Вильямъ Г. Гильдеръ
правитьГибель экспедиціи Жаннетты
править
1. Жертва льда
2. Тернистый путь
3. Отъѣздъ спасательной экспедиціи
4. Бурное плаваніе
5. Вверхъ по Берингову морю
6. Нигдѣ ни слѣда «Жаннетты»
7. Охота на бѣлаго медвѣдя
8. Ужасы плавучихъ льдовъ
9. Въ полярную снѣжную бурю
10. Въ гостяхъ у чукчей
11. Гибель нашего корабля
12. Трагедія лейтенанта Пэтнема
13. Ненадежные помощники
14. Чукотское меню
15. Игрушка бури
16. Гостепріимство въ восточной Сибири
17. Печальныя вѣсти о «Жаннеттѣ»
18. «На курьерскихъ» — въ дельту Лены
19. Потрясающее повѣствованіе
20. Какъ Мельвиль нашелъ погибшихъ
21. Разсказъ Ниндерманна и Нороса
22. Черезъ якутскія владѣнія
23. Сибирскія горе-дороги
24. Среди плутовъ и мошенниковъ
25. Во власти водяной стихіи
26. По дорогѣ на родину
27. Заключеніе
Восьмого іюля 1879 г. изъ гавани С. Франциско ушелъ въ море гордый трехмачтовый парусникъ «Жаннетта», располагавшій и паровой машиной. Онъ уносилъ съ собой въ неизвѣданныя страны вѣчныхъ льдовъ смѣлыхъ изслѣдователей сѣвернаго полюса. Газетный король Нью-Іорка, Гордонъ Беннетъ, снарядилъ «Жаннетту» для этой экспедиціи — тотъ самый Гордонъ Беннетъ, который послалъ въ 1874 году Генри Стэнли вглубь Африки, на поиски пропавшаго Ливингстона. Какъ самое судно «Жаннетта», такъ и глава экспедиціи — лейтенантъ американскаго флота Де Лонгъ — были испытаны въ трудностяхъ путешествія къ сѣверному полюсу.
Де Лонгъ имѣлъ подъ своимъ начальствомъ трехъ офицеровъ и судовую команду изъ двадцати шести человѣкъ; среди нихъ было два китайца-повара и два эскимоса, надсмотрщика за упряжными собаками. Кромѣ того экспедицію сопровождали: одинъ врачъ, одинъ ученый и одинъ корреспондентъ, откомандированный газетой Гордонъ Беннета — «Нью-Іоркъ Геральдъ». Весь экипажъ «Жаннетты» состоялъ изъ тридцати трехъ человѣкъ. Задачей Де Лонга было достиженіе Сѣвернаго полюса. Исходя изъ предположенія, что одно изъ морскихъ теченій Берингова пролива имѣетъ направленіе на сѣверъ, Де Лонгъ рѣшилъ использовать этотъ путь для своей цѣли. Сверхъ того Де Лонгу было поручено найти слѣды экспедиціи Норденшельда, уѣхавшаго изъ Швеціи въ 1878 г. съ цѣлью отыскать сѣверо-восточный морской путь и изслѣдовать сѣверные берега Стараго Свѣта.
Путь держали вверхъ по Берингову проливу, мимо открытаго Де Лонгомъ-же въ 1867 г., острова «Врангелева Земля». Черезъ два мѣсяца послѣ отплытія изъ С. Франциско, «Жаннетта» уже попала въ полную опасностей ледяную пустыню Полярнаго пояса, а въ ноябрѣ она была окончательно затерта льдами. Cо всѣхъ сторонъ осаждали ее высоко нагроможденныя горы плавучаго льда; то быстро, то медленно гналъ ледъ безпомощный корабль на сѣверо-западъ; много разъ грозила «Жаннеттѣ» опасность быть раздавленной неистово движущимися, разбивающимися и вновь смерзающимися льдинами. Сильный напоръ льда заставилъ корабль дать значительный кренъ. Страхъ за судьбу «Жаннетты» повліялъ на бодрое и увѣренное настроеніе экипажа: закрадывалось жуткое сомнѣніе въ успѣхѣ экспедиціи, парализующее силу воли. Ни одинъ день не проходилъ безъ научныхъ наблюденій, но самое движеніе корабля было уже внѣ рукъ и разума человѣческихъ: могучія льдины гнали корабль все дальше на сѣверо-западъ, въ жуткую неизвѣстность. Подобно хищному звѣрю, бросались ледяныя громады на судно, угрожая затащить свою жертву въ полярныя дебри.
Два года продолжалось такое вынужденное плаваніе, когда, наконецъ, 17-го мая 1881 г., впервые послѣ отплытія отъ «Врангелевой Земли», путешественники увидѣли землю. Это былъ маленькій, скалистый островокъ, который они назвали «Островомъ Жаннетты». Ненадежное состояніе льда не позволяло и думать о высадкѣ на берегъ.
24-го мая былъ замѣченъ второй островъ. Послѣ многодневнаго утомительнаго перехода по движущемуся льду, отрядъ изъ пяти человѣкъ достигъ берега. Мужественные моряки подняли на немъ американскій флагъ, вступили во владѣніе островомъ отъ имени Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ и назвали его «Островомъ Генріетты». Островъ этотъ, удлиненной формы, гористый, повидимому вулканическаго происхожденія, находится подъ покровомъ вѣчнаго льда и лежитъ приблизительно на 77® сѣверн. шир. и 157® восточн. долготы, въ семистахъ километрахъ отъ Сибирскаго материка.
6-го іюня отрядъ вернулся на корабль, которому грозила большая опасность: ледяное поле находилось въ быстромъ движеніи; гигантскія, хаотически-наваленныя глыбы льда вздымались со всѣхъ сторонъ. Въ ночь на 10-е іюня сильные толчки такъ встряхивали корабль, что его подняло на нѣсколько дюймовъ. Ничто не могло вырвать «Жаннетту» изъ когтей бѣлой смерти.
Капитанъ Де Лонгъ описываетъ гибель корабля въ своемъ дневникѣ, который онъ велъ до послѣдней минуты своей жизни:
«Въ воскресенье утромъ, 12-го іюня 1881 г. свершилась злосчастная судьба „Жаннетты“. Наканунѣ, въ четыре часа пополудни, ледъ съ такой силой продвинулся на бакбортъ (лѣвый бортъ), что судно легло подъ угломъ въ 16® на штирбортъ. Въ шпангоутахъ корабля трещало и хрустѣло до жуткости; палуба праваго борта провалилась, а въ другихъ мѣстахъ швы дали трещины шириной въ палецъ. Надо было опасаться серьезныхъ поврежденій корабля.
Я немедленно отдалъ приказъ спустить съ праваго борта шлюпки и водворить ихъ въ безопасномъ мѣстѣ на льду. Мой приказъ былъ выполненъ очень спокойно и безъ всякаго замѣшательства. Ледъ, все выше нагромождавшійся на бакбортѣ, ударялъ и по кормѣ съ гигантской силой. Носъ корабля высоко поднялся, корма опустилась очень низко и сильно врѣзалась въ ледъ. „Жаннетта“ стала игрушкой въ лапахъ полярнаго льда.
Мельвиль, инженеръ „Жаннетты“, вдругъ замѣтилъ въ машинномъ отдѣленіи, позади котловъ и машинъ, широкую щель. Корма была такъ крѣпко защемлена, что подъ сильнымъ давленіемъ льда разламывались толстыя доски. Да и правый бортъ былъ, повидимому, сильно поврежденъ, такъ какъ въ угольныхъ ямахъ вода прибывала съ угрожающей быстротой.
Я приказалъ вынести изъ палубной кладовой на ледъ половину запаса хлѣба и пеммикана (смѣсь жира и мясного порошка) и водворить продовольствіе, а также собакъ и сани, въ надежное мѣсто.
Около половины пятаго напоръ льда вдругъ ослабѣлъ. У насъ блеснула надежда, что ледъ не нанесетъ судну дальнѣйшихъ поврежденій. Вѣдь и безъ того корабль накренился подъ угломъ въ 22® и поднялся на полтора метра вверхъ.
Въ 5 часовъ пополудни напоръ льда возобновился съ такой силой, что корабль трещалъ по всѣмъ швамъ. Верхнюю палубу стало угрожающе сводить, и казалось, что правый бортъ вотъ-вотъ отдѣлится отъ корабля. Я приказалъ прежде всего устроить больныхъ на льду, а затѣмъ снести съ судна запасы продовольствія, одежду, постели, судовыя книги и бумаги.
Въ то время, какъ команда была занята выполненіемъ моего приказанія, послѣдовалъ новый ужасный толчекъ, и въ шесть часовъ вечера мы увидѣли, что корабль сталъ быстро наполняться водой. Съ этой минуты всѣ наши усилія были направлены на спасеніе сложенныхъ на льду припасовъ отъ угрожающей имъ опасности. Мы работали не покладая рукъ, пока вода не поднялась до верхней палубы, и пока корабль не перевернулся на лѣвый бортъ подъ угломъ въ 30®. Верхняя палуба лѣваго борта лежала въ водѣ, заливавшей уже поручни. Надо предположить, что ледъ продавилъ лѣвый бортъ противъ гросмачты.
Медленно, но неуклонно тонула „Жаннетта“. Въ 8 часовъ я приказалъ оставить корабль. Мы оттащили всѣ лодки и запасы подальше отъ опасныхъ щелей и пропастей и разбили на льду палатки для ночлега.
Въ 3 часа утра корабль погрузился такъ глубоко, что труба лежала почти горизонтально на водѣ. Плавучій ледъ закончилъ дѣло разрушенія.
Часъ спустя „Жаннетта“ окончательно погрузилась въ свою холодную могилу.»
Члены экспедиціи превратились теперь въ наѣздниковъ безъ лошадей, въ странниковъ безъ дороги, безъ палокъ и посоховъ. Съ какой увѣренностью они приступали къ путешествію на сѣверный полюсъ! И вотъ, приблизившись къ своей цѣли, они вынуждены были для спасенія жизни повернуть назадъ. Съ тяжелымъ сердцемъ повиновались они закону самосохраненія.
Необходимо было какъ можно быстрѣе продвинуться на югъ, чтобы найти открытый фарватеръ и какое-нибудь поселеніе. При этомъ приходилось тащить съ собой черезъ снѣга и льды три лодки съ продовольствіемъ.
Пришло время невыразимыхъ страданій! Капитанъ Де Лонгъ разсказываетъ о нихъ въ своемъ дневникѣ:
«Вторникъ 14 іюня 1881 г. Въ 7 часовъ вызвалъ всѣхъ людей; немедля приступили къ работѣ. Изъ каждой палатки было взято по два человѣка; они должны были подъ руководствомъ Мельвиля отобрать и уложить продовольствіе, необходимое на шестьдесятъ дней пути. Другая часть команды была занята работами для облегченія нашего путешествія: приготовляла мѣховые носки, передѣлывала мѣшки для спанья и т. п.
Раньше всего распредѣлили по санямъ 1800 кгр. пеммикана и 900 литровъ спирта, а потомъ наполнили недѣльными порціями приготовленные уже для этого мѣшки. Суточная порція чая на человѣка составляла 15 гр., а кофе и сахара — по 30 гр.
18 іюня. То, что намъ пришлось продѣлать до сихъ поръ, не придаетъ бодрости. На каждомъ шагу насъ задерживалъ мягкій, глубокій снѣгъ и угрожали щели во льду, такъ что мученія при продвиженіи впередъ превзошли всѣ ожиданія. Необходимость заставила насъ перегрузить сани. По гладкому, скользкому льду тяжелый грузъ не мѣшалъ-бы быстрому ходу саней, но въ мягкомъ, глубокомъ снѣгу сани постоянно застрѣвали. Двадцать восемь человѣкъ и двадцать три собаки, напрягая всѣ свои силы, могли двигать сани съ грузомъ въ 750 килогр. только очень медленно; если же мы давали санямъ скользить внизъ съ горы, то онѣ нерѣдко зарывались въ сугробы снѣга, откуда ихъ приходилось откапывать съ громаднымъ трудомъ.
Списокъ нашихъ больныхъ жутко увеличивается.
19 іюня. Ни одно время года не представляетъ здѣсь такихъ затрудненій для передвиженія, какъ сейчасъ. Зимой и весной, конечно, мучительно холодно и неуютно, но по крайней мѣрѣ хоть сухо. Позднее лѣто и осень особенно благопріятны, такъ какъ твердый ледъ свободенъ уже отъ снѣговыхъ водъ. Въ данный-же моментъ снѣгъ такъ мягокъ, что при каждомъ шагѣ глубоко проваливаешься, а когда къ этому присоединяется еще дождливая погода, то наши страданія достигаютъ апогея.
Даже собаки жмутся, какъ насѣдки, другъ къ другу подъ защитой лодокъ или толпятся съ визгомъ у дверей палатокъ. На родинѣ, когда въ дождливый день сидишь въ уютной комнатѣ и слышишь, какъ дождь барабанитъ по крышѣ, воспринимаешь этотъ шумъ, какъ музыку; здѣсь же, въ снѣговой и ледяной пустынѣ безконечные ливни приводятъ въ отчаяніе.
Сегодня я замѣтилъ, что нѣкоторые члены экспедиціи имѣютъ при себѣ гораздо больше вещей, чѣмъ я могъ разрѣшить. Просто поразительно, сколько „маленькихъ вещей, которыя, вѣдь, ничего не вѣсятъ“, проникли „контрабанднымъ путемъ“ въ багажъ; не менѣе удивительно, насколько великъ общій вѣсъ этихъ „мелочей“! Когда мы снимемся съ лагеря, я предприму строгую чистку багажа.
Четвергъ 23 іюня. По направленію къ югу ледъ хаотическими массами вздымается передъ нами. Кажется, какъ будто исчезла всякая возможность для насъ пробиться въ этомъ направленіи черезъ бѣло-зеленый лабиринтъ. Правда, нельзя предвидѣть, какія перемѣны принесутъ съ собой ближайшіе часы… можетъ быть, передъ нами блеснетъ гдѣ-нибудь выходъ среди массы льда.
Сегодня переправа черезъ ледъ, залитый водою, была особенно непріятна: люди часто погружались въ воду по колѣна. Страшно трудно при такихъ условіяхъ тащить тяжелыя сани. Стоящая на поверхности льда вода превращается ночью въ скользкій ледъ, а полуденное солнце расплавляетъ ледяную кору, и прежде, чѣмъ мы успѣваемъ оглянуться, мы бредемъ по глубокой водѣ.
Мои измѣренія географическаго положенія меня безпокоятъ. Съ 77® 18' сѣв. широты мы идемъ уже недѣлю по льду прямо на югъ, а между тѣмъ измѣреніе высоты солнца вновь показываетъ широту 77® 46', т. е. больше чѣмъ на 50 километровъ сѣвернѣе мѣста нашего отправленія. Движеніе льда гонитъ насъ незамѣтно, но неуклонно на сѣверо-западъ. Чтобы добраться скорѣе до предѣловъ подвижного льда, я долженъ измѣнить курсъ и держать его на юго-западъ.
Понедѣльникъ 27 іюня. Послѣ того, какъ мы покинули мѣсто нашей стоянки, мы пришли къ щели во льду, шириной въ 7 метровъ. Пока мы были заняты устройствомъ моста, щель неожиданно расширилась до 14 метровъ. Съ большимъ трудомъ люди притащили три громадныя глыбы льда и вдвинули ихъ въ щель въ видѣ моста, по которому мы, напрягая всѣ силы, перетащили лодки и сани. Пройдя не больше километра послѣ этой трудной переправы, мы снова очутились передъ щелью, шириной въ 20 метровъ. Снова пришлось тащить ледяные понтоны громадной толщины и укрѣплять ихъ. Когда намъ это удалось, щель опять расширилась и намъ вновь пришлось искать подходящихъ глыбъ.
Необходимость работать, какъ лошадь, десять, одиннадцать часовъ въ день, чтобы въ результатѣ продвинуться впередъ на одинъ, два километра, дѣйствуетъ сама по себѣ достаточно угнетающе, если же къ этому прибавить опасеніе, что могучая льдина, на которой хочешь пробиться къ югу, будетъ отнесена морскимъ, теченіемъ на сѣверо-западъ, то совершенно опускаются руки!
Къ счастью, экипажъ не сознаетъ еще опасности положенія. Люди полны бодрости и радостной увѣренности и только рѣдко замолкаетъ ихъ веселая пѣсня.
Среда 29 іюня. Наше существованіе — безпрерывная цѣпь препятствій и неудачъ. Только что намъ удастся счастливо перевести черезъ щель передній отрядъ, какъ сзади зіяетъ уже новая щель, къ которой надо вернуться, чтобы устроить переправу для остальныхъ. А въ то время, какъ мы переправляемъ вторыя сани, приходитъ вѣсть о новыхъ расщелинахъ и пропастяхъ. Къ тому же эти щели всегда имѣютъ направленіе съ востока на западъ. И почему-бы, право, судьбѣ не послать намъ фарватера въ направленіи съ сѣвера на югъ?
Нерѣдко случается на протяженіи одного километра устраивать мосты черезъ четыре щели. Принимая во вниманіе, что при каждомъ такомъ препятствіи надо разгружать и вновь нагружать сани, и что для переправы больныхъ необходимы особенно благопріятныя условія, легко понять, какому испытанію подвергается наша сила воли при видѣ каждой новой щели!
Пятница 1-го іюля. Я такъ скрючился ночью, что ноги, наконецъ, попали на болѣе сухое мѣсто; тогда я проспалъ хоть нѣсколько часовъ, пока не почувствовалъ сильной боли въ костяхъ: онѣ были какъ-бы разбиты твердымъ льдомъ нашего ложа. Конечно, былобы гораздо мягче лечь въ снѣгъ, но онъ скоро растаялъ-бы отъ теплоты тѣла, и тогда утромъ намъ пришлось-бы плавать въ лужѣ воды. Даже самые опытные изъ нашихъ людей признаютъ, что никогда еще имъ не приходилось испытывать такого напряженія. Тащить постоянно тяжести, скользить, спотыкаться, чувствовать треніе и давленіе ремней на груди — все это невыразимо утомительно. Иногда приходится часами, то стоя на колѣняхъ, то плавая въ водѣ, пробивать ледъ киркой, вслѣдствіи чего скоро начинаешь чувствовать острую боль во всѣхъ членахъ.
Вторникъ, 12 іюля. Страшныя снѣжныя бури свирѣпствуютъ въ этой безконечной пустынѣ. Руками и перочинными ножами мы роемъ себѣ пещеры, чтобы укрыться отъ арктической непогоды. Число нашихъ больныхъ угрожающе растетъ. Продовольствіе таетъ.
Дѣвственный снѣгъ стелется, какъ громадный саванъ. Непроницаемые туманы окутываютъ насъ… Я всматриваюсь въ нихъ, какъ въ символъ нашей будущности…»
Въ то время, какъ на далекомъ сѣверѣ мужественная команда «Жаннетты» въ жестокихъ страданіяхъ боролась за свою жизнь, въ Нью-Іоркѣ царило большое безпокойство за ихъ участь.
На родину не дошло ни одного извѣстія объ экспедиціи. Надъ судьбой Де Лонга и его вѣрныхъ спутниковъ опустилась мрачная завѣса. Весь культурный міръ старался ее приподнять.
Проходила недѣля за недѣлей, мѣсяцъ за мѣсяцемъ, а вѣстей все не-было! Гнетущая неизвѣстность выросла постепенно въ грозныя опасенія. Ежедневно возникали новые волнующіе слухи, которые сейчасъ-же опровергались. Во всѣхъ частяхъ свѣта печать была занята разгадываніемъ загадки участи экспедиціи «Жаннетты». Скоро созрѣлъ планъ снаряженія экспедиціи для спасенія «Жаннетты».
Благодаря американской энергіи, намѣренія очень быстро перешли въ дѣйствія. Парусное судно «Роджерсъ», имѣвшее также паровую машину, должно было доставить спасательную экспедицію въ полярныя страны. Газета «Нью-Іоркъ Геральдъ» пригласила Вильяма Г. Гильдера принять участіе въ плаваніи, съ цѣлью давать широкимъ массамъ отчетъ о ходѣ экспедиціи.
16 іюня 1881 года.
Гавань С. Франциско празднично разукрашена флагами. Даже небо облачилось въ честь отъѣзжающаго «Роджерса» въ золотисто-голубыя веселыя одежды. Весь городъ на ногахъ. Много мужчинъ и дамъ сопровождаютъ нашъ корабль въ видѣ почетнаго конвоя. Большой буксиръ, густо усѣянный любопытными, пыхтитъ рядомъ съ «Роджерсомъ». Въ веселые мотивы его военнаго оркестра глухо врывается гулъ почетныхъ салютовъ изъ крѣпостныхъ орудій.
Безчисленныя яхты, блестя бѣлыми парусами, рѣзвятся, подобно бабочкамъ, вокругъ нашего корабля. На водѣ столько жизни и движенія, какъ будто рѣчь идетъ о празднованіи національнаго торжества. Дамы машутъ намъ платками, мужчины привѣтствуютъ насъ шляпами; свѣжій вѣтеръ подхватываетъ съ ихъ устъ сердечныя слова и добрыя пожеланія и доноситъ ихъ до насъ. На провожающихъ насъ судахъ пьютъ за наше здоровье; всѣ предвкушаютъ радость нашего успѣха. Каждое сердце бьется сильнѣе, слезы блестятъ на глазахъ многихъ испытанныхъ морскихъ волковъ…
Всѣ, отъ перваго до послѣдняго члена экспедиціи, хорошо сознаютъ, какая возвышенная цѣль передъ ними: дѣло идетъ объ исполненіи долга чести моряка, о подвигѣ любви для спасенія несчастныхъ мореплавателей, отдавшихъ жизнь для служенія научнымъ изслѣдованіямъ.
Бьетъ часъ прощанія. Гости, остававшіеся еще у насъ, переходятъ на катеры. Густою толпой стоятъ они на палубахъ маленькихъ судовъ. Вновь и вновь раздаются крики «Ура» и сердечныя слова прощанія. Послѣдній привѣтъ прозвучалъ. Море катитъ свои воды ко входу въ гавань и послѣднія привѣтствія толпы тонутъ въ шумѣ волнъ. На сигнальной станціи развѣвается звѣздное знамя, на немъ слова напутствія намъ:
Медленно огибаемъ мы мысъ «Золотыхъ Воротъ», у входа въ заливъ Санъ-Франциско. Надъ «Роджерсомъ» царитъ тишина торжественнаго умиленія. Сосредоточено думаетъ каждый о будущемъ, мысли заняты несчастными героями Жаннетты.
Около 8 часовъ вечера насъ покидаетъ послѣдній гость корабля — лоцманъ. Онъ беретъ съ собой въ городъ много быстро написанныхъ прощальныхъ привѣтовъ къ нашимъ близкимъ. Когда почтенный, сѣдовласый морякъ спускается въ свою лодку, въ глазахъ его виденъ влажный блескъ внутренняго волненія.
Погруженные въ серьезныя мысли, плывемъ мы къ Океану, навстрѣчу неизвѣстной цѣли. Окажетъ-ли намъ Господь Свою милость, укажетъ-ли Онъ намъ дорогу къ нашимъ братьямъ?
Послѣ нѣсколькихъ непредвидѣнныхъ задержекъ, мы плывемъ, наконецъ, по необъятной шири Тихаго Океана, на разстояніи тысячи морскихъ миль отъ Санъ-Франциско. Упорный вѣтеръ вздымаетъ волны, иначе много времени было-бы у членовъ экспедиціи для воспоминаній и думъ о ближайшемъ будущемъ. Но нашъ «Роджерсъ», увы, имѣетъ непріятную привычку качаться жесточайшимъ образомъ, да еще килевой качкой! Всѣ мысли заняты однимъ вопросомъ о перемѣнѣ погоды!
Въ то время, какъ я пишу эти строки, свѣтитъ солнце, но море очень бурно, и, отъ времени до времени, волна обрушивается съ дикимъ остервенѣніемъ на палубу, обдавая соленой пѣной дежурнаго офицера.
Гдѣ же Доминикъ? Негръ Доминикъ Букеръ — судовой лакей каютъ-компаніи — пріѣхалъ изъ Луизвиля въ Кентукки, чтобы завоевать славу: онъ хочетъ быть первымъ чернокожимъ, побывавшимъ на сѣверномъ полюсѣ! Улыбающееся добродушіе, отличавшее его въ началѣ, превратилось скоро въ унылую задумчивость, а въ концѣ концовъ на его лицѣ застыло выраженіе такого безпомощнаго горя, что было просто трогательно на него смотрѣть.
До сихъ поръ работа лакея и поваровъ не была очень утомительной. Судно качало и швыряло такъ сильно, что почти не было возможности готовить. Немного кофе, неизмѣнно проливавшагося по дорогѣ отъ кухни до каютъ, поджаренный картофель и хлѣбъ составляли нашу трапезу. Чтобы проглотить даже это немногое, надо было судорожно вцѣпиться въ какой-нибудь выступъ стѣны или, обвивъ одной ногой ножку стола, упереться другою въ досчатую перегородку. Изъ-за страшной качки перебита почти вся посуда, что придаетъ офицерской кухнѣ удивительно привлекательный видъ! У насъ прекрасный экипажъ; онъ состоитъ изъ добровольцевъ моряковъ, молодыхъ, дисциплинированныхъ, хорошо обученныхъ людей, полныхъ свѣжей жизненной силы. Пусть буря реветъ, волны сотрясаютъ корабль, — наша храбрая команда не теряетъ ни на минуту бодрости. Просто удовольствіе наблюдать за людьми во время работы, слушать ихъ пѣніе при наматываніи канатовъ. Пѣснями они стараются насколько можно развлечься во время однообразнаго путешествія. У многихъ изъ нихъ сила такъ и рвется наружу, трудно бываетъ даже обуздать ее. Какъ-то вечеромъ, когда въ ожиданіи шторма надо было свернуть паруса, одинъ изъ матросовъ долженъ былъ полѣзть съ верхней мачты на нижнюю рею. Вмѣсто того, чтобы воспользоваться вантами, онъ спустился внизъ по канату, и, исполнивъ работу, поднялся не обычнымъ путемъ, а вскарабкался ловко по канату же наверхъ. Буря раскачивала его надъ свирѣпыми волнами, но эта опасность не пугала его! Старшій офицеръ не мало ворчалъ на этихъ легкомысленныхъ удальцовъ за подобныя выходки.
Но люди продѣлываютъ эти шутки не изъ хвастовства, а изъ безусловнаго довѣрія къ своей силѣ и ловкости. Сильные, молодые, ловкіе, добродушные и привыкшіе къ послушанію, они обладаютъ всѣми качествами, нужными для того, чтобы отличиться въ предстоящей борьбѣ со льдами и бурями полярнаго моря. Многіе изъ нихъ еще до этого плаванія отбывали свою службу на крайнемъ сѣверѣ.
Конечно, можно придерживаться того мнѣнія, что для главы экспедиціи скорѣе неудобно, чѣмъ полезно имѣть подъ своей командой людей съ опытомъ въ полярномъ плаваніи: бываетъ, что они своимъ знаніемъ практики дѣла пытаются перещеголять ученость офицеровъ. Но и между нашими офицерами есть нѣсколько человѣкъ, имѣющихъ опытъ въ подобныхъ плаваніяхъ, такъ что команда не сможетъ претендовать на превосходство въ этомъ отношеніи. Пріятно видѣть съ какой готовностью она выполняетъ приказанія офицеровъ. Не менѣе отрадно наблюдать, какое пониманіе и правильность сужденій выказали молодые офицеры во время преслѣдовавшей насъ неблагопріятной погоды.
Всѣ наши офицеры — холостые. Всѣ молоды, полны жажды дѣйствій и честолюбія. Вѣроятно, каждый изъ нихъ покинулъ на родинѣ любимое существо, ради котораго хочетъ прославиться. И мысль о томъ, что ежедневно возносится горячая молитва за храбраго моряка, что любящее сердце съ тоской ждетъ отъ него добрыхъ вѣстей и смѣлыхъ подвиговъ, закаляетъ каждаго и удваиваетъ его силы въ минуту опасности!
Если дикая игра волнъ не требуетъ полнаго вниманія дежурнаго офицера, то ночная вахта въ одиночествѣ даетъ ему полную возможность перенестись мыслями въ прошедшее и мечтать о храбрыхъ подвигахъ въ ближайшемъ будущемъ.
На борту «Роджерса», 23 іюля 1881.
Мы думаемъ завтра утромъ проѣхать дальше, до форта Св. Михаила, чтобы взять грузъ угля въ 200 тоннъ, заготовленный для насъ однимъ изъ пароходовъ общества «Аляска». Куда намъ сложить этотъ уголь, это пока загадка даже для самаго искуснаго фрахтовщика. Около ста тоннъ можетъ вмѣстить угольный трюмъ, другую половину надо принять на палубу; но куда? Въ Петропавловскѣ, нашей первой остановкѣ, мы хотѣли закупить оленины, но вмѣсто нея вынуждены были пріобрѣсти 6 быковъ. Эти животныя стоятъ передъ фокъ-мачтой; строительные матеріалы, топливо и собаки помѣщаются между мачтой и задней палубой. Всѣ снасти увѣшаны лососями, которыхъ сушатъ въ пищу собакамъ. Куда-же сложить уголь? Къ счастью въ Беринговомъ морѣ не приходится опасаться бурной погоды, да и наша зимовка, на Врангелевой Землѣ или Сибирскомъ побережьи, не заставитъ себя долго ждать.
