Сибирскіе колонизаторы.
правитьII.
Генералъ отъ коммерціи.
править
Банковскіе, акціонерные и иные крахи недавно, сравнительно, стали у насъ на Руси зауряднымъ, будничнымъ явленіемъ; еще очень не далеко то время, когда подобный единичный случай вызывалъ цѣлую бурю толковъ и коментарій не только въ журналистикѣ, но и въ обществѣ. Все сколько-нибудь образованное, грамотное живо интересовалось какъ ходомъ самаго дѣла, такъ и его финаломъ. Всюду слышалось негодованіе на возмутительную нашу халатность, на мазурнически составленные уставы разныхъ учрежденій, предоставлявшихъ полную возможность ловкому «дѣльцу» урвать круглый кушъ сравнительно безнаказанно, ибо еще вопросъ, гдѣ лучше жить: въ Кіевѣ ли, положимъ, на директорскомъ окладѣ въ 6—10 тысячъ рублей въ годъ, или же въ Томскѣ или Иркутскѣ, имѣя «запаснаго капитала» тысячъ триста — пятьсотъ чистенькими? Можетъ быть, это и былъ «вопросъ» для кого-нибудь, думающаго, что и честное имя имѣетъ свою цѣнность, но для нашего героя, Семена Симхи Цукеркопфа, или, какъ значилось на его визитныхъ карточкахъ, Семена Семеновича Кнопфа; знающаго основательно практически ариѳметику до «правила товарищества» включительно, тутъ не могло и быть «вопроса».
Маленькій, черненькій жиденокъ, невѣдомо какими путями, очутился внезапно директоромъ банка въ К--ѣ. Нечего и говорить о его радости: онъ весь сіялъ и въ самое короткое время отпустилъ сабѣ брюшко, по которому прихотливо извивалась массивная золотая цѣпочка съ цѣлой коллекціей брелоковъ. Тогда-то онъ изъ Семена Симхи Цукеркопфа превратился въ Семена Семеновича Кнопфа. Не подумайте, что онъ крестился, — нѣтъ, просто самовольно сталъ такъ называться при новыхъ знакомствахъ, подписывать частную переписку и, какъ мы уже видѣли, и карточки такія завелъ; онъ добился того, что, постепенно, даже близкіе знакомые стали называть его Семеномъ Семеновичемъ. Жилъ онъ припѣваючи года полтора, вѣчно веселый, довольный собой, безпечный, и никто, конечно, не думалъ, что онъ съ перваго же дня своего директорства началъ подумывать о лучшемъ способѣ пріобрѣтенія «запаснаго капитала на черный день».
Однажды, по дѣламъ банка, ему понадобилось съѣздить въ Петербургъ мѣсяца на два, и наканунѣ онъ задалъ пріятелямъ развеселую пирушку, на которой первый тостъ былъ, конечно, за процвѣтаніе банка и за успѣхъ того дѣла, по которому ѣхалъ хлопотать herr Кнопфъ, какъ его величали многочисленные кліенты, колонисты-нѣмцы.
Никто изъ провожавшихъ не предполагалъ, что онъ видитъ милѣйшаго, гостепріимнаго Семена Семеновича въ послѣдній разъ; однако, такъ вышло, — то-есть видѣть-то они его увидѣли, но при какой обстановкѣ!… «Бѣдный» Семенъ Семеновичъ сидѣлъ на скамьѣ подсудимыхъ, а ихъ, провожавшихъ его нѣкогда въ Питеръ съ такимъ весельемъ, вызвали поголовно въ судъ — кого въ качествѣ «прикосновеннаго» лица, кого свидѣтелемъ. Sic transit… и проч.
Случилось это такъ: остановившись въ Питерѣ въ Знаменской гостиницѣ, Семенъ Семеновичъ дѣятельно сталъ приводить въ исполненіе давно обдуманный планъ, не предвѣщавшій ему въ будущемъ ничего, кромѣ денегъ, денегъ и денегъ… Проще сказать, онъ при участіи нѣсколькихъ лицъ, большею частью евреевъ же, сталъ передѣлывать билеты и свидѣтельства своего банка такимъ образомъ, что изъ сторублеваго съ прибавленіемъ одного нуля выходилъ у него тысячерублевый; изъ послѣднихъ тѣмъ же способомъ фабриковалъ десятитысячные и т. д., и дѣло шло такъ успѣшно, что онъ начиналъ уже помышлять о концѣ этого предпріятія, но не успѣлъ: одинъ изъ участниковъ, наживъ тысячъ тридцать на этой операціи, рѣшился, для спасенія своей шкуры, предать благодушнаго Семена Семеновича, и, по его указаніямъ, въ номеръ къ Семену Семеновичу нагрянула полиція какъ разъ во время процесса поддѣлки бумагъ. Всѣхъ арестовали. Долго тянулось слѣдствіе, которое, между прочимъ, открыло интересное обстоятельство, свидѣтельствующее о замѣчательной предусмотрительности нашего героя; едва поступивъ директоромъ и разсматривая уставъ банка, онъ нашелъ, что можетъ, на основаніи его, сразу взять хорошія деньги, что, конечно, и исполнилъ.
