В старые годы (Шпажинский)/ДО

В старые годы
авторъ Ипполит Васильевич Шпажинский

Опубл.: 1888. Источникъ: az.lib.ru • Драма в пяти действиях.

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

И. В. Шпажинскій ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ. Томъ 2-й. 2-е изданіе С. Разсохина

ВЪ СТАРЫЕ ГОДЫ.

ДРАМА ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ. (Въ первомъ дѣйствіи двѣ картины). ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Матвѣй Петровичъ Рахмановъ, богатый баринъ, лѣтъ тридцати. (Poслый, статный. Черные курчавые волосы. Лицо блѣдное, красивое, выразительное. Взглядъ строгій и проницательный).

Григорій Михайловичъ Ивковъ, мелкопомѣстный дворянинъ, старикъ. (Небольшаго роста, коренастый, съ сильной просѣдью. Черты рѣзкія, лицо загорѣлое, бритое).

Маша, дочь его, 18 лѣтъ. (Блондинка. Стройна, худощава, изящна).

Любочка, двоюродная сестра Маши, лѣтъ 20-ти.

Алексѣй Егоровичъ Чириковъ, бѣдный дворянинъ, проживающій у Рахманова, лѣтъ сорока. (Нескладный, рыжеватый. Вьющіеся волосы, рѣдкіе на темени. Говоритъ медленно, басомъ. Держится съ достоинствомъ).

Клавдія, экономка Рахманова, лѣтъ двадцати пяти. (Красавица. Видная, полная, чернобровая).

Лукерья, ключница, старуха.

Панька, доѣзжачій.

Лукашка, Парфирій, лакеи.

Акулька, Варька, Полька, горничныя дѣвки.

Никитишна, старуха, лѣтъ подъ 70.

Нянька Ивцовская.

Дворовые.

Дѣйствіе происходитъ въ началѣ прошлаго столѣтія. Первое дѣйствіе (1-я картина) у Ивкова, остальныя у Рахманова.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Комната въ бѣдномъ помѣщичьемъ домѣ. Прямо три окна въ садъ; направо дверь въ прихожую, налѣво — въ другія комнаты.

ЯВЛЕНІЕ I.

Ивковъ и Любочка [за пяльцами].

ИВКОВЪ [набиваетъ изъ кисета трубочку, на короткомъ черешневомъ чубукѣ]|. Ну, Люба, какъ же я радъ, что ты пріѣхала къ намъ погостить! Душу отведешь…

ЛЮБОЧКА. Вы что-то ужъ очень не веселы, дядя!

ИВКОВЪ. Гдѣ тутъ веселымъ быть! Плохо, Любочка!.. Доѣхалъ меня сосѣдъ, доканалъ! [Закуриваетъ трубочку].

ЛЮБОЧКА. Все Рахмановъ?

ИВКОВЪ. Кому-же больше? Онъ у насъ всѣмъ ворочаетъ, какъ чертъ въ болотѣ. А всѣхъ хуже мнѣ. Я въ его землѣ, какъ въ кольцѣ. Людишки у него — я не видывалъ такихъ негодяевъ! Копны воруютъ, лѣсъ рубятъ немилосердно, сѣно въ прошломъ году сожгли… Разбой! Ко всему этому Рахмановъ пустошь зарѣчную отбилъ у меня.

ЛЮБОЧКА. Какъ отбилъ?!

ИВКОВЪ. Да такъ. Еще по писцовымъ книгамъ, та пустошь за моими родителями была и намъ-же по размежеванію отошла, при матушкѣ Екатеринѣ. И я сколько лѣтъ владѣлъ ею безспорно. А подьячіе, въ угоду Рахманову, такъ дѣло натрафили, что наша исконная земля его сдѣлалась.

ЛЮБОЧКА [горячо]. Это Богъ знаетъ что! Какъ-хе вы терпите? Ищите на немъ, жалуйтесь!

ИВКОВЪ. Жаловаться! Кому? Кто посильнѣе — закуплены, а земскіе ярыжки его, какъ медвѣдя, боятся. Въ третьемъ году пріѣхалъ было къ нему исправникъ, съ засѣдателемъ. Исправникъ былъ вновѣ, не обстрѣлянный. Пріѣхалъ прямо въ деревню и за какую-то уголовщину заковалъ мужика. Сказали Рахманову. — «Какъ! хозяйничать у меня?! Канальи! Сюда ихъ!» — Исправника велѣлъ бросить въ прудъ и купалъ, покуда тотъ изъ силъ выбился; а засѣдателя напоилъ и то сдѣлалъ съ нимъ… даже неприлично разсказывать.

ЛЮБОЧКА. И за это ему ничего?

ИВКОВЪ. И ничего. Кто сильнѣй, тотъ и правъ, хе-хе! [Выколачиваетъ золу изъ выкуренной трубки]. Да, трудно маленькимъ людямъ жить. Накипѣло у меня на душѣ, Любочка, охъ накипѣло!

ЛЮБОЧКА [горячо]. Какъ не накипѣть! Помилуйте! Ну, я-бъ ужъ не стала терпѣть по вашему, да покорствовать! [Ивковъ горько усмѣхнулся]. И со всѣми такъ вашъ Рахмановъ?

ИВКОВЪ. Прочіе дворянишки, мелкота наша, только свистни Рахмановъ — всѣ къ нему на поклонъ. ЛЮБОЧКА. Хороши!

ИВКОВЪ. Перепоитъ онъ ихъ, какъ свиней, и чего-чего ни продѣлываетъ! Особливо какъ въ лѣсъ, на винокурвю поѣдутъ. Навезутъ телѣги бабъ, дѣвокъ. Все пьяно, пѣсни орутъ, плясъ… Тфу! А меня хоть убей, не пойду кланяться, да поганства эти смотрѣть. За то то и плохо мнѣ.

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ-же и Маша [въ среднемъ окнѣ, ставъ на заваленку].

МАША. Папенька! какіе тюльпаны разцвѣли у меня! Заглядѣнье! Вотъ вы изволили говорить, что будутъ простые, а вышло махровые.

ИВКОВЪ. И хорошо, что махровые!

МАША. Любочка, пойдемъ покажу. Полно работать!

ЛЮБОЧКА. Сейчасъ приду.

ИВКОВЪ. Смотри, Маша, головку-бы не надуло. Вѣтрено. Платочекъ надѣнь.

МАША. Нѣтъ, папенька, ничего. Любочка, приходи-же! [Спрыгнула съ завалены и убѣгаетъ въ садъ].

ЯВЛЕНІЕ III.

Ивковъ и Любочка [прибираетъ работу и закрываетъ пяльцы].

ИВКОВЪ [тяжело вздохнулъ]. А пуще всего за нее сердце болитъ, за Машу. Ужъ такъ безпокоюсь!..

ЛЮБОЧКА. Отчего, дяденька?

ИВКОВЪ. Опять Рахмановъ… Видишь-ли, случай вышелъ какой… Но чуръ, Машѣ ни слова!

ЛЮБОЧКА. Будьте покойны.

ИВКОВЪ. Съ мѣсяцъ тому, ѣздила она къ обѣдни. Мнѣ что-то нездоровилось и ѣздила Маша одна, съ Меркуломъ, на дрожкахъ, ѣдучи домой, только они изъ лѣсу, какъ вдругъ рахмановская охота. Съ гикомъ, свистомъ несется орава черезъ дорогу, на перерѣзъ. Лошаденка наша испугалась, въ сторону, дрожки на бокъ. Охотники черезъ нихъ, кучера смяли, а какъ Маша уцѣлѣла — одному Богу извѣстно.

ЛЮБОЧКА. Вотъ ужасъ!

ИВКОВЪ. Подскакалъ самъ Рахмановъ, — «Кто такая, откуда?» — Маша на жива, ни мертва, лепечетъ: Ивкова, молъ, изъ Берестова. Пожалѣлъ, что испугалъ и кучера пожалѣлъ, что стоптали. Стонетъ Меркулъ, Маша къ нему, плачетъ. Тутъ Рахмановъ кликнулъ своихъ лошадей. Подкатила коляска четверикомъ. — «Садись, красотка», велитъ Машѣ. '«Домой свезутъ. А кучеру вотъ отъ меня на лѣченье». И бросилъ ему кошелекъ червонцевъ. Не успѣла Маша опомниться, какъ усадили ее въ коляску и Меркула туда жь положили. Я ждать пождать и ужъ тревожился, что Маша не ѣдетъ. Вдругъ — вижу — летитъ рахмановская четверня. Глазамъ не вѣрю. Батюшки! Маша!.. Въ лицѣ ни кровинки, глазки заплаканы… Господи, что такое?! Тутъ меня и порадовали.

ЛЮБОЧКА [съ негодованіемъ]. Недоставало, что-бъ этотъ негодяй раздавилъ вашу дочь! Но чего-же вы теперь такъ безпокоитесь, дяденька?

ИВКОВЪ. Ты думаешь — кончилось этимъ? Какъ-бы не такъ! А зачѣмъ Рахмановъ сталъ погуливать возлѣ насъ. Никогда съ ружьемъ не охотился, а тутъ вздумалъ, да все на болотѣ, что возлѣ нашего лѣса!

ЛЮБОЧКА. Вотъ что!.. [Съ живостью]. А Маша все ходить туда?

ИВКОВЪ. Напугалъ, что, молъ, волки шатаются. Перестала. А подсылы зачѣмъ? Зачѣмъ рахмановскій доѣзжачій… каналья отъявленная!.. зачѣмъ ему знакомства заводить у насъ въ деревнѣ?

ЛЮБОЧКА. Что-же вы думаете дѣлать? Самое лучшее, если-бъ Машѣ уѣхать пока. Отпустите ее къ намъ, погостить.

ИВКОВЪ. Это и у меня въ мысляхъ было. Я ужъ собрался было писать къ вамъ, съ сестрою, а ты и пріѣхала, Богъ послалъ.

ЛЮБОЧКА. Такъ и сдѣлаемъ. Я и мѣшкать не стану. Завтра-же выѣдемъ. А вы, какъ отсѣетесь — къ намъ.

ИВКОВЪ [съ чувствомъ цѣлуя ее въ голову]. Спасибо, родная, спасибо тебѣ!

ЛЮБОЧКА. И полноте, дядя! Какъ не грѣшно!

ИВКОВЪ. Одно, Любочка: такъ уладь дѣло, чтобъ Машѣ и въ голову не пришло, что меня безпокоитъ. Не тревожь ее, ради Христа!

ЛЮБОЧКА. Конечно. Я сама понимаю.

[Потемнѣло, пошелъ дождь].

ИВКОВЪ [глядя въ растворенное окно]. Эва! Дождь какой припустилъ! Машу до нитки измочитъ. [Выставившись въ окно]. Маша! Машенька!

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ-же и Маша. [шумно вбѣгаетъ изъ правой двери, накрывъ голову фартукомъ].

МАША. Вотъ вымочилъ-то! Ха-ха-ха! [Сняла фартукъ и обтираетъ лицо платкомъ]. О г куда ни возьмись тучка, да разомъ какъ хлынетъ!

ИВКОВЪ. Дождалась, пока вымокла. Ахъ ты, козочка! Платьице перемѣнила-бы!

МАША. И на мнѣ высохнетъ. А полъ загрязнила! Ай-ай какъ! Будетъ-же мнѣ отъ няни за это! Вы, папенька, горевали, что нѣтъ дождя. Вотъ я и намолила. Смотрите, какой!.. То-то благодать! Ну, польетъ мои цвѣточки!

ИВКОВЪ. Этотъ смочитъ землю порядкомъ. Погодя, велѣть сѣять. [Уходитъ налѣво].

ЯВЛЕНІЕ V.

Любочка и Маша.

ЛЮБОЧКА [обнявъ Машу за талію, ходить съ нею но комнатѣ]. Ну, сестрица милая, давно мы съ тобой не видались. Какъ поживала? Вѣрно ужъ женихи есть?

МАША. Женихи? Нѣтъ Мы вѣдь бѣдны… Да я объ нихъ и не думаю. Я знаю, что папенька меня неволить не станетъ и торопить не станетъ. Одна я у него, какъ перстъ. Что-же мнѣ думать? Какъ Богъ дастъ… [Останавливаясь]. Я-то хороша! И не спросила тебя… Былъ слухъ, что въ тебѣ сватались?

ЛЮБОЧКА [садясь]. У меня много жениховъ перебывало, одинъ другаго хуже. Былъ заика. Ужъ онъ и пыхтитъ и мычитъ — ѣсть захочется, пока слово выговоритъ. А то былъ одинъ — ничего… и со средствами. Да, спасибо, проговорился. — «Бойка, говоритъ, она очень, рѣчиста. Ну, у меня не разговорится, живо къ рукамъ приберу». Нравится тебѣ? Ха-ха-ха!

МАША. Ты все смѣешься.

ЛЮБОЧКА. Ахъ, Маша! Какъ выходить-то! Подумаешь! На рукахъ мать больная, сестренки… Хозяйство на мнѣ, заботы. Вотъ поѣдешь къ намъ — увидишь сама. Я вѣдь затѣмъ и пріѣхала, чтобъ выпросить тебя погостить.

МАША. А папенька какъ-же? Онъ безъ меня соскучится. Да и не пуститъ.

ЛЮБОЧКА. Пуститъ. Я ужъ просила. Онъ самъ, какъ отсѣется, къ намъ пріѣдетъ. Утѣшь меня, поѣдемъ, сестрица!

МАША. Да я рада. Поѣдемъ.

ЛЮБОЧКА. Вотъ спасибо! Мы нынче-же соберемся…

МАША. Зачѣмъ такъ скоро?

ЛЮБОЧКА. Нельзя загащиваться. Домъ безъ меня — сирота. Ахъ, да! Дядя разсказывалъ, какъ ты на рахмановскихъ рысакахъ прикатила…

[Сверкнула яркая молнія. Громовый ударъ].

МАША [съ испугомъ]. Ухъ, какой! Господи помилуй! [Поспѣшно закрываетъ окно. Молчаніе]. Вотъ мы и притихли, какъ воробьи.

ЛЮБОЧКА. Такъ, должно быть, ты и Рахманова испугалась?

МАША. Охъ, какъ испугалась-то, Любочка! Вѣдь чуть не раздавили! Сколько разъ мнѣ во снѣ видѣлась эта картина…

ЛЮБОЧКА. Говорилъ онъ съ тобою? наша. Говорилъ. Я думала, онъ страшилище. Такимъ я воображала его. Думала — красный, лохматый, глаза на выкатѣ, какъ у рака, ха-ха! А онъ совсѣмъ не такой… И лицо не злое…

ЛЮБОЧКА. Красивъ?

МАША. Д-да. Слава Богу, тучка свалила, прояснивается.

ЛЮБОЧКА. А что-же онъ говорилъ?

МАША. Успокаивалъ меня, извинялся… Я ужъ хорошенько не помню… И еще сказалъ… вздоръ…

ЛЮБОЧКА. Что такое?

МАША [съ легкимъ смущеніемъ]. Я, говоритъ, не зналъ, что у господина Ивкова дочь такая красавица. Въ красавицы ужъ попала, ха-ха!.. Вотъ И солнышко! [Растворяетъ окно]. Какая благодать! Воздухъ-то!.. Мнѣ ужъ потомъ думалось: кому-бы, глядя на Рахманова, пришло въ голову, что онъ такой дурной и безсовѣстный?.. Птички какъ расчирикались!.. Взгляни, Люба, что за красота: капли на листьяхъ, какъ брилліанты! [Отходя отъ окна]. Сколько онъ нимъ горя надѣлалъ, Рахмановъ! И за что?.. А все таки онъ не можетъ быть такимъ злымъ, какъ говорятъ про него.

ЛЮБОЧКА. Почему ты такъ думаешь?

МАША. Да такъ кажется мнѣ… Водится съ дрянью… Всѣ подличаютъ передъ нимъ, раболѣпствуютъ… Вотъ онъ и…

ЛЮБОЧКА. Э, полно пожалуйста! Водится съ дрянью, а хорошимъ людямъ отъ него житья нѣтъ. Что-же онъ за человѣкъ послѣ этого?!

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ-же и Ивковъ [входитъ поспѣшно, въ сильномъ волненіи].

ИВКОВЪ. Машенька, Люба! Прячьтесь скорѣе! Ступайте въ кладовую, запритесь! Рахмановъ ѣдетъ!

МАША. Къ намъ?!

ЛЮБОЧКА. Можетъ быть, мимо?

ИВКОВЪ. Къ намъ, къ намъ! Онъ и съ дюжину его; сорванцевъ. Верхами. Идите скорѣй! Я велѣлъ сказывать, что васъ нѣтъ: барышня, молъ, съ сестрою уѣхала.

ЛЮБОЧКА. Дядя, не хуже-ли такъ?

ИВКОВЪ. Ахъ, матушка! Лучше тебя знаютъ, какъ быть… Машенька, не пугайся! Я живо его спроважу, любезнаго! Идите-жъ, идите!

ЛЮБОЧКА. Пойдемъ, если велятъ. [Беретъ Машу за руку и уходить съ нею налѣво].

ИВКОВЪ. Господи Боже мой! Этого не доставало! Зачѣмъ ему къ намъ, окаянному?.. Чуяло мое сердце бѣду… Да не посмѣетъ-же онъ!.. Чего я такъ перетрусилъ? — Хуже. [Прислушивается]. Вотъ они, гости незванные! Жалуютъ!.. Ха! Ни стыда, ни креста! Въ своемъ домѣ и то нѣтъ защиты!!

ЯВЛЕНІЕ VII.

Ивковъ и Рахмановъ^[1].

РАХМАНОВЪ [весело]. Здравствуй, сосѣдъ! Не ждалъ гостя? Удивилъ а тебя? [Ивковъ молчитъ, отвернувшись]. Что молчишь! Съ перепугу и привѣтить забылъ? Эхъ, ты! Сядемъ безъ зова, коли такъ. [Садится]. Ко мнѣ не жалуешь. Что съ тобой дѣлать? Вотъ я самъ и пріѣхалъ. Отчего старику чести не сдѣлать?

ИВКОВЪ. Въ вашу компанію я не гожусь, сударь мой, я знакомства не ищу съ вами.

