В Индии (Френч; Черкесова)/1900 (ДО)

В Индии : Приключенія двухъ юныхъ американцевъ
авторъ Гарри-Уиллард Френч, пер. В. Черкесова

Оригинал: англ. Our Boys in India, опубл.: 1883. — Источникъ: журнал «Юный Читатель», №№ 11, 13, 1900.; az.lib.ru

Въ Индіи.
Приключенія двухъ юныхъ американцевъ.

Гарри Френча. Переводъ съ англійскаго В. Черкесовой. Съ рисунками.

ЧАСТЬ I.

ГЛАВА I.
Ударъ молніи.

Вѣроятно, многіе въ Массачусетсѣ^[1] сохранили въ своей памяти потрясающее извѣщеніе, крупными буквами напечатанное нѣсколько лѣтъ тому назадъ и вывѣшенное на самыхъ видныхъ мѣстахъ по всему штату:

«Пропалъ ребенокъ! Двадцать тысячъ долларовъ награды за отысканіе его.

10 Августа исчезъ изъ дому Поль Клейтонъ — младшій сынъ Бенжамена Клейтонъ — предсѣдателя Бостонскаго Банка пароходства и торговли.

Предполагаютъ, что ребенокъ былъ похищенъ между 8 и 9 часами вечера, 10 Августа, изъ лѣтняго мѣстопребыванія мистера Клейтона — Беверлей Фармсъ. Мальчикъ шести лѣтъ отъ роду, съ длинными, вьющимися каштановыми волосами, съ голубыми глазами, съ круглымъ, бѣлымъ и румянымъ личикомъ. Онъ отличается добродушнымъ и привѣтливымъ нравомъ и необыкновенно развитъ, уменъ и крупенъ для своего возраста.

Всякому, кто доставитъ указанія, могущія способствовать розыску его, предлагаютъ вознагражденіе въ двадцать тысячъ долларовъ (долларъ равняется 2 руб.).

(Подписано) Финеасъ Шарпъ.

Начальникъ сыскной полиціи въ Бостонѣ (въ штатѣ Массачусетсъ)».

Многіе, конечно, пустились въ поиски по разнымъ направленіямъ, кто изъ сочувствія къ судьбѣ маленькаго Поля Клейтонъ, кто изъ желанія заработать обѣщанную крупную награду, но тѣмъ не менѣе, первые пять дней прошли безъ всякихъ извѣстій.

Сѣнокосъ въ Массачусетсѣ близился уже къ концу, и фермеры радовались благополучной уборкѣ сѣна, какъ вдругъ 15-го числа разразилась страшнѣйшая буря съ грозой, разметавшая по полю все, что только ни попадалось на пути. Къ шести часамъ, однако, солнышко снова выглянуло, но черезъ часъ опять спряталось за черныя тучи, и снова поднялась ужасная буря, которая не переставая, свирѣпствовала въ теченіе нѣсколькихъ дней.

За два дня до этого возвратился изъ Индіи Ричардъ Раймондъ, который тотчасъ же направился къ дому сестры своей въ Беверлей. Она была единственною близкою его родственницей, оставшейся въ живыхъ, и домъ ея былъ именно то старое родное гнѣздо, которое онъ покинулъ, будучи совсѣмъ еще мальчикомъ, около двадцати лѣтъ тому назадъ.

Предполагая, что буря окончательно миновала, онъ воспользовался первыми проглянувшими лучами солнца и освѣжившимся воздухомъ, и пошелъ пѣшкомъ, чтобы взглянуть по пути на любимыя старыя мѣста, съ которыми для него связана было столько хорошихъ воспоминаній.

Черезъ полчаса онъ углубился въ чащу сосноваго бора, тянувшагося отъ самаго мѣстечка Беверлей до Беверлейской фермы. Сухая, песчаная почва уже успѣла впитать въ себя только что выпавшій дождь, а на Раймондѣ были, кромѣ того, такіе толстые сапоги, что онъ не обращалъ вниманія на дождевыя капли, блестѣвшія еще на травѣ и на кустикахъ черники. Пробираясь подъ низкими вѣтвями деревьевъ, онъ снова чувствовалъ себя прежнимъ пятнадцатилѣтнимъ юношей, несмотря на свои тридцать пять лѣтъ.

У него было такъ свѣтло и легко на сердцѣ, что онъ даже не замѣтилъ, какъ солнце опять скрылось за черныя тучи и уже закатилось на западѣ, пока крупныя дождевыя капли не застучали по листьямъ, и вѣтеръ не завылъ между вѣтвями дубовъ, случайно выросшихъ среди высокихъ соснъ; но все это звучало такъ естественно, такъ напоминало ему все то, что онъ слышалъ съ дѣтства, что онъ только радовался и еще болѣе чувствовалъ себя дома.

Замедливъ немного шагъ, онъ теперь только замѣтилъ, что становилось совсѣмъ темно, и пріостановился въ раздумьѣ, соображая, гдѣ онъ находится и какимъ путемъ скорѣе пробраться домой.

Но все измѣнилось за эти двадцать лѣтъ, — измѣнился и старый лѣсъ. Раймондъ не узнавалъ уже прежнихъ тропинокъ, хотя онѣ остались все тѣми же, и скоро пришелъ къ заключенію, что онъ заблудился въ лѣсу. Какъ нарочно, дождь разразился такимъ же ливнемъ, какой прошелъ передъ обѣдомъ. Молніи блистали безпрерывно: но это оказалось на его счастье, потому что при свѣтѣ ихъ онъ, наконецъ, разглядѣлъ, что находится невдалекѣ отъ дороги, и поспѣшилъ укрыться подъ ближайшимъ деревомъ, намѣреваясь переждать тутъ дождь или воспользоваться случайнымъ проѣздомъ какого нибудь экипажа.

Ни одна изъ этихъ надеждъ, однако, не сбылась, но не прошло и нѣсколькихъ минутъ, какъ до слуха его донеслись какіе то звуки. Голосъ принадлежалъ женщинѣ, — очевидно, она говорила сама съ собою. Минуту спустя молнія освѣтила фигуру пробиравшейся вдоль дороги женщины, съ блѣднымъ лицомъ, въ разорванной одеждѣ, съ которой струилась вода. Она въ отчаяніи ломала себѣ руки и причитывала какія то безсвязныя слова, разобрать которыхъ онъ не могъ.

Ричардъ Раймондъ подошелъ къ ней и заговорилъ. Въ первое мгновенье она вскрикнула отъ испуга, потомъ, схвативъ его руку, разразилась рыданіями. Стоя теперь съ нею рядомъ, онъ могъ разглядѣть ее.

— О сэръ! спасите, спасите меня! — восклицала она. — Разъищите мнѣ моего мужа, и я дамъ вамъ все, все, что только есть у меня!

Женщина эта, очевидно, была помѣшанная, и когда она схватила руку Ричарда, то незамѣтно для нея изъ рукъ ея что то выскользнуло и упало на землю.

— А развѣ мужъ вашъ пропалъ безъ вѣсти? — съ участіемъ спросилъ Ричардъ. — Какъ звали его?

Бѣдная женщина выпустила его руку, чтобъ закрыть лицо свое руками, заплакала еще сильнѣе и сквозь рыданія сказала: О, его звали Родрикомъ, Родрикомъ Деннетъ! мы только съ мѣсяцъ какъ поженились, а теперь онъ бросилъ меня навсегда и скрылся вотъ уже пять дней! Онъ ушелъ навсегда! Онъ навсегда ушелъ, я это знаю!

Ричардъ Раймондъ вздрогнулъ, услыхавъ это имя, вызвавшее въ его памяти цѣлый рядъ такихъ воспоминаній, что среди темноты и проливнаго дождя, онъ не вдругъ замѣтилъ, какъ внезапно исчезла неизвѣстная женщина, и не могъ опредѣлить, въ какомъ направленіи она скрылась. Онъ окликнулъ ее, но отвѣта не послѣдовало. Вспомнивъ, что она что-то выронила изъ рукъ, онъ нагнулся и поднялъ съ земли маленькіе часики съ цѣпочкой. Онъ быстро пошелъ по дорогѣ, но нигдѣ не могъ уже найти ее.

Черезъ нѣсколько минутъ Раймондъ увидалъ по близости свѣтъ въ окнахъ и вскорѣ пріютился на небольшой желѣзнодорожной станціи, отстоявшей на нѣсколько миль отъ Беверлей. Онъ все повторялъ про себя имя: «Родрикъ Деннетъ». Это было имя человѣка, съ которымъ они вмѣстѣ пустились по морю двадцать лѣтъ тому назадъ и вмѣстѣ странствовали по Индіи. Тамъ Ричардъ пустилъ въ ходъ свои юныя силы и упорнымъ трудомъ составилъ себѣ значительное состояніе, между тѣмъ какъ Родрикъ жилъ надувательствомъ каждаго, съ кѣмъ имѣлъ только дѣло, и къ концу десяти лѣтъ покинулъ Индію. Ричардъ совершенно потерялъ его изъ виду, пока не услыхалъ вновь его имени и, какъ всегда, связаннаго съ преступленіемъ.

Онъ сталъ разсматривать предметъ, который держалъ въ рукѣ. Это были глухіе серебряные часики, и когда онъ открылъ ихъ, то увидалъ, что на внутренней крышкѣ вырѣзано имя «Поль». Онъ закрылъ часы и задумался.

Пока онъ сидѣлъ въ залѣ въ ожиданіи поѣзда, окидывая глазами окружающую обстановку, вниманіе его было привлечено объявленіемъ, явно разсчитаннымъ на то, чтобы бить въ глаза. Оно было озаглавлено крупнымъ шрифтомъ:

«Пропалъ ребенокъ!»

Три раза перечелъ онъ это объявленіе, потомъ вдругъ открылъ часики и прочелъ вырѣзанное на крышкѣ имя «Поль». Онъ сталъ невольно сопоставлять факты, такъ странно обнаружившіеся въ теченіе послѣдняго часа.

— Пять дней тому назадъ онъ покинулъ жену свою, — говорилъ про себя Ричардъ, — и пять дней тому назадъ было 10-е августа. Нѣтъ ли какой-нибудь связи между Полемъ Клейтонъ,, о которомъ идетъ рѣчь въ объявленіи, Полемъ — имя котораго вырѣзано на этихъ часикахъ, и Родрикомъ Деннетъ, у жены котораго часы эти были въ рукахъ нѣсколько минутъ тому назадъ?

Поѣздъ свиснулъ и подкатилъ къ станціи. Ричардъ сѣлъ въ вагонъ и благополучно возвратился домой. На слѣдующій день онъ поѣхалъ въ Бостонъ и вскорѣ услыхалъ имя Родрика Деннитъ, которое у всѣхъ было на языкѣ, съ связи съ дерзкимъ преступленіемъ. Преступникъ исчезъ, и агенты тайной полиціи розыскивали его безуспѣшно — но никому не приходило на умъ сопоставить этотъ фактъ съ исчезновеніемъ пропавшаго ребенка. Ричардъ никому не сообщалъ своихъ подозрѣній, но при первой же возможности отправился въ Нью-Іоркъ, и послѣ недѣльныхъ розысковъ, удивившихъ даже Бостонскую сыскную полицію, онъ пришелъ къ заключенію, что Бенжаменъ Шипманъ, отплывшій оттуда съ дочерью, вечеромъ 11 августа на пароходѣ, былъ не кто иной, какъ Родрикъ Деннетъ съ пропавшимъ Полемъ Клейтонъ.

Никакихъ точныхъ данныхъ у него не было, и сыщики подняли бы его на смѣхъ, еслибъ онъ сказалъ имъ, на какихъ шаткихъ основаніяхъ построены были его предположенія. Между тѣмъ увѣренность его была такъ велика, что будь у него власть въ рукахъ, онъ немедленно велѣлъ бы арестовать этого Бенжамена Шипманъ и представить его обратно въ Америку; но пароходъ отплылъ тринадцатью днями раньше, чѣмъ онъ пришелъ къ своему убѣжденію, а за это время судно уже вѣроятно прошло черезъ Гибралтарскій проливъ, откуда Родрикъ Деннетъ могъ пересѣсть на первый, отходящій въ Индію, пароходъ.

Сознавая все безразсудство сообщать свои подозрѣнія агентамъ сыскной полиціи, Ричардъ Раймондъ принялъ, однако, такъ близко къ сердцу это дѣло, что рѣшилъ изложить добытые имъ факты отцу пропавшаго ребенка и предложить ему свои услуги.

Пока онъ находится на пути къ Беверлей, возвратимся и мы въ родной домъ маленькаго Поля Клейтонъ, къ вечеру 10-го августа.

ГЛАВА II.
Игра въ дужки.

Домикъ Бенжамена Клейтонъ въ Беверлей-Фармсъ былъ одной изъ красивѣйшихъ построекъ въ этомъ чудномъ лѣсу, окаймлявшемъ берегъ моря. Морскія волны разбивались объ утесы съ одной стороны дороги, а сосновый лѣсъ окружалъ домъ съ другой стороны. Беверлейская ферма находилась такъ близко къ Бостону, что м-ръ Клейтонъ могъ ежедневно посѣщать банкъ свой, съ такими же удобствами, какъ если бы онъ оставался въ своемъ городскомъ домѣ; такъ что все лѣто счастливыя его дѣти — Скоттъ, Бесси, Поль и Китти рѣзвились по лѣсу или играли на берегу моря.

Китти была совсѣмъ еще малюткой. Поль былъ младшимъ изъ сыновей; десятаго августа ему только-что минуло шесть лѣтъ. Бесси было девять, а Скотту четырнадцать лѣтъ. Они жили очень дружно между собой, и отчій домъ казался имъ раемъ.

Весь домъ полонъ былъ ребятъ въ этотъ день 10 августа; Поль праздновалъ съ друзьями день своего рожденія. Они раздѣлились на шесть паръ и затѣяли ломать дужки; каждой парѣ предоставлено было по куриной косточкѣ, для того, чтобы выразить самое сердечное свое пожеланіе во время ломанія ея. (Игра въ дужки состоитъ въ томъ, что двое ломаютъ куриную косточку, произнося при этомъ какое-нибудь желаніе, причемъ выигрываетъ тотъ, у кого въ рукахъ остается верхняя часть дужки).

— Ну, что же ты для себя пожелаешъ, Поль? — воскликнула Бесси, съ веселымъ смѣхомъ.

Поль задумался. Брови его глубокомысленно сдвинулись, между тѣмъ какъ голубые глазки остановились на хрупкой косточкѣ.

— А чего бы ты пожелала, Бесси? — спросилъ онъ нерѣшительно.

— Я-то? — сказала Бесси. — О! конечно, прежде всего возврата этого счастливаго дня на многія лѣта; но не въ томъ дѣло, ты долженъ самъ пожелать чего-нибудь для себя.

— Ладно, — сказалъ, наконецъ, Поль, — я желалъ бы побывать въ этой чудесной Индіи, о которой тетя Джэнъ такъ много намъ сегодня разсказывала. Я желалъ бы объѣхать всю Индію.

— Я тоже! — пролепетала крошка Китти.

— А я, — произнесъ Скоттъ, глядя черезъ плечо Бесси, — желалъ бы найти случай проявить свое геройство.

— Какое смѣшное желаніе! — воскликнула Бесси; — ну, братья, ломайте же, ломайте! Разъ, два, три! — и дужки хрустнули.

Поль побѣжалъ тотчасъ къ отцу, чтобъ сообщить ему объ исходѣ игры.

Онъ засталъ м-ра (господина) Клейтонъ, сидящимъ въ библіотекѣ съ другимъ господиномъ, и достаточно было взглянуть на нихъ, чтобъ заключить, что оба были чѣмъ-то сильно взволнованы.

За послѣдніе два дня на лицѣ Бенжамена Клейтонъ лежало очень серьезное выраженіе, когда онъ находился въ своемъ, кабинетѣ въ банкѣ: тамъ приключилось что-то неладное. Дома же никто этого не замѣчалъ, такъ какъ м-ръ Клейтонъ, всецѣло отдававшійся дѣлу въ городѣ, имѣлъ обыкновеніе совершенно отрѣшаться отъ него дома. Онъ былъ предсѣдателемъ крупнѣйшаго банка въ Бостонѣ, и два дня тому назадъ открылъ въ отчетахъ кассира недочетъ, просмотрѣнный главнымъ контролеромъ банка; чѣмъ глубже онъ вникалъ въ эти отчеты, тѣмъ явственнѣе выступало мошенничество, и, наконецъ, къ ужасу своему, онъ убѣдился, что кассиръ ихъ — воръ, ограбившій банкъ почти на полъ-милліона долларовъ.

М-ръ Клейтонъ ничего не сказалъ кассиру; но съ чуткостью нечистой совѣсти тотъ самъ догадался, что преступленіе его раскрыто, и, несмотря на семейный праздникъ, самъ пріѣхалъ вечеромъ на дачу, чтобъ имѣть съ предсѣдателемъ серьезный разговоръ.

М-ръ Клейтонъ молча выслушивалъ объясненія кассира по дѣлу, которыя онъ закончилъ такъ:

— Теперь, м-ръ Клейтонъ, дѣло сдѣлано и вы его раскрыли. Я вамъ предлагаю слѣдующее: въ послѣдній день этого мѣсяца я буду находиться въ банкѣ поздно вечеромъ для сведенія счетовъ. Вдругъ я подвергнусь нападенію нанятыхъ мною людей. Они сломаютъ кассу, и на другой день обнаружится крупный грабежъ. Такъ какъ вы открыли мою продѣлку, то придется мнѣ подѣлиться съ вами. Я размѣняю бумаги и выплачу вамъ четверть милліона долларовъ чистоганомъ.

М-ръ Клейтонъ вскочилъ съ мѣста, съ лицомъ, искаженнымъ отъ гнѣва.

— Родрикъ Деннетъ! — воскликнулъ онъ, --если бы вы пришли ко мнѣ съ малѣйшею тѣнью раскаянія, я могъ бы простить васъ и сдѣлать все отъ меня зависящее, чтобъ склонить къ тому и другихъ. Но ни за какіе милліоны въ мірѣ я не помогу вамъ скрыть преступленіе!

— Такъ вы выдадите меня? — мрачно спросилъ Родрикъ.

— По всей вѣроятности! — отвѣтилъ м-ръ Клейтонъ, снова усаживаясь въ кресло.

— Но въ то же время вы набросите тѣнь и на себя, — возразилъ Родрикъ. — Никто не повѣритъ, чтобъ кассиръ могъ взять изъ банка полъ-милліона долларовъ безъ вѣдома предсѣдателя; какъ для васъ и банка, такъ и для меня было бы гораздо выгоднѣе недочетъ этотъ объяснить ограбленіемъ.

— Пусть меня подозрѣваютъ! — воскликнулъ м-ръ Клейтонъ; — мнѣ легче всю жизнь просидѣть въ тюрьмѣ, чѣмъ быть вашимъ сообщникомъ даже въ кражѣ булавки. Ни за какія деньги, ни по какимъ соображеніямъ! Вы отъявленный мошенникъ и негодяй! Плутъ! Подлецъ! Я донесу на васъ!

— Остановитесь! — гнѣвно закричалъ Родрикъ Деннетъ! — Берегитесь! Вы поплатитесь за ваши слова!

Какъ разъ въ ту минуту, когда м-ръ Клейтонъ собирался отвѣчать ему, вбѣжалъ въ комнату Поль, держа сломанную косточку въ рукѣ.

— Папа, папа! — кричалъ онъ, — пойдемъ къ намъ поскорѣе и поиграй вмѣстѣ со мною. Ахъ, намъ такъ весело! Я сейчасъ пожелалъ побывать въ Индіи, и желаніе мое навѣрное исполнится.

На этихъ словахъ маленькій Поль запнулся и, склонивъ свою кудрявую головку, держа въ рукахъ сломанную дужку, онъ переводилъ взоръ съ отца на незнакомца и обратно, такъ какъ увидалъ, что тутъ происходитъ нѣчто неладное.

— Бѣги назадъ, Поль, — сказалъ ему отецъ, — но не мѣшай мнѣ теперь. Я приду къ вамъ, когда у меня будетъ время.

Хотя отецъ произнесъ эти слова очень ласково, но въ сущности обращеніе его такъ отличалось отъ обыкновеннаго, что Поль, вмѣсто того, чтобъ возвратиться къ веселому кружку товарищей, пробрался потихоньку на веранду и заплакалъ.

Какія-то страшныя слова были произнесены между этими двумя людьми, вслѣдъ за выходомъ Поля, но никто никогда не узналъ, что именно было сказано. Незнакомецъ вскорѣ удалился, но м-ръ Клейтонъ не показывался нѣкоторое время. Никто не видалъ его около часа, пока жена его со Скоттомъ и Бесси не вошли къ нему въ комнату, въ страшномъ волненіи. Въ первую минуту они даже забыли то дѣло, по которому пришли, такъ поразилъ ихъ мертвенно-блѣдный и взволнованный видъ м-ра Клейтона, который сидѣлъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ оставилъ его Поль. Онъ даже не замѣтилъ ихъ прихода, пока жена не наклонилась къ нему съ тревожнымъ вопросомъ:

— Въ чемъ дѣло, Бенжаменъ? что съ тобой? Не случилось ли чего съ нашимъ Полемъ?

— Съ Полемъ? — переспросилъ м-ръ Клейтонъ, вскочивъ съ кресла.

— Мы нигдѣ не можемъ найти его. Мы всюду искали! — воскликнула Бесси, не въ силахъ болѣе удержать своихъ слезъ.

Съ остановившимися отъ ужаса глазами м-ръ Клейтонъ обернулся къ женѣ и на лицѣ ея прочелъ всю правду. Съ глухимъ воплемъ онъ пошатнулся и грохнулся на полъ во весь ростъ. Его разбило параличомъ. Въ эту ночь тяжелое горе впервые посѣтило эту счастливую семью.

Опасное состояніе отца отчасти отвлекло всеобщее вниманіе отъ маленькаго Поля, но когда они немного пришли въ себя, то рѣшительно не знали, въ какую сторону направить свои поиски, потому что никто не зналъ о посѣщеніи Родрика Деннетъ и о происшедшемъ въ библіотекѣ разговорѣ. Никому не были извѣстны страшныя угрозы, произнесенныя Деннетомъ въ моментъ появленія Поля въ библіотекѣ, ни причины его озлобленія противъ м-ра Клейтонъ.

М-ръ Клейтонъ могъ бы, вѣроятно, направить поиски на вѣрный слѣдъ, и безъ, сомнѣнія успѣлъ бы задержать бѣглеца, не давъ ему времени скрыться, чего пуще всего опасался Родрикъ Деннетъ — но уста бѣднаго отца были скованы параличомъ, и цѣлыя недѣли послѣ удара прошли, прежде чѣмъ онъ могъ говорить или даже сознавать, что вокругъ него происходитъ.

Внезапное исчезновеніе кассира и болѣзнь предсѣдателя сильно встревожили служащихъ банка, и хотя недочетъ не былъ сразу обнаруженъ, положеніе дѣлъ тѣмъ не менѣе возбуждало сомнѣнія; дня черезъ два истина выяснилась, и агенты полиціи были разосланы во всѣ стороны, чтобъ отыскать слѣдъ бѣглеца. Но было уже поздно. Родрикъ Деннетъ скрылся безъ препятствій, и не случись одного обстоятельства, онъ могъ бы преспокойно прожить всю жизнь. Обстоятельство это было самое для него неожиданное — появленіе Ричарда Раймонда.

ГЛАВА III.
Геройскіе подвиги.

Тридцатаго августа Ричардъ Раймондъ появился въ этой пораженной горемъ семьѣ. Его провели сначала прямо въ библіотеку, но такъ какъ госпожа Клейтонъ занята была съ врачемъ около больного мужа, то нѣкоторое время она не показывалась. Скоттъ сидѣлъ за столомъ передъ раскрытою книгой, но онъ не читалъ. Лицо его было заплакано, глаза распухли отъ слезъ. Незнакомецъ вошелъ въ комнату такъ неожиданно, что Скоттъ не имѣлъ возможности скрыться, и ему было такъ совѣстно, что его застали въ слезахъ, что онъ отвернулся, чтобъ спрятать свое лицо.

Съ искреннимъ сочувствіемъ, свойственнымъ доброму сердцу, Ричардъ Раймондъ, желая утѣшить бѣднаго мальчика, сначала небрежно опустился рядомъ съ нимъ въ кресло и, доставъ съ полки первую попавшуюся книгу, сдѣлалъ видъ, будто погрузился въ чтеніе. Скоттъ повернулся къ нему спиною, подперъ рукою щеку и изо всѣхъ силъ старался удержать рыданія, невольно вырывавшіяся изъ его груди.

— Не разъ случалось мнѣ бродить въ этой мѣстности, когда я былъ мальчикомъ вашихъ лѣтъ, — заговорилъ Ричардъ, — только въ тѣ времена здѣсь не было такихъ построекъ, какъ теперь, а въ лѣсахъ приходилось даже встрѣчать волковъ и лисицъ. Однажды зимой, когда мнѣ было всего только десять лѣтъ, я пошелъ съ однимъ товарищемъ, который былъ немногимъ старше меня, въ поле — за полверсты отъ дома. Мы изображали изъ себя піонеровъ и набрали хворосту и сучьевъ для костра, на которомъ. собирались испечь припасенныя нами яблоки и картофель. Пока мы возились съ этимъ дѣломъ, я вдругъ поднялъ глаза и увидалъ большое животное, готовившееся броситься на меня. Я не могъ сразу узнать, былъ ли это волкъ, или большая одичалая собака, но когда я собрался бѣжать, она кинулась на меня и повалила на землю. Я упалъ навзничь, а звѣрь стоялъ надо мною, высунувъ длинный, красный языкъ. Мальчикъ, бывшій со мною, хотѣлъ было бѣжать со всѣхъ ногъ, но, увидавъ меня въ опасности, остановился, и схвативъ топоръ, принесенный нами для рубки дровъ, онъ нанесъ ему сзади такой сильный ударъ по спинѣ, что чуть не разрубилъ его пополамъ.

— Вотъ такъ молодецъ! — замѣтилъ Скоттъ. — Я думаю, онъ потомъ сталъ настоящимъ героемъ?

— Мало одной смѣлости, чтобы быть героемъ, — возразилъ м-ръ Раймондъ.

— Хотѣлось бы мнѣ быть героемъ! — сказалъ Скоттъ съ глубокимъ вздохомъ. — Мнѣ теперь оно очень бы пригодилось. — И онъ снова отвернулъ свое лицо. Ричардъ догадался, что онъ опять едва удерживается отъ слезъ, и постарался перемѣнить разговоръ, сказавъ:

— Да, мальчикъ этотъ выросъ и сдѣлался въ нѣкоторомъ родѣ героемъ, но я не думаю, чтобы кто-нибудь пожелалъ стать на его мѣсто.

— Разскажите, пожалуйста, сэръ, объ немъ, — сказалъ Скоттъ. — Какъ звали его?

— Звали его Родрикомъ Деннетъ, — отвѣчалъ Ричардъ.

— Родрикомъ Деннетъ! — воскликнулъ мальчикъ глядя на него. — Вѣдь это имя кассира въ папиномъ банкѣ!

— Онъ самый и есть, — отвѣчалъ Ричардъ.

— Но вѣдь, говорятъ, онъ удралъ, укравъ изъ банка порядочную сумму денегъ, — въ удивленіи произнесъ Скоттъ.

— А развѣ это въ нѣкоторомъ родѣ не геройскій подвигъ? — спросилъ Ричардъ.

— Да, но только очень плохого свойства, — замѣтилъ Скоттъ.

— Вѣдь вотъ, я и говорилъ вамъ, что недостаточно одной смѣлости, чтобъ стать настоящимъ героемъ. Смѣлости хватило у него ограбить банкъ, но требовалось гораздо болѣе силы воли противостоять искушенію.

— А что водятся ли еще здѣсь волки или лисицы? — спросилъ Скоттъ.

— Не думаю, чтобъ ихъ было много, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — А почему вы это спрашиваете?

— Мнѣ пришло въ голову, не утащилъ ли который нибудь изъ этихъ звѣрей братца моего Поля? — произнесъ Скоттъ, заливаясь слезами.

— Вотъ по этому то именно случаю я и пріѣхалъ повидаться съ вами и вашей матушкой — отвѣтилъ, наконецъ, м-ръ Раймондъ, — потому что мнѣ кажется, я напалъ на слѣдъ вашего брата Поля. — Услыхавъ это, Скоттъ вскочилъ на ноги, но м-ръ Раймондъ продолжалъ: мнѣ сдается, что Поля увезъ именно Деннетъ.

— Какъ! м-ръ Родрикъ Деннетъ? — воскликнулъ Соттъ.

— Да, онъ самый. Не знаете ли вы, не былъ ли онъ здѣсь въ тотъ вечеръ, когда пропалъ Поль? — спросилъ Ричардъ.

— Конечно, былъ, — отвѣчалъ Скоттъ, — мы съ Бесси видѣли его, проходящимъ по залу, не задолго до того, какъ мы спохватились брата. Онъ быстро прошелъ мимо насъ и не обратилъ даже вниманія, когда Бесси сказала ему: Здравствуйте, м-ръ Деннетъ! Насъ это очень удивило, такъ какъ онъ обыкновенно былъ очень милъ и любезенъ съ нами, когда приходилъ къ отцу.

— А не знаете ли вы, чьи это часы? — спросилъ м-ръ Раймондъ, показывая Скотту серебряные часики, оброненные бѣдною женщиной.

Слезы навернулись на глаза Скотта, когда онъ поспѣшно схватилъ ихъ, восклицая: — О, сэръ, да вѣдь это часики Поля. Ихъ подарилъ ему папа въ день его рожденія. Они надѣты были на немъ въ тотъ самый вечеръ!

Ричардъ Раймондъ былъ очень доволенъ, что предположенія его оправдывались. Въ эту минуту въ комнату вошла госпожа Клейтонъ съ доброю вѣстью, что состояніе здоровья ея мужа настолько улучшилось, что онъ совершенно приходитъ въ сознаніе, хотя еще не можетъ говорить. М-ръ Раймондъ въ короткихъ словахъ разсказалъ ей свои подозрѣнія и тѣ обстоятельства, которыя ихъ вызвали. Она такъ довѣряла словамъ его, что тутъ же между ними было рѣшено разсказать все м-ру Клейтону, несмотря на его болѣзненное состояніе.

Скоттъ сопровождалъ ихъ въ комнату, гдѣ лежалъ м-ръ Клейтонъ.

— Надѣюсь, что вы не принимаете меня за искателя приключеній, — началъ Раймондъ, обращаясь къ больному, — который зарится на предлагаемую вами награду. Я человѣкъ обезпеченный и желаю дѣйствовать на собственный страхъ. Я замѣтилъ, что вы можете двигать лѣвою рукою, такъ если вы согласны на мое предложеніе, приподнимите вашу руку съ подушки, въ знакъ согласія. Я могу въ нѣсколькихъ словахъ сказать вамъ все, что знаю, и надѣюсь, что это не слишкомъ взволнуетъ васъ. Я предполагаю, что кассиръ вашъ Родрикъ Деннетъ долженъ знать, гдѣ находится Поль.

Внезапная краска на мгновеніе залила блѣдныя щеки больнаго, и рука его моментально поднялась кверху. Всѣмъ стало ясно, что м-ръ Клейтонъ несомнѣнно увѣренъ, что Родрикъ Деннетъ причастенъ къ этому дѣлу. М-ръ Раймондъ продолжалъ:

— Я еще въ Америкѣ зналъ этого человѣка съ дѣтства, и знавалъ его въ Индіи, въ теченіе десяти лѣтъ. Мнѣ сдается, что онъ отправился съ ребенкомъ изъ Нью-Іорка въ Индію, по морю, 11 августа. Съ вашего согласія, я тотчасъ поѣду въ Индію по его слѣдамъ и увѣренъ, что рано или поздно, я все разузнаю о вашемъ сынѣ.

Дрожащая рука снова отдѣлилась отъ подушки.

— Но для меня необходимы два условія: во-первыхъ — предположенія мои должны сохраняться вами здѣсь въ тайнѣ, иначе онъ можетъ узнать о нихъ и легко разстроить всѣ мои планы; во-вторыхъ — мнѣ необходимо имѣть при себѣ кого-нибудь, кто тотчасъ могъ бы узнать мальчика, подъ какимъ бы нарядомъ ни старались скрыть его.

Легкая тѣнь пробѣжала по лицу больного. Въ комнатѣ водворилась внезапная тишина. Ричардъ Раймондъ не глядѣлъ на Скотта, но онъ угадывалъ его мысли и былъ увѣренъ, что юноша этотъ, жаждавшій геройскихъ подвиговъ, придетъ ему на помощь.

Минутою позже Скоттъ стоялъ на колѣняхъ около отца и горячо шепталъ:

— Папа, отпусти меня съ нимъ, и мы привеземъ Поля обратно.

Въ больномъ, очевидно, происходила страшная борьба. Обнявши сына, м-съ Клейтонъ стояла на колѣняхъ у постели мужа, вся въ слезахъ. Съ минуту Ричарду казалось, что борьба становилась слишкомъ тяжелою и что м-ръ Клейтонъ опять начинаетъ путаться въ мысляхъ, но лѣвая рука задрожала на подушкѣ и медленно приподнялась. Скоттъ осторожно взялъ ее и почтительно поднесъ къ губамъ.

Бесси ocтaлас одна ухаживать за маленькой Китти и служить сестрою милосердія въ комнатѣ больного. Не легкая задача выпала на ея долю въ тѣ долгіе, печальные дни, которые смѣнили прежнее оживленіе и веселіе, царившіе въ домѣ; — ей приходилось казаться веселой, чтобъ не огорчать отца, и не разъ отходила она къ окну, чтобъ скрыть отъ него навертывавшіяся на глазахъ ея слезы. При этомъ она переживала въ воспоминаніяхъ всѣ мельчайшія подробности достопамятнаго вечера, когда они ломали дужки.

— Можетъ быть, теперь сбывается желаніе маленькаго Поля, — думала она про себя, — вѣроятно, и Скоттъ добьется своего. О, еслибъ я была мущиной, я тоже могла бы сдѣлаться героемъ и помочь отыскать милаго нашего Поля!

Мужественная маленькая Бесси и не подозрѣвала, что она совершала, можетъ быть, болѣе трудный и благородный подвигъ, чѣмъ всѣ остальные.

Но часто случается, что истинные герои вовсе не сознаютъ своихъ подвиговъ.

ГЛАВА IV.
По безбрежному океану.

Скоттъ столько наслышался на своемъ вѣку разсказовъ объ Атлантическомъ океанѣ, что вполнѣ понималѣ все, проходившее передъ нимъ въ первые дни плаванія, но у него такъ тяжело было на душѣ, что онъ съ трудомъ поддавался впечатлѣніямъ новой обстановки и неутомимымъ усиліямъ м-ра Раймонда развлечь его. Мысль, что онъ отправлялся на поиски Поля, была единственнымъ для него утѣшеніемъ, которое мало по малу заглушало тоску по родинѣ, постоянно угнетавшую его, со времени отъѣзда изъ роднаго домика, стоявшаго среди сосенъ и елей Беверлей.

Дни сначала тянулись съ томительною медленностью и однообразіемъ, какъ вдругъ случилось происшествіе, открывшее Скотту глаза на его настоящее положеніе и убѣдившее его, что было бы крайнимъ неразуміемъ и малодушіемъ съ его стороны предаваться тоскѣ по прошлому, а что, напротивъ, ему слѣдуетъ за многое благодарить судьбу, такъ какъ многимъ на свѣтѣ жилось гораздо хуже, чѣмъ ему.

Погода стояла неимовѣрно жаркая, не было ни малѣйшаго вѣтерка, и Скоттъ сидѣлъ на-палубѣ подъ навѣсомъ, изнывая отъ жары. На пароходѣ было довольно много пассажировъ. Вдругъ Скоттъ замѣтилъ, что въ углу на палубѣ собирается какое-то торжественное сборище. Онъ обратился къ м-ру Раймонду за разъясненіемъ. Опасаясь нагнать тоску на мальчика, Ричардъ ранѣе ничего не говорилъ ему о случившейся на кораблѣ смерти одного изъ пассажировъ, но теперь онъ не могъ скрыть отъ него, что тутъ готовились похороны.

Скотта всего передернуло при этомъ извѣстіи, и не смотря на намекъ Ричарда, что это вовсе ихъ не касается и имъ лучше оставаться на своихъ мѣстахъ, онъ медленно всталъ и направился къ собиравшейся толпѣ, точно его влекла туда невѣдомая сила.

Ричардъ послѣдовалъ за нимъ. На палубѣ лежало тѣло покойника, обернутое въ грубый холстъ, съ привязанными къ нему свинцовыми гирями, чтобъ оно лучше погрузилось на дно и не всплывало на поверхность. По одну сторону тѣла на колѣняхъ стояла вдова его, а рядомъ съ нею, обвивъ ее руками за шею, горько плакалъ маленькій мальчикъ; по другую же сторону у изголовья колѣнопреклоненный священникъ торжественно произносилъ послѣднее напутствіе. Затѣмъ выступили впередъ четыре матроса съ обнаженными головами, положили тѣло покойника на простыя еловыя носилки, поднесли къ борту парохода и спустили его въ море. Когда раздался всплескъ воды, бѣдная женщина вскрикнула и упала на палубу безъ чувствъ.

М-ръ Раймондъ внимательно слѣдилъ за выраженіемъ лица у Скотта. Оно вдругъ прояснилось, слезы заблестѣли на глазахъ его, и онъ, поспѣшно направившись къ осиротѣвшему мальчику, сталъ рядомъ съ нимъ на колѣни, обнявъ шею его руками. М-ръ Раймондъ отвернулся и ушелъ прочь. Когда часа черезъ два Скоттъ сошелъ въ большую каюту, служившую общимъ заломъ, его другу достаточно было одного взгляда, чтобъ убѣдиться, что мальчикъ отвлекся отъ собственнаго горя.

— Какъ я счастливъ, что отецъ мой живъ, и все же лучше, что Поль украденъ, а не умеръ, потому что мы можетъ найти и привезти его домой, — сказалъ Скоттъ.

— О, я увѣренъ, что мы разыщемъ его, — горячо подтвердилъ м-ръ Раймондъ.

Остальные дни пролетѣли гораздо быстрѣе, такъ какъ Скоттъ поглощенъ былъ развлеченіемъ и утѣшеніемъ маленькаго сироты.

Пароходъ вошелъ въ Ирландское море.

— Мы поспѣемъ еще къ отходу почтоваго парохода, — сказалъ м-ръ Раймондъ, тщательно свѣряя часы свои съ картой и росписаніемъ поѣздовъ Сѣверо-Восточной желѣзной дороги. — Мы еще до вечера прибудемъ въ Ливерпуль, и если все пойдетъ какъ слѣдуетъ, то поѣдемъ въ Лондонъ съ вечернимъ поѣздомъ. На разсвѣтѣ мы будемъ уже въ Лондонѣ, и какъ только откроется контора Восточнаго Пароходства, заручимся билетами до Бриндизи.

— Куда же мы направимся затѣмъ? — спросилъ Скоттъ.

— Если намъ посчастливится, то поѣдемъ съ поѣздомъ, отходящимъ изъ Лондона по пятницамъ въ девять часовъ вечера.

— Отчего вы говорите: «если»? — добивался Скоттъ.

— Потому что я сильно опасаюсь, чтобы мѣста не оказались всѣ разобранными. Я пошлю телеграмму изъ Ливерпуля, но этотъ поѣздъ въ Индію — нововведеніе. Каждую пятницу, со станціи Чэрингъ-Кроссъ, безъ четверти въ десять часовъ отправляется этотъ экстренный поѣздъ со спальными вагонами и проносится черезъ Парижъ къ югу Италіи съ неимовѣрною быстротой.

Начало уже смеркаться, когда пароходъ входилъ въ гавань, и Ричардъ со Скоттомъ стояли въ нетерпѣніи у цѣпи, протянутой, въ видахъ предосторожности, поперекъ носа парохода, чтобы удержать натискъ пассажировъ, когда передъ ними вдругъ открылся громаднымъ полукругомъ Ливерпульскій портъ, съ горою Биркенхэдъ на горизонтѣ.

Безконечное множество пристаней тянулось вдоль берега на цѣлыя мили.

— Когда же имъ будетъ конецъ? — раздражался отъ нетерпѣнія Скоттъ, наблюдавшій за ходомъ парохода, медленно миновавшаго одну за другою эти солидныя, всему міру извѣстныя пристани, съ которыхъ грузятся и разсылаются массы товара по всему бѣлу свѣту.

— Терпѣніе, терпѣніе, мой другъ! — отвѣчалъ съ улыбкою м-ръ Раймондъ. — Вамъ надо заручиться большимъ запасомъ терпѣнія на время нашего путешествія, потому что не разъ придется намъ спокойно выжидать тамъ, гдѣ бы каждая минута казалась намъ дороже золота.

Наконецъ, пароходъ причалилъ къ своей пристани, и толпа пассажировъ стремительно бросилась къ траппу. Пристань была ярко освѣщена фонарями, и, наконецъ, наши путешественники почувствовали твердую почву подъ ногами.

Они очень мало видѣли городъ по пути, потому что вихремъ пронеслись по улицамъ Ливерпуля къ главной станціи Сѣверо-Восточной желѣзной дороги, и пріѣхали во время къ отходу поѣзда, что для нихъ было важнѣе всего.

Вскорѣ оба они очутились спокойно сидящими въ отдѣленіи длиннаго вагона, всего подраздѣленнаго на такіе же особнячки, съ диванами, расположенными вдоль стѣнокъ, одинъ противъ другого. Дворцы открывались сбоку, и передъ отходомъ поѣзда чрезъ нихъ появился кондукторъ, провѣрилъ ихъ билеты, затѣмъ замкнулъ дверцу снаружи, и поѣздъ тронулся.

Въ ихъ отдѣленіи сидѣлъ только одинъ посторонній пассажиръ. Хотя непривычные виды сквозь затуманенный лунный свѣтъ и привлекли на время вниманіе Скотта, но онъ вскорѣ почувствовалъ непреодолимое желаніе свернуться клубочкомъ и заснуть.

Онъ заснулъ крѣпчайшимъ сномъ, пока не былъ разбуженъ отвратительнымъ запахомъ, наполнившимъ все отдѣленіе вагона. Онъ открылъ глаза. М-ръ Раймондъ былъ занятъ разговоромъ съ постороннимъ пассажиромъ, но замѣтивъ пробужденіе Скотта, онъ съ улыбкою спросилъ, все ли обстоитъ благополучно.

— Что это за вонь? — спросилъ Скоттъ.

— Это съ большой фабрики духовъ — отвѣчалъ М-ръ Раймондъ.

— Какъ, — воскликнулъ Скоттъ, вскочивъ съ мѣста, изъ этого изготовляются духи?

— Именно такъ, — сказалъ Ричардъ, смѣясь.

— Неужели при сжиганіи этихъ вонючихъ матеріаловъ получаются благовонные духи? — добивался Скоттъ. Но незнакомецъ разговаривалъ съ м-ромъ Раймондомъ, и отвѣта не послѣдовало. Скоттъ легъ и подъ шумокъ ихъ разговора заснулъ снова. Они говорили на незнакомомъ ему языкѣ, такъ что онъ мало вынесъ для себя интереснаго, хотя ему нѣсколько разъ послышалось, что произнесено было имя Родрика Деннетъ. Когда онъ проснулся, м-ръ Раймондъ спалъ на противоположномъ диванѣ; незнакомецъ ушелъ.

Скоттъ наблюдалъ изъ окна за интересными фермами и усадьбами, попадавшимися все чаще и чаще, пока не проснулся Ричардъ и, взглянувъ на часы свои, сказалъ: мы скоро пріѣдемъ въ Лондонъ. Довольны ли вы этимъ?

— Да на сколько это приближаетъ насъ къ Индіи, — отвѣчалъ Скоттъ, вздохнувъ при мысли, что въ то же время онъ все удаляется отъ родного дома.

— Ну, вотъ мы и пріѣхали! Глядите! мы въѣзжаемъ въ Лондонъ.

— Но вѣдь не прошло еще и десяти минутъ. Мы, значитъ, пріѣхали раньше времени, — сказалъ Скоттъ.

— Не думаю, — произнесъ Ричардъ, подсаживаясь къ окну. — Лондонъ, знаете ли, такъ великъ, что понадобился бы цѣлый день, чтобъ на извощикѣ проѣхать изъ одного конца его въ другой.

— Онъ долженъ представлять изъ себя очень удобное мѣсто, чтобы скрываться преступникамъ, — замѣтилъ Скоттъ, глядя на безконечные ряды крышъ, крытыхъ грязною черепицей, на шпили, купола и трубы, высившіеся на пространствѣ, которое едва могъ окинуть глазъ человѣческій, и давался диву, какъ могъ глазъ закона наблюдать за всѣми этими перепутанными переулками и закоулками, разбѣгающимися во всѣ стороны.

— Вы совершенно правы, — отвѣчалъ Ричардъ. — Если лицо, разыскиваемое полиціей, находится внѣ Лондона, все, чего оно изо всѣхъ силъ добивается и чему полиція всячески старается воспрепятствовать — это возвращенію его въ городъ. Ну вотъ мы, наконецъ, и пріѣхали. Отправимтесь сейчасъ же въ гостинницу, чтобъ взять ванну, позавтракать и отдохнуть часа два или три, пока не откроются конторы.

Тутъ не было ни суматохи, ни давки, и Скоттъ никакъ не могъ повѣрить, чтобъ это была знаменитая Юстонская станція. Слѣдуя за Ричардомъ, они прошли черезъ каменную платформу и влѣзли въ удивительно странное подобіе экипажа. Возница сидѣлъ сзади и почти наравнѣ съ верхомъ экипажа, когда-же они усѣлись внутри, гдѣ было мѣста ровно на двоихъ, то закрыли дверцы, приходившіяся немного по выше колѣнъ, прямо передъ ихъ ногами.