Относительно учета векселей въ уставѣ, между прочимъ, было сказано: представленный къ учету вексель купца, хотя бы временнаго по 1-й гильдіи, если на немъ есть бланкъ такого же купца, хотя бы и другого города, банкомъ принимается безъ затрудненія. Сразу сообразивъ, «какъ это понимать нужно», помчался Семенъ Семеновичъ въ родныя Палестины: Шиловъ, Бердичевъ, Минскъ и другія и внесъ за разныхъ Мошекъ, Іосей и Дцекъ пошлины по первой гильдіи, написалъ отъ имени ихъ, какъ купцовъ 1-й гильдіи, массу векселей, за взаимнымъ поручительствомъ, и представилъ, чрезъ подставныхъ же лицъ, для учета въ банкъ, который, на основаніи спеціальнаго параграфа устава, ихъ и учелъ. Заплативъ гроши несчастнымъ 1-й гильдіи купцамъ, этимъ Мошкамъ и Ицкамъ, самъ Семенъ Семеновичъ зашибъ тутъ около четырехсотъ тысячъ рублей, и тогда уже поѣхалъ въ Питеръ, предполагая и другой операціей зашибить столько же, если не больше, а затѣмъ ему грезилась «Америка», гдѣ дѣлаютъ самые лучшіе гешефты въ мірѣ. Хотя дѣло объ этихъ векселяхъ и раскрылось во всѣхъ подробностяхъ и несчастные Мошки и Ицки были посажены своевременно по острогамъ, однако, денегъ этихъ розыскать не могли, — Семенъ Семеновичъ умѣетъ ихъ хорошо прятать.
Наконецъ, насталъ день суда. Семена Семеновича судили по обоимъ дѣламъ сразу. Масса публики осаждала к--ій окружный судъ, желая взглянуть на геніальнаго человѣка. Держался онъ на судѣ необычайно добродушно, съ умиленіемъ слушалъ громовыя рѣчи прокурора, а въ патетическихъ мѣстахъ рѣчи даже вздыхалъ, сочувственно, какъ бы про себя, приговаривая: «Вше такъ было… Какъ они узше знать могють… Много бѣдный народъ потиралъ…» Но это не помѣшало ему топить на судѣ своихъ товарищей по директорству (про Ицекъ и говорить нечего: о нихъ онъ отзывался не иначе какъ съ презрѣніемъ) и, несмотря на тьму ясныхъ и неопровержимыхъ противъ него уликъ, не сознался ни въ чемъ. Его признали виновнымъ и онъ былъ приговоренъ въ поселенію въ Восточную Сибирь, въ мѣста не столь отдаленный, съ лишеніемъ всѣхъ правъ состояніи. Черезъ годъ его уже встрѣчали въ И--кѣ.
Въ И--къ это не былъ уже веселый, безпечный Семенъ Семеновичъ, — нѣтъ, это былъ удрученный горемъ, пострадавшій за чужія вины человѣкъ, рѣшившійся съ твердостью и терпѣніемъ, покориться своей несчастной участи. Въ И--къ онъ прибылъ пока съ одной женой, оставивъ многочисленное семейство на родинѣ, пока самъ «не оглядится», на рукахъ дѣдушки и бабушки. Знакомства сначала онъ заводилъ крайне осмотрительно, съ выдающимися купцами еврейскаго не происхожденія. Никто въ городѣ, довольно многолюдномъ, не обращалъ вниманія на вновь появившагося еврейчика: мало ли ихъ? Между тѣмъ, «еврейчикъ» не дремалъ; онъ зорко присматривался къ нашимъ сибирскимъ порядкамъ, къ служебному персоналу, и не разъ въ душѣ возносилъ благодарственное моленіе Іеговѣ, допустившему его попасть въ эту «обѣтованную землю», по невѣжеству русскихъ, называемую страшнымъ именемъ: «Сибирь!» Съ любовью слѣдилъ онъ за дѣятельностью мѣстныхъ губернскихъ и окружныхъ дореформенныхъ судовъ, въ которыхъ дѣла, напримѣръ, по скупкѣ «хищническаго», или, попросту, краденаго золота тянулись по десяткамъ лѣтъ, несмотря на присутствіе въ дѣлѣ и поличнаго, и ясныхъ свидѣтельскихъ показаній. Нравилась ему и жизнь чиновниковъ, сидѣвшихъ на вліятельныхъ мѣстахъ. Всѣ они жили хорошо, были хлѣбосольны, имѣли хорошее хозяйство. Рядомъ съ этимъ наблюденіемъ онъ сопоставлялъ размѣры ихъ окладовъ и съ радостью узналъ, что рѣдкій получаетъ до полуторы тысячи, а то все больше 600 руб., 750 руб. я 900 руб. въ годъ. Проживали же всѣ по 5—6 тысячъ! Удостовѣрившись въ вѣрности своихъ наблюденій, онъ пришелъ къ убѣжденію въ необходимости завести знакомство съ чиновнымь людомъ, что удалось ему, по мѣстному выраженію, «легче легкаго», ибо всѣ его первые знакомые — зажиточные купцы-евреи — были съ администраціей, не исключая и довольно высокопоставленныхъ особъ, въ самыхъ дружескихъ, даже интимныхъ отношеніяхъ. Когда его новые знакомые, случалось, спрашивали: «за что именно онъ сосланъ», то Семенъ Семеновичъ только вздыхалъ, отиралъ фуляромъ небывалыя слезы и разстроеннымъ голосомъ говорилъ: «Чиво штарыя раны шивилить? Што било — то и есть! Я завсегда могъ бы оправдываться, да рази минь довѣруть, когда такой народъ билъ замѣшенъ?…» И, наклоняясь жъ слушателю, онъ шепталъ на ухо такія имена, что тотъ въ изумленіи вскакивалъ:
— Да не можетъ быть!
