Безбородко, графъ Александръ Андреевичъ.
Генералъ Нурлятьевъ, Николай Валерьяновичъ.
Матрена Савишна, его жена, изъ его бывшихъ крѣпостныхъ.
Андрей Дмитріевичъ Курлятьевъ, племянникъ генерала
Елена, жена его.
Евгеній Борисовичъ Курлятьевъ, тоже племянникъ генерала
Лукоянова, Елизавета Алексѣевна, богатая помѣщица.
Полицеймейстеръ.
Елпидифоръ, подъячій въ отставкѣ, ходатай по дѣламъ Андрея.
Катерина, компаніонка Лукояновой,
Ѳедосья, старая слуга, экономка у Матрены.
Валентинъ, старый камердинеръ Андрея.
Дементій, Даша, его жена, крѣпостныя Лукояновой.
Цапля, кучеръ, Прошка, казачекъ, Семенъ, лакей, дворовые генерала,
Глаша, горничная, Петръ, Марья, Иванъ, Варвара, старуха, дворовые Андрея.
Полицейскій солдатъ.
ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ:
правитьИванъ. Глафира Никитишна, доложите барынѣ: баринъ ихъ видѣть желаютъ.
Глаша. Доложу. Вотъ еще одну полку куколъ осталось перетереть.
Иванъ, Баринъ велѣли сейчасъ доложить.
Глаша. Слышишь, барыня урокъ беретъ музыкальный. Онѣ очень сердятся, когда ихъ въ это время тревожатъ.
Иванъ. Ну, мое было бы сказано… Видѣла кто къ барину пріѣхалъ?
Глаша (подходитъ къ нему). Кто?
Иванъ. Элпидифоръ.
Глаша (поражена). Да неправда.,
Иванъ. Сейчасъ въ кабинетѣ у барина сидитъ.
Глаша (съ ужасомъ). Христосъ небесный! — Вотъ она бѣда-то. У меня сердце чуяло… не даромъ я во снѣчернаго кота видѣла. (Петръ вбѣгаетъ справа),
Петръ. Говорятъ, Елпидифоръ у барина?
Иванъ. Тамъ. Чего ты въ гостинную разлетѣлся! — Попадетъ тебѣ.
Петръ. Горя не миновать; кому нибудь да ревѣть придется… Каждый разъ какъ онъ въ Москву наѣзжаетъ, надъ кѣмъ ни есть изъ дворни злая докука стрясется. Ровно волкъ въ деревню забѣжитъ, горло кому перегрызетъ. (Входитъ Марья слѣва и -подходитъ къ группѣ).
Иванъ. Къ такимъ дѣламъ у барина приставленъ… со службы выгнали чиновничишку проклятаго, такъ вотъ онъ таперича на крѣпостныхъ людяхъ свое сердце срываетъ. (Марьѣ). Слышала?
Марья. Слышала.
Глаша. Какъ въ прошлый-то разъ онъ, чортъ Елпидифорка, пріѣзжалъ, Марфушку Ремизовскому барину продали.
Иванъ. А мому брату Андрею лобъ забрили.
Марья. Господи! спаси помилуй! что-жъ теперь будетъ?
Петръ (за дверь налѣво). Иди. тетенька, господъ нѣту. (Входитъ. Варвара).
Варвара. Родименькіе… правда что ли, у насъ въ застольной то баютъ, будто аспидъ то пріѣхалъ?
Глаша. Правда, тетенька, правда,
Варвара. Ужъ не Федьку ли мово продать сбираются?
Глаша. Такой малюсенькій; какая ему теперь цѣна!
Варвара. Вѣстимо, чего онъ стоитъ!.. Пронеси Господи!.. поди чай Аленка у нихъ намѣчена, за Аленку хорошія деньги дадутъ: ученье у мадамы кончила, сама теперь мастерица… Ее что ли продавать станутъ? (Ивану). Али тебя?
Иванъ. Типунъ тебѣ на языкъ, старая ворона.
Варвара. Да ужъ ау, батюшка, — кому какая судьба;, не отъ меня оно…
Глаша. Ишь чортъ этакій, не переѣдетъ его телѣга..
Петръ. А все деньги. (Входитъ Валентинъ, справа изъ первой двери).
Валентинъ. Чего вы тутъ набрались? баринъ выдетъ, онъ вамъ задастъ.
Марья. Валентинъ Захарычъ… про кого это Пидифорка окаянный пріѣхалъ, — не слыхать?
Варвара. Мово Федюшку бы не тронули…
Валентинъ. Только вѣдь и рѣчи у господъ по гостиннымъ, что о твоемъ Федюшкѣ… Его, чумазаго, пуще всѣхъ наблюдаютъ. Ступайте-ка, чего не во время загомошились… (Ивану). Ты, милый человѣкъ, по розгамъ, видать, заскучалъ, что здѣсь околачиваешься, когда въ передней ни души, окромя казачковъ. (Иванъ уходитъ, понура голову, направо во вторую дверь). Ступайте, говорятъ, отъ грѣха… баринъ ужъ второй разъ про барыню спрашиваетъ, — войдетъ, будете затылки чесать.
Марья (уходя налѣво). Придетъ часъ, все узнаемъ.
Варвара. А пока то вотъ трясись… охъ, господи! (Всѣ расходятся налѣво, кромѣ Глаши и Валентина).
Глаша. Ужъ вамъ то какъ не знать, — вы все при баринѣ, Валентинъ Захарычъ; скажите… ужъ мнѣ то скажите… зачѣмъ Пидифорка пріѣхалъ? Кого продавать будутъ?
Валентинъ. Тебя, стрекоза, турецкому салтану въ салтанши.
Глаша. Вамъ все смѣшки.
Валентинъ. Какіе смѣшки? воистину такъ… Ты что же думаешь то? Ты кто такая? Ты баринова крѣпостная дѣвка? Такъ?
Глаша. Такъ.
Валентинъ. Захочетъ баринъ, можетъ онъ тебя продать?.. али тамъ на скотный дворъ сослать въ работницы, изъ чистыхъ то комнатъ, али замужъ выдать за пастуха за коряваго?
Глаша. Можетъ… все можетъ.
Валентинъ. Ну вотъ и продастъ… въ салтанши тебя продать опредѣлилъ! Что ты можешь противъ эфтого? — Ты крѣпостная.
Глаша. Да неужто и впрямь… (Плачетъ).
Валентинъ Ну, чего? Чего?.. заревѣла… пошутилъ, пошутилъ, слышь… эхъ, дура… полно…
Глаша (плача). Нѣшто легко, — кому попадешь.
Валентинъ. Вотъ дура! Эхъ… настоящая… шутки не понимаетъ… Ну, зачѣмъ тебя продавать, Глафира?.. Ахъ, дура какая, посуди сама: ты при барынѣ въ гopничныхъ, пріобыкла… барыня тобой довольна… Утри, носъ — отъ. Ей Богу… ишь ты! Не скажи ей ничего.
Глаша. Страшно вѣдь… Валентинъ Захарычъ…
Валентинъ. Вонъ, барыня урокъ кончила, сейчасъ сюда, выйдутъ; утри носъ… Еще ничего неизвѣстно… Елпидифоръ только еще ввалился… а ты… эхъ дура, право… ужъ и ревѣть. (Быстро). Барыня идутъ. (Отходитъ и выпрямляется. Входитъ Елена, изъ залы).
Елена (Глашѣ, не замѣчая Валентина). Кто тутъ сейчасъ былъ?
Глаша. Никого не было-съ.
Елена. Какъ никого? — Я слышала голоса… (Всматривается въ Глафиру). О чемъ ты плакала? (Оборачивается и видитъ Валентина). Что тутъ у васъ случилось?
Валентинъ. Ничего, сударыня, это она такъ, отъ дурости… Баринъ приказали спросить, можете ли вы ихъ принять?
Елена. Разумѣется могу… только скажи, что ненадолго: половина двѣнадцатаго, — мнѣ надо одѣваться. (Валентинъ уходитъ направо въ первую дверь. Глашѣ, которая тоже хочетъ уйти). Погоди… скажи мнѣ прежде, о чемъ ты плакала?
Глаша. Я не плакала-съ.
Елена. И люди тутъ приходили… я слышала голосъ Варвары… Почему мнѣ не доложили? что у васъ тутъ?
Глаша. Право-съ, ничего-съ.
Елена. Да у тебя еще и теперь слезы на глазахъ.
Глаша (падаетъ на колѣна, цѣлуя руки и платье Елены, плачетъ). Барыня, милая, золотая, не отпущайте меня отъ себя никогда… я вамъ по гробъ жизни служить, буду… барыня… (Плачетъ).
Елена (лаской). Съ чего ты берешь? я и не думаю… (Входитъ Андрей, справа изъ первой двери).
Андрей. Что за сцены?.. Вонъ! (Глаша быстро уходитъ),
Елена. Вы бы могли это немного иначе сдѣлать, изъ уваженія ко мнѣ.
Андрей. Прошу мнѣ великодушно простить. Меня всегда выводятъ изъ себя эти сентиментальности съ хамами. Вѣрно выпрашивала что-нибудь. (Цѣлуетъ Елену). Удивительно хитрый народъ: поняли, что я ничего не могу отказать моему маленькому божеству. (Обнимая ее). Reine de mon coeur, idole cheriè…
Елена. Будто ужъ ничего?
Андрей. Хотите мою жизнь? — Берите.
Елена (отходя). Опять эта фраза.
Андрей. Не вѣрите?
Елена. Вамъ нужно было меня видѣть?
Андрей. Елпидифоръ Мушкинъ пріѣхалъ изъ деревни,
Елена. А! теперь я понимаю, почему они всѣ переполошились.
Андрей. Кто?
Елена. Зачѣмъ онъ сюда ѣздитъ… Вы знаете, что я только одного человѣка и ненавижу на свѣтѣ, — это его… этого противнаго Мушкина.
Андрей (садится, слѣва на диванъ. Съ искусственнымъ смѣхомъ). Слишкомъ много чести для него . Онъ такое ничтожество. Но онъ дѣятельный и намъ полезенъ… я разрѣшилъ ему засвидѣтельствовать вамъ свое почтеніе. (Въ дверь). Войди Елпидифоръ. (Гадливое движеніе Елены). Простите, на одну минуту только. (Входитъ Елпидифоръ)
Елпидифоръ. Дозвольте, сударыня, подлѣйшему и преданнѣйшему изъ рабовъ вашихъ удостоиться облобызать вашу ручку (Улігтми прижимаетъ руки къ груди). Я заслужу-съ. Осчастливьте.
Андрей. Дай ему руку, мой ангелъ. (Елпидифоръ подбѣгаетъ и цѣлуетъ брезгливо протянутую руку Елены). Она знаетъ, что я тобой доволенъ.
Елпидифоръ. Да ужъ и не будетъ вамъ во вѣки вѣковъ такого слуги, преданнаго, какъ я-то, Андрей Дмитріевичъ… и вамъ, государыня моя. Только приказывать извольте: Пидошка! Это меня господинъ бригадиръ Пидошкой прозвали… хе, хе… шутникъ баринъ хе, хе, хе, хе… потому имъ извѣстно: мнѣ только скажи: пиль!.. той-же секундой схвачусь за что угодно, зубами вырву изъ какихъ угодно когтей и, живота своего не жалѣючи, вашей милости въ цѣлости предоставлю… на томъ стоимъ-съ.
Андрей (Еленѣ). Ne faites pas de grimmaces, mou enfant. Онъ презабавный.
Елена (пожимая плечами). Ничего, не вижу забавнаго.
Елпидифоръ (таинственно понижая голое?). Десять тысченычекъ я вамъ привезъ, государыня… Новенькими червончиками, да цѣлковеньками серебряными въ мѣшечкахъ… (Указывая на Андрея). Потребовали письмомъ: достань Елпидифоръ… сюда, Пидошка, пиль!.. супругу повеселить желаю. Ну Пидошка свою пёсью службу знаетъ — мигомъ и досталъ… распластался и досталъ… Теперь въ кабинетѣ подъ замочкомъ лежатъ… десять тысячъ рубликовъ… Изукрасить себя захотите шелками да атласами — денежки готовы… (Отступаетъ). Да ужъ и чѣмъ украшать не знаю: есть ли и одежды-то достойныя такой красоты неописанной… (Движеніе шдливости Елены: Андрей смѣется). Андрей Дмитріевичъ, батюшка, да что же это такое? вѣдь наша Елена Сергѣевна съ каждымъ днемъ хорошѣютъ.
Елена. Renvoyez le, il m’imporiune.
Елпидифоръ. А щебечутъ-то какъ! Ты ли-ли!.. Соловейчикъ махонькій право-съ.
Андрей (смѣется). Il est drôle!
Елена. Il est degoutant vous dis je!
Елпидифоръ (умиленно). А сыночекъ вашъ, Митенька, — здоровъ ли херувимчикъ?
Елена (запальчиво). Заставьте-же его наконецъ замолчать. (Отходитъ влѣво).
Андрей. Что съ тобой? не понимаю
Елпидифоръ (со вздохомъ уходитъ въ первую дверь направо).
Елена. Гадина! Смѣетъ говорить про нашего ребенка… и вы ему это позволяете…
Андрей. Да отчего-же?
Елена. Меня просто въ жаръ бросило!.. Мнѣ все кажется, что мой сынъ захвораетъ, если о немъ говорятъ такіе гнусные люди.
Андрей. Вы экзажируете, сердце мое.
Елена (съ возрастающимъ одушевленіемъ). Это нашъ злой геній, этотъ человѣкъ… Когда онъ сюда является, всѣмъ жутко, всѣ трепещутъ, я первая… неужели вы этого не замѣчаете?.. Вотъ сейчасъ Глаша, за минуту еще была весела, спокойна, а какъ онъ пріѣхалъ, поблѣднѣла, дрожитъ, какъ птичка въ клѣткѣ, на которую карабкается вошка… Да что у васъ съ нимъ такое, съ этимъ Елпидифоромъ? Для чего онъ къ намъ таскается?
Андрей. Какой вамъ въ этомъ интересъ?.. Вы прелестное дитя, эфирное, какъ мотылекъ; ваша сфера искусство и литература: читайте, пойте, играйте на арфѣ, увлекайтесъ возвышенными мыслями, и предоставьте намъ всякія дрязги въ разсужденіи матеріальной стороны жизни.
Елена. Нѣтъ, мнѣ невыносимо чувствовать, что кругомъ меня какой-то гнетъ, непрестанно какія то тучи. Я хочу знать, на что вамъ нуженъ этотъ Елпидифоръ?
Андрей. Онъ управляетъ нашими имѣніями и мой ходатай по разнымъ дѣламъ, отъ которыхъ зависитъ наше благосостояніе… онъ хлопочетъ очень аккуратно и вы^ годно для насъ, оттого я не могъ отказать ему въ просьбѣ поклониться вамъ, хотя, повѣрьте, я очень сожалѣю, что на минуту долженъ былъ украсть васъ у поэзіи для прозы… Забудьте же это и подите заняться вашимъ настоящимъ дѣломъ, то есть туалетомъ, — приложите всѣ ваши таланты и вкусъ къ занятію столь приличному для женщины… въ остальномъ позвольте ужъ мнѣ заботиться о нашемъ счастіи.
Елена. Ахъ! Мы только тогда будемъ счастливы, когда между нами не будетъ проклятыхъ тайнъ. (Уходитъ налѣво, взволнованная и почти въ слезахъ),
Андрей. Чудная красотка моя!.. Какъ идетъ ей это выраженіе легкой печали со слезами на глазахъ… (Въ глубину). Елпидифоръ Иванычъ, иди. (Елпидифоръ возвращается).
Елпидифоръ. Ушли-съ?
Андрей. Садись, докладывай.
Елпидифоръ. Не лучше ли въ кабинетикъ пойти?
Андрей (садится справа). Все равно, намъ и здѣсь ни кто не помѣшаетъ. Она теперь переодѣвается и выдетъ не скоро… да ужъ и потому не выдетъ, что ты здѣсь.
Елпидифоръ. Не взлюбили меня Елена Сергѣевна, — что дѣлать, не закажешь!.. У всякаго свое сердце, кому что по ндраву… потерплю пока.
Андрей. Ну, говори, зачѣмъ пріѣхалъ? — деньги и Поликарпъ могъ бы привезти.
Елпидифоръ. Такъ точно, Поликарпъ въ цѣлости бы довезъ.
Андрей. Такъ зачѣмъ же ты самъ?
Елпидифоръ. Сію минуту-съ. Дозвольте прежде лишнія уши отъ дверей отогнать. (Подходитъ къ дверямъ. подсматриваетъ и возвращается). Это вы справедливо изволили догадаться, что безъ особеннаго дѣла мнѣ сюда, изъ Орловской губерніи, не зачѣмъ трепаться. Дѣло дѣйствительно есть, — и такое дѣло, что… здоровый ка питалецъ въ барышъ получите… Пидошку только незабудьте.
Андрей. Разсказывай, посмотримъ.
Елпидифоръ. Госпожу Лукоянову, Елизавету Алексѣевну, давно изволили видѣть?
Андрей. Ахъ, надоѣла мнѣ эта старуха: все сердится на моего дядю генерала, зачѣмъ онъ женился на своей, крѣпостной дѣвкѣ, на любовницѣ, и меня за это пилитъ… она хотѣла ко мнѣ сегодня заѣхать… хорошо, что ты напомнилъ, — я скажусь больнымъ.
Елпидифоръ. Ни въ какомъ разѣ!.. напротивъ: оно и до чрезвычайности кстати… какъ говорится: на ловца и звѣрь бѣжитъ… какъ можно почтительнѣе примите.
Андрей. А что въ ней?
Елпидифоръ. Можетъ изволили слышать: слесарь у нея есть крѣпостной, Дементій, на оброкѣ здѣсь въ Москвѣ живетъ; свое хорошее хозяйство имѣетъ.
Андрей. Знаю этого слесаря; онъ у меня часто работалъ.
Елпидифоръ. Такъ вотъ, до необходимости вамъ этого Дементія надо купить.
Андрей. Зачѣмъ?
Елпидифоръ. Слесарь онъ ужъ очень хорошій, хи, хи… для домашняго обихода всегда въ немъ нужда можетъ встрѣтиться: замки въ дверяхъ починить… хи! хи! Онъ же парень ловкій на всѣ руки: и часы на каминѣ разберетъ и свинтитъ, и жирондоль, гдѣ треснетъ, спаяетъ… хи, хи, хи!..
Андрей. Да что ты мелешь?
Елпидифоръ. Жену его, Дарью, изволили видать?
Андрей, Чью?
Елпидифоръ. Этого самаго Дементія, слесаря.
Андрей. Не помню, можетъ быть и видѣлъ.
Елпидифоръ. Между прочимъ; у васъ своя красавица: вамъ нечего на другихъ засматриваться… а господа, есть такіе, что этой Дарьей чрезвычайно восхищаются.
Андрей. Ну?
Елпидифоръ. Ну, коли слесаря покупать будете, извѣстно супруговъ не разлучать же… стало быть и Дарья ваша будетъ.
Андрей. Ну?
Елпидифоръ. Товаръ хорошій, не пожалѣете, что купили.
Андрей. Не плети ты околесную… Терпѣть не могу эти экивоки, говори прямо.
Елпидифоръ. А прямо говорить: покупщикъ на нее есть, на эту Дарью, помѣщикъ извѣстный, князь Петръ Ѳедоровичъ Мурузовъ.
Андрей. А! — рязанскій… это у котораго цѣлый гаремъ заведенъ.
Елпидифоръ. Отчего и не завести, коли у нихъ денегъ прорва невообразимая . Богатѣйшій баринъ. Теперь гоститъ здѣсь, въ Москвѣ. Гдѣ то увидалъ онъ эту Дарью, — такъ вотъ вынь да положь. чтобъ она его была.". Извѣстно, причудливы господа: можетъ у него и лучше есть, а онъ вотъ на эту заглядывается… Ну ужь гдѣ причуда разсвирѣпѣетъ, тутъ только огребай денежки, ничего не жалѣютъ..такъ чья будетъ Дарья, того и барыши, — дѣло чистенькое.
Андрей. Ахъ ты дьяволъ — бестія!.. Откуда ты прочуялъ?
Елпидифоръ, Такіе благопріятели есть; я ихъ по трактирамъ угощаю, за то и любятъ меня, не оставляютъ новостями… Такъ я, Андрей Дмитріевичъ, какъ письмо то объ этомъ получилъ, у меня всѣ поджилки затряслись, — въ ту-же ночь на перекладныхъ гналъ… по рублю на водку ямщикамъ… Ѣду и дрожу, ѣду и дрожу; думаю: прознаетъ князь про Лукоянову, прямо къ ней обратится… мало ли насъ этакихъ псовъ недремлющихъ по Москвѣ то шляется, — смоклочатъ, мимо губъ это дѣло то и пролетитъ… злюсь дорогой, кажись самъ-бы въ телѣгу впрягся, одного ямщика цѣльный переѣздъ въ шею билъ. Слава тебѣ Господи, во время поспѣлъ: князь про Лукоянову еще не знаютъ.
Андрей. А сколько же, по твоему, за Дарью можно съ князя сорвать?
Елпидифоръ. Да только бы наша она была, а ужъ тамъ мнѣ предоставьте. При теперешней ихъ распаленности, да коли имъ сразу не уступить, они такъ раззадорятся, что тысячами швырять станутъ Вы все хотѣли Еленѣ Сергѣевнѣ парюру дорогую купить, вотъ вамъ и денежки готовы. Такихъ алмазовъ купите, глазамъ будетъ больно смотрѣть.
Андрей (встаетъ и переходитъ налѣво). Ты знаешь чѣмъ меня взять! — Для жены я на многое пойду.
Елпидифоръ. Какъ и не пойти-то? Вѣдь нѣтъ ей равной на свѣтѣ, ей-Богу. (Входитъ Валентинъ изъ второй двери справа).
