ГЛАДКІЯ ВЗЯТКИ.
правитьПрисмотритесь попристальнѣе къ явленіямъ нашей общественной жизни и вы замѣтите, что между капиталомъ и оффиціальнымъ положеніемъ существуетъ извѣстная зависимость.
Спросите у любого изъ «провинціальныхъ» думскихъ гласныхъ:
— Чѣмъ руководились вы при избраніи именно «такого-то» городскимъ головою?
И изъ десяти навѣрное девять разъ получите въ отвѣтъ:
— А кто-жь въ нашемъ городѣ супротивъ его по капиталу выстоитъ?
Я не говорю ужь о томъ, что крупному «капиталисту» не трудно сдѣлаться «превосходительствомъ» и «разныхъ орденовъ кавалеромъ»: примѣры на глазахъ.
Въ предводители избираются преимущественно богатѣйшіе изъ мѣстныхъ дворянъ-землевладѣльцевъ: фактъ общеизвѣстный и не подлежащій никакому сомнѣнію.
У крестьянъ зависимость между капиталомъ и оффиціальнымъ положеніемъ проявляется еще въ болѣе рѣзкой формѣ оттого, что крестьяне въ громаднѣйшемъ большинствѣ народъ небогатый, не капитальный. Въ послѣднее время на «крестьянскія» оффиціальныя должности волостныхъ старшинъ и сельскихъ старостъ все чаще и чаще стали «влѣзать» міроѣды, Колупаевы и Разуваевы изъ мѣстнаго крестьянства, держащіе всю волость у себя въ денежно-крѣпостной зависимости: раздача нуждающимся крестьянамъ денегъ, или хлѣба взаймы — разумѣется, за хорошіе проценты — всегда доставляетъ раздатчику большинство голосовъ на выборахъ. Въ этомъ отношеніи «деревня» стала родной сестрой «городу». Волостному старшинѣ и сельскому старостѣ всегда удобно принимать репрессивныя мѣры для взысканія съ подвѣдомственныхъ имъ крестьянъ «распущенныя» по волости или обществу денежки, одновременно съ «выбиваніемъ» податей. Міроѣды хорошо понимаютъ эти удобства и всегда ловко ими пользуются. Многіе изъ нихъ не удовлетворяются сравнительно скромною должностью волостного старшины и «лѣзутъ» выше, «поближе къ господамъ». Въ уѣздныхъ земскихъ собраніяхъ кто гласные отъ крестьянъ? — непремѣнно волостные старшины разуваевскаго пошиба. Новые факторы провинціальной общественной жизни: городскіе общественные банки и сельскія ссудо-сберегательныя товарищества едва ли измѣнятъ существующее положеніе дѣлъ, такъ какъ факты гласятъ, что упомянутыя кредитныя учрежденія поддерживаютъ преимущественно лицъ, уже представляющихъ изъ себя болѣе или менѣе значительную финансовую величину.
Если вы изъ «привилегированныхъ» и, слѣдовательно, пользуетесь правомъ поступленія на государственную службу, имѣя при этомъ капиталу не менѣе шестисотъ рублей, то можете разсчитывать на полученіе мѣста судебнаго пристава, тѣмъ паче, если приходитесь при этомъ дальнимъ родственникомъ или свойственникомъ предсѣдателю окружнаго суда, или мирового съѣзда, а въ крайнемъ случаѣ кому-нибудь изъ членовъ суда, или участковыхъ мировыхъ. Шестьсотъ рублей должны быть представлены вами для залога «на случай возмѣщенія убытковъ», могущихъ произойти отъ вашихъ неправильныхъ по службѣ дѣйствій.
Съ капиталомъ отъ двухъ до десяти тысячъ вы можете разсчитывать на полученіе мѣста нотаріуса въ уѣздномъ городѣ, въ губернскомъ, или въ столицѣ, смотря по суммѣ, которою вы располагаете, и которую должны будете представить въ обезпеченіе законности вашихъ нотаріальныхъ актовъ.
Если у васъ, или у вашихъ родителей, у вашей супруги, тещи, или сестры капиталъ въ видѣ недвижимой собственности, то вы, вѣроятно, знаете, что при двухстахъ, или двухстахъ пятидесяти десятинахъ (смотря по мѣстности) хотя бы даже болотъ, вы можете попасть въ земскіе гласные отъ «крупныхъ» землевладѣльцевъ, а затѣмъ занять мѣсто предсѣдателя или члена земской управы съ «приличнымъ жалованьемъ».
Недвижимая собственность въ пятьсотъ десятинъ земли (нужды нѣтъ заложенной, или «неудобной») даетъ вамъ право на избраніе васъ въ мировые судьи простымъ большинствомъ, если вы при этомъ получили «среднее» образованіе, и единогласно, если вы «воспитывались дома». Я предложилъ бы земскимъ управамъ, въ видахъ увеличенія земскихъ сборовъ, исключить изъ окладныхъ листовъ категорію земель «неудобныхъ», которыхъ у нынѣшнихъ "крупныхъ-землевладѣльцевъ оказывается всегда такъ много, и которыя или вовсе не обложены никакимъ налогомъ въ пользу земства, или обложены сравнительно ничтожною платою: на дѣлѣ вѣдь оказывается, что и неудобная земля въ состояніи «дать хлѣбъ» ея владѣльцу, «прокормить его».
Свидѣтельство на мелочной торгъ, стоющее всего нѣсколько рублей, даетъ вамъ право на участіе въ городскихъ выборахъ и на занятіе одной изъ общественныхъ городскихъ должностей, тогда какъ одинъ дипломъ на степень доктора богословія, чистой, или прикладной математики, естественныхъ и всѣхъ прочихъ наукъ такихъ правъ вамъ предоставить не можетъ. Но съ другой стороны, справедливость заставляетъ прибавить, что и свидѣтельство на мелочной торгъ не дастъ вамъ права на занятіе профессорской каѳедры.
Стоитъ только вносить въ казну ежегодно по семидесяти пяти рублей кредитными, чтобы получить отъ окружнаго суда свидѣтельство на право веденія чужихъ дѣлъ и нажить хорошія деньги. Хотя при этомъ требуется выдержать экзаменъ (для лицъ, неполучившихъ юридическаго образованія) и имѣть «нравственныя» качества, но если аспирантъ имѣетъ хорошенькую жену, а «экзаменаторы» суда падки до хорошенькихъ женщинъ, то пресловутый экзаменъ и всѣ эти нравственныя качества — пустая формальность. У меня имѣются доказательства, что при стеченіи такихъ счастливыхъ обстоятельствъ, частному повѣренному дозволяется «шалить» въ дѣлахъ сколько душѣ угодно: ему все будетъ сходить съ рукъ и развѣ только какая-нибудь слишкомъ ужь грубая, крупная продѣлка вызоветъ легкое дисциплинарное взысканіе въ видѣ замѣчанія, или выговора, а затѣмъ и опять пойдетъ все «по старому».
Примѣровъ, подобныхъ предыдущимъ, можно привести многое множество. Процессы флота-генералъ штабъ-доктора Буша и Ко и интендантскихъ чиновниковъ развѣ не доказываютъ, что между капиталомъ и оффиціальнымъ положеніемъ существуютъ самыя тѣсныя, близкія отношенія?
Въ иныхъ случаяхъ связь эта бываетъ замаскирована и иногда настолько грубо, что ее съ перваго же раза не трудно и опредѣлить, а иногда такъ замысловато, что требуется тонкій анализъ, чтобы дознаться въ чемъ тутъ вся суть. Фактовъ у меня собрано на этотъ счетъ достаточно и я позволю себѣ привести нѣкоторые, особенно выдающіеся.
ДОХОДНЫЙ РОЯЛЬ.
правитьПравитель канцеляріи губернатора той губерніи, гдѣ мнѣ пришлось прожить нѣсколько лѣтъ, вскорѣ послѣ вступленія въ эту должность, добылъ себѣ «гдѣ-то по случаю» прекрасный концертный рояль. Самъ онъ былъ холостъ и вовсе не музыкантъ, такъ что рояль стоялъ у него, по его же словамъ, «больше для мебели» и «праздно» занималъ цѣлый уголъ залы его квартиры. Не было ничего въ томъ удивительнаго, что онъ старался сбыть его съ рукъ и навязывалъ чуть ли не каждому изъ своихъ посѣтителей, являвшихся къ нему въ качествѣ кандидатовъ на «порожнія» въ губерніи мѣста. Приходитъ къ нему, напримѣръ, кандидатъ на опроставшееся мѣсто исправника, или его помощника. Рекомендуется.
— Докладную записку его превосходительству подали? участливо спрашиваетъ правитель.
— Сію минуту-съ! Счелъ долгомъ къ вамъ…
— Очень пріятно! Скажите, пожалуйста, вы женаты?
— Какже-съ! Состою въ законномъ супружествѣ.
— Супруга ваша, вѣроятно, играетъ на фортепьяно?
Если искатель мѣста отвѣтитъ на этотъ вопросъ отрицательно, то ему задается новый вопросъ:
— А дѣтки у васъ есть?
Если кандидатъ въ исправники, или его помощники не имѣлъ дѣтей и жена его была не музыкантша, то правитель быстро заканчивалъ аудіенцію обѣщаніемъ имѣть кандидата въ виду на первую могущую открыться вакансію, такъ какъ «эта» уже обѣщана другому.
Если же жена кандидата въ исправники или его помощники оказывалась музыкантшею и дѣтки были уже на возрастѣ, то правитель ловко навязывалъ гостю свой рояль.
— Ну, вотъ и отлично, что у васъ супруга-музыкантша! радостно восклицалъ онъ. — А у меня кстати прелестный инструментъ есть. Я по случаю его пріобрѣлъ, да такъ какъ самъ-то играть не умѣю, то съ удовольствіемъ разстался бы съ нимъ и отдалъ бы его вамъ съ большой уступкой. Взгляните: инструментикъ совсѣмъ вѣдь новенькій!.. И вамъ вѣдь тоже кстати; будете имѣть эстетическое удовольствіе и въ тоже время полезную вещь: дѣтокъ обучать будете. Вѣдь это не на вѣтеръ брошенныя деньги — инструментъ всегда будетъ стоить своихъ денегъ. Стоитъ онъ мнѣ полторы, а я съ васъ тысячу возьму и изъ нихъ пятьсотъ сейчасъ въ задатокъ, а пятьсотъ когда получите мѣсто. Какъ только устроитесь тамъ у себя въ городѣ, можете прислать за роялемъ. Будьте увѣрены, что онъ останется у меня цѣлъ и невредимъ. Да вѣдь у меня некому его и портить: я, вы знаете, человѣкъ одинокій… Если вамъ инструментъ не нуженъ, или быть можетъ у васъ уже есть свой, такъ пожалуйста не стѣсняйтесь: я вамъ не навязываю, а только совѣтую воспользоваться удобнымъ случаемъ дешево пріобрѣсти порядочную вещь. Къ тому же, вы вѣдь ничѣмъ не рискуете: если мѣсто останется не за вами, тогда и рояль вамъ незачѣмъ, и я возвращу вамъ вашъ задатокъ…
Соискатели уплачивали задатки, а нѣкоторые, желая «удержать рояль за собою», тутъ же вносили хозяину его всю его стоимость полностью. Одинъ изъ нихъ, получивъ «порожнее» мѣсто, доплачивалъ сколько слѣдовало за рояль, устроивался на мѣстѣ, но за роялемъ такъ и не присылалъ.
Впослѣдствіи, когда по губерніи распространился слухъ, что на порожнія мѣста можно попасть только тѣмъ, у кого жена музыкантша и кто купитъ для нея у правителя канцеляріи губернатора рояль, у всѣхъ конкуррентовъ жены оказывались музыкантшами, и такъ какъ каждый желалъ запастись инструментомъ, то цѣна на него стала рости не но днямъ, а по часамъ. Каждое опорожнившееся мѣсто увеличивало цѣну рояля. Дѣло дошло до того, что одинъ изъ становыхъ приставовъ, несмотря на то, что былъ холостъ, сразу шагнулъ къ намъ въ исправники и, именно, благодаря тому, что заявилъ себя передъ правителемъ канцеляріи страстнымъ любителемъ музыки.
— Вы женаты? былъ ему обычный вопросъ.
— Не женатъ-съ! отвѣчалъ тотъ, поглядывая на рояль: — но музыкантъ!
— Да-а!.. Такъ вотъ вамъ случай пріобрѣсти прекрасный, совсѣмъ новенькій инструментъ!.. Не хотите ли попробовать?
— Я, знаете, больше въ душѣ… А на роялѣ-то только правой рукой мотивчики… Пріобрѣсти же этотъ инструментъ не откажусь и не постою за цѣною, которую вамъ угодно будетъ назначить!
Сдѣлавшись нашимъ исправникомъ, онъ доказывалъ свою страстную любовь къ музыкѣ тѣмъ, что всюду, гдѣ бы онъ ни былъ, или насвистывалъ, или мурлыкалъ мотивчики. Утромъ, идя въ полицію, онъ обыкновенно мурлыкалъ, а возвращаясь со службы домой, свисталъ. И до того у него была сильна эта страсть къ музыкѣ, что разъ даже онъ у предводителя на парадномъ обѣдѣ послѣ второго блюда просвисталъ два куплета изъ «Стрѣлочка».
Когда съ перемѣною губернатора пришлось сойти со сцены и правителю канцеляріи, то на «доходный», какъ его прозвали въ губерніи, рояль предъявили права собственности шесть исправниковъ, четыре помощника, одиннадцать становыхъ и три квартальныхъ надзирателя. Богъ знаетъ, чѣмъ бы вся эта исторія кончилась, еслибы догадливый отставной правитель не подарилъ свой доходный рояль вновь назначенному. Это сразу прекратило всѣ споры и недоразумѣнія между quasi-владѣльцами рояля.
Читатель, разумѣется, согласится, что не будь правитель канцеляріи губернатора правителемъ канцеляріи, ему едва ли бы удалось продать одну и ту же вещь двумъ дюжинамъ лицъ и въ теченіи трехъ-четырехъ лѣтъ заполучить отъ этой операціи, по меньшей мѣрѣ, двадцать тысячъ кредитными.
ВДОВЬИ КАПИТАЛЫ.
правитьМежду моими знакомыми есть нѣсколько кандидатовъ на судебныя должности. Извѣстно, что этими господами постоянно пополняется контингентъ «исправляющихъ должность судебнаго слѣдователя».
Одинъ изъ нихъ, получивши мѣсто исправляющаго, послѣ трехъ съ половиною лѣтъ кандидатства, облюбовалъ себѣ купеческую вдову сорока пяти лѣтъ при пятидесяти тысячномъ капиталѣ и сочетался съ ней бракомъ.
Другой, получивши такое назначеніе, женился на купеческой вдовѣ пятидесяти лѣтъ при ста тысячахъ наличными, не считая недвижимости и всякой мягкой рухляди.
Третій только что еще на дняхъ получилъ «приказъ» о назначеніи, и въ настоящее время находится въ нерѣшительности: «кого привлечь къ себѣ въ качествѣ жены» (это его подлинныя слова: за время своего кандидатства онъ успѣлъ выработать себѣ особенный, какъ онъ называлъ, «юридическій языкъ»), сорока пяти-лѣтнюю вдову послѣ второго брака, съ наличными, полуторастами тысячъ, или дѣвицу тридцати-пяти лѣтъ при капиталѣ въ пятьдесятъ тысячъ.
— Вотъ тутъ и выбирай! въ тягостномъ раздумьѣ говоритъ онъ мнѣ на дняхъ. — Кажется, придется «заключить»… въ свои объятія вдовушку, такъ какъ принадлежащій ей капиталъ имѣетъ свою пріятность и можетъ оказать существенное вліяніе на окончательное разрѣшеніе дѣла по существу!
— А разница лѣтъ? спросилъ я.
(Мои знакомые только три-четыре года тому назадъ соскочили съ университетской скамьи и самому старшему изъ нихъ не было еще и тридцати лѣтъ).
— Это пустякъ, разница лѣтъ! рѣзко отвѣтилъ онъ мнѣ. — Безспорно она существуетъ, но не забудьте, что при той уединенно-монашеской жизни, которую мы, «инквизиторы», ведемъ, живя въ какомъ-нибудь захолустьѣ и не имѣя возможности въ силу нашего оффиціальнаго положенія сойтись съ мѣстнымъ обществомъ, каждый изъ членовъ котораго, нашъ вчерашній знакомый, не нынче, такъ завтра можетъ попасть и намъ въ лапы, опытность женщины, видавшей виды — неоцѣненна! Къ тому же вѣдь въ перебѣсившемся-то возрастѣ оно какъ-то покойнѣе! И что бы вы тамъ ни говорили, а жена съ хорошимъ состояніемъ… вѣдь это антикъ-съ! добавилъ онъ и запѣлъ:
О, ты, всѣхъ прелестей палата!
Ты — прокуроръ души моей!
Ты для меня указъ сената!
Повиненъ волѣ я твоей!
Какъ-то разъ въ разговорѣ съ ожидающими назначенія кандидатами-холостяками зашла у насъ рѣчь (я любилъ съ ними поболтать: очень ужъ интересно ихъ послушать) про одного свѣжеиспеченнаго «исправляющаго должность», который…
— ..Подхватилъ себѣ вдовушку эдакъ двадцати шести, семи лѣтъ при полумиліонномъ капиталѣ-съ! Пон-ним-маете ли вы «сей жизни сладость»? Вѣдь это въ нѣкоторомъ родѣ свѣжепросольный огурчикъ на золотомъ блюдѣ!.. Можете себѣ представить: весь, окружной судъ цѣлую недѣлю только объ этомъ и говорилъ! разсказывалъ одинъ изъ кандидатовъ. — Мы его такъ милліонщикомъ и прозвали!
— Это хоть бы предсѣдателю, или прокурору — и то впору, замѣтилъ другой.
— Съ такимъ капитальцемъ можно и службу по боку! вставилъ третій.
— Шалишь! Жена взяла съ него слово, чтобы онъ добился «прокурора». Она вѣдь потому и вышла за него, что онъ назначеніе получилъ! объявилъ разскащикъ.
— Мудренаго нѣтъ! поддакнулъ ему кандидатъ, о которомъ уже пошло представленіе суда объ опредѣленіи его въ «исправляющіе». — Наши права и, въ особенности, наше положеніе кому хочешь бросится въ носъ!.. Былъ ли кто-нибудь изъ васъ въ Z? Если былъ, то, навѣрное, видалъ тамошнюю первую красавицу, мадамъ Штоффъ, жену мирового судьи. Въ прошломъ году я былъ посланъ туда въ помощь къ Послушанину, у котораго сидѣло на рукахъ большое дѣло объ отравленіи. Ну, конечно, познакомился. Судейскіе всегда знакомы между собою. Зналъ я, что она слаба — да нѣтъ, не тутъ-то было! Такъ и отъѣхалъ ни съ чѣмъ. И апломба-то у меня еще такого не было, да и ей, должно быть, не хотѣлось съ кандидатишкой возиться!.. Ну, а какъ Послушанина перевели въ Губернскъ, то меня и назначили временно исправлять его должность. Я, разумѣется, возобновилъ знакомство, и что же? — покорилъ! — «Хотите, говорю ей, я васъ привлеку… къ себѣ на грудь и заключу… въ свои объятія?..»