РАХМАНОВЪ. Гмъ!.. И чести въ томъ, что я первый пріѣхалъ — не видишь?

ИВКОВЪ. Не вижу съ.

РАХМАНОВЪ. Что-о?! [Поглаживаетъ волосы, что служитъ у него признакомъ начинающагося гнѣва]. Какой задорный!

ИВКОВЪ. Каковъ есть.

РАХМАНОВЪ. Говорится, что задоръ силы не спрашиваетъ. И вѣрно. Я думалъ, что ты разсудительнѣй. [Смягчаясь]. Полно-ка, ворчу въ! Людишки мои обижали тебя. Это первое. Второе — старъ ты. Все это надо принять въ разсужденіе и не пылить по пустому. [Съ усмѣшкой]. А то выйдетъ: за мухой съ обухомъ. [Добродушно]. Лучше скажи-ка, что твой кучеръ, поправился-ли? Намедни помяли его мои псари, когда на дочку твою налетѣли…

ИВКОВЪ [въ волненіи, про себя]. Такъ, такъ!.. Такъ я и зналъ!..

РАХМАНОВЪ. Перепугали, черти! Не могли удержать коней! Какъ сейчасъ вижу ея личико… глазки заплаканные…

ИВКОВЪ [про себя, тоскливо]. Ахъ, Господи-Боже мой!

РАХМАНОВЪ. Что тамъ бормочешь?.. Какъ ея здоровье, Марьи Григорьевны?

ИВКОВЪ. Была здорова. Теперь не знаю.

РАХМАНОВЪ. Не знаешь?! Отчего не знаешь?

ИВКОВЪ. Вчера еще къ теткѣ уѣхала, подъ Воронежъ.

РАХМАНОВЪ. Уѣха-ла?! Гмъ!.. Съ кѣмъ-же уѣхала?

ИВКОВЪ. Племянница моя за нею пріѣзжала.

РАХМАНОВЪ. Любовь Васильевна? Такъ, сказываютъ, ее зовутъ?

ИВКОВЪ. Такъ зовутъ, да.

РАХМАНОВЪ [ѣдко]. Дивно! Вчера уѣхала, а нынче въ саду гуляла. [Съ угрозою]. Григорій Михайловичъ! Ты эти шутки оставь!

ИВКОВЪ [выйдя изъ терпѣнія]. Да что-жъ это въ самомъ дѣлѣ такое?!

РАХМАНОВЪ [вдругъ поднимается во весь ростъ]. Что?!

ИВКОВЪ [съ гнѣвомъ, крикливо]. Что вамъ угодно? Что вамъ угодно отъ насъ?

РАХМАНОВЪ [прищурился я отчеканиваетъ слова]. Такъ Марьи Григорьевны дома нѣтъ?

ИВКОВЪ. Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ!

РАХМАНОВЪ. Эй! [Ударилъ въ ладоши].

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Тѣ-же, Панька и двое слугъ^[2] [мгновенно являются въ дверяхъ].

РАХМАНОВЪ. Панька! [Нянька подлетаетъ и преклоняетъ ухо. Тихо]. Барышня Спрятана. Пошарьте! [Панька бросается исполнять приказаніе].

ИВКОВЪ [тревожно, про себя]. Что такое? Что онъ велѣлъ? [За сценой раздается свистокъ].

РАХМАНОВЪ [слугамъ]. А вы къ дверямъ! [Слуги становятся у каждой двери].

ИВКОВЪ [дрожитъ отъ гнѣва и волненіи]. Вы что-же хотите? Распоряжаться?! У меня въ домѣ распоряжаться?! Кто здѣсь хозяинъ?.. O-о, коли такъ!.. [Бросается къ двери. На слугу]. Прочь, негодяй!

РАХМАНОВЪ [спокойно]. Не пускать!

ИВКОВЪ [внѣ себя}. Да что-жъ это?! Разбой! денной разбой!!

РАХМАНОВЪ [спокойно, постегивая нагайкой по носку сапога]. Со мной шутки плохи.

ЯВЛЕНІЕ IX.

Тѣ-же и нянька.

НЯНЬКА [съ голосьбой]. Батюшка, Григорій Михайловичъ взбили насъ!.. двери, замки, все посбито! Батюшка!..

РАХМАНОВЪ [крикнулъ]. Вонъ! [Старуха оробѣла. Одинъ изъ слугъ живо спроваживаетъ ее за дверь].

ИВКОВЪ [опять бросается въ двери, по Рахмановъ преграждаетъ ему дорогу]. Да пусти-жъ меня! Извергъ! Креста на тебѣ нѣту!!

ЯВЛЕНІЕ X.

Ивковъ, Рахмановъ и слуги. Панька и третій смута вводятъ подъ руки Машу, которая отъ испуга еле держится на ногахъ.

ИВКОВЪ. Машенька! (Обнимаетъ ее]. Не бойся, милая! А съ тобой, я… [Сажаетъ ее на стулъ и становится возлѣ, поглаживая ея голову и держа руку].

РАХМАНОВЪ [пока усаживаютъ Машу, слугамъ тихо]. За двери и не впускать никого! [За каждую дверь уходятъ по двое слугъ].

ИВКОВЪ. Не бойся, Машенька. Ничего!

РАХМАНОВЪ [кротко]. Простите, Марья Григорьевна! Другой разъ встрѣчаемся мы и въ другой разъ вы испуганы. Нынче пеняйте на отца. И въ головѣ не было его оскорбить. Хотѣлось увидаться съ вами, вотъ и все. Что въ этомъ дурного? Онъ иначе разсудилъ, «разбойникомъ» обозвалъ меня…

ИВКОВЪ [прерываетъ]. Ктоже такъ поступаетъ, какъ вы?

РАХМАНОВЪ [взглянулъ на него и продолжаетъ къ Машѣ въ прежнемъ тонѣ]. И васъ спряталъ, какъ отъ разбойника. А я поступилъ по разбойничьи, [съ усмѣшкой] чтобъ не даромъ мнѣ эта кличка была. [Опять взглянулъ на Ивкина]. Такъ-ли, сякъ-ли, xoтѣлъ видѣть васъ и вижу. [Беретъ и развертываетъ свертокъ]. Вотъ тѣ самыя лисы, которыхъ мы травили, когда я встрѣтился съ вами. [Кладетъ къ ея ногамъ выдѣланныя шкурки]. Вамъ подъ ножки, чтобы не зябли зимой. Ну, что, прошелъ вашъ испугъ, или все еще нѣтъ?.. Скажите хоть слово!.. Мнѣ голосъ вашъ хочется слышать.

ИВКОВЪ [съ нетерпѣніемъ]. Оставьте насъ, сударь! Покорно прошу!

МАША. Папенька!

РАХМАНОВЪ. Все кипитъ старикъ, все кипитъ. Экой горячій! А лучше бы миромъ… Правда, Марья Григорьевна? Онъ меня гонитъ, Рахманова! А Рахмановъ ничего. И я себѣ дивлюсь и всякій бы подивился. А почему такое терпѣніе? Жалость во мнѣ. Доселѣ этого не было. Бывало, коль прогнѣвятъ, то ничто ужъ не дѣйствуетъ на меня, пока весь гнѣвъ выйдетъ. А съ тѣхъ поръ, какъ васъ пожалѣлъ и жалостливъ сталъ, ха-ха! [Подходя]. Позвольте вашу ручку поцѣловать!

ИВКОВЪ [обойдя стулъ, стиль между дочерью и Рахмановымъ]. Маша, иди! Иди отсюда, иди!.. [Маша встаетъ].

РАХМАНОВЪ [грозно]. Ста-рикъ!!

МАША [схватилась за отца обѣими руками]. Не уйду, папенька! Я не могу васъ оставить!

РАХМАНОВЪ [сдѣланъ надъ собой усиліе, съ волненіемъ, но примирительно]. Слушай старикъ! Когда такъ, я другую рѣчь поведу, честью! Отдай Марью за меня Замужъ. [Маша слабо вскрикнула].

ИВКОВЪ. Машу?! Въ вертепъ отдать дочь?!

РАХМАНОВЪ [внѣ себя]. Упрямый старикъ! Не хотѣлъ отдать честью, я силой возьму! Не хотѣлъ, чтобъ была госпожею, будетъ рабой! Эй! [Изъ дверей являются Панька и двое слугъ]. Берите ее!

МАША [вскрикиваетъ]. Папенька! [Лишается чувствъ. Слуги, отстранивъ Ивкова, подхватываютъ Машу на руки].

ЯВЛЕНІЕ X.

Тѣ-же и Любочка [слѣва, вырвавшись отъ одного изъ слугъ, который ее не пускалъ].

ЛЮБОЧКА. Господи! [Въ ужасѣ схватилась за голову].

ИВКОВЪ [бросаясь къ правой двери]. Черезъ трупъ мой несите, грезъ трупъ!!

РАХМАНОВЪ [взялъ Ивкова за плечи, какъ желѣзными тисками, и отвелъ на середину. Слугамъ]. Домой! [Машу уносятъ].

ЛЮБОЧКА [бросается на колѣни и хватается за Рахманова]. Ради Бога! Ради самого Бога!! Что вы дѣлаете?! За что губите ее?!

РАХМАНОВЪ [освободившись отъ Любочки]. Поздняя пѣсня! [Уходитъ].

ЛЮБОЧКА [вслѣдъ ему]. Сердце звѣриное!

ИВКОВЪ [дрожитъ, глаза его диво блуждаютъ. Онъ то хватается за голову, ломаетъ руки. Изъ груди его вырываются стоны].

ЛЮБОЧКА [прерывающимся голосомъ]. Надо дѣйствовать… Ни минуты не медлите!.. Скачите въ городъ… къ губернатору, къ прокурору!.. Жалуйтесь, молите, въ ногахъ валяйтесь у нихъ!..

ИВКОВЪ [бросается къ ней на шею]. Любочка! Любочка!.. [Зарыдалъ].

ЗАНАВѢСЪ. КАРТИНА ВТОРАЯ. Комната въ домѣ Рахманова, на антресоляхъ. По правой стѣнѣ кровать и ширмы. Налѣво два окна въ садъ. Между ними накрытый стоикъ. Прямо дверь и диванъ. Ночь. На столѣ горятъ свѣчки.

ЯВЛЕНІЕ I.

Лукерья и Маша [лежитъ на кровати, уткнувшись въ подушку. Во всей фигурѣ ея отчаяніе].

ЛУКЕРЬЯ. Слезами не поможешь, барышня. Полно! Этакъ, помилуй Богъ, не долго и захворать. Баринъ, отъѣзжая, наказывалъ: береги, молъ, барышню, какъ зѣницу ока… разговори, успокой… [Про себя]. Успокоишь тутъ, какъ-же!

МАША [поднявшись съ подушки]. Папенька! милый мой!.. Что съ тобой будетъ?! что будетъ?! [съ рыданіями опять бросается на подушку].

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ-же и Акулька [съ подносомъ, на которомъ ужинъ].

Лукерья. Ты зачѣмъ? Я Варькѣ велѣла подать.

АКУЛЬКА. Не все-ли равно, бабушка? А Варька въ людской. Сладко ей тамъ съ чего-то! [Ставитъ подносъ на столикъ].

ЛУКЕРЬЯ [погрозилась]. Вездѣ носъ суешь! [Подходитъ къ Машѣ]. Барышня! а барышня!

МАША [приподнявъ голову, тихо]. Что?

ЛУКЕРЬЯ. Встаньте, покушайте! [Маша отрицательно покачала головой и принимаетъ прежнее положеніе]. Сутки маковой росинки во рту не было. Какъ-же такъ можно? Хоть чего-нибудь скушайте! [Маша не отвѣчаетъ].

АКУЛЬКА [Лукерьѣ, тихо]. Убивается?

ЛУКЕРЬЯ [отходя въ столику и садясь за чулокъ]. Эхъ! Что и говорить!

АКУЛЬКА [тихо]. Сначала, конечно… Взять хоть изъ нашего брата — и то…

ЛУКЕРЬЯ. Дура ты! Вотъ что!

АКУЛЬКА. А дѣло, знать, плохо! Вотъ и ночь, а барина все нѣту изъ города.

ЛУКЕРЬЯ [съ усмѣшкой]. Разсудила!

АКУЛЬКА [торопливо, вполголоса]. Да какъ-же, бабушка! Сами разберите. Спѣхъ-то какой! Не успѣлъ баринъ ее привезти. [Кивнувъ на Машу]: «Лошадей!» — кинулся въ городъ. Нѣтъ о сю пору. Знать и другую ночь тамъ заночуетъ. Ништо скоро управишься въ этакомъ дѣлѣ? Не своя крѣпостная… А ужъ въ дѣвичьей у насъ говоръ иде-етъ! Накажи Богъ!.. Клавдія Тарасовна какъ-же теперь? Баринъ, вишь, и не взглянулъ на нее. Съ тѣмъ и уѣхалъ.

ЛУКЕРЬЯ. Да полно, тараторка! Ступай!

АКУЛЬКА. Бабушка, какой сонъ мнѣ привидѣлся! Накажи Богъ! Вижу я, будто…

ЛУКЕРЬЯ. Ахъ ты Господи! Сказано — иди!

АКУЛЬКА. Завсегда вы такъ, ничѣмъ не угодишь. Ужъ я-ль ни стараюсь!..

ЛУКЕРЬЯ [строго. Вставая]. Ступай, ступай! Угодливая!

АКУЛЬКА [съ обидой]. Ну, что-жъ? И пойду! [Уходитъ, задравъ носъ).

ЛУКЕРЬЯ [про себя]. Лядъ дѣвка! Всегда тутъ, гдѣ ее надо. [Съ усмѣшкой]. Клавдія подослала. Ну, да!.. [Къ Машѣ]. Барышня! Семъ постельку перестелю, да раздѣну васъ. Легли-бъ почивать, коли кушать не станете. Встаньте, матушка! [Маша садится]. Чай, болитъ головка-то? А?

МАША. Болитъ… Все болитъ…

ЛУКЕРЬЯ. Встаньте, молъ, постельку оправлю.

МАША [встала и ходить въ задумчивости. Вдругъ повернулась съ рѣшимостью и идетъ гь двери].

ЛУКЕРЬЯ [съ испугомъ, преграждаетъ ей дорогу]. Куда вы? Куда?!

МАША [твердо]. Въ садъ.

Лукерья. Не велѣно, не велѣно, барышня! Покамѣстъ баринъ пріѣдетъ, не велѣно выходить. Да и ночь. Какой! теперь садъ! Лучше извольте-за спать ложиться.

МАША [порывисто, истерично]. Что-же вы со мной дѣлаете? Люди вы, или звѣри?

ЛУКЕРЬЯ. Барская воля, матушка.

МАША. Я живая въ руки не дамся! Такъ и знай! И ему скажи! [Наступаетъ на нее]. Этого нимъ хочется?! Этого?!

ЛУКЕРЬЯ. Помилуй Богъ! Что изволите говорить! Грѣхъ какой!

МАША. А со мною что дѣлаютъ — это не грѣхъ! [Со слезами въ голосѣ]. Старика отца, одинокаго, въ гробъ вколачиваютъ — это не грѣхъ?!

ЛУКЕРЬЯ. Опять-же скажу: барская воля. Намъ что велятъ… [Развела руками]. Семъ раздѣну.

МАША [съ негодованіемъ]. Оставьте меня! [ложится на кровать навзничь, закинувъ руки подъ голову. Движенія ея быстры и рѣзки].

ЛУКЕРЬЯ (тяжело вздохнула и сѣла на прежнее мѣсто. Про себя]. Я Думала — тихая, а она вонъ какая!..

ЯВЛЕНІЕ III.

Маша, Лукерьи и Клавдія [въ дверяхъ. Окинула Машу быстрымъ взглядомъ и злобно усмѣхнулась].

ЛУКЕРЬЯ [про себя]. Вотъ нелегкая принесла! [Клавдіи]. Что баринъ велѣлъ?

КЛАВДІЯ. А что?

ЛУКЕРЬЯ. Тебѣ сюда не ходить.

КЛАВДІЯ [высокомѣрно и небрежно]. Не слыхала. Или здѣсь святость какая, что не входить мнѣ? Есть-ли тутъ кто чужой, нѣтъ ли — мнѣ все равно. А что въ кладовой у тебя — до этого дѣло есть.

ЛУКЕРЬЯ. Въ кладовой?

КЛАВДІЯ [садясь на диванъ]. Ну да. Порядокъ хорошъ. Шубу баринову мыши изъѣли; варенья взглянула — въ плѣсени: въ мукѣ соръ такой, словно ею полъ подметали… [Про себя], Я думала — красота, а тутъ я смотрѣть не на что! [Повеселѣла].

ЛУКЕРЬЯ [усмѣхнулась и покачала головой]. Что-то много ты насказала, Клавдія Тарасовна! Будто и не такъ оно.

КЛАВДІЯ. А про все говорить — языкъ притомишь. Я-бъ повела тебя, показала… Жалко нельзя: въ новой ты должности. Нянька-ли, сторожиха-ли — не знаю какъ и назвать!

ЛУКЕРЬЯ. Какъ хочешь зови, а что баринъ велѣлъ — тебѣ сказано.

КЛАВДІЯ. Слышала, слышала! Сгоряча онъ чего не наскажетъ! Да вѣдь мило, пока не простыло, ха-ха! Значитъ нечего О пустомъ говорить. [Вставая, повелительно]. Брагу сварить вели! Изволитъ баринъ спросить — подать нечего. Твоя, чай, забота! [Пошла въ двери и остановилась, прислушиваясь]. Шумятъ. Должно быть, баринъ вернулся. [Лицо ея опивалось, глаза заблистали. Она взглянула на Машу, которая въ ужасѣ вскакиваетъ съ постели].

ЛУКЕРЬЯ. Шла-бъ ужъ ты, право!

КЛАВДІЯ. Боишься — баринъ застанетъ, сюда придетъ? Придетъ! [Со взлядомъ на Машу]. Какъ ему не прійти!

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ-же и Акулька, [бѣгаетъ впопыхахъ].

АКУЛЬКА. Баринъ! баринъ пріѣхалъ! [Убѣгаетъ].

