ГРАЖДАНСКОЕ РАЗВИТІЕ АМЕРИКИ.
правитьСамостоятельная производительность нашего интеллекта, какъ извѣстно, никогда не отличалась особеннымъ богатствомъ; не днями и мѣсяцами, а цѣлыми годами надо считать появленіе хорошей русской книги, которая приводила бы въ движеніе мысль и вносила бы новые взгляды въ наше міросозерцаніе. Поэтому переводная литература всегда была преобладающимъ элементомъ въ исторіи нашего умственнаго развитія. Мы брали, беремъ и, вѣроятно, еще долго будемъ брать изъ иностранныхъ литературъ новыя идеи и, послѣдніе выводы, пріобрѣтенные дружными усиліями европейскихъ мыслящихъ людей. Славянофиловъ сильно огорчаетъ это обстоятельство и они давно уже толкуютъ намъ о необходимости имѣть свои идеи, свою науку, такъ чтобы на право собственности ихъ не смѣлъ посягать ни англичанинъ, ни французъ, ни нѣмецъ. Желаніе безъ сомнѣнія похвальное, по, къ сожалѣнію, совершенно безплодное. До сихъ поръ еще ни одному славянофилу не удалось изобрѣсти ни одной такой идеи, которая бы не была извѣстна въ западной Европѣ. Начиная отъ философіи Гегеля и до искуства плясать на канатѣ — все заимствовано нами отъ еретическаго запада. — Нѣтъ спору, что создавать новыя идеи-своими собственными силами и участвовать, какъ мыслящему существу, въ общечеловѣческомъ прогрессѣ гораздо похвальнѣе, чѣмъ, сложа руки, пользоваться готовыми результатами чужого труда; по пока придутъ въ наши головы свои идеи и своя наука для національнаго достоинства лучше учиться у другихъ, чѣмъ сидѣть безъ дѣла въ ожиданіи будущихъ благъ. Но чего мы можемъ дождаться отъ такихъ наставниковъ, какъ славянофильствующая братія? — Всѣ новѣйшія открытія, которымъ человѣчество обязано величайшими благодѣяніями, сдѣланы прежде, чѣмъ мы узнали о существованіи славянофильскаго направленія. Мы не произвели ни одного Уатта, Аркрайта, Стефенсона и др., которые своими механическими изобрѣтеніями вызвали къ дѣятельности тридцать милліоновъ человѣческихъ силъ, замѣняемыхъ въ одной Англіи движеніемъ пара. Въ то время, какъ эти скромные механики производили радикальный переворотъ въ промышленномъ мірѣ, наши славянофилы занимались пустыми спорами. На слушаніе утихъ споровъ мы и безъ того много потратили времени, и гораздо разсчетливѣе поступили бы, еслибъ прямо начали съ примѣненія великихъ открытій къ своей жизни. Иначе, въ ожиданіи своихъ идей, намъ пришлось бы еще долго трястись въ старинныхъ колымагахъ вмѣсто спокойнаго путешествія по желѣзнымъ дорогамъ или плавать на неуклюжихъ баркахъ вмѣсто пароходовъ. Не надо забывать, что всякое новое удобство, вносимое въ общественную жизнь, имѣетъ непосредственное вліяніе не только на развитіе матеріальнаго благосостоянія, но и умственной жизни. Экономія времени дастъ досугъ и средства, при которыхъ только и возможно образованіе народа. Употребляя свою прялку вмѣсто механическаго прядильнаго станка или копая землю тупыми деревяшками вмѣсто усовершенствованнаго плуга, мы даромъ расходуемъ сотни тысячъ рабочихъ силъ и жизней, и отнимаемъ у себя сотни милліоновъ отнюдь нелишняго для насъ капитала. Еслибъ мы умѣли понимать дѣйствительныя свои выгоды, то дорожили бы каждымъ движеніемъ западной мысли и пользовались бы ея результатами, какъ можно полнѣе. Поэтому нѣтъ основанія огорчаться преобладаніемъ переводной литературы надъ издѣліями нашего собственнаго ума. Напротивъ, всякая хорошая иностранная книга, переведенная на русскій языкъ, есть капитальное пріобрѣтеніе въ общественной экономіи. Если книга успѣла возбудить только нашу любознательность, навести насъ на новыя идеи, то и тогда она оставить по себѣ благотворныя послѣдствія. И чѣмъ она умнѣе, тѣмъ сильнѣе впечатлѣніе, производимое ею на сообразительнаго читателя. Она заставляетъ думать и говорить, а въ этомъ вся сущность умственнаго развитія.
Разбираемая нами книга Дрэйера принадлежитъ именно къ числу тѣхъ, которыя возбуждаютъ мозговую дѣятельность и наводятъ на серьезные выводы. Это произведеніе замѣчательнаго американскаго ума. Дрэперъ — физіологъ и публицистъ, самый серьезный мыслитель и популяризаторъ, — чего у насъ никогда не бываетъ, — профессоръ и умный человѣкъ, — что также не очень часто случается въ нашемъ ученомъ мірѣ, — умъ практическій и въ то же время съ превосходнымъ теоретическимъ образованіемъ. Одинъ изъ рецензентовъ его выразился о немъ слѣдующимъ образомъ: «если бы всѣ американцы разсуждали такъ, какъ мистеръ Дрэперъ, то Америка настолько стояла бы выше Европы, насколько нынѣшняя Европа стоитъ выше XII или XIII вѣка.»
Въ сочиненіи "Умственное развитіе Европы, " съ которымъ русская публика уже знакома, Дрэперъ старался рѣшить вопросъ о внутренней и глубоко-логической связи между историческимъ прогрессомъ европейскихъ обществъ и вліяніемъ на нихъ физическихъ законовъ природы. Теперь же онъ дѣлаетъ примѣненіе своихъ выводовъ въ отношеніи Америки. «Можетъ быть, говоритъ онъ, въ настоящую минуту, когда республика достигла одной изъ тѣхъ эпохъ, въ которую должна испытать важныя преобразованія, не будетъ лишнимъ обратить вниманіе на дѣйствія физическихъ дѣятелей и законовъ при движеніи націй впередъ. Мы слишкомъ склонны пренебрегать ихъ вліяніемъ… Опредѣлить дѣйствія тѣхъ или другихъ законовъ природы въ отношеніи Америки; угадать будущія стремленія республики; извлечь изъ сдѣланныхъ нами наблюденій правила для управленія націи — вотъ предметы, которымъ посвящены слѣдующія страницы.» (Стр. 4—5.)
