Государственное хозяйство (Шелгунов)/Дело 1868 № 11 (ДО)

Государственное хозяйство
авторъ Николай Васильевич Шелгунов

Опубл.: 1868. Источникъ: az.lib.ru • (По поводу книги Пфейфера: die Staatseinnahmen.)
Статья первая.

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ХОЗЯЙСТВО.

(По поводу книги Пфейфера: die Staatseinnahmen.) (Статья первая).

I.

Читатель, слѣдившій по газетамъ за хозяйственной дѣятельностію нашего земства, о которомъ что-то давно уже не слышно, былъ конечно умиленъ широтой его экономическаго размаха. Почти повсюду были заявлены очень энергическія желанія, относительно устройства желѣзныхъ и шоссейныхъ дорогъ, сельскихъ почтъ, училищъ и школъ, и вообще всего того, что могло бы сообщить Россіи несомнѣнно европейскую физіономію.

Конечно, если бы несомнѣнно европейская физіономія зависѣла только отъ энергіи нашего желанія, то вопросъ можно было бы считать уже оконченнымъ. Но, къ сожалѣнію, обнаружилось одно печально-непредвидѣнное обстоятельство, на которое, среди краснорѣчиво-запальчивыхъ разговоровъ, никто не обратилъ вниманія. Читатель догадывается, что при ближайшемъ изслѣдованіи вопроса оказалось, что для желѣзныхъ дорогъ, сельскихъ почтъ, школъ и т. п. у насъ не оказалось денегъ.

Пока это препятствіе не обнаружилось въ своей вполнѣ несокрушимой очевидности, многіе сообразительные и дальновидные люди полагали, что достаточно быть либеральнымъ въ назначеніи земскихъ сборовъ, чтобы явились у насъ всѣ европейскія удобства.

Экономическая основа подобнаго соображенія была очень проста: если десятирублевый налогъ даетъ возможность ѣздить по шоссе, то еще десять рублей надбавки и мы станемъ кататься по желѣзнымъ дорогамъ.

Такимъ образомъ плательщики принимались за неистощимую Калифорнію и вся экономическая мудрость сводилась къ простому умноженію на два.

Практика, однако, показала очень скоро ошибочность такой финансовой теоріи, и невозможность развязывать экономическіе узлы простымъ способомъ Александра Македонскаго.

Тотъ же читатель, который знакомъ по газетамъ съ хозяйственно-экономическими стремленіями земства, долженъ знать, что земскіе расходы и денежныя раскладки произвели не вполнѣ пріятное впечатлѣніе на плательщиковъ.

А это обстоятельство, вмѣстѣ съ вызвавшимъ его денежнымъ либерализмомъ земства, заставляетъ придти къ заключенію, что вопросъ о налогахъ не производилъ на экономическое представленіе земскихъ распорядителей и вожаковъ того яснаго, сознательнаго впечатлѣнія, какое бы онъ долженъ производить.

Если читатель ощутитъ отъ этихъ словъ нѣкоторую горечь, то я прошу его выслушать меня до конца.

Болѣе высокій уровень общественнаго развитія нѣмцевъ, по сравненію съ нами русскими, не подлежитъ сомнѣнію, а между тѣмъ Пфейферъ въ своемъ «die Staatseinnahmen» говоритъ, вотъ что о своихъ соотечественникахъ; «Какъ велико должно было бы быть изумленіе гражданина, жившаго въ цвѣтущее время въ Греціи или Римѣ, если бы онъ ожилъ внезапно среди теперешней нашей европейской культуры! Какъ бы удивили и изумили его всѣ изобрѣтенія и условія общежитія, которыя придумалъ человѣческій умъ болѣе чѣмъ въ 2 т. лѣтъ! Но еще болѣе, чѣмъ паровыя фабрики, желѣзныя дороги и нарѣзныя орудія, изумило бы его, конечно, глубокое невѣжество, въ которомъ находится нынче большая часть гражданъ относительно важнѣйшихъ учрежденій своего государства, и ему показалось бы совершенно непостижимымъ, какъ мало большая часть людей заботится именно о томъ, что онъ привыкъ считать важнѣйшимъ интересомъ человѣчества».

Чтобы не считать такое мнѣніе преувеличеннымъ, стоитъ только приглядѣться, хотя нѣсколько, къ народу, и къ большинству образованныхъ людей западной Европы.

Болтуновъ, какъ и вездѣ, тамъ много; люди съ весьма серьезнымъ лицомъ и съ озабоченной физіономіей громко и горячо разсуждаютъ о разныхъ общественныхъ дѣлахъ, но отъ легкомысленнаго крика до знанія существа учрежденій своего отечества также далеко, какъ отъ земли до луны. Все политическое воспитаніе большинства ограничивается званіемъ двухъ, трехъ законовъ и нѣкоторыхъ запрещеній, что однако не мѣшаетъ владѣльцу такого скуднаго запаса политической мудрости считать себя добрымъ гражданиномъ и патріотомъ.

Нельзя отрицать того, что западная Европа, особенно въ послѣднее время сдѣлала большой шагъ впередъ на пути общественныхъ знаній; для нѣкоторыхъ народовъ, едва только начавшихъ жить самостоятельною политическою жизнію, этотъ шагъ можно признать даже исполинскимъ. Но тѣмъ не менѣе это многое все еще очень мало, и господство или перевѣсъ остается на сторонѣ человѣческихъ заблужденій и предразсудковъ.

Что мѣшало въ Англіи введенію закона о свободной торговлѣ? Одно невѣжество, и, что еще хуже, не невѣжество общенародное, а невѣжество той части націи, которая образуетъ общественное мнѣніе.

Я не берусь рѣшать, кто отличается большимъ заблужденіемъ и рутинностію — сѣрая ли масса или полуобразованная чернь, но, на основаніи историческихъ фактовъ, я знаю, что прогрессивнымъ стремленіямъ противился въ западной Европѣ не черный народъ. А изъ этого необходимо слѣдуетъ то заключеніе, что цивилизованное общественное мнѣніе не есть безошибочный судья, и что когда научныя истины и знаніе распространяются настолько, что будутъ служить уже достаточно крѣпкой руководящей нитью при рѣшеніи общественныхъ вопросовъ, то такъ называемое общественное мнѣніе потеряетъ свое теперешнее значеніе. Зачѣмъ авторитетъ общественнаго мнѣнія, когда рядомъ стоитъ чистое знаніе; говорить объ общественномъ мнѣніи и ссылаться на него уже не будетъ причины, ибо закономъ явится не мнѣніе, а знаніе.

Послѣ такого, нѣсколько длиннаго вступленія, читатель, конечно, согласится, что появленіе настоящей статьи находитъ себѣ оправданіе въ причинахъ, заслуживающихъ полнаго уваженія, и что кажущаяся сухость предмета, еслибы она могла оттолкнуть кого нибудь, падетъ упрекомъ конечно не на автора. Изъ ученія о налогахъ самъ Диккенсъ не сдѣлалъ бы романа. Если же вниманіе читателя привлекаютъ только романы, въ такомъ случаѣ онъ поступитъ весьма разсудительно, если настоящей статьи читать не будетъ.

II.

Исторія налоговъ, какъ и всей экономической дѣятельности человѣчества, очень немногосложна. Извѣстный читателю Хеопсъ и разные другіе современные ему властители, если имъ приходила мысль построить себѣ грандіозную гробницу, въ видѣ исполинской пирамиды, или увѣковѣчить свое имя какимъ нибудь другимъ памятникомъ подобнаго же несообразнаго размѣра, — сгоняли десятки или сотни тысячъ людей, заставляли ихъ работать десятки лѣтъ, и памятникъ созидался.

Тѣже Хеопсы, если имъ казалось необходимымъ завладѣть землей и имуществомъ своего слабаго сосѣда, тѣмъ же способомъ, какъ и при постройкѣ грандіозныхъ памятниковъ, сгоняли своихъ послушныхъ подданныхъ, приказывали имъ брать оружіе, садиться на коней и идти войной на кого требовалось.

Когда не требовались ни пирамиды, ни война, а нужны были деньги или какіе нибудь другіе предметы, Хеопсы отдавали приказаніе, чтобы то-то и то было имъ доставлено, и имъ доставлялось.

Налоги такой несложной формы встрѣчаются только въ начальномъ періодѣ государственной жизни народовъ.

По мѣрѣ экономическаго развитія и цивилизаціи, трудъ натурой и платежи натурой начинаютъ терять свое первоначальное удобство, и является стремленіе замѣнять натуральныя повинности денежными. Но такое похвальное желаніе оказывается не всегда удободостижимымъ. Вотъ почему, въ этомъ періодѣ, разныхъ видовъ натуральныя повинности преобладаютъ надъ всѣми остальными.

Но эта служба натурой, вызываемая только невозможностію обойтись безъ нея, существуетъ лишь на счетъ народнаго благосостоянія и, съ одной стороны, давитъ на народъ, съ другой, на правительство, являясь невыгодной тому и другому.

Подобныя обоюдно-невыгодныя отношенія, существующія какъ неизбѣжная необходимость, побуждаютъ государство изыскивать разныя вспомогательныя средства и суррогаты.

Къ такимъ суррогатамъ принадлежатъ государственныя имущества, регаліи, монополіи и многое множество разныхъ финансовыхъ изобрѣтеній и фискальныхъ средствъ, придумываемыхъ съ спеціальной цѣлію сообщить сундукамъ государственнаго казначейства магнитныя свойства по отношенію къ золоту и серебру, находящемуся въ карманѣ народа.

Такъ какъ потребности государственныя слагались подъ вліяніемъ самыхъ разнообразныхъ причинъ, большею частію случайныхъ, причинъ религіознаго, политическаго и экономическаго характера, поэтому и налоги и разные финансовые суррогаты, зависѣвшіе зачастую отъ впечатлѣній минуты, должны были имѣть характеръ случайности и то баснословное разнообразіе, отсутствіе единства, справедливости и уравнительности, которыя привели, наконецъ, въ великое изумленіе пытливо-критическій умъ людей новаго времени.

Съ той минуты, какъ явились подобныя критическія отношенія въ средневѣковой путаницѣ, для системы налоговъ и податей начинается новый періодъ.

Конечно этотъ новый періодъ не создалъ ни особенныхъ экономическихъ чудесъ, ни уничтожилъ вполнѣ прежней неуравнитель ности; но тѣмъ не менѣе новое время для государственнаго хозяйства уже наступило, а вмѣстѣ съ нимъ явилась и возможность положить конецъ многимъ уродливымъ финансовымъ явленіямъ, подъ бременемъ которыхъ изнемогали люди въ старину.

Разсчетъ привелъ къ системѣ бюджета и строгаго контроля. Въ конституціонныхъ государствахъ народъ, чрезъ своихъ представителей, принимаетъ участіе въ обсужденіи средствъ и способовъ для удовлетворенія денежныхъ государственныхъ потребностей, и плательщики уже не ограничиваются одной безгласной уплатой: они хотятъ знать, на что требуются отъ нихъ деньги и точно ли эти деньги расходуются на то, на что онѣ даны.

Впрочемъ читатель не получитъ вполнѣ яснаго понятія о вопросѣ, если онъ вообразитъ, что стремленія цивилизованныхъ націй увѣнчались полнымъ успѣхомъ и что идти впередъ некуда.

Государства новаго времени страдаютъ отъ несоразмѣрныхъ расходовъ на войско и отъ долговъ.

Съ тѣхъ поръ, какъ явилась система долговъ, этотъ новый источникъ доходовъ далъ государственной расточительности такой могучій полетъ, какой былъ немыслимъ прежде.

Ранѣе, предѣломъ государственныхъ расходовъ были внутренніе государственные доходы или собственныя средства: не было доходовъ, нельзя было предпринимать и расходы. Со времени же возможности долговъ границы эти исчезли или, по крайней мѣрѣ, отодвинулись такъ далеко, что стали почти незамѣтны.

Съ этой поры начинается необычайное увеличеніе государственныхъ расходовъ, превратившееся въ какое-то международное соревнованіе. Каждое государство хлопотало объ увеличеніи своихъ собственныхъ силъ и объ увеличеніи своихъ долговъ.

Еще въ 1685 году государственные расходы Англіи составляли 1,400,000 ф. стер., а нынче, среди глубокаго европейскаго мира, англійскій бюджетъ простирается до 66,890,000 ф. стер. И тогда на армію уже тратилась половина, нынче тратится меньше — одна треть; но тогдашняя половина равнялась только 700,000 ф. стер., нынѣшняя же треть составляетъ 22,000,000!

Во Франціи бюджетъ 1740 г. равнялся 170 м фр. и въ томъ числѣ на армію и флотъ шло около 100 м. Нынче же государственные расходы Франціи превышаютъ 2 милліарда.

Въ Австріи въ томъ же 1740 г. расходы простирались отъ 30— 40 м гульденовъ, а нынче они составляютъ отъ 5 до 600 милл.

У насъ, по государственной росписи на 1790-й годъ, общій расходъ составлялъ 42,519,921 руб., а по росписи на 1868-й годъ одни платежи процентовъ и погашенія по долгамъ составляютъ 76,638,896 руб.

Общіе европейскіе государственные расходы дошли въ наше время до невообразимой величины 3000 милліоновъ руб. въ годъ, и, въ этой суммѣ, содержаніе армій и проценты по долгамъ составляютъ болѣе половины.

Распредѣляя этотъ расходъ на все европейское населеніе, окажется, что на каждое семейство падаетъ въ годъ около 60 руб.

Если подобный расходъ нельзя назвать невыносимымъ, то нельзя отрицать и того, что онъ громаденъ, и что плательщики имѣютъ полное и справедливое основаніе стремиться къ уменьшенію тягости налоговъ.

Этого коротенькаго историческаго очерка я полагаю совершенно достаточно для убѣжденія читателя въ той важности, какую имѣетъ и должно имѣть изученіе системы финансовъ и финансоваго управленія для всякаго, имѣющаго притязаніе считать себя гражданиномъ европейскаго государства и членомъ цивилизованнаго общества.

Еще Монтекукули говорилъ, что для успѣха войны существенно необходимы три вещи: деньги, деньги и деньги. Какъ военный спеціалистъ, Монтекукули смотрѣлъ на финансовый вопросъ нѣсколько односторонне. Мы можемъ уже обобщить эту мысль и сказать, что деньги нужны не для одной войны; они дуніа всего государственнаго механизма и безъ нихъ машина должна или остановиться или распасться.