— Возница, кажется, довольно неохотно повезъ насъ, — замѣтилъ Скоттъ, — онъ даже не выговорилъ ни одного слова, пока вы не подошли къ нему вплотную.

— Здѣсь имъ не позволяется кричать и лѣзть въ глаза пассажирамъ, какъ это дѣлается у насъ въ Америкѣ. И я увѣренъ, что у нихъ не меньше сѣдоковъ, чѣмъ еслибъ они были назойливѣе; кому нужно ѣхать, тотъ поѣдетъ; въ противномъ же случаѣ приставанія его не соблазнятъ никого, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — Я люблю Америку, можетъ быть, еще сильнѣе, потому что такъ давно не бывалъ въ ней, но нахожу, что многое у насъ требуетъ улучшеній.

Они съ грохотомъ проѣзжали по мрачнымъ, шумнымъ улицамъ, наполненнымъ народомъ, несмотря на ранніе часы дня. Скоттъ находилъ, что въ сущности, оно не совсѣмъ походило на то, что онъ привыкъ видѣть съ дѣтства, и начиналъ чувствовать себя какъ бы однимъ изъ дѣйствующихъ лицъ изъ разсказовъ Диккенса. На это впечатлѣніе скоро оставило его, когда нѣсколько часовъ спустя они пошли съ м-ромъ Раймондомъ изъ отеля въ пароходную контору, и первое лицо, которое имъ попалось, былъ маленькій оборванецъ — газетчикъ, подбѣжавшій къ нимъ съ крикомъ;

— Самыя послѣднія извѣстія изъ Нью-Іорка! За одинъ пенсъ!

— Откуда онъ знаетъ, что мы американцы? — спросилъ Скоттъ огорченый, что его такъ скоро узнали.

— Всѣ тотчасъ признаютъ насъ — сказалъ м-ръ Раймондъ улыбаясь. — А вы бы предпочли-бы быть не узнаннымъ? — Скоттъ колебался, а Ричардъ продолжалъ: Вы, какъ будто устыдились этого, какъ мнѣ кажется.

— Немного — отвѣчалъ Скоттъ, краснѣя.

— Такъ бываетъ со многими американцами, — прибавилъ м-ръ Раймондъ. — Мнѣ случалось встрѣчать многихъ мужчинъ и женщинъ, которые всячески старались скрыть свою національность. Тотчасъ по прибытіи въ Англію они спѣшили одѣться въ англійское платье, перенимали разговоръ, манеры англичанъ и ужасно сердились, когда это имъ не удавалось. Мнѣ кажется это очень страннымъ.

— Я не буду впередъ стыдиться этого, вы увидите! воскликнулъ Скоттъ съ гордостью. Въ первый разъ, какъ кто либо усумнится въ моемъ американскомъ происхожденіи, я тотчасъ же самъ докажу его ошибку.

Они остановили омнибусъ. Винтовая лѣстница съ чугунными ступенями вела на крышу его, и желая по возможности больше осмотрѣть Лондонъ, они поднялись по лѣстницѣ и усѣлись на верху. Тамъ сидѣлъ всего одинъ молодой англичанинъ. Онъ взглянулъ на Скотта, садившагося рядомъ съ нимъ, и привѣтливо замѣтилъ: Какое нынче прекрасное утро!

— Оно, конечно, сэръ, могло бы быть и хуже, — отвѣтилъ Скоттъ, причемъ невольно взглянулъ на небо съ нѣкоторымъ недовѣріемъ, такъ какъ давно не видалъ такого непривѣтливаго, сырого и мрачнаго утра; каждую минуту можно было ожидать дождя, и англичанинъ, повидимому, былъ того же мнѣнія, потому что запасся дождевымъ зонтикомъ.

Замѣтивъ неувѣренный тонъ Скотта, онъ прибавилъ:

— Вы, вѣроятно, недавно живете въ городѣ?

— Въ городѣ? Въ какомъ городѣ? — спросилъ Скоттъ.

— Да въ здѣшнемъ. Вы, видимо, не совсѣмъ привыкли къ лондонской погодѣ? — допрашивалъ англичанинъ.

— Нѣтъ, сэръ, я американецъ, — сказалъ Скоттъ, слегка покраснѣвъ, такъ какъ почувствовалъ прикосновеніе руки м-ра Раймонда къ плечу своему, въ знакъ одобренія, — и мало смыслю въ лондонской погодѣ, если это утро считается хорошимъ.

Англичанинъ разсмѣялся. — Вы сочтете его лучшимъ въ году, если проживете здѣсь цѣлый годъ.

— Тогда я ни за что не желалъ бы видѣть настоящаго, сквернаго лондонскаго утра, — замѣтилъ Скоттъ, трогая рукой свои панталоны, совершенно уже отсырѣвшія отъ тумана.

— О! Въ этомъ я вполнѣ вѣрю вамъ! — отвѣчалъ англичанинъ. — Здѣсь бываютъ такіе сильные туманы, что иногда въ полдень зажигаютъ на улицахъ фонари; не разъ приходилось мнѣ видѣть, что движеніе экипажей по улицамъ пріостанавливалось посреди бѣлаго дня.

— Это должно быть любопытно! — насмѣшливо замѣтилъ Скоттъ.

Но англичанинъ, принимая отзывъ его въ прямомъ смыслѣ, возразилъ: «Да, вы совершенно правы!» съ такимъ воодушевленіемъ, что Скоттъ чуть не расхохотался, несмотря на усилія свои казаться серьезнымъ.

Они добрались до городской конторы пароходнаго общества только для того, чтобъ испытать разочарованіе. Всѣ мѣста были разобраны, и не представлялось никакой возможности своевременно добраться до Бриндизи, въ Италіи, къ отходу парохода.

— Пройдемте-ка до № 18 улицы Коксперъ, — сказалъ м-ръ Раймондъ. — Отсюда это не такъ далеко, а у меня есть тамъ знакомый шкиперъ, служащій агентомъ для нѣсколькихъ Бомбейскихъ пароходовъ. Можетъ быть, который нибудь изъ нихъ готовъ къ немедленному отплытію, и въ такомъ случаѣ, морское путешествіе возьметъ у насъ всего-то тремя или четырьмя днями долѣе сухопутнаго и дастъ намъ возможность, останавливаясь во всѣхъ портахъ, гдѣ останавливался пароходъ съ бѣглецами изъ Нью-Іорка, провѣрить, что мы напали на вѣрный слѣдъ и что пассажиры его направились прямо въ Индію.

— А какимъ же путемъ мы поплывемъ по морю? — спросилъ Скоттъ, пока они шли въ № 18 улицы Коксперъ.

— Мы отправимся изъ Соутгамптона или Ливерпуля прямо въ Бискайскій заливъ, на Гибралтаръ, а оттуда будемъ останавливаться въ Алжирѣ, Мальтѣ, Александріи или Портъ-Саидѣ, затѣмъ черезъ Суэцкій каналъ въ Аденъ и Бомбей.

— Это мнѣ кажется, даже лучшій путь, — сказалъ Скоттъ.

— Во всякомъ случаѣ мы постараемся и изъ неудачи извлечь возможную пользу — отвѣчалъ Ричардъ, подходя къ конторѣ.

ГЛАВА V.
Старый Джо.

На слѣдующій день оба путешественника, прекрасно размѣстившись на уютномъ пароходикѣ Кланской линіи, на всѣхъ парахъ удалялись отъ Англіи. Они были единственными пассажирами на суднѣ, и, слѣдовательно, оно предоставлено было въ полное ихъ распоряженіе.

— Кто бы могъ ожидать два дня тому назадъ, что мы очутимся здѣсь, — сказалъ Скоттъ, сидя съ товарищемъ на палубѣ.

— Положительно, никто, — отвѣчалъ Ричардъ: — но жизнь, вообще, такъ полна случайностей, что чѣмъ скорѣе человѣкъ къ нимъ приспособляется и извлекаетъ изъ нихъ для себя пользу, тѣмъ лучше достигаетъ онъ своей цѣли.

— Вы говорите это на мой счетъ, м-ръ Раймондъ, — возразилъ Скоттъ, — и я съ каждымъ часомъ начинаю испытывать на себѣ справедливость вашихъ словъ. У меня было очень превратное понятіе о томъ, что такое быть героемъ, судя по прочитаннымъ мною книгамъ. Если же мы благополучно достигнемъ своей цѣли, я надѣюсь, что я лучше пойму тогда, какъ быть настоящимъ человѣкомъ.

— Все должно придти къ желанному концу, Скоттъ, — отвѣчалъ Ричардъ, — мы объ этомъ постараемся.

— Вы не думаете, чтобъ Доннетъ могъ чѣмъ нибудь повредить Полю, — въ сотый разъ добивался Скоттъ.

— Нисколько, Скоттъ, — отвѣчалъ Ричардъ. — Онъ слишкомъ большой трусъ, чтобъ завѣдомо навлечь на себя обвиненіе въ убійствѣ. Онъ способенъ на всякую подлость, пойдетъ на что угодно за деньги, но ничего не сдѣлаетъ изъ мести. Я никакъ не ожидалъ, что онъ сбѣжитъ въ Индію; развѣ то, что онъ побоялся оставаться въ Америкѣ, но не много пройдетъ времени, какъ онъ начнетъ обдумывать средства сорвать съ вашего отца выкупъ за Поля. Онъ будетъ тщательно оберегать его, потому что въ сохраненіи его въ хорошемъ видѣ, онъ будетъ видѣть источникъ дохода. Вы можете быть совершенно спокойны въ томъ отношеніи, что, гдѣ бы ни находился Поль, онъ чувствуетъ себя превосходно, насколько оно возможно въ настоящемъ его положеніи. — Ричардъ несомнѣнно вѣрилъ этому, хотя, быть можетъ, онъ нѣсколько преувеличивалъ эту увѣренность, чтобъ подбодрить Скотта.

— Мы теперь приближаемся къ берегамъ Испаніи, — продолжалъ онъ. — Завтра къ вечеру или на зарѣ слѣдующаго дня мы будемъ противъ Мыса Финистерре. А вамъ, Скоттъ, слѣдуетъ познакомиться съ матросами судна, когда они свободны отъ службы, они много интереснаго поразсказали бы вамъ.

— Они кажутся такими угрюмыми, — замѣтилъ Скоттъ, глядя на одного изъ нихъ, приближавшагося къ той части палубы, на которой они сидѣли. Это былъ высокій, сухощавый, угловатый человѣкъ, съ морщинистымъ лицомъ и пронзительнымъ взглядомъ, съ загорѣлыми, жесткими руками.

— Я ни за что не желалъ бы имѣть съ нимъ дѣло, — прибавилъ Скоттъ.

— Моряки, по большой части, съ виду грубоваты, но тѣмъ не менѣе, имѣютъ доброе сердце.

Въ это время подошелъ старый морякъ и сталъ копошится около одной изъ пароходныхъ шлюпокъ, покрывая ее холстомъ, который связывалъ на ней крѣпкими веревками.

— Въ чемъ дѣло, Джэкъ? Развѣ вы ожидаете бури въ Бискайскомъ морѣ? — спросилъ Ричардъ.

— Очень возможно, что будетъ намъ встрепка, — отвѣчалъ морякъ.

— Барометръ съ самаго начала держался довольно низко, — прибавилъ Ричардъ.

— Какъ, а я слышалъ отъ капитана, не болѣе часу тому назадъ, что онъ быстро поднимается! — сказалъ Скоттъ, начинавшій наблюдать за явленіями природы, съ морской точки зрѣнія.

— Чѣмъ рѣзче перемѣны, тѣмъ сильнѣе штормъ, — пробормоталъ себѣ подъ носъ морякъ, обвязывая шлюпку.

Предсказаніе его сбылось въ точности: до наступленія ночи поднялся сильнѣйшій вѣтеръ; волны вздымались такъ высоко, что хлестали черезъ бортъ, разливаясь по судну во всѣхъ направленіяхъ.

Это особенность Бискайскаго залива хорошо извѣстна всѣмъ, кто побывалъ въ немъ. Путешественникамъ не удалось увидѣть берега Испаніи и мысъ Финистерре; они приблизились къ материку только въ виду того мѣста, гдѣ рѣка Таго, протекая мимо Лиссабона (столицы Португаліи), впадаетъ въ море. Видъ берега, съ извилистыми кряжами скалъ, спускавшимися до самаго края воды, съ блестящими тамъ и сямъ бѣлыми утесами, а мѣстами зеленѣющими ущельями, между которыми стремился съ горъ потокъ — былъ дикъ и очарователенъ. Селенія вдоль берега бѣлѣлись какъ сугробы снѣга, разбросанныя среди песковъ, пока Скоттъ не догадался подняться на рубку къ капитану и, взявъ его подзорную трубу, увидѣлъ берегъ такъ отчетливо, точно онъ находился возлѣ самаго парохода.

— Вонъ тамъ виднѣется городъ Пеанно — сказалъ капитанъ. — Видите ли тамъ, гдѣ пароходикъ входитъ въ гавань?

— А что эти башенки вдоль берега, маяки что ли? — спросилъ Скоттъ.

Капитанъ разсмѣялся. Это Мавританскія сторожевыя вышки, — отвѣчалъ онъ. — Не такъ еще давно мавры владѣли всею южною частью Испаніи и Португаліи и имѣли свои укрѣпленія вдоль всѣхъ береговъ, даже послѣ того, что вся внутренность страны отошла отъ нихъ. Башни эти и выстроенные вокругъ нихъ замки до сихъ поръ считаются неприступными твердынями для всякаго рода оружія, кромѣ дальнобойныхъ орудій.

— Какъ бы мнѣ хотѣлось повидать ихъ вблизи, — сказалъ Скоттъ, съ удвоеннымъ любопытствомъ направляя на нихъ трубку.

— Вотъ и увидите, — сказалъ капитанъ, отдавая приказаніе измѣнить слегка направленіе парохода, чтобъ пройти ближе къ берегу и дать Скотту возможность получше разсмотрѣть его.

— Безконечное множество разсказовъ связаны съ этими Мавританскими башнями о сраженіяхъ, осадахъ, и подвигахъ, происходившихъ тутъ много лѣтъ тому назадъ. Приподнимите теперь ваши стекла немного повыше и посмотрите вонъ тамъ на высочайшей горѣ, вправо отъ Пеанно, высится громадный замокъ съ башнями во сто разъ обширнѣй этихъ Мавританскихъ башенокъ вдоль берега!

— О, да, я вижу его! — воскликнулъ Скоттъ. — Какая громадина! Что это такое?

— Это лѣтняя резиденція короля Португальскаго, а внизу, у подошвы той горы, по другую сторону — столица его Лиссабонъ. Она не видна теперь, но черезъ полчаса мы спустимся пониже устья рѣки, тогда обернувшись назадъ, вы увидите по крайней мѣрѣ всѣ морскія силы, собранныя прямо подъ самымъ городомъ. Но вотъ васъ зовутъ къ обѣду… Вы въ сущности ничего не потеряете въ данную минуту, такъ какъ мы не увидимъ материка, пока не подойдемъ къ мысу Св. Винцента, а это будетъ уже ночью.

Слѣдуя совѣту м-ра Раймонда, Скоттъ спустился въ маленькую каюту, помѣщавшуюся въ самомъ носѣ парохода и занимаемую старымъ матросомъ.

— Могу ли я войти къ вамъ? — робко спросилъ мальчикъ.

Старый морякъ оглянулся кругомъ, прислонился къ брусу и, опершись рукой объ обѣденный столикъ, привѣтливо улыбнулся, причемъ морщинистое лицо его еще пуще испещрилось мелкими черточками во всѣхъ направленіяхъ, и сказалъ:

— Примащивайся, паренекъ, гдѣ вздумается. Мы здѣсь на свободѣ.

— Я пришелъ попросить васъ, если у васъ найдется свободное время, поразсказать мнѣ кое-что о морѣ.

— Разсказать вамъ сказочку? — спросилъ старый морякъ, сдвигая тяжелую шапку свою на затылокъ.

— Только, ради Бога, не разсказывайте на вашемъ морскомъ нарѣчіи, потому что я тогда ничего не пойму. Если у васъ нѣтъ теперь времени, я лучше зайду въ другой разъ.

— Время найдется, времени довольно! — сказалъ старый морякъ. — Теперь о чемъ разсказывать, да еще на сухопутномъ нарѣчіи? Эта такъ же тяжело, какъ вынести туманъ или бурю.

— Разскажите что-либо о морѣ, — сказалъ Скоттъ, не отрывая глазъ своихъ отъ губъ стараго моряка.

— Что либо объ морѣ? Охъ! Страшное это мѣсто, — содрогаясь произнесъ морякъ.

— Какъ! Вы это говорите? А сколько уже лѣтъ живете вы на морѣ? — спросилъ Скоттъ въ удивленіи.

— Ровно пятьдесятъ лѣтъ и два года, парень, то есть съ самаго того дня, какъ я былъ спущенъ на океанъ жизни, что случилось на разстояніи болѣе чѣмъ на тысячу миль отъ берега.

— Какъ, вы родились болѣе, чѣмъ на тысячу миль разстоянія отъ берега! — воскликнулъ Скоттъ. — И никогда не думали разстаться съ моремъ, не смотря на то, что это страшное мѣсто?

— Двадцать разъ пытался я уйти съ моря и всякій разъ возращался обратно. Эхъ! Какое это страшное мѣсто!

— Почему? — спросилъ Скоттъ.

Старый морякъ смолкъ на минуту. Онъ уткнулъ голову въ колѣни, затѣмъ продолжалъ какъ бы про себя. — Отецъ мой и мать лежатъ на днѣ морскомъ. Оба дѣда утонули въ морѣ. Жена моя, мой — маленькій сынокъ погребены подъ утесомъ такъ глубоко, что никакими бурунами ихъ не выкинетъ. Тамъ, говорятъ — тихо, но когда море разбушуется, тогда это страшное мѣсто!

— Вы потерпѣли крушеніе, — сказалъ Скоттъ, съ блестящими отъ слезъ глазами, и въ ту минуту въ памяти его воскресли слова м-ра Раймонда о мягкихъ сердцахъ, которыя скрываются подъ грубою наружностью моряковъ.

— Потерпѣлъ крушеніе, — отвѣчалъ морякъ съ содроганіемъ, — ровно столько разъ, сколько цифра семь повторяется въ моихъ годахъ. Семью семь — сорокъ девять, и вотъ столько разъ я выныривалъ на мачтѣ изъ воды. Слѣдующій разъ, а онъ наступитъ черезъ четыре года, — будетъ послѣднимъ. И жестокъ же будетъ ударъ, который сокрушитъ послѣднія доски въ килѣ стараго Джо, но онъ наступитъ, когда мнѣ будетъ пятьдесятъ шесть лѣтъ, такъ же вѣрно, какъ то, что море солоно.

— Надѣюсь, что это не сбудется, — серьезно возразилъ Скоттъ. — А что, это были парусныя суда или пароходы, на которыхъ вы потерпѣли крушеніе?

— Никогда еще нога моя не бывала на пароходѣ, до настоящаго путешествія, — отвѣчалъ морякъ. — Двадцать лѣтъ былъ я шкиперомъ, но теперь придется отдавать паруса. Когда въ послѣдній разъ я сходилъ на берегъ, они чуть не подвели меня, подлецы; впереди, подъ самымъ носомъ корабля торчатъ скалы, а паруса ничуть не надуваются, мы были тутъ на волосъ отъ погибели и никакихъ силъ остановить корабль! — съ увлеченіемъ разсказывалъ морякъ, пересыпая рѣчь морскими названіями.

— Мнѣ трудно понимать васъ, — робко произнесъ Скоттъ.

— Вѣрно, парень. Чортъ меня побери, я совсѣмъ перенесся мысленно на тотъ корабль и окончательно забылъ объ тебѣ и этой каютѣ. Когда случается сходить на берегъ, я такъ забываюсь тамъ, что мнѣ кажется будто улица качается какъ корабль, и я хочу подтянуть паруса, чтобъ установить ее тверже, такъ бываетъ у меня и съ разговоромъ. Меня маленько отнесло въ сторону… Мы огибали мысъ и плыли какъ рыбина. Ночь была темна, какъ жженый кофе, и вѣтеръ дулъ, какъ — не знаю, какъ дуетъ вѣтеръ, по вашему земноводному нарѣчію — по моему это былъ сильнѣйшій штормъ. Все было скрѣплено, подтянуто. Это была гнусная ночь, скажу тебѣ, парень, а мои семь лѣтъ истекли. Я зналъ, что долженъ нарваться на бѣду въ теченіе этого года, предчувствіе подсказывало, что оно совершится въ эту ночь, и я не могъ успокоиться, все былъ на-сторожѣ. Я зналъ, что въ этомъ мѣстѣ находятся подводные камни, рифы, острова, но гдѣ они находились, точно опредѣлить я не могъ, а въ Гибралтарскомъ проливѣ теченіе было такъ сильно и дулъ такой штормъ, что никакіе якорные канаты не удержали бы насъ. Нужно было идти впередъ или идти ко дну — мы сдѣлали и то и другое. Я взглянулъ наверхъ, потому что происходило тамъ что-то неладное. Слышу чека бьетъ объ штагъ прямо надъ моей головой. Вдругъ молнія озарила насъ. Мать Пресвятая Богородица! Утесы съ правой стороны, утесы съ лѣвой, подъ носомъ торчитъ цѣлая гряда рифовъ, а мы несемся со скоростью пятнадцати узловъ въ часъ. Скорѣе мысли я оглядѣлъ все кругомъ. Ударомъ молніи раздробило мачту, и двое людей свалились у колеса. Я поспѣшилъ на ихъ мѣсто. Но Богъ свидѣтель, что это было уже безполезно! Я побѣжалъ, когда судно накренилось, и меня отбросило на палубную бочку съ такою силою, что я упалъ ошеломленный до безчувствія. Я не успѣлъ придти въ себя, какъ судно ударилось. Матерь Божья!

Стараго матроса, всего передернуло и онъ, сидя на полу — весь какъ-то съежился. Но Скоттъ такъ былъ увлеченъ разсказомъ, что немедля спросилъ:

— Чтожъ сдѣлалось съ вами?

Старый Джо встрепенулся.

— Ахъ! паренекъ, я опять совсѣмъ забылся. Да, вотъ такъ былъ ужасъ! Когда я опомнился, то оказалось, что меня носило между рифами съ палубной бочкой, за которую я ухватился. Никто кромѣ меня не спасся, и всѣ сбереженія, накопленныя мною въ теченіе сорока девяти лѣтъ, находились въ грузѣ того корабля. А моя бѣдная Мери, жена моя, мой маленькій Джо, оба спали внизу въ каютѣ. Господу извѣстно, что я всѣмъ рискнулъ въ это плаваніе и далъ Мери обѣщаніе, что оно будетъ послѣднимъ. Послѣднимъ оно и было — для нея, но не для меня. Нѣтъ! Будь это пароходъ, его бы не занесло въ такую пучину!

Скоттъ такъ проникся горемъ бѣднаго старика, что даже забылъ о нетерпѣніи своемъ узнать, какъ онъ выпутался изъ бѣды, и, стараясь отвлечь его отъ тяжелыхъ воспоминаній, вызванныхъ его разсказомъ, принялъ наилучшую, въ данномъ случаѣ, мѣру — «поворотить его на другой галсъ», по выраженію моряковъ, вопросомъ:

— А бывали вы когда-нибудь на войнѣ?

— И не разъ даже, — задумчиво отвѣтилъ старикъ.

— Мнѣ очень хотѣлось бы, чтобъ вы разсказали мнѣ объ этомъ, — сказалъ Скоттъ.

— Я былъ однажды на каперскомъ суднѣ за шкипера, какъ разъ у этихъ береговъ, и крейсировалъ за десятую часть добычи, — началъ Джо. — Британцы держали Гибъ, но съ ними не было сношеній.

— То есть Гибралтаръ, подразумѣваете вы? — переспросилъ Скоттъ.

— Да, да, Гибралтаръ. Мы ныньче придемъ туда рано утромъ. Совѣтую тебѣ подняться на зарѣ, стоитъ посмотрѣть на берега Африки.

— Посмотрю непремѣнно, — отвѣчалъ Скоттъ. — Ну, продолжайте, разскажите объ каперѣ.

— Ну-съ, флоту предписано было идти на Гибъ, имъ нужны были свѣдѣнія и они предлагали хорошую плату за доставленіе туда почты, а оттуда депешъ. Я услыхалъ объ этомъ и принялъ грузъ. Мы могли идти подъ парусами на разстояніи пятнадцати миль отъ Гиба, и въ одну темную, темную ночь я спустилъ лучшую свою шлюпку, взялъ лучшаго гребца, хорошее ружье и депеши. Прогресть тридцать миль въ ночь — плевое для насъ дѣло; море было спокойно, вѣтерокъ дулъ ровно на столько, чтобы шумомъ своимъ заглушать всплескъ веселъ. Мы благополучно доплыли до Гиба, несмотря на непріятельскій флотъ. Намъ случилось проходить прямо подъ носомъ ихъ громадныхъ судовъ.

— Вы не боялись? — спросилъ Скоттъ.

— Нѣтъ, — отвѣчалъ старый морякъ, — потому что, какъ во всѣхъ важныхъ дѣлахъ, непріятелю и въ голову не приходило обращать вниманіе на орѣховую скорлупу съ двумя людьми, шнырявшую прямо у нихъ подъ носомъ. Но когда мы повернули обратно, море маленько разыгралось и что хуже всего — молнія начала сверкать. Мы увидали большое судно впереди насъ, на немъ не было огней, и мы посторонились. Только что мы съ нимъ поровнялись, двѣ-три вспышки молніи освѣтили насъ, и сторожевой часовой запримѣтилъ лодку. Вѣтеръ дулъ имъ противный. Они и не опросили насъ, но намъ было слышно, что спускается на воду лодка. Они пустились за нами въ погоню. Мы гребли не на животъ, а на-смерть, но они стали нагонять насъ. Я бросилъ весло и, взявшись за ружье, забилъ въ него вторую пулю. Потомъ, притаившись на кормѣ, я прицѣлилъ ружье приблизительно по направленію шума веселъ, въ ожиданіи, что молнія освѣтитъ ихъ. Черезъ минуту сверкнула молнія. — «Смѣлѣе, капитанъ!» крикнулъ мой гребецъ, но было поздно — я выстрѣлилъ. Чортъ побери! Никогда въ жизни мнѣ не приходилось еще стрѣлять изъ ружья. Я умѣлъ обращаться съ пистолетомъ или кинжаломъ, но ружье это дурно обошлось со мною. — Старый Джо разсмѣялся тихимъ, прерывистымъ смѣхомъ, какъ будто припоминая хорошую шутку.

Но Скоттъ, интересовавшійся болѣе узнать, что совершило дуло ружья, чѣмъ прикладъ его, спросилъ:

— Что жъ, попали вы въ кого-нибудь въ другой лодкѣ?

— Скорѣе попалъ въ человѣка, сидящаго позади меня, — отвѣчалъ Джо. — Старое ружье искалѣчило меня на цѣлый мѣсяцъ. Но, когда я поднялся со дна лодки, я услыхалъ на близкомъ разстояніи голосъ, окликавшій меня: — Капитанъ Биръ, ау! — и узналъ голосъ моего помощника.

— Какъ же онъ очутился тутъ? — спросилъ Скоттъ.

— Оказалось, что мы проплыли мимо собственнаго судна. Опасаясь, чтобъ не застигло насъ начинавшееся волненіе, они придвинулись ближе, чѣмъ того требовала безопасность, а мы приняли ихъ за непріятеля.

Сначала Скотту хотѣлось улыбнуться, считая, что онъ слушалъ одну изъ общеизвѣстныхъ матросскихъ побасенокъ; но въ слѣдующую за тѣмъ минуту слезы навернулись у него на глазахъ, когда старикъ сказалъ въ заключеніе:

— Да, теперь я уже не капитанъ Биръ, а просто — старый Джо. Умеръ капитанъ Биръ, — въ тотъ самый день, когда послѣднее его судпо осталось на рифахъ, — съ его женой и съ его маленькимъ сыномъ. А черезъ четыре года послѣдуетъ за ними и старый Джо, всего то четыре года осталось мнѣ, паренекъ! И море точитъ теперь утесы, которые прикроютъ кости стараго Джо…

ГЛАВА VI.
Близь Гибралтара.

Свѣтъ едва брезжился на слѣдующее утро, когда Скоттъ поднялся на палубу; но береговая линія Африки ясно обозначилась вдоль южнаго горизонта и направленіе парохода совершенно измѣнилось. Солнце восходило прямо передъ нимъ, между тѣмъ какъ раньше оно показывалось въ окно общей каюты.

Какъ только Скоттъ появился на палубѣ, капитанъ, находившійся на своемъ мостикѣ, послалъ пригласить его къ себѣ и, вручая ему зрительную трубу, сказалъ:

— Взгляните-ка туда, видите вы эту песчаную гору? За ней разстилается безконечная пустыня. Посмотрите тропинки каравановъ, извивающіяся по склонамъ горъ въ этомъ направленіи и этотъ высокій пикъ, называемый горой Обезьянъ.

— Горой Обезьянъ? — переспросилъ Скоттъ. — Какое странное названіе для кучи песку и утесовъ! Ни одна обезьяна не сдѣлала бы глупости поселиться тутъ.

— Это вы только такъ думаете, — возразилъ капитанъ, — но если бы вы взобрались на эту гору, то увидали бы ущелья, сплошь поросшія кустарниками, которые полны обезьянъ. Единственное мѣсто въ Европѣ, гдѣ водятся обезьяны — это старый Гибъ, вонъ тамъ — онъ будетъ ясно виденъ, когда вы придете наверхъ послѣ завтрака. Онѣ живутъ на южномъ склонѣ Гибралтарскаго утеса, въ большихъ пещерахъ, глубина которыхъ никогда еще не была изслѣдована. Можетъ быть это сказка, а можетъ быть и быль, не ручаюсь, но говорятъ, будто существуетъ подземный проходъ подъ проливомъ, соединяющій Гибралтаръ съ горою Обезьянъ.

— Мнѣ это вовсе не кажется невозможнымъ — замѣтилъ Скоттъ, высматривая поверхъ мачтъ налѣво высокую скалу Гибралтара.

— Вонъ тамъ она, — указалъ ему капитанъ. — Такъ вы принадлежите къ числу немногихъ, вѣрящихъ этому разсказу, и есть основанія думать, что вы правы, но многіе смѣются надъ этимъ. Сейчасъ, впрочемъ, не къ чему высматривать Гибъ, вы бы разочаровались, увидавъ его теперь. Подождите до окончанія завтрака, и взгляните на него въ первый разъ, когда онъ покажется подъ самымъ носомъ корабля.

Пока Скоттъ сидѣлъ за завтракомъ, капитанъ послалъ за нимъ, чтобъ онъ немедленно поднялся къ нему на мостикъ. Онъ бросилъ вилку и съ непокрытою головой выскочилъ на палубу, ожидая увидать передъ собою громадную скалу, въ тысячу четыреста футовъ вышины, но взобравшись на мостикъ, онъ тщетно искалъ ее глазами.

Капитанъ съ ружьемъ въ рукѣ, отдавалъ приказаніе уменьшить ходъ. Вслѣдъ за тѣмъ онъ обратился къ Скотту, указывая ему на слегка пѣнящуюся точку на водѣ:

— Поглядите-ка сюда! у самаго судна съ правой стороны!

— Я только вижу пѣну, — отвѣчалъ Скоттъ.

— Не спускайте съ нея глазъ, — сказалъ капитанъ. Глядите живѣе!

Немного погодя блестящая сизо-коричневая куча вынырнула на поверхность воды среди пѣны. Скоттъ только что хотѣлъ спросить, что бы это могло быть, какъ вдругъ двѣ струи воды поднялись въ воздухъ, и онъ воскликнулъ: — Китъ!

— Вѣрно, такъ, молодецъ! Теперь держите ухо востро! Верзило этотъ плыветъ прямо на встрѣчу намъ и, если не перемѣнитъ направленія, пройдетъ мимо самаго лѣваго борта. Вы можете стрѣлять по немъ. — И онъ передалъ Скотту ружье. Дрожащею рукою принялъ мальчикъ оружіе и наблюдалъ, какъ чудовище медленно погружалось въ воду, пуская вверхъ водяныя струи и не имѣя, повидимому, понятія о близости парохода.

— Я и не подозрѣвалъ, что здѣсь водятся киты, — произнесъ онъ шопотомъ.

— Ихъ водится много въ проливѣ, — отвѣчалъ капитанъ. Мѣста тутъ глубокія, мелкой рыбы вдоволь — есть чѣмъ поживиться, и они такъ много видятъ пароходовъ, что научились быть осторожными. Это, вѣроятно, молодой экземпляръ и, по неопытности, онъ ничего не опасается.

Капитанъ былъ правъ. Пароходъ шелъ беззвучно, такъ какъ машина была остановлена, а неуклюжее животное не обращало на него ни малѣйшаго вниманія. Скоттъ выжидалъ съ нетерпѣніемъ, когда китъ подплыветъ поближе къ пароходу. Ружье лежало на перилахъ, и палецъ его нервно дергалъ курокъ. Море было совершенно тихо. Ничто не мѣшало ему прицѣлиться. Онъ былъ увѣренъ, что попадетъ въ него, въ слѣдующій разъ, какъ китъ вынырнетъ кверху. И вотъ онъ всплылъ, медленно переваливаясь съ боку на бокъ, какъ бы наслаждаясь утреннимъ купаньемъ послѣ завтрака.

— А что же онъ сдѣлаетъ, если я попаду въ него? — спросилъ Скоттъ въ сильномъ волненіи.

— Нырнетъ — отвѣтилъ капитанъ.

Скоттъ началъ нажимать курокъ.

— И затѣмъ опять тотчасъ всплыветъ? спросилъ онъ.

— Если не сильно будетъ раненъ или напуганъ, — отвѣчалъ капитанъ.

Скоттъ опять поддался впередъ и прицѣлился. Но онъ колебался.

— Но къ чему это? — сказалъ онъ, со вздохомъ искренняго сожалѣнія передъ ненужной жертвой, и опустивъ ружье, выпрямился.

— Славно, молодецъ! — восторженно вокликнулъ капитанъ. — Я такъ и предполагалъ, что вы на это неспособны, но мнѣ хотѣлось испытать васъ. — А Скоттъ между тѣмъ испытывалъ гораздо большее удовлетвореніе теперь, чѣмъ отъ удачнаго выстрѣла, который подвергъ бы несчастное животное совершенно ненужнымъ страданіямъ.

Какъ только китъ скрылся изъ виду, Скоттъ спустился въ каюту, чтобъ докончить завтракъ. По возвращеніи на мостикъ онъ увидалъ скалы Гибралтара въ полномъ блескѣ. Капитанъ завтракалъ тутъ-же на мостикѣ, не спуская глазъ съ моря. Гавань была вся какъ на ладони и казалась такой безопасной, что Скоттъ въ удивленіи спросилъ о причинѣ его бдительности.

— Тутъ опасности больше, чѣмъ вы думаете — отвѣчалъ онъ. — Мало-ли кораблей, пытаясь войти въ гавань ночью, разбивались о подводные камни, пока не поставлены были, наконецъ, сигналы.

— А какъ же дѣло стоитъ теперь? — спросилъ Скоттъ.

— О, теперь здѣсь одинъ изъ лучшихъ маяковъ всего Средиземнаго моря, который освѣщаетъ вполнѣ безопасный проходъ для любого судна. Если же оно уклонится въ сторону — то пиши пропало! Огни маяка по всѣмъ направленіямъ красные, кромѣ прямаго входа въ каналъ, гдѣ виденъ бѣлый огонь. Такъ что мы направляемъ пароходъ все на востокъ, пока не исчезнутъ красные огни и не появится бѣлый; тогда мы круто поворачиваемъ на право кругомъ и идемъ прямо на бѣлый огонь,

— Меня нисколько не удивляетъ, что крѣпость эта считается неприступною, — замѣнилъ Скоттъ, глядя на укрѣпленія, водруженныя на самой вершинѣ отвѣснаго выступа скалы, у подножія которой гнѣздился небольшой городокъ.

— Сооруженія эти на вершинѣ находятся на высотѣ тысячи четырехсотъ футовъ надъ поверхностью моря и господствуютъ надъ всею окружающей мѣстностью. Они переходили изъ рукъ въ руки, какъ старая тряпка. Взгляните на этотъ зеленый холмъ, выглядывающій изъ за скалы!

— Великолѣпный видъ! — воскликнулъ Скоттъ.

Остановка въ Гибралтарѣ была самая кратковременная, такъ какъ предвидѣлась лишь незначительная погрузка товара, а капитану хотѣлось засвѣтло пройти Алжиръ и Мальту. Скоттъ сошелъ на берегъ съ м-ромъ Раймондомъ, и они побродили по старому городу съ часъ времени, взбираться же на гору не отважились. Они купили на базарѣ африканскую шкатулочку изъ слоновой кости, на крышкѣ которой было прекрасно вырѣзано изображеніе стариннаго мавра въ полномъ боевомъ вооруженіи.

— Мы можемъ легко попасться имъ въ руки, если выйдемъ изъ стѣнъ Алжира, гдѣ будетъ слѣдующая наша остановка, — сказалъ м-ръ Раймондъ.

— Такъ ужъ лучше я останусь внутри города, — отвѣтилъ Скоттъ — у нихъ такой страшный видъ, это просто ходячій арсеналъ. Посмотрите, сколько у этого мавра за поясомъ пистолетовъ и кинжаловъ. А что у него за ружье! Вы полагаете, что такія ружья къ чему-нибудь пригодны?

— Безъ сомнѣнія, — отвѣчалъ Ричардъ. — Я по собственному опыту знаю, что ружья эти очень мѣтко бьютъ.

— Вы ихъ пробовали? — спросилъ Скоттъ.

— Я ихъ испыталъ на себѣ, — отвѣчалъ Ричардъ.

— О! пожалуйста, разскажите объ этомъ! — воскликнулъ Скоттъ.

— Подождите, пока намъ ничего лучшаго не представится. Въ Алжирѣ вы будете имѣть случай видѣть этихъ молодцовъ съ ихъ ружьями. Конечно, они едва ли будутъ такъ нарядны, какъ этотъ мавръ; теперь они сильно обѣднѣли, и даже у разбойниковъ въ настоящее время не водится такого прекраснаго оружія, какъ въ былыя времена. Но работа на этихъ старинныхъ ружьяхъ прямо великолѣпна. А вы думали, что будучи такъ красиво отдѣлано, оно никуда не годно къ употребленію?

— Я знаю, что моя простая двустволка гораздо лучше наряднаго ружья Боба Бракетъ, и отецъ говорилъ, что оно такъ разукрашено съ той цѣлью, чтобъ лучше продать его.

— Совершенно вѣрно! возразилъ Ричардъ. — Въ Америкѣ это теперь вошло въ привычку, вслѣдствіе того, что люди охотнѣе платятъ деньги за все бросающееся въ глаза, нисколько не обращая вниманія на внутреннее достоинство вещи. Но оружіе мавровъ составляетъ такую же ихъ жизненную принадлежность, какъ копья, мечи и щиты древнихъ саксонскихъ и норманскихъ воиновъ. Вы, вѣроятно, помните чудные щиты, которые мы разсматривали въ окнахъ магазина древностей въ Англіи?

— О! конечно, помню! — воскликнулъ Скоттъ.

— И что же, развѣ они стали непригодными къ дѣлу, оттого что такъ великолѣпно изукрашены?

— Конечно, нѣтъ! — отвѣчалъ Скоттъ.

ГЛАВА VII.
Алжиръ. — Суэцкій каналъ.

— Что за мерзкое мѣсто Алжиръ! — воскликнулъ Скоттъ, взойдя по утру на мостикъ, при видѣ небольшаго африканскаго города, къ которому приближался пароходъ.

— Это зависитъ отъ того, какъ и съ какой точки вы на него смотрите, — замѣтилъ капитанъ. — Наведите подзорную трубу вашу на верхъ горы и возьмите немного лѣвѣе. Вотъ такъ! Ну что теперь скажете вы объ этомъ видѣ?

— Чудно! великолѣпно! — восклицалъ Скоттъ. — Какіе прелестные тутъ домики около рощи! А что это за громадное зданіе? Что заставляетъ ихъ обносить каждый домъ такими высокими, бѣлыми оградами? А, понимаю! Это для защиты отъ разбойниковъ.

— Совершенно вѣрно! — отвѣчалъ капитанъ.

— А что за чудныя, широкія дороги! А верфи то, какія роскошныя! Нѣтъ, въ сущности Алжиръ вовсе не такъ безобразенъ, какъ мнѣ это показалось съ перваго взгляда; все дѣло портитъ тотъ маленькій городокъ у подошвы горы, у самой воды.

— Онъ сначала кажется страннымъ, какъ всѣ эти мѣста, но стоитъ привыкнутъ къ нимъ, какъ полюбите ихъ, ручаюсь головой. Такъ бываетъ со всѣми; а когда вы вернетесь въ Америку, васъ черезъ нѣсколько времени такъ и будетъ тянуть хоть однимъ глазкомъ взглянуть на эти мерзкія мѣста, какъ вы ихъ называете.

Остановка въ Алжирѣ была самая непродолжительная, для погрузки небольшаго количества товара, но м-ръ Раймондъ со Скоттомъ воспользовались этими двумя часами, чтобы сойти на берегъ. И Скоттъ тотчасъ началъ испытывать на себѣ то обаяніе, о которомъ говорилъ капитанъ: вся окружающая ихъ обстановка была дика, непривычна, но такъ безконечно любопытна, не смотря на страшную вонь и грязь на улицахъ, которыя были узки до того, что можно было сразу касаться руками домовъ съ обѣихъ сторонъ.

Встрѣчавшіеся имъ люди напоминали ему сказки изъ «Арабскихъ ночей». Тутъ попадались и арабы, и мавры, и турки, въ самыхъ разнообразныхъ костюмахъ — на нѣкоторыхъ были надѣты фантастическія чалмы, коротенькія куртки и широкіе шаровары. Нѣкоторые были окутаны плащами съ ногъ до головы. Цвѣтъ лица у иныхъ былъ совершенно свѣтлый, у другихъ очень темный; но нигдѣ не встрѣчалось такихъ чернокожихъ, какъ негры въ Бостонѣ.

— Но это не африканцы, не правда ли? — спросилъ Скоттъ въ удивленіи у м-ра Раймонда.

— Да нѣтъ же, — африканцы — сказалъ Ричардъ. — Почему -вы такъ думаете?

— Да вѣдь африканцы совсѣмъ черные, — отвѣчалъ Скоттъ.

— Африканцы, которыхъ мы видимъ въ Америкѣ, конечно, очень черны, но они обитаютъ въ очень маленькомъ, относительно, уголкѣ, на самомъ южномъ берегу Африки. Обитатели страны зулусовъ или Занзибара также чернокожіе, съ толстыми губами и курчавыми волосами. Но есть множество африканцевъ, которые не чернѣе насъ съ вами.

Базаръ въ Алжирѣ представляетъ цѣлую улицу мелкихъ лавченокъ или будочекъ, и Скоттъ, привыкшій видѣть громадные склады товаровъ, какіе водятся въ Америкѣ, въ изумленіи остановился передъ этими лавчонками, размѣрами своими не превышавшими его каюты на пароходѣ. Онѣ были переполнены самыми разнообразными товарами, великолѣпными одеждами, ювелирными издѣліями и гончарными произведеніями, столь высоко цѣнимыми въ Америкѣ. Нѣкоторыя бездѣлушки напомнили Скотту вещицы, служившія украшеніемъ въ собственномъ его домѣ на родинѣ.

Побродивъ еще по базару, наши путешественники вернулись на пароходъ.

Вопреки всѣмъ разсчетамъ, пароходъ прибылъ въ Мальту ночью. М-ръ Раймондъ сошелъ на берегъ лишь для того, чтобы навести справки о Нью-Іоркскомъ пароходѣ. Его первоначальное предположеніе, что тѣ два пассажира, которыхъ онъ выслѣживалъ по пятамъ, въ этомъ порту пересѣли на пароходъ, направлявшійся въ Индостанъ, подтвердилось. Имъ не оставалось, слѣдовательно, ничего болѣе, какъ стремиться поскорѣе попасть въ Бомбей.

Въ Мальтѣ Скоттъ могъ разглядѣть лишь отвѣсныя стѣны утесовъ, высившихся прямо изъ воды, у самаго носа парохода, съ маленькими домиками, построенными на вершинахъ скалъ, съ фортами и укрѣпленіями на всѣхъ выдающихся пунктахъ, господствующими надъ закрытой почти со всѣхъ сторонъ бухтой. Но онъ согласился бы скорѣе не видать даже этого, чѣмъ потерять хоть одинъ часъ драгоцѣннаго времени.

Съ ранней зарей пароходъ снова двинулся въ путь. Поставлены были всѣ паруса, и они увидѣли большой маякъ Портъ-Саида на закатѣ солнца четвертаго дня. Здѣсь приходилось возобновить запасы каменнаго угля.

Медленнымъ ходомъ пробирались они въ гавань, пока не остановились на близкомъ разстояніи отъ берега Портъ-Саида, усѣяннаго кофейнями. Въ одно мгновеніе ока пароходъ былъ окруженъ со всѣхъ сторонъ лодочками всевозможныхъ сортовъ и размѣровъ, доставившихъ самыхъ разношерстныхъ посѣтителей. Ночью вся эта компанія показалась Скотту крайне непріятной, особенно же не поправились ему поднятый ею гвалтъ и сутолка. Онъ было скрылся въ свою каюту, но не могъ выдержать жары и спертаго въ ней воздуха. Скоттъ поднялся на капитанскій мостикъ, чтобъ оттуда наблюдать за погрузкою угля.