Но не будемъ хвалить утра раньше вечера, а морского плаванія — до надежной гавани.
Ночь съ четвертаго на пятое іюля принесла нѣсколько сильныхъ шкваловъ. Еслибы одинъ изъ нихъ, пронесшійся вправо отъ корабля, налетѣлъ на насъ, онъ былъ-бы, по мнѣнію старшаго офицера, роковымъ. Офицеръ описывалъ намъ картину его приближенія. Шквалъ прорѣзалъ море глубокой бороздой. Сѣрое, холодное освѣщеніе придавало окружающему мрачную, мертвенно-блѣдную окраску. Офицеръ прибавилъ еще, что никогда въ жизни онъ не чувствовалъ себя такимъ ничтожнымъ и жалкимъ, какъ въ то мгновеніе, когда ураганъ пронесся мимо. Онъ слишкомъ хорошо сознавалъ всю свою безпомощность, если бы шквалъ обрушился на насъ. Но, къ счастью, мы очутились влѣво отъ него и потому живы и можемъ разсказывать о немъ съ радостью, смѣшанной съ ужасомъ.
Девятаго іюля на горизонтѣ показались горы. На слѣдующій день мы увидѣли на разстояніи 50 морскихъ миль снѣжную вершину вулкана высотою въ 1500 метровъ. Его кратеръ возвышался надъ облаками, и заходящее солнце окружало его лучисто-краснымъ сіяніемъ. Эта гора, какъ-бы украшенная легкимъ кружевомъ серебристыхъ облаковъ, представляла собой картину, навѣки врѣзавшуюся въ нашу память. Невдалекѣ виднѣлся другой вулканъ, дѣйствующій; надъ нимъ стоялъ большой столбъ дыма.
Въ четвергъ 14 іюля мы пересѣкли 180-й меридіанъ и вмѣстѣ съ этимъ, границу календарнаго исчисленія и находились теперь на восточной долготѣ. Какъ извѣстно, каждому мореплавателю, объѣзжающему земной шаръ съ востока на западъ, удается перехитрить вѣчность на одни сутки: онъ внезапно оказывается внѣ календаря. — Но гдѣ нибудь ему придется вновь подчиниться законамъ времени, и это мѣсто выравниванія календарной несогласованности падаетъ на 180® долготы. При курсѣ на западъ морякъ именно здѣсь присчитываетъ сутки, а при плаваніи на востокъ ихъ вычеркиваетъ. Такъ какъ мы вернемся черезъ нѣсколько дней и опять пересѣчемъ этотъ градусъ долготы, то намъ пришлось-бы дважды мѣнять календарь. Лейтенантъ Берри того мнѣнія, что мы свободно можемъ придерживаться нашего стараго счисленія.
Когда мы прибыли въ Петропавловскъ, по нашему въ субботу, тамъ люди были на воскресномъ богослуженіи. Мы и теперь еще въ сомнѣніи, дѣйствительно-ли сегодня — сегодня, а не вчера или завтра. Если бы мы при каждомъ пересѣченіи 180® долготы прибавляли или убавляли сутки, то при продолжительномъ пребываніи на Врангелевой землѣ мы вѣчно были бы въ сомнѣніи, такъ какъ 180® долготы проходитъ по всему этому острову. Мы постоянно пересѣкали-бы его, внося полный хаосъ въ свои дневники. Пожалуй, уйдя на охоту куда-нибудь за сто шаговъ, мы пришли бы туда на другой день, а домой могли-бы вернуться на одинъ день раньше, чѣмъ ушли!
Я сожалѣю, что на этомъ долженъ кончить мое письмо, но здѣсь, въ каютъ-компаніи «Роджерса», мнѣ приходится терпѣть страшныя муки: комары — эта пытка полярныхъ мѣстъ — безпрерывно преслѣдуютъ меня. Трудно себѣ представить ихъ существованіе въ полярныхъ странахъ, а между тѣмъ въ іюлѣ они носятся здѣсь тучами и отравляютъ жизнь обитателямъ этихъ широтъ.
Въ отвратительную, дождливую погоду мы двигались дальше на сѣверъ и пришли къ маленькому, защищенному поселку — форту Св. Михаила. За высокой, деревянной оградою расположено нѣсколько простыхъ жилыхъ домовъ и амбаровъ. Первоначально эта ограда была построена для защиты отъ нападеній индѣйцевъ, теперь же она служитъ больше для защиты отъ вѣтровъ, чѣмъ отъ дикарей.
Сосѣднія племена спокойны и миролюбивы, пока водка не подстрекнетъ ихъ къ враждебнымъ дѣйствіямъ. Несмотря на строгій законъ, запрещающій агентамъ американскихъ фирмъ ввозить водку, вино или пиво, туземцы снабжены водкой въ изобиліи. По высокой цѣнѣ агенты мѣняютъ водку на мѣха и китовый усъ. Эта контрабандная водка — самаго низкаго качества: въ разбавленную водой сивуху прибавляютъ каненскій перецъ и табачный сокъ. Надо удивляться, что потребленіе ея не ведетъ къ немедленной смерти.
Дома поселка Св. Михаила почтеннаго возраста. Они построены русскими почти полъ вѣка тому назадъ, когда Россія еще не продала Аляски Сѣверо Американскимъ Соединеннымъ Штатамъ, что произошло въ 1867 г. Эти грубо сложенныя постройки изъ могучаго плавучаго лѣса еще и сейчасъ могутъ противустоять любой сильнѣйшей бурѣ. Для построекъ, какъ и для отопленія, здѣсь употребляется только лѣсъ, который можно получать даромъ на сосѣднемъ берегу: рѣки, текущія изъ глубины Аляски, несутъ съ собой въ Берингово море стволы деревьевъ, множество которыхъ прибой выбрасываетъ на берегъ. За оградою возвышается маленькая, нарядная русская церковь; она тоже построена изъ неотесанныхъ бревенъ, но украшена краснымъ куполомъ и деревяннымъ крестомъ.
Въ фортѣ Св. Михаила мы узнали, что американскій таможенный катеръ «Корвинъ» былъ здѣсь дважды и девятаго іюля ушелъ въ полярное море. «Корвинъ» несъ службу по надзору за китоловнымъ американскимъ флотомъ. Въ этомъ году полярное море было особенно свободно отъ льда, такъ что ловля дала очень хорошіе результаты. У сибирскаго берега катеръ нашелъ остатки разбитаго судна. Оно, очевидно, было разбито льдомъ, а команда его погибла. Такъ какъ туземцы сибирскаго побережья очень дорожатъ какими бы то ни было остатками кораблей, представляющими для нихъ огромную цѣнность, то если-бы, дѣйствительно, къ берегу прибило остатки «Жаннетты», мы навѣрное услыхали-бы объ этомъ. Такимъ образомъ, пока-что изъ донесенія «Корвина» мы могли почерпнуть надежду, что «Жаннетта» пробилась счастливо черезъ ледъ и укрылась, быть можетъ, въ одной изъ гаваней Врангелевой Земли.
Поэтому нашей ближайшей задачей стало пройти черезъ Беринговъ проливъ на сѣверъ и пристать къ Врангелевой Землѣ. При этомъ мы могли бы установить, составляетъ ли Врангелева Земля часть Сибирскаго материка или представляетъ собой островъ.
Туземное населеніе около форта Св. Михаила состоитъ изъ индѣйцевъ и эскимосовъ. Типъ этихъ эскимосовъ вполнѣ совпадаетъ съ типомъ ихъ единоплеменниковъ на восточномъ побережьи Америки и въ языкѣ ихъ оказалось много общихъ корней. Изслѣдователями Гренландіи давно уже установлено, что эскимосы — искусные рисовальщики. И здѣсь также поваръ одного американскаго чиновника, чистокровный эскимосъ, далъ намъ новое неопровержимое доказательство способностей этого народа къ рисованію. Я привожу нѣсколько образцовъ его искусства, ясно говорящихъ объ острой наблюдательности этихъ дѣтей природы.
Двадцать пятаго августа, около 10 часовъ вечера, мы стали на якорь приблизительно въ одномъ километрѣ отъ берега Врангелевой Земли. Три отряда нашихъ людей обыскивали въ теченіе шестнадцати дней берега и глубь острова, чтобы найти слѣды «Жаннетты», но, увы, — тщетно. Жители маленькаго поселенія чукчей, найденнаго нами на Врангелевой Землѣ, тоже ничего не слыхали о Де Лонгѣ и его вѣрныхъ спутникахъ.
Поселеніе это состояло изъ семи круглыхъ, большихъ куполо-образныхъ палатокъ, имѣвшихъ около шести метровъ въ діаметрѣ. Палатки были сдѣланы изъ шкуръ тюленей и покоились на подмосткахъ, искусно сложенныхъ изъ жердей. На противоположной входу сторонѣ находилось нѣсколько спальныхъ помѣщеній, отдѣленныхъ другъ отъ друга занавѣсками изъ тюленьихъ шкуръ. Передъ нами былъ «многоквартирный» домъ на чукотскій ладъ.
Нѣкоторыя изъ этихъ занавѣсокъ были подняты, такъ что видно было устройство комнатъ. Постели, состоявшія изъ оленьихъ шкуръ, покрывали весь полъ маленькаго помѣщенія. На нихъ сидѣли женщины, часть которыхъ была занята домашними работами, часть — няньчила грязныхъ, полуголыхъ ребятъ. Отвратительный запахъ грязи и ворвани спиралъ дыханіе. Въ эти дебри еще никогда не проникалъ лучъ гигіеническихъ знаній.
Почти все населеніе деревни провожало насъ къ лодкѣ, многіе пытались влѣзть въ нее, что намъ пришлось очень невѣжливо, но энергично отклонить.
Около полудня мы достигли острова «Геральдъ», свободнаго отъ льда, такъ что мы сдѣлали попытку обогнуть его западный берегъ. Къ сожалѣнію, намъ помѣшалъ сильный береговой прибой, яростно хлеставшій по опаснымъ рифамъ. «Роджерсъ» бросилъ якорь въ пяти километрахъ отъ западной оконечности острова, и мы послали только одну лодку на берегъ на поиски слѣдовъ «Жаннетты». Въ память о нашемъ посѣщеніи на берегу соорудили огромную кучу изъ камней и въ нее вложили записку.
Для поддержанія связи съ высадившимся отрядомъ, мы пускали вечеромъ ракеты. Фейерверкъ произвелъ громадное впечатлѣніе на двухъ чукчей, нанятыхъ нами для помощи на суднѣ. Уже искры и шипѣніе фитилей поразили ихъ, когда-же загорѣлся свистящій огненный снопъ и съ громкимъ трескомъ вознесся пламенной полосою къ небу, чукчей охватилъ неописуемый ужасъ, выразившійся самымъ потѣшнымъ образомъ. Какъ по командѣ, оба одновременно взъерошили свои густые волосы, затѣмъ сдѣлали громадный прыжокъ назадъ и, застывъ на мѣстѣ, затаивъ дыханіе, смотрѣли съ безграничнымъ удивленіемъ на разноцвѣтныя звѣзды, медленно падавшія внизъ, точно видѣнія изъ другого міра.
Послѣ того, какъ на берегъ высадилось еще нѣсколько маленькихъ отрядовъ, имѣвшихъ задачею научное обслѣдованіе острова, на кораблѣ осталось всего 19 человѣкъ, включая обоихъ чукчей и одного камчадала изъ Петропавловска, который взялся служить на «Роджерсѣ» и сопровождать насъ въ Соединенные Штаты.
Слѣдующій день, 28 августа, было воскресенье — одинъ изъ прекраснѣйшихъ дней, пережитыхъ нами до сихъ поръ въ этой странѣ бурь. На небѣ ярко сіяло солнце, ни одно дуновеніе вѣтра не волновало зеркальной поверхности воды. Мы использовали благопріятную погоду, чтобы устроить на берегу палатку для обсерваторіи. Старшій лейтенантъ Пэтнемъ немедля приступилъ къ опредѣленію магнитныхъ условій этой мѣстности. Мы опредѣлили географическую долготу и широту гавани, сняли фотографіи съ судна и окрестностей, а потомъ отправились на охоту.
Помощникъ боцмана выѣхалъ на каюкѣ далеко въ полосу плавучаго льда и уложилъ не менѣе десяти моржей! На обратномъ пути онъ хотѣлъ взять свою добычу на буксиръ, но животныя были слишкомъ тяжелы. Ему пришлось бросить ихъ одного за другимъ, пока, въ концѣ концовъ, у него остался только одинъ моржъ. Между тѣмъ, густой туманъ спустился на море. Мы опасались, чтобы нашъ охотникъ на моржей не заблудился во льду и выслали за нимъ нашего плотника съ нѣсколькими людьми на маленькой лодкѣ. Каждыя пять минутъ съ корабля давали сигналы сиреной.
Къ одиннадцати часамъ обѣ лодки благополучно вернулись. Имъ пришлось усиленно грести, чтобы дотащить до судна даже одного моржа. Всѣ находившіеся на борту, какъ офицеры, такъ и команда, приложили свои силы, чтобы поднять животное на канатахъ на палубу. Это была самка средней величины, около двѣнадцати центнеровъ вѣсу. Уловъ представлялъ собой удачное пополненіе нашихъ запасовъ продовольствія для собакъ.
Оба чукчи принялись за сдираніе шкуры и препарировку туши, что и произвели, громко выражая свой восторгъ. Они не преминули полакомиться при этомъ особенно хорошими кусками любимаго, сырого мяса. Наша пища давно потеряла для нихъ всякую прелесть: у нихъ была потребность въ болѣе укрѣпляющемъ питаніи.
На слѣдующій день убили еще двухъ моржей и притащили ихъ на корабль. Мы были обезпечены надолго мясной пищей для нашихъ пятидесяти собакъ.
Между тѣмъ, хорошей погодѣ опять пришелъ конецъ. Сѣверныя бури дали намъ возможность произвести интересныя наблюденія надъ измѣненіями движенія льда. Ледъ пришелъ въ движеніе, и хотя вѣтеръ дулъ съ берега, вода, до сихъ поръ свободная отъ льда, превратилась послѣ немногихъ часовъ въ адскій котелъ крутящихся льдинъ, сталкивавшихся съ жуткимъ грохотомъ. Было очень интересно наблюдать, какъ гнало ледъ вдоль берега на западъ, тогда какъ надо было ожидать, что буря понесетъ его отъ берега. Идешь, бывало, спать — видишь все пространство кругомъ, сколько глазъ хватаетъ, покрыто плавучимъ льдомъ; придешь утромъ на палубу и, къ удивленію, передъ тобой чистая морская ширь, по которой носятся отдѣльныя большія льдины. И наоборотъ: утромъ насъ встрѣчаютъ густыя массы льда тамъ, гдѣ вечеромъ его не было и слѣда. Эти быстрыя перемѣны заставляютъ мѣнять часто планъ дѣйствій и могутъ быть очень опасны для мореплавателей. Вода, ледъ, пустыня, и нигдѣ ни слѣда «Жаннетты»! Но мы все еще твердо вѣрили въ радостное свиданіе съ Де Лонгомъ и его вѣрными спутниками.
Неблагопріятная погода слѣдующихъ дней допускала только самыя ограниченныя научныя наблюденія. Наша жизнь стала-бы очень монотонной, но на наше счастье волненія медвѣжьей охоты внесли желанное разнообразіе.
Въ субботу третьяго сентября, только что мы хотѣли въ 6 часовъ сѣсть за столъ, какъ на берегу острова показались два бѣлыхъ предмета. Въ подзорную трубу мы разсмотрѣли, что это — медвѣдица съ дѣтенышемъ. Немедленно на воду была спущена маленькая шлюпка, и сильные удары веселъ понесли насъ къ берегу. Къ сожалѣнію пришлось бороться изо всѣхъ силъ съ сильнымъ вѣтромъ, такъ что у медвѣдей было достаточно времени, чтобы уйти, изрядно опередивъ охотниковъ.
Когда лодка достигла берега, началось преслѣдованіе. Впереди несся нашъ плотникъ, горя охотничьимъ пыломъ, несмотря на холодную ванну, принятую имъ, противъ собственнаго желанія, при высадкѣ на берегъ. Послѣ нѣсколькихъ километровъ форсированнаго марша, довольно безнадежнаго, охотники рѣшили вернуться на корабль, но нашъ плотникъ съ неослабѣвающимъ воодушевленіемъ крикнулъ: «впередъ!» и продолжалъ преслѣдованіе въ одиночествѣ. Его упорныя усилія увѣнчались заслуженнымъ успѣхомъ: въ 10 часовъ вечера, пройдя километровъ пятнадцать, онъ возвратился, уложивъ обоихъ медвѣдей.
Множество водяныхъ птицъ кончало жизнь у насъ на кухнѣ, особенно одна порода гагаръ, отличавшаяся прекраснымъ вкусомъ. Охотиться на нихъ было такъ легко, что мы не убивали больше, чѣмъ требовалось на одинъ разъ. Помощникъ Пэтнема, который записывалъ магнетическія наблюденія, регулярно бралъ съ собой на берегъ ружье и пользовался каждой пяти или шестиминутной передышкой въ работѣ, чтобы выйти на берегъ и настрѣлять нѣсколько гагаръ. Въ нашемъ меню теперь рѣдко отсутствовало жаркое изъ утокъ. Молодыя утки были необыкновенно нѣжны и вкусны. Для усерднаго охотника Врангелева Земля представляетъ собой настоящій рай, тѣмъ болѣе, что стѣснительные законы отсутствуютъ, такъ что можно безъ помѣхи предаваться этому занятію.
Въ теченіе слѣдующаго дня мы замѣтили на берегу предметъ, похожій на каменную бабу. Чтобы изслѣдовать его поближе, мичманъ Гунтъ немедленно отправился на берегъ. Его похвальное усердіе чуть не поставило его въ очень непріятное положеніе: когда онъ сошелъ на берегъ и прошелъ немного вглубь острова, то очутился внезапно, совершенно неожиданно для себя, на разстояніи шести шаговъ отъ большого бѣлаго медвѣдя, отдыхавшаго здѣсь послѣ своего обѣда. Могучее животное подняло голову и повернуло ее къ нарушителю покоя; — нѣсколько секундъ они стояли другъ противъ друга, пока рѣшительный молодой прапорщикъ не положилъ конца этому визави. Съ быстротой, которую онъ никогда въ себѣ не подозрѣвалъ, онъ повернулся и побѣжалъ къ лодкѣ. На бѣгу онъ все время кричалъ, чтобы ему дали ружье.
Медленно и величаво поднялся медвѣдь и, не торопясь, побрелъ къ морю. Но раньше, чѣмъ онъ спустился внизъ, въ него попала пуля Гунта и заставила его быстро повернуть на береговыя высоты. Отъ второго выстрѣла онъ упалъ, а отъ третьяго ослабѣлъ настолько, что Іоганисенъ могъ подойти къ нему и прикончить его.
Теперь Гунтъ могъ изслѣдовать дорогу, на которой онъ въ погонѣ за ружьемъ побилъ рекордъ. Судя по слѣдамъ, его шаги были длиннѣе двухъ метровъ!
Стали поспѣшно сдирать шкуру съ чудовища; окорока, печенку и сердце мы взяли съ собой, какъ желанное для насъ увеличеніе запасовъ. Печенка оказалась очень вкусной. Многіе дни она составляла главную часть нашей пищи. Туземцы считаютъ ее, правда, ядовитой, но для насъ она оказалась очень полезной.
Какъ уже было упомянуто, вдоль всего побережья острова разбросана масса плавучаго лѣса. Среди него попадается разная деревянная утварь, инструменты, употребляемые жителями береговъ Сибири или американскаго материка. Члены экспедиціи набрали много интересныхъ предметовъ, частью почтеннаго возраста, чтобы привезти, какъ сувениры, домой. Мы находили также не мало обломковъ кораблей и прибитыхъ теченіемъ осколковъ предметовъ, изготовленныхъ въ культурныхъ странахъ. Кто можетъ рѣшить, являлись ли они печальнымъ доказательствомъ кораблекрушеній, смертельной опасности, или были просто снесены арктической бурей съ палубы китобойнаго судна?
Наши отряды, высланные на западъ и на востокъ, установили, что Врангелева Земля представляетъ собой, дѣйствительно, островъ, но слѣдовъ «Жаннетты» мы не нашли, несмотря на всѣ усилія вырвать у этой пустыни отвѣтъ на самый важный для насъ вопросъ.
Съ четырнадцатаго сентября мы съ научной цѣлью крейсируемъ на сѣверо-востокѣ и сѣверо-западѣ острововъ Геральда и Врангелевой земли.
Въ одинъ изъ этихъ дней мы на пространствѣ 6 километровъ увидѣли 7 китолововъ, занятыхъ своимъ тяжелымъ ремесломъ. Съ большимъ интересомъ слѣдили мы за тѣмъ, какъ три лодки преслѣдовали одного кита и поймали его. Когда, вскорѣ послѣ этого, курсъ нашего плаванія привелъ насъ къ одному изъ китоловныхъ судовъ настолько близко, что можно было его окликнуть, мы запросили капитана, не уступитъ-ли онъ намъ одну изъ своихъ лодокъ взамѣнъ нашей, оставленной на Врангелевой Землѣ. Къ обоюдному нашему сожалѣнію, капитанъ не могъ исполнить нашей просьбы: послѣдній убитый китъ нанесъ въ предсмертной борьбѣ большія поврежденія его лодкамъ.
Еще въ тотъ-же вечеръ мы достигли плавучихъ льдовъ и стали на якорь въ ожиданіи разсвѣта. Когда-же при восходѣ солнца спустился густой туманъ, а потомъ разыгралась и снѣжная буря, мы укрылись въ глубокой бухтѣ, образовавшей какъ-бы тупикъ во льду. Здѣсь мы имѣли возможность точно изслѣдовать свойства льда, который въ этомъ мѣстѣ очень отличался отъ стараго, грязнаго, разъѣденнаго льда у Врангелевой Земли: здѣсь онъ состоялъ изъ высокихъ, крѣпкихъ, кристаллически-чистыхъ льдинъ, кое-гдѣ просвѣчивавшихъ изъ-подъ ослѣпительнаго покрова свѣже-выпавшаго снѣга. Намъ стало ясно, что малѣйшій натискъ нѣсколькихъ такихъ льдинъ на корабль приведетъ его въ полную неподвижность. Внезапное пониженіе температуры можетъ сдѣлать нашъ корабль плѣнникомъ подвижного льда на многіе мѣсяцы!
Придя къ этому выводу, мы осторожно повернули назадъ. Медленно пробирались мы къ открытому морю и вечеромъ бросили якорь.
Около полудня слѣдующаго дня мы въѣхали въ каналъ. Медленно двигались мы впередъ, пока въ 6 часовъ вечера не уперлись въ компактную массу льда, преградившую намъ путь. Капитанъ Берри спустился съ своего «вороньяго гнѣзда» на верхушкѣ гроссъ-мачты, гдѣ онъ всегда держалъ вахту во время борьбы со льдомъ. Его борода и волосы были покрыты инеемъ. Бѣлая шелковая, осыпанная брильянтами пелена инея окутывала всѣ снасти корабля. Сказочно чудная картина для празднаго зрителя! Но для бѣдныхъ матросовъ, которымъ приходилось все время имѣть дѣло съ этими снастями, изморозь невѣроятно затрудняла работу и дѣлала ее очень мучительной.
Полное затишье и температура въ 3® ниже нуля только благопріятствовали новому образованію льда. Къ счастью, небо было облачно, и температура за ночь упала только на полъ градуса. Внезапное наступленіе болѣе сильнаго мороза очень ослабило бы наши шансы выбраться отсюда.
На ночь «Роджерсъ» былъ прикрѣпленъ канатами къ огромной льдинѣ. Около полуночи открытая водяная поверхность почти сплошь покрылась льдомъ, напиравшимъ съ юга. Когда, около 3 часовъ утра, мы хотѣли двинуться въ путь, намъ пришлось вдвинуть носъ корабля между двухъ льдинъ и пустить машину полнымъ ходомъ.
Невыразимо медленно, шагъ за шагомъ, шло наше продвиженіе, пока, наконецъ, намъ удалось раздвинуть льдины настолько, чтобы судно могло протиснуться. Вскорѣ послѣ этого, счастливая звѣзда привела насъ къ проходу, по которому мы достигли открытаго моря безъ особыхъ затрудненій. Новый ледъ, толщиной свыше двухъ сантиметровъ, образовавшійся ночью и крѣпко спаявшій осколки льда, значительно мѣшалъ раздвиженію льдинъ.
Когда днемъ семнадцатаго сентября мы по открытому каналу въѣзжали въ плавучій ледъ, мы тоже вездѣ натыкались на новый ледъ и хотя онъ былъ толщиной только въ полъ сантиметра и пока мало мѣшалъ намъ, все же онъ вызывалъ немало опасеній. Стоило только ночью подняться сильному южному вѣтру, и нашъ открытый каналъ, длиной въ 24 километра, будетъ окончательно загроможденъ льдинами. Это сдѣлало бы невозможнымъ наше спасеніе до начала зимы. Такая неудача была-бы для насъ вдвойнѣ тяжела: до нашего освобожденія мы, естественно, не могли-бы ничего предпринять для розысковъ «Жаннетты».
Восемнадцатаго и девятнадцатаго сентября мы шли вдоль южнаго края льда. Мы изслѣдовали почти всѣ бухты, въ надеждѣ найти каналъ, по которому можно будетъ проникнуть дальше на сѣверъ, но снова и снова натыкались на тяжелый, сплошной ледъ, проcтирающійся въ видѣ языка на югъ.
Вдоль западнаго края этого подвижного льда шли мы дальше на сѣверъ, пока мощный ледяной поясъ не преградилъ намъ пути. Девятнадцатаго сентября мы достигли наибольшей широты: 73® 44'. Хотя сѣверный полюсъ былъ еще достаточно далекъ, эта точка являлась крайней, достигнутой до сихъ поръ людьми въ этой части моря.
Во все время нашего пребыванія въ этихъ широтахъ погода была недостаточно ясной, чтобы мы могли увидѣть землю на далекомъ разстояніи. А потому мы не можемъ подтвердить показаній тѣхъ путешественниковъ, которые заявляютъ, будто видѣли сушу на сѣверъ отъ Врангелевой Земли. Одно изъ утвержденій полярныхъ мореплавателей мы можемъ, однако, категорически опровергнуть: мы плыли безпрепятственно по морю тамъ, гдѣ по ихъ указаніямъ на картѣ были помѣчены большія пространства суши съ высокими вершинами.
Худо-ли, хорошо-ли, но «Роджерсъ» долженъ былъ прокладывать себѣ путь среди рыхлаго льда. Сильное морское теченіе держало ледъ въ постоянномъ движеніи. Далеко былъ слышенъ трескъ ледяныхъ осколковъ, тершихся о края плавучихъ льдовъ. Температура дошла до пяти градусовъ ниже нуля. Въ бухтахъ, глубоко врѣзывающихся въ ледъ, термометръ всегда показывалъ на нѣсколько градусовъ больше, чѣмъ въ открытомъ морѣ. Своеобразное зрѣлище представляли собой большія стада моржей, спокойно отдыхавшихъ на краяхъ льдинъ.
Измѣренія глубины лотомъ, веденныя нами регулярно, указывали скорѣе на постепенное удаленіе отъ земли, чѣмъ на приближеніе къ ней. Чѣмъ дальше мы проникали на сѣверъ, тѣмъ больше возрастала глубина воды, пока, въ концѣ концовъ, мы не нашли глубину въ 150 метровъ. Морское дно было самаго разнообразнаго свойства: мѣстами оно было каменистымъ, мѣстами состояло изъ чернаго сыпучаго песка, а въ самыхъ глубокихъ мѣстахъ — изъ голубого ила.
Во все время этого продолжительнаго крейсированія среди плавучихъ льдовъ, мы нигдѣ не нашли слѣдовъ санныхъ экспедицій «Жаннетты». Дальнѣйшій путь на сѣверъ былъ намъ отрѣзанъ, и мы рѣшили поэтому вернуться на островъ «Геральдъ». Тамъ мы хотѣли приступить къ поискамъ таинственнаго теченія, которое, будто-бы, имѣло направленіе на сѣверо-западъ.
Только-что мы направили курсъ «Роджерса» ко входу въ бухту, какъ увидѣли большого бѣлаго медвѣдя, плывущаго прямо на насъ. Въ одно мгновеніе на палубѣ очутился цѣлый рядъ стрѣлковъ — казалось, что готовятся защищать корабль отъ вражескаго нападенія. Нашъ плотникъ, опытный и счастливый охотникъ на медвѣдя, открылъ стрѣльбу промахомъ. Послѣ первой пули, послѣдовали двѣ другія, угодившія врагу въ голову и заставившія его быстро отступить. Теперь началось состязаніе въ стрѣльбѣ. Медвѣдь былъ раненъ четыре раза, но все еще плылъ ко льду. Онъ навѣрное успѣлъ-бы спастись, если-бы не пришла ему въ голову шальная мысль бросить послѣдній гнѣвный взглядъ на корабль. Когда онъ повернулъ голову, пуля съ трескомъ пробила ему черепъ — бѣдняга больше не шелохнулся.
