ВЪ ХРАМѢ ѲЕМИДЫ.
правитьI.
правитьВъ объявленіи, выставленномъ при входѣ въ судъ, значилось, что въ этотъ день разбирается дѣло о крестьянинѣ Никитѣ Андроновѣ, обвиняемомъ въ убійствѣ. Поэтому, несмотря на поздній вечеръ, небольшая низенькая зала уголовныхъ засѣданій биткомъ была набита народомъ, а переднія лавки почти сплошь заняты въ пухъ и прахъ разодѣтыми барынями. Дамы весело щебетали между собой, улыбались и очень мило раскланивались съ знакомыми.
Невыносимо душно, жарко, и, кромѣ того, мрачно, какъ въ склепѣ. Задніе ряды публики почти совсѣмъ тонули во мракѣ. Двѣ-три лампы и нѣсколько свѣчъ хорошо освѣщали только переднюю половину залы, гдѣ блистало золото мундировъ, позументъ на судейскомъ столѣ и какой-то замысловатый огромныхъ размѣровъ колокольчикъ. Сторожъ-солдатъ, расхаживая по залу изрѣдка жегъ на маленькой сковородкѣ какіе-то ароматы, на въ залѣ все-таки преобладалъ запахъ дубленой овчины.
Публика очень часто громко зѣвала. Какъ видно, духота, жаръ и скука давили ее. Съ ранняго утра, въ судѣ развертывалась какая-то непонятная драма, но она у большинства не вызывала ничего, кромѣ желанія убѣжать поскорѣе. Одинъ за другимъ, передъ судейскимъ столомъ появлялись свидѣтели въ лаптяхъ, бъ заскорузлыхъ, сплошь покрытыхъ дырами полушубкахъ. Свидѣтели потерянно мялись на одномъ мѣстѣ, очень часто отвѣчали невпопадъ, тѣмъ болѣе, что имъ отовсюду задавались самые разнообразные и мудреные вопросы. Веселый хохотъ, вызванный какимъ-нибудь неудачнымъ отвѣтомъ свидѣтеля, иногда оглашалъ залъ, но этотъ хохотъ звучалъ странно и точно рѣзалъ уши въ виду неприглядной рѣшетки, за которой и теперь, при слабомъ мерцаніи свѣчъ на секретарскомъ столѣ, можно было разглядѣть скорченную сѣрую фигуру подсудимаго. Теперь это была дѣйствительно какая-то неопредѣленная сѣрая фигура, но при дневномъ свѣтѣ какъ нельзя лучше было видно еще молодое, только ужасно истомленное, чуть не зеленое лицо подсудимаго, его глубоко ушедшіе въ орбиты глаза.
— Ничего намъ неизвѣстно, сумрачно повѣствовали свидѣтели. — Сидимъ это мы на праздникѣ. Обнаковенно, грѣшнымъ дѣломъ, выпили малость, пѣсни поемъ… Онъ свѣчку-то и погаси.
Толстенькій, красненькій, удивительно добродушный съ виду товарищъ прокурора такъ и подскакивалъ, при этихъ словахъ, на своемъ мѣстѣ.
— Такъ, значитъ, свѣчку-то кто-то погасилъ, а? радостно восклицалъ онъ и устремлялъ на свидѣтеля свои необыкновенно ласковые, свѣтлые глаза.
— Извѣстно, погасилъ. Ну, темь… Вдругъ, какъ онъ захрапитъ… Мы сейчасъ изъ избы долой, продолжалъ свидѣтель. — Вздули огня, а онъ лежитъ на полу, зарѣзанъ. Ахъ, грѣхъ! Кровищи этой… Сейчасъ къ старшинѣ. Андроновъ-то убѣгъ, схоронился. Съ печи его у Ивана взяли.
Прокуроръ уже начиналъ таять отъ любовнаго расположенія къ свидѣтелю и ободрялъ его ласковыми взорами; но свидѣтель вдругъ замолкъ и сумрачно глядѣлъ въ землю.
— Кто же это его зарѣзалъ?
— Господь знаетъ.
— Можетъ, Андроновъ, а?.. Зачѣмъ это онъ на печку прятался, если не виноватъ? Вѣдь вы Андронова знаете? Посмотрите вонъ туда за рѣшетку.
Свидѣтель неохотно смотрѣлъ за рѣшетку и мялъ въ рукахъ шапку. Товарищъ прокурора продолжалъ поощрять его улыбками.
— Такъ кто же зарѣзалъ? Вы вотъ вѣдь не прятались…
— Что же намъ!
— Онъ-то отчего же прятался, а?..
— Стало-быть, на него было сомнѣніе… Неизвѣстно… Господь знаетъ, мялся свидѣтель. Но вотъ задаются вопросы болѣе простые, и свидѣтель немного оживился. — Ножикъ тутъ на столѣ лежалъ… Хлѣбъ рѣзали. Обнаковенный ножикъ. Потомъ у избы нашли.
Обвинитель допрашивалъ еще нѣсколько времени, потомъ откидывался на высокую спинку кресла и отмѣчалъ что-то въ своихъ бумагахъ. Защитникъ, гладко прилизанный, изящный, но съ сильно потасканною физіономіей, развязно поднимался съ своего мѣста.
— А, можетъ быть, свидѣтель, свѣча сама погасла? громко на весь залъ говорилъ онъ, помахивая своимъ пенснэ. — Можетъ быть, ее уронили?
Свидѣтель немедленно спѣшилъ согласиться.
— Извѣстно.
— Можетъ, ее толкнули?..
— Какъ не толкнуть… Потому, пьяны…
Защитникъ кидалъ торжествующій взглядъ на прокурора и продолжалъ допросъ.
— Почему же было сомнѣніе на Андронова? Можетъ, онъ просто испугался — вотъ и спрятался?
— Какъ не испугаться… Спаси Богъ!