Но деньги можно добыть только изъ извѣстныхъ источниковъ и только извѣстными средствами или способами. Если способы, употребляемые для пріобрѣтенія денегъ, такого рода, что ими потрясаются или разстроиваются самые источники дохода, то государство можетъ придти къ полному экономическому истощенію. Слѣдовательно задача государства должна заключаться въ томъ, чтобы добывать средства, нисколько не разстроивая общаго благосостоянія. Очевидно, что вопросъ, поставленный такимъ образомъ, получаетъ громадную важность. На карту ставится все благосостояніе страны, т. е. приходится выбирать между бѣдностію и богатствомъ. Задача эта слишкомъ велика и слишкомъ важна для человѣчества, чтобы можно было допустить къ ней невниманіе или равнодушіе. Поэтому только варварскіе народы могутъ обходиться безъ финансоваго управленія и финансовой науки; цивилизованныя же націи, чѣмъ онѣ развитѣе, тѣмъ понимаютъ больше всеобъемлющее значеніе государственнаго финансоваго управленія и его живительное или мертвящее вліяніе на всѣ функціи экономической и соціальной жизни страны. Изъ этого вытекаетъ уже само собой, что хорошее финансовое управленіе есть необходимое основное условіе здороваго государственнаго состоянія.

Но что значитъ хорошее финансовое управленіе; какими условіями оно опредѣляется?

III.

Государственное хозяйство сравниваютъ съ частнымъ. И если это сравненіе касается только принциповъ, т. е. экономическихъ основъ того и другого, то возраженій быть не можетъ.

Государственное хозяйство, какъ и частное, должно имѣть задачей равновѣсіе расходовъ съ приходомъ. Если расходы больше доходовъ, то неизбѣжно слѣдуетъ разореніе.

Конечно система государственныхъ долговъ позволяетъ прибѣгать къ очень могущественному вспомогательному средству и, при употребленія запятыхъ денегъ на производительное потребленіе, противъ долговъ говорить нечего.

Но даже и при помощи кредита, расходы не должны выходить изъ границъ, указываемыхъ производительными средствами или силами, и это безразлично какъ для государственнаго, такъ и для частнаго хозяйства.

Въ частномъ хозяйствѣ энергія экономической производительности опредѣляется потребностями, служащими единственнымъ двигателемъ человѣческаго труда.

Въ государственномъ хозяйствѣ расходы опредѣляются тоже потребностями.

Но дѣло въ томъ, что въ индивидуальной экономической дѣятельности потребность создаетъ трудъ, и если размѣръ или качество труда не соотвѣтствуетъ потребности, она остается неудовлетворенной.

Въ государственномъ хозяйствѣ это условіе выполнить гораздо труднѣе. Государство, само по себѣ, не есть экономическій производитель, оно лично не создаетъ никакихъ цѣнностей, оно собственно потребитель предметовъ, создаваемыхъ трудомъ своихъ членовъ. Вотъ почему сохраненіе правильныхъ отношеній между потребленіемъ и производствомъ, непредставляющее особенныхъ трудностей въ частномъ хозяйствѣ, представляетъ въ хозяйствѣ государственномъ затрудненіе.

Затрудненіе это заключается главнѣйше въ томъ, что для государственныхъ финансовыхъ увлеченій предѣлъ стоитъ гораздо дальніе, чѣмъ для увлеченій индивидуальныхъ.

Причина этой большей легкости увлеченія заключается въ большей прочности государственнаго кредита и въ долговѣчности государства. Легкомысленный частный человѣкъ, запутывающійся въ долгахъ на непроизводительное потребленіе, лишится скоро довѣрителей; но государство, дѣлающее займы въ убытокъ, найдетъ всегда и очень легко охотниковъ дать ему деньги за выгодные проценты.

Частный человѣкъ, сдѣлавшій долгъ, самъ и долженъ заплатить его; но правительство, дѣлающее долгъ на счетъ государства, возлагаетъ уплату его не на одно, а на нѣсколько поколѣній всего населенія страны, т. е. обезпечиваетъ долгъ экономической дѣятельностію и вѣчнымъ трудомъ цѣлыхъ милліоновъ людей. Вотъ въ чемъ заключается корень государственныхъ финансовыхъ ошибокъ, за которыя платятъ, большею частію, не современники, а потомки.

Трудъ, создающій для частнаго человѣка возможность удовлетворенія потребностей, есть въ сущности жертва или, выражаясь научно, расходъ труда ради пропорціональнаго вознагражденія. Если для удовлетворенія своихъ потребностей, при семьѣ изъ пяти членовъ, вы должны трудиться 10 часовъ въ день, то съ новымъ членомъ, или съ явившейся новой потребностію можетъ оказаться необходимымъ трудиться еще 2 или 3 часа. Трудъ этотъ вы предпримите, конечно, только въ томъ случаѣ, если онъ дѣйствительно удовлетворитъ вашимъ новымъ потребностямъ, т. е. если наслажденіе удовлетворенія превыситъ непріятность труда.

Совершенно тоже основаніе долженъ имѣть въ виду и государственный хозяинъ. Для него закономъ дѣйствій служитъ общая польза, и, слѣдовательно, его расходы должны быть покрыты такими средствами или способами, которые бы обрекли гражданъ на жертву сравнительно самую малую, т. е., чтобы причиненная налогами непріятность, вознаграждалась возможно-большимъ замѣняющимъ его наслажденіемъ или пользой.

Такъ какъ расходы государства должны такимъ образомъ идти исключительно на пользу и благополучіе гражданъ, то, слѣдовательно, каждый гражданинъ обязанъ нести налогъ соотвѣтствующій его личнымъ обстоятельствамъ.

Но здѣсь возникаетъ новый вопросъ — въ чемъ должны заключаться обоюдныя отношенія и требованія, какъ со стороны государства къ гражданамъ, такъ и со стороны гражданъ къ государству?

Чтобы отвѣтить на этотъ вопросъ, нужно опредѣлить въ чемъ заключается сущность государства.

IV.

Въ основѣ государственнаго идеала новаго времени лежитъ мысль, что всѣ граждане имѣютъ одинаковыя права, и, слѣдовательно, каждая отдѣльная личность должна подчиняться волѣ большинства.

Такое опредѣленіе можетъ напомнить читателю государственный идеалъ древняго міра; но это сходство больше внѣшнее.

Въ древнемъ классическомъ государствѣ, при общей равноправности, отдѣльная личность совершенно поглощалась государствомъ. Жизненной задачей каждаго было не собственное свободное, личное развитіе, а споспѣшествованіе общей государственной жизни. Каждый житель разсматривался только какъ часть общаго, и долженъ былъ приносить себя въ жертву государству. Преслѣдованіе частныхъ, личныхъ цѣлей разсматривалось какъ нѣчто второстепенное, и допускалось только въ такомъ случаѣ и въ такой мѣрѣ, насколько оно помогало поддержкѣ общаго государственнаго зданія. Въ этомъ отношеніи новѣйшее государство составляетъ совершенную противоположность древнему.

Въ новѣйшемъ государствѣ личность стоитъ на первомъ планѣ, и свободное развитіе каждаго индивидуума составляетъ главную задачу государства.

Тогда какъ въ древнемъ мірѣ личность служила для развитія и процвѣтанія государства, въ новомъ, напротивъ, государство служитъ для развитія и процвѣтанія личности.

Въ древнемъ государствѣ свобода заключалась въ томъ, чтобы принимать участіе въ управленіи; въ новѣйшемъ же, напротивъ, стремленіе къ свободѣ заключается въ томъ, чтобы быть какъ можно меньше управляемымъ.

Поэтому государство, въ отношеніи частнаго лица, есть только вспомогательная сила, протягивающая ему руку помощи, когда его собственныя усилія недостаточны для достиженія его личныхъ цѣлей.

Такъ какъ каждый имѣетъ одинаковое право преслѣдовать свои цѣли, то изъ этого слѣдуетъ, что въ тоже время онъ можетъ имѣть одинаковое притязаніе на поддержку государства, и недозволеннымъ считается только то, что вредитъ уже существующему праву третьяго, или что мѣшаетъ государству въ исполненіи его задачи.

Въ современномъ европейскомъ государствѣ, идеалъ новаго государственнаго устройства еще не осуществился: старыя идеи держатся крѣпко и повсюду. Когда достигнетъ Европа до полнаго осуществленія созданнаго ею идеала предвидѣть нельзя, но одно несомнѣнно, что, судя по упорству стремленія народовъ къ свободному, всестороннему индивидуальному развитію, идеалъ этотъ осуществится непреложно.

V.

Въ какомъ же видѣ должны выразиться основы финансоваго хозяйства въ государственномъ идеалѣ, къ которому стремится теперь Европа?

Чтобы государство могло производить расходы, ему нужно имѣть доходы. Но какъ государство доходовъ лично не производитъ, то нужныя ему деньги или предметы, оно должно получить отъ народа. Эти деньги народъ представляетъ или изъ своихъ безоборотныхъ накопленій или изъ производительнаго капитала. Въ томъ и въ другомъ случаѣ народъ уменьшаетъ свои средства, слѣдовательно подвергается извѣстной долѣ лишенія или несетъ жертву.

Такъ какъ, такимъ образомъ, всякій платежъ государству предполагаетъ со стороны плательщиковъ лишенія и ослабленіе ихъ производительныхъ средствъ, то, при ошибочномъ финансовомъ хозяйствѣ, могутъ легко возникнуть для народа самыя неисходныя экономическія затрудненія и даже полное истощеніе.

Фактовъ полнаго экономическаго истощенія исторія не представляетъ; но состоянія весьма близкія къ народно-экономическому кризису являлись не рѣдко. Въ подобномъ положеніи находилась, напримѣръ, Франція при Людовикѣ XIV.

Если государство будетъ отвлекать отъ народа на свои потребности всѣ его излишки, то весь свободный производительный капиталъ страны исчезнетъ, народъ станетъ въ минимумѣ удовлетворенія и дальнѣйшее его экономическое развитіе сдѣлается невозможнымъ. Ближайшимъ послѣдствіемъ этого будетъ всеобщая бѣдность и, наконецъ, истощеніе государственнаго казначейства, потому что обѣднѣвшему народу платить будетъ болѣе уже не изъ чего.

Единственный случай, когда подобное чрезвычайное напряженіе страны можетъ быть оправдано, есть война.

Въ другое же время финансовое управленіе страны должно имѣть постоянно въ виду этотъ роковой предѣлъ, и направлять всѣ свои усилія на то, чтобы отодвигать народъ отъ него, какъ можно дальше.

Экономическое истощеніе страны опасно не тѣмъ, что народъ станетъ питаться хлѣбомъ съ солью; еслибы только этимъ однимъ ограничилось — бѣда была бы еще не велика. Матеріальная бѣдность ведетъ къ послѣдствіямъ болѣе печальнымъ. Когда народъ видитъ, что всѣ плоды его труда и сбереженія отъ него отнимаются, онъ теряетъ всякую охоту быть прилежнымъ и энергичнымъ. Является равнодушіе къ собственнымъ дѣламъ, изчезаетъ потребность дѣятельности и стремленіе, къ возвышенію своего матеріальнаго уровня. Падающія уровень потребностей и минимумъ удовлетворенія создаютъ минимумъ умственной дѣятельности и, слѣдовательно, апатію и спячку мозга. Народъ возвращается къ полудикому состоянію, и затѣмъ уже не выходитъ изъ него, если экономическое положеніе его не улучшается.

Такое состояніе есть полное противорѣчіе идеи новаго государства, предполагающаго полную личную свободу и возможность всесторонняго индивидуальнаго развитія.

Слѣдовательно, чтобы государственное хозяйство соотвѣтствовало вполнѣ идеалу новаго государственнаго строя, оно должно давать наивозможно большій просторъ экономическому развитію каждой отдѣльной личности.

Такая задача на практикѣ вовсе не такъ легка, какъ это можетъ показаться съ перваго взгляда. Для разрѣшенія ея, кромѣ глубокаго всесторонняго изученія экономическаго быта и экономической дѣятельности народа, нужно умѣть распредѣлить платежи такъ, чтобы они давили на всѣхъ равномѣрно и, въ тоже время, нужно умѣть найдти точный минимумъ государственныхъ расходовъ.

Было мнѣніе, не совершенно еще изчезнувшее до сихъ поръ, которымъ большіе государственные расходы оправдываются тѣмъ, что деньги остаются въ странѣ.

Несостоятельность такого ученія опровергнута еще теоріею Адама Смита.

Вопросъ не въ томъ, гдѣ остаются деньги; а на какое идутъ онѣ употребленіе?

Когда цѣлью государства считалось достиженіе великаго и прекраснаго, и когда Людовикъ XIV, въ качествѣ наиболѣе блистательнаго представителя этой теоріи, облачался въ бархатъ и кружева, устраивалъ парки, сады, дворцы, тратилъ милліоны на разныхъ любовницъ и шутовъ, полагая, что этимъ путемъ Франціи легче всего достигнуть красоты и величія, то его бѣдный народъ дошелъ до полуживотнаго состоянія, и никакой красоты и никакого величія не оказалось. А между тѣмъ всѣ деньги оставались въ странѣ.

Значитъ вопросъ не въ томъ, чтобы деньги оставались дома, а въ томъ, чтобы онѣ шли на выгодное, а не на убыточное потребленіе. Народу, неимѣющему хлѣба и одежды, совсѣмъ не все равно на что обращаются его производительные капиталы и отвлекаются рабочія руки. Кружева, бархатъ и парки дали занятіе хотя и многому числу рукъ, но какъ трудъ этотъ пошелъ не на созданіе предметовъ, изъ которыхъ могли бы возникнуть новые выгодные предметы, то его слѣдуетъ считать совершенно погибшимъ для экономическаго процвѣтанія страны. Народъ сталъ не богаче, а бѣднѣе.

Совершенно тоже самое происходитъ при излишнихъ расходахъ на войско въ мирное время. Деньги точно остаются въ странѣ, но онѣ идутъ на содержаніе огромной массы людей, отнятой отъ народно-экономической производительности, и на созданіе предметовъ, необходимость которыхъ можно оправдывать только недостаточнымъ развитіемъ культуры европейскихъ народовъ.

