Гдѣ она? или призракъ счастія.
правитьЯ уже четыре мѣсяца жилъ въ Неаполѣ, свелъ многія знакомства и проводилъ время очень пріятно. Однажды меня позвали къ обѣду на одну виллу (дачу), но необыкновенный зной удержалъ меня дома. Палящее солнце сгустило атмосферу до такой степени, что дыханіе спиралось въ груди, глаза горѣли и пылающія уста лѣниво двигались для произнесенія звуковъ. Тѣло будто потеряло свойственную ему упругость, члены гибкость; кровь приливами сбѣгалась къ сердцу, и неровно разливалась по жиламъ; какой-то туманъ отягчалъ мозгъ и наводилъ дремоту; жажда и сонъ замѣняли всѣ жизненныя потребности. Таковы дѣйствія зноя, неизвѣстныя намъ, сѣвернымъ жителямъ! — Улицы были пусты, и только кой-гдѣ въ тѣни, мелькали полунагіе лазарони, изгнанные голодомъ изъ подъ портиковъ и изъ подземныхъ своихъ убѣжищъ.
Солнце закатилось: народъ посыпался изъ домовъ, чтобы насладиться вечернимъ воздухомъ; экипажи загремѣли на мостовой. Все оживилось, все пришло въ движеніе, — но природа пребывали столь хе унылою. Воздухъ не освѣжался благодѣтельною росою и тихимъ вѣтеркомъ: пыль еще болѣе затрудняла дыханіе. Западъ горѣлъ багровымъ огнемъ, и казалось, что солнце, скрывшись за горизонтомъ, оставило весь пламень свои на землѣ!…
Внезапно раздались вопли на прибрежномъ гульбищѣ (Chinin): тысячи взоровъ обратились на востокъ, и мы увидѣли черный столпъ дыма, который, поднимаясь съ вершины Везувія, разлетелся въ высотѣ и образовалъ мрачную шучу. Глухой, отдаленный гулъ поражалъ слухъ и разливалъ въ сердцахъ ужасъ. Повѣялъ сильный вѣтеръ съ юга, море всколебалось, и волны съ пѣною начали разбиваться о берегъ. Вдругъ, съ вершины горы, изъ дыма, хлынуло пламя въ видѣ фонтана, и дикій ревъ, наподобіе бури, раздался въ воздухѣ: Везувіи воспылалъ!…
Не стану описывать всѣхъ ужасовъ сего дивнаго явленія, которое проникло душу мою какимъ-то непонятнымъ страхомъ, смѣшаннымъ съ удовольствіемъ. Народъ разбѣгался въ разныя стороны; останавливался толпами, шумѣлъ, скрывался въ домахъ и въ храмахъ. Я поспѣшилъ домой, чтобы велѣть осѣдлать лошадь и выѣхать за городъ. Поворачиваю въ тѣсную улицу, и вижу распростертаго на землѣ человѣка, котораго грабили два тощіе лазарони. Слѣдуя первому движенію моего сердца, я устремился на негодяевъ, ударами моей бамбуковой палки разогналъ имъ, и бросился помогать несчастному. Это былъ путешественникъ Англійскій, человѣкъ пожилой и слабаго сложенія, бездѣльники не нанесли ему ни ранъ, ни ударовъ: они удовольствовались тѣмъ, что свалили его съ ногъ, и пользуясь его страхомъ и безсиліемъ, отняли кошелекъ. Я поднялъ Англичанина, успокоилъ его, и взялся проводишь до дому, на что онъ съ благодарностью согласился.
Сиръ Блексфильдъ просилъ меня войти въ комнаты, и представилъ женѣ своей и дочери, какъ своего избавителя. Умолчу о благодарности сего почтеннаго семейства: она превышала во сто кратъ достоинство моего подвига. Когда первыя ощущенія утихли, доброе семейство Блекефильда предложило мнѣ остаться съ ними, и вмѣстѣ наслаждаться необыкновеннымъ зрѣлищемъ, изверженіемъ Везувія, который видѣнъ былъ изъ оконъ ихъ дома. Я съ радостью согласился. Кровавый блескъ освѣщалъ зданіе; воздухъ, казалось, пламенѣлъ на далекомъ разстояніи вокругъ огненнаго столпа, который то понижался, то возносился, то скрывался въ клубахъ дыма. И смотрѣлъ на блѣдное лице Миссъ Клары, на ея голубые глаза, осѣненные темными рѣсницами, на прелестныя черты лица, на которыхъ изображались всѣ движенія пылкой души — смотрѣлъ и забывалъ картину разрушенія, раскрывавшуюся передъ моими глазами. Голосъ ея проникалъ мое сердце, и казался мнѣ давно знакомымъ: образъ ея давно уже видѣлся мнѣ въ мечтахъ воображенія. Мнѣ казалось, что я, въ Миссъ Кларѣ, нашелъ ту, которой давно искалъ, странствуя по свѣту въ одиночествѣ, и сердце мое, изнывавшее отъ пустоши, наполнилось чувствованіями сладостными и вмѣстѣ горестными, мнѣ дотолѣ неизвѣстными. Я полюбилъ Миссъ Клару съ первой минуты!
