Герасим Степанович Лебедев. Русский путешественник-музыкант в Индии в конце XVIII века (Булгаков)

Герасим Степанович Лебедев : Русский путешественник-музыкант в Индии в конце XVIII века
автор Фёдор Ильич Булгаков

Опубл.: 1880. Источник: Исторический вестник, 1880. – Т. 3. - № 11. – С. 515-524. memoirs.ru

При составлении настоящаго очерка, мы пользовались любезно предоставленными в наше распоряжение рукописными документами, принадлежащими князю П. П. Вяземскому. Вот перечень и содержание этих любопытных документов, заключающихся в пяти больших переплетенных тетрадях: 1) Memorandum на-английском языке, вкратце представляющий все превратности судьбы, постигшия Лебедева во время пребывания его в Индии. В той же тетради помещен перевод на бенгальский язык комедии «Притворство», параллельно с английским переводом и русской транскрипцией. 2) Переписка Лебедева по поводу уничтожения построеннаго им в Калькутте театра: на русском языке — обширное письмо к отцу Андрею Афанасьевичу Самборскому; письмо к полномочному посланнику в Лондоне графу С. Р. Воронцову и письмо к о. Якову Ивановичу Смирнову; на английском языке—переписка с местными судебными местами. 3) 3-я тетрадь заключает в себе обширный труд, нечто в роде сравнительной грамматики и словаря в области языков гиндустани, бенгальскаго, английскаго и русскаго; индийский календарь и изложение арифметических действий. 4) Не менее обширный труд, свидетельствующий о замечательной усидчивости и любознательности Лебедева, представляет собою подстрочный перевод с русской транскрипцией «Бидде Шундор» (Красота Мудрости), сочинения «Брагмена Шри Бгарот. Чондро Рай, по просьбе Бордгманскаго государя, именуемаго Бир-Шинго, на бракосочетание его дочери Бидде Шундор». 5) 5-я тетрадь заключает в себе любопытная афиши и воззвания к местной публике поощрить предприятие Лебедева посещением его театра, а также изложение пьесы ,,Притворство", на бенгальском и английском языках. Сверх того, материалом служила нам книга, составленная Лебедевым и изданная им в 1805 году, в Петербурге, в его типографии, по «высочайшей воле» Александра I, под заглавием «Безпристрастное созерцание систем восточной Индии Брагменов, священных обрядов их и народных обычаев, всеавгустейшему монарху посвященное».

Происхождение Г. С. Лебедева. — Образование его. — Путешествие по Европе. — Путешествие в Индии. — Пребывание в Мадрасе в качестве заезжаго музыканта. — Переселение в Калькуту. — Занятия Лебедева туземными языками. — Переведенныя им драмы. — Сюжет драмы «Притворство». — Артистический такт Лебедева. — Первое представление драмы на бенгальском языке в театре Лебедева. — Успех Лебедева и план устроить зрелища на английском и бенгальском языках. — Интрига против Лебедева со стороны содержателя английскаго театра. — Декоратор Иосиф Баттль является орудием этой интриги. — План сжечь театр Лебедева. — Нарушение контракта актерами. — Проволочки в местных судебных инстанциях. — Кляузническая система врагов Лебедева. — Эпизод в полицейском суде. — Письмо к о. А. Ф. Самборскому. — Завещание Лебедева. — Труды и заслуги Лебедева. — Извлечение из письма его к графу С. Р. Воронцову и к о. Я. И. Смирнову.

ЕКАТЕРИНИНСКАЯ эпоха, открывшая столько разнообразных путей к предприимчивости русских людей, выдвинула не мало полезных слуг государства и общества, в лице так называемых самоучек, деятельность которых, хотя и не ознаменавалась громкими военными или гражданскими подвигами, тем не менее вполне заслуживает внимания потомства. К числу таких самоучек принадлежит и Герасим Степанович Лебедев, имя до сих пор остававшееся почти неизвестным. Уцелевшия, им самим составленныя, записки о путешествии и пребывании его в Индии, рисуют перед нами начитаннаго человека, любознательнаго наблюдателя и, в своем роде, типическаго выразителя духа предприимчивости того времени. К сожалению, отрывочныя биографическия сведения, разбросанныя в записках, не дают возможности представить в полном виде его жизнь и деятельность. Но и по ним уже можно судить о Лебедеве, как о замечательном русском человеке XVIII и начала XIX столетия.

