Товарищъ генералъ-инспектора по инженерной части, генералъ-адъютантъ
Э. И. ТОТЛЕБЕНЪ.
(Съ фотографіи Левицкаго, рисов. П. Ф. Борель, грав. Ю. Барановскій).
Сраженія, происходившія у Плевны со времени первой аттаки и до ея паденія, еще разъ укрѣпили за нашей арміей славу мужественныхъ и безотвѣтно-храбрыхъ воиновъ, способныхъ на всевозможныя лишенія и испытанія. Вмѣстѣ съ этимъ, шестимѣсячныя военныя дѣйствія вокругъ Плевны выказали блестящія дарованія и тѣхъ изъ нашихъ военачальниковъ, которые своими личными подвигами сдѣлали свои имена извѣстными всему миру. На ряду съ этими героями не меньшаго труда, а, слѣдовательно, и славы выпало на долю тѣхъ изъ нашихъ генераловъ, которымъ пришлось употребить весь свой умъ, всѣ свои знанія, чтобы заставить упорнаго врага склониться передъ мужественнымъ русскимъ войскомъ. Однимъ изъ такихъ генераловъ, значительно способствовавшихъ паденію Плевны и плѣненію арміи Османа, слѣдуетъ признать Эдуарда Ивановича Тотлебена, имя котораго покрылось теперь новою славою. Обезсмертившій себя обороною Севастополя, онъ какъ нельзя лучше оправдалъ тѣ надежды, который возлагались на него, когда потребовалось его участіе на театрѣ современной войны.
Мы помѣщаемъ здѣсь описаніе паденія Плевны, пользуясь для этого прекрасными сообщеніями корреспондента англійской газеты «Daily News», а затѣмъ уже передаемъ біографическія свѣдѣнія объ Э. И. Тотлебенъ.
25-го ноября, въ пятницу, ночью, войска, стоявшія вокругъ Плевны узнали, что Османъ-паша приготовляется къ вылазкѣ и съ своей стороны сдѣлали всѣ приготовленія для встрѣчи его. Траншеи день и ночь были наполнены войсками, дивизіонные и полковые командиры приглашены были быть на сторожѣ, а всѣ посты удвоены и утроены. Эти мѣры были приняты въ пятницу ночью 25-го ноября, а суббота 26-го ноября прошла такъ, что у турокъ не было замѣчено никакого движенія. Однако Османъ-паша рѣшился сдѣлать окончательное усиліе, чтобы порвать оковы, сдавившія его. Воскресенье 27 декабря прошло такимъ-же образомъ. Наши бдительно стерегли турокъ, посылая имъ обычное количество артиллерійскихъ снарядовъ, на что турки не отвѣчали въ продолженіе долгаго времени.
Въ послѣдніе три или четыре дня погода стояла холодная, небо было покрыто громадными разорванными тучами, грозившими разразиться дождемъ; въ полдень, въ воскресенье, тучи сгустились, и темныя массы разразились первою снѣжною бурею. Въ пять часовъ земля совсѣмъ побѣлѣла, и наружный видъ страны вполнѣ измѣнился. Я поѣхалъ, — говоритъ корреспондентъ «Daily News», — по линіямъ между тремя и пятью часами изъ Гривицы чрезъ Радишево, въ Брестовацъ по ловчинской дорогѣ. Небо было темное, пасмурное, но воздухъ былъ бѣлъ отъ густо падавшаго снѣга, чрезъ который кое-какъ можно было разсмотрѣть Плевну со множествомъ маленькихъ столбовъ голубаго дыма, поднимавшагося надъ нею и заявлявшаго о приготовленіи тамъ обѣдовъ и придававшаго ему теплый привлекательный видъ, далеко не похожій на видъ осажденнаго города. Палатки русскихъ солдатъ скоро побѣлѣли, а сами солдаты весело расхаживали кругомъ; нѣкоторые изъ нихъ варили себѣ обѣдъ, другіе собирались въ кучки и громко пѣли пѣсни. По временамъ грохотъ орудій нарушалъ тишину, разносясь по наполненному снѣгомъ воздуху. Я пересекъ оврагъ у подошвы Зеленныхъ горъ, гдѣ Скобелевъ построилъ отличный дощатый мостъ, соединяющій его линіи съ линіями Зотова и Радишевомъ, и направился по небольшому боковому оврагу, вдоль котораго устроена хорошая дорога для артиллеріи. Я скоро очутился на ловчинской дорогѣ, близъ Брестовца, среди сильной снѣжной вьюги. Теперь уже совсѣмъ стемнѣло. Брестовацкіе огоньки кое-какъ свѣтились чрезъ туманъ, и я съ большимъ трудомъ могъ разыскать дорогу среди бури и мрака въ Узендоль, главную квартиру Скобелева. Здѣсь всѣ были въ хлопотахъ. Одинъ лазутчикъ только-что доставилъ извѣстіе, что Османъ роздалъ войскамъ трехдневный раціонъ, по полтораста патроновъ, по новой парѣ сандалій каждому человѣку, и, что по всѣмъ признакамъ сосредоточеніе начнется немедленно. Онъ сообщилъ также курьезное обстоятельство, что каждый солдатъ получилъ маленькую порцію масла для того, чтобы держать въ порядкѣ свое ружье. Въ десять часовъ явился другой лазутчикъ, сообщившій, что Османъ сосредоточился у моста черезъ Видъ. Лазутчикъ явился прямо изъ Плевны, и, сообщивъ это извѣстіе, снова исчезъ въ темнотѣ. Нѣсколько минутъ спустя, пришла телеграмма, въ которой говорилось, что съ другой стороны видно очень много огней въ Плевнѣ — явленіе необыкновенное. Очевидно, тамъ происходило какое-то движеніе, и лазутчики были правы. Ночь шла медленно. Снѣжная буря пріостановилась, темныя тучи быстро неслись по небу, по временамъ разражаясь дождемъ. Въ три часа другой лазутчикъ принесъ извѣстіе, что люди Скобелева заняли позицію на склонѣ Зеленой[1] горы, и что кришинскіе редуты покинуты. Онъ сказалъ, что увѣренъ въ томъ, что всѣ позиціи съ нашей стороны въ скоромъ времени будутъ покинуты. Не пойдти ли ему впередъ и указать дорогу на кришинскіе редуты, рискуя быть заколотымъ штыкомъ, если его слова не окажутся справедливыми? Да, онъ долженъ пойдти, и Скобелевъ отдалъ приказъ войскамъ начать осторожно подвигаться впередъ и тщательно осматривать свой путь. Такъ и было сдѣлано, и позиціи взяты.