Стану ли описывать мученія любви, всѣ душевныя волненія, всѣ сердечные потуги, сопряженные съ нею? Нѣтъ! кто любилъ когда либо, кто любитъ, тотъ найдетъ самыя пламенныя описанія холодными, а кто никогда не любилъ, тотъ не пойметъ меня.
Я вскорѣ сдѣлался домашнимъ въ семействѣ Блексфильда. Родители любили меня, какъ сына, а дочь…. дочь называла меня своимъ другомъ. Мы были почти неразлучны: чтеніе, музыка, рисованье, прогулки и дружескія бесѣды поперемѣнно занимали насъ. Время быстро летѣло: оно всегда скоротечно для счастливыхъ, и неподвижно для несчастныхъ. Любовь и надежды, подобно благоуханію цвѣтовъ или сладкой гармоніи, минутно восхищаютъ насъ и исчезаютъ въ воздухѣ: тяжелая существенность одна только остается всегда съ нами. Вскорѣ счастіе мое поколебалось. Сиръ Блексфильдъ получилъ письму илъ своего отечества, и началъ поговаривать о скоромъ туда возвращеніи. И примѣтилъ, что мое присутствіе становилось ему тягостнымъ: онъ даже избѣгалъ меня. Мать принимала меня съ какимъ-то особеннымъ участіемъ, смѣшаннымъ съ горестію — дочь не могла скрыть своей печали, и часто испольныя слезы обнаруживали тайную скорбь, снѣдавшую ея сердце. И видѣлъ, что какое-то несчастіе постигло это почтенное семейство, но не угадывалъ причины. Нѣсколько разъ я спрашивалъ Миссъ Клару — однѣ слезы были ея отвѣтомъ. Зная, что Сиръ Блексфильдъ участвовалъ въ торговыхъ оборотахъ одной купеческой компаніи, я полагалъ, что состояніе его подверглось ущербу, отъ какихъ нибудь непредвидѣнныхъ случаевъ. До сихъ поръ я не открывался въ любви моей; но нужно ли открываться истинно влюбленному, когда каждое слово, каждое движеніе измѣняетъ ему? Мнѣ казалось, что Миссъ Клара не ненавидитъ меня, и что ея родители болѣе, нежели благосклонны ко мнѣ. Пользуясь независимымъ и хорошимъ состояніемъ, я наконецъ рѣшился просить руки Миссъ Клары. Застѣнчивость моя препятствовала мнѣ лично объяснишься, и потому я рѣшился писать. Съ Я утра я отправилъ письма къ Миссъ Кларѣ и ея родителямъ, и въ сильнѣйшемъ безпокойствѣ ожидалъ отвѣта. Посланный мой возвратился и объявилъ отъ имени Миссъ Клары, чтобы я сегодня не навѣщалъ ея, и ожидалъ отвѣта къ завтрашнему дню. Я весь день бѣгалъ, какъ изступленный, по окрестностямъ, и всю ночь не смыкалъ глазъ. Настало утро, и незнакомый человѣкъ принесъ мнѣ письмо отъ Миссъ Клары — я прочелъ его, упалъ безъ памяти, и не помню, что со мною было послѣ. Письмо заключало въ себѣ слѣдующее: «Я могу быть только вашею сестрою, вашимъ другомъ, но — (я теперь должна сказать истину) — не могу быть счастливою, и называть васъ нѣжнѣйшимъ именемъ. По фамильнымъ связямъ, отецъ мой, предъ отъѣздамъ изъ Англіи, обручилъ меня съ сыномъ и стараго своего друга. Я не противилась волѣ родителей, ибо не понимала всей важности супружества — сердце мое тогда было свободно. Вы знаете, какъ Англичане держатъ слово. Отецъ мой любитъ васъ — я не говорю о моей матери и о себѣ, ибо увѣрена, что вы не сомнѣваетесь въ нашихъ чувствованіяхъ; — онъ даже раскаивается теперь въ данномъ словѣ, но не можетъ измѣнить ему. Когда вы будете читать это письмо, насъ уже не будетъ въ Неаполѣ: мы вчера сѣли на корабль…. Прощайте — на вѣки! — Будьте счастливы!»
И не умеръ отъ горести зачѣмъ я не умеръ! —
Пробывъ нѣсколько дней въ безпамятствѣ, я вскочилъ съ постели, и не думая ни о жизни, ни о здоровьѣ, отправился въ Римъ, самъ не зная зачѣмъ — только чтобъ не быть въ Неаполѣ.
Это было во время карнавала. Иностранцевъ было множество: народъ веселился съ утра до ночи, но я ничего не видалъ и не чувствовалъ: сердце мое закрылось для всѣхъ ощущеніи: одна любовь, любовь безнадежная наполняла его, и воображеніе мое занималось одною Миссъ Кларою. Я блуждалъ, какъ въ лѣсу, между толпами народа, съ грустью выходилъ со двора, съ грустью возвращался домой.