Разскащикъ смолкъ, видимо, подъ вліяніемъ пріятныхъ воспоминаній.
— Ну, что-же?
— А то-же, что тутъ же и закончилъ предварительное слѣдствіе! съ самодольствомъ закончилъ разсказчикъ, вызвавшій громкій хохотъ кандидатовъ-слушателей.
— А вѣдь милліонщикъ-то, кажется, битыхъ четыре года въ кандидатахъ на пищѣ святого Антонія пребывалъ, замѣтилъ кто-то изъ этихъ послѣднихъ. — Развѣ это не подвигъ, достойный награды? спросилъ онъ.
— Я бы и на половину его награды помирился! заявилъ другой.
— А я такъ на четвертую часть! Какое! на десятую бы согласился! Вѣдь это пятьдесятъ тысячъ! Тоже вѣдь кушъ, чортъ возьми!
— А большой, какъ вижу, возникъ у васъ спросъ на вдовьи капиталы? замѣтилъ я, и попалъ въ жилку. Мои «кандидаты» такъ и накинулись на меня.
— То есть, какъ это такъ «спросъ»?
— Да такъ! Какъ ни послушаешь, только у васъ и разговора, что про вдовъ, да про ихъ капиталы, да про то, кто изъ васъ какую вдову, именно вдову, подцѣпилъ и «при какомъ капиталѣ»!
— Васъ тутъ что же удивляетъ: спросъ на капиталы вообще или на вдовьи въ особенности? накинулся на меня кандидатъ, о которомъ пошло представленіе.
— И вообще, говорю, да и въ особенности!
Раздражилъ еще пуще.
— Да вѣдь мы взятокъ-съ, какъ вамъ не безъизвѣстно-съ, теперь не беремъ-съ! съ запальчивостью и въ раздраженіи началъ онъ мнѣ объяснять. — Такъ отчего же намъ не «взять» закономъ дозволеннымъ способомъ разъ въ жизни, чтобы не «брать» противузаконно въ послѣдующее продолженіе ея. Поняли-съ?.. Это — вообще! Затѣмъ, я васъ спрашиваю: чѣмъ благосостояніе, пріобрѣтаемое чрезъ женитьбу на капитальныхъ, хотя и нѣсколько подержанныхъ вдовахъ отличается отъ благосостоянія, пріобрѣтаемаго черезъ женитьбу на капитальныхъ и юныхъ дѣвицахъ? Чѣ-ѣмъ-съ? Въ сущности, ничѣмъ-съ! А такъ какъ капитальныя-то дѣвицы нашимъ братомъ не очень-то занимаются — потому имъ молоденькаго товарища прокурора изъ правовѣдовъ подавай! — то намъ, исправляющимъ должность, только и остается, что около капитальныхъ вдовушекъ прохаживаться, потому что съ одной стороны онѣ не такъ «требовательны», а съ другой, вѣдь оно, въ сущности, все одно и тоже! Ну, что вы скажете? Есть тутъ резонъ?
— Резону, говорю, тутъ даже очень много, но…
— А-а! Вотъ то-то и есть! перебилъ онъ меня. — По свинячьи-то нашему брату «исправляющему» жить тоже не хочется, да оно и не подобаетъ. Кандидатомъ-то все въ чаяніи будущихъ благъ, терпишь, а какъ въ «исправляющіе» попадешь, такъ впроголодь жить-то не особенно вкусно!..
— Какъ это такъ впроголодь? слѣдователи получаютъ очень приличное жалованье.
— При-иличное! передразнилъ онъ. — Двѣ какихъ-нибудь тысченки въ годъ! И это вы называете приличнымъ жалованьемъ, приличной платой за годовой трудъ? А сколько получитъ мой товарищъ по университетской скамьѣ, если онъ изберетъ себѣ карьеру присяжнаго повѣреннаго? Какъ вы думаете?
— Не всѣ же присяжные повѣренные хватаютъ тысячи! Между ними есть, я знаю, люди, заработывающіе гораздо меньше слѣдовательскаго жалованья! возразилъ я.
— Да! до перваго удобнаго случая, на которомъ можно сорвать тысячи! Сегодня пусто, а завтра густо! Это у нихъ бываетъ! А вѣдь, мы иное дѣло! Вы поймите, что если намъ нѣтъ легальной помощи со стороны, то есть присылки отъ родителей при ихъ жизни, наслѣдства послѣ ихъ смерти, или, наконецъ, «за женою», такъ вѣдь, кромѣ жалованья, хоть ты тутъ мать-рѣпку пой, ни откуда гроша щербатаго не свалится… А «черный день»? Что вы про него скажете? Слѣдуетъ намъ его забывать? Какъ вы полагаете? Я ставлю вопросъ: угрожаетъ онъ намъ?.. И, къ великому моему и всѣхъ «исправляющихъ» несчастію, отвѣчаю: да, угрожаетъ, и угрожаетъ ежечасно, ежеминутно, ежесекундно! Отсюда вы можете понять, что онъ угрожаетъ намъ и ежедневно, и еженедѣльно, и ежемѣсячно, и ежегодно, словомъ, всегда! съ азартомъ закончилъ кандидатъ, о которомъ пошло представленіе.
— Правда, правда, совершенная правда! поддакнули ему кандидаты, ожидавшіе представленія.
— Во всякій моментъ, продолжалъ будущій «исправляющій», видимо польщенный поддержкою своихъ сотоварищей. — Сегодня я — «исправляющій», а завтра — «исправляемый»! Але маширъ въ первобытное состояніе! Сегодня я имѣю власть засадить всякаго, кого надобность укажетъ, въ клѣтку, называемую тюремнымъ замкомъ, а завтра я — смиреннѣйшій изъ млекопитающихся! Понимаете, что я этимъ хочу сказать? Я хочу сказать, что съ одной стороны, наше «оффиціальное положеніе» стоитъ очень высоко, а съ другой — что оно нисколько не обезпечено. Высоко, да не обезпечено! Какъ слѣдователь, я самостоятеленъ въ своихъ дѣйствіяхъ, какъ исправляющій, я нахожусь въ полнѣйшей зависимости отъ наблюдающаго за мной товарища прокурора! Предположимъ себѣ, что онъ даетъ мнѣ предложеніе привлечь васъ къ уголовной отвѣтственности. Какъ слѣдователь, я могу и не согласиться на это предложеніе, находя, что поводовъ къ обвиненію васъ нѣтъ, и представить возникшее между нами пререканіе въ окружной судъ, опредѣленіе котораго и будетъ уже для меня безусловно обязательно; а какъ «исправляющій», я не посмѣю и подумать это сдѣлать, если только дорожу своимъ мѣстомъ, своимъ оффиціальнымъ положеніемъ, своею карьерою! У насъ вѣдь у всѣхъ на памяти, какъ одинъ изъ непрактичныхъ исправляющихъ вздумалъ-было поартачиться, не согласиться съ предложеніемъ прокурора. Вы его, вѣроятно, знаете: Пошапкинъ. И что же? Не прошло и мѣсяца, какъ вышелъ ему «але маширъ» съ причисленіемъ къ департаменту. А вотъ вамъ обратная сторона медали: пока нашъ судебный слѣдователь по особо важнымъ дѣламъ, Послушанинъ, исправлялъ свою должность, онъ былъ послушенъ, какъ овечка, что, конечно, не могло не нравиться тѣмъ, кому должно было нравиться такое послушаніе. «Привлеките-ка!» только намекнутъ ему «словеснымъ», не «письменнымъ» предложеніемъ. — «Сію минуту-съ! Съ удовольствіемъ!» И привлекалъ! Да какъ еще привлекалъ! На десяткахъ листовъ свои соображенія о привлеченіи росписывалъ. Ретивъ былъ. Ретивость его не осталась незамѣченною и его, понятно, утвердили въ должности. А какъ сталъ онъ «фашнымъ злэдэфатэлэмъ» — это онъ себя такъ по сокращенности называлъ — откуда что взялось. «Привлеките-ка!» даютъ ему предложеніе. — Помилуйте! отвѣчаетъ онъ: — какъ я могу привлечь, когда я никакого резона для этого не вижу, никакихъ какъ есть противъ названнаго лица уликъ въ дѣлѣ нѣтъ! — «Привлеките, вамъ говорятъ! даютъ ему письменное предложеніе во второй разъ: — объ уликахъ теперь нечего заботиться, онѣ потомъ сами собой найдутся, потому что непремѣнно должны найтись!» А онъ, не долго думая, возьми да и передай возникшее пререканьице на разрѣшеніе окружнаго суда. И была же въ прокурорской камерѣ суматоха… Ну, да что объ этомъ толковать! Тяжела наша обязанность! Съ желѣзными нервами долженъ быть человѣкъ, избравшій себѣ карьеру разслѣдователя проявленій злой воли человѣческой! И при всемъ томъ полнѣйшая неувѣренность въ завтрашнемъ днѣ, пока я только «исправляющій»! Зная такую подкладку, кто же можетъ осудить насъ за то, что мы стремимся къ тому, чтобъ сколько-нибудь гарантировать, обезпечить себя…
— Вдовьими капиталами?
— А что-жь въ этомъ особеннаго! напустился на меня опять кандидатъ, о которомъ пошло представленіе. — Женятся люди на женщинахъ съ состояніемъ — вотъ и все. Ну, хоть бы я, напримѣръ! Развѣ я продамъ свою свободу за дешево? Женатый человѣкъ, я утверждаю, не свободенъ, потому что связанъ извѣстными обязанностями, а если онъ не свободенъ, то долженъ получить за это извѣстное и притомъ приличное вознагражденіе. Оно заключается отчасти въ увѣренности, что у тебя есть кое-что про черный день, если не повезетъ на службѣ, и отчасти въ нѣкоторомъ комфортѣ въ настоящемъ, насколько, впрочемъ, комфортъ возможенъ въ провинціи. А комфортъ вѣдь даромъ не достанешь! Денежки за него пожалуйте!.. Вы, быть можетъ, скажете: «Какой цинизмъ! Гдѣ-жь тутъ любовь и уваженіе мужа и жены другъ къ другу и прочее, и прочее, и прочее!» Совершенно справедливо, что любви здѣсь нѣтъ, да она и не нужна намъ. Вотъ мы ее и устраняемъ. Она портитъ человѣка, обабиваетъ его, дѣлаетъ изъ него тряпку, потому что развиваетъ въ немъ жалостныя чувства, излишнюю и вовсе ненужную чувствительность, а этого, какъ я уже сказалъ, мы стараемся избѣгать. Что же касается уваженія, то оно въ нашихъ супружескихъ четахъ нетолько несомнѣнно существуетъ, но даже съ теченіемъ времени все болѣе и болѣе усиливается. Я вижу въ своей «почтенной» подругѣ жизни представительницу, нѣтъ лучше сказать, обладательницу извѣстной довольно значительной суммы денегъ, которыя современемъ могутъ быть моими, а она уважаетъ во мнѣ одинъ изъ рельефнѣйшихъ видовъ власти: «правосудіе», дѣйствующее моими руками, работающее моею головою, словомъ, каждымъ моимъ суставомъ. Два сложенныхъ другъ съ другомъ уваженія даютъ въ результатѣ семейное, не скажу, счастіе, а спокойствіе, которое я разсматриваю тоже какъ положительную величину. Вотъ вамъ катехизисъ нашей внутренней жизни! Не такъ ли, господа? спросилъ онъ у своихъ товарищей.
Тѣ молча кивнули въ знакъ согласія головою.
— Нельзя сказать, чтобы онъ былъ безупреченъ! началъ-было я.
— А что же дѣлать? перебилъ онъ меня. — Я уже имѣлъ честь объяснить вамъ, что женнино состояніе нетолько гарантируетъ насъ отъ взятокъ, но и исключаетъ всякую мысль о возможности брать ихъ, а это имѣетъ, конечно, ту выгодную сторону, что позволяетъ намъ быть на хорошемъ счету у начальства. Я, батюшка мой, въ теченіи своего четырехлѣтняго кандидатства, ко всему этому присмотрѣлся, потому что побывалъ въ командировкахъ въ помощь къ исправляющимъ-то чуть ли не во всѣхъ участкахъ нашей губерніи. Все, что я вамъ говорю, результатъ моихъ личныхъ наблюденій. Конечно, есть и исключенія, юношескія увлеченія, но объ нихъ не стоитъ и разговаривать. Дайте мнѣ только обзавестись женою съ приличнымъ капиталомъ, хотя бы вдовушкою. Тогда все будетъ полегче житься. Въ приличномъ капиталѣ, само собою разумѣется, и заключается вся суть. Онъ необходимъ мнѣ, чтобы не пропасть въ жизни, чтобы ужь если и чувствовать горькую зависимость, такъ только отъ покорной мужу жены. И что бы вы тамъ ни говорили, а наша оффиція, наше оффиціальное положеніе — дѣло великое и, говоря откровенно, оно-то и привлекаетъ къ намъ и вдовьи капиталы и капитальныхъ вдовъ, а иногда, впрочемъ, и капитальныхъ дѣвицъ, какъ рѣдкое и счастливое исключеніе!
КРОКОДИЛЪ.
правитьВстрѣчаются на улицѣ два обывателя.
— Куда спѣшишь? спрашиваетъ одинъ у другого.
— Къ крокодилу, къ проклятому! Да припоздалъ маленечко; никакъ ужь первый часъ!
— Получать, аль подавать?
— Получа-ать! съ отчаяніемъ проговорилъ спѣшившій. — Мужички штукъ пятнадцать на мое имя выслали.
— И не ходи лучше ныньче. Народу изъ уѣзду много понаѣхало и «самъ» лютѣе лютаго звѣря! Я подавать ходилъ, постоялъ-постоялъ, да такъ и вернулся! Срамно стало слушать. И чиновниковъ-то всѣхъ изгадилъ: хуже собакъ огрызаться стали, прости Господи! Вернись! Завтра пораньше соберись, а ныньче лучше и на глаза не показывайся! Меня при всѣхъ такъ облаялъ, что тысячъ, кажется, не взялъ бы, чтобы только со стороны послушать!
— Чѣмъ же это ты его прогнѣвалъ?
— Дѣти въ мое отсутствіе ему куль овса въ долгъ безъ отдачи не отпустили, такъ онъ это зло-то въ себѣ и держитъ! "Умру, кричитъ: — не забуду! Я вамъ, алтынникамъ, докажу себя! Получать придешь — прогоню къ нотаріусу, или въ полицію: засвидѣтельствуй сперва на повѣсткахъ подпись руки, тогда и получай. И знаю я тебя, гыртъ, десять лѣтъ, да не знаю! А получекъ-то у меня много. Иной разъ до тридцати пакетовъ за недѣлю накопится! Мужички для передачи въ деревню шлютъ. Замучаетъ, ходёвши. Ныньче же прикажу ребятамъ куль овса ему свезти, глотку-то его заткнуть, чтобы она не орала, проклятая! Слова мнѣ выговорить не далъ: ужь я ему и такъ, и сякъ: «Дѣти, говорю, безъ меня распорядиться не могли, ужь вы на нихъ, Викторъ Гаврилычъ, не сердитесь!» Ку-уды тебѣ! Оретъ при всемъ честномъ народѣ, что ему отъ города уваженія мало, а работы по горло! Ну, не служи, думаю про себя, коли женнины тысячи въ карманѣ завелись!
Читатель, конечно, понялъ, о чемъ обыватели вели рѣчь. Не даромъ «нашъ» уѣздный почтмейстеръ Викторъ Гаврилычъ Глоткинъ получилъ кличку «крокодила». Побыть въ почтовой конторѣ во время раздачи имъ денежной корреспонденціи — значило присутствовать при цѣломъ рядѣ такихъ возмутительныхъ сценъ, что мое перо едва ли въ состояніи ихъ описать. Правду сказать, кличка эта была дана ему сравнительно недавно, послѣ турецкой войны. Во время турецкихъ неистовствъ въ Болгаріи его звали «баши-бузукомъ», а еще ранѣе того, просто «лютымъ звѣремъ». — «Съ виду-то онъ — человѣкъ, какихъ, кажется, лучше и не надо, а ужь по характеру лютѣй лютого звѣря!» сразу же окрестили его обыватели, испытавшіе на себѣ его лютость. И въ самомъ дѣлѣ, какъ иногда наружность бываетъ обманчива. Внѣшность Виктора Гаврилыча чрезвычайно располагала въ его пользу: высокій, статный, плотный брюнетъ лѣтъ тридцати-пяти, съ правильными, пріятными чертами лица, онъ считался однимъ изъ самыхъ красивыхъ жениховъ у насъ въ Z.
Какъ разъ къ его пріѣзду въ Z, окончился шестимѣсячный трауръ вдовы бывшаго управляющаго имѣніями графа Корицына. Покойный оставилъ своей супругѣ прекрасное состояніе, нажитое имъ въ теченіи долголѣтней его службы у графа и оцѣненное имъ въ духовномъ завѣщаніи «по совѣсти» въ шестьдесятъ тысячъ рублей серебромъ. Вдова, несмотря на свои пятьдесятъ лѣтъ, была не прочь выйти замужъ снова, а такъ какъ народная молва доводила ея состояніе до баснословной цифры, то конкуррентами на соисканіе ея капитала можно было хоть прудъ прудить. Покойный супругъ богатой «невѣсты» принадлежалъ къ городскому сословію, а вдовѣ хотѣлось быть непремѣнно «барыней»; поэтому больше всѣхъ прочихъ конкуррентовъ шансы на успѣхъ имѣли начальникъ достойной памяти инвалидной команды и самъ уѣздный исправникъ. Викторъ Гаврилычъ былъ не изъ числа такихъ людей, которые «даютъ зѣвка», и тотчасъ же, какъ только заслышалъ, что объявился конкурсъ, заявилъ себя претендентомъ на вдовій капиталъ. Надворный совѣтникъ, кавалеръ орденовъ и уѣздный почтмейстеръ, и къ тому же изъ себя «такой показной», онъ сразу затмилъ собою всѣхъ конкуррентовъ. Вдова отказала нетолько инвалидному начальнику, потому что «къ винищу противному большое пристрастіе имѣлъ», но и самому уѣздному исправнику — «изъ себя ужь очень мелокъ былъ» — и сдѣлалась надворною совѣтницею Глоткиною. Оба нашихъ слѣдователя уже прежде прекрасно себя пристроили женитьбами на богатыхъ вдовахъ и, разумѣется, не могли участвовать въ конкурсѣ, а «исправляющимъ» должность изъ трехъ сосѣднихъ городовъ было отказано, по той причинѣ, что «невѣста изъ родного города не хотѣла сдѣлать ни шагу».