Наконецъ, стало достовѣрно извѣстно, что турки начали движеніе и что наступила окончательная, рѣшительная минута. Скобелевъ приказалъ немедленно привести занятыя позиціи въ оборонительное состояніе, на тотъ случай, если турки, отраженные, но не желающіе еще сдаться, попытаются снова взять ихъ. Начало свѣтать. Небо было облачное и снѣгъ грозилъ снова пойдти. Вдругъ, почти одновременно, послышался грохотъ тридцати или сорока орудій, за которымъ немедленно послѣдовалъ сильный ружейный трескъ. Битва началась. Турки, защищавшіеся четыре мѣсяца, бросились теперь черезъ силки, которые были разставлены вокругъ нихъ, и въ свою очередь атаковали траншеи и земляныя укрѣпленія, искусству защищать которыя они такъ хорошо научили своего врага.
Битва происходила по направлению моста черезъ Видъ на Софійской дорогѣ. Страшное и величественное зрѣлище представляло поле сраженія. Мѣстность позади Плевны образуетъ широкую, открытую равнину, въ которой горжа, ведущая въ Плевну, открывается на подобіе тоннеля. Равнина ограничена на плевненской сторонѣ крутыми, скалистыми утесами, у подножія которыхъ течетъ Видъ. Съ этихъ утесовъ, на разстояніи двухъ миль, тамъ и сямъ, въ быстрой, но неправильной послѣдовательности, поднимались огненные клубы, вспыхивавшіе и исчезавшіе, и затѣмъ опять вспыхивавшіе. Это былъ артиллерійскій огонь турокъ и русскихъ. Дымъ, носящійся кольцеобразно по Виду, восходилъ къ громаднымъ тучамъ, висѣвшимъ надъ горизонтомъ, въ то же время внизу безпрерывно появлялись огоньки, подобно молніи освѣщая темныя тучи. Чрезъ покровъ дыма можно было видѣть такой густой огонь, какъ будто это были свѣтляки въ тропическую ночь. По временамъ, сквозь извивающуюся неправильнымъ зигзагомъ струю огня, неясно различались люди, бѣгающіе взадъ и впередъ, лошади, скотъ, телѣги, несущіяся по равнинѣ, и больше всего адскій трескъ пѣхотнаго огня и оглушительный грохотъ болѣе чѣмъ ста орудій. Тамъ произошло слѣдующее.
Ночью Османъ-паша покинулъ всѣ свои позиціи отъ Гривицы до Зеленыхъ горъ и сосредоточилъ значительнѣйшую часть своей арміи за Видомъ, чрезъ который онъ перешелъ по двумъ мостамъ, по одному старому и другому новому, только что построенному. Онъ взялъ съ собой часть артиллеріи, до трехъ батарей, и обозъ въ пятьсотъ или шестьсотъ телѣгъ, запряженныхъ волами. Онъ успѣлъ переправить на разсвѣтѣ свою армію, артиллерію и часть обоза. Говорятъ, что то обстоятельство, что онъ выступилъ съ такимъ большимъ обозомъ, служитъ доказательствомъ, что онъ ошибся на счетъ численности русскихъ войскъ и считалъ русскую линію, благодаря отсутствію генерала Гурко, очень слабою на Софійской дорогѣ, и думалъ, что другой путь по Виду вполнѣ открытъ. Но можно также думать, что обозъ былъ взятъ для того, чтобы употребить его съ спеціальною цѣлью въ битвѣ. Въ самомъ дѣлѣ, первое, что увидѣли съ разсвѣтомъ, была линія телѣгъ, придвигающаяся къ намъ сплошнымъ рядомъ по равнинѣ. Ровная, открытая мѣстность представляла всѣ удобства для такого маневра. Турки находились позади телѣгъ, которыя, будучи наполнены багажемъ и всякими другими предметами, доставляли очень хорошую защиту отъ пуль.