КЛАВДІЯ. Ну, вотъ намъ И радость! [Тихо и злобно засмѣялась, глядя на Машу. Уходитъ].

ЛУКЕРЬЯ. Господи помилуй! Чего ужъ такъ испугались?! Словно лихорадка васъ бьетъ… На-те водицы. Испейте-ка, матушка!.. да испейте немножко! [Маша судорожна мотнула раза два изъ стакана]. Ай и вправду знобитъ?

МАША. Холодно… холодно мнѣ…

ЛУКЕРЬЯ. Эхъ, головушка грѣшная! Что тутъ-то дѣлать?!

АКУЛЬКА [вбѣгаетъ]. Бабушка! къ барину! Первое слово: «Лукерью позвать». Иди поскорѣй! А Клавдію увидалъ — хоть бы словечко! Накажи Богъ! — Барышня, пожалуйте ручку! [Метнулась къ Машѣ].

ЛУКЕРЬЯ (повернула ее за плечи къ двери]. Пошла! Идолъ! [Уходитъ вмѣстѣ съ Акулькой].

ЯВЛЕНІЕ V.

МАША [остается нѣсколько секундъ молча, какъ къ смерти приговоренная].

Боже! да неужели все это правда?! Давно-ли я была дома, весела, счастлива? Вдругъ!.. И пережить такой ужасъ… позоръ?! Никогда! И папенька то-же бы сказалъ… На радость выростилъ дочку!.. Что за чувства у этого человѣка?! Онъ придетъ… Эта женщина сказала, что придетъ непремѣнно… И какъ засмѣялась!.. Тогда… [Вздрогнула]. Шаги!.. шаги на лѣстницѣ!.. Онъ!.. [Въ смятеніи]. Куда мнѣ?! Что дѣлать?! Въ окно? [Подбѣгаетъ къ окну и растворяетъ его]. О, высоко! [Быстро придвинула стулъ и стала на него, занеся ногу на подоконникъ, готовая выброситься]. Теперь входи!

ЯВЛЕНІЕ VI.

Маша и Лукерьz [со свертками и коробками].

ЛУКЕРЬЯ [вскрикиваетъ]. Матушки!! [Роняетъ все на подъ]. Слѣзь! [Бросается и хватаетъ Машу за руку]. Слѣзь! Въ прахъ расшибешься! [Маша сходитъ на полъ. Она часто и сильно дышитъ, какъ послѣ быстрой ходьбы]. Ну, сударыня, съ вами бѣды наживешь! [Закрываетъ окно на задвижку].

МАША [бросается на колѣно]. Бабушка! милая! отпусти меня, ради Христа!

ЛУКЕРЬЯ. Что вы, что вы! Да баринъ съ меня голову снимать. [Поднимаетъ ее]. Вотъ вздумали!

МАША. Только въ садъ выведи, а тамъ ужъ я выберусь. Отпусти!

ЛУКЕРЬЯ. А сторожа-то! И въ саду и за дворомъ — вездѣ сторожа. И велѣно имъ, еслибъ ваши кинулись выручать, бить смертнымъ боемъ. Эхъ, барышня! Ништо противъ нашего барина можно идти? Бросьте вы это. Попустилъ Господь — такъ, видно, тому и быть. Смотрите-ка, сколько вамъ баринъ гостинцевъ Привезъ! [Подбираетъ съ полу свертки]. Чего-чего нѣтъ! Что было лучшаго — все поскупилъ. А тугъ, должно быть, сережки. [Открываетъ футляръ]. Барышня, барышня! Вотъ чудо-то!

МАША [съ негодованіемъ]. Отнеси! сейчасъ отнеси! Все, все, все! [Ногою швыряетъ въ кучу несобранные свертки].

ЛУКЕРЬЯ. Что вы! Да какъ-же я смѣю!

МАША [гнѣвно.] А онъ смѣетъ?! Смѣетъ онъ унижать меня, какъ послѣднюю дрянь?! [Всплеснула руками]. Господи! за что-же?! за что столько муки?! [Съ отчаяніемъ бросается въ постель].

ЗАНАВѢСЪ.

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Залъ. Въ задней стѣнѣ двѣ двери: одна правѣе средины — въ кабинетъ, другая, къ лѣвому углу — въ лакейскую. Справа, къ авансценѣ, еще дверь — въ гостиную [отворенная]. Налѣво окна. Стѣны отдѣланы подъ мраморъ. Посерединѣ круглый столъ, накрытый къ чаю. Справа низкій и широкій турецкій диванъ. Передъ диваномъ, на полу, медвѣжья шкура. Сбоку станокъ съ чубуками. Видъ комнаты запущенный.

ЯВЛЕНІЕ I.

Чириковъ^[3] [сидитъ у окна и вырѣзываетъ изъ тростинка дудочку. Унылъ и задумчивъ].

Д-да, событіе!.. Жалко барышню… [Пискнулъ на дудкѣ я продолжаетъ нарѣзывать дырочки]. Птичку подстрѣлишь и ту какъ-то того… а тутъ шутка-ли!.. И что за необузданность Матвѣя Петровича! Устремится на что — ураганъ… Жало барышню… [Опять пискнулъ на дудкѣ, въ два тона, и взглянулъ въ окна встаетъ и высовывается]. Трезорка! Фюить! фюить!.. Трезорка, каналья!! Опять за курами? Я-я тебя! А еще благовоспитанный песъ, обученъ всякимъ штукамъ! П’шелъ домой! [Садится и берется за дудку].

ЯВЛЕНІЕ II.

Чириковъ и Лукаиша [изъ лакейской].

ЛУКАШКА. Зачѣмъ это вы дудку дѣлаете, Алексѣй Егорычъ?

ЧИРИКОВЪ. Чижа учить.

ЛУКАШКА. Чи-жа! И будетъ подъ дудку пѣть?

ЧИРИКОВЪ. Будетъ. Чижъ — птичуга смышленая.

ЛУКАШКА. А намедни, въ городѣ, у лавочника Корытина, какую я канарейку слышалъ!

ЧИРИКОВЪ [съ оживленіемъ]. Хороша?

ЛУКАША. И Боже мой! [Зажмурился отъ удовольствія].

ЧИРИКОВЪ [благодушно]. Хе-хе! А какъ поетъ? У канареекъ вѣдь разныя манеры: дудками, розсыпями, свистомъ, колокольцами, овсянками…

ЛУКАШКА. Точно сказать не умѣю, а дюже хорошо!

ЧИРИКОВЪ. Хе-хе! [Одобрительно хлопнулъ Лукашку по плечу и засвисталъ на дудкѣ съ переливами].

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ-же и Клавдія^[4] [изъ гостинной].

КЛАВДІЯ. Что это?! Алексѣй Егорычъ!

ЧИРИКОВЪ [смутился]. Гмъ! [Прячетъ дудку въ карманъ. Лукашка почтительно отступаетъ къ двери].

КЛАВДІЯ. Баринъ почиваетъ. Нашли время свистать! [На Лукашку]. Ты чего ротъ розинулъ, болванъ? Сливки поданы? П’шелъ — принеси!

ЛУКАШКА. Сейчасъ, сейчасъ, Клавдія Тарасовна! А баринъ встамши. Парфишку кликнули. [Убѣгаетъ въ переднюю].

КЛАВДІЯ [хозяйничая за столомъ]. Пошли-бъ узнать. Въ добромъ-ли здоровьи вернулся Матвѣй Петровичъ. Чего сидѣть-то!

ЧИРИКОВЪ. Придетъ, увидимъ-съ.

КЛАВДІЯ. Хорошо-ли съѣздилъ?

ЧИРИКОВЪ. Не мое дѣло-съ.

КЛАВДІЯ. У насъ живете и дѣла нѣтъ? Надо-бы чувствовать, приверженность имѣть къ Матвѣю Петровичу.

ЧИРИКОВЪ. Я по своему-съ.

КЛАВДІЯ. Какъ это?

ЧИРИКОВЪ. Незримо.

КЛАВДІЯ. Не понимаю.

ЧИРИКОВЪ. Внутренно-съ.

КЛАВДІЯ. У васъ все по чудному. Нате, что-ль, чаю-то! [Сердито подвигаетъ на столѣ чашку съ чаемъ].

ЧИРИКОВЪ [всталъ, крякнулъ, смущенно, но съ достоинствомъ подходитъ къ столу и, взявъ чашку, идетъ на мѣсто. Въ сторону, подмигнувъ]. Сердита!

КЛАВДІЯ [задумалась, постукивая по столу чайною ложечкой. Взглянула на кабинетъ и вздохнула]. Поглядимъ, поглядимъ!

ЛУКАШКА [вносить сливки и ставитъ на столъ].

КЛАВДІЯ [взявъ трубку на чубукѣ съ большимъ янтаремъ, продуваетъ ее. Лукашкѣ]. Чубукъ опять не промытъ!

ЛУКАШКА. Я промывалъ-съ!

КЛАВДІЯ. Врешь! [Вспыльчиво]. Охъ, дождешься ты, Лукашка! Будетъ тебѣ! [Лукашка, понурившись, на цыпочкахъ уходитъ въ лакейскую].

ЯВЛЕНІЕ IV.

Чириковъ, Клавдіи, Акулька, [изъ гостинной съ подносикомъ и чайною чашкою] и потомъ Лукашка.

АКУЛЬКА. Бабушка за чаемъ прислала… [Насмѣшливо] той, барышнѣ.

КЛАВДІЯ. Баринъ не кушалъ еще. Можно-бы погодить. [Кивнула на столъ]. Налей ужъ! [Набиваетъ трубку изъ табачницы].

АКУЛЬКА [наливаетъ чай. Понизивъ голосъ, значительно]. Баринъ выходитъ ночью. Накажи Богъ!

КЛАВДІЯ [съ живостью]. Наверхъ?

АКУЛЬКА. Нѣтъ. По залѣ походилъ-походилъ и опять въ кабинетъ.

ЛУКАШКА [входя]. Клавдія Тарасовна! поваръ пришелъ-съ.

КЛАВДІЯ. Сейчасъ выйду. [Лукашка уходить. Акулькѣ]. А она? все реветъ?

АКУЛЬКА. Нѣтъ, стихла. Сидитъ, какъ убитая.

ЧИРИКОВЪ [всталъ, кряхтя, а отвернулся къ окну].

АКУЛЬКА [смѣясь, подмигнула на него Клавдія]. И что въ ней хорошаго?! Дивлюсь я на барина.

КЛАВДІЯ. Эко ты какая! Въ пылу видишь, что во хмѣлю. Каково-то будетъ похмѣлье, ха-ха! [Уходить въ переднюю).

АКУЛЬКА [про своя]. Ишь расфуфырилась! бариновъ любимый сарафанъ нацѣпила… А на душѣ, чай, кошки скребутъ. Страхъ люблю, какъ такая заваруха случится! [Подходить къ Чирикову]. А вы чего?

ЧИРИКОВЪ. Какъ?

АКУЛЬКА. Чего, молъ, кряхтите? Правда, какъ не задуматься! У меня въ головѣ такъ и вертитъ, такъ и вертитъ! Что будетъ? какіе порядки? Вы какъ полагаете?

ЧИРИКОВЪ. Никакъ.

АКУЛЬКА. А въ дѣвичьей разно говорятъ. Кто говоритъ: Клавдія осилитъ, хоть та и барышня; а кто: спѣта, вишь, ея пѣсенка: — либо замужъ отдадутъ, либо наградятъ, да на волю. А Варька что вздумала! Говоритъ, что вы на Клавдіи женитесь…

ЧИРИКОВЪ. Акулина! Назойливость — качество не похвальное.

АКУЛЬКА. Ха-ха-ха! А я говорю Варькѣ: дура раскосая, да статочное-ли дѣло, чтобъ Алексѣй Егорычъ женился? Первое — онъ женщинъ боится. Вѣдь правда?

ЧИРИКОВЪ [смутился и обтеръ лицо платкомъ]. Прекрати!

АКУЛЬКА. Анъ боитесь, боитесь! Ха-ха! [Входить Клавдія). Батюшки! Что-же я съ чаемъ-то! [Подбѣжала къ столу и схватила подносъ Клавдія). Никакъ баринъ идетъ!.. [Уходитъ въ гостиную].

КЛАВДІЯ [хочетъ казаться спокойной, отчего у нея нѣсколько вызывающій видъ и брови слегка сдвинуты. Измѣнившимся голосомъ]. Еще излить, Алексѣй Егорычъ?

ЧИРИКОВЪ. Нѣтъ-съ. [Волнуется, взглядывая на дверь кабинетъ].

ЯВЛЕНІЕ V.

Чириковъ, Клавдія и Рахмановъ^[5].

КЛАВДІЯ [молча поклонилась и наливаетъ чай].

РАХМАНОВЪ [взглянулъ на нее, поморщился и переводить взоръ на Чирикова, который всталъ]. А, философъ! здравствуй! Ну, что безъ меня подѣлывалъ?

ЧИРИКОВЪ [потупившись, огорченно]. Ничего-съ. [Укоризненно вздохнулъ и пошелъ къ двери].

РАХМАНОВЪ [рѣзко]. Куда-жъ ты?

ЧИРИКОВЪ. А я того… на охоту съ.

РАХМАНОВЪ [ѣдко]. «Удрученъ?» [Усмѣхнулся]. Ступай, расхода дурь-то! Я вижу, у тебя въ голову дурь налѣзла! [Отодвинулъ кресло ногою и шумно садится за столъ. Клавдія подаетъ ему чай, сливки и хлѣбъ].

ЧИРИКОВЪ. Что-же я говорю-съ?

РАХМАНОВЪ. Еще-бы ты смѣлъ сказать что-нибудь!

ЧИРИКОВЪ [горячо]. А чувствовать я могу-съ.

РАХМАНОВЪ [небрежно, прищуриваясь]. Что-о?!

ЧИРИКОВЪ. Да, могу-съ! [Вдругъ подходить къ столу, наливаетъ рюмку рому и залпомъ выпиваетъ ее].

РАХМАНОВЪ. Чертъ съ тобой! Чувствуй! [Не глядя на Клавдію, принимаетъ поданный его чубукъ].

ЧИРИКОВЪ. Когда я получу наслѣдство…

РАХМАНОВЪ. Откуда? Родныхъ ни души. Съ неба что-ль оно свалится?

ЧИРИКОВЪ. Я такъ положилъ-съ…

РАХМАНОВЪ. Новыя бредни! Жить не можетъ безъ глупыхъ мечтаній!

ЧИРИКОВЪ. Всякіе случаи бываютъ…

РАХМАНОВЪ [закуривая трубку]. Хорошо. Получишь. Что-же тогда?

ЧИРИКОВЪ. Тогда я буду чувствовать и говорить! [Покраснѣлъ отъ напряженія, чтобы выговорить послѣднее слово. Наливаетъ другую рюмку и залпомъ выпиваетъ ее].

РАХМАНОВЪ [насмѣшливо]. А-а!.. Я скажу, что тогда будетъ. Если получишь имѣніе — войдетъ оно прахомъ. Такого дурака сломаешь въ хозяйствѣ, что всѣ животы надорвутъ. Деньги получишь — спустишь на глупости, а больше растащутъ ихъ всякіе проходимцы. Потомъ, или съ голоду подохнешь, или станешь ходить петрушку показывать, да собачью комедію. Ну, ступай на охоту. Пока дурь не выходишь, не смѣй глазъ казать. [Отвернулся].

ЧИРИКОВЪ. А чувствовать Я могу-съ! [Ударилъ себя въ грудь а уходитъ въ переднюю].

РАХМАНОВЪ. Парфишка!

ЯВЛЕНІЕ VI.

Клавдія, Рахмановъ и Парфирій [изъ кабинета].

ПАРФИРІЙ. Чего изволите-съ?

РАХМАНОВЪ. Сходи-и… на верхъ сходи… Позвать!

ПАРФИРІЙ [угодливо склоняясь къ нему]. Барышню-съ?

РАХМАНОВЪ [крикнулъ]. Дурракъ!

ПАРФИРІЙ. Слушаю-съ! [Встряхнулся и побѣжалъ въ гостиную].

РАХМАНОВЪ [про себя]. Понимаетъ, каналья, а спрашиваетъ! [Клавдіи]. А ты-ы… выйди вонъ!

КЛАВДІЯ [слегка поблѣднѣла, выразительно взглянула на него, плавно и гордо идетъ къ двери].

РАХМАНОВЪ [вставая, роняетъ прислоненный къ столу чубукъ. Клавдій вернулась поднятъ. Строго]. Сказано тебѣ!

КЛАВДІЯ. Хотѣла поднять… [Чуть-чуть усмѣхнулась и уходить, не поднявъ чубука].

РАХМАНОВЪ [поднявъ чубукъ, ходить въ волненіи]. Какъ-то Маша?.. Слезы, даже истерика. Ну, конечно! Да все это — вздоръ и скоро пройдетъ… А хлопотъ черезъ нее много было, чертъ возьми! Ободрали, какъ липку. Ну за то шито и крыто!

ЯВЛЕНІЕ VII.

Рахмановъ и Маша [входитъ изъ гостинной и, потупясь, остается у двери].

РАХМАНОВЪ [въ отдаленіи]. Здравствуйте, Марья Григорьевна! [Отвѣта нѣтъ. Въ сторону]. Какой у нея измученный видъ! [Съ досадой]. Эхъ! [Привѣтливо]. Садитесь. [Указываетъ на диванъ. Маша не двигается]. Садитесь, прошу васъ! [Маша садится]. Вы негодуете. Я вижу это на вашемъ лицѣ. Но поступокъ мой вынужденъ вашимъ отцемъ… его упорствомъ, дерзостью, [вспыльчиво] дерзостью выше всякой мѣры! Въ городѣ я видѣлъ его. Онъ на меня ябедничаетъ; но ничего не добьется.

МАША [твердо]. Когда вамъ угодно будетъ отпустить меня къ папенькѣ?

РАХМАНОВЪ [насмѣшливо]. Да я вовсе не намѣренъ васъ отпускать. Съ чего вы взяли?

МАША [мрачно]. Не намѣрены.

РАХМАНОВЪ. Разъ вы у меня — дѣло кончено.