Разсматривая историческую судьбу народа, Дрэперъ повторяетъ старую идею итальянскаго историка Вико, что націи, подобно отдѣльнымъ личностямъ, бываютъ молоды, потомъ старѣютъ и наконецъ умираютъ. «Аналогія, говоритъ онъ, между жизнію индивидуума и жизнію цѣлой націи возникаетъ, изъ сходства ихъ природы.» Но въ чемъ же это сходство и какъ далеко можно провести параллель между индивидуальною жизнію и коллективнымъ развитіемъ цѣлаго общества? Чтобы отвѣчать на этотъ вопросъ, надо прежде составить себѣ точное понятіе о различіи между отдѣльною личностію и цѣлымъ народомъ. Если одни и тѣ же законы управляютъ жизнію индивидуума и общества, то должны повторяться и одинаковыя явленія, потому что причина и послѣдствіи ея всегда тождественны. Но такъ ли это въ настоящемъ случаѣ? Въ развитіи отдѣльной личности періоды возрастанія и упадка ея силъ такъ строго опредѣлены природою, что отступленій отъ общихъ и постоянныхъ законовъ не можетъ быть никакихъ. Никто еще не былъ старикомъ въ семнадцать лѣтъ и юношею въ девяносто; никто и никогда не переживалъ обратнаго развитія естественному ходу отдѣльной человѣческой жизни. Кромѣ того, развитіе индивидуума обусловлено приблизительно извѣстнымъ числомъ лѣтъ, далѣе котораго жизнь продолжаться не можетъ. Въ наше время никто не доживаетъ до 200 лѣтъ, и обыкновенная средняя величина человѣческой жизни принимается въ 40 лѣтъ. Это непреложный законъ индивидуальной жизни. Но можно ли опредѣлить такіе же точные періоды для историческаго существованія народа? Можно ли положительно утверждать, что такая-то нація проживетъ 1000 лѣтъ, а другая 1200? Есть ли какая нибудь постоянная мѣра для опредѣленія возраста, напр. Америки? Исторія представляетъ ламъ множество примѣровъ, подобныхъ древней Персіи и Египту, изъ которыхъ первая прошла весь путь своего существованія въ нѣсколько десятковъ лѣтъ, а второй костенѣлъ въ своихъ неподвижныхъ и мертвыхъ формахъ нѣсколько тысячи лѣтъ. Притомъ, въ возрастаніи отдѣльнаго лица періоды развитія, какъ мы сказали выше, слѣдуютъ одинъ за другимъ правильно, — старость не является прежде молодости, — а въ исторической жизни народовъ эта постепенность постоянно нарушается и нація дряхлая можетъ возвратить себѣ юность и свѣжія силы. Вотъ что Дрэперъ говоритъ объ азіатскихъ государствахъ: "Про обитателей Азіи именно можно сказать, что они застоялись. Тамъ нѣтъ ни перемѣнъ въ формѣ одежды, ни улучшенія жилищъ или пищи. Какъ въ древности жили ихъ праотцы, такъ живутъ и они. Въ нихъ погибъ духъ политическаго усовершенствованія. Давимые неумолимымъ ходомъ времени, они находятъ удовольствіе только въ тишинѣ и покоѣ. (Стр. 74—75) По видимому, Дрейеръ произнесъ приговоръ рѣшительной старости и негодности азіатскихъ народовъ. И эта старость или предсмертная агонія продолжается нѣсколько вѣковъ и слѣдовательно, по закону индивидуальнаго развитія, не можетъ воротиться къ прежней молодости. По черезъ нѣсколько страницъ Дрэперъ подаетъ намъ слѣдующую надежду: «Приведите только въ движеніе эти окостенѣлыя племена, соедините ихъ посредствомъ путей сообщенія, торговли, взаимныхъ браковъ и сразу перемѣнится весь порядокъ вещей», (стр. 81) т. е. старыя націи помолодѣютъ и въ разлагающихся обществахъ закипятъ новыя силы, чего никогда не можетъ случиться съ постарѣвшей отдѣльной личностію. Изъ итого ясно видно, что законы и явленія въ развитіи цѣлаго народа дѣйствуютъ не одинаково по сравненію съ отдѣльной личностію; а потому коллективную жизнь общества никакъ нельзя приравнивать къ жизни индивидуума. Мы остановились на этомъ пунктѣ единственно потому, что красивое, но совершенно фальшивое сравненіе, такъ часто употребляемое современными историками, затемняетъ правильный взглядъ на историческую судьбу народовъ. Удивляемся, какъ строгій умъ Дрэпера поддался этому риторическому украшенію.
I.