— Я вамъ говору — вѣрно! Нужно било кому-нибудь штрадать: «давай мы ентаго еврейчика ушлемъ, богъ изнаетъ куды, — за него вступиться некому…» Ну, и вислали къ вамъ, — съ грустной улыбкой оканчивалъ исповѣдь Семенъ Семеновичъ.
Такого рода бесѣды происходили сначала на нейтральной почвѣ, у общихъ знакомыхъ, богачей-евреевъ, а потомъ знакомство упрочилось. Дѣлалъ Семенъ Семеновичъ, напримѣръ, такъ: вечеромъ одному изъ безчисленныхъ совѣтниковъ, начальниковъ отдѣленій, членовъ суда и т. д., мирно сидящему въ садикѣ за чаемъ, кухарка докладываетъ, что пришелъ къ нему «какой-то незнакомый жидъ».
— А что ему нужно?
— Да повидать васъ хочетъ, — но дѣлу, говоритъ.
— Ну, приведи сюда, въ садъ, эту бестію.
«Бестіей» оказывался Семенъ Семеновичъ, который издали еще начиналъ раскланиваться и, подходя, какъ бы лавировалъ противъ вѣтра.
— А, Семенъ Семеновичъ, какими судьбами?… Али дѣлами сталъ заниматься? Что-жь, валяй! Мы хорошему человѣку рады, — добродушно смѣясь, встрѣтилъ его совѣтникъ, тучный мужчина лѣтъ подъ сорокъ. — Вѣдь такихъ, какъ ты, говорятъ, «осталось двое въ мірѣ, а ты, третій, въ Сибири…» А, правда? — продолжалъ хозяинъ, приглашая садиться Семена Семеновича.
— Въ мірѣ-то, можетъ, што тышечь есть полючи мине; мы люди неболшіе, — садясь на край садовой скамейки, отвѣчалъ Семенъ Семеновичъ. — А я къ вамъ шъ маленькой просьбой: виручите мине! Ви, кажется, курите цигарка?
— Курю, да дороги хорошія-то, канальство, — по неволѣ трубку завелъ… А тебѣ для чего знать?
— Жвольте видѣть, какова абштоятельства: я тоже куру цигарка; синку мой и пришлалъ мине изъ Одесса, шконтрабандомъ, тысячу штукъ, да вше крепкія, а я куру самова легкаго… Цигарка хорошія, дай, думаю, продамъ гашпадину совэтныку, они любять, я слихалъ, загранишны цигарки… Хотите, купайте? Такова товару ни здѣсь не сыщите.
— Коли не дорого возмешь, я, братъ, съ удовольствіемъ… Много-ль ихъ у тебя?
— Я вамъ принесъ польтысячи, а штальныя думаю Александру Ивановичу (прокурору) предлагать: они тоже любители цигарка курить.
— Такъ ты ихъ принесъ съ собой? Ну-ка, давай-ка попробуемъ. Не дороги, говоришь?
— Звѣстно, своя цана зъ васъ надо увзять, да ви шпервоначатія пробуйте, — и Семенъ Семеновичъ поднялся было съ намѣреніемъ пойдти за сигарами, которыя оставилъ въ прихожей.
— Куда ты? Мавра принесетъ, только скажи, гдѣ ты ихъ оставилъ… Мавра! Ну, скорѣй иди сюда!… Принеси тамъ узелокъ въ передней.
Закуривъ сигару, совѣтникъ съ наслажденіемъ вдыхалъ ея ароматъ. По его мнѣнію, сигары были очень хороши. «Красненькихъ полторы, за сотню стоютъ, не меньше», — думалъ про себя
— Ну, што? Ндравятся вамъ цигарки?… Што?
— Ты говори, сколько стоютъ, а хороши или нѣтъ — тебѣ все равно.
— Два шъ пальтинникомъ не будетъ дорого за сотню?
— Только? — изумился покупщикъ. — Да неужели онѣ не дороже тебѣ обошлись?
— Говору, што они шкондрабандомъ; увсякія биваютъ; полюче мы сибѣ вибираемъ.