МАША. Но вы ужъ довольно наказали отца, если онъ такъ виноватъ передъ вами. [Съ волненіемъ]. Надо быть палачемъ… не знаю кѣмъ, чтобы держать меня здѣсь. [Быстро утерла слезы и отвернулась].

РАХМАНОВЪ [игриво]. Палачемъ! Что ты говоришь пустяки! Ну, какимъ палачемъ?! Старикъ твой само собою, а не полюбись ты мнѣ, ничего-бы не было. Вотъ въ чемъ сила. [Садится рядомъ. Маша встаетъ. Строго]. Сиди!! [Маша невольно садится]. Словно на висѣлицу вздернуть хотятъ!

МАША [съ отвращеніемъ]. Чего-же вы можете ожидать отъ меня?!

РАХМАНОВЪ [ѣдко усмѣхнулся]. Что будетъ — увидимъ. [Строго, постепенно возвышая голосъ]. Совѣтую помнить, что я ни податливъ, я во гнѣвѣ способенъ на все!.. Знайте, что возврата нѣтъ! Что за вами глазъ неусыпный! [Энергично всталъ и отходитъ. Маша поспѣшно уходить въ гостинную]. Чѣмъ плѣнился?! Что мнѣ представилось въ ней?! [Пожалъ плечами]. Этакую кутерьму заварилъ изъ чего?.. Тогда на охотѣ… кроткая, милая… Какъ было жалко ее!.. Все вспоминалась. Затосковалъ наконецъ. А она вонъ какова!.. Чувствуешь сумбуръ какой-то. Чортъ знаетъ! что тутъ разстраиваться! Плюнулъ — и все!

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Рахмановъ и Клавдія. [Она самоувѣреннѣй и развязнѣй, но хочетъ казаться равнодушною. Подходитъ къ столу].

РАХМАНОВЪ [про себя]. Подслушивала. По лицу вижу… А красива сегодня! [Садится на диванъ].

КЛАВДІЯ. Еще не выкушали?

РАХМАНОВЪ. Что?

КЛАВДІЯ. Чай. [Беретъ его чашку]. Совсѣмъ остылъ. Горяченькаго налить?

РАХМАНОВЪ [весело]. Давай!

КЛАВДІЯ [съ торжествующей улыбкой наливаетъ чай и подаетъ чашку на подносикѣ. Рахмановъ беретъ ее за локоть]. Уроните, баринъ!

РАХМАНОВЪ. Поставь. Не хочу.

КЛАВДІЯ [проворно поставивъ чашку, садится у ногъ его и обнявъ его колѣни, кладетъ на нихъ голову]. Свѣтъ ты мой! Ненаглядный!

РАХМАНОВЪ [смѣясь]. Обрадовалась? [Протягиваетъ ей руку].

КЛАВДІЯ [прильнула въ ней губами. Поднятая имъ, садится рядовъ, страстно обнимаетъ и цѣлуетъ его]. Кто тебя будетъ любить-то, какъ я?! Можно-ли?!

РАХМАНОВЪ. Ты къ чему это?

КЛАВДІЯ. Ни къ чему. Просто… Что мнѣ надо? — Ласки твоей. Только всего. Ни подарковъ, ни милостей, ни чтобъ почитали да величали меня. Визитъ Богъ, правда! Одно въ мысляхъ, чтобъ тебѣ угодить, да любилъ-бы меня. Сколько лѣтъ — плохо мы жили? Было-ль хоть разъ, чтобъ я тебя прогнѣвила?

РАХМАНОВЪ [задумчиво]. Ну, жили довольно постыдно, похвалиться нельзя. [Съ усмѣшкой]. И какое безобразіе я ни затѣй — ты всегда впереди. Всѣхъ заткнешь за поясъ.

КЛАВДІЯ. Да вѣдь то и любо было тебѣ. За то я хвалилъ. А я вотъ какъ: въ огонь, въ воду-ли — только вели. Душу отдамъ за тебя!..

ЯВЛЕНІЕ IX.

Тѣ-же и Лукерья [изъ гостинной].

РАХМАНОВЪ [съ досадой]. Что еще надо?

ЛУКЕРЬЯ. Да съ барышней что-то не ладно.

РАХМАНОВЪ [отстраняясь отъ Клавдіи, которую держать за талію] Какъ не ладно?

ЛУКЕРЬЯ. Трясетъ ее, бьетъ…

КЛАВДІЯ. Господи, страсти какія! Стоило тревожить барина!

ЛУКЕРЬЯ. Къ сердцу, жалится, подкатило. Кровинки въ лицѣ нѣту. Помилуй Богъ, что случится — я-же въ отвѣтѣ.

КЛАВДІЯ. Чему случиться-то? Не въ мѣру опаслива. Вспрысни ее водой. Опамятуется, небось. Не извольте безпокоиться, баринъ. У насъ, бабъ, всего этого много: и слезъ, и трясу и блажи. До первой острастки. Что ни хуже баба, то больше въ ней дури сидитъ, да комедничанья…

РАХМАНОВЪ [встаетъ. Строго]. Ну, довольно! [Уходитъ въ гостиную, въ сопровожденіи Лукерьи].

ЯВЛЕНІЕ X.

Клавдія, потомъ Порфишка и Лукашка.

КЛАВДІЯ [злобно]. Вотъ не было заботы!.. [Подумала]. Пустяки. Бывали при мнѣ зазнобушки эти, да скоро сплывали. Потѣшится, да и вонъ. За эту развѣ дороже заплатитъ, потому барская дочь. [Зоветъ]. Порфирій! Лукашка! [Лакеи входятъ]. Убирать со стола. [Лакеи уносятъ все, кромѣ сахарницы и графинчика съ ромомъ]. Сказалъ: «постыдно жили». Прискучило… И это бывало. Находило на него, что по мѣсяцу тихо у насъ. Скучаетъ, сердитъ. А тамъ опять все по старому. И Клавдія жила. Чѣмъ больше лихости, удали — тѣмъ и милѣе. А попрекнулъ еще этимъ!..

ЯВЛЕНІЕ XI.

Клавдія, Акулька и потомъ Рахмановъ.

АКУЛЬКА [высунулась изъ гостиной]. Вы тутъ? [Подбѣгаетъ]. Барышню въ садъ свели. Подъ ручки вели баринъ съ Лукерьей. Баринъ самъ ей голову уксусомъ примачиваетъ. Накажи Богъ! А она комедничаетъ! Тошно глядѣть. [Прислушалась]. Баринъ! [Стремглавъ убѣгаетъ въ переднюю].

РАХМАНОВЪ [войдя изъ гостиной, проходитъ въ кабинетъ мимо Клавдіи, не обративъ на нее никакого вниманія].

КЛАВДІЯ [сердито взявъ сахарницу и графинь]. Пристало тебѣ за бабой улаживаться! [Уходить въ гостиную].

ЯВЛЕНІЕ XII.

Чириковъ [пьяный] и Лукашка [удерживаетъ его въ дверяхъ лакейской].

ЧИРИКОВЪ. Пусти! Чего ты меня не пускаешь?

ЛУКАШКА. Ну зачѣмъ вамъ сюда? Пойдемте, спать сведу.

ЧИРИКОВЪ. Эхъ, Лукашъ! Хорошій ты малый! А барышню жалко…

ЛУКАШКА. Баринъ заругается. Пойдемте!

ЧИРИКОВЪ. Эхъ, Лукашъ! Ты думаешь — я вино люблю? Нѣтъ. И-и, вотъ какъ не люблю! А пью. Видишь — пью.

ЛУКАШКА. Пойдемте во флигерь. Тамъ побалакаемъ.

ЧИРИКОВЪ. Удрученъ — и пью. Во-отъ! вотъ, дурашка моя! [Поетъ, зажмурясь и приложивъ руку къ уху]:

Эхъ, да не бѣлы-и-и снѣги.

[Лукашка убѣждаетъ его, съ жестами, перестать. Чириковъ не обращаетъ вниманія и поетъ].

ЯВЛЕНІЕ XIII.

Тѣ-же и Рахмановъ.

РАХМАНОВЪ. Хорошъ! Черезъ губу не плюнетъ.

ЧИРИКОВЪ. Матвѣй Петровичъ!.. Ахъ, Матвѣй Петровичъ! [Тычетъ себя въ грудь]. Черезъ ва-асъ!

РАХМАНОВЪ. Ступай спать.

ЧИРИКОВЪ. Никому не огорчить меня такъ, какъ Матвѣю Петровичу… [Съ умиленіемъ смотритъ на него]. А почему? Въ томъ то и штука-съ: По-че-му? [Поетъ]:

Эхъ, да не бѣлы-и-и-и снѣги

Въ полѣ забѣлѣлися…

РАХМАНОВЪ [Лукашкѣ]. Убери его.

ЛУКАШКА [подхвативъ Чирикова подъ руки, уводитъ его въ переднюю, причемъ Чириковъ продолжаетъ нѣтъ].

РАХМАНОВЪ. И напиться по-людски не умѣетъ. Сразу налижется, какъ свинья. «Удрученъ», ха-ха!.. [У она]. Кто это ѣдетъ? А-а! Григорій Михайловичъ!.. Должно быть, прямо изъ города… Лучше-бы туда не совался!

ЯВЛЕНІЕ XIV.

Рахмановъ, Порфишка, потомъ Ивковъ.

ПОРФИШКА [вбѣгаетъ]. Берестовскій баринъ…

ИВКОВЪ [оттолкнулъ лакея въ дверяхъ и врывается съ шумомъ].^[6]

РАХМАНОВЪ. А, Григорій Михайловичъ! [Прищурился на него]. Добро пожаловать! [Порфишка уходитъ].

ИВКОВЪ [внѣ себя, хриплымъ голосомъ]. Отдай дочь!

РАХМАНОВЪ. Или приказъ мнѣ вышелъ такой отъ начальства? Нашелъ гдѣ правду искать! Что сказали? «А можетъ-де у вашей дочки уговоръ былъ съ господиномъ Рахмановымъ»? Въ другомъ мѣстѣ и того хуже: на смѣхъ подняли. Старикъ волосы на себѣ рветъ, а надъ нимъ потѣшаются, подлецы. Тутъ разсвирѣпѣлъ старикъ: «Ироды»! кричитъ, «до Царя дойду!» До Царя далеко, ко мнѣ, видно, ближе.

ИВКОВЪ [кричитъ изступленно]. Дочь отдай!

РАХМАНОВЪ [спокойно]. Самъ виноватъ. Я честью къ тебѣ. Не кто другой, — я! А ты лаяться. Забылъ, что въ убогой гордости черту утѣха.

ИВКОВЪ. Надругался надъ нею… Разрази тебя Богъ! Ну я будетъ. Отдай!

РАХМАНОВЪ. Не мели вздора. Глупецъ!

ИВКОВЪ. «Вздоръ»! Развѣ есть въ тебѣ совѣсть?! Пожалѣешь ты?! [Ринулся на него; съ бѣшенствомъ]. Отдай дочь, говорю!

РАХМАНОВЪ [выпрямился, прищурился и поглаживаетъ волосы]. Потише, старикъ! Остерегись! Помни въ чьихъ ты рукахъ!

ИВКОВЪ. Ну, убей меня! На! Легче будетъ! Убей!

ЯВЛЕНІЕ XV.

Тѣ-же и Маша [изъ гостиной вбѣгаетъ съ крикомъ].

МАША. Папенька! [Бросается къ нему на шею].

ИВКОВЪ. Маша!.. Машенька! [Плачетъ, обнимаетъ ее и цѣлуетъ въ лицо, въ глаза, въ голову]. Дочурка моя! Горькая ты моя! [Опоминается]. Стой, стой! Не при немъ, не при этомъ! [Указываетъ на Рахманова].

РАХМАНОВЪ. Марья Григорьевна! Скажите вашему батюшкѣ: съ тѣхъ поръ, какъ вы у меня, причинилъ-ли я вамъ какое-нибудь оскорбленіе, зло?

МАША. Нѣтъ. [Ивковъ быстро взглянувъ на нее].

РАХМАНОВЪ. И теперь я чувствую, что этого не могло-бъ и случиться. Но онъ не вѣритъ. Да и никто не повѣритъ. Такова ужъ про меня слава идетъ. Значитъ, разъ вы у меня, — судьба ваша рѣшена и забота объ васъ на моей совѣсти. Но Григорій Михайловичъ пріѣхалъ затѣмъ, чтобы васъ взять…

ИВКОВЪ. И возьму! Не уйду безъ нея! Живъ не буду, а не уйду!

РАХМАНОВЪ. Этого не будетъ, Марья Григорьевна.

МАША. Ради всего святого! Отпустите меня!

РАХМАНОВЪ. Не могу. Давеча сказалъ — и довольно.

МАША. Мало вамъ нашего горя?! [Указавъ на отца]. Взгляните, что вы сдѣлали съ нимъ! Вы не настолько…

РАХМАНОВЪ [съ живостью]. Что?!

МАША. Вы не можете не почувствовать, какъ мы несчастны! Умоляю васъ!..

РАХМАНОВЪ [перерываетъ съ нетерпѣніемъ]. Эхъ!.. Да поймите-же: не могу!

ИВКОВЪ [съ ненавистью]. Не можетъ, не можетъ онъ!

РАХМАНОВЪ [къ Ивкову]. Ну, довольно. Прискучило. Я сейчасъ заткну тебѣ горло. Эй! [Является Порфишка]. Скачи къ попу. Скажи, сейчасъ буду вѣнчаться. Да коляску запречь! [Порфишка уходитъ].

МАША. Ахъ!.. [Помертвѣла].

ИВКОВЪ [припалъ на сложенныя руки къ стѣнѣ. Во всей фигурѣ его страданіе].

РАХМАНОВЪ. Вы не хотите?

МАША [твердо]. Нѣтъ. [Порывисто]. Ни за что!

РАХМАНОВЪ [крѣпко схватилъ ее за руку]. А. Я хочу и исполню. Если-бъ на меня все поднялось, слышите? — все… и тогда вы будете моею женой!!

ЗАНАВѢСЪ.

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Угольная комната. Справа два окна. Слѣва, къ авансценѣ, дверь въ гостинную. По срединѣ еще дверь, [отворенная] — въ свѣтлый корридоръ. Слѣва диванъ и столъ, между окнами еще столъ [дамскій, рабочій]. По задней стѣнѣ и справа кресла. Мебель краснаго дерева, обитая сафьяномъ. Въ лѣвомъ углу зеркало печи.

ЯВЛЕНІЕ I.

Маша [за шитьемъ, у рабочаго стала] и Лукерья [съ чулкомъ, сидитъ близъ Маши на скамеечкѣ].

ЛУКЕРЬЯ. Что, матушка-барыня, осмѣлюсь спросить: поссорились вы съ бариномъ, что-ли?

МАША. А что?

ЛУКЕРЬЯ [оставляя вязанье]. Да живете то какъ, словно вы чужая ему.

МАША (помолчала, продолжая шить]. Знаешь, какъ обвѣнчали… Безъ памяти привезли въ церковь; какъ подвели къ аналою — не помню… Въ себя пришла, когда ужъ свѣчу въ руки дали. Вскрикнула я, шатнулась! Онъ подхватилъ и руку мнѣ сжалъ… Тутъ я взглянула ему въ глаза, да такъ и застыла… Чувствую — бѣжитъ по мнѣ холодъ, бѣжитъ… Ни шага ступить, ни слова сказать. Чувствую, глазъ онъ не сводитъ съ меня… И давилъ меня его взглядъ, будто тяжестью… Что-то читаютъ, поютъ… У меня рябитъ въ глазахъ и шумъ въ головѣ. Вдругъ обнялъ, въ лицо жаромъ пахнуло, поцѣловалъ… Вздрогнула я, зарыдала… Всю дорогу рыдала, съ тѣмъ и въ домъ ввели…

ЛУКЕРЬЯ. Попустилъ Господь. Что дѣлать-то! А ему какъ этого не видать, барину? Онъ къ женѣ съ лаской, а у ней вонъ что на душѣ. Ну, видитъ… и Богъ съ ней. Значитъ, вникнулъ, пожалѣлъ…

МАША [съ нетерпѣніемъ]. Перестань, Лукерья! Устала я, мочи нѣтъ, какъ устала! [Бросила шитье, задумывается].

ЛУКЕРЬЯ. Ну, Ну! [Вяжетъ. Молчаніе].

МАША [нервно]. Что за крикъ на дворѣ?!

ЛУКЕРЬЯ. Бариновъ голосъ. Прогнѣвилъ кто-нибудь. [Встаетъ и смотритъ въ окно].

МАША. Ахъ, слышать этого не могу! До боли!

ЛУКЕРЬЯ. Да безъ взыска нельзя, матушка. Первое время, при васъ, добрѣе былъ баринъ; а теперь вотъ опять…

МАША [съ горечью]. Ну, такъ! Скажутъ изъ-за меня…

ЛУКЕРЬЯ. Господь съ вами! То-ли бывало! Какая до васъ жизнь-то была? — грѣхъ одинъ! [Уходитъ озабоченная].

МАША [задумчиво]. «Вникнулъ»… «пожалѣлъ»… [Отрицательно покачала головой]. Не то… Какъ я могла пережить это время? Развѣ потому, что была какъ во снѣ, какъ не живой чело вѣкъ?.. Теперь хуже… тревожно, мысли какъ въ лихорадкѣ… Тяжело! [За сценой грозный голосъ Рахманова: «Скотина! Ну погоди-жъ ты»!! Маша вскакиваетъ въ испугѣ].

ЯВЛЕНІЕ II.

Маша и Рахмановъ [проходитъ изъ корридора въ гостинную, не замѣчая Маши].

РАХМАНОВЪ [гнѣвно]. Шкуру спущу!! Мало того: въ Сибирь негодяя!! [Отворяя дверь въ гостинную, увидавъ Машу. Подходитъ]. Испугалъ? Я не зналъ, что вы здѣсь. Бѣсятъ цѣлое утро! То-то, то — другое!.. Ну, полно! Вотъ пуглива! [Погладилъ ее по головѣ]. Впередъ не стану шумѣть, если ты такъ боитесь.

МАША. Я ничего.