Валентинъ. Лизавета Алексѣевна Лукоянова пожаловали,
Елпидифоръ. Идите, идите скорѣй, встрѣтьте въ прихожей… почтительнѣе… и сейчасъ кончайте дѣло, чтобъ времени не упустить.
Андрей. Смотри, не обмануться-бы.
Елпидифоръ. Ужъ будьте покойны, я до пріѣзда къ вамъ въ Москвѣ все провѣрилъ… что жъ я себѣ врагъ, чтоли? Вѣдь тутъ мнѣ или награда, или навѣкъ вонъ прогоните… (Провожая Андрея). Ужъ а какъ песъ все вынюхалъ… (Андрей уходитъ во вторую дверь справа. Елпидифоръ наталкивается на Валентина). Ахъ, Валентинъ Захарычъ! — а ты еще здѣсь… да… такъ что?.. я съ тобой, Валентинъ Захарычъ, и поздороваться то путемъ не успѣлъ… Ну… какъ живешь, поживаешь, старыя кости проминаешь?.. Да что ты уставился, молчишь?
Валентинъ. Тьфу!! (Уходитъ за Андреемъ).
Елпидифоръ. Ну погоди ты, старый чортъ, — попадись ты мнѣ когда, я тебѣ счетецъ представлю плевковъ-то этихъ… Идутъ. Подслушаемъ, какъ онъ ее обрабатывать станетъ… Ахъ, не прозѣвалъ бы!.. Сердце замираетъ, не прозѣвалъ бы. (Уходитъ направо въ первую дверь. Входятъ. Андрей подъ руку съ Лукояновой; за ней компаніонка съ ридикюлемъ и шалью).
Лукоянова. Ничего что одѣвается, это еще и лучше, что мы безъ жены безъ твоей поговоримъ… (Садится слѣва на диванъ, компаніонка на кресло слѣва отъ нея). Я вѣдь что имѣла въ предметѣ, почему къ тебѣ заѣхалъ-то? Жаловаться.
Андрей. На кого-съ?
Лукоянова. Твой дяденька, Николай Валеріанычъ, совсѣмъ изъ ума выживаетъ. Ужъ я этого не говорю, что онъ, генералъ русской арміи, дворянинъ стариннаго рода, со своей крѣпостной мужичкой обвѣнчался, съ Матрешкой, — холопку генеральшей сдѣлалъ… у Бога все бываетъ, — и не такіе случаи видали мы за наши то времена… я генералу это простила.
Андрей (присаживается). Да ужь поневолѣ простишь.
Лукоянова. Но теперь, вообрази, онъ ко всѣмъ ее съ визитами повезъ. По Москвѣ только и рѣчи, что обънихъ… У Татьяны Макаровны съ ней былъ, у Ступишиной, даже къ Аннѣ Николаевнѣ возилъ ее. — а у меня не былъ… Ты пойми, вѣдь это мнѣ афронтъ. (Строго компаньонкѣ). Табакерку. (Компаньонка подаетъ, она нюхаетъ).
Андрей. Чѣмъ же тутъ афронтъ? помилуйте, что вамъ?
Лукоянова. Положимъ, генералъ теперь у Государыни бъ опалѣ, все жъ таки, когда городъ объ немъ говоритъ. хоть бы изъ любопытства къ его Матрешкѣ, онъ не смѣетъ меня обходить!.. Вчера Ступишина про ихъ визитъ разсказываетъ: и какъ Матрешка одѣта, и какія слова мужицкія мечетъ; а я сижу, какъ дура, никакого замѣчанія объ нихъ и вставить не могу, — какъ оплеванная. Л ишь ты!
Андрей. Вѣроятно дяденька боялся, что вы его жену не примете.
Лукоянова. Можетъ и не приму, а все-же онъ долженъ былъ ее привезти, почтеніе оказать…
Платокъ!.. (Компаньонка подаетъ платокъ). Задирать то носъ не очень ему пристало, немного выслужилъ передъ Царицей, — воитель! Города тамъ, слышь, въ Турчинѣ бралъ, а домой вернулся — не причемъ очутился. Гляди, еще въ отставку погонятъ. Могъ бы, кажется, послѣ этого и пониже передъ почтенными людьми спину то гнуть. Меня вся Москва: знаетъ; митрополитъ у меня чай изволитъ кушать… Слышно, вашъ дядюшка на воскресенье обѣденный столъ устраиваетъ.
Андрей. Каждый годъ этотъ день чествуетъ.
Лукоянова. Побѣду какую-то празднуетъ… Никто его знать не хочетъ, такъ онъ самъ себя побѣдителемъ превозноситъ. (Злобно хихикаетъ).
Андрей. Дядюшка раненъ былъ при этотъ дѣлѣ, всегда годовщину его правитъ.
Лукоянова. Это онъ разсказываетъ… Его послушать, лучше самого главнокомандующаго онъ тамъ отличился. — Жаль только, вѣры ему мало, вотъ что.
Андрей. Всѣ военные любятъ про свои подвиги разсказывать.
Лукоянова. Хоть бы ты ему внушилъ.
Андрей. Что-съ?
Лукоянова. Что-бъ онъ меня почиталъ… Вѣдь такъ то я надъ нимъ и издѣваться то не могу, настоящимъ то манеромъ… всякій скажетъ: вы, молъ, это со злобы, за то, что онъ вами пренебрегъ. Не смѣетъ онъ мной пренебрегать! — Внуши ты это ему.
Андрей. Охотно.
Лукоянова. Да что «охотно»! — ты поѣзжай къ нему, прямо скажи, чтобъ онъ мнѣ визитъ сдѣлалъ… да чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше.
Андрей. Сегодня же съѣзжу, коли ужъ это вамъ такъ желательно.
Лукоянова. Сегодня-же и поѣзжай.
Андрей. А у меня къ вамъ тоже будетъ просьбица.
Лукоянова. Какъ тебѣ безъ просьбы! я знаю, шагу даромъ не сдѣлаешь.
Андрей. Нѣтъ, я даже самъ хотѣлъ къ вамъ ѣхать.
Лукоянова. Ну, проси.
Андрей. Наединѣ бы сказать.
Лукоянова (компаніонкѣ). Ступай туда… (компаніонка уходитъ въ залу). И напрасно ты ее чинишься: она у меня такая дура подобрана, ничего не помнитъ: ты ее сейчасъ спроси, объ чемъ мы говорили? — не скажетъ.
Андрей. Вотъ какая моя просьба: домъ я задумалъ строить въ деревнѣ, такъ оттуда пишутъ, чтобъ я слесаря прислалъ. (Елпидифоръ появляется въ дверяхъ и прислушивается). У васъ тутъ, кажется, въ Москвѣ, есть слесарь крѣпостной на оброкѣ?
Лукоянова. Есть, а что?
Андрей. Не продадите ли мнѣ его?
Лукоянова. Это Дементья-то?
Андрей. Я не знаю, какъ его зовутъ.
Лукоянова. Ой врешь, морочишь! — Кто моего Дементья не знаетъ. Губа то у тебя не дура, я вижу: онъ первый мастеръ въ городѣ. Ты меня еще пожалуй увѣрять станешь, что и про жену его, про Дашку черноглазую, ничего не знаешь.
Андрей. А развѣ онъ женатъ?
Лукоянова, Вотъ те здравствуй! — да мнѣ за нее, за одну, безъ мужа, графъ Иванъ Сергѣичъ тысячу рублей предлагалъ. Для театра она ему понадобилась, богиню какую то представлять.
Андрей. У меня театра нѣтъ.
Лукоянова. У другихъ есть. Покупщиковъ не мало. Да я такъ себѣ положила: мужа съ женой не разлучать, такой безнравственности николи не потерплю. (Вздыхаетъ)
Андрей. Мнѣ слесарь такъ нуженъ, что я пожалуй и съ женой его куплю.
Лукоянова. Хитро!.. ты думаешь, ты первый ихъ у меня: торгуешь? какъ бы не такъ!
Андрей. Во сколько же вы ихъ цѣните?
Лукоянова. Ишь тебѣ приспичило! — подслужиться должно быть кому нибудь Дашкой желаешь, сознавайся…
Андрей (встаетъ). Я вамъ говорю, что мнѣ слесарь въ деревню нуженъ — не вѣрите, какъ угодно. (Отходитъ вправо).
Лукоянова (встаетъ и подходитъ къ нему). Охъ, не отводи глаза, меня вѣдь не провести… зачѣмъ секретами обставляешь разговоръ? Катерину мою выгналъ? ужъ навѣрно лукавишь. Дашка для кого нибудь понадобилась… Ну, да твое дѣло и грѣхъ твой, коли на что непутное покупаешься не причастна… Что-жъ съ тебя взять?.. Ты вотъ дядю генерала заставь передо мной, преклониться, а я ужъ тебѣ за то уступлю: двѣ тысячи, наличными, а двѣ въ разсрочку, — четыре тысячи за обоихъ возьму.
Андрей. Ой!
Лукоянова. Не ой! — а скажи слава Богу, что мой языкъ сболтнулъ, да поторопись согласиться, чтобъ кто не перебилъ.
Андрей. Ничего не спустите?
Лукоянова. Ни копѣечки, и такъ продешевила… да мнѣ и нужды нѣтъ продавать ихъ, — тебя потѣшить хочу.
Андрей. Дѣлать нечего, стало быть по рукамъ. Слову не измѣните?
Лукоянова. Невѣжа ты, что мнѣ это говоришь: я небось дворянка столбовая.
Андрей. Виноватъ.
Лукоянова. А ты къ дядѣ-то сегодня же ступай… да хорошенько ему напой, припугни чѣмъ… да не говори, что я сама желаю его визита: я будто имъ пренебрегаю, а чтобы онъ заискивалъ. (Входитъ Елена, слѣва).
Елена. Елизавета Алексѣевна, мнѣ никто не сказалъ, что вы здѣсь; я невольно передъ вами въ конвенансѣ проштрафилась.
Лукоянова. Ничего, моя красавица; молодой бабенкѣ простительно, что лишній часъ въ пудермантелѣ сидитъ да на выборъ платья капризна. (Входитъ Валентинъ).
Валентинъ (докладывая). Тетенька, Матрена Са вишня, изволили пріѣхать.
Андрей (ему тихо). Дуракъ!
Лукоянова (въ волненіи). Кто? кто пріѣхалъ?
Андрей (громко). Что ты сказалъ?
Валентинъ. Ихъ Превосходительство, Матрена Савишна Курлятьева, дяденьки Николая Валеріановича супруга, пожаловали…
Андрей (пожимая плечами), Нельзя не принять…
Лукоянсва. Прими, прими, я очень рада… по крайности покажу ей, чего она стоитъ.
Елега. Проси. (Валентинъ уходитъ).
Лукоянова. Бѣгите же къ ней на встрѣчу; хоть и мужичка, а все таки теперь тетенька, этого не выкинешь… еще смѣшнѣй, какъ она будетъ этимъ чваниться.
Акдней. Останься, Елена, я одинъ пойду; ты можешь ее и здѣсь встрѣтить. (Уходитъ во вторую дверь направо).
Лукоянова. Посмотримъ генеральшу… дѣвкой полы мыла, свиней въ хлѣвъ загоняла, а теперь генеральша… хе… хе… (кличетъ) Катерина! (Вбѣгаетъ Катерина).
Елена, Да, ужъ дяденька подвелъ насъ подъ конфузъ,
Лукоянова (компаніонкѣ). Дай лорнетъ… (Садится на диванъ слѣва и смотритъ черезъ сцену въ дверь залы). А это кто же съ ней?
Елена (глядитъ туда же). Не знаю. (Входитъ Матрена, Евгеній и Андрей).
Матрена (Еленѣ). Здоровы будьте племяннушка, дозвольте поцѣловаться… (Цѣлуетъ ее). А это я вамъ привезла не чужого человѣка: братецъ нашъ двоюродный… Покойнаго дяденьки, Бориса Валеріановича, сынокъ…
Елена. Пріятно узнать… вѣдь вы не здѣшній, не московскій?
Матрена. Только вчера пріѣхалъ изъ курской губерніи, у насъ присталъ.
Андрей (указывая на Лукоянову). Helène!
Елена. Ахъ да… (Матренѣ). Дозвольте познакомить… Елизавета Алексѣевна Лукоянова.
Матрена (присѣдая). А я генерала Миколая Валерьяныча Курлятьева супруга.
Луноянова. Слыхала, мать моя, про васъ.
Матрена. Слыхали съ? И я про васъ тоже слыхала. (Садится подлѣ Лукояновой въ кресло. По знаку Андрея лакеи придвигаютъ кресла; всѣ садятся. Подлѣ Матрены — Евгеній, потомъ Елена и Андреи).
Луноянова. А ты генеральша не всему вѣрь, что слышишь, потому коли ты по дворницкимъ, да по людскимъ прислушиваться станешь, такъ тамъ дворовые холопи про меня чай много худого промежъ себя шепчутъ.
Матрена. Почему-жъ ты, сударыня, такъ думаешь?.. и холопи про добрую госпожу худо не скажутъ, коли ты имъ радѣльница. Гдѣ худо брюжжатъ, такъ развѣ про злую колотовку, аль про тираншу проклятую.
Луноянова. Ужъ не поспорю: тебѣ холопскіе разговоры лучше извѣстны. (Матрена взглядываетъ на нее съ недоумѣніемъ и обращается къ Еленѣ).
Матрена. Племяннушка, дяденька приказали васъ просить съ супругомъ къ намъ въ воскресенье откушать. (Андрею.) Будете?
Андрей. Постараемся.
Матрена, Ужъ не побрезгуйте; мы этотъ день, какъ за свѣтлое Христово Воскресенье празднуемъ, больно онъ для насъ памятенъ. Утромъ благодарственный молебенъ, а за обѣдомъ безпремѣнно шампанское, чтобъ за здоровье императрицы, да за Миколая Валеріановича выпить… Вѣдь ихъ въ тотъ день съ поля сраженія-то замертво принесли… И что это за страсть была, коли бы вы видѣли! — какъ надъ покойникомъ мы надъ нимъ ревѣли… а ужъ солдаты! — они его совсѣмъ за родного отца… (Спохватясь холодностью слушателей, сразу прерываетъ разсказъ, неловко мнется и говоритъ Еленѣ). Вы, миленькая, на клавикордахъ отмѣнно, говорятъ, играете?
Елена. Играю немного.
Матрена (указывая на Евгенія). Вотъ и они тоже… и стишки тоже сочиняютъ отмѣнные невозможно слушать безъ слезъ, такъ чувствительно.
Елена. Вы поэтъ?
Лукоянова (Евгенію). Вы зачѣмъ же, молодой человѣкъ сюда пріѣхали? 1
Матрена. Имъ поправка нужна. Съ имѣнья таперича доходы у нихъ плохіе; Мяколай Валеріановичъ имъ на службу совѣтуютъ поступить,
Андрей. Служить хотите?
Евгеній. Боюсь, что не съумѣю.
Лукоянова, Слухи до меня дошли про васъ не знаю, правда ли, нѣтъ ли, будто вы вашихъ крестьянъ на волю отпустили?..
Андрей. Да, скажите, что это вамъ вздумалось?
Лукоянова. Я вашего родителя знавала, это онъ вамъ должно эти вольнодумныя мысли посѣялъ.
Евгеній. Да, мой отецъ былъ тоже того мнѣнія, что владѣть себѣ подобными — преступленіе.
Лукоянова. Значитъ, мы преступники?
Андрей. Вы забываетесь, молодой человѣкъ!
Евгеній. (смутившись). Извините, я не хотѣлъ…
Андрей. Владѣть крестьянами наша дворянская привиллегія, наше право, закономъ намъ предоставленное.
Евгеній. Но если я не желаю пользоваться этимъ правомъ?
Лукоянова. Такъ ты ужъ въ мѣщане запишись.
Евгеній. Развѣ дворянство въ томъ только, чтобъ владѣть крестьянами?
Лукоянова. А въ чемъ же по твоему?
Евгеній. Дворянство, — еслибъ оно въ самомъ дѣлѣ было такое, какимъ должно быть, — это наша честь, наша слава. Какъ въ чужихъ странахъ избирались въ рыцари лучшіе люди, такъ и у насъ дворянство надо заслужить доблестью, великодушіемъ, любовью къ родинѣ, геройствомъ… Дворянинъ строже всякаго другого долженъ смотрѣть за своими нравами, noblesse oblige, онъ долженъ быть примѣромъ для всѣхъ другихъ, идти противъ всего подлаго и темнаго къ свѣту и истинѣ, во что бы то ни стало, хотя бы ему стоило жизни.
Андрей. Такъ въ книжкахъ пишутъ.
Евгеній. Такъ должно быть на самомъ дѣлѣ.
Елена. Правда.
Луноянова. Еге!.. да ты и впрямь такой же маѳонъ, какъ твой отецъ былъ.
Евгеній. Мой отецъ былъ снятой человѣкъ, сударыня, и еслибъ я обладалъ на половину его достоинствами, я бы гордился этимъ.
Лукоянова. Твой отецъ былъ сумасшедшій, опасный, вольнодумецъ… его сослали въ деревню за его святость то.
Евгеній (невольно встаетъ). Сослали по интригамъ! сослали люди, составляющіе позоръ нашей родины.
Лукоянова. Ахъ ты, выскочка, мальчишка! ахъ, Создатель! слышите, какъ онъ правительство-то честитъ?!… масонъ!
Андрей. Вы очень неосторожны.
Луноянова. Въ благородномъ домѣ буянитъ?! — за полиціей послать, въ острогъ его, въ Сибирь!
Елена (Аядрда]. Я васъ прошу за него заступиться..
Андрей. Вы просите?
Матрена. Уймись, сударыня, — привычна ты видно людскому горю то радоваться, что у тебя сейчасъ Сибирь на языкѣ.
Луноянова. А тебѣ что нужно?
Матрена. За племянника вступиться, вотъ что… Коли дитя память родителя чтитъ, да за честь своей фамиліи, стоитъ, такъ это ему въ заслугу.
Луноянова. Не тебѣ говорить объ чести! — Хамово отродье!
Матрена. Была такая, а теперь генеральша и всѣмъ, вамъ ровня.
Лукоянова. Не поминала бы лучше объ твоемъ генералѣ-то… къ стыду это ему, унизилъ онъ свой родъ своимъ вѣнчаньемъ.
Матрена. Ничѣмъ Миколай Валеріанычъ себя унизить не можетъ, а коли меня до себя поднять изволилъ, стало, я это заслужила.
Лунояноза. Позоромъ заслужила.
Андрей. Матрена Савишна…
Матрена, Постой, она меня задѣла… она всѣхъ насъ, Курлятьевыхъ, задѣла… она думаетъ, что кого съ дѣтства французъ учитель болванилъ, да коли кто передъ зеркаломъ полдня старую рожу бѣлилами мажетъ.
Лукоянова. Молчать, негодяйка!
Матрена. Не страшна ты мнѣ, я и турецкія пули видала, такъ на твое слово мнѣ наплевать… Да, сударыня, я мужичка была, я крѣпостной родилась, въ курной избѣ, а съ тобой, душа ты моя, посчитаюсь… ты, какъ дитей то была, за тобой мамки да, няньки ходили, всякую пушинку сдували, а я и младенцемъ ужъ на семью работала: коровъ гоняла, снопы вязала… тебя на сахарѣ да на пряникахъ ростили, чтобъ ты только не фыркала, а я — голодная, отъ куска хлѣба отказывалась, чтобъ мать больную старуху кормить…
Лукоянова. Остановите ее, остановите…
Матрена. Ты жениха выбирала — хочу не хочу… передъ мужемъ кобенилась: изсушила, извела его, — а я за моимъ генераломъ въ огонь пошла, не думавши о себѣ… на войну пошла, за больными ходила… и пока мы тамъ раны перевязывали и кровь унимали, пролитую за родину, ты коли и видала кровь человѣческую, такъ развѣ когда сама своихъ дѣвокъ порола…
Лукоянова. Вонъ ее! Вонъ отсюда!
Матрена. Что ты создателя то поминаешь? У тебя въ одной рукѣ крестъ, въ другой кнутъ. И смѣла ты про Курлятьевыхъ… хоть бы вотъ про отца его, или про Миколая Валеріановича… Курлятьевы всегда отечеству своему были слуги, а крестьянамъ своимъ отцы, а ты вонъ похваляешься, что тебя твои холопы бранятъ, что ты торгуешь рабомъ своимъ, какъ табуномъ лошадинымъ… да если бы въ Курлятьевомъ роду хоть одинъ такой былъ торгашъ сквернавецъ, какъ ты, то дворяне Курлятьевы всѣ бы отъ него отступились,
Евгеній. Правда, тетенька, спасибо,
Андрей. Довольно, Матрена Савишна, въ моемъ домѣ я не желаю…
Лукоянова. Спирту, спирту! Гоните ее!
Матрена (сразу спокойна). Сама уйду… Прощайте, племяннушки. (Лукояновой). Ужъ не взыщи, матушка, я мужичка, что съ меня требовать… мужицкая моя и рѣчь! (Уходитъ въ залу, Евгеній за ней).
ВТОРОЕ ДѢЙСТВІЕ.
правитьѲедосья. Чтой-то нонѣ яблоки то словно похуже прошлогоднихъ, — червивыхъ больно много.
Матрена. Ужъ и не говори; до слезъ обидно . Вотъ недосмотри сама, народъ-отъ оглашенный и заботушки никакой. Съ весны говорила садовнику, чтобъ въ особливости за червемъ смотрѣлъ. — запустилъ, загноилъ садъ, силъ нѣтъ. Главное пять сотенъ бѣлаго наливу набрать, чтобъ яблочко къ яблочку, безъ пятнышка, на мочку… это мому генералу кушать зимой, какъ проснется — любитъ моченое яблоко пожевать. Наберемъ ли пять-то сотенъ?
Ѳедосья. Наберемъ. (Входитъ Цапля, справа изъ глубины).
Матрена (встаетъ), Ты куда пропалъ?.. Генералу надо карету закладать, а кучера ищутъ, не доищутся по Москвѣ, безъ спросу со двора ушелъ.