Къ обѣимъ сторонамъ парохода подошли огромныя плоскодонныя лодки — или лихтера, какъ ихъ называютъ — съ наваленными на нихъ глыбами каменнаго угля. Съ каждаго конца лихтеровъ и изъ середины перекинули на палубу парохода узкія доски. По нимъ двигались непрерывною цѣпью множество арабовъ, покрытыхъ угольною пылью, съ грубыми покрывалами на головахъ, на которыхъ они несли корзины съ углемъ; опрокинувъ ихъ въ люки надъ угольною ямой, возвращались они на лихтера за новымъ запасомъ.

Портъ-Саидъ представляетъ грязный маленькій городокъ, населенный только такимъ людомъ, который получаетъ заработокъ или наживается исключительно отъ пароходовъ, то и дѣло останавливающихся въ немъ. Оба наши путешественника отправились осмотрѣть Портъ-Саидъ, но прогулка по зловоннымъ улицамъ подъ палящими лучами солнца произвела на нихъ такое отталкивающее впечатлѣніе, что они были совершенно счастливы, когда, по возвращеніи на пароходъ, двинулись въ дальнѣйшій путь.

Съ самаго отъѣзда въ Индію Скоттъ съ особеннымъ интересомъ ожидалъ переѣзда черезъ Суэцкій каналъ, а теперь, хотя видъ его былъ очень своеобразенъ — онъ разочаровался. Каналъ представляетъ изъ себя узкую полоску соленой воды, шириною не превышающую длины обыкновеннаго парохода и не дозволяющую двумъ судамъ идти по немъ рядомъ. По берегамъ тянутся низкія гряды бѣлаго песку, среди которыхъ кое-гдѣ разбросаны станціи. Служащіе на этихъ станціяхъ слѣдятъ за прохожденіемъ судовъ, сносясь по телеграфу съ слѣдующими станціями, во избѣжаніе несчастныхъ столкновеній; пароходъ, прибывшій на станцію первымъ, получаетъ право идти къ слѣдующей станціи.

Переходъ парохода черезъ каналъ былъ довольно однообразенъ, но Скоттъ ничего не хотѣлъ пропускать безъ вниманія. Такъ какъ лоцманъ общества Суэцкаго канала все время находился на мостикѣ, то капитанъ былъ посвободнѣе, и Скоттъ воспользовался случаемъ, чтобъ побесѣдовать съ нимъ; онъ всегда находилъ его общество крайне интереснымъ. По временамъ вниманіе его привлекали виды небольшихъ оазисовъ или маленькихъ деревушекъ, постройки которыхъ сливались съ окружающимъ ихъ сѣроватымъ пескомъ, встрѣчались и караваны, или, наконецъ, одинокіе паломники, пробиравшіеся по тропинкѣ вдоль берега.

— Что за охота была туземцамъ строить тутъ свои деревушки? — спросилъ Скоттъ капитана, указывая на поселокъ, мимо котораго они проходили. — Тутъ не видать ни одной травинки.

— Очевидно, они находятъ себѣ какую-нибудь выгоду, иначе не стали бы селиться въ этихъ мѣстахъ. Во-первыхъ, здѣсь всегда пристаютъ караваны, немного пониже проходитъ желѣзная дорога, а невдалекѣ мы увидимъ переправу каравана. Если есть селеніе, значитъ, жителямъ его находится и работа. Бывали-ли вы когда-нибудь на сѣверѣ Норвегіи?

— Нѣтъ, — отвѣчалъ Скоттъ, удивляясь вопросу капитана и припоминая въ тоже время, что Норвегія находится гораздо ближе къ его родинѣ, чѣмъ Суэцкій каналъ.

— Ну, когда вы будете въ Норвегіи, — сказалъ капитанъ, — то увидите вдоль всего сѣвернаго берега сотни селеній, обставленныхъ гораздо хуже вонъ этого городка. Они со всѣхъ сторонъ окружены скалами или океаномъ, покрытымъ льдомъ. Между тѣмъ цѣлая масса народу находитъ тамъ обезпеченное существованіе.

Скоттъ тутъ же принялъ рѣшеніе, когда онъ станетъ взрослымъ человѣкомъ, предпринять прежде всего путешествіе по Норвегіи. Но онъ не успѣлъ приступить къ дальнѣйшимъ разспросамъ объ этой интересной странѣ, какъ впереди показалась желѣзная дорога, о которой говорилъ ему капитанъ и, къ величайшему удовольствію, онъ увидалъ и караванъ, переправлявшійся съ одного берега на другой. Чтобъ лучше видѣть эту любопытную картину, Скоттъ спустился съ мостика и пошелъ на самый носъ парохода.

Тридцать или сорокъ верблюдовъ, съ огромными вьюками на спинѣ, между которыми у нѣкоторыхъ качались, какъ въ люлькѣ, мущина или женщина, сбились въ кучу на одномъ берегу канала, между тѣмъ какъ на другомъ они уже вытягивались одинъ за другимъ въ линію для продолженія своего шествія. Тутъ были и бѣлые, и черные верблюды, и всевозможныхъ другихъ оттѣнковъ; но это были косматыя, грязныя животныя, а не тѣ красивые, граціозные, верблюды дальняго Востока, какими они рисовались въ воображеніи Скотта. Онъ не могъ удержаться, чтобы не высказать свое разочарованіе старику Джо, стоявшему съ нимъ рядомъ.

Старый морякъ отвѣтилъ ему:

— Это зависитъ отъ взгляда на вещи, паренекъ. Когда корабль возвращается изъ дальняго плаванья, всѣ паруса и снасти его истрепаны и загрязнены, окраска съ киля сбита — никакой не остается въ немъ красы. И эти корабли пустыни находятся въ такихъ-же условіяхъ: они сдѣлали долгій путь. Подождите, пока не встрѣтите верблюда, который не мѣсилъ бы песокъ непрерывно въ теченіи трехъ мѣсяцевъ, и вы увидите, какой онъ будетъ красивый, точно корабль, когда онъ пускается въ море! Эти верблюды идутъ изъ Багдада и направляются въ Каиръ.

Скоттъ смотрѣлъ теперь на нихъ иными глазами. «Не удивительно, что они покрыты пылью и грязью, совершивъ переходъ изъ Багдада!» — подумалъ онъ.

По ночамъ духота, казалось, еще болѣе усиливалась. Вѣтерокъ, несшійся отъ раскаленныхъ песчаныхъ береговъ былъ знойнѣе самаго солнца. Идя спать, Скоттъ широко раскрылъ окно своей каюты, вопреки предупрежденію прислуги, что на зарѣ онъ рискуетъ быть заѣденнымъ москитами.

На пароходѣ было очень тихо, но Скоттъ долго не могъ заснуть съ вечера; онъ только начиналъ дремать, когда услыхалъ тихіе шаги м-ра Раймонда, пришедшаго въ его каюту, чтобъ закрыть окно. Предполагая, что онъ это дѣлаетъ изъ боязни москитовъ, Скоттъ обернулся къ нему и сказалъ:

— Я нарочно оставилъ окно открытымъ и, право, предпочитаю быть съѣденнымъ, чѣмъ заживо свареннымъ.

Ричардъ, разсмѣявшись, сказалъ: — Вы рискуете быть не заѣденнымъ, или свареннымъ, но до смерти замороженнымъ подъ утро, если оставите окно свое открытымъ на ночь.

Скотту слишкомъ хотѣлось спать, чтобы даже посмѣяться надъ тѣмъ, что казалось ему просто шуткой; но онъ вскорѣ вспомнилъ и согласился съ предосторожностями м-ра Раймонда, проснувшись часа черезъ два отъ пронизывающаго холода. Онъ плотно закутался въ одѣяло, но никакъ не могъ согрѣться.

— Я чуть не замерзъ ночью — сказалъ онъ Ричарду, когда тотъ появился утромъ на палубѣ. — Отчего это бываетъ такъ холодно на каналѣ по ночамъ?

— Въ пустынѣ всегда холодно передъ утреннею зарей, — отвѣчалъ его другъ. — Ночь, проведенная на Суэцскомъ каналѣ, открываетъ передъ вами законъ природы нагляднѣе и яснѣе всякаго учебника. Пески, въ теченіе дня, находясь подъ дѣйствіемъ палящихъ лучей солнца, раскаляются, какъ печь, и наполняютъ воздухъ страшнымъ жаромъ. Вся южная Европа, какъ вы знаете, согрѣвается горячимъ вѣтромъ, несущимся отъ Сахары, и понятно, что на его мѣсто притекаетъ холодный воздухъ, который затѣмъ въ свою очередь нагрѣвается, пока не остынутъ пески.

Передъ самымъ завтракомъ пароходъ прошелъ мимо Измаиліи, небольшаго городка, расположеннаго на берегу озера, красиво искрящагося своими голубыми водами и съ густою, зеленою чащею лѣса, обрамляющаго городъ. Въ одномъ концѣ его возвышался роскошный дворецъ Хедива, окруженный большимъ садомъ, а немного пониже на берегу виднѣлся другой небольшой, изящный дворецъ, построенный изъ мѣстнаго сѣраго песчаника, къ пріѣзду Императора Наполеона Ш, по случаю открытія Суэцкаго канала.

Скоттъ съ живѣйшимъ интересомъ наблюдалъ за мѣстнымъ паруснымъ суденышкомъ, тяжело нагруженнымъ дынями и медленно тащившимся по мелководію, вдоль берега канала. Когда онъ поровнялся съ пароходомъ, арабъ, правившій рулемъ, круто повернулъ его къ пароходу, и вдругъ его старая лодка стала прибавлять ходу, далѣе-болѣе, не отставая отъ парохода, носомъ почти касаясь его колеса. Слабое и тяжело-нагруженное судно сильно кренилось на бокъ и казалось готовымъ развалиться на части, а неуклюжій парусъ какъ тряпка висѣлъ вдоль бамбуковой мачты. Скоттъ пристально изучалъ это странное явленіе. Онъ замѣтилъ что м-ръ Раймондъ слѣдитъ за его впечатлѣніями, но ему ни за что не хотѣлось обращаться къ нему за разъясненіями. Онъ видѣлъ, что какая то сила тащитъ судно впередъ съ неимовѣрною для него быстротой, и что эта движущая сила лежитъ въ пароходѣ, такъ какъ судно отъ него нисколько не отставало, несмотря на то, что оно не было соединено ничѣмъ съ пароходомъ.

— Ну, что же, сдаетесь вы? — спросилъ Ричардъ, улыбаясь.

— Никакъ не могу понять, въ чемъ дѣло, — рѣшительно заявилъ Скоттъ. Но въ эту самую минуту взоръ его устремился на воду, и онъ сталъ понимать, что въ ней совершается. При движеніи парохода впередъ, онъ конечно, вытѣсняетъ воду соотвѣственно своему объему, оставляя за собою пустое пространство, которое тотчасъ же заполняется напирающею сзади водою, тогда по обѣимъ сторонамъ парохода образуется теченіе, скорость котораго равна ходу судна, чѣмъ и пользуются арабы для передвиженія своихъ судовъ.

Проплывъ около двухъ третей всего пути по каналу, они подошли къ Горькимъ Озерамъ — громаднымъ соленымъ озерамъ, раскинувшимся среди бѣлыхъ песковъ. Въ этомъ мѣстѣ разрѣшалось идти полнымъ ходомъ, а такъ какъ путь былъ тщательно огражденъ сигналами, то и лоцманъ могъ сойти съ своего мостика и со вздохомъ облегченія закурилъ сигару.

Скоттъ во-очію убѣдился теперь, какое нешуточное было дѣло провести крупный пароходъ по узкому каналу, на разстояніи семидесяти пяти миль, гдѣ малѣйшее отклоненіе отъ фарватера теченіемъ или вѣтромъ, несвоевременно отданное приказаніе или неточное исполненіе его, малѣйшая невѣрность хода, можетъ заставить пароходъ уткнуться носомъ въ песокъ и застрять поперегъ канала.

Къ великому своему удовольствію, пассажиры прошли остальную часть канала безъ задержекъ, и въ, сумеркахъ, такъ быстро наступающимъ вслѣдъ за закатомъ солнца въ Египтѣ, они проплыли станцію дальше Суэца.

Самый городъ расположенъ въ трехъ миляхъ позади бухты, и м-ръ Раймондъ увѣрялъ Скотта, что онъ ничего не потерялъ, не видавъ его, такъ какъ хотя Суэцъ больше Портъ-Сайда, но очень на него похожъ и не представляетъ ровно никакого интереса для путешественника.

ГЛАВА VIII.
Аравія.

Въ этотъ вечеръ никто не уходилъ съ палубы, пока не скрылись во мракѣ неясныя очертанія египетскаго побережья съ одной стороны и берега морскаго рукава Краснаго моря съ другой.

— Теперь, кажется, будто путешествіе наше близится къ концу, — замѣтилъ Скоттъ.

— Да, — отвѣчалъ Ричардъ, спускаясь внизъ по лѣстницѣ, — мы ужѣ прошли большія ворота, отдѣляющія Востокъ отъ Запада.

Черезъ нѣсколько дней пароходъ бросилъ якорь на скалистомъ берегу до крайности безплоднаго арабскаго города Адена, въ которомъ находился значительный складъ каменнаго угля.

Путешественники прокатились по городу и осматривали историческіе его водоемы; но самое интересное зрѣлище, приковавшее Скотта къ пароходу, за все время его стоянки, была толпа голыхъ арабчатъ, которыми кишѣла вода вокругъ судна.

Это были худенькіе, сухощавые мальчики, лѣтъ отъ десяти до пятнадцати, не вылѣзавшіе изъ воды цѣлый день. Волосы были у нихъ длинные, а у нѣкоторыхъ выкрашены краской, такъ что концы были желтые, у корней же сохранился естественный черный цвѣтъ. Они съ наслажденіемъ полоскались въ водѣ, какъ утята, и все время распѣвали нѣчто въ родѣ пѣсни, болѣе похожей на хрюканіе, чѣмъ на музыку.

— На какомъ это языкѣ они говорятъ? — спросилъ Скоттъ.

— На англійскомъ, — отвѣчалъ Ричардъ.

— На англійскомъ? — въ удивленіи повторилъ Скоттъ.

— Они просятъ васъ бросить имъ въ воду монету и нырнуть за ней на дно.

Скоттъ бросилъ серебряную монетку въ воду, и въ мигъ исчезли всѣ головки, а на поверхности воды появилось вдвое больше дѣтскихъ ногъ. Затѣмъ скрылись и онѣ, и вода казалась спокойною тамъ, гдѣ за минуту кишѣла толпа оживленныхъ головъ. Нѣкоторое время не было ни звука, ни какого либо признака жизни, пока вода внезапно не наполнилась сначала желтыми головками, затѣмъ показались лица, среди которыхъ счастливый водолазъ съ улыбкой, открывавшей рядъ блестящихъ бѣлыхъ зубовъ, показывалъ монетку, которую съ неимѣніемъ кармана или кошелька спряталъ себѣ за щеку и присоединился къ пѣснѣ, затянутой уже его товарищами.

Когда шутка пріѣлась и монетки стали рѣже кидаться въ воду, ребятишки ради разнообразія представленія принялись влѣзать на пароходъ. Матросы пускались за ними въ догонку, и они убѣгали отъ нихъ по самому борту, по снастямъ, но когда дѣваться было некуда и погоня настигала ихъ, они не задумываясь, не стѣсняясь высотою, спрыгивали въ воду, исчезая съ одной стороны парохода, чтобъ появиться на другой. Затѣмъ они озирались кругомъ, ожидая, что имъ достанется золотая монетка въ награду за потѣху пассажировъ, которыхъ набралось цѣлое общество изъ подсѣвшихъ въ Портъ-Саидѣ и Суэцѣ.

— Какъ они не боятся акулъ? — спросилъ Скоттъ у проходившаго мимо него капитана.

— Весь этотъ шумъ и плескъ производится ими съ цѣлью напугать ихъ. Ни одинъ изъ этихъ мальчишекъ не отважится здѣсь въ одиночку, и замѣтьте, что они не остаются долго одни, даже по ту сторону парохода. Акулы такъ и шныряютъ вокругъ нихъ, но вѣдь рыбы, вообще, боятся шума.

Когда пароходъ уходилъ изъ гавани, то мальчишки, выстроившись у берега въ рядъ, посылали имъ воздушные поцѣлуи, крича: «Прощайте, англичане! Добраго вамъ пути!»

— Я не думаю, чтобъ среди насъ нашлось много англичанъ, за исключеніемъ матросовъ и офицеровъ, — замѣтилъ Скоттъ.

— Мы всѣ въ ихъ глазахъ англичане, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — Отъ Суэцкаго канала до Китая «англичанами» называютъ всѣхъ бѣлолицыхъ людей.

Они вышли въ открытое море и по прямой линіи направились къ Бомбею.

Земля теперь совершенно скрылась у нихъ изъ виду. Къ сѣверу были только обширныя жемчужныя ловли въ Персидскомъ заливѣ — къ югу же ровно ничего — если не считать нѣсколько островковъ вдали, отдѣлявшихъ ихъ отъ южнаго Полярнаго моря. Пока они находились въ Красномъ морѣ, не было возможности выносить на себѣ какую либо одежду и приходилось пробочными шлемами защищать голову отъ пронизывающихъ солнечныхъ лучей, несмотря на то, что надъ капитанскимъ мостикомъ и палубой должны были натянуть двойную парусину.

М-ръ Раймондъ пріобрѣлъ для Скотта такой пробочный шлемъ въ Портъ-Саидѣ. Для себя у него былъ уже припасенъ одинъ въ сундукѣ. Они имѣли видъ опрокинутыхъ лоханокъ, съ очень широкими полями, около дюйма толщины, отлого спускавшимися надъ плечами, между тѣмъ какъ тулья имѣла три или четыре дюйма толщины. Но, сдѣланныя изъ такого легкаго матеріала, они были легче даже обыкновенныхъ шляпъ; а толщина тульи не пропускала лучей солнца, такъ что Скоттъ находилъ, что это самая удобная и прохладная шляпа, какую случалось ему когда-либо носить. Ричардъ познакомилъ Скотта еще съ однимъ новымъ способомъ охлажденія питьевой воды, который онъ вполнѣ одобрилъ. При такой жарѣ употребленіе ледяной воды было опасно, безо льда же прѣсная вода на пароходѣ была тепла и невкусна. Въ Портъ-Сайдѣ Ричардъ купилъ для каждаго изъ нихъ по индійской куйѣ или чатти, надъ которыми Скоттъ сначала смѣялся, спрашивая, къ чему они пригодны — но очень скоро постигъ всю ихъ прелесть.

Куйа была простая, глиняная посуда, въ родѣ большого графина, очень грубая и некрасивая съ виду. Ричардъ налилъ ихъ пароходной водой, теплоты парного молока, и поставилъ на палубѣ, подъ палящими лучами солнца. Глина была такъ груба и пориста, что сосуды скоро сдѣлались блестящими и мокрыми снаружи. Скоттъ смотрѣлъ на нихъ болѣе какъ на забаву, вполнѣ увѣренный, что при отвѣсномъ паденіи палящихъ лучей солнца, вода въ этихъ небольшихъ глиняныхъ сосудахъ должна дойти чуть ли не до кипѣнія.

Черезъ полчаса Ричардъ пришелъ на палубу съ стаканомъ, въ который налилъ воды изъ сосуда и поднесъ его Скотту, смотрѣвшему на нее съ недовѣріемъ. Онъ не хотѣлъ вѣрить, чтобъ это была та самая вода, которая была не задолго налита въ нихъ. Она была чиста и прозрачна какъ хрусталь. Когда же онъ поднесъ ее къ губамъ, то не могъ удержаться отъ возгласа удивленія: вода была холодна и свѣжа, какъ изъ родника,

— Какъ могло это случиться?: — спросилъ онъ.

Ричардъ отвѣчалъ ему съ улыбкой:

— Это еще одна изъ научныхъ истинъ, съ которою вы знакомитесь мимоходомъ. Вода холодна и насыщена парами, а воздухъ горячъ и сухъ. Сосудъ этотъ пористъ, что при высокой наружной температурѣ способствуетъ испаренію воды, а быстрое испареніе понижаетъ температуру воды ниже первоначальнаго состоянія.

— Давно ли это открыто? — спросилъ Скоттъ.

— Сотни лѣтъ тому назадъ, — отвѣчалъ Ричардъ. Нужда — мать изобрѣтательности, и цѣлыми вѣками ранѣе того, какъ образованные люди въ Европѣ узнали что-либо о способѣ понижать температуру быстрымъ испареніемъ, индусы употребляли свои сосуды для охлажденія воды, точно также, какъ они дѣлаютъ это въ настоящее время.

— Похоже ли это на способъ, употребляемый нами для приготовленія искусственнаго льда? — спросилъ Скоттъ.

— Основной законъ тотъ же самый, а искусство приготовленія льда тоже позаимствовано нами у индусовъ. Когда мы попадемъ въ Калькутту, я покажу вамъ въ окрестностяхъ города заводъ, на которомъ туземцы приготовляютъ ледъ теперь, точно также какъ они это дѣлали нѣсколько вѣковъ тому назадъ. Вы будете еще болѣе удивлены, когда ближе познакомитесь съ индусами. Вы увидите, что почти все что у насъ есть, было съ незапамятныхъ временъ извѣстно нѣкоторымъ изъ этихъ древнихъ народовъ. Индусы, возсѣдая на своихъ мраморныхъ балконахъ, играли въ вистъ и шахматы гораздо ранѣе, чѣмъ игры эти стали извѣстны другимъ народамъ. Они изобрѣли десятичную систему, столь упрощающую математическія науки, которая скоро всюду войдетъ въ употребленіе, какъ основаніе всѣхъ вычисленій. Индусы же первые замѣнили цифрами буквы, употреблявшіяся древними римлянами для счисленія.

— А я полагалъ, что они введены арабами, скачалъ Скоттъ. — Вѣдь онѣ и называются арабскими цифрами.

— Дѣйствительно, такъ, — отвѣчалъ Ричардъ. — Но это происходитъ оттого, что арабы ввели ихъ среди западныхъ народовъ, когда всѣ наши европейскія племена были въ варварскомъ или полу-дикомъ состояніи. Честь введенія этой системы принадлежитъ багдадскимъ арабамъ, такъ какъ имъ приходилось употреблять ихъ въ своихъ торговыхъ сношеніяхъ съ купцами, пріѣзжавшими изъ за Гималайскихъ горъ, позаимствовавшихъ эту новую систему изъ Индіи.

— Но у насъ есть по крайней мѣрѣ, паръ и электричество, которыми мы можемъ гордиться, какъ новѣйшими открытіями, — возразилъ Скоттъ, горячо отстаивая честь своего народа.

— Такъ утверждаютъ большинство ученыхъ нашихъ дней, — возразилъ Ричардъ, — но и они начинаютъ сознавать, что ошибаются въ этомъ отношеніи. Не вполнѣ еще рѣшенъ вопросъ объ электричествѣ, хотя существуютъ нѣкоторыя указанія на то, что древніе народы знакомы были съ нимъ и пользывались имъ. Но что не подлежитъ никакому сомнѣнію, это употребленіе Египтянами паровой силы во многихъ случаяхъ; а задолго до того индусы поднимали большія тяжести и дѣлали разныя удивительныя вещи при помощи пара, какъ вы сами убѣдитесь, если мы благополучно доберемся до Индіи. Но они никогда не придавали ему того значенія, какъ мы это дѣлаемъ, потому что случая къ тому не представлялось. Потребности ихъ были очень ограничены. Содержаніе семьи почти ничего не стоило; вслѣдствіе этого являлась масса людей для исполненія всѣхъ необходимыхъ работъ за очень дешевую плату. Какъ вы имѣли случай видѣть, при снабженіи парохода углемъ, и во многихъ другихъ случаяхъ, при которыхъ въ Европѣ и Америкѣ примѣнили бы паровую силу, здѣсь на Востокѣ работа гораздо дешевле производится людьми, и, хотя усовершенствованія извѣстны имъ, но они не вводятся въ употребленіе.

— А много ли они произвели усовершенствованій въ прочихъ отрасляхъ? — спросилъ Скоттъ.

— Самая первая грамматика, которая когда либо была написана, это индусская грамматика. Она все еще существуетъ, хотя написана въ Индіи за семьсотъ лѣтъ до Рождества Христова, въ восьми большихъ томахъ.

— Какъ я радъ, что не былъ индійскимъ школьникомъ за двадцать пять вѣковъ, и не долженъ былъ заучивать этихъ восьми томовъ, чтобъ сдать экзаменъ изъ грамматики, — замѣтилъ Скоттъ со вздохомъ облегченія.

— Подождите, пока мы не доберемся до мѣста, — прибавилъ Ричардъ съ улыбкой, замѣтивъ выраженіе недоумѣнія на лицѣ Скотта, — вы увидите массу доказательствъ познаній этого народа. — Правда, что они теперь значительно отъ насъ отстали: остановившись въ развитіи нѣсколько уже сотъ лѣтъ тому назадъ, они за послѣдніе двѣсти лѣтъ пришли въ окончательный упадокъ, и количество ихъ уменьшилось на половину. Они дѣлали свои открытія въ то время, какъ наши предки были дикарями; затѣмъ мы отъ нихъ переняли многое и ушли такъ далеко впередъ, что они теперь кажутся намъ, въ свою очередь дикарями. Вы убѣдитесь на дѣлѣ, что народъ этотъ лучше и разумнѣе въ наши дни, чѣмъ хотятъ въ томъ увѣрить насъ англійскія и американскія книги и газеты.

Закатъ солнца надъ Индійскимъ океаномъ представлялъ великолѣпнѣйшее зрѣлище. Стоя на кормѣ, откуда ничто не заслоняло чудный видъ, Скоттъ залюбовался величественной картиной, какъ солнце, опускаясь постепенно все ниже и ниже, словно зажгло облака, багрянцемъ залило море и наполнило даже воздухъ своимъ яркимъ блескомъ, озаривъ кругомъ и небо, и снасти, и палубу парохода. Вслѣдъ за тѣмъ какъ солнце погрузилось за море, сѣрая дымка заволокла яркій свѣтъ, а на горизонтѣ съ противуположной стороны взошла звѣзда, указывающая страннику путь на Востокъ, въ волшебную страну чудесъ.

Еще другое развлеченіе нашелъ себѣ Скоттъ въ Индійскомъ океанѣ, это наблюденіе за летающими рыбами. Онѣ кишѣли вокругъ парохода, съ того самаго времени, какъ вышли въ Средиземное море, но тогда онъ не обратилъ на нихъ вниманія.

Большими стаями поднимались онѣ частенько изъ воды, близко придерживаясь ея, летѣли на далекое разстояніе, падая, наконецъ, какъ подстрѣленныя.

— Почему летаютъ онѣ такъ близко къ водѣ, все время хлопая крыльями по гребнямъ волнъ? — однажды спросилъ Скоттъ стараго Джо.

— Чтобъ смачивать свои крылья, паренекъ, — отвѣчалъ морякъ. — У нихъ нѣтъ вѣдь перьевъ, и они могутъ летать только, пока мокры ихъ крылья; когда же они высыхаютъ, то слипаются, и рыба падаетъ внизъ.

— Хорошо, но почему же онѣ летаютъ вообще? Зачѣмъ не остаются онѣ въ своей средѣ?

— Потому что это въ ихъ природѣ, какъ и всякаго живого существа, которое не станетъ стоять на мѣстѣ, если оно можетъ передвигаться на другое, — отвѣчалъ старый морякъ, подмигивая своими маленькими глазками; — у нихъ же къ тому есть очень вѣское оправданіе. Онѣ выскакиваютъ на воздухъ, спасаясь отъ погони крупныхъ хищниковъ.

— А пригодны ли онѣ для ѣды? — спросилъ Скоттъ.

— Не хуже другихъ рыбъ, — рѣшительно отвѣтилъ Джо.

— Мнѣ хотѣлось бы поймать хоть одну, чтобъ разсмотрѣть ее, — сказалъ Скоттъ.

— Повѣсьте фонарь позади мостика, гдѣ палуба ближе къ водѣ, и у васъ къ утру наберется ихъ съ цѣлую лодку; онѣ полетятъ на огонь и, разбивъ голову объ фонарь, тутъ же и свалятся.

— Это очень любопытное явленіе, — сказалъ Скоттъ, глядя, какъ цѣлая стая крупныхъ рыбъ поднялась изъ подъ носа парохода и улетѣла прочь.

— Здѣсь много чудесъ на яву, которыя перещеголяютъ любую сказку, — замѣтилъ старый Джо; — вы никогда не слыхали разсказа объ шотландцѣ Джонѣ, который вернулся изъ морского плаванія къ своей старой матери?

— Никогда — сказалъ Скоттъ. — Въ чемъ же дѣло?

— Онъ сталъ разсказывать старухѣ о томъ, что видалъ на морѣ. Говорилъ, что есть горы изъ сахару, и рѣки, въ которыхъ течетъ ромъ. Выложивъ ей всѣ небывальщины, немного погодя онъ сталъ разсказывать объ видѣнныхъ имъ въ дѣйствительности вещахъ, между прочимъ, о летающихъ рыбахъ и тому подобномъ. «Ну, братъ! — сказала старуха, — сахарнымъ горамъ, да ромовымъ рѣкамъ можно еще повѣрить, а чтобъ рыба летала по воздуху — объ этомъ лучше и не разсказывай». Такъ то бываетъ, паренекъ, ври больше, и все развѣсятъ уши, а какъ начнешь говорить правду, не повѣрятъ ни слову.

— Да, много чуднаго на свѣтѣ! — воскликнулъ Скоттъ восторженно. — Я видѣлъ много такого, чему не повѣрилъ бы съ чужихъ словъ. Мнѣ кажется, я охотно провелъ бы всю жизнь на морѣ, такъ это пріятно.

Старый Джо круто обернулся на него, пристально взглянулъ ему въ лицо и пробормоталъ: Кто идетъ въ море для удовольствія, попадетъ въ адъ для развлеченія. Вотъ что говоримъ мы передъ мачтой, впрочемъ, не слѣдъ мнѣ, старику, говорить это парнишкѣ. Ты не слушай, что я болтаю по пусту, по стариковски.

При послѣднихъ словахъ старый Джо щелкнулъ пальцами, словно выстрѣлилъ изъ хлопушки, и поспѣшилъ замять предыдущій разговоръ, замѣтивъ: — какъ тихо ныньче море!

Пароходъ не подвергался ни малѣйшей качкѣ съ самаго перехода черезъ Гибралтарскій проливъ. Все время онъ шелъ какъ по рѣкѣ, съ тою только разницей, что машина давала меньше толчковъ; а море разстилалось передъ ними безпредѣльно, какъ громадное зеркало.

— Оно всегда также гладко какъ теперь? — спросилъ Скоттъ.

— Въ это время года — всегда, — отвѣчалъ морякъ — нужно было посмотрѣть здѣсь за недѣлю или двѣ тому назадъ, чтобъ понять, какъ бурлитъ старая брюзга.

— Почемъ же вы это знаете? — спросилъ Скоттъ, стараясь вызвать его на расказы.

— Муссоны, или здѣшніе вѣтра имѣютъ правильное теченіе, — паренекъ. Каждая птица здѣсь можетъ разсчитать ихъ въ точности. Въ теченіе полугода онъ дуетъ во всю мочь съ юга-запада, не измѣняя направленія, твердо какъ компасъ. Затѣмъ унимается на день или на два, чтобъ задуть легкимъ вѣтеркомъ какъ теперь, сѣверо-восточнымъ муссономъ, — таковъ заведенный порядокъ.

— Мнѣ всегда казалось, что моряки любятъ бурную погоду. Они постоянно воспѣваютъ ее въ пѣсняхъ, — сказалъ Скоттъ.

Старый Джо пожалъ плечами, ехидно усмѣхнулся и пошелъ прочь, затянувъ любимую свою пѣсню про дико-бушующее море.

Они были теперь на такомъ близкомъ разстояніи отъ Бомбея, что Скоттъ могъ съ приблизительною точностью опредѣлить время своего прибытія.

Они употребили десять дней на переѣздъ отъ Нью-Іорка до Ливерпуля. Два дня провели они въ Англіи и двадцать восемь дней плыли отъ Ливерпуля до Бомбея, что составляетъ сорокъ дней на весь переѣздъ, который могъ бы быть сокращенъ еще на одинъ день — пребыванія въ Англіи, если бы удалось имъ ѣхать сухимъ путемъ, какъ было предположено первоначально.

ГЛАВА IX.
Поль среди Индусовъ.

На одной изъ большихъ индійскихъ желѣзныхъ дорогъ заканчивалась постройка боковой вѣтви. Среди инженеровъ, производившихъ работы, находился одинъ изъ полукровныхъ туземцевъ. Лицо у него было темное и дикое. Онъ ходилъ въ грязныхъ лохмотьяхъ, хотя носилъ европейскую одежду. Жилище его походило болѣе на европейскую лачугу, чѣмъ на домъ мѣстной постройки. Онъ держалъ огромную англійскую дворнягу и очень гордился тѣмъ, что не былъ чистокровнымъ индусомъ. Онъ былъ поставленъ надсмотрщикомъ надъ пятью стами кули, или чернорабочихъ которые неторопливо работали на постройкѣ дороги. Трудно было найти болѣе жестокаго человѣка, а такъ какъ правительство обыкновенно поддерживало строгую дисциплину среди своихъ подчиненныхъ, то оно особенно дорожило этимъ надсмотрщикомъ-метисомъ, свирѣпствовавшимъ надъ несчастными мущинами и женщинами изъ простонародья, работавшими на постройкѣ подъ его надзоромъ и котораго они боялись пуще даже своихъ боговъ.

Никто не дерзалъ подходить даже близко къ его лачугѣ, вслѣдствіе чего онъ у себя на дому пользовался полной свободой дѣйствій, безъ опасенія нескромныхъ свидѣтелей; дворняга же его былъ еще свирѣпѣе хозяина. Онъ жилъ вмѣстѣ съ сестрою и со старухой матерью индуской, которая слыла колдуньей и зарабатывала деньги ворожбой, наводя ужасъ на всѣхъ окружающихъ. Взглядъ ея глазъ изъ подъ нависшихъ бровей, торчавшихъ пучками, былъ прямо пронизывающій. Покатый лобъ ея окаймленъ былъ сѣдыми, всклокоченными волосами. Длинный, крючковатый носъ, надъ ввалившимся, беззубымъ ртомъ, почти сходился съ острымъ подбородкомъ, усѣяннымъ пучками жесткихъ, колючихъ какъ у дикобраза, щетинъ. Между бѣднымъ людомъ, работавшимъ на дорогѣ, упорно держалось мнѣніе, что надсмотрщикъ съ матерью были очень богаты и что во многихъ потаенныхъ мѣстахъ въ Индіи у нихъ зарыто много золота и серебра, но всѣмъ также было извѣстно, что во всей странѣ не было человѣка болѣе него падкаго къ наживѣ и менѣе разборчиваго въ средствахъ. Съ этою же цѣлью старуха старалась придать себѣ тотъ отталкивающій видъ, подъ которымъ она слыла колдуньей и ворожеей.

Около мѣсяца тому назадъ въ этой семьѣ неожиданно появился новый членъ ея — странное, маленькое существо, очень нѣжнаго сложенія, съ блѣднымъ личикомъ, большими голубыми глазами и длинными, вьющимися волосами.

Этотъ новый пришелецъ, отличавшійся, какъ небо отъ земли, отъ окружавшихъ его людей, былъ Поль Клейтонъ, хотя сказать, кто такой былъ Поль Клейтонъ, мальчикъ съ голубыми глазками и каштановыми волосами никакъ не могъ. Онъ не помнилъ ни родимаго домика въ Беверлеѣ, ни того ребенка, который жилъ въ этомъ домикѣ и назывался Полемъ Клейтонъ.

У него было смутное чувство, усиливавшееся съ каждымъ днемъ, что все окружавшее его, начиная отъ людей и кончая имъ самимъ, не было настоящею дѣйствительностью; что онъ не былъ тѣмъ, что они говорили. Онъ помнилъ только одно — что былъ очень боленъ и что все, окружавшее его теперь, отличалось отъ привычныхъ ему картинъ, но онъ не могъ дать себѣ яснаго отчета, во снѣ или на яву продолжаетъ онъ жить, и на сколько воспоминанія изъ прежней его жизни были дѣйствительны или составляли лишь часть его бреда. Ему казалось даже, что онъ разучился говорить. Когда онъ пытался излагать свои мысли, они были такъ безсвязны, что онъ не могъ привести ихъ въ порядокъ, да и слова совершенно не вязались съ мыслями. Оказывалось, что онъ думалъ по англійски, а говорилъ по индусски, и то и другое выходило очень нескладно..

Часто, когда онъ сидѣлъ спокойно на полу въ хижинѣ, онъ старался выпутаться изъ того тяжелаго бреда, — отъ котораго его увѣряли, что онъ очнулся, — чтобъ понять, гдѣ онъ находится и кто онъ такой.

Весь разговоръ, который Поль слышалъ теперь кругомъ себя, велся на индусскомъ нарѣчіи, и хотя эти рѣчи звучали очень странно, но тѣмъ не менѣе Поль понималъ ихъ, и то ему казалось, что онъ всегда слышалъ ихъ ранѣе, то, что онъ никогда въ жизни не слыхалъ ихъ. Все окружающее его было такъ необычайно, такъ чуждо, что день за днемъ онъ доходилъ до одуренія, и, наконецъ, съ отчаянія, отказался вникать въ тѣ смутныя ощущенія — не то бредъ, не то воспоминанія объ исчезнувшемъ счастіи — которыя преслѣдовали его Изъ памяти его совершенно исчезло впечатлѣніе, какъ въ теченіе пяти недѣль на пароходѣ Родерикъ Деннетъ старался научить его говорить по индусски. Онъ вовсе не могъ припомнить ни Родерика Деннета, ни парохода, все это слилось въ одинъ бредъ, преслѣдовавшій его во время болѣзни, когда ему казалось, что онъ былъ чѣмъ то инымъ, а не маленькимъ нищимъ, который умеръ бы съ голоду, еслибъ надъ нимъ не сжалились старая индусска съ сыномъ и дочерью.

Они-то и разсказали ему все это, и онъ старался вѣрить имъ и быть имъ благодарнымъ, не содрогаться и не трепетать, когда они къ нему подходили. Онъ страстно искалъ, къ кому бы ему привязаться, въ комъ найти защиту, но онъ искалъ, желалъ и мечталъ напрасно. Ему положительно не къ кому было обратиться. Эта мечта преслѣдовала его во снѣ и исчезала при его пробужденіи, такъ что онъ убѣждался все болѣе и болѣе, что это только грезы. Единственное что еще возвращало его къ воспоминанію прошлаго, были его длинные, каштановые волосы. Теперь никто не расчесывалъ ихъ, и они свалялись у него въ войлокъ; но иногда непокорная прядка отдѣлялась и спускалась ему на глаза, и тогда вдругъ прошлое яснѣе вырисовывалось передъ нимъ изъ тумана. Ему чудилось, что онъ ощущаетъ любимую руку — такую же бѣлую, какъ у него самого — которая гладитъ этотъ локончикъ; и онъ все старался спускать себѣ на лобъ эту прядку и улыбался, глядя на нее, и чувствовалъ, какъ радостно его бѣдное сердечко бьется отъ воображаемаго прикосновенія этой дорогой руки.

Старая вѣдьма не разъ заставала его въ такомъ блаженномъ настроеніи, но видъ этой тихой радости вызывалъ въ ней только злобное чувство. Будучи сама лишена всего, что она раньше считала счастьемъ, она хотѣла и другихъ лишить всякой радости, поэтому она рѣшила обстричь мальчику волосы на столько коротко, чтобъ онъ не могъ видѣть ихъ.

Она вызвала его изъ дому на открытый воздухъ и усѣлась на грубый стулъ. Такое положеніе было очень для нея неудобно, такъ какъ она привыкла, согласно обычаю всѣхъ индусскихъ женщинъ, сидѣть на землѣ; но теперь ей нужно было достать голову мальчика и находится на одномъ съ нимъ уровнѣ, чтобъ несмотря на его сопротивленіе, привести въ исполненіе свое намѣреніе.

Усѣвшись хорошенько и поставивъ маленькаго Поля передъ собой, она поймала его голову и грубо запустивъ лѣвую руку въ его густые волосы, правою взмахнула длинными ножницами и съ дьявольскою улыбкою, сказала:

— Ну, теперь мы тебя, голубчикъ, обкарнаемъ.

Вскрикнувъ отъ страха, Поль ухватился за прядку, спускавшуюся ему на лобъ, и крѣпко зажалъ ее дрожащими руками.

Старая вѣдьма щелкнула его по суставамъ и съ притворнымъ смѣхомъ принялась за свою работу. Чикъ! чикъ, чикъ! заходили желѣзныя ножницы, дергая его волосы при каждомъ движеніи. И все время бѣдныя рученки все крѣпче и крѣпче сжимали дорогую прядку. Волосы съ затылка были уже всѣ сняты и черезъ минуту должна была наступить борьба изъ за остальныхъ волосъ, когда изъ-за угла показалась фигура свирѣпаго надсмотрщика, съ трубкою въ зубахъ и засученныхъ по колѣна штанахъ.

Поль не ожидалъ его заступничества; но желая спасти эту прядку волосъ, которая давала ему такія свѣтлыя, радостныя видѣнія, воспоминанія счастья, котораго онъ не могъ даже теперь вполнѣ понимать, онъ рѣшился сдѣлать все возможное, чтобъ отстоять ее.

Умоляющій взглядъ сверкнулъ въ голубыхъ глазахъ его, когда онъ поднялъ ихъ на строгаго надсмотрщика, но онъ снова опустилъ ихъ и затрясся всѣмъ тѣломъ, потому что въ жизни своей бѣдному маленькому Полю не приходилось встрѣчать такого свирѣпаго лица. Глаза были у него на выкатѣ, а бѣлые зубы ярко блестѣли изъ за черныхъ губъ и бороды.

— Что ты затѣяла, чортова кукла? — вскричалъ онъ въ бѣшенствѣ.

— Занимаюсь своимъ ремесломъ. Волосъ цѣнится дорого на рынкѣ, — отвѣчала она, ослабляя однако свои желѣзные когти.

— Развѣ я не поклялся цѣлостью волосъ на головѣ его! — сказалъ онъ.

— Они опять скоро отростутъ, — отвѣчала старая вѣдьма, и рука ея снова опустилась на волосы Поля, но сынъ ея кинулся впередъ

— Руки прочь! — воскликнулъ онъ.

— Въ хорошемъ ты нынче духѣ, — замѣтила она съ усмѣшкой. — Голову даю на отсѣченіе, что ты сегодня проигралъ стоимость своей трубки въ какой-нибудь игрѣ.

— Что было — то было; — отвѣчалъ онъ. — Не въ томъ дѣлѣ — погоня напала на слѣдъ мальченка. Люди уже въ Бомбеѣ. Они ищутъ по новой вѣткѣ, среди старыхъ товарищей Деннета по постройкѣ.

— Эхма! — воскликнула старуха, вскакивая на ноги, и стряхнувъ на землю волосы, которые собиралась продавать на базарѣ за дорогую цѣну, неистово стала затаптывать ихъ ногами. — Чтобъ имъ подавиться грязью! — кричала она. — Чтобъ имъ ни дна, ни покрышки! Чтобъ съѣли ихъ черви, и нищіе наплевали имъ въ бороду!

— Замолчи! — свирѣпо крикнулъ надсмотрщикъ. — Ты неужто думаешь, что языкомъ своимъ остановишь англійскую полицію, если она явится сюда искать мальченка.

— Какъ, явится сюда! — зарычала старуха. — Да чтобъ вѣтромъ поломало имъ кости, раньше чѣмъ переступятъ они нашъ порогъ! — Чтобъ лопнули глаза ихъ, сгнили языки у нихъ во рту! Никогда этому не бывать! Будь проклятъ поганый ребенокъ! Никогда имъ не войти въ этотъ дворецъ…

— Полно, полно! Прибереги свою ругань для нищихъ. Я надумалъ кое-что другое. Если я провалюсь, провалится со мной и Деннетъ, — процѣдилъ надсмотрщикъ. — Сегодня же до вечера онъ узнаетъ обо всемъ. Но если онъ забрыкается и заартачится, я заявлюсь и предложу выкупъ мальчика за хорошую сумму.

Старая вѣдьма чуть не задохлась, сдерживая глухой, прерывистый смѣхъ, такъ что Поль съ ужасомъ уставился на нее, полагая, что съ нею дурно.

— А ты разобралъ что ли, что онъ говорилъ мнѣ? — яростно спросила она Поля.

Поль задрожалъ отъ испуга. Онъ не могъ вполнѣ разобрать ихъ разговора, но инстинктивно понималъ, что дѣло касается его. Ему и въ голову не приходило солгать старухѣ, такъ непривычна была ему ложь; но въ страхѣ и отчаяніи онъ растерянно смотрѣлъ на нее, отрицательно мотая головой.

— Будто можно добиться правды отъ ребенка, запугавъ его до полусмерти и ошеломивъ руганью! — закричалъ на нее сынъ. —Нечего опасаться! Онъ и такъ ужъ совсѣмъ полоумный: Деннетъ постарался навсегда лишить его разсудка, спаивая мальчишку опіумомъ и тому подобными снадобьями

— Какъ бы намъ отъ него отдѣлаться на время? — спросила старуха.

— Дондарамъ возьметъ его, — отвѣчалъ надсмотрщикъ, осклабляясь. — Я далъ ему нынче утромъ сотню рупій и посулилъ столько же за хорошее помѣщеніе ребенка. Я уже потребовалъ съ Деннета пятьдесятъ за такую штуку.

— Изрядно, изрядно обдѣлываешь дѣлишки, — пробормотала старуха.

