Генералъ-адъютантъ, генералъ-лейтенантъ
І. В. ГУРКО.
(Рисовалъ П. Ф. Борель, грав. И. Матюшинъ).
Съ переходомъ русской арміи черезъ Дунай, все русское общество съ живѣйшимъ интересомъ слѣдило за молодецкою дѣятельностью передоваго отряда, состоявшаго подъ начальствомъ энергичнаго генерала Гурко. Занятіе Тырнова, переходъ черезъ Балканы и дѣйствія передоваго отряда въ тунджійской долинѣ — все это, совершенное въ теченіи одного мѣсяца, разомъ обратило вниманіе на дѣятельнаго и храбраго генерала, имя котораго стало съ этого времени однимъ изъ популярнѣйшихъ. Затѣмъ генералъ Гурко обратилъ на себя всеобщее вниманіе при занятіи турецкихъ позицій у Плевны и съ того времени упрочилъ за собою славу одного изъ лучшихъ боевыхъ генераловъ. Въ настоящую пору Гурко, какъ и Скобелевъ, справедливо признанъ всѣмъ свѣтомъ храбрѣйшимъ генераломъ нашей арміи.
Свиты Его Величества генералъ-лейтенантъ Іосифъ Владиміровичъ Гурко воспитывался въ пажескомъ корпусѣ и, будучи 18 лѣтъ, поступилъ на службу въ 1846 году въ лейбъ-гвардіи гусарскій Его Величества полкъ. Съ цѣлью ознакомиться практически со всѣми отраслями военнаго образованія, І. В. Гурко, въ 1856 году, по своему собственному желанію, перешелъ на службу въ пѣхотный генерала-фельдмаршала графа Дибича-Забалканскаго полкъ; прокомандовавъ нѣкоторое время батальономъ, и узнавъ хорошо пѣхотную службу, онъ возвратился снова въ гусарскій гвардейскій полкъ, въ которомъ началъ свою службу, а въ 1866 году получилъ въ командованіе сперва 4-й гусарскій маріупольскій Его Высочества принца Фридриха-Кассельскаго полкъ, а потомъ, съ производствомъ въ генералъ-маіоры назначенъ командиромъ лейбъ-гвардіи конно-гренадерскаго полка. Въ 1874 году онъ былъ назначенъ командиромъ первой бригады второй гвардейской кавалерійской дивизіи, и вслѣдъ затѣмъ командующимъ этою-же дивизіею.
Что касается боевой дѣятельности І. В. Гурко, то онъ участвовалъ въ 1849 году, въ бывшей тогда войнѣ съ Венгріею, въ походѣ войскъ гвардіи къ западнымъ предѣламъ имперіи, а въ 1854 году, по случаю открытія военныхъ дѣйствій съ Англіею, Франціею и Турціею, находился въ составѣ петербургскаго гарнизона при оборонительныхъ мѣрахъ, предпринятыхъ для обезпеченія береговъ нашихъ на Балтійскомъ морѣ. Въ 1856 году онъ находился нѣкоторое время въ Крыму на бельбекской позиціи до прекращенія военныхъ дѣйствій, и былъ неоднократно посылаемъ занимать передовыя позиціи.
Кромѣ военныхъ занятій, І. В. Гурко получалъ нерѣдко весьма серьезныя порученія и по дѣламъ гражданскимъ, которыя исполнялъ всегда съ необыкновеннымъ усердіемъ. Такъ, въ 1862 году онъ удостоился получить именное Монаршее благоволеніе за отличное исполненіе возложеннаго на него порученія по крестьянскому дѣлу.
Генералъ Гурко имѣетъ ордена: св. Владиміра 3 ст., св. Станислава 1 ст., св. Анны 1 ст., прускій орденъ Краснаго орла 2 ст. со звѣздою: австрійскій орденъ Франца Іосифа большаго креста. За переходъ черезъ Балканы онъ былъ назначенъ генералъ-адъютантомъ къ Его Императорскому Величеству.
Ген. Гурко былъ вызванъ изъ Петербурга въ дѣйствующую армію телеграммой послѣ перехода русскихъ войскъ черезъ Дунай, когда былъ образованъ передовой отрядъ, начальство надъ которымъ онъ вскорѣ и принялъ. Первоначальная цѣль, поставленная отряду, заключалась въ слѣдующемъ: выдвинуться въ направленіи Тырново и Сельви; освѣтить всю окружающую мѣстность и приготовиться къ дальнѣйшему наступленію. Затѣмъ, по особому приказанію августѣйшаго Главнокомандующего — двинуться впередъ и стараться овладѣть Балканскими проходами. Кавалерію же выслать за Балканы. Подъ прикрытіемъ передоваго отряда предполагалось приступить къ разработкѣ проходовъ черезъ Балканы, для движенія обозовъ и тяжестей. Цѣль, какъ видно, весьма скромная сравнительно съ тѣми результатами, которыхъ генералъ Гурко достигъ на самомъ дѣлѣ.
Со дня принятія командованія надъ передовымъ отрядомъ начинается рядъ блестящихъ дѣлъ. — 25-го іюня генералъ Гурко съ одной кавалеріей и 16 конной баттареей налетаетъ на Тырново, занятый 3000 низамовъ и нѣсколькими баттареями полевой артиллеріи. Драгуны спѣшились и съ неустрашимостью кинулись на непріятеля. Низамы держались до тѣхъ поръ, пока могли стрѣлять изъ прикрытыхъ позицій и пока русскіе были отъ нихъ еще въ нѣкоторомъ отдаленіи; но какъ только драгуны, необращая вниманія на огонь артиллеріи, бросились на занятыя турками позиціи съ громкимъ «ура,» непріятель пустился бѣжать, успѣвъ захватить только орудія и оставивъ боевые и жизненные припасы. Такъ быстро и рѣшительно было наступленіе войскъ подъ командою генерала Гурко на Тырново. Занятіе русскими войсками этого большаго города, можно положительно сказать, представляетъ одно изъ безпримѣрныхъ дѣлъ въ военной исторіи: бригада кавалеріи занимаетъ съ бою городъ съ 40.000 населенія; городъ, расположенный въ пересеченной и трудно проходимой мѣстности, городъ, снабженный артиллеріею, расположенный въ великолѣпно-устроенныхъ батареяхъ, и снабженный всѣмъ необходимымъ для боя. Дѣйствительно, трудно вѣрилось, чтобы это было такъ, что Тырново взяли два драгунскихъ полка при одной батареѣ конной артиллеріи; что наступленіе дѣлали спѣшенные драгуны, что потери мы имѣли всего четыре человѣка; а между тѣмъ, все это было дѣйствительно такъ.