РАХМАНОВЪ. Ну, какъ ничего! Сама не своя. Въ послѣднее время я забросилъ хозяйство. Не тѣмъ былъ занятъ… Людишки вмигъ распустились. Добрѣе, молъ, сталъ баринъ. [Добродушно]. Жизнь намъ пришла! Барыня лютость-то его укротитъ"… Канальи! Ну, а здоровье какъ?

МАША. Теперь слава Богу…

РАХМАНОВЪ. Доктора жду.

МАША. Зачѣмъ?

РАХМАНОВЪ. Жаловалась: слабость, боль въ сердцѣ…

МАША. Благодарю, что заботитесь, но…

РАХМАНОВЪ [прерываетъ]. Что за благодарности! Полно. [Нѣжно беретъ ея руки]. Полѣчись, милая, полѣчись. Поздоровѣешь, можетъ быть веселѣй станешь, ласковѣй. А? [Привлекаетъ Машу въ себѣ. На лицѣ ея неудовольствіе и смущеніе. Отступаетъ]. Или ты до того ужъ несчастна, что ничто не поможетъ? [Усмѣхнулся]. Такъ И знать будемъ. [Идетъ въ двери].

МАША [дѣлаетъ движеніе за нимъ]. Матвѣй Петровичъ!

РАХМАНОВЪ [круто обернулся]. Ну?

МАША [смущенно]. Не гнѣвайтесь…

РАХМАНОВЪ. А еще что? [Маша молчитъ]. Еще-то что вы мнѣ скажете?

МАША. Что я могу сказать?.. Я не знаю… Но мнѣ больно, когда вы сердитесь…

РАХМАНОВЪ [горячо]. Не камень-же я въ самомъ дѣлѣ!.. Что я видѣлъ отъ васъ, кромѣ слезъ, равнодушія и боязни? Вы должны были видѣть, что такая жизнь тяжела мнѣ. Но васъ это не тронуло; вы оставались все той-же. И оставайтесь! Мнѣ надоѣло безпокоиться, ждать. Я не привыкъ къ душевной неладицѣ. Все это я сброшу съ себя. Стоитъ мнѣ свистнуть — и все вернется, чего душа пожелаетъ. Жилъ я до васъ, не тужилъ и жить буду! [Уходитъ].

МАША. Чѣмъ я виновата?.. Надо хоть привыкнуть къ человѣку… Что я могла къ нему чувствовать? Я вся какъ разбитая. А онъ грозитъ: станетъ попрежнему жить! Развѣ онъ не понимаетъ, что это обида? Значитъ — не любовь, а вспышка, прихоть, капризъ! Вотъ что ужасно, что меня мучаетъ!

ЯВЛЕНІЕ III.

Маша и Чириковъ [съ большою клѣткою, вычурно раскрашенной.] Выглянулъ изъ двери и скрылся].

МАША. Алексѣй Егоровичъ! Куда-же вы? Войдите!

ЧИРИКОВЪ [войдя]. Обезпокою-съ?

МАША. Напротивъ, мнѣ всегда хочется поговорить съ вами.!

ЧИРИКОВЪ [въ замѣшательствѣ]. Даръ слова… лишенъ-съ. Я больше съ Трезоркой… Кха! [Ставить клѣтку на столъ].

МАША. Что за клѣтка? [Подходить къ ней]. И скворецъ!

ЧИРИКОВЪ. Ученый-съ. Самъ себѣ кормъ достаетъ и воду-съ. Такъ все пристроено-съ. Изволите увидать.

МАША. Какъ-же вы его выучили?

ЧИРИКОВЪ. Голодъ выучилъ. Этимъ все возможно-съ… [Взялъ клѣтку и въ смущеніи вручаетъ Машѣ]. Вамъ… Отъ скуки-съ…!

МАША. Спасибо! Добрый… Садитесь, Алексѣй Егоровичъ. Мнѣ надо съ вами поговорить. [Ставить клѣтку на столъ].

ЧИРИКОВЪ [сѣлъ и принимаетъ сосредоточенный видъ]. Готовъ. Слушаю-съ.

МАША. Матвѣй Петровичъ запретилъ всякое сношеніе съ папенькой. О томъ, чтобы мнѣ провѣдать его — нечего и думать. Матвѣй Петровичъ, вѣроятно, желаетъ, чтобы папенька самъ пріѣхалъ…

ЧИРИКОВЪ [со вздоховъ]. Гордость!

МАША. Но папенька не поѣдетъ. Будь сестра Люба у насъ, она-бы повидалась со мною, но ея мать заболѣла, и она уѣхала въ тотъ самый день, когда… когда насъ вѣнчали…

ЧИРИКОВЪ. Гмъ! [Въ волненіи утеръ лицо платкомъ].

МАША. Я очень безпокоюсь за папеньку… Мнѣ Богъ знаетъ что представляется… Я знаю его мысли о жизни моей… Онъ изстрадался. А я… что-жъ? я слава Богу… [Быстро утерла слезы]. Зачѣмъ-же папенькѣ убиваться? Онъ старъ, потрясенъ… Боже сохрани, все можетъ случиться… Если я и… не послушаюсь Матвѣя Петровича, право, дурнаго нѣтъ ничего…

ЧИРИКОВЪ [просіялъ]. Понимаю-съ!

МАША. Вы добрый…

ЧИРИКОВЪ [прерывая]. Понимаю, понимаю-съ! [Потираетъ руки отъ удовольствія].

МАША. Стараетесь меня развлекать…

ЧИРИКОВЪ. Еще кролика для васъ дрессирую-съ.

МАША. Вотъ какой вы хорошій! Я и хотѣла васъ попросить… Я на одного васъ могу положиться…

ЧИРИКОВЪ. Понялъ. Знаю-съ. Ружье, яхташъ, Трезорка иси! И къ вамъ, въ Берестово, на охоту-съ. [Подмигнулъ].

МАША. Ахъ, какъ я вамъ благодарна! Увидите папеньку, скажите ему…

ЧИРИКОВЪ. Осмѣлюсь прервать. Лучше напишите-съ. Потому я… въ устномъ изложеніи не мастеръ. Проврешься еще. Напишите-съ.

МАША [съ чувствомъ, протянувъ ему обѣ руки]. Спасибо вамъ, милый, добрый, хорошій Алексѣй Егоровичъ! Сейчасъ напишу. [Уходить въ корридоръ].

ЧИРИКОВЪ. Гмъ! [Крѣпился, крѣпился и захлюпалъ]. Милый… хорошій… Развѣ можно стерпѣть?.. И кто это сказалъ!.. кто сказалъ! [Утираетъ слезы].

ЯВЛЕНІЕ IV.

Чириковъ и Рахмановъ [слѣва].

РАХМАНОВЪ [ткнулъ пальцемъ въ клѣтку]. Что за дрянь?

ЧИРИКОВЪ. Такъ-съ… Птица.

РАХМАНОВЪ. Утѣшаешь? А? Утѣшай, утѣшай! Будешь утолитель печали, воздыханій и тамъ чертъ знаетъ чего. Все въ томъ-же родѣ.

ЧИРИКОВЪ. «Въ томъ-же родѣ»! Нѣтъ, надо понять-съ! Вырвана изъ гнѣзда, изъ мирной жизни, брошена — такъ сказать — въ пучину… Надо понять. А вы злитесь.

РАХМАНОВЪ. Что ты смыслишь? Философъ!!

ЧИРИКОВЪ. Вотъ свирѣпствуетъ опять, вой идетъ. А она понимаетъ.

РАХМАНОВЪ. Кто она? Что понимаетъ?

ЧИРИКОВЪ. Марья Григорьевна-съ. Злитесь на нее, а на людяхъ срываете.

РАХМАНОВЪ. Съ чего-же ты взялъ, что я злюсь на Марью Григорьевну? Я, можетъ, и думать о ней позабылъ.

ЧИРИКОВЪ. А женились.

РАХМАНОВЪ. Мало-ли я глупостей дѣлалъ! Если вы жалости женился, то и отъ нея ничего не осталось. Кого жалѣть? За что? Изъ нищеты, изъ ничтожества взялъ себѣ въ жены… Шутка!

ЧИРИКОВЪ. Не чувствуетъ она этого-съ… благодѣянія вашего. Вотъ вы и злитесь.

РАХМАНОВЪ. Что съ дуракомъ говорить!

ЧИРИКОВЪ. Нѣтъ, вы въ ножки ей поклонитесь. Прости, молъ, меня.

РАХМАНОВЪ. Можетъ, и папенькѣ ея въ ножки?

ЧИРИКОВЪ. И папенькѣ-съ.

РАХМАНОВЪ Что-о?!

ЧИРИКОВЪ. Позвольте-съ…

РАХМАНОВЪ. Молчи! Очень ужь ты расхрабрился! И безъ наслѣдства «говорить» сталъ.

ЧИРИКОВЪ [съ волненіемъ.]. Есть за кого-съ… Мало говорить: пострадать!

РАХМАНОВЪ. Смотри, дождешься какъ разъ! Ну, чертъ съ тобой! Надоѣло. [Весело]. Я вотъ о чемъ думаю: не худобы встряхнуться, на винокурню съѣздить. А? [Чириковъ отходитъ и съ негодованіемъ]. Такую гульбу учиню, что чертямъ тошно станетъ! [Съ одушевленіемъ]. Заскучали мои гуляки, любушки-голубушки встосковались! Не гудитъ струна, пѣсни нѣту, смѣха веселаго, удали! Велю всѣхъ собрать, и пойдетъ у насъ пиръ горой, душа на-распашку, ха-ха!

ЧИРИКОВЪ. Значитъ и… и Клавдію?..

РАХМАНОВЪ. А что-жъ? Безъ нея какое веселье? Клавдюша захочетъ — мертваго воскреситъ. Свѣтъ изойди — не найдешь другой Клавдіи! [Уходитъ].

ЧИРИКОВЪ [съ убитымъ видомъ]. Что-жъ это такое?! Опять?! Я напьюсь.

ЯВЛЕНІЕ V.

Чиряковъ и Маша [изъ корридора].

МАША. Вотъ письмо… [Съ испугомъ]. Что съ вами? Отчего вы такой?

ЧИРИКОВЪ. Помилуйте! Подлость!

МАША. Да что? Какая?

ЧИРИКОВЪ. Матвѣй Петровичъ… Развѣ можно съ?.. Я всегда ненавидѣлъ… Даже напивался чрезъ это, чтобъ безобразія не видать… А теперь развѣ можно?

МАША. Объясните пожалуйста!

ЧИРИКОВЪ. Старое-съ!.. На винокурню! Кутежъ!

МАША. Въ самомъ дѣлѣ?! [Съ болѣзненной улыбкой]. Ну что-жъ . [Медленно рветъ письмо].

ЧИРИКОВЪ. Зачѣмъ-же рвете?!

МАША. Нѣтъ… я раздумала… Къ чему письмо? Папенька узнаетъ, что Матвѣй Петровичъ опять… Ни вамъ, ни письму не повѣритъ. Не нужно, Алексѣй Егоровичъ.

ЧИРИКОВЪ. Нѣтъ-съ, такъ нельзя! Такъ нельзя-съ! Я прямо ему скажу…

МАША [прерываетъ съ живостью]. Ничего! Ради Бога! Меня это не удивляетъ и… мнѣ все-равно.

ЧИРИКОВЪ. Вѣрно-съ. И наплевать! Я отъ себя скажу. Онъ меня мучаетъ. Онъ… я… здѣсь, [ударяетъ себя въ грудь], здѣсь онъ у меня. Вотъ-съ! Такъ я могу… потому мучился за него. Да-съ! И я скажу ему под-ле-ца!! [Уходить въ чрезвычайномъ волненіи].

МАША [не слушала Чирикова, будучи углублена въ свои мысли]. Что-жъ послѣ этого?.. Кончено! Порвалось. [Садятся]. Теперь все видно, какъ на ладони, вся жизнь. [Поникла головой].

ЯВЛЕНІЕ VI.

Маша и Лукерья [изъ корридора].

ЛУКЕРЬЯ. Уѣхалъ нашъ баринъ. [Садится на скамеечку и берется за чулокъ].

МАША. На винокурню?!

ЛУКЕРЬЯ [съ удивленіемъ]. Ку-да?! |

МАША. На винокурню, кутить… Тамъ, говорятъ, у васъ веселье бывало…

ЛУКЕРЬЯ. Не можетъ быть! Срамъ этотъ! Не вѣрьте, матушка.

МАША. Какъ не вѣрить? Правда.

ЛУКЕРЬЯ. Коли правда, вы-то чего же молчали? Э-эхъ, барыня! А ну какъ баринъ во вкусъ войдетъ, да начнется, какъ до васъ было? Вамъ каково?

МАША. Все равно, тѣмъ-бы кончилось.

ЛУКЕРЬЯ. Не извольте такъ говорить. Нѣтъ-съ, простите старуху, а коли баринъ вправду за старое — на себя пеняйте, сударыня: допустили! И себя губите и барина не жалѣете. Не годится такъ, матушка, не годится! А вы вотъ что-съ: первое — Клавдію вонъ. Зачѣмъ она здѣсь вертится, лукавая?.. [Входить Клавдія. Въ сторону]. Ну вотъ! нелегкая принесла!

ЯВЛЕНІЕ VII.

Маша, Лукерья [въ началѣ] и Клавдія^[7].

КЛАВДІЯ [съ низкимъ поклономъ]. Здравствуйте, барыня! Лукерьюшка, ты спицы искала потоньше. На вотъ!

ЛУКЕРЬЯ [сердито]. Нашла ужъ. Не надо. [Уходитъ].

КЛАВДІЯ. Вотъ такъ-то всѣ! Каждому какъ-бы обидѣть меня. Да Богъ съ ними! Мнѣ одно: чтобы господамъ угодить, да чтобъ про меня выдумокъ не было. Со зла чего ни сплетутъ!.. [Подходя]. Сами изволите шить, ручки портить. Мало у насъ дѣвокъ болтается! Мнѣ-бъ приказали…

МАША [нервно]. Нѣтъ, я сама. [Второпяхъ роняетъ наперстокъ и нагибается поднять. Клавдія проворно поднимаетъ его и подаетъ].

КЛАВДІЯ [разсматривая шитье]. Какая строчка у васъ чистая, да ровная! Любо глядѣть. Видать, что много работали. Папенькѣ, чай, сани бѣлье изволили шить?

МАША [съ волненіемъ, но твердо]. Скажи, пожалуйста, что тебѣ нужно?

КЛАВДІЯ [съ подавленной злобой, отступая и пожимая плечами]. Простите, барыня… За что изволите гнѣваться?.. Можетъ быть наговоры..

МАША. Я наговоровъ не слушаю и знать ничего не хочу; но забываться не позволю никому, кто-бъ онъ ни былъ! [Встаетъ и идетъ къ корридору. Клавдія, кусая губы, почтительно даетъ ей дорогу].

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Маша, Клавдіи и Акулька [изъ корридора].

АКУЛЬКА. Барыня! Дохтуръ пріѣхалъ. Баринъ приказали доложить, чтобъ вы пожаловали.

МАША. А развѣ Матвѣй Петровичъ вернулся?

АКУЛЬКА. Вернувшись.

МАША [идя къ гостиной, про себя, съ горечью]. Ѣздилъ приказать, чтобъ тамъ было готово! [Уходитъ].

ЯВЛЕНІЕ IX.

Клавдія и Акулька.

АКУЛЬКА. Отъ какой хвори лѣчить то? Хи-хи!

КЛАВДІЯ. Ихъ дѣло, милая. Куда баринъ ѣздилъ?

АКУЛЬКА. Кто-жъ его знаетъ! Все бродитъ. Не сидится дома-то.

КЛАВДІЯ. Съ женою.

АКУЛЬКА. Съ такою не засидишься! Скоро васъ вспомнитъ, Клавдія Тарасовна. Ужъ вѣрно мое слово, что вспомнитъ.

КЛАВДІЯ. Э, полно врать!

АКУЛЬКА. Вчерась сказалъ-же Порфирію: «Клавдія ай, молъ, больна? Не видно ее?»

КЛАВДІЯ [съ живостью]. Сказалъ?!

АКУЛЬКА. Накажи Богъ!

КЛАВДІЯ. А Порфирій что?

АКУЛЬКА. «Нѣтъ, говоритъ, она ничего».

КЛАВДІЯ. А баринъ?

АКУЛЬКА. Ничего не сказалъ.

КЛАВДІЯ [съ успѣшной]. И на томъ спасибо.

АКУЛЬКА. А вы зачѣмъ хоронитесь отъ него? Не видитъ — и мыслей нѣтъ.

КЛАВДІЯ. Все во-время хорошо.

АКУЛЬКА. Оно конечно. Особливо на бариновъ нравъ. Такъ налетишь, что люли! Намедни догадала меня нелегкая сунуться къ нему въ кабинетъ. Ужъ не помню зачѣмъ. У нихъ съ барыней тогда врозь пошло…

КЛАВДІЯ. Скоренько!

АКУЛЬКА. А что тамъ любить-то?! [Презрительно]. Хмъ! Ну, вошла. Онъ ка-акъ зявкнетъ! Господи! Я — словно изъ ружья мною выпалили — такъ полетѣла. Ужъ въ сѣнцахъ опомнилась, накажи Богъ!

КЛАВДІЯ. Ну вотъ! А то и совсѣмъ вылетишь.

АКУЛЬКА. Дивлюсь я на васъ. Да и всѣ мы.

КЛАВДІЯ. Что удивительнаго?

АКУЛЬКА. Ужъ очень вы смирили себя. Прежняя-ль то Клавдія Тарасовна! Другая убивалась бы, плакала, иль зло-бъ ее взяло; а вы — похоже какъ говѣльщицы, когда на духъ имъ идти…

КЛАВДІЯ. Ишь вѣдь ты смѣтливая какая, право ну! [Погладила ее по головѣ]. Эхъ, дѣвушка! всяко случается: когда грѣшатъ, а когда и каются.

АКУЛЬКА. Вонъ! хрычевка кличетъ, Лукерья! Просто дыхнуть не даетъ, мои матушки! Замытарила! [Уходить въ корридоръ].