Мы медленно подплыли къ мѣсту, гдѣ пуля уложила свою жертву, прикрѣпили къ задней лапѣ медвѣдя канатъ и благополучно втащили его на бортъ. Медвѣдь былъ почтеннаго вѣса — цѣлыхъ 500 кило!
Охота давала намъ возможность на нѣсколько дней или часовъ забывать ужасы плавучихъ льдовъ. Но могущественная природа заставляла насъ вновь и вновь чувствовать ея возвышенное величіе и ничтожество безсильнаго карлика — человѣка.
Восьмого октября «Роджерсъ» бросилъ якорь около Идлидльжи, маленькаго острова, лежащаго передъ самымъ сѣверо-восточнымъ мысомъ Стараго Свѣта.
Маленькій отрядъ нашей команды былъ отправленъ на материкъ. На Сибирскомъ берегу предполагали устроить небольшую базу для имѣвшихся въ виду поѣздокъ на саняхъ въ теченіе зимы и будущей весны. Здѣсь мы хотѣли собрать въ амбарахъ запасы продовольствія; здѣсь-же потерпѣвшіе кораблекрушеніе должны были найти гостепріимный кровъ. Можетъ быть нашей станціи предстояло пріютить и укрыть людей съ «Жаннетты», такъ какъ легко было предположить, что въ послѣдніе мѣсяцы ихъ занесло на сибирское побережье, и что они бродятъ гдѣ-нибудь въ окрестностяхъ.
Къ сожалѣнію, буря, свирѣпствовавшая у песчаннаго берега материка, подняла такой бурунъ, что нельзя было и думать о высадкѣ на берегъ. Тогда капитанъ Берри рѣшилъ измѣнить первоначальный планъ и устроить стоянку не на материкѣ, а на островѣ. Это было легко выполнимо у защищеннаго отъ вѣтра берега.
Измѣненіе программы имѣло много непріятныхъ сторонъ: на островѣ намъ предстояло отказаться отъ многихъ преимуществъ и пріятностей, связанныхъ съ пребываніемъ на материкѣ и, прежде всего, отъ содѣйствія чукчей. Кромѣ того, на материкѣ мы могли имѣть въ большомъ количествѣ питьевую воду, которой на островѣ почти совсѣмъ не было. Къ сожалѣнію, намъ приходилось по цѣлымъ днямъ страдать отъ безпрерывныхъ посѣщеній туземцевъ. Они пріѣзжали на лодкахъ и на саняхъ и страшно надоѣдали намъ, тѣмъ болѣе, что единственнымъ мѣстокъ сборищъ была хижина, и безъ того недостаточно помѣстительная.
Въ продолженіи трехъ дней, пока шла выгрузка корабля, плотникъ соорудилъ намъ новый, видный домъ въ 6 метровъ длины, 3 1/2 метра ширины и 2 1/2 метра высоты. Въ домѣ были двойныя стѣны, промежутокъ между которыми предполагалось наполнить травой. Къ сожалѣнію, наши поиски травы на островѣ были тщетны. На материкѣ травы было довольно, но чукчи доставляли ее не въ достаточномъ количествѣ: невѣроятно лѣнивые, они цѣлые дни занимались тѣмъ, что разсматривали насъ — бѣлыхъ людей и наблюдали за нами.
Швы и щели крыши дома были задѣланы досками, для защиты отъ дождя. Цѣль эта, однако, не была достигнута. Замѣтное улучшеніе внесъ старый кусокъ парусины, положенный на крышу и прикрѣпленный планками. Когда вскорѣ наступилъ сильный морозъ, мы покрыли крышу толстымъ слоемъ дерна, привезеннаго на лодкахъ нашей командой. Мы хотѣли этимъ помѣшать проникновенію холода, но морозная погода держалась не долго, стало теплѣе, дождь шелъ почти не переставая и тогда вмѣсто чистой дождевой воды черезъ крышу стала просачиваться противная, грязная гуща! Только когда выпалъ снѣгъ, наша вилла сдѣлалась болѣе или менѣе обитаемой, хотя и не очень уютной.
Чтобы раздобыть продовольствія, мы рѣшили однажды посѣтить чукотское поселеніе на материкѣ. Эту поѣздку вдоль берега я буду съ ужасомъ вспоминать до конца жизни, такъ какъ насъ неожиданно застигла снѣжная буря и мы были вынуждены провести ночь на льду. Въ этихъ безнадежныхъ ледяныхъ пустыняхъ бываетъ подчасъ такъ же опасно пережидать бурю, какъ и двигаться дальше. Нерѣдко случается, что глубоко на материкѣ цѣлые караваны путешественниковъ, вмѣстѣ съ санями и упряжными животными, заносятся снѣгомъ и совершенно имъ засыпаются. Если такая снѣжная пурга застигаетъ почту, то со станціи немедленно высылаютъ на помощь толпу людей, подъ руководствомъ опытнаго человѣка. Иногда они находятъ по дорогѣ холмъ, на который ихъ проводникъ указываетъ со словами: «А видали вы его уже раньше?» и, разрывъ снѣгъ, рабочимъ нерѣдко удается вытащить на свѣтъ Божій лошадей и пассажировъ, мертвыми или обреченными на смерть.
Въ общемъ, туземцы точно знаютъ всѣ признаки, предвѣщающіе близость пурги. Они никогда не предпримутъ поѣздки, когда грозитъ перемѣна погоды. Но отъ сюрпризовъ бога погоды и они не застрахованы.
Во время бури старшій лейтенантъ Пэтнемъ отморозилъ себѣ кисть руки, а Петерсенъ всѣ кончики пальцевъ. Оба отнеслись юмористически къ своей неудачѣ: Петерсенъ говорилъ, что его не очень трогаютъ отмороженные пальцы, но что ему непріятно эта происшествіе потому, что лишаетъ его возможности играть здѣсь на роялѣ, а Пэтнемъ даже какъ-будто злорадствовалъ по поводу того, что, наконецъ, и у доктора есть опять работа!
Буря утихла, мы продолжали нашъ путь.
Къ несчастію, мои сани провалились, какъ только попали на превратившійся въ кашу ледъ, и я погрузился по поясъ въ воду. Благодаря быстрому движенію назадъ, мнѣ удалось удержаться на поверхности воды до тѣхъ поръ, пока не подоспѣли послѣднія сани, за которыя я могъ уцѣпиться. Напрягая всѣ силы, я кое какъ пробирался отъ льдины къ льдинѣ.
Упряжныя собаки часто тщетно старались втащить сани на льдину, и тогда людямъ приходилось помогать имъ, подталкивая сани. Такимъ образомъ, мы съ великимъ трудомъ продвигались впередъ и, наконецъ, послѣ полуторачасовой ужасной работы, кое-какъ добрались до селенія чукчей.
Судьба «Жаннетты» все еще была для насъ книгой за семью печатями.
Чукчи — честный и порядочный, но курьезный народецъ, занимающійся главнымъ образомъ мѣновой торговлей: они обмѣниваютъ шкуры и мясо оленей на ворвань и кожу тюленей и моржей. Благодаря занятію торговлей, чукчи ведутъ болѣе осѣдлый образъ жизни, чѣмъ эскимосы. Ихъ жилища состоятъ изъ большихъ, куполообразныхъ палатокъ, покрытыхъ лѣтомъ кожами моржей, а зимой — оленьими шкурами. Внутри такой палатки, защищающей отъ вѣтра и непогоды, находится другая поменьше, квадратной формы — служащая спальней. Она сдѣлана изъ сшитыхъ оленьихъ шкуръ, натянутыхъ на деревянныя рамы. Эта внутренняя палатка абсолютно недоступна вѣтру, но зато и лишена какого бы то ни было притока воздуха. Къ тому же въ этой каморкѣ днемъ и ночью горитъ лампа, наполненная ворванью, съ фитилемъ изъ мха; благодаря ей, температура въ этомъ ужасающе-крошечномъ помѣщеніи достигаетъ свыше 25® тепла даже въ сильнѣйшіе морозы. Но запахъ отъ лампы отвратительный! Въ такой палаткѣ мужчины сидятъ въ однихъ короткихъ кожаныхъ штанахъ и на женщинахъ ничего нѣтъ, кромѣ шароваръ изъ тюленьяго мѣха. Все помѣщеніе представляетъ собой такую грязную нору, что Авгіевы конюшни должны были быть раемъ въ сравненіи съ нею!
Весною, во время охоты на спящихъ на льду тюленей, прибрежные чукчи накидываютъ поверхъ одежды кафтаны изъ бѣлой матеріи, лѣтомъ же носятъ длинные непромокаемые кафтаны изъ искусно сшитыхъ тюленьихъ кишекъ, имѣющіе очень нарядный видъ, благодаря нашитымъ на нихъ пучкамъ перьевъ. Кафтаны эти прекрасно служатъ своей цѣли: защищаютъ мѣховую одежду отъ дождя и морской воды. Существенной частью зимней одежды является большая шаль, сшитая чаще всего изъ бѣличьихъ хвостовъ. На такую шаль идетъ нерѣдко отъ 500 до 600 хвостовъ.
Какъ и у всѣхъ дикихъ народовъ, у чукчей жена — рабыня мужа; на ней лежитъ вся тяжелая и непріятная работа. Женщины невѣроятно грязны, но носятъ много блестящихъ украшеній, изъ которыхъ самымъ любимымъ являются стеклянныя бусы. Ихъ носятъ въ видѣ длинныхъ цѣпочекъ, обвитыхъ вокругъ шеи и продѣтыхъ подъ одной изъ рукъ. Я видѣлъ не одну красавицу, настолько увѣшанную этими цѣпями, что она сгибалась подъ ихъ тяжестью. Не только женщины, но и мужчины любятъ украшенія и нерѣдко можно видѣть мужчинъ съ длинными серьгами изъ бусъ въ ушахъ. При этомъ уши всѣхъ, кто слѣдуетъ этой модѣ, ясно доказываютъ ея неудобство и обременительность: мочка уха часто надорвана во многихъ мѣстахъ, новыя дырки приходится прокалывать все выше, такъ что ушная раковина становится похожей на густо усѣянный дырками ремень. И несмотря на это, мужчины гордятся своими длинными цѣпочками, всѣмъ этимъ уродливымъ хламомъ. Излюбленное украшеніе и женщинъ, и мужчинъ составляютъ, кромѣ того, браслеты и пряжки изъ тюленьяго мѣха. Нѣкоторые носятъ еще вокругъ шеи длинную ленту, спуская концы ея на грудь. У женщинъ эта лента имѣетъ особое назначеніе: на ней виситъ маленькій мѣховой кисетъ для табаку. Мужчины чукчи курятъ почти всѣ, да и среди женщинъ часто попадаются курящія, но всѣ женщины безъ исключенія жуютъ табакъ и въ такомъ кисетѣ онѣ хранятъ ежедневную порцію жевательнаго табаку. Мудрая бережливость повелѣваетъ высасывать каждую щепоточку до послѣдней степени и выплевывать ее только тогда, когда и гидравлическій прессъ не выжалъ-бы изъ нея и слѣда табачнаго сока.
Для экономіи мужчины смѣшиваютъ табакъ съ мелко изрубленными стружками коры или дерева, а также съ волосами оленей. Курятъ они изъ крохотныхъ трубочекъ и, закуривъ, дѣлаютъ такую длинную затяжку, что весь табакъ въ трубкѣ сгораетъ сразу. При этомъ лицо и шея курильщика вздуваются, жилы напрягаются, глаза слезятся и когда, наконецъ, у него больше не хватаетъ дыханія, наступаетъ сильный припадокъ кашля, продолжающійся нѣсколько минутъ. Отъ момента закуриванія трубки, до благополучнаго окончанія припадка кашля, нечего и думать заговорить съ чукчей. Былобы напрасно въ эти торжественныя минуты пытаться втянуть его въ разговоръ — пока онъ наслаждается своей трубкой, онъ не замѣчаетъ ничего кругомъ.
Между нашими знакомыми чукчами былъ одинъ, который нюхалъ табакъ. Этотъ передовой, свѣтскій человѣкъ прожилъ, правда, довольно долго среди русскихъ и у него были еще и другія слабости, напримѣръ: употребленіе вилки, съ помощью которой онъ ѣлъ мясо моржа, и роговой ложки, которой онъ ѣлъ ворвань и рубленную траву. Въ тѣхъ кругахъ, гдѣ онъ теперь вращался его считали слишкомъ важнымъ и съ такимъ пустымъ, жеманнымъ фатомъ не хотѣли даже дѣла имѣть!
Во второй половинѣ ноября я посѣтилъ сосѣднее племя чукчей — оленеводовъ, такъ какъ мы хотѣли раздобыть свѣжаго оленьяго мяса. Ихъ лагерь находился приблизительно въ шестидесяти пяти километрахъ, но дни были короткіе и собаки стали очень лѣнивы, поэтому намъ пришлось заночевать на льду. На слѣдующій день разразилась буря съ сильной мятелью. Я не могъ разглядѣть и слѣда дороги, но мой опытный кучеръ управлялъ санями въ этой снѣжной пустынѣ съ безукоризненной увѣренностью. Мѣстность была совершенно ровная, но изъ-за сильной бури мы увидѣли палатки чукчей только тогда, когда подъѣхали къ нимъ совсѣмъ близко.
Впервые мнѣ пришлось провести ночь въ чукотскомъ жильѣ. Я боялся, что задохнусь отъ жары и вони. Существовала единственная возможность заснуть: надо было просунуть голову подъ оленій мѣховой занавѣсъ, во внѣшнюю часть палатки. Такъ мы всѣ и спали — корпусомъ въ одной палаткѣ, головою — въ другой. Но и этотъ хитроумный способъ имѣлъ свои непріятныя стороны, въ чемъ я скоро убѣдился. Внѣшняя палатка служитъ мѣстомъ пребыванія всѣхъ собакъ. Нѣсколько разъ за ночь пришлось испытать ощущеніе чего-то необыкновенно холоднаго. Оказалось, что собаки, желая проникнуть во внутреннюю палатку, нѣжно лизали намъ лица или обнюхивали грудь своими холодными носами.
Въ общемъ, эти чукотскіе палатки были самыми оригинальными гостиницами, въ какихъ мнѣ когда-либо приходилось ночевать, и не удивительно, что я былъ на седьмомъ небѣ, очутившись опять въ своей узкой, но уютной каютѣ на борту «Роджерса».
30-е ноября 1881 г. Сквозь сѣрую, холодную завѣсу утренняго разсвѣта, глядитъ устало и безрадостно молодой день.
Тамъ! Тамъ! Развѣ вы не видите? На помощь!!
Что случилось?
Густой дымъ идетъ изъ передней части «Роджерса», стоящаго на зимовкѣ въ заливѣ Св. Лаврентія.
Пожаръ на борту!
«Всѣ люди на палубу!»
Клубы дыма стелятся по палубѣ, предвѣщая гибель, рвутся изъ трюма корабля — черные, мрачные, грозные.
Звучитъ команда офицеровъ. Безъ суетливой поспѣшности идетъ экипажъ къ своимъ постамъ.
«Закрыть люки!»
«Качать насосы!»
Всѣ руки въ движеніи; ручной насосъ пускаетъ водяную струю въ шипящій дымъ.
«Топоры!»
Взламываютъ палубу. Необходимо какъ можно скорѣе найти очагъ пожара. Вновь и вновь вырываются густыя массы дыма изъ глубины корабля. На передней палубѣ точно образовался смертоносный кратеръ. Желтозеленыя полосы пересѣкаютъ черные клубы.
Истопникъ, весь въ сажѣ, показывается на палубѣ. Дымъ прогналъ его съ поста въ котельномъ отдѣленіи. Ему хочется скорѣе разсказать, что онъ пережилъ, но удушье мѣшаетъ ему…
«Добровольцы, впередъ!»
Это офицеры зовутъ на борьбу съ злѣйшимъ врагомъ моряка. Трое, четверо людей быстро спускаются по узкому трапу, чтобы изолировать котельное отдѣленіе. Другіе увеличиваютъ дыру на палубѣ, открывая выходъ огню.
Дуетъ упорный вѣтеръ. Кажется онъ только и ждетъ, когда можно будетъ раздуть растущій жаръ въ бушующее пламя.
«Разжечь котлы!»
Надо привести судно въ готовность. Его надо такъ повернуть, чтобы вырвать носъ изъ власти вѣтра.
Кто-то облегчаетъ себѣ душу крѣпкимъ ругательствомъ. Надо быстро запаять и скрѣпить склепками трубы, которыя были перерѣзаны, чтобы предохранить ихъ отъ замерзанія. Офицеры убѣждаютъ команду не превращать поспѣшность въ нервную суетливость.
Молотки и клещи работаютъ, тяжело падаютъ удары топоровъ, потъ катится градомъ. Водяная струя, направленная насосомъ въ кипящій кратеръ, испаряется, какъ капля на горячемъ камнѣ.
Огонь, повидимому, нашелъ внизу хорошую пищу. Теперь уже выбивается наружу яркое пламя. Облака дыма принимаютъ гигантскіе размѣры. Столбъ дыма взвивается до самаго неба.
Приказы быстро передаются дальше. Котлы работаютъ. Корабль ставятъ кормой противъ вѣтра, чтобы жертвой огня стала только передняя часть…
Новые приказы заглушаютъ громкую бѣготню лихорадочно суетящейся команды. — Весь запасъ масла и пороха переносится изъ предѣловъ опасности на палубу.
Черные отъ копоти люди приносятъ изъ глубины недобрыя вѣсти. Несмотря на всѣ мѣры, дымъ проникъ въ складъ угля и въ топку. Тамъ легкія не могутъ дышать, глаза ничего не видятъ. Огонь уже овладѣваетъ сердцемъ корабля — машиннымъ отдѣленіемъ. Передъ маленькой, заброшенной судовой командой во всей своей грозной величинѣ встаетъ вопросъ о ея судьбѣ. Люди начинаютъ сознавать, какая трагическая участь ждетъ ихъ.
Отдаютъ приказъ поднять наверхъ запасы, сложенные въ задней части судна. Храбрецы пытаются выполнить приказаніе — напрасно! Кладовыя полны удушливыми газами; никто не могъ-бы проникнуть туда безнаказанно.
А что тамъ происходитъ?
Трое людей, напрягая послѣднія силы, тащатъ наверхъ канатъ. За его конецъ держится, крѣпко уцѣпившись, нашъ фейерверкеръ. Имя храбреца — Морганъ. Онъ поправлялъ внизу пожарную трубу и ни за что не хотѣлъ уступить натиску дыма и огня.
Едва глотнувъ нѣсколько разъ свѣжаго воздуха, онъ опять рвется внизъ, въ грозную пропасть. Намъ пришлось преградить ему путь и силой удержать отъ сумасброднаго поступка.
Жалобный вой и стонъ разрываютъ намъ сердце: мы ясно слышимъ визгъ двухъ собакъ. Онѣ заперты въ каютѣ и корчатся въ предсмертной мукѣ. Матросы хотятъ пробраться сквозь удушливый дымъ и вырвать изъ когтей огня обоихъ вѣрныхъ спутниковъ. Нѣсколько шаговъ — и люди отшатываются назадъ.
Одна собака уже умолкла. Слышенъ только визгъ маленькаго одноглазаго Рилея, любимца команды и офицеровъ. Пошли ему, великій Боже, скорый конецъ!
Вся передняя палуба теперь — море огня. Пламя жадно пожираетъ деревянныя части. Вѣтеръ помогаетъ ему продолжать и закончить отвратительное дѣло разрушенія и на задней палубѣ. Цѣнныя сокровища — масло и порохъ — выбрасываютъ за бортъ.
Еще одинъ, послѣдній, козырь противъ бушующей стихіи.
«Перерѣзать паровыя трубы!»
Весь корабельный трюмъ долженъ быть наполненъ паромъ, чтобы задушить огонь.
Со свистомъ вырывается паръ изъ подрѣзанныхъ трубъ и рукавовъ. Дѣйствительно, скоро мы не видимъ огня; водяной паръ придушилъ его. Лучъ надежды загорается въ глазахъ всѣхъ.
Но не проходитъ и тридцати секундъ, какъ пламя пробивается съ удвоенной силой. Побѣда надъ бушующей стихіей кажется невозможной. Слишкомъ неравны силы противниковъ.
Горестно отдаютъ офицеры приказъ объ отступленіи и спасеніи команды.
Спасеніе? Вокругъ корабля подкарауливаетъ новая гибель! Весь заливъ заполненъ ледяной гущей. Ледъ недостаточно крѣпокъ, чтобы выдержать и одного человѣка. Онъ представляетъ собой такую кашу, что лодки не могутъ продвигаться.
Въ порывѣ отчаянія дѣлаютъ послѣднюю попытку направить горящее судно къ берегу. Для этого надо поднять всѣ паруса, насколько это возможно сдѣлать при такомъ густомъ дымѣ. Матросы собираютъ послѣднія силы, чтобы распустить затвердѣвшіе отъ копоти, мѣстами опаленные, паруса и двинуть корабль по ледяной гущѣ къ берегу.
Но безконечно коварная судьба губитъ и этотъ послѣдній шахматный ходъ. Крѣпкій вѣтеръ, еще четверть часа тому назадъ раздувавшій пламя, вдругъ ослабѣваетъ. Корабль движется медленно, какъ улитка. Кромѣ того онъ не повинуется больше рулю. Безвольно носится онъ по ледяной гущѣ.
Въ мелкой водѣ онъ садится на мель. Еще разъ блеснулъ лучъ надежды — открыть клапанъ конденсатора! Надо погрузить корабль въ воду! Это вызоветъ немедленное потуханіе огня и еще удастся спасти кое-какое имущество!
Но увы! Непроницаемая стѣна дыма преграждаетъ путь къ конденсатору. Извиваются ядовитыя, зеленыя змѣи. Онѣ не пускаютъ ни одного человѣка въ свои владѣнія.
Три, четыре сильныхъ удара волнъ — опять корабль согнанъ съ мели въ глубокую воду. Офицеры и команда собрались на носу. Смерть въ огнѣ или гибель въ лодкахъ, которыя не смогутъ двигаться среди густой каши льда. Мы возносимъ мольбу Всевышнему.
Пламя съ угрожающимъ упорствомъ продвигается къ носу корабля. Мы вынуждены рискнуть и спускаемся на канатахъ въ шлюпки. До материковой косы нѣтъ и полукилометра — но удастся-ли намъ туда пробраться среди цѣпкой, движущейся ледяной гущи? Наступаетъ вечеръ. Въ потѣ лица своего мы гребемъ и гребемъ, но не можемъ сдвинуться съ мѣста.
Новый испугъ парализуетъ наши члены. Изъ всѣхъ люковъ корабельнаго корпуса, изъ всѣхъ швовъ неистово вырывается огонь. Ярко свѣтящіеся языки огня окутываютъ въ одинъ мигъ все судно — ужасающая, но прекрасная картина! Горящій корабль среди ледяной пустыни — титанически страшное зрѣлище, которое до конца дней нашихъ будетъ пугать насъ въ кошмарныхъ снахъ…
Пламя находитъ себѣ все новую пищу. Въ полночь оно все еще не насытилось. Мы гребемъ и гребемъ. Около двухъ часовъ утра мы пристаемъ, наконецъ, къ берегу, но смертельно усталые, остаемся, скорчившись, въ лодкахъ, душевно-разбитые, прикованные къ страшной картинѣ.
Изъ моря пламени вдругъ вздымается къ ночному небу ракета. Два ружья, которые пришлось оставить на кормѣ, даютъ громкій залпъ — послѣдній почетный салютъ надъ тонущимъ кораблемъ. Медленно погружается «Роджерсъ» въ море. Огромные, черные клубы дыма разсказываютъ арктическому міру о гибели корабля — носителя такихъ гордыхъ замысловъ. Онъ отправился въ путь для спасенія другихъ и теперь самъ палъ жертвой бушующихъ стихій.
Напрасно мы, жертвы кораблекрушенія, старались въ эту первую ночь на берегу найти сонъ или хотя-бы покой, въ которомъ мы такъ нуждались. Былъ лютый холодъ. Намъ приходилось все время вставать и бѣгать, чтобы предохранить себя отъ замерзанія. Мы колебались, сдѣлать-ли попытку пробраться на лодкахъ къ форту Св. Михаила, или отдать себя подъ защиту окрестныхъ туземцевъ.
Основательно взвѣсивъ всѣ условія, мы пришли къ заключенію, что поѣздка въ фортъ Св. Михаила невыполнима: разстояніе равнялось почти 640 километрамъ, да и лодки врядъ-ли пробрались бы черезъ ледъ. Значитъ, впередъ къ туземцамъ! Какъ-то они насъ примутъ? До сихъ поръ мы не вступали съ этими дикарями въ болѣе близкія сношенія, такъ что и не знаемъ толкомъ ихъ настоящаго отношенія къ чужестранцамъ. Надо попытаться.
Ночью ледъ отогнало отъ берега. Утромъ мы приготовили лодки и поплыли къ сѣверному мысу залива. Къ сожалѣнію, ледъ угрожалъ закрыть позади насъ проходъ — несчастье сдѣлало насъ дальновидными и мы поторопились вернуться. Лодки втащили на берегъ. Изъ палатокъ и парусовъ приготовили кое-какъ ложе, на которомъ мы перенесли страшную снѣжную бурю.
Скоро къ нашему лагерю подоспѣли на саняхъ туземцы, пригласившіе насъ всѣхъ въ гости. Мы съ благодарностью приняли это предложеніе, тѣмъ болѣе, что наши запасы продовольствія были очень скудны — дневная порція состояла изъ полуфунта пеммикана и небольшого количества хлѣба. Когда буря начала стихать, команда отдѣльными отрядами направилась къ поселенію, находившемуся въ 12 километрахъ. Послѣ тяжелаго дневного перехода по глубокому снѣгу, мы достигли, наконецъ, поселка.
Попавъ въ деревню, потерпѣвшіе съ «Роджерса» были распредѣлены по-двое въ разныхъ хижинахъ, гдѣ скоро произошло ихъ первое знакомство съ мясомъ моржа и рыбьимъ жиромъ. Когда, послѣ четырехъ или пяти дней, буря прекратилась, отрядъ людей былъ посланъ къ тому мѣсту, гдѣ оставались наши лодки. Между тѣмъ вода у берега настолько очистилась отъ льда, что можно было спустить нагруженныя лодки и переправить ихъ къ нашему новому мѣсту жительства. Была сильная стужа и поѣздка оказалась до нельзя непріятной. Благополучно вернувшись, мы укрѣпили лодки канатами на берегу и приступили къ самому необходимому дѣлу: закупкѣ мѣховой одежды. Благодаря разнымъ товарамъ, спасеннымъ съ горящаго корабля, лейтенанту Берри удалось скоро пріобрѣсти достаточное количество теплаго платья для всей его команды. Спасенные запасы продовольствія были припрятаны, офицеровъ и матросовъ посадили на чукотскую пищу. Черезъ три дня, однако, мясные запасы туземцевъ очень сократились, благодаря хорошему аппетиту нашей команды. Капитанъ Берри рѣшилъ, что люди не должны оставаться всѣ въ одномъ мѣстѣ. Къ счастью, жители другихъ деревень тоже выразили готовность пріютить насъ на зиму, такъ что можно было раздѣлиться на три отряда.
О судьбѣ одного изъ этихъ отрядовъ я и хочу разсказать.
Старшій лейтенантъ Пэтнемъ, лейтенантъ Цане, докторъ Кастилло и лейтенантъ Гэнтъ съ нѣсколькими матросами и туземцами отправились на саняхъ, запряженныхъ собаками, въ прибрежную деревню. Это была поѣздка, которую всѣ пережившіе ее будутъ помнить вѣчно. Только у одного изъ нихъ она не осталась въ памяти, такъ какъ здѣсь онъ нашелъ преждевременную могилу,
Около полудня небо заволоклось тучами. Довольно сильный сѣверный вѣтеръ превратился скоро въ ужасную снѣжную вьюгу. Невозможно стало разобрать дорогу. Несмотря на это, люди храбро двигались впередъ противъ вѣтра. Въ шесть часовъ дня туземцы объявили, что необходимо остановиться на ночлегъ: собаки не въ силахъ бѣжать дальше. Между тѣмъ снѣгъ сталъ сыпать съ такой силой, что погонщики собакъ не могли уже различать впереди ищейку. Эта ночь была ужасна: люди напрасно старались хоть немного уснуть, сидя въ саняхъ, или бѣгали взадъ и впередъ, чтобы согрѣться. Термометръ показывалъ 35 градусовъ мороза. При такой температурѣ, въ сильнѣйшую бурю, они должны были оставаться отъ 6 часовъ вечера до 8 часовъ утра въ открытомъ полѣ.
Къ утру снѣжная вьюга ослабѣла, и отрядъ рѣшилъ вернуться къ заливу Св. Лаврентія, чтобы тамъ дожидаться лучшей погоды. Обратное путешествіе прошло безъ дальнѣйшихъ препятствій. Вѣтеръ все крѣпчалъ, но дулъ неизмѣнно съ сѣвера, въ спину.
Къ сожалѣнію, въ деревнѣ у сѣвернаго мыса путешественники не нашли достаточно пищи для собакъ и должны были, волей-неволей, рѣшиться перейти на южный берегъ. Благополучно перейдя крѣпко замерзшій заливъ, они оказались всего въ двухъ километрахъ отъ деревни, гдѣ хотѣли передохнуть.