И такъ далѣе. Защитникъ все веселѣе и веселѣе поглядывалъ вокругъ себя. Свидѣтель тяжело дышалъ и ежеминутно вытиралъ свое лицо полой полушубка. Прокуроръ спѣшилъ окончательно добить его. Свидѣтель, въ концѣ-концовъ, смотрѣлъ совсѣмъ потерянно по сторонамъ и не зналъ, кому отвѣчать. Вопросы чуть не одновременно сыпались на него отовсюду. Дамы шутливо смѣялись и лорнировали свидѣтеля. Защитникъ и прокуроръ были довольны и ежесекундно отмѣчали что-то въ своихъ бумагахъ.
Одинъ свидѣтель смѣнялъ другого, но изъ всѣхъ ихъ показаній достовѣрно было только то, что въ деревнѣ Замерзаловкѣ, года полтора тому назадъ, происходило по какому-то случаю пиршество. На это пиршество, бывшее въ домѣ крестьянина Сидорова, явился Андроновъ съ однимъ изъ допрошенныхъ свидѣтелей, Куликовымъ. Раньше, подсудимый нетолько не зналъ Сидорова, но даже никогда не бывалъ въ Замерзаловкѣ. На этотъ разъ его зачѣмъ-то принесло къ Куликову, съ которымъ Андроновъ гдѣ-то на сторонѣ вмѣстѣ работалъ. Разсказывая о пиршествѣ, свидѣтели пускались въ самыя мельчайшія подробности, объясняли, кто и какъ бѣгалъ за виномъ (бабы намѣревались даже разсказать о томъ, какія пѣли пѣсни), но чуть только дѣло доходило до самой сути, въ отвѣтъ получалось «неизвѣстно», «Господь знаетъ», «потому пьяны». Однимъ словомъ, во время пира, подъ гвалтъ пѣсенъ и пьяныхъ разговоровъ, произошло что-то непонятное. Какимъ-то образомъ упала свѣча и вдругъ, въ темнотѣ, совершенно неожиданно раздалось хрипѣнье. Всѣ бросились изъ избы. Когда вздули огонь, хозяинъ дома, Сидоровъ, валялся на полу съ перерѣзаннымъ горломъ. Андронова арестовали единственно потому, что, кромѣ Куликова, его никто не зналъ, и притомъ онъ залѣзъ на печь въ избѣ своего знакомаго. Однако, никто не могъ разъяснить, когда убѣжалъ Андроновъ и выбѣгалъ ли онъ вмѣстѣ со всѣми, какъ только потухла свѣча и раздалось хрипѣнье. «Испугались ужь очень… Не запримѣтили… Гдѣ тутъ!» въ одинъ голосъ объясняли свидѣтели и тоже единогласно утверждали, что ни у кого въ этотъ вечеръ съ Сидоровымъ даже крупныхъ разговоровъ не было. Дѣло, конечно, пошло своимъ чередомъ. Пріѣхалъ судебный слѣдователь, налегъ на тотъ фактъ, что Андроновъ «хоронился» на печи. Дальше, больше. Улики являлись одна за другой. Подсудимый путался, отрицалъ самыя ничтожныя обстоятельства, въ родѣ того, что за столомъ, во время пира, онъ сидѣлъ не далеко отъ Сидорова. Въ концѣ концовъ, получилось толстое дѣло за шнуромъ и печатью. Листами этого дѣла теперь поигрывалъ секретарь, передъ которымъ оно лежало. На столѣ вещественныхъ доказательствъ чернѣла улитая кровью рубаха зарѣзаннаго Сидорова, лѣжалъ ножикъ съ совсѣмъ почти источеннымъ лезвіемъ. Андроновъ полтора года просидѣлъ въ тюрьмѣ, а теперь помѣщался между двумя солдатами на скамьѣ обвиняемыхъ и привлекалъ на себя лорнеты барынь. Онъ все время сидѣлъ молча, сгорбившись. Сѣрый арестантскій армякъ. съ четырехугольнымъ желтымъ тузомъ на спинѣ, точно пригибалъ его къ землѣ. Участія въ разсматриваемомъ дѣлѣ Андроновъ почти вовсе не принималъ. Точно оно совсѣмъ не касалось его, и только когда предсѣдатель обращался къ нему, онъ поднимался съ своего мѣста. «Невиноватъ». «Не помню. Самъ не знаю отъ чего убѣгъ», говорилъ онъ и потомъ снова безучастно сидѣлъ на скамьѣ, изрѣдка, и то какъ-то мелькомъ, взглядывая на право, гдѣ виднѣлись заскорузлые полушубки уже допрошенныхъ свидѣтелей.
Ясны и несбивчивы были показанія только двухъ трехъ свидѣтелей, однодеревенцевъ Андронова, но эти показанія касались исключительно «постороннихъ обстоятельствъ», какъ потомъ выразился товарищъ прокурора.
— Смирный мужикъ, говорили эти свидѣтели о подсудимомъ. — И какъ этотъ грѣхъ случился! То есть, такой мужикъ…
Точенъ былъ также разсказъ ветхой, какъ мумія, высохшей старухи въ такомъ же, какъ и всѣ свидѣтели, заскорузломъ полушубкѣ и съ бѣлымъ коленкоровымъ платкомъ на трясущейся головѣ.
— Ничего, батюшка, не знаю, ничего, какъ есть, пугливо говорила она, и вдругъ начинала вытирать свои глаза, отвѣчая не дальнѣйшіе вопросы. — Одинъ только онъ у меня и былъ. Какъ посадили его, одна я съ внучками осталась… Христовымъ именемъ теперь кормимся.
Старуха обнаружила намѣреніе кланяться въ ноги судьямъ и присяжнымъ, вслѣдствіе чего товарищъ прокурора переглянулся съ однимъ изъ судей и даже слегка улыбнулся. Приставъ усадилъ старуху на мѣсто, гдѣ она еще долго вытирала глаза концомъ платка, укутывавшаго ея голову, и изрѣдка робко взглядывала за рѣшетку.
Судебное слѣдствіе тянулось долго и истомило всѣхъ. Въ публикѣ чаще и чаще зѣвали. Присяжные плохо слушали. Одного изъ нихъ, какого-то толстаго крестьянина, съ совсѣмъ почти красной бородой, облеченнаго въ новый полушубокъ и валепые сапоги, окончательно разморило. Онъ спалъ и иногда даже громко всхрапывалъ, что немало потѣшало публику. Сосѣди иногда будили рыжебородаго, но онъ просыпался только для того, чтобы дико повращать нѣсколько секундъ своими глазами. Тучный купецъ, сидѣвшій на первой скамьѣ подлѣ старшины, тоже повременамъ чуть не засыпалъ… Въ такія минуты, онъ вдругъ неистово начиналъ ерзать за своемъ мѣстѣ и, быстро вытирая платкомъ лицо, отдувался на весь залъ. Даже судьи потеряли тотъ видъ боговъ олимпійскихъ, съ которымъ они появились на возвышеніи въ началѣ засѣданія. Одинъ изъ нихъ, все время очень пристально разсматривавшій въ пенснэ переднія лавки, теперь закрылся платкомъ и чуть ли тоже не дремалъ. Другой лѣниво чертилъ что-то на листѣ бумаги и переглядывался съ прокуроромъ, который все чаще и чаще погружался въ разсматриваніе какой-то царапины на своей ладони.
Но вотъ судебное слѣдствіе кончилось. Въ публикѣ началось сильное движеніе. Даже сумрачные свидѣтели, неподвижно сидѣвшіе. все время, немного закопошились, а ветхая старуха быстро сдвинула на бокъ свой платокъ и наклонила впередъ свою голову. Нѣсколько голосовъ увѣренно разсуждали, что прокурору придется отказаться отъ обвиненія. Эти разговоры сердили дамъ, которымъ очень хотѣлось послушать пренія. Но отъ обвиненія прокуроръ не отказался. Минуты двѣ онъ умильно глядѣлъ на присяжныхъ, медленно потиралъ свои бѣлыя, пухлыя руки, потомъ необыкновенно мягко, ровно началъ говорить. Увлеченія въ его рѣчи не было ни капли. Лицо обвинителя было попрежнему добродушно, глаза необыкновенно ласковы. Повременамъ, онъ очень весело шутилъ надъ предполагаемыми доводами защиты и даже такія слова, какъ «убійство», «зарѣзалъ» произносилъ точно съ умиленіемъ. Умиляясь, онъ ласково глядѣлъ на Андронова. Обвинительная рѣчь было верхомъ совершенства. Всѣ мелочные, ничего незначущіе факты вдругъ получали какой-то особенный смыслъ въ устахъ обвинителя и ловко связывались между собой… Казалось, какая-то тонкая, никому незамѣтная сѣть раскидывалась надъ головой подсудимаго и понемногу все крѣпче и крѣпче обвивалась вокругъ него. Но Андроновъ меньше всѣхъ замѣчалъ это. Онъ, попрежнему. безучастно сидѣлъ на своемъ мѣстѣ, еще ниже потупивъ голову подъ ласковыми взорами прокурора.
Обвинитель кончилъ и, опустившись въ кресло, опять сталъ внимательно разсматривать свою ладонь. Публика смотрѣла въ другую сторону. Защитникъ поражалъ всѣхъ. Цѣлыхъ два часа судъ оглашала какая-то блестящая импровизація и производила удивительный эффектъ между дамами. Имъ, конечно, было скучно слушать, какъ прокуроръ копался въ обстоятельствахъ дѣла, сопоставлялъ ничтожные факты, выслѣживалъ подсудимаго. Защитникъ, напротивъ, почти вовсе не касался этихъ скучныхъ подробностей, едва ли онъ даже разъ упомянулъ объ Андроновѣ. За то онъ необыкновенно долго распространялся о гуманномъ изреченіи Екатерины Второй, съ увлеченіемъ цитировалъ какого-то поэта, говорилъ о мудрости представителей общественной совѣсти, о лучахъ свѣта и правды и очень часто взглядывалъ на переднія лавки. Пенснэ все время вертѣлось вокругъ пальца защитника. Стекла его ярко вспыхивали, отражая пламя свѣчъ. Дамы были внѣ себя отъ этой граціи, изящества. Нѣкоторыя изъ нихъ, казалось, замерли на своихъ мѣстахъ, положивъ на колѣни украшенныя разнообразными перстнями ручки, и устремивъ на защитника восторженные взгляды. Судьи поминутно поглядывали на часы. Присяжные, не видя ни откуда спасенья, предались своей отчаянной участи и, окончательно обливаясь потомъ, не то слушали, не то спали.
II.
правитьЗалъ опустѣлъ. Присяжные ушли совѣщаться. Публика почище толпилась въ буфетѣ и отводила душу за чаемъ и разными кушаньями. Громъ тарелокъ, разговоръ, хохотъ царили въ небольшой комнатѣ.
Молодой судья Рыкаловъ важно сидѣлъ въ буфетѣ. Онъ больше всего былъ занятъ своимъ пенснэ, которое то снималъ, то надѣвалъ на носъ и при этомъ кидалъ вокругъ себя гордые взгляды. Около Рыкалова толпилось нѣсколько человѣкъ и въ томъ числѣ изящный защитникъ. Судья былъ имъ крайне недоволенъ.
— Совсѣмъ насъ изморили, пожималъ онъ плечами. — Больше часа говорить! Вѣдь просили какъ можно поменьше. Нѣтъ, больше часа.
Защитникъ только смѣялся.
— Вѣдь теперь 7 часовъ, продолжалъ Рыкаловъ. — И прокуроръ тоже… Охота!.. Посмотрите еще сколько присяжные просидятъ. Вонъ чай имъ понесли… Ахъ, опоздаешь!
— Вы куда?
Рыкаловъ принялъ на себя таинственный видъ и ничего не отвѣтилъ защитнику. Тотъ лукаво погрозилъ ему пальцемъ, на которомъ сверкалъ тоненькій перстень.
— Не безпокойтесь! Знаю и такъ, произнесъ онъ, и что-то шепнулъ на ухо Рыкалову. — Смотрите, увлечете… она и такъ….