КЛАВДІЯ. «Забываться» передъ ней! А!.. Я гнусь, терплю, мѣста живаго въ душѣ нѣтъ отъ муки; а она съ такими рѣчами!.. Охъ, трудно мнѣ, трудно! Боюсь, что не выдержу!.. Спросилъ про меня иль моя ласка вспомнилась? Женина остудила? Ты цѣловать — она слезы глотаетъ, обнимать — точно каменная. Ха-ха! Ногтя твово не стоятъ, а вонъ какъ! Эхъ, баринъ! по тебѣ она, какъ-же! Знаю, какая тебѣ ласка нужна… Бывало, прижметъ онъ къ груди моей буйную голову — свѣтъ въ глазахъ помутится! [Изнеможенно садится и нѣсколько мгновеній молчить]. Тоска-а!.. [ломая рука]. Гло-жетъ меня, ѣ-ѣстъ!.. Мѣста себѣ не найду!.. [Подумала и встаетъ энергично]. Да постой! Только въ домѣ-бы мнѣ удержаться… А ты, знай, кисни, да тоску нагоняй. Былъ мой и будетъ! Дай срокъ! [Уходить въ коридоръ].

ЯВЛЕНІЕ X.

Маша и потомъ Рахмановъ,

МАША [входитъ изъ гостиной, съ рецептомъ въ рукахъ]. Докторъ, лѣченье… [Пожала плечами]. Точно на смѣхъ! [Бросаетъ рецептъ на столъ и собираетъ свою работу].

РАХМАНОВЪ [входя слѣва]. Рецептъ у васъ?

МАША. На столѣ. [Идетъ къ двери].

РАХМАНОВЪ. Полагаю, что уйти вы успѣете. [Маша остается и кладетъ шитье на столъ]. Докторъ нашелъ у васъ нервическое разстройство. [Садится]. Вамъ нужно спокойствіе. Насколько могу, я стараюсь его доставить. Но вамъ совѣтуютъ еще пріятную и веселую жизнь. Вотъ ужъ это задача. Какая-же веселая жизнь въ положеніи жертвы? Нелѣпость!

МАША [холодно]. Я ни на что не жалуюсь и ничего не прошу.

РАХМАНОВЪ [насмѣшливо]. Покорность Судьбѣ — одна изъ женскихъ добродѣтелей. Только однѣ женщины благоразумны при этомъ, а другія… [Помолчалъ, глядя ни Машу, сохраняющую холодный видъ]. Но я напрасно трачу слова и задерживаю васъ. [Встаетъ, играя рецептомъ]. Будемъ надѣяться, что эта аптечная дрянь вамъ поможетъ.

МАША. Не трудитесь посылать за лѣкарствомъ. Я принимать не стану.

РАХМАНОВЪ [вспыльчиво]. Нѣтъ, станете! [Прошелся и сердито двинулъ рукою ея шитье]. Станете и одѣваться приличнѣй. Вамъ нашитъ ворохъ нарядовъ, а вы ими брезгаете и предпочитаете носить свое дѣвичье тряпье!

МАША. Я-бы просила не стѣснять меня въ этомъ. Я не люблю наряжаться.

РАХМАНОВЪ [возвышая голосъ]. Требую-съ! Упорствомъ въ батюшку!.. Еще: вы совершенно устранили себя отъ хозяйства. Все дѣлается помимо васъ. Отнынѣ хозяйничать будете вы, распоряжаться, приказывать. Вы держите себя въ домѣ, какъ лишній человѣкъ. Это глупо.

МАША [съ пылкой энергіей]. Я и есть лишняя въ домѣ. Лучше всего, если-бъ вы отпустили меня къ отцу. Съ меня довольно!

РАХМАНОВЪ. Что такое-съ?!

МАША. Вы сказали, что я покорилась судьбѣ. Нѣтъ, не судьбѣ покорилась я, а насилію…

РАХМАНОВЪ. Марья Григорьевна!

МАША. Какъ назвать то, что вы со мной сдѣлали? Что я пережила изъ-за васъ? А отецъ? Его раздавило несчастье. Что вы богаты, да властны, да можете безнаказанно губить людей, такъ и правы? Нѣтъ! Это низко, преступно, и я говорю вамъ это въ глаза. Я выстрадала право на это. Вы сказали «жертва». Смѣетесь! Да, я жертва своеволія, прихоти отвратительной, грязной…

РАХМАНОВЪ [гнѣвно]. Совѣтую вамъ замолчать!!

МАША. Это вы могли продѣлывать съ крѣпостными, а со мной. Мой отецъ такой-же дворянинъ, какъ и вы, только съ чистою совѣстью. Вы сказали, что станете жить по прежнему. У васъ повернулся языкъ сказать это! Все, что хотите, Матвѣй Петровичъ, но уважать меня вы должны! [Уходитъ въ гостиную].

РАХМАНОВЪ. Каковы разговоры?! Откуда прыть?! А я только что ѣздилъ къ ея отцу! Чортъ дернулъ срамиться! Этого униженія мало: старичишка не удостоилъ меня принять! Боленъ, изволите видѣть! Каковъ?! Ну, любезные, я окорочу васъ: и дочку и папеньку, съ «чистою совѣстью»!

ЯВЛЕНІЕ II.

Рахмановъ и Клавдія [выглянула изъ корридора, притворно пугается и пятится назадъ].

РАХМАНОВЪ. Что-жъ ты? Входи!

КЛАВДІЯ [робко, съ смущеніемъ]. Пыль велѣли стереть…

РАХМАНОВЪ. Хорошо. [Ходитъ изъ угла въ уголъ, взглядывая на Клавдію].

КЛАВДІЯ [молча стираетъ нылъ съ мебели. Слезы брызнули у нея изъ глазъ. Рахмановъ видитъ это и ходить молча. Сдерживаясь, она начинаетъ рыдать, продолжая свое дѣло].

РАХМАНОВЪ [строго]. Чего?!

Клавдія. Простите, баринъ. По глупости.

РАХМАНОВЪ [мягче]. Полно дура, полно тебѣ!

КЛАВДІЯ [рыдая]. Тяжко!.. тяжко мнѣ, баринъ!.. Такъ тяжко!..

РАХМАНОВЪ [подошелъ и погладилъ ее по головѣ]. Ну, перестань.

КЛАВДІЯ [схватила его руки и, упавъ на колѣни, осыпаетъ ихъ поцѣлуями].

РАХМАНОВЪ [съ волненіемъ]. Встань.

КЛАВДІЯ [встала, взглянула на него глазами полными страсти]. Баринъ! [Бросилась и прижалась въ его груди].

РАХМАНОВЪ [нѣсколько мгновеній не мѣшаетъ ей. Вдругъ, взявъ ее за плечи, отстраняетъ отъ себя]. Прочь! Вонъ изъ дома въ ткацкую! И не смѣй казаться мнѣ на глаза! [Быстро уходить].

КЛАВДІЯ [поблѣднѣла какъ полотно и потупилась. Секунду спустя, энергично подняла голову. Глаза ея заблистали]. Вонъ!.. Какъ собаку!.. Да что-жъ есть въ тебѣ сердце, иль нѣтъ?! Ты-бы подумалъ: снести-ли мнѣ это, можно-ли жить?! А не то, хватилъ-бы меня въ сердце ножемъ — и конецъ!

ЗАНАВѢСЪ.

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Гостиная у Рахманова. Прямо широкая стеклянная дверь на каменную террасу, съ которой въ садъ два боковыхъ схода. Терраса обнесена каменною фигурною баллюстрадой. Въ гостиной еще двѣ двери: направо въ залъ, налѣво — въ угольную. Обѣ ближе къ угламъ. Справа и слѣва диваны. Передъ ними по овальному столу, съ бронзовою отдѣлкою. Въ промежуткахъ, по стѣнамъ, кресла и тумбы съ дорогими вазами. Съ потолка виситъ люстра. На стѣнахъ [обои бархатныя, «насыпныя»] фамильные портреты въ золоченыхъ рамахъ. Штофныя драпри и портьеры. Во всю комнату коверъ.

ЯВЛЕНІЕ I

Любочка [изъ залы] и за нею Порфирій.

ПОРФИРІЙ. Барыня, должно быть, въ саду-съ.

ЛЮБОЧКА. А Матвѣй Петровичъ дома?

ПОРФИРІЙ. Никакъ нѣтъ. Изволили въ поле уѣхать. [Уходитъ].

ЯВЛЕНІЕ II.

Любочка и Маша [вошла съ террасы и остановилась въ изумленіи].

МАША. Ты-ли это?! Люба! [Бросается ее цѣловать]. Душечка! милая!.. Какъ-же я тебѣ рада! Вотъ не ждала! Давно-ли пріѣхала? [Садятся].

ЛЮБОЧКА. Сегодня и сейчасъ же къ тебѣ.

МАША. Ахъ, сколько разъ я вспоминала тебя!.. Ну что папенька? Все, все разскажи!

ЛЮБОЧКА. Да плохо… Какъ ты сама до сихъ поръ его не провѣдала? Не грѣшно это, Маша?!

МАША. Еслибъ можно было, неужели лбы не сдѣлала этого! Богъ съ тобой, Люба!

ЛЮБОЧКА. Отецъ горюетъ, убитъ… Вѣдь онъ заживо похоронилъ тебя! Оплакиваетъ, будто тебя ужъ на свѣтѣ нѣтъ!..

МАША. Бѣдный мой, бѣдный!

ЛЮБОЧКА. И запрещать дочери видѣться съ нимъ! Жестоко, безсовѣстно!.. Впрочемъ, чего и ожидать отъ Матвѣя Петровича! А ты сидишь, терзаешься тутъ и шага не смѣешь ступить?! [Рѣшительно]. Поѣдемъ сейчасъ!

МАША. Сейчасъ?!

ЛЮБОЧКА. Ну, да. Я затѣмъ и пріѣхала. Будь увѣрена, я сдѣлаю все, чтобъ тебя совсѣмъ отпустили къ отцу. Не вѣкъ-же тебѣ мучиться здѣсь! Старикъ, по крайней мѣрѣ, спокойно умретъ.

МАША. Зачѣмъ ты говоришь объ этомъ?! [Заплакала]. Я вѣдь писала папенькѣ…

ЛЮБОЧКА. Кого-же могло успокоить твое письмо? Оно еще больше разстроило дядю. «Вотъ какое у нея сердце! Все терпитъ, всему покоряется и скрываетъ, лишь-бы утѣшить меня!» Вотъ что онъ говоритъ. Однако, мы понапрасну теряемъ время. [Встаетъ]. Ѣдемъ!

МАША. Не спѣши, Люба! Пожалуйста!

ЛЮБОЧКА. Но отецъ ждетъ. Пойми!

МАША. Сейчасъ пріѣдетъ Матвѣй Петровичъ…

ЛЮБОЧКА [прерываетъ]. Раскричится на тебя и велитъ сидѣть дома!

МАША. Нѣтъ, Люба, Ты все не то…

ЛЮБОЧКА. Такъ что-же?

МАША. Прежде я-бы поѣхала, не сказавшись. Но Матвѣй Петровичъ самъ ѣздилъ къ папенькѣ, первый…

ЛЮБОЧКА. Экая важность!

МАША. Да ты выслушай, выслушай! А папенька не захотѣлъ его видѣть, не принялъ.

ЛЮБОЧКА [горячо]. А Матвѣй Петровичъ на тебѣ сорвалъ гнѣвъ! Запретилъ заикаться объ отцѣ!

МАША. И неправда. Вотъ какъ ты судишь! Матвѣй Петровичъ даже не сказалъ мнѣ про это. А ему не легко было нести обиду. Вдругъ я, не сказавши ни слова, уѣду съ тобой! Конечно, ему будетъ непріятно… Я не хочу… Зачѣмъ, когда можно безъ этого?

ЛЮБОЧКА. Ну, я ничего не понимаю! Да что у васъ?.. Разскажи пожалуйста толкомъ.

МАША. Много перемѣнъ, Люба… Матвѣй Петровичъ тотъ, какъ прежде… гораздо добрѣе. Всѣмъ легче живется…

ЛЮБОЧКА. Стало быть, у васъ уже не «вертепъ», какъ говоритъ дядя?

МАША [улыбаясь]. Не вертепъ.

ЛЮБОЧКА. Чудеса! И ты вовсе не такъ несчастна, какъ хаемъ мы?

МАША. Вовсе не такъ.

ЛЮБОЧКА. Такъ что-же, наконецъ?.. Любишь ты Матвѣя Петровича, что-ли?

МАША. Я?.. Привыкаю…

ЛЮБОЧКА. Да говори прямо: любишь?

МАША [смущенно]. Не знаю, Люба… Я ничего не знаю…

ЛЮБОЧКА [зорко на нее посмотрѣла]. Вотъ удивила!.. [Со смѣхомъ]. А я-то ломала голову, какъ ее спасти, выручить!.. Ахъ ты, прелесть моя! [Обняла и горячо поцѣловала ее]. Ну и обрадую-же я дядю!

МАША. Разцѣлуй его, моего дорогаго! Скажи…

ЛЮБОЧКА [весело перебиваетъ]. Чѣмъ разсказывать, пусть лучше посмотритъ самъ! Хочешь, я уговорю его пріѣхать сюда?

МАША. Люба! милая! Если бъ устроить!

ЛЮБОЧКА. Да ужъ положись на меня. Пріѣдетъ. Даже сейчасъ.

МАША. Вотъ будетъ радость! Господи! [Поцѣловала Любу].

ЛЮБОЧКА. Ну смотрите, утѣшьте старика! Главное — Матвѣй Петровичъ… Онъ долженъ понять, съ какимъ чувствомъ дядя войдетъ въ его домъ. [Ухода]. Ужъ это твоя забота! [Уходить, въ сопровожденіи Маши].

ЯВЛЕНІЕ III.

КЛАВДІЯ [выглянула изъ угольной и входитъ на цыпочкахъ]. Не увидѣлъ-бы кто!.. [Прислушалась, проворно заглянула на террасу и въ залъ]. Пошли на крыльцо. Покуда проводитъ, да разговоры… [Подходить къ столу, на которомъ лѣкарство и шаритъ въ карманѣ]. Руки точно не свои… [Въ сильномъ волненіи, прислушиваясь и озираясь, беретъ пузырекъ, всыпаетъ въ него порошокъ, взбалтываетъ лѣкарство и ставитъ на мѣсто]. Ну, кончено!.. Застанутъ, а ноги не идутъ… [Хватаясь за голову, съ трудомъ идетъ къ двери въ залъ]. Куда-же я!? Съ ума спятила! Какъ разъ налетишь!.. [Заглянула въ дверь и разомъ приходитъ въ себя]. Вонъ она у окошка… Его дожидаетъ… [Приложила къ двери ухо]. Ну да! Спрашиваетъ: «не ѣдетъ-ли баринъ?» [Выпрямилась. Стоитъ гордая, глаза горятъ ненавистью]. Жди! Не долго нарадуетесь! [Уходитъ чрезъ террасу въ садъ].

ЯВЛЕНІЕ IV.

Маша и потомъ Рахмановъ.

МАША [изъ залы]. Ѣдетъ!.. Навѣрно встрѣтился съ Любочкой; а ничего, веселъ… Какой онъ молодецъ на своемъ « Ураганѣ!» И чего я совѣщусь при Матвѣѣ Петровичѣ? Какъ ни крѣплюсь, а не могу быть спокойной… Боже сохрани, онъ замѣтитъ! Вотъ стыдъ!..

РАХМАНОВЪ [входя изъ залы, съ фуражкой]. Чудесный день! Насилу установилась погода… А! лѣкарство! [Беретъ пузырекъ]. Я И не видалъ! Принимаете? [Ставить пузырекъ на мѣсто].

МАША. Д-да… Помогаетъ.

РАХМАНОВЪ. Вотъ и хорошо, что послушались.

[Краткое молчаніе. Маша что-то вяжетъ крючкомъ. Рахмановъ сѣлъ поодаль и наблюдаетъ ее].

РАХМАНОВЪ. Давеча, у дѣвичьяго крыльца, вижу толпа. Больше все бабы. Увидали меня — въ разсыпную. Позвалъ. — Ты къ кому? — къ барынѣ. А ты? — къ барынѣ. Всѣ къ барынѣ, ха, ха, ха!

МАША. Они съ тѣхъ поръ, какъ вы… Одна женщина привела ко мнѣ… Вы узнала, что ко мнѣ и съ просьбой… Приказали исполнить… Вотъ они и стали ходить…

РАХМАНОВЪ. Хитеръ народъ! Что-жъ, пускай… Такъ и надо, чтобъ васъ любили. Вы по хозяйски… а меня не мѣшатъ. А то скажутъ: «обабился», ха-ха-ха! [Опять краткое молчаніе. Маша низко склонилась надъ работой. Рахмановъ всталъ и, по привычкѣ, ходитъ по комнатѣ].

РАХМАНОВЪ. Хотите къ отцу?

МАША [съ живостью]. Домой? То-есть…

РАХМАНОВЪ. Ничего, ничего, «домой». Рады?

МАША. Я не тому… Можетъ быть папенька самъ пріидетъ… Вы ѣздили же…

РАХМАНОВЪ. Къ кому я ѣздилъ?

МАША. Да… къ папенькѣ…

РАХМАНОВЪ. А кто вамъ сказалъ?

МАША. Сказали… И съ Любой мы говорили объ этомъ. Сестра Люба сейчасъ была…

РАХМАНОВЪ. А, та!.. «Сердце звѣриное»…

МАША. Какъ «звѣриное?!»

РАХМАНОВЪ. Она мнѣ дала это прозвище, еще тогда…

МАША [въ смущеніи]. Я просила Любу уговорить… чтобы папенька къ намъ…

РАХМАНОВЪ. «Къ намъ!» Это вы хорошо сказали: къ намъ.

МАША. Но я не знаю, какъ вы… Если хотите… можно послать…

РАХМАНОВЪ. Какой вздоръ! Разумѣется хочу и очень радъ. Но больше радъ тому, что вы приняли къ сердцу…

МАША [стыдливо]. Не надо, Матвѣй Петровичъ! [Встаетъ].

РАХМАНОВЪ. Приняли къ сердцу, что я ѣздилъ къ старику. А главное, что зовете его къ намъ.

