Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА
править
ГОЛОСЪ КРОВИ
Разсказъ.
править
I.
правитьВолжскій пароходъ, тяжело разгребая мутную, покрытую радужными нефтяными пятнами воду, подвигался впередъ съ убійственной медленностью, т.-е. такъ казалось Марьѣ Александровнѣ. Судорожныя подергиванія пароходнаго корпуса отъ работы машины чувствовались даже въ рубкѣ перваго класса, гдѣ сейчасъ сидѣла Марья Александровна, что ее волновало и злило, точно какая-то невидимая рука дергала ее, Марью Александровну. Она морщилась и устало закрывала глаза. Ее раздражалъ и голосъ мужа, который разговаривалъ съ господиномъ представительной наружности «критическаго возраста», разыгрывавшимъ изъ себя какого-то волжскаго лендлорда.
«Какіе они оба противные, — думала она, съеживаясь. — И какъ противно оба кривляются…»
Мужъ, еще молодой человѣкъ съ бородкой «анри-катръ», въ незнакомомъ обществѣ всегда дѣлался какимъ-то фальшивымъ, какъ былъ фальшивымъ за своимъ прокурорскимъ столомъ. У него какъ-то по-мертвому поднимались угловатыя плечи, грудь вваливалась, и голосъ получалъ терпкія интонаціи, точно царапали по сухому дереву. На пароходѣ онъ разыгрывалъ изъ себя настоящаго джентльмена и на этомъ основаніи спряталъ свою судейскую фуражку въ чемоданъ, а ходилъ въ котелкѣ. Бывали моменты, когда Марья Александровна начинала ненавидѣть мужа и тяготилась его присутствіемъ. Попытки преодолѣть это чувство не приводили ни къ чему, и сейчасъ она переживала именно такой моментъ, и мужъ начиналъ ей казаться совершенно постороннимъ человѣкомъ, какъ и его собесѣдникъ, такой же фальшивый и какой-то наломанный. У нихъ даже въ голосѣ было что-то общее и въ самой манерѣ говорить.
— Я съ вами никакъ не могу согласиться, — говорилъ мужъ, растягивая для важности слова. — Есть, конечно, наслѣдственность, что и доказано наукой блестяще, но есть извѣстныя границы… да!.. Наука немного увлекается…
— Извините меня, если я съ вами не соглашусь, — мягко возражалъ волжскій лэндлордъ. — Именно здѣсь нѣтъ и не можетъ быть никакихъ предѣловъ, и никакая наука не можетъ ихъ установить. Народъ опредѣляетъ крайне характерно и просто: голосъ крови. Что это значитъ? А то, что есть безконечно связующая органическая сила, которая несокрушима, которая проявляетъ себя болѣе или менѣе интенсивно, даже на время какъ будто теряется и выпадаетъ, но это не мѣшаетъ ей существовать въ каждомъ изъ насъ. Въ нѣкоторомъ родѣ каждый изъ насъ является живымъ итогомъ всѣхъ своихъ предковъ. Выражаясь бухгалтерскимъ языкомъ, природа «заитоживаетъ» въ насъ всѣ пережитки нашихъ кровныхъ предшественниковъ.
Волжскій лэндлордъ, очевидно, старался выражаться какъ можно кудрявѣе и временами поглядывалъ на Марью Александровну, стараясь провѣрить произведенное впечатлѣніе. Мужъ въ свою очередь начиналъ волноваться, потому что считалъ себя недюжиннымъ ораторомъ, а тутъ выходило такъ, что онъ встрѣтилъ недюжиннаго соперника. Въ рубкѣ было еще двое, но они не обращали на спорившихъ никакого вниманія: «лэндлордова жена», какъ назвала про себя Марья Александровна пышную высокую брюнетку, и сынъ Марьи Александровны, мальчикъ лѣтъ четырехъ, который давно присматривался къ лэндлордовой женѣ, кокетливо прятался за мать и кончилъ тѣмъ, что подошелъ къ ней. Марья Александровна составила отъ-нечего-дѣлать характеристику этой дамы: она изъ какой-нибудь бѣдной дворянской семьи, училась въ институтѣ, провела нѣсколько дѣвичьихъ зимнихъ сезоновъ безъ всякаго успѣха и, обозленная на все, вышла очертя голову за богатаго представительнаго старика. Она была еще молода, однихъ почти лѣтъ съ Марьей Александровной, но ее уже старила преждевременная брюзгливая полнота, вялыя движенія и апатичный взглядъ красивыхъ темныхъ глазъ. Потомъ Марья Александровна опредѣлила по завистливому взгляду, какимъ смотрѣла лэндлордова жена на ея ребенка, что у нея нѣтъ своихъ дѣтей. Старѣвшаяся прежде времени женщина точно боялась самой себя и не мѣшалась проявить затаенную нѣжность къ чужому ребенку.