Эта часть дороги шла почти все время недалеко отъ берега въ южномъ направленіи, и ее проѣхали быстро. Только передъ самой деревней дорога круто сворачиваетъ вправо.
Здѣсь, подъ самый конецъ пути, когда оставалось сдѣлать не больше 200 метровъ, метель вновь стала хлестать путникамъ въ лицо. Сани слѣдовали другъ за другомъ въ слѣдующемъ порядкѣ: первымъ шелъ докторъ Кастилло, вторымъ Пэтнемъ, за нимъ Цане, а въ нѣкоторомъ уже отдаленіи — лейтенантъ Гэнтъ. Ѣзда шла очень удачно до поворота дороги. Первыя сани свернули правильно направо. Здѣсь нѣсколько отставшаго Пэтнема обогнали третьи сани. Обгоняя его, Цане крикнулъ:
«Ну, Пэтнемъ, мнѣ начинаетъ казаться, что мы все-таки доѣдемъ.»
"Да, я тоже надѣюсь, « крикнулъ въ отвѣтъ Пэтнемъ. Цане поѣхалъ дальше, не предчувствуя, что онъ въ послѣдній разъ видитъ товарища, въ послѣдній разъ слышитъ его голосъ…
Итакъ, Цане свернулъ вправо. Ему было трудно управлять собаками противъ вѣтра, и потому онъ не оборачивался. Онъ естественно предполагалъ, что Пэтнемъ, съ которымъ онъ только что говорилъ, слѣдуетъ за нимъ.
Но Пэтнемъ не слѣдовалъ за нимъ. Быть можетъ, ослѣпленный снѣгомъ, онъ потерялъ изъ виду переднія сани, или же, не имѣя опыта туземцевъ, не съумѣлъ круто повернуть собакъ противъ вѣтра? Вмѣсто того чтобы повернуть направо, онъ поѣхалъ прямо и попалъ, какъ потомъ оказалось, на прибрежный ледъ. Возможно также, что, защищаясь отъ вѣтра, онъ сидѣлъ въ саняхъ бокомъ и былъ незамѣтно отнесенъ хлещущимъ снѣгомъ и бушующей бурей съ тропы на прибрежный ледъ. Надо предположить, что если онъ и проѣхалъ въ этомъ направленіи нѣкоторое разстояніе, то, въ концѣ концовъ, замѣтилъ свою ошибку и сталъ звать товарищей. Но его крики о помощи могли быть заглушены ревомъ бури, и Пэтнемъ, вѣроятно, рѣшился, въ ожиданіи лучшей погоды, провести ночь на льду. Онъ могъ надѣяться, что товарищи, замѣтивъ его отсутствіе, немедленно примутся за поиски и не успокоятся, пока не найдутъ его.
Черезъ какихъ-нибудь пять минутъ послѣ разговора съ Пэтнемомъ, Цане пріѣхалъ въ деревню. Полузамерзшій, онъ поторопился укрыться въ теплѣ. Погонщики другихъ саней замѣтили отсутствіе третьей упряжки и не зная, чѣмъ это объяснить, побѣжали на берегъ, чтобы встрѣтить Пэтнема. Они кричали изо всѣхъ силъ, но не было и слѣда пропавшаго. Гэнтъ и его чукотскій проводникъ, только теперь приблизившіеся къ деревнѣ, думали, что крики относятся къ нимъ и указываютъ имъ дорогу. Въ деревнѣ они, къ своему ужасу, узнали, что Пэтнемъ еще не прибылъ. Гэнтъ поспѣшилъ къ Цане, чтобы вмѣстѣ обсудить дальнѣйшія мѣры для розысковъ Пэтнема. Къ его великому удивленію, онъ нашелъ Цане въ полномъ невѣдѣніи всего происшедшаго. Туземцы по своей халатности даже и не подумали сообщить ему объ отсутствіи саней. Много драгоцѣннаго времени было потеряно изъ-за ихъ безсмысленныхъ, безпорядочныхъ поисковъ.
Страшно обезпокоенные, Цане и Гэнтъ немедленно поспѣшили на берегъ. Напрасно предлагали они туземцамъ всякія награды, тщетно старались они просьбами, приказаніями, обѣщаніями цѣлыхъ богатствъ заставить ихъ запречь собакъ и отправиться на поиски несчастнаго. Люди упрямо стояли на своемъ: при такой погодѣ они и сами не поѣдутъ и не дадутъ другимъ ни саней, ни собакъ. Коварство бури слишкомъ велико, да и не видать ничего кругомъ. На другое утро погода, вѣрно, прояснится, тогда они охотно отправятся на поиски.
Всѣ угрозы оставались тщетными; приходилось ждать слѣдующаго дня. Съ каждой минутой буря становилась все свирѣпѣе. Ночью ураганъ оторвалъ ледъ отъ берега и угналъ его далеко въ море.
На слѣдующее утро начались поиски. Вѣтеръ немного стихъ, но былъ еще достаточно силенъ, чтобы затруднять продвиженіе впередъ. Чистый воздухъ открывалъ широкій кругозоръ. Туземцы разсыпались по разнымъ направленіямъ, Гэнтъ же и Цане шли вдоль берега. Здѣсь они увидѣли вмѣсто вчерашней безграничной ледяной равнины, простиравшейся отъ берега далеко въ море, открытую воду, на которой не видно было ни одной льдины. Часами шли они вдоль берега, но напрасны были ихъ старанія найти какой-нибудь слѣдъ заблудившагося.
Все правдоподобнѣе дѣлалась мысль, что Пэтнемъ, оставшись ночью на льду, былъ отнесенъ на оторвавшейся льдинѣ въ море. Въ такомъ случаѣ представлялись только двѣ возможности его спасенія: одна — если бы вѣтеръ подулъ на югъ, что привело бы къ возвращенію льдины къ берегу; другая если бы наступило полное затишье, при которомъ новый ледъ образовалъ-бы мостъ между старымъ льдомъ и берегомъ, и тогда несчастный Пэтнемъ могъ-бы пробраться на берегъ.
На другой день Цане и Гэнтъ, въ сопровожденіи трехъ туземцевъ, поѣхали въ деревню у сѣвернаго мыса. Докторъ Кастилло остался на мѣстѣ, чтобы оказать Пэтнему помощь, въ случаѣ его возвращенія.
Энергичная развѣдка Гэнта и Цане была безпрерывной смѣной надеждъ и разочарованій.
Днемъ 13 января 1882 годa Цане получилъ извѣстіе, что Пэтнема видѣли утромъ того-же дня на льдинѣ, приблизительно въ 5 километрахъ отъ берега. Немыслимо было заставить туземцевъ пуститься въ путь для его спасенія. Не взирая на обѣщаніе высокаго вознагражденія, они упорно отказывались выѣхать изъ страха передъ надвинувшейся туда ледяной гущей.
На слѣдующій день опять пришло сообщеніе изъ другой деревни, лежащей на 10 километровъ южнѣе: Пэтнема видѣли на льду на разстояніи около 14 километровъ отъ берега, и на этотъ разъ туземцы приняли мѣры для его спасенія. Немедленно офицеры отправились въ ту деревню. Тамъ они узнали, что, дѣйствительно, наканунѣ двое людей съ „Роджерса“, при помощи двухъ туземцевъ, предприняли попытку спасти Пэтнема. Но едва лишь они отъѣхали на 5 километровъ отъ берега, какъ были вынуждены повернуть обратно: ледъ повредилъ лодку въ столькихъ мѣстахъ, что имъ съ трудомъ удалось добраться до берега.
Теперь опять дулъ сильный вѣтеръ съ суши, давно унесшій несчастнаго изъ виду. Туземцы были глубоко убѣждены, что льдину Пэтнема прибьетъ къ какой-нибудь выступающей части суши. Поэтому были приняты мѣры, чтобы немедленно быть на мѣстѣ, готовыми для помощи, когда погода пpoяснится, но при этомъ натолкнулись на непредвидѣнныя трудности: туземцы были въ ссорѣ съ жителями прибрежныхъ деревень и не только отказывались сами туда ѣхать, но не желали дать даже собакъ для поѣздки. По ихъ словамъ, какъ людямъ, такъ и собакамъ грозила тамъ смерть.
Товарищи Пэтнема прошли много миль вдоль прибрежной полосы, но не узнали ничего утѣшительнаго. 26 января прошелъ слухъ, что къ берегу прибило нѣсколько собакъ. 29 января, послѣ 2-хъ дней пути при отчаянной вьюгѣ, офицеры добрались до того мѣста и установили, что, дѣйствительно, эти три собаки были изъ упряжки Пэтнема.
Скоро волны выбросили на берегъ еще одну собаку Пэтнема. На шеѣ ея зіяла рана, очевидно отъ револьвернаго выстрѣла. Собака была очень худа, измождена и вся покрыта льдомъ. Повидимому, Пэтнемъ хотѣлъ застрѣлить ее себѣ въ пищу, но совершенно обезсиленный, только ранилъ ее и собакѣ удалось убѣжать. Когда въ печальномъ фактѣ смерти Пэтнема нельзя было уже дольше сомнѣваться, офицеры отказались отъ дальнѣйшихъ розысковъ. Точно установлено только, что на третій день своихъ блужданій Пэтнемъ былъ еще живъ. О времени же, проведенномъ имъ на пловучей льдинѣ, лицомъ къ лицу со смертью, можно только строить догадки. Въ тѣ дни стоялъ морозъ въ 30—40 градусовъ, и хотя Пэтнемъ былъ одѣтъ очень тепло, но продовольствія у него совсѣмъ не было. Вѣроятно, льдина, на которой уносило несчастнаго, въ концѣ концовъ раскололась, и Пэтнемъ нашелъ могилу въ ледяныхъ волнахъ.
Кромѣ гибели „Роджерса“, кромѣ жуткаго безпокойства за участь „Жаннетты“, судьба нанесла намъ еще этотъ третій тяжелый ударъ.
Въ самое неблагопріятное время года я покинулъ Идлидльжу, чтобы поѣхать вдоль сѣвернаго берега Сибири въ Нижне-Колымскъ на телеграфную станцію. Мнѣ давно хотѣлось дать знать на родину о судьбѣ „Роджерса“ и о трагической кончинѣ лейтенанта Пэтнема.
Въ одинъ прекрасный день къ намъ явился нѣкій Ванкеръ, русскій изъ Нижне-Колымска, и предложилъ доставить меня въ его родной городъ за 50 рублей. Я согласился хотя, видъ его сразу не внушилъ мнѣ довѣрія. Въ этомъ были виноваты не только его близко посаженные глаза, но вся его внѣшность жулика, которую онъ не могъ измѣнить при всемъ своемъ искусствѣ.
Въ первый же день я узналъ, какъ ловко онъ вретъ. Онъ разсказалъ мнѣ, что умѣетъ читать, и я далъ ему написанное по русски письмо русскаго консула въ С. Франциско. Ванкеръ прочелъ письмо про себя съ выраженіемъ высшаго удовлетворенія и живѣйшаго интереса. Иногда онъ улыбался, какъ-бы шутливому обороту въ письмѣ, нѣсколько разъ останавливался передъ труднымъ, неразборчивымъ словомъ, въ которое онъ долго и пристально всматривался. И при этомъ все время держалъ письмо вверхъ ногами!
Я повернулъ листъ, но онъ опять взялъ его по-своему, причемъ смѣрилъ меня взглядомъ, ясно выражающимъ:
„Я имѣю обыкновеніе читать письма именно такимъ образомъ.“»
Подвергнувъ основательному изслѣдованію водяные знаки бумаги, онъ мнѣ вернулъ, наконецъ, письмо, заявивши, что все въ порядкѣ, зa что я его, понятно, поблагодарилъ;
Ванкеръ свободно объяснялся съ камчадаломъ Константиномъ, служившимъ раньше на «Роджерсѣ», и посовѣтовалъ мнѣ нанять его въ качествѣ погонщика собакъ и переводчика. И дѣйствительно, Константинъ переводилъ очень хорошо, но только пока дѣло касалось ихъ двоихъ, у меня же съ нимъ ничего не выходило.
Чтобы облегчить себѣ въ будущемъ сношенія съ русскими, я рѣшилъ выучиться хотя бы нѣсколькимъ русскимъ словамъ и выраженіямъ и началъ съ того, что спросилъ Константина, какое слово употребляютъ русскіе вмѣсто нѣмецкаго «Ja»? «Они говорятъ „Я“,» былъ его отвѣтъ. Это легко запомнить, и я поэтому сейчасъ же перешелъ къ слѣдующему слову.
«А какъ они говорятъ вмѣсто „Nein“?»
«Они говорятъ „нейнъ“.»
Удивительное совпаденіе! подумалъ я, — во всякомъ случаѣ, очень удобное. Я перешелъ къ болѣе труднымъ вопросамъ:
«Константинъ, а какъ говоритъ русскій, когда онъ голоденъ и хочетъ что нибудь поѣсть?»
"О, господинъ, онъ говоритъ, онъ хочетъ что нибудь поѣсть, " отвѣтилъ Константинъ, повторяя опять мои слова. Этотъ отвѣтъ показался мнѣ черезчуръ безсмысленнымъ и я прекратилъ вопросы. Я увидѣлъ, что глупый парень не переводитъ съ одного языка на другой, а просто повторяетъ все, что слышитъ.
Константинъ сталъ моимъ возницей. Къ сожалѣнію, мы двигались очень медленно, такъ какъ наспѣхъ купленныя собаки представляли собой жалкую упряжку. Какъ я вскорѣ убѣдился, туземцы далеко не всегда выбирали для меня лучшихъ собакъ, а съ особеннымъ удовольствіемъ подсовывали всѣхъ негодныхъ и хромыхъ на заднія ноги. Если и попадалась иногда собака получше, то, вѣроятно, по той простой причинѣ, что у чукотскаго продавца въ это время не было худшей.
Мы были постоянно заняты покупкой собакъ, при чемъ Константинъ, прицѣниваясь къ собакѣ, прежде всего спрашивалъ дрессирована ли она водить упряжку. У него, повидимому, была особая страсть къ передовымъ — собакамъ, бѣгущимъ впереди остальныхъ упряжныхъ собакъ. Мнѣ и сейчасъ еще абсолютно не ясно, какія же собаки, по его мнѣнію, везли-бы наши сани, если бы онъ получилъ столько вожаковъ, сколько хотѣлъ купить.
Между прочими сомнительными качествами, у Константина была одна привычка, особенно непріятная для кучера: онъ постоянно терялъ части упряжи. Въ каждой деревнѣ, гдѣ мы останавливались, мнѣ приходилось покупать новыя вожжи, ремни и кнуты. Но когда дѣло дошло до такого безобразія, что въ одной деревнѣ, въ которой я купилъ ему новый кнутъ, онъ, черезъ какихъ-нибудь полчаса, пришелъ просить второй, я положилъ конецъ этому наглому обману. Константинъ оправдывался тѣмъ, что на случай потери новаго кнута онъ хотѣлъ сразу имѣть подъ рукой другой.
Вторую ночь нашего путешествія мы провели въ деревнѣ Жинретленѣ, вблизи которой зимой съ 1878—1879 годъ была стоянка «Веги». Меня пріютили въ палаткѣ начальника племени — самой большой, какую мнѣ доводилось видѣть до сихъ поръ. Мнѣ пришлось изъ-за бури пробыть тамъ четыре дня и четыре ночи, вмѣсто предполагавшагося короткаго отдыха и я дѣйствительно могъ почитать за счастье, что это жилье было сравнительно благоустроено. Кромѣ того, у моихъ хозяевъ были большіе запасы моржеваго мяса и оленины, такъ что по чукотскимъ понятіямъ мы жили очень хорошо. Здѣсь мнѣ удалось познакомиться съ домашней жизнью и бытомъ туземцевъ.
Какъ бы рано ни проснулся гость въ чукотской палаткѣ, онъ видитъ хозяйку уже на ногахъ. Замѣтивъ чье-нибудь пробужденіе, она немедленно приноситъ нѣсколько кусковъ мяса, около 30—50 граммъ, не больше, но этого количества достаточно, чтобы успокоить желудочные нервы. Затѣмъ хозяйка идетъ во внѣшнее помѣщеніе, въ отгороженное мѣсто въ родѣ кладовой, гдѣ прячутъ запасы отъ собакъ. Послѣ пятнадцати минутъ усердной, шумной работы ступкой и сѣчкой, она возвращается съ завтракомъ. Теперь на полъ ставятъ плоское, деревянное корыто, у одного конца садится на корточкахъ хозяйка, остальные члены семьи и гости располагаются «вокругъ стола», то есть ложатся плашмя на животъ, головой къ ѣдѣ, вытянувъ ноги отъ корыта. Съ птичьяго полета такой чукотскій столъ съ вѣнкомъ изъ ѣдоковъ выглядитъ, какъ огромный, страшный жукъ.
Первымъ блюдомъ на завтракъ подаютъ мороженныя травы, перемѣшанныя съ ворванью. Къ этому полагаются маленькіе кусочки свѣжаго сала опредѣленной величины, нарубленные хозяйкой при помощи сѣчки. По старинному обычаю это блюдо ѣдятъ слѣдующимъ образомъ: каждый кладетъ на гору зелени, находящуюся въ общемъ корытѣ, свой кусокъ сала; затѣмъ, при помощи большого пальца и еще трехъ другихъ, набираетъ на сало какъ можно больше зелени, послѣ чего ловкимъ движеніемъ препровождаетъ свой комокъ въ ротъ.
Второе блюдо состоитъ изъ мяса моржа. Хозяйка раздаетъ его щедрой рукой. Здѣсь уже преимущество на сторонѣ того, кто можетъ проглотить большіе куски съ наибольшей скоростью, не теряя времени на разжевываніе. Кто не хочетъ отставать отъ прожорливыхъ, торопливыхъ ѣдоковъ, тотъ долженъ привыкнуть, имѣя одинъ кусокъ во рту, держать всегда еще два въ рукѣ.
Послѣ мясного блюда подаютъ большой кусокъ моржевой кожи. На ея внутренней сторонѣ находится еще тонкій слой сала, внѣшняя же сторона покрыта щетиной. Если мясо уже гніетъ, можно легко сцарапать волосы, если же нѣтъ, то волосы глотаютъ вмѣстѣ съ кожей въ 2 1/2 сантиметра толщиной и такой твердой, что самая добросовѣстная обработка зубами не можетъ промять ее. Даже собаки жуютъ иногда цѣлый день маленькій кусокъ моржевой кожи и все-таки не могутъ отдѣлить мяса. Главная заслуга этого дессерта состоитъ, очевидно, въ томъ, что желудокъ занятъ имъ все время, вплоть до слѣдующей ѣды.
Кромѣ опредѣленныхъ ежедневныхъ трапезъ, каждому гостю, прибывшему въ теченіе дня, подаютъ особую закуску. Къ этой закускѣ домочадцы такъ энергично пріобщаются, что путешественникъ долженъ быть очень насторожѣ, чтобы получить хоть что-нибудь изъ яствъ. Я это знаю по собственному опыту, купленному дорогою цѣной. Достаточно часто предложенная мнѣ обильная закуска истреблялась другими, только-что, можетъ быть, поѣвшими! Пока я, изъ вѣжливости, медлилъ, домочадцы усердно поглощали все. Постепенно и я сталъ отвыкать отъ излишней деликатности и теперь всегда вставалъ изъ-за стола съ успокоительной увѣренностью, что и я получилъ свою скромную долю трапезы.
13 января 1882 г., темной ночью, мы собрались въ путь и около полудня пріѣхали въ ближайшую деревню. Съ нами вмѣстѣ ѣхала чета чукчей изъ Онмана. Прибывъ въ деревню, супругъ пошелъ въ какой-то домъ, откуда, послѣ короткихъ переговоровъ, вышелъ вмѣстѣ съ хозяиномъ дома и сообщилъ мнѣ, что здѣсь нѣтъ корма для собакъ. Его совѣтъ — передохнуть и продолжать путь до Онмана.
Насъ угостили мясомъ моржа. За ѣдой я пришелъ къ рѣшенію заночевать здѣсь, вопреки доброжелательному совѣту моего спутника. Мнѣ казалось болѣе правильнымъ дать голоднымъ собакамъ хотя-бы отдыхъ, вмѣсто того, чтобы гнать ихъ, безъ ночного отдыха и безъ кормежки, дальше. До Онмана, лежащаго довольно далеко, мы могли добраться не раньше утра. Втихомолку я додумывалъ и о томъ, что за хорошую плату я, въ концѣ концовъ, и кормъ раздобуду.
Какъ только наши спутники уѣхали, я убѣдился въ правильности своего предположенія. Увѣренія хозяина, что нѣту корма, были только привычной хитростью, предлогомъ, чтобы освободиться отъ нежелательныхъ гостей.
Къ великому своему удивленію, я убѣдился, что между Восточнымъ мысомъ и Нижне-Колымскомъ существовали очень оживленныя сношенія. Путь въ 2400 километровъ не пугаетъ туземцевъ, и они легко продѣлываютъ его, чтобы раздобыть то здѣсь, то тамъ нужные имъ товары. У Восточнаго мыса онт могутъ обмѣнивать свою охотничью и рыболовную добычу на ружья, патроны, американскіе ножи и хлопчатобумажныя ткани. Въ Нижне-Колымскѣ они получаютъ дешевый, но очень крѣпкій кавказскій табакъ и маленькія курительныя трубочки изъ мѣди. Здѣсь же они закупаютъ рогатины для медвѣжьей охоты и тому подобные полезные предметы. Запасы товаровъ у Восточнаго мыса лежатъ въ складахъ американскихъ китолововъ. Въ Нижне-Колымскѣ товары въ рукахъ русскихъ купцовъ, ежегодно устраивающихъ во второй половинѣ февраля вблизи города большую, очень оживленную ярмарку.
Въ прибрежныхъ деревняхъ путешествующіе туземцы пользуются безплатнымъ ночлегомъ и содержаніемъ; за то щедрые хозяева хорошо наживаются на чужихъ. Моя поѣздка на почтовую станцію въ Нижне-Колымскъ была связана съ значительными расходами.
Мнѣ было непріятно сознаніе полной зависимости отъ враля — Ванкера и плута Константина — людей, которымъ совершенно нельзя было вѣрить. Много разъ во время путешествія туземцы предостерегали меня относительно Ванкера: они думали, что онъ замышляетъ что-то противъ меня, совѣтовали вернуться къ Восточному мысу и даже предлагали проводить меня туда. Я лично больше всего опасался того, что оба парня улетучатся ночью съ санями и упряжкой, оставивъ меня одного въ этихъ дебряхъ и потому мнѣ приходилось смотрѣть за ними въ оба. Днемъ туземцы предупредили-бы меня въ случаѣ бѣгства Ванкера, ночью же я спалъ всегда въ одномъ домѣ съ ними и скоро привыкъ просыпаться при малѣйшемъ шорохѣ. Во все время пути я не удалялся отъ Ванкера дальше, чѣмъ на револьверный выстрѣлъ и, кажется, онъ, въ концѣ концовъ, замѣтилъ, что я не спускаю съ него глазъ. Въ началѣ онъ часто пользовался моимъ незнаніемъ чукотскаго языка и насмѣхался надо мной на потѣху туземцамъ. Разъ онъ даже такъ забылся, что прикрикнулъ на меня самымъ нахальнымъ образомъ. Тогда я поговорилъ съ нимъ по настоящему, на крѣпкомъ, выразительномъ англійскомъ языкѣ! Если онъ и не понялъ моихъ словъ, то прекрасно понялъ, что я хочу сказать.
Съ этого дня его поведеніе въ отношеніи меня стало гораздо болѣе осторожнымъ.
На слѣдующее утро, задолго до разсвѣта, поднялась такая злая вьюга, какой я еще не видывалъ. Снѣгъ падалъ такъ густо, что мы не различали даже второй собаки. Короткій переѣздъ въ 5 километровъ казался безконечною мукой. Мы ѣхали противъ вѣтра, который съ такой силой хлесталъ намъ въ лицо острымъ, морознымъ снѣгомъ, что мы едва рѣшались отъ времени до времени бросить бѣглый взглядъ впередъ. Въ концѣ концовъ, собаки не могли больше бѣжать противъ вѣтра и, несмотря на всѣ наши понуканія, малодушно бросились въ снѣгъ. Намъ оставалось только итти впередъ и — о, свѣтъ на изнанку! — тащить собакъ, причемъ итти приходилось по колѣна въ снѣгу.
Наконецъ, мы очутились у склона холма, догола обметеннаго вѣтромъ. Тамъ мы нашли слѣды саней, и Ванкеръ призналъ, что мы на вѣрной дорогѣ. Думая, что побѣда за нами, мы весело поѣхали дальше. Вдругъ произошло что-то чудовищное: у поворота дороги ураганъ подхватилъ одни изъ саней и сбросилъ ихъ въ пропасть. Черезъ нѣсколько секундъ я увидѣлъ, какъ сани другого моего спутника взлетѣли надъ гребнемъ холма и исчезли въ облакѣ крутящагося снѣга… Я чувствовалъ, что въ слѣдующій мигъ чередъ за мной, закрылъ глаза, стиснулъ зубы — и, дѣйствительно, почувствовалъ, что лечу по воздуху и куда-то падаю. Куда, я не зналъ. Къ счастію, мы всѣ упали только съ высоты въ 6 метровъ и попали въ снѣжный сугробъ. Оттуда и мы, и собаки потихоньку скатились до дна ущелья. Ваикеръ, сидѣвшій на другой сторонѣ саней, спиной къ пропасти, перелетѣлъ черезъ мою голову и очутился тамъ раньше насъ. Хорошо, что никто не пострадалъ: снѣгъ былъ мягокъ и сыпучъ. Правда, провалились мы такъ глубоко, что еле встали на ноги. Я не могъ не посмѣяться отъ души надъ комичной фигурой Ванкера, когда онъ, свернувшись въ комочекъ, отчаянно схватившись за свою палку, летѣлъ надъ моей головой. Онъ выглядѣлъ, какъ вѣдьма на помелѣ.
Вставъ на ноги, мы принялись искать выхода изъ этой снѣжной пещеры, окруженной высокими стѣнами скалъ и снѣга. Только въ одномъ мѣстѣ виднѣлось узкое ущелье, ведущее къ вершинѣ холма. Туда мы и поползли на четверенькахъ, худо-ли, хорошо-ли продвигаясь впередъ. Намъ пришлось тащить собакъ силой, что очень замедляло дѣло. Снова и снова опускались мы на снѣгъ, чтобы передохнуть минутъ пятнадцать и набраться силъ для дальнѣйшей, невѣроятно трудной работы. Черезъ нѣсколько часовъ насъ опять сбросило съ холма, но на этотъ разъ въ долину, гдѣ Ванкеръ нашелъ дорогу въ деревню.
Теперь мы уже двигались быстрѣе. Скоро мы достигли берега, и, повернувъ направо, черезъ нѣсколько минутъ добрались до самой деревни. У меня на лбу, на носу, на подбородкѣ и на щекахъ красовались волдыри, у моихъ спутниковъ — тоже. Этому нечего удивляться: вѣдь въ теченіе утра наши лица много разъ покрывались густой корой замерзшаго снѣга толщиной въ сантиметръ; эту кору мы, отъ времени до времени, снимали какъ маску. Во время этой бури мы потеряли трехъ собакъ.
Вечеромъ мы сдѣлали привалъ у одной покинутой хижины. Правда, она наполовину была занесена снѣгомъ, но все-же представляла собой достаточную защиту отъ разыгравшейся опять вьюги. Въ этомъ маленькомъ помѣщеніи было гораздо пріятнѣе спать, чѣмъ подъ открытымъ небомъ и вообще было довольно уютно и привѣтливо. Горѣлъ огонь, и хотя дыры въ крышѣ вытягивали только небольшую часть дыма, все-же надъ огнемъ висѣлъ чайникъ съ чаемъ, а рядомъ, въ большомъ горшкѣ, тушился сочный кусокъ оленины. Мы съ удовольствіемъ съѣли мороженную рыбу, найденную моимъ проводникомъ въ укромномъ уголкѣ подъ крышей. Въ ожиданіи чая, мои новые русскіе друзья затянули пѣсню. Чувство домашняго уюта, неизвѣданное уже много недѣль, развеселило меня. Скоро я сладко уснулъ, убаюканный грезами о родинѣ…
Въ концѣ концовъ, я добрался-таки до Нижне-Колымска и сдалъ телеграмму. Потомъ я занялся розысками свѣдѣній о «Жаннеттѣ». Кое-что мнѣ удалось узнать и эти сообщенія давали поводъ думать, что «Жаннетта» погибла, но что нѣсколько человѣкъ спаслось. Къ сожалѣнію, я не владѣлъ ни русскимъ, ни чукотскимъ языками, а потому многія подробности гибели оставались для меня неясными, тѣмъ болѣе, что и всѣ слухи объ этомъ печальномъ происшествіи были неточны и сбивчивы.
Когда въ воскресеніе 5 марта я прибылъ въ сопровожденіи казака изъ Нижне-Колымска въ городъ Средне-Колымскъ, меня остановилъ на улицѣ пожилой, очень приличнаго вида господинъ въ военной формѣ. Онъ обратился ко мнѣ по французски, представился уѣзднымъ исправникомъ и пригласилъ меня къ себѣ. Я былъ такъ долго лишенъ удовольствія слышать знакомый языкъ, что очень обрадовался возможности поговорить по-человѣчески, а не запинаясь и заикаясь на нарѣчіи дикарей.