Совѣтникъ, въ восторгѣ отъ своей покупки, тотчасъ же платитъ деньги за сигары и не знаетъ чѣмъ угостить Семена Семеновича, не подозрѣвая, что тотъ ему за 2 руб. 50 коп. продалъ 20-ти рублевыя сигары, тутъ же въ городѣ купленныя въ лучшемъ магазинѣ. То же выдѣлывалъ онъ и съ другими, могущими пригодиться ему лицами: многосемейному онъ «по случаю» продавалъ за баснословно-дешевую цѣну голландскаго полотна; рьяному охотнику уступалъ «шваво собственнаго ружье аглицкой работы» тоже за безцѣнокъ и добился того, что не прошло и двухъ мѣсяцевъ съ начала его знакомства «въ гашпадами чиновниками», какъ они въ одинъ голосъ твердили: «А что, господа, Кнопфъ, ей-богу, хорошій жидъ! Нѣтъ въ немъ этой скаредности. Давно ли знакомъ, а смотрите: онъ всѣмъ услужить готовъ». И присутствующіе, конечно, единогласно подтверждали этотъ, вполнѣ заслуженный Кнопфомъ, отзывъ.
Убѣдись въ дружескихъ къ нему отношеніяхъ гг. чиновниковъ, Кнопфъ рѣшился однажды объѣхать ихъ всѣхъ и пригласить на именины «шваво супруги». Пріѣхали всѣ и были пріятно удивлены какъ разнообразіемъ водокъ, настоекъ, наливокъ и вина, такъ и богатѣйшею закуской, предшествовавшей обѣду. Самый же обѣдъ превзошелъ ихъ ожиданія, — до того онъ былъ обиленъ и вкусно приготовленъ. Со всѣхъ сторонъ только и раздавалось: «ай да молодчина, Семенъ Семенычъ! Честь тебѣ и слава! И гдѣ только въ это время могъ онъ найдти такую икру?» и проч. Ликующій хозяинъ не выпускалъ бутылки изъ рукъ, обходя неустанно почетныхъ гостей и подливая имъ въ стаканы. Послѣ обѣда онъ представилъ имъ рыжеватаго, молодого еще жидка, одѣтаго очень прилично, по-европейски, съ очень симпатичнымъ, умнымъ лицомъ, отрекомендовавъ его мужемъ своей старшей дочери и пояснивъ, что зять и его жена такъ любятъ «насъ, штариковъ», указывая при этомъ и на жену, полную, съ непомѣрно-развитымъ бюстомъ, въ неизмѣнномъ парикѣ, и не проронивную за все время ни одного слова, еврейку, что «рѣшились ѣхать къ мине въ ссилки». къ этому онъ добавилъ, что у его зятя очень хорошее состояніе и что онъ не прочь бы заняться «дѣломъ», напримѣръ, подрядами; что онъ, Кнопфъ, разсчитываетъ, что «гашпада чиновники», сего благодѣтели", помогутъ «молодому человѣку» осуществить его пламенное желаніе быть полезнымъ краю, его пріютившему, исполненіемъ необыкновенно добросовѣстно всѣхъ обязательствъ, которыя выпадутъ на его долю. «Ждѣсь такъ не шполнятъ, какъ онъ», закончилъ свою рѣчь Кнопфъ, указывая на скромно стоявшаго поодаль своего зятя. Захмѣлѣвшіе гости сочувственно отнеслись къ такому заявленію: «Что-жь, съ Богомъ! Кто что можетъ — для тебя сдѣлаетъ, Семенъ Семеновичъ, потому ты простой, душевный человѣкъ. Мы такихъ любимъ!» Семенъ Семеновичъ, умиленный, кланялся, снова наливалъ въ бокалы шампанскаго и въ свою очередь горячо благодарилъ за милость и вниманіе, ему оказанныя. Одинъ изъ присутствовавшихъ, тотъ самый, который купилъ дешево сигары, даже въ азартъ вошелъ:
— У меня надняхъ будутъ торги, только не знаю, подойдутъ ли, братъ, они тебѣ, — дружески облокотясь на Кнопфа, чуть не на всю комнату оралъ онъ, желая «по секрету» передать ему эту новость, — больно велики: за пол-то-ра-ста тысячъ одинъ подрядецъ! — прокричалъ онъ, растягивая слово «полтораста» и сдѣлавъ особое удареніе на немъ.
Кнопфъ скромно отвѣтилъ, что «было бы дѣло настоящее, а денегъ у нихъ будетъ хоть милліонъ, хоть два», лишь бы было изъ-за чего работать.
Скоро все поутомилось, нѣкоторые засѣли «въ картишки перекинуться», другіе поразъѣхались и Кнопфъ былъ въ восторгѣ отъ своего праздника. Насчетъ подряда, о которомъ ему сообщилъ толстый совѣтникъ, онъ уже зналъ за мѣсяцъ до именинъ, причемъ давно высчиталъ всѣ могущіе быть барыши и убытки отъ этого дѣла.