Атака была направлена противъ позицій, занятыхъ гренадерами, къ сѣверу отъ софійской дороги, линіи которыхъ тянулись отъ дороги до пункта, противоположнаго Опанецу, гдѣ они соединялись чрезъ Сусурла съ румынами по кривой линіи. Говорятъ, что нападеніе было сдѣлано съ двадцатью тысячами человѣкъ, при чемъ атака велась весьма энергично. Турки, сколько было возможно, шли подъ прикрытіемъ своихъ телѣгъ, а наши войска въ то время изливали на нихъ страшный огонь изъ своихъ берданокъ, едва ли менѣе опасныхъ, чѣмъ ружья Пибоди и начали дѣйствовать по передней линіи гранатами и шрапнелью. Вѣроятно, замѣтивъ, что прикрытіе начинаетъ становиться недостаточнымъ, вслѣдствіе того, что скотъ валился убитымъ или разбѣгался отъ испуга, турки бросились съ криками на линію траншей, занятыхъ Сибирскимъ полкомъ, и влетѣли въ батарею. Сибирскій полкъ сильно пострадалъ. Турки прорвали первое кольцо, задерживавшее ихъ. Еслибъ они пошли впередъ, они нашли бы еще два кольца; но они не успѣли двинуться впередъ. Русскіе почти тотчасъ же оправились. Генералъ Струковъ двинулъ первую гренадерскую бригаду, которая, подъ начальствомъ генерала Ганецкаго, съ яростью бросилась на турокъ. Началась рукопашная схватка, человѣкъ съ человѣкомъ и штыкъ противъ штыка, продолжавшаяся, говорятъ, нѣсколько минутъ, такъ какъ турки держались за взятыя орудія съ невѣроятнымъ упрямствомъ. Въ этой битвѣ были перебиты почти всѣ турки. Турки во фланкирующихъ траншеяхъ, открытыхъ для русскаго огня, разумѣется, имѣли мало прикрытія и скоро были осилены, а потому начали отступленіе, которое, подъ убійственнымъ огнемъ, посылаемымъ на нихъ, немедленно превратилось въ бѣгство. Нѣкоторые укрылись за сломанными телѣгами и по временамъ отвѣчали на огонь, но большинство устремилось къ крутымъ берегамъ Вида, гдѣ и нашли хорошее прикрытіе отъ русскихъ гранатъ и пуль. Здѣсь, они выстроились за берегами и тотчасъ же начали отвѣчать на русскій огонь. Теперь было уже восемь съ половиною часовъ, и турецкая вылазка была вполнѣ отражена, но битва свирѣпствовала еще въ продолженіе четырехъ часовъ. Потери, понесенныя послѣ этого времени, были не велики съ той и другой стороны, такъ какъ обѣ арміи находились подъ прикрытіемъ. Турки, очевидно, боялись, что русскіе сдѣлаютъ натискъ и оттѣснятъ ихъ въ массѣ къ ущельямъ. Русскіе рѣшились предупредить другую вылазку, и потому обѣ стороны держались его. Въ самомъ дѣлѣ, сперва по всему казалось, что турки сдѣлаютъ попытку, хотя для всякаго, знавшаго крепость русскихъ линій и видѣвшаго это дѣло, было очевидно, что прорваться чрезъ эти линіи невозможно, даже еслибъ у Османъ-паши было вдвое больше людей. Въ продолжение четырехъ часовъ шла свинцовая буря; сто орудій посылали намъ дымъ и огонь. Въ продолженіе всего этого времени мы, съ минуты на минуту, ждали, что та или другая сторона сдѣлаетъ стремительный натискъ. Около двѣнадцати часовъ огонь началъ ослабѣвать съ той и другой стороны, какъ бы по взаимному соглашенію. Потомъ онъ остановился совсѣмъ. Уже неслышно было больше раскатывающегося треска пѣхоты и густаго рева артиллеріи. Дымъ разсѣялся въ воздухѣ и воцарилось молчаніе. Прошло небольше получаса какъ прекратился огонь, и вдругъ по дорогѣ, ведущей вокругъ скалъ за мостомъ, показался бѣлый флагъ. Плевна пала и Османъ-паша готовился сдаться. —
Продолжительный и громкій крикъ раздался среди нашей арміи, когда показался бѣлый флагъ и было понято его значеніе: это былъ крикъ радости, разносившійся по всей этой печальной равнинѣ и отдававшійся громкимъ эхомъ отъ угрюмыхъ обрывистыхъ скалъ, высѣвшихся надъ этой сценой. Нотка удовольствія, ясно звучавшая въ этомъ крикѣ, ясно показывала, какъ сильно наскучило нашимъ солдатамъ это продолжительное, скучное сидѣніе въ зимніе мѣсяцы, среди снѣга и грязи, вокругъ этого неприступнаго укрѣпленія. Было ясно, что тяжелое бремя спало у всѣхъ съ сердца. Минуту спустя, на мосту показался верхомъ турецкій офицеръ съ бѣлымъ флагомъ въ рукѣ. Онъ поѣхалъ къ командиру гренадеръ, генералу Ганецкому, пробылъ у него съ минуту, и затѣмъ поѣхалъ назадъ. Оказалось, что онъ былъ офицеръ низшаго ранга и вернулся потому, что генералъ Ганецкой сказалъ ему, чтобы былъ присланъ офицеръ въ чинѣ паши для переговоровъ объ условіяхъ капитуляціи.
Въ это время человѣкъ тридцать или сорокъ, во главѣ съ генераломъ Скобелевымъ, стоявшимъ въ это утро на Софійской дорогѣ, поѣхали по дорогѣ къ мосту въ районѣ турецкихъ выстрѣловъ, опасаясь, что турецкіе солдаты стоявшіе кучами по дорогѣ за мостомъ, по утесамъ, свѣсивающимся надъ Видомъ вздумаютъ открыть огонь. Остановившись не въ далекѣ отъ моста, генералъ Скобелевъ и два-три другихъ офицера замахали бѣлыми платками. На этотъ сигналъ дружбы, турки отвѣчали размахиваньемъ большимъ кускомъ бѣлой кисеи, привязанному на палку. Затѣмъ выѣхали впереди два всадника, при чемъ у каждаго былъ въ рукахъ бѣлый флагъ. Переѣхавъ черезъ мостъ они приблизились къ всадникамъ съ Скобелевымъ во главѣ. Произошелъ минутный разговоръ съ переводчикомъ генерала Скобелева, и затѣмъ было сообщено, что выѣхалъ самъ Османъ, и оба всадника ускакали назадъ.