Какъ говорятъ, генералу Гурко дано было приказаніе занять Тырновъ, во чтобы то ни стало, въ теченіи семи дней. Генералъ выслалъ драгунскую бригаду подъ командою Его Высочества принца Евгенія Максимиліановича Лейхтенбергскаго. Перемѣннымъ аллюромъ и форсированнымъ маршемъ быстро подошли драгуны и, какъ снѣгъ, на голову, явились у воротъ непріятельскаго города. Единственный путь къ городу ведетъ чрезъ ущелье, для котораго достаточно было одного непріятельскаго батальона, чтобы остановить нетолько бригаду кавалеріи, но и болѣе сильный отрядъ наступающихъ войскъ. Между тѣмъ, наши драгуны, подскакавъ къ предмѣстью Тырнова, спѣшились и заняли лѣвыя возвышенности или холмы, укрываясь за которыми, начали наступленіе на правыя высоты, занятыя непріятелемъ и непріятельскою артиллеріею. Нѣсколько непріятельскихъ выстрѣловъ причинили сначала имъ вредъ и останавливали ходъ драгунъ; но какъ только конная баттарея послала непріятелю 5—6 выстрѣловъ, они бросили и свои позиціи, и лагерь, и все, что только имѣли тамъ. Драгуны ударили въ штыки, въ аттаку, полѣзли на горы и сдѣлали все это такъ быстро, что непріятель неуспѣлъ даже собрать свои лагерные запасы, патроны, палатки и оставилъ въ покинутомъ лагерѣ знамя.
Русскія войска вошли въ Тырновъ и были радушно встрѣчены христіанскимъ населеніемъ города. Болгары, видя въ пришедшихъ русскихъ солдатахъ своихъ освободителей, старались принять давно жданныхъ гостей со всею щедростью, свойственною этому гостепріимному народу.
Молодецкое занятіе бывшей столицы Болгаріи, было только началомъ дальнѣйшихъ блестящихъ дѣлъ передоваго отряда. Послѣ взятія Тырнова, генералъ Гурко рѣшился на смѣлое предпріятіе: — занять проходы черезъ Балканы. Для возможно быстраго исполненія этого, нужно было отыскать такой горный проходъ, по которому можно было-бы обойти турокъ, занявшихъ два прохода, ведущихъ изъ Тырнова на Елену (колесный путь); другой изъ Тырнова на Габрово, Шипку и Казанлыкъ (шоссе). Отыскание прохода генералъ Гурко поручилъ уряднику кубанскаго казачьяго полка волонтеру, князю Цертелеву, покинувшему дипломатическую карьеру и поступившему простымъ солдатомъ въ армію. Зная мѣстные языки, князь Цертелевъ, распросами у болгаръ-ратниковъ изъ разныхъ мѣстностей, лежащихъ по пути, нашелъ проходъ, по которому имѣлись только тропинки, да мѣстныя дороги между горными деревнями ущелья; по этому ущелью и двинулся нашъ отрядъ.
Передъ началомъ движенія было условлено, что по занятіи прохода называемаго иначе Ханкіейскимъ, генералъ Гурко двинется на Казанлыкъ съ тѣмъ, чтобы атаковать перевалъ Шипки съ тыла, при чемъ войска, оставленныя имъ въ Габровѣ, должны въ тотъ-же день начать демонстративную аттаку съ фронта. По разсчету, одновременная аттака на Шибку съ тыла и фронта должна была состояться 5-го іюля.
Выступивъ изъ Тырнова 30-го іюня генералъ Гурко направилъ главныя силы на Елену, лежащую къ юго-востоку отъ Тырнова. Для развѣдки, на сколько сильны турецкія войска, сосредоточенныя, какъ сообщали, около Османъ-Базара и простираются ли непріятельскія позиціи отъ Османъ-Базара въ южномъ направленіи чрезъ Балканы, генералъ Гурко повелъ кавалерію по дорогѣ въ Шумлу и по направленію Османъ-Базара.
Разузнавъ все, что знать было необходимо, хотя и поплатясь значительной потерей, генералъ Гурко оставилъ сопровождавшій его отрядъ для наблюденія за турецкими позиціями около Османъ-Базара и, обратясь спиною къ туркамъ, направился къ югу на Балканы. Около Елены онъ стянулъ свои отряды и въ два форсированныхъ марша (около 60 верстъ каждый) достигъ середины Балканъ, именно той части горной цѣпи, которая носитъ названіе Еленскихъ Балкановъ. 2-го іюля утромъ генералъ Гурко подошелъ къ д. Хаинкіей, гдѣ застигъ совершенно врасплохъ около 300 человѣкъ низама. Послѣ слабаго сопротивленія турки бѣжали, а наши войска подошли къ дер. Хаинкіей и, такимъ образомъ, перевалъ находился уже въ нашихъ рукахъ. — Но путь, пройденный въ этомъ мѣстѣ, былъ чрезвычайно трудный, особенно для артиллерии, у которой орудія обрывались съ едва проложенной дороги, при чемъ два орудія оборвались и упали вмѣстѣ съ лошадьми въ кручу, но къ счастью ихъ удалось вытащить. Особенно труденъ былъ спускъ съ перевала; конныя орудія едва-едва провозили; что же касается до зарядныхъ ящиковъ, то протаскиваніе ихъ потребовало почти сверхъестественныхъ усилий. Даже и это трудное движеніе было возможно лишь благодаря предварительным работамъ авангарда.
Въ день выхода въ долину Тунджи, 2-го іюля, непріятель, получивъ подкрѣпленіе, перешелъ въ наступленіе; но наши войска, послѣ энергичнаго отпора въ свою очередь погнали турокъ, которые оставили въ нашихъ рукахъ два лагеря, гдѣ мы нашли брошенное орудіе, патроны, предметы обмундирования и снаряженія, хирургические предметы и перевязочные припасы; въ плѣнъ взяли семь человѣкъ. Непріятель, котораго было четыре батальона, отступилъ въ Сливно. На слѣдующій день генералъ Гурко выслалъ развѣдочный отрядъ къ сторонѣ Сливно и Ени-Загры. Отрядъ этотъ былъ встрѣченъ толпами баши-бузуковъ и черкесовъ, за которыми слѣдовало три батальона пѣхоты съ двумя орудіями; наши, получивъ подкрѣпленіе, обратили турокъ въ полнѣйшее бѣгство и преслѣдовали до наступленія темноты.
Затѣмъ на другой день генералъ Гурко двинулся по дорогѣ на Казанлыкъ, но при деревнѣ Уфлани встрѣтилъ многочисленного непріятеля. Завязался бой и, послѣ упорнаго сопротивленія, непріятель былъ выбитъ штыками изъ занятыхъ имъ позицій. Потеря турокъ была огромная, однихъ убитыхъ найдено на полѣ сраженія до 400, мы же потеряли до 90 человѣкъ. Городъ Казанлыкъ былъ нами занятъ около 12 часовъ дня, 5-го іюня. Генералъ Гурко хотѣлъ было тотчасъ же идти къ д. Шипкѣ, чтобы въ тотъ же день занять перевалъ, но пѣхота была такъ утомлена палящимъ зноемъ, подъ которымъ ей приходилось сражаться и преслѣдовать неприятеля, что необходимо было дать ей отдыхъ.
Въ этотъ день должна была произойти аттака перевала съ сѣверной стороны, какъ это было условлено заранѣе. Но такъ какъ, при движеніи отряда генерала Гурко отъ Хаинкіоя до Казанлыка, приходилось имѣть съ непріятелемъ постоянныя стычки, вслѣдствіе чего не представилось возможности начать аттаку перевала 5-го іюля, то аттака Шипкинскаго перевала съ сѣверной стороны была неудачна.