Цапля. Баринъ вчера ничего не наказывали… Они всегда съ вечера распоряжаются.
Матрена. Ахъ, вы окаянные! — Не наказывали… такъ тебѣ ужъ и дома не сидится?.. Кормятъ васъ, поятъ, разжирѣли во дворнѣ то. Послать тебя развѣ опять на деревню, землю пахать, чтобъ ты помнилъ, что слуга ежечасъ долженъ быть готовъ: кликни его и онъ тутъ, въ аккуратѣ.
Цапля. Такъ нѣшто запрягать надо?
Матрена. Переспрашивай у меня еще, переспрашивай… Ступай… мигомъ, чтобы какъ крикнутъ, такъ и подавай: къ крыльцу.
Цапля. Запряжемъ, (уходитъ направо въ глубину).
Матрена (снова садится). Вотъ мое горе какое: не умѣю съ народомъ управляться… такая вольница! Что хотятъ, то и дѣлаютъ.
Ѳедосья. Оттого, что не строга… грозишь, грозишь, а до дѣла дойдетъ и нѣтъ ничего… Вотъ хошь бы этого кучера: послала бы въ степь подъ началъ къ бурмистру, который покруче… небось, позабылъ бы московское баловство.
Матрена. Какъ можно! — Миколай Валеріановичъ къ нему привыкъ; онъ умѣетъ его прокатить, какъ надо: гдѣ потише., гдѣ пошибче.
Ѳедосья. Ну, пожаловалась бы генералу, чтобъ онъ ему острастку хорошую задалъ на конюшнѣ.
Матрена. Изъ за дрянного кучеришки да Миколая Валеріановича тревожить?
Ѳедосья. Вотъ ты все такъ: люди у тебя на головахъ ходятъ, а ты ихъ же прикрываешь, чтобъ генерала отъ безпокойства беречь. Такъ ты бы безъ него велѣла, котораго для примѣру отодрать хорошенько… вѣдь ты барыня, генеральша.
Матрена. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, что ты!.. Мнѣ этого приказанья и не выговорить. Ну ихъ совсѣмъ… Полаюсь, полаюсь, а коль не слушаютъ, лучше я сама своими руками все сдѣлаю . Богъ съ ними! (Входитъ Евгеній).
Евгеній. Здравствуйте, тетенька.
Матрена. Нагулялся?
Евгеній. Ахъ, какъ хорошо, тетенька, какъ хорошо!
Матрена. Что за восторги?
Евгеній. На душѣ какъ-то у меня свѣтло сегодня. Ахъ, кабы всѣ люди съ возвышенными помыслами жили, со строгой добродѣтелью!
Матрена. Ну, занесся… а мнѣ такъ до сей поры все жутко: надѣлали мы съ тобой вчера дѣловъ.
Евгеній. А что?
Матрена. Какъ мы съ тобой Лукоянову то отдѣлали?.. Я ужъ вчера тряслась передъ Миколай Валеріановичемъ, думаю, спроситъ меня, какъ ѣздила къ племяннику, -что я скажу? — И соврать нельзя, и правду сказать непригоже… Учитъ меня, какъ въ обществѣ обходиться, а я все ляпну какъ ляпну, что чертямъ тошно. Онъ говоритъ: будь проста, какой тебя Господь создалъ, такой себя и проявляй… Вотъ я и проявила себя вчера, — во всю можно сказать.
Евгеній. Чѣмъ же дурно?
Матрена, Осрамила я ново генерала, совсѣмъ не такъ его супруга должна разговаривать.
Евгеній, Полноте, тетушка; вы говорили, какъ всякій честный дворянинъ долженъ думать.
Матрена. Не ублажай ты меня, ужъ я знаю: буду я передъ Миколай Валеріановичемъ каяться… и надо же такой грѣхъ: попала мнѣ эта старая на пути, да еще гнилыя слова говоритъ. Какъ это я себя, дура этакая, сдержать не могу, — ахъ!! Генеральша тоже… какая я генеральша?! Торговка базарная. Онъ, мой голубчикъ, и безъ того носъ повѣся ходитъ, — напущаетъ на себя покой душевный, а все на сердцѣ то скребетъ, что государыня отвернулась; а тутъ я еще со своими колѣнцами… Да, вотъ… кабы Богъ далъ…
Евгеній. Что такое, тетушка?
Матрена (встаетъ). Слышалъ ты, что графъ Александръ Андреичъ Безбородковъ въ Москву пожаловалъ?
Евгеній. Слышалъ, а что?
Матрена. Вѣдь онъ у государыни первый вельможа. Царица ему очень довѣряетъ… аграфъ моего генерала всегда цѣнилъ, — такъ коли къ графу съѣздить, да спросить, какія тамъ сплетни про насъ въ столицѣ плетутъ, можетъ графъ заступится и опять Миколай Валеріановичъ въ Фаворъ войдетъ.
Ѳедосья. Не поѣдетъ онъ кланяться, — гордъ ужъ очень.
Матрена. Каковъ часъ, — можетъ и вздумаетъ. Я ему нарочно изъ гардеробной мундиръ вынула, на видъ выставила и всѣ регаліи, — можетъ взглянетъ и самому охота придетъ ѣхать… и карету велѣла заложить на случай, чтобъ все готово было. (Голосъ генерала за сценой: «Матрена!»)
Матрена. Ахъ, батюшки, зоветъ! — Ботъ и видно, что я сегодня не въ своей тарелкѣ — прозѣвала его. (Кричитъ). Сейчасъ, Миколай Валеріановичъ! Давай-ка унесемъ скорѣй яблоки-то (Ѳедосья беретъ одну корзину, Матрена другую). Вѣдь какъ я его знаю, про каждую минуточку, что дѣлаетъ… и знаю, что сейчасъ кликнетъ меня, а прозѣвала… Неси. (Обѣ несутъ корзины къ дому, съ крылечка сходитъ генералъ).
Генералъ. Что ты? Что ты? Брось корзину, надсадишься!.. Экая, право… (Матрена опустила корзину на полъ). Сколько разъ тебѣ говорю… Что у тебя слугъ что ли нѣтъ?
Матрена. Миколай Валеріановичъ, она не тяжелая…
Генералъ (кричитъ). Прошка!! (Прошка появляется). Унеси корзину… (Прошка и Ѳедосья уходятъ въ глубину направо). И перебираешь яблоки все сама; знаешь, я не люблю… мало у тебя народу? Прикажи… пять дѣвокъ по комнатамъ шмыгаютъ безъ дѣла, да только съ буфетчикомъ перешептываются.
Матрена. Дѣвки то не сумѣютъ вамъ потрафить, а я знаю вашъ вкусъ, какія яблоки вы больше любите.
Генералъ. Ты зачѣмъ это мой мундиръ, да регаліи по стульямъ развѣсила? Провѣтривать, что ли собираешься?
Матрена (пытливо глядя на нею), Я такъ думала: можетъ вамъ куда ѣхать понадобится сегодня въ полномъ парадѣ.
Генералъ, Никуда я не поѣду… поди, убери все… (Матрена глубоко вздыхаетъ, Онъ переходитъ къ Евгенію, который кланяется). Здравствуй, что жъ завтракать не приходилъ?
Евгеніи (цѣлуетъ у него руку). Вдохновеніе на меня нашло, эклогу началъ сочинять. Послушайте:
Если-бъ я рожденъ былъ Зевсомъ,
Такъ пастушку бы мою
Въ облакахъ унесъ на небо.
Я въ безсмертную семью,
Какъ зефиръ бы легкокрылый,
Вкругъ ланитъ ея леталъ,
Шейку, плечи, ручки милой
Цѣловалъ бы, цѣловалъ.
Генералъ. Ишь, лакомка какой, подумаешь… ахъ, ты, рифмоплетъ!.. (Переходитъ и садится подъ дерево). Въ полкъ бы я тебя завербовалъ, да маршировать заставилъ. Такой молодецъ и надъ книжками киснетъ, какъ монахъ, — жалость смотрѣть… И что это за молодежь теперь пошла, удивленье! Вотъ и Андрей тоже… Чѣмъ бы царицѣ, да отечеству служить, онъ скопидомствуетъ, гроши считаетъ, — срамъ!.. Мы въ его лѣта деньги, то только тратить умѣли; и женѣ то, поди, съ нимъ скучно.
Евгеній. А вы, дядя, хорошо ее знаете?
Генералъ. Елену то? Слава Богу! — Съ отцомъ ея службу началъ… Что, понравилась?
Евгеній. Неземное созданье!.. Какъ богиня какая: паритъ по воздуху и словно лучи отъ нея блещутъ.
Генералъ. Еге-ге! Да ужъ это ты не про нее ли вирши то слагаешь? Зефиромъ быть собираешься, чтобъ ланиты ея цѣловать?
Евгеній. Что вы, дяденька, развѣ я смѣю.
Матрена. И оконфузился, покраснѣлъ весь… охъ, вьюноша, вьюноша!
Евгеній. Нѣтъ, право, тетенька…
Генералъ. Какую же ты это пастушку воспѣваешь? Не коровницу же Ѳеклу, косоглазую.
Евгеній. Какая профанація, дядюшка! — вы меня обижаете.
Матрена. А коли тебѣ Елена богиней почудилась, ты открестись, вырви соблазнительное око. Свою лучше жену заведи, ужъ и пора… Правда вѣдь, Миколай Валеріановичъ, его бы женить надо. (Переходитъ къ генералу).
Генералъ. Да, а я вчера и забылъ спросить? какъ они васъ приняли, ласково ли?
Матрена. Ничего, настоящимъ манеромъ . Трубочку не выкурите ли?
Генераль. Былъ у нихъ кто въ гостяхъ, или одни?
Матрена. Старуха эта… Лизаветой Алексѣевной звать.
Генералъ. Лукоянова. Чай сердится, что мы у нея до сихъ поръ съ визитомъ не были. Надо будетъ заѣхать.
Матрена. Что же трубочку-то?
Генералъ. Ни одного чертенка не видать… Прошка! трубку!
Матрена. Сейчасъ принесу… (Прошка вбѣгаетъ), Трубку барину скорѣй. (Прошка исчезаетъ).
Генералъ. Да что ты сегодня все юлишь?.. ну твое ли дѣло за мальчишками бѣгать? они должны тебѣ въ глаза смотрѣть… Эхъ, Матрена, Матрена, видно никогда мнѣ изъ тебя заправской барыни не сдѣлать.
Матрена (конфузясь). Сейчасъ батюшка спиридоньевскій мимо сада проходилъ, разсказывалъ, что на Тверской экипажевъ смерть сколько, и не проѣдешь… Все къ графу съ визитомъ.
Генералъ. Къ какому графу?
Матрена. Къ Безбородкову, къ Александръ Андреичу…. Что, вы, словно не знаете? — вчера еще говорили, что онъ въ Москву пріѣхалъ; отъ государыни императрицы съ разными порученіями. Ахъ, Господи, кому то царскую милость привезъ.
Генералъ. Матренѣ, не лиси — вижу тебя насквозь… кажется, будь твоя воля, ты бы меня въ веревкѣ къ нему кланяться потащила… Хитрости какія выдумала: и мундиръ приготовила, и все… такъ я тебѣ въ западню и попался. Я не волъ въ ярмо лѣзть. Сказалъ не поѣду, такъ и не поѣду, — вотъ тебѣ. (Прошка приноситъ трубку и уходитъ),
Матрена. Отчего-жъ и не поѣхать? я не знаю… графъ Александръ Андреичъ всегда добрымъ къ вамъ былъ… благородный, не надменный, не спѣсивый нисколько… Бывало кажинный день у насъ кушать изволили, завсегда хозяюшкой меня звали.
Генералъ. Мало ли что было.
Матрена. И теперь такимъ остался. Ну, вотъ поѣзжайте, попробуйте, посмотрите…
Генералъ. Да отстань ты, Господи!.. Зачѣмъ я поѣду?.. тамъ вонъ, вишь ты, вся Москва собралась; такъ что бы всѣ говорили, что опальный генералъ у милостивца заискивать пріѣхалъ?.. Кто прощенья проситъ, тотъ виноватъ; а я не виноватъ. Меня обошли, меня оклеветали передъ царицей, а я буду заискивать?.. да она сама, матушка, какъ узнаетъ, меня же осудитъ; можетъ и проститъ, и все же осудитъ, — а я правъ у Господа: я долженъ сторониться въ сознаніи томъ, что я правъ.
Матрена. Виноватый-то не всегда прощенья проситъ, — виноватый-то тоже иной разъ отъ людей хоронится, чтобъ на злой языкъ не наскочить, не тормошили бы его вину.
Генералъ. Матрена, говорю оставь!.. видно тебѣ сердить меня радостно.
Матрена (присаживается). Мнѣ то радостно?.. да я подъ пулю стану, чтобъ ее отъ васъ отвести, Миколай Валеріановичъ, вы это знаете. А тутъ за васъ стою, такъ и противъ васъ говорить буду. Вы же учили меня: будь вѣжливѣе, а наипаче съ тѣмъ, кто къ тебѣ хорошъ, или прямо, не вѣшай головы, съ открытымъ челомъ… Кто что ни болтай, а ты сама про себя знай, что ты такое. Ваши эти слова? небось не откажетесь.
Генералъ. Ну мои.
Матрена. Какъ же вы сами то передъ графомъ невѣжливы хотите быть?.. Онъ себя всегда за друга вашего выставлялъ, въ послѣдній то разъ цѣловались, какъ прощались, — а тутъ, смотрите! — онъ пріѣхалъ, а вы знать не желаете?
Генералъ. Ты меня вѣжливости учить будешь?
Матрена. Вашими же словами: сама то можетъ и не уразумѣла бы. Теперь вы говорите станутъ злословить, что вы милости ищите, — а какъ вы не поѣдете, да хуже скажутъ?.. вотъ, молъ, онъ преступникъ какой, что даже къ графу Безбородкову не смѣлъ поѣхать, къ тому графу, что его другомъ былъ!.. а еще пуще того: не видѣмши васъ тамъ, сочинятъ, что самъ графъ вамъ свою дверь заперъ… Лучше это будетъ?
Генералъ (встаетъ), Заладила!.. (Переводитъ, останавливается, и слегка толкаетъ ее ладонью въ лобъ). Упрямый лобъ! (Отходитъ вправо).
Матрена (перейдя за нимъ). И залажу… Потому, вы думаете, легко мнѣ слышать, коли кто про васъ смѣетъ унизительно выражаться?.. сами меня бранить будете, коли гдѣ не выдержу, да лишняго наговорю. Чего вамъ обо всякой шушерѣ думать, кто что скажетъ? — графъ вашу честь знаетъ. Будетъ ли изъ этого что, не будетъ ли, — передъ графомъ вы визитомъ повинны.
Генералъ. Ну, будетъ разговаривать!.. исколола меня, какъ штыками…. (Идетъ къ дому въ раздумьи, мурлыча). Подай Фелица наставленье, какъ пышно и правдиво жать… (Останавливается и оборачивается). Ну! — вели заложить лошадей… Что съ тобой дѣлать? — поѣду къ графу… тебя вѣдь не переспорить, — ишь какъ вцѣпилась! (Уходитъ въ домъ).
Матрена (глубоко вдохнувъ). Слава Богу!
Евгеній. Тетенька, позвольте мнѣ передъ вами во прахъ пасть и ножки ваши расцѣловать.
Матрена. Ну зачѣмъ же хорошее платье въ пыли трепать; лучше такъ поцѣлуемся. (Цѣлуетъ его).
Евгеній. Драгоцѣнная тетенька, откуда вы умѣете такъ хорошо говорить? откуда вы слова такія убѣдительныя, что и ученому лучше не подобрать?
Матрена. Отъ любви, голубчикъ: какъ серце то захватитъ, такъ ужъ тутъ слова сами летятъ., чего слова! — въ драку пойдешь — силы явятся,
Евгеній. Правда; милая тетенька.
Матрена. Да что ты въ сам-дѣлѣ больно ужъ восторженъ сталъ?.. Ты и впрямь никакъ ужъ черезъ чуръ воззрился на Андрееву Елену. Такъ это лучше брось, и ея душу не смущай, не честно. Не продавай своей чести за женскую красоту… ты вьюноша чистый, на стоящій Курлятьевской семьи — и оставайся такимъ. А я пойду помолюсь, чтобы Миколаю Валеріановичу у графа посчастливилость. Измаялась я на него глядючи.
Евгеній. Скучаетъ безъ дѣла?
Матрена. Ужъ какъ скучаетъ! — одна только я знаю. Охъ, кабы да можно, — поѣхала бы я прямо въ Петербургъ, да государынѣ бухъ въ ноги, все бы и выложила, какъ ее морочатъ.
Евгеній. Такъ бы она вамъ и повѣрила?
Матрена. Ужъ я-бы заговорила, такъ повѣрила бы. Пойду, помолюсь (Уходитъ въ домъ. Съ противоположной стороны входятъ Дементій и Семенъ, изъ первой кулисы).
Семенъ (Дементію). Увидишь: ушла… да чего ты упираешься? — хоть бы и при барынѣ, она до насъ жалостлива, помнитъ, что сама крѣпостная была. (Евгенію). Баринъ, вотъ къ вамъ, (Дементіи кланяется),
Евгеній. Дементій! откуда, братъ? какъ радъ тебя видѣть.
Дементій. Узнали меня, баринъ, помните значитъ.
Евгеній (Садится на перила крылечка). Какъ же не помнить, вѣдь ты на Дапіѣ женатъ, а Даша у насъ въ семьѣ была почти что родная, дочь моей няньки… старуха у меня и на рукахъ умерла; всѣ Дашины письма я же ей читалъ. Ты въ Москвѣ живешь?
Дементій. На оброкѣ. Слесарнымъ мастерствомъ занимаюсь.
Евгеній. Какъ же твои дѣла? хорошо?.. что твоя. Даша, здорова? отчего ты ее съ собой не привезъ?
Дементій. Благодаримъ покорно; до сей поры все было слава Богу, какъ никакъ перебивались. А теперь просить пришелъ: баринъ, спаси… спаси меня отъ смертоубійства. (Падаетъ ему въ ноги).
Евгеній. Встань, встань, что ты говоришь.
Дементій (вставая). Грѣхъ великій можетъ случиться… грѣхъ… я за себя не поручусь.
Семенъ. Да ты разсказывай толкомъ: что заладилъ? грѣхъ, грѣхъ…
Демечтій. Въ тѣ поры, какъ я къ вамъ въ деревню то пріѣзжалъ, у васъ на Дашѣ женился, все ладно было. Барыня наша, конечно, оброкъ большой беретъ, знамши, что у меня мастерство хорошее и господа меня жалуютъ, а все жить можно… и счастливо, хорошо жили, благодаримъ Бога… только вотъ съ мѣсяцъ назадъ бѣда эта случилась.
Семенъ. Да ужъ такая бѣда?
Дементій. Помѣщикъ тутъ проявился рязанскій, звѣрь ненасытный, Мурузовъ князь… Въ церкви ли, гдѣ ли встрѣлъ онъ мою Дарью и теперь… баринъ, я тебѣ говорю, я за себя не ручаюсь… Зарится на нее… Выслѣдилъ гдѣ мы живемъ…
Семенъ. Дворецкаго своего, Анисима, засылалъ узнавать вольные ли они, аль крѣпостные, и чьихъ господъ.
Дементій. Ужъ я ему ребра помялъ, другой разъ не сунется.
Евгеній. Въ чемъ же бѣда то?
Дементій. Продавать насъ хотятъ!
Евгеній (встаетъ). Этому князю?
Дементій. Ужъ кому же больше?.. Наша барыня отъ насъ бы не отступилась, потому оброкъ ей отъ меня идетъ вѣрный, большой, по триста рублей въ годъ выплачиваемъ за двѣ души, — да ужъ видно посулили ей деньги за насъ большія. Коли попадемъ къ князю, онъ насъ на оброкѣ не оставитъ, — разлучитъ онъ меня съ женой, Дарью себѣ возьметъ… Баринъ! я его тогда убью… пущай ужъ меня лучше прямо таперя въ острогъведутъ, (Матрена появляется на крылечкѣ дома).
Матрена. Евгеша, нарви-ка мнѣ розановъ, голубчикъ.
Евгеній. Подите сюда, тетенька, подите, научите, что дѣлать? (Матрена входитъ).
Матрена (на Дементія). Что за человѣкъ?
Семенъ. Слесарь Дементій. У насъ работалъ, ваше превосходительство.
Матрена. Ахъ, помню… (Переходитъ къ Дементью). Что тебѣ?
Евгеній. Уголовное дѣло происходивъ, тетенька, страшное, уголовное дѣло: его хотятъ разлучить съ женой, продать ее на потѣху какому то князю… онъ себя не помнитъ, онъ убить хочетъ князя.
Матрена. Что ты, безумный!.. страсти, какія.
Дементій. Спасите, милостивцы, спасите!
Евгеній. Что дѣлать, тетенька? научите, какъ -спасти?
Матрена. Какъ спасти? — одно только, что откупить ихъ. Ты чьихъ господъ?
Дементій. Лукояновой, Елизаветы Алексѣевны.
Матрена. Съ нами крестная сила! это ужъ дѣло не шуточно: коли Лукоянова продаетъ, стало выгоду ищетъ, деньги заломила не малыя.
Евгеніи. Тетушка, помогите! ужъ я не говорю по человѣчеству, помогите, но вѣдь эта жена его, эта Даша, дочь моей няньки, сестра мнѣ по душѣ.
Матрена. Какъ-же помочь? денегъ надо, денегъ! а гдѣ ихъ взять?
Дементій. Сыщите, ваше превосходительство, добрая, святая! Будь заступницей, матерью… Я заслужу, я выплачу, я все выплачу… не въ два, не въ три года, въ пять лѣтъ выплачу! — спасите! спасите! (Падаетъ къ ея ногамъ).
Евгеній. Да не валяйся ты въ ногахъ, что это?
Семенъ (подымая ею). Встань, полно.
