государей, а въ числѣ ихъ и императрицу Екатерину.
Независимо отъ противодѣйствія со стороны русскихъ и поляки протестовали противъ избранія Морица въ прокламаціи, написанной на латинскомъ языкѣ и присланной въ Митаву. Прокламація эта была издана отъ имени короля Августа II, и въ дополненіе къ ней явилась еще протестація герцога Фердинанда; но все это не имѣло никакихъ послѣдствій: курляндцы стояли на своемъ, признавая избраніе Морица и законнымъ и дѣйствительнымъ.
III.
Предполагаемые браки Морица. — Встрѣча его съ княземъ Меншиковымъ. — Взаимная между ними сдѣлка. — Отъѣздъ Меншикова изъ Митавы. — Перемѣна въ политикѣ русскаго двора. — Отношенія Морица къ князю Долгорукову. — Обвиненіе Бестужева-Рюмина по курляндскимъ дѣламъ.
править
Между тѣмъ Лефортъ продолжалъ по прежнему быть дѣятельнымъ сватомъ Морица и имѣя въ виду, что бракъ его съ Анной Ивановной уже не состоится, предлагалъ Морицу въ замѣнъ герцогини другихъ невѣстъ и, съ цѣлью устроить свадьбу Морица, зазывалъ его въ Петербургъ. Морицъ, однако, не спѣшилъ на этотъ зовъ и, повидимому, надѣялся упрочиться въ Курляндіи посредствомъ брачнаго союза съ герцогиней, которою, — какъ доносилъ Бестужевъ въ Петербургъ, — курляндцы были очень довольны. Еще до пріѣзда въ Митаву, онъ думалъ объ этомъ и къ одному изъ своихъ агентовъ, Карпу, писалъ, по донесенію Бестужева, слѣдующее: «дѣлайте часто ей свои куръ, но, впрочемъ, ни въ чемъ себя не открывайте, но подъ рукой ищите у ней вывѣдать, не имѣетъ ли она отдаленія отъ намѣренія супружества; съ господиномъ гофмаршаломъ Бестужевымъ учинитесь другомъ и ищите чрезъ него оное дѣло трактовать».
Въ письмѣ къ своему другу, графу Фризену, Морицъ, отъ 1-го іюля, извѣщалъ его о своемъ избраніи въ преемники герцогу Фердинанду, прибавляя, что хотя онъ, Морицъ, и имѣлъ многихъ соискателей, но что въ отношеніи къ нему курляндцы остались непоколебимы, такъ что ни ласки, ни угрозы не повліяли на нихъ и избраніе его состоялось единогласно. Онъ разсказывалъ и о томъ еще, что гетманъ Поцей составилъ въ пользу его въ Литвѣ сильную партію и надѣялся, что король, внявъ настоятельнымъ представленіямъ курляндцевъ, согласится, наконецъ, исполнить ихъ единодушное желаніе. Морицъ полагалъ, что если поляки нападутъ на него, то русскіе и пруссаки помогутъ ему 11 или 15 тысячами войска. Поддержка со стороны польскихъ протестантовъ входила также въ соображенія Морица. Самъ же онъ полагалъ составить въ Курляндіи милицію изъ 10 и даже изъ 20,000 человѣкъ. Такое же количество онъ думалъ получить и отъ русскихъ въ случаѣ женитьбы или на вдовствующей герцогинѣ или на Елисаветѣ Петровнѣ; но всѣмъ этимъ столь отраднымъ надеждамъ не суждено было осуществиться, хотя 5-го іюля была уже подписана представителями дворянства хартія, окончательно опредѣлившая отношенія Морица къ Курляндіи.
На другой день по пріѣздѣ Меншикова въ Митаву, Морицъ представился ему и князь первый, при посредствѣ переводчика, завелъ съ нимъ рѣчь о курляндскихъ дѣлахъ. «Императрица желаетъ, говорилъ Морицу Меншиковъ, чтобъ курляндскіе чины собрались снова и произвели новый выборъ, который можетъ пасть или на меня или на герцога голштинскаго, или на одного изъ принцевъ гессенъ-гамбургскихъ. Единственно для этого дѣла я и въ Митаву пріѣхалъ», — добавилъ онъ. Въ свою очередь, Морицъ попытался, было, возражать ему, замѣчая, что сеймъ кончился и депутаты разъѣхались, что сеймъ выбралъ его, Морица, и затѣмъ нельзя избирать кого-нибудь другаго, и что если курляндцевъ принудятъ къ новымъ выборамъ силою, то такіе выборы потеряютъ всякое значеніе.
Продолжая разговоръ въ этомъ смыслѣ, Морицъ замѣтилъ князю Меншикову и о той опасности, какая угрожаетъ Курляндіи со стороны Рѣчи Посполитой, а также намекнулъ и о возможности завоеванія ея русскими. «Ничего этого не будетъ!» — перебилъ Меншиковъ. — «Что же, однако, будетъ съ Курляндіею»? — спросилъ Морицъ, «Она не можетъ искать ничьего покровительства кромѣ русскаго», — отвѣчалъ Меншиковъ. Въ тотъ же день онъ призвалъ къ себѣ сеймоваго маршала, канцлера и нѣкоторыхъ депутатовъ и объявилъ имъ о необходимости произвести новые выборы, угрожая, въ противномъ случаѣ, имъ Сибирью, а Курляндіи — введеніемъ въ нее 20,000 русскаго войска.
Такой разсказъ о свиданіи князя Меншикова сообщаетъ г. Соловьевъ на основаніи русскихъ архивныхъ источниковъ. Съ своей же стороны Морицъ, въ письмѣ къ графу Рабутину, австрійскому посланнику въ Петербургѣ, передавалъ о своихъ сношеніяхъ съ Меншиковымъ, между прочимъ, слѣдующее:
«Меншиковъ явился сюда какъ властитель рода человѣческаго. Онъ былъ очень изумленъ, увидавъ, что ничтожныя творенія на столько неосмотрительны и такъ мало понимаютъ свои выгоды, что отказываются отъ чести быть управляемыми имъ и тѣмъ самымъ не стараются загладить позоръ произведеннаго ими выбора. Они самымъ почтительнымъ образомъ заявили ему, что не могутъ получать отъ него приказаній; на это онъ отвѣчалъ имъ, что они сами не знаютъ, что говорятъ, и что онъ хочетъ доказать имъ это палочными ударами. Такъ какъ я, — продолжалъ Морицъ, — вовсе не желаю быть убѣжденнымъ такимъ способомъ и такъ какъ дѣло идетъ о томъ, чтобы спровадить его въ Ригу, то я придумывалъ для этого всевозможные извороты, и не зная какъ бы благовидно предложить ему 100,000 руб., сказалъ, что тотъ изъ насъ двоихъ, кто будетъ утвержденъ королемъ польскимъ въ званіи герцога курляндскаго, дастъ эту сумму другому. Онъ ударилъ по рукамъ и попросилъ у меня рекомендательное письмо къ королю. Признаюсь, что я никакъ не ожидалъ подобнаго предложенія, оно показалось мнѣ страннымъ и слишкомъ забавнымъ для того, чтобы я отказался отъ него. Онъ сказалъ мнѣ, что изъ этого письма извлечетъ большую выгоду и что станетъ смотрѣть на него какъ на безусловную мою уступку».
Вслѣдствіе этого, Морицъ тотчасъ же написалъ къ Августу II требуемое Меншиковымъ рекомендательное письмо, такого содержанія: «Князю Меншикову довольно извѣстны тѣ милости, которыми ваше величество удостоиваете меня, почему онъ и полагаетъ, что вы сдѣлаете что нибудь по моей покорнѣйшей просьбѣ. Онъ желаетъ, государь, чтобы я обратилъ ваше вниманіе на его интересы и такъ какъ я хочу удостовѣрить его въ томъ, что они мнѣ очень близки, то и прошу ваше величество имѣть о нихъ особое попеченіе».
Заручившись этимъ письмомъ, Меншиковъ сталъ поступать самовластно, и въ Митавѣ распространился слухъ, что онъ велѣлъ доставить туда военные снаряды съ цѣлью произвести ночное нападеніе на Морица. Прежніе біографы Морица передаютъ, что такое нападеніе произошло на самомъ дѣлѣ, что Морицъ геройски отбивался отъ русскихъ и навѣрно былъ бы захваченъ русскими, если бы не былъ поддержанъ дворцовой стражей, присланной для выручки его герцогиней Анной Ивановной. По другому разсказу, Морицъ былъ спасенъ отъ бѣды бывшею у него въ гостяхъ какою-то митавскою дѣвицею, которая переодѣлась въ его платье и была взята въ плѣнъ, вмѣсто него. Разсказъ этотъ дополнялся тѣмъ, что захватившій упомянутую дѣвицу русскій офицеръ такъ плѣнился ею, что не замедлилъ жениться на ней. Въ статьѣ своей «Князь Меншиковъ и графъ Морицъ Саксонскій», г. Щебальскій сообщаетъ подробности ночнаго нападенія Меншикова на Морица и, не находя упоминанія о такомъ фактѣ въ донесеніяхъ князя Долгорукова, объясняетъ это тѣмъ, что Долгорукову и нельзя было доносить о такомъ вопіющемъ беззаконіи. «Между тѣмъ, заключаетъ г. Щебальскій, въ иностранныхъ извѣстіяхъ происшествіе это описано очень обстоятельно, даже съ указаніемъ числа, когда оно случилось, именно 17-го іюля, т. е. ввечеру, передъ отъѣздомъ герцогини въ Петербургъ и мудрено заподозрить достовѣрность извѣстія».