При женитьбѣ, Викторъ Гаврилычъ выговорилъ себѣ отъ невѣсты въ приданое домъ съ землею и всѣми хозяйственными принадлежностями на одной изъ лучшихъ улицъ въ Z. Такъ какъ почтовое вѣдомство не имѣло въ Z казеннаго зданія для почтовой конторы, которая, поэтому, помѣщалась въ обывательскихъ домахъ по найму, то Викторъ Гаврилычъ, вступивъ во владѣніе приданымъ, немедленно перевелъ «свою контору» какъ разъ напротивъ своего дома. Прежнее помѣщеніе найдено имъ крайне неудобнымъ для почтовой конторы и даже не безопаснымъ въ пожарномъ отношеніи, такъ какъ по близости отъ конторы открылись два бараночныхъ заведенія. Какъ бы тамъ ни было, но только онъ добился своего и перевелъ контору, чтобы быть «поближе къ своему собственному хозяйству». Съ этихъ поръ, по единогласному признанію всѣхъ обывателей, лютости въ немъ прибавилось столько, что хошь отбавляй.
Всѣ мы, обыватели, помнимъ, что онъ пріѣхалъ къ намъ на легкѣ. На нашихъ глазахъ онъ и забогатѣлъ. «У насъ ужь всегда такъ: пріѣдетъ къ намъ какой-нибудь „служащій“ оборвашка-оборвашкой, а тамъ, глядишь, обживется, обростетъ и носъ подыметъ!» говаривали между собой обыватели, приводя цѣлый рядъ фактовъ, какъ нельзя лучше доказывавшихъ, что между оффиціальнымъ положеніемъ и капиталомъ существовала, существуетъ и, вѣроятно, долго еще будетъ существовать какая-то родственная связь. Взять бы вотъ, къ примѣру, нашего крокодила: съ семитки началъ, а кончилъ огромными тысячами!
И дѣйствительно, Викторъ Гаврилычъ началъ съ «семитки». Тотчасъ по вступленіи въ должность, онъ возвысилъ плату за росписку за неграматныхъ съ трешницы на пятакъ. Почтовыя инструкціи дозволяютъ почтмейстерамъ держать при почтовыхъ конторахъ особыхъ благонадежныхъ лицъ, которыя за вознагражденіе, устанавливаемое по взаимному соглашенію съ безграматнымъ получателемъ, могли бы росписаться въ полученіи симъ послѣднимъ денежнаго пакета. При прежнемъ почтмейстерѣ должность «росписчика» за безграматныхъ занималъ отставной почтмейстеръ, старичокъ лѣтъ семидесяти, собиравшій съ неграматныхъ получателей за свой трудъ «трешки». Съ тѣхъ, кто умѣлъ подписать свои имя, отчество и фамилію, если она у него была, взималось копейкой дешевле. Викторъ Гавилычъ прогналъ старика и «нанялъ» на его мѣсто «росписчика» изъ отставныхъ волостныхъ писарей за опредѣленное жалованье, въ размѣрѣ двадцати рублей въ мѣсяцъ, съ тѣмъ, однако, чтобы уже весь сборъ за повѣстки поступалъ непосредствено къ нему въ руки. Цѣна за росписку въ денежной книгѣ была поднята имъ до пятачка и притомъ безъ всякой льготы для тѣхъ, кто даже могъ подписать свое имя. «Съ мужицкаго пятачка и жить пошелъ!»
Z--скій уѣздъ принадлежалъ къ числу не хлѣбородныхъ и потому рабочее населеніе его кормилось отхожими промыслами, высылая свои заработанныя денежки оставшимся дома старикамъ на уплату «податей» и на прокормъ семьи. Присылки эти дѣлались всегда мелкими суммами, такъ что наша почтовая контора ежедневно, а въ особенности, въ базарные дни отъ десяти до часу (это по мѣстному времени, а по часамъ почтовой конторы, поставленнымъ всегда на одинъ часъ впередъ, отъ одиннадцати до двухъ) была всегда полна получателями изъ крестьянъ.
При прежнемъ почтмейстерѣ вся масса сельскихъ получателей чуть ли не до свѣту собиралась къ воротамъ почтовой конторы въ ожиданіи восьми часовъ утра, времени открытія конторы для «публики». Получатели старались окончить поскорѣй сложную процедуру полученія денежныхъ пакетовъ, купить на рынкѣ что нужно для домашняго обихода и засвѣтло выбраться изъ города. Викторъ Гаврилычъ сразу же понялъ все неудобство положенія этихъ сельскихъ получателей, вынужденныхъ, не взирая ни на какую погоду, дожидаться открытія конторы, стоя на улицѣ подъ открытымъ небомъ. Онъ выстроилъ на своей землѣ какъ разъ напротивъ почтовой конторы трактиръ и сдалъ его въ арендное содержаніе за пятьсотъ рублей въ годъ, что для небольшого уѣзднаго города представляло довольно значительную арендную плату. Да и было за что взять. Трактирщикъ торговалъ на славу: отъ гостей просто отбою не было, да къ тому же самая бойкая торговля шла только по утрамъ. Послѣ полудня трактиръ пустовалъ и хозяинъ его уходилъ на рынокъ «сидѣть въ лавкѣ». Часто случалось, что у пріѣхавшаго «за получкой» гостя не было денегъ на расплату за «заказываемые» чай, выпивку и закуску. «Что за бѣда! говаривалъ стѣснявшемуся потребителю хозяинъ: — тебѣ сколько получать-то? Покажи повѣстку! А-а! Десять рублей! Оставь шапку, рукавицы, или тулупъ! Черезъ улицу-то перейти и такъ можешь! Получишь — заплатишь. Все равно»!
Въ часахъ открытія конторы тоже произошла перемѣна: вмѣсто восьми часовъ утра, денежныя письма стали выдаваться съ десяти. Викторъ Гаврилычъ не сталъ приневоливать себя рано вставать: народу-то вѣдь теперь хорошо, не на улицѣ сидитъ, а въ трактирѣ, въ теплѣ. Зимою, въ исходѣ десятаго, въ трактиръ вбѣгалъ почтальонъ и звалъ всѣхъ, «кто съ повѣстками, въ контору», а лѣтомъ и этого не нужно было дѣлать: стоило крикнуть черезъ улицу въ открытое окно: «эй, ступайте деньги получать! сейчасъ начнется»! или просто махнуть рукой, чтобы шли.
Толпа «сельскихъ получателей», большею частью все старики да бабы, биткомъ наполняли контору. Яблоку, какъ говорится, негдѣ было упасть. Духота страшная.
Почтовая контора состояла изъ двухъ комнатъ, соединявшихся между собою чуть ли не во всю стѣну прорѣзанною аркою. Первая большая комната предназначалась для публики. Въ ней, у оконъ на улицу, за длиннымъ столомъ засѣдали младшій сортировщикъ и почтальоны. Тутъ продавались марки и штемпельные конверты. Тутъ шла пріемка заказной корреспондеціи (росписки подписывались помощникомъ), тутъ же почтальоны писали неграматнымъ подавателямъ изъ крестьянъ письма, большей частью, «къ любезнѣйшему моему супругу отъ любезнѣйшей твоей вѣрной тебѣ по гробъ своей жизни супруги» или «къ милому моему сыночку отъ любящей тебя твоей матери» по гривеннику со штуки, считая въ томъ числѣ и расходъ на бумагу и конвертъ.
Во второй комнатѣ, находилось «присутствіе» конторы, отдѣлявшейся отъ публики широкимъ вставленнымъ въ арку прилавкомъ. Здѣсь, до выхода «самого», помощникъ и старшій сортировщикъ занимались разборкою полученной съ послѣдней почтой корреспонденціи. Провѣрка денежной корреспонденціи дѣлалась вечеромъ «на свободѣ» самимъ почтмейстеромъ.
«Самъ» еще не выходилъ.
Наконецъ, въ началѣ одиннадцатаго, изъ внутреннихъ аппартаментовъ появился и «самъ». Получатели встрепенулись и еще плотнѣе прижались къ прилавку.
— Тише вы! черти! дуроломы! прикрикнулъ Викторъ Гаврилычъ на стоявшихъ передъ нимъ плотной стѣной подавателей. — Прилавокъ завалите! Осади назадъ!.. Чертей-то, чертей-то сколько ныньче поналѣзло! сказалъ онъ помощнику, протягивая ему руку.
— Вчера, кажется, еще больше было! отвѣтилъ тотъ, привставъ для почтительнаго рукопожатія.
Почтмейстеръ съ досадою махнулъ рукою.
— Всѣ дьяволы тутъ? спросилъ онъ у толпы.
— Всѣ-съ! отвѣтилъ кто-то изъ подавателей послѣ небольшой паузы.
— Повѣстки приготовьте! Неграматные за росписку пятачекъ платятъ! Слышите! объявилъ онъ, подходя къ прилавку.
Множество рукъ протянулись къ нему съ повѣстками и пятачками.
— Не всѣ сразу! Не всѣ! Ты чего лѣзешь! Ты чего мнѣ свою повѣстку суешь! накинулся онъ на старика, появившагося въ первомъ ряду передъ прилавкомъ и дальше другихъ протянувшаго руку. — Ишь какой ласковый выискался! первымъ получить захотѣлъ! А хочешь, я сдѣлаю, что ты послѣднимъ отъ меня уйдешь?
— Я, голубчикъ мой… заговорилъ было оробѣвшій получатель, видимо желая что-то объяснить.
— Что-о?.. Голубчикъ! Какой я твой голубчикъ? Хочешь я тебѣ покажу, каковъ я голубчикъ? присталъ къ нему почтмейстеръ.
— Прости, батюшка, Христа ради! Поговорка у меня такая, оправдывался старикъ и опять не «потрафилъ».
— Да ты зачѣмъ сюда пришелъ? Да знаешь-ли куда ты пришелъ?.. Ты будешь свои поговорки разсказывать, а мы сто человѣкъ получателей черезъ это должны задержать! Прощенья сюда пришелъ просить! Ступай къ своему попу, да и проси у него, сколько хочешь!
— Затрудненіе одно только народу черезъ тебя! ткнувши оторопѣвшаго старика въ спину, замѣтилъ стоявшій рядомъ съ нимъ получатель.
— А ты что за шишка здѣсь! прикрикнулъ и на этого почтмейстеръ. — Стоишь, такъ и стой, а разговаривать ступай на улицу! Вотъ народецъ! Въ первый разъ такого вижу!.. Не люди, а черти какіе-то!.. Они изъ присутственнаго мѣста рынокъ готовы сдѣлать! Имъ только дозволь!..
Часто случалось, что почтмейстеръ добрый часъ времени потратитъ на то, чтобы доказать подавателямъ, что почтовая контора не рынокъ. На этотъ разъ онъ кончилъ раньше. Онъ увидѣлъ, что, протискиваясь сквозь толпу, пробиратся къ прилавку содержатель постоялаго двора, Ефимъ Петровичъ Ползуновъ, мѣстный богачъ, получавшій чуть ли не ежедневно по нѣскольку десятковъ денежныхъ писемъ, высылаемыхъ ему ушедшими въ заработки крестьянами изъ разныхъ концовъ Россіи «для передачи» въ деревню по принадлежности. Высылать деньги на имя волостныхъ старшинъ, или сельскихъ старостъ крестьяне стали годъ отъ году меньше и меньше, потому что «это самое начальство или всѣ полученныя денежки въ податя зачтетъ, или пропьетъ». Такихъ случаевъ было не мало, и многіе изъ нихъ доходили до суда. Ползуновъ бралъ за всякую получку только по 30 к., вычитая ихъ изъ присланныхъ денегъ и всегда аккуратно исполнялъ порученія.
— Опоздалъ, плѣшивый чортъ! закричалъ почтмейстеръ Ползунову черезъ всю пріемную. — Ну, ну! Ползи, ползи! Ползунъ ты старый!.. Раздайтесь!.. Пропустите! приказалъ онъ подавателямъ изъ крестьянъ.
Ползуновъ протискался къ прилавку и отвѣсилъ почтмейстеру почтительный поклонъ.
— Здравствуй! Полюбуйся-ка на нашу каторгу-то! И вѣдь каждый день! Каждый божій день!
Ползуновъ съ соболѣзнованіемъ качаетъ головой.
— А вотъ какъ еще изъ казначейства приволокутъ сегодня, для отсылки въ Губернскъ тысячъ двадцать старыми рублевками, такъ тутъ и завоешь! Что, у тебя много? Ишь вѣдь по скольку, чертъ, получаешь! Роспишись въ книгѣ! Укажи ему мѣста! приказалъ почтмейстеръ росписчику.;
Ползуновъ пригнулся къ прилавку, чтобы рсписываться, а почтмейстеръ наклонился къ нему и громкимъ шепотомъ спросилъ:
— Слышалъ новость?
Ползуновъ приподнялъ голову, посмотрѣлъ на Виктора Гаврилыча и, немного подумавши, отвѣтилъ, что никакихъ новостей онъ не знаетъ.
— Ври больше! Рядомъ съ тобой случилось, а ты ничего не знаешь! Я-то обрадовался, что ты пришелъ! Вотъ, думаю, Ползунъ намъ все разскажетъ, а ты — словно изъ деревни пріѣхалъ. Я ему одолженіе сдѣлалъ, перваго отпустить хотѣлъ, а онъ еще ломается! обратился онъ къ своему помощнику, тоже подошедшему къ прилавку. — А хочешь, уйдешь послѣ всѣхъ?
— Да это вы на счетъ станового, что ли? спросилъ нѣсколько встревоженно Ползуновъ.
— Вѣдь знаетъ, а притворяется, что ничего не знаетъ! Ну, разсказывай, а то лучше безъ грѣха выходи изъ конторы вонъ!.. Высѣкъ? Правда это, что высѣкъ?
— Чистая правда! весь городъ знаетъ. Мои молодцы еще не ложились, слышали, какъ тамъ кричали.
— Ну, ну! Разсказывай! хохоча на всю контору, приказываетъ Викторъ Гаврилычъ.
— Что-жь разсказывать! Одно слово: словилъ и отодралъ!
— Разскажи ты мнѣ, плѣшивый ты чортъ, съ самаго начала, какъ у нихъ было дѣло.
— Замѣтилъ становой, что женка его тово-съ… ну, и подстроилъ, чтобы изловить. — Говоритъ ей вчера свечера: я, душенька, въ уѣздъ, говоритъ, денька на три уѣду. Пригадалъ тамъ, по какимъ дѣламъ куда ему нужно было ѣхать. Простился. Подали лошадей, онъ сѣлъ и уѣхалъ. Ужъ смеркаться стало. Мужъ уѣхалъ, а къ женѣ гость. Ужъ у нихъ это было такъ заведено раньше, что какъ мужъ въ уѣздъ, то къ женѣ гость. А мужа-то сотскіе часа черезъ два, когда совсѣмъ ужъ стемнѣло, черезъ заднія ворота и впустили въ домъ. Лошадей-то съ кучеромъ оставилъ онъ за рѣкой на постояломъ дворѣ, да огородами самъ пѣшкомъ пришелъ домой. Мнѣ все это сотскіе разсказывали. Они чуть свѣтъ приходили ко мнѣ сегодня въ трактиръ пропивать пять рублей, которые имъ становой далъ на чай за то, что они ему удружили. Становой пробрался въ домъ, потихонечку проскочилъ въ спальню да и залегъ подъ кровать. Сотскіе такъ ловко обстряпали, что ни кухарка, ни горничная не знали, что баринъ вернулся домой и подъ кроватью въ спальнѣ лежитъ. Сотскіе-то за станового старались, а кухарка съ горничной за становиху. Вотъ голубки-то, послѣ закуски, или тамъ ужина, что-ли, пришли въ спальню, да только что расположились, какъ становой выскочилъ изъ подъ кровати, да нагайкой, да нагайкой! То гостя, то жену! То гостя, то жену! Да приговариваетъ при этомъ! Я сегодня все утро хохоталъ! Даже бока заломило, добавилъ, хохоча, Ползуновъ.
Хохоталъ и почтмейстеръ, а за нимъ и весь штатъ почтовой конторы. Крестьяне крѣпились, крѣпились, и тоже не выдержали. Вся почтовая контора огласилась громкимъ хохотомъ. Ползуновъ досказывалъ подробности, вызывая новые взрывы хохота.
— Становой-то больше на гостя налегалъ! Не ходи по чужимъ женамъ, коли своя есть! приговариваетъ. Прибѣжали и сотскіе на подмогу! А становиха вырвалась, да въ одной рубашкѣ мимо трактира пробѣжала! Мои-то еще не спали, когда все это случилось. Слышутъ, кричатъ: «караулъ, спасите!» Думаютъ, не рѣжутъ ли кого, да какъ увидали, что становиха въ рубашкѣ выскочила изъ воротъ, да къ квартальновой женѣ на квартиру припустилась бѣжать, и поняли, что у станового бучка идетъ! Ха, ха, ха!
— А мои почтальоны ѣхали съ вокзала, съ почтоваго поѣзда почту везли, и видятъ, что бѣжитъ кто-то въ бѣломъ, съ распущенными волосами! Ночь-то ясная, морозная была! Вотъ перепугались-то, говорятъ! Страсть!.. Будятъ меня, говорятъ, что мертвецъ съ кладбища, должно быть, убѣжалъ! Ха, ха, ха! разсказывалъ въ свою очередь почтмейстеръ. — Я ихъ пробралъ, чтобы пустяковъ не болтали! А потомъ, когда кухарка съ рынку вернулась, я и узналъ, въ чемъ дѣло!.. Гостю-то всыпали?
— У-ухъ! Сколько влѣзло! Два сотскихъ держали, а самъ съ третьимъ въ два конца наяривалъ. Долго помнить будетъ. Становой-то хотѣлъ его даже дегтемъ вымазать, да тотъ на колѣнкахъ упросилъ лучше еще десятка два всыпать… Ха, ха, ха!
И начался опять новый разговоръ о томъ, куда дѣлась «становиха», будетъ ли гость жаловаться, и что изо всей этой исторіи можетъ выдти. Весь этотъ разговоръ сопровождался взрывами гомерическаго хохота слушателей. Почтмейстеръ нѣсколько разъ повторялъ своему помощнику: «вы поймите хорошенько: голубки-то только что вотъ-вотъ начали ворковать, а тутъ вдругъ: ррразъ, дддва! ррразъ, дддва! Вотъ я думаю имъ небо-то съ овчинку показалось! Ха, ха, ха!»
Прошло добрыхъ полчаса, пока Викторъ Гаврилычъ, наговорившись досыта съ Ползуновымъ, отпустилъ его и приступилъ къ выдачѣ денежныхъ пакетовъ крестьянамъ. Почтовыя правила обязываютъ почтовыхъ чиновниковъ при выдачѣ денежной корреспонденціи неграматнымъ сельскимъ адресатамъ удостовѣряться въ самоличности этихъ послѣднихъ, чрезъ спросъ ихъ и при предъявленіи повѣстокъ и потомъ при выдачѣ денежнаго пакета получателю на руки, несмотря на то, что на каждой повѣсткѣ обязательно должно находиться удостовѣреніе мѣстного волостного правленія въ самоличности предъявителя ея, если онъ неизвѣстенъ лицу, производящему выдачу.
