Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860—1886)
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси». Томъ второй. Изданіе второе
С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
Въ чемъ сила народности?
правитьУ насъ нерѣдко ставятъ въ упрекъ Пруссіи онѣмеченіе ея Польскихъ владѣній; «германизмъ» или «тевтонизмъ» является въ глазахъ Русскихъ и Польскихъ патріотовъ — «яво левъ рыкаяй, искій кого поглотити». Соприкосновеніе съ Нѣмцами, допущеніе Нѣмцевъ селиться въ Польшѣ и Россіи, представляютъ такія опасности для нашей Славянской народности, противъ которыхъ, по мнѣнію автора «писемъ Поляка изъ Познани», необходимо принять быстрыя и энергическія мѣры. Прибавимъ въ тому, что точно такимъ же злымъ врагомъ, готовымъ поглотить нашу Русскую народность, мерещится намъ (и не безъ основанія) полонизмъ — въ Литвѣ и Западномъ краѣ Россіи…
Германизмъ, тевтонизмъ… Въ самомъ дѣлѣ, что это за страшный звѣрь, передъ которымъ не стыдятся обнаружить свою трусость самые отчаянные Польскіе смѣльчаки?… Положимъ… Какое же кто могущество, которое, повидимому, такъ смущаетъ могущественное Русское государство? Какая сила въ этихъ измахъ? Что это — армія, что ли? Нѣтъ, не армія, да у насъ есть и свои арміи, получше Нѣмецкихъ и Польскихъ… Ужъ не новое ли нашествіе полчищъ, въ родѣ полчищъ Батыя или Магомета II, или Солимана? Нисколько, — да и по отзыву всѣхъ Польскихъ и Русскихъ писателей, тевтонизмъ всего опаснѣе для Польши, а полонизмъ для Западнорусскаго края — во времена мира: вся сила этой враждебной силы именно въ мирѣ. Что же это? Государство ли, стремящееся поработить чужую народность?… Но цѣльной государственной Германіи мы не видимъ, да и нѣтъ такого Нѣмецкаго штата, который билъ бы одинъ выраженіемъ германизма; а Польское государство уже лѣтъ семьдесятъ какъ вовсе не существуетъ. Что-жъ это наконецъ? Учрежденіе ли, крѣпкая ли организація какого-нибудь института, стройная ли система, всѣми принятая, всѣми послушно приводимая въ исполненіе, тайное ли общество, заговоръ, въ которомъ участвующіе дружно повинуются условленному плаву дѣйствій?… Нѣтъ ли, въ самомъ дѣлѣ, возможности осязать, ощупать этого могучаго врага, наступить на хвостъ грозному чудовищу, отрубить ему голову, или хоть запереть въ желѣзную клѣтку?
Разумѣется, нѣтъ, отвѣтятъ наши читатели. Если же эти измы не матеріальная сила, то въ этомъ страхѣ, напр. германизма, у Поляковъ, не выражается ли въ то же время довольно унизительное признаніе своей собственной нравственной слабости? И сами мы развѣ не стыдимся говорить во всеуслышаніе, что боимся ополяченія нашихъ Западныхъ областей, точно также какъ Поляки онѣмеченія Познани? Поляки приходятъ даже въ заключенію, что гнетъ и притѣсненіе несравненно выгоднѣе для здравія и долгоденствія Польской народности, возбуждая ея противодѣйствіе, — чѣмъ Нѣмецкое деликатное обращеніе, усыпляющее Польское народное чувство… Впрочемъ, оставимъ полонизмъ въ сторонѣ: для насъ достаточно опредѣлить значеніе этой силы на примѣрѣ германизма или тевтонизма. Въ этомъ страхѣ, повторяемъ, выражается у Поляковъ признаніе за нѣмцами такого могущества нравственнаго вліянія. передъ которымъ ничтожна Польская храбрость. Дерзкіе, почти непобѣдимые въ бою на ратномъ полѣ, въ борьбѣ грубыхъ вещественныхъ силъ, они почти безъ сопротивленія сдаются въ первомъ бою, предъ натискомъ мирной, невещественной, умной, духовной силы! — Мы уже выше, одною постановкою вопроса, кажется ясно для читателей показали, что это вліяніе есть чисто нравственная сила, которою никто не управляетъ, не распоряжается, которую никто не организировалъ и не организуетъ; что это не государство и не институтъ; что она, какъ тонкій воздухъ, проникающій въ самые сокровенные волосяшіе сосуды человѣческаго тѣла, обхватываетъ собою цѣлыя страны, проникая въ умъ, душу и сердце человѣка, окрашивая своимъ, неуловимымъ для