ГЕРЦОГЪ ПОРТЛАНДСКІЙ.
правитьШекспиръ. "Гамлетъ".
тебя въ этой глубокой долинѣ.
Совсѣмъ недавно, на памяти у всѣхъ, Ричардъ, герцогъ Портландскій, нѣкогда извѣстный всей Англіи ночными празднествами, чистокровными скаковыми лошадьми, познаніями въ боксѣ, охотами на лисицъ, замками, баснословнымъ богатствомъ, отважными путешествіями и любовными похожденіями, — неожиданно, тотчасъ по возвращеніи съ Востока, исчезъ.
Только разъ, вечеромъ, видѣли, какъ его столѣтняя золоченая карета, съ опущенными занавѣсками, проскакала тройнымъ галопомъ, окруженная всадниками, державшими факелы, черезъ Гайдъ-Паркъ.
Затѣмъ, — заточеніе столь же неожиданное, какъ и странное: герцогъ удалился въ свой семейный замокъ; онъ сдѣлался уединеннымъ обитателемъ этого тяжелаго замка съ зубцами, построеннаго въ давніе годы, посреди мрачныхъ садовъ и лѣсистыхъ лужаекъ, на Нортландскомъ мысѣ.
Тамъ единственнымъ его сосѣдствомъ былъ красный свѣтъ, озарявшій, во всѣ часы, сквозь туманъ, тяжелые пароходы, покачивавшіеся въ открытомъ морѣ и перекрещивавшіе свои полоски дыма на горизонтѣ.
Нѣчто въ родѣ дорожки, спускающейся къ морю, извилистая аллея, вырытая между утесами и обсаженная по сторонамъ дикими елями, открываетъ внизу свои тяжелыя золоченыя рѣшетки на самый побережный песокъ, заливаемый водой въ часы прилива.
Въ царствованіе Генриха VI создались легенды объ этомъ укрѣпленномъ замкѣ, покои котораго при свѣтѣ, проходящемъ сквозь цвѣтныя стекла, сверкаютъ феодальными богатствами.
На плоской крышѣ, соединяющей его семь башенъ, стоятъ еще настражѣ, между амбразурами, тутъ группа арабалетчиковъ, тамъ какой-нибудь каменный рыцарь, изваянные въ Воинственныхъ позахъ, во времена крестовыхъ походовъ[1].
Ночью эти статуи, лица которыхъ, стертыя теперь тяжелыми грозовыми дождями и инеями многихъ сотенъ зимъ, не разъ мѣняли свое выраженіе подъ ретушью молніи, имѣютъ самый неопредѣленный видъ, дающій поводъ къ разнымъ суевѣрнымъ видѣніямъ. И когда волны, вставъ разноформенными глыбами, кидаются во время бури, въ темнотѣ, на Портландскій мысъ, — заблудившемуся путнику, торопливо шагающему по песчаному берегу, не трудно, стоя лицомъ къ лицу передъ замкомъ, представить себѣ, — особенно при содѣйствіи свѣта, проливаемаго луной на эти гранитныя тѣни, — нѣкій вѣчный приступъ, выдерживаемый героическимъ гарнизономъ воиновъ-привидѣній противъ легіона злыхъ духовъ.
Что же означало это уединеніе безпечнаго англійскаго аристократа? Былъ ли онъ въ припадкѣ сплина? Онъ, съ сердцемъ отъ природы такимъ радостнымъ! Невозможно!.. Какое-нибудь мистическое вліяніе, привезенное изъ путешествія по Востоку? — Быть можетъ.
При дворѣ безпокоились по поводу этого исчезновенія. Письмо изъ Вестминстера было послано самой королевой невидимому лорду.
Облокотившись около канделябра, королева Викторія замедлила въ тотъ вечеръ экстраординарную аудіенцію. Около нея, на табуретѣ изъ слоновой кости, сидѣла молодая лектриса, миссъ Елена Г***.
Отвѣтъ, съ черной печатью, прибылъ отъ лорда Портланда.
