Викитека

В плену у англичан: Необходимые пояснения (Троцкий)

В плену у англичан[1]: Необходимые пояснения
автор Лев Давидович Троцкий (1879–1940)
Опубл.: 1917. Источник: Троцкий, Л. Д. Сочинения. — М.; Л., 1924. — Т. 3. 1917. Часть 1. От февраля до Октября. — С. 31—35.

Опубликование документов, касающихся моего месячного пленения англичанами, представляется мне сейчас делом политической необходимости. Буржуазная печать — та самая, что распространяла самые черносотенные клеветы против политических эмигрантов, оказавшихся вынужденными возвращаться через Германию, — притворилась глухонемой, как только столкнулась с бандитским набегом Англии на русских эмигрантов, возвращавшихся на родину по Атлантическому океану. Находящаяся в услужении социал-патриотическая, ныне министерская печать поступает немногим более достойно: и у нее нет побудительных мотивов выяснять то щекотливое обстоятельство, что новенькие с иголочки министры-социалисты, расписывающиеся пока еще в глубоком уважении к эмигрантам-«учителям», оказываются ближайшими и непосредственнейшими союзниками Ллойд-Джорджа[2], который этих самых «учителей» хватает за шиворот на большой атлантической дороге. В этом траги-комическом эпизоде раскрывается с достаточной убедительностью как отношение правящей Англии к русской революции, так и общий смысл того священного союза, на службу к которому ныне поступили граждане Церетели[3], Чернов[4] и Скобелев[5].

Ибо, какие бы заявления ни делали левые министерские группы и партии, министры-социалисты несут всю ответственность за то правительство, частью которого они являются. Правительство же Львова — Терещенки[6] состоит в союзе не с английскими революционными социалистами, Маклином[7], Эскью и др., которых правящие империалисты Англии держат в тюрьмах а с этими именно тюремщиками — Ллойд-Джорджем и Гендерсоном[8].

Первые два года войны я провел во Франции. Там я имел возможность наблюдать с достаточной полнотой опыт социалистического министериализма в эпоху «освободительной войны». Гед[9] и Самба[10] ссылались, разумеется, на совершенно исключительные небывалые обстоятельства, которые заставили их вступить в министерство войны: отечество в опасности, немцы у Парижа, всеобщая разруха, необходимость защиты республики и традиций революции; словом, развивали ту самую аргументацию, которую теперь в несколько более наивной форме пускают в оборот Церетели и Чернов, чтобы доказать, что их министериализм, как небо от земли, отличается от министериализма Геда и Самба.

При благосклонном участии французских «товарищей»-министров я был изгнан из Франции за работу в ежедневной русской интернационалистской газете «Наше Слово»[11] и за участие во французском «циммервальдском» движении. Правительство Швейцарии, покорное команде царских дипломатов, отказалось принять меня. Французские жандармы, облачившиеся для поддержания чести республики в штатское платье, вывезли меня на границу Испании. Через три дня парижский префект Лоран телеграфировал мадридской полиции об «опасном агитаторе» имярек, переехавшем через испанскую границу. Испанские охранники не придумали ничего лучшего, как арестовать меня. Освободив меня после запроса в парламенте из своей «образцовой» мадридской тюрьмы, испанское правительство препроводило меня под конвоем на крайний юго-запад Пиренейского полуострова, в Кадикс. Отсюда власти хотели отправить меня немедленно в Гавану, и лишь после угрозы сопротивлением и после вмешательства испанских социалистов и некоторых республиканцев мне было разрешено выехать с семьей в Нью-Йорк.