Теперь всѣ такого рода разсказы должно признать досужимъ вымысломъ. Самъ Морицъ въ письмѣ къ графу Фризену разсказываетъ, что послѣ свиданія его съ Меншиковымъ до него дошли слухи, будто бы Меншиковъ хочетъ расправиться съ нимъ особымъ способомъ. Морицъ не хотѣлъ отдаться въ руки своему врагу и съ немногими своими приверженцами приготовился къ отчаянному отпору. Дворяне, оставшіеся еще въ Митавѣ, съ полною готовностью присоединились къ нему, горожане, съ своей стороны, предувѣдомили его обо всемъ происходившемъ и Морицу было извѣстно, что русскіе драгуны получили приказаніе привести въ порядокъ оружіе и быть каждую минуту готовыми сѣсть на коней. Небольшое войско Морица не растерялось, и онъ былъ убѣжденъ, что если на него будетъ произведено нападеніе, то оно не пройдетъ безнаказанно для его непріятелей. «Мы провели эту ночь, говоритъ въ заключеніе Морицъ, довольно весело для людей, которымъ угрожаетъ опасность. По всей вѣроятности приказъ былъ отданъ драгунамъ только для безопасности какъ ихъ самихъ, такъ и ихъ начальниковъ». Другіе документы дрезденскаго архива подтверждаютъ также, что никакого вооруженнаго нападенія со стороны Меншикова не было.
Видя неопреодолимое упорство курляндцевъ, Меншиковъ выѣхалъ изъ Митавы 12-го іюля, оставивъ тамъ князя Долгорукова, который послѣ отъѣзда Меншикова былъ поставленъ въ чрезвычайно затруднительное положеніе. Присылаемыя къ нему отъ свѣтлѣйшаго князя депеши требовали, чтобы онъ усердно и неутомимо дѣйствовалъ въ пользу кандидатуры Меншикова, а въ депешахъ, приходившихъ въ Митаву отъ имени императрицы внушалось ему, чтобы онъ поступалъ осторожно и не запутывалъ дѣла. Вслѣдствіе такихъ противоположныхъ требованій, князь Долгоруковъ дѣйствовалъ нерѣшительно и только подъ рукою распускалъ слухи объ угрозахъ Курляндіи со стороны Россіи, въ случаѣ, если сеймъ будетъ поддерживать избраніе Морица, а не склонится на сторону князя Меншикова.
Такую перемѣну въ политикѣ петербургскаго кабинета покойный Соловьевъ объясняетъ тѣмъ, что когда 3-го іюля князь Меншиковъ далъ знать въ Петербургъ о своихъ крутыхъ распоряженіяхъ, то тамъ разсердились за это, находя, что образъ дѣйствій князя можетъ повлечь къ большимъ непріятностямъ при тогдашнихъ отношеніяхъ Россіи къ Польшѣ. Кромѣ того, герцогиня Анна Ивановна, пріѣхавшая въ это время въ Петербургъ, усиливала въ тамошней правительственной средѣ раздраженіе противъ Меншикова своими жалобами на его своеволіе. Подъ вліяніемъ всего этого, императрица писала Меншикову: «Мы вполнѣ одобряемъ объявленіе, сдѣланное вами графу Морицу и курляндскимъ чинамъ, что мы избраніемъ графа Морица очень недовольны и не можемъ согласиться на него, какъ на противное правамъ Рѣчи Посполитой. Что же касается до того, что вы принудили ихъ собрать новый сеймъ для избранія кандидатовъ, по предложенію князя Василія Лукича, то мы не знаемъ будетъ ли это полезно нашимъ интересамъ и нашимъ намѣреніямъ: мы избраніе графа Мориса особенно опорочили тѣмъ, что оно совершилось вопреки правамъ Рѣчи Посполитой, и если принуждать курляндскіе чины къ новымъ выборамъ, то Рѣчь Посполитая за это на насъ можетъ озлобиться и курляндскіе чины станутъ говорить, что будто они силою принуждены къ новому избранію и чтобъ этимъ не сдѣлать нашимъ намѣреніямъ остановки и вдругъ не затѣять безвременной ссоры съ королемъ и Рѣчью Посполитою. Поэтому, пока вы тамъ будете, надобно вамъ разсуждать и совѣтоваться съ княземъ Василіемъ Лукичемъ, который состояніе этого дѣла въ Польшѣ лучше знаетъ и поступайте съ общаго съ нимъ согласія какъ полезнѣе будетъ нашимъ интересамъ, чтобъ безвременно съ Рѣчью Посполитой въ ссору не вступать; и если Рѣчь Посполитая взглянетъ враждебно на новые выборы, то не лучше ли будетъ сперва хлопотать въ Польшѣ, чтобы Рѣчь Посполитую къ нашимъ намѣреніямъ склонить, ибо потомъ легко будетъ чины курляндскіе и добрымъ способомъ привести къ тому, что будетъ сочтено для насъ полезнымъ. Хотя вы пишите, чтобы вамъ побыть еще тамъ, пока сеймъ окончится и хотя это было бы недурно, однако и здѣсь вы надобны для совѣта о нѣкоторыхъ новыхъ и важныхъ дѣлахъ, особенно о шведскихъ, ибо пришла вѣдомость, что Швеція къ гановерцамъ пристаетъ: по этому вамъ долго медлить тамъ нельзя, но возвращайтесь сюда».
Меншиковъ исполнилъ это приказаніе и 21-го іюля былъ въ Петербургѣ.
Изъ свѣдѣній, собранныхъ г. Веберомъ въ дрезденскомъ архивѣ, видно, что и король Августъ II принесъ жалобу на дѣйствія Меншикова и Долгорукова въ такомъ-же смыслѣ. Король соглашался, что курляндцы поступили незаконно, избравъ герцога, но въ то-же время спрашивалъ, по какому праву Меншиковъ такъ самовольно распоряжался на территоріи подвластной Польшѣ и полагалъ, что какъ Меншиковъ, такъ и Долгоруковъ поступали вопреки воли государыни, почему и просилъ, чтобы она заявила объ этомъ. Очевидно, что посылкою къ Меншикову упомянутаго письма императрица удовлетворяла желанію короля, и такое письмо не могло подать никакого видимаго повода къ обличенію государыни въ двоедушіи, такъ какъ князь Меншиковъ былъ оффиціально посланъ въ Курляндію не по тамошнимъ дѣламъ, но только подъ предлогомъ осмотра войскъ для предосторожности отъ англійской и датской эскадръ.
Долгоруковъ видался съ Морицомъ, съ которымъ былъ знакомъ еще и прежде въ Варшавѣ и который, какъ казалось, мало заботился о томъ, что дѣлалось около него. Однажды, когда они охотились вмѣстѣ, Долгоруковъ сказалъ Морицу: «Мнѣ будетъ очень прискорбно, любезный графъ, если я получу приказаніе о немедленномъ удаленіи васъ изъ Курляндіи». На это Морицъ отвѣчалъ, что подобныя предложенія дѣлаются не иначе, какъ «со штыкомъ на ружьѣ», а въ письмѣ своемъ къ графу Фризену, отъ 27-го іюля 1728 года, онъ писалъ, что положеніе его день ото дня дѣлается забавнѣе, но что онъ все-таки идетъ прежнимъ путемъ, и что Меншиковъ уѣхалъ изъ Риги въ Петербургъ «съ носомъ».
Хотя, какъ видно изъ письма императрицы къ Меншикову, поводомъ къ удаленію его изъ Курляндіи послужило нежеланіе государыни ссориться съ Польшею изъ-за курляндскихъ дѣлъ, но тѣмъ не менѣе отозваніе Меншикова Веберъ приписываетъ вліянію Анны Ивановны и Елисаветы Петровны, которыя, будто-бы не зная, что онѣ соперницы между собою по любви къ Морицу, ходатайствовали въ пользу его у императрицы. Такое соображеніе, едва-ли, впрочемъ, основательно потому, что одновременно съ Меншиковымъ былъ вызванъ изъ Митавы и Бестужевъ, подозрѣваемый въ доброжелательствѣ новоизбранному герцогу. Въ указѣ объ этомъ говорилось: «нынѣ курляндскія дѣла находятся въ великой конфузіи и не можемъ знать, кто въ томъ дѣлѣ правъ или виноватъ, того ради надлежитъ немедленно освидѣтельствовать и изслѣдовать о поступкахъ тайнаго совѣтника Бестужева, что онъ, будучи въ Курляндіи, все ли по указамъ чинилъ, и потомъ у рейхс-маршала нашего князя Меншикова и у дѣйствительнаго тайнаго совѣтника князя Долгорукаго взять на письмѣ рапорты на указы наши и освидѣтельствовать, что будучи въ Курляндіи, все ли они тако чинили, какъ тѣ наши указы повелѣвали».
По полученіи этого указа, князь Долгоруковъ для личныхъ объясненій отправился 26-го іюля изъ Митавы въ Петербургъ.
Замѣчательно, что верховный тайный совѣтъ оправдалъ Бестужева. Это было 2-го августа, но на другой день сама императрица присутствовала въ совѣтѣ и объявила, что, по ея мнѣнію, Петръ Бестужевъ въ курляндскихъ дѣлахъ «не безъ вины, такъ какъ указы посланы были съ осмотрѣніемъ и еслибы по нимъ поступлено было, то бы ни до чего не дошло». Тѣмъ не менѣе дѣло о Бестужевѣ она приказала прекратить. Спустя три дня послѣ этого, т. е. 6-го августа, въ совѣтѣ обсуждала императрица вопросъ о томъ, «какъ несостоятельно желаніе князя Меншикова, ея вѣрноподданнаго, быть герцогомъ курляндскимъ, до чего, конечно, ни поляки, ни король допустить не могутъ». Поэтому императрица приказала: «послать въ Варшаву къ своему послу Михайлѣ Бестужеву, заступившему тамъ мѣсто князя Долгорукаго, указъ, чтобы онъ больше о князѣ Меншиковѣ при дворѣ польскомъ не предлагалъ, но старался бы о другихъ кандидатахъ, и если польскій дворъ ихъ не приметъ, то дать на его волю, кого самъ захочетъ, кромѣ Морица и принца гессенъ-кассельскаго».
Изъ этого видно, что съ устраненіемъ кандидатуры князя Меншикова, въ Петербургѣ не думали о совершенномъ прекращеніи русскаго вліянія на курляндскія дѣла и непосредственное веденіе ихъ поручено было графу Дивьеру, который съ этою цѣлью и отправился въ Митаву.