Дѣвушка, открывъ посланіе герцога, пробѣжала своими голубыми глазами, улыбающимися сіяніями неба, тѣ нѣсколько строкъ, которыя въ немъ заключались. Вдругъ, не говоря ни слова, она подала бумагу, опустивъ вѣки, ея величеству.
Королева прочла сама, въ молчаніи.
При первыхъ словахъ на ея лицѣ, обычно невозмутимомъ, словно отпечатлѣлось великое грустное изумленіе. Она даже вздрогнула; потомъ молча приблизила бумагу къ зажженнымъ свѣчамъ. Бросая затѣмъ на плиты письмо, которое истлѣвало;
— Милорды, — сказала она тѣмъ изъ пэровъ, которые присутствовали здѣсь, стоя въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея, — вы не увидите болѣе нашего дорогого герцога Портландскаго. Онъ не долженъ болѣе засѣдать въ Парламентѣ. Мы освобождаемъ его, давая ему привилегію въ силу необходимости. Пусть тайна его будетъ сохранена! Не безпокойтесь болѣе о немъ, и пусть никто изъ его знакомыхъ не пытается вступить съ нимъ въ сношенія.
Потомъ, отсылая шестомъ стараго дворцоваго курьера:
— Вы передадите герцогу Портландскому то, что только что видѣли и слышали, — прибавила она, бросивъ взглядъ на черный пепелъ письма.
Послѣ этихъ таинственныхъ словъ ея величество поднялась, чтобы удалиться въ свои аппартаменты. Однако жъ, при видѣ своей лектрисы, оставшейся неподвижной и какъ бы заснувшей, подперевъ щеку своей юной бѣлой рукой, положенной на пурпуровый муаръ стола, королева, удивленная еще разъ, тихо проговорила:
— Вы слѣдуете за мной, Елена?
Но такъ какъ дѣвушка сохраняла ту же позу, всѣ засуетились вокругъ нея.
Безъ всякой блѣдности, которая выдала бы ея волненіе, — какъ можетъ поблѣднѣть лилія? — она лишилась чувствъ.
Годъ спустя послѣ словъ, произнесенныхъ ея величествомъ, — во время бурной осенней ночи, — суда, проходившія въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Портландскаго мыса, видѣли, что замокъ освѣщенъ.
О! Это не было первое изъ ночныхъ празднествъ, даваемыхъ каждый сезонъ отсутствующимъ лордомъ!
И о нихъ говорили, ибо ихъ мрачная причудливость доходила до фантастичнаго: самъ герцогъ не присутствовалъ на нихъ.
Эти празднества давались не въ аппартаментахъ замка. Туда никто болѣе не входилъ; лордъ Ричардъ, жившій одиноко въ башнѣ, казалось, позабылъ о нихъ.
Какъ только онъ вернулся, онъ приказалъ покрыть огромными венеціанскими зеркалами стѣны и своды обширныхъ подземелій этого жилища. Полъ былъ вымощенъ теперь мраморомъ и яркой мозаикой. Только роскошно-тканыя матеріи, приподнятыя на пышныхъ шнурахъ, раздѣляли амфиладу чудесныхъ залъ, въ которыхъ подъ сверкающими золотыми люстрами, залитыми свѣтомъ, виднѣлось убранство изъ восточной мебели, вышитой драгоцѣнными арабесками, среди тропическихъ цвѣтовъ, душистыхъ фонтановъ съ порфировыми водоемами и прекрасныхъ статуй.
Тамъ, на дружеское приглашеніе владѣльца Портландскаго замка, «сожалѣвшаго о томъ, что онъ все еще отсутствуетъ», собиралась блестящая толпа, все избранное общество молодой аристократіи Англіи, самыя обольстительныя артистки или самыя безпечныя красавицы изъ gentry.
Лордъ Ричардъ бывалъ представленъ однимъ изъ своихъ прежнихъ друзей. И тогда начиналась княжески-вольная ночь.