— Самъ Османъ ѣдетъ! — воскликнули всѣ съ удивленіемъ. Въ самомъ дѣлѣ, этого совсѣмъ не ожидали.
— Во всякомъ случаѣ, мы сдѣлаемъ ему почтительный пріемъ, — воскликнулъ одинъ офицеръ въ порывѣ рыцарства.
— Да, мы сдѣлаемъ это, проговорилъ другой, — мы всѣ отдадимъ ему честь, а солдаты сдѣлаютъ на караулъ.
— Онъ, безъ сомнѣнія, замѣчательный воинъ, — произнесъ третій — и оборонялся геройски.
— Онъ величайшій генералъ нынѣшняго вѣка, — сказалъ генералъ Скобелевъ, — такъ какъ спасъ честь своей страны. Я дамъ ему руку и скажу ему это.
Вся мѣстность вокругъ кучки всадниковъ, стоявшихъ у моста была покрыта ужасными остатками битвы. Тамъ и сямъ земля была взрыта взрывами гранатъ. Тутъ лежала лошадь, стонавшая и боровшаяся въ предсмертной агоніи; рядомъ волъ истекалъ молчаливо кровью, его большіе, круглые, терпѣливые глаза смотрѣли какъ-то печально. Тамъ стояла телѣга съ убитой лошадью, лежавшею въ упряжи, какъ она упала, а подлѣ лежалъ турецкій солдатъ съ оторванной головой. Далѣе, другой человѣкъ лежалъ подъ телѣгой, а кругомъ валялись четверо раненыхъ, смотря вверхъ на пасмурное небо или закрывъ свое лицо воротникомъ своей оборванной сѣрой шинели. Ни одинъ изъ нихъ не издавалъ ни одного звука. Они лежали тутъ и переносили свои страданія съ спокойною, непоколебимою стойкостью, вызвавшею слезы на многихъ глазахъ. Тотчасъ за телѣгой почва была изрыта гранатнымъ огнемъ, указывая, такимъ образомъ, какая участь постигла несчастныхъ. Дорога и ея края были мѣстами покрыты убитыми и ранеными турецкими солдатами, волами и лошадьми и разбитыми телѣгами, а въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ къ сѣверу отъ дороги, то именно мѣсто, гдѣ сдѣлавшая вылазку колонна Османа-паши произвела послѣдній натискъ, было буквально покрыто убитыми и ранеными. Наши врачи уже ходили по полю, отыскивая раненыхъ и оказываемая имъ первоначальную помощь въ ожиданіи прихода походныхъ лазаретовъ.
Вдругъ раздались крики: «Вотъ онъ!! ѣдетъ!!!»
Два всадника опять приблизились съ бѣлымъ флагомъ, и лицо, державшее этотъ флагъ, повидимому, было просто рядовымъ солдатомъ. На немъ была феса, длинный, грязный черный сюртукъ и совсѣмъ изорванная обувь. На другомъ всадникѣ была надѣта ярко-красная феса и синій офицерский сюртукъ. Онъ былъ съ виду опрятенъ и въ чистыхъ перчаткахъ. Онъ былъ сравнительно молодъ, съ круглымъ, румянымъ лицомъ, гладко выбритъ, имѣлъ небольшіе усы, прямой носъ и голубые глаза. На видъ ему было небольше тридцати пяти лѣтъ.
— Не можетъ быть, чтобъ это Османъ-паша? — было общимъ восклицаніемъ.
Дѣйствительно это не былъ онъ, а Тефикъ-бей, начальникъ его штаба. Всѣхъ удивляло, что это лицо, выглядывающее совсѣмъ мальчикомъ, принадлежало правой рукѣ Османа-паши, тому человѣку, которому пришлось играть такое важное участіе въ организаціи и поддержкѣ обороны Османа! Но какъ ни странно, а это было дѣйствительно такъ. Съ нашей стороны всѣ отдали честь, когда подъѣхалъ Тефикъ-бей. Онъ остановился на минуту и молчалъ. Затѣмъ онъ заговорилъ по французски, съ хорошимъ акцентомъ, но медленно, какъ-бы подъискивая слова.
Онъ сказалъ: «Османъ-паша», но потомъ остановился, и прошло по крайней мѣрѣ десять секундъ, прежде чѣмъ онъ окончилъ свою фразу, сказавъ еще одно слово: «раненъ».
Тутъ первый разъ узнали объ этомъ обстоятельствѣ. Всѣ выразили свое сожалѣніе по этому поводу.
— Не опасно, какъ мы надѣемся всѣ? спросилъ генералъ Скобелевъ.
— Я не знаю, былъ отвѣтъ съ паузой.
— Гдѣ теперь находится его превосходительство? былъ слѣдующій вопросъ.
— Вонъ тамъ, отвѣчалъ Тефикъ-бей, указывая на маленькій домикъ, стоящій у дороги какъ разъ за мостомъ.
Потомъ опять наступила пауза, во время которой недавніе грозные противники разсматривали другъ друга, при чемъ Тефикъ-бей глядѣлъ съ полнѣйшимъ спокойствіемъ, но очевиднымъ любопытствомъ. Пауза сдѣлалась невыносимою. Турка не спѣшилъ говорить, а наши, очевидно, стѣснялись спросить, не пріѣхалъ ли онъ за тѣмъ, чтобы сдаться; помимо того, тутъ не было ни одного офицера, который имѣлъ бы право договариваться съ нимъ. Положеніе было критическое и затруднительное, хотя въ немъ былъ также и забавный элементъ. Обѣ арміи смотрѣли одна на другую съ разстоянія не болѣе двухсотъ пятидесяти шаговъ съ оружіемъ въ рукахъ, такъ какъ наши войска продолжали постепенно подвигаться къ мосту. Наконецъ генералъ Скобелевъ проговорилъ:
— «Не желаете ли вы кого нибудь видѣть? (пауза) — Съ кѣмъ вы желали бы говорить»? (пауза) — Развѣ что нибудь… (пауза).
— «Что за чортъ, что сдѣлалось съ этимъ человѣкомъ? Почему онъ не говоритъ? сказалъ генералъ по англійски.
Тефикъ-бей продолжалъ оставаться повидимому равнодушнымъ. Его молчаніе, вызвавшее восклицаніе Скобелева, обусловливалось волненіемъ, не смотря на всю выказанную имъ не поколебимую стойкость.
— Здѣсь командуетъ генералъ Ганецкій; онъ сей-часъ прибудетъ сюда, въ случаѣ, если бы вы помышляли говорить съ нимъ, сказалъ наконецъ генералъ Скобелевъ. Тефикъ-бей поклонился.
— Османъ сдѣлалъ славную оборону, сказалъ одинъ офицеръ. Мы высоко уважаемъ его какъ солдата.
Турокъ неподалъ никакого признака, что онъ слышалъ сказанное; его глаза были направлены къ Софіи, какъ будто онъ ждалъ оттуда Мефистъ-Али-пашу, котораго Османъ столько времени ожидалъ. Очевидно было безполезно пытаться вступить въ разговоръ съ этимъ упорно-молчаливымъ человѣкомъ. Скоро прибылъ генералъ Струковъ съ полномочіемъ вступить въ переговоры. Онъ спросилъ Тефика, имѣетъ ли онъ полномочія отъ Османа-паши вести переговоры. Этого полномочія, повидимому, не было.
Я не могу,— продолжаетъ говорить корреспондентъ Daily News, передать всего что говорилось, но окончательнымъ результатомъ было то, что Тефикъ поклонился намъ и ускакалъ назадъ черезъ мостъ. Мы опять начали ждать. Нѣкоторые изъ турокъ на мосту подвинулись впередъ и подошли къ намъ, нѣкоторые съ ружьями на плечахъ, а другіе съ ружьями въ рукахъ. Они подходили со всѣхъ сторонъ и съ любопытствомъ разсматривали насъ. Тысячи ихъ сидѣли на утесахъ въ разстояніи нѣсколькихъ шаговъ, смотря оттуда на насъ спокойно съ ружьями въ рукахъ. Одинъ мѣткій залпъ сильно разрѣдилъ-бы наши русскіе кадры по сю сторону Вида, такъ какъ въ это время собралось тутъ до ста офицеровъ, а капитуляція еще совсѣмъ не была заключена. На высотахъ русскія войска подвигались къ близь стоявшему редуту съ одной стороны, между тѣмъ какъ турки очищали его съ другой. Пріѣхалъ генералъ Радецкій. Путь былъ загроможденъ телѣгами, убитыми лошадьми и волами. Мы осторожно пробрались по мосту и очутились между турокъ. Множество убитыхъ лежало во рву, подлѣ дороги. Нѣсколько раненныхъ тянулось неизвѣстно куда. Послѣ того, какъ мы подвигались впередъ, толпа становилась все гуще. Турецкіе солдаты, съ ружьями и штыками въ рукахъ — люди, въ которыхъ мы и они въ насъ стрѣляли еще два часа тому назадъ, смотрятъ на насъ упорно, нѣкоторые съ какимъ-то дикимъ выраженіемъ; но встрѣчались также и умныя, пріятныя лица, смотрящія на насъ упорными блестящими вопросительными глазами. Генералы Ганецкій, Струковъ и нѣсколько другихъ отправились къ раненому Осману, лежавшему въ маленькомъ домикѣ, выходящемъ на дорогу. Совѣщаніе съ нимъ продолжалось не больше пяти минутъ. Сдача была безусловная, Османъ согласился безъ замедленія, потому что никакого другаго выбора для него не существовало. Чтобы сдѣлать вылазку, онъ долженъ былъ покинуть всѣ позиціи, на которыхъ такъ долго держался и сосредоточить свою армію на Видъ. Потерявъ эти позиціи, онъ терялъ ихъ на всегда, такъ какъ наши войска заняли ихъ почти тотчасъ, какъ только онъ очистилъ ихъ. Онъ спустился въ долину, но здѣсь наши войска стояли на окружающихъ высотахъ съ трехъ сторонъ. Его позиція была подобна позиціи Наполеона III въ Седанѣ. Мы вернулись назадъ за мостъ, а Османъ-паша сѣлъ въ карету и поѣхалъ въ Плевну.
Нѣсколько минутъ спустя прибылъ Великій князь Николай Николаевичъ съ своимъ штабомъ и произвелъ смотръ войскамъ. Онъ былъ принятъ съ громкими одобрительными криками. Остановившись, онъ сказалъ нѣсколько словъ гренадерамъ, на который тѣ отвѣчали оглушительными криками. Затѣмъ мы опять медленно перебирались чрезъ мостъ. Сцена теперь перемѣнилась. Вооруженныхъ турокъ уже было не видно больше. Свиданіе съ Османъ-пашой происходило въ два часа. Теперь было уже три — и турки всѣ сложили свое оружіе. Они буквально исполнили приказание, и каждый солдатъ бросилъ свое ружье прямо въ грязь, въ которой онъ стоялъ, когда дошелъ до него приказъ. Почва была усѣяна ружьями Мартини-Пободи. Дорога была сплошь была покрыта ими и мы ѣхали по нимъ, попирали ихъ ногами нашихъ лошадей и ломали сотни ихъ. Мы тихо ѣхали по Плевнѣ; низкіе холмы направо отъ насъ склонялись къ Кришину, а налѣво лежала долина, позади которой поднимались Опонецкія высоты. Скоро мы подъѣхали къ множеству запряженныхъ волами телѣгъ, составлявшихъ обозъ, который долженъ былъ сопровождать предполагавшуюся вылазку. Тутъ ихъ было, вѣроятно, пять или шесть тысячъ, и я видѣлъ очень много такихъ, которыя, повидимому, принадлежали частнымъ лицамъ, такъ какъ наполнены принадлежностями хозяйства, турецкими женщинами и дѣтьми. Безъ содраганія невозможно было подумать объ этихъ слабыхъ малюткахъ въ поясѣ страшнаго огненнаго кольца, и я съ удовольствіемъ видѣлъ, что ни одна изъ этихъ частныхъ телѣгъ вѣроятно не доходила даже и до моста.