Необходимость охранительныхъ средствъ противъ внѣшнихъ враговъ не подлежитъ никакому сомнѣнію; но если ихъ можно имѣть съ небольшими тратами и съ малой жертвой со стороны народа, зачѣмъ требуются жертвы большія?

Зачѣмъ континентальная Европа держится своей теперешней раззорительной военной системы, когда опытъ Америки показалъ, что тѣхъ же самыхъ результатовъ можно достигнуть гораздо выгоднѣе.

То, что говорится здѣсь относительно военныхъ расходовъ, имѣетъ примѣненіе и ко всѣмъ остальнымъ расходнымъ статьямъ всякаго государственнаго бюджета.

Финансовая задача въ томъ, чтобы не покупать дорогой цѣной того, что можно имѣть дешево.

По что значитъ дешево? Сравненіе международныхъ расходовъ не даетъ отвѣта на этотъ вопросъ. Тамъ, гдѣ англичанинъ тратитъ 8 руб. и не считаетъ этотъ расходъ большимъ, для австрійца или русскаго будетъ много можетъ быть и 4 рублей.

Слѣдовательно, задача въ томъ, чтобы расходъ былъ соразмѣренъ силамъ плательщиковъ; чтобы на того, кто можетъ нести безъ труда только одинъ пудъ, не накладывали бы двухъ. Совсѣмъ не все равно брать 1 рубль или 2. Два рубля во многихъ случаяхъ могутъ оказываться не двойнымъ, а десятернымъ налогомъ; изъ того, что народъ выноситъ 1 р. 75 к., нельзя еще заключать, что онъ снесетъ 2 рубля; можетъ быть, эти 25 коп. составляютъ именно послѣдній предѣлъ податной способности, за которымъ начинается неподвижное экономическое состояніе.

VI.

Въ настоящее, время Европа знаетъ два способа полученія государственныхъ доходовъ. Она извлекаетъ доходы или изъ собственныхъ хозяйственно-экономическихъ предпріятій или беретъ деньги отъ гражданъ. Въ старину существовалъ еще третій способъ — добровольныхъ приношеній. Этотъ способъ въ новой Европѣ уже вышелъ изъ употребленія, и хотя на него еще можно разсчитывать въ моменты сильнаго патріотическаго настроенія, во въ обыкновенныя спокойныя времена онъ не можетъ служить источникомъ постоянно-правильныхъ полученій.

Собственныя хозяйственно-экономическія предпріятія государствъ отличались въ старину большимъ разнообразіемъ. Многое изъ прежняго теперь уже не существуетъ. Тѣмъ не менѣе остается еще не мало предпріятій, исключающихъ частную предпріимчивость и составляющихъ собственность государства. Сюда принадлежатъ: добываніе и продажа соли, выдѣлка табаку, желѣзныя дороги и телеграфы, почты, разработка драгоцѣнныхъ металловъ и минералловъ.

Отношеніе государствъ къ этимъ источникамъ доходовъ представляетъ два главныхъ различія. Въ одномъ случаѣ правительство допускаетъ конкуренцію частныхъ лицъ, въ другомъ нѣтъ. Тѣ промышленныя дѣятельности, изъ которыхъ государство исключаетъ совершенно частную предпріимчивость, называются монополіями или регаліями.

Что касается до другого источника доходовъ, т. е. денежныхъ платежей народа, то они распадаются на два основныхъ вида: на подать личную, которую обязанъ уплачивать каждый гражданинъ только за то, что онъ членъ государства, и въ замѣнъ которой государство не оказываетъ гражданамъ никакихъ положительныхъ услугъ; и подоходный налогъ, взимаемый государствомъ за извѣстныя, точно опредѣленныя услуги, или въ тѣхъ случаяхъ, когда гражданинъ приходитъ въ особенно-близкое соприкосновеніе съ государствомъ и его органами.

При личной подати вознагражденіе государства за жертву гражданъ похоже на отношеніе паціента къ своему годовому врачу. Будетъ ли болѣнъ паціентъ и чѣмъ именно, понадобится ли ему помощь врача или нѣтъ — неизвѣстно, но плата доктору неизбѣжна. Точно также и въ отношеніи къ государству. Гражданинъ уплачиваетъ личную подать въ видѣ страховой преміи за услуги, которыми, можетъ быть, ему придется пользоваться непосредственно, а можетъ быть и нѣтъ. Предположимъ, что изъ вашей личной подати идетъ часть на содержаніе полиціи. Очень можетъ быть, что къ вамъ въ нынѣшнемъ году воры и не заберутся. Но вы все-таки должны платить на содержаніе учрежденія, обезпечивающаго вашу личную безопасность.

При подоходномъ налогѣ плата производится за услуги опредѣленныя съ большею точностію. Здѣсь жертва стоитъ ближе къ вознагражденію. Напримѣръ, вы пользуетесь собственностію и доходами съ нея. Вы устроиваете торговое или промышленное заведеніе, вы занимаетесь какими нибудь выгодными для васъ предпріятіями, — во всѣхъ этихъ случаяхъ государство является охранителемъ вашихъ интересовъ и, соотвѣтственною администраціею, способствуетъ не только существованію, но и процвѣтанію вашей экономической дѣятельности. За подобныя услуги государство беретъ съ своихъ членовъ извѣстную плату, необходимую ему на покрытіе расходовъ администраціи.

Услуги, оказываемыя государствомъ покровительствомъ собственности, бываютъ такъ многообразны и сложны, что, въ большей части случаевъ, ихъ бываетъ трудно прослѣдить во всѣхъ ихъ развѣтвленіяхъ. Помощь оказываютъ и финансовое управленіе, и разныхъ родовъ внутренняя администрація, и полиція, и судъ. Поэтому, и въ отношеніи подоходной подати плательщикъ похожъ на паціента, а государство на годового медика.

Но въ числѣ услугъ этого рода есть нѣкоторыя, гдѣ государство является не годовымъ врачемъ, а медикомъ, посѣщающимъ больного при каждомъ его приглашеніи. Услуги этого рода имѣютъ самый точный, опредѣлительный характеръ, и платежи за нихъ называются налогами за особыя услуги. Сюда относятся: плата за титулы и званія, плата за привиллегіи и за право торговли, плата за право пользованія дорогами, мостами, каналами, плата за пользованіе судебными, учебными и другими учрежденіями, платежи за совершеніе разныхъ гражданскихъ актовъ и т. д.

Подъ эти двѣ основныя формы — подать личную — за личную защиту государства и сто заботы о безопасности, чести, здоровьѣ и право считать себя гражданиномъ государства; подать подоходную — за экономическую безопасность и защиту, подраздѣляющуюся на подать за личныя услуги — подводятся рѣшительно всѣ платежи, подъ какими бы названіями они ни встрѣчались.

Если разсматривать источники государственныхъ доходовъ по ихъ отношенію къ гражданамъ, то окажется, что какъ бы доходы ни были, повидимому, далеки отъ народнаго кармана, они берутся всегда изъ него и ложатся на населеніе налогами.

Такъ монополіи и регаліи въ сущности просто налогъ, хотя, повидимому, государство этимъ источникомъ доходовъ желаетъ облегчить плательщиковъ. На практикѣ это облегченіе неосуществимо, и по весьма простой причинѣ, совершенно ясной изъ самой сущности монополій и регалій.

Монополіи и регаліи — это государственныя экономическія предпріятія, исключающія, частію или вполнѣ, всякое соперничество. Слѣдовательно, государство является хозяиномъ, устанавливающимъ цѣны своихъ произведеній и исключительно съ финансовыми цѣлями. Проще говоря, правительство назначаетъ цѣны произвольныя, возможно для себя выгодныя, разсчитывая на то, что неизбѣжно необходимая нужда въ предметѣ заставитъ его покупать. Такимъ образомъ граждане покупаютъ предметъ дороже, чѣмъ бы его можно было купить у частныхъ производителей.

Это возвышеніе цѣны есть въ сущности налогъ; государство достигло бы той же цѣли, если бы, предоставивъ монополю производство частной дѣятельности, обложило бы его извѣстнымъ платежамъ въ свою пользу.

Вникая въ отношеніе монопольныхъ государственныхъ производствъ къ народной экономіи и къ плательщикамъ, усматриваемъ слѣдующее любопытное явленіе. Предположимъ, что государство ведетъ свое предпріятіе такъ неудачно, что, при существованіи соперничества, оно бы несло чистый убытокъ. Понесетъ ли оно этотъ убытокъ при системѣ монополій и регалій? Нѣтъ, оно возьметъ свой процентъ, и процентъ этотъ, какъ бы онъ ни былъ великъ, заплатятъ граждане. Предположимъ, что государство не терпитъ убытка. И въ этомъ случаѣ, оно возьметъ процентъ, во не тотъ, какой бы былъ возможенъ при конкуренціи, а большій, съ тѣхъ же гражданъ и, такимъ образомъ, переложитъ на нихъ и спой убытокъ и часть процентовъ, которые, по его мнѣнію, недополучены имъ при производствѣ. Это возмѣщеніе своихъ потерь замѣчается не только въ отношеніяхъ государства къ гражданамъ, по и въ отношеніяхъ плательщиковъ между собою. Такое возмѣщеніе называется технически переложеніемъ податей.

Процесъ переложенія заключается въ томъ, что каждая личность, коллективная или индивидуальная, стремится перенести свой убытокъ или жертву на другого. Во многихъ случаяхъ такое переложеніе дѣлается легко, въ другихъ оно труднѣе, а въ нѣкоторыхъ совершенно невозможно. Все зависитъ отъ рода налога и характера экономической дѣятельности плательщика.

Если государство найдетъ для себя выгоднымъ обложить пошлиною какой нибудь предметъ потребленія, напр. говядину или хлѣбъ, а сборъ налога будетъ производить съ мясниковъ и мельниковъ при ввозѣ ими этихъ предметовъ въ города, то говядина и хлѣбъ вздорожаютъ. Это значитъ, что мясники и мельники поднимутъ цѣну мяса и муки настолько, чтобы воротить уплоченный ими налогъ и, слѣдовательно, переложатъ его на потребителей.

Каждый изъ потребителей вздорожавшаго мяса и хлѣба постарается въ свою очередь возмѣстить свой убытокъ съ кого возможно. Однимъ изъ нихъ это удастся, какъ удалось мясникамъ и мельникамъ, другимъ нѣтъ.

Напримѣръ чиновники, получающіе постоянное жалованье, художники, ученые, литераторы, при всемъ огорченіи, которое причинитъ имъ вздорожавшая говядина, будутъ находиться внѣ возможности вымѣстить на комъ нибудь свое огорченіе. никому изъ нихъ плата за трудъ не прибавится, и налогъ окажется погребеннымъ въ ихъ желудкахъ, вмѣстѣ съ вздорожавшей говядиной и мукой.

Система переложенія показываетъ, что налогъ не всегда выплачивается тѣмъ, на кого, повидимому, онъ наложенъ. И вслѣдствіе того явилось дѣленіе налоговъ на прямые и косвенные.

Вопросъ о переложеніи и о косвенныхъ налогахъ такъ обширенъ и сложенъ, что весьма справедливо считается однимъ изъ запутаннѣйшихъ финансовыхъ вопросовъ.

Въ настоящей главѣ я коснулся его только вскользь, и то потому, что считалъ бы указанную мною классификацію налоговъ неполной, еслибы не упомянулъ и объ этомъ дѣленіи, пользующемся большою популярностію. Къ сожалѣнію, популярность не помогаетъ ясности вопроса, какъ въ этомъ удостовѣрится читатель во второй статьѣ, гдѣ я буду говорить о переложеніи и о косвенныхъ налогахъ подробнѣе.

VII.

Въ началѣ статьи я уже говорилъ, что существующая теперь система налоговъ сложилась совершенно случайно и, большею частію, подъ вліяніемъ случайныхъ временныхъ потребностей.

Никакой общій принципъ не служилъ при этомъ руководящимъ началомъ по той простой причинѣ, что о руководящемъ принципѣ не имѣлось никакого понятія.

Только съ появленіемъ экономическихъ знаній обратилось вниманіе на сущность и вліяніе налоговъ, и явилось желаніе освѣтить эту темную область государственнаго хозяйства и разсмотрѣть въ ней входы и выходы.

Пока европейское человѣчество бродило во мракѣ невѣдѣнія, единственная задача финансистовъ заключалась въ томъ, чтобы привлечь въ государственную кассу какъ можно больше денегъ способомъ наименѣе замѣтнымъ для плательщиковъ.

Одни изъ финансистовъ, и преимущественно болѣе отдаленнаго отъ насъ времени, единственнымъ предѣломъ своего усердія считали полное безсиліе народа внести хотя одну лишнюю копейку; другіе, уже болѣе разсудительные и болѣе близкаго къ намъ времени, смотрѣли на плательщиковъ, какъ на корову, которая только тогда даетъ хорошее молоко, когда ее хорошо кормятъ.

Кругозоръ послѣднихъ былъ конечно шире, но въ сущности система тѣхъ и другихъ не представляла большого различія, потому что ихъ требованія простирались до максимума.

Такъ какъ подобныя отношенія финансистовъ къ плательщикамъ никакъ не могли производить на послѣднихъ особенно отраднаго впечатлѣнія, то оказывалось необходимымъ придумать такой способъ или систему взиманія, при которой, не сообщая душѣ плательщиковъ печальнаго настроенія, можно было бы доводить ихъ до максимума платежа.

Средство это представилось въ косвенномъ налогѣ, служащемъ лучшимъ доказательствомъ умственной невинности плательщиковъ.

Финансисты конечно невиноваты въ томъ, что глупость плательщиковъ заставила ихъ прибѣгать къ окольнымъ путямъ; но въ то же время нельзя обвинять безусловно и плательщиковъ, которые привыкли думать, что рубль, оставленный въ ихъ рукахъ, принесетъ имъ гораздо больше пользы, чѣмъ въ рукахъ сборщика податей или въ сундукѣ государственнаго казначейства.

Спросите у плательщика рубль въ видѣ прямаго налога, и вы причините плательщику нескончаемое огорченіе; но обложите налогомъ чай, сахаръ, вино, табакъ, даже говядину и муку, и тотъ же плательщикъ отдастъ вамъ не поморщившись три рубля. Конечно, не нужно быть математикомъ, чтобы сообразить, что одинъ рубль отдать выгоднѣе, чѣмъ три. А между тѣмъ такая, повидимому, простая вещь совершенно ускользаетъ отъ пониманія большинства, и оно довольно, само не зная чѣмъ.

