В святую ночь (Аверченко)
| В святую ночь |
| Опубл.: 1912. Источник: Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 3. Круги по воде. — М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2012. — az.lib.ru • Дешёвая юмористическая библиотека Сатирикона, Выпуск 39, 1912 |
I править
Маленький, сухощавый старик сидел в убогой комнате на ветхом стуле, опустив голову, сложив руки ладонь-к-ладони — и терпеливо слушал…
Жена — угрюмая старуха со злым лицом, говорила, размахивая руками:
— Тоже! Миллионер нашелся… яйца красить! Хороши будут и белые. Ротшильд ты что ли, прости Господи? Одной краски на гривенник извел. На улице валяются гривенники, что ли?
— Милая! — сказал старик. — Ведь я тебе уже говорил, что я гривенник этот нашел на улице. Иду — смотрю — лежит беленький. А, думаю, — плутишка! Возьму я тебя, да куплю на тебя красочки для яичек.
— А хоть бы и на улице нашел. Это фабрикант какой-нибудь может на прихоти гривенниками бросаться, а нам, миленький, это не пристало!
— А зато я апельсинных корок для водки даром достал!
— Еще бы ты апельсинные корки стал покупать! Пока еще, милый мой, банкирской конторы не имеешь! А кто заплатил за среднюю курицу семь гривен? Я заплатила за среднюю курицу семь гривен? Нет, ты! Пусть другие прожигают жизнь, как хотят, но тебе-то, старому, уже пора остепениться!..
В передней раздался звонок. Старуха побежала к дверям и через минуту впустила высокого молодого человека, одетого в порыжевшее летнее пальто и старые лаковые ботинки. В руках пришелец мял черную широкополую шляпу. Держался он, впрочем, очень независимо.
— Что нужно вам, государь мой? — подозрительно спросил старик.
— Если вы меня пригласите сесть, я вам все, как есть выложу. Все, можно сказать, до крупиночки из этого мешка вытряхну.
Он похлопал себя по голове.
— Ну, садитесь. С праздником вас.
— Вас также, дедушка. Это ваша супруга? Здравствуйте, мамаша. Ах, если бы вы знали, зачем я к вам пришел! Вы бы мне в ножки поклонились! Эх, знаю, что подлость делаю, разбалтывая об этом, да уж такова моя натура… Мамаша! Что вы так на меня смотрите? Я только спрошу вас: хотите получить ни за что ни про что целую кучу денег?
— Не желаете ли стаканчик вина выпить? — предложил старик, вставая со стула к которому он до этого был точно пришит.
— После, старина, после. Вот что: если бы я сообщил вам, что там, на улице, за вашей дверью лежит куча золота — дали бы вы мне за эти сведения половину?
— На улице?! — спросила старуха, делая порывистое дивжение к дверям.
Незнакомец усмехнулся.
— Не сейчас, мамаша, не сейчас! Сейчас еще не лежит.
— И четверти довольно будет, — сказал хладнокровно старик, пожевывая губами.
— Четверти мне мало.
Маленький старик вспомнил слова своей энергичной жены и сказал:
— Довольно будет, довольно. Я не какой-нибудь Ротшильд, чтобы половинами разбрасываться.
— Экой ты, дедушка, жилистый… Ну, ладно. Дело, видишь ли, вот в чем: читали ли вы, господа, рассказы о людях, которые в пасхальную ночь творили какое-нибудь доброе дело, отдавали какому-нибудь голодному горемыке последние крохи, а потом Господь посылал им за это радость и богатство?
— Давай дальше! — сказал старик.
— Ну, вот. Вы слышали что-нибудь о богаче Картузине? Об его прошлогодней выходке говорил весь город.
— Нет, не слышали.
— Как же! Это какой-то полупомешанный чудак… Он наряжается в оборванное платье, отправляется к дверям дома каких-нибудь жалких бедняков и, развалившись на земле, начинает громко стонать, как человек, истомленный мучительным голодом и жаждой. От одной, от другой двери его погонят, он идет к третьей и проделывает ту же церемонию. В конце концов, конечно, встречается какой-нибудь сердобольный бедняк, который сжалившись над ним, приглашает к себе в дом, дает ему поесть и снабжает последними грошами на будущее… И что же вы думаете? Через час-два после ухода оборванца приходит к сердобольному человеку артельщик и выкладывает ему пять тысяч чистоганчиком. Недурно, а?!.