IV.
Намѣренія польскихъ магнатовъ относительно Курляндіи. — Противодѣйствіе саксонскихъ министровъ планамъ Морица. — Постановленіе гродненскаго сейма. — Разсчеты Морица на Россію. — Посылка Ягужинскаго въ Гродно. — Дивьера въ Митаву. — Инструкція, данная Дивьеру.
править
Положеніе Морица въ Курляндіи было въ это время чрезвычайно непрочно. Не только Россія и Польша, но и Саксонія высказались противъ его избранія въ герцоги. Еще 28-го іюля 1726 года, польскіе магнаты постановили: признать избраніе Морица недѣйствительнымъ, а по смерти герцога Фердинанда, присоединить Курляндію окончательно къ владѣніямъ Рѣчи Посполитой, раздѣливъ ее на воеводства. Дѣлая такое постановленіе, магнаты руководились не только общими политическими соображеніями и правами Польши на курляндскую территорію, какъ на упразднившійся ленъ, но руководились и частными своими интересами. Такъ, съ возникновеніемъ въ Курляндіи, по образцу Польши, воеводствъ, для нихъ открылись-бы тамъ новыя почетныя и выгодныя должности, которыя они заняли-бы сами, оттѣснивъ мѣстное дворянство. При такомъ образѣ дѣйствій польскихъ магнатовъ, саксонскіе министры, ближайшіе совѣтники короля Августа II, единогласно признали, что нѣтъ никакой надежды поддержать права Морица на Курляндію, что упорство въ этомъ случаѣ со стороны короля могло-бы вызвать противъ него возстаніе польской шляхты, тѣмъ болѣе опасное, что соперникъ его Станиславъ Лещинскій намѣревается снова оспаривать у него польскую корону. Вслѣдствіе всѣхъ этихъ соображеній, въ томъ-же самомъ засѣданіи министерской конференціи былъ составленъ королевскій рескриптъ, предписывавшій Морицу выѣхать немедленно изъ Курляндіи, объявивъ при этомъ курляндцамъ, что они не должны болѣе разсчитывать на него. Кромѣ того, отъ Морица требовалась безотлагательная присылка избирательнаго акта, состоявшагося 21-го іюля 1726 года. Такимъ образомъ, дѣло Морица было проиграно и король, чтобы хотя нѣсколько утѣшить его въ утратѣ курляндской короны, сдѣлалъ на рескриптѣ собственноручную приписку, въ которой обѣщалъ вознаградить Морица за отказъ отъ Курляндіи.
Морицъ былъ внѣ себя отъ раздраженія и приписывалъ такой крутой поворотъ дѣла единственно неблаговолившему къ нему фельдмаршалу Флемингу. Въ письмѣ своемъ къ графу Фризену, отъ 20-го октября 1726 года, Морицъ, между прочимъ, писалъ, что даже русскіе министры не были противъ него и внушали королю, чтобъ онъ только выждалъ время и что когда между поляками поутихнутъ толки о курляндскихъ дѣлахъ, то все рѣшится въ пользу его, Морица. Къ этому Морицъ добавлялъ, что царица хотѣла заключить тѣсный союзъ съ королемъ Августомъ II для поддержанія своихъ политическихъ видовъ, что съ этою цѣлью она намѣрена была выдать за него, Морица, цесаревну Елисавету Петровну, и что дѣло это было уже слажено. Далѣе Морицъ разсказывалъ въ томъ-же письмѣ къ графу Фризену, что посланный имъ, Морицемъ, съ извѣщеніемъ обо всемъ этомъ курьеръ былъ принятъ королемъ въ помѣстьѣ Браницкихъ, Бѣлостокѣ, что тамъ, по поводу этого радостнаго извѣстія, пили за здоровье будущей четы и что, къ сожалѣнію, король, обыкновенно внушавшій молчаніе другимъ, самъ разболталъ о сообщеніи, сдѣланномъ ему по секрету Морицомъ, и что затѣмъ молва о поддержкѣ его кандидатуры на курляндское герцогство Россіею еще болѣе усилила волненіе и неудовольствіе среди польскихъ магнатовъ.
Думая одолѣть сопротивленіе польскихъ магнатовъ, Морицъ отправился на открывавшійся въ то время въ Гроднѣ сеймъ. Онъ полагалъ, что личныя его убѣжденія и доводы склонятъ сеймъ въ его пользу. Но Морицу не удалось осуществить этой попытки, такъ какъ на пути въ Гродну онъ встрѣтилъ королевскаго гонца, который везъ въ нему упомянутый выше рескриптъ, вызывавшій его изъ Курляндіи. Морицъ созналъ тогда всю безполезность своего присутствія на сеймѣ и возвратился въ Митаву, хотя и написалъ къ отцу письмо съ изъявленіемъ готовности покориться его волѣ относительно отреченія отъ герцогства курляндскаго, а 9-го ноября 1726 года гродненскій сеймъ призналъ выборъ Морица въ герцоги ничтожнымъ, причемъ Морицъ былъ объявленъ изгнаннымъ изъ Курляндіи, а голова его, какъ государственнаго преступника была оцѣнена, избиратели же его были признаны измѣнниками. Казалось-бы, что, послѣ всего этого, Морицу не оставалось ничего болѣе какъ только поскорѣе выбраться изъ Курляндіи, но въ это именно роковое время въ немъ проявилась пылкая отвага и онъ объявилъ, что будетъ защищать свои права съ оружіемъ въ рукахъ и, въ дополненіе къ этой угрозѣ, сообщилъ графу Флемингу, что курляндцы скорѣе рѣшатся умереть, нежели измѣнить ему, и что если Польша будетъ противиться его избранію, то курляндцы предпочтутъ ей Россію.
Такъ думалъ Морицъ относительно своихъ интересовъ, но существенный вопросъ заключался въ томъ, въ какой мѣрѣ Россія дѣйствительно хотѣла поддержать ихъ? Мы уже знакомы со сдѣланными петербургскимъ кабинетомъ заявленіями противъ избранія Морица; теперь-же, въ виду собиравшагося въ Гроднѣ сейма, Россіи приходилось принять относительно курляндскихъ дѣлъ рѣшительныя мѣры и онѣ дѣйствительно были приняты ею. По опредѣленію верховнаго тайнаго совѣта, на гродненскій сеймъ былъ отправленъ Павелъ Ивановичъ Ягужинскій, которому вмѣнено было въ обязанность: «всевозможные труды прилагать, дабы Рѣчь Посполитую не допустить до вредныхъ для Россіи предпріятій относительно Курляндіи; особенно-же не допустить до раздѣла Курляндіи на воеводства, также до утвержденія принца Морица и до избранія принца гессенъ-кассельскаго. и въ необходимомъ случаѣ стараться сеймъ разорвать; со стороны ея величества представлять кандидатовъ прежнихъ, кромѣ князя Меншикова; если-же. польскій дворъ ни на одного изъ кандидатовъ не согласится, то дать на волю, пусть выберутъ кого хотятъ, только-бъ не Морица и не принца гессенъ-кассельскаго».
Такая слишкомъ опредѣленная инструкція, данная Ягу-жинскому, въ силу которой Морицъ безусловно отстранялся отъ избранія, показываетъ, какъ сильно заблуждался онъ относительно желанія петербургскаго кабинета поддерживать его права на курляндскую корону. Въ свою очередь, Ягужинскій дѣйствовалъ на сеймѣ сообразно съ даннымъ ему предписаніемъ и по словамъ его столько смысла и силы имѣлъ, мѣшалъ всѣмъ предпріятіямъ" относительно Курляндіи, несогласовавшимися съ видами русской политики. Что-же касается короля, то онъ и на гродненскомъ сеймѣ колебался по прежнему. Изъ донесеній Ягужинскаго видно, что король манилъ Рѣчь Посполитую обѣщаніями выдать всѣ оригинальные документы, касавшіеся избранія Морица, и не защищать его, но что онъ ограничивался одними только обѣщаніями. «Король, добавляетъ Ягужинскій, дѣйствительно уже намѣренъ выдать оригинальные документы на счетъ Морицова избранія, но пріятельницы Морица, находившіяся при королѣ, жена маршала Бѣлинская и гетманша Поцеиха, слезно просили короля, чтобъ удержался отъ выдачи документовъ, въ противномъ случаѣ, говорили эти дамы, его величество получитъ дурную славу во всемъ свѣтѣ, а на споры и, шумъ поляковъ смотрѣть нечего, пошумятъ и перестанутъ)»….
Гродненскій сеймъ окончился 30-го октября и исходъ его, какъ мы уже сказали, былъ крайне неблагопріятенъ для Морица.
Если въ Гроднѣ Ягужинскій дѣйствовалъ противъ Морица, зато другой русскій агентъ въ Митавѣ, генералъ-маіоръ графъ Дивьеръ, напротивъ выражалъ сочувствіе къ его положенію. Въ секретной инструкціи, данной Дивьеру, поручалось ему: тайнымъ образомъ развѣдать, кто изъ курляндцевъ желаетъ присоединенія къ Польшѣ, а кто этого не желаетъ и кто относится доброжелательно къ Россіи и требуетъ ея покровительства? Дивьеръ долженъ былъ также уговаривать курляндскіе чины, чтобъ они крѣпко стояли при своихъ правахъ, т. е., чтобы они оставались, какъ и прежде, подъ властію особаго герцога; при этомъ Дивьеру предоставлялось раздавать курляндцамъ, сочувствовавшимъ Россіи, подарки и денежныя дачи. Все это Дивьеръ долженъ былъ дѣлать какъ можно осторожнѣе и скрытнѣе. Что же касается Морица, то относительно его не было дано Дивьеру никакихъ инструкцій ни за, ни противъ него, но было сказано только: «также развѣдайте о Морицѣ, гдѣ онъ теперь и въ какомъ положеніи находится; постарайтесь съ нимъ повидаться и разузнать обо всѣхъ его намѣреніяхъ, но чтобы это свиданіе происходило тайнымъ образомъ и не могло возбудить подозрѣнія ни въ полякахъ, ни въ курляндцахъ».