На этотъ разъ на лицѣ судьи появилась крайне самодовольная улыбка, и онъ еще больше заворочалъ своей головой, выдѣлывая и глазами и зубами какія-то удивительныя гримасы.
— Такъ судиться пріѣхали? обратился онъ къ юркому молодому человѣку съ цвѣткомъ въ петлицѣ сюртука.
— Да, да, судиться, завертѣлся молодой человѣкъ и замахалъ руками. — А вотъ вмѣсто того, мировой совсѣмъ… ну, понимаете… безъ ногъ…
Рыкаловъ весело захохоталъ на весь буфетъ.
— Это вы о Скороходовѣ? вмѣшался совсѣмъ юный кандидатъ на судебныя должности съ толстымъ портфелемъ подъ мышкой. — Другую недѣлю онъ просто чудеса выдѣлываетъ. Съ утра и до поздней ночи — дебошъ. Вчера хозяйка того дома, гдѣ онъ квартируетъ, просто безъ ума прибѣжала ко мнѣ. Хоть домъ бросай. Только она спать, а онъ сейчасъ, точно того и ждетъ… Трубы, барабаны у него пойдутъ въ ходъ… Гвалтъ на весь домъ. Палками въ стѣну къ хозяйкѣ стучитъ, двери выламывать примется, велитъ готовиться къ смерти… Такъ всю ночь и не ложатся.
— Домъ, говорятъ, поджечь грозитъ, сообщаетъ кто-то.
— Въ адамовомъ костюмѣ разгуливаетъ…
— Все есть, махнулъ кандидатъ рукой. — Подошла она разъ къ окну рано утромъ, а онъ передъ окномъ стоитъ… Ну, какъ есть… Нарочно, можетъ быть, съ полчаса ее дожидался.
Хохотъ принималъ исполинскіе размѣры. Изъ общаго гвалта раздавалось какое-то дикое грохотанье Рыкалова. Въ восторгѣ отъ всего слышаннаго, онъ даже забылъ свою важность, и, загнувъ назадъ голову, чуть не барабанилъ по полу ногами.
— Въ адамовомъ костюмѣ? едва выговаривалъ онъ. — Вотъ мило!.. Передъ окномъ… Великолѣпно!
— Да! народъ, между тѣмъ, изъ деревень на судъ вызоветъ. Ну, потолкутся, потолкутся, да и по домамъ, ни съ чѣмъ. Потомъ опять вызываетъ. Опять тоже…
Среди всеобщаго гвалта, кто-то изъ вновь пришедшихъ въ буфетъ поднялъ разговоръ о дѣлѣ Андронова, но Рыкаловъ только недовольно замахалъ рукой.
— Неужели не надоѣло? чуть не крикнулъ онъ. — И такъ вѣдь съ самаго утра Андроновъ да Андроновъ… Вы вотъ лучше о Скороходовѣ послушайте. Въ адамовомъ костюмѣ! Трубы, барабаны… Прелесть!
— Что Скороходовъ. У насъ свои судьи есть… Недавно вотъ Хорькова въ почетные избрали. Умора, да и только. Имѣнье спустилъ, дѣлать ему нечего… Вотъ онъ цѣлые дни за бабами по деревнѣ верхомъ и гоняетъ. Чуть всѣхъ ребятишекъ не передавилъ… И убью, говоритъ, ничего не возьмете… Судить здѣсь некому. Ступай въ сенатъ!
Поднимавшій рѣчь объ Анороновѣ самъ увлекается общимъ разговоромъ и долго разсказываетъ о судьѣ, немилосердно преслѣдующемъ кабатчиковъ. «Жена у него тоже кабакъ держитъ. Вотъ онъ и сбываетъ конкурентовъ», поясняетъ разсказчикъ.
Хохотъ и оживленный разговоръ не прерывался. Вошелъ судебный слѣдователь, молодой, но ужасно угрюмый господинъ съ цѣлымъ лѣсомъ волосъ на головѣ.
— Ну, какъ? обратился онъ къ Рыкалову, съ большимъ аппетитомъ принимаясь за чай. — Упекутъ?..
— Неизвѣстно.
Судебный слѣдователь опечалился.
— Непремѣнно обвинить надо… Право… Нарочно я и изъ уѣзда явился, чтобы посмотрѣть на крестника.
— Это на Андронова? Да вѣдь и въ самомъ дѣлѣ вы слѣдствіе-то производили…
Судебный слѣдователь весело кивалъ головой.
— Мой, мой… Столько времени я старался. Неужели даромъ? Дѣло, правда, тонкое. Едва удалось кое-какъ окрутить его!
— А все-таки вы молодецъ, отозвался юный кандидатъ съ портфелемъ. — Дѣйствительно, тонкое дѣло.
— Труда-го сколько было!
Кто-то усомнился въ виновности Андронова, но слѣдователь только черезъ плечо посмотрѣлъ на скептика и занялся чаемъ. Юный кандидатъ громко и весело смѣялся.
— Вы на нихъ смотрите. Они умѣютъ. Такого казанскаго сироту иногда представятъ.
Скептикъ замолчалъ. Разговоръ перешелъ на обвинителя. Хмурое лицо судебнаго слѣдователя прояснилось. Онъ былъ въ восторгѣ отъ рѣчи прокурора.
— Превосходная рѣчь! Я очень боялся, какъ бы онъ не упустилъ кой-чего, хотѣлъ даже шепнуть ему до засѣданія, но не успѣлъ. Ну, да не упустилъ. За то я ему такое дѣло приподнесу.
Судебный слѣдователь даже причмокнулъ кончики своихъ пальцевъ.
— Какое? Не Андреева ли? спрашивалъ кандидатъ.
— То само по себѣ. Нѣтъ, другое. Вотъ дѣльце то… Чудо! Убійство и поджогъ. Тоже надо будетъ постараться. Уликъ почти нѣтъ, а я увѣренъ, что подозрѣваемый виновенъ.
— Какъ же это? удивился кто-то.
— Вотъ странно! пожалъ плечами судебный слѣдователь: — я убѣжденъ, внутреннее убѣжденіе имѣю… А что, присяжные сегодня хороши?
