Въ погонѣ за союзами.
правитьСоціалдемократія имѣетъ, какъ извѣстно, привилегію возбуждать великую нелюбовь и даже ненависть со стороны всѣхъ другихъ политическихъ партій, всегда единодушныхъ, когда дѣло идетъ о нападкахъ на соціалдемократическую партію. Партія пролетаріата, впервые нашедшая ключъ къ сердцу народныхъ массъ, впервые съумѣвшая пробудить и воспитать ихъ политическую мысль, организовать и мобилизовать ихъ на почвѣ отстаиванія ихъ классовыхъ интересовъ, для борьбы противъ существующаго режима и тѣмъ дать реальную опору для борьбы всѣхъ слоевъ образованнаго «общества», эта партія не перестаетъ подвергаться самымъ ожесточеннымъ нападкамъ со стороны свободолюбивыхъ элементовъ этого самаго «общества».
Еще въ послѣднемъ номерѣ «P. P.» (№ 64) г. «Бывшій соціалдемократъ» нашелъ въ себѣ достаточно вкуса, чтобы использовать въ этомъ направленіи противъ соціалдемократіи отрывки изъ «недоконченной рукописи» И. П. Каляева, приговореннаго теперь къ смертной каэни. О, конечно, г. Б. С. сдѣлалъ это «не для полемики съ соціалдемократами»! Но вамъ кажется все же весьма характерной эта ненависть въ соціалдемократіи, заставляющая даже дань удивленія передъ героизмомъ облекать въ форму полемики противъ «Искры». Вѣдь не пришло же въ голову г. Б. С. противоставлять революціонность настроенія Каляева, ну, скажемъ, хоть «постепеновщинѣ» того «Освобожденія», съ которымъ «Революціонная Россія», послѣ парижскаго брака и до сихъ поръ — оффиціально, по крайней мѣрѣ, — не развелась! Очевидно, очень ужъ досадила всѣмъ ужасная грѣшница — соціалдемократія! И самымъ ходячимъ упрекомъ противъ нея, несомнѣнно, является обвиненіе въ помѣхѣ всевозможнымъ «координированнымъ» дѣйствіямъ, во внесеніи раскола и раздробленія въ ряды оппозиціи, въ ослабленіи дружнаго «натиска» на правительство и пр., и пр.
Было счастливое время, когда трогательное согласіе и единеніе господствовали почти на всемъ полѣ оппозиціонной журналистики. Отъ отца нынѣшнихъ соц.-рев. — «Русскаго Богатства» — до праматери нынѣшнихъ «умѣренныхъ» купеческой и земской линіи — «Вѣстника Европы» — царилъ одинъ и тотъ же неопредѣленный сѣро-розовый цвѣтъ, въ которомъ тонули всѣ оттѣнки политической мысли и всѣ разногласія.
Но было ли это единеніе признакомъ силы оппозиціи? Нѣтъ; оно служило неопровержимымъ доказательствомъ ея слабости; оно подчеркивало чисто оборонительную позицію, которую — и то съ сомнительнымъ успѣхомъ — приходилось занимать всѣмъ «прогрессивнымъ» элементамъ. Отсутствіе политическаго дробленія оппозиціи и мирное сожительство всего оппозиціоннаго лагеря означали ничто иное, какъ малую практическую цѣнность политическихъ программъ. «Идеалъ» — политическая свобода — былъ такъ далекъ, что было совершенно нелишне опредѣлять конкретнѣе свое отношеніе къ нему. Можно было довольствоваться самыми туманными формулами, благодаря туманности своей объединявшими всѣхъ.
Выступленіе пролетаріата въ серединѣ девяностыхъ годовъ показало правильность разсчетовъ соціалдемократіи. Оно же впервые предъявило оппозиціонному «обществу» оппозиціонный «народъ» и тѣмъ самымъ повысило шансы оппозиціи вообще. Политическая свобода начала выступать изъ окутывавшаго ее тумана и пріобрѣтать болѣе опредѣленныя очертанія. Вмѣстѣ съ тѣмъ предъ всѣми оппозиціонными группами предстала необходимость соотвѣтственно усилить и опредѣленность своей политической позиціи. Эта большая опредѣленность означала повышеніе силы оппозиціи. Но она же означала начинающееся дробленіе ея. Изъ-подъ покрова общаго сходства всѣхъ оппозиціонныхъ группъ, основывавшагося на отрицательномъ отношеніи ихъ къ существующему режиму, начали выглядывать, хотя сначала и весьма слабо, индивидуальныя физіономіи, индивидуальность которыхъ обусловливалась взглядами на методы и цѣли положительной политической борьбы.