Эта часть инструкція, какъ мы полагаемъ, указываетъ на то, что послѣ гродненскаго сейма въ Петербургѣ думали воспользоваться личностью — предпріимчиваго Морица, если бы Польша, по смерти герцога Фердинанда, присоединила Курляндію окончательно къ владѣніямъ Рѣчи Посполитой, или если бы тамъ явился кандидатъ еще болѣе, нежели Морицъ, несоотвѣтствовавшій видамъ Россіи.
Дивьеръ, исполняя данную ему инструкцію, отъ 10-го января 1727 года, донесъ императрицѣ о свиданіи своемъ съ Морицемъ, сообщая, «что господинъ Морицъ, на сколько это онъ, Дивьеръ могъ примѣтить, желаетъ сильно быть подъ покровительствомъ ея величества и во всемъ полагается на волю государыни». «Когда, писалъ Дивьеръ, случилось въ разговорѣ упоминать о имени вашего величества, то у него изъ глазъ слезы выступили, замѣтивъ это раза два и три, я спросилъ у него: отъ чего это онъ плакать хочетъ? и онъ отвѣчалъ: сердце у меня болитъ, что добрые люди обнесли меня государынѣ напрасно, много разъ писалъ я ея величеству, чтобъ быть мнѣ въ Петербургѣ и донести обстоятельно какъ дѣло было, и какъ насъ обнадеживали. Морицъ, продолжаетъ Дивьеръ, хочетъ просить у вашего величества высокой милости и дать такое обѣщаніе въ вѣрности, какое угодно будетъ вашему величеству. А если ваше величество подозрѣваете, что онъ можетъ поступить вопреки интересамъ русскимъ, то это дѣло не сбыточное, потому что курляндцы не обязаны никому помогать, въ этомъ состоитъ ихъ право; да хотя бы и хотѣли, то не могутъ по недостатку средствъ». Къ этому Дивьеръ прибавлялъ, что курляндскіе дворяне почти всѣ любятъ Морица и всѣ, въ честь его, носятъ такое же платье, какъ и онъ, что Морицъ ѣздитъ часто къ нимъ въ деревни и дворяне иногда говорятъ между собою въ компаніяхъ: «надобно намъ за него умереть».
Замѣчательно, что на это донесеніе Дивьера послѣдовалъ ему, относительно Морица, наказъ противоположный прежнему, а именно, не имѣть болѣе свиданій «съ извѣстною персоною» и по возможности удаляться отъ него, «чтобъ не нажить подозрѣнія». Высказываемое здѣсь опасеніе подтверждаетъ, по всей вѣроятности, догадку нашу о томъ, что Морицъ, на всякій случай, имѣлся въ виду у петербургскаго кабинета. Дивьеру внушалось далѣе, чтобъ онъ обнадеживалъ курляндцевъ въ поддержкѣ со стороны Россіи, если они будутъ отстаивать свои прежнія права и привилегіи; но чтобы онъ при этомъ не упоминалъ ни о графѣ Морицѣ, и ни о какомъ-нибудь другомъ кандидатѣ. Если же курляндцы стали бы требовать, чтобы Дивьеръ объявилъ имъ намѣреніе Россіи относительно Морица, то онъ долженъ былъ двумъ или тремъ главнымъ сторонникамъ Морица «въ самомъ высшемъ секретѣ» объявить, что Морицъ, поспѣшивъ своимъ избраніемъ, самъ виноватъ въ томъ, что Рѣчь Посполитая на послѣднемъ сеймѣ приняла такія строгія противъ него мѣры и что если русскіе станутъ упоминать теперь о Морицѣ, то этимъ только раздразнятъ поляковъ и побудятъ ихъ, какъ можно скорѣе, привести въ исполненіе опредѣленія, постановленныя на гродненскомъ сеймѣ. Притомъ, такъ такъ герцогъ Фердинандъ еще живъ, и до смерти его раздѣлить Курляндію на воеводства нельзя, то и не кстати теперь было бы Россіи ссориться съ Польшею изъ-за Морица, вообще Дивьеру внушалось вести дѣло такъ, чтобы «курляндцы на своемъ сеймикѣ о Морицѣ пока помолчали, и выбора не подтверждали и не уничтожали».
V.
Дѣйствія М. Бестужева-Рюмина въ Варшавѣ по курляндскому вопросу. — Невѣсты, избираемыя Морицу Лефортомъ. — Заочная любовь Елисаветы Петровны къ Морицу. — Противодѣйствіе Россіи пріѣзду польскихъ коммисаровъ въ Курляндію. — Запутанность курляндскихъ дѣлъ. — Докладъ императрицѣ о Морицѣ. — Слухи о предоставленіи Курляндіи молодому князю Меншикову.
править
Въ Петербургѣ взглядъ кабинета на курляндскія дѣла значительно измѣнился противъ прежняго, когда недѣйствительность избранія Морица стояла въ главѣ требованій петербургскаго двора и когда Михаилу Бестужеву, назначенному посломъ въ Варшаву, на мѣсто князя Долгорукова, предписывалось дѣйствовать совершенно инымъ образомъ. Бестужевъ долженъ былъ заявить королю, что императрицѣ извѣстно желаніе Августа II доставить Курляндію «принцу» Морицу, но что императрица не согласна на это для избѣжанія ссоры съ королемъ прусскимъ, и въ замѣнъ Морица.
Бестужевъ долженъ былъ хлопотать о князѣ Меншиковѣ, который теперь былъ окончательно отстраненъ отъ этой кандидатуры. Затѣмъ мы видѣли, что отправленный на гродненскій сеймъ Ягужинскій не долженъ былъ хлопотать о Меншиковѣ, но только противиться избранію Морица, котораго, однако, теперь стали держать какъ запаснаго кандидата на курляндскій престолъ.
Между тѣмъ, Лефортъ продолжалъ, по прежнему, стараться о томъ, чтобы доставить Морицу Курляндію посредствомъ брака его въ Россіи. Относительно сватовства Морица сохранилась въ дрезденскомъ архивѣ весьма любопытная переписка. Такъ, Лефортъ безпрестанно настаивалъ, чтобы Морицъ самъ пріѣхалъ въ Петербургъ довершить побѣду надъ сердцемъ цесаревны и показалъ бы себя тамъ, живя роскошно и весело. По поводу вызова, сдѣланнаго Морицу, одинъ изъ саксонскихъ министровъ графъ Мантейфель писалъ Лефорту: «dites moi а l’oreille, commbien vous croyez, qu’il faudrait au C. de S. pour gagner les amis en vos cantons»? На этотъ вопросъ Лефортъ отвѣчалъ: «la chose n’est facile à déterminer, il s’agit de savoir si c’est pour Nan (Анна Ивановна) ou pour Lis (Елисавета Петровна). La princesse Elisabeth est une place forte à emporter, mais non impossible, car à l’aide du coffre fort la place se rendra. La duchesse de Courlande coûtera mais pas tant. L’on juge icy, que si la princesse Elisabeth manque, l’on serait mieux de s’attacher à la fille de Menzikow, qu'à la duchesse de Courlande, elle aura des especes, sera bien fournie».
Наконецъ, если-бы и бракъ съ княжной Меншиковой не могъ почему либо состояться, то Лефортъ предназначалъ Морицу въ невѣсты графиню Софью Карловну Скавронскую, фамилія которой такъ быстро возвысилась, вслѣдствіе своего родства съ императрицею Екатериною I. Лефортъ полагалъ, что государыня, выдавая Скавронскую замужъ за Морица, будетъ вмѣстѣ съ тѣмъ содѣйствовать ему въ полученіи герцогства курляндскаго.
При сватовствѣ Елисаветы, Лефортъ такъ описывалъ ее: «она блондинка, не такъ высока ростомъ, какъ ея сестра, и склонна къ тому, чтобы быть болѣе дородной (puissante). Она, впрочемъ, стройна п хорошаго средняго роста: у нея круглое очень миленькое личико, голубые глаза съ поволокой (jus de moineau), прекрасный цвѣтъ лица и прекрасный бюстъ. Что касается ея нрава и наклонностей, то въ этомъ отношеніи она отличается отъ своей сестры. У нея чрезвычайно игривый (enjoué) умъ, ей все-равно тепло ли, холодно ли, живость дѣлаетъ ее вѣтренной; она всегда стоитъ на одной ногѣ, не думая ни о чемъ прочемъ и одарена талантомъ передразнивать походку и наружность каждаго. Она не щадитъ даже самыхъ близкихъ къ ней лицъ, какъ напримѣръ герцога голштинскаго. Она говоритъ превосходно по французски, порядочно по нѣмецки и по любви ко всему блестящему, кажется, рождена для Франціи».
Быть можетъ это самое, хотя и весьма привлекательное съ точки зрѣнія Лефорта, описаніе невѣсты и заставляло Морица, испытавшаго уже порядкомъ горечь брачныхъ узъ, не слишкомъ доискиваться руки бойкой и вѣтренной цесаревны. Лефортъ же, съ своей стороны, умѣлъ, какъ искусный сватъ, повести дѣло такимъ образомъ, что Елисавета заочно влюбилась въ Морица и съ нетерпѣніемъ, даже еще болѣе «avec démangeaison» — какъ выражался саксонскій дипломатъ — ожидала пріѣзда Морица въ Петербургъ. Она говорила, что не хочетъ подчиниться обыкновенной участи принцессъ, вступая въ бракъ изъ-за государственныхъ видовъ и заявляла, что она выйдетъ замужъ за того только, кто ей лично понравится, а Морицъ, который по наружности превосходилъ своего отца, слывшаго нѣкогда замѣчательнымъ красавцемъ, могъ смѣло разсчитывать на вниманіе къ себѣ влюбчивой Елисаветы.