Вдругъ послышались крики: «Османъ». Великій Князь подъѣхалъ къ каретѣ и въ продолженіи нѣсколькихъ секундъ оба главнокомандующихъ смотрѣли другъ другу въ лицо, не проронивъ ни одного слова. Потомъ Великій Князь протянулъ свою руку и, крѣпко пожавъ руку Османа-паши, сказалъ:
— Поздравляю васъ съ вашей защитой Плевны. Это одно изъ самыхъ знаменитыхъ военныхъ событий въ исторіи.
Османъ-паша грустно улыбнулся, не смотря на рану, кое-какъ приподнялся на своихъ ногахъ, сказалъ что-то, и потомъ снова сѣлъ. Русскіе офицеры всѣ не разъ прокричали «браво!» «браво!» и всѣ отдали почтительно честь. Между ними не было ни одного человѣка, который не смотрѣлъ бы на героя Плевны съ величайшимъ удивленіемъ и симпатіей. Прибывшій князь Карлъ подъѣхалъ, повторилъ почти каждое слово Великаго Князя и точно также пожалъ руку. Османъ-паша снова всталъ и поклонился, но на этотъ разъ въ угрюмомъ молчаніи. На немъ была просторная синяя шинель безъ всякаго наружнаго отличія, по которому бы можно узнать его чинъ, и красная феска. Онъ рослый, крѣпко-сложенный человѣкъ; нижняя часть лица его покрыта короткою черною бородкою безъ проблеска сѣдины. У него большой, римскій носъ и черные глаза. Лицо его мужественное, въ каждой чертѣ его видна энергія и рѣшительность, но въ то же время это лицо усталое, блѣдное, съ линіями, которыя едва-ли были такъ глубоки пять мѣсяцевъ назадъ; взглядъ его черныхъ глазъ грустный, умный и рѣшительный.
Послѣ сдачи, я проѣхалъ среди турецкихъ войскъ, и тогда имѣлъ время внимательно всматриваться въ нихъ. Среди толпы были невыразительныя лица, но было также много бойкихъ лицъ, въ глазахъ которыхъ не было убійственнаго блеска. Солдаты всѣ имѣли грязныя черныя шинели съ башлыками на головахъ и оборванною обувью. Они были изнурены и большею частію оборваны, но въ нашихъ глазахъ каждый изъ нихъ былъ герой, при воспоминаніи эпизодовъ продолжительной обороны Плевны до послѣдней отчаянной борьбы, имѣвшей цѣлію прорвать желѣзное кольцо.
2-го декабря жители города Плевны были вторично осчастливлены пріѣздомъ Государя Императора. Жители встрѣтили Его Императорское Величество съ хоругвями и крестами; дѣти пѣли гимны; народъ усыпалъ путь Государя Императора миртовыми вѣтвями. Депутація женщинъ привѣтствовала Государя Императора прочувствованною рѣчью на русскомъ языкѣ. Въ память незабвеннаго пребыванія Его Императорскаго Величества въ пострадавшемъ городѣ, жители Плевны постановили основать въ немъ гимназію и особымъ адресомъ просить позволенія о наименованіи ея священнымъ именемъ Царя-Освободителя.
Когда я ѣхалъ по склону горы на востокѣ отъ Плевны, по направленію къ редуту, защищающему дорогу между этимъ городомъ и деревней Радишевомъ, мнѣ представилась страшная картина. Сотни русскихъ скелетовъ валялись на склонахъ горы, гдѣ они пали во время августовскаго приступа. Кости были совсѣмъ голыя. Трупы, лежавшіе поближе къ турецкому укрѣпленію, были покрыты слегка землею, которая была размыта первымъ ливнемъ, и теперь они лежали обнаженными, какъ и другіе. Турецкіе аванпостныя ямы находились среди этихъ скелетовъ, многія изъ нихъ были въ разстояніи не болѣе одного шага. Не смотря на заразительное сосѣдство этихъ страшныхъ человѣческихъ остатковъ, на нихъ не было брошено ни одной лопаты земли. Какъ ни можетъ это показаться страннымъ, но многіе изъ этихъ скелетовъ имѣли ясное выраженіе, и по расположенію, въ которомъ они пали и по положенію ихъ костевыхъ челюстей. Сидя на лошади и смотря на это ужасное зрѣлище, я могъ различить павшихъ безъ страданій, отъ лицъ, умершихъ въ агоніи, и дѣйствіе было таково, что я его никогда не забуду. Русскіе солдаты, вступившіе въ Плевну въ тылу дѣлавшаго вылазку отряда Османъ паши, прошли среди этихъ останковъ своихъ непохороненныхъ товарищей, но у нихъ не проявилось желанія положить какое нибудь наказаніе на людей, которые могли поступить такъ безсердечно съ останками своихъ храбрыхъ враговъ. Болгарское кладбище на этой дорогѣ, вблизи города, пострадало отъ русскаго бомбардированія больше, чѣмъ какая либо другая часть турецкой позиціи: значительная часть надгробныхъ камней была разбита на куски гранатами. Вступивъ въ самый городъ, я удивился, найдя его столь мало поврежденнымъ канонадой. Улицы и дома имѣютъ такой же видъ, какъ и