Внимательный анализъ показалъ бы, что уже въ эту эпоху, подъ вліяніемъ первой волны пролетарскаго движенія, намѣтились общими штрихами всѣ тѣ направленія, которыя теперь, на нашихъ глазахъ, консолидируются въ политическія партіи. Первый же натискъ рабочаго класса на существующій государственный порядокъ, натискъ, въ значительной степени стихійный, воздѣйствовалъ на оппозиціонное «общество» такимъ образомъ, что «раскалывалъ» его, одновременно повышая совокупность его силъ и оппозиціонности. Роль соціалдемократіи, истолковывавшей историческій смыслъ стихійнаго движенія рабочихъ массъ, показывавшей его соціальные корни и вѣроятное будущее, сводилась въ этомъ отношеніи лишь къ ускоренію и интенсификаціи этого процесса, одновременнаго и неразрывно связаннаго другъ съ другомъ наростанія силы оппозиціи и ея разслоенія.
Въ томъ же самомъ направленіи шло воздѣйствіе рабочаго движенія и его авангарда — соціаддемократіи — на либерализмъ и демократію и втеченіе всего остального періода, отдѣляющаго насъ отъ середины 90-хъ годовъ. Съ ростомъ рабочаго движенія и усиленіемъ его классоваго характера, выражающимъ растущую опредѣленность тѣхъ задачъ, которыя онъ себѣ ставитъ, растутъ и надежды на возможность политическаго переворота въ Россіи; изъ области «мечтаній» конституція переходить въ область совершенно очевидной возможности. А вмѣстѣ съ тѣмъ растетъ опредѣленность политической физіономіи оппозиціонныхъ группъ, растетъ ихъ сила и ихъ «дробленіе».
Разумѣется, литературная критика соціалдемократіи, являвшаяся лишь отраженіемъ фактической критики рабочаго движенія, казалась, какъ кажется и до сихъ поръ, либерально-демократическимъ группамъ, черпавшимъ изъ этого самаго движенія свои силы, досаднымъ нарушеніемъ гармоніи и единства въ борьбѣ съ самодержавной бюрократіей. Не понимая того процесса, который толкалъ ихъ впередъ, онѣ или отрицали свою эволюцію, или считали ее плодомъ самопроизвольнаго развитія и роста своей политической мысли. И въ каждый данный моментъ своего развитія онѣ требовали «единенія» на основѣ достигнутаго ими уровня. Отсюда — любовь въ туманнымъ и неопредѣленнымъ формуламъ, которыя, поскольку онѣ относились къ будущимъ формамъ политической свободы и соціальныхъ преобразованій, могли выразить все, что угодно, или ничего; и отсюда же — великая нелюбовь въ соціалдемократіи, которую сама классовая позиція ея заставляла ставить политическіе вопросы все въ болѣе и болѣе острой и опредѣленной формѣ и создавать такимъ образомъ реактивъ для опредѣленія классовой природы всѣхъ другихъ оппозиціонныхъ группъ.
Въ высшей степени характерно, что соціалдемократія первая выработала себѣ программу, опредѣленно и ясно формулирующую не только конечныя, но и ближайшія цѣли ея. Въ томъ вопросѣ объ уничтоженіи абсолютизма и политической свободѣ, по отношенію котораго и раздается все болѣе сѣтованій насчетъ дробленія силъ, соціалдемократія первая оказала въ точныхъ и конкретныхъ терминахъ, чего именно она хочетъ. И до самаго послѣдняго времени (мы оставляемъ въ сторонѣ окраины и націоналистическія партіи) соціалдемократія одна только имѣла программу, такъ что, въ сущности, одна только соціалдемократія и была политической партіей; всѣ прочія оппозиціонныя и революціонныя группы были и остались лишь направленіями, формулировавшими только общіе штрихи своей дѣятельности и своихъ цѣлей.