Въ домѣ этого чиновника я былъ представленъ бывшему исправнику Верхоянскаго уѣзда, господину Кочеровскому. Онъ недавно пріѣхалъ, чтобы занять постъ того самаго господина, у котораго я былъ въ гостяхъ. Я сталъ разспрашивать его о «Жаннеттѣ», и онъ вспомнилъ, что въ Верхоянскѣ говорили о какомъ-то несчастьи съ кораблемъ, но, къ сожалѣнію, не могъ мнѣ дать болѣе подробныхъ свѣдѣній. Онъ очень любезно пригласилъ меня пріѣхать въ Верхоянскъ, предполагая, что тамъ я несомнѣнно узнаю подробно, какъ о самомъ крушеніи, такъ и объ участи потерпѣвшихъ.
Можно себѣ представить мою радость! Я, конечно, принялъ его предложеніе, надѣясь въ его обществѣ совершить путешествіе скорѣе, чѣмъ это было до сихъ поръ. Потерявъ массу времени на ожиданіе въ пути, я сейчасъ больше всего заботился о томъ, чтобы быстро двигаться впередъ.
До нашего отъѣзда оставалось еще нѣсколько часовъ. Я воспользовался ими, чтобы осмотрѣть Средне-Колымскъ.
Какъ во всѣхъ маленькихъ русскихъ городахъ, и здѣсь церковь — самое выдающееся зданіе въ городѣ. Выстроенная въ довольно громоздкомъ восточномъ стилѣ, она заканчивается обычнымъ куполомъ съ высокимъ золотымъ крестомъ. Рядомъ съ церковью, внутри окружающей ее изгороди, возвышается маленькая башня. Она была построена первыми поселенцами для защиты отъ нападеній дикихъ якутовъ и чукчей. Правительственныя зданія расположены далеко въ сторонѣ отъ центра поселка. Подъ правительственными зданіями надо понимать амбары для зерна и хлѣба, а также склады, гдѣ хранятся мѣха, внесенные въ видѣ податей. Это большіе блокгаузы съ громадными, тяжелыми дверьми и колоссальными замками. Ключи къ нимъ соотвѣтствующаго вида и вѣса.
Я посѣтилъ склады какъ разъ во время торжественной пріемки товаровъ новымъ исправникомъ. Толпа рабочихъ, не въ рубашкахъ, какъ у насъ, а въ мѣховой одеждѣ, , переносила на плечахъ громадные тюки и сбрасывала ихъ на большія, плоскія чаши неуклюжихъ вѣсовъ примитивной конструкціи. На одну сторону нагромождали горой тюки съ мѣхами и мѣшки изъ воловьей кожи, наполненные зерномъ, а на другую накладывали большія желѣзныя гири съ ручками. Нельзя сказать, чтобы при этомъ заботились о точномъ взвѣшиваніи: когда грузъ на обѣихъ чашахъ приблизительно уравнивался, товаръ снимали и «подсчитывали» сумму желѣзныхъ гиръ. Въ первый разъ мнѣ пришлось заглянуть за кулисы русскаго управленія и мнѣ стало жутко.
Странное зрѣлище представлялъ собой казакъ, шагавшій съ ружьемъ на плечѣ взадъ и впередъ передъ большими вѣсами. Онъ выглядѣлъ какъ свертокъ мѣха, начиненный ружьемъ. Около вѣсовъ стоялъ новый исправникъ. Онъ былъ тоже такъ закутанъ въ мѣха, что кромѣ глазъ ничего не было видно — даже кончика носа. Такой костюмъ былъ, впрочемъ, вполнѣ умѣстенъ: я никогда въ жизни не мерзъ такъ ужасно, какъ во время моего пребыванія въ Средне-Колымскѣ.
Мѣстное населеніе, даже люди, принадлежащіе къ привилегированнымъ классамъ, питается главнымъ образомъ рыбой, ржанымъ хлѣбомъ и чаемъ. Всѣ озера и рѣки страны изобилуютъ прекрасной рыбой и бѣдное населеніе не видитъ ничего, кромѣ рыбы изо дня въ день. Мои наблюденія надъ связью между потребленіемъ рыбной пищи и степенью развитія человѣка навели меня на слѣдующую мысль: всѣхъ врачей, утверждающихъ, что питаніе рыбой, благодаря содержащемуся въ ней фосфору, полезно для развитія мозга, слѣдуетъ послать на казенный счетъ сюда, чтобы они могли убѣдиться въ противномъ. Во всемъ мірѣ нѣтъ народа съ такимъ скромнымъ умственнымъ развитіемъ, какъ населеніе Восточной Сибири.
Кому позволяютъ средства, тотъ покупаетъ, кромѣ неизбѣжной рыбы, еще оленину и воловье мясо, считающееся лакомствомъ.
Для меня такъ и осталось непонятнымъ, почему предпочитаютъ воловье мясо, когда мясо оленя гораздо нѣжнѣе и мягче, обладая кромѣ того пріятнымъ запахомъ, благодаря душистому лишайнику, являющемуся главной пищей животнаго. Оленина достаточно дешева, чтобы быть на столѣ самаго скромнаго хозяйства. Хорошо откормленное молодое животное стоило только три рубля!
Рыба, ржаной хлѣбъ, чай! Я не могу себѣ представить здѣшнихъ людей безъ чая. Чай — господствующій напитокъ. За ѣдой пьютъ не меньше четырехъ чашекъ, а часто доходятъ до двадцати, то съ сахаромъ, то съ молокомъ. Дороговизна сахара заставляетъ обращаться съ нимъ очень экономно. Сахаръ кладутъ не въ чашку съ чаемъ, а раздаютъ передъ ѣдой, каждому по куску. Этотъ кусокъ грызутъ съ наслажденіемъ во все время чаепитія.
Въ Средне-Колымскѣ я видѣлъ политическихъ ссыльныхъ, сосланныхъ сюда за принадлежность къ соціалистическимъ партіямъ. Впрочемъ уже и въ Нижне-Колымскѣ я встрѣтилъ двухъ; одинъ изъ нихъ былъ полякъ. Оба принимали участіе въ политической дѣятельности противъ правительства. Полякъ былъ сначала приговоренъ къ ссылкѣ въ Западную Сибирь, но тамъ, въ припадкѣ гнѣвнаго возбужденія, онъ высказалъ все свое озлобленіе противъ русскаго правительства и даже разорвалъ портретъ царя. За этотъ проступокъ его и сослали въ одно изъ наиболѣе отдаленныхъ мѣстъ Сибири. Это былъ очень любезный старикъ, стоявшій по своему образованію и манерамъ много выше окружающихъ. Не мало было препятствій для нашего общенія: онъ почти совсѣмъ забылъ французскій языкъ, но плавно говорилъ по-нѣмецки, я же нѣмецкимъ не владѣлъ. Однако, смѣло перемѣшивая англійскій, французскій, нѣмецкій, русскій, польскій и чукотскій языки, мы все-же кое-какъ объяснялись.
Для меня было въ диковину видѣть въ странѣ такое полное господство одного вѣроисповѣданія, какъ это имѣетъ мѣсто въ Сибири съ православіемъ. Не только русскіе жители, но и живущіе вблизи русскихъ поселеній якуты, тунгузы, ламуты и чукчи исповѣдуютъ, безъ исключенія, православіе, что впрочемъ легко объяснимо, такъ какъ нельзя себѣ представить болѣе удобной религіи. По всему тому, что я здѣсь видѣлъ, религіозные обязанности православнаго человѣка состоятъ преимущественно въ частомъ употребленіи крестнаго знаменія, колѣнопреклоненіи передъ иконами и соблюденіи многочисленныхъ постовъ, когда разрѣшается ѣсть только рыбу. Въ странѣ, гдѣ кромѣ рыбы почти нечего ѣсть, соблюденіе поста очень легко.
Я скоро убѣдился въ томъ, что соблюдая внѣшніе церковные обряды, люди внутренне мало проникнуты ихъ значеніемъ. Однажды я видѣлъ, какъ старый человѣкъ, извѣстный своимъ благочестіемъ и набожностью, во время молитвы еле сдерживалъ свой гнѣвъ противъ непослушнаго подчиненнаго, но съ послѣднимъ словомъ молитвы на устахъ, онъ обернулся къ виновному и, содрагаясь отъ ярости, осыпалъ того цѣлымъ потокомъ самыхъ нехристіанскихъ проклятій.
Православная религія особенно отвѣчаетъ вкусамъ лѣнивыхъ людей. Что ни день, то праздникъ какого-нибудь угодника, или церковный; а въ эти праздники ни одинъ настоящій православный человѣкъ не станетъ работать. Онъ празднуетъ и постится. Не будь здѣсь такого обилія рыбы, я боюсь, что всѣ эти набожные, но лѣнивые люди перемерли бы съ голода изъ-за своихъ постовъ.
Но у этого религіознаго культа есть своя громадная, своеобразная красота! Сюда относятся многочисленныя, полныя любви привѣтствія, предписываемыя этимъ ученіемъ. Такъ, послѣ молитвы каждый цѣлуетъ своего сосѣда въ щеку и въ губы. При этомъ не дѣлаютъ никакихъ исключеній: мужчины, женщины, дѣти, прислуга и господа, солдатъ и офицеръ всѣ цѣлуютъ другъ друга. И это не театральный поцѣлуй, не поцѣлуй религіознаго экстаза, а поцѣлуй внутренняго умиленія. Лица святыхъ на иконахъ окружены, очень реалистически, блестящимъ сіяніемъ изъ металла и передъ ихъ пестрыми изображеніями всѣ члены дома молятся совмѣстно. Они крестятся и равномѣрно склоняются. Только изрѣдка особенно набожный бросается на колѣни и съ горячимъ воодушевленіемъ цѣлуетъ полъ въ углу передъ образами. Когда я разъ увидѣлъ, какъ сѣдой старикъ, взявъ маленькую внучку за руку, подвелъ ее къ кіоту и они вмѣстѣ молились, я былъ глубоко тронутъ этой чудной картиной. Какъ только молитва была окончена, дѣвочка сложила свои ручки и подняла ихъ съ мольбой къ старику. Онъ перекрестилъ ее и положилъ свою жесткую руку на волосы ребенка. Дѣвочка поднесла руку дѣдушки къ губамъ и нѣжно ее поцѣловала. Этимъ заканчивалась каждый разъ тихая домашняя молитва.
Во время моего пребыванія въ Средне-Колымскѣ многіе любезные жители города приглашали меня въ гости. На всѣхъ такихъ собраніяхъ хозяинъ строго слѣдилъ за тѣмъ, чтобы я выпивалъ чуть-ли не каждыя пять минутъ по стакану водки. Сначала я думалъ, что необходимо подчиняться этому обычаю страны, но скоро, наученный горькимъ опытомъ, сталъ пить только маленькими глотками. Тогда кое-кто изъ гостей обратилъ мое вниманіе на то, что лучше не противиться мѣстному обычаю, иначе каждый хозяинъ въ правѣ обидѣться за такое нарушеніе его и вообще за воздержаніе.
И пришлось мнѣ пить противъ моей воли не задумываясь надъ послѣдствіями. Я держался, насколько могъ, на ногахъ, но послѣ обѣда никогда толкомъ не зналъ, ѣлъ ли я вообще что-нибудь или нѣтъ, зато ясно сознавалъ, что я выпилъ.
Постепенно я открылъ тайну восточносибирскаго обычая выпивки. Законъ этой страны требуетъ: рюмочку водки передъ обѣдомъ, одну передъ каждымъ блюдомъ, одну послѣ каждаго блюда, одну послѣ обѣда. Для новичка — задача непосильная! Но человѣкъ привыкаетъ ко всему…
Можно себѣ представить съ какимъ нетерпѣніемъ я ждалъ Верхоянска, чтобы тамъ узнать подробности о «Жаннеттѣ». Но Сибирь лежитъ внѣ всякихъ расписаній путей сообщенія и мало-мальски возможныхъ расчетовъ времени. Страна и люди воздвигали передъ нами безконечныя преграды, пока мы пробирались къ Верхоянску.
Мнѣ пришлось провести не одну жестокую зиму на крайнемъ сѣверѣ Америки, приходилось видѣть тамъ и таяніе снѣговъ, и ледоходъ, но все это — ничто въ сравненіи съ тѣмъ, что наблюдаешь здѣсь. Кто хочетъ видѣть весеннюю революцію природы во всемъ ея величіи и значеніи, тотъ долженъ отправиться въ область одной изъ великихъ сибирскихъ рѣкъ, текущихъ на сѣверъ. Здѣсь онъ увидитъ громадныя части суши, покрытыя водой и плавучими льдинами. На много километровъ вокругъ не видно земли, только кое-гдѣ среди водяной пустыни выступаетъ лѣсъ. Путешественникъ долженъ быть готовъ проѣхать сотни метровъ на саняхъ по лужамъ. Приходится стоятъ на сидѣніи или судорожно цѣпляться за спинку саней, при чемъ сплошь и рядомъ экипажъ вдругъ опрокидывается и сѣдокъ погружается въ яму съ водой.
Большую часть пути можно вообще продѣлать только верхомъ и нужно сказать, что маленькія, грязныя лошаденки очень соотвѣтствуютъ стилю этихъ дорогъ!
Я скоро понялъ, какимъ счастьемъ для меня являлась возможность проѣхать до Верхоянска въ сопровожденіи бывшаго исправника. Якуты, занимающіе на почтовыхъ станціяхъ — поварняхъ — мѣста начальниковъ или почтмейстеровъ, не отличаются особенной толковостью и поворотливостью. Добиться у нихъ смѣны упряжки для слѣдующаго перегона не легко — для этого нуженъ нѣкоторый опытъ въ обращеніи съ этими жалкими, по природѣ своей рабски-трусливыми людьми. Только руганью и угрозами можно отъ нихъ чего-нибудь добиться. Кто съ ними любезенъ, тотъ будетъ обманутъ и обойденъ; тотъ же, кто обращается съ ними грубо, высокомѣрно, презрительно, пользуется наибольшимъ уваженіемъ. Къ моему великому утѣшенію, мой спутникъ былъ такой мастеръ на ругань и проклятія, что рѣдко гдѣ на станціяхъ намъ приходилось испытывать затрудненія.
Во время этого путешествія по безконечной сибирской тайгѣ мы должны были отказаться отъ ночлеговъ. Мы ѣхали круглые сутки, и все разстояніе въ 1500 километровъ продѣлали въ восемнадцать дней. Только тотъ, кто ѣздитъ на собакахъ, останавливается на станціяхъ для ночлега, мы же ѣхали на лошадяхъ или на оленяхъ, причемъ предпочитали послѣднихъ — они бѣгутъ быстрѣе и лучше слушаются ямщика, чѣмъ якутскія лошади, которыхъ никакой кнутъ не можетъ вывести изъ неторопливаго аллюра; но зато, если, на несчастье, сани опрокидываются — лошади пускаются вскачь, какъ бѣшенныя, и тогда почти немыслимо ихъ остановить. Лошади здѣсь такъ же ненадежны, какъ и ихъ хозяева.
На пятый день послѣ отъѣзда изъ Средне-Колымска, мы подъѣхали къ водораздѣлу Колымы и Индигирки. Это былъ моментъ, полный торжественности. У самой дороги, на вершинѣ холма, возвышается большой деревянный крестъ, отмѣчающій границу Колымскаго и Верхоянскаго уѣздовъ. Мы должны были здѣсь остановиться на нѣсколько минутъ, такъ какъ мой спутникъ хотѣлъ помолиться передъ тѣмъ, какъ покинуть подчиненный ему уѣздъ.
Онъ сталъ, обернувшись къ востоку, у подножія креста и съ непокрытой головой, несмотря на бурю и снѣгъ, произносилъ молитвы, крестился, а мы всѣ смотрѣли на него въ почтительномъ молчаніи.
Лошади воспользовались короткой передышкой, чтобы откопать изъ-подъ снѣга мерзлую траву и обглодать ее. Крестъ былъ увѣшанъ разными маленькими тряпками, лентами и пучками лошадиныхъ волосъ. Въ многочисленныя щели стараго, разъѣденнаго непогодою дерева была натыкана масса мѣдныхъ монетъ. Все это были жертвоприношенія проѣзжающихъ. Эти даянія должны были побудить боговъ предотвратить несчастіе, подстерегавшее, можетъ быть, по ту сторону границы.
И мы всѣ внесли свою лепту въ эту своеобразную коллекцію. Мой спутникъ далъ листъ табаку, одна молодая дѣвушка — ленту изъ темныхъ кудрей. Я взялъ изъ хвоста каждой лошади по нѣсколько волосъ, связалъ ихъ въ пучокъ и прикрѣпилъ къ кресту среди другихъ жертвъ старымъ якутскимъ и сибирскимъ идоламъ. Для меня это зрѣлище было интересно и оригинально. Старый крестъ съ развѣвающимися по вѣтру чудодѣйственными украшеніями изъ лентъ и лошадиныхъ хвостовъ; маленькая группа культурныхъ людей, закутанныхъ въ мѣха, среди толпы полудикихъ ямщиковъ; голодныя лошади, откапывающія изъ-подъ снѣга кормъ, подобно оленямъ; набожныя вознесенія молитвъ и языческіе обычаи;, противорѣчіе между искренней молитвой и суевѣрнымъ украшеніемъ христіанскаго креста символами языческаго богослуженія — все это произвело на меня глубокое, неизгладимое впечатлѣніе.
Наконецъ мы прибыли въ Верхоянскъ! Здѣсь я получилъ первыя подробныя свѣдѣнія объ офицерахъ и командѣ «Жаннетты». Прошлой осенью въ дельту Лены добрались старшій инженеръ Мельвиль, лейтенантъ Данненгауэръ, профессоръ Ньюкомбъ и восемь матросовъ. Я передамъ вкратцѣ, что мнѣ сообщили объ участи пропавшаго корабля на основаніи разсказовъ спасшихся.
Почти два года «Жаннетта» была затерта подвижнымъ льдомъ и носилась по произволу вѣтра и льда по Полярному морю, отыскивая проходъ на югъ. Двѣнадцатаго іюня 1881 года она была раздавлена сильнымъ напоромъ льда и утромъ 13 іюня затонула на 77® сѣверной широты и 155® восточной долготы. Экипажъ спасся съ лодками, санями и запасами продовольствія. Людямъ пришлось съ невѣроятными усиліями пробираться по льду назадъ къ югу. До двѣнадцатаго сентября горсточка спасенныхъ оставалась вмѣстѣ. Въ этотъ день несчастные покинули самый западный изъ Ново-Сибирскихъ острововъ, достигнутыхъ ими послѣ страшныхъ мытарствъ и блужданій по льду, чтобы отправиться дальше, къ дельтѣ Лены. Придерживаясь принципа — двигаться отрядами отдѣльно другъ отъ друга, Де Лонгъ размѣстилъ всѣхъ на трехъ лодкахъ. На первой находились кромѣ Де Лонга еще одинъ офицеръ, корреспондентъ газеты и одиннадцать человѣкъ команды. Командованіе надъ второй лодкой принялъ лейтенантъ Шиппъ; въ ней было шесть матросовъ и лоцманъ Дэнбаръ. Третьей лодкой управлялъ инженеръ Мельвиль, такъ какъ лейтенантъ Данненгауэръ, командовавшій этимъ отрядомъ, страдалъ снѣжной слѣпотой. На лодкѣ было 11 человѣкъ.
Сначала все шло благополучно. Но вечеромъ двѣнадцатаго сентября поднялась сильнѣйшая буря, разъѣдинившая лодки и отогнавшая ихъ далеко другъ отъ друга. До сихъ поръ радости и горести были общія; теперь экипажъ каждой лодки отвѣчалъ самъ за свою судьбу.
Счастье сопутствовало только Мельвилю и его отряду. Четырнадцатаго сентября они достигли восточной части дельты Лены, шестнадцатаго же сентября въѣхали въ рукавъ при устьи и водворились, измученные до смерти, въ покинутой хижинѣ. Большинство изъ нихъ были тяжело больны, съ отмороженными членами; одинъ матросъ сошелъ съ ума.
Нѣсколько дней спустя счастливая случайность столкнула эту кучку людей съ туземцами, которые имъ охотно помогли. Медленно, съ невѣроятными затрудненіями и лишеніями, двигались они вверхъ по Ленѣ. Только второго ноября Мельвиль, поспѣшившій впередъ за помощью, прибылъ въ Булунъ — поселеніе на разстояніи 250 километровъ отъ дельты Лены.
Здѣсь въ Булунѣ Мельвиль встрѣтилъ двухъ матросовъ съ лодки Де Лонга, Ниндерманна и Нороса, въ состояніи полнаго истощенія. Оба, какъ наиболѣе бодрые, были высланы Де Лонгомъ 9 октября впередъ за помощью для остальныхъ, которымъ грозила голодная смерть.
Они разсказали Мельвилю о тѣхъ ужасахъ, которые пришлось испытать отряду ихъ лодки послѣ того, какъ 16 сентября они достигли одного изъ рукавовъ Лены. Ихъ разсказъ, ихъ слабый голосъ, прерывающійся рыданіями, такъ глубоко взволновали Мельвиля, что онъ немедленно отказался отъ своей дальнѣйшей поѣздки въ Иркутскъ.
Обезпечивъ, насколько это оказалось возможнымъ, пріютъ и пропитаніе обоимъ матросамъ, Мельвиль наскоро собралъ продовольствіе и отправился съ нѣсколькими туземцами и санями на собакахъ опять на сѣверъ, внизъ по Ленѣ, чтобы отыскать Де Лонга и его спутниковъ.
Оба матроса, какъ Ниндерманнъ, такъ и Норосъ, говорили, что 9 октября Де Лонгъ находился на сѣверномъ берегу одного изъ большихъ западныхъ рукавовъ Лены.
Энергичныя разслѣдованія западной дельты привели Мельвиля къ многочисленнымъ слѣдамъ отряда. Онъ нашелъ мѣста стоянокъ, разныя бумаги, но людей нигдѣ не могъ отыскать.
Къ его большому горю, наступившія зимнія бури скоро помѣшали дальнѣйшему его продвиженію. Запасы продовольствія изсякли, да и туземцы отказывались, по всевозможнымъ, намъ уже знакомымъ причинамъ, сопровождать его. 27 ноября онъ вернулся въ Булунъ и оттуда отправился съ тремя спасшимися товарищами въ Иркутскъ.
Все это, какъ мнѣ разсказали въ Верхоянскѣ, произошло послѣдней осенью.
За истекшую зиму Данненгауэръ и еще девять человѣкъ уѣхали въ Европу, Мельвиль же остался съ двумя наиболѣе сильными людьми экипажа. Уже въ послѣднихъ числахъ января хорошо снаряженная экспедиція подъ его руководствомъ отбыла на дельту Лены для новыхъ розысковъ Де Лонга и его несчастныхъ товарищей. Объ отрядѣ лейтенанта Шиппа до сихъ поръ не поступило никакихъ извѣстій. Несмотря на увѣренность въ гибели маленькаго, довольно неуклюжаго катера, въ которомъ Шиппъ и семь человѣкъ команды бурной ночью направились къ берегу, Мельвиль не хотѣлъ упустить ничего, что дало-бы возможность узнать достовѣрно о постигшей ихъ участи.
Русскія власти проявили живѣйшій интересъ къ дѣлу розыска пропавшихъ. Они шли охотно навстрѣчу всѣмъ желаніямъ Мельвиля въ смыслѣ снаряженія экспедиціи и доставки сопровождающихъ командъ. Кромѣ того, они призывали и туземцевъ къ новымъ развѣдкамъ. Надо было предположить, что эти планомѣрныя, дружныя усилія приведутъ къ осязательнымъ результатамъ, и въ Верхоянскѣ напряженно ждали извѣстій. Для меня лично стало ясно, что я не могу уѣхать, пока не узнаю подробностей о ходѣ розысковъ инженера Мельвиля. Мѣстность, гдѣ онъ находился, была, по увѣреніямъ свѣдущихъ людей, въ семидесяти дняхъ пути отъ Верхоянска. Не долго думая, я рѣшилъ сдѣлать еще и этотъ маленькій крюкъ, чтобы разузнать обо всемъ на мѣстѣ.
Я попрощался со своими старыми спутниками и въ полночь пустился въ путь, на далекую Лену, находившуюся въ 1200 километрахъ отъ меня. Верхоянскій исправникъ далъ мнѣ казака — частью въ качествѣ слуги, частью въ видѣ охраны. Онъ скоро сдѣлался моимъ довѣреннымъ лицомъ и дѣлопроизводителемъ. На немъ лежалъ надзоръ за багажомъ, но главной его обязанностью было добываніе лошадей на каждой станціи. Кромѣ того онъ долженъ былъ заботиться о моемъ продовольствіи.
Къ сожалѣнію, я все еще не владѣлъ русскимъ языкомъ; несмотря на мое многонедѣльное пребываніе среди русскихъ, до сихъ поръ не было крайней необходимости въ изученіи ихъ языка: въ Нижне-Колымскѣ большинство русскихъ говорило по-чукотски, въ Средне-Колымскѣ исправникъ великолѣпно владѣлъ французскимъ языкомъ и освободилъ меня отъ всѣхъ заботъ и хлопотъ по путешествію. Теперь-же положеніе стало болѣе критическимъ: мой казакъ говорилъ только по-русски, съ примѣсью якутскаго. Виды на плодотворную совмѣстную работу были очень неблагопріятны.
Но я не терялъ мужества. Если я могъ совершать большія путешествія въ странахъ дикихъ, абсолютно не понимая языка, то удастся-же мнѣ объясниться съ культурными людьми. Кромѣ того я имѣлъ при себѣ довольно солидную опору въ видѣ словаря французскаго, нѣмецкаго, русскаго и англійскаго языковъ. Долженъ сознаться, впрочемъ, что пользоваться имъ было не очень удобно: основнымъ языкомъ словаря былъ французскій и я, будучи американцемъ, долженъ былъ находить раньше по-французски то, что хотѣлъ выразить по-русски. Къ счастью, мой казакъ, хотя и не ученый, но очень интеллигентный для своего сословія человѣкъ, умѣлъ читать и писать. Съ помощью словаря и универсальнаго языка жестовъ мы недурно объяснялись. Правда, наша бесѣда не бывала особенно продолжительной и не блистала остроуміемъ: намъ важно было сговариваться о повседневныхъ нуждахъ. Мой словарь былъ всегда при мнѣ; въ саняхъ его мѣсто было подъ подушкой, а на остановкахъ онъ неизмѣнно лежалъ рядомъ съ моимъ приборомъ, и мы оба усердно рылись въ книгѣ, пока варилась наша ѣда. Я находилъ нужное мнѣ выраженіе и показывалъ Михаилу русское слово, котораго я не могъ прочесть. Иногда вѣжливый якутъ становился рядомъ, чтобы посвѣтить намъ лучиной. Конечно, это былъ довольно сложный способъ для сношеній другъ съ другомъ, но уже черезъ нѣсколько недѣль я сдѣлалъ такіе успѣхи, что могъ разговаривать съ Михаиломъ обо всемъ, происходившемъ вокругъ насъ.
Мнѣ рекомендовали Михаила, какъ особенно энергичнаго парня, способнаго подгонять якутовъ, и эта рекомендація не была преувеличена. Часто мнѣ бывало непріятно смотрѣть, какъ, хлопоча о быстротѣ нашего путешествія, онъ держалъ себя съ якутами какъ деспотъ: ругался, разбрасывалъ утварь, инструменты и отдавалъ свои распоряженія и приказанія тономъ хозяина дома. Если кто-нибудь пытался ко мнѣ приблизиться, онъ просто гналъ его прочь. Люди могли стараться во всю, Михаилъ никогда не бывалъ доволенъ! Слѣдствіемъ этого было всеобщее обожаніе — якуты были готовы цѣловать мѣсто, на которомъ онъ стоялъ. Очевидно, у него были правильные пріемы для покоренія сердецъ якутовъ, этихъ рабскихъ душъ, не умѣющихъ цѣнить привѣтливости и сердечности.
Съ такимъ конвоиромъ, какъ Михаилъ, я двигался настолько быстро, насколько позволяло состояніе дорогъ. О задержкахъ на почтовыхъ станціяхъ не могло быть и рѣчи. Я съ ужасомъ вспоминалъ время моей зависимости отъ Ванкера и Константина, у которыхъ былъ интересъ только къ моему карману, но не ко мнѣ лично и не къ моимъ задачамъ.
Второго апрѣля мы отъѣхали отъ Верхоянска больше чѣмъ на 300 километровъ. Около девяти часовъ вечера мы очутились на станціи, куда только что передъ нами прибылъ курьеръ. Онъ везъ письма и депеши съ устья Лены въ Иркутскъ. Я удостовѣрилъ свою личность паспортомъ и другими оффиціальными документами, послѣ чего курьеръ-казакъ разрѣшилъ мнѣ вскрыть сумку, въ которой онъ хранилъ почту.
На одномъ изъ конвертовъ я немедленно узналъ почеркъ Мельвиля. Я зналъ, что буду дѣйствовать вполнѣ согласно желаніямъ этого храбраго человѣка, такъ глубоко проникнутаго интересами своихъ товарищей, если вскрою письмо и, въ случаѣ важныхъ сообщеній, протелеграфирую о нихъ въ Нью-Іоркъ.