во всѣхъ другихъ турецкихъ городахъ: первыя извилисты, узки, плохо вымощенны, а послѣднія темны и вообще неудобны. Полдесятка минаретовъ и одна большая болгарская церковь — вотъ и всѣ духовныя зданія. Ни одна изъ мечетей не была повреждена гранатами. Болгары стояли у своихъ дверей и здоровались съ каждымъ проходящимъ. Вскорѣ послѣ сдачи Османа, по мосту черезъ Видъ, на софійской дорогѣ, прошли назадъ въ городъ 15,000 плѣнныхъ съ артиллерійскимъ и транспортнымъ обозами. Эти трофеи были взяты правымъ крыломъ русскихъ силъ. Другіе плѣнные были уведены въ гвардейскій лагерь и къ румынамъ. Они были охраняемы русскими и румынскими солдатами. Турки, повидимому, хорошо продовольствовались, но всѣ вообще оборваны и всѣ носили сандаліи. Сапогъ не было видно, хотя у большинства были шинели. Они, повидимому, не сожалѣли о своей участи, и многіе изъ нихъ отвѣчали добродушно на замѣчанія, обращенныя къ нимъ сопровождавшимъ ихъ румынскимъ врачемъ. Среди нихъ были сотни лошадей, принадлежащихъ кавалеріи и артиллеріи, и многія изъ турецкихъ семействъ города толпились кучками у транспортныхъ телѣгъ. Раненые начали прибывать вскорѣ послѣ полудня, но они не всѣ были собраны въ этотъ день. Эта часть плѣнныхъ была сгруппирована въ долинѣ около города густою массою, покрывавшею нѣсколько акровъ пространства. Тутъ взадъ и впередъ бродили русскіе и румынскіе солдаты большими толпами съ турецкими ружьями, саблями, револьверами и старыми пистолетами.
Въ полдень, 3-го декабря, Императоръ прибылъ на редутъ, защищающій подступъ къ Плевнѣ по Гривицкому шоссе, въ сопровожденіи своей свиты и иностранныхъ уполномоченныхъ. Великій Князь ожидалъ Его Величество, Который прибылъ въ одной каретѣ съ княземъ Карломъ румынскимъ. Подходя къ Великому Князю Николаю, Императоръ замахалъ по воздуху своей фуражкой и воскликнулъ «ура!» самымъ сердечнымъ образомъ. Великій Князь приблизился и отдалъ честь; Его Величество поцѣловалъ его и надѣлъ ему на шею орденъ св. Георгія. Затѣмъ Онъ пожаловалъ ордена генераламъ Тотлебену, Имеретинскому, Непокойчицкому и Левицкому. Вчера, Онъ пожаловалъ, также князю Карлу румынскому орденъ св. Андрея Первозваннаго. Затѣмъ отслуженъ былъ молебенъ, послѣ котораго всѣ отправились верхомъ въ Плевну, направляясь по наиболѣе малолюднымъ улицамъ. Въ маленькомъ домикѣ, окруженномъ высокою каменною стѣною, былъ приготовленъ завтракъ, послѣ котораго вдругъ воцарилась тишина, и Османъ-паша былъ внесенъ на дворъ, чрезъ калитку, однимъ казацкимъ офицеромъ и однимъ изъ его собственныхъ служителей. Когда его проносили по толпѣ штабныхъ офицеровъ, каждый изъ нихъ отдавалъ ему честь и восклицалъ: «браво Османъ». Потомъ онъ былъ внесенъ въ комнату, въ которой находился Императоръ, который пожалъ ему руку и сказалъ, что, во вниманіе къ его храброй оборонѣ Плевны, Онъ приказалъ возвратить ему его шпагу, которую онъ можетъ носить. Затѣмъ Османъ былъ вынесенъ и посаженъ въ карету, среди продолжительныхъ одобреній русскихъ штабныхъ офицеровъ, на которыя онъ отвѣчалъ улыбками и поклонами. Рана его не серьезна, такъ какъ кость не повреждена, но онъ не можетъ ходить.
Трофеями нашими при взятіи Плевны были: 77 орудій и болѣе 40,000 плѣнныхъ, въ числѣ которыхъ 10 пашей.
Такая блестящая побѣда, какъ результатъ прекрасно поведенной осады Плевны, вести которую поручено было генералу Тотлебену, сдѣлала его имя еще болѣе популярнымъ во всемъ свѣтѣ, и въ его вѣнокъ славы вплетена новая лавровая вѣтвь.
Передаемъ затѣмъ біографическія свѣдѣнія о генералѣ Э. И. Тотлебенѣ. Сынъ негоціанта, Эдуардъ Ивановичъ родился въ Митавѣ 8 мая 1818 года и воспитывался въ Николаевскомъ инженерномъ училищѣ. Окончивъ здѣсь курсъ наукъ, началъ службу въ чинѣ подпоручика въ русской инженерной командѣ. Переведенный вскорѣ въ гвардейскій саперный баталіонъ, онъ уже тамъ успѣлъ обратить на себя вниманіе своими практическими занятіями, но действительно боевая дѣятельность началась для него съ 1848 года на Кавказѣ. Находясь при дагестанскомъ отрядѣ, онъ много разъ имѣлъ случай выказать свои военныя способности и за дѣло при аулѣ Гергебилѣ былъ награжденъ чиномъ капитана, за отличіе при бомбандировкѣ аула Чоха пожалованъ золотой полусаблей, а за штурмъ Максинжинскихъ заваловъ орденомъ св. Владиміра 4-й степени съ бантомъ.