Лишь на почетномъ мѣстѣ пира одно кресло, кресло юнаго лорда, оставалось незанятымъ, и герцогскій гербъ, возвышавшійся надъ его спинкой, всегда былъ затянутъ длиннымъ траурнымъ крепомъ.
Взгляды, вскорѣ развеселенные опьянѣніемъ или наслажденіемъ, охотно отвертывались отъ него къ болѣе прелестнымъ обликамъ.
Такъ, въ полночь, замирали подъ землей, въ Портландѣ, въ залахъ, полныхъ сладострастія, среди крѣпкихъ ароматовъ экзотическихъ цвѣтовъ, взрывы смѣха, поцѣлуи, звонъ кубковъ, звуки пьяныхъ пѣсенъ и музыки!
Но если бы кто-нибудь изъ приглашенныхъ, въ тотъ часъ, всталъ изъ-за стола и, чтобы подышать морскимъ воздухомъ, вышелъ бы наружу, въ темноту, на берегъ, сквозь порывы унылаго вѣтра, дующаго съ моря, онъ увидѣлъ бы, можетъ-быть, зрѣлище, способное смутить прекрасное настроеніе его духа, по крайней мѣрѣ остатокъ ночи.
Въ самомъ дѣлѣ, нерѣдко около этого самаго часа, по поворотамъ аллеи, спускавшейся къ океану, направлялся на берегъ джентльменъ, закутанный въ плащъ, съ лицомъ, закрытымъ маской изъ черной матеріи, къ которой былъ прикрѣпленъ круглый капюшонъ, со свѣтящейся сигарой въ рукѣ, покрытой длинной перчаткой. Какъ въ фантасмагоріи стараго вкуса, передъ нимъ шли двое сѣдоволосыхъ слугъ; двое другихъ слѣдовали за нимъ, въ нѣсколькихъ шагахъ, поднимая дымящіеся красные факелы.
Передъ нимъ выступалъ ребенокъ, также въ траурной ливреѣ, и этотъ пажъ колыхалъ, разъ въ минуту, короткій языкъ колокола, предупреждая издалека всѣхъ, чтобы они сторонились при приближеніи маскированнаго человѣка. И видъ этой маленькой группы оставлялъ впечатлѣніе столь же леденящее, какъ кортежъ приговореннаго къ смерти.
Передъ этимъ человѣкомъ раскрывалась рѣшетка у отмели; свита оставляла его одного, и онъ направлялся къ берегу моря. Тамъ, какъ бы теряясь въ задумчивомъ отчаяніи и опьяняясь уныніемъ пространства, онъ оставался безмолвнымъ, подобный каменнымъ видѣніямъ на крышѣ, подъ вѣтромъ, дождемъ и молніями, передъ ревомъ океана. Проведя въ такомъ раздумьѣ около часа, мрачный человѣкъ, все сопровождаемый факелами и предшествуемый погребальнымъ звономъ колокола, снова направлялся къ башнѣ, по той дорожкѣ, по которой спустился. И часто, шатаясь въ пути, онъ цѣплялся за твердыя скалы.
Утромъ, наканунѣ этого осенняго празднества, юная лектриса королевы, въ глубокомъ траурѣ, котораго она не снимала со времени перваго посланія герцога, молилась въ молельнѣ ея величества; тамъ ей передали записку, написанную однимъ изъ секретарей герцога.
Въ запискѣ было лишь два слова, которыя она прочла съ трепетомъ: «Сегодня вечеромъ».
Вотъ почему, около полуночи, одна изъ королевскихъ яхтъ пристала къ Портланду. Юная женская фигура, въ темной накидкѣ, сошла съ нея, одна. Эта тѣнь, оріентировавшись на сумеречномъ берегу, поспѣшила бѣгомъ къ факелами, въ сторону звона, приносимаго вѣтромъ.
На пескѣ, облокотившись на камень, лежалъ простертый на своемъ плащѣ человѣкъ, въ таинственной маскѣ, потрясаемый время отъ времени смертельнымъ содроганіемъ.