Там, после двухмесячного пребывания, нас застигла весть о русской революции. Группа русских изгнанников — в их числе автор этих строк — сделала попытку отправиться в Россию на первом отходящем пароходе. Но русский социалист предполагает, Ллойд-Джордж располагает. В Галифаксе английские власти сняли нас с парохода и заключили в лагерь для военнопленных. Об обстоятельствах этого ареста и условиях заключения говорит печатаемое ниже письмо на имя г. министра иностранных дел. Это письмо я писал на датском пароходе после освобождения из английского плена, имея в виду г. Милюкова. Но лидер кадетской партии пал под бременем своей верности лондонской бирже, прежде чем финляндский поезд довез нас до Белоострова. Г. Терещенко со своими коллегами перенял, однако, полностью наследство г. Милюкова, как и этот последний перенял целиком наследство царской дипломатии. Поэтому письмо, предназначавшееся для г. Милюкова, я с полным правом адресую г. Терещенко. Оно переслано ему в оригинале через посредство председателя Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов Чхеидзе[12].

Мне остается еще сказать здесь несколько слов о немецких пленных, в обществе которых я провел месяц. Их было 800: около 500 матросов с затопленных англичанами немецких военных кораблей, около 200 рабочих, которых война застигла в Канаде, и около сотни офицеров и штатских пленных из буржуазных кругов. Отношения определились с первого же дня, точнее с того момента, как масса пленных узнала, что мы арестованы, как революционные социалисты. Офицеры и старшие морские унтера, помещавшиеся отдельно, сразу увидели в нас заклятых врагов. Зато рядовая масса окружила нас плотным кольцом сочувствия. Этот месяц жизни в лагере походил на сплошной митинг. Мы рассказывали пленным о русской революции, о причинах крушения Второго Интернационала, о группировках внутри социализма. Отношения между демократической массой и офицерами, из которых некоторые вели кондуитные списки «своим» матросам, чрезвычайно обострились. Немецкие офицеры кончили тем, что обратились к коменданту лагеря, полковнику Моррису, с жалобой на нашу антипатриотическую пропаганду. Английский полковник встал, разумеется, немедленно на сторону гогенцоллернского патриотизма и запретил мне дальнейшие публичные выступления. Это произошло, впрочем, уже в последние дни нашего пребывания в лагере и только теснее сблизило нас с немецкими матросами и рабочими, которые ответили на запрещение полковника письменным протестом за 530 подписями.

Когда нас уводили из лагеря, пленные устроили нам проводы, навсегда врезавшиеся в нашу память. Офицеры и унтера, вообще патриотическое меньшинство, замкнулись в своих отделениях, но «наши», интернационалисты, стали двумя шпалерами вдоль всего лагеря, оркестр играл социалистический марш, руки тянулись к нам со всех сторон… Один из пленных произнес речь, в которой выразил свой восторг перед русской революцией, послал свое честное проклятие германскому правительству и просил нас передать братский привет русскому пролетариату. Так братались мы с немецкими матросами в Амхерсте. Правда, мы тогда еще не знали, что собственные князя Львова циммервальдцы Церетели и Черновы считают братание противоречащим основам международного социализма. В этом они сошлись с гогенцоллернским правительством, которое тоже запретило братание — правда, с менее лицемерной мотивировкой.

Незачем говорить, что американско-канадская печать объясняла взятие нас в плен нашим «германофильством». Отечественные желто-кадетские газеты встали, разумеется, на тот же самый путь. Обвинение в «германофильстве» мне приходится во время войны выслушивать не впервые. Когда французские шовинисты подготовляли мою высылку из Франции, был пущен слух о моих пангерманистских тенденциях. Но сама же французская пресса сообщила перед тем о моем заочном осуждении в Германии к тюремному заключению за немецкую брошюру «Der Krieg und die Internationale»[13], направленную против германского империализма и политики официального большинства немецкой социал-демократии. Опубликованная в Цюрихе в начале войны, эта брошюра была провезена швейцарскими социалистами в Германию и там распространялась теми самыми социалистами левого крыла, друзьями Либкнехта[14], которых немецкая желтая пресса травила, как агентов царя и лондонской биржи. В гнусностях Милюковых и всех его Гессенов[15] по нашему адресу нет, таким образом, ничего самобытного. Это подстрочный перевод с немецкого языка.

Сэр Бьюкенен[16], посол Англии в Петрограде, пошел дальше: он прямо сообщил в своем предназначенном для газет письме, что мы возвращались в Россию с субсидированным немецким правительством планом низвержения Временного Правительства. В «осведомленных» кругах, как нам передают, называли даже и размеры субсидии: ровным счетом 10.000 марок. В такую скромную сумму, выходит, оценивало немецкое правительство устойчивость правительства Гучкова-Милюкова!