правитьВъ числѣ дѣйствующихъ силъ природы, оказывающихъ непосредственное вліяніе на историческую жизнь народа, Дрэйеръ ставитъ на первомъ планѣ климатъ. Это одинъ изъ тѣхъ факторовъ, который, по мнѣнію его, раньше всѣхъ другихъ физическихъ условій кладетъ свою печать на зарождающуюся жизнь общества. "Ежедневное обращеніе земли около своей оси распредѣляетъ періодически занятія и отправленія живыхъ существъ и опредѣляетъ время бодрствованія и сна. Подобное вліяніе на жизнь матеріи имѣетъ и движеніе земли но орбитѣ. Въ нашихъ широтахъ деревья покрываются зеленью и цвѣтами съ наступленіемъ весны, а осенью снова погружаются въ длинный зимній сонъ. Животныя сообразуютъ свои обычаи тоже но временамъ года; они приготовляются выводить дѣтенышей весной, предупреждая съ предусмотрительной осторожностью приходъ зимы. То же самое можно сказать о стаяхъ голубей, которые безчисленными миріадами перелетаютъ въ паши страны съ наступленіемъ весны и улетаютъ на югъ осенью; также поступаютъ и стада буйволовъ на западѣ. Переселенія рыбъ, которыя въ извѣстныя времена совершаютъ переходы изъ одного моря въ другое, такъ правильны, что совпадаютъ съ одними и тѣми же астрономическими явленіями. Эти любопытные факты нельзя приписывать вліянію другихъ обстоятельствъ, — напримѣръ, говорить, что животныя спятъ ночью, потому что въ это время спитъ ихъ добыча или объяснять переселенія рыбъ изъ одного моря въ другое инстинктомъ, говорящимъ имъ, гдѣ изобилуетъ пища, которою они живутъ. Напротивъ того, если мы будемъ разбирать одинъ фактъ за другимъ, то необходимо придемъ къ заключенію, что всѣ они находились подъ вліяніемъ астрономическихъ событій; что солнце не только опредѣляетъ періоды бодрствованія и сна, возрастанія и упадка, по регулируетъ всѣ движенія животныхъ на поверхности земли. Лучи его, падая вертикально, производитъ роскошную растительность тропическихъ странъ и разслабляютъ вмѣстѣ съ тѣмъ племена живущихъ тамъ людей. Въ полярныхъ странахъ, вслѣдствіе косвенности лучей, земля постоянно покрыта снѣгомъ, и эти негостепріимныя мѣста почти необитаемы. Дѣйствіемъ того же солнца пассатные вѣтры переносятъ къ полюсамъ громадныя количества кислорода, отдѣляющагося въ воздухѣ изъ земли жаркаго пояса. Этотъ кислородъ добытъ свѣтомъ и распространенъ теплотою. Такое же вліяніе имѣетъ солнце и на море. Гольфстремъ, начинающійся у береговъ Мексики, своей высокой температурой, обязанной дѣйствію солнца, обусловливаетъ распредѣленіе рыбъ въ Атлантическомъ океанѣ. Сѣверный китъ, избѣгая его теплоты, уходитъ дальше, за то на меляхъ того же Гольфстрема собираются миріады рыбъ, любящихъ такую теплоту. Нагрѣтый благотворнымъ солнцемъ, Гольфстремъ обнимаетъ въ видѣ вѣера весь западъ Европы и своимъ испареніемъ умѣряетъ климатъ Франціи и Англіи, такъ что суровость и безплодіе соотвѣтствующихъ широтъ Америки замѣняются въ вышеупомянутыхъ европейскихъ мѣстностяхъ болѣе благопріятнымъ климатомъ. Это много способствовало развитію земледѣлія, науки, искусства и литературы тѣхъ странъ. Вотъ какое вліяніе имѣетъ этотъ дѣятель въ природѣ: онъ не только причина коротко описанныхъ нами простыхъ физическихъ явленій, но еще тѣсно связанъ съ прогрессомъ и умственнымъ развитіемъ общества. Не будь Гольфстрема, Ньютонъ не написалъ бы своихъ "Principia, « ни Мильтонъ — „Потеряннаго Рая.“ (Стр. 22—24.) Въ другомъ мѣстѣ Дрэперъ замѣчаетъ, что южное полушаріе и тропическія страны не произвели ни одного геніальнаго человѣка; только умѣренный климатъ давалъ міру великихъ представителей мысли и дѣла.
Намъ кажется, что всѣ эти положенія Дрэпера слишкомъ преувеличены относительно вліянія климата. Нѣтъ сомнѣнія, что температура и соединенныя съ нею условія мѣстной обстановки управляютъ ходомъ народной жизни, но не въ такой степени, чтобы Ньютоны и Мильтоны были обязаны своимъ геніемъ преимущественно Гольфстрему; по крайней мѣрѣ, Дрэперъ не приводитъ такимъ фундаментальныхъ фактовъ, которые бы вполнѣ подтверждали сто идею. Во-первыхъ климатическія условія дѣйствуютъ довольно ощутительно эти человѣка только въ его первоначальномъ состояніи, когда онъ, безпомощный и слабый умственными средствами, не можетъ противопоставить физическому вліянію природы своихъ собственныхъ силъ. Пока въ борьбѣ человѣка съ окружающимъ его міромъ перевѣсъ остается на сторонѣ физическихъ факторовъ, солнце и атмосфера могутъ управлять дѣйствіями разумнаго существа, но какъ только этотъ перевѣсъ переходитъ на сторону человѣка, онъ постоянно освобождается отъ климатическихъ вліяній. По мѣрѣ культуры и цивилизаціи климатъ подчиняется господству человѣка, такъ что, выходя изъ борьбы болѣе и болѣе сильнымъ побѣдителемъ, онъ наконецъ дѣлается полнымъ властелиномъ внѣшней обстановки. Такъ, напримѣръ, Германія временъ Тацита, дикая, покрытая лѣсами и болотами, непроходимая на сѣверѣ и холодная на югѣ, благодаря смягчающимъ условіямъ европейской цивилизаціи, обратилась въ сплошную массу садовъ и плодородныхъ полей. Гдѣ прежде свирѣпствовалъ холодъ и лежали нетающіе снѣга, теперь господствуетъ самая умѣренная и благотворная температура. Подобныя метаморфозы, независимо отъ слишкомъ медленныхъ геологическихъ реформъ, совершались повсюду, гдѣ человѣкъ съ успѣхомъ боролся противъ неблагопріятныхъ вліяній природы; а борьба его начинается съ первой минуты его существованія и наполняетъ всю его дѣятельность до тѣхъ поръ, пока онъ не падетъ подъ ея гнетомъ или не выйдетъ побѣдителемъ. Поэтому вліяніе климата далеко не такъ велико, какъ думаетъ Дрэперъ. Во-вторыхъ, смотря на всемірную карту, на которой распредѣляются разнообразныя племена, мы находимъ, что при самыхъ благопріятныхъ климатическихъ условіяхъ есть народы, по видимому, окаменѣвшіе въ своей неподвижности, а другіе, менѣе счастливые своимъ географическимъ положеніемъ, выработали себѣ высшую культуру. Наконецъ самъ Дрэперъ даетъ намъ полновѣсный аргументъ противъ своего принципа. Приписывая арабамъ главную роль въ развитіи интеллектуальной и промышленной дѣятельности европейскихъ народовъ, считая ихъ нашими первыми наставниками въ наукѣ, искусствѣ и техническихъ изобрѣтеніяхъ, онъ игнорируетъ тотъ фактъ, что Аравія вовсе не пользуется тѣми физическими преимуществами, которыя бы ставили ее выше Египта или Сиріи, а между тѣмъ какъ различны историческія судьбы этихъ однородныхъ странъ. Египетъ не оставилъ человѣчеству ничего, кромѣ своихъ мумій и чудовищныхъ пирамидъ, какъ памятника величайшаго произвола касты и народной тупости, а арабы научили Европу понимать Аристотеля, элементарной математикѣ, архитектурѣ, положительной философіи, плодомъ которой были всѣ новѣйшія открытіи; той же Аравіи мы обязаны изобрѣтеніемъ хлопчатой бумаги, безъ которой было бы невозможно книгопечатаніе, хлопчато-бумажной мануфактурой и множествомъ другихъ удобствъ, которыя были доведены до утонченнаго совершенства въ великолѣпной Кордовѣ прежде, чѣмъ Европа вышла изъ варварскаго состоянія. Такой громадный переворотъ совершенъ былъ тѣмъ же самымъ народомъ, который до Магомета нѣсколько вѣковъ коснѣлъ въ пустынѣ и у береговъ моря, не выказывая никакихъ признаковъ соціальной жизни. Но почему же, спрашиваемъ мы Дрэпера, арабы вдругъ проснулись подъ своимъ палящимъ солнцемъ и разслабляющимъ дыханіемъ Самума? Ихъ разбудилъ одинъ геніальный фанатикъ, назвавшій себя пророкомъ Аллаха. Этотъ фанатикъ, жившій среди восторженныхъ галлюцинацій и видѣній, покорилъ силой своего ученія болѣе половины Азіи и далъ Аравіи новую жизнь. Не будь этого человѣка, вѣроятно, арабы, при тѣхъ же климатическихъ условіяхъ, оставались бы тѣмъ же бѣднымъ, дикимъ и отъ всѣхъ уединеннымъ племенемъ, которое не знало ничего кромѣ своей священной Мекки и не имѣло ничего, кромѣ шатра и коня. Такимъ образомъ, вліянію климата на развитіе человѣческихъ обществъ Дрэперъ придалъ слишкомъ полновѣсное значеніе. Наука еще не пріобрѣла достаточнаго количества данныхъ для рѣшенія этого вопроса.
Но мы безусловно соглашаемся съ Дрэперомъ въ томъ положеніи, что измѣненіе Физическихъ условій народной жизни сопровождается перемѣнами и въ умственномъ отношеніи. Это вопросъ строго-физіологическій, вопросъ расы. Рѣшительнаго мнѣнія въ этомъ случаѣ мы произнести также не можемъ, но все, что но этой части сдѣлала наука, даетъ намъ нѣкоторыя данныя для основательныхъ выводовъ. При столкновеніи двухъ различныхъ племена» на одной и той же мѣстности обыкновенно возникаетъ борьба, въ которой болѣе сильная раса уничтожаетъ или подчиняетъ болѣе слабую своему преобладающему элементу. Въ физическомъ отношеніи это преобладаніе совершается посредствомъ крови, а въ умственномъ — силою и вѣрностію понятій. Если эти расы соприкасаются подъ вліяніемъ враждебныхъ отношеній, на узкомъ пространствѣ для борьбы за существованіе, то сильное племя совершенно истребляетъ своего слабаго соперника. Такое явленіе, какъ представилъ намъ его г. Щаповъ, произошло съ сибирскими инородцами. Если же двѣ расы сближаются между собой, при одинаковыхъ условіяхъ физическаго и интеллектуальнаго состоянія, не имѣя необходимости бороться за пищу, одежду и жилище, то происходитъ медленный и постепенный процессъ помѣси и развитіе новаго типа. Это мы видимъ на смѣшеніи англо-саксонскаго племени съ норманскимъ, римскаго съ германскимъ. Наконецъ есть и такіе случаи, когда двѣ расы, въ границахъ одного географическаго положенія, цѣлыя столѣтія остаются отдѣльными типами, сохраняя свою національную особенность. По всякомъ случаѣ умственному перевороту всегда предшествуютъ физическія измѣненія. Вотъ какъ говоритъ объ этомъ Дрэперъ: «чтобы возвысить или унизить группу людей, необходимо коснуться ихъ физическаго положенія. Если бъ это было не такъ, какое различіе представляло бы поприще индійцевъ на этомъ континентѣ! Съ знаменитымъ примѣромъ бѣлой расы передъ глазами они должны были бы сдѣлаться нашими товарищами въ прогрессѣ. Какимъ образомъ тѣ благомыслящіе люди, которые надѣются совершить обращеніе и цивилизацію народовъ единственно проповѣдью миссіонерства, объяснятъ представленные нами факты?.. Народъ, съ незапамятныхъ временъ жившій въ одной странѣ и никогда несмѣшивавшійся съ другими, представляетъ особенное состояніе покоя и стремленія удержать свои обычаи, каковы бы они ни были; если жители охотники и воины, они продолжаютъ быть охотниками и воинами. Они преданы консерватизму, не показываютъ ни малѣйшаго расположенія идти впередъ и поэтому какъ бы ни была дѣятельна ихъ внутренняя жизнь, соціально они находятся въ покоѣ. Это есть то состояніе застоя, которое въ европейскихъ странахъ составляетъ главное затрудненіе къ возвышенію воспитаніемъ низшихъ классовъ. Они съ непостижимымъ упорствомъ привязываются къ своимъ правиламъ жизни, какъ бы ни были дурны послѣднія, — къ своимъ идеямъ, не смотря на всю ихъ нелѣпость. Ихъ можно выучить подражать, но понимать никогда. Они въ одно и то же время непроницаемы для знанія и не терпятъ перемѣны. Крестьянинъ, обработывающій руты (поземельная мѣра) своихъ предковъ древнимъ орудіемъ, употреблявшимся во времена римлянъ, смотритъ съ смѣшаннымъ чувствомъ насмѣшки и отвращенія на усовершенствованный плугъ. Его умственный застой не преодолѣетъ никакое законодательство, никакая сила примѣра. Печальный опытъ учитъ насъ, что его разбудить и улучшить можетъ одна рука насилія.» (Стр. 170—172.) Изъ всего этого Дрэперъ выводитъ то заключеніе, что соціальному прогрессу народа должно предшествовать физическое его усовершенствованіе. Въ этомъ отношеніи смѣсь разнообразныхъ элементовъ, обладающихъ хорошими качествами племеннаго тина, въ высшей степени помогаетъ дѣлу. Нація, уединенная отъ всякаго сношенія съ другими расами, замкнутая сама въ себѣ, безъ притоковъ новой крови и новыхъ понятій, принимаетъ инертное положеніе и постепенно вырождается. Спокойное состояніе ея переходитъ въ застой, а застой превращается въ разложеніе. Лучшимъ примѣромъ этого факта можетъ служить древній Египетъ и нынѣшній Китай. И тамъ и здѣсь соціальная жизнь убита долговременнымъ и систематическимъ отрицаніемъ всякаго сближенія съ другими націями. Напротивъ, усиленная и постоянно возрастающая дѣятельность американскаго общества всего больше зависитъ отъ безпрерывнаго притока разныхъ національностей, вслѣдствіе огромныхъ переселеній въ Америку, и отъ броженія этихъ разнородныхъ элементовъ. На непривычный взглядъ европейца это общественное броженіе, въ которомъ дѣйствуютъ тысячи разнообразныхъ желаній, цѣлей и стремленій, нестѣсняемыхъ никакими гражданскими препятствіями, кажется ужасной анархіей, необузданнымъ произволомъ личной свободы, а между тѣмъ нѣтъ нигдѣ такой политической прочности и спокойствія, какъ въ Америкѣ. Стоитъ только возбудить какой нибудь изъ важныхъ общественныхъ вопросовъ, какъ напримѣръ, освобожденіе негровъ, и всѣ эти повидимому идущія врозь желанія и стремленія вдругъ направляются къ одной цѣли и сливаются въ одномъ народномъ подвигѣ. Такого единства силъ никогда не бываетъ въ странѣ замкнутой, съ строгой централизаціей національности. Поэтому различіе племенъ, составляющихъ одну націю, при хорошемъ соціальномъ механизмѣ, нисколько не вредитъ могуществу общества, а напротивъ даетъ ему разнообразіе и особенную энергію. Франція особенно любитъ выставлять на видъ однородность своего населенія, какъ силу; но въ этомъ-то, по нашему мнѣнію, ея главное безсиліе. Можно навѣрное сказать, что блестящая, но пустая въ сущности цивилизація этой страны рано или поздно рухнетъ, если только на помощь къ этому вырождающемуся обществу не явится притокъ болѣе здоровой крови и болѣе свѣжей національности. Что же касается до Австріи, то совершенно ошибочно приписываютъ ея слабость разнородности племенъ, вошедшихъ въ ея составъ. Напротивъ, только эта разнородность и поддерживаетъ такъ долго ея существованіе. Такимъ образомъ не надо забивать ни въ какомъ случаѣ, что «вырожденіе крови обусловливаетъ вырожденіе мысли.»
На основаніи этого принципа Дрэперъ считаетъ эмиграцію однимъ изъ самыхъ важныхъ явленій въ прогрессѣ человѣческихъ обществъ. Эмиграція, отъ чего бы она не зависѣла — отъ бѣдности переселенцевъ, отъ религіозныхъ или политическихъ гоненій, или отъ жажды къ приключеніямъ и дешевой наживѣ, — имѣетъ результатомъ помѣсь сближающихся племенъ. И здѣсь не надо упускать изъ виду общаго и постояннаго закона племенныхъ аггломерацій, а именно, — преобладанія болѣе сильной расы надъ слабою. Далѣе нужно знать, какого характера и какихъ стремленій переселенцы, оставляющіе свою родину. Если это люди трудолюбивые и образованные, то страна, принимающая ихъ подъ свое покровительство, получаетъ огромныя выгоды отъ такихъ переселеній. Въ этомъ отношеніи политическое и религіозное угнетеніе оказало человѣчеству, наперекоръ всѣмъ желаніямъ притѣснителей, значительныя услуги; оно разбрасывало по всѣмъ концамъ міра способнѣйшихъ дѣятелей, которые заносили сѣмена цивилизаціи въ совершенно дикія страны. Такимъ бѣглецамъ обязана сѣверная Америка своимъ настоящимъ величіемъ; англійская мануфактурная промышленность началась также подъ вліяніемъ переселенцевъ, выгнанныхъ изъ Франціи католическимъ фанатизмомъ Людовика XIV. Швейцарія, благодаря этимъ притокамъ и свободѣ своихъ границъ, сильно окрѣпла въ матеріальномъ и умственномъ отношеніи. Ирландія, каждогодно выбрасывая изъ себя самый производительный и трудолюбивый классъ, даетъ Америкѣ полезныхъ членовъ общества. И въ этомъ случаѣ выигрышъ одной страны совершенно равенъ проигрышу другой. Франція, напримѣръ, послѣ переселенія гугенотовъ настолько же обнищала, насколько разбогатѣла Англія. Совсѣмъ иное значеніе имѣетъ эмиграція, предпринимаемая ради воины и завоеваній. Кромѣ истребленія и упадка народныхъ силъ она ничѣмъ другимъ не оканчивается. Алчность къ пріобрѣтенію и грабежу составляетъ отличительный характеръ этихъ гибельныхъ эмиграцій. Въ такомъ свѣтѣ является испанское заселеніе южной Америки. Американскія племена и ихъ первобытная цивилизація, развившаяся до Колумба, были уничтожены фанатической и жадной до золота толпой испанскихъ авантюристовъ. «Никогда, говоритъ Дрэперъ, не перескажешь того, что дѣлала Испанія на этомъ континентѣ; это никогда не забудется! Она поступала съ индѣйцами съ такой страшной жестокостью, какъ будто они не принадлежали къ человѣческой расѣ. Ихъ земли и имущества были взяты въ силу апостолической власти. Вслѣдъ за тѣмъ сами они обращены въ рабство подъ тѣмъ предлогомъ, что язычники отдаются во владѣніе вмѣстѣ съ землею. Совершались страшныя неистовства и опустошенія, безъ различія возраста и пола. Кто не погибалъ отъ ударовъ подъ тропическимъ солнцемъ, тотъ умиралъ во мракѣ рудника. Крики отчаянія раздавались и съ уединенныхъ песчаныхъ мелей, гдѣ красные фламинго ловятъ рыбу на разсвѣтѣ, и съ зараженныхъ лихорадкой чащъ корнепуска, изъ глубины непроницаемыхъ лѣсовъ, изъ скалистыхъ ущелій и съ вѣчныхъ снѣговъ Андъ, гдѣ свидѣтелемъ ихъ было одно всевидящее солнце. Милліоны за милліонами немилосердно истреблялись цѣлыя племена и народы. Епископъ Чіана утверждаетъ, что въ его время вымерло до пятидесяти милліоновъ. Цивилизація Мексики и Пору, которая могла бы служить поученіемъ для Европы, была уничтожена.» (Стр. 102—108.) Такимъ образомъ шайка эксплуататоровъ, явившихся по слѣдамъ геніальнаго и гуманнаго человѣка, распорядилась съ страной, въ которой она ничего другого не искала, кромѣ наживы и войны. Тогда же люди проницательные предсказали Испаніи ея невозвратное паденіе, потому что націи за подобныя злодѣянія расплачиваются неизбѣжнымъ самоуничтоженіемъ.