— Ну, ладно, я честно заработалъ ихъ, — отвѣчалъ онъ, закуривая трубку. — Одѣньте мальченка въ хорошую одежду, — не въ самую лучшую, но изъ хорошихъ, а остальную завяжите въ узелокъ. Только, смотри ты у меня, не утяни чего изъ чемодана, чтобъ спрятать подъ свой тюфякъ. Потому что Деннета не проведешь, онъ самъ пройдоха — все пронюхаетъ, — и сдай узелъ и мальченка сестрѣ, когда она вечеромъ пойдетъ гулять по базару. На углу Бумала, близь колодца, около фруктовой лавки Триммала, она увидитъ Дондарама. Пусть пошлетъ она мальчика въ лавку купить фруктовъ, а сама оставивъ узелъ съ платьемъ у ногъ Дондарама, скроется въ толпѣ, и поминай какъ звали!

Странное ощущеніе испыталъ Поль, когда его одѣли въ красивое и чистое платье. Точно лучъ весенняго солнца передъ закатомъ прорывается изъ-за густыхъ тучъ, изъ которыхъ дождь лилъ безпрерывно въ теченіе цѣлаго дня. Можно находиться въ домѣ и не видать солнечнаго луча, тѣмъ не менѣе, чувствуется, что гроза миновала, и радостный свѣтъ золотитъ всѣ предметы и наполняетъ душу весельемъ и бодростью. Это происходитъ безсознательно, и Поль не могъ сказать, почему онъ чувствовалъ себя счастливѣе, точно также какъ не съумѣлъ бы онъ объяснить причины, почему хорошая одежда была гораздо для него привычнѣе отрепій, въ которыхъ его держали. Онъ ничего не могъ объяснить, но чувствовалъ себя счастливѣе и не смѣлъ проявлять своей радости, боясь, какъ бы старая вѣдьма не отняла бы у него этого счастья. Онъ твердилъ себѣ имя «Дондарамъ». Это было лицо, которое будетъ отнынѣ заботиться о немъ, и въ воображеніи его новая одежда и возбужденныя ею пріятныя ощущенія сливались воедино съ этимъ именемъ и съ человѣкомъ, носившемъ его. И Поль не могъ дождаться минуты, когда сестра надсмотрщика поведетъ его на базаръ. Въ то же время онъ не могъ дать себѣ отчета, что такое базаръ, такъ какъ ему казалось, что никогда еще въ жизни онъ не отходилъ отъ хижины далѣе двухъ шаговъ. Но ему теперь ни до чего не было дѣла, лишь бы увидать скорѣе Дондарама.

Вскорѣ послѣ заката взошла луна, и молодая дѣвушка взяла его съ собою и повела на базаръ.

Все казалось Полю новымъ и необычайнымъ, начиная отъ старыхъ улицъ, по которымъ они шли, и кончая оживленной толпой, до которой они скоро добрались; а между тѣмъ ему смутно припоминалось, что онъ уже когда-то все это видѣлъ. Онъ недоумѣвалъ, не сонъ ли это? Мужчины не носили такой одежды и шляпы, какъ надсмотрщикъ: многіе были наги по поясъ и только отъ пояса до колѣнъ тѣло ихъ было обернуто легкимъ кускомъ ткани. У нѣкоторыхъ же на плечи были свободно накинуты плащи. Вмѣсто шляпъ голова была у нихъ обмотана кусками тканей, на разные лады.

Одежда женщинъ была самая разнообразная: иныя съ головы до могъ были окутаны легкими покрывалами, между складками которыхъ оставлена была лишь небольшая щель для одного глаза; другія же были почти совсѣмъ голыя. Многія украшали себѣ ноги и руки серебряными кольцами и разноцвѣтными стеклянными бусами. У иныхъ громадныя кольца были продѣты въ носъ, въ уши, и всѣ пальцы рукъ и ногъ унизаны были серебряными кольцами.

Поль не чувствовалъ никакой усталости, и они скоро добрались до угла близь колодца, гдѣ полуголый туземецъ сидѣлъ за нѣсколькими корзинами, наполненными фруктами. На самомъ же углу стоялъ, погруженный въ думы, высокій мужчина. Молодая спутница Поля остановилась на мгновеніе, и не глядя на этого человѣка, опустила узелъ къ ногамъ его и отошла въ сторону. Поль инстинктивно понялъ, что это должно было обозначать. Онъ не могъ бы объяснить этого словами, но ощущеніе счастья, давно имъ не испытанное, охватило его, и онъ нисколько не удивился, когда дѣвушка велѣла ему подойти къ торговцу фруктами, чтобъ спросить у него цѣну дынямъ, разложеннымъ передъ нимъ въ корзинахъ.

Въ послѣднюю минуту, прежде чѣмъ разстаться со своей спутницей, Поль остановился въ нерѣшимости. Ему предстояло порвать со всѣмъ, что было ему нѣсколько знакомо, и онъ смутно чувствовалъ, что больше никогда сюда не вернется и что онъ долженъ отправиться съ этимъ молчаливымъ человѣкомъ, который стоялъ тутъ на углу. Онъ обернулся и взглянулъ на него. Въ выраженіи лица его была какая то нѣжность. Оно, по меньшей мѣрѣ, такъ отличалось отъ лицъ, окружавшихъ его за послѣднее время, что маленькій Поль, отойдя отъ своей спутницы, вмѣсто того чтобъ идти къ торговцу фруктами, какъ она его посылала, прямо бросился къ высокому индусу и, протянувъ ему свою бѣленькую ручку, сказалъ на ломанномъ индусскомъ нарѣчіи:

— Я здѣсь, Дондарамъ, чтобъ уйти отсюда вмѣстѣ съ вами. — Муни (такъ называютъ въ Индіи жрецовъ или браминовъ) вздрогнулъ, нахмурился на минуту и взглянулъ на крошечную фигурку. Предчувствіе не обмануло Поля, какъ вообще рѣдко ошибаются чистыя души. Какъ только черные глаза индуса встрѣтились съ обращенными къ нему большими синими глазами, при видѣ золотисто-каштановыхъ волосъ, блѣдныхъ щечекъ и крохотной протянутой ручки, складка на лбу разгладилась и вся нѣжность, которую Поль подмѣтилъ въ немъ, вернулась.

Неожиданное обращеніе Поля такъ поразило Дондарама, что онъ растерялся и нахмурился, но это продолжалось одно лишь мгновеніе; онъ взялъ ребенка за руку, поднялъ узелокъ съ земли и сказалъ:

— Прекрасно, такъ пойдемъ со мною, — и они пошли вмѣстѣ.

Такъ шли они нѣкоторое время, и Дондарамъ повидимому мало обращалъ вниманія на Поля. Тотъ подумалъ, что онъ совсѣмъ забылъ объ его существованіи, и тѣснѣе прижался къ его рукѣ. Движеніе это обратило вниманіе муни, и взглянувъ на него, онъ ласково спросилъ:

— Ты вѣрно усталъ, дай-ка я понесу тебя. — Поль не вполнѣ еще понималъ, что онъ говорилъ, но когда сильная рука подняла его на широкое плечо, радость наполнила его дѣтское сердце, и онъ рученкой обнялъ муни за шею — движеніе, доставившее ему гораздо болѣе удовольствія, чѣмъ все золото, полученное имъ отъ надсмотрщика.

Вскорѣ они свернули изъ освѣщенныхъ улицъ въ темныя аллеи, и тутъ Поль прижался къ Дондараму еще крѣпче. Онъ шелъ теперь крупными шагами и скоро приблизился къ низкой двери, у которой три женщины, одѣтыя почти по-мужски, сидѣли, разговаривая между собою.

— Стыдно вамъ, дочерямъ Кали! сидѣть тутъ и точить лясы въ такую позднюю пору. Расходитесь-ка по домамъ, да пусть Гунга приготовитъ мнѣ ужинъ, — сказалъ Дондарамъ.

Гунга послѣдовала за Дондарамомъ, котораго привела въ занимаемую ею комнатку, раздѣленную ширмами на двое, на кухню и спальню.

— Что это у васъ за спиною? — спросила Гунга, зажигая маленькую свѣтильню, плавающую по маслу въ кокосовой скорлупѣ, отвернувшись, чтобъ приготовить ужинъ.

— Это феринги (чужестранецъ) — отвѣчалъ Дондарамъ.

— Феринги! — воскликнула она и подошла посмотрѣть на маленькаго Поля. Ласковая улыбка разлилась по лицу Гунги, когда она посмотрѣла въ усталые голубые глазки ребенка. Она нѣжно прикоснулась къ мягкой щечкѣ и, взглянувъ затѣмъ съ подозрительной улыбкой на Дондарама, сказала:

— Тутъ должно быть замѣшано золото, иначе благочестивый Дондарамъ не осквернилъ бы себя.

— Это только ребенокъ, — пробормоталъ Дондарамъ, — и во всякомъ случаѣ, это дѣло до тебя не касается. Дай намъ поужинать и устрой намъ постель на ночь. Слыхала-ль ты когда нибудь объ одномъ иностранцѣ Деннетѣ? зовутъ его Родерикъ Деннетъ? Ну, если что о немъ услышишь, слѣди за нимъ Гунга, и пришли мнѣ вѣсточку, а до тѣхъ поръ держи языкъ за зубами.

— Это я могу; я уже не разъ дѣлала это для васъ, — весело отвѣчала дѣвушка, скрывшись за одну изъ ширмъ и запѣла молитву. Она состояла жрицей въ одномъ изъ индусскихъ храмовъ — на обязанности которой лежало пѣніе и пляска во время богослуженія.

Пища, предложенная имъ Гунгой, была самая скромная: она состояла изъ сухой мучной лепешки и чашки молока; но Поль такъ проголодался, что, какъ ему казалось, онъ въ жизни своей не ѣлъ ничего вкуснѣе этого. Онъ былъ очень доволенъ происшедшею съ нимъ перемѣной и ни за что не согласился бы вернуться въ прежнюю обстановку.

Послѣ ужина Гунга бросила на полъ грубую циновку и, полуобернувшись къ Полю, у котораго глаза слипались отъ сна, сказала:

— Маленькій Феринги если хочетъ, можетъ лечь тамъ на матрасѣ, между мною и маленькою сестрою моей Притой; она спитъ уже мертвымъ сномъ. Тамъ мягче, лучше чѣмъ здѣсь.

Поль посмотрѣлъ на Дондарама, который кивнулъ головой въ знакъ согласія; тогда онъ протянулъ руки въ Гунгѣ; она вскинула его себѣ на плечо съ такою легкостью, какъ будто онъ былъ легче пушинки, хотя сама казалась еще совсѣмъ дѣвочкой.

Она нѣжно поцѣловала его щечку, пока несла его за другія ширмы и бережно уложила на полу на мохнатомъ коврѣ, подложивъ ему подъ голову вмѣсто подушки свою руку, на которой онъ заснулъ, не успѣвъ даже почувствовать, насколько ему здѣсь удобно и хорошо.

Передъ восходомъ солнца онъ былъ разбуженъ маленькой Притой, стоявшей рядомъ съ нимъ на колѣняхъ.

— Вамъ пора вставать, я васъ умою и причешу волосы, потому что вамъ надо позавтракать и уходить дальше, — съ грустью сказала она.

— Я не хочу уходить отсюда, — произнесъ Поль, рыдая. Но онъ всталъ, и дѣвочка принялась мыть его, какъ никто раньше не мылъ его, на сколько онъ могъ сообразить. Она собрала всѣ ковры, изъ подъ которыхъ показался гладкій каменный полъ. Затѣмъ она принесла кувшинъ съ водой, и раздѣвъ его до нага, стала понемногу поливать его водой и осторожно растирать своей мягкой ручкой. Потомъ вытеревъ его до суха, намазала его тѣло чѣмъ то благовоннымъ, затѣмъ одѣла и причесала его.

— Мнѣ также вовсе не хочется, чтобъ вы уходили отсюда, — сказала она, — но мы должны дѣлать, какъ приказываетъ Дондарамъ; быть можетъ, онъ еще приведетъ васъ сюда обратно. Дондарамъ очень добрый. Онъ никогда не сдѣлаетъ вамъ больно. Но вы вѣдь родились въ Англіи? Давно ли вы въ Индіи?

Маленькая Прита сыпля вопросами, одинъ за другимъ, болтала безъ умолку, между тѣмъ какъ Поль молчалъ не потому, что онъ не понималъ ихъ, но они заставляли его думать, и думать такъ много, что онъ не успѣвалъ отвѣчать. Ему никогда не приходилъ раньше въ голову вопросъ, гдѣ онъ родился, и мысль эта приводила его въ немалое недоумѣніе.

На завтракъ ихъ накормили рисомъ съ молокомъ и, ободренный обѣщаніемъ Дондарама снова вернуться сюда, Поль еще разъ вскарабкался на широкое плечо его, и они покинули гостепріимную комнатку съ низкою дверью. Послѣ непродолжительнаго перехода, они вышли къ широкой рѣкѣ.

Имъ попадались очень мало народу на встрѣчу, пока они шли по направленію къ берегу рѣки; сознавая всю трудность принятой имъ на себя задачи, Дондарамъ старался выйти изъ дому пораньше, чтобы не привлечь на себя ничьего вниманія, поэтому они вышли еще въ сумерки, передъ разсвѣтомъ, когда заря на востокѣ только что начинала окрашивать небо первыми лучами восходящаго солнца.

Выборъ надсмотрщика палъ на Дондарама именно, какъ на человѣка наиболѣе способнаго вывести его изъ затрудненія, но не легко было склонить его на такое рискованное предпріятіе — болѣе ста рупій пришлось ему дать за то, чтобы скрыть бѣлолицаго ребенка отъ бдительности англійской полиціи. Надсмотрщикъ не смѣлъ и признаться матери, чего стоило ему выпутаться изъ мошенническаго предпріятія, въ которое вовлекъ его Родерикъ Деннетъ, но онъ и самъ не подозрѣвалъ того, что индусскій муни, Дондарамъ согласился на это трудное дѣло, вовсе не изъ за тѣхъ денегъ, которыя были уже даны ему и еще обѣщаны впереди, а что имъ руководило другое, совершенно посторонее этому дѣлу побужденіе.

На берегу рѣки находились десятка два лодочниковъ. Нѣкоторые варили себѣ завтракъ, другіе уже ѣли его. Поль немного испугался при видѣ этихъ грубыхъ, почти голыхъ лодочниковъ, съ гладко-выбритыми головами и оставленными только на самой макушкѣ пучками волосъ. Пучки эти никогда не обрѣзались, но закручивались въ узелъ на маковкѣ. Они пѣли, перекликались, молились, ѣли, готовили пищу въ величайшемъ безпорядкѣ, но когда Поль посмотрѣлъ на человѣка, несшаго его на плечѣ, сравнилъ, на сколько онъ былъ выше и сильнѣе всѣхъ окружающихъ, а главное — увидалъ, какъ всѣ эти грубые лодочники становились на колѣна и кланялись до земли, когда муни съ нимъ проходили мимо, онъ пересталъ бояться и съ еще большимъ довѣріемъ сталъ относиться къ Дондараму.

— Что это за вода? опросилъ Поль, когда спутникъ его собирался перенести его на лодку, приготовленную для нихъ.

— Это священная рѣка Гангъ — торжественно произнесъ муни, ставя Поля на скамейку, пока онъ съ благоговѣніемъ преклонялся передъ рѣкой. — Она вытекаетъ прямо изо рта непостижимаго Брамы — (высшаго божества индусовъ) прибавилъ онъ; при чемъ Поль вздохнулъ глубоко, силясь понять это.

Солнце начинало всходить, когда они сѣли въ лодку. Полю казалось, что онъ никогда еще въ жизни не видалъ лодки, а между тѣмъ, когда они отчалили отъ берега и стали подниматься и опускаться по волнамъ, ему вспомнилось что то знакомое, и онъ не могъ налюбоваться разбѣгающеюся рябью, въ которой ему тоже чудилось что то близкое, слышался знакомый говоръ.

Посреди лодки стояла мачта, къ которой прикрѣпленъ былъ неуклюжій трехугольный парусъ. На кормѣ устроенъ былъ домикъ, со странными окнами и дверями, въ которомъ имъ предстояло ѣсть и спать въ теченіе тѣхъ дней, которые они проплывутъ вверхъ по Гангу и одному изъ его притоковъ, останавливаясь у берега на ночь до слѣдующаго утра,

Пока они плыли вдоль набережной города, на рѣкѣ появилось много лодокъ, и Дондарамъ спустилъ ставни или бамбуковыя шторы у окна, у котораго сидѣлъ Поль, что, однако, не мѣшало смотрѣть ему сквозь нихъ. У самой воды возвышались величественныя башни и зданія. Миновавъ городъ, они снова погрузились въ туманъ, не вполнѣ еще разсѣявшійся надъ рѣкою. Дондарамъ поднялъ опять бамбуковыя шторы, и Поль могъ безпрепятственно высовываться въ окно, для того чтобы любоваться разбѣгающимися отъ лодки волнами, какъ вдругъ вниманіе его было привлечено странными существами, очертанія которыхъ едва можно было различить среди тумана; одни изъ нихъ медленно двигались внизъ и вверхъ, другія неподвижно лежали безобразными кучами вдоль берега.

— Что это такое? — спросилъ онъ, испуганно указывая по направленію берега.

— Крокодилы, — процѣдилъ Дондарамъ, затѣмъ съ особенной улыбкой прибавилъ: — Они почитаются у насъ священными животными. Имъ приносятся жертвы, иногда даже бросаютъ въ воду маленькихъ дѣтей на съѣденіе этимъ крокодиламъ.

Поль встрепенулся, поблѣднѣлъ, задрожалъ всѣмъ тѣломъ и вскинулъ глаза на Дондарама. Муни спокойно посмотрѣлъ съ минуту въ голубые глаза ребенка, потомъ съ едва уловимою перемѣною въ выраженіи лица поднялъ руку и сталъ гладить золотисто-каштановые волосы его. Поль крѣпче прижался къ нему. Онъ не боялся, что его бросятъ на съѣденіе крокодиламъ. — О! пока Дондарамъ съ нимъ, онъ ничего не боится!

ГЛАВА X.
Жизнь на рѣкѣ и Индусскій праздникъ.

Они плыли подъ парусами вверхъ по священному Гангу и одному изъ его крупныхъ притоковъ, и Полю казалось, что они удаляются далеко отъ всего, и въ особенности отъ того неизвѣстнаго ему по имени города, гдѣ жили молоденькая Гунга и сестра ея Прита. Съ каждымъ днемъ умъ его постепенно все болѣе и болѣе прояснялся, онъ сталъ понимать многое изъ окружающаго, не прибѣгая къ разспросамъ. Онъ скоро нашелъ путь къ суровому сердцу Дондарама и нисколько не боялся его. Когда проснувшись по утру, онъ заставалъ его на берегу рѣки, погруженнымъ въ неистовую свою молитву, съ сверкающими глазами, при чемъ тѣло его извивалось въ страшныхъ корчахъ, или видѣлъ, какъ онъ зажигалъ на открытыхъ ладоняхъ огонь, протыкалъ все тѣло свое острыми ножами, Поль бѣжалъ прямо къ нему, безстрашно закидывалъ рученки свои вокругъ его шеи, цѣловалъ его и кричалъ: «Остановись! Перестань! Не смѣй этого дѣлать!». Лодочники, которые скорѣе дали бы руку на отсѣченіе, чѣмъ дерзнули бы помѣшать его молитвѣ, съ ужасомъ смотрѣли на это, и видѣли, какъ вмѣсто того, чтобы вызывать неудовольствіе въ Дондарамѣ, морщины разглаживались на суровомъ лбу его, и взявъ ребенка на руки, онъ возвращался на лодку, выжидая болѣе удобное время для продолженія своей дикой молитвы.

Вода въ рѣкѣ была чрезвычайно мутная отъ тины, и плывя вверхъ, они нерѣдко видѣли трупы мертвыхъ животныхъ, плывущіе внизъ по теченію; между тѣмъ у каждаго селенія, у каждаго лагеря, попадавшихся имъ по пути, они видѣли множество людей, купающихся въ этой водѣ, особенно но утру при восходѣ солнца. Купались же они съ молитвою и плескали себѣ воду въ лицо. — Они считаютъ воду эту священною и вѣруютъ, что смываютъ ею грѣхи свои, — замѣтилъ Дондарамъ.

Въ одно прекрасное утро, только что они пустились, въ дневной путь, слухъ ихъ былъ пораженъ громкимъ, пѣніемъ и кликами, раздававшимися не подалеку отъ берега, въ небольшой чащѣ лѣса впереди ихъ лодки. Дондарамъ опустилъ шторы въ окнахъ и усѣлся на полу рядомъ съ Полемъ. Они вскорѣ узнали причину этого шума. На первомъ планѣ шла толпа дѣвушекъ, одѣтыхъ въ легкія, бѣлыя ткани, съ пѣснями и плясками. Вслѣдъ за ними шли брамины, съ криками, размахивая по воздуху тяжелыми жезлами и неся на носилкахъ изображеніе божества.

— Что это такое, Дондарамъ? — спросилъ Поль, болѣе встревоженный озабоченнымъ выраженіемъ лица своего покровителя, чѣмъ опасностью, какую можно было ожидать отъ веселой толпы на берегу.

— Они несутъ божество изъ того храма, чтобъ выкупать его въ водахъ Ганга. Если лодочники проговорятся, что я муни, они остановятъ насъ, и мнѣ придется помогать имъ. Но намъ нельзя останавливаться ни подъ какимъ видомъ. Впрочемъ если мнѣ придется остановиться, я прикажу лодочникамъ продолжать путь съ вами.

Поль схватилъ руку Дондарама и отрицательно потрясъ головою. Муни улыбнулся и сказалъ;

— Нечего вамъ бояться, потому что я пробуду не болѣе часу. Я потомъ нагоню васъ. Но они, кажется, не побезпокоятъ насъ, — прибавилъ онъ, когда лодка миновала то мѣсто, гдѣ мурли или танцовщицы собирались къ рѣкѣ, и никто не обратилъ на нихъ вниманія.

Они тихо подвигались вверхъ по рѣкѣ. Когда къ ночи бросали якорь, Поль принимался бѣгать и рѣзвиться по песчаному берегу, пока лодочники разводили костеръ, а Дондарамъ собственноручно готовилъ ужинъ. Пища ихъ состояла преимущественно изъ рису, съ какой то приправой въ родѣ горчицы, съ разными пряностями, которую называли соей. Кромѣ того, у нихъ были фрукты — бананы, фиги, финики, тамаринды, гранаты и самые любимые ими сладкіе лимоны, величиною съ апельсины, которые особенно нравились Полю. Онъ вскрикнулъ отъ восторга, когда отвѣдалъ ихъ въ первый разъ, и съ тѣхъ поръ на полу въ ихъ каютѣ всегда стоялъ бамбуковый подносъ съ сладкими лимонами.

Когда около мѣста ихъ привала былъ кустарникъ, Дондарамъ всегда предупреждалъ Поля не подходить къ нему близко, и Поль замѣтилъ, что во всякое время и чѣмъ бы высокій, суровый муни ни былъ занятъ, когда онъ оборачивался къ нему, то всегда встрѣчалъ пару проницательныхъ черныхъ глазъ, слѣдящихъ за нимъ. Старая вѣдьма бывало тоже всегда слѣдила за нимъ и взглядъ ея заставлялъ трепетать его; но подъ наблюденіемъ своего друга онъ только чувствовалъ себя спокойнѣе и внѣ всякой опасности. Какъ содрогнулись бы Ричардъ Раймондъ и Скоттъ, если бы узнали, что ихъ маленькій Поль смѣялся и шутилъ съ грознымъ Дондарамомъ!

Однажды, когда Поль слишкомъ близко подошелъ къ кустарникамъ, Дондарамъ поспѣшилъ нагнать его и, схвативъ на руки, возвратился съ нимъ къ лодкѣ.

— Тутъ водятся страшные тигры, — пробормоталъ онъ. — Вы, вѣроятно, не хотите встрѣтиться съ ними.

— А почему же нѣтъ? — спросилъ Поль.

— Вѣдь они убьютъ васъ, — отвѣчалъ муни.

— Убьютъ? — переспросивъ Поль, не имѣя понятія, что такое быть убитымъ и, вообще, не понимая значенія многихъ словъ.

Молча поглядѣлъ на него муни съ минуту, потомъ смахнувъ слезу съ глазъ, онъ хрипло произнесъ: Ваши маленькія губки цѣловали Дондарама; вѣдь вы не боитесь и не ненавидите его?…

— Нѣтъ, нисколько я не боюсь васъ! — воскликнулъ Поль, кидаясь на шею и цѣлуя его опять. — И я никогда не буду убитъ, пока вы охраняете меня.

Дондарамъ поспѣшно оглянулся, чтобъ убѣдиться, что лодочники ничего не видали.

Въ одну прекрасную ночь, послѣ ужина, они стояли на якорѣ по срединѣ рѣки, такъ какъ теченіе тутъ было очень слабое и кустарники подступали вплоть къ самой водѣ. Лодочники обыкновенно на всю ночь разводили на берегу костры, чтобъ удерживать дикихъ звѣрей отъ приближенія къ мѣсту ихъ стоянки, но въ эту ночь они не зажигали огня, потому что, остановившись противъ селеній, Дондарамъ не хотѣлъ привлекать вниманія ихъ обитателей, которые навѣрно не замедлили бы придти къ нимъ въ гости изъ любопытства. Солнце уже сѣло, взошла луна, и лодочники, расположившись на палубѣ, заснули крѣпкимъ сномъ. Поль тоже уснулъ, но проснулся отъ молитвы Дондарама, неистово колотившаго себя въ грудь. Вскочивъ со своей постели, Поль подошелъ къ муни.

Въ эту минуту съ дальняго берега раздался пронзительный свистъ. Дондарамъ вскочилъ на ноги и внимательно прислушивался съ минуту. Послышался шумъ и трескъ вѣтвей на томъ берегу рѣки, на разстояніи не болѣе четверти мили. Какое то крупное животное прокладывало себѣ путь быстрымъ шагомъ. Муни внезапно исчезъ и черезъ минуту вернулся изъ каюты съ узелкомъ въ рукахъ. Поль не успѣлъ спросить, что это такое, такъ какъ глаза его были устремлены на неясныя очертанія темной, громадной фигуры на противуположномъ берегу.

— Да это слонъ, — сказалъ, наконецъ, Поль.

— Но это взбѣсившійся слонъ, — пробормоталъ Дондарамъ, пристально слѣдя за нимъ.

— Почему онъ взбѣсился? — спросилъ Поль.

— Не знаю. Но онъ одинъ, а дикіе слоны никогда не ходятъ въ одиночку, если они не бѣшеные.

— Ха! — воскликнулъ онъ, когда огромное животное, замѣтившее ихъ, бросилось вдругъ въ воду и быстро поплыло по направленію къ лодкѣ.

— Подожди, подожди, — бормоталъ про себя Дондарамъ, схвативъ Поля на руки и усаживая его на плечо, въ то время какъ на голову вскидывалъ узелокъ. И съ своею ношею онъ тихонько сползъ черезъ бортъ лодки, спасаясь отъ приближающагося звѣря. Къ счастію, тутъ можно было перейти въ бродъ. Когда они почти достигли берега и вода ему доходила не выше пояса, внезапный всплескъ раздался на рѣкѣ въ близкомъ разстояніи: Поль, не сводившій глазъ съ приближавшагося слона, обернулся съ крикомъ ужаса при видѣ сверкнувшей громадной, разверстой пасти крокодила, менѣе чѣмъ въ десяти шагахъ отъ нихъ. Но Дондарамъ былъ ловокъ и силенъ. Онъ погрузилъ свое гибкое тѣло въ воду по плечи, потомъ прыгнулъ впередъ. Неуклюжій крокодилъ завертѣлся по сторонамъ, и его громадныя челюсти захлопнулись съ трескомъ, заставившимъ бы замереть сердце и болѣе отважнаго человѣка, чѣмъ малютки Поля. Разъяренное животное обернулось и снова раскрыло свою пасть; но Дондарамъ былъ уже далеко впереди, и черезъ минуту онъ бѣжалъ вдоль берега, съ быстротою вѣтра, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, гдѣ мѣшали деревья, спускаясь одной ногой въ воду. Между тѣмъ сигналъ былъ данъ, и по всему побережью, съ ворчаніемъ и фырканьемъ пробуждались отъ сна крокодилы, закидывая голову назадъ, чтобъ разинуть свои безобразныя пасти, готовыя захлопнуться какъ клещи надъ добычей. Крѣпко придерживая Поля на плечѣ, а узелокъ на головѣ, беззвучно несся индусъ по берегу рѣки, едва касаясь земли, попадая иногда ногою подъ самый носъ крокодила, и находясь уже въ десяти шагахъ отъ него, прежде чѣмъ чудовище успѣвало сомкнуть свою хищную пасть.

Вдругъ за ними раздался страшный трескъ и плескъ воды. Обернувшись назадъ, Поль при свѣтѣ луны увидалъ, какъ ихъ лодка разлетѣлась въ дребезги подъ яростнымъ напоромъ взбѣсившагося слона, и разслышалъ стоны и вопли отчаянія несчастныхъ лодочниковъ, такъ неожиданно пробужденныхъ отъ сна, чтобъ очутиться приговоренными къ смерти. Поль, инстинктивно сознавая весь ужасъ, отъ котораго онъ былъ спасенъ, еще крѣпче обвилъ своими рученками шею Дондарама.

Теперь они находились на порядочномъ разстояніи отъ рѣки, на широкой, открытой равнинѣ, когда муни остановился, для передышки. Внимательно осмотрѣвшись кругомъ, чтобъ убѣдиться, что они въ безопасности, онъ бережно опустилъ свою ношу на землю, съ вопросомъ:

— Хорошо ли прокатился на немъ верхомъ маленькій феринги?

Подождавши нѣсколько минутъ, чтобъ собраться съ силами и отдышаться, онъ развязалъ узелокъ, въ которомъ Поль увидалъ свое платье и бамбуковый кулечекъ со сладкими лимонами. Онъ далъ мальчику пару лимоновъ, снова положилъ узелъ себѣ на голову и, посадивъ Поля обратно на плечо, сказалъ:

— Намъ предстоитъ еще очень длинный путь. На пути нашемъ лежатъ два селенія, которыя намъ слѣдуетъ пройти до разсвѣта.

Они отправились въ путь; всю ночь муни шагалъ твердою и быстрою поступью, ни разу не отставая и не сбиваясь съ дороги, которая, повидимому, была ему знакома, какъ его пять пальцевъ. Еще до восхода солнца они прошли послѣднюю деревню, которую Дондарамъ желалъ миновать. Несмотря на ранній часъ населеніе его было уже занято утреннимъ поклоненіемъ божеству, — иные лежали на землѣ лицомъ, другіе падали на колѣна, бились лбомъ объ землю, плакали и выли передъ небольшимъ храмомъ грубой постройки, въ которомъ Поль могъ только разобрать отвратительное изображеніе, такъ сильно напоминавшее ему старую вѣдьму, что онъ инстинктивно старался поскорѣе уйти отъ него.

— Что это такое? — робко спросилъ онъ.

— Это богиня Кали, жена великаго Сивы — могущественная Матерь Истребленія. Она губитъ все на землѣ.

— Какъ же они отваживаются подходить къ ней такъ близко и молиться ей? — допытывался Поль.

— Они и умоляютъ ее держаться вдалекѣ отъ нихъ, — отвѣтилъ муни, съ лукавой улыбкой, придерживаясь ближе къ лѣсной чащѣ, чтобъ пройти незамѣченнымъ. — Волосы ея сзади висятъ до полу. У нея три красныхъ глаза. Губы ея и языкъ сочатся кровью. Вмѣсто серегъ у нея висятъ на ушахъ мертвыя тѣла. Нѣкогда было у нея только двѣ руки, но когда она дала руку свою на отсѣченіе, для спасенія своего мужа изъ бѣды, съ тѣхъ поръ у нея стало четыре руки. Она попираетъ трупъ божества и въ рукѣ держитъ голову смертнаго. Поясъ ея состоитъ изъ рукъ, отрубленныхъ ею у враговъ своихъ, а ожерелье изъ человѣческихъ череповъ.

— Я не сталъ бы молиться ей, — замѣтилъ Поль, содрогаясь.

— Потому что вы Ингрій (англичанинъ), — отвѣтилъ Дондарамъ.

— Что же это значитъ?

— А то, что вы родились не въ Индіи. Вы не схожи съ нами.

— А гдѣ же я родился?

— Этого я не знаю, — отвѣчалъ муни съ оттѣнкомъ нетерпѣнія.

— А если бъ я здѣсь родился, сталъ ли бы я молиться по вашему?

— Нѣтъ, потому что вы бѣлый.

— Тѣмъ ли я отличаюсь отъ васъ, что я бѣлый? Я очень хотѣлъ бы ничѣмъ не отличаться отъ васъ, я желалъ бы походить на васъ, Дондарамъ!

— Вы этого не пожелали бы, еслибъ больше знали меня. Да и не могли бы, потому что это не написано на вашемъ лбу.

— А что же у васъ написано на лбу? — спросилъ Поль, начавъ тереть своей бѣлой ручкой изборозжденный морщинами лобъ темнаго индуса.

— Мало, очень мало хорошаго. Ничего хорошаго нѣтъ въ Дондарамѣ, — заключилъ муни съ содроганіемъ.

— Неправда! много, много есть въ немъ хорошаго! — закричалъ мальчикъ пронзительно. — Кто написалъ дурное?

— Судьба.

— Я убью ее, когда выросту большой! — воскликнулъ Поль ожесточенно.

— Тише, тише! — прошепталъ муни, — не кричите такъ громко!

— Много ли здѣсь водится бѣлыхъ людей? — спросилъ Поль.

— Немного, — коротко отвѣтилъ муни. Послѣ такой усиленной и продолжительной ходьбы онъ чувствовалъ кромѣ усталости, еще и душевную тревогу. Малютка Поль, спокойно сидя на его широкомъ плечѣ, и не подозрѣвалъ, какимъ трепетомъ онъ наполнялъ душу этого могучаго человѣка.

Они свернули теперь вдоль берега рѣки, и въ сѣромъ туманѣ, окутывавшемъ все кругомъ передъ восходомъ солнца, они увидали множество мерцающихъ огоньковъ, плывущихъ внизъ по теченію.

— Что это такое, Дондарамъ? — воскликнулъ Поль.

— Огоньки эти — жертвы, приносимыя рѣкѣ женщинами ближайшаго города. Это свѣтильни, плавающія въ маслѣ, налитомъ въ маленькія деревянныя лодочки.

Между тѣмъ они повернули въ широкую аллею изъ великолѣпныхъ пальмъ, съ роскошными цвѣтами, росшими всюду въ изобиліи. Это зрѣлище лишь на мгновеніе отвлекло его вниманіе, затѣмъ онъ продолжалъ свои разспросы.

— Я никогда… — началъ было Поль и остановился въ нерѣшительности. Онъ собирался сказать, что никогда въ жизни еще не видалъ бѣлыхъ людей, когда вдругъ у него мелькнуло воспоминаніе, какъ будто онъ гдѣ то видѣлъ ихъ много. — А далеко ли они живутъ отсюда? — спросилъ онъ.

— Бѣлые люди живутъ всюду, — сказалъ Дондарамъ, нахмурившись, такъ какъ вдали показались нѣсколько человѣкъ, шедшихъ изъ города по дорогѣ къ нимъ на встрѣчу. Купола и минареты теперь ясно виднѣлись сквозь деревья, въ полумилѣ отъ нихъ. Онъ пришелъ къ заключенію, что ему невозможно будетъ пройти черезъ ворота и добраться до знакомыхъ ему тайныхъ убѣжищъ, не привлекая всеобщаго вниманія на этого бѣлаго мальчика, сидящаго у него на плечѣ. Разспросы Поля о бѣлыхъ людяхъ только увеличивали страхъ его, такъ какъ онъ въ дѣйствительности зналъ многихъ бѣлыхъ, живущихъ въ этомъ городѣ.

Въ эту минуту вблизи съ банановаго дерева филинъ прокричалъ свой прощальный привѣтъ ночи, а съ поля, съ лѣвой стороны, донесся крикъ осла. Эти два предзнаменованія показались очень зловѣщими озабоченному индусу, а пока онъ стоялъ, раздумывая, не лучше ли пренебречь ими и продолжать путь, прямо у него подъ носомъ сѣрый заяцъ перебѣжалъ дорогу.

Если бы раздался голосъ самого Господа, приказывающаго ему не ходить дальше съ ребенкомъ, онъ не могъ бы подѣйствовать на него болѣе убѣдительнымъ образомъ.

— Чего вы поджидаете? — спросилъ его Поль.

— Я думаю о томъ, что вы должно быть страшно устали, отвѣчалъ Дондарамъ. Вѣдь вы безъ сна проѣхали всю ночь верхомъ на моемъ плечѣ. Намъ лучше, подождать вечера, чтобъ войти въ городъ. Мы остановимся въ этомъ домѣ, и вы выспитесь тутъ, пока я схожу и розницу одного пріятеля, у котораго мы устроимся на житье.

— Я бы лучше пошелъ съ вами, Дондарамъ! — воскликнулъ Поль, прижимаясь къ шеѣ муни и обливаясь горячими слезами; онъ былъ страшно утомленъ и хотѣлъ спать, хотя не признавался въ этомъ.

— Я не сейчасъ еще уйду и вернусь раньше, чѣмъ вы проснетесь, — сказалъ Дондарамъ, рѣшительно поворачивая къ хижинкѣ, на половину скрытой зеленѣющими кустарниками, окаймлявшими дорогу.

Это было прелестное мѣстечко, и на первый взглядъ Поль былъ въ восторгѣ отъ мысли остановиться тутъ. Дондарамъ опустилъ Поля на землю. Домъ построенъ былъ на двѣ половины. Налѣво находилась рабочая половина, безъ передней стѣны, нѣчто въ родѣ навѣса, гдѣ хозяинъ въ теченіе дня занимался торговлей, справа же была хижина для спанья, съ очень маленькой дверцей и еще меньшимъ оконцемъ.

Дондарамъ подошелъ къ рабочей хижинѣ, но она была пуста. Подъ навѣсомъ тоже ничего не было кромѣ нѣсколькихъ горшковъ, стоявшихъ въ глубинѣ, и тлѣющаго огонька въ круглой ямѣ, въ серединѣ комнаты. Судя по утвари и устройству жилья, обитатели, по всей вѣроятности были индусы, а по валявшимся кругомъ пустымъ табачнымъ мѣшкамъ Дондарамъ сразу заключилъ, что хозяна занимался разведеніемъ табаку. Онъ громко позвалъ:

— Эй кто тамъ, табачникъ, выдьте-ка изъ хижины и покажитесь-ка намъ, если вы честный человѣкъ.

Женская голова высунулась осторожно изъ-за двери второй хижины.

— Кто тамъ? Ныньче нѣтъ никакой торговли. Идите-ка лучше на праздникъ. — Но увидавъ, что слова эти обращены къ муни, она просунула голову немного дальше впередъ и поклонилась ему, приложивъ руки ко лбу. Муни отвѣтилъ на ея салаамъ (поклонъ) и безъ всякихъ предисловій сказалъ:

— Послушайте-ка, что я скажу вамъ. Очень не хорошо, что вы предлагаете одному изъ избранниковъ боговъ покинуть вашъ домъ и идти своимъ путемъ-дорогой. Мнѣ ничего не нужно покупать у такой личности, какъ вы, а на праздникъ я пойду, когда мнѣ вздумается. Но помните, что для васъ же самихъ очень худо, что я ухожу отъ васъ, не доставивъ вамъ случая послужить великой Матери.

Глупая женщина поняла изъ всего этого не больше маленькаго Поля; одно только было для нея ясно, что она чѣмъ то оскорбила странствующаго муни, что не всегда бываетъ безопасно, по крайней мѣрѣ, для бѣдныхъ, и она поспѣшила отвѣтить ему:

— Требуйте отъ меня чего угодно, и я все исполню во имя Матери, и все сдѣлаю безплатно.

— Сдѣлать то вамъ придется и, конечно, безъ всякой платы, и горе вамъ или всякому другому, кто не исполнилъ бы моего требованія! Но для того, чтобъ все было хорошо сдѣлано, я въ награду заплачу вамъ.

Женщина поклонилась ему до земли. Муни продолжалъ:

— Этотъ маленькій чужестранецъ, который находится на моемъ попеченіи, получилъ благословеніе браминовъ. Онъ усталъ, и прежде чѣмъ войти въ городъ, ему необходимо отдохнуть. Дайте ему все, что у васъ есть лучшаго и уложите его спать. Я лягу и отдохну въ лавкѣ, а позднѣе зайду за нимъ.

— Мы вѣдь не какіе-нибудь отверженные, — дрожа возразила женщина; она боялась, что осквернитъ себя или будетъ исключена изъ касты, если возьметъ бѣлаго мальчика въ свою грязную хижину. Дондарамъ, услышавъ эти слова, разгнѣвался или сдѣлалъ видъ, что сердится. Онъ мгновенно отвернулся и, ставъ къ ней спиною, ногами бросилъ въ нее пылью.

— Ниже самыхъ низкихъ! подлѣе самыхъ подлыхъ! питайся грязью! Ходи отнынѣ нищею! Такъ говоритъ браминъ изъ браминовъ!

Онъ достигъ того, чего желалъ. Съ дикимъ воплемъ женщина пала ницъ.

— Пусть войдетъ маленькій чужестранецъ и получитъ все. Войдите, выберите все, что есть только лучшаго, и отдайте ему. Предоставьте мнѣ сидѣть около него, пока онъ спитъ и оберегать сонъ его отъ всякаго зла. Пусть буду я его рабой, но снимите съ меня проклятіе ваше.

— Я увижу, какъ вы будете исправлять свои обязанности. Выходите вонъ изъ дому. Я не хочу осквернять себя, входя въ домъ, пока вы въ немъ.

Ползкомъ на колѣняхъ, выбралась женщина изъ низкой двери, между тѣмъ какъ Дондарамъ вошелъ въ домъ, ведя Поля за руку. Въ немъ было всего двѣ простыхъ, ничѣмъ не обставленныхъ комнаты; но онъ тотчасъ постлалъ ему въ одной изъ нихъ удобную постель и, успокоивъ Поля на счетъ того, что женщина эта не посмѣетъ сдѣлать ему какой либо вредъ, снабдилъ его нѣсколькими сладкими лимонами для утоленія голода, когда онъ проснется, и уложилъ его спать. Мальчикъ такъ уже привыкъ къ страннымъ обстановкамъ, что онъ ничему не удивлялся, къ тому же раньше, чѣмъ смолкъ голосъ Дондарама, разговаривавшаго съ хозяйкой у дверей дома, онъ заснулъ крѣпчайшимъ сномъ.

Старуха неслышно прокралась въ хижину, чтобъ осмотрѣть, все ли тамъ въ порядкѣ, и затѣмъ снова вернулась, чтобъ покалякать съ ближайшими сосѣдями о неожиданномъ событіи. Въ этотъ день въ городѣ готовилось большое торжество, и сосѣдъ, владѣвшій фургономъ и парою воловъ, собирался свезти туда всѣхъ своихъ знакомыхъ, чтобъ принять участіе въ священныхъ празднествахъ. Сынъ старухи, державшій табачную лавку, уже отправился въ городъ, а сама она вовсе не предполагала оставаться дома.

Не смотря на спящаго въ хижинѣ мальчика и обѣщаніе, данное ею муни, она послѣдовала приглашенію сосѣда и уѣхала.

Было уже за полдень, когда проснулся маленькій Поль, протеръ глаза и сѣлъ на постели, озираясь въ недоумѣніи, гдѣ онъ находится.

За послѣднее время у него было такъ много новыхъ впечатлѣній, что онъ съ трудомъ могъ въ нихъ разобраться. Къ счастію у него были сладкіе лимоны, которыми онъ занялся въ ожиданіи чьего либо появленія. Но никто не являлся, тогда онъ всталъ и вышелъ изъ хижины. Кругомъ все было пусто. Онъ сталъ звать Дондарама, но никто не откликался. Поль вспомнилъ тогда, что Дондарамъ собирался въ городъ, виднѣвшійся совсѣмъ близко. Онъ теперь, вѣроятно, уже возвращается, думалъ Поль, и тотчасъ же порѣшилъ идти по направленію къ городу, на встрѣчу ему. Два лимона положилъ онъ себѣ въ карманъ, третій принялся ѣсть, такъ какъ сильно проголодался, и пустился въ путь. Скоро онъ очутился передъ городскими воротами.

Все окружающее было такъ ново и въ то же время завлекательно для Поля, что онъ забылъ не только объ Дондарамѣ, но и обо всемъ въ мірѣ. Ему и въ голову не приходило, что онъ одинъ, или что ему грозитъ какая-нибудь опасность. Все, что онъ видѣлъ, казалось ему скорѣе похожимъ на его прежніе сны, чѣмъ на дѣйствительность. На улицахъ города толпилось множество людей, одѣтыхъ въ богатые, пестрые костюмы яркихъ цвѣтовъ, слышалась музыка и клики ликованія. Это пестрое зрѣлище неотразимо привлекало маленькаго Поля, и онъ, какъ очарованный, шелъ впередъ. Вдругъ онъ увидалъ въ воротахъ стараго нищаго, сидящаго на землѣ и рядомъ прижавшагося къ нему маленькаго мальчика.

Поль едва взглянулъ на старика, но радостное восклицаніе вырвалось изъ груди его, когда онъ увидалъ сидящаго рядомъ съ нимъ мальчика. Въ своемъ дѣтскомъ сердцѣ онъ находилъ, что въ жизни своей не видалъ красивѣе лица. Привлекательная картина, такъ часто смутно мелькавшая въ его воображеніи и такъ же быстро всегда ускользавшая, какъ только она появлялась, снова предстала предъ нимъ: въ памяти его мелькали счастливые дни, которые онъ зналъ гдѣ-то и когда-то, въ кругу веселыхъ дѣтей. Онъ перебѣжалъ черезъ дорогу, усѣлся на цыновкѣ рядомъ съ черноглазымъ, черноволосыми, мальчикомъ, дотронулся своими тонкщш, бѣлыми пальчиками до черныхъ кудрей его и съ восторгомъ глядя въ лицо ему, поцѣловалъ въ темныя, полуоткрытыя губки, изъ-за которыхъ блестѣли мелкіе, бѣлые зубки. Ребенокъ вскрикнулъ, бросился къ старику на колѣна, изо всѣхъ силъ вытирая губы свои, стараясь стереть съ нихъ полученный поцѣлуй.