Спустя недѣли полторы, по переторжкѣ подрядъ остался за невѣдомымъ еще И--ку могилевскимъ 1-и гильдіи купцомъ Зильберманомъ (фамилія зятя Кнопфа), причемъ губернскій совѣтъ, гдѣ происходили торги, былъ крайне изумленъ слѣдующимъ обстоятельствомъ: когда вскрыли запечатанные конверты всѣхъ, желавшихъ торговаться лицъ, то у Зильбермана оказалась заявленная цѣна какъ разъ на 1 руб. менѣе, чѣмъ самая малая изъ остальныхъ цѣнъ, принадлежавшая прежнему подрядчику, у котораго, можетъ быть, отъ прежнихъ подрядовъ и матеріала много осталось, теперь для него оказавшагося ненужнымъ.
— Каковъ нюхъ-то, ваше превосходительство! — шепнулъ старикъ-прокуроръ губернатору. — Вѣдь однимъ рублемъ, а сколько нагадилъ Петру Степановичу! Тотъ, я думаю, волосы на себѣ драть будетъ изъ-за этого рубля.
— Да и мнѣ непріятно, долженъ признаться, — отвѣчалъ губернаторъ, — что подрядъ изъ-за глупаго рубля ушелъ отъ Петра Степановича и попалъ въ руки жида. Тотъ, все-таки, свой человѣкъ, а этотъ — чортъ его знаетъ, кто онъ такой!
— Его-то не знаю, — отвѣчалъ прокуроръ, — а тесть его прекрасный человѣкъ, нѣкто Кнопфъ, сосланный сюда по интригамъ, бывшій директоръ к--го банка (читатель не забылъ, вѣроятно, что Семенъ Семеновичъ уступилъ и ему партію превосходныхъ сигаръ).
Такъ эта исторія съ рублемъ и кончилась въ губернскомъ совѣтѣ; въ городѣ же она долго ходила съ коментаріями, весьма нелестными для толстаго совѣтника. Семена Семеновича эти слухи и толки ни мало не смущали: онъ радовался не столько удачно взятому подряду, сколько тому, что положено начало «дѣлу». Онъ отлично понималъ поговорку: «лиха бѣда начать». Вскорѣ ему удалось, тоже, конечно, на подставнаго Зильбермана, взять еще одинъ подрядъ, впереди еще ожидались «хорошаго дѣла», но его смущало одно: мѣстный генералъ-губернаторъ терпѣть не могъ евреевъ и всячески, — въ предѣлахъ, разумѣется, законности, — стѣснялъ Кнопфа, а для наблюденія за выполненіемъ имъ перваго подряда, состоявшаго въ постройкѣ новыхъ этаповъ во всей О--ой губерніи, онъ командировалъ самаго свирѣнаго архитектора съ прямымъ наказомъ: «постарайся изловить на мошенничествѣ подрядчика» и чуть что замѣтитъ, сію же минуту дать мнѣ знать; тогда явится возможность отстранить его отъ подряда и передать другому, потому что я не вѣрю, чтобы жидъ исполнилъ подрядъ добросовѣстно". Генералъ былъ правъ. Для Кнопфа, смѣло предложившаго низшую цѣну, подрядъ тогда только становился выгоднымъ, когда онъ могъ разсчитывать, что, при помощи взятки, на его работы будутъ смотрѣть сквозь пальцы, не придираясь къ буквальному исполненію контракта, и самая пріемка оконченныхъ работъ коммиссіей будетъ только заключаться въ веселой поѣздкѣ гг. членовъ по новенькимъ этапамъ, съ приличнымъ вездѣ отъ Кнопфа угощеніемъ дорогими винами и закусками и разными деревенскими развлеченіями, вродѣ хороводовъ, поѣздокъ съ деревенскими красавицами куда-нибудь на рѣку, въ лѣсъ, съ весьма понятной развязной…
Суровое отношеніе къ Семену Семеновичу генерала и назначеніе наблюдающимъ за работами «архитектурнаго Аристида» сильно озабочивали «бѣднаго труженика». Сколько онъ ни соображалъ, никакъ не могъ придумать, что бы ему предпринять для умилостивленія суроваго генерала: про взятку и думать нечего, — генералъ въ этомъ случаѣ былъ истый рыцарь; подкупить ближайшихъ его совѣтниковъ — дѣло возможное, но безполезное: старикъ зорко слѣдитъ самъ за Кнопфовскими подрядами и не дастъ себя провести. Все это такъ отравляло Кнопфу существованіе, что онъ въ душѣ уже начиналъ поругивать Сибирь.
Нѣкоторую часть своихъ огорченій онъ однажды повѣдалъ толстому совѣтнику, съ которымъ они пріятельски сошлись. Совѣтникъ слушалъ, слушалъ его, попивая портеръ, да какъ вскочилъ сразу и спросилъ:
— А сколько мнѣ дашь, если я не только помирю тебя съ генералъ-губернаторомъ, а еще пріятелями послѣ станете?
— Кабы-то такъ, — уныло проговорилъ Семенъ Семеновичъ, — звѣстно, ничего не пожалѣлъ бы.