По происхождению ярославец, Герасим Степанович Лебедев, из «духовнаго, куцно и благороднаго» звания, родился в 1749 г. По какому-то, неизвестно, «насильственному утеснению» его отца, Лебедев оставался без всякаго образования и только на пятнадцатом году выучился грамоте и «случайно музыкальному искусству». Это последнее и составило дальнейшую судьбу Лебедева. С ранних лет он возымел страсть к путешествию по чужим землям. Отправлявшееся в 1775 году в Неаполь русское посольство доставило случай Лебедеву привести своё давнишнее желание в исполнение. Но так как военная действия австрийцев и пруссаков задержали наше посольство в Вене более года, то Лебедев решился, продолжать свое путешествие уже на собственный риск, возлагая все упования на своё «музыкальное искусство». К тому же тогдашний русский посол при венском дворе князь Голицын и назначенный в Неаполь граф (впоследствии князь) А. К. Разумовский снабдили Лебедева рекомендательными письмами к разным высокопоставленным особам.

В 1782 году Лебедев прибыл в Париж и тогда же был представлен «графу и графине Северным», находившимся там великому князу Павлу Петровичу и великой княгине Марии Феодоровне. В период пребывания своего во Франции, Лебедев, кроме Парижа, проживал еще в Этюпе близ Монпельяра. Затем Г. С. Лебедев отправился в Лондон и отсюда уже в 1785 году решился ехать в Восточную Индию. Вот все, что известно пока о путешествии Лебедева по Европе. Мы не знаем даже, где и насколько усвоил он европейские языки, из которых, судя по его запискам, он владел в особенности английским.

Гораздо более подробностей представляют вышеупомянутыя записки Лебедева, относительно его путешествия и пребывания в Индии. По словам этого «буреборственнаго путешественника в пользу отечества», как он сам себя называет, задуманное им предприятиe узнать страны и народы Восточной Индии казалось ему верным уже потому, что страны эти, помимо природных богатств и их всемирнаго значения в торговом отношении, составляют «ту первенствующую часть света», из которой разселился род человеческий по «лицу земнаго круга». Точно также нашего соотечественника увлекало желание на месте ознакомиться с «шамскритским» (санскритским) языком, имеющим «весьма ощутительное сходство» не только с азиатскими, но и с европейскими языками. Едва ли нужно пояснять, с какими трудностями сопряжено было это далекое путешествие для человека, не располагавшаго ни средствами, ни образовательною подготовкою, не знавшаго местных языков и подвергавшегося всевозможным случайностям в чуждой для него обстановке. Тем не менее любознательность сделала свое дело.

12-го февраля 1785 года, Г. С. Лебедев сел на английский корабль ост-индской компании «Родней» и 15-го августа того же года прибыл к городу Мадрасу. Здесь, кажется, благодаря особому покровительству цесаревича Павла Петровича^[1], Лебедев встретил любезный прием со стороны местной власти. Градоначальник Мадраса (town major) Уильям Сиденгэм, узнав о музыкальных дарованиях русскаго авантюриста, предложил ему заключить контракт на два года, по которому Лебедев, за музыкальныя увеселения, устроиваемыя им, сверх сбора, получал бы определенную годовую плату в 200 фунтов стерлингов. Лебедев согласился и, как сам он замечает в обеих записках, условленные два года его пребывания в Мадрасе, протекли для него в довольстве и «гармонии» (harmonically); Но ободренный этою первою удачею, русский путешественник не удовольствовался слишком скромною ролью заезжаго музыканта. К тому же общая молва признавала Бенгальскую землю более просторным поприщем, чем Мадрас, для деятельности «предприимчивой расы авантюристов». Помимо расширения круга своих сведений, Лебедеву здесь представлялся случай улучшить и упрочить свое материальное положение. Таким образом он и решился в 1787 году покинуть Мадрас и направился в Калькуту.