6-го іюля, генералъ Гурко началъ движеніе отъ Казанлыка къ дер. Шипки, и не поддерживаемый аттакою габровскаго отряда съ сѣвера очутился въ такомъ же положеніи, въ какомъ былъ габровскій отрядъ вчера. Аттака перевала съ южной стороны началась тѣмъ, что два стрѣлковые батальона стали взбираться на кручу по лѣсной тропинкѣ съ восточной стороны; двѣ роты пластуновъ съ южной. Скрытно подойдя къ первой неприятельской позиціи оба стрѣлковые батальона заняли ее и сразу хотѣли продолжать наступленіе, какъ вдругъ на слѣдующей позиціи, на горѣ св. Николая, показался бѣлый флагъ и турки стали показывать знаками, что хотятъ сдаться. Въ то же время два турецкихъ офицера, также съ бѣлыми флагами въ рукахъ, отдѣлились отъ войскъ и стали спускаться съ горы св. Николая къ нашимъ стрѣлкамъ. Командиры обоихъ стрѣлковыхъ батальоновъ тотчасъ остановили наступленіе и приказали прекратить огонь, что и было немедленно исполнено. Изъ нашихъ рядовъ вышли на встрѣчу предполагаемымъ парламентерамъ; но тогда турецкіе офицеры тотчасъ повернули назадъ, на неприятельской сторонѣ раздались какіе-то сигналы, и турецкіе батальоны дали по нашимъ стрѣлковымъ батальонамъ залпъ.
Послѣ такаго вѣроломства, наши стрѣлки тотчасъ возобновили аттаку, взяли два укрѣпленія и находившийся при нихъ лагерь и подошли къ главной позиціи; но встрѣченные болѣе многочисленным непріятелемъ отступили въ полномъ порядкѣ.
Впечатлѣніе, произведенное появленіемъ отряда генерала Гурко за Балканами, которые считались такою надежною преградою, а равно впечатлѣніе, которое произвелъ рядъ одержанныхъ имъ въ долинѣ Тунджи побѣдъ, было чрезвычайно сильно. Послѣ дѣла 5-го іюля, при Казанлыкѣ турки бросили свой лагерь у дер. Шипки и всѣ ушли на перевалъ, не взявъ съ собою никакого продовольствія. Занятіе нами Казанлыка и дер. Шипки отняло у нихъ всякую возможность получать продовольствіе изъ долины р. Тунджи.
Въ виду столь безвыходнаго положенія турокъ, генералъ Гурко утромъ 6-го іюня, до начала аттаки, послалъ пашѣ письмо съ предложеніемъ сдаться на капитуляцію. Въ отвѣтъ, явился турецкий офицеръ съ письмомъ отъ паши, въ которомъ тотъ изъявлялъ полное согласіе на предложенную капитуляцію. Тотчасъ-же были написаны ея условія и порядокъ обезоруженія, началомъ которого назначено 12 часовъ дня 7 іюля. При этомъ генералъ Гурко спросилъ, чѣмъ объясняется вѣроломный поступокъ турецкихъ войскъ наканунѣ. На это парламентеръ отвѣтилъ, что офицеры не въ состоянии были удержать своихъ солдатъ отъ желанія стрѣлять по русскимъ войскамъ, когда они подошли на столь близкое разстояніе. Затѣмъ парламентеръ уѣхалъ, обѣщая привезти часа черезъ два отвѣтъ паши. Спустя нѣкоторое время послѣ его отъѣзда, генералъ Гурко пожелалъ воспользоваться временемъ переговоровъ для уборки раненыхъ, оставшихся на полѣ сражения 6-го іюля, и съ этою цѣлью послалъ на перевалъ безоруженныхъ санитаровъ, съ бѣлыми нарукавными повязками и бѣлыми флагами.
Но пробило и 12 часовъ дня, а парламентеръ не возвращался. Тогда генералъ Гурко началъ подозрѣвать, что турки обманули его присылкою парламентера и затѣяли переговоры только для того, чтобы выиграть время и уйти по горнымъ тропинкамъ безъ преслѣдованія. Такъ оно и вышло. Скоро оказалось, что турки бросили перевалъ, который уже былъ занятъ съ сѣвера частью габровскаго отряда. Такимъ образомъ, Балканы, на протяженіи двухъ слишкомъ переходовъ въ ширину, — находились въ нашихъ рукахъ; на этомъ протяжении мы завладѣли тремя горными проходами, изъ которыхъ Шипкинскій проходъ былъ сильно укрѣпленъ.
Мы не станемъ передавать дальнѣйшихъ дѣйствій передоваго отряда, значеніе и результаты, достигнутые этимъ отрядомъ, хорошо выражены въ приказѣ Гурко по войскамъ передоваго отряда отъ 31-го іюля, когда послѣдовало предписаніе о расформированіи этого отряда. Вотъ что, между прочимъ, говорится въ этомъ приказѣ: «Вслѣдствіе предписанія Его Императорскаго Высочества Главнокомандующаго дѣйствующею арміею, передовой отрядъ расформировывается, и части войскъ, входившія въ его составъ, получаютъ новыя назначенія. Разставаясь съ вами войска передоваго отряда, послѣ 40-дневныхъ трудовъ, лишеній и блистательныхъ подвиговъ вами совершенныхъ, мнѣ въ настоящую минуту особенно приятно вспомнить вашу поистинѣ геройскую службу, которую вы сослужили Царю, Россіи и вѣрѣ православной. Едва только началось ваше движеніе отъ Систова, какъ черезъ нѣсколько дней, 25-го Іюня, съ боя овладѣли городомъ Тырновомъ, древнею столицею Болгарского царства. Съ занятіемъ этого города, намъ открытъ былъ путь къ Балканамъ и, 2 іюля, вы были уже по ту сторону Балканъ, молодецки перешагнувъ черезъ крайне трудный, едва доступный горный Ханкіескій проходъ. 2, 3, 4, 5 и 6 іюля, вы ежедневно сражались съ врагомъ и каждый день былъ новымъ днемъ славы для васъ и для русскаго оружия. Ханкіой, Канари, Фесари, Уфлани, Казанлыкъ, и Шипка — навсегда связали ваше имя съ долиною р. Тунджи и обессмертили его своими геройскими подвигами. Открывъ для нашей арміи, послѣ этихъ славныхъ дней, Шипкинскій проходъ, вы заняли 10 Іюля гор. Эски-Загру и 12 Іюля, кавалерийскими частями разрушили двѣ линіи турецкихъ желѣзныхъ дорогъ. Эти подвиги ваши произвели потрясающее дѣйствіе въ рядахъ вашего врага. Всѣ турецкіе жители изъ всѣхъ окрестныхъ городовъ и селеній бѣжали въ неописанномъ ужасѣ въ Андріанополь и Константинополь, чиновники бросили свои мѣста и искали спасенія въ бѣгствѣ. Для защиты Константинополя была отозвана изъ Черногоріи армия Сулейманъ-паши и моремъ перевезена въ Андріанополь. Этимъ быстрымъ передвиженіемъ армии Сулейманъ-паши вы спасли нашихъ братьевъ черногорцевъ отъ страшной бѣды, имъ грозившей. Въ самомъ Константинополѣ произошла смѣна министровъ. Все это было слѣдствіемъ вашихъ трудовъ, вашей молодецкой службы. 