— Чего же вы от нас хотите?
— Хочу, — торжественно сказал молодой человек, — чтобы тысченка-другая перепала мне! Я узнал, что Картузин нынче будет лежать у ваших дверей.
— Слышишь, жена? — прищурился маленький старикашка.
— Вам не нужно было бы нас и предупреждать, — сказала старуха. — Мы, все равно, отдали бы и без этого нуждающемуся последнее. Пусть только ляжет под двери.
— Э, тетя! Бросьте штучки, — захохотал незнакомец. — Меня на это не возьмешь… Будем решать начистоту. Хотите пополам — ладно, а нет — стоит мне только шепнуть ему, что вам уже все известно…
— Подавись третьей частью, — предложил старик, потирая ладони одну об другую.
— А тебя, дедушка, от двух третей, не разорвет?
— Не разорвет. Нас ведь, двое со старухой. Так что — нечего там.
— В таком случае, — по рукам!
Так было продано и разделено на части лучшее, что есть, в природе — человеческое милосердие, прекрасный душевный порыв, доброе, чудаковатое сердце оригинала-миллионера.
II править
Спрятавшись за оконной занавеской, старик выглядывал на улицу и нетерпеливо постукивал по стене сухими пальцами.
Наконец, он облегченно вздохнул: из-за угла, направляясь к его дверям, показался какой-то оборванец; он, придерживаясь за стены, тихо брел, еле передвигая слабыми ногами, будто одержимый невыносимыми муками голода и жажды.
— Варвара! — крикнул старик. — Ты подмела сор около подъезда, как я тебе говорил?
— Подмела. Даже песочком посыпала.
— И дура. Вечно пересолит. Ты бы еще ему постель выставила…
Оборванец, между тем, шел, ни на что не обращая внимания, и в лице его, обращенном к равнодушному небу, сквозила голодная тоска.
У дверей дома, где его подстерегали, силы, наконец, оставили несчастного: он зашатался и рухнул наземь с глухим стоном.
— Есть! — сказал старик, потирая ладонь-о-ладонь. — Лег. Выходи, Варвара. Действуй, Варвара!
Варвара неторопливо вышла на крыльцо, вскрикнула от неожиданности, увидав лежащего, и потом участливо наклонилась к нему.
— Бедняга! Эй, молодой человек… Вы что, больны, что ли?
— О, добрая госпожа, — еле ворочая языком, сказал оборванец. — Я уже третий день ничего не ел. Конечно, и вы, вероятно, прогоните меня, как уже гнали от подъездов другие добрые господа.
— Звери! — сказала старуха, утирая кулаком слезы. — Что у них лежит в том месте, где должно быть сердце? Камень, или — еще хуже — слиток золота. Эй, старик! Иди сюда, помоги мне поднять этого беднягу. Мы будем хуже волков, если не дадим ему чего-нибудь поесть и подкрепиться.
— Вы… Вы меня не гоните? — изумленно вскричал лежащий.
— Как видите, — улыбнулась старуха. — У старой Варвары есть еще кое-что в груди, хоть она и бедна, как церковная крыса.
При помощи старика и его жены, оборванец кое-как поднялся и вошел в дом.
Варвара сама сняла с него рваное старое пальто, заботливо повесила его на вешалку в передней и потом весело захлопотала.
— Вот вам! Кушайте на здоровье! Жареная курица, колбасы, яички крашенные — мой старичина сам и красил. Водочка на апельсинных корках. Селедочка малосольная.
Оборванец набросился на все с жадностью изголодавшегося человека, но, утолив первый голод, всплеснул руками и сказал:
— Боже! Я съел почти все, в то время, когда вы приготовили для себя… Простите меня! Я вижу — живете вы небогато и запасов у вас нет… Я себе этого никогда не прощу…
— Не думайте о нас! — сказал старик, кротко улыбаясь, — нам много не надо, да и потом — согласитесь сами — приятнее съесть вместо разносолов, сухую корку хлеба, зная, что ты накормил и избавил от смерти ближнего своего.