Когда люди, обращавшіе вниманіе на экономическія явленія, подмѣтили этотъ фактъ, то весьма естественно почувствовали желаніе придумать что нибудь очень полезное для человѣчества и что вмѣстѣ съ тѣмъ заключало бы въ себѣ всѣ условія безобидности, какъ для тѣхъ кто платитъ, такъ и для интересовъ государства.

Такъ какъ задача такого рода представляла трудности гигантскаго размѣра, то снисходительный читатель, конечно, не обвинитъ тѣхъ, кто брался за ея разрѣшеніе, что и до сихъ поръ они не кончили этого дѣла.

Изысканія производились въ слѣдующемъ направленіи.

Предстояло разрѣшить два вопроса: во первыхъ, чѣмъ оправдывается необходимость налога и какъ убѣдить въ этой необходимости плательщиковъ, вообще трудно убѣждающихся даже самыми разумными доводами, когда отъ нихъ требуютъ денегъ; и во-вторыхъ — какой общій принципъ долженъ служить руководителемъ, чтобы система налоговъ оказывалась безусловно справедливой во всѣхъ случаяхъ примѣненія ея на практикѣ?

Первый вопросъ, о правѣ государства на налогъ, разными людьми разрѣшался различно.

Наиболѣе широкое воззрѣніе на податное право государства высказываютъ тѣ, которые утверждаютъ, «что подать платится свободно, свободными людьми, съ сознаніемъ священной обязанности и составляетъ взносъ, предназначенный для поддержанія того великаго цѣлаго, къ которому принадлежитъ плательщикъ, а потому стоитъ выше понятія о платѣ за услугу. Въ этомъ смыслѣ съ платежемъ податей связывается извѣстная гражданская гордость и государственная честь».

Такое объясненіе, соотвѣтствующее болѣе всего современно-выработанному понятію о государствѣ, заключаетъ въ себѣ и больше всего условій общепонятности, конечно, при извѣстномъ политическомъ развитіи самихъ гражданъ. Этимъ же объясняется и большая тягость податей въ государствахъ съ болѣе развитыми учрежденіями.

Хотя большой размѣръ европейскихъ налоговъ новаго времени и находитъ себѣ оправданіе въ болѣе свободныхъ учрежденіяхъ, тѣмъ не менѣе нельзя не пожалѣть, что государственныя потребности поглощаютъ такую значительную долю народнаго капитала и отрываютъ его отъ чисто-экономическаго употребленія.

Но нужно полагать, что увеличеніе налоговъ, стремящееся теперь къ своему максимуму, дойдетъ наконецъ до поворотной точки и затѣмъ послѣдуетъ обратное движеніе, т. е. постепенное ихъ уменьшеніе.

Далѣе, однимъ изъ основныхъ условіи, или, правильнѣе, единственнымъ условіемъ идеальнаго совершенства налоговъ полагается, чтобы они были справедливы и уравнительны.

Противъ такого теоретическаго требованія возражать нечего, но спрашивается, что такое справедливость и уравнительность и какими условіями они опредѣляются на практикѣ?

На этотъ простой вопросъ существуетъ въ финансовой литературѣ столько же отвѣтовъ, сколько написано сочиненій.

Причина такого разногласія заключается главнѣйше въ томъ, что разные писатели смотрѣли разнымъ образомъ на государство. Но такъ какъ мы съ вами, читатель, условились смотрѣть на государство съ послѣдне-выработанной точки зрѣнія, то и рѣшеніе этого вопроса не представитъ для насъ особенной трудности.

Есть писатели, которые утверждаютъ, что такъ какъ каждый гражданинъ пользуется въ государствѣ равными съ другими правами, то онъ долженъ нести и равныя съ другими тягости. Поэтому только тотъ налогъ будетъ справедливъ и уравнителенъ, который падетъ на каждаго въ одинаковомъ числѣ долей. Защитники этого мнѣнія усиливаются доказать, что съ бѣдныхъ и богатыхъ слѣдуетъ брать одинаковый налогъ, потому что финансовой наукѣ нѣтъ никакого дѣла ни до бѣдности, ни до богатства; она знаетъ только государственныя потребности и подлежащую налогу національную собственность; она не хочетъ знать, что человѣкъ въ состояніи дѣлать, а знаетъ только то, что онъ обязанъ дѣлать.

Эта суровая софистика, конечно, не требуетъ большаго труда для своего опроверженія. Каждый человѣкъ, не страдающій большой юридической ученостью, пойметъ легко, что съ поденьщика, заработывающаго въ годъ какихъ нибудь 50 руб. и съ Ротшильда, получающаго доходу въ годъ нѣсколько милліоновъ, брать одинаковый налогъ несправедливо.

Другіе, писатели утверждаютъ, что каждый долженъ нести государственныя тягости соотвѣтственно пользѣ, извлекаемой имъ изъ государственныхъ учрежденій. Защитники этого мнѣнія полагаютъ? что такъ какъ богатый въ покровительствѣ и защитѣ, оказываемой государствомъ его собственности, получаетъ значительно больше пользы, чѣмъ бѣдный, то и долженъ быть обложенъ налогомъ соотвѣтственно размѣру своей собственности и заботъ о ней государства.

Противъ этого мнѣнія возражаютъ тѣмъ, что хотя совершенно справедливо, чтобы каждый былъ обложенъ налогомъ соотвѣтственно покровительству и защитѣ, но что изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобы каждый подвергался -налогу пропорціонально своему имуществу.

Совершенно ошибочно полагать, что богатый пользуется большей защитой. Лично онъ не извлекаетъ большей пользы отъ услугъ государства и его учрежденій. Правительству стоитъ одинаковаго труда защитить богатаго и бѣднаго. Тотъ же сторожъ, который охраняетъ сокровища богача, охраняетъ и скудный достатокъ бѣдняка. Судебные процессы богатыхъ людей не требуютъ большихъ усилій со стороны судебныхъ учрежденій, и нерѣдко процессъ въ 50 тысячъ рѣшается легче, чѣмъ процессъ въ 50 руб.

Скорѣе еще можно сказать, что богатый пользуется меньшими услугами государства, потому что, во многихъ случаяхъ, богатый помогаетъ себѣ самъ, тогда какъ бѣдный, безпомощный, больной нуждается больше въ покровительствѣ со стороны. Если такимъ образомъ защита правительства для бѣднаго нужнѣе, то слѣдуетъ придти къ выводу, какъ разъ противоположному, т. е. что бѣдный долженъ платить больше богатаго. Будетъ-ли это, однако, справедливо?

Здѣсь вопросъ не въ томъ, насколько люди пользуются учрежденіями, но насколько они имѣли-бы право ими пользоваться. Богатый сегодня можетъ сдѣлаться бѣднякомъ завтра, и бѣднякъ сегодня можетъ сдѣлаться богачемъ завтра; но въ какомъ-бы положеніи люди эти ни были, они, во всякомъ случаѣ, имѣютъ право расчитывать на услуги государства. Услуги же. эти заключаются не исключительно въ охраненіи собственности; задача государства шире: оно должно способствовать къ достиженію нами всѣхъ нашихъ цѣлей. Въ этомъ отношеніи всѣ граждане равны и имѣютъ одинаковое право на поддержку государства.

Смотрѣть на подати, какъ на плату за услуги, ошибочно потому, что легко придти къ абсурду. Если размѣръ платы въ видѣ подати долженъ быть соразмѣренъ услугѣ, то какой платой оцѣнить услугу общества, дающаго хлѣбъ умирающему съ голоду бѣдняку или устраивающаго народу хлѣбные запасы?

И какъ оцѣнить размѣръ услугъ? Какъ вычислить каждую услугу, достающуюся каждому и, затѣмъ, переложить ее въ рубли и копѣйки? Есть множество услугъ совершенно неуловимыхъ. Высчитайте, напр., образовательное вліяніе гласнаго суда. А какъ поступить въ томъ случаѣ, если государственныя учрежденія отрицательнымъ образомъ доставляютъ вамъ положительную пользу?

Вообще эта система, не смотря на свою кажущуюся справедливость и гуманность, въ сущности есть посягательство на все слабое и требующее защиты. Такъ какъ всякое ограниченіе и всякое безсиліе требуютъ большаго покровительства, то очевидно, что государство, за свои услуги бѣднякамъ, должно брать съ нихъ больше, чѣмъ съ тѣхъ, кто въ подобномъ покровительствѣ не нуждается.

Такимъ образомъ и эту теорію нельзя признать пригодной для роли руководящаго принципа.

Послѣднее мнѣніе, наиболѣе пригодное для нашей цѣли и наиболѣе удовлетворительно разрѣшающее вопросъ объ уравнительности и справедливости, слѣдующее: такъ какъ государство должно защищать каждаго, споспѣшествовать его цѣлямъ и стремленіямъ въ одинаковой степени со всѣми, то, слѣдовательно, и каждый гражданинъ долженъ быть привлеченъ къ государственнымъ тягостямъ въ одинаковой степени съ остальными. Но это вовсе не значитъ, что каждый гражданинъ долженъ платить ровно такую сумму, какую платитъ другой. Справедливость заключается въ томъ, чтобы каждый приносилъ одинаковую жертву,

Ч о же значитъ одинаковая жертва?

Одинаковость или равенство жертвы опредѣляется одинаковостью давленія или гнета, ощущаемаго каждымъ членомъ государства. Члены сильные могутъ выносить больше, потому и должны нести больше; члены слабые выносятъ меньше, а потому должны и нести меньше.

Слѣдовательно, если говорится о равенствѣ въ податяхъ, то подъ пилъ предполагается равномѣрность производимаго ими на каждаго ощущенія.

Основное правило, котораго должно держаться государство при назначеніи податей, есть справедливость, и чтобы государство было справедливымъ относительно плательщиковъ, т. е. чтобы оно не заставляло ихъ приносить большую жертву, чѣмъ слѣдуетъ, оно должно держаться слѣдующихъ главныхъ четырехъ правилъ:

Первое касается расходовъ взиманія.

Есть налоги, которые, для своего взиманія, требуютъ большой массы чиновниковъ, на содержаніе которыхъ расходуются большія суммы, падающія на плательщиковъ новой тягостью. Въ примѣрь этого можно представить таможенный налогъ, требующій не только огромнаго числа сборщиковъ и надсмотрщиковъ, но и, по свойствамъ своимъ, легко ведущій къ контрабандѣ, противъ которой необходима опять цѣлая армія таможенной стражи. Напр., въ Пруссіи, въ таможенномъ вѣдомствѣ находится болѣе семи тысячъ должностныхъ лицъ, на которыхъ тратится 41 процентъ всего таможеннаго сбора.

Очевидно, что, если рядомъ съ налогомъ, издержки взиманія котораго поглощаютъ 41 %, стоитъ налогъ, расходы по взиманію котораго составляютъ 4, 5, 10 процентовъ, то эти послѣдніе налоги, при другихъ равныхъ обстоятельствахъ, слѣдуетъ предпочесть таможеннымъ сборамъ.

Особенную поучительность въ этомъ отношенія представляютъ цифры сравнительной международной статистики. Такъ, въ Церковной области издержки взиманія составляютъ 28 %, въ Австріи 21, въ Швейцаріи 17, во Франціи 10, въ Великобританіи 4. Очевидно, что англійская система самая лучшая. Если бы она могла быть примѣнена повсюду, то общая экономія Европы составила-бы почти 140 милліоновъ руб. въ годъ. Сколько полезныхъ приложеній могъ бы найти подобный почтенный капиталъ, если-бы онъ не отвлекался отъ народнаго хозяйства!

Второе правило есть видъ налога.

Налогъ, особенно если онъ великъ или имѣетъ приложеніе къ предмету широкаго потребленія и большой промышленной важности, можетъ принести странѣ огромный экономическій вредъ. Въ этомъ случаѣ налогъ парализуетъ дѣятельность производителей и отвлекаетъ ихъ отъ занятій полезныхъ къ менѣе полезнымъ. Налогъ является здѣсь ограниченіемъ экономической свободы и принудительнымъ средствомъ, заставляющимъ людей дѣлать не то, что бы они хотѣли дѣлать.

Этимъ способомъ, напр., налогъ на колоніальный сахаръ помогъ повсюдному развитію въ Европѣ свеклосахарнаго производства и каждый изъ европейскихъ потребителей сталъ платить съ тѣхъ поръ дороже за сахаръ.

Этимъ способомъ, напр., въ Турціи высокій налогъ на земледѣльческіе продукты убылъ земледѣліе, потому что, сдѣлавъ его невыгоднымъ, заставилъ производителей искать себѣ иныхъ занятій или производить сорты хлѣбовъ, приносящіе меньше доходу. Страна стала бѣднѣе, а съ нею стало бѣднѣе и правительство.

Этимъ же способомъ налогъ на соль дѣйствуетъ вредно на сельское хозяйство и на промышленность, мѣшая употребленію соли въ кормъ скота и для химико-техническихъ производствъ.

Подобныя ошибки могли оправдываться прежде, когда знаній почти не существовало; по въ настоящее время умственная невинность финансистовъ совершенно неумѣстна и выкупается слишкомъ дорогою цѣною.

Третье правило податной справедливости заключается въ томъ" чтобы не собирать денегъ задолго впередъ. Деньги, собранныя заранѣе, лежатъ въ государственномъ казначействѣ непроизводительно, въ то время какъ въ рукахъ народа онѣ могли-бы принести выгоду. Слѣдовательно, государство безъ всякой для себя пользы уменьшаетъ народное производство.

Четвертое правило заключается въ томъ, чтобы государственный доходъ не черпался изъ источника безнравственнаго. Напр., маленькія государства Германіи, для увеличенія итога своихъ копѣечныхъ бюджетовъ, прибѣгаютъ къ лотереямъ, лото, игорнымъ банкамъ и т. п.

Такимъ образомъ податная справедливость заключается въ томъ, чтобы каждый государственный налогъ падалъ на всякаго гражданина одинаковой тягостью, вызывая его на одинаковыя жертвы; чтобы налогъ оказывался возможно для народа выгоднымъ и не вводилъ его въ излишніе расходы, неприносящіе государству существенной пользы, какъ поступаютъ Церковная область и Австрія; чтобы всѣмъ другимъ налогамъ предпочитался такой, который можетъ быть собранъ наивозможно вѣрно и легко и принести наибольшую обоюдную пользу; чтобы источники дохода были нравственны по своему основанію.