опредѣленія, колоритомъ всѣ его преставленія, видоизмѣняя по своему его убѣжденія, вторгаясь въ самую рѣчь, въ самый бытъ народный. — Намъ скажутъ, что въ этомъ нѣтъ ничего новаго, что «высшая культура всегда подчиняетъ, ассимилируетъ себѣ культуру слабѣйшую». Это, конечно, справедливо, но не слѣдуетъ забывать одного, что эта культура не есть что-то общее и отвлеченное, а реальное, жизненное явленіе, органически возникшее на извѣстной почвѣ, подъ опредѣленными условіями мѣста и времени. Если бы дѣло шло вообще о преимуществѣ культуры или образованія, то необразованный Полякъ сталъ бы Европейски-образованнымъ Полякомъ, — и только, но онъ перерождается въ Нѣмца, усвоиваетъ себѣ не одну такъ-называемую культуру, но и національность, рѣзко опредѣленную и обособленную въ семьѣ разныхъ національностей человѣчества. — Дѣло въ томъ, что самая эта культура есть произведеніе національнаго Германскаго духа, самостоятельный вкладъ Германскаго племени въ общую сокровищницу всемірно-человѣческаго просвѣщенія. Для того, чтобы творить и создавать, надобно носить въ себѣ самобытную творческую и зиждительную силу, — чтобы подчинить себѣ чужую личность, надо самому быть не безличнымъ, а обладать личностью самостоятельною и развитою, — однимъ словомъ, чтобы онѣмечитъ — надо быть Нѣмцемъ. Такъ; но развѣ Поляки менѣе Поляки, чѣмъ Нѣмцы — Нѣмцу? Безспорно, что Польская національность одна изъ самихъ упругихъ, упорныхъ національностей, — однакожъ она слабѣе Германской, и слабѣе именно потому, что Польская самостоятельность болѣе внѣшняя, чѣмъ внутренняя, болѣе матеріальная, чѣмъ духовная; что самостоятельной Польской культуры у Поляковъ почти нѣтъ, что просвѣтительное начало цивилизаціи въ Польшѣ, принесенное изъ Рима, было чуждо ея Славянской стихіи и дало только искусственные, по внѣшнему виду блестящіе, но внутри гнилые плоды; однимъ словомъ, что цивилизація Польская менѣе народна, чѣмъ Германская, что образованный Полякъ безличнѣе образованнаго Нѣмца.
Посмотрите вообще на это грустно-поучительное зрѣлище — духовныхъ завоеваній германизма какъ въ Польскихъ, такъ и въ другихъ Славянскихъ земляхъ. Не вещественное могущество даетъ ему побѣду, не угнетательныя системы правительствъ: напротивъ, едва ли не большая опасность стала грозить Славянскимъ племенамъ Австрійской имперіи съ тѣхъ поръ, какъ матеріальный гнетъ сдѣлался менѣе чувствителенъ къ національному развитію предоставлено больше свободы. Нѣмцы разныхъ племенъ, разныхъ мѣстностей, — безъ всякой даже стачки между собою, — онѣмечиваютъ Славянство только потому, что они — нѣмцы (подобно тому, какъ Французы офранцуживаютъ потому, что они — Французы), потому еще, что національность свою внесли они въ высшую область духа, что она не зависитъ ни отъ матеріальныхъ удобствъ жизни, ни отъ политическихъ условій, что она не осталась достояніемъ лишь одной необразованной массы простого народа…
Почти въ такомъ же отношеніи находится полонизмъ къ Западной Россіи, въ какомъ германизмъ въ самой Польшѣ, — съ тою разницей, что у насъ дѣйствіе этой нравственной силы еще поразительнѣе. Польская культура, сама по себѣ, какъ мы уже показали, не въ состояніи выдерживать напора германизма, по недостатку національной въ ней самобытности, — но тѣмъ не менѣе, не обрусѣніе видимъ мы въ областяхъ, бывшихъ долго частью Польскаго королевства, а onoляченіе. Любопытенъ и достоинъ тщательнаго изслѣдованія вопросъ: отчего же, при этихъ условіяхъ, мы не обрусили Западный край, — владѣя всѣми нужными для того матеріальными способами, и даже внѣшними соблазнами государственной силы, могущества, славы? Отчего мы не обрусили Остзейскихъ провинцій? Правда, послѣднія пользуются особенными преимуществами, — но вѣдь губерніи Западнаго края не ограждены никакими привилегіями въ пользу Польской стихіи: напротивъ, Русскій элементъ поддерживается тамъ всѣми средствами Русскаго могущества.