И дѣйствительно, едва ли когда либо письмо, отправленное изъ этихъ дебрей въ цивилизованный міръ, заключало въ себѣ такія важныя извѣстія, какъ это, вскрытое мной.
Письмо гласило:
Его Превосходительству Секретарю Флота,
Милостивый Государь! Имѣю честь доложить Вамъ о результатахъ моихъ розысковъ лейтенанта Де Лонга и его отряда.
Послѣ многократныхъ, безплодныхъ усилій подойти къ слѣдамъ Де Лонга съ сѣвера, я попробовалъ продолжать путь Ниндерманна въ обратномъ направленіи, то есть съ юга. Я исколесилъ все пространство суши, лежащее среди громадной сѣти водяныхъ артерій, которую образуютъ развѣтвленія Лены. Затѣмъ я проникъ дальше въ направленіи съ запада на востокъ. Проходя по одной косѣ, я увидѣлъ недалеко отъ берега остатки лагернаго костра. Ниндерманнъ немедленно призналъ эти воды той рѣкою, вдоль которой онъ шелъ съ Норосомъ.
Я обошелъ косу, чтобы пройти противоположнымъ берегомъ дальше на сѣверъ, и въ какихъ-нибудь ста метрахъ оттуда увидѣлъ четыре связанныхъ столба, возвышавшихся приблизительно на 60 сантиметровъ надъ снѣжными сугробами. Я соскочилъ съ саней, побѣжалъ туда и увидѣлъ дуло ружья, торчавшее изъ-подъ снѣга. Ремень ружья былъ обмотанъ вокругъ столбовъ. Я велѣлъ туземцамъ немедленно отгрести снѣгъ, а самъ пошелъ съ Ниндерманномъ обыскивать берегъ и лежащую выше мѣстность. Не успѣли мы отойти и 500 метровъ въ этомъ направленіи, какъ увидѣли походный котелъ, блестѣвшій въ снѣгу. Здѣсь-же лежали, наполовину занесенные снѣгомъ, три трупа. Это были Де Лонгъ, докторъ Амблеръ и А-Самъ, китаецъ-поваръ.
Рядомъ съ тѣломъ Де Лонга лежалъ его дневникъ, копію съ котораго я прилагаю. Запись начинается перваго октября 1881 года и кончается днемъ, когда смерть вырвала перо изъ рукъ командира «Жаннетты». Подъ столбами мы нашли книги, записки, донесенія и еще два тѣла. Остальные покоились вѣчнымъ сномъ между тѣмъ мѣстомъ, гдѣ мы нашли Де Лонга и отдаленнымъ мѣстомъ на берегу, гдѣ лежали остатки лодки. Сугробъ, который я распорядился разрыть, имѣетъ 10 метровъ ширины и 7 метровъ высоты.
Мѣсто послѣдняго успокоенія нашихъ дорогихъ усопшихъ представляетъ собой косу, нѣсколько возвышенную, но покрытую плавучимъ лѣсомъ. Изъ этого можно заключить, что въ опредѣленное время года вода заливаетъ здѣсь сушу. Поэтому я перенесу тѣла на болѣе подходящее мѣсто высокаго берега Лены и тамъ ихъ похороню. Пока-же, если погода позволитъ, я буду усердно и тщательно продолжать розыски второго катера, о судьбѣ котораго ничего еще не извѣстно. До сихъ поръ намъ пришлось очень много страдать изъ за неблагопріятной погоды. Въ среднемъ мы могли продвигаться впередъ только каждый четвертый день. Все-же я надѣюсь, что наступающее время года принесетъ намъ и лучшую погоду.
Съ выраженіемъ глубокаго уваженія
Вашего Превосходительства покорный слуга
Ознакомившись съ содержаніемъ этого письма, я приступилъ къ чтенію другого документа: это былъ дневникъ Де Лонга, который онъ велъ съ 1 по 30 октября 1881 г. Этотъ дневникъ съ его душу раздирающимъ описаніемъ мучительно-медленнаго умиранія, представляетъ собой одинъ изъ самыхъ потрясающихъ документовъ человѣческаго страданія, который мнѣ когда-либо пришлось видѣть.
Я прочелъ слѣдующее:
Суббота 1 октября. 111-й день со дня гибели «Жаннетты». Перекличка всѣхъ людей, когда поваръ доложилъ, что чай готовъ. Въ 6 часовъ завтракали: полъ фунта оленины и чай. Послалъ Ниндерманна и Алексіа, чтобы изслѣдовали главный рукавъ рѣки, остальные пошли собирать дрова. Докторъ вынужденъ былъ сегодня опять отрѣзать бѣдному Эриксену нѣсколько пальцевъ на ногахъ. Если не наступитъ конецъ или мы не доберемся скоро до поселенія, ампутаціи придется продолжать, пока не отрѣжутъ обѣихъ ногъ. У него остался только одинъ палецъ, — Погода ясная; легкіе сѣверо-восточные вѣтры.
Здѣсь я оставляю слѣдующее донесеніе:
Четырнадцать офицеровъ и команда сѣверо-американскаго полярнаго судна «Жаннетта» пришли къ этой хижинѣ въ среду 28 сентября 1881; вынуждены были остаться здѣсь до сегодняшняго дня, выжидая замерзанія рѣки. Перейдутъ теперь на западный берегъ, чтобы продолжать свой путь къ какому-нибудь поселенію на Ленѣ. Нашей провизіи хватитъ на два дня. До сихъ поръ намъ удавалось въ моменты крайней нужды находить дичь, такъ что этимъ мы не озабочены. Всѣ члены отряда здоровы, за исключеніемъ одного человѣка, Эриксена: ему пришлось ампутировать пальцы ногъ. Во многихъ хижинахъ на восточномъ берегу этой рѣки, вдоль которой мы шли съ сѣвера, я оставилъ еще другія донесенія.
Къ этому документу я присоединилъ списокъ членовъ нашей экспедиціи.
Въ 8 часовъ мы перешли рѣку и благополучно доставили нашего больного на берегъ. Три часа мы тащили его сани. Сдѣлали привалъ для обѣда — полъ фунта мяса и чай. Пошли дальше въ часъ дня. Въ 8 часовъ вечера залѣзли подъ свои одѣяла.
Воскресенье, 2 октября. Мнѣ кажется, что мы всѣ хорошо спали до полуночи. Потомъ сдѣлалось такъ холодно и неуютно, что о снѣ не могло быть и рѣчи. Въ 4 часа мы всѣ были уже на ногахъ; начинало только свѣтать. Эриксенъ всю ночь бредилъ и этимъ разбудилъ и тѣхъ, кто еще не проснулся отъ холода.
Завтракъ въ 5 часовъ — полъ фунта мяса и чай. Ясное, безоблачное утро. Въ 7 часовъ опять двинулись, слѣдуя вдоль замерзшей рѣки въ тѣхъ мѣстахъ гдѣ мы ее находили. Нашъ утренній переходъ я оцѣниваю не меньше, чѣмъ въ 10 километровъ.
Но гдѣ мы? Я полагаю, что мы добрались до устьевъ Лены. Въ нѣкоторомъ отдаленіи мы видѣли двѣ старыя хижины, но это было все. Онѣ стояли довольно далеко отъ нашей дороги и мы не могли ближе къ нимъ подойти, да и рано еще было, чтобы устраивать привалъ. Весь день мы шли по льду и предполагаемъ поэтому присутствіе воды. Рѣка такъ узка и извилиста, что, во всякомъ случаѣ не судоходна. Моя карта просто непримѣнима. Я долженъ продолжать, не взирая ни на что, нашъ путь на югъ и предоставить Господу Богу привести насъ къ жилью. Одно не подлежитъ сомнѣнію: мы здѣсь въ рукахъ Божіихъ и безсильны помочь себѣ сами.
Ясный, тихій, чудный день принесъ намъ благотворное солнце. Дорога по льду. Остановились на высокомъ, крутомъ берегу, чтобы провести холодную, неуютную ночь. Развели большой костеръ и устроили постель изъ бревенъ и плавучаго лѣса. Поставилъ караулъ съ двухчасовой смѣной, чтобы поддерживать огонь. Еще вчера былъ такой сильный вѣтеръ, что мы поставили навѣсы палатокъ вмѣсто ширмъ и сидѣли за ними, закутавшись въ одѣяла, дрожа отъ холода.
Понедѣльникъ, 3 октября. Было такъ ужасно холодно и жутко, что я далъ всѣмъ чаю. Затѣмъ мы съ трудомъ тащились до 5 часовъ пополудни. Съѣли наши послѣднія порціи мяса и пили опять чай. Наша провизія состоитъ теперь только изъ очень небольшого количества пеммикана и полуголодной собаки. Помоги намъ Господи!
Какъ долго придется намъ еще плутать, пока мы найдемъ кровъ или поселеніе, одинъ Богъ знаетъ. Съ Эриксеномъ дѣло идетъ, очевидно, къ концу. Онъ слабъ и какъ только закрываетъ глаза, начинаетъ громко говорить самъ съ собой по-датски, по-нѣмецки и по-англійски. Кто-же способенъ при этомъ спать!
По неизвѣстной причинѣ мои часы вчера остановились; они были у одного изъ караульныхъ. Я ихъ поставилъ сегодня, приблизительно опредѣливъ время. Къ счастью, сегодня идутъ Божьи часы — солнце.
Нашъ дневной переходъ равнялся 8 километрамъ. На другомъ берегу рѣки мы замѣтили капканы для лисицъ; это заставило насъ переправиться туда и потерять немного времени. Тамъ же на снѣгу виднѣлись и человѣческіе слѣды; они вели на югъ. Мы двинулись по слѣдамъ пока они не приблизились къ берегу, очевидно продолжаясь на западномъ берегу рѣки. Здѣсь мы вынуждены были повернуть, такъ какъ рѣка была мѣстами открыта. и слѣды пропадали. Одна изъ многочисленныхъ мелей, которыми рѣка изобилуетъ, дала намъ возможность послѣ далекаго обхода, перейти на другой берегъ уже къ вечеру.
Вторникъ, 4 октября. Наша послѣдняя порція пеммикана была съѣдена и въ 2 часа мы храбро пошли впередъ.
Когда мы были еще на другомъ берегу, Алексіа показалось, что онъ видитъ хижину. Теперь, во время обѣденнаго отдыха, онъ и увѣрялъ, что видитъ еще одну. У меня было сильнѣйшее желаніе какъ можно скорѣй достичь этой хижины. По указанію Алексіа, она находилась на лѣвомъ берегу, а мы были на правомъ берегу рѣки.
Намъ пришлось пройти два, три километра по отмели, пока, повернувъ влѣво, мы могли вкось пересѣчь рѣку. . Смертельно усталые, мы опять остановились, и Алексіа влѣзъ на высокій берегъ, чтобы еще разъ выяснить положеніе хижины. Онъ вернулся съ донесеніемъ, что видитъ и вторую хижину, лежащую приблизительно въ двухъ километрахъ отъ берега. Та же, которую онъ замѣтилъ раньше, лежитъ приблизительно на такомъ-же разстояніи по направленію къ югу, у края крутого берега. Въ виду трудности саннаго транспорта для нашего больного, я остановился на хижинѣ, лежащей южнѣе, куда мы могли добраться въ одинъ или два часа. Ниндерманнъ тоже влѣзъ на холмъ и съ увѣренностью призналъ въ виднѣвшемся на горизонтѣ предметѣ хижину, но во второмъ случаѣ не былъ такъ увѣренъ. Однако, Алексіа оставался при своемъ, а такъ какъ я самъ вижу не вполнѣ хорошо, то, къ сожалѣнію, положился на его зрѣніе и отдалъ приказъ итти вдоль рѣки, на югъ.
Ниндерманнъ и Алексіа указывали путь. Мы прошли какихъ-нибудь 2 километра, какъ вдругъ ледъ подо мной провалился. Я погрузился по плечи въ воду. Не успѣлъ я выкарабкаться, какъ въ пятидесяти метрахъ позади провалился Герцъ, по самую шею, а за нимъ Коллинсъ — до пояса. Едва мы вылѣзли изъ воды, какъ немедленно покрылись ледяной корой. Возникла опасность замерзнуть. Но мы, все-таки, ковыляли дальше, пока въ четыре часа не дошли до поворота рѣки, гдѣ должна была находится хижина.
Ниндерманнъ первый влѣзъ на высокій берегъ, за нимъ докторъ.
«Все вѣрно, идите наверхъ!» крикнулъ Ниндерманнъ. Но когда и мы добрались доверху, онъ вдругъ спросилъ съ сомнѣніемъ: «А можетъ быть, это все-таки не хижина?»
Къ моему величайшему ужасу, я увидѣлъ передъ собой только большой земляной холмъ! Судя по правильной формѣ и расположенію, онъ долженъ былъ, вѣроятно, служить указателемъ дороги. Увѣренность Ниндерманна въ существованіи хижины была такъ велика, что онъ все-таки сталъ искать входа. Онъ обошелъ холмъ кругомъ и, наконецъ, поднялся наверхъ, думая найти дыру въ крышѣ, но не нашелъ ничего. Это было и оставалось земляной насыпью. Съ тяжелымъ сердцемъ я далъ приказъ разбить лагерь въ пещерѣ у берега. Скоро мы сидѣли вокругъ пылающаго огня и сушили одежду, а рѣзкій, холодный вѣтеръ дулъ намъ въ спину,
На ужинъ намъ оставалась только собака. Я велѣлъ Иверсону заколоть ее. Части мяса, неудобныя для сохраненія, тутъ же сварили и всѣ ѣли съ жадностью это блюдо, кромѣ доктора и меня. Я далъ взвѣсить остатки мяса: мы получили въ общемъ около двѣнадцати кило. Животное было жирное и, вѣроятно, чистое, такъ какъ его кормили только пеммиканомъ.
Когда мы остановились для ночлега, Алексіа пошелъ съ ружьемъ еще дальше, въ надеждѣ найти дичь. Кромѣ того, ему хотѣлось посмотрѣть не является-ли вторая замѣченная имъ хижина тоже только плодомъ его фантазіи. Съ наступленіемъ темноты, онъ вернулся и увѣрялъ, что не ошибся: онъ былъ самъ въ той хижинѣ и нашелъ нѣсколько кусочковъ оленины и кости.
Одну минуту меня сильно искушало желаніе направиться туда, но Алексіа не ручался, что найдетъ хижину въ темнотѣ. А заблудись мы — положеніе наше станетъ еще хуже. Мы постарались устроиться на ночь какъ можно лучше. Когда мы, трое промокшихъ, усѣлись у огня, густые клубы пара повалили отъ нашей одежды. Коллинсъ и Терцъ выпили немного спирта, я же не могъ проглотить ни одной капли. Не имѣя крова и защиты противъ лютой стужи и суроваго вѣтра, не видя возможности спасенія отъ нихъ, я представлялъ себѣ наше будущее мрачной, печальной ночью.
Эриксенъ скоро началъ бредить. Его безсвязныя рѣчи были жуткимъ аккомпаниментомъ окружающаго насъ несчастья и ужаса. Мы не могли согрѣться и казалось невозможнымъ, что мы когда-нибудь высохнемъ. Мнѣ представлялось, что всѣ мы въ полубезсознательномъ срстояніи и я сталъ опасаться, что многіе скончаются этой ночью.
Я не знаю точно, сколько было градусовъ мороза. Мой послѣдній термометръ сломался при одномъ изъ многочисленныхъ паденій на льду. Я думаю однако, что было больше 12 градусовъ. Мы сгрудились вокругъ огня и такъ провели безсонную ночь. Я бы навѣрное замерзъ, еслибы не Алексіа. Онъ закуталъ меня въ свою моржевую одежду и прижался ко мнѣ вплотную, чтобы тепломъ своего тѣла согрѣть меня. Отъ моего мокраго платья шелъ паръ, а меня потрясалъ лихорадочный ознобъ. Стоны и бредъ Эриксена непрерывно нарушали страшную тишину — не приведи Богъ провести еще одну такую ужасную ночь!
Вторникъ, 4 октября. Какъ только начало свѣтать, мы поднялись, чтобы согрѣться движеніемъ. Поваръ долженъ былъ немедленно приготовить чай. Докторъ съ ужасомъ увидѣлъ, что Эриксенъ сбросилъ ночью перчатки и отморозилъ себѣ и руки! Не теряя ни минуты, нѣсколько человѣкъ принялись поперемѣнно растирать ему руки. Въ шесть часовъ утра кровообращеніе было настолько возстановлено, что мы могли рискнуть перевезти больного. Каждый наскоро проглотилъ свою кружку чаю и укрѣпилъ на себѣ ношу. Эриксенъ окончательно потерялъ сознаніе; мы должны были привязать его ремнями къ санямъ. Дулъ рѣзкій юго-восточный вѣтеръ и былъ лютый морозъ. Мы двинулись въ путь въ 6 часовъ, сдѣлали утомительный переходъ и отъ души благодарили Бога, когда черезъ два часа нашли кровъ въ хижинѣ, достаточно большой, чтобы вмѣстить насъ всѣхъ. Мы сейчасъ же развели огонь, около котораго въ первый разъ за послѣдніе пять дней основательно согрѣлись.
Докторъ изслѣдовалъ Эриксена и нашелъ, что его силы очень упали, пульсъ бился слабо. Нашъ вѣрный товарищъ лежалъ безъ сознанія и, очевидно, умиралъ. Докторъ опасался, что ему осталось всего нѣсколько часовъ жизни, и я предложилъ людямъ помолиться вмѣстѣ со мной «за болящаго».
Установивъ караулъ у огня, мы улеглись. Въ десять часовъ утра Алексіа ушелъ на охоту, но около полудня вернулся промокшій и безъ добычи: онъ провалился въ яму и попалъ въ воду.
Въ 6 часовъ дня мнѣ надо было позаботиться о томъ, чтобы дать поѣсть людямъ. Каждый получилъ по полуфунту собачьяго мяса безъ всякой приправы и чашку чаю. Этого должно было хватить на весь день.
Хотя въ желудкѣ бурчало, мы были безконечно благодарны судьбѣ, что нашли кровъ, защищающій насъ отъ свирѣпствующей бури.
Среда, 5 октября. Въ 7 часовъ поваръ началъ приготовлять чай изъ употребленныхъ уже вчера листьевъ. Этого намъ должно хватить до сегодняшняго вечера. Пока подоспѣетъ помощь, нашу ежедневную порцію будетъ составлять полфунта собачьяго мяса. Въ 9 часовъ Алексіа опять пошелъ на охоту. Я послалъ другихъ набрать сухихъ дровъ, чтобы выложить ими полъ нашей хижины. Замерзшая земля ночью подъ нами оттаиваетъ, пронизываетъ сыростью, вызываетъ простуду и мѣшаетъ спать. Буря продолжается.
На ногѣ Эриксена началась гангрена. Дѣло идетъ къ концу. Произвести еще ампутацію безполезно: онъ умеръ-бы во время операціи. Онъ только моментами приходитъ въ сознаніе. Въ 12 часовъ вернулся Алексіа; онъ не встрѣтилъ ни одного живого существа. Онъ перешелъ рѣку, но долженъ былъ вернуться, такъ какъ не былъ въ состояніи бороться съ ледянымъ вѣтромъ.
По моему мнѣнію, мы находимся на восточной сторонѣ острова Титари, километрахъ въ сорока отъ Кумакъ-Сурки, гдѣ карта указываетъ человѣческое поселеніе. Добраться туда — наша послѣдняя надежда.
Хижина, въ которой мы находимся, совсѣмъ новая; это, очевидно, не астрономическая станція, нанесенная на карту. Изба даже не совсѣмъ готова — не достаетъ двери. Можетъ быть это лѣтній охотничій домикъ, хотя многочисленныя лисьи западни указываютъ на то, что избушка посѣщается и въ другія времена года.
Какъ только буря утихнетъ, я пошлю впередъ Ниндерманна и Нороса въ Кумакъ-Сурку, за помощью. Въ 6 часовъ вечера каждый получилъ свои полфунта мяса и чашку уже дважды вскипяченнаго чаю. Затѣмъ мы легли спать.
Четвергъ, 6 октября. Получили по кружкѣ чаю, вскипяченнаго въ третій разъ, смѣшаннаго съ 10 граммами спирта. Всѣ очень слабы. Буря немного затихаетъ.
Въ 8 часовъ скончался нашъ товарищъ Эриксенъ. Я обратился съ нѣсколькими словами утѣшенія и ободренія къ остальнымъ.
Алексіа вернулся съ пустыми руками: метель слишкомъ густа! Что съ нами будетъ? У насъ есть не больше 6 кило собачьяго мяса, а предполагаемое ближайшее поселеніе находится въ 40 километрахъ отъ насъ.
Бѣдный Эриксенъ, мы не могли даже вырыть тебѣ могилы; земля такъ крѣпко замерзла, а у насъ нечѣмъ ее вскопать.
Мы зашили тѣло въ парусину и покрыли флагомъ. Я велѣлъ людямъ приготовиться. Каждый получилъ 10 граммъ спирта. Мы хотѣли попытаться выйти и похоронить его. Всѣ такъ слабы, что не знаю, доберемся-ли до цѣли.
Въ 12 часовъ я отслужилъ панихиду, затѣмъ мы снесли нашего товарища къ рѣкѣ. Прорубивъ дыру во льду и опустивъ въ нее тѣло, мы отдали ему послѣднюю честь троекратнымъ салютомъ изъ ружья. На его могилѣ мы установимъ доску, на которой будетъ вырѣзано:
"Въ память Г. Г. Эриксена; 6 октября 1881. Соед. Шт. Судно «Жаннетта».
Я подѣлилъ его одежду между товарищами. Иверсонъ взялъ его Библію и отрѣзалъ прядь его волосъ.
Пятница, 7 октября. Завтракъ состоитъ изъ послѣдняго полуфунта мяса и чаю. Нашъ послѣдній остаточекъ чая опущенъ, сегодня утромъ въ котелокъ, а мы-то должны пройти еще 40 километровъ! Я уповаю на Бога и думаю, что Онъ, охранявшій насъ до сихъ поръ, не дастъ намъ погибнуть голодной смертью!
Мы готовимся къ отходу. Одно изъ ружей не въ порядкѣ, поэтому мы его оставляемъ. Я оставляю въ хижинѣ слѣдующее письмо: .
«Ниже поименованные офицеры и команда съ погибшаго карабля Соединенныхъ Штатовъ „Жаннетта“, покидаютъ сегодня утромъ эту хижину, чтобы приступить къ форсированному маршу въ Кумакъ-Сурку или другое поселеніе на Ленѣ. Мы пришли сюда во вторникъ 4 октября съ больнымъ товарищемъ, матросомъ Г. Г. Эриксеномъ. Онъ умеръ вчера утромъ и похороненъ днемъ въ рѣкѣ. Смерть наступила отъ гангрены и полнаго истощенія.
Всѣ остальные члены отряда здоровы, страдаютъ отъ страшнаго недостатка продовольствія. Сегодня утромъ мы уничтожили наши послѣдніе припасы.»
Мы отправились въ 8 часовъ и за три часа прошли 5 километровъ. Наши силы истощились и дальше мы плелись, а не шли. Возлѣ большой кучи прибитыхъ приливомъ деревьевъ я велѣлъ остановиться для обѣда: 20 граммъ спирта и горшокъ чаю. Мы пошли дальше и скоро очутились у замерзшаго потока. При попыткѣ перейти его, четверо человѣкъ провалились.
Чтобы не отморозить членовъ, мы развели на западномъ берегу огонь, около котораго обсушились.
Тѣмъ временемъ я отправилъ Алексіа впередъ раздобыть чего-нибудь съѣстного. Я просилъ его не слишкомъ удаляться и вернуться поскорѣе. Сейчасъ 2 часа — онъ еще не вернулся и его не видать.
Легкій юго-западный вѣтеръ, туманъ. Къ югу на горизонтѣ вырисовываются горы. Въ 5 часовъ пришелъ Алексіа съ одной куропаткой. Мы сейчасъ-же сварили супъ. Залѣзли подъ одѣяла, чтобы заснуть. Полнолуніе, звѣздное небо, не очень холодно. Алексіа видѣлъ цѣлую милю открытой рѣки, свободной отъ льда.
Суббота, 8 октября. Завтракъ: 20 граммъ спирта съ тремя десятыми литра горячей воды. Въ 11 часовъ подошли къ большой рѣкѣ. Пошли впередъ. Большіе снѣжные сугробы — мы должны опять повернуть. Неудача, Снѣгъ. Вѣтеръ съ юго-юго-запада. Морозъ. Мало дровъ. 10 граммъ спирта.
Примѣчаніе доктора: Потребленіе спирта оказывается чрезвычайно цѣлесообразнымъ. Онъ заглушаетъ чувство остраго голода и ноющую боль въ желудкѣ. Благодаря потребляемому нами количеству, силы людей въ сравнительно хорошемъ состояніи.
Воскресенье, 9 октября. Служилъ церковную службу. Посылаю Ниндерманна и Нороса впередъ на поиски помощи. Они берутъ съ собой свои одѣяла, одно ружье, 40 патроновъ и 40 граммъ спирта. Должны итти по западному берегу рѣки, пока не найдутъ поселенія. Они ушли въ 7 часовъ, провожаемые нашими криками «ура».
Мы отправились въ 8 часовъ. Переходя черезъ рѣку, мы провалились въ воду; нашли топливо и развели огонь. Сушили одежду. Въ 10 часовъ опять въ путь. Ли заболѣлъ. На обѣдъ 20 граммъ алкоголя. Алексіа настрѣлялъ трехъ куропатокъ. Мы варимъ супъ. Идемъ по слѣдамъ Нороса и Ниндерманна. Ихъ самихъ уже давно не видно.
Въ 3 часа опять идемъ дальше. Высокій, крутой берегъ. Льдины на рѣкѣ быстро несутся на сѣверъ. Въ пять часовъ остановка. Много плавучаго лѣса, у котораго дѣлаемъ привалъ. Находимъ лодку. Ложимся головой въ лодку и спимъ. 10 граммъ спирту.
Понедѣльникъ, 10 октября, Посылаю Алексіа на поиски куропатокъ. Ужасный голодъ.. Мы ѣдимъ куски оленьяго мѣха. Легкій юго-восточный вѣтеръ. Воздухъ не очень холоденъ. При переходѣ черезъ ручей трое изъ насъ провалились. Развели огонь, обсушились. Тащились дальше до 11 часовъ. Полное изнеможеніе. Варимъ изъ чайныхъ листьевъ, оставшихся въ спиртной бутылкѣ, нѣчто въ родѣ чая.
Въ полдень — опять дальше. Свѣжій вѣтеръ съ юго-юго-востока. Снѣжная метель. Очень трудно итти. Ли проситъ, чтобы мы его бросили; мы его не оставимъ. Идемъ по слѣдамъ Ниндерманна. Въ 3 часа остановка. Полное изнеможеніе. Залѣзаемъ въ береговую пещеру, собираемъ дрова и разводимъ огонь. Алексіа идетъ на поиски дичи. На ужинъ только по чайной ложкѣ глицерина. Всѣ слабы и обезсилѣли. Господи, помоги намъ!
Вторникъ, 11 октября. Буря со снѣгомъ. Мы не способны ни къ какому движенію. Дичи нѣтъ. Чайная ложка глицерина и горячая вода. По близости нѣтъ больше дровъ.
Среда, 12 октября. Послѣдняя чайная ложка глицерина и немного горячей воды. Въ полдень варимъ двѣ пригоршни вѣтокъ полярной ивы въ горшкѣ воды и пьемъ этотъ настой.
Всѣ постепенно слабѣютъ. Еле хватаетъ силъ принести дровъ. Юго-западная буря со снѣгомъ.
Четвергъ, 13 октября. Чай изъ листьевъ ивы. Сильные юго-западные вѣтры. Отъ Ниндерманна нѣтъ вѣстей. Мы въ Божьихъ рукахъ. Если Онъ не сжалится надъ нами, мы погибли.
Не можемъ двигаться противъ вѣтра; оставаться здѣсь — значитъ умереть отъ голода…
Послѣ полудня прошли 2 километра, пересѣкли новую рѣку или рукавъ прежней. Когда мы перебрались на другой берегъ, то хватились Ли. Пошли къ пещерѣ на берегу, въ ней расположились. Послалъ назадъ за Ли. Онъ зарылся въ снѣгъ и ждалъ смерти. Всѣ вмѣстѣ произнесли молитву «Отче Нашъ» и «Вѣрую».
Послѣ «ужина» сильная буря. Ужасная ночь.
Пятница, 14 октября. Завтракъ: чай изъ ивы. Обѣдъ: чай изъ ивы. Южный вѣтеръ ослабѣваетъ.
Суббота, 15 октября, 125-ый день. Завтракъ: чай изъ ивы и два сапога. Рѣшаемъ двинуться при восходѣ солнца. Алексіа слабъ. Подошли къ пустой лодкѣ изъ-подъ зерна. Остановка и лагерь. Въ сумерки видѣли къ югу, на горизонтѣ. Дымъ.
Воскресенье, 16 октября, 126 день; Алексіа совсѣмъ ослабѣлъ; богослуженіе.
Понедѣльникъ, 17 октября, 127 день. Алексіа умираетъ. Докторъ окрестилъ его. Молились «за болящаго». День рожденія Коллинса; ему исполнилось 40 лѣтъ.