Поль попятился и смотрѣлъ въ недоумѣніи.

— Я не хотѣлъ испугать тебя, милый мальчикъ, — произнесъ онъ въ видѣ оправданія. — Я и не думалъ сдѣлать тебѣ такъ больно. Развѣ у меня губы запачканы? — произнесъ онъ, припоминая, что недавно ѣлъ, и тщательно отеръ ротъ рукавомъ.

Поль безсознательно пересыпалъ свою индусскую рѣчь англійскими словами, но мальчикъ также мало понималъ по-индусски, такъ какъ въ Индіи нѣсколько нарѣчій въ употребленіи. Однако онъ зналъ достаточно, чтобы понять, что Поль просилъ прощенія, и съ надутыми губами слѣзъ съ колѣнъ старика. Поль очень смутился и собирался уже отойти, когда вспомнилъ, что у него въ карманѣ остался еще одинъ лимонъ: онъ досталъ его и подалъ ему; глаза мальчика моментально просіяли, и онъ радостно протянулъ къ нему ручку.

Толпы народа запружали улицы. Всюду раздавались клики ликованія и разговоры. Всѣ участвовавшіе въ праздничной процессіи находились въ радостномъ состояніи духа.

Никто въ этой сутолокѣ не замѣчалъ маленькаго Поля, пробиравшагося среди нея къ тому мѣсту, гдѣ громче раздавалась музыка, или виднѣлись какія-либо красивыя бездѣлушки, привлекавшія его вниманіе. Онъ бродилъ, не чувствуя усталости и не замѣчая даже, что солнце уже опускалось ниже, окрашивая воздухъ золотистыми своими лучами.

Музыка приближалась къ нему все ближе и ближе. Потянулся нескончаемый рядъ огромныхъ слоновъ съ роскошными золочеными бесѣдками на спинахъ; вокругъ нихъ развѣвались флаги, а жрецы оглашали воздухъ дикими звуками самыхъ разнообразныхъ инструментовъ. Процессія тянулась безконечно среди оглушительнаго шума.

Первый длинный рядъ слоновъ не успѣлъ еще скрыться изъ виду въ одномъ направленіи, какъ вслѣдъ за нимъ потянулся другой, такой же безконечный. Кто то грузно наступилъ Полю на ногу. Слезы выступили изъ глазъ его отъ боли. Онъ пытался высвободиться изъ толпы, чтобъ идти домой, когда его внезапно озарила мысль, что у него нѣтъ никакого дома. Онъ хотѣлъ вернуться къ тому мѣсту, гдѣ оставилъ его Дондарамъ, но гдѣ оно находится, онъ не имѣлъ ни малѣйшаго представленія. А гдѣ же самъ Дондарамъ? Онъ только теперь понялъ всю безпомощность своего положенія. Что оставалось ему дѣлать? Онъ не могъ даже плакать, такъ сдавило ему горло отъ отчаянія.

Безсильно отдаваясь теченію толпы, не заботясь о дальнѣйшей судьбѣ своей, онъ не замѣтилъ, что его проталкивали все ближе и ближе къ дорогѣ, по которой двигались слоны. Но вдругъ, взглянувъ кверху, онъ увидѣлъ, что прямо на него надвигалась громадная тѣнь одного изъ этихъ синевато-черныхъ великановъ, въ усѣянныхъ золотыми и серебряными блестками, богато расшитыхъ покрывалахъ, съ миніатюрнымъ храмомъ изъ чистаго золота на спинѣ.

Погонщикъ, съ заостреннымъ желѣзнымъ жезломъ въ рукѣ, сидѣлъ у самой головы его и увидалъ Поля на дорогѣ. Онъ крикнулъ ему, чтобъ тотъ ушелъ прочь, но Поль не видалъ и не слыхалъ ни слона, ни его погонщика, потому что неожиданно для него взоръ его остановился на высокой, широкоплечей фигурѣ человѣка, возвышавшагося ростомъ своимъ надъ всѣми браминами, котррый шелъ впереди слона, играя на какомъ-то инструментѣ.

— Дондарамъ! Дондарамъ! — вскрикнулъ Поль пронзительнымъ голосомъ и, бросившись чуть ли не подъ ноги слону, длинный хоботъ котораго неминуемо долженъ былъ задѣть и сбить его съ ногъ, еслибъ тотъ осторожно не приподнялъ его, Поль кинулся въ объятія своего друга муни.

Каждая черта въ лицѣ Дондарама исказилась, точно судорогой, когда онъ узналъ своего питомца и услыхалъ свое имя, громко произнесенное въ этой толпѣ. По наведеннымъ въ городѣ справкамъ, онъ узналъ такія вещи, которыя привели его прямо въ ужасъ, и возблагодарилъ Творца, что ребенокъ въ безопасности за городомъ. Для отвода глазъ онъ шествовалъ въ этой процессіи, на глазахъ той самой полиціи, которая розыскивала его, когда имя «Дондарамъ»! раздалось изъ устъ мальчика, и Поль бросился въ его объятія. Съ минуту черные глаза его неподвижно остановились на фигуркѣ малютки. Это была минута, когда жизнь или смерть его висѣли на волоскѣ. Онъ могъ сбросить ребенка на землю и скрыться незамѣченнымъ. Руки его опустились. Каковы бы ни были основныя побужденія, заставившія его взять Поля подъ свою охрану, они, очевидно, не могли устоять противъ этого испытанія.

— Дондарамъ! Дондарамъ! — раздались сотни голосовъ изъ толпы; при одномъ звукѣ этого магическаго имени сотни сердецъ содрогнулись отъ страха и робости. Поль ничего этого не понималъ.

Если его узнаютъ, то ему не сдобровать; Дондарамъ отлично понималъ это. Темнѣло; то тутъ, то тамъ въ процессіи стали зажигать факелы и все слилось въ неопредѣленную массу при перебѣгающемъ свѣтѣ огоньковъ. Наступило минутное затишье: толпа ждала, чтобы ей указали, гдѣ и который изъ браминовъ былъ Дондарамъ.

Муни пристально взглянулъ въ большіе голубые глаза ребенка. Они смотрѣли на него съ выраженіемъ такого счастья! Суровый браминъ крѣпче прижалъ къ себѣ ребенка. «Онъ не боится меня. Онъ цѣловалъ Дондарама!» пробормоталъ про себя муни и, наклонясь впередъ съ своею ношей, онъ юркнулъ подъ ближайшаго слона, какъ разъ въ то мгновеніе, когда на плечо его опустилась чья-то рука.

Поль чувствовалъ только одно, что онъ укрытъ подъ плащемъ своего друга, который стремительно несется куда то. Иногда его больно придавливали, но чуя, что имъ грозитъ какая то опасность, онъ геройски переносилъ свои страданія, не издавая ни звука, пока не стихли крики въ отдаленіи и шаги Дондарама не замедлились и успокоились. Когда Поль открылъ глаза, онъ увидалъ изъ за складокъ одежды жреца, что они находились въ очень узкой улицѣ, совершенно темной, за исключеніемъ нѣсколькихъ факеловъ, курившихся у шалашей. Кое гдѣ теленокъ или корова заслоняли имъ путь, или нагруженный оселъ занималъ улицу во всю ширину, но тутъ не было слышно ни криковъ, ни музыки, и никто не произносилъ имени Дондарама. Черезъ нѣкоторое время они свернули въ еще болѣе узкій переулокъ, гдѣ дома возвышались прямо надъ ихъ головами, будто хватали до небесъ. Здѣсь никто уже не попадался на встрѣчу и не слышно было ни малѣйшаго шума.

Тутъ Дондарамъ еще умѣрилъ шаги свои и вскорѣ, остановившись у узкой двери, вошелъ въ небольшую комнатку, выходившую во дворъ.

Здѣсь съ глубокимъ вздохомъ сложилъ онъ ношу свою на грубую цыновку, зажегъ свѣчу и долго молча смотрѣлъ на блѣдное личико и большіе голубые глаза ребенка.

— Маленькій англичанинъ напугался, — сказалъ онъ, нѣжно поглаживая золотисто-каштановую головку.

— Я перепугался, пока не нашелъ васъ, Дондарамъ, а теперь я очень проголодался, — сказалъ Поль, садясь на цыновку и поглаживая темную руку жреца.

Дондарамъ поспѣшно вышелъ, замкнувъ за собою дверь, и черезъ минуту вернулся съ рисомъ, пирогами и молокомъ, при чемъ Поль замѣтилъ, что узелокъ съ его платьемъ и мѣшочекъ со сладкими лимонами были уже въ комнатѣ.

ГЛАВА XI.
Скоттъ въ таинственной Индіи.

Начинало уже смеркаться, когда пароходъ, на которомъ Скоттъ Клейтонъ и Ричардъ Раймондъ совершали переѣздъ, показался въ великолѣпной гавани Бомбея. Еще издали они любовались красивымъ видомъ группы острововъ, на одномъ изъ которыхъ выстроенъ городъ Бомбей. Но сѣрый ночной сумракъ окутывалъ уже всю гавань, и сіяніе новаго Колабскаго маяка ослѣпило ихъ, когда они проходили мимо.

Это была та страна, къ которой обращены были всѣ Скотта надежды; и онъ съ жадностью вглядывался въ каждую подробность, для того чтобъ скорѣе со всѣмъ ознакомиться.

Пароходъ медленно подвигался, потому что вода буквально кишѣла рыбачьими лодочками. Скоттъ могъ разглядѣть красивыя очертанія города, пока они подвигались среди лѣса судовъ.

Путешественники такъ поздно сошли на берегъ, что Скоттъ получилъ очень слабое понятіе объ окружающей его обстановкѣ, въ то время какъ они катились по улицамъ Бомбея въ англійскомъ экипажѣ, управляемомъ сильно напоминающемъ обезьяну индусомъ; онъ только замѣтилъ, что все было очень своеобразно.

Прямо съ пристани они направились въ гостинницу и на другой день рано утромъ предприняли прогулку по городу.

Не успѣли они выйти за ограду двора гостинницы, какъ глазамъ ихъ представилось одно изъ самыхъ распространенныхъ явленій въ Индіи — это труппа фокусниковъ.

— Они посвятятъ васъ въ эти чудеса на первыхъ же порахъ, — сказалъ Ричардъ. — Между ними есть нѣсколько экземпляровъ, славящихся по всему Индостану. Погодите, я ихъ сейчасъ подниму на ноги. Они лежатъ тутъ въ ожиданіи пробужденія обитателей отеля. — Ричардъ бросилъ нѣсколько монетъ въ средину толпы, сказавъ имъ по индійски: — Чего вы валяетесь тутъ, лѣнтяи? Развѣ вы не видите, что мы хотимъ посмотрѣть на индійское представленіе?

Брошенныя имъ деньги произвели на нихъ то же впечатлѣніе, какъ зерна, брошенныя стаѣ голодныхъ цыплятъ. Вся толпа моментально вскочила на ноги и принялась одновременно дѣйствовать. Одинъ молодецъ сталъ бить въ барабанъ, сопровождая эту музыку воемъ и стонами, точно находился при послѣднемъ издыханіи.

— Нельзя ли велѣть ему прекратить этотъ гвалтъ? Я не могу ни на что даже глядѣть подъ этотъ шумъ, — сказалъ Скоттъ.

— Вы ничего бы и не увидали, еслибъ онъ остановился, — отвѣчалъ Ричардъ — эта восхитительная музыка и вдохновляетъ ихъ.

И дѣйствительно, какъ только онъ разошелся, всѣ воодушевились, и началось представленіе. Впереди, прямо передъ путешественниками, сидѣлъ одинъ изъ лицедѣевъ, который, доставъ двѣ тонкія шпаги, двадцати шести дюймовъ длиною, настаивалъ, чтобъ иностранцы осмотрѣли ихъ; затѣмъ онъ проворно поставилъ концы ихъ себѣ въ ротъ, пропустилъ ихъ во всю длину въ горло и заставилъ зрителей положить руки на его животъ, чтобъ ощупать въ немъ концы шпагъ. Другой положилъ себѣ камень въ ротъ, и черезъ минуту изъ носу и рта его повалилъ огонь и густое облако дыма, подъ конецъ совершенно окутавшее его. Тогда онъ вдругъ перекувырнулся и, открывъ ротъ, спокойно досталъ изъ него камень, который бросилъ на землю. Третій индусъ взялъ нѣсколько желѣзныхъ обручей и заставилъ ихъ одно за другимъ кружиться на шестѣ, пока ихъ не набралось восемнадцать въ рядъ; затѣмъ, воткнувъ шестъ въ землю, онъ осторожно прыгнулъ сквозь вращавшіеся обручи и, вставъ на ноги, перевернулся, выдернулъ шестъ, при чемъ обручи продолжали вертѣться. Другой бросалъ маленькими шпажками въ воздухъ, такъ что ихъ летало до десяти штукъ вокругъ его головы; между тѣмъ промежутки между номерами представленія наполнены были всевозможными кривляньями маленькихъ акробатовъ и ловкими продѣлками фокусниковъ. Въ срединѣ ихъ кружка поставлена была корзина около двухъ футовъ ширины, полутора высоты и двухъ съ половиною футовъ длины. Они взяли сѣтку, въ видѣ небольшого мѣшечка, въ который послѣ многихъ стараній, впихнули маленькаго индусскаго мальчика, крѣпко завязавъ мѣшокъ у горлышка и положивъ его поверхъ корзины, казавшейся гораздо меньшаго противъ него размѣра. Все это накрыто было простыней, изъ подъ которой минуту спустя выкинутъ былъ сѣточный мѣшокъ, такъ же завязанный, но уже пустой. Простыня была сдернута съ корзины, но мальчикъ исчезъ. Кто то предположилъ, что онъ находится въ корзинѣ, и одинъ изъ индусовъ, снявъ съ нея крышку, самъ вскочилъ въ нее и принялся неистово топтаться въ ней. Затѣмъ онъ снова накрылъ корзину крышкой и перевязалъ ее. Взявъ въ руки длинную шпагу, просунулъ ее насквозь корзины и тыкалъ ею по всѣмъ угламъ. За послѣднимъ тычкомъ изъ корзины раздался дикій вопль, и выдернутая шпага оказалась обагренная кровью.

— Я убилъ мальченка! — воскликнулъ онъ, и Скоттъ содрогнулся, повѣривъ этому. Но вслѣдъ за тѣмъ индусъ показалъ на ворону, сидѣвшую на деревѣ неподалеку, и воскликнулъ:

— Хвала Небесамъ! мой мальчикъ былъ только превращенъ въ птицу, но я скоро его раздобуду. — Свернувъ простыню въ маленькій комочекъ, онъ бросилъ его въ ворону, но та испугалась и улетѣла прочь. Но индусъ только расхохотался и, подобравъ простыню, закричалъ: — Я поймалъ его!

Затѣмъ, накинувъ простыню на корзину одною рукой, онъ тотчасъ же сдернулъ ее другою и, къ удивленію, корзина оказалась растянутой во всѣхъ направленіяхъ, чтобъ вмѣстить въ нее мальчика. Индусъ радостно развязалъ всѣ узлы, едва державшаяся отъ напора крышка отскочила, и мальчикъ, улыбаясь, вылѣзъ изъ нея цѣлъ и невредимъ.

Послѣ того одинъ изъ труппы началъ показывать фокусъ съ деревомъ: онъ выгналъ изъ сѣмячка тутъ же на глазахъ зрителей, подъ простыней, подъ которой ничего не было, кромѣ песку, манговое деревцо, которое тутъ же выросло, зацвѣло и дало плодъ. Но путешественники такъ долго засмотрѣлись всякихъ чудесъ, что наступило время завтрака и, успокоивъ Скотта, что онъ увидитъ въ Индіи такую еще пропасть фокусниковъ, что наконецъ пожелаетъ, чтобъ ихъ было-бъ по меньше, Ричардъ повернулся, и они вошли во дворъ гостинницы.

Посѣтители начали собираться на широкой верандѣ (балконѣ), гдѣ два укротителя змѣй давали уже свое представленіе.

— Что то много набралось этого люда въ городѣ, — должно быть, что нибудь происходитъ здѣсь такое, что привлекаетъ ихъ, — замѣтилъ Ричардъ, подходя съ юношей къ группѣ любопытныхъ, обступившихъ чародѣевъ.

Это были двое сморщенныхъ старыхъ индусовъ, глаза которыхъ выглядывали по змѣиному, а движенія были такъ проворны и ловки, что Скоттъ предположилъ, что между ними и ихъ змѣями должно существовать какое-нибудь сродство. Передъ ними въ корзиночкахъ лежали, свернувшись въ кольцо, нѣсколько змѣй, и каждый чародѣй игралъ на грубой, первобытной дудкѣ изъ тыковника передъ огромной коброй (очковой змѣей), которая сказалась, извивалась и всячески двигалась подъ тактъ музыки. Иногда змѣи съ шипѣньемъ устремляли головы свои по направленію къ чародѣямъ, раздувая широкій мѣшокъ, находящійся у нихъ подъ затылкомъ и проявляя всѣ признаки гнѣва, причемъ старанія чародѣевъ увернуться отъ нихъ, ясно показывали, что они вовсе не считаютъ ихъ вполнѣ безвредными. Затѣмъ одинъ изъ стариковъ всталъ со своего мѣста и, схвативъ змѣю за горло одною рукою, три раза покрутилъ ею въ воздухѣ вокругъ своей головы и со всего размаху бросилъ ее о земь, гдѣ она растянулась во весь ростъ, недвижимая и оцѣпенѣлая, прямая, какъ стрѣла.

— Я убилъ свою змѣю! — воскликнулъ индусъ, — за то пріобрѣлъ хорошую трость. — И взявъ чудовище за хвостъ, онъ сталъ прохаживаться кругомъ, опираясь на нее, какъ на палку.

— Не желаетъ ли кто купить у меня тросточку? — спрашивалъ онъ у публики, которая съ содроганіемъ сторонилась отъ него. Онъ усмѣхнулся и, сунувъ голову страшной змѣи подъ свою чалму, сталъ подталкивать подъ нее и остальную часть ея тѣла, пока не исчезъ самый кончикъ хвоста ея. Снявъ затѣмъ чалму съ головы, онъ предсталъ передъ зрителями съ головою, обвитою блестящими кольцами ядовитой змѣи.

Скоттъ не могъ удержаться отъ выраженія изумленія, при чемъ Ричардъ задалъ ему вопросъ:

— Не напоминаетъ ли ему это представленіе чего либо особеннаго?

— Конечно, приводитъ на память Моисея передъ Фараономъ! — воскликнулъ Скоттъ.

— Вы не первый, кому это пршло въ голову, — замѣтилъ Ричардъ и подошелъ къ чародѣю, поджидавшему своего товарища, для сбора выручки. Черезъ минуту Ричардъ вернулся къ Скотту съ извѣстіемъ, что въ этотъ день готовится грандіозный праздникъ змѣй -- Нагъ-Панчми и, по пути къ завтраку, предсказалъ Скотту, что онъ наглядится на такое количество змѣй въ этотъ день, что съ него хватитъ на всю жизнь.

Столовая была большая, высокая комната, съ большимъ количествомъ настежъ-открытыхъ оконъ, завѣшанныхъ шторами изъ травы кусъ-кусъ, которыя слуги-индусы въ бѣлыхъ костюмахъ безпрестанно обрызгивали водой, чтобъ освѣжать воздухъ.

Надъ каждымъ длиннымъ столомъ вниманію Скотта представились никогда не виданныя имъ спущенныя съ потолка, висячія филенчатыя доски, шириною въ три фута, длиною равныя длинѣ столовъ, украшенныя изящною разноцвѣтною бахромою. Къ нижнему углу каждой доски, приходившейся немного повыше головъ сидящихъ за столомъ, прикрѣплена была небольшая веревочка, которая была пропущена чрезъ нѣсколько блоковъ, и спускалась въ руку маленькаго туземца, сидѣвшаго у самой стѣны столовой. Скоттъ уже замѣтилъ нѣчто подобное наканунѣ въ своей комнатѣ, но былъ такъ утомленъ въ то время, что ему ни до чего не было дѣла. Теперь же, прежде чѣмъ онъ успѣлъ начать свои разпросы, какъ только посѣтители заняли свои мѣста за столомъ, доски эти моментально стали сильно раскачиваться взадъ и впередъ, обмахивая каждаго сидящаго.

— Какъ нравятся вамъ эти пунка — спросилъ Ричардъ, слѣдя за юношей.

— Что это за названіе? — сказалъ Скоттъ.

— Это очень удачное названіе по индусски означаетъ «вѣеръ», эти пунка сохранили жизнь не одному смертному, обреченному долгое время прожить въ Индіи. Послѣ завтрака мы поѣдемъ на Малабарскую гору, чтобъ хоть немножко подышать морскимъ воздухомъ.

Они прошлись немного по улицѣ, такъ какъ Ричарду понадобилось отправить письмо съ Бикуллской станціи, находившейся тутъ же неподалеку.

— Эй ты! Бужжи! — крикнулъ онъ мимо проѣзжавшему возницѣ въ экипажѣ, напоминающемъ неуклюжую одноколку, съ боковымъ сидѣніемъ для возницы. Тотъ покорно остановился и повернулъ къ мѣсту, гдѣ они стояли. Когда они усѣлись, Ричардъ велѣлъ ему везти ихъ на Малабарскую гору.

— Какъ вы его назвали? — спросилъ Скоттъ, когда они поѣхали.

— Бужжи — экипажъ — отвѣчалъ Ричардъ.

— А скоро мы пріѣдемъ на Малабарскую гору? — спросилъ онъ.

— Мы какъ разъ теперь ѣдемъ по этому знаменитому мѣсту, — отвѣчалъ Ричардъ, съ гордостью указывая на него рукой.

— Но я бы не назвалъ этого горой, — замѣтилъ Скоттъ, глядя на широкую и прекрасную подъѣзжую дорогу, по которой они поднимались.

— Это самая возвышенная мѣстность на всемъ островѣ — отвѣчалъ Ричардъ, въ то время какъ возница повернулъ кругомъ и очутился снова въ центрѣ города.

Улицы были теперь полны народа, всѣ лавки открыты и все на базарѣ готово къ дѣлу. Тутъ попадались люди всякаго сорта, въ самыхъ разнообразныхъ костюмахъ и занятые самыми разнородными дѣлами. Встрѣчались тутъ и великолѣпные набобы^[2], въ сопровожденіи двухъ или трехъ слугъ, и нищіе, и купцы. Попадались женщины, на глухо укутанныя покрывалами, а другія — однимъ глазкомъ, выглядывавшія изъ за складокъ бѣлаго сари (покрывало), накинутаго на нихъ; нѣкоторыя же изящно одѣтыя въ нарядныя кофточки и шелковыя шаровары, съ накинутымъ поверхъ легкимъ газовымъ покрываломъ. Тутъ были полунагія дѣти и цѣлыя толпы ребятъ, одеждою которыхъ служили однѣ тряпочки, обвязанныя вокругъ бедръ. Толкались носильщики, съ легкими ношами на головахъ, другіе же человѣкъ по шести еле переступали подъ тяжестью огромнаго ящика или тюка, навѣшаннаго на бамбуковый шестъ, который лежалъ у нихъ на плечахъ; при чемъ они издавали крики: «Ги, ги, ги! Го, го, го!», чтобъ идти въ ногу и забыть немного тяжесть своей ноши. Попадались и бисти или водоносы, съ большими глиняными кувшинами или Куна, висящими на противоположныхъ концахъ длиннаго бамбуковаго шеста, перекинутаго черезъ плечо, и женщины со всевозможными ношами на головахъ.

Никто, казалось, не остерегался экипажей и не опасался быть сшибленнымъ съ ногъ толпою; и въ результатѣ получался безпрерывный окрикъ возницъ на мущинъ, женщинъ и дѣтей, постоянно толпившихся у нихъ на дорогѣ, поэтому пѣшкомъ можно было пройти по базару гораздо скорѣе, чѣмъ они двигались шагъ за шагомъ въ своемъ бужжи.

— Почему они всѣ ходятъ посреди улицы? — спросилъ Скоттъ.

— Потому что здѣсь нѣтъ панелей, — отвѣчалъ Ричардъ.

Скотту это не приходило въ голову раньше, теперь же, обративъ на это вниманіе, онъ увидалъ, что нигдѣ абсолютно не было и слѣдовъ панелей.

— Обувь ихъ должна быть постоянно въ грязи, — замѣтилъ онъ, — и въ хорошемъ видѣ должны находиться ковры ихъ.

— Прежде всего у нихъ ковровъ нѣтъ и въ заведеніи, даже у богачей, — отвѣчалъ Ричардъ, — да помимо того, они никогда не входятъ въ домъ въ обуви, — такъ-же какъ мы въ шляпахъ.

— Но что за нелѣпость снимать свои башмаки при входѣ въ домъ! — воскликнулъ Скоттъ.

— На это я ничего не могу сказать вамъ; они, въ свою очередь, находятъ нелѣпымъ обычай нашъ снимать шляпы; потому что, говорятъ они, башмаки ихъ соприкасаются съ землей, пачкаются и запачкаютъ ихъ жилища, между тѣмъ какъ шляпы на головахъ ихъ никому вреда не причиняютъ. Множество поступковъ на бѣломъ свѣтѣ хороши или дурны, согласно точкѣ зрѣнія тѣхъ, кто ихъ совершаетъ и кто судитъ о нихъ.

— Мнѣ кажется, вы правы, м-ръ Раймондъ, — сказалъ Скоттъ. — Разскажите мнѣ побольше объ этихъ людяхъ и о томъ, что они дѣлаютъ. Они меня интересуютъ болѣе чѣмъ когда-либо теперь, когда я такъ близко вижу ихъ.

— Лучше чѣмъ говорить о нихъ, было бы показать ихъ вамъ, — сказалъ Ричардъ, — самое же лучшее время показать ихъ, уже миновало теперь, тѣмъ болѣе, что мы даже не знаемъ, гдѣ будемъ завтра.

— А какъ же вы хотите показать ихъ мнѣ? — спросилъ Скоттъ, видя, что Ричардъ отдаетъ возницѣ какое, то приказаніе.

— Я хочу свезти васъ въ гости къ одному старому пріятелю моему — Изофали Гиптулабгой.

— О, Боже милостивый! что за имя! — простоналъ Скоттъ, прислоняясь къ спинкѣ экипажа, какъ бы въ изнеможеніи. — Какого сорта человѣкъ онъ?

— Онъ очень важное лицо въ Бомбеѣ и въ то же время прекрасный человѣкъ.

— Онъ, конечно, язычникъ, если носитъ такое имя, — пробормоталъ про себя Скоттъ.

— Да, онъ язычникъ! — сказалъ Ричардъ съ такимъ удареніемъ, что Скоттъ немедленно взглянулъ на него, чувствуя, что оскорбилъ чувства своего друга.

— Я пошутилъ только, м-ръ Раймондъ, — поспѣшно заявилъ онъ.

— Ну, ладно, — отвѣчалъ Ричардъ, улыбаясь. — Я не могу достаточно надивиться тому, какъ склонны американцы обзывать язычниками людей, въ которыхъ многому можно удивляться и въ сущности очень мало презирать, за исключеніемъ тѣхъ дурныхъ привычекъ, которыми они позаимствовались отъ англичанъ, и которыя проявляются въ индусахъ въ тысячу кратъ хуже, чѣмъ въ англичанахъ, вслѣдствіе того, что первые не умѣютъ сдерживать себя и скрывать свои недостатки.

— Ну, разскажите же мнѣ объ этомъ м-рѣ Гип-Гип-Гип — какъ его имя? Право его не запомнишь, м-ръ Раймондъ.

— Я вамъ объясню, что оно обозначаетъ, и тогда, можетъ быть, оно вамъ вовсе не покажется такимъ ужаснымъ. Разбирая его по составнымъ слогамъ, выходитъ, что имя этого язычника означаетъ — «послѣдователь Іисуса, другъ Божій».

— Слѣдовательно, онъ христіанинъ, — заключилъ Скоттъ.

— Нисколько, — отвѣчалъ Ричардъ. — Онъ одинъ изъ самыхъ строгихъ послѣдователей Магомета, но вѣдь мусульмане вообще признаютъ Адама, Моисея и Соломона и весь Ветхій Завѣтъ вплоть до Христа. Тутъ они отдѣляются и вѣруютъ, что Магометъ превыше всѣхъ — пророкъ изъ пророковъ Господа.

— Это, значитъ не то, что индусы?

— Да конечно, — сказалъ Ричардъ. — Мы очень неправильно называемъ индусами всѣхъ обитателей Индіи, между тѣмъ какъ индусовъ собственно сто семдесятъ пять милліоновъ, а пятьдесятъ милліоновъ мусульманъ или магометанъ, какъ ихъ иначе называютъ. Индусы послѣдователи Браминскаго ученія. Это очень древнее ученіе въ Индіи, признающее три божества Брама (созидающій міръ), Вишну (сохраняющій) и Сива (разрушающій міръ). Этотъ народъ дѣлится на обособленныя касты (сословія), между которыми брамины или жрецы стоятъ во главѣ, а паріи на самой низшей ступени. Съ ними очень трудно ладить, такъ какъ они полны предразсудковъ; но вмѣстѣ съ тѣмъ есть нѣчто очень для насъ поучительное въ той горячей непоколебимости, съ которою они придерживаются своихъ религіозныхъ правилъ. У меня однажды было двое слугъ, одинъ индусъ, другой мусульманинъ, которые сопровождали меня въ одномъ изъ путешествій моихъ въ горы. Мы были одни и очень отдалены отъ всякой помощи, когда оба они чѣмъ-то отравились; я опасался, что они умрутъ. Со мною была склянка съ противоядіемъ, и подбѣжавъ къ мусульманину, я поднесъ бутылочку къ его губамъ. Затѣмъ я передалъ ее индусу, но тотъ отказался прикоснуться даже до нея, потому что она была осквернена прикосновеніемъ къ губамъ мусульманина. Я выплеснулъ нѣсколько капель, но все было напрасно. Ничѣмъ нельзя было убѣдить его, и онъ только моталъ отрицательно головой, говоря: — Я готовъ скорѣе умереть, чѣмъ осквернить себя, для того чтобъ остаться въ живыхъ.

— Какъ онъ былъ глупъ! — воскликнулъ Скоттъ.

— Я этого не думаю, — замѣтилъ Ричардъ. — Этотъ юноша твердо вѣрилъ, что ему не слѣдовало прикасаться къ предмету, изъ котораго пилъ человѣкъ, не принадлежащій къ его кастѣ. И онъ такъ и умеръ, но не сдѣлалъ того, что считалъ дурнымъ.

— А! Вотъ мы и пріѣхали! — воскликнулъ Ричардъ, приказавъ возницѣ остановиться.

— Я не подумалъ бы, что онъ такой важный набобъ, судя по оградѣ, за которою онъ живетъ, — замѣтилъ Скоттъ, слѣдуя за м-ромъ Раймондомъ и глядя на высокую стѣну съ осыпавшейся штукатуркой и полуразрушенными воротами.

— Мы такъ привыкли въ Америкѣ тратить все на внѣшность, — отвѣчалъ Ричардъ, — и сравнительно мало смущаемся пылью и грязью нашей одежды у себя дома, лишь бы не попадаться на глаза нашего сосѣда. Въ Индіи же слѣдуютъ совершенно противоположному правилу и очень мало заботятся о внѣшности, лишь бы все было чисто внутри. Это ужъ у нихъ въ порядкѣ вещей, — смѣясь замѣтилъ онъ. Но Скоттъ и не слушалъ своего друга, — вниманіе его было привлечено странной фигурой, сидѣвшей у одной стороны полуразрушенныхъ воротъ.

Эта фигура была точнымъ изображеніемъ какого-то идола, какіе встрѣчались Скотту на рисункахъ, и сидѣла у воротъ, покрытая лохмотьями и грязью, какую можно только себѣ представить. На лбу индуса были проведены голубою, красною и желтою красками три круга, а на каждой щекѣ нѣсколько полосъ желтой краской. На головѣ его возвышалась цѣлая пирамида бусъ, величиною съ грецкій орѣхъ, нанизанныхъ на грубую нитку, которая, обвиваясь вокругъ грязнѣйшей чалмы все выше и выше, сводилась, наконецъ, на нѣтъ. Такія же нитки крупныхъ и мелкихъ бусъ намотаны были вокругъ его шеи и спускались до пояса. Въ одной рукѣ держалъ онъ мѣдную тарелку, въ другой нѣчто въ родѣ шара.

— Онъ принадлежитъ къ ниществующимъ браминамъ, — пояснилъ м-ръ Раймондъ, не дожидаясь вопроса Скотта.

— Но для чего онъ торчитъ тутъ?

— Въ ожиданіи милостыни, — отвѣчалъ, улыбаясь, Ричардъ.

— Онъ ожидаетъ ее довольно спокойно надо сознаться. Онъ не шевельнулъ ни однимъ мускуломъ, съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ я увидалъ его, — сказалъ Скоттъ. — Потому что онъ думаетъ, что дающій счастливѣе берущаго человѣка; и онъ считаетъ, что оказываетъ вамъ милость, предоставляя вамъ случай подать ему что-нибудь.

— Это очень милостиво съ его стороны, надо сознаться, — сказалъ Скоттъ, съ презрительной усмѣшкой.

— Это буквально то, чему насъ учитъ Библія, — замѣтилъ Ричардъ. — Но оставляя въ сторонѣ богословскую подкладку вопроса, если у васъ есть монетка, держите ее въ пальцахъ на виду, и вы увидите, какъ скоро она приведетъ его въ движеніе.

— Ахъ! онъ старый негодяй! — пробормоталъ Скоттъ себѣ подъ носъ. — Я гораздо охотнѣе угостилъ бы его пощечиной. Сидитъ точно истуканъ. Это одно притворство, я убѣжденъ въ томъ.

Несмотря на то, Скоттъ досталъ мелкую монетку, и въ то же мгновеніе мѣдное блюдо повернулось, чтобы принять ее. У него блеснула мысль подшутить надъ нищимъ, положивъ монетку обратно въ свой карманъ и онъ даже сдѣлалъ движеніе въ томъ направленіи, но видя, какъ спокойно нищій отставлялъ свое блюдце назадъ, онъ рѣшилъ, что шутка его не произвела бы желательнаго дѣйствія, и бросилъ монетку на блюдо.

— Подаяніемъ нищимъ пріобрѣтается милость небесъ, и милосердіе Всевышняго воздастся вамъ въ томъ же духѣ, въ какомъ вы творите его. Благодарю васъ, молодой человѣкъ, — произнесѣ нищій на прекрасномъ англійскомъ языкѣ, кланяясь ему съ улыбкой.

Скоттъ проскочилъ въ ворота, какъ бомба и, покраснѣвъ до корней волосъ, сказалъ м-ру Раймонду:

— Ну, я здорово попался въ просакъ на этотъ разъ.

— Да, — отвѣтилъ Ричардъ, — и безспорно онъ взялъ надъ вами верхъ.

— Не вернетесь ли вы къ нему, чтобъ извиниться за меня? — умолялъ Скоттъ.

— Нѣтъ, не стоитъ. Онъ даже не пойметъ, въ чемъ тутъ дѣло. Но я на вашемъ мѣстѣ впредь былъ бы осторожнѣе и не сталъ бы злословить о человѣкѣ, разсчитывая на его глухоту, — отвѣтилъ Ричардъ.

— Приму это къ свѣдѣнію, — рѣшительно произнесъ Скоттъ.

Теперь только онъ замѣтилъ, гдѣ находится, и съ восторгомъ остановился на минутку полюбоваться великолѣпною картиною. Они находились среди большого сада, наполненнаго со всѣхъ сторонъ роскошнѣйшими цвѣтниками. По краямъ возвышались высокія деревья, на которыхъ щебетали зеленые и красные попугайчики. Кругомъ пестрѣли огромные цвѣтники, съ большими цвѣтущими кустарниками, въ видѣ рощицъ, между которыми дорожки вымощены были бѣлыми мраморными плитами. Вдали на открытой площадкѣ виднѣлся большой, оригинальной архитектуры, домъ, съ маленькими окнами, очень широкими балконами, съ куполами и арками въ изобиліи. Нижній этажъ представлялъ изъ себя громадный павильонъ изъ чуднымъ арокъ, подпертыхъ рѣзными колоннами.

— Однако, — сказалъ Скоттъ въ изумленіи — надо признать, что онъ дѣйствительно долженъ быть богатымъ набобомъ. Но какъ же слѣдуетъ мнѣ обращаться съ нимъ? я совсѣмъ объ этомъ не думалъ. Ради Бога! позвольте мнѣ остаться здѣсь, пока вы будете у него. А какъ вы сдѣлаете? Оставите шляпу на головѣ и снимете обувь?

— А какъ полагаете вы, сталъ бы держать себя знатный мусульманинъ въ гостяхъ у вашего отца? — спросилъ его Ричардъ.

— Конечно, какъ могъ бы лучше, по своимъ понятіямъ, — отвѣчалъ Скоттъ.

— Прекрасно: если вы будете держать себя, какъ слѣдуетъ благовоспитанному человѣку, я полагаю, что Изофали не въ чемъ будетъ упрекнуть васъ. — Но тутъ слова его были прерваны появленіемъ двухъ туземцевъ, бѣжавшихъ къ нимъ на встрѣчу съ великолѣпными опахалами изъ павлиныхъ перьевъ. Но прежде чѣмъ начать заслонять ихъ ими отъ солнца, что очевидно входило въ ихъ задачу, они упали ницъ, прикладывая ладони ко лбу и бормоча слова, между которыми Скоттъ могъ только разслышать часто повторяемыя «Раймондъ Саибъ». Онъ зналъ, что они привѣтствуютъ его друга, и это навело его на мысль, что м_:ръ Раймондъ, вѣроятно, имѣлъ большее значеніе, чѣмъ онъ могъ предполагать судя по тому великодушію, съ какимъ онъ сдѣлался его спутникомъ.

Они вошли въ домъ черезъ одну изъ роскошныхъ арокъ. Нѣсколько человѣкъ прислуги выстроились въ рядъ по обѣ стороны прохода; всѣ становились на колѣна и прикасались лба руками во время прохожденія м-ра Раймондъ и Скотта. Ихъ провели въ большую комнату съ поломъ изъ бѣлаго мрамора и такими же рѣзными ширмами передъ окнами. Полъ и стѣны покрыты были роскошными тканями, нѣсколько мягкихъ дивановъ и низенькій мраморный столикъ составляли всю обстановку.

Не прошло и минуты, какъ въ комнату вошелъ очень красивый туземецъ высокаго роста, почти бѣгомъ приблизился къ Ричарду, схватилъ его за обѣ руки, прижимая ихъ то къ губамъ своимъ, то ко лбу и, удержавъ ихъ съ минуту, воскликнулъ:

— Ага, Саибъ (господинъ) Раймондъ! небо покрылось тучами въ вашемъ отсутствіи, а теперь снова прояснѣло съ возвращеніемъ вашимъ. Но надѣюсь, не случилось ничего прискорбнаго, что такъ неожиданно привело васъ назадъ?

— Нѣтъ, нѣтъ, ничего, — весело произнесъ Ричардъ; и Скотту показалось страннымъ, что въ присутствіи такого важнаго лица, какимъ онъ описалъ Изофали, Ричардъ держался также просто, какъ со всѣми. Затѣмъ онъ обернулся и представилъ ему Скотта, у котораго вся кровь прилила къ щекамъ, когда магометанинъ взялъ его за руку, но онъ потрясъ ее, какъ настоящій американецъ, и прекрасно заговорилъ съ нимъ по-англійски:

— Очень радъ видѣть васъ здѣсь, молодой другъ мой. Каждый пріятель великаго и премудраго Саиба Раймонда найдетъ у насъ привѣтъ и радушіе. — Затѣмъ онъ продолжалъ разговоръ свой съ Ричардомъ по индусски, отъ времени до времени обращаясь къ Скотту съ какимъ-нибудь вопросомъ по-англійски.

Изофали одѣтъ былъ великолѣпно и въ то же время очень просто. На немъ былъ гладкій кафтанъ изъ бѣлой кисеи, подпоясанный мягкимъ кашемировымъ поясомъ. Поверхъ этого накинутъ былъ широкій бѣлый шелковый кафтанъ, съ тяжелымъ воротникомъ, богато вышитымъ золотомъ. Кафтанъ былъ на столько длиненъ, что почти покрывалъ очень широкія атласныя шаровары, въ свою очередь совершенно закрывавшія его ноги. На головѣ онъ носилъ маленькую шапочку изъ мягкаго бѣлоснѣжнаго кашемира, съ тонкой, золотомъ вышитою каемочкой кругомъ.

Онъ настоятельно приглашалъ ихъ остаться у него позавтракать. Скотту казалось, что теперь скорѣе пора обѣдать, но дѣло не въ названіи. Все кругомъ него было такъ ново и непривычно, и онъ такъ боялся сдѣлать какую-нибудь неловкость, что совершенно лишился аппетита. Прежде всего было подано на отдѣльныхъ блюдцахъ нѣсколько сортовъ сластей и конфектъ. Затѣмъ слѣдовала рыба и жареныя яйца, съ особеннымъ вкусомъ, котораго онъ не могъ опредѣлить. Запахъ кушаній, подаваемыхъ къ столу, былъ очень пріятный, но вкусъ былъ такъ своеобразенъ, что несмотря на всѣ усилія, Скоттъ не могъ почти ничего ѣсть. Поданъ былъ рисъ съ соей и цыплятами, но рисъ былъ сваренъ съ массой гвоздики и кардамона, а соя изобиловала ягодами. Глядя на небывалый аппетитъ, съ какимъ м-ръ Раймондъ ѣлъ издѣлія мусульманской кухни, Скоттъ только удивлялся.

Передъ уходомъ ихъ, хозяинъ привелъ своего отца, очень почтеннаго старика съ длинною сѣдою бородою и бритою головою, какъ и у сына. Хотя онъ не могъ объясняться по-англійски, тѣмъ не менѣе обошелся очень любезно со Скоттомъ. Затѣмъ Изофали притащилъ своего сынишку, шустраго мальченка пяти лѣтъ, котораго онъ посадилъ на край стола и заставилъ произнести нѣсколько англійскихъ словъ, что онъ сдѣлалъ очень правильно, къ великому удовольствію своего отца и дѣда.

Когда м-ръ Раймондъ сталъ прощаться, каждый прижималъ руку его къ своему лбу, настаивая на томъ, чтобъ они непремѣнно навѣстили ихъ опять.

— А что жена его умерла? — спросилъ Скоттъ, когда они ѣхали по улицѣ въ изящномъ англійскомъ экипажѣ гостепріимнаго хозяина. Я не смѣлъ спросить его объ ней, такъ какъ вы ничего о ней не говорили, но такъ странно было не видать хозяйки за столомъ.

Къ недоумѣнію Скотта, Ричардъ разсмѣялся, потомъ сказалъ:

— Одна жена умерла у него съ годъ тому назадъ, но у него осталось ихъ, по меньшей мѣрѣ, еще три.

— Три жены! Какъ можетъ это быть? И гдѣ же онѣ всѣ находятся? — воскликнулъ изумленный юноша.

— Хотя вы ихъ не видали, онѣ то навѣрное всѣ видѣли васъ. Я слышалъ ихъ болтавню за ширмами въ концѣ столовой, въ то время какъ мы сидѣли за завтракомъ.

— Тогда учтивость требовала, чтобы я спросилъ объ нихъ? — сказалъ Скоттъ.

— Это не въ обычаѣ. Жены мусульманъ очень рѣдко появляются въ обществѣ, въ присутствіи мущинъ, и никогда никто не спрашиваетъ о состояніи ихъ здоровья. Здѣсь оно было бы принято даже за неучтивость. Это просто предметъ, о которомъ здѣсь никто не разговариваетъ.

ГЛАВА XII.
Змѣи.

Они ѣхали домой мимо большаго хлопчатобумажнаго рынка, гдѣ тюки этого индійскаго товара были навалены громадными кучами. На расшатанныхъ скамьяхъ, въ одномъ углу, нѣсколько человѣкъ, преимущественно изъ парсовъ, сидѣли, сложа руки и покуривая сигары.

Подъѣзжая къ гостинницѣ, они увидали двухъ туземцевъ въ бѣлоснѣжныхъ костюмахъ, стоявшихъ на верандѣ, съ улыбкою отъ одного уха до другаго, и въ тотъ моментъ когда Ричардъ вышелъ изъ экипажа, оба бросились на землю, цѣлуя его ноги. Онъ отступилъ на шагъ и приказалъ имъ подняться. Тогда они схватили его руки, прижимая ихъ ко лбу, и опять преклонили колѣна. Скоттъ стоялъ, пораженный изумленіемъ, пока Ричардъ объяснялъ ему:

— Это мальчики изъ мѣстечка Пуна, гдѣ я живу. Я вчера вечеромъ телеграфировалъ, чтобъ они встрѣтили насъ здѣсь. Они намъ пригодятся какъ китмутвары (слуги), и имъ можно больше довѣриться, чѣмъ здѣшнему народу.

— Да я вовсе не нуждаюсь въ прислугѣ, я привыкъ самъ о себѣ заботиться — съ самостоятельностью заявилъ Скоттъ.