— Какъ зовутъ? спросилъ почтмейстеръ у одной изъ крестьянокъ, стоявшихъ передъ прилавкомъ въ первомъ ряду, отбирая отъ нея повѣстку. — Ну, говори, какъ зовутъ? повторилъ онъ, возвысивъ голосъ.
— Меня, что-ль? спросила та въ недоумѣніи.
— Чорта!
— Что ты, батюшка! Христосъ съ тобой! отвѣтила ему старуха, крестясь.
— А коль не чорта, такъ, значитъ, тебя, гребенка ты беззубая, прикрикнулъ на нее почтмейстеръ.
Баба снова крестится и называетъ себя.
— Какой деревни? Граматная? Нѣтъ? Давай пятачекъ за росписку, да проворнѣй! Отходи на правую сторону и стой смирно! Ну-у! Поворачивайся!
Граматные получатели не платили ничего, за то и доставалось имъ на орѣхи, если они слишкомъ мѣшкали.
— Росписаться можешь? допрашивалъ почтмейстеръ одного изъ получателей. — А-а! Можешь! Отлично! Ну, пиши! Илья Петровичъ! крикнулъ онъ росписчику: — дайте-ка этому умнику росписаться! Вотъ его повѣстка!
Росписчикъ, во время выдачи денежныхъ пакетовъ, всегда находился у прилавка при денежной «получательской книгѣ». Розыскавъ въ ней соотвѣтствующую графу, онъ подалъ граматному перо и продиктовалъ:
— Пиши вотъ здѣсь: денежный пакетъ на восемь рублей получилъ. Годъ, мѣсяцъ, число, волость, деревня и какъ зовутъ. Понялъ?
Почтмейстеръ успѣлъ отобрать съ десятокъ повѣстокъ, а граматный все еще пыхтѣлъ надъ книгой.
— Ну, что! Не кончилъ! Не въ книгѣ бы тебѣ росписиваться, а по забору пальцемъ… замѣтилъ писавшему почтмейстеръ.
— Какъ умѣемъ! Небольшіе писаки-то! Намъ въ чиновники не идти! отвѣтилъ крестьянинъ.
Почтмейстеръ вспылилъ.
— За что-жъ ты насъ мучаешь, злодѣй ты этакой! Зачѣмъ ты насъ задерживаешь! Я вотъ изъ-за тебя долженъ сто человѣкъ народу держать, пока ты три строчки напишешь! Эхъ ты гррребенка граматная.
Старикъ заспѣшилъ и посадилъ кляксу.
— Ахъ ты, старый чортъ! Что ты надѣлалъ! Ты казенную книгу испортилъ! Лижи языкомъ! Ну, живо!
И старикъ слизывалъ кляксу языкомъ.
Не даромъ между крестьянами сложилось убѣжденіе, что «лучше неграматнымъ сказаться, да сунуть пятачекъ, чѣмъ самому росписываться: грѣха меньше»!
Отобравъ десятка два повѣстокъ, почтмейстеръ отыскиваетъ въ кладовой денежные пакеты и подходитъ съ ними къ прилавку. Снова начался допросъ о томъ, «какъ зовутъ» и «изъ какой деревни». Крестьянка на этотъ разъ отвѣтила удовлетворительно.
— Отъ кого ждешь?
— Отъ мужа, батюшка!
— А не отъ любовника? Становой ныньче нагайкой поретъ за это!
— Что ты, батюшка! Да развѣ это можно! Да въ мои ли лѣта! Я мужняя жена! Такими ли мнѣ дѣлами заниматься…
— Да мнѣ не нужно знать отъ мужа ли ты получаешь, или отъ хахала своего! Отъ чорта ли тебѣ прислали, или отъ дьявола — мнѣ все равно! Получи ты хоть отъ самого сатаны, я тебѣ выдамъ, скажи мнѣ только какъ зовутъ того, кто тебѣ деньги прислалъ!.. Ну, что, забыла! Забыла, какъ мужа зовутъ! Ахъ ты старая гребенка!..
Баба потупилась, вся въ слезахъ.
— Ну, говори что-ли! Не то ступай вонъ!
— Звали Петромъ.
— А теперь какъ?
— Чай и теперь все такъ же, не смѣло отвѣчала старуха, очевидно, боясь прогнѣвить почтмейстера отвѣтомъ не впопадъ.
— А еще какъ? допытывалъ почтмейстеръ.
— Больше никакъ.
— Да чтобъ ты лопнула на тридцать три части! По отечеству какъ?
Баба молчитъ.
— Мужнина отца-то какъ звали? Свекра-то твоего?
— Иваномъ!
— Такъ бы давно и сказала! На получай, да убирайся вонъ!.. А ты отъ кого ждешъ? обратился онъ къ граматному.
— Отъ племянника.
— Тьфу ты, чортъ тебя возьми! Ты слышалъ, что я сейчасъ старухѣ объяснялъ?.. Хоть отъ самого дьявола получай, намъ до этого дѣла нѣтъ, скажи только какъ его зовутъ! Ну, какъ зовутъ твоего чорта-то?
— Иванъ Глѣбовъ! торопливо отвѣтилъ получатель.
— Ошибся! Чортъ, да не тотъ!
— А-а! Ну, такъ это отъ зятя, отъ зятя! Больше не отъ кого!
— Ахъ ты старая гребенка!.. Ну, говори скорѣй, какъ этого дьявола-то зовутъ?
— Алексѣй Егоровъ.
— Получай и проваливай!.. Кто Иванъ Ивановъ?
— Я-съ! отозвался новый получатель.
— Ты отъ кого ждешь?
— Отъ брата!
— Чортова кукла! слышалъ, что я сейчасъ говорилъ! Не нужно мнѣ знать отъ брата ли, отъ свата ли ты получаешь свое письмо, а нужно намъ знать какъ его зовутъ.
— Андрей Петровъ.
— Нѣтъ!
— Ишъ ты вѣдь, въ точку-то сразу и не попадешь! У меня въ Питерѣ у Торитона на фабрикѣ оченно даже много родни живетъ!
Почтмейстеръ смялъ въ комокъ повѣстку и бросилъ ее черезъ головы подавателей въ уголъ пріемной.
— Поди, подумай сперва отъ кого тебѣ деньги, а потомъ приходи ихъ получать.
— Да нешто угадаешь? Батюшка! будь отцомъ роднымъ, отпусти ты меня! взмолился крестьянинъ.
— Ну! Не разговаривать! Отойди прочь! Не загораживай другимъ! Прочь уйди, говорятъ тебѣ! прикрикнулъ на него неумолимый почтмейстеръ.
И, отложивши въ сторону невыданное письмо, Викторъ Гаврилычъ началъ опросъ слѣдующаго получателя.
Нѣсколько писемъ достались получателямъ благополучно.
— Кто Анна Иванова? спросилъ почтмейстеръ, видя, что передъ нимъ стоятъ нѣсколько бабъ.
— Я! отвѣтила крестьянка.
— Отъ кого ждешь?
— А больше не отъ кого мнѣ и ждать, какъ отъ сына!
— Вотъ наказанье-то Господне! Какъ его зовутъ? Говори какъ его зовутъ! разразился почтмейстеръ.
— Чай тутъ прописано какъ его зовутъ.
— Тутъ-то прописано, да ты-то, беззубая ты гребенка, скажи мнѣ какъ его зовутъ.
Бабы называетъ и получаетъ письмо.
Такъ удовлетворялись сельскіе адресаты. Послѣ часу выдача имъ денежныхъ пакетовъ уже не производилась. Денежная получательная книга поступала въ распоряженіе росписчика, который къ вечеру долженъ былъ «очистить» всѣ переданныя ему почтмейстеромъ повѣстки, по которымъ была произведена выдача корреспонденціи, т. е. росписаться въ книгѣ за каждаго изъ безграматныхъ.
Съ «благородными» почтмейстеръ поступалъ, разумѣется, иначе; однако, доставалось не рѣдко и имъ.
Часъ дня. Въ конторѣ изъ постороннихъ никого. Приходили два запоздавшихъ крестьянина, просили-просили почтмейстера выдать имъ ихъ присылки, да тотъ такъ турнулъ ихъ, что они насилу ноги унесли. Пригрозилъ отправить въ полицію, если они честью не уйдутъ. «Завтра утромъ приходи, а сегодня выдача ужь кончилась»!
Весь штатъ конторы занятъ задѣлкою почты. Работа кипитъ.
Съ шумомъ и трескомъ подъѣзжаетъ къ воротамъ конторы карета четверней.
— Никакъ княгиня Варганова за деньгами примчалась, чортъ бы ее побралъ! обругался почтмейстеръ, подходя къ окну, чтобы взглянуть, кто выйдетъ изъ экипажа. — Такъ и есть! Ныньче и князьямъ и княгинямъ денежки-то занадобились: дня лишняго не дадутъ въ конторѣ залежаться! Ну, да ладно, матушка! Я давно собирался проучить тебя за то, что ты съ меня по пятіалтынному лишняго за заборникъ взяла! Надо съ тебя княжескую спѣсь-то сбить! Въ оглобли ввести!.. Петръ Васильичъ! крикнулъ онъ помощнику. — Бери скорѣй ключи отъ кладовой, бѣги ко мнѣ въ комнату и сиди тамъ до тѣхъ поръ, пока я за тобой во второй разъ не пришлю! Ну, живѣй!
Едва успѣлъ Петръ Васильичъ скрыться за дверью въ квартиру почтмейстера — изъ «присутствія» былъ ходъ прямо въ кабинетъ почтмейстера — какъ въ пріемную вошла молодая изящно одѣтая по дорожному дама.
Почтмейстеръ усердно запечатывалъ на прилавкѣ какой-то постъ-пакетъ.
— Потрудитесь выдать! обратилась дама къ почтмейстеру, предъявляя ему повѣстку.
— Съ удовольствіемъ, ваше сіятельство, но только завтра!
— Почему же не сегодня?
— А потому что сегодня выдача уже закончена. Изволите видѣть, что мы уже почту къ отправкѣ задѣлываемъ, а въ это время ни пріема, ни выдачи корреспонденціи, по правиламъ, производить не можемъ!
— Въ вашей повѣсткѣ сказано, что «до двухъ часовъ», а теперь вѣдь еще нѣтъ двухъ! возразила княгиня замѣтно упавшимъ голосомъ.
— Извольте взглянуть: на нашихъ скоро уже три!
Княгиня съ безпокойствомъ взглянула на свои изящные золотые дамскіе часы.
— Ваши часы ровно на часъ впередъ!
— Я, съ своей стороны, могу сказать, что ваши часы ровно на часъ отстаютъ! Пожалуйте завтра утромъ, ваше сіятельство! Хоть въ семь часовъ утра пожалуйте: мы вамъ выдадимъ, а сегодня — нельзя!
Княгиня замѣтно опѣшила.
— Мнѣ нужно непремѣнно завтра утромъ быть въ Москвѣ. Черезъ полтора часа проходитъ курьерскій поѣздъ. Иначе я не поспѣю…
— Такъ вы, ваше сіятельство, на обратномъ пути изъ Москвы къ намъ и пожалуйте! только тоже пораньше утромъ.
— Ахъ, вы не хотите меня понять! Мнѣ нужны деньги. Пожалуйста, прошу васъ, выдайте мнѣ сегодня! Неужели для васъ, г. почтмейстеръ, такъ трудно сдѣлать мнѣ одолженіе! упрашивала княгиня.
— Мы всегда готовы оказать публикѣ всякое одолженіе и снисхожденіе, но выдать вамъ, ваше сіятельство, ваши деньги, я, при всемъ моемъ желаніи, не могу. Получасикомъ бы пораньше я съ удовольствіемъ! Для меня вѣдь все равно, что ныньче вамъ выдать, что завтра! Деньги вѣдь не мои, а ваши! Мнѣ бы еще лучше, еслибы вы сегодня ихъ получили: въ кладовой убавится на три тысячи получательскихъ денегъ, не такъ страшно будетъ ночь спать! А то, вѣрите ли, иной разъ глазъ не сомкнешь! Ужь потрудитесь завтра…
Княгиня чуть не въ слезы.
— Но пожалуйста, прошу васъ, г. почтмейстеръ, нельзя ли сегодня! Я никогда не забуду вашего одолженія, вашей любезности!
— Для васъ, ваше сіятельство, я всегда готовъ услужить, да на этотъ разъ едвали что могу сдѣлать. Помощникъ мой ушелъ домой обѣдать и захватилъ съ собой ключи отъ кладовой. Деньги-то ваши въ кладовой заперты, а ключи отъ нея у помощника. Развѣ послать за нимъ?.. А то, если онъ послѣ обѣда заляжетъ спать, такъ вѣдь до вечера не добудишься. У насъ, ваше сіятельство, чистая каторга съ этими сельскими получателями. Вѣрите ли, какъ съ этимъ сѣрымъ духомъ часа три подъ рядъ протолкуешь, такъ просто словно чумовой сдѣлаешься! Сегодня мы до ста пакетовъ выдали. Помощникъ-то мой сюда въ семь часовъ утра каждый день приходитъ и работаетъ безвыходно до двухъ. Надо ему отдыхъ дать. Тутъ какъ завалишься спать, такъ мертвымъ сномъ часовъ пять подъ рядъ проспишь! Нельзя ли ужь до завтра! Жаль безпокоить усталаго человѣка!
— Пожалуйста, сегодня! умоляла почтмейстера княгиня. — Мужъ такъ запоздалъ присылкой денегъ, а завтра мнѣ срочный платежъ въ банкѣ по имѣнію! призналась она.
— Не ручаюсь, ваше сіятельство, за успѣхъ, но извольте! Для васъ ужь только! Эй, кто тамъ? Волковъ! Сходи къ помощнику на квартиру и или его самого тащи, или возьми у него ключи отъ кладовой! крикнулъ почтмейстеръ одному изъ почтальоновъ. — Смотри только, не говори, что «для выдачи»! Ни за какія блага не придетъ и ключей не дастъ! Скажи лучше, что я прислалъ за нимъ потому, что въ задѣлкѣ почты ошибка произошла! Живо прибѣжитъ!
— Пожалуйста, поскорѣй, прошу васъ! упрашивала почтальона и княгиня, подавая ему рублевку. — Вотъ вамъ за труды.
Почтальонъ схватился за шапку и исчезъ.
Прошло съ четверть часа. Княгинѣ не сидѣлось на предложенномъ ей почтмейстеромъ стулѣ и она поминутно въ нетерпѣніи посматривала на часы.
— Это далеко отсюда? спросила она у почтмейстера, преспокойно задѣлывавшаго свои постъ-пакеты.
— Нѣтъ, не очень, на этой же улицѣ! отвѣтилъ онъ.
— Нельзя ли еще кого-нибудь послать. Пожалуйста!
— Мнѣ кажется, что вамъ придется остаться до завтра! издѣвался надъ чуть не плачущей княгиней «крокодилъ».
— Ахъ нѣтъ! пожалуйста, сегодня! Пошлите, сдѣлайте одолженіе еще кого-нибудь! У меня здѣсь карета! Нельзя ли карету за нимъ послать.
— И такъ сходитъ. Пѣшечкомъ. Не въ такихъ чинахъ, чтобы въ каретахъ разъѣзжать! Для васъ, ваше сіятельство, готовъ все сдѣлать… Эй, Мухинъ! Сбѣгай-ка ты за помощникомъ-то, да скажи, чтобъ живо поворачивался! Ну, проворнѣй. Что бы вамъ ваше сіятельство, сегодня пораньше-то къ намъ пожаловать!
— Я выѣхала рано, убійственная дорога, ѣхали почти все время шагомъ.
— Дорогу въ это время похвалить нельзя: колевина на колевинѣ! Морозцемъ-то ее посжало, а она еще не накаталась… Только вѣдь мы въ этомъ не виноваты…
Минутъ черезъ десять по уходѣ второго посланнаго, явился въ контору и помощникъ.
— Петръ Васильичъ! Извините меня, батюшка, что я васъ потревожилъ для ея сіятельства княгини Варгановой! Княгинѣ очень деньги нужны, а она опоздала. Выдайте ей, пожалуйста! Да еще вотъ что: когда уходите домой, никогда не берите съ собою ключей отъ кладовой! встрѣтилъ его почтмейстеръ, не давая ему выговорить ни слова. Потрудитесь росписаться, ваше сіятельство! Мы-то вотъ для вашего сіятельства нетолько на одолженіе, но даже на прямое беззаконіе готовы, а вы, ваше сіятельство, къ намъ очень ужь жестоки. Я у вашего управляющаго пятьсотъ штукъ заборничку сторговалъ и обѣщался онъ мнѣ по пятнадцати копеекъ со штуки сбавить: «только, говоритъ, ея сіятельству объ этомъ доложу, чтобы никакой себѣ непріятности отъ нея не получить! она у насъ до всего доходитъ!» Возятъ ко мнѣ лѣсъ. Пришло дѣло къ разсчету, смотрю: безо всякой скидки! Управляющій сказалъ мнѣ, что вы не соизволили! Захотѣлось вамъ обидѣть бѣднаго труженника, который съ утра до ночи изъ-за куска хлѣба бьется, а я, вотъ видите, зла не помню! Всегда для вашего сіятельства готовъ! Извольте получить вашъ пакетецъ!
Княгиня замѣтно сконфузилась.
— Я, право, даже не помню! Давно это было? въ смущеніи спросила она.
— Очень даже недавно: — съ мѣсяцъ тому назадъ. У меня отъ вашего управляющаго письмецо хранится, гдѣ онъ такъ-таки напрямикъ и говоритъ, что докладывалъ вамъ обо мнѣ, и что вы не согласились уступить… Какъ же это вы не изволите помнить, когда вы сами же ему не разрѣшили сдѣлать мнѣ такую ничтожную уступку, на которую я очень разсчитывалъ. Для васъ вѣдь это гроши! А мы гроши-то вмѣсто жалованья получаемъ, такъ всякому грошу рады… День-деньской бьешься, бьешься!
— Я непремѣнно переговорю съ управляющимъ, когда вернусь изъ Москвы, и если онъ «уже» уступилъ вамъ, то и я, конечно, ничего не буду имѣть противъ. Надѣюсь, что у насъ все устроиться къ лучшему! Да?.. Очень, очень благодарна вамъ за ваше вниманіе и любезность. Вамъ тоже, г. помощникъ!
И княгиня на прощаньи протянула руку и почтмейстеру, и его помощнику. Прежде, бывая въ конторѣ, она едва удостоивала ихъ легкимъ кивкомъ головы.
Вотъ было хохоту, когда она уѣхала.
— Ввели-таки въ оглобли! Ха, ха, ха! смѣялся почтмейстеръ. — Шелковая стала! Чуть не въ слезы! Ха, ха, ха!.. Не любишь?.. Ручку протянула, ха, ха, ха!.. Да чорта ли въ этой ручкѣ. Волкову вонъ лучше всѣхъ попало: рублевку ни за что сцапалъ, прохвостъ! Эй ты, вихрастый! подѣлись съ товарищами-то! приказывалъ онъ владѣльцу сцапанной рублевки. — Теперь по крайности и княгиня будетъ знать, что почтмейстеръ шишка не послѣдняя.