Гродненскій сеймъ, разрѣшивъ вопросъ объ изгнаніи Морица изъ Курляндіи, не разрѣшилъ, однако, окончательно вопроса о будущей судьбѣ герцогства и дѣло оставалось запутаннымъ по прежнему, и относительно этого польскіе коммисары должны были договориться особо съ чинами курляндскаго сейма. Россія, разумѣется, не оставляла своихъ видовъ на Курлярдію и король Августъ II, въ разговорѣ съ Ягужинскимъ, далъ понять ему, что онъ, король, противъ поляковъ ничего сдѣлать не можетъ, но что онъ былъ бы очень радъ, если бы Морицъ получилъ помощь со стороны Россіи. Тогда бы и король сталъ дѣйствовать подъ рукою въ его пользу. Но прежде чѣмъ поднять снова вопросъ о Морицѣ, петербургскій кабинетъ началъ стараться о томъ, чтобы не допустить въ Курляндію польской коммисіи, которая могла усилить тамъ вліяніе Рѣчи Посполитой. Вдовствующая герцогиня была также противъ польской коммисіи въ Курляндіи и отправила въ Варшаву къ Ягужинскому письмо, сообщая, что «при слухахъ о такой коммисіи здѣшняя земля въ великую конфузію и дишперацію приходитъ» и что такая «коммисія» была бы «великое предосужденіе россійскимъ интересамъ». Въ свою очередь и Ягужинскій доносилъ, что ему нечего ждать въ Варшавѣ и что «поляки, видя только словесныя представленія и не опасаясь никакого дѣйствія, не могутъ быть приведены къ резону».
Путаница по курляндскимъ дѣламъ вообще, и въ частности по избранію Морица, усиливалась еще болѣе съ измѣненіемъ политики дрезденскаго кабинета. Сперва, какъ мы уже замѣтили, саксонскіе министры настаивали на удаленіи Морица изъ Курляндіи, а теперь графъ Мантейфель поручалъ Лефорту передать барону Остерману, что бездѣйствіе Саксоніи не слѣдуетъ принимать какъ порицаніе дѣйствій графа Морица и что саксонскій дворъ желаетъ ему успѣха, но съ тѣмъ только, чтобы король былъ въ сторонѣ. Къ этому Мантейфель добавлялъ, что оппозиція шляхты связала королю руки и что его величество вынужденъ даже былъ писать императрицѣ отъ имени республики, чтобы государыня вмѣшалась въ курляндскія дѣла и назначила бы коадъютора герцогу Фердинанду. При этомъ Мантейфель высказывался Лефорту, что коадъюторомъ долженъ быть графъ Морицъ Саксонскій.
31-го декабря 1727 года, князь Меншиковъ, Остерманъ. Апраксинъ и князь Голицынъ, какъ разсказываетъ Веберъ, согласились представить императрицѣ докладъ въ пользу Морица съ тѣмъ, однако, чтобы король прямо высказался относительно образа своихъ дѣйствій, т. е. чтобы онъ гласно заявилъ о томъ, что дѣлалъ до сихъ поръ только подъ рукою и затѣмъ поступалъ бы согласно съ требованіями Россіи.
Лефортъ сообщилъ объ этомъ своему правительству, ни не могъ добиться на свою депешу никакого опредѣленнаго отвѣта и, ратуя съ прежнимъ усердіемъ за интересы Морица.
Онъ, согласно дрезденской политикѣ, составилъ планъ о доставленіи ему поддержки со стороны Россіи, но такъ, чтобы при этомъ были оставлены совершенно въ сторонѣ и король-курфирсть и его министры, но Лефортъ не отступалъ и въ этомъ случаѣ отъ своей главной мысли: онъ думалъ осуществить свое намѣреніе посредствомъ брака, однако и здѣсь его встрѣчала неудача за неудачей.
Предполагаемый имъ бракъ Морица съ Елисаветой какъ-то не ладился потому уже, что женихъ, вопреки желанію невѣсты, не явился въ Петербургъ. Между тѣмъ другая невѣста ускользнула отъ Морица: въ январѣ или февралѣ мѣсяцѣ онъ утратилъ благорасположеніе принцессы Анны Ивановны, приволокнувшись за одною изъ ея фрейлинъ. Третья невѣста, графиня Софія Карловна Скавронская вышла замужъ за Петра Ивановича Сапѣгу и, въ добавокъ къ этому, разнеслась въ Петербургѣ молва, что сынъ князя Меншикова женится на ея сестрѣ Екатеринѣ Карловнѣ и получитъ за нею въ приданое герцогство Курляндское.
VI.
Заискиваніе Морица у императрицы Екатерины. — Положеніе дѣлъ въ Курляндія, — Кончина Екатерины I. — Распоряженіе Меншикова объ изгнаніи Морица изъ Курляндіи. — Генералъ Ласси. — Паденіе Меншикова. — Оставленіе Морицомъ Курляндіи. — Новое его сватовство при посредствѣ Миниха. — Цесаревна Елисавета Петровна. — Дипломатическія сношенія о бракѣ съ Морицемъ. — Лефортъ заявляетъ о невозможности этого брака.
править
Поставленный въ неопредѣленное, а вмѣстѣ съ тѣмъ, и въ затруднительное положеніе, Морицъ задумалъ обратиться къ Англіи, обѣщая ей, если она окажетъ ему поддержку, уступить ей одну изъ курляндскихъ гаваней. Вскорѣ, однако, Морицъ понялъ всю несбыточность такой сдѣлки, которая неминуемо бы вызвала сильное сопротивленіе не только со стороны Польши и Россіи, но также и со стороны Швеціи и Австріи, навлекши негодованіе на Морица и въ самой Курляндіи. Затѣмъ Морицъ сталъ подумывать о томъ, какъ бы заручиться ему благорасположеніемъ русской императрицы, тѣмъ болѣе, что, какъ казалось, дѣла его въ Петербургѣ стали принимать лучшій оборотъ.
Что же касается собственно Курляндіи, то тамъ дѣла его находились въ слѣдующемъ положеніи: въ мартѣ 1727 года явился въ Варшаву курляндскій депутатъ Медемъ просить сеймъ, чтобы онъ отмѣнилъ распоряженіе о посылкѣ въ Курляндію польской коммисіи и о сохраненіи за курляндцами ихъ прежнихъ правъ и привилегій безъ всякаго измѣненія въ прежнемъ порядкѣ управленія герцогствомъ. Но всѣ представленія Медема не повели ни къ чему, онъ былъ арестованъ, а варшавскій сеймъ призналъ курляндцевъ бунтовщиками и не думалъ вовсе отмѣнять постановленія предшествовавшаго сейма. Впрочемъ, изъ донесеній Ягужинскаго и Бестужева можно заключить, что поляки, принимая притворную готовность короля не поддерживать Морица за истинное его намѣреніе, стали спокойнѣе относиться къ курляндскимъ дѣламъ. «О раздѣленіи Курляндіи — писали изъ Варшавы въ Петербургъ Ягужинскій и Бестужевъ — поляки больше не думаютъ, хотятъ оставить тамъ правительство нѣмецкое, только не хотятъ слышать объ избраніи новаго герцога. На наши представленія въ пользу Курляндіи одинъ жестокій отвѣтъ, что мы въ ихъ домашнія дѣла не имѣемъ права мѣшаться». Видя, что Россія не принимаетъ никакихъ рѣшительныхъ мѣръ, Морицъ задумалъ утвердиться въ Курляндіи при пособіи Франціи, но версальскій кабинетъ вовсе не желалъ впутываться въ курляндскія дѣла, такъ какъ кардиналъ Флери, управлявшій въ то время внѣшнею политикою Франціи, хлопоталъ единственно о томъ, чтобы поддержать миръ въ Европѣ и устранялся отъ столкновенія даже по такамъ вопросамъ, которые для Франціи были несравненно важнѣе, нежели избраніе какого-то герцога курляндскаго. Въ концѣ апрѣля 1727 года, Морицъ пріѣхалъ въ Парижъ и уѣхалъ оттуда 2-го іюля, не успѣвъ ни въ чемъ. Въ Пильницѣ онъ былъ встрѣченъ ласково своимъ отцомъ, который, однако, обязалъ его не говорить ни слова о курляндскихъ дѣлахъ.
Въ это время онъ узналъ о кончинѣ императрицы Екатерины I. Событіе это, какъ писалъ Морицъ своей матери, было для него страшнымъ ударомъ. Морицъ всетаки надѣялся на поддержку со стороны государыня, въ тайнѣ благоволившей къ нему въ послѣднее время. Правда, что и самъ Морицъ не желалъ прямаго вмѣшательства русскихъ въ курляндскія дѣла, но всетаки онъ разсчитывалъ, что русская политика косвеннымъ образомъ повліяетъ въ его пользу л предполагалъ, что поляки, видя нерѣшительность Россіи, сами будутъ колебаться, и переставъ горячиться, не примутъ для изгнанія его изъ Курляндіи крайнихъ мѣръ. Теперь же Морицъ предвидѣлъ, что князь Меншиковъ, сдѣлавшись полновластнымъ распорядителемъ въ Россіи и мстя за свои прежнія неудачи въ Курляндіи, наложитъ на нее свою тяжелую, безпощадную руку. Громко заговорили тогда, что князь прочитъ Курляндію въ приданое своей младшей дочери, и что дѣло останавливается только за выборомъ ей жениха. Морицъ, однако, не отвѣтствовалъ видамъ Меншикова и потому, чтобы очистить Курляндію отъ претендента, генералу Ласси приказано было двинуть туда до 8,000 русскаго войска и немедленно изгнать Морица.