Кандидатъ успокоительно кивнулъ тоювой.
— Вотъ только Ершова бы отвести надо. Онъ все за оправданіе. Старшина за то прелесть. Какъ они вчера одну бабу махнули, безъ снисхожденія даже. На двѣнадцать лѣтъ въ каторгу хватили!
Судебный слѣдователь успокоился. Разговоръ, въ родѣ вышеприведеннаго, продолжался долго. Разсказывалось о разныхъ удачныхъ дѣлахъ, въ результатѣ которыхъ получались цѣлые десятки лѣтъ каторги. Кандидатъ очень оживился. Онъ, какъ оказалось, тоже занимался производствомъ слѣдствій, а теперь началъ горячо мечтать о томъ, какъ бы ему упечь кого-то. По этому поводу онъ совѣтовался съ опытнымъ слѣдователемъ, усадившимъ Андронова на скамью подсудимыхъ.
— Давно добираюсь, прервалъ кандидатъ: — не удается… Какія я штуки ни подводилъ… ловокъ!.. какъ бы это?
Судебный слѣдователь подавалъ совѣты.
— А, кажется, съ какимъ бы удовольствіемъ закатилъ его въ замокъ! чуть не облизывался кандидатъ.
Рыкаловъ поднялся съ мѣста и торжественно пошелъ изъ буфета. Кандидатъ, на минуту смолкнувшій отъ сильнаго волненія, вызваннаго желаніемъ «закатить» кого-нибудь, началъ подмигивать вслѣдъ удаляющемуся судьѣ.
— Онъ разговоровъ о дѣлѣ не любитъ. Сходите-ка въ канцелярію. Какое онъ опредѣленіе по одному дѣлу написалъ. Просто со смѣху умрете.
— О! опять…
— Въ канцеляріи такъ съ этимъ опредѣленіемъ и носятся. По готовымъ статьямъ составить ничего не можетъ. Такъ ему ничего писать и не даютъ. Это для смѣха подсунули. Потѣха!
— Для счета въ засѣданіи сиднвъ.
Кандидатъ постукалъ себя по головѣ, и судебный слѣдователь усмѣхнулся. Впрочемъ, оба собесѣдника были на столько заняты заботами о «дѣлахъ», что, немного погодя, между ними опять шли горячія разсужденія о томъ, какъ бы получше «закатить».
III.
правитьВъ самомъ залѣ, гдѣ было засѣданіе, все еще почти совсѣмъ пусто. Только кое-кто изъ сѣрой публики, да сумрачные свидѣтели сидѣли на своихъ мѣстахъ и занимались тихими разговорами. Около рѣшетки печально стояла ветхая старуха и тихо разговаривала съ Андроновымъ.
— На воскресенье бычкомъ отелилась, тихо шептала она сыну, который положилъ на рѣшетку голову и перебиралъ полу своего халата.
Неподалеку отъ этой группы, вертѣлась молоденькая барыня. Она то весело разсказывала что-то защитнику и поминутно смѣялась, то впадала въ тоскливое настроеніе и, поглядывая на часы, сокрушалась о томъ, что присяжные засидятся долго.
— Вѣдь репетиція въ восемь… Это будетъ ужасно, если задержатъ васъ, чуть не плакала она. — Хоть бы они поскорѣе.
Защитникъ успокоивалъ барыню. Къ нимъ подошелъ товарищъ прокурора. Приближеніе его какъ будто испугало ветхую старуху. Она отошла отъ рѣшетки, но товарищъ прокурора сдѣлалъ рукой успокоительный жестъ.
— Ничего, бабушка, ничего. Теперь можно, проговорилъ онъ.
Дама издали протягивала руки обвинителю.
— Ахъ, какой вы злой! качала она своей головой. — Вамъ непремѣнно хочется обвинить его.
Прокуроръ съ мягкой улыбкой пощипывалъ свою бороду.
— И вамъ не жаль! Неужели его обвинятъ? По вашему, онъ виновенъ?
— Мнѣ такъ кажется.
— А вы не хотѣли извѣстить меня о томъ, что сегодня это дѣло. Вѣдь вы знаете, что я люблю такія дѣла.
Прокуроръ извинился, а дама начала лорнировать подсудимаго, которому мать опять разсказывала что-то.
— Бѣдный! Посмотрите. Она, должно быть, такъ его любитъ, умилялась барыня, но въ это время глаза ея опять упали на часы, и барыня затосковала.
Немного погодя, она ушла къ другимъ дамамъ, которыя сидѣли въ предсѣдательскомъ кабинетѣ. Защитникъ и прокуроръ ходили по залу.
— Право, я вѣдь и обвинительнаго акта не хотѣлъ писать, открывался прокуроръ. — Сами видите, какія улики! Ужь потомъ yа удачу хватилъ. Прошелъ, утвердили. Посмотримъ, что-то они скажутъ.
Онъ нетерпѣливо потеръ руки и посмотрѣлъ на комнату присяжныхъ. Оттуда слышался глухой говоръ. Должно быть, нѣсколько человѣкъ сильно спорили.
— Совѣщаются. Любопытно.
— Ау меня такъ сегодня болитъ голова, сообщалъ защитникъ. — Вчера долго въ клубѣ засидѣлся. Дѣла хорошенько не прочиталъ, думалъ, до засѣданія успѣю. Проспалъ.
— Вы хорошо говорили, похвалилъ прокуроръ. — Я вотъ боялся сначала, что ничего не скажу… А ничего, кажется, вышло?
— Отлично.
— Отъ обвиненія, батюшка, хотѣлъ вѣдь отказаться, чуть не захлебнулся отъ восторга прокуроръ и съ сіяющимъ лицомъ обхватилъ защитника за талію. — Право. Такъ ужь на ура, можно сказать, пошелъ.
Онъ опять посмотрѣлъ на комнату присяжныхъ и на нѣсколько секундъ смолкъ.
— Ну, а по совѣсти скажите, виноватъ онъ или нѣтъ? спросилъ защитникъ, указывая глазами на Андронова.
