Граф Алексей Константинович Толстой (Нива)/ДО

Граф Алексей Константинович Толстой
авторъ неизвѣстенъ
Опубл.: 1872. Источникъ: az.lib.ru

Графъ Алексѣй Константиновичъ Толстой.

править

Предлагая поклонникамъ многосторонняго дарованія А. К. Толстаго, портретъ этого автора, мы считаемъ не лишнимъ сказать нѣсколько словъ о его жизни и литературной дѣятельности.

Графъ А. К. Толстой родился въ Петербургѣ въ 1817 году. Дѣтство свое онъ провелъ въ отцовскомъ имѣньи въ Малороссіи и, кончивъ курсъ въ Московскомъ университетѣ, получилъ мѣсто при русскомъ посольствѣ при франкфуртскомъ союзномъ сеймѣ. Отказавшись отъ дипломатическаго поприща, для того чтобъ имѣть возможность вполнѣ отдаться своему поэтическому призванію, онъ жилъ частію въ своихъ имѣніяхъ, частію же путешествовалъ по Германіи, Франціи и Италіи. Поступивъ во время крымской компаніи въ военную службу, онъ былъ сдѣланъ полковникомъ, а потомъ флигель-адъютантомъ Е. В. Государя императора, а по заключеніи мира вышелъ въ отставку. Въ 1857 г. онъ получилъ при дворѣ должность егермейстера, которую занимаетъ и до сихъ поръ.

Первыми поэтическими опытами А. К. Толстаго были стихотворенія, появлявшіяся отдѣльно въ различныхъ журналахъ, которыя потомъ вошли въ собраніе его стихотвореній, изданное въ 1867 г. Въ 1860 г. онъ написалъ историческій романъ: «Князь Серебряный», имѣвшій громадный успѣхъ и напечатанный сначала въ «Русскомъ Вѣстникѣ», а потомъ появившійся въ отдѣльномъ изданіи. Размѣры нашей статьи не позволяютъ намъ вдаться въ подробный разборъ этого замѣчательнаго произведенія, которое въ свое время читалось на расхватъ всею Россіею. Еще большей успѣхъ имѣла знаменитая трагедія А. К. Толстаго: «Смерть Іоанна Грознаго», возбудившая восторгъ даже въ Германіи, гдѣ она была играна впервые. Постановка на петербургскомъ театрѣ стоила, говорятъ, 30,000 р. с. Вслѣдъ за этимъ появились другія двѣ трагедіи: «Царь Ѳедоръ Іоанновичъ» и «Борисъ Годуновъ», которыя отличаются тѣми же достоинствами, какъ и первая. Между мелкими произведеніями графа А. К. Толстаго замѣчательны его баллады и притчи. Кто не помнитъ его великолѣпной баллады «Грѣшница», въ которой не знаешь чему болѣе удивляться: необыкновенной роскоши красокъ, живости и вѣрности изображенія, или глубинѣ основной мысли? Баллада начинается чрезвычайно картиннымъ описаніемъ пира. Гости бесѣдуютъ о различныхъ предметахъ: о ненавистномъ игѣ Рима, о Пилатѣ, о мирѣ и войнѣ, а больше всего о появившемся въ ихъ странѣ необыкновенномъ мужѣ, который, пламенѣя любовью къ ближнимъ, учитъ платитъ добромъ за зло, возвращаетъ слѣпымъ зрѣніе, слабымъ крѣпость…

Ему признаніе не надо,

Сердецъ мышленье отперто,

Его пытующаго взгляда

Еще не выдержалъ никто.

Цѣля недугъ, врачуя муку,

Вездѣ спасителемъ онъ былъ,

И всѣмъ простеръ благую руку

И никого не осудилъ…

Въ числѣ прочихъ гостей находится молодая грѣшница, которая, почувствовавъ въ этихъ разговорахъ какъ бы укоръ для себя, предлагаетъ держать закладъ, что она не смутится передъ тѣмъ, кого они зовутъ учителемъ. Пиръ продолжается но прежнему…

И вотъ къ толпѣ, шумящей праздно,

Подходитъ мужъ благообразный:

Его чудесныя черты,

Осанка, поступь и движенья

Полны огня и вдохновенья;

Его величественный видъ

Неотразимой дышетъ властью,

Къ земнымъ утѣхамъ нѣтъ участья

И взоръ въ грядущее глядитъ.

То мужъ на смертныхъ непохожій,

Печать избранника на немъ,

Онъ свѣтелъ какъ архангелъ Божій…

Смущенная его величіемъ, грѣшница сначала было потупила взоръ, но потомъ, вспомнивъ свой дерзкій вызовъ, подаетъ ему «шипящій фіялъ» говоря, что ея ученье вѣрнѣе и надежнѣе его. Но то былъ не самъ учитель, а его любимый ученикъ, Іоаннъ изъ Галилеи —

Небрежно немощнымъ обидамъ

Внималъ онъ дѣвы молодой,

И вслѣдъ за нимъ съ спокойнымъ видомъ

Подходитъ къ храминѣ другой:

Въ его смиренномъ выраженьѣ

Восторга нѣтъ, нѣтъ вдохновенья,

Но мысль глубокая легла

На очеркъ дивнаго чела.