Испытавъ различныя приключенія, Морицъ къ тому времени возвратился изъ Парижа, черезъ Дрезденъ, въ Митаву и тотчасъ же по своемъ пріѣздѣ получилъ отъ генерала Ласси приказаніе оставить безотлагательно столицу герцогства подъ угрозою, что въ случаѣ сопротивленія, ему придется познакомиться съ «очень отдаленною страною», т. е. съ Сибирью. Крѣпко надѣялся Морицъ на преданность курляндцевъ, рѣшившихся на словахъ умереть за избраннаго ими герцога, но когда имъ пришлось доказать это на дѣлѣ, то никто изъ нихъ не явился на выручку Морица. Онъ остался одинъ съ своими тѣлохранителями и горстію волонтеровъ, прибывшихъ къ нему изъ Нидерландовъ. Все войско его состояло изъ 12 офицеровъ, 104 пѣхотинцевъ, 98 драгуновъ и 33 человѣка его домашней прислуги. Не смотря на такую слабость своихъ военныхъ силъ, Морицъ рѣшился сопротивляться и, удалившись на островъ Усмаисъ, окопался тамъ и приготовился къ отчаянному отпору. Въ отвѣтъ на требованія генерала Ласси сдаться, Морицъ попросилъ у него на размышленіе десяти-дневной отсрочки, но она была дана ему только на сорокъ восемь часовъ. Срокъ прошелъ, Морицъ не сдался и русскіе двинулись противъ него.
Извѣстно, что Морицъ на полѣ битвы отличался безпредѣльной личной отвагой, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ, какъ военачальникъ, чрезвычайно дорожилъ своими солдатами и избѣгалъ всегда напраснаго кровопролитіи. Сопротивленіе русскимъ было бы теперь ничѣмъ неоправдываемымъ безразсудствомъ и потому Морицъ, собравъ свою немногочисленную дружину, объявилъ ей, что борьба съ русскими будетъ безполезна. «Что же касается меня — добавилъ онъ, то русскіе не захватятъ меня ни сегодня, ни завтра. Посмотримъ, чѣмъ все это кончится!»
Сказавъ это, Морицъ сѣлъ на коня и частію вплавь, а частію въ бродъ добрался до Виндавы. Съ отъѣздомъ Морица горсть его прежнихъ защитниковъ сдалась безусловно генералу Ласси, который обошелся съ ними какъ нельзя лучше. Весь багажъ Морица былъ захваченъ русскими, за исключеніемъ одной только шкатулки, въ которой заключался актъ объ избраніи его герцогомъ курляндскимъ. Шкатулку эту успѣлъ сохранить Бове, его вѣрный служитель.
Отдѣлавшись отъ Морица, Меншиковъ, при своемъ неограниченномъ могуществѣ въ Россіи, имѣлъ возможность располагать и судьбою Курляндіи, но торжество его было непродолжительно, такъ какъ спустя нѣсколько недѣль послѣ изгнанія Морица изъ Курляндіи, онъ самъ палъ съ высоты своего величія. Но участь Морица тѣмъ не менѣе была рѣшена окончательно, такъ какъ по слѣдамъ генерала Ласси въѣхали въ Митаву польскіе коммисары, не встрѣчая ни малѣйшаго сопротивленія и поспѣшили уничтожить всѣ слѣды избранія Морица. Въ Митавѣ былъ собранъ курляндскій сеймъ, который, 15-го сентября 1727 года, также единодушно призналъ незаконнымъ избраніе Морица, какъ единодушно. провозгласилъ его герцогомъ курляндскимъ 28-го іюля 17 26 года.
Морицъ, изгнанный изъ Курляндіи, отправился въ Парижъ, гдѣ исканія имъ курляндскаго престола не только не доставило ему славы, но даже и извѣстности. Теперь для Морица началась томительная скука; онъ только изрѣдка являлся ко двору и большую часть времени проводилъ или на охотѣ или во снѣ.
Но если самъ Морицъ не хлопоталъ болѣе о курляндскомъ герцогствѣ; то неутомимый Лефортъ заботился по прежнему объ его интересахъ, т. е. старался добыть ему это герцогство посредствомъ брака.
Въ началѣ 1728 года Лефортъ встрѣтилъ во дворцѣ императора Петра II генерала, впослѣдствіи знаменитаго фельдмаршала Миниха, который завелъ съ нимъ рѣчь о Морицѣ, спросивъ, почему графъ Саксонскій не старается добыть себѣ курляндское герцогство? «Но развѣ можетъ онъ предпринять что-нибудь, не зная напередъ о тѣхъ чувствахъ, какія питаетъ къ нему принцесса Елисавета»? замѣтилъ Лефортъ. Если только за тѣмъ стало дѣло, то я завтра же узнаю объ этомъ, отвѣчалъ Минихъ. На другой день послѣ этого — какъ сообщалъ въ своей депешѣ Лефортъ — Елисавета Петровна сказала Миниху, что она относительно Морица не хочетъ вступать въ переговоры ни съ какимъ посредникомъ до тѣхъ поръ, пока не увидитъ его самого. Обрадованный Лефортъ тотчасъ же сообщилъ объ этомъ Августу II, настаивая на необходимости пріѣхать Морицу въ Петербургъ. Лефортъ подбивалъ къ этому и самого Морица, прибавляя, что если бы ему и не удалось получить ничего особеннаго за Елисаветой Петровной, то она все же и безъ этого весьма завидная невѣста потому, что тѣ помѣстья покойной императрицы, которыя ей даетъ теперь императоръ, приносятъ сто тысячъ рублей ежегоднаго дохода.
Обыкновенно бываетъ такъ, что человѣкъ, увлекающійся какимъ нибудь предпріятіемъ, начинаетъ смотрѣть на него односторонне и ему подъ-конецъ кажется, что рѣшительно всѣ люди одинаковаго съ нимъ мнѣнія. Такъ было и съ Лефортомъ. 23-го января 1728 года нѣкто Баконъ, пріятель Морица, отправился изъ Петербурга въ Германію и во Францію и это обстоятельство дало Лефорту поводъ написать на другой день въ Дрезденъ слѣдующія строки: «Нынѣшняго числа ночью поѣхалъ Баконъ къ графу Саксонскому. Все, что было говорено ему при этомъ случаѣ, а также и поспѣшность, съ какою ускоряли его отъѣздъ, казалось, подсказывали ему: поѣзжайте и привезите его, т. е. Морица. По видимому, вся страна говоритъ въ пользу графа, послѣ того какъ любовь царя перешла на Зыбину» и далѣе: «о курляндскомъ вопросѣ нѣтъ вовсе рѣчи, какъ будто его никогда не существовало. Всѣ кричатъ: супружество! супружество! У прии-цессы Елисаветы нѣтъ недостатка въ женихахъ, кончая герцогомъ Фердинандомъ, который сдѣлалъ ей предложеніе. Полагаютъ, что графъ понравится царю: онъ охотникъ, любитъ ѣздить верхомъ, да и по другимъ многимъ качествамъ они сходны между собою».
Графъ Мантейфель усомнился, однако, въ достовѣрности подобныхъ депешъ Лефорта и нашелъ средство снестись касательно женитьбы Морица на цесаревнѣ съ какими-то двумя русскими вельможами, которые дали ему отвѣтъ въ томъ смыслѣ, что надобно быть круглымъ дуракомъ, чтобы посовѣтовать Морицу рѣшиться на такую попытку. Самъ Морицъ раздѣлялъ теперь этотъ неутѣшительный для него взглядъ. «Я не могу — писалъ онъ — отважиться на такія попытки, которыя сдѣлаютъ меня смѣшнымъ и безполезно истомятъ меня и скучнымъ пребываніемъ и продолжительнымъ путешествіемъ».
Лефортъ, однако, не унимался и въ теченіе лѣта 1728 года твердилъ неустанно друзьямъ Морица: «все идетъ превосходно, успѣхъ будетъ, пусть графъ Морицъ поживетъ въ окрестностяхъ Москвы и будетъ готовъ явиться туда по первому призыву, чтобы воспользоваться благопріятнымъ случаемъ». Одновременно съ этимъ Лефортъ сообщалъ множество, и, по всей вѣроятности, если не вполнѣ вымышленныхъ, то, по-крайней мѣрѣ, разукрашенныхъ имъ анекдотовъ, которые должны были свидѣтельствовать о нѣжныхъ чувствахъ Елисаветы къ Морицу.
По разсказу Лефорта, когда король-курфирстъ, въ сентябрѣ 1728 года, прислалъ въ подарокъ Елисаветѣ Петровнѣ великолѣпный фарфоровый сервизъ, то одно лицо изъ свиты цесаревны сказало при этомъ: вотъ первый подарокъ, который ваше высочество получили отъ коронованной особы. — Это правда, отвѣчала цесаревна, но я желала бы получить отъ короля другой подарокъ. — Какой-же? — Мужа. Потомъ, какъ разсказываетъ Лефортъ, въ декабрѣ того же года, одинъ изъ друзей Морица, какой-то Френезъ, написалъ къ своей знакомой придворной дамѣ, госпожѣ Рамъ, письмо, прося ее провѣдать о чувствахъ цесаревны къ Морицу. Елисавета Петровна попросила это письмо у госпожи Рамъ и была очень довольна имъ. Вслѣдъ за тѣмъ, она пригласила къ себѣ Лефорта и, въ присутствіи госпожи Рамъ, сказала ему: «не передавайте графу Саксонскому, что я читала письмо его друга, но напишите ему, что я была бы очень рада видѣть его».
Лефортъ до такой степени усердно сваталъ Морицу Елисавету, что, наконецъ, самъ король нашелся вынужденнымъ послать ему меморандумъ, въ которомъ, упоминая о предположеніяхъ Лефорта относительно брака, его величество соглашался на поѣздку Морица для сватовства въ Россію, объусловливая ее слѣдующими предварительными, положительно высказанными сообщеніями со стороны свата: 1) Согласна-ли принцесса Елисавета вступить въ бракъ съ Морицемъ? 2) Изъявитъ ли государь согласіе на этотъ бракъ? 3) Будетъ ли доставлено Морицу приличное положеніе въ Россіи? и 4) Чтобы отъ самаго короля не требовали пристроить Морица, такъ какъ это не зависитъ отъ его величества.
