Общеизвѣстно изреченіе Гёте: «Кто хочетъ понять поэта — долженъ отправиться въ его отечество». Это положеніе находитъ полное оправданіе особенно по отношенію къ второстепеннымъ поэтамъ. Только немногіе общеевропейскіе писатели доступны пониманію чужеземнаго читателя, подъ какимъ-бы небомъ онъ ни родился, и, будучи національными, возвысились до общечеловѣческаго значенія. Фаустъ — нѣмецъ, Гамлетъ — англичанинъ, Донъ Кихотъ — испанецъ; ни на минуту не перестаютъ они быть представителями своей національности и среды, — но читатель забываетъ, что передъ нимъ нѣмецъ, англичанинъ, испанецъ, — онъ видитъ и чувствуетъ въ нихъ ему родное, и близкое… Если мы, покинувъ исторію, обратимся къ современности и станемъ къ ней присматриваться, то обязательность вышеприведеннаго положенія Гёте станетъ для насъ вполнѣ очевидной. Особенное значеніе пріобрѣтаетъ соблюденіе этого правила въ примѣненіи къ литературамъ, носящимъ яркую печать національныхъ особенностей. Между ними едва-ли не первое мѣсто принадлежитъ нѣмецкой.
Объединеніе Германіи, положивъ конецъ политическому сепаратизму, до извѣстной лишь степени повліяло на литературу. О такой централизаціи ея, какая существуетъ въ Россіи и Франціи, въ Германіи нѣтъ и рѣчи. Условія нѣмецкой жизни, въ противоположность русской и французской, весьма разнообразны, а исторія и преданіе выработали необыкновенную обособленность соціальныхъ группъ и рѣзкое различіе между жителями областей германскаго союза и австрійской имперіи. Нѣмецкій партикуляризмъ въ литературѣ, на который жаловались лучшіе люди прошлаго столѣтія, не прекратилъ своего существованія и до настоящаго времени. Лишь немногимъ писателямъ удалось завоевать общенѣмецкія симпатіи; еще менѣе можно насчитать такихъ, которые пользовались-бы популярностью за границей, и всѣ усилія въ этомъ направленіи остаются почти безплодными. Лишь немногія нѣмецкія драматическія произведенія успѣли занять видное мѣсто въ репертуарѣ другихъ странъ. Наибольшею долею успѣха нѣмецкая драма обязана талантамъ Зудермана и Гауптмана.
Генрихъ Зудерманъ очень популяренъ въ Россіи. Лучшія его драмы не сходятъ съ репертуара столичныхъ и провинціальныхъ сценъ. Гораздо менѣе извѣстенъ, точнѣе мало извѣстенъ у насъ его талантливый современникъ — Гергардъ Гауптманъ. Нѣкоторыя драмы Гауптмана имѣли и имѣютъ громадный успѣхъ. Несмотря на то, что Гауптманъ недавно появился на литературной аренѣ, его имя пользуется въ Германіи громадной популярностью. Независимо отъ успѣха (которому, въ виду возможныхъ случайностей, нельзя придавать рѣшительнаго значенія), Гауптманъ имѣетъ и другія преимущества въ сравненіи съ своими современниками. Талантъ его принадлежитъ къ крупнымъ; онъ въ мѣру импрессіонистъ; кругозоръ этого писателя не поражаетъ широтою, но его воззрѣнія имѣютъ опредѣленный, отчетливо обрисовавшійся характеръ. Въ своихъ драмахъ Гауптманъ касается жгучихъ вопросовъ современной соціальной жизни и пріурочиваетъ фабулу къ опредѣленной территоріи, преимущественно центральной Пруссіи и Берлину. Нѣкоторыя его драмы въ главныхъ дѣйствующихъ лицахъ прекрасно воспроизводятъ діалектическія особенности народной рѣчи. Смѣлость фантазіи, отчетливость въ отдѣлкѣ характеровъ, умѣніе придать драматическому дѣйствію сценичность — всѣ эти качества, отличающія Гауптмана, способны возбудить интересъ къ нему. Если мы еще повторимъ, что этотъ писатель затрогиваетъ важные общественные и соціальные вопросы, что онъ интересуется русской жизнью и литературой — мы исчерпнемъ мотивы, побудившіе насъ посвятить этому писателю нѣсколько страницъ.
I.