Матрена (переходя налѣво). Деньги, деньги! гдѣ деньги взять?.. ты совсѣмъ раззоренный, а у насъ тоже: живемъ спустя рукава, ни гроша на черный день не припасаемъ, что получили, то и прожили . Поискать теперь у Миколая Валеріановича въ бюрѣ, поди, чай, и ста рублей не наберется.
Евгеній. Занять гдѣ, — интересъ можно заплатить.
Матрена. Да вѣдь она, вѣдьма, старая, гляди, десять тысячъ за нихъ заломитъ.
Евгеній. Десять тысячъ! стойте!.. Тетя! какая мысль, какая блестящая мысль… (Подбѣгаетъ къ Матренѣ) а могу достать десять тысячъ… вспомнилъ, вспомнилъ, урра!..
Матрена. Съ ума спятилъ, милый… ты въ деньгахъ та сущій младенецъ, одни прожекты да фантазіи.
Евгеній. Нѣтъ, нѣтъ, не фантазіи. Гдѣ у меня это письмо?.. Да, тутъ, на груди… я его всегда съ другими важными бумагами берегу, (Вынимаетъ бумаги и ищетъ въ нихъ). Тутъ, тутъ должно быть. (Радостно). А! вотъ оно… вотъ, вотъ! смотрите, читайте!
Матрена. Угорѣлъ право. Ну чего ты мнѣ суешь, вѣдь я не грамотная… Читай самъ.
Евгеній. Слушайте же. (Читаетъ). «Милостивый Государъ и любезнѣйшій братецъ Борисъ Валеріановичъ! наичувствительнѣйшее мое признаніе и благодарность чрезъ сіе свидѣтельствую я вамъ за одолженіе мнѣ ссудой десяти тысячъ рублей и при семъ покорнѣйше прошу терпѣніе возымѣть до будущаго года, доколѣ Господь черезъ высочайшую милость и щедроты нашей всемилостивѣйшей государыни въ состояніе насъ приведетъ съ благодарностію вамъ уплатить всю вышесказанную сумму сполна.» А Что вы на это скажете?
Матрена. Это твоему родителю отецъ Андрея Дмитріевича писалъ?
Евгеній. Отецъ Андрея, за день до смерти; вѣдь онъ ударомъ умеръ.
Матрена. И все своей рукой и съ полной подписью?
Евгеній. Конечно.
Матрена, Ахъ ты, прахъ тебя возьми! — Такъ стало братецъ Еммануилъ тебѣ десять тысячъ долженъ?.. Чегоже ты ранѣше-то зѣвалъ, не требовалъ съ него?
Евгеній. Раньше не было нужно.
Матрена. Ахъ ты, простыня, простыня. (Дементій и Семенъ къ нимъ подходитъ).
Евгеній. Сегодня же отправлюсь къ нему съ этимъ письмомъ. Какъ вы думаете: есть у него деньги мнѣ сейчасъ заплатить?
Матрена. Есть… у него всегда есть въ наличности, все копитъ.
Евгеній (Дементію). Получу деньги вотъ тебѣ и выкупъ.
Дементій. Въ раю тебѣ быть, баринъ! Спасаешь меня… не миновать бы мнѣ грѣха, кабы не ты… за отца родного всю жизнь тебя считать будемъ; велишь въ огонь пойти за тебя, пойдемъ. (Падаетъ къ ногамъ ею). Ручку, ручку дай твою милосливую поцѣловать.
Евгеній. Не надо, не надо…
Семенъ (поднимая Дементія). Не любятъ… говорятъ тебѣ, не любятъ.
Матрена. Ну, помогай тебѣ Богъ. А ты деньгами то не транжирь; вдругъ ихъ всѣ не вываливай. Вѣдь я такъ, зря, сбрехнула про десять тысячъ, — можетъ ты со старухой и на пятистахъ сойдешься, либо на тысячѣ.
Евгеній. Только бы получить ихъ. (Вбѣгаетъ Прошка).
Прошка. Барыня, пожалуйте! — Его превосходительство вина требуютъ.
Матрена (переходитъ направо). Какого?
Прошка. Тамъ офицеръ какой то пріѣхамши, пожалуйте…
Матрена. Да успѣлъ ли баринъ одѣться?
Прошка. Въ полномъ парадъ вышли.
Матрена. Какой такой офицеръ? Иду сейчасъ. (Уходитъ въ домъ, Прошка за ней).
Евгеній. А ты Дашѣ скажи, чтобъ она сюда забѣжала… Или нѣтъ, лучше я самъ къ вамъ зайду, поглядѣть, какъ вы живете. Гдѣ тебя найти?
Семенъ. Я знаю ихъ домъ-отъ, я проведу.
Дементій. Дай тебѣ, баринъ, за твое доброе дѣло всякому желанью успѣхъ, всякой думушкѣ радость.
Евгеній. Спасибо. (Глянувъ за кулисы). Ахъ! Вотъ отъ чистаго то сердца пожелалъ; и исполненіе сейчасъ же совершается.
Дементій. Какъ съ?
Евгеній. Ничего, ступайте… гости вонъ идутъ.
Семенъ. Елена Сергѣевна идетъ.
Евгеній. Ступайте.
Дементій. Прямо къ Иверской… сорокъ поклоновъ за тебя положу и свѣчку поставлю… прямо къ Иверской… (Уходитъ съ Семеномъ въ первую комнату налѣво).
Евгеній. Сама богиня съ небесъ снизошла. (Идетъ; навстрѣчу ему входитъ Елена и Валентинъ, изъ глубины слѣва).
Евгеній. Какому благодѣтельному генію я обязанъ, что вижу васъ здѣсь?
Елена. Передъ домомъ экипажъ стоитъ; говорятъ, у дяденьки гости, такъ я прямо въ садъ прошла… я мнила здѣсь застать хозяйку этого прелестнаго убѣжища.
Евгеній. Прикажете ей доложить?
Елена. Нѣтъ, нѣтъ, я рада, что встрѣтила васъ, я со вчерашняго дня не могу успокоиться; считала себѣ за должное видѣть васъ и ее… Вы на насъ сердитесь?
Евгеній. Развѣ это возможно?
Елена. За вчерашнюю непріятность?.. Вышло все такъ грубо и неловко; я непремѣнно жаждала извиниться передъ вами и передъ тетенькой, оттого и заѣхала.
Евгеній. Я все забылъ, я такъ счастливъ сегодня, Елена. Вы поэтъ, вамъ не пристало помнить зла. (Протягиваетъ ему руку, которую онъ благоговѣйно цѣлуетъ).
Но тетушка?.. Выразить вамъ не могу, какъ мнѣ жаль, что вы встрѣтились у насъ съ этой Лукояновой.
Евгеній. Не произносите этого имени, — оно оскверняетъ ваши прелестныя уста. Эта старуха изчадіе зла.
Елена. Ха, ха… сейчасъ видна экзажерація питомца Аполлона. Старуха страдаетъ отъ подагры и потому капризная брюзга, больше ничего.
Евгеній. Ну, стало быть вы въ невѣденіи.
Елена. Ахъ, я во многомъ въ невѣденіи… вчера, когда вы и тетя говорили, я чувствовала душой, что вы справедливы, что вы много знаете такого въ жизни, что мнѣ совсѣмъ невѣдомо… какъ бы. мнѣ хотѣлось, чтобъ вы просвѣтили меня.
Евгеній. Зачѣмъ?.. Такое просвѣщеніе горько отзывается въ сердцѣ… вы рождены для счастья, не гасите У его свѣтлыхъ лучей туманомъ жизни, — живите выше міра, въ области фантазіи; вѣрьте, такъ легче… зачѣмъ Азамъ спускаться въ мрачную будничную печаль?
Елена. Затѣмъ, что я такой же человѣкъ, какъ и вы… Не повторяйте мнѣ такихъ словъ, я ихъ каждый день слышу отъ моего мужа и отъ нихъ во мнѣ вся кровь закипаетъ. Будничная печаль не сдѣлала васъ хуже, не помѣшала вамъ быть сострадательнымъ къ ближнему и поэтомъ; а меня мой міръ фантазіи тѣснитъ: я вижу на каждомъ шагу, что мнѣ лгутъ, меня сторонятся, избѣгаютъ, какъ ребенка, — или сумасшедшаго… даже прислугѣ моей запрещено быть со мной откровенной, — я иной разъ вижу ихъ слезы — и, когда спрашиваю, что съ ними, они отмалчиваются… это жестоко!
Евгеній. О, какую радость вы мнѣ этимъ доставляете; еслибъ вы знали, какую радость!
Елена. Будьте же мнѣ другомъ, братъ мой; научите меня знать міръ и его черныя стороны, чтобъ хорошее въ немъ больше цѣнить и любить… чтобъ вередъ моимъ сыномъ, передъ моимъ ребенкомъ, я не оставалась невѣждой, когда онъ меня будетъ спрашивать о томъ, что поразитъ его воображеніе, — чтобъ онъ не попрекнулъ меня, когда выростетъ, что я не сумѣла открывать ему глаза, пока онъ росъ. Милый мой братъ, вы молоды, вы чисты сердцемъ, — не откажите мнѣ.
Евгеній. Могу ли я въ чемъ нибудь васъ ослушаться?
Елена. Какъ хорошо здѣсь въ саду… и какое солнце сегодня нѣжное… (Быстро). Можетъ быть тетенька еще не скоро выдетъ?
Евгеній. Я бы желалъ, чтобъ не скоро.
Елена. Садъ большой… пойдемте, заберемся куда нибудь въ глушь, побесѣдуемте… потомъ скажемъ, что мы ее искали… Богъ проститъ маленькую плутню — ради доброй цѣли.
Евгеній. Повелѣвайте мною, сестрица. (Идутъ, она останавливается).
Елена. Валентинъ… (Валентинъ выступаетъ). Мнѣ надо поговорить съ братцемъ… про дѣла… такъ… если тетенька выдетъ… ты ей не сказывай, что мы туда пошли… (Показываетъ) а скажи, что туда… (Показываетъ въ противоположную сторону).
Валентинъ. То есть туда показывать, гдѣ васъ нѣту?
Елена. Да… и даже лучше… Валентинъ… милый… ты пойди съ ней вмѣстѣ насъ искать… и… не найди…
Валентинъ. Такъ-съ.
Елена (Евгенію). Пойдемте… Раскажите мнѣ про вашего отца… онъ, говорятъ, былъ масонъ; это говорятъ что то нехорошее… но что такое масонъ?.. Вы такъ горячо за него вступились, — вѣрно его оклеветали… не правда ли? (Уходятъ въ первую кулису налѣво),
Валентинъ. Вотъ-те и новости! — Честь имѣю праздравитъ… ахъ, баре, баре!.. Какъ же теперь быть?.. вотъ и не знаешь, какъ быть. (Матрена входитъ съ крылечка).
Матрена. А! Валентинушка, здравствуй. (Онъ строго и почтительно кланяется). Ты съ Еленой Сергѣевной? мнѣ сказали, что она тутъ.
Валентинъ. Точно такъ, ваше превосходительство.
Матрена, Гдѣ-жъ она?
Валентинъ. Въ саду гуляютъ.
Матрена. Одна?
Валентинъ. Никакъ нѣтъ, ваше превосходительство… Братецъ ихъ тутъ были, Евгеній Александровичъ.
Матрена. Да ты что со мной дурака то ломаешь?
Валентинъ. Какого, ваше превосходительство, дурака?
Матрена. Что ты фуфыришься?.. превосходительство, да превосходительство! — Что мы со вчерашняго дня что-ли знакомы? Ты меня еще чумичкой зналъ, когда у генерала жилъ до похода.
Валентинъ. Мало-ль что? — Я можетъ тогда ваше превосходительство и за волосенки трепалъ и по затылку вамъ отъ меня доставалось, а теперь статья совсѣмъ иная.
Матрена. А я этой статьи не желаю.
Валентинъ. Почему-жъ такъ, ваше превосходительство?
Матрена. Потому что нашъ братъ, слуга, какъ почнетъ превосходительство повторять, такъ это значитъ онъ языкъ проглотилъ, правды отъ него не добьешься.
Валентинъ. Правды угодно?
Матрена, Какъ всегда ты мнѣ былъ, какъ замѣсть родного и училъ уму, указывалъ, гдѣ къ чему приглядѣться, — вотъ и оставайся такимъ… я тебя давно къ себѣ позвать хотѣла, за чайкомъ душу распахнуть, да все безвременье; вѣришь-ли, вотъ съ лишнимъ два мѣсяца живемъ мы здѣсь въ Москвѣ, а куда это время подѣвалось — Христосъ его знаетъ.
Валентинъ (садится), Да тебѣ что надо-то?
Матрена. Да надо то много, а теперь еще больше приспичило.
Валентинъ. Особенно?
Матрена (присаживается). То-то особенно… Скажи ты мнѣ на милость, что это сторонкой говорятъ, быдто у Андрея Дмитрича съ супругой нелады пошли?
Валентинъ. Не то что не лады, а такъ маненько порасхлябалосъ.
Матрена. Съ чего жъ бы это? Сударку онъ что-ли завелъ?
Валентинъ, Вотъ плюхнула, сударку! важное дѣло… кто изъ господъ безъ сударки то свой вѣкъ изживетъ? — Да ни одного нѣтъ такого, ужъ если правду то сказать.
Матрена. Такъ и Андрей завелъ?
Валентинъ. Ничего этого я не говорю; не видать, чтобы…
Матрена. Чего же расхлябалось-то? Вѣдь они по любви вѣнчаны?
Валентинъ. Ну что жъ, что по любви?.. Вѣнчаться-то небось не долго, а ботъ по любви жить вмѣстѣ, — вотъ это ты соблюди. А какая же эта любовь будетъ, коли они все врозь? — Утромъ расшаркаются, шоколаду напьются и пошли по сторонамъ: онъ по своимъ дѣламъ, а она за книжку, либо за клавикорды, учителя ходятъ, интересъ большой!.. Чего онъ ее все одну оставляетъ?
Матрена. Такъ вѣдь у ней ребенокъ… Ужъ кабы у меня ребенокъ былъ, ахъ!..
Валентинъ. Везъ ребенка то ей бы въ конецъ погибать надо, имъ только и утѣшается… а все жъ таки этого мало: она бабенка молодая, не все въ дѣтской сидѣть, и словцомъ перекинуться захочется; а съ кѣмъ?.. Она. вѣдь саратовская, ея родня вся въ Саратовѣ; только что письма имъ пишетъ, а здѣсь то кто къ намъ бываетъ?
Матрена. Неужто-жъ мужъ ей никого не предоставилъ?
Валентинъ. Да кого? Вонъ Лукояниху… полковникъ толстобрюхій ѣздитъ, слышь даже съ холопями то ей разговаривать нельзя, всѣмъ рты замазаны… Отъ барина приказъ, чтобы, то есть, никто барынѣ не смѣлъ ничего посторонняго докладывать, — какъ въ тюрьмѣ живетъ.
Матрена. Этакъ вѣдь молоденькой то и свихнуться недолго.
Валентинъ. И свихнется, что мудренаго! И то глаза разбѣгаются… все безъ мужа, — слышь, и спятъ то врозь, по разнымъ горницамъ.
Матрена. Да врешь!
Валентинъ. А ужъ модничаютъ, модничаютъ, смѣхъ глядѣть на нихъ. Цѣлуетъ то онъ ее все больше въ лобъ.
Матрена (смѣясь). Ой, скоморохи! Да что она, покойница что ли?
Валентинъ (смѣясь). Для важности… али бо въ ручку… и поклоны передъ ней отвѣшиваетъ, истинно какъ передъ царицей.
Матрена (ударяя его по плечу). Да чорта ли въ поклонахъ то? Валентинушка! Ты лучше обними бабу то покрѣпче, отъ сердца, чтобъ кости затрещали….
Валентинъ. Извѣстно лучше… А онъ поклонится и пропалъ на весь день.
Матрена. Да какія онъ дѣла дѣлаетъ?
Валентинъ. Самыя паскудныя. Вѣстимо до насъ не доходитъ, что и какъ именно… завелъ онъ этакаго Пидифорку дьявола, все съ нимъ шепчется; только глядишь, того продадутъ, другого въ солдаты… Пидифорку этого у насъ боятся пуще чумы.
Матрена. А она все одна.
Валентинъ. Одна.
Матрена. Свихнется.
Валентинъ. Свихнется. Да вотъ сейчасъ вашего птенца завидѣла, Евгенія Александровича, такъ и разгорѣлась: пойдемъ, говоритъ, въ садъ, гдѣ поглубже.
Матрена. Да неужто?
Валентинъ. Ищи, говоритъ, насъ, да не найди.
Матрена. Ахъ ты Господи, что жъ это за напасть: мужъ народомъ торгуетъ, гроши сколачиваетъ, а жена ужъ по сторонамъ заглядывается? — Да вѣдь это вся семья раззориться. Чего же мы смотримъ? Вѣдь они нашего рода, Курлятьевскаго, — вѣдь этакаго у насъ во вѣкъ не водилось.
Валентинъ. Вотъ поди жъ ты! — Вотъ и у насъ гниль.
Матрена. А ты чего старый хрѣнъ молчишь? Чего не скажешь Андрею то прямо?.. Вѣрный-то слуга, хоть ты рѣжь его, а онъ господину всегда праведное слово скажетъ… и зачѣмъ Елену съ Евгеніемъ отпустилъ?
Валентинъ. Да шутъ тебя возьми! Нѣшто я имъ дядька?
Матрена. Холопская ты кровь, — палки забоялся, не смѣешь глазъ поднять… нѣтъ, ты прежде не таковъ былъ.
Валентинъ. А я те покажу, какой я буду… чего разоралась, воронье горло дерешь. (Голосъ Генерала за сценой: «Матрена!» Оба замираютъ и встаютъ).
Матрена. Кажись, генералъ кличетъ,
Валентинъ (принимая почтительную позу). Точно такъ, ваше превосходительство. (Генералъ появляется на крылечкѣ).
Генералъ (выходя). Матрена!..
Матрена. Я здѣсь, Миколай Валерьяновичъ.
Генералъ (весело). Пожалуйте, генеральша, ваше превосходительство… кричи: да здравствуетъ императрица!
Матрена. Да здравствуетъ царица матушка на многи лѣта!
Генералъ. Ура!!. (Увидя Валентина). А! Здравствуй, старикъ… на радостяхъ первому встрѣчному слугѣ… лови! (Кидаетъ ему кошелекъ съ деньгами).
Валентинъ. Спасибо, милостевицъ,
Матрена. Какая радость?.. Не мучай, Миколай Валеріановичъ, скажи… Кто это былъ у тебя?
Генералъ. Адъютантъ графа Александра Андреевича Безбородко… пріѣзжалъ пригласить меня къ графу… онъ мнѣ милость монаршую привезъ: новую ленту бѣлаго орла, и новое назначеніе.
Валентинъ. Батюшка! Праздравить дозвольте.
Генералъ. Гдѣ Евгеній?.. Сказать ему… всѣмъ…
Валентинъ. Я сейчасъ ихъ сыщу. (Уходитъ налѣво въ первую дверь).
Матрена. Какъ же такъ? Скажи… какъ случилось?
Генералъ. Нашлись люди, вступились за меня, — все открыто царицѣ.
Матрена. Голубчикъ ты мой, сирой ты мой воспрославленный! Воспрянетъ душа твоя… камень ты снялъ съ меня; какъ жерновомъ давила меня грусть… Сами пришли, сами тебя, моего сокола, отличили… и клеветникамъ теперь имъ чертямъ будетъ стыдно.
Генералъ. Еще и не то услышишь… (Торжественно). Да будетъ вамъ извѣстно, ваше превосходительство, генеральша Матрена Савишна, что государынѣ императрицѣ и про васъ доложено.
Матрена (испуганно). Про меня?
Генералъ (прерывающимъ отъ волненія голосомъ). Какъ вы за нами всюду слѣдовали, въ походъ, на войну, какимъ вѣрнымъ другомъ вы намъ были, какъ вы насъ раненыхъ выходили… и она, царица, изволила расчувствоваться, графу молви-ка… (Почти со слезами). Скажи ей, говоритъ, мое царское спасибо за то, что она мнѣ воина сберегла. (Опѣшила. Въ глубинѣ слѣва появляются Елена, Валентинъ и Евгеній и переходятъ направо).
Матрена. Что?
Генералъ. Сейчасъ ѣду къ графу благодарить и просить къ себѣ на завтра.
Матрена, Постой… Миколай Валеріановичъ… Батюшка… Меня недостойную рядомъ съ тобой поставили… (Падаетъ къ его ногамъ), Благодѣтель ты мой!
Генералъ (поднимаетъ ее и сажаетъ та себѣ на колѣни). Поди… поди ко мнѣ… успокойся… ты достойна, ты больше всякаго достойна, потому что сердце у тебя золотое… ну, полно же… (Цѣлуетъ ее). Утри свои глазки, полно…
Матрена. Не могу, не могу… вся моя силушка упала, не могу… (Плачетъ на его груди).
ТРЕТЬЕ ДѢЙСТВІЕ.
правитьЕлпидифоръ (окончивъ чтеніе купчей). Вотъ и все съ… За симъ приписать остается токмо годъ и число, да и наидрагоцѣннѣйшую вашу подпись и получайте червончики.
Андрей. Деньги у меня готовы.
Луноянова. А ты постой; куда торопишься? Я можетъ еще и передумаю… ты только раздумай, кого я тебѣ продаю: Дементій, вѣдь онъ сокровище, — триста рублевъ оброку платитъ; а я еще хотѣла въ будущемъ году съ него лишнихъ пятьдесятъ взять.
Елпидифоръ. За то ужъ какія и денежки за нихъ изволите пріобрѣсти, страсть сказать: четыре тысячи… Вѣдь на эти деньги можно полсотни душъ купить.
Лукоянова. Каковы души, съ иными только возьня, да хлопотня, — корми его, а онъ те и шубу подать путемъ не умѣетъ; а вѣдь эта пара у меня золотое дно.
Андрей. Какъ вамъ будетъ угодно, не продавайте пожалуй… я вѣдь думалъ, что вы своему дворянскому слову не измѣните.