Въ концѣ этого меморандума было прибавлено, что король никакъ не можетъ согласиться, чтобы графъ Морицъ снова началъ рыскать (fase la galopin) и искать приключеній (aventurier), если не будутъ окончательно разъяснены выше приводимыя обстоятельства. Вмѣстѣ съ тѣмъ король предписывалъ Лефорту не давать дальнѣйшаго хода дѣлу и не дѣйствовать отъ имени его величества прежде окончательнаго разъясненія предложенныхъ условій.
Когда, такимъ образомъ, Лефорту пришлось отвѣчать рѣшительно, то онъ далъ совершенно неожиданный оборотъ всему дѣлу. Упомянутый меморандумъ былъ отправленъ къ нему 7-го февраля 1729 года, а вслѣдъ за тѣмъ, 21-го марта, Лефортъ писалъ въ Варшаву, что съ нѣкотораго времени образъ жизни принцессы сталъ таковъ, что друзья Морица совершенно отказались отъ устройства его брака съ нею. Этимъ и окончилось сватовство, тянувшееся въ продолженіе пяти лѣтъ.
VII.
Договоръ Польши съ Россіею о Курляндіи. — Новая попытка Морица овладѣть Курляндскимъ герцогствомъ. — Указъ императрицы Анны Ивановны. — Соперникъ Морица — Биронъ. — Вступленіе на престола, Елисаветы Петровны. — Вмѣшательство Франціи въ курляндскія дѣла. — Пріѣздъ Морица въ Москву. — Пріемъ его императрицею. — Устраиваемыя для него увеселенія. — Отказъ содѣйствовать Морицу въ полученіи Курляндіи. — Отъѣздъ Морица изъ Москвы.
править
Въ 1733 году умеръ король Августъ II и на, мѣсто его былъ избранъ сынъ его курфирстъ саксонскій, подъ именемъ Августа III. Морицъ не былъ въ хорошихъ отношеніяхъ съ новымъ королемъ, и Августъ III съ своей стороны не думалъ вовсе о возстановленіи его правъ на Курляндію. Напротивъ даже, онъ, немедленно, по вступленіи своемъ на польскій престолъ, заключилъ съ Россіею договоръ о сохраненіи политической независимости Курляндіи, какъ при жизни правившаго еще герцога Фердинанда, такъ и при его преемникахъ, правильно избранныхъ. Этимъ договоромъ онъ устранялъ возможность раздѣленія герцогства Курляндскаго на воеводства, а слѣдовательно и ту причину, которая служила главнымъ поводомъ для вмѣшательства Россіи въ курляндскія дѣла. Затѣмъ, такъ какъ избраніе Морица въ герцоги курляндскіе было уже признано неправильнымъ и въ Петербургѣ и въ Польшѣ и въ самой Курляндіи, то о немъ не могло быть и помину.
Когда 4-го мая 1737 года умеръ герцогъ Фердинандъ, послѣдній представитель герцогскаго дома Кеттлеровъ, то вопросъ о Курляндіи приближался къ роковой развязкѣ. Морицъ находился въ это время въ Дрезденѣ и попытался было возстановить свои права на герцогскую корону. Онъ обратился къ курляндскимъ чинамъ, собравшимся въ Митавѣ, съ возваніемъ, въ которомъ, послѣ изъявленія своего соболѣзнованія о кончинѣ герцога Фердинанда, писалъ: «вы уже предвидѣли настоящее бѣдственное положеніе и произвели на этотъ случай выборъ въ мою пользу; такой выборъ долженъ былъ бы получить въ настоящее время свою силу, если бы превратность не была удѣломъ человѣческихъ дѣйствій. Что касается меня, то я увѣренъ, вы отдадите мнѣ справедливость въ томъ отношеніи, что повѣрите въ готовность мою умереть, сражаясь за васъ, если нужно будетъ сражаться. Этимъ до нѣкоторой степени я отблагодарю васъ за то, что вы для меня сдѣлали».
Воззваніе Морица осталось безъ всякихъ послѣдствій, и онъ, не видя въ Курляндіи никакого движенія въ свою пользу, уѣхалъ изъ Варшавы во Францію искать славы на бранномъ полѣ.
По всей вѣроятности, къ этому времени относится данный императрицею Анною генералу Ласси указъ, извлеченный изъ дѣлъ Государственнаго Архива покойнымъ профессоромъ И. П. Шульгинымъ и обязательно сообщенный намъ А. А. Майковымъ; въ указѣ этомъ объявлялось: «понеже разглашеніе есть, что графъ Морицъ Саксонскій и политическій тайный совѣтникъ Басовичъ имѣютъ въ Москву ѣхать, а мы оныхъ людей допустить весьма незаблагоизобрѣтаемъ, того ради повелѣваемъ вамъ приказать ихъ секретно въ Курляндіи стеречь и какъ скоро вы о путешествіи ихъ и что оные въ Курляндію пріѣхали, увѣдомитель, то ѣхать вамъ самимъ немедленно въ Митаву и по пріѣздѣ ихъ имъ пристойно внушить, чтобы они продолженіе своего пути и пріѣздъ въ Москву оставили, и лучше бы назадъ возвратились, понеже вы совершенно вѣдаете, что сей ихъ пріѣздъ при нынѣшнихъ случаяхъ намъ весьма противенъ и неугоденъ будетъ». Еслибы они не послушались этихъ внушеній, то Ласси долженъ былъ объявить имъ, что онъ ихъ въ Ригу, а тѣмъ менѣе еще далѣе въ Россію допустить не смѣетъ, что онъ и дѣйствительно долженъ былъ исполнить. «Сей указъ, сказано было въ заключеніе, содержать про себя одного секретно и никому, кто бы ни былъ, о томъ не объявлять и для того переводъ его на нѣмецкій языкъ приложенъ, чтобъ лучше вразумѣть и потому такъ и постудить могли».
Если еще и прежде петербургскій кабинетъ не содѣйствовалъ къ осуществленію видовъ Морица на Курляндію, то теперь со стороны Россіи Морицъ никакъ не могъ надѣяться на ея поддержку, такъ какъ императрица Анна Ивановна предназначала въ герцоги курляндскаго любимца своего графа Бирона. Впрочемъ, Биронъ, какъ передаетъ Веберъ, хотѣлъ въ пользу Морица отступиться отъ этой кандидатуры, но король Августъ ІІІ, желая угодить императрицѣ, предпочелъ Бирона Морицу.
Все время, отъ избранія Бирона въ герцоги и до его ссылки въ Пелымь, Морицъ провелъ во Франціи. Вступленіе на престолъ цесаревны Елисаветы Петровны я открывшаяся за нѣсколько времени передъ этимъ ваканція на курляндскомъ престолѣ побудила, наконецъ, Морица сдѣлать рѣшительный шагъ для достиженія цѣли. Другія обстоятельства также благопріятствовали Морицу. Такъ, избранный въ герцоги курляндскіе зять правительницы Анны Леопольдовны, герцогъ брауншвейгскій не былъ признанъ Польшею въ этомъ достоинствѣ, а паденіе брауншвейгскаго дома въ Россіи отнимало у него всякую поддержку со стороны этой послѣдней, такъ какъ Елисавета Петровна не благоволила съ соперничавшею съ нею брауншвейгскою фамиліею. Но еще важнѣе этого обстоятельства было то, что при дворѣ новой императрицы находился французскимъ посломъ извѣстный маркизъ Шетарди, пользовавшійся въ то время особымъ расположеніемъ государыни. Шетарди, поддерживаемый Лефортомъ, приглашалъ Морица пріѣхать поскорѣе въ Россію. Версальскій кабинетъ хотѣлъ пособить Морицу, и въ дрезденскомъ архивѣ сохранились извѣстія о вмѣшательствѣ Франціи въ курляндскія дѣла. Такъ какъ отстраненнаго отъ курляндскаго пре-тола герцога брауншвейгскаго замѣнилъ немедленно новый кандидатъ, ландграфъ гессенскій, поддерживаемый Пруссіею, то Франція въ отношеніи Курляндіи приняла слѣдующую политику. Кардиналъ Флери, въ уваженіе блестящихъ военныхъ заслугъ, оказанныхъ Морицемъ подъ знаменами Франціи, поручилъ его интересы попеченію маркиза Шетарди, но. не желая раздражать Пруссію, предписалъ маркизу просить императрицу Елисавету Петровну, чтобъ она не покровительствовала ни ландграфу, ни Морицу, но предоставила бы миланскому сейму полную свободу дѣйствовать такъ, какъ онъ самъ заблагоразсудитъ. При этомъ, конечно, имѣлось въ виду, что курляндцы скорѣе склонятся на сторону Морица, однажды уже избраннаго ими, нежели на сторону ландграфа гессенскаго. Шетарди хотѣлъ, однако, усилить протекцію, оффиціально оказываемую имъ Морицу, своимъ личнымъ участіемъ, и съ этою цѣлью онъ внушилъ ему, чтобы Морицъ неожиданно явился въ Москву на празднества, происходившія тамъ по случаю коронаціи императрицы, и Морицъ поспѣшилъ послѣдовать совѣту маркиза,
10-го іюня 1742 года, въ одиннадцать часовъ вечера, Морицъ явился въ Москву и остановился въ домѣ Шетарди. Молва объ его пріѣздѣ ходила еще ранѣе и было не мало пари о томъ: пріѣдетъ ли онъ или нѣтъ? Такія извѣстія относительно Морица передавалъ королю Августу III его посланникъ Пецольдтъ, находившійся въ Москвѣ. Въ самый день пріѣзда Морица, Шетарди въ честь его, далъ великолѣпный ужинъ, пригласивъ къ себѣ, по этому случаю, русскихъ вельможъ. Ужинъ шелъ весело при обильныхъ возліяніяхъ и длился до трехъ часовъ утра; въ одиннадцать часовъ Морицъ былъ представленъ императрицѣ оберъ-гофмаршаломъ Бестужевымъ. По всей вѣроятности Морицъ, въ то время пожилой уже мужчина, не произвелъ на Елисавету Петровну того впечатлѣнія, какое онъ заочно производилъ на нее лѣтъ пятнадцать назадъ, благодаря усердію Лефорта. Императрица приняла его очень милостиво и пригласила его танцовать съ собою второй контрдансъ на бывшемъ въ тотъ вечеръ придворномъ маскарадѣ. Передавая объ этомъ въ письмѣ къ графу Брюлю, саксонскому министру, Пецольдтъ прибавляетъ, что всѣ съ нетерпѣніемъ желали знать истинную причину пріѣзда Морица. Пецольдтъ не говоритъ, склонялись ли тогдашніе московскіе толки къ вопросу о бракѣ императрицы съ Морицомъ. Но во всякомъ случаѣ, подобное предположеніе было уже запоздалымъ. 13-го іюня Шетарди далъ большой обѣдъ въ честь Морица. На этотъ обѣдъ, прямо съ прогулки верхомъ, пріѣхала въ мужскомъ платьѣ императрица и осталась въ гостяхъ у Шетарди до поздняго вечера. Въ часы, свободные отъ веселья, Елисавета Петровна сама показывала Морицу достопримѣчательности Москвы. 18-го іюня камергеръ Воронцовъ устроилъ для Морица завтракъ, послѣ котораго всѣ присутствовавшіе на немъ сопровождали верхами императрицу при прогулкѣ ея по улицамъ Москвы. Во время этой прогулки императрица заѣхала, по случаю дождя, въ Кремль и показала Морицу царскія сокровища, выставленныя въ большой залѣ кремлевскаго дворца. Вечеромъ въ этотъ день былъ ужинъ у маркиза Шетарди и императрица присутствовала на немъ до шести часовъ утра.