16-го Іюля, узнавъ о сосредоточеніи арміи Сулеймана-паши, и о томъ, что она готовится перейти въ наступленіе, я повелъ васъ на встрѣчу къ ней. 17, 18 и 19 Іюля, вы сражались съ нею, причемъ блистательныя побѣды, одержанныя вами при Ени-Загрѣ, 18 Іюля и, при Джуранли, 19 Іюля, заставили всю армію Сулеймана отступить назадъ, несмотря на то, что у насъ было 13, а у непріятеля 30 баталіоновъ. Къ вамъ обращаюсь, болгарскія дружины. 19-го числа подъ Эски-Загрой вы привлекли на себя 15 непріятельскихъ батальоновъ, т. е. почти вчетверо сильнѣйшаго непріятеля, при многочисленной артиллеріи дальняго боя, противъ которой вы могли противопоставить всего 4 горныхъ орудія. Несмотря на такое подавляющее превосходство турецкихъ войскъ, вы, съ 8 ч. утра до 2 часовъ пополудни, съ удивительнымъ мужествомъ защищали свой родной городъ и тѣмъ дали возможность остальнымъ войскамъ передового отряда разбить турокъ при селеніи Джуранли, слѣдствіемъ чего было отступленіе всей арміи Сулеймана-паши. Это было первое дѣло, въ которомъ вы сражались съ врагомъ, и въ этомъ же деле вы сразу показали себя такими героями, что вся русская армія можетъ гордиться вами и сказать, что она не ошиблась, пославъ въ ряды ваши лучшихъ своихъ офицеровъ. Вы — ядро будущей болгарской арміи. Пройдутъ года, и эта будущая болгарская армія съ гордостью скажетъ: мы потомки славныхъ защитниковъ Эски-Загры. Вслѣдствіе общаго положенія дѣлъ на театрѣ войны, я получилъ приказание отвести войска на самые перевалы и затѣмъ другое приказаніе — расформировать передовой отрядъ. Съ болью въ сердце разстаюсь съ вами, войска передоваго отряда. Воспоминанія о томъ, что я 38 дней провелъ среди васъ, что я былъ свидѣтелемъ вашихъ молодецкихъ подвиговъ и изумительно тяжелыхъ трудовъ, что я видѣлъ какъ всѣ три рода оружія соревновали между собою въ честномъ исполненіи боевой службы, — никогда не изгладятся изъ моего сердца и будутъ служить лучшими воспоминаніями моей жизни. Войска передоваго отряда! Вамъ выпала завидная роль, въ такое короткое время, показать столько примѣровъ мужества и самоотверженія. Въ подвигахъ уже вами совершенныхъ, вы почерпнете силу для новыхъ подвиговъ, и я увѣренъ, что гдѣ-бы ни встрѣтились съ непріятелемъ, вы не пострамите славу, заслуженную передовымъ отрядомъ.»
Послѣ оставленія нашими войсками долины рѣки Тунджи, произошло то, что предсказывалъ генералъ Гурко. Онъ говорилъ:
— Если бы противъ меня выступила вся армія Сулеймана-паши, то и тогда я считалъ бы своей священнѣйшей обязанностью сопротивляться до послѣдней крайности. Мысль о томъ, что здесь произойдетъ, когда я удалюсь, приводитъ меня въ трепетъ. Судя по тому, что происходитъ въ мѣстахъ, покинутыхъ нашими войсками, мое отступленіе послужитъ сигналомъ ко всеобщему избіенію христіанъ. Въ тѣхъ мѣстахъ, которыя не заняты нашими войсками, всѣ болгарскіе дома сожжены, населеніе перерѣзано многіе схоронены живыми въ землю. Не смотря на все желаніе, я не могу предотвратить этихъ злодѣяній, потому что мнѣ нельзя слишкомъ раздроблять свои войска и посылать отряды въ каждое мѣсто.
Послѣ третьей аттаки Плевно, когда приступлено было къ осадѣ этой сильно укрѣпленной непріятельской позиціи, генералъ Гурко получилъ назначеніе командовать прибывшею на театръ войны гвардіею. Объѣзжая нѣкоторые изъ поступившихъ подъ его команду части войскъ и здороваясь съ офицерами и солдатами, онъ говорилъ, что для него большое счастье и честь стать начальникомъ лучшаго въ Россіи войска, приэтомъ, обращаясь къ офицерамъ выразился, между прочимъ:
— Господа! я обращаюсь къ вамъ и долженъ вамъ сказать, что люблю страстно военное дѣло; на мою долю выпала такая честь и такое счастіе, о которомъ я никогда и не смѣлъ мечтать — вести гвардію, это отборное войско, въ бой. Для военнаго человѣка не можетъ быть большаго счастія, какъ вести въ бой войско съ увѣренностью въ побѣдѣ, а гвардія, по своему составу, по обученію, можно сказать, лучшее войско въ мірѣ. Помните, господа, вамъ придется вступить въ бой, и что на васъ будетъ смотрѣть не только вся Россія, но весь свѣтъ, и отъ успѣховъ вашихъ будетъ зависѣть исходъ дѣла.
«Бой, при правильномъ обученіи, не представляетъ ничего особеннаго, это то же, что ученіе съ боевыми патронами, только требуетъ еще большаго спокойствия, еще большаго порядка. Влейте, если такъ можно сказать, въ солдата, что его священная обязанность беречь въ бою патронъ, а сухарь на бивуакѣ — и помните, что вы ведете въ бой русскаго солдата, который никогда отъ своего офицера не отставалъ».
Обращаясь къ солдатамъ, генералъ Гурко сказалъ:
— Помните, ребята, что вы гвардія Русскаго Царя, и что на васъ смотритъ весь крещеный міръ. Турки, братцы, стрѣляютъ издалека и стрѣляютъ много, это ихъ дѣло, а вы, братцы, стрѣляйте, какъ васъ учили, — умною пулей, рѣдко, но мѣтко, а когда придется до дѣла въ штыки, то продырявь его. Нашего «ура» врагъ не выноситъ. О васъ, гвардейцы, заботятся больше, чѣмъ объ остальной арміи, у васъ лучшія казармы, вы лучше одѣты, накормлены, обучены, вотъ вамъ минута доказать, что вы достойны этихъ заботъ».