правитьЯ прошу читателя ни на минуту не забывать приведенной фразы Гёте, когда будетъ рѣчь о Гауптманѣ. Художественные типы, имъ созданные, въ значительной части имѣютъ мѣстное значеніе и немыслимы въ другихъ странахъ или даже частяхъ Германіи. Другое можно сказать о затрогиваемыхъ вопросахъ, соціальныхъ, общественныхъ и семейныхъ. Они касаются больныхъ мѣстъ общеевропейской жизни. Здѣсь Гауптманъ стоитъ на высотѣ своей задачи.
Огромный успѣхъ имѣла соціальная драма: «Ткачи». Она выдержала одиннадцать изданій и долго будетъ фигурировать въ репертуарѣ нѣмецкихъ театровъ. Фабула весьма несложная: Гауптманъ воспроизводитъ исторію стачки рабочихъ, сопровождавшейся крупными безпорядками и усмиренной военной силою. Необыкновенно искусно раскрываетъ онъ намъ причины недовольства рабочихъ: злоупотребленія фабриканта и его служащихъ, низкая плата, вычеты и штрафы, тяжелыя семейныя условія рабочихъ, агитація наиболѣе энергичныхъ и бойкихъ изъ нихъ. Гауптманъ, не переходя въ сатиру, изобразилъ безвыходное положеніе сѣрой толпы, предоставленной своей участи, не имѣющей нигдѣ точки опоры, такъ какъ она чувствуетъ эксплоатацію повсюду, даже со стороны своихъ духовныхъ пастырей, ограничивающихся формальнымъ исполненіемъ своихъ обязанностей. Этотъ вулканическій взрывъ темной сѣрой массы, исподоволь подготовлявшійся, изображенъ Гауптманомъ въ необыкновенно яркихъ и выразительныхъ чертахъ. Поэтъ, умѣетъ оріентироваться въ кажущемся однообразіи сѣрой толпы. Онъ выводитъ на сцену людей, принадлежащихъ на первый взглядъ къ одной разновидности и отмѣчаетъ ихъ индивидуальныя и типическія особенности. Равнымъ образомъ вполнѣ объективно, безъ преувеличенія и пристрастія, изображены представители капитала и буржуазіи съ ихъ характернымъ жестокосердіемъ, неумолимостью, малодушіемъ и трусостью. «Ткачи» — превосходная драма, картина революціоннаго движенія, рисующая положеніе нѣмецкихъ рабочихъ въ недавнемъ прошломъ и, пожалуй, до извѣстной степени и въ настоящее время. Жаль только, что дѣйствующія лица говорятъ своеобразнымъ діалектомъ, представляющимъ значительныя трудности и для актеровъ, и для зрителей, переводъ-же этой драмы по той-же причинѣ немыслимъ, такъ какъ невозможно передать на иностранномъ языкѣ характерныя особенности этого говора.
«Ткачи» лишены опредѣленной тенденціи. Драма воспроизводитъ важный моментъ общественной и экономической жизни и заставляетъ призадуматься надъ тяготѣющимъ на европейскомъ западѣ рабочимъ вопросомъ. «Ткачи» имѣли громадный успѣхъ на сценѣ. Не трудно понять, почему именно: жгучая злоба дня изображена на сценѣ во всемъ ея ужасномъ трагизмѣ.
Читая драму, о которой идетъ рѣчь, вы выносите убѣжденіе, что авторъ обладаетъ необыкновенно конкретнымъ художественнымъ талантомъ. Его сила въ живомъ, наглядномъ изображеніи лицъ и происшествій. Вопросъ о философской подготовкѣ автора остается открытымъ. На него вамъ дадутъ отвѣтъ другія произведенія Гауптмана, особенно «До восхода солнца» (Vor Sonnenaufgang). Здѣсь разрѣшается съ поразительной простотой, если не сказать больше, вопросъ объ алкоголизмѣ и его вліяніи на семейную жизнь. Мы имѣемъ дѣло съ практической философіей автора и можемъ лишь отмѣтить полную нормальность его воззрѣній и… полную несостоятельность его художественнаго произведенія.