Однажды я встрѣтилъ знакомаго мнѣ музыканта. Онъ, не зная моего несчастія, изъявилъ мнѣ свое удивленіе, что не видитъ меня въ домѣ Сира Блексфильда, который находится здѣсь къ своимъ семействомъ, и прибавилъ, что Миссъ Клара вскорѣ выйдетъ за-мужъ за земляка своего, пріѣхавшаго нарочно для этого изъ Англіи. Не знаю, примѣтилъ ли музыкантъ мое смущеніе; онъ долго говорилъ что-то и вывелъ меня изъ забвенія окончаніемъ своей рѣчи, упомянувъ о мѣстѣ жительства Сира Блексфильда и Лорда Эстерна, жениха Миссъ Клары.
Я немедленно побѣжалъ къ счастливому жениху. Лордъ Эстернъ одѣвался и извинился, что принялъ меня въ халатѣ. Я былъ въ такомъ положеніи, что онъ началъ разговоръ со мною вопросомъ, не болѣнъ ли я.
--"Болѣнъ, очень болѣнъ, " отвѣчалъ я: «но въ жизни нѣтъ для меня лекарства.» Лордъ Эстернъ посмотрѣлъ на меня съ безпокойствомъ, и позвалъ своего камердинера. — «Вы женитесь на Миссъ Кларѣ Блексфильдъ?» спросилъ я. — «Да.» — «Вы любите ее?» — «Этотъ вопросъ лишній.» — «Любитъ ли она васъ?»
— «Это мы увидимъ.» — Тогда я вынулъ изъ кармана письмо Миссъ Клары и подалъ его Лорду Эстерну. «Милостивый Государь!» примолвилъ я: «вы видите мое положеніе: я люблю Миссъ Клару болѣе моей жизни, и рѣшился умереть или….» — "Понимаю, " сказалъ Лордъ Эстернъ: «вы хотите драться со мною. Это напрасно. Я не боюсь поединка, но почитаю это дѣломъ безразсуднымъ. Коли я убью васъ, я этимъ не пріобрѣту любви Миссъ Клары; если вы убьете меня, вы не будете счастливымъ. Миссъ Клара любитъ васъ, этого довольно: я освобождаю отца ея отъ даннаго мнѣ слова, и самъ берусь быть сватомъ вашимъ — позвольте мнѣ одѣться; поѣдемъ вмѣстѣ.» — Трудно вообразить мою радость; въ восторгѣ я хотѣлъ броситься на шею великодушному Англичанину — но онъ удержалъ меня и пожалъ только мою руку, примолвивъ: "будемъ друзьями: вы достойны того, когда умѣли пріобрѣсть любовь Миссъ Клары.w
Какъ изобразить радость и удивленіе семейства Блексфильда, когда Лордъ Эстернъ представилъ меня, и объявилъ о своемъ великодушномъ намѣреніи! Истинная радость, равно какъ и печаль, скупа на слова, и тѣ только находятъ много словъ для изъясненія своихъ ощущеніи, которые никогда не были сильно растроганы. — Чрезъ недѣлю назначили нашу свадьбу. Я былъ внѣ себя!…
На третій день послѣ нашего свиданія, Миссъ Клара захотѣла видѣть народныя увеселенія. Положено было ѣхать верхомъ: Лордъ Эстернъ и я провожали ее. Проѣзжая но берегу Тибра, Миссъ Клара увидѣла толпу народа, и, желая узнать причину сего собранія, поскакала въ Галопъ: мы послѣдовали за него. Вдругъ лошадь ея испугалась чего-то, и закусивъ поводья, понеслась стрѣлою. Вопль несчастной поразилъ мои слухъ и сердце. Опасность моей невѣсты лишила меня присутствія духа: я поскакалъ за нею, старался опередить, удержать бѣшеную лошадь, и еще болѣе подстрекалъ се къ бѣгу этимъ средствомъ. Наконецъ мнѣ удалось поровняться съ нею, и въ ту самую минуту, когда я нагнулся, чтобы схватить за поводья, лошадь Миссъ Клары бросилась въ сторону, песчаный берегъ обрушился, она съ всадницею — упала въ Тибръ — и Миссъ Клара скрылась въ волнахъ…
Я проснулся — на столикѣ, возлѣ моей постели, стояла нагорѣвшая свѣча и лежалъ листокъ Гамбургскихъ газетъ, въ которомъ было сказано объ изверженіи Везувія, а на другой страницѣ помѣщено извѣстіе объ утопшей въ Римѣ Англичанкѣ, которой я никогда не зналъ и не видалъ. Все прочее довершено разгоряченнымъ воображеніемъ. Потъ катился градомъ съ моего лица, и сердце сильно билось: образъ прелестной Англичанки, составившійся въ мечтахъ, носился предо мною, и я невольно воскликнулъ: гдѣ она? гдѣ призракъ моего счастія!