МАША. Простите… Меня тамъ ждутъ… [Убѣгаетъ смущенная].

РАХМАНОВЪ [съ восхищеніемъ, глядя ей вслѣдъ]. Застыдилась, какъ дѣвочка! Милая! [Обернулся къ Чирикову].

ЯВЛЕНІЕ V.

Рахмановъ и Чириковъ [вошелъ на уходъ Маши].

РАХМАНОВЪ. А, философъ! [Дружески хлопнулъ его по плечу] Ну, что ты такъ глупо глядишь?

ЧИРИКОВЪ. Хе-хе-хе!

РАХМАНОВЪ. Съ нѣкотораго времени рожа у тебя необыкновенно торжественна. Какъ увидишь меня, такъ ухмыляешься. Что за причина?

ЧИРИКОВЪ. А сами вотъ веселы-жъ вы! [Подмигнулъ на дверь, въ которую убѣжала Маша].

РАХМАНОВЪ. Будто и ты оттого-же? Врешь, братецъ, врешь! Должно быть наслѣдство получилъ. А? [Уходить въ садъ].

ЧИРИКОВЪ [со вздохомъ]. Нѣтъ еще-съ. Даже про наслѣдство думать забылъ!.. [Пошелъ къ двери въ залу].

ЯВЛЕНІЕ VI.

Чириковъ и Акулька [изъ угольной].

АКУЛЬКА. Алексѣй Егорычъ! [Таинственно киваетъ и подзываетъ его]. А Клавдія опять въ хоромы пришла. Накажи Богъ! Баринъ не приказали, а она опять. Вы бы сказали ему! [Чириковъ молчитъ и пытливо смотритъ на нее]. Ей бабушка говоритъ! зачѣмъ? А она: «кое-что изъ добра, говоритъ, еще не взяла». О сю пору не выбралась!

ЧИРИКОВЪ. Эхъ, Акулина!

АКУЛЬКА. Что Акулина? Акулина и есть. Ишь нажила сколько! На возахъ вывози! Дай замужъ отдадутъ, муженекъ все растрясетъ. Знаемъ мы Карпа Кондратьича, каковъ онъ есть сахаръ!

ЧИРИКОВЪ. Развѣ Клавдію выдаютъ замужъ?

АКУЛЬКА. А то что-жъ! Велѣно-жъ ей въ Лозовку ѣхать. А Карпъ прикащикомъ тамъ. И пріѣзжалъ просить барина, чтобъ отдали за него Клавдію. Баринъ и велѣлъ.

ЧИРИКОВЪ. И врешь! А Карпъ нахвасталъ. Вольную ей дадутъ. А тебѣ стыдно. Взъѣлись на Клавдію, точите… За что?

АКУЛЬКА. Я что-жъ… я на нее сердцовъ не имѣю. А трудно ей уѣзжать. Накажи Богъ! Лица на ней нѣту, Алексѣй Егорычъ. Она еще что: гдѣ барыня, спрашиваетъ! Знать, хочетъ на послѣдахъ поклониться. [Уходя, про себя]. Значитъ вольную! [Съ живостью]. А я что говорила? Нѣтъ, спорятъ: за прикащика! Вотъ я имъ носъ и утру! [Уходить въ угольную].

ЯВЛЕНІЕ VII.

Чириковъ, Рахмановъ и потомъ Маша.

РАХМАНОВЪ [изъ сада]. Ахъ, хорошо! Вотъ Алексѣй Егоровичъ, жили мы, жили съ тобой и дожили! А?

ЧИРИКОВЪ. Слава Богу, Матвѣй Петровичъ.

РАХМАНОВЪ. И все-то мнѣ мило, на все сердце радуется! И на тебя радуется. Помнишь, какъ ты нализался въ «удрученіи», да «не бѣлы снѣги» пѣлъ? Я, братъ, этихъ «снѣговъ» во всю жизнь не забуду. [Взялъ его за плечи. Чириковъ потупился тронутый]. Ты намъ много помогъ, много! [Обернулся къ входящей Машѣ^[8] и отпустилъ въ удивленіи]. Батюшки! [Чириковъ, радостно потирая руки, уходитъ въ залъ].

МАША. Я встрѣтить папеньку… [Остается близь двери, смущенная].

РАХМАНОВЪ [любуется ею]. Хорошо! Чудо какъ хорошо! [Дѣлаетъ въ ней порывистое движеніе, но изъ залы вбѣгаетъ Чириковъ].

ЧИРИКОВЪ [въ попыхахъ] Ѣдетъ, ѣдетъ! Григорій Михайловичъ ѣдетъ!

РАХМАНОВЪ. А-а! Пойдемъ же встрѣчать, пойдемъ! [Взялъ Машу за руку и уходить съ нею въ залъ, въ сопровожденіи Чирикова].

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Акулька, и Полька [пробираются на цыпочкахъ изъ угольной двери въ залъ].

АКУЛЬКА. Ну-ка, ну! Какъ баринъ тестя-то встрѣтитъ?! [Пріотворили дверь и смотрятъ въ нее].

ЯВЛЕНІЕ IX.

Тѣ-же и Лукашка [неуклюже пробѣгаетъ на цыпочкахъ, размахивая руками и становится въ двери].

АКУЛЬКА (отталкивая Лукашку]. Навалился! Корявый!

ПОЛЬКА. Вонъ они! Глянь! Старый баринъ заплакалъ!

ЛУКАШКА. И то! Ишь!

АКУЛЬКА [всхлипывая]. Заплачешь, дѣвушка! Ништо не заплачешь!

ЯВЛЕНІЕ X.

Тѣ-же, Варька и Порфирій (проходятъ черезъ комнату, при чемъ Порфирій обнялъ Варьку].

ВАРЬКА [увертываясь]. Да ну тебя! Что въ самомъ дѣлѣ!..

ПОРФИРІЙ [осклабился]. А что?

ВАРЬКА. То! Глупость отъ этого произойтить можетъ. Отстань! [Присоединяется къ остальнымъ].

ПОРФИРІЙ [презрительно]. Уставились! Вороньё!

ПОЛЬКА. Барыня-то какъ разрядилась!

ЛУКАШКА. Дюже хорошо!

АКУЛЬКА. Идутъ! [Всѣ шарахнулись черезъ комнату въ угольную. Лукашка споткнулся и чуть-чуть не упалъ].

ЯВЛЕНІЕ XI.

Ивковъ^[9], Рахмановъ и Маша.

РАХМАНОВЪ [почтительно]. Садитесь, батюшка. Покорно прошу! Очень, очень радъ, что удостоили посѣтить насъ. Пожалуйте, здѣсь вамъ будетъ покойнѣе. [Усаживаетъ Ивкова на диванъ. Маша подкладываетъ ему за спину шитую подушку].

ИВКОВЪ. Благодарю, сударь мой, за ваше привѣтствіе.

МАША. Папенька! Какъ вы ужасно перемѣнились! [Горько заплакала. Рахмановъ смущенно опустилъ голову].

ИВКОВЪ. Не плачь, дочка, не плачь! [Привлекаетъ ее къ себѣ и гладить по головкѣ]. Къ тому идетъ. Время… Ну, какъ ты? Дай-ка на себя поглядѣть! [Пытливо и грустно смотритъ ей въ глаза].

МАША. Я слава Богу…

ИВКОВЪ [недовѣрчиво]. Вотъ и хорошо! [Вздохнулъ и грустно задумался].

МАША. Я правду говорю, папенька! Не для того, чтобъ утѣшить васъ. Не извольте такъ думать. Чистую правду!

ИВКОВЪ. Въ одно слово съ Любой… [Переводить взглядъ на Рахманова].

РАХМАНОВЪ. Понимаю васъ, батюшка.

ИВКОВЪ. Я вѣдь ничего не говорю, сударь мой.

РАХМАНОВЪ. Какъ вамъ быть покойнымъ за Машу? Я слишкомъ много надѣлалъ вамъ зля, оскорбилъ васъ, ее… Чего вамъ стоило это — видно по васъ. Васъ трудно узнать. Вѣрьте, мнѣ тяжело, батюшка!

МАША [радостно, ласкаясь къ отцу]. Слышите, папенька?

РАХМАНОВЪ. Маша такъ отвѣтила вамъ, будто она счастлива. Вѣрить-ли? — Не знаю.

ИВКОВЪ. А по какой причинѣ, смѣю спросить?

РАХМАНОВЪ. Очень понятно. Вы знаете Машу. Знаете каковъ я, какъ я жилъ… Многое нужно, чтобъ Маша дѣйствительно была счастлива; чтобы въ сердцѣ ея не оставалось ни горечи, ни сомнѣній, ни страха за будущее. Могу-ли я сдѣлать это — не знаю. [Съ любовью глядя на жену]. Одно знаю и знаю твердо, что всей душой хочу ея счастья… этимъ живу… что… [Волненіе прерываетъ его рѣчь].

МАША [слушавшая его, съ возрастающимъ восторгомъ, вдругъ подходятъ и крѣпко цѣлуетъ его].

РАХМАНОВЪ. Маша!! [Страстно привлекъ ее къ себѣ и поцѣловалъ еще разъ]. Вотъ, батюшка!.. Хотите вѣрьте, хотите нѣтъ!

ИВКОВЪ. Этому какъ не вѣрить! [Растроганъ]. Да благословитъ васъ Господь и сохранитъ Своей святой милостью! [Встаетъ. Маша цѣлуетъ его руки]. Простите меня! Я точно не вѣрилъ, Матвѣй Петровичъ… У старика душа не отходчива. Страхъ, безпокойство… Тяжко было мнѣ, правда. Я не могъ помыслить, что бы вы были къ Машѣ такъ хороши, ласковы…

РАХМАНОВЪ. Да можно-ли иначе? Коли въ душѣ есть что хорошаго, она угадаетъ, найдетъ! — Вотъ, молъ, этимъ живи, по-людски!

ИВКОВЪ. Спасибо, зятюшка! Успокоили вы меня. [Протягиваетъ къ нему объятія. Рахмановъ цѣлуетъ старика]. Ну, теперь отпустите меня.

МАША [съ мольбой]. Папенька! милый!

ИВКОВЪ. Нѣтъ, нѣтъ! Хочется поскорѣй видѣть васъ у себя, принять съ хлѣбомъ-солью, какъ должно. Люба хлопочетъ, къ обѣду васъ ждетъ. Милости просимъ!

РАХМАНОВЪ. Пріѣдемъ, батюшка, съ радостью!

ИВКОВЪ. Ну вотъ!.. Рада, Машурка, подъ родительскій кровъ?

МАША. Рада, папенька! [Ивковъ растроганный, поцѣловалъ дочь и идетъ въ залъ, въ сопровожденіи Маши. Рахмановъ отворилъ ему дверь и уходитъ за нимъ].

ЯВЛЕНІЕ XII.

Клавдія [изъ сада, на порогѣ террасы. Съ волненіемъ].

Пила?.. Нѣтъ. Сколько было, столько и есть. [Глубокій вздохъ облегчаетъ ей грудь]. Страхъ какой!.. Кажется, у всякого одно про меня на умѣ… Только всыпала; а что-же тогда?.. [Молчитъ, раздумывая, причемъ раза-два быстро взглянула на пузырекъ]. Или разбить мнѣ его, выбросить?! [Съ рѣшимостью входить въ комнату]. А потомъ что?.. Была ужъ петля на шеѣ… Если-бъ не вошли, лежала-бы я въ сырой землѣ… Не жалѣть ли мнѣ ихъ, въ радости ихней, да милованьи?! Ха-ха! Сердце выболѣло, нечѣмъ жалѣть. Либо она, либо я! [Энергично пошла къ террасѣ].

ЯВЛЕНІЕ XIII.

Клавдія, Маша и въ концѣ Рахмановъ [за сценой].

МАША [вбѣгая изъ залы]. Ахъ!.. Какъ ты меня испугала! [Схватилась за грудь].

КЛАВДІЯ. Отсылаютъ… Нынче ѣхать велятъ…

МАША. Что-же тебѣ?.. [Берется за пузырекъ съ лѣкарствомъ. Клавдія отвернулась]. Если о чемъ-нибудь попросить…

КЛАВДІЯ. Затѣмъ и пришла. [Маша беретъ со стола ложку]. Напрасно вы… [Кивнула на пузырекъ. Маша удивленно взглянула на нее]. Какая польза? И такъ Богъ здоровья пошлетъ.

МАША. О чемъ-же просить?

КЛАВДІЯ [съ волненіемъ]. Говорили, Лозовскій прикащикъ… Замужъ меня… вишь, баринъ велѣлъ…

МАША. Не можетъ быть.

КЛАВДІЯ [съ усмѣшкой]. Вы не велите — послушаетъ, не станетъ неволятъ…

МАША [горячо]. Матвѣй Петровичъ никогда не сдѣлаетъ этого, никогда! Будь покойна.

Клавдія. Мудрено.

МАША. Что такое?

КЛАВДІЯ. Успокоиться мнѣ…

МАША [съ волненіемъ]. Ну это… я тутъ ничего не могу. [Наливаетъ лѣкарство. Ни лицѣ Клавдіи борьба и ужасъ. Она готова вырвать ложку чего Маша не видитъ, стоя къ Клавдіи спиной].

РАХМАНОВЪ [въ залѣ]. Маша! Гдѣ ты?

КЛАВДІЯ [слабо вскрикнула, схватилась за голову и въ мгновеніе исчезаетъ въ угольную].

МАША [поспѣшно проглотила лѣкарство и, бросивъ ложку, идетъ на встрѣчу]. Здѣсь я, здѣсь!

ЯВЛЕНІЕ XIV.

Маша и Рахмановъ.

РАХМАНОВЪ [войдя, горячо поцѣловалъ жену]. Ну, Маша, прости меня! за все, за все!

МАША. Богъ съ тобой, милый! Зачѣмъ вспоминать!..

РАХМАНОВЪ. Мнѣ одно оправданіе: не возьми я силой, отецъ не отдалъ-бы тебя и ты сама бы за меня не пошла. А безъ тебя, я бы погибъ.

МАША. Вотъ ты что говоришь!

РАХМАНОВЪ. Да, Маша, да! Если бъ не ты, до чего бы довела меня прежняя жизнь? Вотъ почему я и полюбилъ тебя такъ. Сначала, когда я увезъ тебя и женился, я не понималъ этого. Еще бродили старыя дрожжи. Я то.любилъ тебя, то ожесточался. Я не понималъ, что ты должна была чувствовать, ты — нѣжная, чистая. Надо было многое сломить въ себѣ, чтобы понять. Но я уже не переставалъ думать о тебѣ, къ прежнему не могъ возвратиться, я сталъ уже твой. Я удивлялся себѣ, что поѣхалъ къ твоему отцу, но поѣхалъ…

МАША [смѣясь]. Вмѣсто винокурни! Ахъ, какъ я обрадовалась! Я тогда же узнала. И какъ мнѣ было стыдно, что я вспылила! Помнишь? До тѣхъ поръ я думала, что это не любовь, а забава, капризъ. Горько мнѣ было, обидно! А тутъ словно камень съ души. И все ужъ въ другомъ видѣ представилось. Во всемъ я стала искать твоей любви, даже въ томъ, за что негодовала. Само сердце подсказывало… Тутъ я поняла, что давно ужъ люблю, можетъ быть съ первой встрѣчи… [Вдругъ взялась за голову и болѣзненно вздохнула].

РАХМАНОВЪ [тревожно]. Что съ тобой? Головка болитъ?

МАША. Нѣтъ… Прошло. Ужъ день такой… Какъ не закружиться головѣ! Столько радости! [Созерцательно]. Ясно, ясно вижу, какъ мы встрѣтились въ первый разъ, все до черточки! [Глядя на него]. Я еще раньше думала о тебѣ, да!.. Про тебя разсказывали такія чудеса, ужасы!..

РАХМАНОВЪ. Всего было, Маша!.. Милая! [Цѣлуетъ ее].

МАША. Меня очень занимало: что ты за человѣкъ? каковъ собой?.. Я помнила нянины сказки и выдумывала свои. А героемъ былъ ты… [Изнеможенно]. Будто предчувствовала, что ты придешь и возьмешь мое сердце… жизнь…

РАХМАНОВЪ. Маша! ты право нездорова!

МАША. Нѣтъ, милый… не безпокойся… Такъ ты любишь меня? очень любишь?

РАХМАНОВЪ. Какъ только можно, радость моя! [Нѣжно привлекаеть ее къ себѣ].

МАША [слабѣющимъ голосомъ]. Милый… какъ хорошо!.. [Впадаетъ въ забытье и склоняется къ нему ни грудь].

РАХМАНОВЪ [въ испугѣ]. Маша! [Она молчитъ]. Маша!! Господи, да что съ нею?! Маша!!.. [Съ ужасомъ смотритъ на нее].

ЗАНАВѢСЪ БЫСТРО ПАДАЕТЪ.

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Просторная ткацкая изба. Прямо два окна и одно налѣво. Дверь справа, въ авансценѣ. Въ правомъ углу печь. Прямо, между окнами, ткацкій становъ. [Изъ этихъ, оконъ видѣнъ садъ и каменная ограда]. По лѣвой стѣнѣ лавка, столъ и скамья. Справа, отъ печи до двери, помостъ и палати. Тутъ нѣсколько сундуковъ и узловъ. На столѣ краюха хлѣба, ножъ, деревянная солонка, чашка и горитъ сальная свѣча. Ночь.

ЯВЛЕНІЕ I.

Клавдія и Никитишна [спять на помостѣ].

КЛАВДІЯ [задумчиво сидитъ на скамьѣ]. Лѣкаря привезли!.. Ничего онъ не сдѣлаетъ, нѣтъ! Не встать ей… И узнать не узнаютъ, ужъ зелье такое… А все на меня станутъ думать, ея — скажутъ — дѣла… Не пустилъ-же бурмистръ въ Лозовку. — «Повремени, говоритъ, не до тебя; а можетъ и понадобишься». Значитъ есть въ головѣ… [Тоскливо]. А ты точно Каинъ!.. Каждаго бойся, дрожи!.. [Заплакала]. Что они со мной сдѣлали! До чего довели!..

НИКИТИШНА [просыпается. Хрипло]. Кха-кха-кха!.. Господи помилуй! [Громко зѣвнула]. Ай не ложилась?