VIII.

Теперь мы приступимъ къ перечисленію источниковъ государственныхъ доходовъ въ частности, относясь къ нимъ критически.

Первое мѣсто занимаютъ такіе источники доходовъ, непосредственной разработкой которыхъ занимается само государство.

Съ перваго взгляда, подобный способъ полученія доходовъ долженъ казаться для всякой страны самымъ выгоднымъ. И въ самомъ дѣлѣ, что можетъ быть лучше того мудраго -порядка, при которомъ государство, устроивъ изъ свободныхъ земель оброчныя статьи, заведя фабрики и заводы, принимается усердно за сельское хозяйство, промышленность и торговлю? При своихъ громадныхъ средствахъ государство можетъ вести экономическія дѣла въ гигантскихъ размѣрахъ и извлекать изъ нихъ гигантскія выгоды; оно будетъ удовлетворять всѣмъ своимъ нуждамъ и потребностямъ, не прибѣгая ни къ чьей помощи. Послѣдовательное практическое примѣненіе такой пріятной теоріи обѣщаетъ для всякой страны неисчерпаемое благоденствіе, ибо освобождаетъ народъ, повидимому, отъ всякихъ повинностей и платежей; даетъ ему возможность употреблять свои доходы исключительно на удовлетвореніе своихъ личныхъ потребностей и производить сбереженія, что, какъ извѣстно читателю, ведетъ къ безконечному благополучію.

Но увы, такая обольстительная теорія, при практическомъ ея осуществленіи, вовсе не даетъ обѣщаемыхъ ею выгодъ.

Съ точки зрѣнія права, государство можетъ, конечно, устраивать фабрики и заводы, заниматься сельскимъ хозяйствомъ; во какъ государственное хозяйство есть вопросъ не юридическій, а экономическій, то очевидно, что для правильной его оцѣнки, нужно наводить справки не въ римскомъ правѣ, а въ экономической наукѣ.

Единственный случай, когда экономическая наука оправдываетъ государственные фабрики и заводы и государственное земледѣліе, имѣетъ не экономическое, а чисто-воспитательное значеніе. Такъ, Кольберъ оказалъ Франціи несомнѣнную услугу устройствомъ и организаціей шелковыхъ фабрикъ и шелковой промышленности.

Но совсѣмъ не то, если правительство вступаетъ съ своимъ народомъ въ конкуренцію или, въ видахъ государственныхъ доходовъ, монополизируетъ извѣстное производство.

Въ этихъ случаяхъ государство переступаетъ свои предѣлы; оно ставитъ себя въ противорѣчіе съ самимъ собою и создаетъ ту разрозненность и враждебность интересовъ, при которыхъ казна и казенное являются народу чѣмъ-то противодѣйствующимъ.

Самымъ грандіознымъ доказательствомъ несовмѣстимости правительственной дѣятельности представляетъ англійская остъ-индская компанія. Пока она имѣла исключительно торговый характеръ, она никуда не годилась, какъ правительство; когда же она вздумала сдѣлаться хорошимъ правительствомъ — пошли худо ея торговыя дѣла. Этотъ фактъ былъ замѣченъ еще Адамомъ Смитомъ и причина его неизбѣжности была весьма понятна. Англійская пословица говоритъ: «если хочешь, чтобъ твое дѣло пошло дурно, поручи его другому.» А чиновникъ и есть именно этотъ другой, ведущій чужое дѣло.

Конечно, есть теоретическое основаніе предполагать, что чиновникъ, желающій получить служебную награду, постарается вести усердно порученное ему дѣло. Но это теоретическое основаніе практикой не оправдывается. Частный предприниматель желаетъ успѣха своему предпріятію, чиновникъ же боится неуспѣха. Для чиновника важно не увеличеніе выгодъ, которое не создаетъ ему соотвѣтственнаго служебнаго вознагражденія, а важны неудачи, которыя могутъ повести къ отвѣтственности. Въ этомъ и причина, почему во всѣхъ казенныхъ предпріятіяхъ является рутинность и робость, отсталость и медленность, неизвѣстныя въ дѣлахъ частныхъ.

По этимъ причинамъ современныя европейскія правительства оставляютъ уже болѣе и болѣе систему казенныхъ промышленныхъ предпріятій и если еще неотказались отъ нихъ вполнѣ, то не по причинамъ экономическимъ, а по соображеніямъ политическаго характера.

Но если общественное мнѣніе повсюду, даже у насъ въ Россіи, согласно съ тѣмъ, что государству невыгодно имѣть казенные дома, фабрики и заводы, то тоже общественное мнѣніе впадаетъ въ противорѣчіе съ самимъ собою, когда вопросъ касается государственныхъ имуществъ, или точнѣе-доменъ.

Наиболѣе старое и почти уже отжившее доказательство необходимости сохраненія доменъ заключается въ томъ, что будто бы онѣ нужны какъ источникъ правильныхъ, постоянныхъ, самыхъ существенныхъ государственныхъ доходовъ, и какъ якорь спасенія, въ случаѣ финансоваго кризиса. Но опытъ уже убѣдилъ, что домены не обладаютъ такимъ спасительнымъ финансовымъ всемогуществомъ.

Въ очень отдаленныя времена, обширныя, никѣмъ незанятыя земли служили почти единственнымъ источникомъ государственныхъ доходовъ. Но съ тѣхъ поръ многое измѣнилось. Такъ, напр. у насъ въ непосредственномъ завѣдываніи казны находится свободныхъ земель 101 милліонъ десятинъ. Въ сѣверной полосѣ имперіи находится ихъ болѣе половины, а въ центральной и южной только около 20 %. Ужь изъ этого можно заключить, что доходность казенныхъ земель не можетъ быть особенно поразительна. И дѣйствительно, въ государственной росписи на 1866 и годъ мы находимъ, что:

населенныя имѣнія дали — 907,059 руб.

оброчныя статьи — 3,387,943 —

лѣса — 3,714,179 —

всего свободныя земли доставили государственному казначейству 8,009,182 руб.. А какъ общій государственный доходъ составлялъ въ тоже время 362,475,811 руб., то ясно, что доля государственныхъ имуществъ составляетъ всего 2,2 %.

Совершенно подобное же ничтожное значеніе имѣютъ доходы съ доменъ и въ западно-европейскихъ государствахъ. Такъ что, еслибы доменъ не существовало вовсе, то разница оттого въ бюджетахъ была бы совершенно незамѣтна.

Слѣдовательно очевидно, что если необходимость существованія казенныхъ имуществъ и было возможно доказывать лѣтъ 200—300 назадъ, когда многихъ нынѣшнихъ источниковъ государственныхъ доходовъ не существовало вовсе, то изъ этого никакъ не слѣдуетъ, что подобную мысль можно доказывать и нынче.

Еще Адамъ Смитъ разсчитывалъ, что если бы вся англійская земля принадлежала государству, то даже и въ этомъ случаѣ она дала бы только половину того, что нужно на расходы правительству. У насъ же, въ подобномъ случаѣ, получалось бы не болѣе 60 милліоновъ въ годъ, или ровно седьмая часть того, что нужно. А изъ этого слѣдуетъ тотъ неоспоримый выводъ, что домены вовсе не составляютъ одного изъ существенныхъ источниковъ государственныхъ доходовъ и не могли бы имъ служить даже и въ томъ случаѣ, когда бы вся земля принадлежала правительству.

Говорятъ еще, что доходы отъ доменъ подвергаются меньшимъ случайностямъ. Справедливо, ибо сельское хозяйство не подвергается случайностямъ кризиса; по вѣдь нельзя утверждать также и того, чтобы полеводству не грозили никогда и никакія бѣдствія. Возьмемъ хотя саранчу и неурожай. Злополучную политическую роль играло бы то государство, которое вздумало бы удовлетворять всѣмъ своимъ потребностямъ доходами съ государственныхъ имуществъ.

Утверждаютъ еще, что въ моменты финансовыхъ затрудненій, государственныя имущества даютъ средства для кредита. Но не нужно быть особенно сообразительнымъ финансистомъ, чтобы понять разницу въ положеніи финансовъ Англіи и Австріи. Въ Англіи доменъ почти нѣтъ; Австрія site, послѣ Россіи, страна самая богатая государственными имуществами. А между тѣмъ Англіи дастъ въ донгъ каждый, сколько ей нужно, тогда какъ австрійскіе обширные домены помогаютъ очень слабо австрійскому государственному кредиту.

Кредитъ зависитъ не отъ доменъ, а отъ производительныхъ силъ страны и отъ довѣрія народа къ своему правительству. Если страна управляется хорошо; если народъ, хотя и не особенно благоденствуетъ, но и не страдаетъ, правительство его всегда будетъ имѣть кредитъ. Но когда правительство идетъ съ народомъ врозь, не помогутъ никакіе домены. Въ Австріи, при малѣйшей европейской опасности, государственныя бумаги надаютъ, и австрійское правительство, несмотря на свои прекрасные домены, находилось уже нѣсколько разъ въ невозможности исполнять свои обязательства. Въ Испаніи, послѣ продажи государственныхъ имуществъ, процентныя бумаги поднялись. Очевидно, что кредитъ не находится въ связи съ доменами.

Противъ отчужденія государственныхъ имуществъ возражаютъ еще тѣмъ, что, по мѣрѣ увеличенія народонаселенія, возвышается доходъ съ земли, а слѣдовательно и цѣпа ея. Поэтому считаютъ неразсудительнымъ продавать въ настоящемъ за безцѣнокъ то" что со временемъ можетъ быть продано болѣе выгодно, иди и безъ продажи давать много большій доходъ.

Это, повидимому, очень сильное возраженіе можетъ быть не только опровергнуто, но даже опровергнуто вдвойнѣ. Такъ, въ Баваріи, въ 1826—28 г. были проданы государственныя имущества за 2,431,000 флориновъ, дававшія до продажи 54,151 флор. доходу. Предположимъ, что Баварія помѣстила бы вырученный капиталъ такъ, чтобы изъ его процентовъ уплачивать проценты по своимъ долгамъ. Помѣстивъ свой капиталъ только, изъ 4½ процентовъ, Баварія получила бы ежегодно 100,395 флор. Простое вычитаніе убѣдитъ читателя, что Баварія выиграла противъ прежняго ежегодно 46,254 флор. Предположимъ, что Баварія обратила бы на уплату долговъ только ту часть, которая равнялась прежнему доходу отъ государственныхъ имуществъ, т. е. 54,000 фл., а излишекъ въ 46,000 помѣщала бы изъ 5 % ежегодно. Въ этомъ Случаѣ, въ 14 лѣтъ, Баварія получила бы капиталъ почти равный той суммѣ, за которую продала свои государственныя имущества; или иначе, капиталъ, заключавшійся въ ея доменахъ, увеличился бы вдвое. А случилось ли бы подобное же двойное приращеніе въ такой короткій срокъ, если бы продажи не было? Рѣшительно нѣтъ, ибо земельныя имущества, не только въ правительственномъ управленіи, но даже и въ частныхъ рукахъ, не ростутъ въ цѣнѣ съ такою быстротою, какъ капиталъ, положенный изъ сложныхъ процентовъ. Извѣстно, что монастырскія имущества, отнятыя Генрихомъ VIII англійскимъ, по оцѣнкѣ чрезъ 250 лѣтъ, оказались возвысившимися въ цѣнѣ въ двадцать два раза. Если бы съ этими имуществами Генрихъ сдѣлалъ то же, что Баварія въ нашемъ идеальномъ примѣрѣ, то, кромѣ капитала, который бы приносилъ тотъ же процентъ, какъ и домены, могъ бы быть собранъ новый капиталъ, который увеличился бы въ 250 лѣтъ не въ двадцать два раза, а въ 131, 136 разъ.

Второе опроверженіе будетъ если и не такъ блистательно, то все-таки не менѣе справедливо.

Я предполагаю такой случай, что правительство, дошедшее до убѣжденія, что государственныя имущества въ его рукахъ даютъ меньше выгодъ, не продаетъ ихъ частнымъ лицамъ, а отчуждаетъ въ пользованіе общинъ въ видѣ запаса для будущихъ поколѣній. И въ этомъ случаѣ оно будетъ въ выигрышѣ по той простой причинѣ, что въ частныхъ рукахъ хозяйство пойдетъ гораздо лучше, слѣдовательно поземельный налогъ будетъ увеличиваться въ прогрессіи болѣе усиливающейся, чѣмъ казенная рента. А если взять въ соображеніе, что отдача земли общинамъ спасаетъ государство отъ земледѣльческаго пролетаріата, то проницательному читателю станетъ вполнѣ ясна выгода подобной отдачи доменъ въ распоряженіе самого народа.

Но если бы недальнозоркое правительство не захотѣло удручать себя заботами о предупрежденіи земледѣльческаго пролетаріата, то, распорядившись распродажею своихъ доменъ, оно поступило бы все-таки разсчетливѣе, если бы употребило вырученныя деньги на производительные расходы, напр., на постройку желѣзныхъ дорогъ, телеграфовъ, шоссе, каналовъ.

Если же у государства нѣтъ никакихъ чрезвычайныхъ причинъ, по которымъ оно должно завѣдывать непремѣнно само всѣми промышленными и сельско-хозяйственными предпріятіями, то оно только напрасно держитъ усиленный комплектъ служащихъ и обременяетъ себя лишними заботами, обезсиливая свою дѣятельность во другимъ, болѣе важнымъ и существеннымъ для благоденствія, частямъ настолько, насколько прибавляетъ себѣ второстепенной и неважной работы по управленію доменами.

Наконецъ, самое сильное доказательство убыточности доменъ заключается въ томъ, что ихъ нельзя примирить съ основной идеей государства.

Государство существуетъ для своего собственнаго процвѣтанія и благополучія. Оно есть олицетвореніе идеала счастія, къ которому стремится каждый отдѣльный человѣкъ, и котораго онъ надѣется достигнуть совмѣстной общественной жизнью. При управленіи же доменами, государство будетъ необходимо противодѣйствовать частнымъ выгодамъ, слѣдовательно, наносить ущербъ самому себѣ.