Въ 1850 году онъ вступаетъ на службу во 2 саперный батальонъ, подъ руководство талантливаго Шильдера и дѣлается его любимымъ адъютантомъ. Въ началѣ восточной войны 1854 года, Шильдеръ, уѣзжая на Дунай, беретъ его съ собою. Эдуардъ Ивановичъ становится самымъ ревностнымъ исполнителемъ всѣхъ его распоряженій и плановъ, какъ извѣстно отличающихся иногда необычайною смѣлостью. Здѣсь Эдуардъ Ивановичъ принимаетъ самое дѣятельное участіе во всѣхъ дѣйствіяхъ русскихъ войскъ на Дунаѣ, при Силистріи, при Туртукаѣ и Калафатѣ. Трудился онъ надъ наведеніемъ моста съ острова Голога на правый берегъ Дуная, состоялъ траншей-маіоромъ при осадѣ Силистріи, а впослѣдствіи завѣдывалъ осадными работами лѣваго фланга и центра и, сверхъ того производствомъ всѣхъ минъ. 3-го августа 1854 года Эдуардъ Ивановичъ командированъ былъ княземъ Горчаковымъ въ Крымъ и вскорѣ пріобрѣлъ полное довѣріе и уваженіе своего новаго начальника, князя Меньшикова, который на первыхъ же порахъ оцѣнилъ его любознательность, серьезныя знанія и любовь къ инженерному дѣлу. Непріятельскій флотъ съ дессантомъ тогда еще не появлялся въ виду Севастополя, но тѣмъ не менѣе оборонительная линія была уже сомкнута и вооружена, а Тотлебену удалось закончить эти укрѣпленія, придать имъ такой грозный видъ, что союзники, высадясь на берегъ, не рѣшились атаковать ихъ немедленно, а предпочли начать правильную осаду. Съ этой минуты Эдуардъ Ивановичъ отдалъ всецѣло всѣ свои дни и ночи великому дѣлу обороны. Даже ночныя вылазки производились подъ его наблюденіемъ и подъ его же надзоромъ размѣщались передовые пикеты. Онъ же открылъ контръ-минныя работы и велъ ихъ безостановочно до конца осады, надѣлавъ ими много вреда и хлопотъ союзникамъ. Въ то же время на него была возложена постройка многихъ редутовъ и баттарей и только отчаянность борьбы на жизнь и на смерть могла дать человѣку силы выносить на себѣ всю тяжесть безпрерывныхъ трудовъ и подвиговъ. Но заслуги Эдуарда Ивановича не остались безъ справедливой оцѣнки, и Государь, узнавъ о нихъ, наградилъ его истинно по-царски: такъ, въ маѣ 1855 г. Тотлебенъ, за отличіе, произведенъ былъ въ генералъ маіоры, съ назначеніемъ въ свиту Его Величества, и за необыкновенныя воинскія заслуги, оказанныя при оборонѣ Севастополя, Высочайше было повелѣно начертать имя его на мраморной доскѣ Николаевскаго инженернаго училища. Кромѣ того, въ концѣ осады Тотлебенъ получилъ орденъ св. Георгія 3 класса и затѣмъ велѣно ему отпускать въ теченіе 12 лѣтъ вмѣсто аренды по 1,000 руб. въ годъ.
Эдуардъ Ивановичъ остался до конца осады вѣренъ своему посту и, не обращая вниманія на глубокую рану правой ноги, прострѣленной штуцерной пулей, по прежнему распоряжался оборонительными работами до самаго отступленія нашихъ войскъ на сѣверную сторону, т. е. до 28-го августа 1855 года. Пожалованный въ званіе генералъ-адъютанта, Тотлебенъ въ ноябрѣ того же года былъ назначенъ помощникомъ, а съ 1863 года товарищемъ Е. И. Высочества генералъ-инспектора по инженерной части. Въ мирное время Эдуардъ Ивановичъ не покидалъ любимыхъ своихъ занятій и нѣсколько разъ ѣздилъ за границу, чтобы ознакомиться съ иностранными фортификаціонными работами. Въ этотъ же періодъ времени вышло въ свѣтъ его замѣчательное сочиненіе: «Описаніе обороны Севастополя» съ атласомъ объяснительныхъ чертежей. Нынѣ Эдуардъ Ивановичъ опять на столь знакомыхъ ему берегахъ Чернаго моря и нѣтъ сомнѣнія, что его талантливость и опытность въ сооруженіи укрѣпленій могутъ обезопасить города нашего южнаго побережья отъ внезапнаго нападенія непріятеля, и заставитъ его держаться отъ нихъ въ почтительномъ отдаленіи.
Тотлебенъ имѣетъ слѣдующія ордена: русскіе — св. Георгія 4 ст.; св. Георгія 3 ст.; св. Станислава 1 ст.; св. Анны 1 ст.; Бѣлаго Орла.; св. Александра Невскаго; алмазные знаки къ этому ордену; св. Владиміра 1 ст. Кромѣ того онъ получилъ въ 1848 г. золотую медаль за храбрость, а въ 1854 г. знакъ ордена безпорочной службы за 15 лѣтъ. Иностранные: нидерландскій — Вильгельма; прусскій — Краснаго Орла 1 ст. съ мечами; бразильскій — Роза; испанскій — Изабеллы, большаго креста; бельгійскій — Леопольдъ, большаго креста; персидскій — Льва и Солнца 1 ст.; прусскій — Pour le mérite и австрійскій — Леопольда, большаго креста.
Примечания править
- ↑ В разным местах книги гора называется то «Зеленная», то «Зеленая». — Примѣчаніе редактора Викитеки.