— Здѣсь совсѣмъ иные порядки, — замѣтилъ Ричардъ. Во-первыхъ, здѣсь слишкомъ жарко для непривычнаго европейца, чтобъ самому все дѣлать для себя, и вы часто будете чувствовать себя чрезмѣрно утомленнымъ, хотя бы вы ничего не дѣлали. Затѣмъ найдется масса случаевъ, когда вамъ непремѣнно потребуется слуга. Ни одинъ изъ этихъ мальчиковъ не говоритъ по-англійски, — я никогда не беру такихъ, которые понимали бы нашъ языкъ: не всегда можно на нихъ полагаться. Но каждый изъ нихъ понимаетъ, что вамъ требуется, раньше чѣмъ вы заикнетесь, Можете выбирать любого. Тотъ, что въ жакеткѣ и въ золотой шапочкѣ — мусульманинъ Саядъ, а другой — въ чалмѣ — индусъ Моро.

Оба мальчика улыбались, понимая что м-ръ Раймондъ говоритъ объ нихъ.

— Я, кажется, предпочелъ бы лучше мусульманина, сказалъ Скоттъ, на что Ричардъ изъявилъ согласіе, и Саядъ въ красивой своей шапочкѣ и курткѣ приставленъ былъ къ Скотту, какъ личный слуга на все время пребыванія его въ Индіи.

— Онъ будетъ спать на цыновкѣ у дверей вашей комнаты, — объяснялъ ему Ричардъ. — На его обязанности лежитъ приготовлять вамъ ванну по утру, чистить сапоги и платье, заботиться о вашемъ сундукѣ, слѣдить за отдачей въ стирку и получки вашего бѣлья отъ дхоби — или стиральщика, прислуживать вамъ за столомъ, убирать вашу комнату и сопровождать на прогулку, когда понадобится нести ваши покупки, или исполнять ваши порученія. Вы должны заставлять его исполнять всѣ эти обязанности ежедневно и слѣдить за тѣмъ, чтобъ все было хорошо сдѣлано. Ну, теперь пора приготовляться къ обѣду, такъ какъ вы вѣроятно проголодались, не смотря на радушный завтракъ, которымъ угостилъ васъ Изофали, не такъ-ли?

Скоттъ пошелъ въ свой номеръ, сопровождаемый Саядомъ, которому не нужно было отдавать никакихъ приказаній, онъ по глазамъ узнавалъ все, что ему требовалось.

Послѣ завтрака Ричардъ сказалъ Скотту:

— Мы должны сегодня отправиться на праздникъ змѣй. Это зрѣлище, которое можно видѣть въ Бомбеѣ лишь одинъ разъ въ году, и намъ не слѣдуетъ пропускать его. Кромѣ того вечеромъ мы съ вами приглашены на обѣдъ моими здѣшними пріятелями.

Солнце садилось уже, когда они вышли изъ отеля.

— Ныньче съ утра началось празднество, преимущественно около храмовъ, — сказалъ Ричардъ, — но вечеромъ мы увидимъ самое интересное. Посмотрите-ка туда! Какой ѣдетъ интересный экипажъ!

Скоттъ взглянулъ и сквозь густую толпу, начавшую уже наполнять улицу, увидалъ прокладывавшую себѣ дорогу оригинальную повозку, запряженную парою почти бѣлыхъ воловъ. На нихъ не было никакой сбруи, кромѣ небольшаго ремешка вокругъ шеи, для прикрѣпленія ярма, и кольца въ носу, въ которое продѣты были возжи. Самый экипажъ представлялся очень интереснымъ: два тяжелыхъ колеса, безъ рессоръ, поддерживали неуклюжій ящикъ, надъ которымъ возвышался куполъ миніатюрнаго храма, съ четырьмя арками и столькими же колонками, подпирающими его на четырехъ углахъ повозки. Подъ переднею аркою сидѣлъ возница, а подъ куполомъ женщина, окутанная цѣлымъ облакомъ газа и унизанная столькими драгоцѣнными украшеніями, сколько могло только умѣститься на ея маленькой фигуркѣ.

— Что это такое? — спросилъ Скоттъ.

— Это жена Брамина — отвѣчалъ его другъ. — Это единственный день, когда онѣ показываются. По настоящему нынѣшнее торжество происходитъ въ честь бога Кришны, и сегодня празднуется годовщина убійства имъ большаго змія Биндрабунда, котораго считали злымъ духомъ береговъ Джумны.

— Такъ это не простое чествованіе Кришны? — сказалъ Скоттъ.

— Нѣтъ! Въ этотъ день приносятся жертвы умилостивленія всѣмъ вообще змѣямъ — прежде идетъ кормленіе ихъ, затѣмъ молятъ ихъ не жалить никого въ наступающемъ году.

— Посмотрите, вонъ тамъ уже зажжены факелы! — воскликнулъ Скоттъ.

— Туда то мы и направляемся. Это центръ иллюминаціи. Впрочемъ, нечего торопиться, они все равно не начнутъ, пока не наступитъ полная темнота.

— Взгляните на эти лавочки, вдоль дороги, у нихъ выставлены для продажи изображенія ихъ божества, — прибавилъ онъ.

— Какъ? идолы? — въ ужасѣ воскликнулъ Скоттъ.

— Да, идолы, — отвѣчалъ, смѣясь, м-ръ Раймондъ. — А также гирлянды цвѣтовъ и молоко для приношенія змѣямъ. Вы тоже можете купить кружку молока и взять его съ собою; жрецы будутъ довольны приношеніемъ, хотя не приняли бы молока прямо отъ васъ.

— Неужели они въ дѣйствительности поклоняются этимъ предметамъ? — добивался Скоттъ въ негодованіи, пробиваясь сквозь толпу къ одной изъ палатокъ.

— Да нисколько, — рѣшительно отвѣтилъ Ричардъ. Вотъ въ чемъ жестоко ошибаются наши почтенные американцы. Образованные индусы насмѣялись бы вамъ въ лицо, если бы вы намекнули при нихъ, что они поклоняются этимъ деревяннымъ чурбакамъ.

— Чему же они молятся, тогда?

— Богу, — серьезно сказалъ Ричардъ.

— Но не нашему же Богу! — воскликнулъ Скоттъ.

— По этому поводу существуетъ нѣкоторое разногласіе, — отвѣчалъ Ричардъ. — Что касается до меня, то я полагаю, что они поклоняются тому же Богу какъ и мы.

Скоттъ купилъ молока и возвратился. Пока они поджидали около фонтана или колодца, напротивъ ихъ собралась труппа укротителей змѣй въ сопровожденіи цѣлой толпы мальчишекъ, которые горѣли нетерпѣніемъ посмотрѣть новое представленіе.

Они смотрѣли такъ терпѣливо, выжидательно, что Скоттъ чуть не отдалъ имъ купленное молоко, еслибъ не удержалъ его Ричардъ, сказавъ:

— Они навѣрное не мало ныньче заработали, — и сколько бы они еще ни получили, все равно къ утру у нихъ ничего не останется. Вы лучше приберегите молоко. Оно было послѣднимъ въ лавочкѣ; если у васъ будетъ приношеніе, васъ пропустятъ черезъ толпу къ самому мѣсту дѣйствія, гдѣ вамъ будетъ виднѣе.

Совѣтъ этотъ былъ очень благоразуменъ, и Скоттъ вскорѣ въ томъ убѣдился, потому что по мѣрѣ приближенія къ мѣсту дѣйствія, толпа становилась все гуще и тѣснѣе. Все что онъ могъ различить на фонѣ дымящихся факеловъ, было море темныхъ лицъ и бѣлыхъ чалмъ, даже когда м-ръ Раймондъ поднялъ его себѣ на плечи.

Зрѣлище это было, однако, такъ необыкновенно, что Скоттъ объявилъ, что даже изъ за этого стоило приходить, но Ричардъ настаивалъ на томъ, чтобъ пробраться поближе.

Нѣсколько минутъ спустя мимо нихъ съ трудомъ сквозь толпу медленно пробирался браминъ, съ бритою головой. Когда онъ поровнялся съ ними, Ричардъ окликнулъ его:

— Эй, Кашинатъ! — и прибавилъ по-англійски: — Неужели вы пройдете мимо стараго пріятеля, не сказавши съ нимъ ни слова?

Жрецъ повернулся и въ восторгѣ воскликнулъ по-англійски: — добро пожаловать, Саибъ Раймондрао! Добро пожаловать снова въ Индіи! Вы не могли долго оставаться вдали, благодареніе Небесамъ! — И онъ приложилъ руки его къ своему лбу. — Приходите въ храмъ завтра утромъ, — прибавилъ онъ. — Мы умремъ, если не побесѣдуемъ съ вами.

— Это очень любезно съ вашей стороны, Кашинатъ, — отвѣтилъ Ричардъ, смѣясь. — Но вотъ въ чемъ дѣло. Тутъ мой молодой пріятель принесъ молока для приношенія и не можетъ пробраться къ вашимъ безобразнымъ божествамъ, чтобъ набить имъ желудокъ.

— Стойте тутъ на углу, Раймондрао, а я минутъ черезъ пять пришлю сапваллаха (укротитель змѣй) за нимъ, чтобъ пронести его на спинѣ.

— Это еще лучше! — воскликнулъ м-ръ Раймондъ. Это превзойдетъ всѣ ваши восточные комплименты вмѣстѣ взятые. Такъ идите же, идите скорѣе! и присылайте своего сапваллаха, а мы завтра поблагодаримъ васъ въ храмѣ.

— Салаамъ, Саибъ! — сказалъ на прощаніе браминъ, кланяясь такъ низко, какъ позволяла тѣснота, и прикладывая руки его ко лбу.

— Что это за caпваллахъ?-- спросилъ Скоттъ.

— Это укротитель змѣй, — отвѣчалъ Ричардъ.

— Ой! — послышалось въ отвѣтъ. — Неужели мнѣ придется ѣхать на немъ верхомъ, какъ его змѣи?

— Не все ли равно, кто понесетъ васъ туда и принесетъ обратно, лишь бы доставили васъ благополучно туда, куда желаете попасть, — смѣясь сказалъ Ричардъ, — а на это вы можете вполнѣ разсчитывать.

— Ну, а что должно обозначать Раймондрао Саибъ? — поспѣшилъ освѣдомиться Скоттъ, пока имя это «не выскочило у него изъ головы», какъ объяснялъ онъ.

— Рао просто выраженіе почтенія, также какъ и Саибъ. Старикашка былъ въ хорошемъ настроеніи духа и нагромоздилъ титуловъ — вотъ и все.

— Ну, а почему вы всѣхъ знаете и всѣ приходятъ въ такое радостное настроеніе при вашемъ появленіи? — добивался Скоттъ, рѣшивъ выяснить, наконецъ, вопросъ, который все больше и больше занималъ его.

— Вонъ идетъ вашъ сапваллахъ, — было единственнымъ отвѣтомъ, мало удовлетворившимъ его.

Изъ толпы пробирался къ нимъ индусъ; отвѣсивъ глубокій поклонъ м-ру Раймонду, онъ не говоря ни слова, взялъ Скотта себѣ на плечи и, извиваясь буквально какъ змѣя, сталъ пробираться сквозь толпу. Черезъ нѣсколько минутъ онъ бережно опустилъ Скотта на землю, и мальчикъ увидѣлъ зрѣлище, отъ котораго дыбомъ всталъ каждый волосъ на его головѣ и въ то же время онъ стоялъ какъ очарованный дикимъ величіемъ его. Кругомъ пылали и чадили факелы. Причудливыя хоругви колыхались взадъ и впередъ въ воздухѣ. Музыканты неистово били въ барабаны, завывали дикія, оглушительныя пѣсни, трубили въ мѣдныя трубы. Толпа сторонилась отъ круга, въ которомъ находился Скоттъ, вѣроятно, изъ опасенія змѣй; по краю же этого круга стоялъ рядъ женщинъ, которыя, при двойномъ свѣтѣ факеловъ и луны, показались Скотту невиданной красоты. Нѣкоторыя были въ одеждахъ яркихъ красокъ, украшенныхъ блестками, нѣкоторыя — полу-одѣты въ воздушныя бѣлыя ткани, и у всѣхъ въ рукахъ были цвѣты или молоко для приношенія идоламъ.

Съ этой стороны зрѣлище было такъ дико и красиво, что Скоттъ, какъ очарованный, готовъ былъ простоять тутъ всю ночь, но вся кровь въ немъ похолодѣла, несмотря на рѣшимость его не поддаваться страху, когда онъ посмотрѣлъ на то, что находилось въ серединѣ круга, въ которомъ онъ стоялъ. Прямо передъ нимъ стояли двѣ большія чашки, наполненныя молокомъ, а вокругъ нихъ кольцомъ извивались страшныя очковыя змѣи, жадно глотая молоко; тутъ же стояли ихъ укротители, издавая невообразимо дикіе стоны. Скоттъ поставилъ свою кружку молока и получилъ благословеніе главнаго сапваллаха. Благословеніе это выразилось въ такихъ ужасныхъ кривляньяхъ, что онъ перепугался чуть не до потери сознанія. Тогда онъ сдѣлалъ знакъ приставленному къ нему сапваллаху, что желаетъ вернуться. Онъ почувствовалъ, не безъ содроганія, что его снова осторожно сажаютъ на спину, по которой ползала, вѣроятно, не одна кобра, и черезъ минуту онъ былъ бережно поставленъ на ноги, рядомъ съ м-ромъ Раймондомъ.

— Довольно ли вы наглядѣлись? Вы пробыли такъ недолго, — сказалъ Ричардъ, опуская монету въ ловко протянутую руку сапваллаха.

— Довольно-ли? Черезъ чуръ, даже! — отвѣчалъ Скоттъ. — Въ сущности, я, кажется, нынче наглядѣлся змѣй на всю жизнь и готовъ слѣдовать за вами домой, когда вамъ заблагоразсудится.

— Вы, надѣюсь, невредимы? — тревожно спросилъ его Ричардъ.

— Конечно. Но что за чудовища! — съ содроганіемъ, произнесъ Скоттъ.

ГЛАВА XIII.
Слоновая пещера. — Факиры.

Вечерній обѣдъ былъ очень торжественный. Скоттъ никогда не присутствовалъ ни на чемъ подобномъ. А когда начались рѣчи, онъ былъ крайне озадаченъ, узнавъ изъ многихъ привѣтствій, обращенныхъ къ его другу, что онъ имѣлъ громадное значеніе въ Индіи и пользовался извѣстностью на всемъ пространствѣ отъ Бомбея до Калькутты, и отъ Мадраса до Массури. Онъ начиналъ бояться его и опасался, довольно ли прилично онъ держитъ себя въ отношеніи человѣка, къ которому всѣ безъ изъятія, къ какой бы вѣрѣ или національности ни принадлежали, обращались съ такимъ почетомъ. Но окончаніи обѣда, однакожъ, Скоттъ былъ слишкомъ утомленъ, чтобъ останавливаться на этихъ мысляхъ, а на другое утро, когда онъ сильно заспался и пріятель его зашелъ за нимъ, чтобъ идти къ завтраку, онъ нашелъ его тѣмъ же, прежнимъ Ричардомъ — тѣмъ же добрымъ, простымъ товарищемъ.

Окончивъ завтракъ, они отправились на прогулку; но такъ какъ солнце стояло уже высоко надъ городомъ и палило до такой степени, что ходить пѣшкомъ представлялось опаснымъ, Ричардъ вспомнилъ о любезномъ предложеніи, сдѣланномъ ему наканунѣ за пирушкой однимъ пріятелемъ и рѣшилъ воспользоваться на утро его большимъ паланкиномъ.

— И такъ сегодня дообѣденное время мы посвятимъ посѣщенію Слоновой пещеры, потому что завтра воскресенье и мы на слѣдующій день проѣдемъ въ Пуну. Мнѣ ужасно хочется, чтобы вы хоть одинъ денекъ побывали тамъ въ моемъ домѣ, тѣмъ болѣе что мы не можемъ предвидѣть, скоро ли получатся свѣдѣнія, которыя могутъ загнать насъ съ одного конца Индіи въ другой. Я направилъ самыхъ лучшихъ агентовъ прямо по слѣдамъ Деннета, и мы въ скоромъ времени настигнемъ его, что бы онъ тамъ ни дѣлалъ, и гдѣ бы ни находился.

— Только бы маленькій Поль вернулся снова къ намъ цѣлъ и невредимъ, я былъ бы вполнѣ счастливъ, — произнесъ Скоттъ.

— Ну, придетъ время, и мы получимъ его. Въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія, — возразилъ Ричардъ. — Я не думаю, чтобъ негодяй могъ ускользнуть изъ Индіи, — я заперъ ему всѣ выходы. Это безъ сомнѣнія очень крупная ловушка, но мнѣ извѣстно, что онъ здѣсь и что Поль былъ здоровъ, когда они высадились недѣль около шести тому назадъ.

Въ это время былъ принесенъ паланкинъ.

— Это точно маленькая каретка, висящая на дышлѣ, — замѣтилъ Скоттъ, разсмѣявшись при видѣ паланкина.

— Это одинъ изъ самыхъ покойныхъ и красивыхъ паланкиновъ, какіе я когда либо видѣлъ, — отвѣтилъ Ричардъ. — Въ Бомбеѣ вообще очень мало наемныхъ паланкиновъ. Они здѣсь не такъ употребительны, какъ въ прочихъ частяхъ Индіи.

— Да это настоящій четырехмѣстный экипажъ, — прибавилъ Скоттъ, усаживаясь въ изящно украшенную деревянною рѣзьбою карету, повѣшанную, на длинномъ шестѣ съ рѣзьбою на концахъ, которые опирались на плечи четырехъ дюжихъ туземцевъ. Работа эта, вѣроятно, приходилась имъ по вкусу, судя по веселому настроенію, съ какимъ они тронулись въ путь, подъ звукъ національной пѣсни носильщиковъ въ Индіи: «Ги, ги, ги! Го, го, го!».

Паланкинъ внутри былъ на столько низокъ, что можно было только удобно сидѣть въ немъ. На полу постланъ былъ эластичный бамбуковый матрасъ, съ вышитыми подушками, на которыхъ можно было съ удобствомъ не только лежать, но и выспаться; а у одной изъ стѣнъ устроенъ былъ шкафчикъ, въ которомъ можно было держать книги для чтенія или закуску.

— Взгляните-ка на этихъ трехъ молодцовъ, вонъ тамъ! — сказалъ Раймондъ.

— Что это они тамъ дѣлаютъ? — воскликнулъ Скоттъ, увидавъ этихъ трехъ лицъ; одинъ сидѣлъ на корточкахъ, прислонившись къ низкой каменной стѣнѣ, между тѣмъ какъ другой сидѣлъ, наклонившись надъ нимъ, а третій стоялъ рядомъ, разговаривая. — Не раненъ ли этотъ человѣкъ?

— Ничуть. Онъ только брѣется.

— Какъ? брѣется тутъ на улицѣ?

— Да, прямо надъ желобомъ или гдѣ придется.

— Я боюсь однакожъ, чтобъ лошади наши не устали, — сказалъ Скоттъ, когда носильщики ихъ паланкина выйдя на широкую улицу, пустились такимъ скорымъ шагомъ, что обогнали нѣсколько экипажей, ѣхавшихъ, въ томъ же направленіи, поддразнивая и пересмѣиваясь съ возницами.

— Они такъ къ этому привыкли, что могутъ выдержать почти цѣлый день ходьбы. Единственный случай, при которомъ они не подвинулись бы ни на дюймъ, это еслибы они узнали, что у насъ съ собою ветчина или свинина.

— Я присоединяюсь къ ихъ вкусу! — воскликнулъ Скоттъ. — Они не найдутъ свинины въ моей закускѣ.

— У всякаго свой вкусъ, дѣло не въ этомъ, а въ той крайности, до которой оно доведено у нихъ. Будь они хотя бы самые заслуженные и довѣренные слуги, и находись мы миляхъ въ двадцати разстоянія отъ жилища, все-таки они сдѣлавши подобное открытіе, немедленно побросали бы палки или шесты свои, и никакими силами ихъ не заставили бы снова взяться за нихъ.

— Тогда я предпочелъ бы выбросить свинину, если бы дѣло дошло до такой крайности, — сказалъ Скоттъ.

— Это ни къ чему не привело бы, потому что разъ палки осквернены, много потребуется времени, чтобъ имъ снова очиститься.

— А куда же мы теперь подходимъ? — спросилъ Скоттъ замѣчая, что носильщики, бѣжавшіе все время очень скоро, стали замедлять шагъ.

Они оставили за собою городъ и находились среди поросшей травою и отѣненной пальмами улицы за Мазагономъ. Вдали виднѣлись самыя отдаленныя башенки на Малабарской горѣ, и казалось, будто они возвышаются изъ густого тропическаго лѣса, а никакъ не изъ центра большаго города.

Тутъ же сейчасъ вблизи, гнѣздясь среди рощицы почти непроходимой зелени, стоялъ на берегу небольшаго озера низенькій индусскій храмъ.

— Это именно тотъ храмъ, гдѣ нашъ браминъ проводитъ время въ настоящую минуту, — отвѣчалъ Ричардъ. — Вы помните, что мы ему сказали, что навѣстимъ его сегодня утромъ и поблагодаримъ за то, что онъ васъ провелъ вчера вечеромъ.

— Какой прелестный прудъ! — замѣтилъ Скоттъ, когда носильщики шагомъ подходили къ храму.

— Это священный водоемъ, въ которомъ они могутъ, если пожелаютъ, купаться передъ тѣмъ, какъ войти въ храмъ для богослуженія.

— Хотѣлось бы мнѣ знать, водится ли тутъ рыба? — сказалъ Скоттъ. Но прежде чѣмъ Ричардъ успѣлъ остеречь его, что не совсѣмъ было бы прилично христіанину ловить рыбу въ водоемѣ при индусскомъ храмѣ, около нихъ очутился толстый браминъ, отвѣшивавшій имъ низкіе поклоны.

— Я зналъ, что вы пожалуете! — воскликнулъ онъ съ восторгомъ; — потому что никто не дерзнетъ сказать, что Раймондрао Саибъ не держитъ своего слова. Войдите въ храмъ. У меня приготовлено для васъ мѣсто въ наружномъ дворѣ и васъ ожидаетъ большое наслажденіе. Прекрасная принцесса Нуна, чудная и прославленная жрица Брамы, принесенная въ даръ для богослуженія этому храму неменѣе замѣчательною и именитою матерью своею Нуной — супругою настоящаго правителя Шандрапура, въ Декканѣ — и самая лучшая танцовщица изъ рая Индры, согласилась танцовать сегодня здѣсь. Она была въ Бомбеѣ вчера вечеромъ, и когда я узналъ, что вы будете здѣсь сегодня, то заручился ея согласіемъ. Пойдемте же скорѣе, — прибавилъ онъ.

Они послѣдовали за нимъ во дворъ, откуда имъ отлично видна была вся фигура той, на которую обращены были всѣ взоры. По срединѣ храма, совершенно одна, стояла граціозная молодая дѣвушка, съ яркимъ цвѣтнымъ шарфомъ въ рукахъ, въ изящно драпировавшейся одеждѣ; нѣсколько драгоцѣнныхъ камней сверкали вокругъ шеи и въ ушахъ (но въ гораздо болѣе умѣренномъ количествѣ, чѣмъ обыкновенно носятъ индусскія женщины); длинные, лоснящіеся черные волосы, волнами спускались гораздо ниже пояса. Она мягко напѣвала чарующую мелодію, медленно кружась и граціозно изгибаясь въ тактъ своему пѣнію.

Хотя это было не совсѣмъ то, что ожидалъ Скоттъ, тѣмъ не менѣе онъ не могъ удержаться, чтобъ не шепнуть: — это великолѣпно, великолѣпно!

Три или четыре другія танцовщицы, пользующіяся меньшей извѣстностью, сидѣли близь алтаря съ двумя музыкантами, ожидая окончанія пляски Нуны, чтобъ танцовать въ свою очередь.

Тотчасъ по выходѣ изъ храма, когда они собирались снова сѣсть въ паланкинъ, Скоттъ замѣтилъ группу людей въ лохмотьяхъ; двое изъ нихъ сидѣли на кровати, прикрѣпленной къ носилкамъ, съ закрытыми глазами, перебирая четки изъ бусъ, а двое стояли съ обоихъ концовъ кровати. Всѣ они были грязны до невообразимости.

— Кто это такіе? — спросилъ Скоттъ.

— Нищіе, — сухо отвѣтилъ Ричардъ, бросая монету на кровать.

— Они напоминаютъ черепахъ, грѣющихся на солнцѣ, и не кажутся особенно несчастными, — замѣтилъ Скоттъ.

— Нѣтъ, нисколько! они не мало денегъ собираютъ, — сказалъ м-ръ Раймондъ. Нищенство — ремесло, нисколько не считающееся позорнымъ въ Индіи.

Немного дальше, проѣзжая мимо небольшаго открытаго сквера, они увидали съ дюжину, если не больше дѣтей, выстроенныхъ въ рядъ, и при проѣздѣ ихъ степенно отвѣсившихъ имъ поклонъ.

— Это что такое? — спросилъ Скоттъ.

— Двое взрослыхъ, стоящихъ позади — учителя, мальчики же — ученики частной школы, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ.

— Какая все мелюзга! — замѣтилъ Скоттъ. — Среди нихъ не найдется даже ни одного двѣнадцатилѣтняго мальчика.

— Очень возможно! — отвѣтилъ Ричардъ. — Но я увѣренъ, что между ними не найдется и трехъ, которые не могли бы безошибочно отвѣтить таблицу умноженія до двадцати разъ двадцать.

— А какія школы бываютъ здѣсь? — спросилъ Скоттъ, когда они скрылись изъ виду.

— Бываютъ всякія, и большія и малыя; въ иныхъ нѣсколько дѣтей богатыхъ родителей поручаются для воспитанія жрецу. Дѣти отправляются въ ученіе въ раннемъ возрастѣ, потому что учиться приходится имъ очень многому, а срокъ ученія весьма коротокъ. Нѣкоторыхъ мальчиковъ женятъ раньше, чѣмъ они достигнутъ вашего возраста, а индусскія дѣвочки отдаются замужъ раньше десяти лѣтъ, иныя даже чуть не въ младенчествѣ.

— Были ли дѣвочки въ той толпѣ учениковъ? — спросилъ Скоттъ.

— Дѣвочекъ въ Индіи рѣдко посылаютъ въ школу. Онѣ получаютъ преимущественно домашнее воспитаніе; ихъ обучаютъ тому, что болѣе полезно для домашняго обихода, чтеніе и письмо у нихъ не въ модѣ для женщинъ. Они считаютъ это не женскимъ дѣломъ.

— Я припоминаю, что слыхалъ объ этомъ отъ моей матери, — сказалъ Скоттъ. — Матушка очень заботится о миссіонерской дѣятельности среди женщинъ и дѣвушекъ въ Индіи. Здѣсь вѣдь, вѣрятно, есть миссіонерскія школы для дѣвочекъ?

— Здѣсь нѣсколько большихъ миссіонерскихъ школъ для мальчиковъ и дѣвочекъ вмѣстѣ, кромѣ воскресныхъ школъ, въ которыхъ онѣ обучаются. Если хотите, мы можемъ завтра же отправиться въ миссію на богослуженіе.

— Мнѣ очень этого хотѣлось бы! — воскликнулъ Скоттъ.

Они опять двинулись дальше скорымъ шагомъ по направленію къ отелю, такъ какъ время приближалось уже къ полдню, а экскурсія въ Слоновыя пещеры требуетъ болѣе полдня времени.

— Посмотрите, какой это красивый костюмъ! — воскликнулъ Скоттъ, указывая на женщину, на которую накинуто было бѣлоснѣжное сари, или индусская шаль.

— Она должно быть въ траурѣ, — отвѣчалъ Ричардъ. — Какъ, они носятъ бѣлый цвѣтъ въ знакъ траура? — удивился Скоттъ, — для чего-жъ это? Развѣ онѣ не понимаютъ, что слѣдуетъ надѣвать?

— Скажите, Скоттъ, почему въ Америкѣ облекаются въ такихъ случаяхъ въ черный цвѣтъ?

— Потому что онъ торжественнѣе.

— Что же собственно въ немъ торжественнаго?

— Да то, вѣроятно, что оно принято для траура, — смѣясь отвѣчалъ Скоттъ.

— Не говорили-ли вы, что это храмъ? — спросилъ онъ нѣсколько познѣе у своего спутника, когда они стояли въ главной галлереѣ Слоновой пещеры, съ ея корридорами и арками, въ сто тридцать футовъ ширины.

— Да, это храмъ. Возникновеніе его относится къ очень далекимъ временамъ. Онъ былъ буквально выдолбленъ въ склонѣ горы. Полъ, столбы и своды, все изъ одного цѣльнаго куска скалы. Видите ли тамъ изображеніе Брамы, за барельефомъ Сивы? Тутъ изображено бракосочетаніе Сивы съ богинею Парвати, самъ же Брама представленъ о трехъ головахъ. Если справедливо мнѣніе ученыхъ, то это самое раннее упоминаніе понятія о Троицѣ.

— Какъ же это узнали, что тутъ изображено бракосочетаніе, если оно такъ давно сдѣлано? — спросилъ Скоттъ.

— Просто потому, что Парвати стоитъ по правую сторону Сивы; а ни одной женщинѣ не дозволяется у нихъ стоять по правую руку своего супруга иначе, какъ во время брачной церемоніи.

— Присутствовали ли вы когда-нибудь на богослуженіи здѣсь?

— Приходилось, но совершенно по другому случаю, чѣмъ вы предполагаете, — отвѣчалъ Ричардъ. — Мнѣ пришлось быть здѣсь на обѣдѣ, данномъ не такъ давно Принцу Уэльскому.

Выйдя изъ массивнаго входа, Скоттъ ахнулъ при видѣ оригинальнѣйшаго человѣка, какой когда-либо встрѣчался ему.

— О Боже милостивый! — простоналъ онъ, опускаясь на низкій выступъ каменной стѣны.

Ричардъ взглянулъ на предметъ, вызвавшій у юноши такое изумленіе, и съ напускною тревогою спросилъ:

— Что васъ такъ встревожило, юный другъ мой?

— Что это такое прошло? — спросилъ Скоттъ, безпомощно указывая на фигуру, почти уже исчезнувшую, изъ виду.

— Человѣкъ, — спокойно отвѣтилъ М-ръ Раймондъ.

— Но, ради всего святаго, что это за человѣкъ? — простоналъ Скоттъ. — Это ходячій скелетъ?

— Вы какъ нельзя болѣе близки къ истинѣ, — отвѣчалъ Ричардъ. — Но вы были бы изумлены, еслибъ удостовѣрились, сколько въ этомъ скелетѣ силы.

Тѣло индуса представляло лишь кости, обтянутыя кожей, лежавшею складками на изгибахъ. Вся одежда его состояла изъ грязной тряпицы, опоясанной вокругъ бедеръ и другой, повязанной вокругъ головы, изъ подъ которой сверху и снизу виднѣлись сбившіеся въ войлокъ волосы, черные у корней, но выкрашенные красной краской на концахъ.

— Это чистокровный муки, или факиръ — о которыхъ вы, вѣроятно, когда нибудь читали. Они способны простоять неподвижно съ поднятою рукою, пока она не окоченѣетъ въ этомъ положеніи до того, что уже не можетъ быть опущенной; нѣкоторые подвѣшиваютъ себя на желѣзныхъ крюкахъ, продѣтыхъ сквозь ихъ мышцы. Они иногда ложатся и кажутся мертвыми въ теченіи мѣсяца и болѣе, тѣло ихъ окоченѣваетъ и холодѣетъ, дыханіе и сердцебіеніе прекращаются. Но когда минуетъ назначенный ими срокъ, они пробуждаются и, какъ ни въ чемъ ни бывало, отправляются снова по своимъ дѣламъ. Нѣкоторые муни воздерживались отъ пищи до сорока пяти дней.

— Не подразумѣваете ли вы, что они вовсе ничего не ѣли за это время? — перебилъ его Скоттъ, въ удивленіи

— Именно такъ.

— Въ такомъ случаѣ, я думаю, что этотъ человѣкъ только что продѣлалъ это надъ собою, — заключилъ Скоттъ. — Но что такое было намалевано у него на груди?

— Это изображеніе двухъ главныхъ основныхъ началъ индусскаго ученія Вишну и Сивы. Они рѣдко поклоняются или изображаютъ создателя — Браму. Во всей Индіи не найдется ни одного идола Брамы и къ нему никогда не обращаются съ молитвой. Его считаютъ безтѣлеснымъ. Онъ присутствуетъ въ каждомъ предметѣ, и каждый предметъ у нихъ представляетъ Браму.

— Въ такомъ случаѣ они должны обращаться крайне осторожно съ каждою вещью, — замѣтилъ Скоттъ, когда они шли къ ожидавшей ихъ лодкѣ, для возвращенія въ Бомбей.

— Ваше заключеніе совершенно вѣрно. Даже мальчикъ мой Моро ни за что на улицѣ не наступитъ ни на какую букашку. По этой же причинѣ они никогда не ѣдятъ мяса.

— Всѣ ли муни схожи съ тѣмъ, котораго мы видѣли у пещеры? — спросилъ Скоттъ, когда они высаживались у пристани въ Бомбеѣ.

— Нѣтъ, нисколько, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — Они бываютъ самаго разнообразнаго вида, начиная отъ воинственнаго солдата и кончая такимъ бродягой. Однимъ изъ отчаяннѣйшихъ и храбрѣйшихъ вождей извѣстнаго возстанія Сипаевъ (войска въ Индіи, набираемаго изъ туземцевъ) противъ англичанъ былъ муни — Дондарамъ; теперь онъ считается изгнанникомъ, за поимку котораго Англія предлагаетъ десять тысячъ долларовъ. У насъ въ запасѣ остается еще пропасть времени, и по пути къ отелю мы можемъ проѣхать къ индусскому храму близъ Бикуллы. Тамъ вы увидите ихъ во множествѣ — это главный пріютъ всѣхъ муни, проходящихъ по острову во время паломничества.

М-ръ Раймондъ нанялъ проѣзжавшаго мимо бужжи и, усѣвшись, продолжалъ:

— Они постоянно бродятъ по всему свѣту и совершаютъ значительныя паломничества. Они никогда не работаютъ, но закаляютъ себя до необычайной выносливости. Они истязуютъ и увѣчатъ себя, находя что страданія заслуживаютъ похвалы, и затѣмъ, они разгуливаютъ по бѣлу свѣту, на общественномъ иждивеніи, показывая свои раны и увѣчья, какъ вѣрительныя грамоты. Я однажды видѣлъ одного муни, измѣрившаго всю Индію вдоль и поперекъ, ложась на землю съ протянутыми впередъ руками, которыми онъ дѣлалъ отмѣтку на землѣ. Затѣмъ, поставивъ большіе пальцы ногъ своихъ на мѣтку, онъ снова ложился на землю и продѣлалъ эту процедуру на разстояніи четырнадцати тысячъ миль.

Скоттъ свиснулъ и протянулся поудобнѣе въ экипажѣ. — Спина заболитъ, слушая только эти разсказы, — замѣтилъ онъ со вздохомъ.

— Вонъ туда взгляните! — прибавилъ м-ръ Раймондъ, указывая на группу людей въ самыхъ разнообразныхъ костюмахъ, расположившихся на корняхъ и пнѣ стараго дерева на открытой площадкѣ у храма. — Это тоже муни.

— Но какая тяжелая ихъ доля, мнѣ даже кажется хуже нашихъ цыганъ! — съ содроганіемъ произнесъ Скоттъ. — Неужели они увѣчатъ себя только для того, чтобъ лучше зарабатывать этимъ подаяніе?

— Они увѣряютъ, что дѣлаютъ это въ религіозныхъ видахъ, — отвѣчалъ его другъ. — Я же думаю, — что они дѣлаютъ это отчасти для того чтобы привлечь на себя вниманіе. Нѣкоторые изъ нихъ даютъ обѣтъ молчанія на нѣсколько лѣтъ и не произносятъ ни единаго слова за это время, ни на кого не обращая вниманія. Вотъ вамъ еще одинъ примѣръ, до какого извращенія они доходятъ. Одинъ факиръ изъ сѣверной Индіи, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, продѣлалъ самъ надъ собою всевозможныя истязанія, какія можно только придумать. Наконецъ онъ изобрѣлъ еще новинку: онъ заказалъ себѣ кресло, все утыканное гвоздями, остріемъ кверху, такъ что, когда онъ садился на него, то каждая часть его тѣла приходила въ соприкосновеніе съ ними, и въ этомъ креслѣ онъ велѣлъ обносить себя по всей странѣ. Одинъ знатный и богатый индусъ, желая покаяться въ грѣхахъ своихъ и заручиться наградой на томъ свѣтѣ, предоставилъ этому муни великолѣпный домъ съ большимъ садомъ и полнымъ содержаніемъ за все время его пребыванія у него. Муни принялъ предложеніе и провелъ три мѣсяца въ этомъ роскошномъ уединеніи. Но дальше онъ не могъ выдержать, и отказавшись отъ дома и всего содержанія, потребовалъ опять свое кресло съ гвоздями и носильщиковъ, и снова пустился странствовать по всей Индіи.

Въ эту минуту бужжи ихъ остановился у воротъ храма, и, войдя во дворъ, они увидали замѣчательный подборъ этихъ святыхъ людей, во всевозможныхъ позахъ: кто готовилъ ужинъ, кто курилъ, ѣлъ или пилъ, кто спалъ сномъ праведныхъ. Нѣкоторые были на столько мало прикрыты одеждою, насколько хватало смѣлости. Другіе же навернули на себя безконечное количество всевозможнаго тряпья. У иныхъ все тѣло покрыто было ранами и рубцами и всячески изуродовано, нѣкоторые же довольствовались фантастическою разрисовкою тѣла.

Они пробыли тутъ короткое время; становилось уже поздно, и они вскорѣ очутились въ гостинницѣ за ужиномъ.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

ЧАСТЬ II.

ГЛАВА XIV.
Жилище среди индусовъ.

Въ понедѣльникъ рано утромъ путешественники пустились въ путь по направленію къ Пунѣ.

Скоттъ находилъ необыкновенно пріятнымъ сидѣть у окна, защищеннаго отъ солнца деревяннымъ навѣсомъ, и слѣдить за постоянно мѣняющимися картинами. Поѣздъ то пробѣгалъ мимо древнихъ развалинъ, обвитыхъ виноградными лозами, то проходилъ у подошвы роскошныхъ склоновъ горъ, не носившихъ и слѣда человѣческаго жилья.

— Сколько народу, говорили вы, составляетъ населеніе Индіи? — спросилъ Скоттъ.

— Около двухсотъ пятидесяти милліоновъ, — больше чѣмъ во всей Европѣ съ Сибирью вмѣстѣ взятыхъ, — отвѣчалъ Ричардъ.

— А много, однако же, остается еще свободной земли, — замѣтилъ Скоттъ.

— На склонахъ этихъ горъ несомнѣнно есть еще незанятыя земли, которыя служатъ для пастбищъ и охоты, но на сѣверѣ находятся обширныя равнины, на которыхъ до семисотъ пятидесяти душъ населенія приходится на квадратную милю, это самое густое населеніе во всемъ свѣтѣ.

Къ вечеру добрались они до Пуны, но Скотту не представилось возможности осмотрѣть этотъ горный городокъ. У подъѣзда станціи стоялъ прекрасный экипажъ м-ра Раймонда, запряженный парою горячихъ лошадей, нетерпѣливо ожидавшихъ окончанія церемоніи припаданія слугъ къ ногамъ хозяина и цѣлованія ихъ, чтобъ умчать путешественниковъ домой.

— А что, водятся-ли здѣсь обезьяны? — спросилъ Скоттъ. — Я совершенно забылъ географію, и давно хотѣлъ спросить васъ, такъ какъ нигдѣ не видно ихъ.

— Какъ же, водятся — отвѣчалъ Ричардъ. — Они считаются здѣсь священными животными, бѣгаютъ по городамъ и дѣлаютъ безпрепятственно все, что имъ вздумается; для нихъ даже воздвигаются храмы, гдѣ онѣ содержатся на общественный счетъ. Вы увидите нѣчто подобное въ Бенаресѣ, если мы попадемъ туда.

— Это должно быть очень забавно, — сказалъ Скоттъ.

— Сначала оно забавно, но затѣмъ скоро надоѣдаетъ. — Они также надоѣдливы, какъ бѣлки въ Беверлеѣ. Одинъ пріятель мой, европейскій врачъ, пользовался особеннымъ благоволеніемъ этихъ тварей. Онѣ появлялись къ нему черезъ окна, какъ только они оставались открытыми, поѣдали все съѣстное и портили все остальное.

— Отчего же онъ не убивалъ ихъ? — спросилъ Скоттъ.

— У него было слишкомъ много прислуги изъ туземцевъ, которые донесли бы и могли возбудить противъ него общественное неудовольствіе. Но онъ сдѣлалъ лучше. Въ числѣ обезьянъ была одна большущая, которая особенно хозяйничала у него. Она сидѣла большею частью на сукѣ громаднаго дерева, противъ самаго окна кладовой доктора и, почесываясь, наблюдала за всѣмъ происходившимъ въ домѣ. Какъ только что-нибудь поставлено было на тарелкѣ и комната оставалась пустою хоть на минуту, немедленно все исчезало. Однажды докторъ замѣтилъ, что обезьяна подкарауливаетъ его, онъ и высыпалъ на тарелку цѣлую склянку пилюль Брандета отъ боли въ печени, сдѣлавъ видъ, будто поѣлъ нѣсколько штукъ изъ нихъ, и вышелъ затѣмъ изъ комнаты. Обезьяна замѣтила, какъ онъ, по обыкновенію, выѣхалъ изъ дому, а когда черезъ полчаса онъ вернулся, тарелка была очищена. Три года оставался онъ на этой квартирѣ, но послѣ этого случая ни одна обезьяна не показывалась у него въ домѣ.

— Отлично! — смѣясь, воскликнулъ Скоттъ. — Но вѣдь отъ обезьянъ, я полагаю, не можетъ грозить никакой опасности? Онѣ никогда никому не вредятъ?

— Это зависитъ отъ случая, — замѣтилъ Ричардъ. — Когда онѣ въ большомъ количествѣ и чѣмъ нибудь раздражены, то иногда нападаютъ на человѣка. Когда мнѣ было семнадцать лѣтъ, я находился на изысканіяхъ при постройкѣ одной изъ желѣзныхъ дорогъ въ Индіи. Мы вели жизнь полную опасностей, подъ охраной роты англійскихъ солдатъ и сами принуждены были ходить вооруженными, на случай нападенія хищныхъ звѣрей или недоброжелательныхъ туземцевъ. Мы не особенно заботились о костюмахъ и передъ окончаніемъ работъ порядкомъ пообносились. Вся забота наша сосредоточивалась на огражденіи головы отъ дѣйствія солнечныхъ лучей. По окончаніи дневной работы младшіе изъ партіи имѣли обыкновеніе дѣлать экскурсіи, вопреки распоряженій старшихъ офицеровъ, для добычи кокосовыхъ орѣховъ и другихъ плодовъ. Однажды я отправился въ лѣсъ на добычу въ сопровожденіи большой дворняги, принадлежавшей одному изъ нашихъ офицеровъ. На самомъ краю лѣса я увидалъ три прекрасныхъ кокосовыхъ орѣха, а такъ какъ собака не проявляла никакого безпокойства, обычнаго ей при близости тигра, то я безо всякой опаски пустился въ чащу за ними. Но не успѣлъ я сдѣлать перваго скачка, какъ вдругъ раздался трескъ, какъ бы дюжины петардъ, и я со всѣхъ сторонъ очутился окруженнымъ цѣлой стаей обезьянъ. Я не думаю, что они тронули бы меня, еслибы мой песъ «Спитъ», разъяренный тѣмъ, что былъ застигнутъ врасплохъ, не схватилъ одну изъ нихъ за хвостъ. Обезьяна взвыла, и моментально вся стая бросилась на насъ. У меня въ рукѣ былъ топоръ, но все, что я могъ сдѣлать имъ, было отмахиваться направо и налѣво, такъ какъ обезьяны облапили меня кругомъ, схватили за руки и за ноги, такъ что я не могъ шевельнуться. Вѣроятно, онѣ одолѣли бы меня, еслибы Спитъ не далъ ходу своимъ зубамъ и не принялся вымещать свой гнѣвъ на одной изъ нихъ. Крикъ отъ боли раненой обезьяны напугалъ всю стаю, и онѣ стали по немногу отступать въ чащу лѣса.

— А вы достали свои кокосовые орѣхи? — спросилъ Скоттъ.

— Конечно. Я считалъ, что вполнѣ заслужилъ ихъ и ни за что не вернулся бы безъ нихъ. Но можете быть увѣрены, что когда я взялъ ихъ въ руки, то не замѣшкался съ ними въ кустарникѣ.

Въ это самое время экипажъ свернулъ черезъ высокія ворота въ крытую аллею, и шумъ колесъ заглохъ на мягкой, ровной дорогѣ.

— Наконецъ то мы пріѣхали! — воскликнулъ Ричардъ, когда они остановились у массивной веранды изъ тяжелыхъ каменныхъ колоннъ, на которыя опирались высокія оштукатуренныя арки, съ гладкимъ каменнымъ поломъ, съ двумя глубокими окнами и широіъкою дверью въ глубинѣ, прикрытой тяжелою занавѣсью.

Около дюжины слугъ стояли на верандѣ, чтобъ привѣтствовать м-ра Раймонда, и два цвѣтныхъ фонаря висѣли у входа.

— Какая величественная, старинная постройка! — восторженно воскликнулъ Скоттъ, выходя изъ экипажа.

— Это было нѣкогда жилищемъ богатаго мусульманина, — отвѣчалъ Ричардъ дрогнувшимъ голосомъ, который заставилъ Скотта внезапно взглянуть на него, и ему показалось, что въ глазахъ м-ра Раймонда блеснули слезы, когда онъ привѣтствовалъ домъ свой и старыхъ своихъ слугъ; онъ отвернулся въ сторону и медленно пошелъ по верандѣ.

Рано утромъ, они оба пошли прогуляться по аллеямъ сада. Скоттъ отъ роду не видалъ ничего равнаго этому великолѣпію.