— О, несчастный! — воскликнула, рыдая и пряча лицо, юная тѣнь, когда она дошла, съ открытой головой, до него.
— Прощай! Прощай! — отвѣтилъ онъ.
Слышались издали пѣніе и смѣхъ, доносившіеся изъ подземелій феодальнаго жилища, освѣщеніе котораго струилось, отраженное въ волнахъ.
— Ты свободна!.. — прибавилъ онъ, роняя голову на камень.
— Ты освобожденъ! — отвѣтила пришедшая бѣлая тѣнь, поднимая золотой крестикъ къ небесамъ, наполненнымъ звѣздами, передъ взоромъ того, кто болѣе не говорилъ.
Послѣ нѣкотораго молчанія, такъ какъ она все оставалась передъ нимъ въ томъ же положеніи, съ опущенными глазами и недвижима:
— До свиданья, Елена!.. — прошепталъ онъ съ глубокимъ вздохомъ.
Когда, послѣ часового ожиданія, слуги, наконецъ, приблизились, они увидѣли, что молодая дѣвушка стоитъ на колѣняхъ на пескѣ и молится около ихъ господина.
— Герцогъ Портландскій умеръ… — сказала она.
И, опираясь о плечо одного изъ этихъ старцевъ, она вернулась на судно, привезшее ее.
Три дня спустя, можно было прочесть слѣдующее извѣстіе въ Придворной Газетѣ:
«Миссъ Елена Г., невѣста герцога Портландскаго, перешедшая въ католичество, постриглась въ монахини Кармелитскаго ордена въ Л***».
Что же это была за тайна, отъ которой умеръ властный лордъ?
Разъ, во время своихъ далекихъ путешествій по Востоку, отдалившись отъ своего каравана въ окрестностяхъ Антіохіи, молодой герцогъ, бесѣдуя съ мѣстными проводниками, услышалъ про одного нищаго, отъ котораго всѣ въ ужасѣ сторонились и который одиноко жилъ среди развалинъ.
Ему пришла въ голову мысль посѣтить этого человѣка, ибо никто не можетъ избѣжать своей судьбы.
А этотъ мрачный Лазарь былъ послѣднимъ на землѣ хранителемъ великой древней проказы, сухой и неизлѣчимой Проказы, отъ которой только единый Богъ могъ когда-то исцѣлять легендарныхъ Іововъ.
И вотъ, Портландъ, одинъ, несмотря на мольбы своихъ растерявшихся проводниковъ, осмѣлился бросить вызовъ заразѣ въ томъ подобіи пещеры, гдѣ хрипѣлъ этотъ парія Человѣчества.
Мало того, по какому-то бахвальству знатнаго вельможи, безстрашный до безумія, блѣдный аристократъ, передавая горсть золота этому несчастному умирающему, захотѣлъ пожать ему руку.
Въ тотъ же мигъ словно облако прошло передъ его глазами. Вечеромъ, чувствуя, что онъ погибъ, Портландъ покинулъ городъ и глубь страны и, при первыхъ же припадкахъ болѣзни, поспѣшилъ къ морю, чтобы искать исцѣленія въ своемъ родовомъ замкѣ или умереть тамъ.
Но, при видѣ страшныхъ разрушеній, обнаружившихся во время переправы, герцогъ отлично понялъ, что у него не осталось иной надежды, кромѣ скорой смерти.
Все было кончено! Простите, юность, блескъ стариннаго имени, любящая невѣста, продолженіе рода! Простите, сила, радости, — неисчислимое богатство, красота, будущность! Всѣ надежды были поглощены ладонью ужасной руки. Лордъ наслѣдовалъ нищему. Секунда бравады — или, скорѣе, одно слишкомъ благородное движеніе! — унесли эту блестящую жизнь въ тайну смерти, полной отчаянія…
Такъ погибъ герцогъ Ричардъ Портландскій, послѣдній прокаженный на землѣ.