Прокуроръ пожалъ плечами и не вдругъ отвѣтилъ.
— Должно быть… Больше некому, а, впрочемъ, кто знаетъ! Вотъ только одно меня смущаетъ, рубашка… Вы посмотрите.
Они подошли къ столу вещественныхъ доказательствъ и начали разсматривать рубаху подсудимаго, которая лежала рядомъ съ залитой кровью рубахой убитаго Сидорова.
— Чиста, разсуждалъ товарищъ прокурора. — Между тѣмъ, какъ вы ни поверните, а кровь должна быть на ней.
Защитникъ ударилъ себя по лбу. Обвинитель лукаво засмѣялся и потрепалъ своего противника по плечу.
— Да, вы это упустили изъ виду, совершенно упустили. Я этого очень боялся. Теперь сказать можно. Дѣло прошлое.
— Не поправишь.
— И тѣ посмотрѣть не догадались, подмигнулъ товарищъ прокурора по направленію къ комнатѣ присяжныхъ и нѣсколько разъ прихлопнулъ рукой по рубашкѣ.
Защитникъ еще нѣсколько секундъ попечалился, но потомъ, успокоившись на томъ, что «авось оправдаютъ», пошелъ опять разгуливать съ прокуроромъ. Между тѣмъ, въ небольшой группѣ зрителей, терпѣливо сидѣвшихъ въ ожиданіи присяжныхъ, шли своего рода разговоры.
— Ловокъ прокуроръ-то, да и защитникъ ничего, говорилъ мѣщанинъ въ бараньемъ тулупѣ. Онъ положилъ на спинку передней скамьи руки и, оперевъ на нихъ подбородокъ, отъ нечего дѣлать, принялся наблюдать за гуляющими «сторонами».
— Что и говорить, отвѣчалъ собесѣдникъ, какой-то одноглазый старикъ. — Хорошіе господа… Ты посмотрѣлъ бы, какъ онъ, прокуроръ-то, Богу молится… Такъ молится, такъ молится, что, кажется, я отъ роду такого богомольца не видывалъ. Все онъ въ нашу церковь къ службѣ ходитъ. Пойдешь это по сбору съ тарелкой, а онъ ляжетъ, да и лежитъ на полу.
— А-а! удивлялся мѣщанинъ.
— Другой, извѣстно, поклонится да и только…
— Разумѣется.
— А этотъ такъ пластомъ и лежитъ. Ужь не безпокоишь его, обойдешь сторонкой. Можетъ, съ часъ лежитъ. Баринъ хорошій!
Мѣщанинъ одобрительно кивалъ головой. Нѣсколько секундъ старикъ молчалъ, и опять начиналъ бесѣду.
— А послѣ службы начнетъ онъ къ иконамъ прикладываться… Ужь никого въ храмѣ нѣтъ, а онъ все по образамъ. Такого барина я еще не видывалъ!
Въ то самое время, какъ бы въ подтвержденіе справедливости объясненій старика, прокуроръ, слушая защитника, тихонько крестилъ свой ротъ, слегка открывавшійся отъ приступа зѣвоты.
Около одноглазаго старика, совершенно неожиданно появился какой-то молодой парень и нѣсколько секундъ глядѣлъ на подсудимаго.
— Огарки! ни съ того, ни съ сего вдругъ выпалилъ парень, и подмигнулъ старику на подсудимаго, но старикъ сурово въ полъоборота посмотрѣлъ на парня.
— Огарки! какъ-то наставительно протянулъ онъ. — Ты, брать, не смотри, что онъ за рѣшеткой сидитъ. Иной разъ и получше насъ съ тобой сидятъ. Между ними всякій есть, а то огарки… Вотъ недавно въ вѣдомостяхъ писали….
Послѣдовалъ длинный разсказъ о томъ, какъ одного мужика тоже заподозрили въ убійствѣ, «потому некого больше», и ужь совсѣмъ было приговорили къ каторгѣ, какъ явился настоящій виновникъ. Мѣщанинъ сочувственно слушалъ и выражалъ свое согласіе со старикомъ короткими восклицаніями. Парень тоже поддакивалъ.
— Господь его знаетъ, заключилъ старикъ, указывая на Андронова. — Дѣло темное.
— Разсудятъ… Присягу приняли.
IV.
правитьВъ судейскомъ кабинетѣ, кромѣ самихъ судей, было еще нѣсколько постороннихъ лицъ изъ самыхъ почетныхъ зрителей. Предсѣдатель, гладко обритый господинъ, покуривая сигару и весело повертываясь на каблукахъ, разсуждалъ о чемъ-то. Членъ, тотъ самый, который въ засѣданіи лѣниво что-то чертилъ, кругомъ былъ теперь обложенъ толстыми книгами кассаціонныхъ рѣшеній и старательно рылся въ нихъ. Листы книгъ шумѣли. Членъ заглядывалъ то въ одну, то въ другую и записывалъ какія-то цифры на бумагу.
— Что это вы? обратился къ нему кто то изъ постороннихъ.
— Мѣру наказанія… съ кассаціонными рѣшеніями справляюсь. У насъ не отмѣнятъ. Будетъ крѣпко.
Онъ стукнулъ рукой по книгамъ и, попыхивая папироской, опять погрузился въ свое занятіе.
— Рано еще…
— Ничего. Все-таки будетъ готово.
— А что, вѣдь пожалуй, онъ и невиновенъ, послышалось и здѣсь сомнѣніе.
— Это не наше дѣло, махнулъ рукой членъ.
— А вы бы на другой составъ присяжныхъ. Вѣдь можно.
— Благодарю покорно. Это за что!
Къ столу, гдѣ сидѣлъ членъ, подошло еще нѣсколько человѣкъ.
— Двое дѣтей, по-міру пошли. — Ну, да и дѣло темное. Жаль, право.
— Этакъ всѣхъ придется выпустить!