Но мы не понимаемъ Дрэпера, когда онъ говоритъ, что Испанія пала отъ того, что лишилась лучшихъ и достойнѣйшихъ людей вслѣдствіе переселенія ихъ въ Америку. Какіе же это лучшіе и достойнѣйшіе люди, которые переплывали атлантическій океанъ съ единственнымъ желаніемъ грабежа и убійства? Дрэперу, конечно извѣстно, что это были большею частію обнищавшіе гидальго, лѣнивые тунеядцы, не знавшіе другаго занятія, кромѣ войны, и неимѣвшіе другихъ цѣлей, кромѣ насилія. Подъ ихъ знаменами стояли всевозможные барышники, промотавшіеся въ Испаніи и ѣхавшіе въ Америку вознаграждать себя за понесенные убытки; въ числѣ ихъ были и члены монашескихъ орденовъ, которые, подъ предлогомъ религіозной пропаганды, набивали свои карманы перуанскимъ золотомъ, а фанатики сдирали кожи съ туземныхъ еретиковъ, обращая ихъ въ католиковъ. Гдѣ же тутъ достойнѣйшіе люди, которые могли своимъ переселеніемъ довести до слабости и паденія Испанію? Напротивъ, они очищали собою полуостровъ отъ самого невѣжественнаго, наглаго и развратнаго класса. Испанія пала именно по тѣмъ причинамъ, которыя представилъ Бокль въ «Исторіи англійской цивилизаціи.»
Поэтому эмиграція, какъ соціальное явленіе, должна имѣть непремѣннымъ условіемъ стремленія мирныя, отыскиваніе труда, защиты или свободной земли. Только при такомъ направленіи, она оказываетъ цивилизующее вліяніе на страну. Что же касается до физіологическихъ перемѣнъ, производимымъ ею въ туземномъ населеніи, то это зависитъ отчасти отъ самой численности переселенцевъ. «Если примѣсь крови, говоритъ Дрэперъ, временна и количество ея ограниченно, дѣйствіе ея, повидимому, изчезнетъ въ непродолжительномъ времени, хотя въ дѣйствительности такого уничтоженія не можетъ быть. Это согласуется съ замѣчаніемъ философо-историковъ, пришедшихъ къ заключенію, что небольшое племя, смѣшиваясь съ большимъ, оказываетъ на него только временное вліяніе, такъ что чрезъ нѣсколько лѣтъ дѣйствіе перестаетъ бытъ замѣтнымъ.» (Стр. 170.) По къ этому замѣчанію надо отнестись осторожно, потому что есть много историческихъ примѣровъ, которые ясно показываютъ, что и ничтожная горсть эмигрантовъ, вооруженныхъ сильнымъ интелектуальнымъ развитіемъ оказываетъ не временное, а постоянное преобладающее вліяніе на многочисленную, по умственно-слабую расу. Это мы видимъ на всѣхъ островахъ Тихого океана, куда только проникали европейскія эмиграціи. Вездѣ туземныя племена, какъ бы они не были велики, теряютъ свой національный типъ подъ вліяніемъ цивилизующихъ эмиграціи. Слѣдовательно численность переселенцевъ имѣетъ значеніе только въ томъ случаѣ, когда помѣсь происходитъ между расами близко стоящими на ступеняхъ умственнаго развитія. Политическія формы управленія тутъ ничего не значатъ. — Но прежде чѣмъ совершится процессъ полнаго сліянія разнородныхъ расъ, высшая раса, ассимилируя нисшую, подвергнется временному задерживающему вліянію. 11а это явленіе Дрэперъ указываетъ въ атлантическихъ штатахъ Америки. Относительно — медленный ходъ цивилизаціи въ этихъ Штатахъ обусловливается постоянными притоками бѣдныхъ и слѣдовательно неблагопріятныхъ выселеній. Плохія племена, смѣшиваясь съ хорошимъ, мѣшаютъ быстрому его развитію.