«Какая она несчастная», — рѣшила въ заключеніе Марья Александровна.
— А тебя какъ зовутъ? — спрашивалъ мальчикъ, усаживаясь на колѣни къ лэндлордовой женѣ.
— Клеопатрой Павловной, — отвѣтила та, стараясь попасть въ наивный ребячій тонъ.
— А меня Борей… папу зовутъ Петромъ Николаевичемъ. А твоего папу?
Клеопатра Павловна слегка заалѣлась и отвѣтила не вдругъ. Ее кольнуло это дѣтское слово: папа.
— Моего папу зовутъ Николаемъ Петровичемъ, — отвѣтила она, взглянувъ на Марью Александровну съ больной улыбкой.
Забравшись на колѣни, Боря безъ церемоніи принялся играть часовой цѣпочкой съ дорогими брелоками, потомъ заставилъ снять брошь съ розовой жемчужиной, браслеты, кольца, однимъ словомъ — велъ себя, какъ настоящій маленькій дикарь. Эта безцеремонность маленькаго мужчины волновала и раздражала Клеопатру Павловну. Ей хотѣлось стиснуть его и долго-долго цѣловать это розовое личико, пухлую шейку, крошечныя ручки, но ей было совѣстно проявлять свои ласки открыто.
А мужчины продолжали спорить, уснащая рѣчь учеными терминами и послѣдними словами науки. Старикъ время отъ времени повторялъ засѣвшее у него въ мозгу «голосъ крови», и Марья Александровна готова была его возненавидѣть именно за это. Желая выдержать джентльменскій тонъ, спорившіе обращались другъ къ другу съ изысканнѣйшими любезностями: «Беру на себя смѣлость обратить ваше вниманіе…», «Позвольте мнѣ не согласиться съ вами…», «Простите, если я предложу вамъ такую комбинацію…» и т. д. Это было тоже противно.
— Если хотите, наслѣдственность — все…
— А какъ же тогда прогрессъ?
— Именно въ наслѣдственности и заключается прогрессъ, какъ въ зернѣ заключается будущее растеніе… да-съ…
Разыгравшійся Боря въ это время началъ шалить съ присущей мальчикамъ грубостью. Онъ тянулся обѣими ручонками, чтобы схватитъ шляпу. Клеопатра Павловна отклоняла голову, но мальчикъ оказался сильнымъ и успѣлъ схватить добычу, причемъ шляпа съѣхала на бокъ и пострадала прическа. Эта борьба закончилась совершенно неожиданно: когда Клеопатра Павловна схватила буяна за обѣ руки, онъ пребольно укусилъ ее…
— Ахъ, какой злой!.. — крикнула она.
Марья Александровна бросилась на выручку и страшно сконфузилась. Но Боря вошелъ въ ражъ и вцѣпился въ Клеопатру Павловну, какъ волчонокъ. Въ моменты такихъ вспышекъ его лицо принимало совсѣмъ не дѣтское выраженіе, какъ было и сейчасъ.
— Извините, пожалуйста, Клеопатра Павловна, — бормотала она, силой стаскивая Борю съ колѣнъ. — Это такой… такой негодный мальчишка!..