— Ты думаешь, шучу? Ей-ей нѣтъ; давай пять тысячъ — и устрою не дальше какъ черезъ десять дней, а то и скорѣе.
— На етова дѣла я бы и вше десять далъ, только нужно видать когда вше встроится вшамдѣлѣ!
— Ну, ты мнѣ коку съ сокомъ не подноси; ты думаешь, что если въ К--ѣ околпачилъ десятокъ дураковъ, такъ и тутъ тоже будетъ? Нѣтъ, братъ, на насъ зубы обломаешь! А давай сейчасъ, хоть при свидѣтеляхъ, пять тысячъ чистоганомъ, да слушайся меня, чрезъ недѣлю, много черезъ двѣ первымъ пріятелемъ у старика будешь.
— Чи ви фокусникъ, что такова дѣла дѣлать можете? Я вже знаю што онъ мене съисть готовъ.
— Какъ хочешь, вѣрь не вѣрь, а сдѣлаю; если, — положимъ срокъ, — черезъ двѣ недѣли онъ не будетъ съ тобой ласковъ, я тебѣ деньги назадъ отдамъ при тѣхъ же свидѣтеляхъ, при которыхъ возьму.
Увѣренность толстаго совѣтника отчасти сообщилась г. Кнопфу; у него даже дыханіе снерло отъ одной мысли о возможности устроить такой «гешефтъ»: въ немъ теперь боролись съ одной стороны страстное желаніе устроить это дѣло, съ другой — страхъ потерять даромъ такія деньги. Еслибъ онъ былъ увѣренъ въ хорошемъ результатѣ, онъ ни на минуту не задумался бы дать и 25 тысячъ" — такъ дорожилъ онъ расположеніемъ старика.
Совѣтникъ, между тѣмъ, прихлебывалъ изъ стакана, стараясь казаться по возможности равнодушнѣе, даже насвистывалъ что-то, изрѣдка, какъ бы машинально, повторяя: «дѣло твое, братецъ, — какъ хочешь».
Наконецъ, Кнопфъ рѣшился на послѣднее средство.
— Слюхайте, мы вотъ такъ сдѣлаемъ: тисчу я вамъ сейчасъ отдамъ, а четыре опосля жнакомства съ гиниралъ-гибернаторомъ, — вѣрно?
— Мереклюндію-то мнѣ не разводи, я, вѣдь, изъ ученыхъ, — тоже, братъ, въ гимназіи учились! Мы и по-вашему понимаемъ, — вашу-то поговорку тоже помнимъ: «рыба, — говорится, — фишъ, а гельдъ — офъ тишъ». Вотъ тебѣ и весь сказъ!
Какъ Кнопфъ ни торговался, совѣтникъ былъ неумолимъ: «какъ какой штатуй штоялъ», послѣ разсказывалъ про него Семенъ Семеновичъ.
Черезъ два дня послѣ разговора Кнопфъ явился къ совѣтнику и, заявивъ, что онъ согласенъ дать денегъ «упэротъ», заставилъ, однако, его покляться прахомъ отца его, что онъ, Кнопфъ, не будетъ обманутъ и, въ случаѣ неудачи, получитъ свои деньги назадъ. Деньги были совѣтникомъ сосчитаны такъ спокойно, равнодушно и не торопясь положены въ столъ, что Кнопфъ не выдержалъ:
— Вамъ, видно, увсе равно, што деньги, што трава, — такъ ни это хладнокровно у взяли ихъ!
— Да что-шь мнѣ? Деньги какъ деньги! Вѣдь только для тебя я мало спросилъ, хотѣлъ удружить тебѣ, — съ другого я бы вдвое взялъ. Дѣло-то я долженъ обдѣлать не маленькое. Ты знаешь какой звѣрь нашъ старикъ-то?
Въ великому удивленію и радости Семена Семеновича, обѣщаніе свое толстый совѣтникъ, повидимому, давалъ не на вѣтеръ. Когда тотъ разсказахъ свой планъ Кнопфу, онъ, практикъ до мозга костей, не могъ не оцѣнить его подобающимъ образомъ. Секретъ состоялъ въ слѣдующемъ: генералъ-губернаторъ былъ человѣкъ очень искренній, набожный и ему чрезвычайно хотѣлось устроить въ казенномъ генералъ-губернаторскомъ домѣ церковь; помѣщеніе было очень обширное, такъ что съ этой стороны затрудненія не было. На его ходатайство изъ министерства разрѣшеніе послѣдовало, но въ особой, для устройства церкви, суммѣ отказали. Своихъ средствъ у него не было, а привлечь мѣстныхъ богачей къ этой «своей прихоти», какъ онъ ее называлъ, не рѣшался, такъ какъ онъ достаточно ихъ выпотрошивъ на разныя общественныя дѣла, напримѣръ, на постройку театра, клуба, на техническое училище, воспитательный домъ и т. п. Отказъ министерства очень огорчилъ его и онъ съ крайней грустью долженъ былъ отказаться отъ взлелѣянной имъ мечты. Хотя переписка съ министерствомъ о церкви шла секретно, такъ какъ онъ не хотѣлъ, чтобы, въ случаѣ отказа, кто-нибудь зналъ о его неудачѣ, тѣмъ не менѣе толстый совѣтникъ зналъ это досконально и думалъ воспользоваться именно этой неудачей. Онъ подробно разсказалъ Кнопфу это дѣло и предложилъ ему воспользоваться этимъ, т.-е. устроить на свой счетъ домашнюю церковь «старику», что будетъ стоить не много — не болѣе пяти тысячъ, а что генералъ согласится на эту услугу, то онъ, совѣтникъ, за это ручается и хлопоты беретъ на себя.