Въ этомъ отношеніи Дрэйеръ видитъ даже серьезную опасность въ возрастающей эмиграціи, населяющей берегъ Тихого океана. Такъ какъ эта эмиграція состоитъ преимущественно изъ восточныхъ племенъ, слѣдовательно людей самаго нисшаго сорта, то процессу смѣшенія угрожаетъ рѣшительная зараза. Приведемъ здѣсь собственныя слова Дрэйера: «Такъ — какъ при настоящихъ обстоятельствахъ индивидуумы, назначенные населить берегъ Тихаго океана, должны необходимо происходить изъ низшихъ рядовъ общества тѣхъ странъ, откуда они вышли, то нельзя не опасаться за результатъ смѣшенія съ туземнымъ американскимъ населеніемъ. Штаты Тихаго океана хорошо сдѣлаютъ, если обратятъ вниманіе на свои общественныя школы, положатъ широкія и свободныя основанія ихъ воспитательной системѣ, отнюдь не поощряя употребленія какого нибудь иностраннаго языка и стараясь при этомъ по возможности слить съ общей массой ту часть населенія, которая произойдетъ отъ неизбѣжнаго смѣшенія туземцевъ съ переселенцами. Съ восточной кровью необходимо перейдутъ восточныя мысли и стремленія къ восточнымъ соціальнымъ обычаямъ.» (Стр. 184.) Опасность этого смѣшенія Дрэперъ усматриваетъ особенно въ полигаміи восточныхъ расъ; полигамія разрушаетъ общественныя отношенія, дѣлая съ одной стороны женщину безгласной рабой гарема, игрушкой въ рукахъ своего деспота, а съ другой развращая мужчину до безграничнаго тиранна въ своемъ домашнемъ быту и слѣдовательно до неспособности быть порядочнымъ гражданиномъ. Этому обстоятельству надо приписать большую долю соціальнаго застоя Азіи и развитія ея деспотическихъ учрежденій. Неуваженіе къ личности человѣка и презрѣніе къ общественнымъ отношеніямъ зарождаются въ душѣ азіятца еще у домашняго очага и всасываются съ молокомъ его угнетенной матери. Притомъ полигамія уничтожаетъ семейство въ самомъ основаніи, и тѣмъ дѣлаетъ невозможными прочныя связи соціальнаго организма. Въ экономическомъ отношеніи полигамическія учрежденія оказываются еще вреднѣе, отстраняя цѣлую половину азіатскаго населенія отъ общественной дѣятельности. Женщина, заключенная въ гаремѣ, обреченная на безусловное повиновеніе только волѣ своего мужа и невидящая надъ собою никакого общественнаго контроля, не получающая почти никакого образованія, не можетъ быть ни хорошей матерью, ни членомъ общества; однимъ словомъ, восточная женщина соціально не существуетъ, или существуетъ, какъ отрицательная величина. А между тѣмъ полигамія питаетъ дурныя страсти мужчины и имѣетъ своего рода сильныя обольщенія. Она уже пустила свои корни между туземнымъ населеніемъ береговъ Тихаго океана. «Пятьдесять лѣтъ тому назадъ, говоритъ Дрэйеръ, невѣроятно было подумать, чтобы среди христіанскихъ обществъ европейскаго происхожденія могла существовать полигамія, и однако общество, основаніе котораго опирается на религіозный обманъ, на нашихъ глазахъ довело это учрежденіе до практическаго слѣдствія и скоро сдѣлалось богатымъ и могущественнымъ (?). Всегда есть возможность принятія народомъ политическихъ идей, если онѣ совпадаютъ съ его интересами или страстями, и на оборотъ — отъ недостатка подобнаго соотвѣтствія попытки преобразованія и возвышенія человѣческихъ идеи такъ часто не удаются.» (Стр. 186). Такимъ образомъ Дрэйеръ полагаетъ, что азіатскіе переселенцы могутъ заразить своей полигаміей общественныя учрежденія Америки и тѣмъ впослѣдствіи исказить ея національный и политическій типъ.
Но едва ли это опасеніе Дрэйера когда нибудь оправдается. Въ силу одной полигаміи, какъ бы она ни была обольстительна для американскаго запада, еще не можетъ совершиться такой громадный метаморфозъ, какъ китаизированіе береговъ Тихаго Океана. Въ этомъ случаѣ вліянію азіатской расы будутъ противодѣйствовать высокое интеллектуальное развитіе Америки и ея здоровыя соціальныя учрежденія. Несбыточное дѣло, чтобы такая косная и неподвижная раса, какъ китайцы и японцы, могла подчинить своему вліянію американскую націю, живую и сильную во всѣхъ отправленіяхъ соціальной жизни. Что при большихъ и прочно установившихся эмиграціяхъ съ востока на западъ Америки можетъ обнаружиться временный застой въ прогрессѣ — это очень вѣроятно, но чтобы измѣнился весь національный типъ американскаго общества — это болѣе, чѣмъ сомнительно. Арабы, — самая способнѣйшая и могущественная изъ азіятскихъ расъ, — оказывали на Европу сильное вліяніе во всѣхъ отношеніяхъ, но не привили къ леи ни одного изъ своихъ національныхъ учрежденій, въ особенности отвратительной полигаміи. Кромѣ того, опасеніе Дрэпера кажется намъ преувеличеннымъ и потому, что жители востока, вездѣ выказывали стремленіе примѣняться къ требованіямъ европейской цивилизаціи, а не навязывать ей своего тупого застоя. Такъ, напримѣръ, англійская Индія приняла многіе обычаи отъ своихъ побѣдителей, но кромѣ мелкаго разврата, такъ легко прививающагося къ сладострастному набобу или къ богатому купцу, до сихъ поръ не передала ни одного изъ своихъ національныхъ обычаевъ англійскому населенію. Такимъ образомъ бояться за будущее Америки отъ азіятскихъ эмиграцій нѣтъ никакого основанія. Еще менѣе опасности можно ожидать со стороны восточной полигаміи.
Одно явленіе рѣзко бросается въ глаза, при взглядѣ на движеніе американскаго народонаселенія. Эмиграціи начались въ атлантическихъ Штатахъ и постепенно направлялись къ западу. Это явленіе объясняется тѣмъ, что бѣдные переселенцы стремятся къ тѣмъ мѣстностямъ, гдѣ туземное населеніе рѣже, трудъ доступнѣе и конкурренція легче. Въ атлантическихъ штатахъ, по преимуществу промышленныхъ съ густо населенными городами и слѣдовательно съ большимъ запросомъ на трудъ, эмигранту не легко устроиться; онъ по неволѣ идетъ туда, гдѣ просторъ незаселенныхъ земель и потребность рабочихъ рукъ даютъ ему болѣе вѣрныя средства къ осѣдлости и къ обезпеченному существованію. Поэтому американскій западъ гораздо разнообразнѣе національными типами и ниже въ умственномъ развитіи. Точно такой же порядокъ вещей замѣчается въ южныхъ штатахъ. Здѣсь движеніе переселеній происходитъ отъ сѣвера къ тропикамъ, т. е. опять къ тѣмъ свободнымъ пространствамъ, на которыхъ эмигрантъ удобнѣе можетъ основаться. Въ земледѣльческихъ переселеніяхъ мы наблюдаемъ еще одинъ, не безъинтересный фактъ — первоначальное занятіе тощихъ и бѣдныхъ почвъ, хотя рядомъ лежали бы богатыя и плодородныя. Чтобы обработывать богатую почву, надо имѣть усовершенствованныя орудія и средства для удобренія, чего, обыкновенно, у бѣднаго переселенца не имѣется; и потому онъ охотнѣе селится тамъ, гдѣ требуется отъ него меньше знанія и матеріальныхъ издержекъ.