ДОРОГО, ДА МИЛО.
правитьВъ ряду находящихся у меня подъ рукою фактовъ, доказывающихъ, что между оффиціальнымъ положеніемъ и капиталомъ существуютъ самыя тѣсныя, близкія отношенія, одно изъ первыхъ мѣстъ занимаетъ исторія, недавно разыгравшаяся на моихъ глазахъ въ Z--скомъ чрезвычайномъ уѣздномъ земскомъ собраніи, созванномъ управою «для изысканія средствъ къ покрытію текущихъ расходовъ земства, а также и для обсужденія мѣръ ко взысканію накопившейся за крестьянами земской недоимки».
Общая картина Z--скаго земскаго собранія была слишкомъ заурядна, чтобы долго останавливать на ней вниманіе читателя. Въ большой залѣ клуба, гдѣ разъ въ мѣсяцъ засѣдалъ мировой съѣздъ и четыре разъ въ годъ открывало свои засѣданія временное отдѣленіе окружного суда, вокругъ большого, такъ называемаго «присутственнаго», а въ клубные дни обѣденнаго, покрытаго на этотъ разъ зеленымъ сукномъ, стола, сидѣли крупные землевладѣльцы; второй рядъ креселъ занимали гласные отъ мелкихъ землевладѣльцевъ и города и, наконецъ, нѣсколько поодаль, на стульяхъ, засѣдали гласные отъ крестьянъ, въ числѣ которыхъ можно было замѣтить волостныхъ старшинъ со знаками ихъ должности на шеѣ.
Подлежавшій разсмотрѣнію собранія вопросъ былъ столь первостепенной важности, что гласные, несмотря на начинавшій портиться санный путь — собраніе созывалось на 9 марта — съѣхались въ Z--скъ всѣ, за исключеніемъ трехъ священниковъ, задержанныхъ въ своихъ приходахъ великопостными требами. Даже Z--скіе обыватели, обыкновенно рѣдко посѣщавшіе очередныя: земскія собранія — «развѣ когда выборы» — и тѣ пришли сюда, въ клубъ, послушать, «чѣмъ вся эта канитель у земства кончится и на чемъ порѣшатъ». Слухи о печальномъ положеніи земскаго хозяйства носились уже давно. Z--ское земство, какъ и многія изъ нашихъ уѣздныхъ земствъ, переживало тяжелые дни. Земская касса была совершенно пуста. За крестьянами числилась громадная недоимка, наросшая, въ особенности въ два послѣдніе года, до 87,000 руб., а поступленія шли такъ туго, что земству въ непродолжительномъ будущемъ грозило чуть ли не банкротство. Поставщики земскихъ больницъ и подрядчики по исправленію дорогъ и мостовъ осаждали земскую управу требованіями расчета и, получая отъ члена управы, распоряжающагося денежною частью, всегда одинъ и тотъ же отвѣтъ: «повремените! мы сами рады бы съ вами расплатиться, да нечѣмъ: крестьяне ничего не платятъ», грозили прекратить отпускъ товаровъ въ кредитъ и работу въ долгъ. Служащіе по земству не всегда въ свое время получали жалованье. Участковые мировые судьи, сами уѣздные гласные, чрезвычайно этимъ возмущались.
Вопросъ о недоимкѣ назрѣлъ не сразу. Еще осенью, на очередномъ собраніи прошлаго года, при обсужденіи бюджета на будущій годъ и отчета за истекшій отчетный, выяснилось, что земство, «если только крестьяне не начнутъ поплачиваться», должно будетъ просить у губернскаго земства краткосрочную ссуду. На томъ же собраніи былъ поднятъ вопросъ и о недоимкѣ, о причинахъ ея и средствахъ къ ея погашенію. Уѣздной управѣ досталось тогда-таки порядкомъ на орѣхи отъ гласнаго Самынина, участковаго мирового судьи, считавшагося лидеромъ оппозиціи управы и вообще партіи, два трехлѣтія подъ рядъ державшей земское хозяйство въ своихъ рукахъ. Онъ обвинялъ управу въ ничегонедѣланіи, въ непринятіи никакихъ мѣръ ко взысканію съ крестьянъ недоимки, которая, какъ видно было изъ отчетовъ управы за послѣднее время, росла не по днямъ, а по часамъ. Объ этой недоимкѣ толковали битыхъ два дня и, не прійдя ни къ какому результату, «оставили вопросъ открытымъ». Порѣшили на томъ, что собраніе поручаетъ уѣздной управѣ «всесторонне выяснить причины столь быстраго и ничѣмъ, повидимому, неоправдываемаго — такъ занесено было, по требованію, Самынина въ журналъ собранія — наростанія земской недоимки за крестьянами, а затѣмъ выработать проектъ о мѣрахъ и способахъ къ скорѣйшему погашенію ея и, по изготовленіи доклада, созвать чрезвычайное собраніе».
Въ Z--скомъ земствѣ, съ первыхъ дней его существованія, образовались двѣ партіи гласныхъ: партія стоящихъ въ данную минуту «у дѣлъ», или партія управы, и оппозиціонная ей партія гласныхъ, стремящихся стать «у дѣлъ» и забрать должности по земству въ свои руки. Случалось, что роли эти черезъ трехлѣтіе мѣнялись, но рѣзкое раздѣленіе партій существовало всегда, существуетъ и донынѣ. Надо замѣтить, что, кромѣ общности цѣлей и интересовъ, сторонниковъ той и другой партіи связывали и родственныя узы. Въ настоящее время, въ Z--скомъ земствѣ хозяйничала семья землевладѣльцевъ Акуловыхъ, уже два трехлѣтія подъ рядъ занимавшихъ большую часть должностей по земству. Понятно, что къ концу каждаго трехлѣтія отношенія той и другой партіи обострялись съ особенною силою.
Еще задолго до открытія экстреннаго собранія въ Z--скѣ было извѣстно, что оппозиція, съ лидеромъ ея, Самынинымъ, во главѣ, въ виду предстоящихъ осенью выборовъ, готовится дать управѣ и вообще партіи Акуловыхъ генеральное сраженіе и даже потребуетъ у собранія преданія управы суду за бездѣйствіе власти. Партія управы тоже приготовилась къ отпору и вызвала изъ уѣзда всѣ свои наличныя силы. Въ ожиданіи этой «битвы», Z--скіе обыватели биткомъ наполняли ту часть клубной залы, которая во время какихъ-либо засѣданій всегда отводилась для публики.
Звонокъ предсѣдателя собранія, уѣзднаго предводителя, собралъ разбредшихся по клубу гласныхъ въ залу засѣданія.
— Объявляю чрезвычайное собраніе открытымъ! провозгласилъ предводитель, послѣ того какъ гласные разсѣлись по мѣстамъ въ томъ порядкѣ, какъ я уже разсказалъ. Онъ не состоялъ въ числѣ гласныхъ и потому, не пользуясь «правомъ голоса», тольконо должности предводителя предсѣдательствовалъ въ собраніи, руководилъ преніями, индиферентно относясь къ борьбѣ партій за крохи обглоданнаго земскаго пирога.
По заведенному порядку собраніе тотчасъ же приступило къ избранію секретаря и членовъ редакціонной комиссіи. Члены ревизіонной комиссіи были избраны еще на осеннемъ очередномъ собраніи прошлаго года. Докладъ свой о состояніи кассы и денежныхъ книгъ управы они обязаны были представить къ экстренному собранію, такъ какъ предполагалось, что это собраніе болѣе одного дня не продлится. Въ редакціонную комиссію избрали по четыре члена изъ каждой партіи. Въ числѣ ихъ былъ и самъ Самынинъ. Его всегда выбирали въ эту комиссію.
Рѣшительная минута приближалась. Вяло, послѣ незначительныхъ дебатовъ, собраніе вотировало нѣсколько малозначащихъ биллей управы. Обѣ партіи, очевидно, берегли свои силы для предстоящихъ дебатовъ по вопросу, послужившему поводомъ къ созванію чрезвычайнаго собранія. Самынинъ такъ и заявилъ, что «всѣ эти пустячки можно бы послѣ, а теперь пора бы послушать, что-то управа выдумала на счетъ недоимки».
— Да, да! согласился предводитель. — Нельзя ли ужь пустить эту бумажоночку, предложилъ онъ въ качествѣ руководителя порядкомъ совѣщаній предсѣдателю управы, докладывавшему собранію управскіе билли.
Миронъ Иванычъ Акуловъ, предсѣдатель управы и лидеръ управской партіи, встаетъ и громко читаетъ свой «интересный» докладъ. Гласные и публика, всѣ — вниманіе. Словечка боятся пропустить мимо ушей. Печальное положеніе земскаго хозяйства было обрисовано въ этомъ докладѣ слишкомъ ужь густыми красками. Привожу выдающіяся мѣста доклада со стенографическою точностью.
— "Еще въ прошломъ очередномъ уѣздномъ земскомъ собраніи, началъ такъ свой докладъ Акуловъ: — уѣздная управа, представляя смету раскладки земскихъ сборовъ и отчетъ за истекшій годъ, сочла долгомъ своимъ обратить вниманіе собранія на постоянно возростающую за крестьянами недоимку и просила…
— Вздоръ! Не управа, а мы, гласные, и въ особенности члены ревизіонной комиссіи обратили вниманіе на эту недоимку! скороговоркою перебилъ его Самынинъ. — Управа-то наспала и проспала эту недоимку…
— Позвольте-съ! рѣзко остановилъ Самынина докладчикъ. — Прошу меня не перебивать!
— Я указываю на невѣрность фактической стороны доклада! отвѣтилъ ему Самынинъ.
— Позвольте же мнѣ продолжать! тономъ, въ которомъ слышалось сильное раздраженіе, попросилъ Самынина Акуловъ: — "….и просила, читалъ онъ далѣе: — изыскать средства къ покрытію текущихъ расходовъ уѣзднаго земства, ибо уже въ истекшемъ отчетномъ году, управа, не имѣя въ наличности спеціальныхъ уѣздныхъ земскихъ сметныхъ суммъ, неоднократно была поставлена въ безъисходное положеніе, выйти изъ котораго могла только путемъ самовольныхъ позаимствованій изъ губернскихъ сметныхъ суммъ, присланныхъ губернскою земскою управою. Уѣздное собраніе, хотя и нашло такой образъ дѣйствій управы неправильнымъ, но признало, что поступить иначе было нельзя. Позаимствованія эти частію были пополнены изъ первыхъ же поступленій уѣздныхъ земскихъ суммъ, а частію и доселѣ считаются долгомъ уѣзднаго земства губернскому, независимо отъ суммы въ десять тысячъ руб., выданной губернскимъ земствомъ уѣздному въ краткосрочную ссуду, и до настоящаго времени еще не погашенную. Несомнѣнно, что подобный способъ веденія земскаго хозяйства, при прогрессивно увеличивающейся за крестьянами недоимкѣ, продолжаться долѣе не могъ. Управа отказывала уѣзду во многихъ полезныхъ предпріятіяхъ, уже утвержденныхъ собраніемъ. Въ виду полнаго истощенія земской кассы, она ограничивалась удовлетвореніемъ только самыхъ необходимыхъ уѣздныхъ потребностей. Если настоящее плачевное положеніе уѣзднаго бюджета продлится, то управа вынуждена будетъ пріостановиться въ самыхъ насущныхъ своихъ расходахъ и нетолько задерживать на нѣсколько мѣсяцевъ, какъ это было до сихъ поръ, но и вовсе отказывать служащимъ по земству въ выдачѣ жалованья. (Движеніе между участковыми мировыми судьями.)
"Земская управа, исполняя возложенное на нее собраніемъ порученіе «всесторонне разслѣдовать причины этихъ недоимокъ», вошло въ обширную переписку съ губернскою и уѣздною администраціею по интересующему насъ вопросу и, кромѣ того, циркулярнымъ предписаніемъ обратилась ко всѣмъ волостнымъ правленіямъ уѣзда, съ требованіемъ подробно объяснить причины, почему именно крестьяне нашего уѣзда не платятъ, или не хотятъ платить земскія подати. («Нечѣмъ»! крикнулъ кто-то изъ самынинской партіи). Отъ тридцати волостей послѣ неоднократныхъ напоминаній, требуемыя свѣдѣнія были получены, двѣ же волости, находящіяся въ участкѣ гласнаго, мирового судьи Самынина, старшины которыхъ сами состоятъ гласными собранія отъ крестьянъ, не прислали своихъ донесеній и до настоящаго времени. (Сильное движеніе между гласными отъ крестьянъ. Двое старшинъ встаютъ, очевидно, чтобы дать объясненія. Энергическій жестъ Самынина заставляетъ ихъ успокоиться и сѣсть), Конечно, это послѣднее обстоятельство не могло уже задерживать управу ни въ составленіи общихъ выводовъ, ни въ созывѣ чрезвычайнаго уѣзднаго собранія. Такимъ образомъ земская управа получила драгоцѣнный матеріалъ, разработка котораго дала ей возможность выяснить причины столь быстраго накопленія земской недоимки. Надлежитъ замѣтить, что хроническая недоимка за крестьянами въ размѣрѣ около тридцати тысячъ руб., постоянно увеличивающаяся начисленіемъ пени, тянется уже болѣе десяти лѣтъ. Причины же недоимки, почти въ 60,000 руб., накопившейся въ два послѣдніе года, надлежитъ искать, по объясненію г. исправника и свѣдѣніямъ управы, основаннымъ на донесеніяхъ волостныхъ правленій, съ одной стороны, въ общемъ обѣднѣніи крестьянъ, вслѣдствіи лежащихъ на нихъ непосильныхъ выкупныхъ платежей, а съ другой — въ общемъ экономическомъ положеніи уѣзда, населеніе котораго, не будучи въ состояніи прокармливать себя, вслѣдствіе неплодородія почвы и упадка сельскаго хозяйства, постоянно уходило въ посторонніе заработки на фабрики, а такъ какъ число рабочихъ на многихъ изъ фабрикъ въ послѣдніе два года значительно сокращено, то большая часть ушедшихъ въ заработки, вернулась домой бѣднѣе, чѣмъ ушла. Такимъ образомъ, число ртовъ въ уѣздѣ за послѣдніе два года увеличилось (смѣхъ въ публикѣ), а заработокъ уменьшился, что, разумѣется, не могло не отозваться на земскомъ бюджетѣ почти полнымъ прекращеніемъ платежа крестьянами земскихъ повинностей.
"Войдя въ переписку по вышеозначенному вопросу съ г. исправникомъ, управа просила его принять понудительныя мѣры ко взысканію съ крестьянъ земскихъ повинностей. Г. исправникъ обѣщалъ принять всѣ зависящія отъ него мѣры. Равнымъ образомъ и г. губернаторъ сообщилъ управѣ, что имъ строжайше предписано принять энергическія мѣры къ скорѣйшему взысканію съ крестьянъ земскихъ податей. (Гласные отъ крестьянъ тяжело вздыхаютъ). Какъ бы то ни было, но, очевидно, что эти мѣры, если только онѣ были приняты, оказались совершенно безуспѣшными, ибо недоимка за крестьянами не уменьшается, а все болѣе и болѣе возростаетъ.
"Несмотря, однако, на то, что въ кассѣ земской управы денегъ нѣтъ, на земствѣ нашемъ лежатъ извѣстные обязательные расходы, выполнить которые земство можетъ не иначе, какъ получивъ временную денежную помощь. Губернская управа, куда, передъ составленіемъ этого доклада, уѣздная управа обращалась съ запросомъ о томъ, «возможно-ли уѣздному земству надѣяться вновь получить ссуду на покрытіе обязательныхъ расходовъ земства изъ свободныхъ наличныхъ средствъ губернской управы», отвѣтила, что она, въ виду неуплаты уѣздною управою прежней ссуды, стѣсняется въ выдачѣ новой, тѣмъ болѣе, что и наличныхъ свободныхъ средствъ въ распоряженіи губернской управы въ настоящее время вовсе не имѣется. Такимъ образомъ, уѣздная управа имѣетъ честь доложить земскому собранію, что нашему земству осталось единственное средство для покрытія обязательныхъ земскихъ повинностей и расходовъ, а именно прибѣгнуть къ частному займу. («Ого»! въ партіи Самынина). По этому предмету управа уже вошла въ переговоры съ нѣкоторыми изъ Z--скихъ купцовъ, которые согласились дать земству подъ заемное письмо управы и съ предварительнаго разрѣшенія собранія десять тысячъ рублей, срокомъ на два года изъ двѣнадцати процентовъ годовыхъ.
"Къ вышеизложенному управа считаетъ долгомъ присовокупить, что печальное экономическое положеніе уѣзда, вызванное между прочимъ непомѣрно высокими выкупными платежами, давноуже требовало раціональнаго улучшенія. И улучшеніе это, надо надѣяться, не замедлитъ наступить. Въ непродолжительномъ будущемъ, выкупные платежи съ уѣзда будутъ сбавлены и управа осмѣливается, въ свою очередь, выразить полную надежду на болѣе свѣтлое будущее ея хозяйства. Желательно было бы, чтобы земское собраніе постановленіемъ своимъ ходатайствовало объ уменьшеніи выкупныхъ платежей съ уѣзда на десять, а не на пять тысячъ рублей, какъ это проэктировано въ губернскомъ земскомъ собраніи. Несомнѣнно, что тогда на таковую же сумму увеличилось бы и поступленіе съ крестьянъ лежащихъ на нихъ податей въ земскую кассу.
«Въ заключеніе, управа считаетъ необходимымъ объяснить земскому собранію, что земскимъ учрежденіямъ не принадлежитъ, но закону, право взысканія недоимокъ земскихъ сборовъ. („Экая новость“! „И безъ того знаемъ“! слышится отъ кого-то изъ самынинцевъ). Земство имѣетъ право только получать ихъ, въ случаѣ добровольнаго ихъ взноса, и то не непосредственно, а при участіи мѣстныхъ казначействъ, принимающихъ и хранящихъ въ своихъ кладовыхъ земскія деньги. Всѣ мѣры, которыя можетъ употребить земская управа для взысканія своихъ податей и недоимокъ, заключаются въ обращеніи къ мѣстному исправнику, а также и къ становымъ приставамъ „съ покорнѣйшею просьбою“ понудить крестьянъ къ платежу или принять законныя къ тому мѣры. Изъ представляемой при семъ обширной переписки видно, что управа не пожалѣла своихъ трудовъ и неоднократно просила даже г. губернатора о понужденіи мѣстной администраціи къ скорѣйшему взысканію текущихъ сборовъ и недоимокъ прежнихъ лѣтъ. А такъ какъ всѣ старанія управы оставались до сихъ поръ тщетными, то земская управа, видя, что дальнѣйшія попытки ея въ этомъ отношеніи будутъ безплодною тратою бумаги и чернилъ, покорнѣйше проситъ собраніе выработать инструкцію, какъ поступать въ подобномъ случаѣ на будущее время, или же, по крайней мѣрѣ, указать на такіе способы къ возмѣщенію крестьянской недоимки, какіе, по мнѣнію собранія, ему благоугодно будетъ принять».