Вскорѣ блистательныя дѣла подъ Горнымъ-Дубнякомъ и Телишемъ оправдали надежды, возлагаемыя на нашу славную гвардію. Занятіе этихъ двухъ позицій, входившее въ планъ полнаго обложенія Плевны, лишило возможности осажденной арміи Османа-паши получать подкрѣпленія. До того времени набѣги нашей кавалеріи хотя и сопровождались зачастую удачею, но при той системѣ обороны шоссе, ведущаго изъ Плевны въ Софію, которая была введена Османомъ, нельзя было серьезно думать остановить подвозъ провіанта и боевыхъ припасовъ, слѣдовавшихъ по этому шоссе въ Плевну. Оборона софійскаго шоссе состояла въ слѣдующемъ: по обѣ стороны шоссе была выдвинута рѣдкая кавалерийская цѣпь, укрывавшаяся въ ложементахъ. Далѣе, черезъ каждые 5—10 верстъ (Дольній и Горный Дубняки, Телишъ, Луковица и др.) устроены были сильно укрѣпленные этапы, занятые довольно значительными гарнизонами.
Транспорты, слѣдовавшіе въ Плевно, передвигались небольшими частями: повозокъ 50—100. При нападеніи нашей кавалеріи, она всегда встрѣчала пѣхоту, борьба съ которой требовала времени, а между тѣмъ транспортъ успѣвалъ укрыться въ ближайшемъ этапѣ.
Было рѣшено перерѣзать этотъ жизненный нервъ Османа-паши, для чего занять всѣ укрѣпленные пункты по шоссе, начавъ съ Горнаго Дубняка. Исполненіе этого и было поручено гвардіи, находившейся подъ командою генерала Гурко.
12-го октября авангардъ нашихъ войскъ двинулся по направленію къ Горному Дубняку и послѣ незначительной стычки съ турками перешелъ рѣку Видъ, куда затѣмъ была перевезена и артиллерія. Наши орудія расположились обширнымъ полукругомъ вокругъ турецкой позиціи и открыли общій огонь.
Снарядъ за снарядомъ попадалъ въ брустверы редута, но турки не переставали отвѣчать на огонь; въ полдень отъ войскъ назначены были полки для атаки. Колонны взобрались на высоту и утвердились тамъ на разстояніи 500 метровъ отъ непріятельской позиціи, турки осыпали ихъ цѣлымъ градомъ снарядовъ, но онѣ, прикрытыя одной рытвиной, терпѣли сначала незначительныя потери. Послѣ кратковременнаго отдыха полки двинулись впередъ, подошли еще на 200 шаговъ, но замѣтили, что на этотъ разъ врядъ-ли можно будетъ завладеть позиціей. Вслѣдствіе этого, перемѣнили расположеніе артиллеріи и вывели войска изъ непріятельскаго огня, чтобы предпринять потомъ второе нападеніе. Въ половинѣ втораго образовалась свѣжая колонна; въ центрѣ ея шелъ драгунскій полкъ, который спѣшился и поручилъ охрану своихъ лошадей казачьему полку, стоящему въ долинѣ. Въ 2 часа пошла на приступъ вторая штурмовая колонна подъ защитой артиллеріи; войска взошли на высоту, заняли редантъ и остановились за нимъ для отдыха, чтобы продолжать потомъ наступленіе. Снарядъ за снарядомъ разсѣкалъ воздухъ, дымъ окутывалъ всю окрестность и почти вовсе ничего не было видно, но за то слышался съ обѣихъ сторонъ страшный трескъ ружейнаго огня, который усиливался по мѣрѣ того, какъ наступающія войска подходили къ непріятельскимъ позиціямъ все ближе и ближе. Наши надвигались медленно, но за то въ такомъ порядке, какъ на маневрахъ. Турки тоже отстаивали свои укрѣпленія съ отчаяннымъ упорствомъ. Все болѣе и болѣе усѣевалась почва тѣлами, все многочисленнѣе становилось число раненыхъ, спускающихся, шатаясь, съ высоты, но мужество противниковъ еще не было сломлено. Въ половинѣ четвертаго застрѣльщики примкнули къ драгунамъ, сражавшимся въ первой линіи и двинулись бѣглымъ шагомъ впередъ; они заняли небольшую лощину, вслѣдствіе чего драгуны очутились во второй линіи и открыли по туркамъ такой убійственный огонь, какого еще никогда не бывало прежде. Турки однако рѣшились, повидимому, защищаться до послѣдняго человѣка и въ половинѣ пятаго, казалось, что позиція не будетъ взята. На долю гвардіи выпадало спасти честь дня; эти отборныя войска, отъ которыхъ ожидали всего, не могли воротиться ни съ чѣмъ; они должны были побѣдить, какъ было признано, и это хорошо зналъ каждый солдатъ; имѣлась въ виду только одна цѣль — опрокинуть врага и водрузить русскія знамена на полуразрушенныхъ брустверахъ.
Чтобы достигнуть успѣха еще до наступленія ночи, надо было рѣшиться напасть концентрически, массами, и во всякомъ случаѣ сломить сопротивленіе непріятеля. Артиллерія приблизились на близкое разстояніе и открыла такой огонь, который надо слышать, чтобы имѣть о немъ понятіе. Каждый снарядъ попадалъ въ цѣль. Весь редутъ окутался густымъ облакомъ желтой пыли, но турки стрѣляли по прежнему мѣтко по наступающимъ отрядамъ. Въ 5 часовъ войска выстроились въ двѣ линіи, для нанесенія рѣшительнаго удара.
Войска были одушевлены, и когда солдаты въ порядкѣ, рѣдко бывающемъ даже на маневрахъ, ровно и мѣрно двинулись впередъ, взошли на высоту и исчезли вскорѣ въ пороховомъ дыму, изъ котораго, подобно перекатамъ грома, раздался немедленно открытый скорострѣльный ружейный огонь, то резервные батальоны невольно сняли фуражки и перекрестились. Это была необыкновенно торжественная минута и невольно думалось, что никому не удастся вернуться живымъ изъ-подъ убійственнаго града пуль. Въ половинѣ шестаго огонь замѣтно ослабѣлъ, приготовлялись къ атакѣ въ штыки. Между тѣмъ блокгаузы, расположенные внутри редута, и всѣ, находившіеся тамъ горючіе матеріалы, запылали, столбы чернаго дыма, перемѣшанные съ облаками бѣлаго пороховаго дыма, фантастически освѣщались кровавыми лучами заходившаго въ это время солнца и представляли потрясающую картину.
Вдругъ громогласное «ура!» пронеслось въ воздухѣ; непріятель долженъ былъ быть доконченъ штыками. Бѣглымъ шагомъ прошли наши 300 метровъ отдѣлявшихъ ихъ отъ рва; несмотря на то, что ровъ наполнился трупами, турки все еще стояли непоколебимо на своихъ позиціяхъ. Такъ разсказывалъ потомъ одинъ изъ участниковъ, раненный измайловецъ «тутъ во рву, подъ валомъ, собралось достаточно нашихъ солдатъ, да все ждали, пока силъ прибудетъ больше, чтобы разомъ на него (турка) ударить. А онъ сверху-то черезъ валъ иногда высунется, да кулакомъ и грозитъ намъ, а мы ему камнемъ или комомъ земли глаза-то и обсыплемъ. Бывало такъ и ждешъ, какъ высунется кто сверху, такъ камнемъ ему красную чуприну-то и разшибешь».
