Глава V. Родство. Что называли римляне агнацией
Платон говорит, что родство — это есть общность тех же самых домашних богов. Два брата, говорит еще Плутарх, это два человека, на которых лежит долг приносить те же самые жертвы, чтить тех же отеческих богов и быть по смерти погребенными в одной общей могиле. Когда Демосфен хочет доказать, что два человека родственники между собой, то он указывает на тот факт, что они оба исповедуют один и тот же культ и приносят жертвы одной и той же могиле. В самом деле, родство устанавливала домашняя религия. Два человека могли считать себя родственниками, если у них были одни и те же боги, один и тот же очаг, если они приносили общие могильные жертвы.
Ранее мы говорили, что право приносить жертвы очагу передавалось только от мужчины к мужчине, и что культ мертвых относился только к предкам по мужской линии. Из этого религиозного правила следовало, что родства по женской линии, через женщин, не существовало. По мнению древних, женщина не передавала ни жизни, ни культа. Сын получал все от отца. К тому же нельзя было принадлежать к двум семьям или молиться двум очагам, и у сына не было поэтому ни другой религии, ни другой семьи кроме отцовской. Каким образом мог бы он иметь еще семью с материнской стороны? Его мать сама, в тот день, когда были совершены священные обряды брака, всецело отреклась от собственной семьи: с этого времени она стала приносить могильные жертвы предкам своего мужа, как бы ставши их дочерью, и не приносила более жертв своим кровным предкам, потому что она более не признавалась их потомком. У нее не оставалось более ни религиозных, ни правовых связей с семьей, в которой она родилась. С тем большим основанием у ее сына не было ничего общего с этой семьей.
Принципом родства не был материальный акт рождения, им был — культ. Это с полной ясностью видно в Индии. Там глава семьи дважды в месяц приносит могильные жертвы; он приносит один пирог в жертву манам своего отца, другой — манам своего деда, третий — прадеда, но все только со стороны отца, никогда не приносит он жертв своим предкам со стороны матери. Восходя все дальше, но всегда по мужской линии, он совершает приношения предкам четвертой, пятой и шестой степени. Но этим последним приношения совершаются более легкие: простое возлияние воды и несколько зерен рису. Таковы могильные жертвы, и совершением этих обрядов обусловливается родство. Если два человека, приносящие порознь могильные жертвы, могут в восходящем ряду предков найти одного общего для них обоих, то эти два человека — родственники. Они называют друг друга саманодата, если общий предок из тех, кому совершаются возлияния водой, и сапинда, если он из тех, кому приносится в жертву пирог. Считая по нашему, родство сапинда простирается до седьмой степени, а родство саманодата до четырнадцатой. И в том и другом случае родство узнается по тому признаку, что два или несколько человек приносят жертву одному и тому же предку; и этот порядок, очевидно, исключает родство по женской линии.
То же самое было и на западе. Много спорили о том, что такое понимали римские юристы под именем агнации. Вопрос разрешается легко, как только мы сопоставим агнацию с домашней религией. Подобно тому как религия могла передаваться только от мужчины к мужчине, точно также, по свидетельству древних юристов, два человека могли быть агнатами между собой только в том случае, если, восходя всегда по мужской линии, можно было найти общего предка. Закон агнации был, следовательно, тот же, что и закон культа; мы видим явное соотношение между обоими. Агнация была не что иное, как родство в том виде, как его установила в начале религия. Чтобы представить эту истину более очевидно, приведем здесь родословную таблицу римской семьи:
В этой таблице пятое поколение, жившее в 140 году до Рож. Хр., представлено четырьмя лицами. Состояли ли они все в родстве между собой? Так это было бы по нашим современным понятиям, но по понятиям римлян они не все были родственниками между собой. Рассмотрим, в самом деле, у всех ли у них был один и тот же домашний культ, т. е. все ли они приносили жертвы одним и тем же предкам. Предположим, что третий Сципион Азиатский, единственный представитель своей семьи, приносит в определенный, установленный день могильные жертвы; восходя по мужской линии, он находит своим третьим предком Публия Сципиона. Точно также и Сципион Эмилиан, принося жертвы предкам, встречает в ряду их того же Публия Сципиона. Следовательно, Сципион Азиатский и Сципион Эмилиан — родственники между собой; индусы назвали бы таких родственников сапипда.
С другой стороны, Сципион Серапион имеет своим четвертым предком Луция Корнелия Сципиона, который приходится предком в четвертой степени также и Сципиону Эмилиану, следовательно, и они — родственники между собой. Таких родственников индусы назвали бы саманодата. На языке же юридическом и религиозном Рима эти три Сципиона — агнаты: два первых находятся в шестой степени родства между собой, а третий — в восьмой степени с ними обоими.
Но относительно Тиверия Гракха дело обстоит иначе. Этот человек, который, по нашим современным понятиям, являлся бы самым близким родственником Сципиона Эмилиана, совершенно не считается его родственником даже в самой отдаленной степени. Действительно, для Тиверия Гракха безразлично, что он сын Корнелии, дочери Сципиона; ни он, ни сама Корнелия не принадлежат к этой семье по своей религии. У него нет других предков кроме Семпрониев; им приносит он могильные жертвы, и в восходящем ряду предков он не встретит никого иного кроме Семпрониев. Следовательно, Сципион Эмилиан и Тиверий Гракх — не агнаты. Уз крови недостаточно для того, чтобы установить родство, для этого нужны еще узы культа.
Из сказанного понятно, почему в глазах римского закона два единокровных брата — агнаты между собой, а два единоутробных — нет. Нельзя сказать также, чтобы происхождение по мужской линии являлось непреложным принципом, на котором зиждилось бы родство. Не по рождению, а по общности культа узнавали настоящих агнатов. Действительно, сын, выделенный из семьи и отрешенный вследствие этого от домашнего культа, — не был более агнатом своего отца; посторонний же человек, усыновленный, т. е. принятый в культ, становился агнатом усыновителя, а также и всей его семьи. Настолько, в сущности, установительницей родства являлась религия.
Без сомнения, настало время для Индии и Греции, как и для Рима, когда родство но культу не считалось более единственно признаваемым. По мере того, как ослабевала эта древняя религия, голос крови начинал говорить громче, и родство по рождению было признано законом. Это родство, совершенно независящее от домашней религии, римляне назвали cognatio, когнация. Читая произведения юристов, начиная с Цицерона и до Юстиниана, мы видим, как эти две системы родства соперничают друг с другом и оспаривают одна у другой господство в праве. Но во времена Двенадцати Таблиц единственным родством, которое было известно, была агнация, и она одна давала право на наследование. Ниже мы увидим, что то же самое было и в Греции.