Лукоянова. Да развѣ я измѣняю? — Ну, тащи свое золото… я только думала, что ты, какъ настоящій кавалеръ, великодушный, тысченку, не то хоть пять сотенъ? накинешь.
Елпидифоръ. Что вы? Что вы? Андрей Дмитричъ еще васъ хотѣли просить сбавить малую толику.
Лукоянова. Ты что, чернильная душа, носъ суешь, куда тебя не спрашиваютъ?
Андрей. Онъ мой ходатай… я дѣйствительно хотѣлъ просить васъ… (Идетъ къ шкафику, отпираетъ его и вынимаетъ мѣшечекъ съ золотомъ).
Лукоянова. Вижу, вижу, что вы собрались облопошить меня, старуху. Ну ужъ отвяжитесь, — давай бумагу? подпишу.
Елпидифоръ (подавая бумагу) Вотъ здѣсь.
Лукоянова. А ты мнѣ не тычъ пальцемъ то; безъ тебя знаю, не въ первый разъ. (Пишетъ. Андрей обходитъ столъ).
Андрей (тихо Елпидифору, слѣва отъ него). Отойди отъ нея, (Елпидифоръ отходитъ). Противно на тебя глядѣть! Правда, что ты какъ скорпіонъ присосался.
Елпидифоръ. Да вѣдь какое дѣло совершается-то, Андрей Дмитріевичъ! Вѣдь князь Петръ за Дашку ужъ восемью тысячами посулился; понажать маленько и всѣ десять дастъ… вѣдь на рубль полтора наживете,
Андрей. Ну, разболтался.
Лукоянова (читая). Гвардіи сержанта вдова Лизавета Алексѣевна Лукоянова руку приложила.
Андрей (вернувшись на прежнее мѣсто и подавая мѣшечекъ). А вотъ вамъ и деньги..
Луноянова (взявъ золото). Вотъ оно, дьявола то порожденіе. (Считаетъ). Разъ, два, три… (И такъ далѣе про себя).
Елпидифоръ. Дьявола то, дьявола, а христолюбивые граждане ему очень привержены.
Луноянова. Проклятіе на немъ, на золотѣ то, еще отъ начала вѣка лежитъ… Сорокъ три, сорокъ четыре… (И такъ далѣе про себя. Слѣва входитъ Валентинъ съ зажженными канделябрами, она пугливо закрываетъ деньги обѣими руками).
Андрей. Что ты таскаешься? развѣ тебя звали?
Валентинъ. Стемнѣло-съ. (Спокойно ставитъ канделябры на каминъ и уходитъ налѣво).
Елпидифоръ (подошедшій къ Андрею). Этотъ старикъ у васъ, Андрей Дмитріевичъ, опаснѣйшій человѣкъ; вы его остерегайтесь.
Андрей. Ну! объ этомъ тебя не спрашиваютъ.
Елпидифоръ. Я вѣдь такъ-съ… коли потомъ, когда увидите сами, чтобъ съ меня не спрашивали, что я васъ не упреждалъ.
Лукоянова. Вотъ, я и сосчитала… охъ, буду жалѣть; знаю, что буду жалѣть… Ну да ужъ за то на тебя надѣюсь, что поможешь ты мнѣ этой хамкѣ, Матрешкѣ, досадить, — жива не буду, коли я ей это прощу, какъ она меня тутъ отчитывала. Да тебѣ и самому ея шашни спускать не совѣтую.
Андрей. Какія?
Лукоянова. Ну, батька, тебѣ я вижу аферами-то всѣ глаза застлало. Зачѣмъ она тебѣ этого мальчишку-то привезла вольнодумца?.. Нешто не видѣлъ какъ твоя Елена въ него глазами впилась? Двухъ дней не выдержала, ужъ сегодня полетѣла къ нимъ.
Андрей. Что вы говорите? (Садится за столъ).
Лукоянова. Аль тайкомъ отъ тебя твоя жена въ гости ѣздитъ?.. Сегодня я мимо Матрешки проѣзжала, гляжу, точно ваша карета, — велѣла остановиться, холопа у воротъ подозвала… спрашиваю: кто у васъ? Елена Сергѣевна. Одна? — однѣ.
Андрей. Я не зналъ, что она ѣздила къ дядѣ.
Луноянова. Къ дядѣ… не очень то она этого дядюшку чествовала, всѣ вы отъ него сторонитесь изъ за Матрешки… а тутъ, нако: дня не прошло, какъ видѣлись, ужъ она полетѣла, — когда тамъ молоденькій братецъ завелся. Красавчикъ, что говорить… Впрочемъ, ужъ теперь это мода такая, чтобъ замужнія жены болванчиковъ себѣ заводили.
Андрей. Вы это, Елизавета Алексѣевна, безъ всякаго основанія. (Елпидифору). Дай купчую, я подпишу. (Елпидифоръ подаетъ; онъ подписываетъ).
Лукоянова. Пиши… только смотри именемъ не ошибись: замѣстъ Андрея Евгеніемъ не подпишись хе, хе, хе… Такъ то вотъ покойный Ломакинъ, какъ у него жена съ Толмачевымъ сбѣжала, совсѣмъ обезумѣлъ отъ горя, безъ парика на балъ явился и все замѣстъ Ломакина Толмачевымъ подписывался. Тоже былъ масонъ, Толмачевъ то, они бѣдовые. (Андрей рѣзко расчеркивается и встаетъ).
Андрей. Того, что случилось у Ломакина, въ моемъ домѣ случиться не можетъ. (Переходитъ налѣво).
Лукоянова. Не закаивайся… особливо если Матрешкѣ волю дашь. Она сама изъ грязи, такъ ей любо и другихъ такими же ставить… ее теперь сразу надо осадить, ошельмовать, какъ ни на есть, чтобъ она со своимъ оплеваннымъ генераломъ-то и мѣста на Москвѣ не находила.
Елпидифоръ (стоя направо за столомъ). Это трудномъ.
Луноянова (Елпидифору). Ты опять чего то заговорилъ?.. Ужъ у меня такъ положено: завтра утрось по Москвѣ ѣздить отговаривать, чтобъ къ нимъ на ихъ праздникъ никто не ѣхалъ. (Андрею). А ты только сдѣлай, чтобъ меня пригласили, и самъ не поѣзжай, — я съ племянникомъ письмо пошлю съ отказомъ и велю ему прочитать громко передъ гостями. Такъ вотъ отъ этого письма, увидишь, что Матрешку безъ памяти выносить изъ залы станутъ и генералъ въ кусты спрячется…
Елпидифоръ. Какъ бы наоборотъ съ… смотрите, чтобъ вашему племяннику по кустамъ-то не прогуляться.
Лукоянова. Мой племянникъ у губернатора любимый адъютантъ.
Елпидифоръ. И адъютантовъ по шеѣ гонями, гдѣ почище гости бывали.
Луноянова. Да что ты, одурѣлъ, что ли? этакое мнѣ говорить.
Елпидифоръ. Какъ угодно, государыня моя, я пожалуй и замолчу: только теперь съ генераломъ Курлятьевымъ тягаться мудрено: у нихъ въ домѣ то сегодня, гляди, вся дворня пьяная будетъ на радостяхъ.
Андреи. Какія радости?
Елпидифоръ. Милость царская имъ возвращена. Графъ Безбородко имъ даже награду, новую регалію, привезъ, и кушать у нихъ будетъ. (Лукоянова встаетъ).
Андрей. Откуда ты берешь?
Елпидифоръ. Спросите вашу супругу, при нихъ это извѣстіе пришло. Вашему Валентину генералъ кошелекъ съ деньгами подарилъ, — у васъ въ людской объ этомъ всѣ говорятъ.
Лукоянова. Такъ что-жъ ты молчалъ, змѣиное отродье. Катерину мнѣ мою!! Катерину скорѣй… Какъ же теперь?.. (Кличетъ). Катерина! куда ты провалилась… (Компаніонка вбѣгаетъ слѣва). Скорѣй, скорѣй, ѣдемъ!.. (Елпидифору). Нечего заглядывать на мѣшечекъ-то; небось, не забуду своихъ денегъ. (Беретъ мѣшечекъ). Ѣдемъ.
Андрей. Куда?
Луноянова. Коли ее теперь Фортуна обласкала, такъ поневолѣ всякое оскорбленіе проглотишь. Ужъ гдѣ мѣсто такому царскому любимцу, Александру Андреичу, такъ неужто я туда Фыркать стану. Скрѣплю себя, а ужъ дѣлать нечего, пріодѣнусь поволъяжнѣй да поѣду съ визитомъ къ ней пока не поздно.
Андрей. Да къ кому?
Луноянова. Къ Матрешкѣ! (Спохватясь). Къ генеральшѣ Матренѣ Савишнѣ. (Быстро уходитъ съ компаньонкой налѣво).
Елпидифоръ. Съ покупочкой честь имѣю поздравитьт Андрей Дмитріевичъ. Теперче дозвольте мнѣ, рабу вашему всенижайшему, по дальновидности моей вамъ малѣйшій, то есть, этакій совѣтецъ доложить; торопитесь продать Дашку князю Петру; потому, какъ генералъ теперь въ силу входитъ, коли про всю эту торговлю прознаютъ, они изъ своей дворянской амбиціи вамъ большія досады могутъ учинить.
Андрей. Несомнѣнно.
Елпидифоръ, На что я, червь пресмыкающій, а меня и самого въ жаръ ударило, какъ я про эту царскую милость генералу узналъ. Видѣли, даже госпожа Лукоянова и та затрепетала, Матрешка, Матрешка! — а сама къ ней полетѣла ручку цѣловать, Торопитесь съ княземъ Петромъ покончить.
Андрей. Я ужъ не знаю, хорошо ли, что я затѣялъ это дѣло?
Елпидифоръ. Ничего съ, ничего-съ, обработаемъ, шито крыто будетъ. Пуще всего прикажите, я съ княземъ Петромъ переговорю, и называть васъ не буду, чтобъ то есть они въ строжайшей тайнѣ сохранили эту куплю.
Андрей. Какую тутъ тайну сохранить, — отъ холоповъ пойдетъ разговоръ.
Елпидифоръ. Зачѣмъ же-съ? — это и въ корнѣ подрѣзать можно. Первымъ дѣломъ надлежитъ безотлагательно Дементія съ женой въ деревню отправить, чтобъ здѣсь и духу ихъ не осталось. А князю Петру мы ихъ на бумагѣ закрѣпимъ; онъ ужъ ихъ оттуда самъ достанетъ. Предоставьте мнѣ распорядиться.
Андрей. Дѣлай какъ знаешь.
Елпидифоръ. А сами то вы тѣмъ временемъ тоже бы къ генералу поздравить поѣхали, видъ показать, что общая это вамъ семейная радость, да у него то, и вездѣ то, коли осмѣлюсь наивсепреданнѣйшимъ образомъ заявить, вамъ бы вездѣ маленечко тоже вольнодумства въ разговорахъ показать, — въ особливости въ крестьянскомъ дѣлѣ.
Андрей. Чему ты учишь? дьяволъ, — лицемѣрію.
Елпидифоръ. Что же-съ? вреда тутъ нѣтъ… любятъ человѣки, чтобъ ихъ обманывали: вы не обманете, васъ обманутъ… коли ужъ вѣтеръ такой подулъ, что надо вольнодумствовать, — что отъ этого станется? и наипаче передъ супругой вашей. Онѣ вѣдь ангелъ, нашы красавица, онѣ обо всемъ житейскомъ никакого понятія не имѣютъ, онѣ мухи не обидятъ, ихъ ангельской душѣ всякую дрянную тварь жалко, — и холопа жалко… отчего же съ ними заодно не поѣхать не повздыхать. Можетъ и Евгеній то Александрычъ ихъ больше плѣнилъ своими рѣчами масонскими.
Андрей (встаетъ). Плѣнилъ, плѣнилъ! — ступай. (Звонитъ).
Елпидифоръ. Такъ я купчую захвачу-съ и распоряженья сдѣлаю на счетъ слесаря, а вечеромъ доложить приду, Вы сейчасъ къ генералу изволите ѣхать? (Валентинъ входитъ слѣва).
Андрей. Попроси барыню, не можетъ ли она сюда ко мнѣ пожаловать (Валентинъ уходитъ направо),
Елпидифоръ. А я уйду-съ.
Андрей. Конечно.
Елпидифоръ. Такъ я вечеркомъ-съ доложить приволокусь. (Мнется). Ужъ вы, Андрей Дмитрычъ, слугу-то вѣрнѣйшаго своего не оставьте насчетъ награды… изволите сами видѣть чего мнѣ это стоило, — жизнь за васъ кладу, за всякій часъ опасаюсь, чтобъ кто изъ холопей ножемъ въ бокъ меня не пырнулъ, али что другое, — а все изъ-за васъ, (Валентинъ появляется справа).
Валентинъ. Идутъ-съ. (Уходитъ налѣво. Нетерпѣливое движеніе Андрея.)
Елпидифоръ. Слушаю-съ, слушаю-съ… ушелъ… провалился. (Исчезаетъ налѣво. Входитъ Влена справа).
Елена. Что вамъ угодно?
Андрей (цѣлуетъ ея руку). Прежде всего, видѣть васъ; я: цѣлый день васъ не видалъ.
Елена. (холодно), Тутъ ваша воля, вы отъ меня уходите. (Переходитъ и садится на диванъ).
Андрей. Съ мученьемъ сердца, повѣрьте, еслибъ не дѣла…
Елена. Ахъ да! эти дѣла… къ несчастью.
Андрей. Вы ѣздили къ дядюшкѣ? тамъ большая радость…
Елена. Да, ему вернули царскую милость.
Андрей. Я жалѣю, что не поѣхалъ съ вами. Отчего вы мнѣ не сказали, что хотите ѣхать къ генералу?
Елена. Оттого, что васъ не было дома и потомъ…
Андрей. Потомъ, что же?
Елена. Потомъ… по какой причинѣ я поѣхала, можетъ быть вы бы мнѣ не посочувствовали?
Андрей. Могу ли я не сочувствовать желаніямъ моего божества?
Елена. Я поѣхала извиниться передъ тетей, Матреной Савишной, за непріятности, которыя она вчера у ласъ въ домѣ встрѣтила,
Андрей. Даже извиниться!.. развѣ вы ужъ такъ вполнѣ оправдываете ея вчерашнее поведеніе у насъ?
Елена. Я не только оправдываю, я завидую, что сама не съумѣла бы никогда такъ говорить, какъ она… да и не имѣю на это права.
Андрей. Какъ вы это объясняете?
Елена. Ея жизнь полна самоотверженія, любви къ ближнему, полна труда, — моя жизнь одна праздность и потѣхи.
Андрей. Вамъ къ счастью вовсе не нужно было продѣлывать всего, что продѣлала тетка Матрена. Вы прежде иначе смотрѣли на нее и на эту грязную интрижку съ дядей.
Елена. Я была несправедлива… потому что тетя всегда, и умѣла и умѣетъ любить, лучше чѣмъ я.
Андрей (встаетъ), Мнѣ это очень горько слышать: я выше всего въ мірѣ ставилъ любовь вашу ко мнѣ и къ нашему сыну.
Елена. Андрей, я люблю тебя, какъ никого въ мірѣ, какъ только можетъ любить неопытная дѣвушкахъ полнымъ стремленіемъ горячей страсти, — но что ты сдѣлалъ изъ этой любви, Андрей? зачѣмъ ты не берегъ ее? зачѣмъ ты разбивалъ ее каждый годъ, каждый день, каждый часъ?
Андрей. Никогда не ждалъ такого попрека; кажется, я всегда изысканно былъ ласковъ и предупредителелъ.
Елена (встаетъ). Да, но развѣ этого довольно для души любящей женщины? — я хотѣла тебя знать, знать всего, — я не знала. Я не могла себѣ сказать: добрый ты или злой, честный, отважный или льстивый, мелочный? — ты какъ въ маскѣ всегда являешься передо мной, — маска, прекрасна, конечно, — но я хотѣла видѣть лицо, я хотѣла, мысли твои знать, душу… зачѣмъ ты никогда мнѣ не говорилъ, что ты дѣлаешь, какъ и чѣмъ распоряжаешься? наши разговоры съ тобой всегда такіе гладкіе, нѣжные, какъ цвѣтистый атласъ; но пусть бы лучше мы спорили, пусть бы даже ссорились! — тогда бы не такъ жестоко было разочарованье.
Андрей. Развѣ ужъ оно есть, разочарованье?
Елена. Да, Андрей… Я узнала, помимо тебя узнала, что совсѣмъ ты не таковъ, какимъ со мной говоришь: ты злой, ты жестокій. Я узнала зачѣмъ этотъ отвратительный Елпидифоръ къ тебѣ ѣздитъ . твои крѣпостные страшиться тебя какъ злой невзгоды, можетъ быть тайкомъ проклинаютъ тебя! — это ужасно Андрей, это ужасно!
Андрей. Такъ вотъ чему училъ васъ этотъ новоиспеченный братецъ, свалившійся къ намъ такъ некстати… съ неба, вѣроятно, прямо изъ сонма ангеловъ!
Елена. Андрей!
Андрей. Должно быть не мало вы разговаривали съ нимъ, что сразу успѣли переродиться.
Елена. Нѣтъ, не сразу, у меня давно этимъ сердце болѣетъ.
Андрей. Не отговаривайтесь, пожалуйста, я очень хорошо знаю, что вы и къ теткѣ поѣхали изъ за этого красавчика братца. (Переходитъ налѣво).
Елена. Какъ непристойно вы говорите!
Авдрей. Стало быть неправда, что вы тамъ видѣли Евгенія? и разговаривали съ нимъ? и даже одинъ на одинъ, и что онъ училъ васъ презирать меня?
Елена, Я его видѣла и бесѣдовала съ нимъ и онъ на многое открылъ мнѣ глаза, но презирать васъ, онъ не училъ . О, насколько онъ лучше васъ: онъ бы не заподозрилъ того, что вы подозрѣваете.
Андрей. Превосходно! — вы въ глаза мнѣ говорите, что онъ лучше меня и при этомъ хотите меня увѣрить, что не влюбились въ этого молокососа.
Елена. Къ несчастью, я пока люблю только тебя, — и пойми же какое для меня горе, какая мука, что я тебя не вижу такимъ хорошимъ, какъ хотѣла бы, какъ прежде думала, да. Евгеній лучше тебя и это мое страданье; онъ добрый, у него чистыя мысли, онъ не отравленъ развратомъ, какъ всѣ кругомъ и жаждой роскоши, изъ за чего гибнутъ цѣлыми семьями крѣпостные люди, онъ не отравленъ, какъ ты.
Андрей. И это не любовь.
Елена (бросается на диванъ). Милый, верни мнѣ прежняго Андрея, раздави свою жадность!.. прогони негодяя, который тебя соблазняетъ, дай мнѣ возможность уважать тебя, какъ Евгенія!
Андрей. Нѣтъ, это ужъ слишкомъ! — меня обвиняютъ въ развращеніи и преклоняются перёдъ этимъ мальчишкой, какъ передъ небесной добродѣтелью, — чудные нравы, чудные!.. Жена, въ глаза мужу выхваляетъ любовника и проситъ брать съ него примѣръ… Въ былыя времена она не осмѣлилась бы и подумать объ этомъ, а теперь все можно: завертится жена, разбалуется, и коли у нея родственники въ случаѣ, такъ мужъ надъ него и власть потерялъ, — гляди на распутство и молчи.
Елена. Андрей! Андрей!
Андрей. Отчего же вы теперь такъ гордо голову подняли и черните меня? — прослышали, что дядя генералъ въ милость царскую вошелъ. Онъ и любовника вашего пригрѣлъ, Евгенія; ему любо, чтобъ васъ совращали, онъ самъ весь вѣкъ съ метрессой крѣпостной прожилъ, онъ покроетъ все, чтобы вы не сдѣлали.
Елена. Ты пожалѣешь объ этихъ словахъ, Андрей, я этого дальше слушать не стану. (Уходитъ направо).
Андрей. Лучше меня! мудрый наставникъ… птенецъ, едва изъ яйца вылупился… нищій и расточитель… когда я, ради любви къ ней… Жажда роскоши! — для кого же эта роскошь, какъ не для васъ?..(Звонитъ) Лучше меня! превосходное слово. (Входитъ Валентинъ слѣва).
Андрей. Ты ѣздилъ сегодня съ барыней къ Николаю Валерьяновичу?
Валентинъ. Точно такъ-съ.
Андрей. Отчего же ты не доложилъ мнѣ, что барыня ѣдетъ къ генералу?
Валентинъ. Вы мнѣ приказывать не изволили объ выѣздахъ барыни докладывать. Да и какъ же мнѣ это сдѣлать: васъ дома не было, когда барыня приказали подавать карету. Опять же я спрашивать не смѣю барыню, куда имъ угодно ѣхать? онѣ приказываютъ ужъ когда въ карету сядутъ, — отъ кареты докладывать вамъ не побѣжишь…
Андрей. Ты становишься дерзокъ, любезнѣйшій. Ты, кажется, начинаешь забывать свою службу.
Валентинъ (глухо). Какъ всегда служилъ, такъ и теперь.
Андрей. Тамъ у генерала… барыня видѣлась съ братцемъ Евгеніемъ Борисовичемъ?
Валентинъ. Видѣлись.
Андрей. И разговаривали наединѣ… безъ свидѣтелей?
Валентинъ. У его превосходительства гость въ это время сидѣлъ; какъ мы пріѣхали и ея превосходительство Матрена. Савишна были заняты, барыня прошли въ садъ, тамъ съ Евгеніемъ Борисовичемъ разговаривали.
Андрей. Объ чемъ?
Валентинъ. Какъ же я могу знать-съ? я въ сторонѣ стоялъ,
Андрей, Ты думаешь, тебѣ лучше будетъ, если ты будешь скрывать отъ меня, что дѣлаетъ барыня? Ты мнѣ долженъ служить, а не ей, и это для тебя будетъ выгоднѣе, можешь быть увѣренъ… Долго они разговаривали?