Английской дипломатии, вообще говоря, нельзя отказать ни в осторожности, ни в декоративном чисто-внешнем «джентльменстве». Между тем заявление английского посла о полученной нами немецкой субсидии явно страдает отсутствием обоих этих качеств: оно низко и глупо в равной степени. Объясняется это тем, что у великобританских политиков и дипломатов есть две манеры: одна — для «цивилизованных» стран, другая — для колоний. Сэр Бьюкенен, который был лучшим другом царской монархии, а теперь перечислился в друзья республики, чувствует себя в России, как в Индии или Египте, и потому не усматривает никаких оснований стесняться. Великобританские власти считают себя в праве снимать русских граждан с нейтральных пароходов и заключать в лагерь для военнопленных; великобританский посланник считает возможным выступать против русских революционных деятелей с самой низкопробной клеветой. Этому поистине пора бы положить конец. И цель настоящей брошюры — содействовать ускорению того момента, когда революционная Россия скажет г. Бьюкенену и его хозяевам: «Потрудитесь убрать ноги со стола!».

Л. Троцкий, «В плену у англичан», Петербург, изд. «Книга» 1917 г.
  1. ↑ Февральская революция застала основные кадры руководителей русской с.-д. за границей. В то время как часть из них, жившая в Европе, успела прибыть в Россию в марте - апреле, будучи пропущена нейтральными странами, другие, жившие в Америке и поехавшие (в их числе Л. Д. Троцкий) пароходом в Европу, были задержаны английскими властями в Галифаксе. Исполком Петроградского Совета формально отозвался на этот акт английских империалистов следующим обращением: Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских Депутатов узнал, что на пароходе "Христианиафиорд" в Галифаксе арестованы английскими властями русские политические эмигранты: Мухин, Фишелев, Троцкий, Романченко, Чудновский и Мельничанский. Революционная демократия России с нетерпением ждет к себе своих борцов за свободу, созывает под свои знамена тех, кто усилиями своей жизни подготовил низвержение царизма. Между тем, английские власти пропускают в Россию одних эмигрантов и задерживают других, в зависимости от их убеждения. Английское правительство совершает этим недопустимое вмешательство во внутренние дела России и наносит оскорбление русской революции, отнимая у нее ее верных сынов. Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских Депутатов протестует против такого поведения английского правительства, приглашает английскую демократию поддержать этот протест и призывает министра иностранных дел принять в экстренном порядке меры, необходимые для возвращения в Россию всех политических эмигрантов без изъятия. Эта телеграмма, по решению Исполнительного Комитета от 8 апреля, отправляется английскому правительству, английским газетам, сообщается английской делегации в Петербурге и министру иностранных дел Милюкову. Но сколько-нибудь серьезных и настойчивых мер к обузданию английского произвола и, прежде всего, к прекращению сознательного саботажа Милюкова, Исполком не принимал. Наша партия в своих выступлениях на массовых собраниях везде подымала вопрос об этом акте издевательства английских империалистов. Для примера укажем на резолюцию митинга в Политехническом Институте, напечатанную в "Правде" от 12 апреля: Освободите Троцкого и товарищей! Мы, собравшиеся в Политехническом Институте граждане в количестве около 2.000, протестуем самым решительным образом против задержки т. Троцкого Англией и требуем от мининдела Милюкова потребовать немедленного освобождения т. Троцкого и товарищей. Из английского плена Л. Д. Троцкий и другие эмигранты вырвались только в конце апреля. В Петроград тов. Троцкий приехал только 5 мая. Приводим описание "Новой Жизнью" приезда Л. Д. Троцкого, бросающее свет и на жизнь в английском плену: Вчера утром в одном поезде с Вандервельде прибыл в Петроград Л. Д. Троцкий, один из руководителей Петербургского Совета Рабочих Депутатов революции 1905 года. Друзья и знакомые Л. Д. Троцкого выехали к нему