При восходѣ солнца Алексіа скончался: потеря силъ отъ голода. Накрыли его флагомъ, положили въ лодку.
Вторникъ, 18 октября, 128 день. Тихій, мягкій воздухъ. Снѣгъ. Днемъ похоронили Алексіа. Положили его на ледъ рѣки, накрыли его плитами льда.
Среда, 19 октября, 129 день. Разрѣзали палатку, сдѣлали обувь. Докторъ ушелъ впередъ искать новаго мѣста для стоянки. Въ сумерки перебрались туда.
Четвергъ, 20 октября, 130 день. Ясно, солнечно, но очень холодно. Каахъ совсѣмъ обезсилѣлъ.
Пятница, 21 октября, 131 день. Около полуночи докторъ и я нашли Кааха мертвымъ.
Суббота, 22 октября, 132 день. Слишкомъ слабы, чтобы вынести тѣла Ли и Кааха на ледъ. Докторъ, Коллинсъ и я снесли ихъ только до края холма. Потомъ мои глаза закрылись.
Воскресенье, 23 октября, 133 день. Всѣ еще больше ослабѣли. Передъ сумерками принесли еще немного дровъ. Я прочелъ отрывокъ воскресной службы. У всѣхъ очень болятъ ноги. Нѣтъ обуви.
Понедѣльникъ, 25 октября, 134 день. Ужасная ночь.
Вторникъ, 25 октября, 135 день. Безнадежно.
Среда, 26 октября, 136 день. Холодъ. Голодъ. Больны.
Четвергъ, 27 октября, 137 день. Иверсонъ слабъ.
Пятница, 28 октября, 138 день. Иверсонъ умеръ рано утромъ.
Суббота, 29 октября, 139 день. Сегодня ночью умеръ Дресслеръ.
Воскресенье, 30 октября, 140 день. Бойдъ и Герцъ скончались ночью. Коллинсъ умираетъ…"
На этомъ дневникъ обрывается.
Когда я прочелъ донесеніе, я хотѣлъ передать его содержаніе казаку — и не могъ говорить. Въ первый разъ въ моей жизни я не могъ скрыть своихъ чувствъ передъ чужими людьми — закрылъ лицо руками и заплакалъ.
Въ теченіе слѣдующихъ двухъ недѣль я усердно старался собрать дальнѣйшія свѣдѣнія объ этой потрясающей драмѣ. Мнѣ хотѣлось въ первую очередь найти отвѣтъ на вопросъ, какимъ образомъ дневникъ Де Лонга оказался въ рукахъ Мельвиля.
Во время моего пребыванія въ Верхоянскѣ мнѣ удалось познакомиться съ господиномъ Леонъ, политическимъ ссыльнымъ, совершенно свободно владѣвшимъ англійскимъ языкомъ. Этотъ человѣкъ оказалъ неоцѣнимыя услуги въ качествѣ переводчика при переговорахъ Мельвиля съ русскими чиновниками и, благодаря этому, зналъ всѣ подробности плаванія «Жаннетты», а также многое, касающееся дальнѣйшаго пути и печальной участи каманды. Отъ него я, наконецъ, узналъ о томъ, какіе шаги предпринялъ Мельвиль для розысковъ и погребенія погибшихъ.
Мельвиль уже зимой тщательно подготовлялъ планомѣрные, основательные розыски Де Лонга и его несчастныхъ спутниковъ. Была образована новая спасательная экспедиція, членами которой состояли: Джемсъ Г. Бартлеттъ, второй инженеръ съ «Жаннетты», Вильгельмъ Ниндерманнъ, одинъ изъ двухъ матросовъ, высланныхъ Де Лонгомъ впередъ за помощью, что спасло ихъ отъ общей участи, два переводчика, одинъ казакъ и одинъ русскій ссыльный, которому были поручены самыя разнообразныя работы и, главнымъ образомъ, надзоръ за якутами — рабочими и ямщиками и, наконецъ, поваръ, за которымъ, въ качествѣ его помощницы, слѣдовала его жена. Эта экспедиція покинула послѣднее жилье въ дельтѣ Лены 23-го марта и вскорѣ нашла тотъ остовъ лодки, который, по совѣту Ниндерманна, тщательно искала, считая его вѣрнѣйшимъ указателемъ пути. Мимо этого остова Ниндерманнъ и Норосъ прошли въ первый же день своего путешествія на югъ. Зная, въ какомъ безнадежномъ состояніи находились уже тогда оставшіеся товарищи, Ниндерманнъ былъ твердо увѣренъ, что они не могли отойти далеко отъ этого мѣста.
Его предположеніе оправдалось. Пройдя около 500 метровъ вдоль берега, они увидѣли большой снѣжный сугробъ съ торчащимъ изъ него дуломъ ружья. Немедленно двое рабочихъ стали разгребать снѣгъ и очень скоро обнаружили два, лежащихъ вплотную другъ около друга, трупа. Это были Бойдъ и Герцъ.
Приблизительно въ километрѣ отъ мѣста стоянки, Мельвиль наткнулся на что-то твердое и, нагнувшись, увидѣлъ промерзшую человѣческую руку какъ-бы съ мольбой протянутую изъ подъ бѣлаго снѣжнаго покрова. Быстро отгребли снѣгъ, слой котораго здѣсь достигалъ лишь 30 сантиметровъ, и Мельвиль увидѣлъ тѣло несчастнаго капитана Де Лонга.
Въ одномъ метрѣ отъ него лежалъ докторъ Амблеръ, а въ ихъ ногахъ китаецъ-поваръ А-Самъ. Ноги всѣхъ трехъ были покрыты брезентомъ палатки, очевидно принесеннымъ сюда съ мѣста стоянки, когда другіе товарищи уже больше въ ней не нуждались. Тутъ-же лежало нѣсколько обрывковъ теплаго шерстяного одѣяла. Недалеко отъ снѣжной могилы найдены были слѣды костра. Въ походномъ котлѣ сохранилось еще нѣсколько вѣтокъ полярной ивы, изъ которой они варили чай.
На землѣ, рядомъ съ тѣломъ Де Лонга, лежалъ его дневникъ. Въ предыдущей главѣ я передалъ его содержаніе. Несомнѣнно, Де Лонгъ скончался въ день послѣдней записи. Вѣроятно, онъ уже не былъ въ состояніи положить дневникъ обратно въ карманъ. Возлѣ дневника на снѣгу лежалъ карандашъ, выскользнувшій, повидимому, изъ коченѣвшихъ пальцевъ Де Лонга.
Передъ тѣмъ, какъ Де Лонгъ и его послѣдніе оставшіеся въ живыхъ спутники покинули палатку, чтобы, еле передвигая свои измученныя необутыя ноги, дотащиться до мѣста своего послѣдняго успокоенія, они благоговѣйно накрыли платкомъ лицо своего умершаго товарища Коллинса.
Ноги умершихъ были укутаны тряпками, представлявшими плохую защиту отъ холода и сырости. Ни у кого изъ нихъ не было на ногахъ сапогъ, но въ карманахъ ихъ платья были. найдены изгрызанные куски кожи и остатки мѣховыхъ сапогъ, свидѣтельствовавшіе о томъ, до чего довелъ ихъ голодъ. Руки и платье погибшихъ были опалены и обожжены. Очевидно, несчастные, измученные голодомъ и холодомъ, пытаясь какъ-нибудь согрѣться, напрягая послѣднія силы забирались въ самый огонь. Бойдъ лежалъ прямо на остаткахъ костра; одежда его была прожжена насквозь, но на тѣлѣ ожоговъ не было.
Мельвиль велѣлъ перенести всѣ тѣла на скалистый утесъ, возвышавшійся надо льдомъ метровъ на сто. Тамъ, изъ деревянныхъ частей той лодки, возлѣ которой были найдены тѣла, соорудили гробницу. Большой крестъ, сдѣланный изъ огромнаго бревна, былъ воздвигнутъ на самой вершинѣ скалы, и у подножья его поставили гробъ, въ видѣ ящика длиною въ 6,5 метровъ, шириною въ 1,8 метровъ и высотою въ 60 сантиметровъ, продольную ось котораго установили въ плоскости магнитнаго меридіана. Когда всѣ трупы были положены на это общее ложе, гробъ закрыли крышкой изъ крѣпкихъ досокъ, надъ которою сдѣлали высокій настилъ изъ наклонно поставленныхъ бревенъ. Все это сооруженіе обложено было толстымъ слоемъ песку и камней; такимъ образомъ возникъ громадный памятникъ, видный съ рѣки на разстояніи 20 километровъ.
Надпись на крестѣ, вырѣзанная Мельвилемъ и его товарищемъ, гласитъ:
«Въ память двѣнадцати офицеровъ и матросовъ полярнаго корабля „Жаннетта“, погибшихъ отъ голода въ дельтѣ Лены въ октябрѣ 1881 г.»
Далѣе слѣдуютъ имена погибшихъ.
Вотъ что разсказали Ниндерманнъ и Норосъ, матросы съ «Жаннетты», о своемъ ужасномъ переходѣ на югъ, къ обитаемымъ мѣстамъ:
Не обращая вниманія на бурю и снѣжную выогу, холодъ и голодъ, мы цѣлый день шли впередъ. Не найдя себѣ пріюта на ночь, мы вырыли пещеру въ снѣжномъ сугробѣ и такъ какъ располагали только собственными руками да перочинными ножами, то употребили на эту работу три-четыре часа. Наконецъ, дыра была настолько велика, что мы оба могли въ нее влѣзть, и едва мы въ ней укрылись, какъ вѣтеръ нанесъ сугробъ снѣга, засыпавшій входъ въ нашъ снѣжный погребъ. На слѣдующее утро намъ пришлось долго работать, чтобы освободиться изъ этой своеобразной тюрьмы.
Проглотивъ нѣсколько капель спирту, мы немедленно отправились дальше. Внизу у рѣки намъ пришлось бороться съ такимъ яростнымъ южнымъ вѣтромъ, что мы едва могли продвигаться впередъ. Черезъ каждые нѣсколько шаговъ мы останавливались, задыхаясь, не будучи въ силахъ пошевельнуть ни однимъ членомъ. Такое безсиліе было неудивительно: наше питаніе давно уже состояло исключительно изъ ивоваго чая и нѣсколькихъ кусочковъ моржевой кожи, которые мы отрѣзали отъ нашихъ панталонъ.
Несмотря на холодный, рѣжущій вѣтеръ, мы заставляли себя двигаться дальше. Каждыя пять минутъ намъ приходилось ложиться на ледъ, чтобы передохнуть. Ноги отказывались повиноваться, но мы не поддавались: мы хотѣли во что бы то ни стало сдержать свое обѣщаніе и если бы не смогли больше итти, пробирались-бы дальше ползкомъ. Только смерть остановила-бы насъ.
Къ счастью, помощь была ближе, чѣмъ мы думали.
Вечеромъ 19 октября, обогнувъ выступающій мысъ, мы вдругъ увидѣли маленькую избушку. Она стояла въ узкомъ ущельи, между двумя высокими горами, на западномъ берегу рѣки. Вскорѣ мы замѣтили еще двѣ другія хижины — маленькіе деревянные сараи, похожіе на палатки, обмазанныя глиной. Мы дошли до поселенія Булкуръ!
Кто можетъ себѣ представить нашу радость! Мы нашли кровъ и даже больше того: избушка оказалась чѣмъ-то въ родѣ склада припасовъ, и мы нашли въ ней около 6 кило сушеной рыбы. Насъ нисколько не смутило то обстоятельство, что рыба вся была покрыта плѣсенью: вѣдь она все-таки могла утолить нашъ мучительный голодъ!.
Только что мы принялись за варку нашей ѣды, какъ услыхали шумъ снаружи — олени! Схвативъ ружья, мы тихонько подкрались къ двери, но она вдругъ распахнулась и на порогѣ показался тунгузъ. При видѣ ружья, онъ испуганно упалъ на колѣни, поднялъ руки вверхъ и, повидимому, умолялъ о пощадѣ. Мы постарались успокоить его знаками, но онъ долго не могъ превозмочь своего страха. Наконецъ, онъ все же рѣшился привязать своихъ оленей возлѣ избы и войти.
Едва онъ подсѣлъ къ намъ, какъ мы стали объяснять ему, что хотимъ пройти въ Булунъ, и что у насъ есть еще товарищи, оставшіеся на сѣверѣ. Но онъ не понялъ ни одного слова.
Вскорѣ къ избѣ подъѣхалъ цѣлый караванъ: семь мужчинъ, три женщины и 30 саней съ 75 оленями.
Понятно, что и имъ мы пытались дать понять, что гдѣ-то тамъ, далеко на сѣверѣ, нашъ корабль былъ разбитъ льдомъ и затонулъ. Съ помощью нѣсколькихъ, наскоро вырѣзанныхъ лодочекъ, мы старались наглядно показать нашимъ слушателямъ, какъ мы спасались съ тонущаго корабля; какъ мы съ санями, собаками и лодками пробирались по нагроможденнымъ льдинамъ черезъ трещины во льду, черезъ воду; какъ, наконецъ, добрались до этого берега и какъ къ нему пристали.
Чтобы объяснить имъ сколько дней мы находились въ пути, мы закрывали глаза и опускали голову, какъ-бы засыпая, и при этомъ отсчитывали на пальцахъ количество ночей. Всѣми силами пытались мы втолковать имъ, что капитанъ погибшаго судна послалъ насъ, чтобы добыть пищу, одежду и оленей; что мы должны вернуться за оставшимися и привезти ихъ въ какое-нибудь поселеніе, но что мы совершенно обезсилѣли отъ голода и усталости и не можемъ итти дальше; что уже шестнадцать дней прошло съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались съ товарищами, а между тѣмъ уже за два дня до того намъ нечего было ѣсть. Но увы, всѣ наши старанія не привели ни къ чему. Добродушные дикари ничего не поняли. Если минутами намъ и казалось, что имъ все стало ясно, то на слѣдующемъ словѣ приходилось убѣждаться, что изъ всего разсказаннаго они не поняли ни слова.
Тѣмъ не менѣе, мы не отступали и весь день старались знаками, жестами и новыми рисунками и моделями объяснить печальное положеніе нашихъ несчастныхъ товарищей. — Все, все-было напрасно! Въ отвѣтъ на наши мольбы послать немедленно помощь погибающимъ, слушатели смотрѣли на насъ съ выраженіемъ полнаго непониманія.
Можно представить себѣ наше отчаяніе! Мысль о товарищахъ, можетъ быть уже погибшихъ или, во всякомъ случаѣ, близкихъ къ смерти, съ тоской ожидающихъ нашего возвращенія, неотступно преслѣдовала насъ. Въ концѣ концовъ, измученные физическимъ напряженіемъ и душевными муками, мы окончательно обезсилѣли.
И вотъ мы, безъ страха и колебанія смотрѣвшіе въ лицо смерти, перенесшіе неслыханныя страданія и муки — забились въ уголъ избы и плакали, какъ дѣти.
Отъ героевъ «Жаннетты» и ихъ трагической участи я возвращаюсь къ своимъ собственнымъ незначительнымъ переживаніямъ.
По мнѣнію мѣстныхъ жителей, лѣто въ этомъ году должно было наступить необычайно рано, а потому мнѣ волей-неволей пришлось сократить время пребыванія въ низовьяхъ Лены.
Не могло быть и рѣчи о колебаніи и длительномъ раздумьи. Для возвращенія домой черезъ Европу нужно было во что бы то ни стало попасть въ Якутскъ раньше, чѣмъ вскроются многочисленные притоки Лены, черезъ которые надо было переправиться. Меня очень ободрили и обнадежили увѣренія верхоянскаго исправника, съ которымъ я встрѣтился по дорогѣ въ Булунъ, что я успѣю продѣлать этотъ путь еще на саняхъ, если покину Верхоянскъ не позже 6-го мая.
Изъ Верхоянска я поѣхалъ дальше на тѣхъ-же саняхъ, которыя доставили меня раньше изъ Средне-Колымска въ тѣ мѣста на Ленѣ, гдѣ ѣзда производится только на собакахъ. Это были маленькія сани съ верхомъ изъ оленьихъ шкуръ, защищавшимъ сѣдока отъ вѣтра. Во время прежняго путешествія мнѣ постоянно приходилось въ дорогѣ чинить мой маленькій экипажъ и на каждой мало-мальски длительной остановкѣ возобновлять отдѣльныя части, такъ что, въ сущности, съ моей стороны было довольно рискованно утверждать, что это были тѣ же сани, которыя я привезъ изъ Средне-Колымска.
У третьей станціи за Верхоянскомъ мы неожиданно наткнулись на песокъ и должны были, поэтому, рѣшиться продолжать путь верхомъ. Здѣсь я имѣлъ возможность познакомиться со всѣми непріятностями и злоключеніями, связанными съ поѣздкой верхомъ по якутскимъ землямъ.
Якутскія лошади едва-ли заслуживаютъ названія лошадей. Это — полудикія животныя, маленькія, неуклюжія и некрасивыя, съ твердой, какъ щетина, шерстью, длинной, тяжелой гривой и густымъ хвостомъ и челкой, часто почти совсѣмъ закрывающей глаза и всю переднюю часть головы.
Лошади эти обладаютъ своеобразной особенностью: онѣ спотыкаются и падаютъ въ самый неподходящій моментъ и, разъ упавъ, не даютъ себѣ труда опять подняться на ноги. Вытянувъ голову настолько, чтобы достать до сухой, промерзшей травы или до мелкихъ вѣтокъ, онѣ преспокойно начинаютъ глодать ихъ и занимаются этимъ дѣломъ до тѣхъ поръ, пока пинки, удары и понуканія возницы не заставятъ ихъ, наконецъ, встать.
Обыкновенно онѣ идутъ длинной цѣпью, одна за другою, и такъ къ этому привыкли, что почти невозможно запрячь якутскихъ лошадей парой: каждая изъ нихъ непремѣнно захочетъ бѣжать или впереди или позади другой лошади. Причина этой особенности кроется въ томъ, что лошади тамъ чаще всего употребляются въ качествѣ вьючныхъ животныхъ и тогда имъ приходится передвигаться гуськомъ, при чемъ задняя лошадь крѣпко привязана къ хвосту передней.
Якутское сѣдло сдѣлано изъ куска выдолбленнаго дерева. На лукѣ часто бываютъ серебрянныя и золотыя украшенія тонкой работы, дѣлающей честь вкусу и искусству мѣстныхъ художниковъ. Сѣдло всегда лежитъ на высокой подушкѣ изъ соломы, что придаетъ якутской лошади нѣкоторое сходство съ верблюдомъ. Кромѣ того туземцы кладутъ на сѣдло одинъ или два кафтана и сидятъ такимъ образомъ на головокружительной высотѣ.
Якутскія лошади лишены всякаго темперамента и огня; онѣ до тупости покорны, и править ими очень легко. Ихъ любимый ходъ — медленная, спокойная трусца, съ которой нелегко примириться хорошему ѣздоку. Понятно, что при такой верховой ѣздѣ нѣтъ и рѣчи о чувствѣ гордости и радостнаго удовольствія. И якуты и родственные имъ буряты, населяющіе южную часть Иркутской губерніи — плохіе наѣздники. Это тѣмъ болѣе удивительно, что они растутъ среди лошадей и ихъ дѣтской является, по настоящему, конюшня.
На моемъ дальнѣйшемъ пути я встрѣчался съ татарами, какъ извѣстно, тоже занимающимися коневодствомъ. Это — прекрасные наѣздники, на которыхъ любо смотрѣть, когда они сидятъ въ сѣдлѣ. Правда, мнѣ разсказывали, что они особенно искусны въ ѣздѣ на чужихъ лошадяхъ… Дѣйствительно, встрѣтившіеся мнѣ здѣсь татары были сосланы сюда главнымъ образомъ за конокрадство.
Если я говорю объ обиліи лошадей въ этомъ краѣ, то не надо, однако, думать, что путешественникъ легко находитъ на почтовой станціи нужную ему для дальнѣйшей ѣзды смѣну лошадей. На вопросъ о лошадяхъ неизмѣнно получаешь краткій отвѣтъ:
«Нѣтъ здѣсь лошадей», и часто приходится часами ждать, пока явится возможность продолжать путь.
На станціяхъ между Верхоянскомъ и Якутскомъ дѣло обстоитъ особенно скверно. Когда мнѣ пришлось ѣхать по этимъ мѣстамъ, нерѣдко случалось, что на станціяхъ не оказывалось ни лошадей, ни почтмейстера и, вообще, ни живой души — ничего, кромѣ пустыхъ домовъ. Не одинъ разъ приходилось мнѣ на этихъ перегонахъ самому ловить по дорогѣ пасшихся въ степи лошадей и гнать ихъ передъ собою до слѣдующей станціи, чтобы тамъ имѣть смѣну.
Преодолѣвъ множество трудностей и непріятностей, я пріѣхалъ, наконецъ, къ подножію горнаго хребта, къ югу отъ котораго простиралась долина рѣки Алдана. Здѣсь мы не нашли ни лошадей, ни оленей!
Впрочемъ, въ послѣдующей части дороги лошади оказались-бы совершенно непригодными, такъ какъ въ долинахъ лежалъ глубокій, рыхлый снѣгъ, уже растаявшій съ поверхности подъ лучами майскаго солнца. Существовало, правда, какое-то подобіе дороги, протоптанной оленями до самаго Алдана; но бѣда въ томъ, что олени запрягаются парою, а лошади — въ одиночку, а потому не могутъ пользоваться колеей, протоптанной оленями.
Когда мнѣ стало ясно, что на этой станціи намъ не дождаться упряжки, я послалъ одного изъ моихъ ямщиковъ къ туземцамъ, чтобы сговориться съ ними о переправѣ на другой берегъ Алдана, что составляло конецъ въ 230 километровъ. Послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ, я заручился, наконецъ, обѣщаніемъ якутовъ изъ ближайшаго поселка привезти въ 9 часовъ вечера на станцію нужное количество оленей.
И они сдержали слово!
Всю ночь напролетъ ямщики шагали впереди своихъ саней, нащупывая длинными палками дорогу въ глубокомъ снѣгу, и, тѣмъ не менѣе, довольно часто то тотъ, то другой сбивался съ пути и немедленно проваливался по горло въ мягкій снѣгъ.
Когда мы подошли къ горной цѣпи, черезъ которую собирались перевалить безъ предварительной остановки, то увидали нѣсколько спускающихся намъ навстрѣчу саней, запряженныхъ оленями. Дорога была такъ крута, что издалека упряжные казались большими жуками, ползущими внизъ по стѣнѣ. Тунгузы, ѣхавшіе съ Алдана, сообщили намъ, что состояніе дороги ужасное. Мы вскорѣ имѣли возможность убѣдиться въ томъ, что они не преувеличивали.
Мы приступили немедленно къ подъему на перевалъ.
Задача была нелегкая. Понятно, что никто не могъ оставаться въ саняхъ, всѣ должны были ползти, въ полномъ смыслѣ этого слова, на «собственныхъ рукахъ».
Снѣгъ былъ такъ глубокъ, что я не могъ сдѣлать, не отдыхая, больше шести-восьми шаговъ и, вѣроятно, не въ силахъ былъ-бы сдѣлать и этого, если-бы снѣгъ не былъ сравнительно твердъ. Наконецъ, мы добрались до вершины; черезъ нѣсколько шаговъ начинался спускъ. Когда я посмотрѣлъ внизъ, спускъ показался мнѣ не только опаснымъ, но просто безумно-рискованнымъ. Тѣмъ не менѣе, я послушно послѣдовалъ примѣру и указаніямъ моего проводника: сѣлъ на землю и, откинувшись назадъ, сталъ скользить внизъ, такъ что не прошло и часу, какъ двѣ трети пути были позади.
Я оглянулся. Казалось, что олени и люди скользятъ внизъ по отвѣсной стѣнѣ. Ямщики связали наши сани вмѣстѣ, привязали оленей сзади и, опираясь изо всѣхъ силъ ногами въ снѣгъ, осторожно и медленно спускались внизъ, при чемъ олени тоже сдерживали ходъ саней; только благодаря этимъ соединеннымъ усиліямъ удалось благополучно довезти сани до подножія горы.
Не думаю, чтобы еще гдѣ-нибудь въ мірѣ существовалъ такой ужасный перевалъ. А, между тѣмъ, я его узналъ далеко не въ худшій моментъ! Весной, въ періодъ гололедицы, склонъ горы представляетъ собой сплошной катокъ, переходъ черезъ который невозможенъ. Въ это время года люди спускаются сверху только однимъ способомъ: садятся верхомъ на палку, которая одновременно служитъ санями и тормозомъ. Правда, для такого способа передвиженія нужна большая ловкость и — крѣпкіе кожаные штаны!
Дорога по долинѣ оказалась также убійственно-трудной — о чемъ насъ и предупреждали тунгузы. Въ концѣ концовъ, намъ пришлось остановиться и выждать, пока вечерній холодъ настолько подморозилъ поверхность снѣга, что можно было двинуться дальше, хотя и черепашьимъ шагомъ.
Договариваясь со мной, ямщики наотрѣзъ отказались везти меня дальше станціи Бирдакуль, лежащей въ 90 километрахъ къ югу, но по дорогѣ они сообщили мнѣ то, что раньше отъ меня скрывали: селеніе Бирдакуль покинуто жителями и совершенно пусто. Впрочемъ, они тутъ-же предложили доставить меня — за огромную сумму — еще верстъ на 60 дальше, до постоялаго двора, который, правда, тоже покинутъ, но по близости котораго живутъ ламуты, могущіе доставить меня до Алдана за общепринятую поверстную плату въ 9 копѣекъ. Ямщики предложили даже пойти въ ламутское селеніе и привести оттуда ко мнѣ людей для переговоровъ о дальнѣйшей поѣздкѣ.
Волей-неволей я долженъ былъ согласиться на предложенныя условія. Вѣдь, отказавшись отъ этого, я рисковалъ быть брошеннымъ на произволъ судьбы въ этихъ дебряхъ, въ такое время года, когда благодаря ледоходу прекращается всякое сообщеніе между отдѣльными областями.
Чтобы какъ-нибудь оправдать свою подлость и обосновать свои безсовѣстныя требованія, ямщики сказали мнѣ, что сейчасъ за Бирдакулемъ переправа черезъ рѣку невозможна, такъ какъ на льду стоитъ вода, такъ что немудрено и утонуть. Сообщая эту пріятную новость, плуты усиленно крестились и молились. Въ довершеніе всѣхъ прелестей, полилъ первый весенній дождь. Я слишкомъ хорошо зналъ, какія послѣдствія будетъ имѣть такой теплый дождь въ этой мѣстности, и съ большой тревогой думалъ объ Алданѣ, до котораго во что бы то ни стало нужно было добраться до вскрытія льда.
Когда опасная рѣка, столь живо описанная ямщиками, была приблизительно въ 10 километрахъ, неисправимые негодяи вдругъ потребовали новой остановки здѣсь, въ лѣсу, для чаепитія, хотя не прошло и двухъ часовъ послѣ нашей послѣдней продолжительной остановки съ той-же цѣлью. Я всячески старался уговорить ихъ доѣхать не останавливаясь хотя бы до рѣки, но напрасно! Ни мои просьбы, ни уговоры не дѣйствовали и я, наконецъ, обратился къ болѣе дѣйствительному средству: вынулъ изъ кармана револьверъ. Это помогло. Они сразу поняли мой намекъ, крикнули свое обычное «Педжетъ!» (впередъ!) и стали подгонять животныхъ.
Деревья на берегу рѣки были обвѣшаны такими же украшеніями, какія я видѣлъ на пограничномъ крестѣ между Колымскимъ и Верхоянскимъ уѣздами. Мои возницы прибавили къ нимъ и свои даянія и, крестясь, стали спускаться къ рѣкѣ. Ихъ горячая молитва была, очевидно, услышана — во всякомъ случаѣ, мы нашли здѣсь на льду гораздо меньше воды, чѣмъ во многихъ ямахъ по дорогѣ и перешли рѣку безъ особенныхъ трудностей.
Перейдя на южный берегъ, мы сдѣлали привалъ и стали пить чай. Чтобы не терять времени, я послалъ отсюда одного изъ ямщиковъ впередъ, къ ламутамъ. За эту экстренную услугу онъ получилъ значительное вознагражденіе и обѣщалъ ждать меня съ ламутами на почтовой станціи.
Во второй половинѣ дня мы добрались, наконецъ, до постоялаго двора; это былъ убогій сарай, крыша котораго оказалась въ такомъ состояніи, что нигдѣ нельзя было укрыться отъ дождя.. Впрочемъ, если-бы дѣло шло только о дождѣ, мы, быть можетъ, и не стали-бы жаловаться. Но крыша на домѣ была дерновая и вода, просачиваясь черезъ нее, стекала внизъ въ видѣ жидкой, отвратительной кашицы. Весь полъ былъ залитъ водой, и вдоль стѣнъ были положены доски, чтобы можно было по-суху добраться хотя-бы къ огню. Дымовой трубы не было, вмѣсто нея въ крышѣ надъ очагомъ сдѣлана была дыра: сюда долженъ былъ выходить дымъ — если ему заблагоразсудится это сдѣлать. Къ сожалѣнію, его большей частью туда не тянуло.