При управленіи доменами, государство будетъ хлопотать, чтобы получить отъ нихъ какъ можно больше. Въ тоже время оно должно стремиться и къ тому, чтобы устроить частное благополучіе. Такимъ образомъ, съ одной стороны, оно захочетъ помогать процвѣтанію частной хозяйственной дѣятельности, а съ другой — будетъ заботиться о процвѣтаніи своего доменнаго хозяйства. Но какъ при всѣхъ усиліяхъ государства, хозяйство, завѣдуемое казеннымъ управленіемъ, будетъ всегда менѣе выгодно хозяйства частнаго, то государству, для обезпеченія своихъ доходовъ, придется хлопотать о томъ, чтобы частное хозяйство ему не мѣшало.

Поразительный примѣръ этого рода представляетъ исторія саксонскаго горнаго хозяйства. Когда Саксонія освобождала своихъ крестьянъ, приписанныхъ къ горнымъ промысламъ въ рудокопныхъ горахъ, то боясь, что крестьяне, послѣ своего освобожденія, не будутъ наниматься на работы, саксонское правительство надѣлило ихъ ровно такимъ количествомъ земли, чтобы они могли жить впроголодь. Это дѣлалось въ томъ предположеніи, что крестьяне станутъ смотрѣть на казенную работу, какъ на необходимое подспорье и государственные рудники не запустѣютъ. Такое противорѣчіе могло произойти лишь отъ того, что государство, но ошибочному взгляду на значеніе доменъ, хотѣло непремѣнно удержать ихъ за собою, тогда какъ ему было выгоднѣе или продать рудники въ частныя руки, или отдать ихъ за извѣстный оброкъ, или на какихъ нибудь другихъ условіяхъ, тѣмъ же самымъ крестьянамъ.

Все это приводитъ насъ къ тому безусловно-справедливому заключенію, что домены, въ своемъ настоящемъ видѣ, идутъ не только въ убытокъ государству, но и находятся въ прямомъ противорѣчіи съ самою сущностію государства. Единственный выходъ изъ этого — отчужденіе.

Въ западной Европѣ продажа казенныхъ имуществъ производилась въ послѣднее время весьма усиленно. Особенно отличалась въ этомъ отношеніи Италія, продавшая въ теченіи 1862—65 годовъ на 253,717,000 франковъ. У насъ же превосходнымъ распорядителемъ могло бы быть земство, если бы управленіе казенными имуществами было передано ему. Если земство признано закономъ хозяйственно-экономическою силою и представителемъ экономическихъ нуждъ страны, то ужь, конечно, ближе всего завѣдываніе казенными лѣсами и землями поручить ему.

IX.

Если домены, допускающіе частную конкуренцію, являются учрежденіемъ враждебнымъ частному и государственному интересу и потому отвергаются экономической наукой и теоріей государственнаго права, то еще менѣе можно сказать въ защиту монополій и регалій, недопускающихъ рѣшительно никакой конкуренціи.

Послѣднее обстоятельство служитъ лучшимъ доказательствомъ противъ монополій. Не зачѣмъ было бы обращать извѣстныя производства въ предметъ монополій, если бы они могли соперничать съ производствами частными; если же производства эти монополизируются, то, очевидно, только потому, чтобы произвольно назначенной цѣной взять съ потребителей липшее. Въ этомъ случаѣ монополь дѣйствуетъ какъ налогъ на потребленіе, но только сильнѣе и, слѣдовательно, болѣе несправедливо, ибо съ потребителей берется гораздо больше того, что поступаетъ въ государственное казначейство.

Особенно дурная сторона монополій заключается въ томъ, что они падаютъ на предметы общаго потребленія и, слѣдовательно, поражаютъ наиболѣе бѣдныхъ людей.

Если бы монополіи ограничивались предметами роскоши, то противъ нихъ нельзя было бы дѣлать никакихъ возраженій. — Предположите, что государство беретъ на себя торговлю жемчугомъ и алмазами и налагаетъ на нихъ баснословно высокую цѣну. И прекрасно — бальные наряды тщеславныхъ барынь потеряютъ нѣсколько въ своемъ блескѣ, а другой бѣды не предвидится. Но дѣло въ томъ, что жемчугъ и алмазы — вещи рѣдкія и даже безъ всякой монополіи доступны немногимъ. Брать за нихъ весьма высокую цѣну, значитъ уменьшить на нихъ потребленіе, не доставивъ въ тоже время государству замѣтной прибыли.

Поэтому монополь падаетъ не на рѣдкіе предметы, а напротивъ на тѣ, которые потребляются въ большомъ количествѣ и удовлетворяютъ наиболѣе настоятельнымъ нуждамъ народонаселенія. Вотъ почему предметами монополіи бываютъ соль, вино, табакъ и тому подобные продукты, и вотъ почему обложеніе ихъ непомѣрно высокимъ налогомъ отражается весьма чувствительно на наиболѣе нуждающемся населеніи.

Подобная система противоречитъ основному принципу теоріи налоговъ, ибо монополіи падаютъ на потребителей одномѣрной денежной суммой, но не составляютъ одинаковой для нихъ жертвы, Предположите, что торговля мясомъ дѣлается монополіей государства. Вамъ, человѣку богатому, и мнѣ, человѣку бѣдному, нужно совершенно одно и тоже количество мяса, чтобы быть сытымъ и здоровымъ; а между тѣмъ вы, по отношенію ко своимъ средствамъ, заплатите за монополь, можетъ быть, во сто разъ меньше меня. За что же такое обидное предпочтеніе васъ передо мною?

Оттого, что монополь исключаетъ всякое соревнованіе и процвѣтаетъ подъ кровомъ глубочайшей тайны, руководимой бюрократическимъ усердіемъ, она грозитъ полнѣйшимъ упадкомъ оберегаемой ею промышленности. Въ самомъ дѣлѣ, какое основаніе монопольнымъ производствамъ совершенствоваться? Будетъ оно хорошо или дурно — вы все-таки неизбѣжный покупщикъ, которому, кромѣ того, закрыты всѣ пути пріобрѣтать предметы болѣе совершеннаго приготовленія, ибо монополь закрываетъ путь соперничеству не только внутреннему, но и иностранному.

Кромѣ того, опасность соперничества, контрабанды, поддѣлки вызываютъ необходимость цѣлой арміи надсмотрщиковъ, ревизоровъ, сторожей, спеціально назначенныхъ для того, чтобы не сводить глазъ съ населенія страны и предупреждать его всякое преступное покушеніе пріобрѣсти себѣ, за тѣже деньги, что нибудь лучшее и болѣе выгодное.

Наконецъ, монополь, лишая частную предпріимчивость возможности свободнаго развитія, заставляетъ ее обращать капиталы на менѣе выгодную промышленную дѣятельность. Въ заключеніе всего контрольныя мѣры правительства создаютъ цѣлую систему стѣсненій, обнаруживающихъ болѣе или менѣе задерживающее вліяніе на весь экономическій бытъ страны.

Все вышеизложенное о невыгодахъ монополій примѣняется въ частности и къ каждому отдѣльному ихъ виду. А потому, приступая теперь къ перечисленію главнѣйшихъ монополій, я, для избѣжанія повтореній, обрату вниманіе читателя только на то, что не нашло себѣ мѣста въ предъидущемъ перечисленіи.

Въ хронологическомъ порядкѣ первое мѣсто ванимаеть монополь горнаго промысла.

Еще въ глубокой древности разработка минеральныхъ богатствъ принадлежала правительствамъ.

Что народъ, находящійся на низкой степени развитія, не владѣетъ достаточными средствами для частной разработки рудниковъ, и потому это многосложное дѣло должно брать на себя правительство — это не требуетъ доказательства; такъ оно и должно быть. Но если народъ уже переступилъ черту дѣтства, если онъ владѣетъ и капиталами и знающими людьми, то вмѣшательство государства становится совершенно излишнимъ, — и вся его роль должна ограничиться лишь наблюденіемъ за исполненіемъ горными промышленниками всѣхъ мѣръ безопасности и предосторожности противъ несчастныхъ случаевъ.

По мѣрѣ экономическаго развитія страны, разработка минеральныхъ богатствъ самимъ государствомъ становится все убыточнѣе, ибо если она была выгодна при отсталости народа, то обратно, она пойдетъ въ чистую потерю, когда частныя лица сдѣлаются способнѣе правительственныхъ агентовъ для промышленныхъ иредпріятій.

Наконецъ, присвоеніе себѣ государствомъ единственнаго права разработки минераловъ и металловъ дѣйствуетъ вредно на горнозаводскую промышленность тѣмъ, что государство не въ состояніи открыть всѣхъ минеральныхъ источниковъ, имѣющихся въ странѣ и, потому, многіе изъ нихъ могутъ остаться неразработанными.

Всѣ эти обстоятельства привели къ тому, что передовыя государства начали отказываться отъ монополіи на горные промыслы, и разработку минеральныхъ богатствъ предоставили частной предпріимчивости.

Соляная монополія получила въ европейскихъ государствахъ совершенно не то значеніе, какое она имѣла первоначально. Прежде, государства разработывали соляные источники совсѣмъ не для того, чтобы доставить выгоды казнѣ; напротивъ того, правительства хотѣли дать пародамъ возможность покупать соль какъ можно дешевле. Впослѣдствіи, забравъ въ свои руки все соляное производство, правительства сообразили, что оно можетъ служить источникомъ порядочнаго дохода, и такъ неумѣренно пользовались этимъ открытіемъ, что въ нѣкоторыхъ государствахъ налогъ на соль превосходилъ въ сорокъ разъ дѣну ея разработки.

Такимъ образомъ монополь на соль превратилась въ настоящій налогъ на потребленіе, — налогъ тѣмъ болѣе неуравнительный, что всею своей тяжестью онъ падаетъ на бѣдныхъ.

Вообще ошибка всѣхъ современныхъ и существовавшихъ до сихъ поръ финансистовъ заключается въ томъ, что они упускали изъ виду разницу, которая должна существовать между разсчетами купца и разсчетами человѣка, управляющаго государственными финансами.

Купецъ заботится о своей личной выгодѣ; а выгода его заключается въ барышѣ. Купцу сообразить легко — выгодно ли ему его дѣло. Не напрягая особенно своихъ способностей, онъ по одному итогу своихъ счетовъ увидитъ, что ему нужно. Найдетъ онъ хорошій плюсъ — выгодно; найдетъ минусъ — невыгодно. Но задача финансиста сложнѣе. И онъ долженъ искать выгодъ; по разница между купцомъ и финансистомъ въ томъ, что итогъ купца формируется изъ очень малаго числа элементовъ, тогда какъ итогъ финансиста требуетъ такихъ соображеній, которыя рѣдко подъ силу одному человѣку, потому что эти соображенія должны обнимать всю соціально-экономическую жизнь даннаго народа, въ данный моментъ.

Правильность этого замѣчанія читатель оцѣнитъ изъ болѣе короткаго знакомства съ регаліями, къ которымъ я перехожу теперь.

Важнѣйшая изъ нихъ — почтовая.

Первоначально почты устраивались исключительно съ правительственными цѣлями; а потомъ случилось съ почтами тоже, что и съ солью.

Пока сообщенія были дурны, а экономическія отношенія развиты слабо, особенно энергической корреспонденціи взяться было не откуда; слѣдовательно и разсчитывать на выгоды отъ почты оказывалось невозможнымъ.

По вотъ общественныя отношенія развиваются и усложняются, необходимость корреспонденціи становится все настоятельнѣе. Европейскіе финансисты соображаютъ тогда, что если назначить выше цѣну за пересылку писемъ, то это будетъ очень выгодно государству. Они несообразили только того, что если, съ одной стороны, стремиться, чтобы развивающееся благосостояніе усиливало сношенія гражданъ между собою, и чтобы въ то же время оно способствовало развитію еще большаго благосостоянія; а съ другой — обложить налогомъ то самое внутреннее сношеніе, объ усиленіи котораго заботится правительство, то вѣдь это значитъ разрушить одной рукой то, что созидаешь другой.

Когда финансисты утвердились въ справедливости своего умозаключенія, то всѣ ихъ мысли направились къ тому, чтобы увеличивать какъ можно больше почтовый доходъ. Уже не почта стала служить публикѣ, а публика почтѣ. Это несчастное время ознаменовалось повсюду чрезвычайно высокой почтовой платой и крайнимъ пренебреженіемъ почтовыхъ управленій къ нуждамъ общества.

Однако къ чести цивилизованнаго человѣчества нашелся въ западной Европѣ человѣкъ, постигшій несвоевременность подобнаго порядка. То былъ англійскій государственный почтмейстеръ Рауландъ-Гилль. Онъ обратилъ вниманіе на то, что почтовый доходъ, составлявшій въ 1807 г. 1,278,008 фунтовъ, въ періодъ отъ 1816 до 1837 г. не превышалъ среднимъ числомъ 1,412,000. Съ проницательностію геніальнаго человѣка, онъ разгадалъ истинную причину этого непонятнаго большинству обстоятельства и предложилъ правительству мѣру, произведшую полнѣйшій переворотъ въ существовавшей до него почтовой системѣ. Прежде плата за письма взималасыю разстояніямъ и составляла среднимъ числомъ по семи съ половиною пейсовъ за письмо; по его же проэкту предлагалось брать по одному пенни за письмо при всякомъ разстояніи, а за письма, посылаемыя въ колоніи, по два пенса.

Всѣ, привыкшіе къ старому порядку, возстали, разумѣется, противъ смѣлаго реформатора, но блистательный практическій результатъ доказалъ правильность соображеній Рауландъ-Гилля: до реформы число отправляемыхъ писемъ составляло 75 милліоновъ, а въ 1863 году ихъ было отправлено 612 милліона.

Очевидно, что высокій почтовый тарифъ дѣйствовалъ, какъ налогъ на корреспонденцію и подавлялъ внутреннее сношеніе гражданъ, мѣшая его живости и энергіи.

Блистательный успѣхъ англійской почтовой реформы возбудилъ во всѣхъ остальныхъ европейскихъ государствахъ желаніе ввести и у себя подобныя же преобразованія. Но ни одно изъ нихъ не нашло возможнымъ примѣнить вполнѣ такую радикальную реформу. Отъ этого почтовые тарифы, хотя и много пониженные, почти во всѣхъ государствахъ вдвое, втрое и даже вчетверо выше великобританскаго. У насъ, напр., отправка простыхъ писемъ стоитъ въ 3 % раза дороже, чѣмъ въ Англіи. Только въ очень маленькихъ германскихъ государствахъ, какъ: Саксонія, Виртсмбергъ, Баденъ, Гессенъ-Дармштадтъ, принята англійская такса.