КЛАВДІЯ. Спи, бабушка. Еще рано.

НИКИТИШНА. Жутко тебѣ, что-ли? Съ огнемъ сидишь.

КЛАВДІЯ. Сна нѣту. Неможется. Скучно въ потемкахъ лежать.

НИКИТИШНА. И то правда: какое тебѣ спокойствіе! Ночами-то пуще мысли одолѣваютъ. Э-эхъ-ма! [Перевертывается на другой бокъ]. Извелась, бѣдная! [Зѣваетъ]. Господи помилуй! [Засыпаетъ].

КЛАВДІЯ. Что тамъ дѣлается?… Ужъ поскорѣй-бы конецъ! Мочи нѣтъ дожидать!.. [Глядя ни окно]. Охъ, завы-ылъ!.. Скверная собака: какъ ночь, такъ выть!.. Ишь заливается!.. За душу тянетъ!.. [Робко]. А можетъ быть по покойнику!.. Можетъ, она ужъ холодная, какъ восковая лежитъ… [На лицѣ ея страхъ]. А вѣдь она приходить ко мнѣ будетъ!.. Будетъ, будетъ!.. Скажетъ: «за что извела? Ништо я виновата? Силой взяли, силой повѣнчали… Гнала ли я тебя, притѣсняла-ли? Слова не сказала дурнаго. За что-же ты загубила меня?..» Вотъ съ чѣмъ придетъ. Какъ схоронятъ, въ ту ночь и придетъ… [Вздрогнула]. Что это?! [Съ ужасомъ обвела глазами всю избу и бросается будить старуху]. Бабушка!.. бабушка!..

НИКИТИШНА [съ просонокъ]. А!.. Что ты?.. [Садится]. Что съ тобой, матушка?

КЛАВДІЯ. Я такъ… ничего…

НИКИТИШНА. Али что померещилось?.. Крыса скребется въ подпольѣ — что страшнаго?

КЛАВДІЯ. Ничего я… Сама не знаю…

НИКИТИШНА. О-о-охъ! [Сострадательно покачала головой и помолчала съ секунду]. Дурно мнѣ приснилось про тебя, Клавдія…

КЛАВДІЯ [сдавленнымъ голосомъ]. Что приснилось-то?

НИКИТИШНА. Можетъ и такъ оно… Зачѣмъ тебя понапрасну тревожить! [Встаетъ]. Никакъ разсвѣло. Слава-те Господи! [Напяливаетъ сермяжный халатишко]. Скотину пора выгонять. А ты хоть теперь-бы заснула. Все бъ часокъ другой, анъ и полегчаетъ. [Поплелась къ двери]. Господи помилуй! [Уходить].

КЛАВДІЯ. Если такъ мучиться, что-жъ это за жизнь?! [Задуваетъ свѣчу. Въ окна видно заря]. Вонъ лошадей подаютъ. Должно быть лѣкарю. Видно, ему ужъ нечего дѣлать: кончено!.. Узнать-бы! Развѣ спросить У КОГО?.. [Пошла въ двери]. Нѣтъ, нѣтъ, какъ можно!.. А тихо. [Подняла боковое окошко]. Ни шуму не слыхать, ни голосьбы… [Отходитъ отъ окна]. Да кончено! Словно что оборвалось во мнѣ давеча. Кончено, вѣрно. [Садятся подавленная]. Тяжко!.. [Взялась за голову и такъ остается нѣсколько мгновеній]. Вѣдь чуть не вырвала у ней ложку-то!.. Видно, не судьба! Что-жъ этакъ-то!.. [Энергично встаетъ]. Нѣтъ, За умъ взяться надо! Еще будетъ время, накаюсь! [Оживляется]. Неужто вернутся мои красные дни?.. Долго-ли жили, чтобъ такъ ужъ привыкнуть? Развѣ ему и жизнь не въ жизнь, безъ нея? За что такъ любить? А меня-то онъ не любилъ? — Вспомнитъ! Есть чему вспомниться!.. [Ходитъ. Походка ея тверда и увѣренна. Лицо дышатъ энергіей]. Такъ-то лучше, чѣмъ томить себя, да голову вѣшать!..

ЯВЛЕНІЕ II.

Клавдія и Акулька [вбѣгаетъ].

АКУЛЬКА. Насилу урвалась къ вамъ! Дай-думаю сбѣгать, сказать Клавдіи Тарасовнѣ… Фу! и умаялась! Всю-то ночь на ногахъ, накажи Богъ!

КЛАВДІЯ [съ усиліемъ]. Ну что?.. какъ?..

АКУЛЬКА. Да слава Богу, отходили! совсѣмъ отходили!

КЛАВДІЯ [поражена]. Ну вотъ и… И хорошо… [Вздохнула свободно]. Всѣмъ радость…

АКУЛЬКА. Ужъ такая-то радость! Вѣдь ангелъ какой! Въ постелькѣ сидитъ, чай кушать изволитъ. А баринъ ра-адъ! Господи батюшка!

КЛАВДІЯ. Лѣкарь-то что-же?

АКУЛЬКА. Что лѣкарь! Яду, говоритъ, поддано.

КЛАВДІЯ [въ ужасѣ], я… я-ду?!

АКУЛЬКА [зорко ее наблюдаетъ]. Да-а! Спасибо, говоритъ, во время захватили, а то-бъ ничего не подѣлать.

КЛАВДІЯ. Полно такъ-ли? Развѣ не бываетъ: вдругъ разнеможешься? А лѣкарю что ни соврать, больше-бы за платили.

АКУЛЬКА. Стало-быть видно ему: такъ-ли съ барыней, или поддали. Я какъ услыхала про это… Господи-батюшка! — подкатило подъ сердце — не продохну! Такъ испужалась, такъ испужалась!..

КЛАВДІЯ. Какъ не испугаться, ежели правда!

АКУЛЬКА. И у кого рука налегла сдѣлать это?! Чтобъ ему вы два, ни покрышки, проклятому!

КЛАВДІЯ. И у барыни одни рѣчи съ лѣкаремъ?

АКУЛЬКА. Станетъ она!.. этакій ангелъ! Нѣтъ. Баринъ допытывался: что пила, кушала? кто подавалъ? Не былъ-ли кто въ горницѣ изъ дворовыхъ? А у барыни одинъ отвѣтъ: «оставь, ради Христа! Быть, говоритъ, этого не могло. И слышать не хочу!» [Клавдія задумывается]. А вы что жъ вчерась не уѣхали?.. [Язвительно]. Бурмистръ не пустилъ, сказывают]?

КЛАВДІЯ [очнувшись отъ задумчивости]. Что говоришь?

АКУЛЬКА. До моей-ли вамъ болтовни! Ишь какая сидите!.. Побѣгу. Неравно хватятся. Съ вами еще бѣды наживешь! [Убѣгаетъ].

Клавдія. Все прахомъ!.. Съ чѣмъ я осталась? Только тяготы прибыло… Душу свою губила, на вѣчную муку шла, только-бъ пожить съ нимъ по прежнему!.. Не самъ ли ранилъ меня, привораживалъ? Люби, говорилъ, меня не такъ какъ другія. Всѣ они дрянь передъ тобою. Такъ люби, чтобъ не скучать мнѣ, чтобъ охмѣлѣлъ я отъ любви этой! Чьи рѣчи? Что ты ими надѣлалъ?.. Откуда что взялось! Точно спала я до тѣхъ поръ, да проснулась. Прихлынуло къ сердцу, душу что полымемъ охватило, сама не узнала себя… Вотъ ты что сдѣлалъ со мною и… бросилъ. Вольна-ль я въ себѣ послѣ этого?!

ЯВЛЕНІЕ III.

Клавдія, Лукашка и парень изъ дворни [всунулись въ избу чрезъ поднятое окно и глазѣютъ на Клавдію].

ЛУКАШКА. Гляди-ко съ: сиди-итъ!

КЛАВДІЯ [вставая]. Вамъ чего нужно?

ЛУКАШКА. Ничаво. Поглядѣть.

КЛАВДІЯ. Чего не видали? Пошли прочь!

[Подъ другими окнами, на дворѣ, сбираются дворовые, больше женщины].

ЛУКАШКА [не двигаясь, парню]. Надо быть караулъ къ ней приставятъ!

ПАРЕНЬ. В то какъ-же! Караулъ первымъ дѣломъ…

[Отъ напора любопытныхъ, разбивается одно изъ оконъ, что въ глубинѣ. Зазвенѣло стекло].

КЛАВДІЯ [крикомъ]. Что-жъ это такое?! Прочь! всѣ! Прочь, говорю! [Опускаетъ боковое окно. Одинъ изъ толпы крикнулъ: «баринъ»! Всѣ разбѣгаются].

КЛАВДІЯ. Вотъ ужъ какъ!.. всѣ!! Нѣтъ, докажи! Кто видѣлъ? кто знаетъ? Говорить можно все. Докажи-и!

ЯВЛЕНІЕ IV.

Клавдія и Рахмановъ.

РАХМАНОВЪ [съ подавленнымъ гнѣвомъ, спокойно]. Нашелся лиходѣй, умыслилъ барыню отравить. Ты?

КЛАВДІЯ. Ничего я про это не знаю.

РАХМАНОВЪ. Не знаешь. Вчера утромъ ты была въ хоромахъ. Зачѣмъ?

КЛАВДІЯ. Барынѣ поклониться, попросить, чтобъ замужъ меня не неволили. Слышала, что хочешь меня за прикащика сбыть, концы схоронить. Милостивъ больно. У насъ барыня всѣмъ вертитъ. Къ ней и пошла. Заступись, молъ, матушка. Довольно надо мной надругались! Не вели мужу себя срамить. Вѣрною я была полюбовницей. И душа и красота моя — все въ него ушло. А онъ меня прикащику отдаетъ, мужику. Развѣ мужикъ ему ровня?

РАХМАНОВЪ [сдерживаясь съ трудомъ]. Придержи языкъ!

КЛАВДІЯ. Намолчалась я. Будетъ. Молчала, пока сердце не выболѣло! [Сложила на груди руки и отвернулась].

РАХМАНОВЪ. Я не выдавалъ тебя за прикащика. Врешь! Такъ и сказать велѣлъ. Значитъ, ты за другимъ приходила.

КЛАВДІЯ. Сказать мнѣ сказали, да какъ тебѣ вѣрить? Говорилъ-же, что любишь меня, не промѣняешь ни на кого. Вѣдь говорилъ? Ничѣмъ я не провинилась. Любила: бѣлый свѣтъ въ тебѣ былъ — вотъ какъ любила! А выгналъ же, какъ собаку негодную выгналъ! Пусть твоя барыня такая-сякая золотая, хорошая. Да мнѣ-то что? Легче-ль отъ этого? А ты прогналъ и думать обо мнѣ позабылъ. Вотъ какъ тебѣ вѣрить!

РАХМАНОВЪ. Значитъ, не ты дала яду?

КЛАВДІЯ. Экъ тебѣ хочется меня доканать! Сказала — не я.

РАХМАНОВЪ [настойчиво]. Такъ не ты?

КЛАВДІЯ. Не вѣритъ. Пытать будешь? Пытай. Хоть на куски рѣжь. Лютѣй той пытки, что я вынесла изъ-за васъ — придумать.

РАХМАНОВЪ. А что было бъ, если-бъ барыню схоронили, дѣло бы не открылось? Думала ты?

КЛАВДІЯ. Съ чего-жъ было думать? Развѣ я знала, что барыня захвораетъ?

РАХМАНОВЪ. Не все-же мнѣ горевать! Потосковалъ-бы полно. А тутъ ты… Лукавишь, льнешь, ластишься… И сталъ-бы я вспоминать, какъ мы жили съ тобою. А жили чего, весело…

КЛАВДІЯ [съ волненіемъ]. Не говори такъ! оставь!

РАХМАНОВЪ. Старая любовь долго помнится… И сталъ бы я заглядываться на тебя…

КЛАВДІЯ. Не дразни, баринъ!

РАХМАНОВЪ. Дальше, да больше…

КЛАВДІЯ [дрожащимъ голосомъ]. Баринъ!!

РАХМАНОВЪ. И опять сталъ-бы цѣловать-миловать Клавишу… [Клавдія вдругъ зарыдала. Тихо]. Ты отравила?

КЛАВДІЯ [рыдай]. Хоть-бы крошечку пожалѣлъ!.. Господи!..

РАХМАНОВЪ [кротко]. Сознайся: ты?

КЛАВДІЯ [переставая рыдать]. Я.

РАХМАНОВЪ [глаза ею сверкнули. Глухо]. А въ чемъ дала?

КЛАВДІЯ [понурившись]. Въ лѣкарствѣ.

РАХМАНОВЪ [съ яростью]. Подла-я!! Змѣя!! [Схватилъ со стола ножъ и замахивается].

ЯВЛЕНІЕ V и ПОСЛѢДНЕЕ. Тѣ-же и Маша.

МАША [схватываетъ мужа за руку]. Матвѣй Петровичъ!!

РАХМАНОВЪ [задыхаясь]. Она… она дала яду!..

МАША. Ради Бога!.. Я ужъ просила тебя!..

РАХМАНОВЪ [бросаетъ ножъ на полъ]. Рукъ не хочу марать! Кандалы, плети, каторга — вотъ тебѣ что! [Машѣ]. Пойдемъ, милая! Зачѣмъ ты пришла?!

МАША. Я видѣла по тебѣ, предчувствовала… [Закрываетъ руками лицо]. Ужасъ какой!!

РАХМАНОВЪ [беретъ ея руки]. Пойдемъ, голубка моя!

МАША. Ты простишь… Она слишкомъ несчастна!..

РАХМАНОВЪ. Ее простить?!

МАША. Если любишь меня, прости!

КЛАВДІЯ [насмѣшливо]. Простишь? Любишь — долженъ простить.

РАХМАНОВЪ [круто повернулся къ Клавдіи]. Что?!

маша [бросается къ нему]. Не слушай, не слушай ее! Она сама не знаетъ, что говоритъ. Ты долженъ понять… все… Пускай ѣдетъ. Позволь!

КЛАВДІЯ. Нужно-ли мнѣ прощенье твое? Что имъ дѣлать? Все отняла, душу выѣла — и прощаетъ!!

МАША. Малый! пожалуйста!..

РАХМАНОВЪ [взявъ Машу за талію, послѣ краткаго колебанія]. Ну, будь по твоему. [Обернувшись къ Клавдіи черезъ плечо]. Слышала? Уѣзжай!

КЛАВДІЯ [изступленно]. Ку-да?! Загубили и милуютъ! А мнѣ жизнь вотъ какъ нужна!.. [Мгновенно поднимаетъ съ пола ножъ]. Вотъ!! [Зарѣзывается. Маша съ крикомъ прячетъ лицо на груди Рахманова].

ЗАНАВѢСЪ.

↑ Онъ въ венгеркѣ, расшитой серебромъ и въ высокихъ сапогахъ. Талія затянута поясомъ, на которомъ блеститъ кинжалъ въ дорогой оправѣ. Вошелъ со сверткомъ, держа въ рукѣ нагайку.
↑ Всѣ одѣты въ зеленыя венгерки, съ бѣлыми снурами и опоясаны ремнями.
↑ Въ сѣромъ короткомъ сюртукѣ, сшитомъ мѣшкомъ, съ бѣлыми костяными пуговицами. Талія схвачена ремнемъ, съ серебрянымъ наборомъ. На шеѣ высокіе намотана черная косынка. Бѣлья не видно. Въ высокихъ сапогахъ.
↑ На ней малиновый штофный сарафанъ, съ золотыми застежками. Широкіе кисейные рукава засучены по локоть. На головѣ дорогая повязка, изъ-подъ которой живописно выбились черные волосы. Воротъ у рубахи вырѣзанъ низко. На шеѣ жемчужныя монисты, съ алмазнымъ запономъ. На рукахъ дорогіе перстни.
↑ На немъ бархатный архалукъ, на атласной подкладкѣ, бѣлая рубашка, съ большимъ отложнымъ воротникомъ, открытый жилетъ, узкія панталоны, сапоги съ отворотами. На шеѣ небрежно повязанъ фуляръ.
↑ Онъ въ екатерининскомъ мундирѣ, запыленъ и раздерганъ.
↑ Одѣта въ темные цвѣта, очень скромно.
↑ Маша изящно одѣта и украшена драгоцѣнностями.
↑ Ивковъ входить, опираясь на клюку. Онъ ужасно постарѣлъ и осунулся.

[1] Онъ въ венгеркѣ, расшитой серебромъ и въ высокихъ сапогахъ. Талія затянута поясомъ, на которомъ блеститъ кинжалъ въ дорогой оправѣ. Вошелъ со сверткомъ, держа въ рукѣ нагайку.

[2] Всѣ одѣты въ зеленыя венгерки, съ бѣлыми снурами и опоясаны ремнями.

[3] Въ сѣромъ короткомъ сюртукѣ, сшитомъ мѣшкомъ, съ бѣлыми костяными пуговицами. Талія схвачена ремнемъ, съ серебрянымъ наборомъ. На шеѣ высокіе намотана черная косынка. Бѣлья не видно. Въ высокихъ сапогахъ.

[4] На ней малиновый штофный сарафанъ, съ золотыми застежками. Широкіе кисейные рукава засучены по локоть. На головѣ дорогая повязка, изъ-подъ которой живописно выбились черные волосы. Воротъ у рубахи вырѣзанъ низко. На шеѣ жемчужныя монисты, съ алмазнымъ запономъ. На рукахъ дорогіе перстни.

[5] На немъ бархатный архалукъ, на атласной подкладкѣ, бѣлая рубашка, съ большимъ отложнымъ воротникомъ, открытый жилетъ, узкія панталоны, сапоги съ отворотами. На шеѣ небрежно повязанъ фуляръ.

[6] Онъ въ екатерининскомъ мундирѣ, запыленъ и раздерганъ.

[7] Одѣта въ темные цвѣта, очень скромно.

[8] Маша изящно одѣта и украшена драгоцѣнностями.

[9] Ивковъ входить, опираясь на клюку. Онъ ужасно постарѣлъ и осунулся.

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]