— Вы — добрый человек! — растроганно сказал незнакомец, пожимая хозяину руку.
— Если бы у нас было всего вполовину меньше, — сказала Варвара, — и то бы мы вам отдали все. Такое уж у нас правило!
Незнакомец пожал руку и Варваре.
— Вы добрая женщина.
— Кушайте, пожалуйста. Вот кулич!
— Спасибо, — дрожащим голосом сказал незнакомец, утирая непрошенные слезы. — А теперь я пойду. И так я, кажется, злоупотребил вашей добротой.
— Куда же вы теперь пойдете? — сочувственно прищурился старик.
— Куда? Бог его знает куда. У меня нет пристанища. Впрочем, переночую под каким-нибудь кустом…
— А деньги у вас есть?
— Ни копеечки.
— Тогда… — смущенно начал старик, вскочил, выбежал в другую комнату и вернулся сейчас же, держа двумя пальцами золотой. — Тогда… вот… Это все наши скудные сбережения, но мы отдаем вам от чистого сердца. Вам они нужнее!
— Как мне благодарить вас! — со слезами на глазах воскликнул неизвестный.
— Никак, — скромно покачал головой старик. — Благодарность за это — наша чистая совесть и спокойное сердце. Мы теперь не будем терзаться, боясь, что вы нуждаетесь. Авось, Бог пошлет нам!
Осыпая мужа и жену благословениями, незнакомец натянул свое ветхое пальто и вышел.
— Бог пошлет вам! — сказал он на прощание.
— Конечно, — подтвердил старик. — Иначе, — где же тогда справедливость?
III править
Незнакомец вышел и бодро зашагал по улице, делая широкое шаги в такт гудевшему где-то пасхальному колоколу.
Из-за угла выдвинулась сначала широкополая, черная шляпа, потом порыжевшее летнее пальто, а потом показался и весь молодой человек — автор чудовищной комбинации с добряком-миллионером.
Он осторожно огляделся и подошел в оборванцу.
— Ну, что? Небось, хорошая кормежка?
— Чудесная! Наелся свыше головы. Давно так не кормили.
— Вот, видишь! А ты еще хотел продавать свой редкостный револьвер!.. Револьвер, брат, нам еще пригодится на будущее… Ты его побереги. А денег дал?
— Дал и денег. Десять рублей.
— Молодец старина! Ловко я разогрел его. А теперь и стаканчик винца не грешно выпить!..
Маленький старик сидел на ветхом стуле, опустив голову и потирая руки ладонь о ладонь.
— Не идет чего-то артельщик от этого фрукта, — проворчала жена.
— Да, — равнодушно сказал старичок. — Не идет.
— А вдруг и совсем не придет!
— Бывает и так, — согласился старичок.
— Может, он и думать о нас забыл? Может, ему что-нибудь не понравилось?
— Э, миленькая, все может быть. Они народ избалованный.
— Черт с ними, думает. И без моих денег, мол, обойдутся.
— Наверно, сидит и думает: дьявол их забери — этого старика и старуху, — поддержал равнодушным тоном супруг. — Шиш они получат, вместо денег.
— Так что же, значит: наша колбаса, курица, яйца, водка и деньги — пропали даром? — пронзительно закричала жена.
— Не кричи, старуха. Не надо кричать. Господь посылает убогим.
— Дожидайся! А пока что плакала наша курица и десять рублей!
— Чего ж плакали, — кротко сказал старичок, потирая ладони одна о другую. — Им нечего плакать.
— Почему же это так, позвольте вас спросить?
Старичок улыбнулся лучезарной улыбкой и вынул из кармана револьвер.
— Такая вещь стоит больше тридцати рублей. Я у него в пальтишке нашел. Думаю: если он богач — ему этой штуки не жалко, если жулик — все-таки мы двадцать целковых с тобой, душенька, заработали. Зачем же роптать, старушка? Нужно довольствоваться малым.