навстречу в Белоостров. Путешествие от Нью-Йорка до Петрограда продолжалось ровно два месяца, из которых один целиком падает на арест в Галифаксе. Этот арест, - рассказывает Л. Д., - явился для нас полной неожиданностью. Арестованные были помещены в лагере для военнопленных немцев. В течение месяца арестованные были подвергнуты общему режиму интернированных. За это время, - говорит Л. Д., - мы успели развить среди немецких солдат энергичную социалистическую пропаганду. Чтобы положить ей конец, немецкие офицеры обратились с жалобой на меня и моих товарищей к английским властям, и те поспешили эту жалобу удовлетворить. Мне были запрещены лекционные выступления. Это, конечно, не помешало продолжать ту же пропаганду в разговорах. Немецкие солдаты провожали нас с чрезвычайной теплотой, - из лагеря мы вышли под крики: "Да здравствует социальная революция! Долой кайзера! Долой немецкое правительство!". При этих криках на лицах английских офицеров заметно было большое изумление. Кстати об освобождении. Нам лишь после долгих и настойчивых требований удалось узнать, куда нас хотят вывести из лагеря. Ни слова о том, что мы освобождаемся. И лишь после того, как мы заявили, что не выйдем из лагеря, если не будем знать, куда нас поведут, офицер наконец-то сообщил, что мы поедем в Россию. В Торнео у Л. Д. были отобраны все бумаги и газеты с обещанием доставить это немедленно по адресу Чхеидзе. Обыск сопровождался подробнейшим допросом; между прочим, офицер особенно интересовался, в какой газете Л. Д. будет работать: "Это чрезвычайно важно для нас". Вопрос, однако, был оставлен без ответа. Несмотря на раннее утро, к поезду уже успела вновь собраться большая толпа встречающих. Л. Д. по выходе из вагона подхвачен на руки и внесен в парадные комнаты вокзала. Здесь его приветствовал представитель Междурайонного Комитета объединенных социал-демократов, представитель Петербургского Комитета большевиков и Военной Организации. У вокзала Троцкий говорил свою первую речь. Интересно отметить, что в этом же поезде приехал и Вандервельде, о встрече которого никто и не вспомнил; он вышел с другого подъезда вокзала и одиноко сел в автомобиль.
  2. ↑ Ллойд-Джордж начал свою политическую карьеру в качестве либерального реформатора. Но уже во время войны он сделался крупнейшим политиком империалистической буржуазии и при содействии консерваторов ввел милитаристский режим, основательно потрепавший былые английские «свободы». После победы над немецким империализмом Ллойд-Джордж вместе с Клемансо (французским премьером) навязали немцам в Версале грабительский мир. В годы гражданской войны в России Ллойд-Джордж неоднократно помогал белой контрреволюции. После же побед Советской России и фактического краха Версальского мира Ллойд-Джордж пытался выступить в роли либерального лекаря буржуазной Европы. По его инициативе была созвана Генуэзская конференция, которая должна была выработать методы восстановления хозяйства Европы. Ее крах означал крах политики Ллойд-Джорджа. На следующих выборах, в октябре 1922 г., партия Ллойд-Джорджа терпит поражение, и с тех пор он вместо обязанностей премьера исполняет должность пессимистического вещателя. В либеральной партии Ллойд-Джордж возглавляет сейчас правое крыло, ориентирующееся скорее на блок с консерваторами, чем на поддержку «рабочего» правительства Макдональда.
  3. ↑ Церетели — видный лидер меньшевиков. В эпоху Думы был лидером с.-д. фракции и делал отчет о деятельности последней на Лондонском (V) Съезде с.