Гауптманъ вводитъ своего героя Лота, писателя по вопросамъ политической экономіи и народнаго хозяйства, въ семью его друга, усердно предающуюся въ лицѣ отца, замужней дочери и зятя, поклоненію Бахусу. Остается непричастной этому пороку меньшая сестра — Елена, которая унаслѣдовала отъ своего отца значительную долю истеріи. Эта-то дѣвушка искренно увлекается Лотомъ, благородными идеями, имъ проповѣдуемыми, и объясняется ему въ любви, узнавъ, что молодой человѣкъ находитъ вполнѣ естественнымъ, чтобы женщина сама сдѣлала первый шагъ. Лотъ отвѣчаетъ ей полной взаимностью, и Елена каждую минуту все болѣе и болѣе привязывается къ своему жениху. Но Лотъ, повидимому, совершенно забылъ о томъ, что отъ своей будущей подруги жизни онъ требуетъ главнымъ образомъ здоровья физическаго и нравственнаго и что, по его понятіямъ, Елена, какъ дочь алкоголика, таковымъ обладать не можетъ. Это разъясняетъ и подчеркиваетъ ему пріятель-докторъ, и Лотъ спасается отъ своей невѣсты бѣгствомъ, предоставляя ее вѣрной гибели въ испорченной до послѣдней возможности атмосферѣ. Нравоученіе очевидно: человѣкъ, желающій, подобно Лоту, имѣть здоровое и цвѣтущее потомство, долженъ избѣгать семья, гдѣ господствуетъ порокъ пьянства. Съ этимъ нельзя не согласиться. Но можно-ли стать на сторону героя драмы, бросающаго любящую его и во многихъ отношеніяхъ прекрасную дѣвушку на произволъ судьбы или, вѣрнѣе, на вѣрную гибель? Предоставляю самому читателю отвѣтить на этотъ вопросъ, разрѣшенный Гауптманомъ въ духѣ исключительнаго поклоненія семейному началу. Кто знаетъ, насколько алкоголизмъ далъ-бы себя чувствовать въ потомствѣ Лота отъ Елены? Оберегая себя и свое предполагаемое потомство, Лотъ не задумываясь погубилъ человѣка.
Повидимому, Гауптманъ, неудачно справившись съ вопросомъ, поставленнымъ прямолинейно и тенденціозно, рѣшилъ старательно избѣгать философскихъ темъ на сценѣ. Онъ довольствуется изображеніемъ характеровъ, семейныхъ отношеній и небольшихъ эпизодовъ общественной жизни. Здѣсь онъ является психологомъ по преимуществу.
II.
правитьПечать необыкновенной жизненной правды лежитъ на «Праздникѣ примиренья». Передъ вами исторія семьи, расшатавшейся и разбитой. Ученый докторъ, вступившій въ неравный бракъ съ молодой ограниченной дѣвушкой, сдѣлалъ несчастными себя, жену и дѣтей. Супруги разошлись, а дѣти живутъ въ постоянной враждѣ, стоя на сторонѣ то отца, то матери. И вотъ въ канунъ Рождества семья съѣхалась подъ родной кровъ съ искреннимъ намѣреніемъ примириться и забыть прошедшее. А причины розни и несогласія дѣйствительно глубоки. Старшій сынъ, услышавъ однажды легкомысленный отзывъ отца о матери, далъ ему пощечину… Жена не могла простить его высокомѣрнаго съ нею обращенія, дѣти имѣли съ родителями счеты, находя ихъ отношеніе эгоистичнымъ и жестокосерднымъ — словомъ, во всей семьѣ царили разладъ и несогласіе. Добрыми геніями дома являлись родственницы семьи, мать и дочь Бюхнеры, употребляющія всѣ усилія, чтобы сдѣлать существованіе сколько-нибудь сноснымъ. И вотъ въ освященный преданіемъ, дорогой для нѣмца день, собирается вся семья въ надеждѣ на примиреніе. Дѣйствительно: сначала кажется, что прекрасные планы семьи готовы осуществиться: отецъ примиряется съ сыномъ, братья подаютъ другъ другу руки; старшій братъ дѣлается женихомъ чудной дѣвушки Иды Бюхнеръ. Но не долго продолжается иллюзія: старые счеты выплываютъ. Зависть и ревность младшаго брата, вызываютъ гнѣвъ отца, которому этотъ взрывъ негодованія стоитъ смертельной болѣзни. Карточное зданіе мира рушилось — все распалось по швамъ; изъ всей семьи уцѣлѣлъ лишь старшій братъ, котораго спасаетъ любовь прелестной дѣвушки, готовой на всѣ жертвы, всѣ лишенія для любимаго человѣка. И читатель вѣритъ, что чуткая Ида, нѣжно прислушивающаяся къ запросамъ, предъявляемымъ больной душой жениха, чувствующая все, что въ немъ происходитъ, выведетъ его на торную дорогу, сумѣетъ предохранить его отъ участи отца. «Праздникъ мира» — потрясающая картина, воспроизводящая семейную трагедію, скрытую отъ глазъ посторонняго наблюдателя, но обусловливающую столько общественныхъ и соціальныхъ недуговъ.
