Генрихъ Шлиманъ.
правитьЛѣтъ за 850 до P. X. подъ вѣчно яснымъ небомъ Греціи жилъ Гомеръ. Пѣсни его, въ которыхъ онъ прославлялъ и воспѣвалъ древнихъ героевъ, еще и теперь изучаются въ школахъ и считаются образцовыми поэтическими произведеніями. Но долгое время ученые полагали, что то, о чемъ разсказываетъ въ нихъ Гомеръ, — есть вымыселъ; многіе, напримѣръ, не вѣрили, чтобы когда либо въ дѣйствительности существовала Троя, — городъ, о которомъ Гомеръ повѣствуетъ въ своихъ пѣсняхъ, и который, по его словамъ, выдержалъ десятилѣтнюю осаду грековъ, но въ концѣ концовъ былъ ими разрушенъ.
Только въ послѣднее время ученымъ удалось выяснить, благодаря усиліямъ отважнаго археолога — Генриха Шлимана, что Троя дѣйствительно существовала.
Жизнь этого ученаго такъ богата самыми разнообразными приключеніями, что вполнѣ заслуживаетъ того, чтобы разсказать объ ней.
Шлиманъ родился 6-го января 1822 г. въ маленькомъ городкѣ Нейлуковѣ, въ Мекленбургъ-Шверинѣ, гдѣ отецъ его былъ священникомъ.
Отецъ Генриха очень интересовался древней исторіей и часто съ воодушевленіемъ разсказывалъ мальчику о геройскихъ подвигахъ древнихъ грековъ, и сынъ его всегда съ увлеченіемъ слушалъ эти разсказы.
Въ это время какъ разъ производились раскопки Геркулана и Помпеи, городовъ засыпанныхъ нѣкогда изверженіемъ Везувія и похороненныхъ подъ его пепломъ, и отецъ Генриха съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдилъ за этими раскопками. Склонность его къ древней исторіи передалась и мальчику, въ которомъ тогда уже пробуждалось стремленіе къ изученію древняго міра. Часто, въ горячихъ спорахъ съ отцомъ, утверждалъ онъ, что такой большой городъ, какимъ была по описанію древнихъ писателей Троя, не могъ исчезнуть безслѣдно и что онъ, по всей вѣроятности, только засыпанъ пылью вѣковъ. И хотя отецъ не соглашался съ этимъ мнѣніемъ, Генрихъ всякій разъ заканчивалъ свой споръ слѣдующими словами:
— Я непремѣнно откопаю Трою!
Но только на пятидесятомъ году жизни удалось ему осуществить эту мечту, которой онъ оставался вѣренъ въ продолженіе всей своей жизни, не взирая на всѣ тѣ невзгоды, которыя ему пришлось претерпѣть.
Когда Генриху исполнилось девять лѣтъ, онъ поступилъ въ гимназію; но здѣсь ему удалось пробыть только самое короткое время; надъ его семьей разразилось большое несчастье: она лишилась всякихъ средствъ къ существованію и Генрихъ лишенъ былъ возможности продолжать ученіе въ гимназіи. Ему пришлось отказаться отъ своихъ плановъ относительно будущаго, и для того, чтобы не быть въ тягость родителямъ, онъ поступилъ въ услуженіе къ лавочнику, въ маленькомъ городкѣ Фюрстенбергѣ. Пять съ половиной лѣтъ прослужилъ онъ тамъ. Его работа состояла въ томъ, что онъ отпускалъ покупателямъ селедки, масло, водку, молоко, соль, сахаръ и другіе продукты, и, кромѣ того, долженъ былъ убирать лавку, мести полъ и исполнялъ еще другія хозяйственныя обязанности., Но несмотря на то, что съ пяти часовъ утра и до одиннадцати вечера онъ не имѣлъ ни одной свободной минуты, онъ никогда не переставалъ думать о томъ, какъ бы ему дальше учиться.
Совершенно неожиданно Генрихъ освободился отъ своихъ тяжелыхъ обязанностей, хотя въ первое время обстоятельство, вызвавшее это облегченіе его участи, ничего не принесло ему, кромѣ горя. Онъ поднялъ тяжелую бочку и причинилъ себѣ какое-то тяжелое внутреннее поврежденіе. У него появилось кровохарканье и онъ уже не могъ выполнять тяжелыя работы, вслѣдствіе чего ему пришлось бросить свое мѣсто. Въ полномъ отчаяніи побрелъ онъ пѣшкомъ въ Гамбургъ, гдѣ ему снова удалось устроиться въ какой-то лавкѣ; но, такъ какъ и на этомъ мѣстѣ онъ не могъ исполнять возложенную на него работу вслѣдствіе сильныхъ болей въ груди, то онъ снова лишился мѣста; тогда нужда принудила его взять мѣсто юнги на кораблѣ, отправлявшемся въ Венецуэлу. Еще никогда прежде не приходилось ему такъ бѣдствовать, какъ на этой службѣ; онъ принужденъ былъ даже продать свою единственную верхнюю одежду, для того чтобы пріобрѣсти шерстяное одѣяло, безъ котораго немыслимо было совершать переѣздъ по морю. Нѣсколько дней спустя послѣ ихъ отплытія, разразилась страшная буря и судно было выброшено на песчаныя мели голландскаго острова Тексель. Въ продолженіи девяти часовъ буря бросала изъ стороны въ сторону лодку со спасеннымъ экипажемъ; наконецъ удалось причалить къ берегу. Всю свою жизнь Шлиманъ съ восторгомъ вспоминалъ о той минутѣ, когда онъ и его товарищи увидѣли себя спасенными отъ опасности; ему казалось, что кончились всѣ его горести.