В этом городе, действительно, его предприимчивости и любознательности открылось просторное поле. Репутация хорошаго музыканта приобрела ему не мало покровителей из местных властей, в числе которых он с особенною признательностью вспоминает в своем Memorandum’е имена Александра Кейда (Кyd), мистера Гэя (Hay), Христофора Грина (Green) и Гэйда (Hyde). Покровительство это, однако, составляло еще далеко не все, что нужно было для успеха предприятия Лебедева в Калькуте. Чтобы быть понятным и иметь успех в местной публике представлялось необходимым примениться к ея вкусам и прежде всего, конечно, ознакомиться с туземным языком. В этом именно отношении Лебедев сначала, в течение двух лет своего пребывания в Калькуте, и не имел удачи; нигде он не мог найти себе такого пандита (ученаго) или переводчика, который взялся бы истолковать ему санскритский алфавит, употребительный в бенгальском языке, как равно не имел он возможности приобрести из книг потребныя ему сведения по этой части. Лебедев уже почти отчаявался в дальнейшем успехе своего артистическаго ремесла, как его «домоправителю» (sircar) удалось подыскать для него учителя из бенгальцев, по имени Шри Голок Нат Диш, который был знаком одинаково с бенгальским языком и с гиндустанским наречием, а также понимал священный санскрит. При этом Голок желал научиться у Лебедева музыки не меньше, чем наш «буреборственный» путешественник приобрести от него знание местных языков. «На следующий же день после нашего перваго свидания, — разсказывает Лебедев, — мы начали, и на мой вопрос — какой из языков наиболее употребительный в стране? — Голок заявил, что, по его мнению, общераспространённым следует считать смешанный гиндустанский говор, который, однако, не имеет ни азбуки, ни грамматики, — такова замкнутость пандитов и брогменов! И потому он предложил мне усвоить санскритскую азбуку, тем более, что в ней я мог найти ключ к неоценимым сокровищам восточных наук и знания».

Начав знакомиться с индустанскими языками, Лебедев «позабыл думать о всем другом и старался со всевозможною рачительностью» достигнуть основательнаго знания. Вскоре он уже перевёл словарь и составил диалоги о разных предметах на бенгальском языке и наречии гиндустани, а затем ознакомился с разговорным языком. Плодом этих занятий был сделанный им перевод с английскаго двух драм: «The Disquise» (Притворство) и «Love is the best Doctor» (Любовь — лучший врач) на верхнебенгальское наpечиe. Не следует, однако, думать, что это был простой перевод пьесы с одного языка на другой, без всякаго отношения к понятиям и вкусам окружавшей автора среды. Напротив, судя по сохранившемуся рукописному оригиналу перевода, в нем Лебедев обнаружил и такт артиста, и понимание местных обычаев и нравов. Так, например, в английском подлиннике действие, развиваемое в драме «Притворство», происходит в Испании; в переводе оно перенесено в Индию; вместо Мадрида и Севильи местом действия служат Калькута и Люккнов. Точно также и действующия лица носят местныя имена. Бголат Бабу (вместо дон-Педро), герой драмы, и Шук Мой (вместо Clara), героиня, питают взаимную любовь друг к другу; но отец ея желает выдать ее замуж за богатаго человека. Бголат убивает этого нареченнаго, и потому должен бежать из Люккнова, откуда он приходит в Калькуту. Здесь Бголат завязывает интригу с другой женщиной, по имени Шуки Муки. Но отец Шук Мой умирает, героиня узнает об интриге своего возлюбленнаго и, переодевшись мужчиной, также является в Калькуту. Под видом мужчины она дружится с Бголат-Бабу, ухаживает за Шуки Муки и таким путем старается расторгнуть связь между ними. В преследовании такого то плана и развивается весь ход драматическаго действия.

При этом Лебедев ввел в обеих драмах мимическия действия и фарсы, соединив с большим искусством пение бенгальцев с аккомпанементом европейской музыки, а вышеназванный Голок подыскал исполнителей для переведенных драм из туземцев. Лебедев же, тем временем получив от губернатора позволение поставить на сцену свои пьесы, построил на последния деньги собственный театр, нарисовал декорации, подготовил актёров — трех женщин и десять мужчин из «дикокажущихся, лицемерных бенгальцев» и столько же певцов, и «в граде Калькуте разнесшаяся весть распустилась в окрестных селениях и откличка в воздухе громко зашумела», так что Лебедев, чтобы удовлетворить любопытных, должен был безотлагательно назначить день дотоле невиданнаго в Калькуте зрелища.