Съ этими словами Акуловъ грузно опустился въ свое кресло.
— Это все? спросилъ Самынинъ.
— Все! Это — докладъ управы! поспѣшилъ Акуловъ отвѣтить.
— Знаю, что докладъ! И управа не краснѣетъ за него? снова спросилъ, обращаясь къ сидѣвшему рядкомъ у стола составу управы Самынинъ. — Впрочемъ, я вѣдь и забылъ, что юридическимъ лицамъ румянца не полагается! поправился онъ. — Ну, а вы, господинъ предсѣдатель управы, Миронъ Иванычъ! А вы, господа, члены управы! Вамъ не стыдно?
— Да вѣдь то все вѣрно-съ! Какъ въ натурѣ! попробовалъ было отвѣтить одинъ изъ членовъ, двоюродный братъ предсѣдателя управы. Остальные два во все засѣданіе собранія въ пренія не вмѣшивались. Прежде членовъ управы было два, но на послѣднихъ выборахъ Акуловцы, для привлеченія на свою сторону голосовъ, провели черезъ собраніе предложеніе о назначеніи трехъ членовъ управы съ тѣмъ, чтобы двое изъ нихъ были непремѣнно изъ гласныхъ отъ крестьянъ. Чтобы не отягощать и безъ того пустую земскую кассу лишнимъ бременемъ, оба эти члена дѣлили жалованье на третьяго члена пополамъ. На прошлыхъ выборахъ акуловцы чуть ли не всѣхъ гласныхъ отъ крестьянъ мазали по губамъ обѣщаніями «посадить» въ члены управы. Сѣли на эти должности, какъ и надо было ожидать, два мѣстныхъ кулака, Щукинъ и Скороходовъ, владѣльцы нѣсколькихъ десятковъ трактировъ и кабаковъ въ уѣздѣ. По цензу они принадлежали къ крупнымъ землевладѣльцамъ, но всегда избирались въ гласные отъ крестьянъ. На обязанности одного была дорожная часть, и онъ прекрасно исполнялъ эту обязанность, если судить по тому, какъ усовершенствовалъ онъ проселочную дорогу на протяженіи восемнадцати верстъ отъ своего имѣнія до города. На обязанности другого лежалъ надзоръ за больницами. Вѣроятно, для того, чтобы уѣздная больница была всегда у него передъ глазами, онъ помѣстилъ ее въ своей усадьбѣ, сдавши земству на десять лѣтъ долго пустовавшій флигель, до тысячѣ рублей въ годъ.
Самынинъ встаетъ. Шумъ, вызванный окончаніемъ доклада, моментально стихаетъ. Всѣ ждутъ отъ Самынина громовой рѣчи. Большинство его «запросовъ», или «поправокъ» къ биллямъ управы всегда носили практическую подкладку, а рѣчи часто бывали очень остроумными.
Его предупреждаетъ гласный отъ города, купецъ Калашниковъ, сторонникъ акуловской партіи. Онъ встаетъ и заявляетъ:
— По моему, господа, долго и разсуждать тутъ нечего! Надо благодарить управу за ея труды и сдѣлать заемъ, благо нашлись добрые люди, которые даютъ намъ деньги, а на счетъ сбавки само собою ходатайствовать…
— Это — «по вашему»! перебиваетъ его Самынинъ. — А по нашему, собраніе должно сдѣлать еще кой-что другое и, разумѣется, отблагодарить управу. Непремѣнно отблагодарить! — Нѣкоторые изъ гласныхъ встаютъ, чтобы принести управѣ благодарность, но Самынинъ, замѣчая это, говоритъ, смѣясь: «рано, рано, господа! еще успѣемъ»! и затѣмъ продолжаетъ: — Одинъ изъ членовъ управы сейчасъ выразился, что докладъ составленъ «какъ въ натурѣ», то есть изображаетъ дѣйствительное положеніе дѣлъ нашего уѣзда. Я съ этимъ не согласенъ. Докладъ, пожалуй, вѣрно изображаетъ положеніе дѣлъ уѣзда, какъ оно значится на бумагѣ, а каково оно въ натурѣ, это мы сейчасъ увидимъ! Мы выслушали докладъ управы, на составленіе котораго управа употребила битыхъ пять мѣсяцевъ. И что же она намъ приподнесла? Сводъ донесеній волостныхъ правленій! А знаетъ ли она, какъ эти донесенія составлялись? Знаетъ ли она, что всѣ эти донесенія написаны подъ диктовку исправника и что, прежде отсылки въ управу, они предъявлялись ему для просмотра? Господинъ Квартастовъ, изволите видѣть, донесъ уже губернатору о причинахъ накопленія земской недоимки и ему желательно видѣть «единогласіе» и со стороны старшинъ. Странное желаніе! Квартастовъ имѣетъ полное право доносить своему начальству, что ему угодно, но донесенія его не могутъ и не должны стѣснять земство въ изысканіяхъ «дѣйствительныхъ» причинъ обѣднѣнія уѣзда. И не на донесеніяхъ волостныхъ правленій нужно управѣ основывать свой докладъ, не въ кабинетѣ сочинять его, а познакомиться съ положеніемъ дѣлъ на мѣстѣ, объѣхать уѣздъ, разспросить старшинъ, старостъ, крестьянъ, просить гласныхъ оказать содѣйствіе… Никто изъ насъ, надѣюсь, ле отказался бы помочь управѣ въ такомъ серьёзномъ дѣлѣ!
— Что же вы до сихъ поръ молчали, если дѣйствительныя причины обѣднѣнія уѣзда вамъ такъ хорошо извѣстны! накинулся на Самынина Акуловъ.
— Я молчалъ, потому что не желалъ соваться туда, гдѣ меня не спрашиваютъ, отвѣтилъ ему Самынинъ: — а также и потому еще, чтобы имѣть возможность, познакомясь съ плодами пятимѣсячныхъ трудовъ управы, высказаться здѣсь, въ собраніи. Еслибы управа поступила такъ, какъ я сказалъ, на труды ея потребовалось бы гораздо менѣе пяти мѣсяцевъ. Въ докладѣ управы сказано, что двое старшинъ моего участка не доставили своихъ донесеній. Да, они не доставили ихъ, потому что я имъ не велѣлъ. (Всеообщее изумленіе). А не велѣлъ я имъ потому, что не хотѣлъ, чтобы они лгали, чтобы они писали то, что угодно господину Квартастову, а не то, что желали написать они и что разъяснило бы собранію истинныя причины накопленія недоимки въ теченіи двухъ послѣднихъ лѣтъ. О недоимкѣ въ тридцать тысячъ рублей, числящейся за крестьянами болѣе десяти лѣтъ, я не говорю. Земству давно бы слѣдовало съ нею покончить, поставить на ней крестъ. Осталась она намъ отъ памятнаго голоднаго 1867 года… Пора бы примѣнить къ ней законъ о давности! («Правда, правда!» «Конечно слѣдуетъ!» вторятъ своему лидеру самынинцы. Гласные отъ крестьянъ, за исключеніемъ обоихъ членовъ управы, встаютъ и кланяются. — «Ужь какъ бы мужички то были за это благодарны!» густымъ басомъ заявляетъ одинъ изъ нихъ, волостной старшина самынинскаго участка). Меня болѣе интересуетъ недоимка почти въ 60,000 р., накопившаяся въ эти два года. Узнала ли управа истинныя причины накопленія этой недоимки? Въ своемъ водянистомъ докладѣ она познакомила насъ съ тѣмъ, что мы знаемъ уже полтора года. Намъ указываютъ на тяжесть выкупныхъ платежей и на то обстоятельство, что большая часть крестьянъ нашего уѣзда оставались въ теченіи этихъ двухъ лѣтъ безъ заработка. Я безусловно согласенъ съ г. Акуловымъ, что выкупные платежи велики. Да вѣдь и прежде они были велики, а между тѣмъ крестьяне платили и ихъ, и земскія повинности. Даже цѣлый рядъ неурожайныхъ годовъ не оказываетъ замѣтнаго вліянія на увеличеніе этой недоимки. Я согласенъ и съ тѣмъ, что часть крестьянъ, ушедшихъ на заработки, не найдя мѣста на фабрикахъ, вернулась домой бѣднѣе, чѣмъ ушла: многихъ пригнали по этапу. (Смѣхъ въ публикѣ). Прибавлю даже, что многіе изъ крестьянъ совсѣмъ и не брали паспортовъ, не пошли на работы, получивши отъ своихъ сродичей, или односельцевъ извѣстія, что на фабрикахъ мѣстъ нѣтъ. Разработывая «всесторонне» вопросъ о причинахъ этой странной, нежданной-негаданной недоимки, управа упустила изъ виду тотъ крупный фактъ, что въ два послѣднихъ года въ нашемъ уѣздѣ было сведено болѣе 1,500 десятинъ лѣсу и что одна разработка этого лѣса должна доставить крестьянамъ, по самому умѣренному разсчету, болѣе ста тысячъ рублей, а возка дровъ и вообще лѣсныхъ матеріаловъ изъ рощей къ станціямъ желѣзной дороги дала крестьянамъ нашего уѣзда возможность заработать въ эти два года никакъ не менѣе двухсотъ пятидесяти тысячъ рублей. Итого крестьяне заработали въ два года, только отъ однихъ лѣсопромышленниковъ, никакъ не менѣе трехсотъ пятидесяти тысячъ! Вѣдь это цифра весьма почтенная, на которую управѣ не мѣшало обратить вниманіе при «всестороннемъ» разслѣдованіи причинъ накопленія за крестьянами нашего уѣзда недоимки… Но управа сдѣлала промахъ еще крупнѣе, упустивъ изъ виду тотъ фактъ, что въ два послѣднихъ года урожай въ нашемъ уѣздѣ былъ гораздо выше средняго, а въ прошломъ году былъ даже отличный урожай. Спросите-ка у гласныхъ отъ крестьянъ, если это только вамъ самимъ неизвѣстно, купили ли въ эти два года крестьяне нашего уѣзда хотя пудъ ржи? А въ прежніе годы имъ не хватало своего хлѣба до Рождества. Удивительное дѣло! Я двадцать пять лѣтъ живу въ Z--скомъ уѣздѣ и мнѣ еще впервые приходится констатировать, что крестьяне нашего уѣзда два года подъ рядъ не покупали въ городѣ хлѣба…
Самынинъ остановился, чтобы перевести духъ. Внятно, толково и горячо излагалъ онъ обвинительную рѣчь противъ управы. Всѣ понимали, что это говоритъ человѣкъ, убѣжденный въ правотѣ своихъ словъ.
— И старики-то такого счастья не запомнятъ! сказалъ вполголоса, пользуясь минутнымъ молчаніемъ, одинъ изъ волостныхъ старшинъ.
— Что правильно, то правильно! Хлѣбная торговля въ городѣ страсть какъ за эти два года упала! замѣтилъ гласный отъ города, купецъ Полубариновъ, хлѣбный торговецъ.
Партія акуловцевъ ни гу-гу.
— Ну, вотъ видите! началъ снова Самынинъ: — вотъ что значитъ основывать свои выводы на донесеніяхъ волостныхъ правленій, писанныхъ волостными писарями подъ диктовку исправника! Управа пропустила мимо рукъ такой крупный, важный фактъ, какъ урожай въ теченіи этихъ двухъ послѣднихъ лѣтъ, а это обстоятельство прямо заставляетъ насъ усомниться въ правильности ея выводовъ. И въ самомъ дѣлѣ. По сметѣ раскладки податей и повинностей крестьяне нашего уѣзда платятъ земству въ годъ тридцать двѣ тысячи рублей. Если въ два года недоимка за крестьянами возросла почти на шестьдесятъ тысячъ, это значитъ, что крестьяне не платили почти ничего. Въ неурожайные годы крестьяне изъ кожи выбивались вонъ и платили и непосильныя выкупныя и наши земскія повинности. Платили и платили! Извѣстно вѣдь, что ихъ личныя потребности сведены до минимума…
— Вы забываете, что тогда крестьяне имѣли посторонніе заработки! вскочивши съ своего мѣста, раздраженно вскрикиваетъ Акуловъ.
— Я доказалъ, что крестьяне имѣли ихъ и въ эти два послѣднихъ урожайныхъ года, когда они совсѣмъ почти забыли о существованіи земской управы! отвѣчаетъ ему хладнокровно Самынинъ. — Тутъ что-нибудь да не такъ! Очевидно, что кромѣ увеличенія числа ртовъ, какъ выразилась земская управа, существуютъ какія-то особенныя причины, препятствующія крестьянскимъ рублямъ идти въ земскую кассу. Управа, получая еженедѣльно изъ казначейства вѣдомости о поступленіи земскихъ сборовъ и видя пустыя графы поступленій, должна была бы еще два года тому назадъ обратить на это вниманіе…
— И было обращено! кричитъ Акуловъ.
— Знаемъ, какъ оно было обращено. Поболтать на земскомъ собраніи не значитъ еще «обратить вниманіе»! продолжаетъ Самининъ. — Еслибы управа серьёзно отнеслась къ своимъ обязанностямъ, еслибы она занялась дѣйствительно «всестороннимъ» разслѣдованіемъ причинъ наростанія земской недоимки этихъ двухъ лѣтъ, я увѣренъ, что недоимки этой давно бы не было. Очень можетъ быть, что управа прекрасно знаетъ эти причины и теперь, да не хочетъ подѣлиться съ нами своимъ знаніемъ! Куда же въ самомъ дѣлѣ дѣваются эти тридцать тысячъ ежегодно непроизводительно для земства гибнущихъ крестьянскихъ рублей? Вѣдь куда-нибудь да должны они идти! Живутъ крестьяне не лучше, чѣмъ прежде, значитъ на себя не тратятъ! Пропиваютъ ихъ что ли? И то нѣтъ, потому что пьютъ наши крестьяне не больше, чѣмъ прежде пили. Въ своемъ участкѣ я, по крайней мѣрѣ, особеннаго увеличенія пьянства не замѣтилъ. Члены управы отъ крестьянъ, владѣющіе чуть ли не всѣми кабаками и трактирами въ уѣздѣ, пусть поправятъ меня, если я ошибаюсь! Больше что ли вы продавали водки въ вашихъ заведеніяхъ за эти два года? Вы молчите! Такъ куда же дѣваются эти мужицкіе тридцать тысячъ рублей, которыхъ ежегодно недостаетъ въ земской кассѣ? спрашиваю я управу, чуть не кричитъ Самынинъ. — Если только цифры не лгутъ, то я докажу вамъ, какъ дважды-два четыре, куда идутъ эти «земскія» деньги. Прежде всего я невольно наталкиваюсь на такое совпаденіе обстоятельствъ: Квартастовъ вотъ уже два года состоитъ нашимъ исправникомъ. Два года, какъ земскія недоимки у насъ ростутъ и ростутъ. Нѣтъ ли тутъ какой-либо «зависимости»? И дѣйствительно. Недоимки стали рости послѣ прибытія къ намъ г. Квартастова. Если какая-нибудь «зависимость» здѣсь существуетъ, то г. Квартастовъ — причина, а недоимки — ея слѣдствіе. Не забудьте, что съ уничтоженіемъ мировыхъ посредниковъ, на уѣздныхъ исправниковъ возложена обязанность наблюдать за поступленіемъ съ крестьянъ податей и сборовъ, какъ государственныхъ, такъ и земскихъ, причемъ имъ предоставлена власть карать неисправныхъ сборщиковъ и принимать принудительныя мѣры. Вспомнимъ, какъ поступалъ въ этомъ случаѣ прежній исправникъ, г. Праотцевъ. Контроль надъ взносомъ податей производился имъ на мѣстѣ. Праотцовъ получалъ отъ земства тысячу рублей на разъѣзды и ежемѣсячно объѣзжалъ уѣздъ, вызывалъ въ волостныя правленія сельскихъ старостъ и тамъ просматривалъ ихъ разсчеты съ казначействомъ. Г. Квартастовъ пріѣхалъ къ намъ два года тому назадъ, и для того, чтобы облегчить себѣ этотъ трудъ, вскорѣ по вступленіи на должность, установилъ, чтобы всѣ волостные старшины, сборщики податей и сельскіе старосты являлись къ нему въ городъ разъ въ недѣлю. Назначены дни, сдѣлано росписаніе, когда кому съ книгами сборовъ, квитанціями казначейства и вѣдомостями недоимокъ являться… Въ нашемъ уѣздѣ тридцать двѣ волости и четыреста четырнадцать сельскихъ обществъ. Ежедневно являются къ г. Квартастову среднимъ числомъ по пяти старшинъ и шестидесяти девяти старостъ! Старшины здѣсь! Спросите у нихъ, правду ли я говорю! Отвѣчайте! Помните, что вы здѣсь гласные, а не подчиненные…
Старшины встаютъ и подтверждаютъ, что «все это — правда, только очень ужь для кресьянь затруднительно».
— Заболѣешь, такъ безпремѣнно рапортъ пиши, что и какъ, и почему въ свой срокъ явиться не могъ, не то — взыски! прибавляетъ густымъ басомъ старшина, одинъ изъ недоставившихъ въ управу донесенія о причинахъ земской недоимки.
— А старосты? спрашиваетъ у него Самынинъ, очевидно, съ цѣлію познакомить собраніе съ заведенными исправникомъ порядками.
— И старосты, если больны, тоже — рапортъ! Только у нихъ такъ ужь заведено, что либо женка, либо сынъ, либо братъ съ книгами къ господину исправнику, вмѣсто старосты, является, — свой чередъ наблюдаетъ.
— Да кто же старостѣ рапортъ, напишетъ, если онъ неграматный? задаетъ вопросъ одинъ изъ гласныхъ.
— Такъ ужь заведено, что прежде чѣмъ въ городъ ѣхать, старосты свечера въ волость сбираются. Ну, волостной писарь все имъ тамъ справитъ, книги просмотритъ, вѣдомости напишетъ, а кто боленъ, тому рапортъ. Тогда замѣсто старосты ужь кто-нибудь изъ родни при рапортѣ въ городъ ѣдетъ. Всякій свой день соблюдаетъ. На кругъ выходитъ по пяти волостей въ день. Волость волости не ровна! Четыре волости поменьше противъ двухъ большихъ отвѣчаютъ! Всякій свой день и блюдетъ!
— Какъ же это г. Квартастовъ успѣваетъ провѣрять книги и вѣдомости семидесяти человѣкъ ежедневно? любопытствуетъ одинъ изъ самынинцевъ.