Это отсутствіе программъ и дало возможность чуть не наканунѣ переживаемаго нами революціоннаго періода, уже успѣвшаго такъ безпощадно обнажить классовую подоплеку многихъ «народолюбивыхъ» направленій, поставить на очередь вопросъ объ «объединеніи» сихъ. «Освобожденіе» объявляло въ это время, что русское освободительное движеніе «не носитъ на себѣ печати классовой ограниченности», а «соціалисты» «Рев. Россіи» (№ 54, стр. 6) увѣряли, будто «крайняя лѣвая конституціоналистовъ» «уже теперь» выражаетъ «гласно нѣкоторыя симпатіи къ соціализму»!
Попытка «объединенія» удалась. Парижскій «блокъ» и ноябрьскій земскій съѣздъ — это, въ сущности, одна непрерывная цѣпь, такъ какъ освобожденцы, принимавшіе участіе и здѣсь и тамъ, служили соединительнымъ звеномъ.
Правда, о.-р-ы хвалились, будто своимъ «блокомъ» имъ удалось отдѣлить «такіе элементы, которые чужды специфическимъ классовымъ интересамъ аграрно-буржуазнаго ядра и тяготѣютъ ко многимъ тенденціямъ соціалистической демократіи» (это г. Струве-то!), элементы, которые якобы не желаютъ вести никакихъ переговоровъ съ правительствомъ о «взаимодѣйствія» съ нимъ для «умиротворенія страны», («P. Р.,» № 56, стр. 6) и т. п. Но, во 1-хъ г. Струве теперь уже печатно заявилъ, что «разговаривать» съ правительствомъ онъ пересталъ не въ эпоху «блока», а лишь послѣ 9-го января, а во 2-хъ «P. Р.» (№ 55, стр. 2—3) сумѣла втолковать массу прекрасныхъ вещей (въ томъ числѣ и всеобщее и пр. избирательное право) и въ резолюціи земскаго съѣзда, удивляясь лишь въ своей неизреченной наивности, почему это у земцевъ явилась «странная мысль — говорить лишь далекими намеками въ вопросѣ, который для рабочихъ массъ имѣетъ самое жгучее значеніе»! Такимъ образомъ очевидно, что, по признанію самихъ с.-р-омъ, политическая платформа «блока» и земскаго съѣзда была, въ сущности, одна и та же. Желанное «единеніе» было достигнуто, и можно было позволить себѣ двойной залпъ ругательствъ по адресу «узости», «доктринерства», «сектантской нетерпимости» соціалдемократіи, которая одна оставалась теперь за порогомъ святилища объединенной оппозиціи.
Торжество «единенія» продолжалось, однако, недолго. Не успѣлъ еще «блокъ» совершить ни единаго дѣйствія, какъ грянула январьская буря и однимъ ударомъ разрушила такъ старательно возведенное зданіе. Если до январьскихъ событій рабочій классъ, поскольку движеніе его было стихійнымъ и не обращалось непосредственно противъ абсолютизма, игралъ, въ значительной степени, лишь роль разрушительной и дезорганизующей правительственный механизмъ силы, то теперь положеніе измѣнилось. Начиная съ 9-го января, все большая и большая часть рабочаго класса ставитъ себѣ сознательной цѣлью борьбу не только за политическую свободу вообще, но и за опредѣленныя, конкретныя формы ея, именно тѣ, которыя намѣчены въ программѣ соціалдемократіи. Такое открытое выступленіе широкихъ массъ на непосредственную борьбу и знаменуетъ собой начало революціи. Политическая свобода и связанныя съ ней соціально-экономическія преобразованія становятся, такъ сказать, осязательными. Выдвигается рядъ соціально-политическихъ проблемъ, которыя можно почти нащупать руками и отъ которыхъ нельзя отговориться туманными фразами. Дѣло идетъ «въ серьезъ» и классовые интересы заставляютъ отнестись къ нему «въ серьезъ».
Послѣ 9-го января на нашихъ глазахъ совершается не только распаденіе объединенной оппозиція, но и образованіе политическихъ партій съ опредѣленной политической и соціально-экономической программой. Классовый характеръ рабочаго движенія заставляетъ выдѣлиться въ особую группу промышленный либерализмъ. Вовлеченіе въ движеніе крестьянства даетъ толчокъ образованію «правой» и «лѣвой» партіи земскаго либерализма.