-д. партии. По делу фракции был вместе с другими сослан в Сибирь. В годы войны Церетели занимал умеренную интернационалистскую, по существу каутскианскую позицию, а после февраля сразу же перешел на сторону оборонцев, возглавляя в меньшевистской партии течение так называемых революционных оборонцев. Вместе со Скобелевым Церетели входит в первое коалиционное министерство, стремясь использовать авторитет Совета Рабочих Депутатов для поддержки правительства и продолжения империалистической войны. Даже левый меньшевик Суханов вынужден в своих «Записках о революции» констатировать, что «с той поры как над головой Церетели окончательно воссияла благодать Мариинского Дворца (помещение совета министров. Ред.) он стал, можно сказать, официально тем, чем он был фактически и раньше: он стал комиссаром Временного Правительства при Исполнительном Комитете (курсив Суханова). И вся его деятельность, вся его роль, все его стремление и выступления сводились к тому, чтобы превратить Совет с его Исполнительным Комитетом в аппарат поддержки Временного Правительства (курсив наш. Ред.) — до Учредительного Собрания» (книга 4-я, стр. 52 — 53). Сейчас Церетели находится за границей, занимаясь разъездами по Европейским странам с антисоветской агитацией.
  4. ↑ Чернов — основатель и вождь партии эсеров. Вместе с Натансоном и другими был ранее организатором партии «Народного Права», предшественницы эсеров. С начала 900-х годов, когда образовалась партия с.-р., Чернов становится ее теоретиком и политическим руководителем. Насколько народники 70 и 80-х г.г. имели крупные теоретические силы, настолько бедна ими была эсеровская партия. Чернов был ее единственным теоретиком. В годы перед войной, когда у эсеров стали выкристаллизовываться правое крыло (группа «Почин» — Авксентьев и др.) и левое (максималисты, журнал «Революционная Мысль»), Чернов занимает позицию центра. Лидером таковой он выступает и в годы войны, совмещая одновременно умеренные циммервальдские воззрения с нелепыми обвинениями Маркса — Энгельса в германофильстве в годы франко-прусской войны (которое, по его мнению, могло объяснить исторические корни грехопадения германского социализма). После февраля он вскоре занимает пост министра земледелия. Политическая деятельность Чернова в 1917 г. сопровождалась не только случайными скачками, но была полна и курьезными для вождя фактами, когда Чернов вообще отказывался давать ответ на злободневный политический вопрос. Достаточно указать на его поведение в дни Демократического Совещания. Несостоятельность Чернова, как политического вождя, уже тогда поставила его в положение генерала без армии, ибо ни правые ни левые элементы эсеровской партии не могли принять страусову тактику Чернова. В 1918—1919 г.г. Чернов обретается, как и многие эсеровские вожди, в лагере поволжско-уральской контрреволюции. В последние годы, в связи с разногласиями эсеров, Чернов по-прежнему возглавляет «центр», который, по существу не менее контрреволюционен, чем группа Авксентьева и др.
  5. ↑ Скобелев — в 1908 году и последующие годы был одним из редакторов венской «Правды». В 1912 году был выбран в IV Государственную Думу и стал одним из лидеров меньшевистской «семерки» депутатов. После февраля Скобелев вошел в Исполком Петроградского Совета, возглавляя вместе с Чхеидзе и др. соглашательскую часть Совета. В начале мая, вместе с Церетели, Скобелев входит в первое коалиционное министерство кн. Львова, заняв в последнем пост министра труда. В последующие месяцы Скобелев был в центре критики слева, в частности, Л. Д. Троцкого. В последние годы Скобелев эволюционировал влево. В 1923 г. Скобелев был торгпредом во Франции.
  6. ↑ Терещенко — крупный владелец сахарных заводов, либеральный капиталист. Был министром в первых двух составах Временного Правительства. С начала мая был министром иностранных дел, сменив своего единомышленника Милюкова. В кадетской партии Терещенко примыкал к левому крылу, что, конечно, ничуть не мешало проводить ему во внешних делах политику империализма. В течение нескольких месяцев был ближайшим соратником Керенского по правительству и директории, служа одновременно посредником между ним и торгово-промышленными кругами.
