Изъ газетъ.
правитьГрафъ Витте и его толкованіе манифеста 17-го октября. Авторъ «политическихъ бесѣдъ», печатающихся въ «Новомъ Времени», влагаетъ въ уста графа Витте весьма своеобразную оцѣнку манифеста 17 октября. Графъ Витте, будто бы, съ негодованіемъ отвергаетъ самую мысль о томъ, что этотъ манифестъ имѣетъ значеніе конституціоннаго акта, ограничивающаго самодержавіе. По мнѣнію графа Витте, — "на верху Россіи ничто не измѣнилось, тѣмъ паче не уничтожилось, все осталось на прежнемъ мѣстѣ и нѣтъ въ управленіи страной ни малѣйшей пустоты, которую нужно было бы заполнять всенародной учредительной миссіей. Государь и по сей день неоспоримо занимаетъ свой тронъ, пользуясь всѣми принадлежащими ему историческими правами и прерогативами… Даже титулъ Государя не потерпѣлъ ни малѣйшаго ущерба; всѣ толки и доказательства, будто манифестъ 17 октября отнялъ у Государя титулъ самодержца, дважды невѣрны. Во-первыхъ, историческое происхожденіе этого титула доказываетъ, что самодержцами стали именоваться верховные главы россійской страны послѣ освобожденія ихъ отъ ига монголовъ и поляковъ (?!), именно въ удостовѣреніе того, что они верховенствуютъ надъ отечествомъ на правахъ самостоятельныхъ правителей, внѣ зависимости отъ чьихъ-либо народовъ и коронъ. Поэтому титулу самодержца, по словамъ графа, неправильно придавать значенія неограниченности правъ монарха по отношенію къ его подданнымъ. Во-вторыхъ, манифестъ 17 октября есть выраженіе доброй воли и добраго обѣщанія Государя, т. е. актъ, который не отнимаетъ у монарха правъ и не ограничиваетъ ихъ. Государь Императоръ и теперь, какъ до 17 октября, остается царемъ съ неограниченной властью, которая въ правѣ даровать подданнымъ новыя права, налагать на подданныхъ новыя обязанности, расширять ихъ, сокращать и отмѣнять. Съ этой точки зрѣнія манифестъ 17 октября не внесъ ничего новаго въ основные законы россійскаго государства и не измѣнилъ ихъ ни на іоту. Государь Императоръ царствуетъ и останется по-прежнему владыкой самодержавнымъ.
Другими словами, манифестъ 17 октября былъ данъ; слѣдовательно… онъ можетъ быть и взятъ обратно.
Есть люди, выдумывающіе порохъ; есть другіе, умнѣйшіе, которые стрѣляютъ этимъ порохомъ. Графъ Витте относится, кажется, къ числу послѣднихъ. Аргументъ о томъ, что все, что дано, можетъ быть и отнято, — графъ Витте не изобрѣлъ; онъ его заимствовалъ, правда, изъ хорошаго источника, именно — у покойнаго B. К. Плеве. Этимъ же аргументомъ B. К. Плеве защищалъ въ англійской прессѣ русскую, — т. е. свою собственную — политику по отношенію къ Финляндіи: финляндская конституція была дана, дарована неограниченною, самодержавною волей, — слѣдовательно, она вполнѣ правомѣрно можетъ быть отмѣнена тою же неограниченною, самодержавною волею, которая ее установила. Эта конституціонная доктрина вызвала на Западѣ величайшее изумленіе. Вильямъ Стэдъ написалъ тогда B. К. Плеве свое извѣстное письмо, которое появилось и въ русскомъ «Освобожденіи». Стэдъ, какъ меркантильный англичанинъ, предложилъ Плеве испытать крѣпость своей доктрины… на биржѣ. Онъ ему совѣтовалъ обратиться къ министру финансовъ и спросить его, какое впечатлѣніе произвело бы на европейскихъ биржахъ заявленіе русскаго правительства о томъ, что обязательства, выданныя именемъ русской государственной власти, въ виду неограниченнаго характера этой власти, имѣютъ силу лишь до тѣхъ поръ, пока сама власть этого желаетъ. Стэдъ съ своей стороны не сомнѣвался въ томъ, что такое заявленіе можетъ имѣть только одинъ результатъ: занесеніе русскаго правительства на черную доску банкротовъ…
Можно только пожалѣть, что графъ Витте, не обладая необходимыми юридическими свѣдѣніями, взялся за совершенно чуждую ему задачу юридической интерпретаціи. Впрочемъ, не требуется глубокой юридической учености, чтобы понять сущность отношенія, возникающаго между двумя сторонами, изъ которыхъ одна что-либо даетъ, а другая принимаетъ. То, что только предложено, можетъ быть взято назадъ, но то, что дано и принято, отнято быть не можетъ, ибо тутъ мы имѣемъ дѣло съ соглашеніемъ двухъ воль (стороны давшей и принявшей), которое не подлежитъ ни измѣненію, ни отмѣнѣ по произволу только одной стороны. Помимо юридической своей нелѣпости, эта теорія и съ политической точки зрѣнія есть палка о двухъ концахъ. Въ самомъ дѣлѣ, если дарованная конституція не имѣетъ никакихъ залоговъ прочнаго существованія, то не правы ли представители крайнихъ революціонныхъ воззрѣній, которые утверждаютъ, что не слѣдуетъ довольствоваться дарованной конституціей, а свободу необходимо завоевать, заплатить за нее кровью? Пропаганда такихъ воззрѣній едва ли въ интересахъ графа Витте, — и это даетъ основаніе сомнѣваться въ достовѣрности послѣдней «политической бесѣды» «Новаго Времени».
Вотъ что пишетъ по этому поводу само «Новое Время»:
Если принять удивительную точку зрѣнія графа Витте, то воля Государя и его обѣщаніе имѣютъ меньше значенія, чѣмъ воля и обѣщаніе послѣдняго изъ Его подданныхъ. Подпись самаго жалкаго изъ нищихъ все же что-нибудь значитъ, а подпись Монарха будто бы ни къ чему Его не обязываетъ. Но вѣдь это анархизмъ — самый безграничный, какой возможенъ. Если царское имя ничего не обезпечиваетъ, то зачѣмъ это имя ставить на документахъ? Если суть самодержавія въ томъ, чтобы власть сама подавала примѣръ неуваженія къ своей волѣ и своей подписи, то вѣдь нѣтъ аргумента болѣе сокрушительнаго противъ нея, чѣмъ этотъ. Разъ законъ торжественно объявленный, въ слѣдующее мгновеніе можетъ быть отмѣненъ и смѣниться противоположнымъ, то этимъ самый источникъ закона компрометируется хуже, чѣмъ могъ бы это сдѣлать злѣйшій врагъ.
И политическій метеорологъ г. Демчинскій въ «Словѣ» высказываетъ рѣшительное осужденіе новому курсу.
Нужно очень и очень сожалѣть, если эти слова дѣйствительно сказаны С. Ю. Витте, ибо они и юридическій и логическій абсурдъ. Съ того момента, какъ сказано, что никакой законъ не можетъ быть изданъ помимо думы, никакіе манифесты или дарованіе новыхъ правъ подданнымъ и т. п. вольности недопустимы единоличнымъ распоряженіемъ царя. Если же г. Витте угодно расписаться подъ приписываемыми ему словами, то мы ихъ должны истолковать, какъ и приказъ по «Новому Времени»: т. е. «налѣво кругомъ — маршъ»!