— Оченно просто. Одинъ, можно сказать, мигъ! Сейчасъ въ вѣдомости значится, къ примѣру, сколько за моимъ обществомъ состоитъ недоимки, и былъ мнѣ приказъ на прошлой недѣлѣ оправдать ну, хоть тридцать, сорокъ рублей, сколько отъ господина исправника назначенія выйдетъ, ужь я и долженъ квитанцію въ рукахъ держать. Оправдалъ — хорошо! ступай домой! Не оправдалъ — высидишь сутки въ холодной… Дѣло — не дѣло, а чтобы кажную недѣлю являться! Явиться мы всѣ должны, кому въ какой день назначено, а провѣрка идетъ по выкличкѣ.
— А если кто не явится?
— Этого нельзя! Оченно ужь мужички скучаютъ, что кажную недѣлю въ городъ да въ городъ. И оченно для нихъ ужь эта ѣзда затруднительна! объясняетъ старшина-гласный. — Оттого и земскія недоимки пошли! Изъ нашей волости почти всѣ просили насъ постараться, заявить объ этомъ собранію. И изъ другихъ волостей тоже. Неизвѣстно, гдѣ мы и живемъ: не то въ городѣ, не то въ уѣздѣ… Кто ближній, тому еще легче, а дальные, которые изъ-за тридцати пяти, или сорока верстъ, такъ имъ три дня идетъ на дорогу. Такъ и живутъ: половину дома, половину въ дорогѣ, да въ городѣ. И къ тому же расходъ общества несутъ очень большой…
— Позвольте ужь мнѣ!.. перебиваетъ Самынинъ старшину и, обращаясь къ собранію, продолжаетъ: — Я требую, чтобъ заявленіе гласныхъ отъ крестьянъ было цѣликомъ занесено въ журналъ сегодняшняго засѣданія! Требую также, чтобъ и содержаніе моей рѣчи было, по возможности, полнѣе изложено въ этомъ же журналѣ. Надѣюсь, что г. секретарь собранія не затруднится исполнить мою просьбу. — Г. Квартастовъ учредилъ еженедѣльное путешествіе въ городъ волостного и сельскаго начальства. Во что обходится уѣзду это путешествіе, мы сейчасъ увидимъ. Старшины и старосты при своихъ разъѣздахъ по дѣламъ службы пользуются подводами отъ сельскихъ обывателей. Это еженедѣльное отбываніе подводной повинности натурою, въ особенности въ рабочую пору, показалось крестьянамъ столь убыточнымъ, что они, вскорѣ по учрежденіи этихъ обязательныхъ путешествій, перевели ее на денежную и волостные старшины на харчи и подводу себѣ и писарю стали получать: въ ближайшихъ къ городу волостяхъ по два рубля на поѣздку изъ мірскихъ суммъ, а въ отдаленныхъ по три; сельскіе старосты на харчи и подводу стали получать: въ ближайшихъ обществахъ по рублю на поѣздку а въ отдаленныхъ по два. Вотъ теперь и сочтите во что обходятся эти поѣздки старшинъ и старостъ уѣзду! Надо замѣтить, что сборщиковъ податей я въ счетъ не принимаю: ихъ въ нашемъ уѣздѣ не много заведено. Пятнадцать ближайшихъ къ городу волостей расходуютъ еженедѣльно на поѣздку старшинъ 30 руб., а семнадцать отдаленныхъ — 51 руб., итого 81 руб. въ недѣлю, а въ годъ 4,212 руб. По такому же расчету, сто девяносто пять ближайшихъ къ городу сельскихъ обществъ, и двѣсти девятнадцать остальныхъ еженедѣльно расходуютъ на явку своихъ старостъ къ г. Квартастову 633 руб., а въ годъ 32,916 р., что вмѣстѣ съ расходомъ волостныхъ старшинъ, составляетъ 37,128 руб. («Ого-го-го!»). Вотъ во сколько обходятся уѣзду эти еженедѣльныя поѣздки старостъ и старшинъ къ г. Квартастову! Мы удивляемся, что нашъ уѣздъ бѣднѣетъ, что такъ быстро возросла почти шестидесяти-тысячная недоимка за крестьянами въ какихъ-нибудь два года! Вотъ вамъ одна, по крайней мѣрѣ, изъ самыхъ существенныхъ причинъ ея возникновенія. Вотъ куда уходятъ крестьянскія денежки! Крестьяне обязаны платить нашему земству по сметѣ раскладки около тридцати двухъ тысячъ въ годъ. И что же! Оказывается, что для еженедѣльныхъ поѣздокъ своего сельскаго и волостного начальства они тратятъ, въ годъ гораздо больше, чѣмъ сколько съ нихъ земству причитается получить! Если управа, находясь въ городѣ, не знала объ этихъ еженедѣльныхъ поѣздкахъ старшинъ и старостъ сюда, въ городъ…
— Какъ не знала! Чего тутъ не знать! Ужь это почти два года ведется! замѣчаетъ гласный отъ города, Полубариновъ, всегда жившій въ Z--скѣ.
— Я говорю, что если управа не знала объ этихъ поѣздкахъ, продолжаетъ Самынинъ, давая значительнымъ повышеніемъ голоса понять, что ему непріятно, что его перебиваютъ: — то это значитъ, что она не въ состояніи выполнить всѣхъ лежащихъ на ней, какъ оберегательницѣ имущественныхъ интересовъ цѣлаго уѣзда, обязанностей! Если же она знала, а я глубоко убѣжденъ въ томъ, что она хорошо о нихъ знала, то я всецѣло возлагаю на управу отвѣтственность за бездѣйствіе власти, за то, что управа небрежнымъ отношеніемъ къ своимъ обязанностямъ способствовала къ накопленію земской недоимки и раззоренію крестьянъ, главныхъ земскихъ плательщиковъ. На этомъ основаніи я требую, во-первыхъ, преданія управы суду за бездѣйствіе власти. Вотъ это и будетъ изъявленіемъ ей нашей благодарности, о которой такъ поспѣшилъ позаботиться гласный отъ города Калпашниковъ…
Самынинъ на минуту пріостанавливается и обводитъ гласныхъ глазами, какъ бы любуясь эффектомъ своего предложенія. На гласныхъ и въ особенности на публику рѣчь его произвела огромное впечатлѣніе. — «Вотъ такъ битва!» — «И голова-жь!» слышится шепотомъ между обывателями.
Акуловъ ловко пользуется этимъ перерывомъ и заявляетъ:
— Г. Самынинъ, вѣроятно, забылъ, что земство — учрежденіе хозяйственное. Земству не предоставлено права вмѣшиваться въ дѣйствія исправника и вообще административныхъ властей.
— Даже и въ томъ случаѣ, если эти дѣйствія ежегодно причиняютъ уѣзду, а слѣдовательно, и земству до 40,000 руб. убытку? спрашиваетъ насмѣшливо Самынинъ. — Полноте, Миронъ Иванычъ!
— Возвращаю вамъ вашъ упрекъ обратно! Вы заявили намъ сегодня, что потому только не помогли управѣ въ ея изслѣдованіяхъ причинъ земской недоимки, что не хотѣли соваться туда, гдѣ васъ не спрашиваютъ. Управа же, при всемъ ея желаніи поправить положеніе уѣзда, насколько оно разстроено неправильными и убыточными для земства дѣйствіями г. Квартастова, не могла ничего сдѣлать, потому что не могла по закону вмѣшиваться въ его служебныя дѣла: управа — органъ исполнительный. Очень сожалѣю, что г. Самынинъ, прежде чѣмъ предлагать собранію предавать управу суду, не познакомился, съ «положеніемъ о земскихъ учрежденіяхъ»! Тогда бы онъ такого предложенія навѣрное не сдѣлалъ! Повторяю, что управа не можетъ вмѣшиваться въ дѣйствія исправника и указывать ему, какъ онъ долженъ поступать. Это значило бы прямо наткнуться на «не ваше дѣло!..» Странное, право, дѣло! Требовать преданія управы суду за такія дѣйствія, которыя вовсе не входятъ въ кругъ ея обязанностей!
Самынинъ нѣсколько смутился. Вѣроятно, онъ и въ самомъ дѣлѣ не заглянулъ въ земское положеніе и, соскочивши съ почвы фактовъ, сдѣлалъ крупный промахъ. Кажется, что онъ понялъ, что затѣянная имъ «компанія» противъ управы на этотъ разъ будетъ проиграна.
— Во всякомъ случаѣ управа, оберегая интересы земства должна была поднять вопросъ объ убыточныхъ для уѣзда дѣйствіяхъ исправника и жаловаться губернатору! пробуетъ возражать онъ Акулову, далеко уже не такимъ зычнымъ голосомъ и не прежнимъ тономъ человѣка, глубоко убѣжденнаго въ правотѣ защищаемаго имъ дѣла, какимъ онъ только-что громилъ управу. («Чуточку посдалъ!» — «Помягчѣлъ!» тотчасъ же замѣтили въ публикѣ). Что же дѣлала управа? Она молчала, потворствовала, смотрѣла сквозь пальцы, какъ тысячи крестьянскихъ рублей тратились здѣсь, въ городѣ, старостами и старшинами по трактирамъ и постоялымъ дворамъ! Допустите на минутку, что всѣ исправники поступаютъ такъ же, какъ нашъ! Сколько убытку причинятъ они крестьянамъ, русскому земству! Вѣдь тутъ милліонами пахнетъ, милліонами!….
— Поймите же вы, что управа ничего не могла сдѣлать! кричатъ ему изъ акуловской партіи.
— Должна была обратить вниманіе! Жаловаться должна! Къ губернатору писать! кричатъ молчавшіе до сихъ поръ самынинцы, выступая на подмогу своему лидеру.
— Да вѣдь нельзя же вмѣшиваться въ чужія дѣла! Она не могла вмѣшиваться! Не имѣетъ права! кричатъ акуловцы, вскакивая съ своихъ мѣстъ.
Обѣ партіи стараются перекричать одна другую. Въ собраніи поднимается страшный шумъ. Кричатъ всѣ, и въ общемъ гамѣ трудно что-нибудь разобрать, кромѣ «могла!» и «должна!» Слышенъ только густой басъ волостного старшины самынинскаго участка: «Мужички очень скучаютъ! расходы огроматные! очень затруднительно для кресьянь!»
Предводитель звонитъ и понемногу возстановляетъ относительное спокойствіе. Гласные, продолжая спорить вполголоса, разсаживаются по мѣстамъ уже не въ томъ порядкѣ, какъ сидѣли прежде, а какъ попало. Самынинъ кажется очень взволнованнымъ.
— Вы кончили? спрашиваетъ у него предсѣдатель.
— Нѣтъ еще! Я буду продолжать, отвѣчаетъ тотъ и, вставая, доканчиваетъ свою рѣчь. Мало-по-малу, онъ приходитъ въ себя и голосъ его снова громко звучатъ по полной вниманія залѣ. — Господа! Вы не забудьте, что мы, земство, платимъ Квартастову для разъѣздовъ по уѣзду, по дѣламъ службы, 1,000 р. въ годъ. Крестьяне, часть земства и, притомъ большая, крупная его часть, тоже участвуетъ въ этомъ платежѣ. За что же мы, земство, спрашиваю я васъ, платимъ господину Квартастову 1,000 р.? За то, что онъ сидитъ дома? Вѣдь это не секретъ, что онъ лошадей не держитъ и я не запомню, чтобы онъ когда-нибудь былъ въ нашей мѣстности. Въ уѣздъ онъ не ѣздитъ. Да и къ чему это ему дѣлать, если онъ такъ хорошо устроился у себя дома, въ городѣ, сберегая выдаваемую ему отъ земства тысячу рублей цѣликомъ въ своемъ карманѣ. Я говорю: крестьяне, какъ часть земства, участвуютъ въ расходѣ на разъѣзды г. исправника по уѣзду. И что же оказывается? Для того, чтобы эта тысяча осталась въ карманѣ у г. Квартастова, тѣ же крестьяне платятъ своему сельскому и волостному начальству почти сорокъ тысячъ рублей на еженедѣльные разъѣзды къ сиднемъ-сидящему въ городѣ г. Квартастову. Если г. Квартастовъ предпочитаетъ сидѣть на мѣстѣ, то не зачѣмъ выдавать ему 1,000 руб. на разъѣзды! Горше всего то, что эти 40,000 рублей ежегодно тратились и тратятся для уѣзда и земства совершенно непроизводительно. Поэтому я предлагаю: въ виду того, что у исправника лошадей нѣтъ и самъ онъ въ уѣздъ по дѣламъ службы не ѣздитъ, отказать ему въ выдачѣ тысячи рублей на разъѣзды…
— Нельзя-съ! перебиваетъ его Акуловъ. — Отказаться отъ обязательныхъ расходовъ намъ нельзя! Мы не имѣемъ права требовать отъ Квартастова отчета, куда онъ дѣваетъ выдаваемую ему земствомъ тысячу рублей. Это — законъ. Къ тому же я долженъ доложить собранію, что г. Квартастовъ прислалъ надняхъ въ управу бумагу, въ которой требуетъ, чтобы земство прибавило ему на разъѣзды еще двѣсти рублей, но управа постѣснилась представить докладъ объ этомъ на благоусмотрѣніе собранія, въ виду печальнаго положенія зезиской кассы!
— Какъ! Онъ требуетъ прибавки!.. Ну, послушайте, господа! Вѣдь это больше, чѣмъ дерзко! Получать тысячу рублей въ годъ разъѣздныхъ, никуда не ѣздить, не имѣть лошадей, причинять земству своимъ сидѣньемъ дома сорока-тысячный убытокъ, накопить земству въ два года шестьдесятъ тысячъ недоимки и въ тоже время просить прибавки! Всему есть свои границы, а здѣсь, кромѣ безграничной наглости, я ничего не вижу!.. Объясните собранію, чѣмъ, по крайней мѣрѣ, мотивировано его требованіе?
— Можно прочитать его подлинную бумагу, предлагаетъ Акуловъ и добавляетъ: — онъ пишетъ, что сѣно, по случаю неурожая, очень вздрожало, такъ…
— Что-жь, онъ самъ что ли будетъ его ѣсть? спрашиваетъ Самынинъ при громкомъ хохотѣ гласныхъ и публики. — Вѣдь у него лошадей нѣтъ и въ уѣздъ онъ не ѣздитъ!
— Это ужь не наше дѣло! возражаетъ Акуловъ. — Въ положеніи о земскихъ учрежденіяхъ…
— Какъ это такъ: «не наше дѣло!» горячится Самынинъ. — Не понимаю! Мы платимъ ему на разъѣзды, а онъ нетолько нашей недоимки не собираетъ, но даже причиняетъ уѣзду убытки… Я его двухъ разъ въ уѣздѣ не видалъ… Получаетъ 1,000 руб. разъѣздныхъ и никуда не ѣздитъ…
— Опять-таки повторяю, что это не наше дѣло! стоитъ на своемъ Акуловъ. — Хоть пѣшкомъ ходи!
— Да вѣдь и этого нѣтъ! Очевидная несообразность: платить 1,000 рублей разъѣздныхъ человѣку, сиднемъ-сидящему на мѣстѣ. Мнѣ кажется страннымъ одно обстоятельство: отчего управа, имѣя всегда передъ собою, пустой денежный ящикъ, никогда, однако, не отказывала Квартастову въ выдачѣ разъѣздныхъ! Я думаю, онъ всегда первымъ пріѣзжалъ каждый мѣсяцъ за получкой, раньше слѣдователей и становыхъ! А вѣдь отговорка-то какая была законная! «Благодаря, дескать, такимъ-то и такимъ-то вашимъ распоряженіямъ, земство сидитъ безъ денегъ!» Однимъ словомъ, управа должна была дать совѣтъ исправнику исправиться… Постараемся же исправить все это теперь же! Квартастовъ проситъ 200 рублей прибавки! Нельзя ли дать ему 200 рублей, только не прибавки, а всего-на-всего на разъѣзды, а тысячу-то приберечь для земства. У насъ будетъ восемьсотъ рублей экономіи!
— Сбавлять нельзя! возражаетъ Акуловъ. — Переводъ натуральной повинности на денежную дѣлается съ обоюднаго согласія заинтересованныхъ лицъ. Прочти ст. 1917 Положенія о земскихъ учрежденіяхъ.
— Въ такомъ случаѣ я предлагаю собранію отказать Квартастову вовсе въ выдачѣ разъѣздныхъ на руки и исполнять эту повинность натурою. Собраніе поручитъ управѣ сдать съ торговъ подрядъ на содержаніе стоичныхъ лошадей для исправника! Это избавитъ его отъ заботъ о сѣнѣ, а такъ какъ всѣ знаютъ, что онъ ѣздить не любитъ, то, вѣроятно, съ насъ не дорого и возьмутъ, и мы все-таки будемъ имѣть экономію… Затѣмъ, господа, я предлагаю еще одну, надѣюсь, уже вполнѣ законную мѣру: занести въ журналъ собранія всѣ наши пренія и о дѣйствіяхъ исправника, столь убыточныхъ для уѣзда и земства, представить отъ имени собранія на усмотрѣніе губернатора.
Самынинъ кончилъ и сѣлъ.
Рѣчь его, несмотря на возраженія Акулова, имѣла огромный успѣхъ. Съ фактической стороны она была безукоризненна и не вызывала опроверженій. Впечатлѣніе ея было настолько велико, что когда онъ усѣлся на свое кресло, нѣсколько минутъ въ залѣ стояла полная тишина. Ее прервалъ гласный отъ города Полубариновъ.
— Ишь вѣдь деньжищъ-то сколько! громкимъ шопотомъ проговорилъ онъ. — Тыщу рублей!.. И куда ему?
— Копитъ! отвѣтилъ вполголоса Самынинъ и засмѣялся.
— Да на что ему, одинокому человѣку, копить-то! Кабы семья была!
— А рояль-то купилъ, какъ мѣсто получалъ! Развѣ не знаете? Израсходовался, а теперь и наверстываетъ!
Всѣ засмѣялись. Многіе изъ гласныхъ встали. Всталъ и предводитель, сказавши, что «не мѣшаетъ маленькую передышечку сдѣлать, господа!» — Гласные разбились на группы. Между ними и въ публикѣ только и разговору, что о Квартастовѣ. Исторія о покупкѣ рояля передавалась на разные лады. О Квартастовѣ. разсказывали массу анекдотовъ. Будучи человѣкомъ весьма ограниченныхъ способностей и получивши образованіе не дальше третьяго класса уѣзднаго училища, онъ, какъ это часто можно встрѣтить у ограниченныхъ людей, имѣлъ о себѣ чрезвычайно высокое мнѣніе. Разъ уѣхалъ онъ въ Москву на три дня въ отпускъ. Въ его отсутствіе въ уѣздѣ выпалъ градъ и выбилъ десятинъ пятьдесятъ крестьянскаго посѣва. Когда становой приставъ, въ участкѣ котсраго это случилось, доложилъ ему о «несчастіи», онъ вышелъ изъ себя и распекъ станового на всѣ корки: «На три дня нельзя куда-нибудь отлучиться изъ уѣзда, чтобы у васъ не обошлось безъ проказъ!»