  7. ↑ Маклин — старый работник английского социалистического движения. Образованный марксист (что в Англии было редким явлением), Маклин воспитал в марксистском духе целое поколение работников революционного английского рабочего движения. Особым влиянием Маклин пользовался в Шотландии, более левый характер рабочего движения которой объясняется, между прочим, и работой Маклина и его товарищей. С началом войны Маклин занял интернационалистскую позицию и непрерывно вел борьбу с социал-патриотами. Правительство Ллойд-Джорджа и Гендерсона поступило с ним по общему обычаю — посадило в тюрьму. После образования Коминтерна Маклин явился горячим его последователем, сумев правильно понять основы Ленинской тактики. В 1920—1922 г.г. Маклин энергично борется с «детской болезнью левизны» в английском коммунизме, коей охвачены и часть его учеников (Галлахер и др.). Еще до II Конгресса Коминтерна Маклин твердо выступил за участие в парламенте и вступление в Рабочую партию. К сожалению, смерть отняла у английской компартии этого ценного работника и руководителя.
  8. ↑ Гендерсон — один из вождей английской Рабочей партии. Гендерсон был и остался, по существу, либералом, к тому же питающим склонность к религиозным проблемам. В Рабочей партии Гендерсон всегда отстаивал идею классового мира и в годы войны входил в буржуазное правительство, проповедуя войну до победоносного конца. В послевоенном II Интернационале Гендерсон играл крупную роль, будучи выбран на объединительном конгрессе II и 2 1/2-го Интернационалов в Гамбурге председателем Исполкома. Гендерсон, как и ряд других членов Исполкома, получил затем «отпуск» для вхождения в министерство Макдональда.
  9. ↑ Гед — в юности бланкист, с конца 70-х г.г. становится марксистом. Вместе с Лафаргом Гед является основателем французской рабочей партии. В течение нескольких десятилетий Гед беспощадно борется с реформизмом во Франции. Из старых вождей II Интернационала Гед был самым непримиримым защитником революционного марксизма, выступая иногда даже против Каутского. Война превратила старика Геда в социал-патриота. Его ввели даже министром без портфеля в кабинет Вивиани. В последние годы Гед физически уже не мог принимать участия в движении, а в 1923 году скончался.
  10. ↑ Самба — до войны один из самых видных парламентариев французской социалистической партии. В годы войны Самба становится социал-патриотом и входит в министерство Вивиани. Во французской социалистической партии последних лет Самба стоял на правом фланге, горячо защищая идеи левого блока и правительственной коалиции.
  11. ↑ «Наше Слово» — интернационалистская русская газета, издававшаяся в 1915—1916 г.г. в Париже. В этой газете вначале были представлены разные течения, от Мартова до бывших впередовцев и большевиков-примиренцев. После ухода Мартова газета стала вести более последовательную линию, тем более, что в ходе войны все уменьшались разногласия между точкой зрения «Нашего Слова» и Лениным. В 1916 г. газета была закрыта, для чего был использован провокаторский прием: к русскому солдату, убившему полковника, была подброшена газета «Наше Слово», чем был дан материал для обвинения «Нашего Слова» в разложении армии.
  12. ↑ Чхеидзе — старый работник с.-д. на Кавказе, почти с самого начала раскола примкнул к меньшевикам. Чхеидзе был членом III и IV Государственных Дум. В последней он выдвинулся, как лидер меньшевистской «семерки» и постоянный оратор левой оппозиции. В годы войны Чхеидзе занимал каутскианскую позицию. После февраля он стал играть крупнейшую политическую роль, в качестве председателя Петроградского Совета, возглавляя в то же время, вместе с Церетели, Даном и Либером, так называемых революционных оборонцев. Характеристика Чхеидзе этой эпохи чрезвычайно метко дана Милюковым, в его «Истории Русской революции»: Этот «революционер поневоле» давно уже носил в душе испуг перед революцией (курсив наш) и, в отличие от многих, прикрывал его условными фразами революционного шаблона, лишь постольку, поскольку это безусловно требовалось его положением (т. I, вып. 3, стр. 38). Ныне Чхеидзе в эмиграции ведет агитацию против Советской Грузии.