И вот 27 ноября 1795 года впервые была представлена пьеса «Притворство» в одном акте по той причине, что, как говорит Лебедев в своем письме к о. Самбурскому, «весьма мало европейцев за тяжелостью разумеют бенгальский язык и сего ради думали, долгое действие покажется скучным». Пьеса имела огромный успех: «собрание было столь многолюдно, что если бы театр мой, там же замечает Лебедев,—был трижды больше, конечно, был бы наполнен». Вторичное представление «Притворства» уже в полном виде, в трех актах, ободрило настолько русскаго театрала, что он испросил у губернатора разрешение устраивать зрелища не только на бенгальском, но и на английском языке. Позволение было дано, но оно же и поселило в антрепренере местнаго театра английской компании непримиримую ненависть к Лебедеву. «Не вспамятовал я при заботах, говорит он в письме к отцу Самбурскому, — что в купеческом государстве златоблестящая руда, как и сребросияющая кровь в театральных и жадных богатства людях, воспаля ненависть, заставит суетиться, опорочить и повредить иностранцеву похвальному делу и довести его до падения».

Дело в том, что Лебедев, получив вторичное позволение власти, расширил театр пристройкою и подыскивал себе лучших исполнителей ролей и маляра для декораций. Содержатель английскаго театра не приминул воспользоваться этим случаем, чтобы повредить предприятию русскаго конкурента. Орудием был избран Иосиф Баттль, рисовавший декорации в английском театре. Он явился к Лебедеву и предложил свои услуги ему, будто бы разсорившись с английским антрепренером. Лебедев и этому «щеткописателю» и «кистомарателю» был рад, при том же Баттль сумел разыграть роль обиженнаго и обделеннаго своим прежним хозяином. «О будущих наших выигрышах и о неблагосостоянии с его фамилиею», по словам Лебедева, Баттль так «разсказывал искусно-приманчиво, так лукаво, хитро, скорбно, что не привыкшаго обман и плутовства проникать заставил почти прослезиться». В результате Лебедев принял его даже в свои компаньоны по пpeдпpиятию. 1-го июня 1796 года они заключили формальный контракт и Иосиф Баттль начал распоряжаться в новом театре в угоду своему прежнему хозяину. Но доверчивый русский театрал еще больше запутался в интригу, взяв к себе двух актеров из европейцев, не считая нескольких туземцев, которые также явились сообщниками Баттля. Баттль постарался удалить прежних служащих у Лебедева, придумывал разныя перемены в декорациях, сопряженныя с излишними расходами и, наконец, в один прекрасный день совсем было сжег здание театра. Вот как разсказывает сам Лебедев об этом в письме к отцу Самбурскому.

Однажды работник, по приказанию Баттля поставил в глиняном горшке на огонь около пуда смолы, а сам вышел из комнаты, где было все приготовлено для сцены. Об этом никто не знал, пока растопившаяся смола не разорвала горшок и не раскинулась по всей комнате. Густой дым от нея «непрозрачным вихрем» влетел в комнаты Лебедева и показавшееся в разных углах пламя привело всех в замешательство. Только благодаря поспешности и усердию работников Лебедева пожар был потушен песком. Через два часа явился в театр и сам Иосиф Баттль и небрежно выслушал жалобную речь своего компаньона об угрожавшем несчастье. Только тогда Лебедев убедился, с кем он имел дело, но было уже поздно. Не дальше, как на следующий день один из местных чиновников, имевший долю в английском театре, под видом дружбы, уведомил Лебедева, что Иосиф Баттль должен десять тысяч рублей и что театр нашего соотечественника может подлежать конфискации. Лукавый же компаньон в тоже время потребовал от Лебедева отдать ему театр в полное распоряжение; иначе он угрожал нарушить контракт. И действительно, 8 октября 1796 года «ширмописатель» Баттль оставил театр и поступил опять к прежнему хозяину. Тоже сделали и ангажированные актеры и актрисы, нисколько не думая возвращать Лебедеву забранныя у него вперед деньги.

Таким образом нашему соотечественнику оставалось только испытать справедливость английскаго колониальнаго суда. Переписка Лебедева по этому поводу с разнаго рода местными судебными инстанциями, действительно, представляет любопытные факты, метко обрисовывающие отношения англичан к насильственно покоренной ими стране.