То не пророка взглядъ орлиный,

Не прелесть ангельской красы —

Дѣлятся на двѣ половины

Его волнистые власы;

Ложась вкругъ устъ его прекрасныхъ,

Слегка раздвоена брада, —

Такихъ очей благихъ и ясныхъ

Никто не видѣлъ никогда.

И онъ въ молчаніи глубокомъ

Обвелъ сидящихъ тихимъ окомъ;

И въ домъ веселья не входя,

На дерзкой дѣвѣ самохвальной

Остановилъ свой взоръ печальный:

И былъ тотъ взоръ, какъ взоръ денницы,

И все открылося ему,

И въ сердцѣ сумрачномъ блудницы

Онъ разогналъ ночную тьму,

И все, что было тамъ таимо,

Въ грѣхѣ что было свершено,

Въ ея глазахъ неумолимо

До глубины озарено.

Внезапно стала ей понятна

Неправда жизни святотатной,

Вся ложь ея порочныхъ дѣлъ —

И ужасъ ею овладѣлъ;

Уже на грани сокрушенья

Она постигла въ изумленьи,

Какъ много благъ, какъ много силъ

Господь ей щедро подарилъ,

И какъ она восходъ свой ясный

Грѣхомъ мрачила ежечасно.

И въ первый разъ гнушаясь зла,

Она въ томъ взорѣ благодатномъ

И кару днямъ своимъ развратнымъ

И милосердіе прочла;

И чуя новое начало,

Еще страшась земныхъ препонъ,

Она, колебляся, стояла

И вдругъ, въ тиши раздался звонъ

Изъ рукъ упавшаго фіяла,

Стѣсненной груди слышенъ стонъ,

Блѣднѣетъ грѣшница младая,

Дрожатъ открытыя уста —

И нала ницъ она, рыдая,

Передъ святынею Христа.

А напр. эта прелестная притча, насквозь проникнутая русскимъ духомъ, какъ относительно содержанія, такъ и относительно формы:

"У приказныхъ воротъ собирался народъ

Густо;

Говоритъ въ простотѣ, что въ его животѣ

Пусто.

Дурачье! сказалъ дьякъ, изъ васъ долженъ быть всякъ

Въ тѣлѣ.

Еще въ думѣ вчера мы съ трудомъ осетра

Съѣли!

На базаръ мужикъ везъ черезъ рѣку обозъ

Пакли;

Мужичекъ-то, вишь, простъ; знай везетъ черезъ мостъ, —

Такъ ли?

Вишь, дуракъ! сказалъ дьякъ, тебѣ мостъ чай пустякъ?

Дудки!

Ты-бъ его поберегъ; вѣдь плыли жь поперегъ

Утки!

Какъ у Васьки Волчка воръ стянулъ гусачка,

Вишь ты!

Въ полотенцо свернулъ, да поймалъ караулъ,

Ништо!

Дьякъ сказалъ: дурачье! полотенце-то чье?

Васьки?

Стало Васька и тать! Стало Васькѣ и дать

Таску!

Пришолъ къ дьяку больной, говоритъ: ой, ой, ой,

Дьяче!

Очень больно нутру, а ужь вотъ поутру

Паче.

И не лечь, и не сѣсть, и не можно мнѣ съѣсть

Столько!

Вишь дуракъ, сказалъ дьякъ, ну не ѣшь натощакъ —

Только!

Пришолъ къ дьяку истецъ, говоритъ: ты отецъ

Бѣдныхъ!

Кабы ты мнѣ помогъ — видишь денегъ мѣшокъ

Мѣдныхъ —

Я бъ-те всыпалъ, ей-ей, въ шапку десять рублей,

Шутка!

— Сыпь сейчасъ! сказалъ дьякъ, подставляя колпакъ,

Нутка!

Трагедіи А. К. Толстаго «Смерть Іоанна Грознаго», «Борисъ Годуновъ», его большая драмматическая поэма «Донъ Жуанъ» и нѣкоторыя другія произведенія — переведены на нѣмецкій языкъ г-жею Павловой; а первая изъ этихъ трагедій, представленная на придворномъ веймарскомъ театрѣ, имѣла большой успѣхъ. Съ своей стороны А. К. Толстой питаетъ, какъ покрайней мѣрѣ можно заключить по его переводамъ, особенное сочувствіе къ германской литературѣ и между прочимъ перевелъ «Коринѳскую невѣсту», «Бога и Баядеру» Гёте и многія другія произведенія германскихъ поэтовъ, а также нѣсколько стихотвореній изъ Шенье.

"Нива", № 40, 1872