Отдѣльные храбрецы уже взбирались на брустверъ, но пораженные на смерть, падали головами внизъ въ ровъ. Мѣсто ихъ заступали другіе и наконецъ, въ половинѣ седьмаго, наши войска проникли внутрь редута. Внутри загорѣлся упорный бой, не смотря на то, что большая часть турецкихъ войскъ уже начала отступленіе къ Телишу. То, что происходило въ турецкихъ позиціяхъ, можетъ себѣ представить только болѣзненно-возбужденная фантазія. Батарейная упряжь, скотъ, собранный турками, раненые, убитые всякаго рода, запасы оружія, однимъ словомъ, все, что только было въ редутахъ, горѣло. Наши продолжали дѣйствовать штыками, но трескъ ружейнаго огня не переставалъ слышаться: — это взрывало турецкіе патроны, лежащіе вокругъ массами.
Въ это время внѣ редута началась новая битва — послѣдній актъ кровавой драмы, разыгравшейся 24 октября. Русскіе приготовлялись напасть на непріятеля въ открытомъ полѣ.
Спастись туркамъ не было возможности. Со всѣхъ сторонъ раздались штурмовые сигналы, громогласное «ура!» опять потрясло воздухъ и русскія колонны снова двинулись впередъ. Врагъ былъ вскорѣ настигнутъ, окруженъ со всѣхъ сторонъ и ему не оставалось болѣе выбора, какъ только сдаться въ въ плѣнъ.
Генералъ Гурко, въ это время, незная ничего о томъ, что наши молодцы заняли уже редутъ, при свѣтѣ фонарика составлялъ вмѣстѣ съ генераломъ Нагловскимъ новую диспозицію на ночь. Генералъ Гурко рѣшилъ провести ночь на курганчикѣ. Между тѣмъ, было уже совсѣмъ темно; на турецкомъ редутѣ горелъ большой пожаръ, тамъ пылали подожженные нашимъ артиллерійскимъ огнемъ турецкия палатки и шалаши; трескъ ружейной пальбы не умолкалъ ни на минуту. На курганчикѣ всѣ приготовились къ тревожной, безсонной ночи; у всѣхъ на сердцѣ лежалъ тяжелый камень. Вдругъ фигура всадника, летящаго отъ редута къ курганчику во весь опоръ, привлекла всеобщее вниманіе. Еще генералъ Нагловскій не докончилъ писать своей диспозиціи, какъ подскакавшій всадникъ осадилъ коня противъ генерала Гурко; то былъ ординарецъ генерала, ротмистръ Скалонъ.
— Редутъ въ нашихъ рукахъ, — доложилъ онъ генералу взволнованнымъ голосомъ.
— Что? — переспросилъ генералъ: — нашъ? редутъ нашъ?..
— Сію минуту войска ворвались и заняли редутъ; оставшіеся турки сдались.
— Ура!! вырвалось у генерала.
— Ура! подхватили всѣ на курганчикѣ. Всѣ, какъ ошеломленные, повскакали со своихъ мѣстъ.
— Коня! — закричалъ генералъ. За генераломъ всѣ въ секунду были на коняхъ.
— А что же значатъ неумолкающіе частые ружейные выстрѣлы на редутѣ?
— Это лопаются съ трескомъ въ огнѣ разбросанные турками патроны.
Вся свита генерала, адъютанты и штабъ неслись во весь опоръ за генераломъ отъ курганчика къ редуту, какъ опьянѣлые, крича ура, перескакивая черезъ ровики, черезъ кучи мертвыхъ тѣлъ. Редутъ былъ озаренъ краснымъ широкимъ заревомъ, на которомъ рисовались темные силуэты нашихъ солдатъ. Собравшись кучами на редутѣ и вокругъ него, солдаты подхватили ура! мчавшагося къ нимъ генерала Гурко. Шапки полетѣли вверхъ; другіе надѣвали шапки на штыки. Оглушительное, опьяняющее ура! стояло въ воздухѣ. Солдаты кинулись на встрѣчу генерала: словно живое море окружило генерала и его свиту со всѣхъ сторонъ.
— Молодцы — дѣти! — проговорилъ генералъ взволнованно — спасибо, молодцы! И въ суровомъ голосѣ генерала зазвучала трогательная нота.
— Ура! ура! повторялось и разносилось вдаль.
Вся картина была освѣщена однимъ яркимъ, краснымъ заревомъ пожара, въ которомъ трещали, какъ въ сильной перестрѣлкѣ, лопавшіеся патроны. Плѣнные, положившіе оружіе на редутѣ, были уже выведены и стояли кучей, оцѣпленные нашими солдатами. Плѣнныхъ было до двухъ тысячъ человѣкъ: остальные турки всѣ полегли на мѣстѣ во время сраженія. Къ генералу Гурко подвели взятаго въ плѣнъ турецкаго генерала Ахмедъ-Февзи-пашу. Лицо паши было грустно и убито. Онъ низко поклонился генералу Гурко и сталъ, опустивъ голову. Генералъ Гурко протянулъ ему руку и сказалъ: «уважаю въ васъ храбраго противника!»…
Надо было видѣть на другой день картину поля сраженія, позы валявшихся труповъ, число убитыхъ, чтобы понять, какую трудность одолѣла наша гвардія. Но занятіемъ Горняго Дубняка еще не представлялось возможности окончательно командовать надъ софійскимъ шоссе, да къ тому-же и войска, бывшія въ занятомъ редутѣ, находились между двухъ огней: съ одной стороны Османа-паши, съ другой, турецкихъ войскъ, сосредоточенныхъ по софійскому шоссе, въ Телишѣ. Занявъ Горный Дубнякъ, генералъ Гурко говорилъ:
— Воздуху здѣсь мнѣ мало! выражая этимъ то, что пребываніе корпуса на такомъ тѣсномъ пространствѣ было безпокойно. Поэтому занятіе Телиша являлось настоятельною необходимостью.
Съ этою цѣлью приказано было 16 октября двинуть къ Телишу 100 орудій и, окруживъ это укрѣпленіе, открыть канонаду сначала гранатами, а потомъ дѣйствовать шрапнелью. Батареи дѣйствовали преимущественно залпами. Пальба должна была производиться до 2 часовъ, а затѣмъ приказано было прекратить огонь на полчаса. Этимъ перерывомъ генералъ Гурко желалъ воспользоваться, чтобы предложить гарнизону капитуляцію, грозя, въ противномъ случаѣ, безустанно громить его изъ ста орудій. Съ этою цѣлью были взяты, между прочимъ, пять плѣнныхъ турокъ, испытавшихъ всѣ ужасы дубнякскаго боя, и имъ вручено письмо къ телишскому пашѣ, съ условіями капитуляціи. Плѣнныхъ подвели къ цѣпи, откуда они двинулись, помахивая бѣлыми платками и обѣщая разсказать о массахъ и непобѣдимости русскихъ, собравшихся около Телиша. Такъ какъ въ 2½ часа отвѣтъ не былъ полученъ, то канонада опять началась. Турецкія орудія, подбитыя нашей артиллеріей, перестали отвѣчать, а пѣхота почти не стрѣляла, вѣроятно, за дальностью дистанцій и отсутствіемъ хорошихъ цѣлей, такъ какъ нѣкоторыя наши батареи и цѣпь окопались во избѣжаніе потерь.