— Меня нисколько не удивляетъ то, что вы такъ любите свой уголокъ! — воскликнулъ онъ. — Но почему же вы никогда не говорили мнѣ, какъ хорошъ вашъ домъ?

— Я очень радъ, что онъ вамъ понравился, — отвѣчалъ Ричардъ уклончиво.

Тотчасъ за домомъ они вышли къ чудному, небольшому озеру.

Скоттъ ахнулъ и онѣмѣлъ отъ восторга.

По всему берегу свѣшивались великолѣпные цвѣтущіе кустарники, а непосредственно за ними возвышались деревья съ темною, густою листвою, переполненныя роскошными плодами, о которыхъ Скоттъ имѣлъ понятіе только по книгамъ, а за этимъ рядомъ сзади высились длинные, стройные стволы пальмовыхъ деревьевъ съ ихъ верхушками, увѣнчанными листвой. Все это отражалось въ водѣ, поверхность которой была испещрена блестящими листьями и цвѣтами водяныхъ растеній. Въ одномъ концѣ этого озера находились поросшія плющемъ ступени дикаго мрамора, спускавшіяся къ самой водѣ.

— Вотъ вамъ рыбный садокъ, въ который можете закидывать удочку, сколько вамъ вздумается, — произнесъ Ричардъ улыбаясь, при видѣ восторга юноши.

— Рыбный садокъ! — укоризненно повторилъ Скоттъ.

— Не стыдно ли вамъ сравнивать это чудное мѣсто со старымъ, тинистымъ рыбнымъ садкомъ. А что оно въ сущности представляетъ?

— Это выложенный мраморными плитами водоемъ, который снабжаетъ водою домъ мой и хижины слугъ моихъ. При скученности населенія въ Индіи, такіе водоемы представляются необходимостью, такъ какъ ими пользуются всѣ туземцы для ежедневныхъ омовеній. Они никогда не принимаются за пищу по утру, пока не совершатъ своихъ омовеній.

На нѣкоторомъ разстояніи за домомъ, по обѣимъ сторонамъ водоема стояли хижины слугъ.

— Дорого, должно быть, обходится здѣсь содержаніе дома, съ такою массою прислуги, — замѣтилъ Скоттъ, когда они проходили мимо ряда низкихъ лачугъ, передняя стѣна которыхъ состояла изъ бамбуковыхъ циновокъ, на день оттянутыхъ назадъ, предоставляя солнечнымъ лучамъ пронизывать насквозь все жилище. Передъ жилищами на площадкѣ, вымощенной мягкимъ камнемъ, играло съ дюжину нагихъ ребятъ, пока матери приготовляли имъ завтракъ или работали.

— Оно стоило бы очень дорого въ Америкѣ, но здѣсь прислуга обходится почти ни во что, — отвѣчалъ Ричардъ. — Видите ли тамъ вдали этого человѣка, верхомъ на буйволѣ, и другого рядомъ съ нимъ? Это мои водовозы, а эти неуклюжіе мѣшки, перекинутые черезъ спину животнаго — козьи мѣха, въ которыхъ они перевозятъ воду изъ озера. Они привозятъ всю воду, потребную для садовниковъ, для ваннъ, для стола и повара. Вы, можетъ быть, замѣтили, что всѣ ножки столовъ и стульевъ по всему дому стоятъ въ небольшихъ металлическихъ чашкахъ?

— Какъ же, замѣтилъ, — отвѣчалъ Скоттъ, — и хотѣлъ васъ спросить — для чего это дѣлается? Я боюсь, что надоѣлъ вамъ своими разспросами.

— Это единственное средство научиться чему нибудь, — отвѣчалъ, смѣясь, Ричардъ. — Другой способъ — ходить въ школу. Эти чашечки водовозъ долженъ каждое утро наполнять водою, что бы помѣшать бѣлымъ муравьямъ залѣзать въ мебель. Если они только попадутъ въ нее, они надѣлаютъ больше вреда, чѣмъ американская моль, — они буквально съѣдаютъ все — дерево, обивку и набивку, — они все источатъ въ порошокъ. Кромѣ этого водовозъ долженъ смачивать водою всѣ кусъ-кусовыя цыновки, которыми завѣшаны окна и двери, чтобы при сухой погодѣ поддерживать влагу и прохладу въ комнатномъ воздухѣ. И за всю эту работу бѣдняга получаетъ всего одинъ долларъ въ недѣлю, чтобъ прокормить и одѣть себя и семью.

— Ну, положимъ, что одежда дѣтей стоитъ ему не много, — сказалъ Скоттъ, глядя на рваную маленькую дгути — тряпицу, которой были обвязаны бедра старшаго, девятилѣтняго мальчика, между тѣмъ какъ остальныя ребята, игравшіе тутъ на солнцѣ — были совершенно голыя. — Но какая вамъ надобность держать такую кучу трислуги? — прибавилъ онъ.

— Это дѣлается по необходимости, — отвѣчалъ Ричардъ. — Индусы, вслѣдствіе своего образа жизни, не обладаютъ тою силою и выносливостью, какими отличаемся мы. Вялость и лѣнь составляютъ отличительную черту этой народности; отсюда происходитъ то, что они ограничиваются однимъ только какимъ либо ремесломъ и дальше этого не идутъ; такъ и дѣти, когда выростутъ, будутъ продолжать ремесло родителей — отсюда происходитъ фактическое дѣленіе ихъ на различныя касты; такъ, дѣти водовозовъ и умрутъ въ этой должности, и мальчики, прислуживающіе намъ, никогда ничѣмъ инымъ не займутся. Поваръ никогда не прислужитъ за столомъ, маленькіе метельщики никогда не выстираютъ намъ бѣлья, а доби, или стиральщикъ ни за что не возмется готовить кушанье или исполнять какое либо другое дѣло. При стиркѣ онъ немилосердно колотитъ бѣлье въ холодной водѣ между двумя камнями и всякій разъ такъ изорветъ его, что мы вынуждены держать постояннаго портнаго въ числѣ домашней прислуги.

— Отчего же для стирки не употребляютъ щетку или валекъ? — добивался Скоттъ.

— А! потому что дѣды и отцы этого не дѣлали, и что было ладно для тѣхъ, ладно и для него.

— Но я заставилъ бы его дѣлать по моему, — сказалъ Скоттъ.

— Это труднѣе, чѣмъ вы думаете. Упорною борьбой добился я введенія нѣкоторыхъ нашихъ понятій, но это стоило слишкомъ много труда.

— Почему же это?

— Во-первыхъ, какъ только я заявлялъ о какомъ нибудь нововведеніи, прислуга всегда возражала противъ него. То они подозрѣваютъ подъ нимъ какое-нибудь зло, то боятся быть чрезъ него оскверненными. Если я настаивалъ или ставилъ ихъ въ необходимость дѣлать по моему, спрятавъ старыя приспособленія, они иногда поддавались, но стоитъ имъ только случайно нанести себѣ вредъ новымъ орудіемъ, или что нибудь помимо того приключится съ нимъ или въ его семьѣ — напримѣръ, болѣзнь ребенка — онъ неминуемо станетъ приписывать этотъ случай нововведенію и броситъ мою службу, сваливая всѣ свои несчастія на ту адскую машину и на меня; нѣсколько разъ уже мнѣ приходилось или отступаться отъ своихъ требованій, или выписывать какого нибудь португальца — христіанина, чтобъ исполнять ту же работу.

— А что дѣлаетъ этотъ человѣкъ? — спросилъ Скоттъ, когда они проходили мимо одной изъ хижинъ, въ нѣкоторомъ разстояніи отъ дома, гдѣ туземецъ, держа блюдо съ рисомъ въ рукахъ, кланялся передъ низенькой скамьей, на которой лежало цѣлое собраніе любопытнѣйшихъ инструментовъ и вѣнокъ изъ цвѣтовъ.

— Это мой столяръ, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — Ему предстоитъ начать сегодня пристройку къ конюшнѣ, а такъ какъ это крупное предпріятіе, то онъ приноситъ жертву своимъ инструментамъ въ убѣжденіи, что они тогда лучше исполнятъ его работу.

— Какой дуракъ! — буркнулъ Скоттъ. — А гдѣ же у васъ конюшни? — спросилъ онъ, съ тѣмъ интересомъ къ лошадямъ и всему относящемуся къ нимъ, какое свойственно большинству мальчиковъ.

— Сейчасъ тутъ за угломъ, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — Я какъ разъ туда и велъ васъ; предполагая, что прогулка верхомъ до наступленія жары доставитъ вамъ удовольствіе, я велѣлъ осѣдлать лошадей.

— Благодарю васъ! тысячу разъ благодарю! — Это будетъ превосходно! — воскликнулъ Скоттъ, ускоряя шаги по направленію къ конюшнѣ.

Въ конюшнѣ они застали скайса, или конюха, смазывающаго послѣднее копыто стройной, вороной кобылки. Она нетерпѣливо глядѣла впередъ и заржала при входѣ м-ра Раймонда въ конюшню.

— Она знаетъ меня, — сказалъ онъ, подойдя къ ней и лаская ее.

Во все время ихъ прогулки верхомъ, прямо подъ ногами лошадей, вертѣлась, и сопровождала ихъ безобразная пятнистая собаченка.

— Это не ваша собака, надѣюсь? — спросилъ Скоттъ, видя, что м-ръ Раймондъ замѣтилъ, что онъ слѣдитъ за ней.

Ричардъ разсмѣялся, — Конечно, моя. И я очень горжусь ею. Развѣ вы не находите ее красивой?

— Ее надо причислить къ тому же разряду, какъ кушанья Изафали съ кардамономъ и съ соей. Къ нимъ можно со временемъ привыкнуть, — отвѣчалъ Скоттъ недовѣрчиво.

— Она нѣсколько разъ спасала мнѣ жизнь и можетъ даже сегодня оказать вамъ ту же услугу, — торжественно произнесъ Ричардъ.

— Это, конечно, придаетъ ей нѣкоторую привлекательность. Но какъ же это случилось? — спросилъ Скоттъ. — И развѣ я нахожусь теперь въ какой либо опасности?

— Никакой, въ данную минуту, судя по довольному виду, съ какимъ эта безобразная собаченка бѣжитъ впереди насъ. Она зла, грязна, воровата, однимъ словомъ туземной породы, и я далъ ей кличку «Парія», потому что она обладаетъ всѣми недостатками этого низшаго и худшаго класса индусскаго населенія. Но всѣ недостатки ея и безобразіе искупаются замѣчательнымъ ея чутьемъ. Она чуетъ тигра на такомъ разстояніи, на какомъ я едва могъ бы достигнуть его пулей. Случай этотъ произошелъ какъ разъ на этомъ самомъ мѣстѣ, и она, можно сказать, спасла мнѣ жизнь.

Скоттъ оробѣлъ немножко и глазъ не спускалъ съ пятнистой собаченки, внезапно сосредоточившей на себѣ все его вниманіе.

— А здѣсь часто попадаются тигры? — спросилъ онъ.

— Да, мой управляющій сегодня утромъ еще докладывалъ мнѣ, что въ небольшомъ селеніи, по близости отъ моей фермы, сильно безпокоитъ ихъ одинъ тигръ, и что они съ нетерпѣніемъ ждутъ, чтобъ я устроилъ охоту и избавилъ ихъ отъ него. Населеніе величаетъ его дѣдушкой и боится обидѣть его чѣмъ бы то ни было, чтобы не возбудить его мести, въ случаѣ если бы въ немъ скрывалось какое либо божество. Не хотите-ли вы участвовать въ этой охотѣ?

Предложеніе было слишкомъ заманчиво, и Скоттъ воскликнулъ: — Еще бы не хотѣть! А когда можемъ мы отправиться?

— Дня черезъ три, если ничто не помѣшаетъ, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — Мы должны постоянно быть на готовѣ, на случай перемѣны плановъ нашихъ, какъ только получимъ отъ агентовъ извѣстіе, что они напали на слѣдъ интересующаго насъ дѣла.

— О! конечно, — съ жаромъ отвѣчалъ Скоттъ; такъ какъ онъ ни на минуту не упускалъ изъ виду ту главную цѣль, къ которой они стремились, какихъ бы усилій или затратъ она ни потребовала.

По возвращеніи домой къ завтраку они застали почту изъ Америки.

— Письмо изъ Беверлея приходитъ сюда только на двадцать девятый день! — воскликнулъ Скоттъ, прочтя число на письмѣ. — Это можетъ назваться большою скоростью.

— А когда я впервые поселился въ Бомбеѣ, письма доходили изъ Америки черезъ три мѣсяца.

— Но какъ же ухищрялись доставлять почту въ лѣса и горы на такомъ разстояніи, когда не было еще желѣзныхъ дорогъ? — спросилъ Скоттъ.

— У нихъ устроена была мѣстная почта, которая была удивительно быстра, если принять во вниманіе изъ чего она состояла. Они складывали письма (которыхъ въ то время было очень немного) въ два небольшихъ мѣшечка, привязанныхъ къ концамъ палокъ. Двое индусовъ брали эти палки себѣ на плечи, а двое другихъ съ факелами сопровождали ихъ, одинъ впереди, другой сзади. Эти люди съ малыхъ лѣтъ пріучены были очень скоро бѣгать. Они туго подтягивали свои пояса и отправлялись съ почтой.

— Но почему же не употребляли на это верховыхъ? — допрашивалъ Скоттъ.

— Просто потому что люди могли бѣжать скорѣе и дольше, чѣмъ самыя лучшія лошади, и не такъ утомлялись. Когда они проходили по лѣсамъ, люди зажигали факелы и съ крикомъ размахивали ими вокругъ головы, чтобъ они лучше горѣли, и тѣмъ пугали дикихъ звѣрей.

Скоттъ на минуту забылъ о полученныхъ изъ дому письмахъ, заслушавшись разсказовъ о старыхъ почтальонахъ и ихъ долгихъ путешествіяхъ, но затѣмъ онъ возвратился къ желаннымъ строкамъ. Онъ съ жадностью читалъ, перечитывалъ и, сложивъ ихъ, наконецъ, со вздохомъ облегченія сказалъ м-ру Раймонду, ожидавшему извѣстій:

— Слава Богу, вѣсти хорошія. Отцу лучше, онъ уже начинаетъ по немногу говорить.

— Я также получилъ пріятное письмо отъ знаменитаго здѣшняго короля Бароды, который всегда былъ очень расположенъ ко мнѣ; онъ приглашаетъ насъ присутствовать на торжественномъ боѣ слоновъ, а, въ случаѣ нашего посѣщенія, онъ сулитъ еще устроитъ въ нашу честь бой между двумя молодыми носорогами.

— Великолѣпно! — воскликнулъ Скоттъ. — Развѣ это не въ томъ же родѣ, какъ испанскіе бои быковъ, перенесенные недавно въ Америку?

— О нѣтъ, нисколько, — отвѣтилъ Ричардъ. — Здѣсь не происходитъ никакого убійства. Это просто состязаніе въ силѣ между животными. Я нахожу крайне интереснымъ смотрѣть, какъ борятся между собою два громадныхъ слона, пока одинъ не припретъ другого къ стѣнѣ.

— Въ такомъ случаѣ я, конечно, готовъ ѣхать туда, — отвѣчалъ Скоттъ.

— Такъ я и напишу ему, что по окончаніи нашей охоты на тигровъ, мы тотчасъ пріѣдемъ въ Бароду.

— А теперь къ охотѣ на тигровъ! — сказалъ Скоттъ, съ пылающими отъ возбужденія щеками и съ блестящими глазами, отъ радости посмотрѣть на невиданныя дотолѣ зрѣлища. — Въ какой водоворотъ я здѣсь попадаю! Не удивительно, что вы такъ любите Индію!

— Но это еще далеко не самое прекрасное въ этой дивной странѣ, мой другъ, — серьезно произнесъ Ричардъ.

ГЛАВА XV.
Тигры.

Погода была опять знойная. Жара ощущалась даже въ Пунѣ. Но въ это утро назначенъ былъ сборъ на охоту на тигровъ и, не смотря на жару, Скоттъ былъ готовъ прежде всѣхъ. Они выѣзжали изъ индусскаго города верхомъ, какъ разъ въ то время, какъ круглое, красное, палящее солнце поднималось изъ за горъ. Ихъ сопровождали кромѣ двухъ мальчиковъ Моро и Саяда, еще трое или четверо слугъ, всѣ на прекрасныхъ коняхъ. Скоттъ очень гордился ружьемъ, висѣвшимъ у него на сѣдлѣ, и благословлялъ судьбу, что научился стрѣлять, вопреки опасеніямъ отца, и теперь могъ принять участіе въ охотѣ на тигровъ.

Короткимъ, легкимъ галопомъ выѣхали они за предѣлы лачугъ туземцевъ, ютящихся около каждаго центра цивилизаціи въ Индіи, и очутились на просторѣ, среди вольной, дикой природы.

Лѣса и кустарники остались за ними позади, и они ѣхали нѣкоторое время вдоль края одного изъ плоскогорій, окаймляющихъ широкую равнину, гдѣ на противоположной сторонѣ у подножія горъ протекала рѣчка, по берегамъ которой все еще лежалъ туманъ, заслоняемый отъ лучей восходящаго солнца цѣпью высокихъ горъ.

— Какъ, м-ръ Раймондъ! — воскликнулъ Скоттъ, рукою указывая по тому направленію; — я и не подозрѣвалъ, что около Пуны находится такой большой городъ.

Ричардъ посмотрѣлъ въ ту сторону, куда онъ показывалъ.

— Это очень замѣчательный городъ, — сказалъ онъ. — Онъ извѣстенъ по всему свѣту. Объ немъ знаютъ на сѣверномъ полюсѣ, про него читаютъ школьники въ книгахъ. Паломники часто привѣтствуютъ его съ восторгомъ. Они спѣшатъ къ нему, и всякій переступающій за ворота его получаетъ въ даръ мѣшокъ золота такого вѣсу, что приходится нанимать десятокъ буйволовъ, чтобъ увезти съ собою сокровища.

— Такъ заѣдемте туда по пути! — сказалъ Скоттъ, поворачивая голову лошади въ ту сторону и оборачиваясь въ то же время къ Ричарду, въ увѣренности, что тотъ играетъ съ нимъ какую то шутку, но не зная какую именно.

— Вы можете отправляться, — отвѣчалъ Ричардъ, — а я васъ пока здѣсь подожду. Повѣрьте, вы не первый американецъ, который затѣваетъ бѣжать за этимъ городомъ.

— Какъ бѣжать за этимъ городомъ? Развѣ онъ побѣжитъ отъ меня?

— Конечно, онъ не будетъ уже тамъ, когда вы туда добѣжите.

— Какъ! развѣ это миражъ? — спросилъ Скоттъ въ удивленіи.

— Самый настоящій и прекрасный, — отвѣчалъ Ричардъ.

Скоттъ заставилъ лошадь простоять смирно, пока онъ наблюдалъ за чуднымъ явленіемъ. Но не много на это потребовалось времени, — какъ только солнце поднялось выше изъ за горъ, туманъ разсѣялся и не. осталось ничего, кромѣ зеленой равнины и блестящей серебряной полоски, обозначавшей рѣку, а за нею темнѣли горы.

Къ одиннадцати часамъ они добрались до деревни, гдѣ начали дѣлать приготовленія къ охотѣ.

Прежде всего, надо было собрать свѣдѣнія, гдѣ видѣли звѣря въ послѣдній разъ и гдѣ онъ чаще всего находился днемъ. Трое пріятей англичанъ, приглашенныхъ м-ромъ Раймондомъ изъ Пуны, были уже на мѣстѣ. Въ предшествующую предъ тѣмъ ночь тигръ похитилъ человѣка и теленка. Онъ навѣрное наѣлся до сыта и крѣпко спитъ теперь въ своемъ логовищѣ.

Охотники на коняхъ расположились полукругомъ противъ той стороны лѣса, откуда ожидалось появленіе тигра. Ричардъ позаботился о томъ, чтобъ Скоттъ былъ рядомъ съ нимъ.

Скоттъ находился въ состояніи страшнаго возбужденія, когда загонщики съ крикомъ и воемъ начали свое дѣло, и Ричардъ даромъ тратилъ слова, уговаривая его быть спокойнымъ. Но у него оказалось достаточно времени, чтобъ оправиться отъ волненія и успокоиться: загонщики обошли лѣсъ вдоль и поперегъ, но все напрасно — ни тигра, ни логовища его не было и слѣда.

— Я думаю, они сами боятся быть убитыми имъ, — сказалъ Скоттъ, соскучившись въ напрасномъ ожиданіи.

— Иногда это случается, — замѣтилъ м-ръ Раймондъ.

Наконецъ загонщики вернулись въ полномъ изнеможеніи и объявили, что никакого тигра тутъ нѣтъ.

— Нѣтъ, онъ долженъ быть здѣсь, — настаивалъ м-ръ Раймондъ. — Не могъ онъ пожрать человѣка и теленка за одну ночь и пуститься послѣ того въ странствованіе. Подержите кто нибудь мою лошадь, я самъ поищу его.

Нѣкоторые стали было возражать противъ его намѣренія, но всѣ горѣли нетерпѣніемъ выпустить зарядъ, и, зная осторожность м-ра Раймонда, близкое знакомство его съ звѣрями и ихъ привычками, они, наконецъ, согласились и даже послѣдовали за нимъ.

Едва вошелъ онъ въ чащу, какъ одинъ изъ слѣдовавшихъ за нимъ туземцевъ крикнулъ и бросился назадъ: громадная змѣя поднялась по крайней мѣрѣ на три фута изъ травы и бросилась на него. Въ ту же минуту, однакожъ, одинъ изъ туземцевъ съ необычайною смѣлостью, вмѣсто того чтобъ убѣжать, какъ сдѣлали прочіе, бросился впередъ, сразу перескочивъ футовъ двѣнадцать, и нанесъ змѣѣ такой сильный ударъ своей дубиной, что отдѣлилъ отъ туловища голову, которая съ разинутой пастью упала въ трехъ шагахъ отъ м-ра Раймонда.

Ричардъ спокойно обернулся къ индусу со словами:

— Я никогда не забуду, Балана, что вы спасли мнѣ жизнь, рискуя своею собственной.

Индусъ приложилъ сложенныя свои руки ко лбу и, низко кланяясь, произнесъ чуть слышно:

— Еслибъ я отдалъ за васъ послѣднюю каплю крови, Магараджа^[3] Раймондъ, то я все еще остался бы въ долгу у васъ. Вы сдѣлали гораздо больше для меня и всѣхъ моихъ.

Какъ только улеглось возбужденіе отъ послѣдняго происшествія, охотники опять принялись старательно обходить кустарники. Такъ прошло съ полчаса, и начинало уже смеркаться, когда проницательный и привычный глазъ Ричарда подмѣтилъ темную тѣнь подъ кучей хворосту, показавшуюся ему подозрительной даже при наступающихъ сумеркахъ.

— Бросьте туда камнемъ, — приказалъ онъ одному изъ загонщиковъ.

Тотъ повиновался, и камень исчезъ, не ударившись о-земь.

— Тутъ навѣрно логовище тигра, — сказалъ Ричардъ.

Съ минуту всѣ простояли въ полномъ молчаніи, внимательно прислушиваясь. Но не слышно было ни звука.

— Бросьте камень покрупнѣе, да бросайте сильнѣе, — скомандовалъ Ричардъ.

Бросили другой камень и стали опять прислушиваться. Вдругъ воздухъ задрожалъ, точно отъ низкихъ, чуть-слышныхъ звуковъ органа. Скотту оно показалось какъ мурлыканіе исполинской кошки. Всѣ встрепенулись.

— Онъ тутъ, — спокойно сказалъ м-ръ Раймондъ. Всѣ отступили на шагъ, потому что въ сущности никто не торопился встрѣтиться первымъ носъ къ носу со звѣремъ въ темномъ лѣсу.

М-ръ Раймондъ подкрался одинъ поближе.

— Вернитесь назадъ! Вернитесь назадъ, Саибъ! Назадъ, Магараджа! — кричали ему нѣкоторые изъ индусовъ.

— Его не такъ легко поднять съ мѣста, — возразилъ Ричардъ, — наклоняясь впередъ и бросая въ нору другой камень.

Гулъ нѣсколько усилился, но это было все.

— Онъ спокойно улегся тамъ, — отходя прочь, продолжалъ м-ръ Раймондъ. — И никакими камнями не выгонишь его оттуда.

— Что же намъ дѣлать? — добивался одинъ изъ англичанъ.

— Остается выкурить его изъ логовища, — намекнулъ другой.

— Совершенно вѣрно. Подпустите ему огоньку! — воскликнулъ третій.

— Это единственный способъ вызвать его изъ норы, — подтвердилъ Ричардъ. — Но если мы станемъ огнемъ выгонять его теперь, ночью, то намъ придется встать у самаго выхода изъ норы и принять его при первомъ прыжкѣ, если же промахнемся, то кому нибудь изъ насъ не сдобровать, потому что тутъ ужъ онъ не станетъ церемониться.

Ричардъ, очевидно, былъ въ нерѣшительности, и это обстоятельство прямо приводило въ страхъ Скотта. Но большинство стояло за то, чтобъ выгнать звѣря огнемъ изъ логовища, и индусы принялись собирать хворостъ.

— Я боюсь, Скоттъ, что вамъ въ концѣ концовъ, придется отказаться отъ случая стрѣлять по тигру, — сказалъ Ричардъ, садясь на пень, но не переставая прислушиваться однимъ ухомъ по направленію къ норѣ и не спуская съ нея глазъ. — Вы не совсѣмъ привычны къ этому дѣлу и вамъ лучше взобраться на дерево.

— Я не трусишка и останусь, гдѣ стою; а если онъ выйдетъ на меня и я окажусь недостаточно проворнымъ, чтобъ постоять за себя, значитъ, туда мнѣ и дорога, вотъ и все, — отвѣчалъ Скоттъ съ негодованіемъ.

— Все это прекрасно, — одобрительно сказалъ Ричардъ. — Но не слѣдуетъ забывать, что вы попали въ Индію не ради охоты на тигровъ. Можетъ наступитъ еще время, когда придется вамъ держать ухо востро, теперь же не изъ трусости, а ради Поля, вы должны оберегаться отъ опасности и взлѣзть на это дерево. Съ этого сука вы можете отлично видѣть все, не подвергая жизнь свою опасности.

Подумавъ хорошенько, Скоттъ повиновался.

Черезъ нѣсколько времени хворостъ былъ сложенъ, и костеръ запылалъ. Лѣсъ освѣтился яркимъ свѣтомъ, при которомъ еще яснѣе выступали причудливыя, черныя тѣни. Странные звуки и трескъ раздались кругомъ; это звѣри, скрывавшіеся въ лѣсу, перепугались и старались улизнуть. За исключеніемъ нѣкоторыхъ смѣльчаковъ прочіе индусы расположились за пещерой. Одинъ или двое изъ нихъ послѣдовали даже примѣру Скотта и, къ удивленію своему, въ томъ числѣ онъ увидалъ двухъ англичанъ, карабкавшихся къ нему. Предводитель загонщиковъ подкрался къ костру, подкинулъ въ него свѣжаго хворосту и своротилъ всю пылающую кучу какъ можно ближе ко входу въ пещеру. Все было тихо; тогда онъ снова подкрался и бросилъ нѣсколько горящихъ головешекъ въ самое отверстіе ея.

— Берегитесь! — рѣзко прошепталъ Ричардъ, чуткій слухъ котораго уловилъ угрожающіе звуки. Смѣльчакъ во-время отскочилъ назадъ, но споткнулся объ камень и упалъ. М-ръ Раймондъ, отступивъ нѣсколько назадъ, занялъ болѣе безопасное мѣсто за стволомъ дерева и направилъ дуло ружья на выходъ изъ пещеры, готовясь къ выстрѣлу.

Горящія головешки сдѣлали свое дѣло. Почти въ ту же минуту земля словно дрогнула отъ раздавшагося потрясающаго крика, и вслѣдъ за тѣмъ, съ дикимъ ревомъ и страшнымъ скачкомъ, тигръ вылетѣлъ изъ пещеры. Глаза его были зажмурены, пасть широко разинута. Темной тѣнью пронесся онъ сквозь огонь пылающаго костра, почти подъ самымъ деревомъ, гдѣ сидѣлъ Скоттъ.

Оглушительный крикъ ужаса раздался среди туземцевъ, и въ то же время грянулъ выстрѣлъ изъ ружья м-ра Раймонда. Убитый на повалъ, тигръ перевернулся нѣсколько разъ и тяжелой массой грохнулся на землю, пуля прошла насквозь отъ уха до уха.

Крикъ ужаса туземцевъ перешелъ въ кликъ торжества. Они собрались вокругъ чудовища, растянули его во весь ростъ, топтали его ногами и выражали всевозможными знаками свой восторгъ передъ м-ромъ Раймондомъ.

— Это была только счастливая случайность, — отвѣчалъ Ричардъ, — я мѣтилъ на удачу.

— Ага! — отвѣчалъ вождь загонщиковъ на сносномъ англійскомъ языкѣ: — Я знаю Барра-Саиба съ тѣхъ поръ, какъ онъ еще мальчикомъ работалъ на желѣзной дорогѣ. Я зналъ его изо дня въ день до сихъ поръ. Я видѣлъ, какъ Барра-Саибъ убивалъ фазана въ крыло, не попортивъ ему мяса. Видалъ я, какъ Барра-Саибъ застрѣлилъ одного мятежника прямо сюда. — Онъ указалъ пальцемъ въ переносье между глазъ. — Видалъ, какъ Барра-Саибъ попадалъ большому слону прямо въ маленькій глазъ. А теперь вижу, что Барра-Саибъ угодилъ моему дѣдушкѣ прямо въ ухо. Часто видалъ я какъ Барра-Саибъ стрѣляетъ, но никогда, никогда не видалъ, чтобъ онъ промахнулся. Нѣтъ, никогда!

Тигръ оставленъ былъ на попеченіи туземцевъ, чтобъ снять съ него шкуру и, послѣ дня, преисполненнаго самыхъ сильныхъ впечатлѣній, Скоттъ возвращался домой около девяти часовъ вечера, въ страшномъ утомленіи и возбужденіи.

Когда они проѣзжали по улицамъ Пуны, молодой мѣсяцъ всходилъ изъ за крышъ домовъ, все населеніе высыпало на улицу и шумно кланялось, прикладывая руки ко лбу.

— Что у нихъ дѣлается? — спросилъ Скоттъ.

— Они привѣтствуютъ молодой мѣсяцъ, на счастіе, — отвѣчалъ Ричардъ. — Надѣюсь, что молитвы ихъ исполнятся, а счастіе выпадетъ и на нашу долю. Мы должны лечь спать сегодня пораньше, чтобъ завтра чѣмъ-свѣтъ выѣхать въ Бароду.

Снизу донесся шумъ закрывавшихся къ ночи оконъ и дверей. Дворецкій пришелъ къ м-ру Раймонду для полученія распоряженій на время отсутствія хозяина, и, почувствовавъ, наконецъ, усталость послѣ столь дѣятельно проведеннаго дня, Скоттъ пожелалъ Ричарду доброй ночи и тотчасъ уснулъ крѣпкимъ сномъ.

ГЛАВА XVI.
Въ гостяхъ у короля.

Двое дюжихъ индусовъ уложили багажъ нашихъ путешественниковъ на мѣстныя ломовыя дроги и, впрягшись въ нихъ, вмѣсто лошадей, повезли его на желѣзнодорожную станцію. Это были сильные, стройные молодцы. Одежда на нихъ была самая несложная: она состояла изъ длиннаго куска сукна, обернутаго вокругъ всего тѣла въ различныхъ направленіяхъ, — оставались непокрытыми лишь кисти рукъ и ступни ногъ.

— У платья ихъ не обобьются рубцы и не растеряются пуговицы, — замѣтилъ Скоттъ съ улыбкою, наблюдая за ихъ сборами въ путь и вспоминая, съ какимъ усердіемъ портной м-ра Раймонда приводилъ въ порядокъ его гардеробъ во время пребыванія ихъ въ Пунѣ.

— А какъ вы предполагаете, изъ чего сдѣлана одежда, въ которую они одѣты? — спросилъ Ричардъ.

— Грубая парусина или какая нибудь дерюга, — отвѣчалъ Скоттъ.

— Вы такъ думаете, другъ мой, потому что не обратили на нихъ вниманія.

— Ба! — воскликнулъ Скоттъ, пожимая плечами. — Я достаточно вглядывался, чтобъ видѣть ужаснѣйшую грязь, покрывающую ихъ.

— Это все возможно, — возражалъ Ричардъ, — но главное основаніе, такъ сказать, на которомъ лежитъ эта грязь, есть тончайшій верблюжій волосъ.

— Верблюжій волосъ! — недовѣрчиво воскликнулъ Скоттъ, припоминая, какъ досталось ему однажды въ Беверлеѣ за то, что онъ прикрѣпилъ къ шеѣ своего крупнаго Сенъ-Бернардскаго пса шаль изъ верблюжьей шерсти своей матери, которую та высоко цѣнила.

— Эти молодцы — выходцы изъ Кашмира, Они исполняютъ у меня самую тяжелую и грязную работу за четыре или пять центовъ (центъ — 2 копѣйки) въ день, а одѣты они въ настоящія шали изъ верблюжьяго волоса.

— А какъ же могутъ они пріобрѣтать ихъ при такихъ условіяхъ? — спросилъ Скоттъ.

— Въ томъ-то и дѣло, что они носятъ ихъ именно по тому, что у нихъ нѣтъ средствъ пріобрѣтать ни такую, ни вообще какую либо иную одежду. Ихъ пра-пра-праотцы носили эти самые куски матеріи и ихъ пра-пра-правнуки будутъ носить ихъ и находить такими же прекрасными, какъ новые. Конечно, имъ и въ голову не придетъ почистить когда-нибудь эти шали отъ грязи.

— А что же они дѣлаютъ, въ случаѣ, если окажется одинъ лишній по счету правнукъ? — добивался Скоттъ.

— Ну, Скоттъ, вы ужъ черезъ чуръ придирчивы, — смѣясь, отвѣчалъ Ричардъ. — Ну, они либо убьютъ его или убьютъ предка или, наконецъ, разрѣжутъ одну изъ самыхъ большихъ шалей пополамъ!

Вагоны поѣзда, мчавшаго ихъ въ Бароду, были обставлены такими удобными и мягкими диванами, что Скоттъ въ своемъ отдѣленіи проспалъ всю ночь такъ же спокойно, какъ бывало спалъ въ уютной своей комнаткѣ въ Беверлеѣ. Раньше чѣмъ онъ проснулся по утру, Саядъ вычистилъ ему сапоги, платье, приготовилъ чистое бѣлье, убралъ грязное, приготовилъ ему ванну и развѣсилъ полотенца такъ, чтобъ они были у него подъ рукою, въ случаѣ надобности. Когда Скоттъ открылъ глаза, то Саядъ, слегка пошевеливая его за плечо и показывая на окно, лопоталъ что-то непонятное, упоминая Бароду.

— Чего онъ отъ меня хочетъ? — спросилъ Скоттъ у м-ра Раймонда, уже вполнѣ одѣтаго.

— Онъ пытается объяснить вамъ, что Барода скоро уже будетъ видна, — отвѣчалъ Ричардъ.

Когда поѣздъ подошелъ къ станціи, у подъѣзда уже ожидали ихъ экипажи короля; но за исключеніемъ этихъ красивыхъ экипажей, первое впечатлѣніе, произведенное на Скотта Бародой, было такъ же неблагопріятно какъ и въ Бомбеѣ. Впрочемъ, онъ убѣждался на каждомъ шагу, что у индусовъ всегда выставляются на показъ самыя темныя стороны жизни.

Улицы были совершенно пусты въ этотъ ранній часъ дня, и длинный рядъ низкихъ кровель, съ толстою настилкой, достигавшей иногда болѣе фута толщины, представлялъ сходство съ безконечнымъ рядомъ скирдъ сѣна. Они свернули въ узкую улицу, въ которой дома точно сходились сводомъ, а мостовая была сырая и скользкая, вслѣдствіе того, что солнце никогда не проникало сюда. Индусы, находившіеся на улицѣ, преклоняли колѣни и прикасались лбомъ до земли, когда проѣзжали наши путешественники, узнавая экипажъ короля.

— Это можетъ совершенно вскружить голову человѣку, не правда ли? — замѣтилъ Скоттъ, при видѣ нѣ сколькихъ распростертыхъ фигуръ по дорогѣ.

— Пока вы не додумаетесь, что поклоненіе это относится къ экипажу и лошадямъ короля, — отвѣчалъ Ричардъ. — Они также, вѣроятно, преклонялись передъ нимъ, когда онъ ѣхалъ на станцію порожнемъ.

Они проѣзжали теперь по дорогѣ, которая вела къ низкой постройкѣ налѣво, окаймленной рядомъ красивыхъ кокосовыхъ пальмъ. М-ръ Раймондъ бывалъ тутъ раньше и узналъ королевскую резиденцію.

При входѣ ихъ радушно привѣтствовалъ секретарь короля, объявившій программу развлеченій, назначенныхъ на другой день, и сообщилъ, что въ конюшняхъ при занимаемомъ ими домѣ къ услугамъ ихъ находятся пять слоновъ, на все время пребыванія ихъ въ гостяхъ у короля.

— Что же мы станемъ дѣлать съ пятью слонами? — спрашивалъ Скоттъ, задыхаясь отъ возбужденія, когда ушелъ секретарь.

— Что-же, намъ ничего болѣе не остается, я полагаю, какъ разрубить себя на пять частей и разложить ихъ по всѣмъ слонамъ, — торжественно произнесъ Ричардъ.

— Или пустить троихъ на пастбище, — придумалъ Скоттъ.

— Это никуда не годится, — возразилъ его пріятель. — За нами повсюду должны слѣдовать эти пять слоновъ, чтобъ показать народу, какіе важные посѣтители находятся у короля и какъ великолѣпно онъ ихъ чествуетъ.

— Право, это будетъ похоже на процессію въ циркѣ! — сказалъ Скоттъ, — мнѣ просто совѣстно будетъ за самого себя, точно я принадлежу къ кочующему звѣринцу. Нельзя-ли пройти намъ къ конюшнямъ посмотрѣть слоновъ?

Они вышли изъ дому и застали слоновъ уже въ полной готовности, стоящими и лежащими полукругомъ передъ конюшнями.

— Какъ-же мы заберемся въ эти клѣтки, что у нихъ на спинѣ? — сказалъ Скоттъ — ихъ, вѣроятно, заставятъ лечь и мы взлѣземъ на нихъ по лѣстницамъ?

— Именно, — отвѣчалъ Ричардъ, съ напускнымъ воодушевленіемъ.

— Но мнѣ приходитъ въ голову, — продолжалъ Скоттъ, — что если мы забудемъ взять съ собою лѣстницу и во время прогулки уронимъ что нибудь, какъ мы тогда слѣземъ, чтобъ поднять вещь?

— Придется схватиться за пальмовое дерево и попросить слона подпятиться къ нему, — серьезно отвѣчалъ Ричардъ.

— Мы не умѣемъ объясняться на ихъ языкѣ, — возразилъ Скоттъ.

— Ну, когда мы отправимся на прогулку, — отвѣчалъ Ричардъ, — на голову слона сядетъ человѣкъ съ желѣзнымъ ломомъ въ рукѣ, при посредствѣ котораго, какъ вы убѣдитесь, онъ переведетъ слону всѣ ваши желанія.

Завтракъ превзошелъ даже то, что они ѣли у Изофали, но Скоттъ начиналъ входить во вкусъ пряностей въ пищѣ, составляющихъ потребность жителей на Востокѣ. Послѣ завтрака къ м-ру Раймонду явился одинъ изъ богатыхъ придворныхъ сановниковъ, пригласившій его — «съ разрѣшенія короля» — на пиръ, который онъ давалъ въ тотъ вечеръ въ честь его.

— Онъ большой весельчакъ, и чего добраго перещеголялъ еще Изофали именемъ своимъ и обстановкой. Попробуйте-ка выговорить: Гуламузинъ-ханъ-Каюлала-Кабеэрканбой, — очень быстро выговорилъ Ричардъ. Намъ придется всякій разъ, обращаясь къ нему, прибавлять отъ полутораста до двухсотъ разныхъ титуловъ!

Скоттъ только застоналъ. — Я могу побиться съ вами объ закладъ, что я, по крайней мѣрѣ, не надоѣмъ ему своими разговорами, — добавилъ онъ послѣ минутнаго размышленія.

— Напрасно вы такъ думаете; я такъ нисколько не удивлюсь, если вы будете трещать съ нимъ какъ сорока: это одинъ изъ самыхъ образованныхъ людей въ Индіи. Онъ вамъ очень понравится.

Скоттъ покачалъ головою.

— О! тѣнь великаго Цезаря! — воскликнулъ онъ, пуская въ ходъ любимое восклицаніе, приберегаемое имъ для самыхъ серьезныхъ моментовъ въ жизни. — Ради Бога не оставляйте меня съ нимъ наединѣ. Вдругъ мнѣ придется заговорить съ нимъ.

— Онъ говоритъ по англійски не хуже насъ съ вами.

— Повторите мнѣ еще разъ, пожалуйста, его имя, — умолялъ Скоттъ.

Немного позднѣе они пошли засвидѣтельствовать свое почтеніе королю. Скоттъ шелъ за м-ромъ Раймондомъ со страхомъ и трепетомъ, которые скоро, однако, улеглись, когда онъ увидалъ эту важную особу, сидящею въ англійскомъ креслѣ на прекрасной верандѣ, одѣтымъ въ домашній свободный костюмъ изъ бѣлаго полотна англійскаго покроя, съ бѣленькой шапочкой на головѣ изъ такого-же матеріала, преспокойно курящаго гука или сигару.

Разговоръ шелъ все время по англійски. Даже къ слугамъ своимъ король обращался на англійскомъ языкѣ.

Передъ уходомъ ихъ король приказалъ подать имъ завтракъ и закричалъ вслѣдъ слугѣ, который пошелъ приготовлять его: — Безъ вина и безъ сигаръ. — Затѣмъ, обернувшись къ М-ру Раймонду, съ улыбкой сказалъ:

— Это прескверная у васъ привычка. Но Англія выиграла-бы на сто процентовъ въ Индіи, если-бы хотя одна половина англичанъ слѣдовала вашему примѣру.

— Да онъ самый простой, добрый малый! — воскликнулъ Скоттъ, когда они шли къ обѣду вельможи. — Онъ гораздо больше знаетъ объ Америкѣ, чѣмъ я объ Индіи. Но какой онъ простой, будничный человѣкъ!

— А между тѣмъ онъ одинъ изъ немногихъ туземныхъ правителей, который сумѣлъ удержаться на высотѣ своего положенія, не смотря на владычество Англіи, — замѣтилъ Ричардъ.

Мѣстный пиръ оказался, какъ заранѣе предупреждалъ Скотта о томъ м-ръ Раймондъ, самою невыносимою пыткой. Въ одномъ концѣ величественной залы сидѣлъ хозяинъ съ м-ромъ Раймондомъ, Скоттомъ и нѣкоторыми изъ самыхъ именитыхъ гостей, а на другомъ концѣ, полукругомъ на полу, расположились до сотни друзей хозяина изъ туземцевъ.

Наблюденіе за ними показалось Скотту интереснѣе всего прочаго. Пища приносилась имъ съ плоскихъ блюдахъ, изъ которыхъ они всѣ ѣли пальцами.

Надъ ними, въ концѣ столовой, находился балконъ съ изящными мраморными арками, промежутки которыхъ затянуты были тонкимъ газомъ, ниспадавшимъ густыми складками, такъ что за ними виднѣлись лишь неясныя тѣни.

— Это что тамъ наверху? — спросилъ Скоттъ у м-ра Раймонда, когда представился удобный къ тому случай.

— Тамъ находится женское населеніе дома.

— Какъ вы полагаете, всѣ его жены тамъ или только часть ихъ? — спросилъ онъ черезъ нѣсколько минутъ.

М-ръ Раймондъ разсмѣялся. — Не слѣдуетъ принимать за правило, чтобы у каждаго человѣка въ Индіи было-бы по сотнѣ женъ. Гуламузинъ-Ханъ….

— Можете не кончать, — перебилъ его, смѣясь, Скоттъ.

— Ладно; и такъ у вышерѣченнаго господина всего только одна жена. Я часто слыхалъ отъ него объ этомъ, и онъ очень гордится ею. Онъ говоритъ что у него нѣтъ дѣтей, несмотря на то что у него есть дочь.

— Да, вѣдь дѣвочки у нихъ въ счетъ не входятъ, — сказалъ Скотъ, припоминая разговоры матери по этому поводу.

ГЛАВА XVII.
Бой слоновъ и поѣздка въ горы.

На слѣдующій день былъ назначенъ бой слоновъ, и, собираясь туда на весь день, тотчасъ по окончаніи завтрака, они отправились во дворецъ, около котораго застали уже цѣлую толпу собравшагося народа. Высшее сословіе собралось на балконѣ, на которомъ для туземцевъ были разостланы ковры, для европейцевъ же, которыхъ набралось десятка съ два, поставлены были кресла. Противъ балкона построенъ былъ помостъ, на которомъ могла помѣщаться часть публики, допущенная присутствовать при зрѣлищѣ; крыши, окна и деревья со всѣхъ сторонъ усѣяны были любопытными.

Всадники изъ королевской гвардіи стояли на коняхъ у воротъ, гдѣ входила толпа, гордо выставляя на показъ свое искусство въ наѣздничествѣ, на которое, дѣйствительно, можно было залюбоваться.

На аренѣ, представлявшей громадный квадратъ, два крупныхъ слона привязаны были тяжелыми цѣпями на большомъ разстояніи другъ отъ друга.

Кругомъ всей высокой каменной стѣны огораживавшей арену, продѣланы были калитки въ человѣческій ростъ для того, какъ объяснялъ м-ръ Раймондъ, чтобы туземцы, обязанные находится на аренѣ, могли въ случаѣ надобности, юркнуть въ нихъ и спастись отъ преслѣдованій разъяренныхъ слоновъ.