«Friedensfest» — трагедія событій, обусловленныхъ конфликтомъ характеровъ, которые не могутъ существовать вмѣстѣ, такъ какъ ихъ эгоизмъ допускаетъ лишь подчиненіе воли другого, а не уступки. «Одинокіе люди» — трагедія благородныхъ характеровъ, которые гибнутъ лишь потому, что жертва, ими приносимая, превосходитъ силы, которыми они обладаютъ. Сюжетъ интересенъ, между прочимъ, и потому, что героиней является русская нѣмка, получающая высшее образованіе въ Швейцаріи, любительница русской музыки и литературы, особенная поклонница Гаршина. Эта дѣвушка случайно попадаетъ въ буржуазную семью, свѣтящейся точкой которой является молодой ученый, который положительно задыхается въ будничной семейной жизни. Его добрая, кроткая жена Далека отъ какихъ-либо научныхъ, литературныхъ и художественныхъ интересовъ. Родители молодого ученаго желали-бы видѣть своего сына пристроившимся солиднымъ гражданиномъ и тѣ-же стремленія и надежды питаетъ и добродушная жена. И вотъ, встрѣтивъ на пути своемъ умную, образованную и милую дѣвушку съ кругозоромъ, изобличающимъ въ ней знакомство съ наиболѣе интеллигентной въ Европѣ средой русскихъ образованныхъ женщина), ученый самъ того не замѣчая, увлекается ею и привязывается. Въ отношеніяхъ молодыхъ людей нѣтъ ничего предосудительнаго, но злые языки не могутъ примириться съ ихъ дружбой, и Добрая въ сущности семья начинаетъ ненавидѣть молодую дѣвушку. Скоро и молодой хозяинъ приходитъ къ убѣжденію, что для возстановленія нарушеннаго равновѣсія ему необходимо разстаться съ Анной. Съ отчаяніемъ рѣшается онъ отпустить горячо любимую дѣвушку, чувствуя, что единственный свѣтлый лучъ въ его жизни пропалъ безвозвратно. Онъ кончаетъ самоубійствомъ. Контрастъ между средой и индивидуумомъ оттѣненъ въ этой драмѣ Гауптмана превосходно. Дѣло въ томъ, что и герои не ангелъ и его окружающіе не демоны. Герой страстный, но слабый человѣкъ, лишенный силы воли, ученый, но не умный человѣкъ. Онъ ни на минуту не забываетъ о своей учености и не возвышается до правильной оцѣнки себя и другихъ; онъ страдаетъ тѣмъ-же, что и его родные, т. е. крайнимъ субъективизмомъ и, такъ сказать, деспотизмомъ. Въ сущности онъ мягкое и доброе существо, созданное для кабинетной ученой дѣятельности, нуждающееся въ поддержкѣ среды. Этого не понимаетъ ни его жена, ни его родители, ни друзья. Жена, глядя на него снизу вверхъ, не въ мѣру высокаго о немъ мнѣнія и считаетъ себя недостойной своего мужа. Сознаніе мнимаго ничтожества отравляетъ душу молодой женщины, которая умѣетъ лишь молчаливо жаловаться на свою судьбу и своимъ подавленнымъ внѣшнимъ видомъ тяжело дѣйствуетъ на окружающихъ. Добродушная старая чета — родители молодого ученаго — искренно любятъ своего сына, но находятъ его нѣсколько страннымъ и полагаютъ, что съ лѣтами онъ броситъ свои чудачества и станетъ приличнымъ гражданиномъ. Между родителями и сыномъ существуетъ одно крупное разногласіе: старики религіозны до ханжества, преданы обрядности и нетерпимы; сынъ относится къ религіознымъ вопросамъ безучастно и даже отрицательно. Упреки родителей, безжалостно подчеркивающихъ всякую неудачу и несчастіе, какъ наказаніе Божіе, приводятъ въ отчаяніе впечатлительнаго и страстнаго молодого человѣка и приближаютъ его къ роковой развязкѣ. Гауптманъ очень искусно успѣлъ соблюсти мѣру въ изображеніи семейной розни и не впалъ въ преувеличеніе, отрѣшившись, какъ и подобаетъ художнику, отъ своихъ личныхъ симпатій.
