Годовщина (Дорошевич)/ДО
| Годовщина |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ IV. Литераторы и общественные дѣятели. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 102. |
Годъ тому назадъ мы хоронили товарища Н. И. Розенштейна.
Ему привелось слишкомъ мало работать въ Москвѣ, чтобъ его успѣли узнать, узнавши — оцѣнить, оцѣнивши — полюбить.
На похоронахъ были журналисты, — и ни одного изъ тѣхъ, ради кого онъ бился, работалъ. Никого изъ публики, общества.
Это были вдвойнѣ печальныя похороны.
Но сквозь «печали облако» все же проглянуло солнце.
Только одинъ лучъ, но настоящаго солнца.
Когда нашъ маленькій кортежъ прибылъ на еврейское кладбище, оказалось, что надо ждать еще часа полтора.
— Роютъ другую могилу.
— Почему?
— Узнавъ, что покойный былъ журналистъ, ему, вмѣсто приготовленной, роютъ другую могилу, на почетномъ мѣстѣ.
Это было для меня ново и оригинально.
Я «привыкъ» уже хоронить товарищей на Ваганьковскомъ.
Много ихъ тамъ лежитъ, — и друзей и бывшихъ «враговъ».
Мы проходимъ обыкновенно среди пышныхъ мавзолеевъ.
«Мавзолеевъ первой гильдіи».
Затѣмъ мы идемъ среди памятниковъ, убранныхъ засохшими лаврами.
Съ этихъ скромныхъ памятниковъ глядятъ громкія и славныя имена.
Это «труппа» Ваганьковскаго кладбища.
Могилы великихъ артистовъ.
Мы выходимъ на край кладбища. Передъ глазами ширь и просторъ. По опушкѣ лѣса идутъ холмики безвѣстныхъ могилъ.
Тутъ и вырыта могила товарища.
И при видѣ забытыхъ на краю кладбища могилъ вспоминается горькій Некрасовскій стихъ.
Люди таланта жили, творили, страдали, а потомъ изъ нихъ, какъ говоритъ Базаровъ, «растетъ лопухъ».
И только.
Мысль положить журналиста непремѣнно на почетномъ мѣстѣ принадлежала простымъ, совсѣмъ не интеллигентнымъ людямъ, завѣдующимъ еврейскимъ кладбищемъ «членамъ погребальнаго братства».
Они врядъ ли читаютъ газеты, и о журналистѣ Розенштейнѣ никогда не слыхали.
— Онъ работалъ головой, — просто объяснилъ одинъ изъ членовъ братства, — его надо положить на почетномъ мѣстѣ.
И на почетномъ мѣстѣ рядомъ лежалъ на еврейскомъ кладбищѣ не банкиръ, а художникъ Левитанъ.
Говорятъ, что евреи цѣнятъ только деньги.
Это всѣ «знаютъ», и въ этомъ никто не сомнѣвается.
Но среди еврейскихъ книгъ есть книга «Кабала».
Это восточная поэма, цвѣтистая, фантастическая.
Настоящій «коверъ изъ цвѣтовъ фантазіи», какъ зовутъ поэзію арабы.
Священную эту книгу признаютъ изъ евреевъ только «хассидимы», — «трясущіеся», названные такъ потому, что они прыгаютъ и трясутся всѣмъ тѣломъ, когда молятся. Они дѣлаютъ это въ буквальное исполненіе Писанія, гдѣ сказано, что, молясь, надо радоваться и трепетать всѣмъ существомъ своимъ.
Наивно вѣрующіе люди, они считаютъ и наивную поэму святой.
Въ этой поэмѣ разсказано о концѣ міра.
Когда евреи придутъ въ царство небесное, — «Тотъ, имени Котораго не дерзаетъ произносить языкъ», будетъ такъ радъ увидѣть Свой избранный народъ, что не будетъ знать, чѣмъ выразить Свою радость.
У Адоная есть одна забава — рыба Левіаѳанъ.
Во время отдыха онъ играетъ съ этой рыбой.
И Адонай-Іегова, чтобъ показать избранному народу свою радость, изготовитъ эту рыбу и угоститъ ею желанныхъ и жданныхъ гостей.
— И будутъ ѣсть ту рыбу, — говоритъ поэма, — ученые — съ головы, а неучи — съ хвоста.
Такъ думаетъ о работѣ мысли тотъ народъ, про который говорятъ, что онъ цѣнитъ только деньги.
Согласитесь, что это странно!
Люди такъ высоко цѣнятъ мысль, знаніе людей, которые «работаютъ головой».
А между тѣмъ всѣ «знаютъ», что они цѣнятъ, умѣютъ цѣнить, могутъ цѣнить только деньги, и ничего, кромѣ денегъ!
Откуда знаютъ?
Талмудъ говоритъ:
— Въ рѣкѣ есть всякая рыба, — хорошая и плохая. Но тухлая рыба плаваетъ сверху, воняетъ, и ее всѣ видятъ.
Видятъ и думаютъ, что «знаютъ» всю рѣку до дна.
Въ годовщину товарища мнѣ казалось лучшимъ способомъ почтить его. память: сказать нѣсколько словъ о томъ народѣ, однимъ изъ лучшихъ представителей котораго онъ былъ.
Пусть это будетъ на могилу труженика мысли маленькимъ вѣнкомъ изъ простыхъ полевыхъ цвѣтовъ поэзіи его народа.