Поэтому мы не раздѣляемъ мнѣнія Дрэпера о вліяніи климата на движеніе переселеній. Дрэперъ думаетъ, что переселенецъ прежде всего ищетъ на чужбинѣ соотвѣтствія климатическихъ условій, которыя его окружали ни родинѣ. Если онъ былъ житель умѣренной широты, то будетъ искать въ новой странѣ той же самой атмосферы и двигаться въ тѣхъ же географическихъ паралеляхъ. Чтобы убѣдиться Въ шаткости этого положенія, нужно только задать себѣ слѣдующій вопросъ: какая первая потребность неотразимо господствуетъ надъ человѣкомъ? Нѣтъ сомнѣнія, — пища. Добываніе ея есть самая необходимая и неотлагаемая нужда. Всѣ другія потребности менѣе настоятельны, чѣмъ эта. Дикарь можетъ жить голымъ, не имѣть жилища или укрываться вмѣстѣ съ животными въ пещерахъ, но ни одного дня онъ не можетъ обойдтись безъ пищи. Поэтому бѣднымъ эмигрантомъ, заброшеннымъ судьбой въ неизвѣстную часть свѣта и находящимся подъ вліяніемъ постояннаго страха умереть съ голоду, прежде всего управляетъ желаніе быть сытымъ. Не климатъ влечетъ его въ ту или другую мѣстность, а разсчетъ достать себѣ болѣе обезпеченное существованіе. Холодъ ли, жаръ ли предстоитъ ему на пути его желудочныхъ поисковъ, онъ выноситъ то и другое равнодушно, лишь бы не остаться голоднымъ. Такимъ образомъ экономическія соображенія всегда преобладаютъ надъ климатическими условіями въ передвиженіи переселенца. Въ такомъ именно направленіи заселялась Америка выходцами всевозможныхъ странъ; тѣ же самыя причины дѣйствовали и въ колонизаціи Алжира французскими эмигрантами.
Но гдѣ бы не основался человѣкъ и при какихъ бы обстоятельствахъ не находился въ своемъ новомъ поселеніи, окружающая природа дѣлается его первымъ наставникомъ. Если его вѣрованія и понятія еще не сложились въ ту или другую систему, не приняли формы преданія, физическій міръ служитъ единственнымъ источникомъ его умственнаго развитія. Процессъ этотъ совершается медленно, вѣками, но такъ правильно и въ такой гармоніи съ преобладающими условіями страны, что на всякомъ народномъ міровоззрѣніи лежитъ свойственный ему отпечатокъ. Различія эти, конечно, зависятъ отъ того настроенія, которое природа сообщаетъ мысли человѣка. Въ одномъ мѣстѣ она дѣлаетъ изъ него запуганное дитя, неспособное разсуждать самостоятельно, а въ другомъ пробуждаетъ въ немъ самую дѣятельную работу ума. Но вездѣ одинъ и тотъ же законъ управляетъ умственнымъ развитіемъ, хотя степени разнообразятся до безконечности. Отъ непосредственныхъ впечатлѣній человѣкъ идетъ къ знанію. «Въ началѣ, говоритъ Дрэперъ, какъ общественной, такъ и индивидуальной жизни, всякое видимое явленіе принимается за реально-существующій предметъ. Синій сводъ неба кажется крышею земли, отдѣляющей ее отъ возвышенной и свѣтлой области, находящейся но ту сторону свода. Въ древнія времена думали, что это можетъ быть замерзаній воздухъ, въ который вставлены звѣзды и подъ которымъ совершаютъ свой ежедневный восходъ и закатъ солнце и луна, предназначенныя давать людямъ свѣтъ. Этотъ кристальный небесный сводъ отдѣлялъ верхній водяной міръ отъ нижняго, земнаго водянаго міра. Понятно, что человѣкъ не безъ удивленія убѣждается въ невозможности вѣрить своимъ глазамъ, что небесный сводъ есть только одна иллюзія, и что на безконечное разстояніе передъ его глазами нѣтъ ничего, кромѣ пространства и звѣздъ.» (Стр. 226.) Такимъ логическимъ процессомъ, переходя отъ одного взгляда къ другому, идетъ человѣкъ на извилистомъ пути своего умственнаго развитія. Какъ скоро духъ анализа возбужденъ въ немъ, накопленіе знаній становится неизбѣжнымъ. Одна идея вызываетъ другую, одно открытіе слѣдуетъ за другимъ, и если знаніе увеличивается въ ариѳметической прогрессіи, то матеріальное благосостояніе человѣка ростетъ въ геометрической. Само собою разумѣется, что распредѣленіе его можетъ быть болѣе или менѣе неправильнымъ, но сила остается одинаково велика. «Почему же въ Европѣ, спрашиваетъ Дрэперъ, ученія, основанныя на этихъ фактахъ, не принимаются съ радостью, а принуждены завоевывать свой путь? Почему пропагандисты этихъ ученій подвергались гоненію и даже въ нѣкоторыхъ случаяхъ претерпѣвали смерть? Почему бы людямъ сердиться, когда имъ доказываютъ, что видимый нами синій сводъ есть только оптическій обманъ, что земля не походитъ на неподвижную плоскость, а есть быстро-несущійся шаръ; что восходъ и заходъ свѣтилъ одна иллюзія, что люди, живущіе на другой сторонѣ земли, ходятъ также какъ и мы, а не на головахъ, какъ думали прежде. Нѣмъ, спрашиваю я, подобныя вещи могутъ возбудить злобу человѣка? Почему онъ преслѣдуетъ величайшихъ своихъ наставниковъ и смотритъ съ подозрѣніемъ на тѣхъ, кто принимаетъ ихъ безобидное ученіе?» (Стр. 249—250,)
Отвѣтъ на всѣ эти вопросы даетъ Дрэперъ въ послѣдней главѣ своего сочиненія, которую мы разберемъ отдѣльно, въ слѣдующей книжкѣ.