— Но какъ же такъ… Вѣдь его обвиняютъ въ томъ, что онъ зарѣзалъ совершенно незнакомаго человѣка. Положимъ, что это даже онъ, Андроновъ, сдѣлалъ, но вѣдь въ такомъ случаѣ онъ сумасшедшій!…
— Сумасшедшій! Кто-же его сумасшедшимъ призналъ? Ха, ха, ха!… Мы этого не знаемъ…
— Помилуйте, незнакомаго…
Спорившій съ членомъ разводилъ руками, отдавая дѣло на судъ всѣхъ присутствующихъ, но никто не отвѣчалъ.
— Полноте, пожалуйста, продолжалъ членъ, перебирая листы книгъ: — право, такимъ образомъ придется всѣхъ выпустить. Грабь, рѣжь!
— Однако…
— Такъ кто же зарѣзалъ? — Вѣдь кто нибудь да долженъ-же..
— Ну, изъ за этого…
— Домовой что-ли?
Членъ сталъ сердиться и даже поднялся съ своего мѣста. Предсѣдатель поспѣшилъ къ спорившимъ. Немного погодя, разговоръ шелъ на другую тэму.
— Замѣчательная рѣчь, скороговоркой разсуждалъ предсѣдатель. — Замѣчательная. Безъ всякаго увлеченія. Совершенно незамѣтно входитъ къ вамъ въ душу.
Присутствующіе соглашались.
— Превосходный обвинитель, продолжалъ предсѣдатель: — замѣтьте, какъ ловко надо сгруппировать ничтожныя улики…
Разговоръ нѣсколько времени вертѣлся около замѣчательныхъ способностей прокурора. Явился Рыкаловъ и, посматривая на часы, принялся ныть о томъ, что присяжные сидятъ очень долго въ совѣщательной комнатѣ. Пришелъ товарищъ прокурора. Предсѣдатель придалъ своему лицу чуть не восторженное выраженіе полетѣлъ на встрѣчу.
— Прелесть! великолѣпно! восторгался онъ. — Изъ такихъ ничтожныхъ уликъ и вдругъ…
Другіе присутствующіе тоже восхищались и пожимали руку товарища прокурора.
— Очень можетъ быть, обвинятъ. Поздравляю, заранѣе поздравляю! говорилъ членъ, покончившій свои изысканія въ кассаціонныхъ рѣшеніяхъ.
Обвинитель только добродушно и немного даже конфузливо улыбался въ отвѣтъ на всѣ привѣтствія.
— А вѣдь въ самомъ дѣлѣ доказательствъ-то, прямыхъ доказательствъ нѣтъ! мало! скромно говорилъ онъ.
— Никакихъ, никакихъ! суетился предсѣдатель. Вотъ это-то и замѣчательно… Сгруппировать такъ…
— А можетъ быть, и не обвинятъ…
Предсѣдатель пожалъ плечами и усиленно принялся сосать сигарку.
— Можетъ быть. А Николай Николаичъ, засмѣялся онъ, указывая на члена: — ужь и мѣру наказанія опредѣлилъ.
— На основаніи такой-то статьи, предоставляющей суду… понизить на двѣ степени, усмѣхнулся прокуроръ.
— Ну, нѣтъ, поднялъ брови Николай Николаевичъ. — У насъ этого не полагается.
Обвинитель шутливо похлопалъ по плечу судью и сталъ закуривать папироску. Вдругъ черныя мысли пришли ему въ голову и отуманили его добродушное лицо.
— Эхъ, пожалуй, не обвинятъ! махнулъ онъ рукой.
Николай Николаичъ и предсѣдатель стали его успокоивать.
Разговоръ опять прекратился. Каждый уныло бродилъ самъ по себѣ. Рыкалову все чудился звонокъ, которымъ присяжные должны были возвѣстить объ окончаніи своихъ совѣщаній. «Скоро-ли?» обращался онъ къ приставу, который изрѣдка вбѣгалъ въ кабинетъ, и опять начиналъ ныть. «Рѣшали бы какъ нибудь поскорѣе!» Впрочемъ, скоро онъ успокоился. Въ кабинетѣ оказался другой товарищъ прокурора, высокой, худенькій, у котораго чуть-чуть пробивались черненькіе усики, но на лицѣ тѣмъ не менѣе уже лежалъ отпечатокъ судейской важности. Рыкаловъ завладѣлъ юнымъ жрецомъ Ѳемиды и увлекъ его къ окну. Тамъ у нихъ пошелъ разговоръ.
— Въ вашемъ уѣздѣ, объяснялъ Рыкаловъ: — у предводителя двѣ… Ну, за ними мало. Вотъ, батюшка, въ Пафнутьевскомъ уѣздѣ.. Положимъ, дура и рожа — за то двадцать тысячъ. Женимъ мы васъ.
— Я ужь водку пью, тоненькимъ голоскомъ рекомендовалъ себя юнецъ и на лицѣ его заиграла загадочная улыбка.
Рыкаловъ дико хохоталъ въ отвѣтъ на эти слова.
— А вотъ тоже въ Свищовскѣ…
Замѣчательный обвинитель разговаривалъ съ предсѣдателемъ.
— Новый? указывалъ прокуроръ на необычайныхъ размѣровъ крестъ, болтавшійся на шеѣ собесѣдника.
— Да, да, тараторилъ тотъ: — сегодня только изъ Москвы прислали. Не правда ли, вѣдь хорошъ. Казенные, знаете, малы, я и заказалъ свой… Хорошъ?
Собесѣдники подошли поближе къ свѣчамъ и предсѣдатель, повертываясь во всѣ стороны, давалъ любоваться крестомъ… Черезъ нѣсколько минутъ онъ даже снялъ его съ шеи, и, прикладыя на маншетѣ своей сорочки, издали смотрѣлъ, какой эффектъ темный огромный крестъ производитъ на полотнѣ.
— Отдѣлка изящна, очень изящна!
Товарищъ прокурора соглашался. Предсѣдатель еще долго те съ той, то съ другой стороны разсматривалъ орденъ и, налюбовавшись вдоволь, обхватилъ обвинителя за талію. Они опять заходили но кабинету.