Валентинъ. Пока не вышла генеральша.
Андрей. Ты не увертывайся… долго?..
Валентинъ. Какъ же мнѣ это знать, Андрей Дмитричъ? на часы я не глядѣлъ…
Андрей. Отчего же ты не пришелъ мнѣ тотчасъ до нести обо всемъ, что тамъ было, какъ только вернулись?
Валентинъ. Доносить мнѣ зачѣмъ-же-съ?.. я слуга, коли баринъ, что спрашиваетъ, я долженъ отвѣчать, правдой отвѣчать; а доносить что же? мало-ль что слышишь и видишь! обо всемъ и доносить.
Андрей (въ волненіи). Я васъ заставлю говорить! вы всѣ мнѣ враги, всѣ, вся дворня!.. я вамъ покажу себя, коли вы цѣнить барина не умѣете… Я строжайше запретилъ, чтобъ передъ барыней никогда никакихъ жалобъ не высказывать, а вы барыню смущаете… я узнаю, кто это… (Ударяетъ въ ладоши). Кто тамъ?! (Валентинъ хочетъ идти). Ты стой, ты еще мнѣ надобенъ. (Входитъ Иванъ слѣва). Позвать сюда Глафиру и приходи самъ. (Иванъ уходитъ направо). Ты думаешь, что ты старъ, такъ тебѣ все будетъ дозволено? я не потерплю подлѣ себя людей, которые противъ меня камень за пазухой носятъ… я не потерплю, слышишь?! (Переходитъ къ столу. Входятъ Иванъ и Глаша).
Глаша. Чего изволите-съ?
Андрей (сѣлъ). Вамъ было сказано, чтобъ передъ барыней не только что словомъ, но даже видомъ никогда своихъ печалей не показывать… кто ей пожаловался на Елпидифора Ивановича? какъ вы смѣете объ немъ дурно говорить, если вашъ баринъ его къ себѣ принимаетъ и сажаетъ подлѣ себя. Что-жъ вы молчите?
Иванъ. Мы-съ… ничего-съ…
Андрей. Только вотъ и слышишь отъ васъ, дурацкіе отвѣты!.. (Глашѣ). О чемъ ты ревѣла передъ барыней вчера на колѣняхъ, когда я тебя засталъ?.. говори.
Глаша (падая въ ноги съ рыданьемъ). Голубчикъ, баринъ, ничего я не жалобилась, вотъ те крестъ, провалиться на этомъ мѣстѣ!
Андрей. Говори безъ утайки все… чего ты ревѣла? чего просила?.. или сейчасъ же…
Глаша (испуганно). Баринъ, родной!.. милостивый… все скажу, все…
Андрей. Ну?..
Глаша. Очень испужалась я тогда, — потому, какъ къ намъ Елпидифоръ Иванычъ пріѣзжаютъ, всегда людей продаютъ… просила барыню, чтобъ, то есть, меня отъ себя не гнали, при себѣ бы оставили… (съ плачемъ, умоляя). Баринъ, голубчикъ, виновата, виновата, прости!.. потому мнѣ при барынѣ слава Богу, барыня души ангельской, добрая…
Андрей. Встань… добрая… а я злой?.. кто тебя пальцемъ тронулъ, полоумная, до сихъ поръ?.. молить Бога должна ты за господъ то! какъ живешь.
Глаша. И молюсь… голубчикъ баринъ.
Андрей. Что барыня, когда ты ее одѣваешь, говоритъ съ тобой?
Глзша. Говорятъ иной разъ, коли что приказываютъ,.
Андрей. А что посторонее не говоритъ?.. Ты мнѣ должна все сказывать, все рѣшительно… что ей скучно или что недовольна чѣмъ?
Глаша. Нѣтъ-съ.
Андрей. Вчера, когда она спать шла, не говорила тебѣ ничего… про то, что… братецъ у насъ былъ… Евгеній Борисовичъ?
Глаша. Про Евгенія Борисовича говорили-съ.
Андрей. Что говорила? что?
Глина_ Что они молодые такіе и красивые…
Валентинъ (который долго крѣпился и не выдержалъ, подходитъ къ Андрею). Варинъ,, дозволь тебѣ сказать… не ладно ты это дѣлаешь…
Андрей. Тебя не спрашиваютъ, (Иванъ и Глаша отступаютъ къ камину).
Валентинъ, Дозволь сказать… ты меня попрекнулъ, что слуга я не хорошій. и былъ бы я не хорошій слуга, кабы молчалъ. Не ладно это, что дуру дѣвку распрашиваешь про супругу: промежъ мужа и жены холопа ставишь.
Андрей. Да какъ ты осмѣливаешься, негодяй!
Валентинъ. Нѣтъ, баринъ, я не негодяй… правду говоритъ ея превосходительство Матрена Савишна, что былъ бы я негодяй, кабы шкуру свою сберегая, молчалъ бы.
Андрей. Опять тетка Матрена! всюду она.
Валентинъ. И дай ей Господи здоровья за это… Я, Андрей Дмитричъ, еще дѣду вашему служилъ. Прадѣдушка вашъ, Валерьянъ Семенычъ, меня крестили и имя мнѣ дали въ честь братца своего, Валентина Семеныча, адмирала… васъ еще и на свѣтѣ не было, сударь мой, родитель вашъ меня, какъ друга цѣловалъ за то, что, я имъ правду говорилъ… вольную мнѣ давалъ передъ; смертью, да я не взялъ, потому въ Курлятьевской семьѣ служить за честь себѣ ставилъ.
Андрей. Позволилъ бы отецъ тебѣ такъ говорить, какъ ты мнѣ говоришь?!
Валентинъ. Позволилъ бы, — потому я для вашего же счастья и чести говорю… неладно вы живете, баринъ, не такъ, какъ родители и дѣды ваши жили. Они изъ вѣка въ вѣкъ отцами были намъ, своимъ холопамъ; въ Курлятьевскую то семью всякій самъ бѣжалъ, возьми только… а вы къ себѣ дьявола припустили, Елпидифорку, отвѣтитъ онъ за насъ, вѣдь все же мы люди, все человѣки, всѣ на счету у Всевышняго, за всѣхъ взыщется. а вы ему себя отдали въ руки изъ за корысти проклятой… не благословитъ это Богъ!
Андрей. Съ глазъ моихъ долой! хлыстомъ что ли тебя?
Валентинъ. Какъ угодно, а я свое скажу. И съ барыней оттого у васъ не лады, не по сердцу вы живете, не одна пѣсня у васъ., силкомъ, да наушничаньемъ, къ любви не склонишь. Теперь дѣлай со мной, что хочешь, больше мнѣ нечего говорить.
Андрей. Въ деревню тебя, въ избу, на гнилую солому, — избаловался больно на барскихъ хлѣбахъ… сегодня же готовься уѣзжать.
Валентинъ. Спасибо, баринъ, что не обошелъ меня: своею милостью за службу за долголѣтнюю.
Андрей. Чтобъ духу твоего больше здѣсь не было! (Уходитъ направо).
Иванъ (выступая). Валентинушка, батюшка, да что ты это надѣлалъ?
Глаша. Какъ же мы теперь безъ тебя то? пропадемъ… все бывало научишь, какъ? что? и заступишься.
Иванъ. Совсѣмъ пропадемъ теперь, совсѣмъ.
Валентинъ. Молитесь Господу, да дѣла своего не забывайте. (Ивану). Зажги свѣчи то, видишь темно; баринъ вернется, взыщется. (Иванъ зажигаетъ свѣчи на письменномъ столѣ. Входитъ Евгеній).
Евгеній. Никого въ прихожей не было… Что Андрей: Дмитріевичъ дома?
Валентинъ. Сейчасъ отсюда вышли.
Евгеній. Доложите ему обо мнѣ.
Валентинъ (на Ивана). Вотъ онъ доложитъ, — я ужъ имъ теперь не камердинеръ… меня теперь въ сермягу дырявую на босу ногу къ сохѣ приставятъ, — выслужилъ въ семьдесятъ то пять лѣтъ. (Кланяется на три стороны). Прощайте православные, не поминайте лихомъ (Уходитъ налѣво. Глаша тихонько уходитъ направо).
Евгеній. Что это значитъ?
Иванъ. Баринъ очень прогнѣвались.
Евгеній. Доложи пожалуйста
Иванъ. Ужъ оченно страшно; вы бы въ другой разъ, сударь, пожаловали.
Евгеній. Мнѣ необходимо его видѣть сейчасъ же, это очень важно,
Иванъ Ужъ не знаю право, какъ и доложить то. (Мнется. Входитъ Андрей справа).
Андрей. Вы здѣсь?.. (Ивану). Чего-жъ мнѣ не сказали?
Иванъ. Они только что изволили войти.
Андрей. Ступай. (Иванъ уходитъ).
Андрей. Извините меня, я можетъ быть помѣшалъ; вы вѣроятно къ моей женѣ пріѣхали?
Евгеній. Нѣтъ, я именно къ вамъ, братецъ, и по спѣшному дѣлу.
Андрей. Безконечно обязанъ за такое лестное вниманіе ко мнѣ; но если дѣло спѣшное, отчего вы женѣ моей его не объяснили, — вѣдь вы сегодня долгіе часы съ ней разговаривали?
Евгеній. Не о всѣхъ дѣлахъ прилично съ дамами разговаривать, особливо съ сестрицей; ея чувствительность надо беречь.
Андрей. И вы берегли ее?
Евгеній. Сколько можно было.
Андрей. Не много же было можно… Приступимъ къ дѣлу. Фамильярность между нами излишня, — мы слишкомъ мало знакомы.
Евгеніи. Да, не смотря на близкое родство, мы, кажется, очень далеки другъ отъ друга и весьма рознимся въ нашихъ воззрѣніяхъ.
Андрей, Вамъ успѣли доложить ужъ и о моихъ воззрѣніяхъ?
Евгеній. Сколько я могъ замѣтить въ мой визитъ къ вамъ…
Андрей. Оставимъ это. Берегите ваше краснорѣчіе для болѣе внимательной слушательницы… Прошу васъ къ дѣлу. Что прикажете? (Садится къ письменному столу такъ, чтобъ столъ отдѣлялъ его отъ Евгенія и чтобъ зажженая свѣча была у него подъ рукой).
Евгеній. Простите, что начну издалека…. Я пріѣхалъ сюда въ Москву, имѣя въ виду найти занятіе по душѣ и по способностямъ. Въ память моего отца, дядюшка Николай Валеріановичъ и супруга его обласкали меня.
Андрей. И супруга обласкала! Ха, ха, ха? Это въ ея нравахъ: она вообще очень ласковая женщина, эта знаменитая тетушка, генеральша Матрена.
Евгеній, Вы, что-то особенно раздражены сегодня, потому позвольте прямо: я хотѣлъ сказать вамъ, что, отпустивъ крестьянъ на волю, я нахожусь въ затруднительномъ денежномъ положеніи… все таки я не сталъ бы васъ безпокоить, если бы вчера не случилось одного непредвидѣннаго обстоятельства… и вотъ, какъ мнѣ это ни непріятно, я долженъ вамъ напомнить, что вы моё должникъ.
Андрей. Вашъ должникъ? Какимъ это образомъ?
Евгеній (смущенно). Право это такъ.
Андрей. Непостижимая претензія… я васъ вижу всего во второй разъ въ моей жизни и никакихъ дѣлъ съ вами не производилъ.
Евгеній. Но наши отцы были родные братья, Андрей Дмитріевичъ и, какъ братья, оказывали другъ другу услуги. Такъ-то вотъ, пятнадцать лѣтъ тому назадъ, мои родители жили тогда въ деревнѣ, въ полномъ довольствѣ и счастьи, но вашему отцу приключилась большая напасть.
Андрей. Вы намекаете на денежныя затрудненія вслѣдствіи командировки отца за границу?.. Тамъ онъ, какъ представитель царицы, долженъ былъ жить свыше своихъ средствъ, запутался…
Евгеній. И ему пришлось-бы очень худо, если-бъ не помогъ ему его братъ.
Андрей. Въ первый разъ слышу.
Евгеній. Вы сомнѣваетесь въ моемъ словѣ?
Андрей. Безъ росписокъ денегъ въ займы, не даютъ.
Евгеній. Наши отцы были братья не только по крови, но и по духу; между ними о роспискахъ не могло быть и рѣчи. У меня однако есть письмо вашего отца.
Андрей. Покажите.
Евгеній (подавая). Вотъ… Я бы имъ не воспользовался для себя, но этими деньгами можно спасти отъ позора и отчаянія двухъ людей мнѣ близкихъ. Какъ много зла на свѣтѣ, братецъ, эта старуха, Лукоянова, вы не знаете, чѣмъ она промышляетъ… если-бъ вы знали, вы бы не допустили ее приблизиться къ такому ангелу, какъ Елена Сергѣевна.
Андрей, Къ чему вы мнѣ это говорите?
Евгеній, У нея есть крѣпостной слесарь, Дементій, и она продаетъ его вмѣстѣ съ женой старому развратнику. Я хочу что-бъ эта покупка не состоялась, хочу самъ купить ихъ и отпустить на волю,
Андрей. То есть лишній разъ разыграть великодушнаго рыцаря и благодѣтеля, чтобъ прельщать чувствительныя сердца, чтобъ еще больше вами восхищались дамы?.. Но на сей разъ вамъ это не удастся: Дементій съ женой принадлежатъ не Лукояновой, а мнѣ. Пока вы тамъ сентиментальничали съ моей супругой, я подписалъ купчую на этихъ людей.
Евгеній. Такъ я васъ буду просить уступить мнѣ ихъ.
Андрей. Не согласенъ… Что касается мнимаго долга, о которомъ вы изволили такъ кстати вспомнить, можете искать съ меня судомъ. Доказательствъ у васъ нѣтъ.
Евгеній Какъ нѣтъ? А письмо?
Андрей. Письмо? — Оно безъ сомнѣнія написано до уплаты,
Евгеній. Взгляните на число: письмо написано за нѣсколько часовъ до смерти дяди, а онъ проситъ отсрочки на годъ.
Андрей (пробѣгаетъ письмо). Во всякомъ случаѣ, это не юридическое доказательство и судьи письма не признаютъ.
Евгеній (порывисто). Да вы-то должны признать! Оно писано рукой вашего отца, въ минуты, когда уже ангелъ смерти виталъ надъ нимъ… Слова эти должны быть священны для васъ.
Андрей. Прошу васъ не учить меня.
Евгеній (торжественно). Пускай же весь міръ будетъ судьей между нами… Отдайте мнѣ это письмо, я покажу его дядѣ. Ему значеніе нравственныхъ обязательствъ хорошо извѣстно, онъ васъ заставитъ.
Андрей (внѣ себя). Мальчишка! Смѣетъ грозить. (Порывистымъ движеніемъ подноситъ письмо къ свѣчкѣ; оно вспыхиваетъ; онъ бросаетъ ею на полъ и топчетъ ногами. Входитъ Елена).
Андрей. Вотъ вамъ ваше нравственное обязательство Евгеній. Письмо отца!!. Предсмертный его завѣтъ!.. О, несчастный!.. (Рыдаетъ, закрывши лицо руками).
Елена (мужу). Что вы сдѣлали? (Евгенію). Что онъ сдѣлалъ? Что? (Голосъ ея обрывается отъ волненія).
Андрей. Иди къ себѣ, — тебѣ тутъ не мѣсто.
Евгеній (сквозь слезы). Не спрашивайте, вы не должны знать, — это ужъ слишкомъ, слишкомъ ужасно! (Убѣгаетъ налѣво).
Андрей. Что же вы не бѣжите за нимъ? онъ вамъ такъ дорогъ, этотъ юродивый.
Елена. Что за письмо вы сожгли? (Хочетъ поднятъ обгорѣвшіе клочки на попу).
Андрей. Не трогай! (Дрожащими руками подбираетъ клочки письма).
Елена (съ возрастающимъ волненіемъ). Какъ вы дрожите… точно убійца… (Пристально смотритъ на него, онъ отворачивается). Да объясните же… вѣдь я слышала вашъ разговоръ… надо же мнѣ отъ васъ самихъ знать, все знать, вѣдь вы мой мужъ, отецъ моего ребенка.
Андрей. Что-жъ мнѣ говорить вамъ? — Когда вы подслушивали у дверей… Вѣрьте ему, вашему милому Евгенію. Вѣдь онъ лучше меня, ближе вашему сердцу. Ну, да, я сжегъ письмо моего отца, чтобъ не платить его долга… вѣрьте вашему любовнику, вѣдь онъ въ этомъ меня обвиняетъ. (Переходитъ направо).
Елена. Вы рѣшились… до чего васъ довелъ подлый Прислужникъ!
Андрей. Елена… слушай…
Елена. Не подходите ко мнѣ, вы мнѣ отвратительны… я васъ любила, я васъ умоляла оставить вашу корысть, о вамъ деньги дороже чести, дороже любви, дороже меня, — я васъ ненавижу! (Уходитъ).
Андрей. О! мы еще поспоримъ… онъ вамъ милѣе, чѣмъ я, но мы еще поспоримъ… ему это дешево не обойдется… онъ оттолкнулъ васъ отъ меня, — пускай; но и себя не приблизитъ… нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!.. Я подыму все общество… я буду жаловаться… къ консисторію… Какъ здѣсь жарко (Звонитъ). Голова какъ въ огнѣ… (Садится на диванчикъ, входитъ Иванъ слѣва). Что тебѣ?
Иванъ. Звонить изволили?
Андрей. Отчего же ты приходишь? гдѣ же Валентинъ?
Иванъ (робко). Вы приказали имъ въ деревню снаряжаться… чтобъ то есть не смѣли больше къ вамъ…
Андрей. Хорошо… Елпидифоръ въ домѣ?
Иванъ. Никакъ нѣтъ-съ… Елпидифоръ Иванычъ изволили…
Андрей. Ну?
Иванъ. Да слышно быдто въ полицію изволили уѣхать…
Андрей (встаетъ). Въ полицію? Зачѣмъ? Что жъ ты. молчишь? Ты знаешь зачѣмъ? — говори, говори!
Иванъ Да сейчасъ къ нимъ приходилъ тоже какой то… стрекулистъ… виноватъ…
Андрей. Говори.
Иванъ. Сказывалъ, что слесарь какой то, что-ли, ихній, съ женой пропали… скрылись… такъ Елпидифоръ Иванычъ, изволили въ полицію… явочную, что ли подавать; на счетъ то есть этого слесаря.
Андрей. Скрылся?.. пропалъ?.. Дементій!.. Зачѣмъ жеЕлпидифоръ не пришелъ мнѣ сказать… впрочемъ, это тебя не касается . (Садится). Отвори окно… (Иванъ отворяетъ окно). Какъ на дворѣ?
Иванъ. Дождикъ-съ…
Андрей. Что я еще приказать хотѣлъ?.. что я хотѣлъ?.. (Вбѣгаетъ Глаша).
Глаша (съ ужасомъ и слезами). Баринъ! бѣда у насъ, бѣда!.. баринъ, я не виновата, сейчасъ къ вамъ доложить… Барыня наша… ушла изъ дому.
Андрей (вскакиваетъ). Какъ!… куда?
Глаша. То-то вѣдь оно… боязно… что такое? ночью… непогода… куда-жъ идти?.. я ужъ отговаривала, онѣ ничего не слышатъ, плачутъ… завернулись въ шаль, шляпу надѣли… и ушли!..
Андрей. Скорѣй, за. ней!.. отыскать!… нѣтъ, не надо… ничего не надо… Господи, Царь небесный!.. что со мной?.. душитъ, душитъ… (Падаетъ безъ чувствъ).
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
правитьМатрена. Ну, будетъ тебѣ, Ефимычъ. (Хорь замолкаетъ). Поете, поете, съ самаго утра. Чай они теперь ужъ ладно насобачились.
Ефимычъ. Теперь хорошо будетъ, ваше превосходительство.
Матрена. Ну и ступайте всѣ по своимъ мѣстамъ…. Анютка и Ѳенька, тамъ въ буфетную сволокли купидоншу съ чердака, обмойте-ка ее хорошенько, гляди вся паутиной заросла… (Двѣ дѣвушки уходятъ въ глубину за домъ. Мужчинамъ). И вы туда же… какъ купидоншу обмоютъ, ее къ храму любви несите… (Дѣвушкамъ). А изъ васъ пятеро тоже къ храму любви, — Евгеній Борисовичъ тамъ распоряжается. Остальные въ людскую, ждать приказаній. (Всѣ расходятся; справа входитъ Ѳедосья съ узломъ). Ну, принесла?
Ѳедосья. Принесла.
Матрена. Что какъ тамъ говорятъ? будетъ у насъ Андрей Дмитріевичъ?
Ѳедосья. Ужъ одѣвался, парадное платье велѣлъ принести.
Матрена. Сердитъ?
Ѳедосья. Темнѣе тучи грозовой ходитъ. Вчера, какъ супруга ушла, безъ чувствъ на земь грохнулся. (Входитъ Елена, изъ первой кулисы слѣва).
Матрена, Елена, ты куда? зачѣмъ вышла? я тебя прячу, крою, чтобъ никто не зналъ, что ты у насъ ночевала, а ты на поди; всѣмъ на показъ вышла.
Елена. Мѣста я себѣ нигдѣ не найду, невыносимо мнѣ.
Матрена. И нашли когда заварить кашу! — когда у насъ великій праздникъ затѣянъ, торжество знатное, гости сановные, самъ Александръ Андреичъ Безбородковъ. Время вамъ тутъ ссориться.
Елена. Это не ссора, тетя, — это разладъ на жизнь и на смерть.
Матрена. Разсказывай.
Елена. Не могу я жить безъ сына Понимаете, тетя, я объ сынѣ стосковалась… вчера, какъ угорѣлая, въ безпамятствѣ изъ дома убѣжала, а сегодня опомнилась, — такъ мнѣ грудь сдавило… такъ… тянетъ меня туда… ужасно!..
Ѳедосья. Видѣла я вашего младенца райскаго.