Между тѣмъ наступила суровая зима, а у Шлимана, какъ сказано, не было верхняго платья и онъ сильно страдалъ отъ холода.
Вернувшись изъ этого путешествія, онъ опять очутился безъ занятія и долгое время бѣдствовалъ.
Наконецъ, благодаря содѣйствію одного богача изъ Гамбурга, онъ получилъ мѣсто разсыльнаго при конторѣ, правда, съ очень скромнымъ жалованьемъ, но за то у него оказалось довольно много свободнаго времени, которое онъ и употреблялъ на то, чтобы учиться. Прежде всего онъ взялъ около двадцати уроковъ чисто писанія, съ цѣлью пріобрѣсти четкій почеркъ, потомъ онъ съ замѣчательнымъ прилежаніемъ принялся изучать различные языки. Половину своего жалованья онъ употреблялъ на свое образованіе, другую половину тратилъ на свое скудное пропитаніе.
Жалкая комнатка на чердакѣ, въ которой зимой онъ дрожалъ отъ холода, а лѣтомъ изнывалъ отъ жары, служила ему жильемъ. Завтракъ его состоялъ изъ каши, на обѣдъ онъ тратилъ гроши. "Но, — говоритъ онъ въ своей автобіографіи, — «ничто такъ не поощряетъ къ образованію, какъ нужда и непоколебимое стремленіе выбиться изъ нужды съ помощью упорнаго труда».
Прежде всего онъ приступилъ къ изученію англійскаго языка, причемъ придумалъ даже особый способъ изученія его: онъ старался возможно больше читать вслухъ, писалъ по англійски сочиненія и потомъ при помощи своего учителя исправлялъ ихъ. А для того, чтобы привыкнуть къ хорошему произношенію, онъ каждое воскресенье ходилъ въ англійскую церковь. Куда бы его ни посылали по дѣламъ, онъ всегда бралъ съ собой англійскую книгу, и если ему приходилось гдѣ-нибудь дожидаться отвѣта, онъ тотчасъ же вынималъ книгу изъ кармана и поспѣшно принимался заучивать слова.
Такимъ образомъ, въ теченіе полугода ему удалось основательно изучить англійскій языкъ. Затѣмъ онъ постепенно сталъ изучать другіе языки: французскій, итальянскій, испанскій, португальскій и голландскій, и на все это ему потребовалось невѣроятно мало времени. Но эта страсть къ ученію, однако, мѣшала ему какъ слѣдуетъ выполнять свои служебныя обязанности, поэтому его начальство не давало ему никакого повышенія. Наконецъ, ему удалось найти мѣсто въ другой конторѣ, съ большимъ жалованьемъ, а когда начальство убѣдилось въ его трудолюбіи и способностяхъ, то содержаніе его было значительно увеличено. Къ этому времени онъ научился также и русскому языку и въ 1846 г. былъ посланъ въ Петербургъ, гдѣ онъ вскорѣ не только упрочилъ свое положеніе, но и матеріальное благосостояніе своими удачными торговыми предпріятіями. За десять лѣтъ неустанной работы онъ скопилъ себѣ порядочную сумму и рѣшилъ употребить ее на то, чтобы осуществить, наконецъ, свою юношескую мечту и отдаться всецѣло изученію древняго міра. Для этого онъ прежде всего сталъ изучать новогреческій языкъ, а потомъ и старогреческій; раньше онъ не рѣшался предаться изученію греческаго языка изъ боязни, что это любимое занятіе окончательно отвлечетъ его отъ обязанностей службы.
Но, прежде чѣмъ посвятить всю свою жизнь завѣтному дѣлу, Шлиману захотѣлось увидѣть чужіе края, и онъ отправился въ кругосвѣтное плаваніе, которое длилось два года; по возвращеніи изъ путешествія, онъ поселился въ Парижѣ и принялся за подготовительныя работы, необходимыя для его будущихъ изслѣдованій. Наконецъ, въ 1868 г. онъ отправился въ Малую Азію и тамъ, наперекоръ утвержденіямъ и убѣжденіямъ всѣхъ другихъ ученыхъ, началъ свои раскопки но близости отъ того мѣста, гдѣ предполагалась древняя Троя. Послѣ трехлѣтней упорной работы,, послѣ цѣлаго ряда препятствій, неудачъ и разочарованій, ему удалось, наконецъ, такъ глубоко провести свои раскопки почвы, что онъ былъ въ состояніи обнаружить въ послѣдовательныхъ наслоеніяхъ почвы остатки семи поселеній.