— Вѣдь, ты пойми, — продолжалъ онъ, — въ качествѣ строителя, ты каждый день можешь бывать тамъ, наблюдать за матеріалами, за работами, а про старика и толковать нечего: пока послѣдній гвоздь не вобьютъ, его оттуда дымомъ не выкуришь. Этими постоянными встрѣчами ты и воспользуйся, — постарайся ему угодить.
— А какъ же ви издѣлыете это вше?
— Это не твоя печаль: получишь приглашеніе — напяливай фракъ, да тотчасъ же и явись. А, можетъ быть, ты согласишься креститься? Тогда было бы совсѣмъ хорошо!
— Што ви говорите! — перепуганно заговорилъ Семенъ Семеновичъ. — Да мине сичасъ наси вбьють!…
Совѣтникъ добродушно посмѣялся, успокоилъ Кнопфа, обѣщаясь сообщать ему о ходѣ дѣла, и они разстались очень довольные другъ другомъ.
Не будемъ передавать подробности хода этого дѣла, а скажемъ только, что слово совѣтникъ сдержалъ, и свои деньги заработалъ не даромъ. Какъ и черезъ кого онъ дѣйствовалъ на «старика», не знаемъ, но фактъ постройки непрощеннымъ евреемъ православной цериви на-лицо, и послѣдовавшая затѣмъ дружба (иначе мы затрудняемся и опредѣлить тѣ отношенія, которыя установились между главнымъ начальникомъ края и ссыльнымъ за мошенничество евреемъ) «старика» съ Кнопфомъ свидѣтельствуетъ о полномъ успѣхѣ затѣйливаго плана толстаго совѣтника.
Семенъ Семеновичъ вздохнулъ свободнѣе: единственнаго, серьезнаго препятствія къ наживѣ «на законномъ основаніи» не существуетъ. Все остальное или куплено, или же представляетъ такое ничтожество, въ смыслѣ вліянія на дѣла, что Семенъ Семеновичъ только благодушно улыбается, когда ему случится услышать, что «вотъ-де что о васъ, уважаемый Семенъ Семеновичъ, такой-то исправникъ или засѣдатель говоритъ, будто вы, — конечно, черезъ своего довѣреннаго, — заставили крестьянъ такой-то волости, напоивъ ихъ до пьяна и ври помощи волостного писаря, дать вамъ какой-то приговоръ, которымъ они рѣшительно закабалились вамъ, и что онъ этого не хочетъ оставить такъ».
— Богъ съ имъ, пусть говоритъ. Онъ еще молодой, совсѣмъ глюпій, не понимаетъ своего выгода, — спокойно отвѣчалъ на подобныя сообщенія Семенъ Семеновичъ, а потомъ, слышишь вдругъ, въ городѣ идетъ разговоръ, мѣсяцъ или полтора спустя, о внезапномъ и всѣхъ удивившемъ удаленіи такого-то исправника или засѣдателя отъ должности. Всѣ недоумѣваютъ, почему бы это могло случиться, только Семенъ Семеновичъ посмѣивается себѣ въ бородку и предобродушно резонерствуетъ: «Гдѣ ему служить!… Онъ билъ завсѣмъ глюпій. Это мѣсто надо умьный человѣкъ садить. Этотъ народъ мутитъ… Рази мошно?»
Подъ конецъ генералъ-губернаторства «старика», Кнопфъ такую силу взилъ, что и чиновникамъ, вродѣ его пріятеля, толстаго совѣтника, приходилось кланяться ему, а если онъ въ хорошемъ расположеніи духа, то и попросить «похлопотать о наградишкѣ», и — чудное дѣло! — если Кнопфъ пообѣщаетъ, то такъ и совершится. Про казенные подряды и говорить нечего: всѣ оставались за Зильберманомъ, т.-е. за Кнопфомъ. При крупныхъ дѣлахъ онъ не брезговалъ и мелкими. Напримѣръ, въ городѣ было всего три аптеки. Кнопфъ изъ трехъ купилъ двѣ и не купилъ третью только оттого, что нельзя было: она находилась при одномъ благотворительномъ учрежденіи. Деньги текли къ нему со всѣхъ сторонъ, да и другимъ было хорошо. Надо отдать ему справедливость, онъ за право дѣлать всевозможныя пакости платилъ «блюстителямъ казеннаго интереса» хорошо, по-барски, за то и не стѣснялся съ ними, уже давно онъ былъ «на ты» «шъ ихъ высокоблагородьями, нашема блягодителями», не исключая и толстаго совѣтника. Тѣ только покряхтывали, сознавая, какою онъ сталъ силой.