Генералъ Гурко, верхомъ, въ сопровожденіи офицеровъ генеральнаго штаба, выѣхалъ на одну изъ батарей, съ цѣлью видѣть дѣйствіе нашей артиллеріи. Не прошло минутъ 20, какъ замѣченъ былъ турецкій парламентеръ и позиція наша огласилась потрясающими криками «ура», возвѣщавшаго[1] объ этой, почти безкровной для насъ побѣдѣ. Артиллеристы, по преимуществу, праздновали свой успѣхъ.
— Матушка ты наша! — говорилъ молодой канониръ, цѣлуя и обнимая свою 9-фунтовку.
Генералъ Гурко рысью направился, въ сопровожденіи конвоя, на шоссе, выславъ впередъ, для переговоровъ, свиты Его Величества генералъ-маіора Бреверна и князя Цертелева. Паша быстро согласился на капитуляцію и хлопоталъ только о правѣ сохраненія офицерами своихъ собственныхъ вещей. Когда же получилъ на это разрѣшеніе, то съ веселымъ духомъ передалъ себя въ наши руки.
Въ ожиданіи прибытія плѣнныхъ, генералъ Гурко (называемый турками «Гяурко-паша») остановился на шоссе, посреди общей радости и шумнаго говора. Здѣсь окончательно уяснилось стратегическое и моральное значеніе дубнякской побѣды: мотивируя свою сдачу, телишскій паша, между прочимъ говорилъ:
— Если мой начальникъ (дубнякскій паша) сдался, то почему же и мнѣ не капитулировать?!
Около часа времени войска простояли на шоссе въ ожиданіи плѣнныхъ; наконецъ, показалась небольшая кучка, а позади длинная колонна семи таборовъ. Впереди, на жалкой клячѣ, ѣхалъ паша, въ сопровожденіи своихъ пѣшихъ слугъ и адъютантовъ. Наружность паши была далеко непредставительна…
Подъѣхавъ къ генералу Гурко, онъ, съ веселой улыбкой, раскланялся, объяснилъ, что онъ очень плохо говоритъ по французски, и затѣмъ, черезъ переводчика, перечислилъ составъ гарнизона.
Послѣ того паша, въ сопровожденіи офицера, отправленъ былъ въ Горній Дубнякъ. Таборы двигались вслѣдъ за пашою одинъ за другимъ, между шпалерами изъ л.-гв. московскаго полка, который конвоировалъ ихъ къ мѣсту ночлега — большому редуту у Дубняка, занятому нами 12 октября. Офицеры (числомъ до 100) были выдѣлены и провели ночь особо, на бивакѣ.
Плѣнные принадлежали преимущественно къ низаму и редифу; было, впрочемъ, и два батальона мустахфиза. Особенно подавляющаго впечатлѣнія на лицахъ не было замѣтно: напротивъ, многіе курили, смѣялись, а офицеры положительно радовались, что избавляются, наконецъ, отъ бѣдствій войны. Здѣсь же забрано было пять англичанъ-врачей съ бѣлой повязкой на лѣвой рукѣ.
Пропустивъ плѣнныхъ, генералъ Гурко поѣхалъ въ очищенныя турецкія укрѣпленія. Тамъ — обычная картина: убитые, раненные, разорванные на части гранатами люди, бѣгающія лошади и т. п. Особенно насъ поразила масса патроновъ, оставленныхъ турками въ укрѣпленіяхъ: цѣлыя груды ихъ валялись въ деревянныхъ ящикахъ, на протяженіи всего брусствера, а шоссе въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, на протяженіи сажени и болѣе, было сплошь завалено ими, такъ что наши лошади давили ихъ въ огромномъ количествѣ.
Немедленно по занятіи укрѣпленія войсками, генералъ Гурко приказалъ сдѣлать опись всему оставленному турками имуществу, собирать ружья, патроны, скотъ и пр., поставить, гдѣ нужно, караулы и т. п.
Главными нашими трофеями были четыре стальныхъ орудія. Такимъ образомъ, гвардія пріобрѣла уже себѣ восьмиорудійную батарею, съ достаточнымъ количествомъ снарядовъ.
Поздно, въ темнотѣ, генералъ Гурко возвратился къ себѣ, прослѣдовавъ среди безчисленныхъ бивачныхъ огней нашей гвардіи, и могъ спокойно закончить этотъ хорошій день, стоившій намъ только нѣсколькихъ убитыхъ и раненныхъ. Уже теперь начали обнаруживаться слѣдствія нашихъ двухъ побѣдъ на Софійскомъ шоссе: Шефкетъ-паша, двигавшійся съ двѣнадцатью таборами и десятью орудіями къ Телишу, узнавъ о паденіи послѣдняго и Дубняка, быстро повернулъ назадъ и отступилъ передъ нашими конно-гренадерами.
Въ дополненіе къ описанію капитуляціи Телиша, заимствованному нами изъ «Рус. Инв.», приводимъ нѣсколько интересныхъ подробностей изъ берлинской «National Zeitung»: «Когда огонь русскихъ орудій ослабѣлъ, то генералъ Гурко послалъ къ турецкому начальнику, Измаилъ-Хакки-пашѣ, князя Церетелева съ письмомъ, въ которомъ требовалъ сдачи турецкихъ войскъ и присылки для переговоровъ уполномоченнаго высшаго офицера. Паша, повидимому, не понялъ письма генерала Гурко; онъ хотя и прислалъ одного полковника, но безъ всякихъ полномочій. Тогда терпѣніе генерала лопнуло.
— Я даю пашѣ, — сказалъ онъ полковнику, — 20 минутъ срока. Если по истеченіи ихъ я не получу рѣшительнаго отвѣта, то прикажу разбить ваши позиціи въ пухъ и прахъ и не велю давать вамъ пощады. Итакъ, поторопитесь.
Послѣ этого, не прошло еще 20 минутъ, какъ полковникъ вернулся съ желаемымъ отвѣтомъ. Краткое заявленіе генерала Гурко было понятнѣе пашѣ, чѣмъ письмо, и онъ сдался со всѣми своими войсками. Турки въ скоромъ времени положили оружіе и когда это было окончено, то генералъ Гурко велѣлъ спросить пашу, разойдутся ли его солдаты спокойно по домамъ, если онъ подаритъ имъ свободу? Онъ же самъ и его офицеры должны, конечно, остаться военноплѣнными. Измаилъ-паша отвѣчалъ сначала утвердительно, но потомъ тотчасъ же послалъ въ догонку адъютанта и объяснилъ что сами турки желаютъ остаться въ плѣну, такъ какъ если они вернутся на родину, то ихъ снова заберутъ въ солдаты, а они вовсе не желаютъ этого. Такимъ образомъ, въ рукахъ русскихъ осталось около 4.000 плѣнныхъ.