Отвѣтъ нашъ очень простъ. Чтобы обрусить — надо быть Русскими, а Русскихъ-то между нами и нѣтъ. Поляки болѣе Поляки, чѣмъ мы — Русскіе. Прежде чѣмъ обрусивать (если можно такъ выразиться) Поляковъ, Русскимъ слѣдуетъ обруситься самимъ. Конечно, Русскій простой народъ несомнѣнно и непоколебимо Русскій, — но, какъ мы уже не разъ говорили, одна непосредственная бытовая сила народности, безъ народнаго самосознанія, безъ дѣятельности народнаго духа въ высшей области мысли и знанія, — есть сила пассивная, не только не способная подчинять себѣ чужія, сколько-нибудь развитія народности, но сама легко, незамѣтно имъ подчиняющаяся. Повторяемъ, безъ высшей сознательной дѣятельности народнаго духа — народность массъ не надежна. Область же этой дѣятельности есть именно то, что называется обществомъ, т. е. среда, гдѣ личное просвѣщеніе народныхъ единицъ, переставшихъ быть однородною массою, образуетъ новое сознательное народное единство, новую силу общественности. А есть ли у насъ эта сила? Есть ли у васъ — Русскіе, кромѣ простаго народа, лишеннаго всякихъ средствъ въ образованію? Есть ли у насъ это Русское общество?
Разрѣшенію этого вопроса можетъ намъ отчасти пособить помѣщаемое нами ниже письма изъ Парижа. Что дѣлаетъ Русское общество въ то самое время, когда мы такъ бѣдны и слабы общественною силою, когда намъ такъ настоятельно нужно общество, какъ необходимый органъ народнаго развитія? 275,000 Русскихъ уѣхавшихъ въ 1860 г. за границу — эта цифра служитъ самымъ краснорѣчивымъ отвѣтомъ: 275,000! Это значитъ по крайней мѣрѣ 70,000 семействъ; это почти цѣлая четверть Русскаго дворянства, — но, разумѣется, не одно дворянство участвовало въ этой эмиграціи. Разумѣется также, что значительная часть уѣхавшихъ возвратилась — да мы и не противъ путешествія по чужимъ землянъ и считаемъ его даже очень полезнымъ, — а наша рѣчь направлена противъ той огромной массы Русскихъ, которые изъ путешественниковъ обратились въ осѣдлыхъ заграничныхъ жителей, и въ особенности противъ тѣхъ, которые воспитываютъ своихъ дѣтей за границей. Хороши выйдутъ Русскіе — эти несчастныя дѣти, такъ деспотически лишаемыя родителями всего, что можетъ дать только отчизна: общаго единства жизни съ Русскимъ народомъ, роднаго быта, связывающаго дитя неуловимыми нитями съ его землею, воспитывающаго и укрѣпляющаго человѣка въ духѣ его народности сильнѣе и прочнѣе всякихъ уроковъ и наставленій, — впечатлѣній родной природы, непосредственнаго дѣйствія на умъ и душу народнаго ума, народной рѣчи… Такое варварское посягательство на дѣтскія души приняло у насъ въ послѣднее время громадные размѣры. Нѣжные родители безъ церемоній крадутъ у Русскаго ребенка его народность, и увѣряютъ себя и другихъ, что готовятъ самостоятельныхъ дѣятелей, полезныхъ гражданъ и гражданокъ, воображаютъ, что исполняютъ свой долгъ, приносятъ жертву, пребывая за границей. И все это ложь! Они даже и жертвы никакой не приносятъ, а живутъ за границей потому, что имъ тамъ пріятнѣе, чѣмъ дома, гдѣ они, въ душевной своей пустотѣ, не находятъ для себя дѣла, или гдѣ, напротивъ, есть дѣло, трудное, некрасивое, но тѣмъ не менѣе полезное дѣло, котораго они бѣгутъ, предпочитая быть праздными, чуждыми гостями на чуждомъ пиру; они готовятъ не самостоятельныхъ дѣятелей, о чемъ они вовсе и не заботятся, а космополитовъ съ общеевропейскою-каленною физіономіею и душою, безъ національности, безъ отечества, безъ церкви, — людей, которымъ подобныхъ не представляетъ Европа, гдѣ нѣтъ безличныхъ физіономій, гдѣ немыслимо человѣческое развитіе внѣ народности. Недавно въ Московскихъ Вѣдомостяхъ напечатано воззваніе Русскихъ дамъ и кавалеровъ, пребывающихъ въ Дрезденѣ, къ благотворительности Русскихъ, живущихъ въ Россіи, для довершенія въ Дрезденѣ православной церкви. Особы, подписавшія это приглашеніе, умилительно описываютъ удобство и прелесть Дрезденскаго житья и наивно говорятъ о выгодахъ воспитанія Русскихъ дѣтей среди Нѣмцевъ. Извѣстно, что Дрезденъ сдѣлался теперь чуть-чуть не Русскою колоніей, такъ что число дѣтей, воспитываемыхъ въ Дрезденѣ, представляетъ очень почтенную цифру. Для того же, чтобъ это отступничество отъ своей народности совершилось съ большимъ комфортомъ, безъ упрека для робкой совѣсти, и главное — служило приманкой для прочихъ Русскихъ ceмействъ, еще коснѣющихъ въ Россіи, построена тамъ Русская церковь. Если бы въ Дрезденѣ жили только бѣдные Русскіе, лишенные средствъ воспитывать дѣтей дома, мы бы не сказали не слова, но, судя по подписямъ, мы въ правѣ утверждать, что эти семейства имѣютъ полную возможность дать прекрасное воспитаніе своимъ дѣтямъ и въ Россіи. Къ чему же совершать, повторяемъ, это воровство-кражу у Русскихъ дѣтей — ихъ Русской народности? Точно съ тою же цѣлью предполагается постройка церкви и въ Женевѣ, гдѣ въ настоящее время до 200 Русскихъ семействъ воспитывается въ разныхъ Швейцарскихъ пансіонахъ…
И это наши будущіе вожди народа! Это будущій составъ Русскаго народнаго общества!
Ни презрѣніе иностранцевъ, такъ громогласно высказавшееся недавно во Французскомъ сенатѣ и Англійскомъ парламентѣ, устами принца Наполеона, Бонжана, Генесси и другихъ, — ни оскорбленія, наносимыя ежедневно и ежечасно Русской, не только государственной, но и народной чести, всѣми органный Европейской публичности, — ни положеніе самой Россіи — трудное, исполненное опасностей, Россіи, вступившей въ критическій періодъ существованія, Россіи, богатой дѣломъ всякаго рода, не правительственнымъ только, но и общественнымъ, — ничто не вразумляетъ, ничто не возмущаетъ вашихъ заграничныхъ Русскихъ, продолжающихъ тратить въ пользу иноземцевъ наши Русскія деньги!
Спрашиваемъ опять читателя: въ состояніи ли эти Русскіе, изговляемые намъ слабоуміемъ попечительныхъ Русскихъ родителей за границей, въ состояніи ли они будутъ обрусить и ополяченныхъ туземцевъ Западнаго края, сладить съ напоромъ германизма, возродить въ самостоятельной нравственной дѣятельности Русское общество, возстановить союзъ общества съ народомъ, стать представителями Русскаго народа и оживить Россію новыми духовными силами, силами просвѣщенной Русской народности, — безъ которыхъ все ея матеріальное могущество мертво и безплодно!
Съ подобнымъ обществомъ мы не въ состояніи дать никакого отпора Европѣ… Оставляя въ сторонѣ заботу о заграничныхъ Русскихъ, подумаемъ о томъ, какъ бы освѣжить, обновить силою Русской народности остатки Русскаго общества у насъ, дома… Начало тому мы видѣли недавно на новыхъ городскихъ выборахъ, въ залѣ благороднаго собранія въ Москвѣ, 16 марта, гдѣ пятьсотъ представителей разныхъ сословій собрались въ первый разъ, вмѣстѣ, для общественнаго дѣла… Благое начало!