5-го ноября 1796 года Лебедев обратился письменно к разным лицам власть имущим, с просьбою дать совет, как поступить чужестранцу в настоящем случае. Большая часть из них дали весьма характерный ответ, который сводится к тому, что приобретенная русским театралом известность в короткое время не могла не обратить на себя внимание, и уже одна мысль представлять драмы на бенгальском языке была бы достаточным основанием, чтобы вооружить против него изучающих бенгальский язык, а театру английской компании предоставить все льготы в ущерб чужестранцу. Если же, не смотря на это предостережение, Лебедев все таки доживался бы защиты суда, то в результате ему не только не пришлось бы выиграть свой процесс, но, напротив, в перспективе представлялось полное фиаско и даже личное осуждение. Лебедев тем не менее решился сделать последнюю попытку, обратившись с просьбою о защите к главному судье 4-го февраля 1797 года. Лебедев объяснил ему, что его единственным намерением было и есть, при устройстве зрелищ, без всякаго желания подрывать уже существующий «превосходный» театр, чтобы дать удобный случай учащимся европейцам чрез обращение с гиндустанцами лучше научиться бенгальскому, шанскритскому и другим гиндустанским языкам. Сего ради как ободрителя наук и художеств Лебедев просил главнаго судью о «покровительстве» и «спасти от разорения».Сэр Роберт Чемберс Найт (Knight) хотя и разрешил аудиенцию, но при этом заявил, что свое мнение он объявляет в присутственном месте и приватно совета дать не может.

Вместо удовлетворения по суду, русскому путешественнику довелось лишь безнаказанно перенести все последствия кляузнической системы, пущенной в ход его врагами. 3-го мая 1797 года, он был вытребован в полицейскую канцелярию для уплаты по иску его садовника, через шесть дней последовала новая жалоба от другого лица, 25-го мая против него пишет кляузу им же облагодетельствованный некто Гладуин, 17-го июня подает просьбу его домохозяин и т. д., и т. д., пока наконец но одной жалобе он не был арестован. По всем этим претензиям Лебедев, хотя и был оправдан, но все же враги его добились желаемаго для них результата: они выжили беззащитнаго чужестранца, который, не взирая ни на какия невзгоды, не потерял, однако своей энергии.

Любопытен, между прочим, один эпизод, характеризующий личность Лебедева, а также отчасти нравы калькутскаго суда. Этот эпизод разсказан им самим в своих «Записках». Дело в том, что Лебедев по болезни не мог явиться в полицейскую канцелярию для ответа по жалобе его садовника и, вместо себя, он послал своего серкаря. Европеец уведомил судью о неправильности иска против Лебедева, а серкарь подтвердил, что жалованье садовнику уплачивалось ежемесячно. Судья, неизвестно для чего, потребовал, чтобы серкарь побожился в этом, тогда как индустинский закон запрещал божбу понапрасну. Судья, не долго думая, за неисполнение своего требовашя, собственноручно вытолкал серкаря в шею, хотя последний предлагал уплатить истцу свои деньги, лишь бы избегнуть божбы. Без вины обиженный серкарь разсказал о случившимся Лебедеву. Тогда Лебедев, не обращая внимания на враждебное против него настроение всех, явился к судье англичанину и сделал ему внушение, объявив, что он не имеет права позволять себе подобное варварство по отношению к его слуге, котораго за неисполнение своего требования, судья угрожал высечь и тем самым спас своего слугу от судейскаго гнева.

Вынужденный оставить Калькуту, после двенадцатилетняго пребывания в этом городе, Лебедев в письме от 8-го мая 1797 года, не раз уже упомянутом выше, на имя о. Самбурскаго просил представить о его положении Государю и поддержать его и семью его подпиской или чем нибудь подобным. Мы не приводим этого письма целиком, так как в нем изливается собственно накипевшая горечь русскаго человека, попавшаго в безвыходное и запутанное положение, благодаря обстоятельствам, о которых мы уже говорили. Наиболее интересная сторона этого письма заключается в его завещании распорядиться с деньгами, какия мог бы получить о. Самбурский от публикации его письма.

«По заплате издержек, — говорит Лебедев, — разделить собранныя за oное деньги на четыре части, одну часть в воспитательный дом для воспитания бедных детей; другую в Лондон, в посланническую церковь, священнику Якову Ивановичу Смирнову, для помочи таковым несчастным студентам, или кои достойны обучения и которые на малое жалованье не могут хорошо учиться. Третью часть (отдай) отцу моему Стефану и матери моей Прасковье, и четвертую, последнюю часть — двум братьям моим Афонасию и Трефилу и сестре Антониде Стефановым детям Лебедевым. И если отец и мать, наши родители, уже умерли, то их часть, когда не нужно для твоих почтенный пастырь, Андрей Афанасьевич Самбургский, издержек (ибо я думаю, ты уже разбогател), тогда, а не иначе, разделить между помянутыми моими братьями и сестрою».