Мною разсмотрѣны наиболѣе важныя произведенія Гауптмана. Къ нимъ слѣдовало еще присоединить «Ганнеле». Но этой драматической фантазіи «Сѣверный Вѣстникъ» посвятилъ обстоятельную статью[1]. Ограничусь лишь замѣчаніемъ, что «Ганнеле» не отличается ни глубиной основной мысли, ни новизной сюжета. Гауптманъ не создалъ въ этой фееріи (я предложилъ-бы такъ называть «Ганнеле») ни одного новаго типа: мы встрѣчаемся со старыми знакомцами: жалкими нищими, благороднымъ учителемъ, жестокосердымъ пьяницей и пр. Вообще «Ганнеле» является довольно сентиментальной мелодрамой въ Вагнеровскомъ вкусѣ.
«College Crarapton» — комедія Гауптмана — очень живо и бойко написана. Центральной фигурой является талантливый художникъ, но жалкій пьяница Крамптонъ. Типъ разбитаго житейскими неудачами таланта является не новымъ, но у Гауптмана онъ обладаетъ нѣсколькими оригинальными чертами. Хороши и второстепенныя лица комедіи: ученикъ Крамптона, дочь художника и нѣкоторыя другія, напр., фактотумъ — слуга Крамптона. Пьеса не лишена и своеобразнаго юмора.
Мнѣ придется окончить свою замѣтку разсмотрѣніемъ двухъ небольшихъ, какъ и всѣ книжки Гауптмана, произведеній, сюжетъ которыхъ заимствованъ изъ жизни простолюдина. Я говорю о комедіи «Бобровая шуба» и двухъ новеллахъ.
«Бобровая шуба» — весьма интересная страница жизни профессіональныхъ воровъ, пріютившихся на берегу Шире. Простой и элементарный самъ по себѣ сюжетъ: случайная кража бобровой шубы — даетъ автору поводъ нарисовать картинку деревенской жизни, вывести на сцену наиболѣе типичныхъ представителей провинціи, начиная съ судьи и кончая литераторомъ, находящимся «подъ наблюденіемъ» начальства. Мы встрѣчаемся здѣсь съ профессіональными ворами, подозрительными полицейскими агентами, разбогатѣвшими бюргерами, самодовольными и самоувѣренными, и погружаемся въ омутъ мелкихъ страстей и интересовъ.
Новеллы Гауптмана очень хороши. Но изъ одной изъ нихъ: «Желѣзнодорожный сторожъ Тиль» онъ могъ-бы извлечь благодарный матеріалъ для драмы. Гауптманъ обладаетъ замѣчательнымъ дарованьемъ придавать индивидуальныя особенности всему, чего онъ касается, точнѣе, подмѣчать и подчеркивать эти особенности. Сторожа Тиля вы не только видите — вы его чувствуете. Гауптманъ дѣлаетъ вполнѣ доступными пониманью читателя чувства бѣднаго отца. Мы понимаемъ, какъ мало по малу, подъ вліяніемъ второй жены, Тиль сталъ относиться безучастно къ своему первенцу, какъ внезапно, подъ вліяніемъ воспоминаній, эти чувства вырвались наружу и привели отца къ жестокой расправѣ съ женою, погубившею его дитя. Не спѣша, не сгущая красокъ, Гауптманъ заставляетъ насъ присутствовать при трагической развязкѣ и чувствовать ея логическую необходимость[2].
То, что до настоящаго времени сказано мною о Гауптманѣ, даетъ мнѣ нѣкоторое право указать на него, какъ на одного изъ талантливѣйшихъ нѣмецкихъ и даже европейскихъ драматурговъ. Гауптманъ — глубокій знатокъ, цѣнитель и любитель народной жизни, съ которой онъ невидимому успѣлъ сродниться. Молодость автора даетъ публикѣ право ожидать отъ него многаго. Талантъ Гауптмана опредѣлился и вылился въ опредѣленную форму. Расширяя, съ теченіемъ времени, свой художественный и философскій кругозоръ, этотъ писатель, быть можетъ, явится свѣжимъ источникомъ въ изсякающемъ творчествѣ европейской поэтической мысли. Qui vivra verra.