Въ кабинетъ стремительно влетѣлъ еще одинъ изъ судей, высокій, представительный мужчина съ аристократической физіономіей. Какъ было замѣтно по лицу, онъ былъ чѣмъ-то сильно взволнованъ и даже не заперъ за собой двери. Публики уже набралось въ залѣ достаточно. Оттуда несся гулъ и среди его ясно слышался веселый смѣхъ защитника и возгласъ дамъ.
— Новость! Кантиковъ произведенъ! громко возвѣстилъ пришедшій судья и наскоро началъ пожимать всѣмъ руки.
Предсѣдатель былъ пораженъ. Онъ точно замеръ на одномъ мѣстѣ. Глаза его усиленно моргали. Лицо подергивалось.
— Да-съ; въ дѣйствительные статскіе, продолжалъ вѣстникъ. Нарочно пришелъ сюда сказать…
— Откуда вы знаете? Едва; ли! усомнился Николай Николаичъ, когда прошли первыя минуты изумленія.
— Да, замѣтался предсѣдатель, и словно ожилъ отъ недавняго столбняка.
— Самъ видѣлъ, сейчасъ газеты получены.
Судья полѣзъ въ карманъ, но оказалось, что онъ, въ торопяхъ сообщить новость, забылъ дома газеты. Предсѣдатель бросился къ столу и принялся неистово трясти колокольчикъ. Звуки его, какъ набатъ, понеслись по всему суду. Явился сторожъ.
— Не приносили газетъ?
— Нѣтъ-съ еще…
Предсѣдатель выходилъ изъ себя.
— Ахъ, что это такое! до сихъ поръ! Какая неаккуратность!
Сторожъ былъ немедленно командированъ гдѣ бы то ни было и во что бы то ни стало отыскать газеты. Въ кабинетѣ начались оставленные толки.
— Въ дѣйствительные статскіе!
— Давно ли, давно ли онъ здѣсь членомъ былъ!
— Да, батюшка! Не то, что мы.
Но предсѣдатель не принималъ почти никакого участія въ этихъ разговорахъ. Съ убитымъ лицомъ онъ ходилъ по кабинету. Ноги едва носили его.
— Въ дѣйствительные статскіе! въ дѣйствительные статскіе! растерянно шепталъ онъ про себя.
Нѣкоторые изъ присутствующихъ въ кабинетѣ перемигивались. Всѣ очень хорошо знали, что генеральство составляло завѣтную мечту предсѣдателя, до осуществленія которой онъ никакъ не могъ добраться.
Гдѣ-то глухо задребезжалъ колокольчикъ. Судебный приставъ объявилъ, что присяжные готовы. Рыкаловъ соскочилъ съ окна и торопилъ своихъ товарищей. Предсѣдатель кидался во всѣ стороны и не находилъ бумагъ, которыя, впрочемъ, лежали передъ его глазами. Товарищъ прокурора стремительно бѣжалъ изъ кабинета.
— Ну-ка, посмотримъ, что они скажутъ, шепталъ онъ кому-то, и въ голосѣ его слышалась сильная тревога.
Присяжные гуськомъ вышли изъ совѣщательной комнаты и стали около судейскаго стола. Предсѣдатель наскоро просмотрѣлъ вопросный листъ. Въ публикѣ тишина… «Виновенъ ли крестьянинъ Никита Андроновъ, 32 лѣтъ, въ томъ, что»… зачиталъ старшина, черненькій, низенькій чиновникъ, ясно выговаривая каждое слово и, помолчавъ только одно мгновеніе, точно обрѣзалъ: «да, виновенъ». Прокуроръ торжествующимъ взглядомъ повелъ по залѣ, улыбка засіяла на его лицѣ. Съ этой улыбкой онъ поднялся съ своего мѣста и, привычной рукой перебирая листы уложеній о наказаніяхъ, началъ давать заключеніе о мѣрѣ наказанія.
Приговоръ суда былъ готовъ въ одну минуту. Бросая нетерпѣливые взгляды на стоявшаго въ дверяхъ суда сторожа съ газетами, продсѣдатель быстро читалъ резолюцію. Защитникъ складывалъ въ портфель книги и дѣлалъ успокоительные знаки молодой барынѣ, которая торопливо надѣвала шляпку. Ветхая старуха была убита. Она въ послѣдній разъ смотрѣла на сына, утирая концомъ своего коленкороваго платка глаза. Всхлипыванія ея заглушалъ топотъ рвавшейся изъ залы толпы. Андроновъ только какъ-то порывисто потряхивалъ волосами.
Около суда на улицѣ царила чуть не кромѣшная тьма. Публика съ громкимъ говоромъ валила по домамъ. Около подъѣзда стояло нѣсколько саней. При свѣтѣ единственнаго тусклаго фонаря, горѣвшаго на подъѣздѣ, было видно, что защитникъ старательно усаживалъ въ сани молоденькую даму.
— Бѣдный! Мнѣ жаль его! говорила она — Merci… А я такъ рада, что мы не опоздали на репетицію.
Защитникъ усаживался самъ и начиналъ запахивать полостъ.
— А водевиль, посмотрите, пойдетъ отлично. Особенно ваша роль… чудо! восторгался онъ.
Оба весело смѣялись; сани быстро исчезли.
— Извозчикъ, въ клубъ!.. оралъ кто-то во все горло съ подъѣзда суда и, оборачиваясь назадъ, уговаривалъ кого-то ѣхать вмѣстѣ. — Съиграли бы… отлично!
— Развѣ ужь послѣ такой удачи? отвѣчалъ спутникъ, по голосу, какъ бы «замѣчательный обвинитель». — Идетъ!
— Вотъ и отлично!
Группа солдатъ, съ Андроновымъ въ срединѣ, быстро прошла мимо саней, въ которые усаживался обвинитель. Снѣгъ сильно скрипѣлъ подъ тяжелыми сапогами. Старуха шла съ боку солдатъ, неподалеку отъ сына. Теперь ея всхлипыванія перешли въ рыданія и громко раздавались на тихихъ улицахъ. Андроновъ быстро крестился на ближайшую церковь.