Елена. Гдѣ?
Матрена. Я ее тайкомъ посылала къ вамъ, чтобъ твое парадное платье принесла. Нельзя же тебѣ при гостяхъ такъ вотъ выдти… вотъ, принесла.
Елена. До праздника ли мнѣ теперь?.. (Переходитъ къ Ѳедосьѣ). Что же онъ, мой мальчикъ? такъ ты его видѣла?
Ѳедосья. Сидитъ съ нянюшкой, играетъ. Да онъ ужъ говоритъ у васъ: все мама, мама повторяетъ.
Елена. Сердце мое, что будетъ съ нимъ?
Матрена. Что будетъ? — выростетъ, какъ всѣ растутъ.
Елена. Нѣтъ, тетя, не какъ всѣ… безъ матери, — пойми, безъ ласки материнской.
Матрена. Отчего?
Елена. Оттого, что я не могу теперь туда идти, послѣ всѣхъ низостей мужа, — душа не вынесетъ, его видѣть… каково мнѣ знать, что мужъ мой извергъ.
Матрена (Ѳедосья). Ступай въ горницу, что зазѣвалась стоишь… (Ѳедосья уходитъ въ глубину за домъ). Никакой онъ не извергъ, а просто онъ дуракъ: подзудили, подзадорили, погнался за лишнимъ рублемъ; а ужъ этотъ рубль! — онъ хуже чумы пакоститъ.
Елена (садится на скамью справа). Мужъ убилъ мою любовь, не вернуть мнѣ его.
Матрена. Нѣтъ, ты погоди его то ругать, ты сперва на себя погляди, поокинься, — права ли ты то, сама то?.. Что-жъ ты, замужняя жена, коли съ самаго спервоначала къ мужу въ-душу не залѣзла?
Елена. Онъ отстранялъ всякій серьезный разговоръ. Матрена. Мало-ль что? а ты бы опять, да опять… да не теперь, когда оба разожглись, а когда впервые на одну подушечку прилегли, ушко къ ушку, тута мужчинка не уйдетъ, все изъ него вывѣдать можно… а ты что? — онъ тебѣ подарки, онъ тебѣ праздники, онъ тебѣ брилліанты, а ты разодѣнешься и сидишь, цацой; небось не спросишь: милый мой, сахарный, откелева у тебя эстолько денегъ?.. Ну, говори, не спрашивала?
Елена. Нѣтъ.
Матрена. Ну вотъ, то-то и оно… онъ изъ тебя сдѣлалъ фигуру, да такъ на тебя и смотрѣлъ: на красу твою зарился, а въ душу не заглядывалъ, --красой то ты своей его и загубила. Вѣдь тоже, гляди, изъ любви къ тебѣ жадность то его разрослась: ни метресокъ онъ не имѣлъ, ни легкомыслія, ни пьянства, ничего, — а кинулся за рублемъ изъ за тебя же… такъ что-жъ ты за святая въ ефтомъ дѣлѣ?
Елена. Тетя, это еще ужаснѣе! вы меня же дѣлаете участницей въ его преступленіяхъ.
Матрена. А то. какъ, же? — мужъ да жена одна сатана… коли одинъ въ чемъ провинился и другой виноватъ; какъ не разрывай семью, Богъ связалъ и не разорвешь. А ты, чѣмъ спорить то, да скандалы затѣвать, ты-бы кротостью, да лаской. (Вставая и переводя Елену направо). Ну, да некогда мнѣ теперь съ тобой лясы точить, ступай-ка одѣвайся, сейчасъ гости нагрянутъ. (Справа изъ первой кулисы входитъ торопливо Евгеній, изъ первой кулисы справа Дементій и Даша).
Евгеній. Тетенька, ради Бога. (Увидя Елену). Елена Сергѣевна! вы здѣсь?
Матрена. Ну, распускай нюни то, чего прибѣжалъ? Устроилъ храмъ любви?
Евгеній. Успѣю, все устрою… теперь вотъ: ради Бога, тетенька, покажите вашу доброту безконечную… Елена Сергѣевна, небесный вы житель, просите за насъ
Матрена. Да что у васъ еще? — Господи, не дадутъ дѣломъ заняться, — устраивай тутъ торжества да празднечества.
Евгеній. Вотъ этимъ несчастнымъ либо жизнь, либо смерть, спрячьте ихъ у себя.
Матрена. Что такое? опять ты? Дементій? да?
Дементій. Точно такъ-съ и вотъ она, жена моя. Ваше превосходительство, будьте мать и заступница: у васъ искать насъ не посмѣютъ, — схороните насъ… убѣжали мы отъ барина. Продали насъ, такъ пока что, что-бъ злодѣйства не случилось…
Евгеній. Только переночевать, тетя, дозвольте…
Дементій. Мы завтра чуть свѣтъ уйдемъ, еще до свѣту… у меня и телѣга приговорена… Бѣглые мы теперь, будемъ по лѣсамъ хорониться, пока до Польши не дойдемъ; только-бъ сегодня то, ваше превосходительство… въ полицію объ насъ заявлено, ищутъ насъ…
Матрена. Что ты? вѣдь этому строжайшій запретъ, бѣглыхъ укрывать… и я подъ уголовный судъ угожу, да и вы, коли попадете.
Дементій. Все равно: намъ вернуться нельзя… коли попадемъ, тутъ намъ и конецъ обоимъ, такъ и рѣшили… ножикъ тута, — пырну ножемъ ее, да себя, торгуй нами потомъ.
Елена. Боже правосудный!
Даша. Все изъ-за меня, изъ-за несчастной! — отнять меня хотятъ у него.
Евгеній. И знаете ли чьи это штуки? — Опять все его же, нашего милаго братца, Андрея Дмитріевича; онъ купилъ ихъ у Лукояновой, чтобы перепродать князю Петру.
Матрена. Не ври такихъ мерзостей.
Евгеній. Клянусь вамъ.
Елена. И вы говорите, тетя, что я все еще должна любить этого человѣка?
Матрена. Что ты тутъ стоить? и безъ тебя голова кругомъ идетъ, ступай одѣваться, — тебѣ сказано, ступай одѣваться… (Толкаетъ ее).
Елена. Не могу я выдти къ гостямъ.
Матрена. Или ты пойдешь сейчасъ одѣваться, или я отъ тебя совсѣмъ отступлюсь, пропадай ты пропадомъ. Коли ты вѣришь теткѣ, коли пришла къ ней на грудь свои слезы лить, такъ и слушайся. У тебя теперь голова путаная, понятія въ ней настоящаго нѣтъ, а я въ полномъ разумѣ, стало быть и потакай моей волѣ, — маршъ одѣваться. (Толкаетъ ее. Елена уходитъ въ первую кулису налѣво).
Евгеній. Тетя, какъ-же?..
Матрена. И ты хорошъ, баранъ вислоухій: нешто женѣ разсказываютъ про мужа такія гадости; длиненъ выросъ, да ума не вынесъ. Тутъ вотъ хлопочешь, чтобъ жену отъ мужа не оторвали, а ты раздоръ зажигаешь, — чистый болванъ, право… Куда васъ спрятать то? какъ нарочно домъ полонъ народу, вѣдь праздникъ у насъ! — за кого поручишься, что не выдадутъ? да ужъ пожалуй запримѣтили васъ…
Даша (переходитъ на право и озирается). Нѣтъ, я платкомъ прикрывалась,
Евгеній. Я ихъ, тетенька, въ мою комнату спрячу, проведу прямо съ малого крылечка.,
Матрена. Ну, ну! да тутъ, тутъ аллейкой между кустиковъ идите, скорѣй, скорѣй… вонъ генералъ ужъ въ гостинную прошелъ, сейчасъ сюда выдетъ.
Евгеній. Идите… (Уходитъ въ первую кулису налѣво. Дементій за нимъ).
Даша (цѣлуя руку Матрены). Ваше превосходительство! заступница…
Матрена. Пошла ты, чего останавливаешься… (Прогоняетъ ее. Входятъ изъ дома трое дворовыхъ, между ними Прошка, несутъ статую; за ними генералъ).
Генералъ. Для чего ты это купидоншу откопала? — вѣдь она алебастровая, да и ножка обломана.,
Матрена (принимая спокойный видъ). Ничего, Миколай Валеріановичъ, мы ее къ верху поставимъ и всю въ зелень уберемъ, прорухи то не замѣтятъ; а все лишній статуй для красоты.
Генералъ. Приготовила храмъ любви?
Матрена. Я Евгенію Борисовичу передала. Да будетъ готово, не безпокойтесь. Я такъ приказала сдѣлать: между колонами-то, въ бесѣдкѣ, камни такъ сложенные и: кругомъ все цвѣты, а на камняхъ я велѣла бюсту императрицы поставить, а передъ нимъ алтарь любви и на емъ два сердца… это быдто, что наши сердца… а сзади изъ-за зелени всякіе боги выглядываютъ. Вотъ я и купидоншу туда поставлю, гдѣ Минерва стояла: Минервѣ то носъ разшибли.
Генералъ. Кто?
Матрена. Поди ты доберись толку: одинъ на одного сваливаетъ. Да ничего, купидонша свое дѣло справитъ. (Людямъ). Несите ее туда въ бесѣдку. (Прислуга уходитъ).
Генералъ, А столъ обѣденный готовъ?
Матрена, Какъ же, вередъ храмомъ и столъ накрыли. Погода-то какая чудесная, намъ благопріятна, чтобъ подъ открытымъ небомъ кушать… цвѣтами все убрано, всѣ растенья изъ оранжереи туда снесли.
Генералъ. Ну, пойдемъ вмѣстѣ взглянуть.
Матрена. Некогда мнѣ, Миколай Валерьянычъ: дѣдовъ, дѣловъ у меня и не обернуться. Иди одинъ, Миколай Валерьянычъ, мнѣ малвазію отобрать надо.
Генералъ. Чего мнѣ одному смотрѣть? я еще что перепутаю… ты у меня мои глаза, мастерица на эти украшенія.
Матрена. Право-же…
Генералъ (обнимаетъ ее). Ну, пойдемъ, пойдемъ, моя генеральша, на минуточку; не Богъ вѣсть что… куда мнѣ безъ тебя эти затѣи осматривать.
Матрена. Коли ужъ вамъ угодно… не задержите только, миленькій. (Оба уходятъ направо въ глубину; слѣва изъ первой кулисы входятъ Валентинъ и Ѳедосья).
Валентинъ (одѣтъ мужикомъ въ лаптяхъ). Вона они пошли… Поди доложи имъ, — я тутъ въ сторонкѣ постою.
Ѳедосья. Какъ ихъ теперь оторвать отъ дѣла? Знаешь какой у насъ денекъ сегодня, важнѣй тезоименитства: въ этотъ день чуточку, чуточку, было Миколай Валерьянычъ Богу душу не отдалъ въ отраженіи.
Валентинъ. Знаю, чего ты мнѣ разсказываешь. Больше твово вѣку на свѣтѣ живу,
Ѳедосья. А знаешь, такъ лучше бы въ другой день пришелъ. Мы къ гостямъ готовимся, — вона какой содомъ подняли.
Валентинъ. Не могу я… меня сейчасъ въ деревню отправляютъ; и отпустили-то всего на часокъ… Елпидифорка такъ приказалъ, чтобы черезъ часъ я за заставой былъ.
Ѳедосья. Ахъ, все не кстати; эко грѣхъ какой. (Евгеній возвращается, изъ первой кулисы слѣва).
Евгеній. Гдѣ тетя?
Ѳедосья. Съ генераломъ вонъ туда пошли. Вы, Евгеній Борисычъ, къ нимъ?
Евгеній, Да.
Ѳедосья. Скажите барынѣ, что вотъ старичекъ проститься пришелъ. Я бы сама сказала, да. генералъ съ ней.
Евгеній. Хорошо.
Ѳедосья. Скажите, молъ, очень требуется, потому его баринъ ссылаютъ въ дальнюю деревню, за провинность, можетъ и не увидятся никогда больше въ жизни, а отпущенъ только на малое время.
Евгеній (переходя къ Валентину). Сосланъ, кто это?.. да это Валентинъ… Кто тебя ссылаетъ?
Валентинъ. Баринъ мой, Андрей Дмитричъ.
Евгеній. За что?
Валентинъ. За долголѣтнюю службу.
Евгеній. Тебя? стараго слугу? который еще отцу его служилъ?!.
Валентинъ. И дѣдушкѣ.
Евгеній. Каждый часъ, каждый часъ все новыя подлости милаго братца открываются… Какой онъ мнѣ братъ? какой онъ намъ родственникъ? — онъ именно извергъ, какъ тамъ тетка не заступайся… Честнаго слугу, — старика, — погоди же, я ему выскажу. (Ему навстрѣчу входитъ Матрена справа изъ глубины).
Матрена. Что же ты не кончилъ храмъ любви?
Евгеній. Вотъ, тетушка, вы меня сейчасъ укоряли за Андрея; но развѣ можно безъ злобы и негодованья говорить объ этомъ человѣкѣ? развѣ можно?
Матрена. Ишь налетѣлъ! какой страшный подумаешь… а ты бы полегче.
Евгеній. Вотъ спросите, какъ онъ отблагодарилъ стараго слугу.
Матрена. Валентинушка… да что это ты въ сермягѣ?
Валентинъ. Ужъ не взыщите, ваше превосходительство, что не въ пору пришелъ, у васъ нонече веселье…. да сейчасъ ѣду, такъ проститься захотѣлось.
Матрена. Куда ты ѣдешь?
Валентинъ. Отъ барина приказъ, чтобъ мнѣ теперь землю пахать, въ дальней деревнѣ, въ саратовской губерніи, — въ семьдесять-то лѣтъ… ужъ мнѣ оттедова не вернуться. Прощай.
Матрена. Да что-жъ онъ, аспидъ, на тебя такъ взъѣлся?
Валентинъ. А вотъ ты мнѣ намеднись говорила, что я, холопъ лукавый, правды барину въ глаза не говорю, — сказалъ я ему правду въ глаза, вотъ и заслужилъ за евфто.
Матрена. Ахъ онъ франтъ кургузый, ахъ онъ чучело мазаное!.. я то за него тужу, да радѣю, а онъ мово старика, вишь-ты какъ, въ навозъ затоптать… да не позволю я…
Валентинъ. Позволишь, не позволишь., я къ нему приписалъ, онъ мой баринъ.
Матрена. Да какъ же такъ? какъ же. тебя отпустить, то… вѣдь это все равно отца отпустить на муку… Валентинушка… (Бросается ему на шею).
Валентинъ. Ну, прощай, полно… ну тебя… чего ты со слезьми… ты меня не того… Матрена, не тормоши меня… тебя Богъ благословилъ за доброту; ты вонъ и въ шелку нашу скорбь чувствуешь… тебя Богъ не оставитъ… не горюй, умница ты моя… (Ласкаетъ ее и не можетъ говоритъ безъ слезъ).
Матрена (отрываясь). Такъ нѣтъ же!.. чтобъ ему подохнуть злодѣю!.. не отступлюсь отъ мово старика… врешь, песъ этакій. Да я въ тебя всю Москву подыму, коли такъ; до государыни дойду.
Евгеній. Что же бы меня, тетя, бранили? вы видите сами, что такое Андрей. Неужто съ такимъ разбойникомъ мирить непорочную чистую Елену? — Нѣтъ, онъ не достоинъ ея любви и чѣмъ скорѣй она вырветъ его изъ своего сердца, тѣмъ лучше.
Матрена. Прытокъ ты больно, торопливъ; дай тебѣ волю, такъ все переломаешь. Не суй носа, куда, неспрашиваютъ, вотъ что… какъ никакъ, теперь у насъ горячка., (Валентину). Ступай ко мнѣ въ кладовую; на вотъ клюкъ-то; сиди тамъ пока.
Валентинъ. Да мнѣ приказано сейчасъ ѣхать.
Матрена. Я за тебя буду въ отвѣтѣ; коли нужно, веревками велю тебя перевязать, скажу что силкомъ захватила, — пущай меня тогда губернаторъ судитъ. Я. военный человѣкъ, не въ такихъ передрягахъ бывала.,
Валентинъ. Какъ же Миколай то Валеріанычъ?
Матрена. Мой генералъ? ты думаешь онъ меня не похвалитъ? онъ меня такъ похвалитъ за это… ты меня, не учи, я мово генерала какъ душу свою знаю… Провели его, Ѳедосья, въ кладовую.
Ѳедосья. Иди, старина.
Валентинъ. Видно ужъ надо по твоему дѣлать. (Уходитъ съ Ѳедосъей налѣво въ первую кулису).
Матрена. Мнѣ бы хотѣлось съ Андреемъ поскорѣй, наединѣ свидѣться, переговорить бы.
Евгеній. Нѣтъ, тетя, это ужъ предоставьте мнѣ: накипѣло у меня на сердцѣ на него, я его въ прахъ нивергну, — передо всѣми гостями, передъ графомъ, передъ губернаторомъ…
Матрена. И передъ женой его!
Евгеній. И передъ женой, — тѣмъ лучше! пускай она сразу отъ него въ конецъ оторвется, — это ея спасеніе,
Матрена. Не смѣешь ты этого дѣлать у меня, я тебѣ .не позволю, не токма передъ гостями барабошить, да даже и Миколай Валерьянычу не смѣй ничего говорить. Я мово генерала тревожить не желаю. Богъ дастъ все обомнемъ, обладимъ втихомолку, тогда и узнаетъ, ему непріятностей не будетъ. А ты, вишь ты, что вздумалъ — срамить фамилію на всю Москву.
Евгеній. Фамилія не срамится, если она негодяя изъ своей среды вышвырнетъ; хуже срамъ фамиліи, что негодяя терпитъ. Ужъ извините, тетя, тутъ я васъ не послушаю: честные люди должны прямо идти, и хоть бы мнѣ пришлось жизнью поплатиться, я не остановлюсь передъ тѣмъ, чтобъ сказать подлецу въ глаза, что онъ подлецъ. (Уходитъ въ первую кулису направо)
Матрена. Постой, постой, выслушай!.. ахъ, Мать Пресвятая Богородица! — вотъ еще этотъ надѣлаетъ кутерьмы; уговаривай его еще, когда тутъ какъ на огнѣ горишь. (Входитъ Прошка, изъ глубины справа),
Прошка. Генералъ приказали спросить: куда хоръ поставить: наружу, аль въ кусты?
Матрена. Прошка, бѣги скорѣй къ Андрею Дмитричу; знаешь, на площади, тутъ не далече… скажи лакеямъ, что по важнѣйшему дѣлу отъ генерала, чтобъ тебя сейчасъ къ барину пустили, и проси Андрея Дмитрича, чтобъ ни минуты не медля сюда пожаловалъ, — слышишь? ни минуты не медля, пока гостей еще нѣтъ… генеральша молъ проситъ по важнѣйшему дѣлу… (Выходятъ изъ дому три лакея, у каждаго по нѣскольку стульевъ). Куда вы стулья несете?
Ланей. Къ бесѣдкѣ приказывали.
Матрена. Такъ не эти стулья, эти изъ гостинной трогать нельзя. (Прошкѣ), А ты что-жъ стоишь, тебѣ приказъ данъ.
Прошка. Генералъ спрашиваетъ, гдѣ хоръ поставите?
Матрена. Вѣдь ужъ я слышала, что повторяешь? Тебѣ сказано бѣжать сломя голову къ Андрею Дмитричу… щенокъ паршивый!.. (Даетъ ему подзатыльника).
Прошка. Чего драться-то?
Матрена. Огрызаться вздумалъ? (Прошка убѣгаетъ въ глубину налѣво).
Матрена (лакеямъ). Не эти стулья, а тамъ особо поставлены. Ахъ, милосливый Господь, всюду свой глазъ… и Евгеній, дрянный мальчишка, убѣжалъ, ищи его посаду… (Входитъ Андрей слѣва изъ первой кулисы), Ахъ, Андрей Дмитричъ! самъ пришелъ, ну слава Богу; а я было за тобой посылала. (Лакеямъ). Поставьте стулья назадъ; я приду сейчасъ, покажу какіе надо взять. (Лакеи уходятъ).
Андрей. Здравствуйте, Матрена Савишна; я нарочно пришелъ, пока гостей нѣтъ. Мнѣ необходимо съ дядей, поговорить.
Матрена. О чемъ, позвольте узнать?
Андрей. Это я ему скажу
Матрена. Ну нѣтъ, я Миколая Валерьяныча зря тревожить не позволю, особливо въ такой день; вы мнѣ скажите.
Андрей. Я опозоренъ, обезчещенъ! вы этого понимать не можете, но дядя, какъ мужчина, пойметъ,
Матрена. Твой позоръ-то ты самъ себѣ на голову накликаешь. Зачѣмъ ты жену до этого довелъ?
Андрей. Стало быть она здѣсь, — такъ ни зналъ… она убѣжала къ своему милому Евгенію Борисовичу, — и. вы, Матрена Савишна, покрываете эти шашни! прекрасную роль вы взяли на себя.
Матрена. Посмѣлъ ты мнѣ въ глаза… счастье твое, что мнѣ недосугъ, я бы тебѣ отпѣла, — въ землю бы ушелъ со стыда. Ну. да недосугъ теперь, вонъ еще вино не все отобрано. Знай же: твоя жена здѣсь и если ты не хочешь ее совсѣмъ потерять, если не хочешь, чтобъ ушатъ помой на тебя вылили, ты лучше слушай меня во всемъ… Ахъ, кажись, генералъ возвращается… схоронись тутъ, за кустами, не показывайся ему, пока со мной не переговорилъ.
Андрей. Но я бы хотѣлъ…
Матрена. Хуже будетъ, вотъ-те Христосъ, хуже!.. спрячься пока, коли себѣ добра желаешь… (Андрей уходитъ направо въ первую кулису. Входитъ генералъ, справа изъ глубины).
Генералъ. Я тамъ кое-что переставилъ, не знаю хорошо-ли; ты-бы взглянула еще.
Матрена. Взгляну, Миколай Валеріанычъ.