Оставшись ни с чем, продав за безценок все свое имущество, Лебедев в письме от 23 июля 1797 года на имя графа С. Р. Воронцова, полномочнаго посланника в Лондоне, обращается с просьбою о покровительстве и поддержке за свои труды, которые, по словам Лебедева, «служат не ради чтения только одного, но не меньше ради сношения с таковыми восточными народами, с которыми Россия, может не имела никогда переписок». Труды эти заключаются в толковом изложении индейской азбуки, словаря, грамматики, арифметики и календаря, так что будущим путешественникам в Индии и «любителям словесности» представлялось в них замечательное по тому времени пособие к основательному знакомству с местными языками и обыденными воззрениями туземцев. Лебедеву же принадлежит честь впервые знакомить и Европу с грамматикой смешанных индийских диалектов, какой она не имела до 1801 года, когда эта грамматика была издана его «собственным рачением и иждивением» в Лондоне. Что касается вышеупомянутых переводов драм с английскаго на бенгальский язык, то они и до сих пор не потеряли значения и для изучающих бенгальский язык, одинаково русских и англичан, могли бы служить прекрасным методическим пособием, зрело продуманным и весьма ясно составленным. Мы позволим себе сказать даже, что здесь отчасти предвосхищена знаменитая метода изучения языков, изобретенная Робертсоном. Наконец, за Лебедевым остается право на признательность потомства еще и потому, что в его сочинении «Безпристрастное созерцание систем Восточной Индии», напечатанном в 1805 году, приведены впервые верныя сведения о странах и народах этой части Азии, а их бытовых условиях и политическом состоянии, под владычеством англичан.

Чтобы как нибудь выпутаться из постигшей его беды, Лебедев, в письме к графу Воронцову делает следующее предложение, свидетельствующее о его находчивости и предприимчивости. «Хоша я, — пишет Лебедев, — до голи почти раззорен; только из подданных России здесь находящихся при желании помочь исправить мое состояние присоветовано ваше сиятельство просить исходатайствовать два паспорта ради тремастных двух кораблей или двумастных, если через Индию проходить позволяется, чтоб оные под флагом российским и с должными привилегиями из Индии, из реки Гангам (Ganga) из Восточнаго и Средиземнаго океана по выходе, через Балтическое море, мною введены могли быть в Неву, и чтоб оные (паспорты), как можно скорее, вы благоволили ко мне переслать: дабы могъ закупить товары, в разных местах в такое время, в какое готовые продаются гораздо дешевле». «Я знаком с купцами разных гиндустанских городов, через которых в теперешнее военное время могу закупить товары так дешево, что покажется невероятно, если бы здесь о цене вам объявил. И когда угодно нравиться почтеннаго общества щеголихам, и щеголям, благоволите предложить о подписке для 20.000 рублей и, при пересылке, прикажите, чтоб за товары деньги были плачены мною, позволя, по привозе в Poccию, кроме доли моей, иметь со ста двадцать процентов». О том же Лебедев просит ходатайствовать и священника Я. И. Смирнова, добавляя, что, если предприятие это удастся, он заранее назначает пять процентов из двадцати «за труды отеческие и матернюю скорбь дочери (Смирнова)». Наконец, в заключение того же письма он просит уведомить, «царствует ли, как при Великой Екатерине, у нас добродетель и награждаются ли достойно заслуги, или порокам люди порабощены?»

Мы не знаем, имело ли успех приведенное ходатайство Лебедева, как и вообще его дальнейшая судьба остается неизвестной, по крайней мере, насколько можно судить но находящимся в нашем распоряжении документам. Факт, однако, тот, что Лебедев впоследствии жил в Петербурге и имел свою типографию не из второстепенных, как показывает вышеупомянутое им изданное «Безпристрастное созерцание системы Восточной Индии».

Но и то, что пока известно о Лебедеве, нам кажется достаточным, чтобы заслуги этого предприимчиваго и даровитаго русскаго человека, обязаннаго своим образованием только себе, не были забыты его соотечественниками. Нам остается разве выразить уверенность, что владетели документов, относящихся к Г. С. Лебедеву, не преминут дополнить настоящий очерк, осветить дальнейшую судьбу этой в своем роде замечательной личности.

Ф. Булгаков.

1. Об этом покровительстве, хотя и не по данному поводу, Г. С. Лебедев упоминает, между прочим, в нижеприводимом письме к графу С. Р. Воронцову.