Прошло два года дѣятельности Кнопфа въ «новомъ родинѣ», какъ онъ любилъ называть Сибирь, и вдругъ «старика» смѣнили; назначеннаго на его мѣсто генерала никто не зналъ: какой онъ, гдѣ служилъ прежде, какъ служилъ. По отдаленности отъ центральной власти, генералъ-губернаторъ въ Сибири — все: «хочетъ — съ кашей ѣстъ, хочетъ — съ масломъ пахтаетъ». Понятно, какъ сильно было возбуждено любопытство общества относительно новаго начальства. Даже мѣстный губернаторъ, самъ мѣтившій на это мѣсто, не зналъ ничего опредѣленнаго «объ этой выскочкѣ». Семенъ Семеновичъ же, задолго еще до назначенія, получилъ изъ-Питера точныя свѣдѣнія, кто будетъ назначенъ и каковъ онъ. Незадолго до пріѣзда, онъ рѣшился, наконецъ, повѣдать, каковъ будетъ новый начальникъ. По его словамъ, это идеалъ правителя, и что онъ, Кнопфъ, будетъ счастливъ имѣть дѣла съ такимъ человѣкомъ.
Для Кнопфа онъ оказался, дѣйствительно, необыкновенно удобнымъ человѣкомъ, только довольно дорогимъ. Этого на постройкѣ церкви, нанрямѣръ, провести нельзя было, а надо было дѣйствовать прямо, на чистоту. Весь разговоръ у нихъ оканчивался двумя словами:
— Школьки?
— Столько-то. — Кнопфъ зналъ, что нужно дать «столько-то», и давалъ, кряхтя, морщась, за то ужъ въ подрядахъ дѣлалъ что хотѣлъ.
Былъ, напримѣръ, такой случай: довѣренный Кнопфа сдавалъ вновь выстроенный этапъ нарочно командированному архитектору. Кругомъ этапъ огороженъ особаго устройства заборомъ, носящимъ названіе «пали». Пали эти дѣлаются такимъ способомъ: берутъ длинныя, въ 7—8 аршинъ, бревна вершковъ четырехъ въ діаметрѣ и врываютъ ихъ стоймя въ землю, плотно другъ къ другу, заостряя вершины ихъ и вкапывая, по контракту, не менѣе трехъ аршинъ въ землю. Архитекторъ попался молодой, вздумалъ провѣрить работы до тонкости и распорядился копать около палей, чтобъ удостовѣриться, какъ глубоко онѣ вкопаны. Представьте же его изумленіе, когда послѣ двухъ-трехъ лопатъ бревна начали наклоняться и, наконецъ, упали, обнаруживъ, что они закопаны были не глубже полуаршина… Онъ сдѣлалъ пробу въ другомъ мѣстѣ, — оказалось то же самое. Горячій архитекторъ составилъ, при участіи мѣстной земской полиціи, актъ для представленія начальству и отказался отъ дальнѣйшей пріемки подряда. Кнопфу, разумѣется, тотчасъ же дали знать; онъ немедленно явился къ генералъ-губернатору, произошелъ обычный діалогъ, молодого архитектора командировали чортъ знаетъ куда и зачѣмъ, а постройку принялъ другой, «опытный». Такъ дѣло и кончилось. Забавно было слушать, когда объ этомъ разсказывалъ самъ Семенъ Семеновичъ; онъ искренно дивился глупости архитектора, вздумавшаго рыться въ землѣ. — «Какова иму тамъ и дѣло? У контракту исказано: пять аршинъ надъ землю. Пущай этого и мѣрить, а если у мине они хорошо стоять, крепко, зачего же вирывать ихъ? Хоть ихъ я просто приклеивалъ въ землю, да они стоять, — нечего землю и копать. Можно и пять аршинъ загонять уфъ земля, и можно, ихъ докопать. Тольки однѣ нипріятности для мине и для начальства!».
Такъ устроилъ свою судьбу маленькій, полуграмотный жидокъ Соломонъ Симхи Цукеркопфъ. Благодарная мѣстная администрація пыталась даже ходатайствовать, «во вниманіе оказанныхъ имъ услугъ краю и многихъ крупныхъ пожертвованій на благотворительныя и общественныя дѣла», о возвращеніи ему правъ состоянія, но, должно быть, Питеръ былъ не въ духѣ, — попытка эта потерпѣла фіаско.
Я забылъ упомянуть, что какъ только Кнопфъ упрочилъ свое положеніе, то невѣдомо какъ и откуда понаѣхали десятки евреевъ, которые оказались все его близкой родней и которые тотчасъ же получили у него мѣста агентовъ, скупщиковъ и т. д. Теперь онъ буквально «генералъ отъ коммерціи», ворочаетъ милліонами, имѣетъ золотые пріиски и массу разнообразныхъ дѣлъ…