Генералъ. Постой-ка. (Осматриваетъ ее). Что это тебя Никитка неладно причесалъ… тутъ бы надо погуще пудрой насыпать… ну, ну, чего отворачиваешься., дай полюбоваться, ахъ ты, моя генеральша! Чѣмъ не генеральша? — Да лучше всѣхъ ихъ. Только-бы мушку вотъ надо на щеку.
Матрена (конфузливо съ улыбкой). Ну, полно вамъ, Миколай Валеріанычъ; тутъ спѣшка, а вы мушками занялись.
Генералъ. Погоди, погоди… нѣтъ, ты мнѣ покажи, какъ раскланиваться будешь?
Матрена, Какъ раскланиваться? Какъ всегда.
Генералъ. Какъ всегда, такъ ты пожалуй себѣ на шлейфъ наступишь… Ты покажи, какъ?
Матрена, Да ужъ не безпокойтесь, сдѣлаю чванный реверансъ. Что вамъ не во время далось спрашивать, — дѣла посверхъ головы,!
Генералъ. Погоди… (Переходитъ). Ну, положимъ мы отсюда сходимъ, а ты тутъ насъ встрѣчаешь. Какъ ты графа привѣтствовать будешь?
Матрена. Вы Евгенія Борисыча не видали?
Генералъ. Что тебя вдругъ схватило объ немъ спрашивать?
Матрена (про себя). Какъ встрѣтятся они тамъ, вотъ страсть!.. (Генералу). Миколай Валеріанычъ, ступай, голубчикъ, — ужъ какъ нибудь сдѣлаю, постараюсь… и скажу, какъ сумѣю, по неученому, да отъ сердца, кто жъ меня осудитъ?
Генералъ. А что ты думаешь? Вѣдь и пожалуй что такъ даже лучше.
Матрена. Ступай, родной, огляди все хозяйскимъ окомъ. Поди, ужъ въ залѣ мелкій народъ на стульяхъ дожидается, а я еще не одѣта… да тутъ еще надо… ступай, милый.
Генералъ. А ты не суетись: съ суетой то хуже растеряешься; будь спокойна.
Матрена (про себя). Да, будешь тутъ спокойна… гдѣ Евгеній? — Сохрани Богъ, братья встрѣтятся… (Входитъ полицеймейстеръ изъ дома),
Генералъ. Батюшки, ужъ господинъ полицеймейстеръ пожаловали. И то вѣдь надо поторапливаться. Здравствуйте.
Полицеймейстеръ (ему раскланиваясь). Вашему превосходительству. (Ей переходя). И вашему превосходительству… Я пораньше: не будетъ ли какихъ приказаній?.. У меня десятокъ полицейскихъ съ собой: холопамъ помочь или что, — приказывайте.
Генералъ. Вотъ хозяйку спроси, наилюбезнѣйшій, она уже совсѣмъ голову потеряла, мечется. Непривычно у насъ такіе пиры задавать. А я въ полную форму облекаться пойду. (Уходитъ въ домъ),
Матрена (про себя). Чего онъ мнѣ его навязалъ? У меня сердце не на мѣстѣ за Евгенія да за Андрея.
Полицеймейстеръ. Хлопочете, ваше превосходительство. Я вамъ скажу, съ непривычки тяжело, — я по опыту сказываю… хоть бы взятъ нашу службу, — не всякій выдержитъ.
Матрена. Ничего-съ, какъ нибудь. (Про себя). Провались ты совсѣмъ.
Полицеймейстеръ. Къ примѣру взять хошь бы сегодняшній день: племянничка вашего Андрея Дмитріевича крѣпостной слесарь, Дементій, сбѣжалъ съ женой и въ Москвѣ гдѣ то кроется. Весь день всюду шарили, искали. Изволили слышать?
Матрена (про себя). Ужъ не догадывается ли онъ?
Полицеймейстеръ. Только вретъ, не скроется… не бывало… не бывало такъ, чтобъ я этого пушнаго звѣря, крѣпостныхъ людишекъ, не отыскивалъ; попадетъ и слесарю и укрывателю, потому что взыски за это большіе… Завелось, ваше превосходительство, нонѣ много вольнодумства — и ужъ я такъ, по уваженію, вамъ скажу: остерегайте Евгенія Борисовича, они тому же подвержены, — какъ бы имъ, по ихъ идеямъ, за караулъ не попасть.
Матрена (про себя). Вотъ что надо сдѣлать, чудесно! (Ему). Полковникъ, вы меня запужали: паренекъ онъ молодой, хорошій, да прытокъ больно, умственности мало. Захочетъ чего добраго передъ гостями отличиться, да что ни на есть непутевое сболтнетъ… такъ вотъ я какъ думаю: знаешь нашу ранжарею на краю сада?
Полицеймейстеръ. Какъ не знать.
Матрена. Засади ка его туда, да солдатъ приставь, чтобъ не выпускали; пускай праздникъ отсидитъ. А то и въ самъ дѣлѣ няньчись съ нимъ, чтобъ не выпалилъ чего непристойнаго.
Полицеймейстеръ. Арестовать?
Матрена. Да. Валяй въ мою голову.
Полицеймейстеръ (хлопаетъ въ ладоши, появляются четыре полицейскихъ). Гдѣ же онъ теперь?
Матрена. Гдѣ нибудь въ саду, — сейчасъ здѣсь былъ. Розыщи, родной.
Полицеймейстеръ. По приказу вашего превосходительства. (Полицейскимъ). За мной! (Уходятъ въ глубину направо).
Матрена. Ну, сразу отъ двоихъ отвязалась: и полицеймейстера дѣломъ заняла, и Евгенію ротъ заперла, не наскандалитъ. Теперь… (Кличетъ). Андрей Дмитричъ, гдѣ ты? (Андрей выступаетъ, изъ первой кулисы вправо).
Андрей. Вы видите, я васъ послушался.
Матрена. И за то тебѣ будетъ награда великая. Время то мнѣ вотъ только нѣтъ съ тобой долго разговаривать, время нѣтъ, — такъ повѣрь ты мнѣ, во имя Бога, повѣрь ты мнѣ, милый, что за твою честь хлопочу, да за любовь.
Андрей. Чѣмъ вы докажете?
Матрена. Скажи, какъ передъ Богомъ скажи мнѣ: вѣдь ты любишь Елену?
Андрей. Праздный вопросъ… Да все, что я дѣлаю, все для нея, — каждая мысль для нея. Я себя не помню съ тѣхъ поръ, какъ вижу, что она мнѣ измѣняетъ, сегодня всю ночь не спалъ и душила меня злоба и бѣшенство.
Матрена. Умный ты человѣкъ, а тутъ глупѣе малаго рабенка… измѣняетъ! — Съ чего берешь?.. И она тебя любитъ, больше жизни любитъ, тебя одного да сына… къ кому ты ее приревновалъ? — Къ мальчишкѣ, Евгенію. Не Евгеній между тобой и женой твоей сталъ, а твоя, гнусная злодѣйская корысть.
Андрей. Матрена Савишна, я и женщинѣ не позволю такъ говорить.
Матрена. Нѣтъ, позволь, позволь, голубчикъ, сахарный, что тебѣ за обида, что вретъ баба, никто этого не слышитъ, не узнаетъ, — ругай и ты меня, говори, что я дура нетесаная, не умѣю слово приличное сказать, — не въ словѣ дѣло. Некогда мнѣ слова придумывать, сейчасъ праздникъ начнется, а мнѣ до начала васъ помирить надо.
Андрей, Помирить?
Матрена. Здѣсь она, жена твоя, у меня провела ночь…. всю ночь на плечѣ у меня проплакала — и какъ рабеночка я убаюкала ее подъ утро, никто и не видѣлъ ее здѣсь; не токмо Евгеній, да и отъ генерала я вашу ссору секретно храню. Только сейчасъ вотъ выбѣжала, не въ моготу ей страдать въ разлукѣ съ тобой да съ сыномъ, — руки на себя наложить хочетъ.
Андрей. Зачѣмъ же она убѣжала? Зачѣмъ же убѣжала, сюда? Матрена. Затѣмъ, что слишкомъ любитъ тебя и не хочетъ видѣть тебя мерзавцемъ… а ты мерзавецъ, право… ну, ву, не вскипай, дорогой, — ты мерзавецъ. Кабы Елена была пустая бабенка, помирились бы совсѣмъ, жила бы кое какъ на шелкахъ, да на ананасахъ, а ей не того надо. Нѣтъ больше горя, Андрей Дмитричъ, клянусь тебѣ, нѣтъ больше горя, какъ узнать, что любимый то человѣкъ дрянью оказывается. Вѣдь вотъ ты ее только заподозрилъ съ Евгеніемъ и на стѣну лѣзешь, когда ничего нѣтъ, а каково знать то? знать-то навѣрно?
Андрей. Что знать? Что?
Матрена. Что ты тиранъ для своихъ людей крѣпостныхъ, которые Божьимъ промысломъ тебѣ во власть даны. Ты передъ Богомъ за нихъ отвѣчать долженъ, а ты что дѣлаешь? до чего дошелъ? — Дементья жену, слесаря, для перепродажи купилъ, развратнику. Вѣдь коли ославить это, каково клеймо на имя твое падетъ? — хуже жида порхатаго, который свою совѣсть продаетъ, сталъ тытотъ хотъ изъ нужды, а ты зачѣмъ?
Андрей. И этимъ всѣмъ пользовались, чтобъ очернить меня въ глазахъ жены?
Матрена. Она сама давно чуяла, что тучи кругомъ нависли и молонья людей бьетъ. Долго-ль наружу то этому выдти? что мудренаго узнать?.. Брось ты это, миленькій, брось, живи душевно, всего у тебя вдостоль, — не продавай сваво сокровища, любви женниной, за ненужную роскошь. Тебя дьяволъ смутилъ, — я не повѣрю, чтобъ ты самъ, вѣдь ты Курлятьевской крови и честь въ тебѣ должна быть Курлятьевская, и доброта… заслужи себѣ благословенье твоихъ людишекъ, а не проклятіе.
Андрей. Таковыя условія ставитъ мнѣ жена моя для примиренія?
Матрена. Да неужто-жъ ты не видишь, что у меня глаза слезъ полны, что ты такимъ дряннымъ словомъ на стоны у сердца отвѣчаешь?.. Въ ноги тебѣ поклонюсь, просить буду о твоемъ же счастьи… Сейчасъ бы кинулась, да платье замарать парадное не смѣю… Али ужъ такъ тебя гордость заѣла, что передъ бабой сознаться стыдно въ своемъ грѣхѣ? — Не стыдись, и младенцамъ Господь свою мудрость открываетъ… ты себя покори, — святое дѣло, кто себя покорить можетъ: сильный тотъ человѣкъ, кто съ самимъ собой совладаетъ. (Прошка появляется на терассѣ).
Прошка. Барыня! генералъ велѣлъ сказать: полна зала гостей.
Матрена. Ахти, Господи, а я еще въ пудермантелѣ. (Андрею). Прощай. Больше и сказать-то ничего не могу, весь умишко тебѣ растрясла, — теперь самъ думай, ты умнѣй меня.
Прошка. Барыня!
Матрена. Бѣгу. (Идетъ скоро и наступаетъ на юбку). Тьфу ты, эти юбки долговязыя. (Быстрымъ движеніемъ перехватывантъ шлейфъ на руку и убѣгаетъ, въ первую кулису налѣво. Прошка скрывается).
Андрей. Самому обдумать? — Да, я ужъ обдумалъ. (Входитъ Елпидифоръ, изъ первой кулисы справа).
Елпидифоръ. Наконецъ то она ушла. Заскучалъ я дожидаться ее въ кустахъ то: что она долго руками размахивала?
Андрей. Ты зачѣмъ сюда?
Елпидифоръ. Необходимость была, Андрей Дмитричъ, шепнуть… Да, наживите такого другого слугу, сто лѣтъ проживете, полтораста, такого не нажить.
Андрей. Что же ты, идеальный слуга, такого надѣлалъ прекраснаго?
Елпидифоръ. Съ ранняго утра рыскаю по Москвѣ, какъ гончая собака; не смѣлъ доселѣ на глаза вамъ показаться. Дементій то сбѣжалъ и съ женой, хе, хе, хе, видно по плетямъ соскучился. (Гадливое движеніе Андрея). Гдѣ ужъ отъ меня укрыться! — Я прахомъ по вѣтру разнесусь, сквозь щелки пролѣзу, а найду бѣглецовъ.
Андрей. И нашелъ?
Елпидифоръ. Найти то нашелъ, да взять то теперича маленько мудрено… здѣсь скрылись, въ здѣшнемъ домѣ, — генеральша Матрена Савишна спрятала.
Андрей. Вѣрно ли ты знаешь?
Елпидифоръ. Вѣрнѣе смерти. Теперь ужъ вы сами у нея ихъ вытребуйте; потому ломить, да кричать съ ними теперь нельзя, въ силу попали… а вы тихонько съ тетушкой поговорите, припугните ее: укрывательство крѣпостныхъ, вѣдь за это, изволите знать, пожалуй опять въ опалу попадутъ.
Андрей. Чего добраго.
Елпидифоръ. А съ княземъ Петромъ у меня былъ разговоръ, обѣщаетъ за Дарью со слесаремъ двѣнадцать тысячъ. Каково я спроворилъ?
Андрей. Молодецъ.
Елпидифоръ. Какъ то меня награждать будете? все въ вашей волѣ: мнѣ, червю пресмыкающемуся; и рѣчи то подымать нельзя. Одначе, расчитывая на доброту вашу, да на честь вашу дворянскую…
Андрей. На честь мою дворянскую? хорошо… можешь разсчитывать.
Елпидифоръ. Еще доложить дозвольте: Валентина этого, нахала, я сегодня отправить въ деревню не могъ, потому онъ тоже здѣсь у Матрены Савишны кроется.
Андрей. И онъ здѣсь?
Елпидифоръ. Хе, хе!.. у меня глазъ скрозь стѣну видитъ.
Андрей. Ну ладно, уходи… мнѣ въ залу пора, къ гостямъ. (Уходитъ).
Елпидифоръ. То есть хоть бы бровью моргнулъ… акула, чистая акула: хам! — проглотила, да только хвостомъ вильнула. Двѣнадцать тысячъ выторговалъ, а онъ хоть бы спасибо сказалъ… Да и я-то, болванъ, чего съ нимъ вожусь? Другому бы этакъ услужить, онъ тебя озолотилъ бы, а тутъ какая еще будетъ благостыня, и не знаешь… Акула прожорливая. (Уходитъ направо въ первую комнату. Вбѣгаютъ три лакея изъ дома, у каждаго въ рукахъ по шести бутылокъ, На встрѣчу имъ выходитъ Семенъ, справа изъ глубины).
Семенъ. Тише! бутылки расшибешь… Ставьте тамъ на столъ — черезъ три прибора, а не хватитъ, чрезъ четыре. (Лакеи уходятъ въ глубину направо. Прошка выбѣгаетъ на террассу),
Прошка. Сейчасъ сюда идутъ, гдѣ барыня?
Семенъ (оглядываясь). Не видать. (Матрена быстро входитъ изъ первой кулисы слѣва, за ней Елена).
Матрена (расфранченая). Чувствую, что забыла что нибудь… музыкантовъ сюда! хоръ сюда!.. (Семенъ убѣгаетъ въ глубину направо). Елена, да иди же, что ты упираешься… (вбѣгаютъ музыканты и хоръ справа изъ глубины). Стройтесь тута… да безъ шуму… смирно… (Музыканты и хоръ строятся въ глубинѣ справа).
Прошка (на террассѣ). Идутъ, идутъ! (Сбѣгаетъ съ террассы и убѣгаетъ).
Матрена. Музыка, музыка, играть! (Музыка играетъ. На террассѣ появляются графъ Безбородко, Генералъ, Лукоянова, Андрей и множество гостей обоего пола[1]).
Безбородко. Хорошую хозяйку надо за дѣломъ искать. Да вотъ она, дорогая наша.
Матрена (присѣдая). Добро пожаловать, ваше сіятельство, графъ Александръ Андреичъ.
Безбородко. Полно-ка, добрая хозяюшка, что у насъ съ тобой за церемоніи, когда подъ однимъ огнемъ стаивали. Поди, обними стараго друга. (Она бросается ему съ объятія. Музыка смолкаетъ).
Лукоянова. Матрена Савишна, дозволь тебя проздравить, всегда я тебя высоко ставила. Будь ты мнѣ другомъ задушевнымъ (цѣлуетъ ее).
Матрена. Не много-ль чести для меня?
Генералъ. Милости просимъ къ столу, ваше сіятельство.
Андрей. Дядюшка, остановитесь… графъ простите, что на одну минуту потревожу. Пока мы еще не сѣли за трапезу, я долженъ покончить одно дѣло.
Матрена (про себя). Что онъ хочетъ?
Безбородко. Коли хозяева дозволяютъ, говори; намъ торопиться некуда.
Генералъ. Говори.
Андрей. Матрена Савишна, у тебя кроются мои крѣпостные люди, слесарь Дементій съ женой и камердинеръ мой, Валентинъ, прикажи имъ придти сюда.
Полицеймейстеръ. Такъ вотъ они гдѣ?!
Генералъ. Матрена, что это значитъ?
Матрена. Господи, куда жъ я мои слова да слезы потратила!
Елена (бросается къ ней). Тетя!
Генералъ. Матрена, правда это?
Матрена. Что-жъ, не домъ же обыскивать, коли онъ требуетъ, — правда… Господи, прости мнѣ мои прегрѣшенія… сейчасъ приведу. (Уходитъ. Говоръ),
Лукоянова (подбѣгая къ Андрею). Нѣшто бѣжали отъ тебя? Ахти, срамъ какой! вотъ тебѣ и генеральша!
Полицеймейстеръ (генералу). Со вчерашняго вечера ихъ ищу по всему городу, сбѣжали. (Въ глубинѣ за гостями переходитъ совсѣмъ направо).
Безбородко (генералу). Не тревожься, ваше превосходительство, я сторонкой слышалъ про это дѣло. Ему же хуже, коли самъ на рожонъ лѣзетъ. Хозяюшку нашу не выдадимъ.
Генералъ. Кому бы не было хуже, мнѣ и же будетъ не хорошо: она мнѣ жена, да и онъ мнѣ племянникъ, кого не карай, все на мою семью пятно. (Матрена возвращается; за ней Дементій, Даша и Валентинъ).
Матрена. Буди Господня воля. Вотъ тебѣ твои люди.
Андрей. Буди Господня воля… Такъ вотъ, ваше сіятельство и господа дворянство, при всѣхъ васъ объявляю: Дементій трудящъ и примѣрнаго поведенія, съ женой живетъ душа въ душу и достоинъ всякой награды: даю имъ обоимъ вольную, господа дворянство! (Общее оживленіе. Онъ переходитъ къ Валентину). И тебѣ тоже, старикъ. Спасибо тебѣ за всю твою службу… ты отцу моему былъ другомъ, ты меня ребенкомъ няньчилъ, спасибо.
Валентинъ. Батюшка, Андрей Дмитричъ, Курлятьевъ ты, душой Курлятьевъ! (Цѣлуетъ его руку).
Дементій. Воздай тебѣ Господи! (Онъ и Даша падаютъ къ ногамъ Андрея).
Матрена (Еленѣ). Такимъ ты его хочешь? вотъ онъ тебѣ вернулся.
Елена (бросается къ мужу). Андрей, ты прогонишь дьявола?
Андрей. Навѣки, чтобъ мой ангелъ хранитель всегда былъ подлѣ меня.
Безбородко. Разумно поступаешь, поздравляю. (Евгеній врывается на сцену справа изъ первой кулисы, за нимъ полицейскій).
Евгеній. Пустите, пустите.
Полицейскій (тихо полицеймейстеру). Въ окно выпрыгнулъ, не досмотрѣли…
Матрена. Остановись.
Безбородко (генералу). Кто это?
Генералъ. Это тоже мой племянникъ, сынъ брата Бориса.
Евгеній. Ваше сіятельство, позвольте мнѣ…
Матрена. Погоди… братъ Андрей тебѣ хочетъ что-то сказать,
Андрей. Братецъ, когда прикажете уплатить вамъ долгъ отца моего — десять тысячъ рублей?
Евгеній. Что? вы мнѣ уступаете Дементія съ женой?
Андрей. Нѣтъ, ихъ не уступлю: дайте и мнѣ разъ доброе дѣло сдѣлать. Дементія я самъ отпускаю на волю, деньги ваши получайте чистоганомъ.
Генералъ. Какія деньги, что такое?
Матрена. Послѣ, послѣ я тебѣ разскажу.
Евгеній. Такъ я опять могу тебя назвать братъ мой (Обнимаются).
Матрена (къ Безбородко). Ваше сіятельство, графъ ты мой безподобный, вотъ то праздникъ у меня, ты и неучуешь, что за праздникъ.
Генералъ. Матренушка, уймись.
Безбородко. Не оговаривай ты ее; такъ то она лучше, безъ претензій.
Матрена. Праздникъ большой у насъ въ семьѣ. Курлятьевская семья опять сплотилась — и никто не посмѣетъ теперь въ ея дворянскую честь грязью швырять.
Елена. И тебѣ, тетя, мы всѣмъ этимъ обязаны,
Матрена. Молчи, никому кромѣ насъ до этого дѣла нѣтъ. (Евгенію). Прикажи пѣть кантату. (Евгеній уходитъ въ глубину). Батюшка, графъ, ваше сіятельство, добро пожаловать, милости просимъ къ столу… (Хоръ поетъ кантату. Матрена дѣлаетъ реверансъ, общее оживленіе. Безбородко подаетъ ей руку, идутъ, другіе слѣдуютъ за ними).
- ↑ Сойдя съ террассы, дѣйствующія лица расположены въ слѣдующемъ порядкѣ: (отъ лѣва вправо) — полицеймейстеръ, Безбородко, Андрей, Лукоянова, Матрена, Елена. Сзади по всей террассѣ и съ боковъ гости.