Между тѣмъ Шетарди, пользуясь вниманіемъ государыни къ Морицу, хотѣлъ устроить его дѣло при главномъ содѣйствіи Лестока, но когда объ этомъ зашла при дворѣ рѣчь, то приближенные къ государынѣ лица дали понять французскому послу, что хотя пріѣздъ Морица былъ для императрицы очень пріятенъ, но что касается курляндскихъ дѣлъ, то ея величество, предложивъ уже съ своей стороны кандидатомъ въ курляндскіе герцоги ландграфа гессенскаго, не можетъ теперь отступить отъ этого предложенія. Впрочемъ, добавили маркизу, такъ какъ государыня не хочетъ принуждать ни къ чему ни Польшу, ни короля Августа III, ни курляндцевъ и такъ какъ она желаетъ, чтобы курляндское герцогство сохранило свои права и привилегіи, предоставленныя ему въ силу старинной конституціи, то она не будетъ противодѣйствовать кандидатурѣ графа Саксонскаго. Послѣ такого равнодушнаго отвѣта на искательства Морица, онъ увидѣлъ безполезность дальнѣйшаго своего пребыванія въ Москвѣ и выѣхалъ отъ туда 4-го іюля.
Въ 1748 году, при заключеніи ахенскаго мира, французская дипломатія пыталась, было, поднять вопросъ о правѣ Морица на Курляндію, и потребовать отъ Россіи его признанія въ достоинствѣ герцога курляндскаго и семигальскаго, но попытка эта прошла совершенно безслѣдно. Послѣ того Морицъ пересталъ думать о курляндскомъ престолѣ и хотѣлъ удовлетворить свое честолюбіе другими способами.
VIII.
Требованія Франціи о признаніи Россіею Морица герцогомъ курляндскимъ. — Неудача этой попытки. — Притязанія Морица. — Замыслы его сдѣлаться царствующимъ лицомъ. — Жизнь ого въ помѣстьи Шамборъ. — Загадочные слухи объ его смерти. — Его характеристика.
править
Основываясь на томъ, что Морицъ — какъ писалъ онъ самъ — "имѣетъ честь быть сыномъ великаго короля, главы одного изъ знаменитѣйшихъ владѣтельныхъ домовъ въ Европѣ, а также и на томъ, что онъ былъ избранъ въ герцоги курляндскіе, Морицъ просилъ у Людовика XV, чтобы король предоставилъ ему права и почести, присвоенныя во Франціи принцамъ царствующихъ домовъ. Неизвѣстно, впрочемъ, какой отвѣтъ послѣдовалъ на эту просьбу. Вскорѣ послѣ того Морицъ задумалъ сдѣлаться независимымъ государемъ на островѣ Мадагаскарѣ, который онъ предполагалъ населить нѣмцами, но требованія его отъ Франціи, для осуществленія этого плана, были такъ велики, что онъ получилъ рѣшительный отказъ. Тогда Морицъ задался мыслью устроить для себя независимое королевство на островѣ Табаго, но и этотъ планъ рушился, такъ какъ Франція принуждена была уступить островъ Табаго Голландіи. Потерпѣвъ такую неудачу, Морицъ не унялся, и сталъ мечтать о Корсикѣ. Сдѣлаться ему тамъ королемъ казалось тѣмъ легче, что незадолго передъ этимъ подобный примѣръ былъ уже данъ однимъ авантюристомъ, вестфальскимъ барономъ Нейгофомъ. Но и этотъ замыслъ Морица, по разнымъ причинамъ, не состоялся и тогда Морицъ остановился на предположеніи — выселить всѣхъ евреевъ изъ Европы въ Америку и возстановить тамъ для себя престолъ царя-псалмопѣвца. Всѣ эти предположенія, мѣнявшіяся быстро одно за другимъ, оказывались неудобоисполнимыми, и эксъ-герцогъ курляндскій бездѣятельно проводилъ время въ помѣстьѣ Шамборъ, пожалованномъ ему королемъ за доблестныя заслуги. Здѣсь онъ жилъ съ затѣями на королевскій ладъ и умеръ осенью 1760 года. По разсказамъ, получившимъ въ это время оффиціальную достовѣрность, Морицъ скончался отъ горячки послѣ непродолжительной болѣзни; а по молвѣ, подтверждавшейся нѣкоторыми особыми обстоятельствами, онъ былъ убитъ на поединкѣ нѣкогда оскорбленнымъ имъ принцемъ Конти. Поединокъ этотъ, по политическимъ соображеніямъ, долженъ былъ оставаться въ тайнѣ, и потому королевское правительство старалось съ своей стороны заглушить ходившіе о немъ толки, подтверждая. что смерть Морица произошла отъ постигшей его болѣзни.
Мы видѣли, что Морицу не пришлось играть у насъ слишкомъ блестящую роль. Онъ остался только не признаннымъ претендентомъ на курляндское герцогство и женихомъ, въ котораго хотя и влюбились двѣ царственныя невѣсты, одна при свиданіи съ нимъ, а другая даже заочно, но который не имѣлъ у нихъ окончательнаго успѣха. Тѣмъ не менѣе въ политической исторіи Россіи Морицъ является все-таки весьма замѣтною личностію не только по прямымъ своимъ столкновеніямъ съ могущественнымъ въ то время княземъ Меншиковымъ, но и по тѣмъ затрудненіямъ, въ которыя онъ ставилъ нѣсколько разъ русскую дипломатію въ отношеніи къ Польшѣ. Притомъ, вообще, дѣло объ избраніи Морица въ герцоги курляндскіе было первымъ и, надобно сказать, довольно удачнымъ опытомъ установленія русскаго вліянія на Курляндію и вмѣстѣ съ тѣмъ косвеннымъ образомъ и на самую Польшу. Русская политика, въ этомъ случаѣ могла достаточно убѣдиться въ возможности располагать дальнѣйшею судьбою Курляндіи и подготовить будущее ея подданство Россіи, а не Пруссіи, хотя по прежнему ходу историческихъ событій и въ силу политическо-господствовавшей тамъ нѣмецкой національности, Курляндіи скорѣе всего предстояло сдѣлаться достояніемъ этой послѣдней.
Что касается собственно Морица, то французы высоко превознесли его, восхищаясь въ особенности тѣмъ, что онъ вполнѣ усвоилъ себѣ отличительныя черты французскаго характера: смѣлость, находчивость и благородное прямодушіе. Они поставили его въ ряду величайшихъ полководцевъ Франціи за его военные подвиги, упоминать о которыхъ мы находимъ здѣсь совершенно излишнимъ уже потому, что они не вліяли на сферу событій, составляющихъ предметъ настоящей статьи. Увлеченіе французскихъ писателей храбрымъ, блестящимъ и даровитымъ Морицомъ и до нынѣ еще слишкомъ сильно. Такъ, послѣдній изъ его біографовъ Талльянде высказываетъ, между прочимъ, мысль, что Россія, по всей вѣроятности, много потеряла отъ того, что не состоялся бракъ Морица съ будущею императрицею Елисаветою. По мнѣнію Талльянде, Морицъ имѣлъ бы самое благотворное вліяніе на государыню и предохранилъ бы Россію отъ многихъ, сдѣланныхъ во время ея правленія ошибокъ и несправедливостей. Съ такимъ мнѣніемъ едва ли можно согласиться и, даже напротивъ, надобно предположить, что воинственный и честолюбивый Морицъ, если бы только онъ получилъ у насъ силу, вовлекъ бы Россію въ такія кровавыя столкновенія, отъ которыхъ ей удавалось отстраняться при иномъ направленіи нашей политики.
Нѣмецкіе біографы тоже превозносятъ похвалами личность Морица. Если, однако, ограничиться только дѣйствіями его въ Курляндіи, то онъ представится не болѣе, какъ смѣлымъ искателемъ приключеній. Нравственныя его стороны также не совсѣмъ привлекательны: онъ считалъ нужнымъ заискивать у Бестужева, подкупалъ Дивьера и придавалъ себѣ въ собственныхъ глазахъ чрезвычайную цѣну, полагая, что курляндцы въ самомъ дѣлѣ готовы умереть за него. Желаніе же его сдѣлаться государемъ, хотя бы даже іудейскимъ царемъ въ Америкѣ, показываетъ ничѣмъ неудержимое его славолюбіе.
Первое издание: Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий / [Соч.] Е. П. Карновича. — Санкт-Петербург: А. С. Суворин, 1884. — 520 с., 13 л. портр.; 24 см.