Въ этой шикарной гостиницѣ я встрѣтилъ знакомаго помощника Средне-Колымскаго исправника, съ женой и маленькой двѣнадцатилѣтней дочерью. Уже четыре дня они сидѣли въ этой несчастной избѣ въ ожиданіи дальнѣйшей переправы и все не могли получить упряжки. Здѣсь же, къ своему огорченію, я нашелъ и моего гонца якута. Мошенникъ и не думалъ быть у ламутовъ! По его словамъ, онъ дошелъ до глубокой рѣки, черезъ которую, при всемъ желаніи, не могъ перебраться. Онъ обѣщалъ, однако, въ этотъ-же вечеръ сдѣлать еще одну попытку и отправиться туда въ сопровожденіи ямщика. Но можно ли было вѣрить его баснямъ и разсчитывать на его обѣщанія?
Вдругъ наши ямщики заявили, что собираются отправить оленей на ближайшее пастбище подъ наблюденіемъ мальчика-ламута. Мы не имѣли права отказать имъ въ этомъ, но я былъ глубоко увѣренъ, что они и не думаютъ ѣхать къ ламутамъ, а только ждутъ, когда мы заснемъ, чтобы захватить оленей съ пастбища, повернуть оглобли и отправиться домой.
Я подѣлился своими опасеніями съ помощникомъ исправника, но онъ и мой казакъ увѣряли меня, что всѣ мои страхи напрасны, и, предполагая, что они лучше меня знаютъ характеръ туземцевъ, я отказался отъ своего намѣренія оставить одного ямщика заложникомъ для того, чтобы, въ случаѣ если бы ламуты на другое утро не явились, я могъ заставить ямщиковъ довести меня до Алдана. Имъ это сдѣлать было не трудно, т. к. ихъ олени были достаточно сильны, да и оставалось всего 50 километровъ до мѣста, гдѣ я могъ найти лошадей для переправы. Если бы я настоялъ на своемъ планѣ, я бы навѣрное переправился черезъ Алданъ до вскрытія льда. Сколько страха и мученій я избѣжалъ-бы тогда! Но, къ сожалѣнію, я положился на сужденія другихъ, вмѣсто того, чтобы слѣдовать завѣту извѣстнаго изслѣдователя полярныхъ странъ, лейтенанта Шватке, который сказалъ: «Каждый, путешествующій по сѣверу или вообще по незнакомымъ странамъ, если онъ хочетъ достичь успѣха, долженъ полагаться только на собственное мнѣніе, а не на совѣты другихъ.»
Мои предчувствія насчетъ намѣреній этихъ плутовъ и мошенниковъ вполнѣ оправдались: въ ту же ночь мои якутскіе ямщики безслѣдно исчезли, оставивъ меня въ этомъ ужасномъ сараѣ безъ провизіи, безъ какой бы то ни было возможности двинуться дальше. Здѣсь я долженъ былъ ждать, пока дороги станутъ опять проходимыми.
На слѣдующее утро мой казакъ, взявъ съ собой проводника — ламутскаго мальчика, отправился къ ламутскому поселенію, находившемуся въ 20 киломстрахъ. Изъ предосторожности онъ захватилъ съ собой топоръ: если бы рѣка оказалась дѣйствительно непроходимой, онъ могъ-бы срубить дерево и воспользоваться имъ, какъ лодкой.
Вечеромъ казакъ вернулся съ радостной вѣстью: ламуты явятся еще этой ночью, чтобы привести меня въ одинъ домъ, гдѣ я смогу сговориться насчетъ дальнѣйшей поѣздки. Они хотѣли только дождаться возвращенія оленей и саней, отправленныхъ въ лѣсъ за тремя лосями, убитыми охотниками изъ ихъ становища.
Въ эту ночь ламуты не пріѣхали, но на слѣдующую, незадолго до полуночи, явились.
Къ этому времени съ Алдана успѣли прислать восемь лошадей для помощника исправника. Мы всѣ усѣлись въ сани, багажъ же нашъ должны были доставить на лошадяхъ. За послѣднюю недѣлю дороги еще больше испортились. Вслѣдствіе выпавшихъ во многихъ мѣстахъ дождей, вода на дорогахъ стояла такъ высоко, что заливала сани, сѣдоковъ и багажъ.
До-смерти уставшіе, промокшіе до костей, мы подъѣхали, наконецъ, къ убогой избѣ.
Виды на дальнѣйшую поѣздку были, по словамъ обитателей избы, очень неблагопріятны. Хотя мы были всего въ тридцати верстахъ отъ Алдана, и ледъ на немъ еще стоялъ, но на Ленѣ былъ уже полный ледоходъ и надо было ждать съ минуты на минуту, что вскроется и Алданъ.
Нельзя было терять ни минуты. На слѣдующій день, чуть свѣтъ, мы осѣдлали шесть усталыхъ лошадей, привезшихъ наканунѣ нашъ багажъ. Мы могли захватить съ собой только наши одѣяла, чайникъ и небольшой запасъ провизіи, выпрошенной у ламутовъ. Однако это обстоятельство насъ мало безпокоило: мы, вѣдь, твердо разсчитывали еще до вечера переправиться черезъ Алданъ и остановиться на станціи на другомъ берегу, гдѣ несомнѣнно могли-бы прожить и прокормиться до прибытія нашего багажа. Но состояніе дорогъ оказалось хуже, чѣмъ я ожидалъ! То, что я еще вчера считалъ невозможнымъ, стало возможно: переживанія этого дня оказались гораздо болѣе страшными, чѣмъ всѣ предыдущія. Почти все время дорога шла полузамерзшимъ болотомъ, куда собиралась стекавшая съ возвышенностей вода. Лошади шли по брюхо въ водѣ и, неподкованныя, съ трудомъ держались на скользкой, обледенѣлой почвѣ. Маленькая дочь исправника сидѣла съ казакомъ на одной лошади. Вдругъ животное упало, и въ водѣ забарахталось восемь ногъ. Я уже думалъ, что дѣвочка утонетъ, когда подоспѣлъ слѣдующій верховой и во-время вытащилъ ее изъ воды. Въ этотъ день почти всѣ лошади неоднократно падали. Вызванныя этимъ обстоятельствомъ задержки были крайне непріятны; но гораздо большія затрудненія причиняли переправы черезъ многочисленные, уже очень полноводные ручьи. Пользоваться обычнымъ бродомъ уже нельзя было, и намъ часто приходилось подолгу искать новаго брода и затѣмъ, соскочивъ съ сѣдла, помогать лошадямъ выбраться изъ потока на берегъ.
Въ 10 часовъ вечера мы, наконецъ, были на берегу Алдана — увы, слишкомъ поздно! Рѣка уже вскрылась и громадныя льдины неслись внизъ по теченію со скоростью 14 километровъ въ часъ. Наши худшія опасенія оправдались! Нечего было и думать темной ночью найти дорогу назадъ къ дому, изъ котораго мы уѣхали утромъ и гдѣ моглибы переждать половодье. Мы прошли еще около трехъ километровъ вдоль рѣки, затѣмъ развели костеръ изъ плавучаго лѣса, сварили немного мяса и легли спать съ тѣмъ, чтобы утромъ попробовать пробраться назадъ среди цѣлой сѣти маленькихъ потоковъ. и ручейковъ, бѣжавшихъ теперь со всѣхъ сторонъ и по всѣмъ направленіямъ. Мои люди говорили, что ледоходъ продолжится не меньше восьми, а можетъ быть и до двадцати дней и уговаривали насъ добраться до находившейся въ 20 километрахъ избушки, гдѣ можно было пріютиться на это время. Итакъ, утромъ мы пустились въ путь на поиски этого крова.
Хотя проснувшись я и замѣтилъ, что вода въ рѣкѣ за ночь сильно поднялась, но не очень тревожился на этотъ счетъ. Каковъ же былъ мой испугъ, когда, пройдя не больше километра, мы наткнулись на большую водную поверхность. Ямщикъ успокаивалъ меня, увѣряя, что знаетъ другую дорогу, мимо озера, находившагося позади нашей ночной стоянки. Мы повернули назадъ; увы, дорога и здѣсь была отрѣзана.
Намъ оставалось только выбрать самое высокое мѣсто на этомъ островѣ, окруженномъ со всѣхъ сторонъ водой, и устроиться тамъ кое-какъ въ ожиданіи того, что вода спадетъ. Виды на ближайшее время нельзя было назвать благопріятными. Отъ нашего багажа мы были отдѣлены широкими водными пространствами; провизію мы уничтожили — оставалось только немного чаю. При этомъ самая высокая точка, которую я могъ выбрать для стоянки, очень мало возвышалась надъ равниной, а когда я замѣтилъ на окружающихъ деревьяхъ, на высотѣ не менѣе метра, слѣды прежнихъ наводненій, то наше положеніе стало казаться мнѣ довольно опаснымъ.
Къ счастью, у насъ было такъ много работы, что не оставалось времени для размышленій надъ серьезностью положенія. Мы нарѣзали сучьевъ и вѣтокъ и кое-какъ устроили шалашъ для защиты отъ вѣтра, покрывъ его нѣсколькими мѣховыми одѣялами и войлоками, такъ что часть этого небольшого помѣщенія оказалась защищенною отъ дождя. Между тѣмъ, я установилъ футштокъ и обнаружилъ, что вода все еще поднимается со скоростью 30 сантиметровъ въ часъ. Если наводненіе не остановится, нашъ шалашъ черезъ четыре часа долженъ стать добычей волнъ! Можно себѣ представить, какъ неутѣшительна была такая перспектива. Однако, пока я, изъ предосторожности, подготовлялъ мѣсто, куда въ случаѣ нужды можно было-бы помѣстить женщину и дѣвочку, положеніе вдругъ измѣнилось къ лучшему. Футштокъ показалъ, что вода въ теченіе 12 минутъ оставалась на одномъ уровнѣ и, вслѣдъ за тѣмъ, начала спадать. Велика была наша радость! Вода спадала съ такой же быстротой, какъ прежде прибывала. Къ вечеру я могъ установить паденіе на 1,80 метра. Громадныя льдины неслись по водѣ, гнали массу пловучаго лѣса и выбросили нѣсколько вырванныхъ съ корнями деревьевъ вблизи нашего шалаша.
У насъ было шесть лошадей, такъ что нечего было опасаться голодной смерти. Казалось, что наши неудачи приходятъ къ концу, и мы могли-бы, наконецъ, спокойно выспаться, если бы насъ не пугала свирѣпая, дико воющая буря со снѣгомъ и дождемъ, врывавшаяся въ открытую дверь шалаша.
О постоянной смѣнѣ надеждъ и опасеній этихъ дней нагляднѣе всего разсказываютъ тѣ страницы моего дневника, которыя относятся къ моему пребыванію въ этомъ шалашѣ.
17 мая. Второй день моего пребыванія въ шалашѣ. Сегодня весь день была гроза. Въ промежуткахъ выглядывало солнышко ровно на столько времени, что мы успѣвали развѣсить для просушки наши мокрыя одѣяла и одежду. Но черезъ нѣсколько минутъ намъ приходилось спѣшно снимать все это, успѣвшее промокнуть еще основательнѣе, чѣмъ раньше.
Послѣ неудачной попытки вернуться назадъ, мы держали сегодня утромъ военный совѣтъ и пришли къ слѣдующему рѣшенію:
Такъ какъ намъ все равно придется заколоть одну лошадь, то лучше сдѣлать это немедленно, не дожидаясь, пока насъ принудитъ къ этому голодъ. Ямщикъ получилъ приказаніе убить лошадь и сейчасъ же принялся за дѣло. Лошадь раньше всего привязали за заднія ноги къ дереву, потомъ къ переднимъ ногамъ привязали веревку и соединенными силами такъ долго тянули за конецъ ея, пока сопротивляющееся животное не упало на землю. Тогда связали лошади и переднія ноги; ямщикъ оглушилъ ее, а потомъ убилъ ловкимъ ударомъ ножа по горлу. Свѣжеваніе продолжалось недолго, и такъ какъ всѣ были очень голодны, то немедленно сварили большой кусокъ задней части въ котлѣ для чая. Вернувшись съ прогулки на берегъ рѣки, я съ большимъ удовольствіемъ съѣлъ кусокъ мяса, въ полной увѣренности, что оно воловье: у насъ былъ еще остатокъ прежняго жаркого, и я думалъ, что мои спутники оставили его для меня, предполагая, что я не стану ѣсть свѣжей конины.
18 мая. Мое желаніе, чтобы вѣтеръ измѣнилъ направленіе, кажется исполняется. Сегодня онъ дуетъ преимущественно съ югозапада и гонитъ дымъ очага обратно въ шалашъ. Если вѣтеръ не измѣнитъ опять направленія, можно надѣяться, что наступитъ лучшая погода. Я охотно использовалъ-бы это время для записей, но боюсь открыть мой сундукъ въ такую ненадежную, перемѣнчивую погоду. Приходится терпѣливо ждать, пока рѣка совсѣмъ очистится ото льда и можно будетъ переѣхать на другой берегъ на лодкѣ. Будь при насъ багажъ, мы утѣшались-бы чистымъ бѣльемъ и табакомъ.
19 мая. Вода продолжаетъ подниматься и залила нашъ очагъ. Мы перебрались на болѣе высокое мѣсто, гдѣ немедленно развели костеръ и сварили кусокъ конины. Около восьми часовъ нашъ шалашъ былъ снесенъ волнами. Еще два раза намъ пришлось мѣнять мѣсто; теперь, въ восемь часовъ, мы находимся на самомъ высокомъ мѣстѣ, которое могли найти. Здѣсь приходится выжидать, какъ пойдетъ дѣло дальше. Вода все еще прибываетъ.
Мой казакъ только что перекрестился, помолился и теперь спитъ сладкимъ сномъ, растянувшись на большомъ бревнѣ. Мы сидимъ рядомъ на другомъ бревнѣ, поджавъ ноги, чтобы не касаться воды. Я радъ, что мой казакъ спитъ, а то онъ не перестаетъ ругать ямщика, который, по его мнѣнію, всецѣло виноватъ въ нашемъ несчастіи.
Я больше безпокоюсь за женщину и ребенка, чѣмъ за насъ. Будь у насъ топоръ, мы могли-бы построить плотъ. Я прихожу въ ярость, когда вспоминаю, что мои люди по лѣности оставили топоръ на послѣдней станціи.
Сегодня вечеромъ погода относительно хорошая; нѣтъ ни снѣга, ни дождя и настолько тихо, что мы общими усиліями попробовали докричаться до другого берега. Насъ услыхали и отвѣтили. Увѣренность, что тамъ, на станціи, знаютъ о нашей судьбѣ, подѣйствовала на насъ очень ободряюще. Несомнѣнно, что, какъ только будетъ возможно, они пришлютъ за нами лодку.
Къ шести часамъ дня вода упала уже на 60 сантиметровъ. Можно опять приняться за постройку шалаша. Мнѣ уже начинаетъ казаться, что ледоходъ не грозитъ намъ гибелью.
20 мая. Сегодня мы опять перекликались черезъ рѣку и, послѣ цѣлаго часа безуспѣшныхъ стараній, получили, наконецъ, радостное извѣстіе, что завтра пришлютъ къ намъ лодку.
21 мая. Днемъ пришла маленькая, кривая лодочка съ двумя якутами, привезшими намъ чаю, муки и того ужаснаго, смѣшаннаго съ саломъ, масла, которое якутскія хозяйки считаютъ лучшимъ лакомствомъ. Мы устроили себѣ настоящее пиршество: сдѣлали тѣсто изъ муки и воды и, нанизавъ маленькіе кусочки его на вѣтки, жарили эти своеобразные пирожки на огнѣ; затѣмъ пили чай, заваренный въ мясномъ котлѣ и потому слегка отдававшій кониной.
Послѣ чая мой казакъ поѣхалъ съ обоими якутами на тотъ берегъ, чтобы привезти намъ молока, сахару и дикихъ гусей и, главное, табаку! Мы терпѣли уже нѣсколько дней острую нужду въ табакѣ и занимались приготовленіемъ суррогата: мелко нарубленную сосновую кору мы смѣшивали съ измолотымъ деревомъ отъ хорошо прокуренной трубки. Результатъ оказался хорошимъ, такъ какъ пропитанное никотиномъ дерево придавало смѣси табачный ароматъ.
22 мая. Только что къ нашему «острову Ужаса» причалила лодка съ двѣнадцатью гребцами — мы спасены!
Получивъ 26 мая свой багажъ, я продолжалъ путь — на этотъ разъ не одинъ, а въ сопровожденіи русскаго чиновника, который везъ въ Якутскъ кррабельныя книги и бумаги съ «Жаннетты», а также много мелкихъ вещей, найденныхъ у Де Лонга и его товарищей. Ихъ рѣшили передать, какъ послѣднюю память о погибшихъ, ихъ близкимъ.
Нагруженная тяжелымъ ящикомъ, лошадь не разъ падала во время перехода черезъ многочисленные потоки. Дорога здѣсь была въ ужасномъ состояніи.. Намъ постоянно приходилось чинить мосты, раньше чѣмъ осторожно переводить черезъ нихъ животныхъ. Туземцы плели изъ тонкихъ вѣтокъ гибкіе канаты, на которыхъ и вели лошадей черезъ мосты и рѣки. Багажъ приходилось неоднократно перегружать съ сѣделъ на лодки. Все время царила безпорядочная суматоха и безбожный сумбуръ. По вполнѣ понятнымъ причинамъ, я, какъ церберъ, охранялъ ящикъ съ драгоцѣнными реликвіями несчастныхъ героевъ «Жаннетты». Жилища якутовъ очень страннаго вида: чтобы сдѣлать стѣны домовъ непроницаемыми, якуты обмазываютъ ихъ снаружи коровьимъ навозомъ. Какъ богатые, такъ и бѣдные живутъ въ подобныхъ домахъ, причемъ только небольшая часть помѣщенія отводится для людей, остальная же служитъ хлѣвомъ для коровъ и телятъ. Много мѣсяцевъ въ году молоко является единственной пищей какъ богатыхъ, такъ и бѣдныхъ; моя поѣздка по якутской области пришлась какъ разъ на такое время. Молоко обыкновенно смѣшивается съ мелко-истолченной корой сосенъ и лиственницъ, часто замѣняющей здѣсь муку. Изъ этой смѣси варятъ густой супъ и въ него опускаютъ мелкихъ рыбокъ — видъ гольяновъ — которыя въ изобиліи ловятся въ мѣстныхъ озерахъ и рѣкахъ. Во время моего путешествія мнѣ не разъ приходилось ѣсть это любимое блюдо якутовъ. Всякій мужчина, участвующій въ трапезѣ, получаетъ большую деревянную ложку, съ помощью которой онъ хозяйничаетъ въ общемъ горшкѣ. Женщины пользуются при ѣдѣ почти исключительно пальцами. На голодный желудокъ супъ этотъ кажется совсѣмъ недурнымъ, но мнѣ всегда было непонятно, какъ могутъ сильные, рослые мужчины довольствоваться такой пищей, имѣя огромныя стада и, слѣдовательно, возможность пользоваться прекраснымъ мясомъ. Возможно, что недостаточное питаніе отчасти способствовало выработкѣ трусливаго, приниженнаго характера якутовъ.
Еще четыре дня пришлось намъ пробираться по невѣроятнымъ дорогамъ — частью на быстрыхъ лошадяхъ туземцевъ, частью на лодкѣ — пока мы, наконецъ, не добрались до Якутска. Одну ночь мы провели въ деревнѣ, въ домѣ мелкаго русскаго чиновника; другую — у стараго, почтеннаго, хотя и нѣсколько страннаго на видъ, священника, въ высшей степени радушно принявшаго насъ. Все лучшее, что хранилось въ его кладовой, было вытащено и поставлено на столъ: разныя сорта мяса, сухари, чай, сахаръ, вкусно замаринованная рыба. И онъ открылъ не только кладовую, но и еще одно святилище: погребецъ, изъ котораго появилась бутылка водки. Наполняя рюмки, онъ неизмѣнно благословлялъ благородный напитокъ. «За счастливое возвращеніе въ Америку!» Но до Америки было еще далеко. Въ Якутскъ я пріѣхалъ днемъ, 30-го мая, черезъ 28 дней послѣ отъѣзда изъ Верхоянска — голодный, въ изодранной одеждѣ, носившей слѣды поѣздки по водѣ и болотамъ.
Недѣлю спустя прибыли также другіе члены экспедиціи Мельвиля, и мы всѣ вмѣстѣ пользовались еще нѣсколько дней гостепріимствомъ любезныхъ жителей. Губернаторъ, генералъ Черняевъ, отнесся ко мнѣ съ поистинѣ отцовской заботливостью, и я съ глубокой благодарностью вспоминаю ту любовь и вниманіе, которыми все населеніе, отъ мала до велика, окружало, какъ меня, такъ и членовъ экспедиціи Мельвиля.
11-го іюня мы сѣли на маленькій пароходъ «Піонеръ». Половина населенія города провожала насъ на пристань. Даже губернаторъ и его чиновники не испугались большого растояніи и явились на пристань, чтобы еще разъ, по русскому обычаю, крѣпко поцѣловать насъ на прощанье.
«Піонеръ» — маленькое, жалкое суденышко — съ трудомъ пробирался, пыхтя и шипя, противъ сильнаго теченія Лены, постоянно обдавая насъ дождемъ искръ. Въ Витимскѣ мы, наконецъ, сошли съ этого ужаснаго судна и пересѣли на пароходъ «Константинополь», гораздо болѣе благоустроенный и уютный. Здѣсь мы застали пеструю смѣсь народностей: русскихъ, якутовъ, тунгузовъ, татаръ, монголовъ и персовъ.
Плаваніе было-бы ужасно скучнымъ, если бы не живописный пейзажъ долины Лены.
Отвѣсныя береговыя скалы, поднимающіяся въ видѣ зубчатыхъ крѣпостныхъ стѣнъ, увѣнчанныхъ башнями, не менѣе живописны, чѣмъ покрытые, прекраснымъ лѣсомъ откосы, окаймляющіе долину на протяженіи многихъ миль. Богатыя пашни, трудолюбиво, но неумѣло обработанныя, простираются далеко вглубь лѣсовъ; по берегу рѣки разбросаны маленькія села, на разстояніи 20—30 километровъ другъ отъ друга. Въ каждомъ селѣ виднѣется одна или нѣсколько церквей, пестро раскрашенные или золоченые купола которыхъ придаютъ группамъ деревянныхъ домовъ какую-то торжественность. Дома въ городахъ украшены красивой рѣзьбой; особенно хорошъ орнаментъ оконныхъ наличниковъ. Даже водосточныя трубы заканчиваются на крышѣ головами драконовъ, львиной пастью или другими подобными художественными украшеніями. Маленькіе балконы и вышки пріятно нарушаютъ однообразіе скромныхъ деревянныхъ стѣнъ. Ставни часто выкрашены въ яркіе, кричащіе цвѣта; вездѣ видно стараніе внести красочность и радость въ сѣрые будни.
За этой поѣздкой по рѣкѣ послѣдовала четырехдневная поѣздка на почтовыхъ, и я, наконецъ, пріѣхалъ въ Иркутскъ — первый настоящій городъ, который я увидѣлъ въ Сибири. Такъ какъ мнѣ много разъ приходилось слышать, что грѣшно быть въ Иркутскѣ и не видѣть Байкальскаго озера, то я отправился туда и два дня наслаждался величественной красотой его береговъ.
Отсюда я долженъ былъ кратчайшимъ и удобнѣйшимъ путемъ добраться до родины.
Этотъ путь шелъ сначала на протяженіи 1600 километровъ по почтовому тракту до Томска, виднаго города съ 40000 жителей. Въ Томскѣ я свелъ интересное знакомство съ городскимъ головой. Въ юности своей онъ былъ охотникомъ, понемногу копилъ деньги и, наконецъ, такъ разбогатѣлъ, что могъ купить крупную долю въ золотомъ пріискѣ. Теперь его считали однимъ изъ богатѣйшихъ людей Сибири.
Изъ Томска я поѣхалъ въ Екатеринбургъ, связанный желѣзной дорогою съ Пермью, городомъ, находящимся по ту сторону Урала, уже въ Европѣ. Здѣсь мы сѣли на пароходъ и въ четыре дня доѣхали до Нижняго-Новгорода, города, расположеннаго на южномъ берегу Волги и извѣстнаго своей ярмаркой. Это была въ то время конечная восточная станція большой европейской желѣзнодорожной сѣти.
Итакъ, непроторенныя, безколейныя дороги лежали позади меня, а впереди вновь открывались прозаическіе, изъѣзженные пути современной культуры и цивилизаціи. Моя задача была закончена.
Наперекоръ общему мнѣнію, считавшему лучшими исходными точками для путешествія къ сѣверному полюсу Гренландію или Шпицбергенъ, то-есть путь съ запада, Де Лонгъ сознательно рискнулъ выбрать направленіе съ востока, т. е. черезъ Беринговъ Проливъ. Онъ исходилъ изъ предположенія, что по этому пути проходитъ теплое японское теченіе Куро-Сиво, которое, омывая восточный берегъ уходящей далеко на сѣверъ Врангелевой земли, доходитъ почти до полюса. Оно то и должно было медленно, но вѣрно донести Жаннетту до полюса и дальше, черезъ полюсъ, на востокъ. Де Лонгъ понималъ, что это же теченіе помѣшаетъ ему повернуть назадъ, если это окажется нужнымъ, и вполнѣ сознавалъ связанную съ этимъ опасность. И какъ ужасно оправдалось его опасеніе! Не успѣла «Жаннетта» начать свое полярное плаваніе, какъ участь ея была рѣшена. Только нѣсколько смѣльчаковъ изъ ея команды спаслось какимъ-то чудомъ, и долгое время казалось, что этотъ геройскій подвигъ человѣческаго духа не принесъ никакихъ плодовъ.
Но не напрасно было принесено въ жертву столько человѣческихъ жизней: «Жаннетта» неожиданно сыграла громадную роль въ исторіи полярныхъ изслѣдованій. Ея судьба натолкнула Фритьофа Нансена на планъ экспедиціи, которую онъ такъ успѣшно провелъ въ 1893—96 г. г. на «Фрамѣ» и которая однимъ ударомъ разсѣяла представленіе о громадномъ полярномъ материкѣ, посреди котораго, якобы, находится столь усердно разыскиваемый полюсъ. Вмѣсто предполагавшагося материка, къ сѣверу отъ Азіи и Америки оказалось открытое море, на которомъ расположены отдѣльные острова или цѣлыя группы острововъ. Идущее съ востока на западъ теченіе медленно, но неуклонно гонитъ льдины къ берегамъ Гренландіи.
Скромная газетная замѣтка дала толчокъ для этого существеннаго измѣненія въ географическихъ представленіяхъ.
Это было поздней осенью 1884 года, черезъ три года послѣ гибели «Жаннетты». Фритьофъ Нансенъ, тогда еще молодой человѣкъ 23 лѣтъ, усердно изучавшій исторію полярныхъ изслѣдованій, прочелъ въ газетѣ «Моргенбладетъ», издающейся въ Христіаніи, сообщеніе и странной находкѣ: у юго-западнаго берега Гренландіи эскимосы нашли пару панталонъ изъ промасленной ткани съ мѣткой «Луи Норосъ», козырекъ отъ фуражки и нѣсколько исписанныхъ листовъ бумаги. Выяснилось, что это часть записокъ Де Лонга, начальника экспедиціи «Жаннетты», и что Норосъ — имя одного изъ его матросовъ. Велико было изумленіе въ Гренландіи и, особенно, въ Америкѣ! Однако, подчиняясь существовавшимъ тогда географическимъ представленіямъ, люди склонны были даже усомниться въ подлинности найденныхъ предметовъ. Но Нансену эта газетная замѣтка сразу выяснила, что должно существовать морское теченіе, идущее съ востока черезъ полюсъ на западъ и что, слѣдовательно, вокругъ полюса во всякомъ случаѣ не можетъ быть материка. Это его предположеніе блестяще подтверждалось тѣмъ обстоятельствомъ, что у береговъ Гренландіи и раньше находили самые странные предметы (въ родѣ, напримѣръ, игральной доски съ вдѣланными въ нее китайскими стеклянными бусами), которые могли принадлежать только эскимосамъ, жившимъ вблизи Берингова пролива. О томъ же свидѣтельствовали и ежегодно пригоняемыя къ берегамъ Гренландіи массы плавучаго лѣса. Въ Гренландіи нѣтъ деревьевъ, пригодныхъ для постройки лодокъ, саней и т. п., и этотъ сибирскій лѣсъ, снесенный великими рѣками Сибири въ полярное море, представляетъ собой для гренландца благодать Божію.
Нансенъ поѣхалъ въ Гренландію, обошелъ на лыжахъ весь огромный островъ вдоль и поперекъ и когда вернулся въ Норвегію, то планъ его экспедиціи къ сѣверному полюсу, построенный на основаніи опыта экспедиціи «Жаннетты», окончательно созрѣлъ.
Мысль Де Лонга оказалась вѣрной. Это блестяще доказало путешествіе на «Фрамѣ», описанное Нансеномъ въ его прекрасной книгѣ «Среди ночи и льда».
Увы! Судьба не была такъ милостива къ храбрецамъ «Жаннетты», какъ къ Нансену. Ледъ вѣроломенъ, и много радушныхъ надеждъ погибло въ его неумолимыхъ тискахъ. Но человѣческій духъ, человѣческая энергія и выдержка разрушаютъ всѣ преграды и, въ концѣ концовъ, вездѣ одерживаютъ побѣду.