По возобновленіи засѣданія, предводитель предложилъ собранію, что такъ какъ на собраніи затронуто много весьма важныхъ вопросовъ, то не лучше ли будетъ, во избѣжаніе скороспѣлыхъ рѣшеній, отложить засѣданіе до завтра, передавши всѣ эти вопросы на разсмотрѣніе редакціонной комиссіи, которой и поручить изготовить къ завтрашнему дню обстоятельный докладъ.
На томъ и порѣшили. Самынинъ предложилъ пополнить составъ редакціонной комиссіи двумя старшинами изъ его участка, какъ гласными отъ крестьянъ, близко знакомыми съ положеніемъ уѣзда и могущими поэтому оказать помощь комиссіи въ ея занятіяхъ. Ему не возражали. Акуловъ, «для равновѣсія мнѣній», предложилъ и изъ своей партіи двухъ. Согласились и на это. «Чѣмъ больше, тѣмъ лучше!»
На слѣдующій день публики набралось въ собраніе еще больше, чѣмъ наканунѣ. По городу прошелъ слухъ, что «земскую управу будутъ за недоимки судить; что и исправнику за его мытарства тоже что-нибудь будетъ, потому что вчера очень ужь насѣлъ на него гласный мировой Самынинъ; что вчера судили-судили, да ни на чемъ не кончили: поздно стало!»
Засѣданіе не открывалось долго. Гласные «не всѣ въ сборѣ». Самынинцы были въ большой ажитаціи. Оказалось, что волостные старшины, гласные отъ крестьянъ, примкнувшіе къ ихъ партіи, были еще «вчера свечера вытребованы къ исправнику „по дѣламъ службы“ и ночью уѣхали въ свои волости» — Обоихъ старшинъ, не доставившихъ въ управу донесеній о причинахъ недоимки, исправникъ за какую-то провинность по службѣ засадилъ подъ арестъ, одного на сутки, а басистаго, твердившаго вчера, что «у крестьянъ расходы огроматные» — на три дня. — "Никто изъ нихъ поэтому не могъ быть на вечернихъ засѣданіяхъ редакціонной комиссіи. Партія самынинцевъ была теперь въ меньшинствѣ. — «Самъ Самынинъ — разсказывали въ публикѣ — поѣхалъ къ Квартастову просить, чтобы тотъ выпустилъ арестованныхъ, хоть на время собраніи; отсидѣть они успѣютъ и послѣ». — «Едва ли, впрочемъ, Квартастовъ согласится. Очень онъ ужь золъ на Самынина: все узналъ, что тотъ вчера про него на собраніи набрехалъ и сильно разгнѣвался. Вчера здѣсь, въ публикѣ, Санчковъ сидѣлъ — замѣтили? Вотъ что недавно къ намъ въ городъ пріѣхалъ, да все по трактирамъ, да кабакамъ шляется, прошенія мужикамъ пишетъ, лечитъ ихъ какими-то пластырями изъ купоросу, чаи и водочку съ ними распиваетъ. Вѣдь онъ при исправникѣ въ шпіонахъ состоитъ! Каждое утро съ докладомъ!»
Наконецъ, явился Самынинъ съ басистымъ старшиною. Послѣдній былъ безъ знака.
— Ну, что? Какъ? А другой? пристали къ Саыынину съ вопросами гласные его партіи.
— Одного вотъ выручилъ! съ досадой отвѣчалъ тотъ. — На честное слово выпустилъ, чтобы сейчасъ, какъ кончится собраніе, опять досиживать. И смѣшно, и безобразно глупо! Чистая торговля у насъ была. Сперва говоритъ: «Совершенно не могу!» Указываю ему, что вѣдь все это кладетъ неблаговидную тѣнь на его дѣйствія. Ему все равно. «Служба-съ! Я, говоритъ, пользуюсь своими правами и не вмѣшиваюсь въ ваши земскія дѣла, п: рошу и въ мои не вмѣшиваться!» Каковъ? А? Я говорю: «Да поймите же вы, что у насъ созвано чрезвычайное собраніе по такому важному вопросу и вдругъ оно не состоится именно потому, что вы нарочно взяли да четверыхъ старшинъ въ уѣздъ „по дѣламъ службы“ угнали, а двухъ подъ арестъ посадили! Развѣ это не вмѣшательство! Это, говорю, нетолько вмѣшательство, а полная помѣха! Вѣдь гласные-то многіе разъѣхались: боятся, какъ бы половодье ихъ въ городѣ не захватило». Подумалъ, подумалъ. «Кажется, говоритъ, что еще никто не уѣхалъ, мнѣ бы сказали! А сколькихъ, говоритъ, у васъ не хватаетъ?» — Двухъ, говорю, до законнаго числа и не хватаетъ. — «Ну, говоритъ, одного я вамъ отпущу, который на сутки посаженъ!» — Какъ, говорю, одного, когда намъ двухъ надо! — «А двухъ сразу отпустить не могу! Берите любого!» Ну, я вотъ этого и взялъ. Прощаюсь, а онъ съ нравоученіемъ ко мнѣ: «Что это вы, говоритъ, агитацію производите, возбуждаете народъ противъ законныхъ властей, рѣчи возмутительныя произносите!» — По какому, спрашиваю, поводу вы это мнѣ говорите? — «А что-жь, говоритъ, вы вчера въ земскомъ собраніи дѣлали, а?» — Это, спрашиваю, вы насчетъ моего заявленія о причинѣ недоимки и убыткахъ, которые вы причиняете уѣзду и земству, такъ вѣдь прошу не забыть, что я земскій гласный и тоже принималъ присягу? — «Это-то я, говоритъ, хорошо знаю, что вы — гласный, только забываете, что на властей роптать не слѣдуетъ, а повиноваться и покоряться имъ надлежитъ! Неужли вы, говоритъ, заставите меня къ моимъ подчиненнымъ, волостнымъ старшинамъ и сельскимъ старостамъ, разъѣзжать! Какое же могутъ они имѣть уваженіе къ власти, если я къ нимъ стану являться, а не они ко мнѣ! Удивляюсь, говоритъ, что предсѣдатель васъ не остановилъ, или хотя бы публику-то изъ собранія удалилъ! А то публично и такія рѣчи!..» Каковъ? А? Я ему и говорю: "А какже, говорю, сенаторы то, не чета вамъ, ѣздятъ на ревизію губерній и управъ, нисколько не профанируя власти, а напротивъ того, всюду водворяя законъ и справедливость!.. — «То, говоритъ, сенаторы: пріѣдутъ, да уѣдутъ: и все тутъ. А тутъ постоянная ѣзда-съ! Вѣчная ѣзда-съ!» — Конечно, говорю, на мѣстѣ сидѣть и разъѣздныя получать много спокойнѣе!.. На томъ и разстались. Иди же, братецъ, роспишись, что явился! обратился онъ къ старшинѣ и прибавилъ: — Ничего, что арестантъ! ничего! Терпи казакъ, атаманомъ будешь! Старайся только вотъ на этихъ выборахъ въ гласные опять проскочить, а тамъ уже мы тебѣ мѣстечко найдемъ! Господа! я первый буду его рекомендовать на мѣсто тѣхъ двухъ безгласныхъ членовъ управы, которые у насъ теперь… Этотъ, по крайней мѣрѣ, дѣло понимаетъ, а тѣ вѣдь чисто — акуловская мебель…
— А я ужь думаю, что лучше отъ своей должности отказаться! отвѣчалъ старшина, улыбаясь: — очень ужь много надъ нашимъ братомъ начальства посажено, не знаешь, кого и слушать! Окромя всего прочаго, слѣдователей тамъ, становыхъ, господъ мировыхъ судей, земская управа — разъ, исправникъ — два! Если они въ согласіи — такъ еще жить можно, а какъ вотъ, напримѣръ, распря пойдетъ, такъ ужь тутъ, знай, только поворачивайся! Одному угодишь — другой обижается: взыски! Этому угодишь — тотъ претензію имѣетъ: опять взыски! Богъ съ ней совсѣмъ и со службой-то.
По открытіи собранія, секретарь прочелъ журналъ вчерашняго засѣданія, довольно вѣрно излагавшій всѣ дебаты вчерашняго дня, за исключеніемъ того мѣста, гдѣ дѣло касалось вопроса о преданіи управы суду. Вчера, какъ извѣстно, въ собраніи не состоялось по этому вопросу никакого постановленія. Въ журналѣ же было сказано, что «предсѣдатель управы, отвѣчая на предложеніе гласнаго Самынина о преданіи управы суду за бездѣйствіе власти, далъ собранію подробное объясненіе, въ которомъ, ссылаясь на 1823 ст. положенія о земскихъ учрежденіяхъ, доказывалъ, что управа, какъ исполнительный только органъ земства, не могла вмѣшиваться въ дѣла, подлежащія кругу дѣйствій правительственныхъ мѣстъ и лицъ, и что жалоба губернскому начальству на неправильныя дѣйствія Z--скаго исправника Квартастова, причинившія уѣзду и земству убытки и способствовавшія накопленію земской недоимки за крестьянами, можетъ быть принесена отъ имени собранія. Собраніе, принявъ эти объясненія г. Акулова во вниманіе, перешло къ очереднымъ дѣламъ».
Самынинъ возражалъ, но уже не настаивалъ на преданіи управы суду. За отсутствіемъ волостныхъ старшинъ, его партія была въ очевидномъ меньшинствѣ и требовать закрытой баллотировки этого вопроса значило идти на вѣрный провалъ. Самынинъ огранился тѣмъ, что потребовалъ, чтобы въ журналъ засѣданія было внесено его особое мнѣніе о томъ, что такъ какъ по 1818 ст. положенія о земскихъ учрежденіяхъ земству предоставлено право доставлять высшему правительству свѣдѣнія и заключенія по предметамъ, касающимся мѣстныхъ хозяйственныхъ пользъ и нуждъ, а также и ходатайство по симъ предметамъ, то нетолько собраніе, но и управа, которая, по мнѣнію Самынина, есть ни что иное, какъ постоянный комитетъ собранія, имѣетъ полное право доводить до свѣдѣнія высшаго начальства объ убыточныхъ для уѣзда распоряженіяхъ мѣстныхъ административныхъ властей, что вовсе не составляетъ вмѣшательства въ административныя сферы. Возникъ споръ о томъ, какъ понимать обязанности земской управы. Поспорили и пришли къ тому заключенію, что «во всякомъ случаѣ мнѣніе и ходатайство земскаго собранія всегда будетъ имѣть больше вѣса, чѣмъ мнѣніе и ходатайство управы».
Докладъ ревизіонной комиссіи былъ кратокъ, но выразителенъ. Комиссія доводила до свѣдѣнія собранія, что "денежныя книги управы ведены правильно, расходныя статьи имѣютъ оправдательные документы и никакихъ упущеній или неправильностей не замѣчено. На лицо въ денежномъ ящикѣ управы состоитъ уѣздныхъ суммъ 98 р. 76 к. с., а въ недоимкѣ за крестьянами числится 87,211 р. 42 к. с. — и только.
— Ва-ажно! замѣтилъ Полубариновъ. — Приходъ съ расходомъ вѣренъ, а въ остаткѣ нѣтъ ничего!
И разсмѣшилъ публику.
Докладъ редакціонной комиссіи занялъ болѣе времени и былъ предметомъ большихъ преній. Комиссія предлагала собранію всю недоимку прежнихъ лѣтъ, въ количествѣ 29,845 р. 35 к., со счетовъ сложить и принять всѣ зависящія отъ земствъ законныя мѣры ко взысканію недоимки двухъ послѣднихъ лѣтъ. И въ этомъ докладѣ о преданіи управы суду не говорилось ни слова. Комиссія выражала только "глубочайшее сожалѣніе, что управа своевременно не обратила вниманія на причины внезапнаго накопленія земскихъ недоимокъ за крестьянами и слишкомъ поверхностно отнеслась къ порученію собранія. Комиссія дѣлала управѣ легкій выговоръ, не вызвавшій, однако, за собою выхода ея въ отставку. Комиссія безусловно соглашалась съ мнѣніемъ члена ея, гласнаго Самынина, заявившаго, что на дѣйствія Z--скаго исправника Квартастова, причинившаго земству и уѣзду столько убытковъ и послужившія одною изъ главныхъ причинъ накопленія за крестьянами земской недоимки, должна быть принесена отъ имени собранія жалоба г. начальнику губерніи. Кромѣ того, по мнѣнію гласнаго Самынина, г. Квартастовъ долженъ отвѣтствовать предъ своимъ начальствомъ еще и за завѣдомо несогласныя съ обстоятельствами дѣла донесенія оному о причинахъ накопленія за крестьянами Z--скаго уѣзда въ означенный періодъ времени столь незначительной недоимки, ибо г. Квартастову болѣе, чѣмъ кому либо другому изъ словесныхъ объясненій волостныхъ старшинъ и сельскихъ старостъ извѣстно было, что главною причиною обѣднѣнія крестьянъ были значительные расходы на установленныя исправникомъ еженедѣльныя явки къ нему въ городъ всѣхъ старшинъ и старостъ уѣзда. По полученіи отъ волостныхъ старшинъ такихъ заявленій, г. Квартастовъ нетолько не сократилъ число явокъ, но даже, подъ угрозою административныхъ взысканій, воспретилъ волостнымъ старшинамъ упоминать объ этихъ явкахъ, какъ о причинахъ накопленія недоимокъ за крестьянами, въ затребованныхъ земскою управою отъ волостныхъ правленій донесеніяхъ, употребивъ при этомъ всю тяжесть административнаго гнета на то, чтобы волостныя правленія излагали въ своихъ донесеніяхъ такія свѣдѣнія, которыя не соотвѣтствовали бы истинному положенію дѣлъ, а совпадали съ тѣми объясненіями, которыя по означенному предмету давалъ онъ своему начальству. Такія дѣянія г. Квартаетова имѣютъ всѣ характерные признаки подлога по службѣ.
Долго спорили гласные: «не рѣзко ли все это будетъ», а гласный отъ города Калпашниковъ, такъ-таки прямо и заявилъ, что онъ «лучше уйдетъ изъ собранія, чѣмъ будетъ баллотировать этотъ вопросъ, потому что собраніе очень круто загибать стало! не вышло бы чего худаго! съ исправникомъ шутки плохія!»
Собраніе находилось въ нерѣшимости принять, или отвергнуть эту часть доклада редакціонной комиссіи.
— У насъ въ собраніи есть одинъ гласный — арестантъ! Онъ хорошо знакомъ съ этимъ дѣломъ и желаетъ что-то сказать. Выслушаемъ его, господа! предлагаетъ Самынинъ, указывая на «своего» старшину. — Правильно все это изложено въ докладѣ?
— Дозвольте слово сказать! проситъ тотъ, вставая. — Все совершенная даже правда! Мы еще прежде, когда первый годъ исправниковой службы и нашей ѣзды кончился, а у насъ волостной сходъ подошелъ, стали на сходѣ считать, да и видимъ, что никакъ эта ѣзда въ тысячу рублей волости вскочила! А тутъ выборные всѣ въ одинъ голосъ: мужички очень скучаютъ, что расходу много! И чего, молъ, ты каждую недѣлю въ городъ ѣздишь, чего ты тамъ не видалъ! Не хотятъ платить! Пѣшкомъ что ли ходить?.. Слышали и въ другой волости тоже самое. И у всѣхъ тоже! Тутъ въ земство нечего платить, потому господинъ исправникъ говоритъ: первымъ долгомъ ты мнѣ казенныя очисти, а земскія послѣ! Ну, на земскія-то и не хватаетъ, потому ѣзда эта одолѣла! Вотъ мы, старшины, и говорили промежду себя, что нужно будетъ просить у господина исправника милости. Являемся къ нему: такъ и такъ, говоримъ, пришли милости просить. Мужички очень обижаются, что расходы большіе, думаютъ, что мы это для себя зря въ городъ каждую недѣлю ѣздимъ! — «Дураки они!..» Нельзя ли, просимъ сколько-нибудь льготы! Хотя на половинку бы!.. А онъ и пошелъ и пошелъ! И такіе то вы, и сякіе-то вы! И бунтовщики то вы! «Чтобъ ко мнѣ съ такими дѣлами не являться!» А тутъ вскорѣ отъ управы пошли запросы, отъ чего, да отъ чего такія недоимки за крестьянами? Мы думаемъ: вотъ отъ чего. А онъ намъ сейчасъ черезъ урядниковъ приказъ, чтобъ прежде чѣмъ писать — къ нему явиться. Когда мы явились — другой приказъ: на счетъ ѣзды ничего, чтобы не писать, про все другое можно, а про ѣзду нельзя. «Пишите, говорить, что фабрики прикрыты, народу много дома осталось, работъ нѣтъ и бѣдность большая! Я да еще вотъ двое товарищей опять къ нему: такъ и такъ, нельзя ли сколько-нибудь милости; по нашему разсчету весь земскій капиталъ въ эту недоимку уходитъ; сколько управа не дойметъ, столько у насъ по волости въ расходѣ. — А, говоритъ, вы меня учить пришли! Засадилъ насъ на трое сутокъ подъ арестъ. А остальные и идти забоялись и написали, какъ ему было угодно. А я вотъ уже по наукѣ Ивана Валерьяныча — указалъ онъ на Самынина — подумалъ, подумалъ, да и не написалъ ничего. Чѣмъ неправду писать, лучше ничего не писать! Все душѣ легче!»
Послѣ этой «рѣчи», собраніе принимаетъ докладъ редакціонной комиссіи по этому вопросу безъ измѣненій. Докладъ о ходатайствѣ объ увеличеніи сбавки выкупныхъ тоже прошелъ единогласно.
— Ничего вы съ нимъ не сдѣлаете! заявляетъ одинъ изъ акуловцевъ, крупный землевладѣлецъ, часто бывавшій въ губернскомъ городѣ. — Квартастовъ на хорошемъ счету у губернатора, и никакія ваши жалобы не подѣйствуютъ. Мнѣ вѣдь это все равно! Подавайте или не подавайте! Только едва ли. Съѣздитъ въ Губернскъ, заѣдетъ къ правителю дѣлъ, настроитъ свою рояль — и вся недолга!
— Будь, что будетъ! отвѣтилъ ему Самынинъ.
Касательно «займа у частныхъ лицъ денегъ для удовлетворенія текущихъ потребностей земства», собраніе поручало управѣ войти въ соглашеніе съ извѣстными ей лицами и занять 10,000 р. на два года за умѣренные по возможности проценты.
Въ разъѣздныхъ исправнику отказано. Земская управа заведетъ для него «стоичныхъ».
Губернское начальство оставило жалобу земства безъ отвѣта, несмотря на то, что всѣ журналы чрезвычайнаго собранія были пропущены «безъ протеста», слѣдовательно, возымѣли силу.
Въ настоящее время обѣ партіи ведутъ избирательную борьбу и, кажется, что акуловцы опятъ «побѣдятъ».
Волостные старшины и сельскіе старосты исправно отбываютъ свои еженедѣльные визиты въ городъ. Говорятъ, что конфиденціально Квартастову предписано сократить число «явокъ» хотя бы на половину, однако, это предписаніе не приводится имъ въ исполненіе.
Земская касса все еще пуста.
1883 г.