Многіе оправдываютъ почтовый налогъ незначительностью его величины. Но, во-первыхъ, это вопроса^ относительный, ибо незначительное для васъ можетъ быть значительно для меня; а вовторыхъ, несправедливость или ошибку нельзя оправдывать тѣмъ, что она мала.

Съ точки зрѣнія общенароднаго интереса, налогъ, мѣшающій свободному сношенію гражданъ, оправданъ быть никакъ не можетъ. Но если бы и нашлись финансисты, которымъ удалось бы доказать справедливость почтоваго налога, то я бы попросилъ ихъ отвѣтить мнѣ еще и на слѣдующіе вопросы: падаетъ ли почтовый налогъ на всѣхъ равномѣрно и всѣ ли несутъ одинаковую жертву? Чѣмъ виноватъ тотъ, родные и знакомые котораго не живутъ съ нимъ вмѣстѣ, и дѣла котораго заставляютъ вести обширную корреспонденцію? Развѣ его податная способность усиливается тѣмъ, что обстоятельства заставляютъ его писать много? Развѣ оттого, что онъ въ годъ посылаетъ 100 писемъ, а другой только одно, онъ во сто разъ способнѣе платить налогъ? Ясно, что почтовое управленіе должно быть устроено такъ, чтобы оно возвращало лишь свои расходы.

Когда почтовый механизмъ устроится по этой покой системѣ, всѣ постановленія, существующія теперь ради фискальныхъ цѣлей, должны будутъ выдти изъ употребленія. Теперь, напр., нельзя посылать корреспонденцію черезъ частныхъ лицъ, черезъ почтальоновъ и почтарей, нельзя вкладывать письма и записки въ посылки и т. д. Но если почтовая монополь будетъ устранена, каждый будетъ имѣть полную свободу устраивать свою корреспонденцію такъ, какъ онъ находитъ удобнѣе и дешевле.

Рядомъ съ почтой стоитъ аналогичное съ нею телеграфное учрежденіе; поэтому и къ нему слѣдуетъ примѣнить все то, что говорилось выше.

Настоящая высокая плата за телеграммы дѣлаетъ рѣшительно невозможной всеобщую доступность телеграфа.

Если правительства руководствуются тою мыслью, что человѣку въ трудную минуту жизни ничего не значитъ сдѣлать усиленный расходъ, и что кому дѣйствительно нужна телеграфная быстрота, тотъ ею воспользуется непремѣнно, то вѣдь это значитъ облагать налогомъ человѣческое несчастіе и сдѣлать пользованіе телеграфомъ привиллегіей (штатахъ.

И здѣсь, какъ въ почтѣ, всѣ неудобства учрежденія проистекаютъ только изъ того, что на телеграфъ смотрятъ, какъ на финансовое учрежденіе, и что, въ настоящее время, не найдется въ Европѣ новаго Рауландъ-Гилля.

Съ той точки зрѣнія, на которую я ставлю вопросъ, нужно желать, чтобы рубли телеграфныхъ тарифовъ скорѣе превратились въ копѣйки. Конечно при этомъ исчезнетъ всякая возможность частной конкурренціи, ибо телеграфы перестанутъ давать выгоду. Но такъ какъ въ этомъ не будетъ ничего иного, кромѣ выигрыша для европейскаго населенія, то немногимъ отдѣльнымъ личностямъ сдѣлавшимъ телеграфъ предметомъ спекуляціи, придется пожалѣть о томъ, что они дали капиталамъ нерасчетливое движеніе.

Къ одной категоріи съ почтами и телеграфами слѣдуетъ причислить и правительственныя желѣзныя дороги.

Изъ казенныхъ желѣзныхъ дорогъ правительства дѣлаютъ постоянно источникъ государственныхъ доходовъ. Они не ограничиваются тѣмъ, что съ лицъ, пользующихся желѣзными дорогами, получаютъ то, что стоить ихъ содержаніе и извѣстный процентъ на затраченый капиталъ, но они хотятъ заставить платить деньги и на другія государственныя нужды. Съ правильностью такого заключенія согласиться рѣшительно невозможно, ибо если сдѣлать желѣзныя дороги источникомъ государственныхъ доходовъ на монопольномъ основаніи, то это значитъ наложить налогъ за право перемѣщенія изъ одного мѣста въ другое. Если справедливо брать налогъ за право ѣзды по желѣзнымъ дорогамъ, почему же будетъ менѣе справедливо брать пошлину за ходьбу но улицамъ? Поэтому управленія желѣзныхъ дорогъ, возвѣщающія съ гордостью міру, что дороги даютъ 6 или болѣе процентовъ, доказываютъ вовсе не то, что имъ хочется доказать.

Удобныя и быстрыя сообщенія вовсе не роскошь; они составляютъ одинъ изъ основныхъ элементовъ экономическаго развитія и благосостоянія страны. Хорошія дороги строятся не только для богатыхъ и знатныхъ путешественниковъ, а также и для трудящейся массы населенія, для основныхъ экономическихъ производителей, для земледѣльцевъ и бѣдняковъ. Поэтому высокая перевозочная плата, какъ для пассажировъ, такъ и-на товары, дѣйствуетъ задерживающимъ образомъ на все экономическое развитіе страны и, слѣдовательно, чѣмъ выше процентъ, приносимый монополизированными желѣзными дорогами, тѣмъ дѣйствуютъ онѣ вреднѣе на экономическіе народные интересы.

Изъ этого очевидно, что государство, желающее имѣть свои собственныя дороги, уже но одному тому, что оно государство, т. е. олицетвореніе коллективнаго стремленія народа къ своему собственному благополучію, не можетъ дѣлать изъ желѣзныхъ дорогъ налога и источника государственныхъ доходовъ.

Эта мысль какъ бы противорѣчить тому, уже выработанному опытомъ положенію, что желѣзныя дороги, принадлежащія казнѣ, страдаютъ всегда дурнымъ управленіемъ. Но противорѣчія тутъ нѣтъ.

Повидимому, государству удобнѣе всего быть владѣльцемъ желѣзныхъ дорогъ, и только при этомъ условіи казалось бы возможнымъ пониженіе тарифа до общедоступнаго минимума. Но, къ сожалѣнію, казенное управленіе промышленными предпріятіями сопряжено обыкновенно съ такой дороговизной, что убыточность казенныхъ желѣзныхъ дорогъ признана уже повсюду несомнѣннымъ фактомъ.

Съ другой стороны, казенное управленіе нерѣдко сопровождается грубостью и неуваженіемъ къ публикѣ. Напр., въ Германіи и во Франціи замѣчено, что любезность и предупредительность существуетъ только на частныхъ желѣзныхъ дорогахъ, на казенныхъ же путешественникъ встрѣчаетъ лишь суровость и олимпійское величіе. На частныхъ дорогахъ оказывается публикѣ множество мелочныхъ услугъ: выдаются, напр., обратные билеты, назначаются поѣзди въ мѣста загородныхъ гуляній, соображаютъ часы отправленія съ потребностями и желаніями отправляющихся пассажировъ, прислушиваются къ общественному мнѣнію и вообще стараются предупредить всякія рекламы или заявленія неудовольствій публики. Казенное же управленіе, считающее себя частичкою правительства, старается держать себя выше этихъ уступокъ и смотритъ на нихъ какъ на мелочи, недостойныя вниманія.

Хотя и утверждаютъ, что государство, стремящееся къ водворенію общаго благополучія, принесетъ скорѣе жертву, чѣмъ частная коммисія, заботящаяся исключительно о своихъ денежныхъ выгодахъ; но нужно замѣтить, что это мнѣніе до сихъ поръ рѣдко было подтверждено на практикѣ и, сколько извѣстно, почти ни одна правительственная дорога не управлялась еще по этому принципу.

Но главное обстоятельство, говорящее противъ казенныхъ желѣзныхъ дорогъ, заключается въ томъ, что если иниціатива постройки желѣзныхъ дорогъ принадлежала бы только правительствамъ, то, конечно, Европа имѣла бы еще очень нескоро такую обширную сѣть желѣзныхъ дорогъ, какою она владѣетъ теперь.

Говорятъ еще, что частныя желѣзныя дороги стоятъ внѣ возможности конкуренціи и что, поэтому, тарифъ ихъ совершенно произволенъ. Такая мысль ошибочна. На малыхъ, одиночно лежащихъ, линіяхъ конкуренція дѣйствительно невозможна, по на большихъ, и въ странѣ съ развитой сѣтью она не только возможна, но и существуетъ въ дѣйствительности. При развитой сѣти дорогъ, когда къ одному и тому же пункту можно слѣдовать разными путями наибольшее движеніе, разумѣется, устроится по самому дешевому и удобному пути и рядъ такихъ линій, выработавшихъ всѣ частности, которыми создается дешевизна и удобство сообщенія, дадутъ тонъ, котораго, по необходимости, должны будутъ держаться и всѣ остальныя линіи. Наконецъ не нужно забывать и того, что надъ частными желѣзными дорогами существуетъ высшій надзоръ правительства и что, слѣдовательно, частныя компаніи вовсе не могутъ явиться самовластными и верховными распорядителями жизни и имущества тѣхъ, кто будетъ пользоваться ихъ дорогами.

Въ заключеніе я попрошу читателя обратить вниманіе еще и на то, что совсѣмъ не все равно, находятся ли 100.000 человѣкъ, состоящихъ нынѣ въ Европѣ при желѣзныхъ дорогахъ, на службѣ правительствъ или на службѣ частныхъ компаніи.

Говоря о томъ, что желѣзныя дороги не должны служить источникомъ государственныхъ доходовъ, предполагается, конечно, что правительство не только не станетъ эксплуатировать своихъ собственныхъ съ этою цѣлью, но не сдѣлаетъ источникомъ государственныхъ доходовъ и дорогъ частныхъ. А между тѣмъ нетолько Франція, Пруссія и другія государства Германіи, но даже и разсудительная Англія, обложили частныя желѣзныя дороги налогами. Любопытно, что налогъ падаетъ не на чистый доходъ, а на валовой. Во Франціи онъ составляетъ 10 % и вслѣдствіе того съ 1855 года, когда налогъ дошелъ до этого размѣра, проѣзжающіе стали платить за свои билеты одинадцатью процентами дороже, потому что, какъ догадывается читатель, компаніи желѣзныхъ дорогъ не имѣютъ ровно никакого желанія взять этотъ налогъ на себя и перелагаютъ его на проѣзжающихъ.

Поэтому нужно желать, чтобы подобная нераціональная система изчезла бы поскорѣе, чтобы право свободнаго передвиженія людей не облагалось налогомъ, и чтобы плата за перевозку пассажировъ и товаровъ не возвышалась бы, какъ это дѣлается нынче, а напротивъ, понижалась и была бы доведена скорѣе до своего минимума. Пониженіе тарифа желѣзныхъ дорогъ не должно пугать компаній и правительство, ибо, по мѣрѣ пониженія тарифа, усилятся сношенія, и доходъ, принимая нормой 5 % на капиталъ, останется тѣмъ же, въ то время, какъ плата за проѣздъ будетъ значительно понижена. Однимъ словомъ, къ желѣзнымъ дорогамъ слѣдуетъ примѣнить почтовую теорію Рауландъ-Гилля и компаніямъ желѣзныхъ дорогъ разсчитывать не на слабое передвиженіе при высокомъ тарифѣ, а, напротивъ, на сильное при маломъ.

Я говорилъ только о главнѣйшихъ государственныхъ монополіяхъ и регаліяхъ, имѣющихъ современную важность и представляющихъ наибольшій интересъ для насъ. Но есть еще цѣлый рядъ источниковъ того же рода, снабжающихъ европейскія государства доходами.

Объ этихъ, менѣе важныхъ, источникахъ слѣдуетъ сказать тоже, что говорилось выше объ источникахъ важныхъ.

Монополіи этого рода существуютъ по преимуществу въ западноевропейскихъ государствахъ и сложились историческимъ путемъ изъ тѣхъ уродливыхъ общественныхъ отношеній, которыми началась и продолжалась до нынѣшняго столѣтія политическая жизнь Европы.

Такъ, въ Германіи существуетъ монополь на охоту. Тамъ же существуетъ монополь на право рыбной ловли, монополь банковая, монополь на лото и азартныя игры. Послѣднюю монополь слѣдуетъ причислить къ тѣмъ безнравственностямъ, которыми государству заниматься бы не слѣдовало. Любопытно, что въ Ганноверѣ монополь этого рода даетъ всего 78,000 талеровъ, т. е. такую ничтожную сумму, что дѣйствительно непонятенъ расчетъ правительства, рѣшающагося, ради бездѣлицы, на спекуляцію, недѣлающую чести изобрѣтательности его финансистовъ.

Факты подобнаго рода слѣдуетъ отнести къ остаткамъ старыхъ государственныхъ заблужденій, когда правительства, ради своихъ личныхъ выгодъ, старались монополизировать такія занятія, что не будь это историческіе факты, ихъ можно бы принять за остроумную выдумку праздныхъ насмѣшниковъ. Въ Неаполѣ, напримѣръ, монополь короля составляло сгребаніе снѣга. Какой-то хитроумный итальянскій правитель обложилъ налогомъ право собиранія вѣтоніи и тряпья. Въ Римѣ монополь этого рода была пожалована одному изъ знатнѣйшихъ родовъ — князьямъ Торлони. Въ бюджетѣ Нассау и нынче значится 41 флоринъ доходу за право собиранія вѣтошекъ. Бывали даже такія правительства, которыя облагали налогомъ право починки старыхъ котловъ, холощеніе лошадей, ремесло точильщиковъ, цирюльниковъ и парикмахеровъ.

Общее заключеніе о монополіяхъ, которое можетъ сдѣлать читатель и самъ, будетъ такое: такъ какъ непремѣннымъ условіемъ прогресса есть устраненіе всего того, что мѣшаетъ свободному развитію личности, и такъ какъ сущность государственнаго союза заключается именно въ коллективномъ устраненіи того, что неустранимо усиліями отдѣльнаго лица, то очевидно, что источники доходовъ, обнаруживающіе вредное вліяніе, нельзя считать средствами, содѣйствующими прогрессу.