  13. ↑ Брошюра «Der Krieg und die Internationale». Для более полного освещения происхождения и содержания этой брошюры мы приводим следующее место из введения Л. Д. Троцкого к I тому «Война и Революция»: Я написал брошюру «Война и Интернационал», которая была издана в Цюрихе в ноябре 1914 года и, при содействии Фрица Платтена, довольно широко распространена в Швейцарии, Германии и Австрии. Предназначенная для стран немецкого языка и на этом языке изданная, брошюра была направлена в первую голову против германской социал-демократии, руководящей партии II Интернационала. Естественно, если брошюра полемически подчеркивает, что — как никак — французы все же отрубили некогда голову королю и живут в республике… Но, разоблачая подлый сервилизм немецкой военной идеологии, книжка не оставляет никаких сомнений насчет того, что пред лицом основного противоречия истории между империализмом и социализмом — оба воюющих лагеря, со всеми их различиями, лозунгами и программами, представляют собою вооруженную реакцию, которую нужно раздавить и сбросить с пути исторического развития. Проникнутая социально-революционным оптимизмом, брошюра встретила соответственный прием со стороны германской социал-патриотической печати. Помнится, лидер шовинистической журналистики Heileman откровенно назвал книжку сумасшедшей, хотя и последовательной в своем сумасшествии. Не было, разумеется, недостатка в намеках на то, что брошюра продиктована искусно скрытым патриотизмом и является орудием антантовской пропаганды. Германский суд оценил брошюру с точки зрения гогенцоллернской государственности и заочно приговорил автора к нескольким месяцам тюремного заключения (стр. 11). Это не помешало затем французским властям запретить ввоз книжки во Францию.
  14. ↑ Либкнехт Карл — сын основателя немецкой с.-д. Вильгельма Либкнехта. Уже в довоенные годы Либкнехт стоял на левом крыле немецкой партии, правда, не будучи столь последовательным левым, как Люксембург и другие. Свою репутацию революционера Либкнехт уже тогда заслужил своей энергичной борьбой с милитаризмом, выражавшейся в организации союзов молодежи, в опубликовании анти-милитаристской литературы (за одну такую брошюру он попал в тюрьму) и в разоблачении милитаристской вакханалии немецкого империализма. Имя Либкнехта стало символом революционного интернационализма в эпоху войны. Он первый в немецком рейхстаге провозгласил отказ от военных кредитов и изложил позицию интернационализма. В последующие годы вокруг Либкнехта группируются все революционные элементы немецкого рабочего движения, а его героическая деятельность находит живейший отклик в международном пролетариате. Правительство Вильгельма, конечно, бросает его в тюрьму. В октябре 1917 года Либкнехт из тюрьмы горячо приветствует Советскую революцию, а в дни Бреста чутьем революционера приходит к выводу о правильности тактики нашей партии. Сразу же после ноябрьской революции 1918 г. Либкнехт начинает борьбу против предательской политики шейдемановцев и половинчатой политики независимых. Вместе с Розой Люксембург, Тышко и др. он основывает немецкую компартию, порывающую неестественный союз с Гильфердингом, Гаазе и др. Меньшевистско-белогвардейская клика понимает величайшую роль Либкнехта в революционном движении, она видит, как его авторитет растет. Поэтому она решает с ним покончить. 15 января 1919 года Карл Либкнехт убит белыми при пособничестве шейдемановской полиции.
  15. ↑ Гессен — адвокат, один из выдающихся руководителей кадетской партии. До последних лет был единомышленником Милюкова и соредактором последнего по «Речи». Теперь же Гессен возглавляет правое крыло эмигрантов-кадетов, редактируя белогвардейскую берлинскую газету «Руль».
  16. ↑ Бьюкенен — английский посол в России в годы войны и февральской революции. В дни керенщины Бьюкенен в известной степени определял политическую линию нашей контрреволюционной буржуазии. Под сильным давлением Бьюкенена проходила внешняя политика правительства Керенского. После Октября Бьюкенен активно участвовал в подготовке иностранной интервенции. Вся деятельность Бьюкенена освещается им в его «Мемуарах дипломата».
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=В_плену_у_англичан:_Необходимые_пояснения_(Троцкий)&oldid=3078441