Вмѣстѣ съ тѣмъ, соціаддемократія перестала пользоваться привилегіей вести одновременно борьбу на два фронта, хотя и различными методами: противъ самодержавной бюрократіи и противъ всѣхъ другихъ, хотя бы и «прогрессивныхъ», партій, поскольку ихъ дѣятельность противорѣчитъ классовымъ интересамъ пролетаріата. Всякая новообразующаяся партія сейчасъ же начинаетъ такую же войну противъ всѣхъ, во имя представляемыхъ ею классовыхъ интересовъ. Купеческая партія прямо заключаетъ «конвенцію» противъ требованій рабочихъ; Шиповская партія, открывая войну противъ самой идеи ограниченія абсолютизма, тѣмъ самымъ направляетъ свою программу не только противъ рабочей и крестьянской демократіи, но и противъ купечества и противъ своихъ же, болѣе либеральныхъ, собратій — земцевъ, которые думаютъ опасаться отъ аграрной революціи аграрной реформой или полуреформой, вмѣсто того, чтобы бросаться по Шиповскому рецепту въ объятія самодержавнаго правительства. Только что родившись, наши «націоналъ-прогрессисты» не только требуютъ цензовыхъ выборовъ, но считаютъ нужнымъ сейчасъ же нарочито подчеркнуть свое твердое намѣреніе бороться противъ всеобщаго избирательнаго права. Вотъ онъ, истинный смыслъ знаменитаго пункта 7-го земской резолюціи о «равенствѣ политическихъ правъ» всѣхъ гражданъ!.
Такъ постепенно, съ ходомъ революціи и съ усиленіемъ революціоннаго натиска на старый режимъ, спадаютъ идеалистическіе покровы, обнажаются классовые интересы и растетъ «дробленіе». Та либеральная буржуазія, которую видѣла раньше одна соціалдемократіл, встаетъ теперь передъ всѣми во всей своей силѣ и организованности. И, быть можетъ, теперь даже «соціалисты» изъ «Рев. Россіи» поймутъ, почему соціалдемократія не могла связывать себя съ почтенной компаніей парижской конференціи и петербургскаго съѣзда.
Они, впрочемъ, и сами чувствуютъ теперь — и уже съ точки зрѣнія не только «соціалистичности», но я «революціонности» — нѣкоторый конфузъ отъ своихъ похожденій въ поискахъ за «союзомъ». Мы еще разсчитываемъ вернуться къ этому вопросу, а пока — совѣтуемъ читателю хоть бѣгло пробѣжать и сравнить №№ 55, 56, 61 и 64 «Революціонной Россіи», чтобы увидѣть: куда приводитъ «безпокойная ласковость взгляда», ищущаго «единенія» и «союза» во что бы то ни стало.
И теперь, когда намъ указываютъ на вставшіе на революціонный путь элементы демократіи и совѣтуютъ заключить блокъ съ ними, мы скажемъ: мы знаемъ, знаемъ такъ же хорошо, какъ знали это раньше относительно гг. Шиповыхъ, Трубецкихъ, Струве и пр. и пр., что эволюція этихъ элементовъ далеко еще не кончилась, что настанетъ моментъ, когда «печать классовой ограниченности», лежащая на нихъ и видимая нами, станетъ видна и всѣмъ такъ же ясно, какъ она видна теперь соц.-рев. относительно г. Струве. Мы знаемъ, что главная сила нашей партіи — въ ея классовомъ характерѣ, который только и даетъ намъ возможность политически сплачивать, организовывать и мобилизовать все большія и большія массы пролетаріата. А только процессъ такой политической мобилизаціи дѣйствительно подготовляетъ народъ къ активной борьбѣ.
Вступить въ блокъ съ буржуазно-демократическими, хотя бы и революціонными элементами, значитъ сглаживать острыя грани классоваго характера вашей партіи, ибо только при этомъ условіи соглашеніе для опредѣленной цѣли пріобрѣтаетъ хоть какой-нибудь смыслъ. Но сдѣлать это, значитъ уменьшить размахъ нашей работы, революціонизирующей рабочее движеніе, а вмѣстѣ съ тѣмъ подрѣзать и питающуюся этимъ движеніемъ революціонность буржуазной демократіи.