Если бы монополіи были единственными неизбѣжными источниками государственныхъ доходовъ, то, конечно, имъ слѣдовало бы подчиниться безропотно. Но дѣло въ томъ, что монополіи существуютъ, какъ остатокъ той почтенной старины, съ которой новѣйшее европейское государство имѣетъ уже очень мало общаго. Монополіи существуютъ не потому, чтобы имъ слѣдовало существовать, а потому, что теорія налоговъ недостаточно распространена частью, какъ знаніе, а частью потому, что государственная практика не выработала еще пріемовъ для осуществленія теоретическихъ положеній.

X.

Есть еще источникъ государственныхъ доходовъ, противъ основнаго принципа которыхъ сказать нечего, но практическое примѣненіе которыхъ приводитъ къ совершенно ненужному обремененію гражданъ. Этотъ источникъ называется налогомъ за личныя услуги государству или, проще, то, что мы называемъ пошлинами.

Въ строгомъ смыслѣ этотъ источникъ государственныхъ доходовъ нельзя считать налогомъ. Это случайный доходъ государства, зависящій оттого, что одинъ пользуется больше другого государственными учрежденіями и услугами органовъ правительства. Отличительная черта платежей этого рода заключается въ томъ, что учрежденія, которыми пользуется гражданинъ, существуютъ въ государствѣ не какъ источникъ собственно доходовъ, но какъ неизбѣжная необходимость для прочности самого государственнаго союза. Такія учрежденія государство будетъ и должно поддерживать, еслибъ они не давали даже ни копѣйки доходовъ. Мысль, лежащая въ основаніи платы за услугу, заключается въ томъ, что гражданинъ, пользующійся существующими государственными учрежденіями и извлекающій изъ нихъ особенную выгоду, долженъ взносить за то и особенную пошлину. Поэтому на пошлины можно смотрѣть, какъ на вознагражденіе частью расходовъ государства, въ которые оно входитъ, оказывая эти услуги.

Противъ такого опредѣленія пошлинъ сказать рѣшительно нечего. Если государство оказываетъ кому нибудь исключительную услугу, почему бы ему и не взять вознагражденія за свои излишніе расходы? Но дѣло въ томъ, что не всегда выгоду пріобрѣтаетъ только тотъ, кто непосредственно пользуется государственными учрежденіями. Случается очень часто, что выгода тѣхъ, кто не приходитъ съ ними въ непосредственное соприкосновеніе, бываетъ еще больше. Такъ тотъ, кто выигрываетъ судебный процессъ, не есть единственное лицо, пріобрѣтающее выгоду отъ существованія суда; гораздо больше выигрываютъ тѣ, кому совсѣмъ не приходится обращаться къ помощи судебной власти. Иногда судебныя рѣшенія по постороннему дѣлу возстановляютъ право многихъ, неимѣющихъ къ этому дѣлу никакого прямого отношенія и возстановляютъ только потому, что люди, способные на неправду, приходятъ къ положительному убѣжденію, что правый и гласный судъ недопуститъ восторжествовать насилію и правонарушенію. Если, такимъ образомъ, посредственная услуга суда еще больше услуги непосредственной, то почему судебную пошлину долженъ уплачивать только тотъ, кто обращается къ судебному разбирательству; а всѣ тѣ, которые пріобрѣтаютъ подобную же пользу, но безъ всякихъ хлопотъ и потери времени, отъ этой пошлины освобождаются?

Допуская даже, что судебная пошлина сама по себѣ вполнѣ раціональна, какимъ нужно руководствоваться основаніемъ для опредѣленія ея размѣра въ каждомъ данномъ случаѣ? Какъ вычислить расходъ государства по каждому отдѣльному дѣлу? Расчитать трудъ по времени или по числу написанныхъ строчекъ? Или какимъ образомъ вычислить расходы, которые причинилъ школьникъ посѣщеніемъ общественной школы? Предполагать, что каждый ученикъ стоитъ однихъ и тѣхъ же расходовъ нельзя. Способному мальчику нужна помощь учителей меньше, чѣмъ неспособному. Или, какимъ образомъ вычислить порчу дороги, производимую каждой проѣхавшей телѣгой и размѣръ пользы, оказанной шоссе, каждому возу или проѣзжающему? А между тѣмъ, по сущности пошлинъ, только эта польза и должна опредѣлять ихъ размѣръ.

Наконецъ, если пошлины падаютъ только на нѣкоторыхъ и какъ бы только для нихъ и существуютъ учрежденія, то такой порядокъ будетъ противорѣчить идеѣ государства, учрежденія котораго существуютъ для всѣхъ. При слишкомъ высокой пошлинѣ учрежденія эти превратятся въ привиллегію для всѣхъ тѣхъ, кто въ состояніи внести пошлину, а всѣ несостоятельные будутъ исключены изъ пользованія благодѣяніями государства.

Разнообразіе пошлинъ, существующихъ въ европейскихъ государствахъ, такъ велико — напр. въ Англіи въ 1841 году существовало ихъ 616 видовъ, — что привести ихъ въ полную систему недоступно силамъ одного человѣка. Поэтому нисколько неудивительно, что европейскіе финансисты чувствуютъ себя не совсѣмъ ловко въ этомъ хаосѣ разнообразія и очень часто ошибаются относительно того, куда слѣдуетъ причислить извѣстные платежи — къ пошлинамъ или къ налогамъ.

Это же обстоятельство послужитъ оправданіемъ и мнѣ въ томъ, что я не буду говорить о пошлинахъ съ строгой послѣдовательностью, которой читатель имѣлъ бы право требовать.

Наибольшею извѣстностью пользуются пошлины судебныя.

Первоначально въ Европѣ былъ судъ даровой, и существовалъ обычай дѣлать судьямъ подарки. Обычай этотъ получилъ скоро право гражданства и даже узаконенъ, а размѣръ приношенія опредѣленъ правительственной таксой. Такъ какъ размѣръ приношенія зависѣлъ отъ размѣра дѣла, то понятно, какъ усиливались судьи, чтобы всякое, маленькое дѣло сдѣлалось большимъ. Вотъ историческое происхожденіе судебныхъ проволочекъ. Въ новѣйшее время Европа оставила систему личнаго вознагражденія судьи самими тяжущимися, и пошлины вносятся въ государственное казначейство. Этотъ шагъ впередъ, при всей своей важности, далеко еще не послѣдній.

Читателю извѣстно, что если тяжущійся переноситъ дѣло на аппеляцію, то онъ долженъ заплатить аппеляціонныя пошлины. Пошлина эта установлена на томъ основаніи, что обжалывающій извлекаетъ изъ судебнаго приговора личную пользу. Но спрашивается, почему долженъ платить пошлину именно тотъ, кто проситъ судебной защиты? Къ аппеляціонному суду обращаются именно потому, что судъ первой инстанціи не удовлетворилъ тяжущагося т. е. что судебное учрежденіе не достигло своей цѣли. И потому, что оно не достигаетъ своей цѣли и заставляетъ искать высшаго безпристрастнаго правосудія, жалующійся долженъ платить государству! Или — почему именно обращаются къ суду вообще? Только потому, что законы и учрежденія страны не въ состояніи устранить и предупредить несправедливости и утѣсненія. За что же въ такомъ случаѣ пошлина? Не раціональнѣе ли подвергать платежу пошлины не тѣхъ, кто обращается къ суду, а тѣхъ, кто къ нему не обращается? Или, не было ли бы лучше, чтобы обязательство платежа падало на сторону обвиненную? Но и это будетъ справедливо только въ томъ случаѣ, когда было сдѣлано дѣйствительное нарушеніе права. Между тѣмъ случается очень часто, что обвиненный не только не думалъ дѣлать никакого нарушенія, а, напротивъ, поступалъ по своему искреннему убѣжденію, съ полнымъ желаніемъ сдѣлать хорошо. Какъ въ такомъ случаѣ подвергать его пошлинѣ?

А между тѣмъ судебныя пошлины имѣютъ и несомнѣнно хорошую сторону, потому что спасаютъ суды отъ пустыхъ дѣлъ и служатъ уздой для кляузниковъ и сутягъ.

Поэтому остается только желать двухъ вещей, вполнѣ осуществимыхъ въ настоящее время: во-первыхъ, чтобы европейскія государства ввели у себя наивозможно низкую судебную пошлину, такъ чтобы она не служила ни обремененіемъ платящихъ, ни привеллегіей богатыхъ; а во-вторыхъ, чтобы утвержденіе гражданскихъ актовъ судебнымъ порядкомъ перестало быть налогомъ.

Если судебныя пошлины, въ ихъ настоящемъ видѣ, нельзя признать мѣрой вполнѣ раціональной и пользующейся благосклоннымъ вниманіемъ плательщиковъ, то тѣмъ меньше можно сказать въ пользу пошлинъ полицейскихъ.

При неусыпности полиціи, проникающей даже въ жизнь частную, полицейское вмѣшательство пользуется не во всѣхъ случаяхъ вниманіемъ публики и еще болѣе неохотно смотрятъ плательщики на полицейскія пошлины.

Особенность полицейскихъ пошлинъ заключается въ томъ, что онѣ платятся не свободно и не людьми, ищущими полицейской помощи, а тѣми, со стороны которыхъ правительство предполагаетъ возможнымъ какую нибудь неправильность дѣйствій. Къ полицейскимъ пошлинамъ принадлежатъ: плата за свидѣтельство мертвыхъ, за осмотръ мяса и другихъ припасовъ, за изслѣдованіе напитковъ, за ревизію аптекъ, провѣрку мѣръ и вѣсовъ, выдачу паспортовъ, наложеніе пробъ на драгоцѣнные металлы и т. д.

Очень понятно, что освидѣтельствованіе припасовъ, аптекъ, и т. п. должны производить очень непріятное впечатлѣніе на плательщиковъ; потому что объ этомъ освидѣтельствованіи они сами не просятъ. Конечно, въ защиту свидѣтельствованія можно сказать, что оно производится въ видахъ общественнаго интереса. Тѣмъ не менѣе, если, напр., аптекарь не далъ повода подозрѣвать себя ни въ чемъ, то онъ имѣетъ полное право считать нарушеніемъ справедливости, если его подвергаютъ не только обыску, но еще и заставляютъ платить за обыскъ деньги.

Тоже самое можно сказать и про другія свидѣтельства этого рода. Положимъ, что провѣрка мѣры и вѣсовъ и наложеніе на нихъ штемпеля очень полезны для огражденія публики отъ обмана. Но, съ другой стороны, не менѣе справедливо и то, что сами хозяева мѣры и вѣсовъ объ этой провѣркѣ не просятъ.

Любопытно, что во Франціи проба золота и серебра приноситъ государственному казначейству болѣе трехъ милліоновъ франковъ, и штемпелеваніе считается мѣрой безусловно необходимой. Между тѣмъ въ Женевѣ, славящейся своими золотыми издѣліями, штемпелеванія не существуетъ и обманутыхъ нѣтъ.

Подобное же противоположное мнѣніе существуетъ и относительно паспортовъ. За-границей, особенно же въ Германіи, существуютъ весьма разнообразные виды паспортовъ: одни для переѣздовъ и путешественниковъ; другіе для постояннаго жительства на одномъ мѣстѣ; третьи для временнаго и т. д. Все это дѣлается для защиты общества отъ людей подозрительныхъ. Но въ Англіи разсуждаютъ, что кто имѣетъ дурной умыселъ или желаетъ скрыться, тотъ всегда съумѣетъ обойти паспортныя формальности, и они всею своею тяжестью падаютъ лишь на людей невинныхъ и на скромныхъ путешественниковъ.

Если смотрѣть на паспортную пошлину, какъ на плату за услугу, ибо лицо, пользующееся внутреннимъ паспортомъ, пользуется въ тоже время и выгодами полицейской защиты своей страны, то спрашивается, какую пользу получаетъ отъ полиціи, своей страны путешественникъ, уѣзжающій въ другое государство?

Есть еще пошлины, имѣющія нѣкоторое сходство съ полицейскими, — пошлины за справки, удостовѣренія и т. д., выдаваемые изъ разныхъ присутственныхъ мѣстъ.

Пока пошлины эти не высоки, ихъ можно еще допустить, ибо они берутся дѣйствительно за личную услугу. Но какъ, только пошлины подобнаго рода достигаютъ высокаго размѣра, они тотчасъ же дѣлаются привиллегіей богатыхъ, и, при крайнемъ своемъ, развитіи, могутъ быть доведены до абсурда, ибо за что же чиновникамъ платится, какъ не за исполненіе порученнаго имъ дѣла?

Къ этому же роду платежей слѣдуетъ отнести пошлины за свидѣтельство о рожденіи, бракѣ. смерти. Для вѣрной оцѣнки справедливости подобныхъ пошлинъ пусть читатель задастся вопросомъ, дѣйствительно ли частное лицо извлекаетъ во всѣхъ этихъ случаяхъ спеціальную пользу? Еслибы какое нибудь правительство вздумало обложить пошлиною бракъ, то оправдать подобную пошлину оказалось бы совершенно невозможнымъ. Облагать бракъ, пошлиной значило бы дать премію внѣ брачнымъ отношеніямъ. Если, такимъ образомъ, бракъ есть безусловная непремѣнная неизбѣжность, покровительствуемая правительствами, то такой же неизбѣжностью являются всѣ внѣшнія формальности брака и всѣ его послѣдствія. а потому ни бракъ, ни эти формальности облагать пошлиной невозможно, и всѣ документы, служившіе его юридическимъ доказательствомъ должны выдаваться также безъ всякой пошлины. Однимъ словомъ, вмѣшательства финансовой власти оправдать нельзя.

Еще меньше можно оправдать пошлины на патенты, на отличія, а тѣмъ болѣе пошлины за ученыя званія. Во Франціи, чтобы сдѣлаться докторомъ медицины, нужно заплатить 1,460 франковъ разныхъ пошлинъ. А чтобы получить дипломъ на доктора правъ — 1,660 франковъ. Очевидно, что не способнымъ, а богатымъ открыта дорога къ ученому поприщу. Ту же ошибку повторяете и Германія. И вышло изъ этого то, что экзаменъ и знанія превратились въ вещь, постороннюю, а главное мѣсто принадлежитъ финансовымъ соображеніямъ.

Н. Шелгуновъ.

"Дѣло", № 11, 1868