Клеопатра Павловна тоже была сконфужена и, стараясь улыбаться, быстро ушла къ себѣ въ каюту, чтобы поправить прическу. Бора продолжалъ барахтаться и дѣлалъ попытку укусить материнскую руку. Марью Александровну поразило больше всего то, что въ лицѣ взбесившагося мальчишки было что-то общее съ выраженіемъ волжскаго лэндлорда, несмотря на громадную разницу лѣтъ. Она схватила сына за руку и потащила его изъ рубки. Мужчины не обратили никакого вниманія на эту маленькую сценку и продолжали свой споръ, причемъ Марья Александровна еще разъ услышала при выходѣ ненавистную ей фразу: «голосъ крови».
II.
правитьПока Марья Александровна устроилась на палубѣ, гдѣ у нея была своя любимая скамеечка, она успѣла пережить тысячи самыхъ разнообразныхъ, спеціально-материнскихъ мыслей и чувствъ. Да, она уже видѣла своего Борю взрослымъ мужчиной, въ которомъ, по всей вѣроятности, повторится его отецъ. Онъ будетъ такъ же тянуть слова, такъ же отвратительно спорить и любить на свѣтѣ-только самого себя. Жену онъ выберетъ себѣ такую же безотвѣтную, какъ его мамаша, и будетъ ее подавлять на каждомъ шагу своимъ ничтожнымъ величіемъ. А подъ старость превратится вотъ въ такого волжскаго лэндлорда, какъ этотъ Николай Петровичъ. Марью Александровну охватило какое-то щемящее и нехорошее чувство, точно она была въ чемъ-то виновата.
«Да, голосъ крови», — почему-то повторила она про себя, резюмируя безпорядочное теченіе своихъ мыслей.
Варя успокоился и смотрѣлъ на Волгу усталыми глазами. А она была такъ красива, эта истинно-русская рѣка, — красива какою-то лѣнивой красотой, точно безконечная проголосная пѣсня, которая лилась безъ конца-края, выкидывая отмели, заливая луга и заслоняя горизонтъ широкими плёсами. Хотѣлось смотрѣть на нее безъ конца, переживая ту русскую тоску, которой тоже нѣтъ конца-края. Да, хорошо и немного жутко, и какъ будто чего-то жаль… Вѣдь въ жизни каждаго найдутся и свои мели, и перекати, и высокіе берега, и широкіе. весенніе разливы… Именно такое настроеніе переживала Марья Александровна, по цѣлымъ часамъ сидя на палубѣ, а сейчасъ ей сдѣлалось какъ-то особенно грустно. Что осталось впереди, если разобрать? Неужели вся жизнь уже исчерпана, и все сводится на отбываніе какой-то повинности, день за днемъ, недѣля за недѣлей?..
— Скучно… — резюмировала она вслухъ свои мысли. — И Клеопатрѣ Павловнѣ тоже скучно….
Мужчины отъ скуки хоть играютъ въ карты или напиваются, а въ лучшемъ случаѣ заводятъ безконечный русскій споръ, кончающійся ничѣмъ.
Занятая своими мыслями, Марья Александровна совсѣмъ не замѣтила, какъ показалась вдали та пристань, на которой они должны были выйти. Мужъ ее разыскалъ и сухо проговорилъ, поднимая плечи:
— Вы готовы, Marie?
Онъ терпѣть не могъ этихъ безконечныхъ дамскихъ сборовъ, когда десять разъ приходится отворять чемоданы, чтобы положить одну за другой забытыя вещи. А чего стоитъ дамѣ одѣться, когда шляпа валится на бокъ, крючки разстегиваются, завязки рвутся, шпильки выпадаютъ…
— Сейчасъ пристань, — проговорилъ Петръ Николаевичъ, дѣлая усталое лицо.
— Пожалуйста, пусть Боря побудетъ съ тобой, пока я укладываю вещи, — почему-то виноватымъ голосомъ отвѣтила Марья Александровна. — Я не заставлю себя ждать…
— Хорошо.
Марья Александровна никакъ не могла понять мужа, который раздражался изъ-за всякихъ пустяковъ. Это ее сердило до слезъ, какъ и сейчасъ. Она торопливо принялась за работу и быстро ее кончила, такъ что пароходъ не успѣлъ еще дать свистка. Она вся раскраснѣлась и должна была напудриться, къ чему прибѣгала только въ крайнихъ случаяхъ. Въ коридорчикѣ, раздѣлявшемъ каюты, Марья Александровна при выходѣ встрѣтила Клеопатру Павловну и еще разъ извинилась предъ ней за своего буяна.