Во время капитуляціи Телиша розыгрался одинъ кровавый эпизодъ. Оба эскадрона черкесовъ только что положили оружіе, какъ вдругъ полтораста изъ нихъ снова схватили его, бросились на лошадей и погнали прочь, надѣясь спастись бѣгствомъ. Стоявшій вблизи гвардейскій Уланскій полкъ устремился за бѣглецами въ погоню: уланы вскорѣ нагнали черкесовъ, но послѣдніе стали сопротивляться и были всѣ изрублены. Полагаютъ, что черкесы рѣшились на эту безумную попытку изъ стыда явиться домой безоружными. Оружіе, какъ извѣстно, переходитъ у нихъ изъ рода въ родъ и между ними попадается много старинныхъ и драгоцѣнныхъ экземпляровъ. Лишиться оружія считается у нихъ крайнимъ безчестіемъ и отъ обезоруженнаго отвертываются съ презрѣніемъ даже его ближайшіе родственники.
Съ занятіемъ Телиша, Горнаго-Дубняка и прочихъ укрѣпленныхъ позицій по софійскому шоссе, устроенныхъ Османомъ пашею для обезпеченія своего отступленія на Софію, турецкая армія, сидѣвшая въ Плевнѣ, была окружена окончательно. Подвозъ провіанта и боевыхъ припасъ для нея съ этого времени прекратился.
Послѣ геройскаго взятія Телиша, войска, находившіеся подъ командою генерала Гурко, составили отдѣльный отрядъ, назначеніе котораго состояло въ занятіи Орханійскаго прохода черезъ Балканы, ведущаго въ Софію. Для обезпеченія успѣха надлежало первоначально освободить отъ непріятеля всю мѣстность, лежащую къ сѣверу отъ орханійскаго прохода, вслѣдствіе этого войска, подъ начальствомъ своего доблестнаго генерала, скоро заняли городъ Врацу, а затѣмъ, въ нѣсколько переходовъ, подошли къ самому проходу.
Ознакомившись съ славною боевою дѣятельностію генерала Гурко, въ нынѣшную войну, сдѣлавшею его имя популярнымъ не только въ отечествѣ, но и во всемъ мірѣ, излишне было бы передавать здѣсь тѣ многочисленные разсказы, въ которыхъ Гурко является храбрымъ, энергичнымъ и умнымъ начальникомъ, заслужившимъ себѣ любовь и уваженіе въ средѣ своихъ боевыхъ товарищей. Такихъ разсказовъ о Гурко, какъ и о Скобелевѣ, существуетъ громадное число; изъ нихъ мы приведемъ только одинъ, лучше всего знакомящій съ необыкновенною храбростью генерала. Этотъ разсказъ заключающій описаніе интереснаго состязанія въ личной храбрости неустрашимыхъ генераловъ Скобелева и Гурко, былъ напечатано въ «Моск. Вѣд.» княземъ Шаховскимъ.
На прощанье съ Дольнимъ Дубникомъ, пишетъ князь Шаховской, мнѣ припомнилась любопытная сцена свиданія генерала Гурко съ генераломъ Скобелевымъ подъ Плевной, имѣвшая мѣсто въ редутѣ Мирковича на Волынской горѣ. Личная храбрость и отвага обоихъ генераловъ не подлежатъ ни дли кого сомнѣнію, а презрѣніе къ опастности Скобелева вошло даже въ поговорку; но тутъ, въ редутѣ Мирковича, обоимъ генераламъ вмѣстѣ пришлось состязаться другъ передъ другомъ въ отвагѣ или выдержать дуэль храбрости. Условившись свидѣться между собою для переговоровъ о выборѣ мѣста для возведенія новыхъ укрѣпленій на позиціяхъ подъ Плевной, генералы Гурко и Скобелевъ назначили мѣстомъ свиданія для себя редутъ Мирковича и съѣхались тамъ, каждый въ сопровожденіи своихъ ординарцевъ, начальниковъ ввѣренныхъ имъ частей и др., такъ что небольшой редутъ наполнился многочисленною свитой обоихъ генераловъ. Этотъ редутъ расположенъ отъ ближайшаго турецкаго укрѣпленія на разстояніи какихъ-нибудь 800—1,000 саж., и турки до того пристрѣлялись къ нему изъ своихъ орудій, что безъ промаха направляли свои снаряды въ самую середину редута, куда съѣхались на свиданіе два генерала. Въ обыкновенное время турки рѣдко стрѣляютъ въ наши укрѣпленія и первые не открываютъ никогда огня изъ орудій, а только изрѣдка отвѣчаютъ на наши выстрѣлы. На этотъ разъ турки, по обыкновенію, разгуливали по своимъ укрѣпленіямъ, иные работали съ лопатами въ рукахъ, другіе сидѣли кучками на насыпи; турецкій офицеръ внутри укрѣпленія разъѣзжалъ верхомъ на бѣлой лошади… Гурко, разговаривая со Скобелевымъ и замѣтивъ эту sans gène турокъ въ такомъ близкомъ разстояніи отъ нашего редута, обратился къ батарейному командиру съ приказаніемъ: «дать по нимъ залпъ изъ двухъ орудій!» Залпъ былъ данъ, и турки мгновенно попрятались за насыпью; но черезъ минуту снова появились съ лопатами на поверхности укрѣпленія. Но вотъ на ихъ сторонѣ показался бѣлый дымокъ. «Ложись!» раздался крикъ дежурнаго фейерверкера, и все что было въ редутѣ кинулось на землю; остались на ногахъ только два генерала въ позахъ разговаривающихъ между собою людей. Турецкая граната, съ воемъ, шипомъ и свистомъ разрывая воздухъ, влетѣла въ редутъ и зарылась въ землю по самой серединѣ редута; офицеръ артиллеристъ бросился къ мѣсту упавшаго снаряда, разрылъ землю, вынулъ еще горячую отъ полета, но не разорвавшуюся гранату и положилъ ее на землю передъ генералами. Черезъ минуту раздался новый крикъ «ложись!», и новая граната ворвалась въ редутъ и зарылась рядомъ съ первою. Гурко и Скобелевъ вошли на барбетъ и продолжали при второй гранатѣ, также стоя разговаривать и сохранять хладнокровный видъ другъ передъ другомъ. Турки, если отвѣчаютъ на наши выстрѣлы, то выпускаютъ обыкновенно однимъ выстрѣломъ болѣе того, чѣмъ пущено въ нихъ; поэтому надо было ожидать прибытія третьей гранаты, которая при новомъ крикѣ «ложись» и не замедлила удариться въ землю шагахъ въ пяти отъ бесѣдовавшихъ и какъ разъ впереди ихъ. По счастію, этотъ вновь прибывшій снарядъ не лопнулъ; въ противномъ случаѣ обоихъ генераловъ не было-бы въ живыхъ, такъ какъ осколки лопнувшаго снаряда летятъ впередъ по силѣ энерціи и неминуемо должны были-бы задѣть Гурко и Скобелева. При этой третьей гранатѣ оба генерала были блѣдны, но ни въ чемъ не измѣнили себѣ, сохраняя прежнюю позу и не прерывая бесѣды, какъ будто ни въ чемъ не бывало».
Примѣчанія
править- ↑ «возвещавшаго» — правильно «возвещавшими». — Примечание редактора Викитеки.