Однимъ изъ этихъ наслоеній Шлиманъ особенно заинтересовался, такъ какъ оно носило явные слѣды огромнаго пожарища. И вотъ въ одинъ прекрасный день, когда рабочіе подъ наблюденіемъ Шлимана были заняты раскопками высокой окружной стѣны, они вдругъ наткнулись на большой предметъ странной формы; сквозь трещины въ пластѣ покрывавшей его земли Шлиману почудился блескъ золота. Желая спасти эту цѣнную находку отъ хищническихъ рукъ рабочихъ, изъ которыхъ многіе были замѣчены въ воровствѣ, Шлиманъ тотчасъ же подалъ сигналя, къ полуденному отдыху, хотя время завтрака еще не наступило, и самъ принялся съ лихорадочной поспѣшностью за работу. Передъ нимъ былъ пластъ земли футовъ въ 5 толщины; его надо было спять; это была далеко не легкая работа и къ тому же опасная, такъ какъ старая стѣна, у которой онъ работалъ, могла каждую минуту обрушиться и засыпать его. Онъ благополучно довелъ работу до конца и откопалъ золотой сосудъ. Чего чего только онъ не добылъ изъ подъ земли! Серебряныя вазы, золотые кубки и наконечники копей, сѣкиры, двѣ золотыя діадемы, головные уборы, серьги и браслеты изъ драгоцѣнныхъ металловъ, до 8700 мелкихъ золотыхъ колецъ, пуговицъ и т. д.
Съ научной точки зрѣнія эти, находки были замѣчательно цѣннымъ пріобрѣтеніемъ. Благодаря имъ, удалось возстановить довольно точно образъ жизни людей, давнымъ давно исчезнувшихъ съ лица земли. До самой смерти Шлиманъ продолжалъ свои раскопки; правда, по временамъ ему приходилось прерывать ихъ вслѣдствіе враждебнаго отношенія турецкихъ властей, стремившихся во что бы то ни стало помѣшать Шлиману въ его дѣлѣ. А, между тѣмъ онъ и въ другихъ мѣстностяхъ производилъ раскопки, оказавшіяся не менѣе удачными. Въ 1885 году онъ открылъ цѣлый рядъ царскихъ могилъ, въ которыхъ оказалась богатая коллекція оружія и драгоцѣнностей, а въ 1884—85 г.г. онъ у города Терія откопалъ величественный замокъ съ великолѣпнымъ портикомъ и колоннами, съ чудесной живописью на стѣнахъ; внутри этого замка оказалась масса глиняныхъ сосудовъ, очевидно, очень древнихъ.
Нечего говорить, что Шлиманъ дѣлалъ всѣ эти раскопки не ради денежной выгоды; даже наоборотъ: онъ все свое собственное состояніе употребилъ на то, чтобы извлечъ изъ нѣдръ земли и выставить на свѣтъ Божій этихъ нѣмыхъ свидѣтелей глубокой древности и большинство своихъ коллекцій принесъ въ даръ своей родинѣ, о которой онъ никогда не забывалъ на чужбинѣ. Эти коллекціи выставлены въ Берлинѣ, въ музеѣ народовѣдѣнія, въ нѣсколькихъ залахъ, названныхъ по имени великаго изслѣдователя.
Для Шлимана, съ его живымъ умомъ, отдыха не существовало. Уже на склонѣ лѣтъ занялся онъ изученіемъ турецкаго, арабскаго и древне-еврейскаго языковъ. Во время своихъ путешествій по Египту онъ часто читалъ наизустъ цѣлые отрывки изъ Корана, и темнокожіе сыны пустыни съ нѣмымъ благоговѣніемъ внимали ему.
Точно также, совершенно свободно онъ могъ произносить наизусть большіе отрывки изъ твореній Гомера — своего любимца. Несмотря на то, что въ молодости онъ былъ очень слабаго здоровья, ему удалось закалить себя, отчасти при помощи гимнастическихъ упражненіи, и впослѣдствіи онъ могъ довольно легко переносить всѣ трудности и неудобства, съ которыми связаны такія продолжительныя путешествія, какія онъ предпринималъ.
Смерть застигла его въ тотъ моментъ, когда онъ, преисполненный новыми планами, направлялся изъ Англіи въ Грецію; онъ умеръ въ Неаполѣ на 69 году. Его тѣло погребено въ странѣ, гдѣ при жизни имъ было сдѣлано столько научныхъ открытій, — въ Греціи, и именно въ Аѳинахъ.
Примѣръ Шлимана, осуществившаго высокія цѣли, намѣченныя еще въ ранней юности, ясно показываетъ, что настойчивостью и энергіей, даже при самыхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ, можно добиться своего и проложить себѣ дорогу въ жизни.