— Развѣ можно сердиться на дѣтей? — отвѣтила та со своею печальною улыбкой.
— Да, но все-таки непріятно, когда это милое созданіе начинаетъ кусаться…
Мужья были на палубѣ и опять спорили, причемъ волжскій лэндлордъ держалъ Петра Николаевича за бортъ пиджака и торопился доказать что-то тревожно поглядывая на быстро приближавшуюся пристань.
— Если я не ошибаюсь, — напрасно старался перебить его Петръ Николаевичъ. — Мнѣ, вообще, кажется…
— Нѣтъ, позвольте мнѣ докончить мою мысль… Конечно, я не больше, какъ человѣкъ толпы, и мое мнѣніе, конечно, ни для кого не обязательно, но за всѣмъ тѣмъ я позволяю себѣ имѣть свое собственное мнѣніе. Mon verre n’est pas grand, mais je bois dans mon verre…
Это словоизверженіе было прервано пароходнымъ свисткомъ, и Петръ Николаевичъ наконецъ освободился отъ своего мучителя. Его немножко начинала шокировать фамильярная манера почтеннаго собесѣдника держать себя, — Петръ Николаевичъ не выносилъ фамильярности и амикошонства. Приличія, конечно, условная вещь, но пріятно имѣть дѣло именно съ воспитаннымъ человѣкомъ.
Пристань была уже совсѣмъ близко. На пароходѣ поднялась обычная въ такихъ случаяхъ суматоха. Русская публика, по принятому обычаю на всѣхъ пристаняхъ и желѣзнодорожныхъ станціяхъ, напоминаетъ толпу людей, охваченныхъ припадкомъ остраго помѣшательства. Петръ Николаевичъ возмущался поведеніемъ невоспитаннаго человѣчества и принималъ прокурорскій видъ,
Когда пароходъ причалилъ и публика ринулась на пристань, волжскій лэндлордъ разыскалъ въ толпѣ Петра Николаевича и, любезно приподнявъ мягкую шляпу, вручилъ ему свою визитную карточку.
— На всякій случай… Знаете, иногда пріятно вспомнить о дорожномъ, случайномъ знакомствѣ.
Петръ Николаевичъ вручилъ свою визитную карточку, пробормотавъ что-то пріятное, что говорится въ такихъ случаяхъ. Когда случайные знакомые прочли карточки, то съ удивленіемъ посмотрѣли другъ на друга и еще разъ молча пожали другъ другу руку.
— Да, очень… пріятно… — проговорилъ лэндлордъ, еще разъ приподнимая свою шляпу. — Бываютъ удивительныя встрѣчи… Не правда ли?
— Да, очень…
Марья Александровна видѣла эту сцену только мелькомъ, потому что едва не была смята въ напиравшей на мостки толпѣ. А тутъ еще приходилось сдерживать рвавшагося впередъ Борю. Когда они очутились на пристани. Петръ Николаевичъ остановился у барьера и нѣсколько разъ приподнималъ свой котелокъ, отвѣчая махавшему шляпой лэндлорду.
— Кто этотъ странный господинъ? — спросила Марья Александровна, удивляясь такому трогательному прощанію.
Петръ Николаевичъ посмотрѣлъ на нее, поднялъ плечи и отвѣтилъ довольно сухо:
— Это… гм… это мой отецъ. Я его вижу въ первый разъ въ жизни, потому что онъ бросилъ мою мать, когда я еще не родился. Она осталась беременной.
— И ты… ты не плюнулъ въ лицо этому негодяю?!.. — шептала Марья Александровна, задыхаясь отъ волненія. — Вѣдь это… это… Этому нѣтъ названья!..
Онъ пожалъ плечами, взглянулъ на нее сбоку и отвѣтилъ уже прокурорскимъ тономъ:
— Это было ихъ дѣло, то-есть отца и матери, а я — лицо постороннее, и меня это не касается…
1910.