— Я тоже могъ бы сдѣлать это, — сказалъ Скоттъ. Но впослѣдствіи, когда онъ увидалъ начало боя и ту быстроту, съ которою эти неуклюжія животныя поворачивались, становясь лицомъ къ лицу съ преслѣдователемъ и пускались за нимъ по аренѣ въ погоню, онъ измѣнилъ свое мнѣніе.

Представленіе началось съ того, что двое людей подошли къ свирѣпымъ слонамъ.

Скоттъ вскочилъ на ноги. Они подходили такъ близко. Ему казалось, что они навѣрно будутъ убиты.

— Имъ не грозитъ ни малѣйшей опасности, — сказалъ король, занявшій мѣсто рядомъ со Скоттомъ. — Это вѣдь ихъ погонщики. Слоны прекрасно знаютъ ихъ и никогда не свирѣпѣютъ на столько, чтобы повредить имъ.

Такъ и оказалось: люди смѣло подошли и даже заставили слоновъ взять ихъ хоботами и посадить къ себѣ на голову.

— Имъ достались первыя мѣста на представленіи, — замѣтилъ Скоттъ м-ру Раймонду, когда подошли другіе туземцы и сняли желѣзныя цѣпи съ ногъ слоновъ.

Оба слона, почувствовавъ себя на свободѣ, ринулись одинъ къ другому и сошлись вмѣстѣ. Обѣ громадныя башки ударились другъ объ друга съ неимовѣрною силою, а клыки, коротко отпиленные, чтобъ они нанесли ими себѣ поменьше вреда, стучали и звенѣли отъ быстрыхъ ударовъ.

Погонщики должны были держаться изо всѣхъ силъ, чтобъ не быть сброшенными при первомъ столкновеніи. Огромныя тѣла слоновъ то поднимались на дыбы такъ, что переднія ноги ихъ болтались въ воздухѣ, то они принимались напирать другъ на друга своими ногами.

— Смотрите, — сказалъ Ричардъ, — тотъ слѣва начинаетъ уступать.

— Да, противникъ заставляетъ его пятиться! — возбужденно отвѣчалъ Скоттъ.

— Да, но онъ еще вывернется. Посмотрите! — И дѣйствительно, сдѣлавъ отчаянное усиліе и сбивъ своего противника съ ногъ, онъ рѣзко повернулся и убѣжалъ къ дверямъ своего сарая.

— Что заставило его поступить такъ, когда онъ уже бралъ верхъ? Онъ положительный болванъ, — презрительно сказалъ Скоттъ.

— Это было послѣднее усиліе, — отвѣчалъ Ричардъ.

На ноги побѣжденному слону снова надѣли цѣпи и его увели прочь. Онъ не оказывалъ даже сопротивленія. Ему, казалось было стыдно за самаго себя. Побѣдитель же раздувалъ бока свои отъ гордости, махалъ хоботомъ по воздуху, озираясь кругомъ, точно жаждая новыхъ побѣдъ.

Не долго пришлось ему дожидаться — человѣкъ двѣнадцать туземцевъ, обнаженныхъ до пояса, съ бритыми головами, прикрытыми очень маленькими чалмами и съ самымъ слабымъ намекомъ на одежду, вбѣжали на арену. Они были рослые, прекрасно сложенные молодцы.

— Они одѣты довольно легко, я завидую имъ, — сказалъ Скоттъ, утирая капли пота, выступившія у него на лбу.

— Это для того, чтобъ слонамъ не за что было бы схватить ихъ, — отвѣчалъ король.

— А чтожъ они будутъ дѣлать? — спросилъ Скоттъ.

— Тѣ, которые съ копьями, вступятъ со слономъ въ бой, другіе же съ шестами, на концѣ которыхъ прикрѣплены ружья, пускаемыя въ ходъ въ случаѣ опасности, будутъ бить прямо въ морду слона, чтобъ припугнуть его.

— Никогда не случается, чтобы кто-нибудь былъ убитъ во время этихъ состязаній? — спросилъ Скоттъ.

— Я никогда не видалъ такого случая, — отвѣчалъ король.

Люди, вооруженные копьями, стали пускать ими въ слона, и когда острые концы ихъ вонзались въ его тѣло, онъ начиналъ кидаться то въ ту сторону, то въ другую, преслѣдуя нападающихъ, которые убѣгали отъ него, пока съ другой стороны, другіе не возобновляли нападеніе. Когда же наконецъ слонъ намѣчалъ себѣ одного, больше другихъ надоѣдавшаго ему или чѣмъ либо обратившаго на себя его вниманіе, то онъ пускался за нимъ въ погоню, и тогда преслѣдуемый долженъ былъ удирать изо всѣхъ силъ, чтобъ спастись отъ него въ одну изъ калитокъ. Иногда слонъ съ разбѣга не могъ остановиться и изо всѣхъ силъ ударялся головою въ стѣну надъ одной изъ калитокъ, въ которую скрылся преслѣдователь. Это оказывалось самымъ желаннымъ концомъ для собравшейся въ аренѣ публики, которая считала это необыкновенно забавнымъ и неистово рукоплескала.

Когда кончилась эта часть представленія, началась борьба носороговъ, впущенныхъ на арену съ двухъ противуположныхъ сторонъ.

Какъ только они увидали другъ друга — или скорѣе услыхали, потому что видятъ они только на самомъ близкомъ разстояніи — какъ пустились навстрѣчу тяжелой рысцей. Чѣмъ дальше, тѣмъ больше прибавляли они ходу, но по неуклюжести своей проскочили мимо другъ друга, да и пронеслись такъ до конца арены. Взрывъ хохота раздался со стороны зрителей. Король съ своими гостями покатывались со смѣху, звѣри же рычали отъ бѣшенства, возобновляя снова нападеніе и все также безуспѣшно проскакивая мимо. Но на третій разъ они умѣрили свою прыть и тутъ сошлись наконецъ. Тогда они принялись ожесточенно сражаться своими рогами, какъ опытные гладіаторы, пока одному не удался ловкій ходъ и онъ угодилъ своимъ рогомъ подъ горло противника — единственное уязвимое у нихъ мѣсто. Другой мотнулъ головой въ сторону, такъ что рогъ противника очутился подъ его челюстью, вмѣсто горла, гдѣ не причинилъ ему никакого вреда.

— А вѣдь послѣдній слонъ былъ извѣстный «Палачъ» — сказалъ король м-ру Раймонду, когда они по окончаніи зрѣлища сидѣли на балконѣ за изысканнымъ завтракомъ.

— Вы узнали его?

— Какъ же, — отвѣчалъ Ричардъ, — и съ вашего разрѣшенія, мнѣ хотѣлось бы провести въ конюшню моего юнаго пріятеля, чтобъ показать ему этого слона.

— Я самъ пойду съ вами, — отвѣчалъ король и черезъ нѣсколько минутъ всталъ и повелъ ихъ. Онъ расхаживалъ по огромнымъ помѣщеніямъ, разговаривая со встрѣчающимися слугами, совершенно какъ съ равными. Онъ бралъ Скотта подъ руку и водилъ его то туда, то сюда, откуда можно было лучше разглядѣть закованныхъ великановъ. У него былъ звѣринецъ, далеко превосходящій всѣ звѣринцы при американскихъ циркахъ. Нѣсколько разъ, когда они непринужденно разговаривали и смѣялись вмѣстѣ, Скоттъ внезапно останавливался и пристально вглядывался въ его лицо. Могло ли это быть, чтобъ онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ звѣрскихъ языческихъ властелиновъ, которые описываются въ сказкахъ «Тысячи и одной ночи»?

— Почему вы зовете его «Палачемъ»? — спросилъ Скоттъ, когда они пробирались мимо другихъ клѣтокъ къ самому крупному слону.

— Потому что много лѣтъ тому назадъ, когда мы съ м-ромъ Раймондомъ были еще мальчишками, здѣсь существовалъ способъ казни преступниковъ, который былъ такъ жестокъ, что какъ только мы понабрались ума отъ иностранцевъ, то уничтожили этотъ способъ. Они употребляли этого стараго слона вмѣсто палача, и онъ наслаждался своею обязанностью.

— Но какъ же могли сдѣлать изъ него палача? — спросилъ Скоттъ.

— М-ръ Раймондъ былъ свидѣтелемъ послѣдней казни, — отвѣчалъ король. — Мы тогда встрѣтились съ нимъ въ первый разъ. Ему болѣе чѣмъ кому-либо мы обязаны отмѣной этого варварскаго обычая и также и, тѣмъ, что я здѣсь королемъ въ настоящее время. Онъ можетъ самъ разсказать вамъ объ этомъ.

— Почему называютъ его «Палачемъ», м-ръ Раймондъ? — спросилъ Скоттъ, подходя къ нему, когда отошелъ король. Ричардъ вздрогнулъ. Онъ, повидимому, глубоко погрузился въ воспоминанія о прошломъ. Но, придя въ себя, онъ сказалъ:

— Когда человѣкъ приговоренъ былъ къ смерти, его привязывали къ заднимъ ногамъ этого слона, котораго заставляли волочить его такимъ образомъ по улицамъ; если онъ былъ еще живъ послѣ того, то голову приговореннаго клали на плаху, а слонъ всходилъ на нее и всею своею тяжестью становился ему на голову переднею ногой.

Скоттъ съ содроганіемъ взглянулъ на этого незауряднаго великана, громадныя ноги котораго служили такимъ жестокимъ цѣлямъ. Но мысль о другихъ вопросахъ, которые ему нужно было выяснить, отвлекли Скотта отъ этого удручающаго воспоминанія и онъ сказалъ:

— Король велѣлъ мнѣ спросить васъ, м-ръ Раймондъ, и сказалъ что вы, вѣроятно, не откажете объяснить мнѣ, — какимъ образомъ вы содѣйствовали отмѣнѣ этого способа казни, и тому, что онъ нынѣ здѣсь королемъ?

Ричардъ круто повернулся къ нему и пристально посмотрѣлъ ему въ глаза. Затѣмъ съ усмѣшкой пробормоталъ: — Что за чепуха! Не слѣдуетъ, Скоттъ, вѣрить всему, что городятъ эти льстивые восточные люди.

Они оставались послѣ этого въ Бародѣ еще одинъ день.

— Я спѣшу уѣхать отсюда, — сказалъ м-ръ Раймондъ, — потому что ожидаю получить въ Амгагабадѣ въ скоромъ времени важныя извѣстія. Мы поѣдемъ туда въ гарри — родъ кареты — такимъ образомъ вамъ представится случай испытать другой способъ передвиженія и видѣть знаменитые мраморные берега рѣки Нарбады.

Скоттъ не видалъ гарри до той минуты и увидалъ его въ первый разъ талько передъ самымъ отъѣздомъ.

— Да это цѣлый вагонъ! — было его первымъ восклицаніемъ.

— Это по настоящему называется дакъ-гарри или почтовая карета, — смѣясь отвѣчалъ Ричардъ. — Я хотѣлъ нанять для насъ отдѣльный экипажъ, но, узнавъ, что еженедѣльная почта отходитъ сегодня утромъ, я и рѣшилъ лучше взять ее.

— Такъ, значитъ, мы повеземъ съ собою почту? — Къ чему же тутъ постлана постель?

— Чтобы спать ночью — отвѣчалъ Ричардъ.

— Ночью? Что же скажутъ на это содержатели гостинницъ!

— Черезъ два часа мы будемъ тамъ, гдѣ даже названіе это неизвѣстно. — Вы должны забыть на время о всѣхъ удобствахъ жизни, мой милый другъ, пока не попадете опять на желѣзную дорогу.

— О! — произнесъ Скоттъ. — Это вовсе не такъ дурно. Но полагаю, что мы все же будемъ изрѣдка останавливаться минутъ хоть на десять, чтобъ перекусить чего нибудь.

Удобно усѣвшись на походныхъ сидѣньяхъ, они тронулись въ путь. Скоттъ, по обыкновенію, зорко слѣдилъ за всѣмъ, что происходило передъ его глазами, постоянно осыпая его вопросами: какъ? что? и почему?

— Взгляните-ка сюда, — сказалъ Ричардъ, при въѣздѣ въ первое селеніе. — Это вотъ магометанская бойня.

— Они отнесли ее довольно далеко отъ селенія, — замѣтилъ Скоттъ. — Мнѣ кажется, имъ было бы выгоднѣе поставить ее въ серединѣ деревни, тогда у нихъ былъ бы вѣрнѣе сбытъ.

— Здѣсь это было бы безполезно, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — Это вѣдь страна Маратовъ, гдѣ все индусское. Индусы же не признаютъ убоя чего либо, какъ вамъ извѣстно, въ особенности же — рогатаго скота. Такимъ образомъ, если мусульмане хотятъ употреблять мясо въ пищу, они должны приходить за нимъ сюда, гдѣ это не оскорбляетъ вѣрованій индусовъ.

— Я ни за что не хотѣлъ бы быть мясникомъ, пробормоталъ про себя Скоттъ.

Они не могли пожаловаться на медленность ѣзды. Экипажъ былъ запряженъ двумя, а иногда и тремя лошадьми гуськомъ, и онѣ мчались, какъ вѣтеръ, погоняемыя туземными возницами. Каждый разъ, когда мѣняли лошадей, Скоттъ пользовался остановками, чтобы уловить что нибудь интересное изъ мѣстной жизни.

Однажды онъ увидалъ шедшаго но улицѣ прелюбопытнаго человѣка, одѣтаго въ безконечное множество тряпья и оравшаго во все горло.

— Что это, факиръ? — спросилъ Скоттъ, обращаясь къ м-ру Раймонду.

— Нѣтъ, на этотъ разъ вы ошиблись, — это врачъ, идущій къ больному.

— Спаси Господи и помилуй душу несчастнаго больного! — простоналъ Скоттъ.

— Вы навѣрное повторили бы это, еслибы могли послѣдовать за этимъ докторомъ, — отвѣчалъ Ричардъ. — Онъ войдетъ въ домъ больного, и если тотъ не страдаетъ какою нибудь пустяшною болѣзнью, на излеченіе которой хватаетъ его разумѣнія, то онъ принимается колотить несчастнаго паціента, чтобы вызвать у него признаніе, что онъ оскорбилъ которое либо изъ божествъ. На десять случаевъ бываетъ девять, что больной въ чемъ нибудь согрѣшилъ за послѣднее время и признается въ томъ. Докторъ тогда посовѣтуетъ семьѣ принести какую нибудь жертву, говоря, что если оскорбленное божество умилостивится ихъ жертвоприношеніемъ, то больной поправится, если же нѣтъ — то умретъ. Затѣмъ онъ получаетъ свою плату и уходитъ.

— Я не думаю, чтобъ у него была обширная практика при такихъ пріемахъ, — замѣтилъ Скоттъ.

— Напротивъ, чѣмъ больше умираетъ у него больныхъ, тѣмъ выше онъ цѣнится. Они говорятъ, что врачъ можетъ только дать имъ совѣтъ, но что въ жизни и смерти человѣка воленъ одинъ Богъ. Однажды, когда я проходилъ по этимъ деревнямъ, я встрѣтилъ человѣка, укушеннаго змѣей, а такъ какъ при мнѣ было противоядіе, я тотчасъ приложилъ его и, къ великому удивленію присутствующихъ, спасъ ему жизнь. Но какъ только семья его увидѣла, что онъ останется въ живыхъ, то они сказали:

— Противная змѣя ошиблась на этотъ разъ, она ужалила не того человѣка.

— Это очень занятно, — сказалъ Скоттъ. — Вы должны были чувствовать себя вознагражденнымъ за хлопоты. И такъ дѣлаются всѣ дѣла въ Индіи?

— Это старые порядки; народъ начинаетъ понемогу терять вѣру въ нихъ, благодаря успѣхамъ современной цивилизаціи. Въ большой современной медицинской коллегіи въ Мадрасѣ допускаются даже женщины, и нѣкоторыя изъ нихъ положительно перещеголяли мущинъ.

— Теперь мы проѣзжаемъ мимо гончарни, — прибавилъ онъ черезъ минуту. — Посмотрите, какъ ловко этотъ человѣкъ формуетъ одновременно рукою и ногою, а вонъ та женщина одною рукою вертитъ колесо, а формуетъ обѣими ногами.

— Здѣсь что-ли выдѣлывается тотъ матеріалъ, который наши дѣвочки расписываютъ красками, разстанавливаютъ по полкамъ и считаютъ такою драгоцѣнностью? — спросилъ Скоттъ.

— Именно, и очень можетъ быть, что къ вамъ попадетъ когда-нибудь именно одинъ изъ этихъ кувшиновъ, который будетъ красоваться у васъ въ залѣ, разрисованный маргаритками.

Они добрались до послѣдней станціи, которую предстояло имъ проѣхать въ гарри, и, пославъ Моро съ багажемъ дожидаться ихъ на слѣдующей станціи, откуда они должны были прибѣгнуть къ другому способу передвиженія черезъ горы къ желѣзнодорожной станціи, м-ръ Раймондъ и Скоттъ, въ сопровожденіи Саяда, оставили карету, чтобъ сдѣлать послѣдній переѣздъ по рѣкѣ. Тутъ стояло небольшое селеніе на берегу Нарбады, орошающей чудную, широкую равнину.

Утесы бѣлаго мрамора сверкали во всѣхъ направленіяхъ, окруженные густою зеленью и изобиліемъ цвѣтовъ. Небольшая лодка стояла у берега. Они расположились въ этой лодочкѣ и поздно вечеромъ пустились на веслахъ вверхъ по рѣкѣ.

Картина была необыкновенно красива. Длинныя тѣни ложились на воду, и лодка отражалась на гладкой поверхности, точно въ зеркалѣ. Кругомъ была невозмутимая тишина, даже всплескъ веселъ тотчасъ замиралъ въ воздухѣ. Они медленно подвигались вверхъ по рѣкѣ, въ то время какъ солнце погружалось на западѣ все ниже и ниже.

Передъ ними невдалекѣ поднимался изъ воды высокій, почти отвѣсный утесъ, свыше двухсотъ футовъ высоты. Скоттъ въ недоумѣніи смотрѣлъ на эту мраморную преграду, которая, казалось, преграждала дальнѣйшій путь.

— Что это такое, м-ръ Раймондъ? — спросилъ онъ.

— Не надоѣлъ-ли вамъ этотъ видъ? — сказалъ Ричардъ вмѣсто отвѣта. — Если такъ, то онъ измѣнится моментально, и предъ вами раскроется совершенно другой. Обернитесь назадъ и не глядите впередъ, пока я не скажу вамъ, чтобъ не испортить впечатлѣнія.

Скоттъ повиновался и черезъ нѣсколько минутъ услышалъ, какъ вода закипѣла и забурлила вокругъ лодки. Онъ продолжалъ глядѣть назадъ и замѣтилъ, что вода становилась все темнѣе и темнѣе, между тѣмъ какъ она была чистѣйшей лазури, когда они отплыли.

Наконецъ Ричардъ велѣлъ ему зажмурить глаза, повернуться кругомъ и тогда только открыть ихъ. Не смотря на то, что въ памяти Скотта живы были чудесныя превращенія арабскихъ сказокъ «Тысячи и одной ночи», онъ оказался такъ мало подготовленнымъ къ необычайной картинѣ, представившейся его взорамъ, что остолбенѣлъ отъ изумленія и забылъ даже призвать тѣнь великаго Цезаря.

Вмѣсто обширной зеркальной глади, съ розоватымъ оттѣнкомъ, они очутились среди стремительнаго, бурнаго потока, чернаго какъ ночь. Вмѣсто блестящей бѣлизны, зелени и лазури, съ виднѣвшимися на горизонтѣ лѣсами, возвышались теперь по обѣ стороны отвѣсныя стѣны, сверкавшія какъ-бы инеемъ. Полнѣйшая тишина, царившая надъ всѣмъ, смѣнилась безпрерывнымъ шумомъ и гомономъ со всѣхъ сторонъ, потому что эти мраморныя стѣны были буквально унизаны обезьянами; среди нихъ виднѣлись изящныя формы павлиновъ, распустившихъ свои пышные хвосты въ солнечномъ сіяніи, освѣщавшемъ вершины утесовъ.

— Какой тутъ можно дать выстрѣлъ! — воскликнулъ Скоттъ, когда первое впечатлѣніе улеглось.

Шагахъ въ ста впереди висѣла надъ водою, головою внизъ, ясно выдѣляясь на бѣлизнѣ мрамора, большущая обезьяна. Онъ бросился впередъ, чтобъ достать ружье, которое лежало на носу лодки.

— Лучше, Скоттъ, не стрѣляйте по ней, потому что вы можете дать промахъ, — замѣтилъ Ричардъ.

— Такъ чтожъ? — сказалъ Скоттъ, приготовляясь стрѣлять. — Если промахнусь разъ, могу попасть въ другой; а было-бы интересно привезти домой чучело обезьяны.

— А можете-ли вы различить эти коричневые шарики, которыми усѣяно все кругомъ? — спросилъ Ричардъ, указывая на шероховатые бока скалъ.

— Что это такое? — спросилъ Скоттъ.

— Пчелиныя гнѣзда, — произнесъ Ричардъ.

— Экая рѣдкость пчелиныя гнѣзда! — воскликнулъ Скоттъ, — мало-ли я видалъ ихъ въ Массачузетсѣ.

— Пуля ваша можетъ отскочить, и вы задѣнете которое либо изъ нихъ, — спокойно продолжалъ Ричардъ.

— Такимъ образомъ мы раздобыли бы себѣ немножко медку, а я рискнулъ бы познакомиться съ ними ближе, — сказалъ Скоттъ минуту спустя.

— Не много нашли бы вы у нихъ меду, — возразилъ Ричардъ. — Онѣ вѣдь не привыкли работать для рынка или запасаться на зиму. Онѣ только заготовляютъ для домашняго потребленія въ дождливое время и это даетъ имъ достаточно свободнаго времени, чтобъ держать жала свои въ боевомъ порядкѣ. Я даже думаю, что вы получите больше уколовъ, чѣмъ меду. — Скоттъ видимо колебался.

— А вамъ случалось развѣ слышать о случаяхъ ужаленія здѣсь пчелами? — спросилъ онъ.

— Нѣсколько лѣтъ-тому назадъ я плылъ здѣсь, дѣлая изысканія съ однимъ англійскимъ инженеромъ. Мы плыли въ лодкѣ вдвоемъ, суденышко было у насъ небольшое. На полупути онъ выстрѣлилъ по большой обезьянѣ и задѣлъ пчелиное гнѣздо. Я видѣлъ, какъ оно упало, но не обратилъ на это вниманія, пока въ одно мгновеніе весь воздухъ не наполнился пчелами. Онѣ запримѣтили лодку и посыпались на нее какъ градъ. На мнѣ была только тонкая рубашка и полотнянные штаны. Три или четыре пчелы ужалили меня, и этого было достаточно, чтобъ за ними послѣдовало штукъ до пятидесяти, прицѣливавшихся, гдѣ удобнѣе напасть. — Бросайтесь въ воду, спасайтесь отъ нихъ! — закричалъ мнѣ англичанинъ; а такъ какъ онъ былъ моимъ начальникомъ по развѣдочной части, я немедленно повиновался, предполагая, что и онъ послѣдуетъ за мною. Я плылъ по быстрому теченію подъ водою; но пчелы слѣдовали за мною и всякій разъ, какъ я высовывалъ голову изъ воды, чтобъ передохнуть, онѣ немедленно нападали на меня. Наконецъ онѣ отстали. Я вылѣзъ тутъ на берегъ и пока поджидалъ лодку, я обобралъ ихъ съ себя до тридцати двухъ штукъ; онѣ присосались ко мнѣ, пока не утонули. Немного погодя показалась лодка. Я подплылъ къ ней и увидалъ лежавшимъ тутъ на днѣ ея моего бѣднаго инженера, заѣденнаго на смерть.

— Какъ, неужели онъ зажаленъ былъ этими пчелами? — съ содроганіемъ спросилъ Скоттъ.

— Да, зажаленъ до смерти, — подтвердилъ Ричардъ.

Скоттъ положилъ ружье свое въ сторону и молча смотрѣлъ, какъ садилось солнце и всходила луна, ясная и бѣлая.

Все стихло — не было слышно болѣе крика павлиновъ, ни щелканья обезьянъ, ни жужжанія пчелъ. Изрѣдка всплеснется рыба; одинъ разъ они перегнали неуклюжаго крокодила, лѣниво пробивавшагося противъ теченія. Въ мѣстахъ, гдѣ падалъ лунный свѣтъ, они дѣлали наблюденія надъ дрожащимъ столбомъ его, освѣщавшимъ до дна черную глубину, въ которой можно было различить бѣлые бока рыбины.

— Здѣсь должна быть отличная рыбная ловля, — сказалъ Скоттъ немного погодя.

— Ловля здѣсь довольно хороша, да рыба то здѣсь плохая: совсѣмъ мягкая.

— Судя по количеству, ее должно быть совсѣмъ не ловятъ, — сказалъ Скоттъ.

— Ею питаются развѣ одни бѣдняки, — отвѣчалъ М-ръ Раймондъ.

Эту ночь они проспали въ лодкѣ, а утромъ очутились у маленькой пристани, гдѣ ожидалъ ихъ гарри, запряженный волами, который Моро нанялъ для нихъ.

Переѣздъ черезъ горы считался двудневнымъ путешествіемъ, а такъ какъ у нихъ былъ лишній день въ запасѣ и чтобъ не переутомлять Скотта безъ надобности, Ричардъ рѣшилъ посвятить на него два дня безъ спѣшки. Дороги черезъ горы были вовсе не дурны, но такъ какъ имъ пришлось ѣхать въ экипажахъ на двухъ колесахъ, безъ рессоръ, а волы пустились съ мѣста рысью, съ возницею, сидѣвшимъ между ними на дышлѣ и безпощадно гнавшимъ ихъ, то Скотта такъ растрясло, что онъ съ удовольствіемъ привѣтствовалъ подъемъ въ гору, который поневолѣ заставилъ ихъ идти шагомъ. Прислуга съ багажемъ ѣхала въ другомъ гарри. Кромѣ того нанято было четверо индусовъ на случай, если завязнетъ колесо въ выбоинѣ, или при подъемахъ на большую крутизну, если волы не смогутъ вывезти, что случалось не разъ. Затѣмъ при партіи находился еще надсмотрщикъ для распорядка; такимъ образомъ поѣздъ изъ девяти слугъ, четырехъ воловъ и двухъ повозокъ исполнялъ работу, на которую въ Америкѣ потребовался бы одинъ экипажъ съ парою лошадей и однимъ возницей.

У подножія горы они въѣхали въ лѣсъ и начали постепенно подниматься. Указывая на шероховатыя вѣтви узловатыхъ деревьевъ, росшихъ на противоположной сторонѣ горы, м-ръ Раймондъ сказалъ: — Посмотрите-ка Скоттъ, на эти деревья — это знаменитые деодары. Это тоже самое, что кедры ливанскіе. Эти экземпляры еще не такъ замѣчательны; но если мы достигнемъ Гималайскихъ горъ, то увидите лѣса, тянущіеся на цѣлыя мили, гдѣ деревья эти достигаютъ свыше двухсотъ футовъ вышины.

Съ каждымъ часомъ лѣсъ становился гуще.

— Посмотрите, дерево это покрыто снѣгомъ, — воскликнулъ Скоттъ, когда они огибали гору и подъѣзжали къ другой рощѣ.

— Это не снѣгъ, Скоттъ, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ: — это родъ мшистаго дуба, забредшаго сюда изъ Скинда, гдѣ они ростутъ въ большомъ количествѣ. Въ такихъ рощахъ вы бы, конечно, подумали, что выпалъ сильный снѣгъ. Листья ихъ такого темно-зеленаго цвѣта, что мохъ поэтому кажется бѣлѣе, чѣмъ онъ въ дѣйствительности.

Моро пробѣжалъ мимо нихъ, во время ихъ разговора, и скрылся въ лѣсу.

— Тутъ по близости есть селеніе, — объяснялъ Ричардъ, — представляющее изъ себя первобытный городъ. Моро раньше какъ то со мной проѣзжалъ здѣсь и должно быть свелъ дружбу съ однимъ изъ туземцевъ. Вѣроятно, онъ теперь побѣжалъ съ нимъ повидаться.

Немного погодя они обогнули гору, но Скоттъ, жадно глядѣвшій впередъ, увидалъ только нѣсколько бугорковъ по обѣимъ сторонамъ дороги. Моро сидѣлъ по одну сторону, а двое почти нагихъ человѣка по другую.

— Селеніе! Да я бы скорѣе назвалъ его кладбищемъ. Я могу различить туіъ нѣсколько могилъ, но селенія никакого не вижу! — воскликнулъ онъ съ разочарованіемъ.

— Вы потому не можете видѣть селенія, что оно все подъ землею, — отвѣчалъ его пріятель. — Первобытныя племена также мало обращаютъ вниманія на архитектуру, какъ и ихъ предки. — То, что вы видите, — крыши домовъ. Дома же ихъ — просто норы, вырытыя въ землѣ.

— Прохладное мѣсто, чтобы скрываться отъ жары, — замѣтилъ Скоттъ, начинавшій испытывать на себѣ удручающую духоту сплошного лѣса.

— Когда мы съ Моро проходили здѣсь въ первый разъ, намъ пришлось останавливаться въ этомъ городѣ на двѣ ночи и одинъ день, — сказалъ Ричардъ. — Поднялась такая буря, какой я отъ роду не видывалъ въ этихъ горахъ. Мы были очень счастливы, что могли здѣсь укрыться, могу васъ увѣрить; а такъ какъ гостинницъ здѣсь не водится, то мы пріютились въ самомъ большомъ домѣ, въ одной половинѣ котораго, ничѣмъ не отгороженной, помѣщались козы, а въ другой половинѣ люди: но такъ какъ погода была отвратительна, то обѣ семьи находились дома. Козъ было немного болѣе двѣнадцати, людей же вдвое больше. Козы были гораздо опрятнѣе, потому что обыкновенно проводили большую часть времени внѣ дома, гдѣ обчищались отъ грязи, поэтому въ видахъ удобства и простора, мы помѣстились съ козами. Видите вы эту дыру въ верхушкѣ!

— Эту квадратную дыру? Конечно, — отвѣчалъ Скоттъ. — Для чего она? — вѣроятно, это окно?

— Мы тоже такъ думали — отвѣчалъ М-ръ Раймондъ, — такъ какъ это единственное имѣющееся у нихъ отверстіе. Прямо подъ нею въ полу устроена яма, служащая для топки, окно же наверху служитъ имъ вмѣсто трубы, хотя это единственное мѣсто во всемъ домѣ, какъ оказалось, куда дымъ не шелъ. Онъ стелется по всему помѣщенію, пока не исчезнетъ самъ собою. У хозяина оказалась въ одномъ углу цѣлая корзина яицъ. Онъ говорилъ, что ждетъ случая, когда кто нибудь изъ селенія отправится въ паломничество, чтобъ дать ихъ ему на продажу въ толпѣ. Старикъ цѣнилъ ихъ очень дешево. Я взялъ у него двѣ дюжины, но онъ предлагалъ мнѣ взять больше. Онъ даже подарилъ мнѣ одну дюжину, говоря, что ему некуда дѣвать ихъ; домашнимъ его они пріѣлись, для высиживанія же они уже не годятся.

— А яйца понравились вамъ? — спросилъ Скоттъ, когда ихъ гарри подъѣхалъ къ ручейку, чтобъ попоить буйваловъ.

— Лучше не спрашивайте, — отвѣчалъ Ричардъ. — Въ вознагражденіе за всѣ протори, я подарилъ ему мою старую поярковую шляпу, старый сюртукъ и бѣлый зонтикъ. Старикъ нарядился въ нихъ и, собравъ у дверей въ кругъ своихъ семерыхъ женъ, напутствовалъ меня самыми благими пожеланіями.

Слѣдующее селеніе, въ которое они въѣхали, походило болѣе на современныя постройки. Индусъ, везшій возъ соломы, запряженный двумя буйволами, остановился поглядѣть на нихъ.

— Это первый, кажется, случай, что кто нибудь обратилъ на насъ вниманіе, съ тѣхъ поръ какъ мы высадились, — сказалъ Скоттъ. Если бы вы привезли въ Америку любого изъ этихъ молодцевъ, всѣ бѣгали бы за нимъ по пятамъ, какъ только онъ показалъ бы носъ свой на улицу.

Къ ночи они остановились въ Дакъ-Бунгаллоу, нѣчто замѣняющее старинные каравансараи, т. е. зданія на пути слѣдованія каравановъ для отдыха путешественниковъ, которые сохранились еще въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Индіи.

Дакъ-Бунгаллоу помѣщалось въ самомъ концѣ селенія въ живописной мѣстности на краю окруженнаго горами озера, въ которомъ противуположныя горы съ густою листвою отражались какъ въ зеркалѣ. Небольшія лодочки скользили по поверхности воды. Путешественники наши наняли лодочку и покатались въ ней.

— Какой прелестный уголокъ! — воскликнулъ Скоттъ, глядя на крутые скаты холмовъ, которые съ одной стороны возвышались почти отвѣсно изъ воды, между тѣмъ, какъ по другой сторонѣ у самой воды роскошнѣйшіе рододендры и красивыя, бѣлыя розы расли, непроходимой чащей, наполняя воздухъ благоуханіемъ.

На утро они встали спозаранку, такъ какъ людямъ приказано было къ пяти часамъ быть на готовѣ къ отъѣзду. Позавтракавъ, они стали поджидать ихъ. Но никого не было видно.

— Да гдѣ же они, наконецъ? — спрашивалъ Скоттъ.

— Болтаются гдѣ нибудь, — небрежно отвѣчалъ Ричардъ.

Прождали еще часъ. Никто не являлся.

— А вы, пожалуй, и деньги отдали впередъ? — спросилъ Скоттъ.

— Обязательно половину: таковъ здѣсь обычай. Никто изъ туземцевъ ни за что не возьмется, пока не получитъ впередъ половину платы.

— Бьюсь объ закладъ, что онъ сбѣжалъ, — сказалъ Скоттъ.

— Напрасно проиграете, если побьетесь, — смѣясь отвѣчалъ Ричардъ, — Онъ гдѣ нибудь за угломъ лежитъ преспокойно, выжидая, чтобъ мы переволновались и предложили бы ему прибавку, чтобъ ѣхать далѣе.

— Наймите лучше кого нибудь другого, — въ негодованіи сказалъ Скоттъ.

— Мы этого не можемъ сдѣлать, и онъ прекрасно знаетъ это, — отвѣчалъ Ричардъ. — Ни одинъ экипажъ во всемъ городѣ не возьмется теперь везти насъ.

— Значитъ мы въ его рукахъ? — ворчалъ Скоттъ.

— До нѣкоторой степени.

Въ эту минуту показался одинъ изъ индусовъ.

— Гдѣ вашъ хозяинъ? — спросилъ Ричардъ.

— Не знаю, Саибъ, — отвѣчалъ тотъ.

Ричардъ небрежно лежалъ растянувшись на постели и, позвавъ содержателя бунгаллоу, сказалъ:

— Приготовьте намъ обѣдъ къ полудню.

Индусъ стоялъ, не двигаясь съ мѣста; наконецъ Ричардъ сказалъ ему:

— Что вашъ хозяинъ, все еще въ деревнѣ?

— Да, Саибъ, онъ на озерѣ удитъ рыбу, — отвѣчалъ тотъ.

— Пойдите и скажите ему, чтобъ онъ пришелъ за своимъ гарри и убирался съ нимъ къ чорту, я пошлю слугу за другимъ. Мнѣ не понравилось, какъ онъ везъ меня вчера.

— Я вовсе не нанятъ для исполненія порученій: мнѣ нужно заплатить за это, — невозмутимо объявилъ индусъ.

Ричардъ бросилъ ему мѣдяшку, и онъ исчезъ.

— Чтожъ онъ передастъ хозяину ваши слова? — спросилъ Скоттъ.

— И не подумаетъ, — смѣясь, отвѣчалъ Ричардъ. Онъ не пойдетъ дальше мѣстнаго кабака, тутъ онъ остановится, пока не пропьетъ всѣхъ денегъ. Затѣмъ вернется сюда и будетъ просить прибавки. Въ этотъ промежутокъ времени остальные слуги, одинъ за другимъ, всѣ перебываютъ здѣсь.

Онъ вѣрно угадалъ. Другъ за дружкой являлись они поочередно, получали мѣдную монету и уходили якобы исполнить порученіе.

— Къ чему вы это дѣлаете? — съ негодованіемъ спросилъ Скоттъ.

— Всего то вышло меньше восьми центовъ, — отвѣчалъ Ричардъ, — а я между тѣмъ заручился всѣми ими. Они всѣ теперь въ кофейнѣ. Вскорѣ появится ихъ главный предводитель, и мы вмѣстѣ пойдемъ съ нимъ туда и заразъ сгонимъ всю кучку. Иначе намъ никакъ бы не собрать ихъ вмѣстѣ.

Во время ихъ разговора первый индусъ пришелъ обратно.

— Ага! — сказалъ Ричардъ съ улыбкой. — Эта игра пошла у нихъ по новому. Предводитель ихъ посылаетъ этого малаго за своей мѣдяшкой, вмѣсто того чтобъ придти самому. — Затѣмъ, обернувшись къ индусу, онъ спокойно спросилъ его:

— Ну чтожъ, нашли вы его?

— Да, Саибъ, — отвѣчалъ тотъ, — и онъ сказалъ, что придетъ сейчасъ.

— Что жъ, онъ тутъ?

— Нѣтъ, Саибъ; я не видалъ его.

— Такъ онъ, значитъ, не приходилъ?

— Нѣтъ, Саибъ, онъ поплылъ въ лодкѣ но озеру.

— Да вѣдь вы же говорили, что нашли его.

— Какъ же могъ я, Саибъ, найти его? Его тамъ не было.

— А знаете ли, гдѣ онъ теперь?

— Да, Саибъ. Я увидалъ лодку, плывущую обратно по озеру, и тотчасъ пришелъ сказать вамъ объ этомъ.

— Прекрасно, — сказалъ Ричардъ, привставая. — Такъ мы вмѣстѣ пойдемъ къ озеру, встрѣтимъ его и лично переговоримъ.

— Да онъ раньше, Саибъ, сойдетъ на берегъ и уйдетъ, — сказалъ индусъ, ни мало не смущаясь.

— Я могу розыскать его, — отвѣчалъ Ричардъ.

— Такъ я розыщу его за васъ, Саибъ, и приведу его сюда за полъ-анны.

— Прекрасно. Приведите его сюда и вы получите за это двѣ анны. Я хочу исколотить его.

— Если Саибъ заплатитъ мнѣ впередъ половину я схожу, — сказалъ индусъ.

— Убирайтесь вонъ! — сказалъ Ричардъ, вскакивая съ мѣста.

Индусъ тотчасъ выбѣжалъ, и черезъ двѣ минуты предводитель партіи вошелъ въ бунгаллоу въ попыхахъ.

— О, Саибъ! — воскликнулъ онъ, бросаясь предъ нимъ на колѣни, — у меня случилось страшное несчастье. Я все время гонялся, розыскивая своего пропавшаго быка. Онъ ушелъ куда то ночью. Я бѣдный человѣкъ: эта пропажа раззоритъ меня, со всею дорогою моей семьею. Помогите мнѣ, Магараджа, помогите несчастному, погибающему человѣку.

— Но одинъ изъ вашихъ слугъ сказалъ мнѣ, что вы на озерѣ занимались рыбною ловлей, — произнесъ Ричардъ.

— Вретъ онъ все, — воскликнулъ предводитель въ ожесточеніи. — Чтобъ подавиться ему грязью и оскверниться! Чтобъ вѣтеръ сломалъ ему кости! Лопни глаза мои, Саибъ, коли я вру!

— Такъ мы поѣдемъ на одной парѣ и прихватимъ еще нѣсколько кули, чтобъ тащить намъ багажъ, — сказалъ Ричардъ.

— Но, Саибъ, оба вола второй пары заболѣли, они не могутъ шевельнуться. О! я пропалъ, пропалъ окончательно!

— Такъ мы подождемъ до завтра, и дадимъ имъ поправиться.

— Имъ никогда не поправиться, они околѣваютъ, Саибъ. А еще хуже, что сегодня ожидается сюда партія, и очень большая партія путешественниковъ съ юга, которымъ потребуется занять весь бунгаллоу. У Саиба нѣтъ палатокъ: что станете вы дѣлать?

— Что дѣлать? Я отправлюсь въ путь пѣшкомъ. Я могу заплатить столько, что заставлю все селеніе встать на ноги и нести меня на спинѣ. Не безпокойтесь. Есть сотни вещей, которыя я могу предпринять. Если черезъ полчаса вы не явитесь сюда на обѣихъ парахъ воловъ, я найду, что мнѣ дѣлать, но съ вами я не поѣду.

— Если бы Саибъ сжалился надъ бѣднымъ человѣкомъ и подарилъ бы мнѣ хоть сколько нибудь!

— Ничего вамъ не дамъ и черезъ полчаса меня здѣсь не будетъ.

— Дайте часокъ, только одинъ часъ! — молилъ распростертый на землѣ человѣкъ. — Всѣ мои люди пошли искать моего вола.

— Нѣтъ, неправда, — они всѣ въ кабакѣ, — отвѣчалъ Ричардъ.

— Подарите мнѣ самую бездѣлицу, Саибъ!

— Ни малѣйшей. А если вы будете исправны до конца и доставите насъ благополучно, то получите подарокъ, но никакъ не раньше.

— Черезъ десять минутъ я буду здѣсь, Саибъ, — отвѣчалъ онъ, и дѣйствительно черезъ три-четверти часа онъ былъ у подъѣзда.

— Онъ опять продѣлаетъ всю эту канитель, когда мы будемъ выѣзжать изъ лѣсу, — пророчилъ Ричардъ, когда они тронулись въ путь. — И если онъ находчивъ и выкинетъ штуку тамъ, гдѣ худо идти пѣшкомъ, такъ онъ возьметъ надо мной верхъ, если же дорога пригодна для ходьбы, мы велимъ Моро и Саяду выкинуть багажъ изъ его повозки и пойдемъ пѣшкомъ. Это заставитъ его согласиться на мои условія.

— Знаете ли, м-ръ Раймондъ, мнѣ подъ часъ приходитъ въ голову, что въ Индіи царитъ невообразимый хаосъ. То она представляется мнѣ воплощеніемъ рая на землѣ, и кажется, что я, вѣкъ свой готовъ бы прожить здѣсь, и мечтаю вернуться сюда, когда буду взрослымъ человѣкомъ, то вдругъ она кажется мнѣ самой отвратительной ямой, въ которой все мнѣ ненавистно и гдѣ я не желалъ бы оставаться ни одного лишняго дня.

— Потому что это пока только свѣже вспаханная нива, на которой старые порядки смѣшались съ новыми. Со временемъ все перемелется.

Они доѣхали до желѣзнодорожной станціи безъ новыхъ притязаній на бакшишъ (на чай), за что м-ръ Раймондъ вознаградилъ ихъ, удвоивъ сумму, которую первоначально намѣревался дать всѣмъ сопровождавшимъ его слугамъ, и они разстались большими друзьями.

— Они въ сущности благодарные бродяги, — сказалъ Скоттъ, чувствуя что сердце его размякло по отношенію къ этимъ грубымъ туземцамъ, позабывъ выдержанную ими борьбу въ то утро, передъ отъѣздомъ.

— Это такъ кажется сейчасъ, — отвѣчалъ Ричардъ. Намъ остается еще полчаса, до отхода поѣзда, и вы увидите, что за это время всѣ они поочередно будутъ возвращаться, жалуясь на что нибудь и клянча прибавки. — И онъ вѣрно угадалъ.

— Что это за причудливыя издѣлія разостланы тамъ среди этой кучи полуразрушенныхъ лачугъ? — спросилъ Скоттъ, когда они, выйдя передъ отъѣздомъ прогуляться, проходили мимо очень большой и низкой постройки, въ состояніи полнаго разрушенія. Вся земля вокругъ нихъ была покрыта чѣмъ то очень яркимъ и пестрымъ.

— Это красильня, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ, — гдѣ окрашиваются ткани въ тѣ чудные цвѣта, которымъ у насъ такъ давно и безуспѣшно стараются подражать.

— Неужели мы не можемъ перенять даже этого? — спросилъ Скоттъ, глядя съ пренебреженіемъ на развалившееся зданіе красильни.

Первый отходящій поѣздъ былъ «мѣстный», или «дополнительный».

— Я очень этому радъ, — замѣтилъ Ричардъ, — хотя эти дополнительные поѣзда въ Индіи самые непріятные для передвиженія, но мы воспользуемся имъ, чтобъ добраться до Джабалпура, гдѣ у насъ останется нѣсколько свободныхъ часовъ, въ ожиданіи ночного скораго поѣзда изъ Бомбея въ Аллагабадъ; а у меня есть разрѣшеніе осмотра большой Тугской тюрьмы.

— Какой тюрьмы? — спросилъ Скоттъ.

— Тюрьмы, въ которой заключены осужденные туги.

— А что же они изъ себя представляютъ?

— Это худшая сторона Индіи, — отвѣтилъ Ричардъ.

По пути къ Джабалпуру м-ръ Раймондъ объяснилъ Скотту, что туги существуютъ въ Индіи съ глубокой древности и составляютъ большое тайное общество. Ни жены, ни ближайшіе родственники значительнѣйшихъ туговъ въ странѣ не знаютъ, какими путями составляютъ они себѣ баснословныя состоянія. Въ сущности они просто разбойники и грабители, хотя признаютъ себя смиренными послѣдователями грозной богини Кали.

Существуетъ повѣріе, будто богиня эта питается кровью мертвецовъ, и туги совершаютъ убійства, чтобъ приносить ей жертвы. Затѣмъ они обираютъ свои жертвы, чтобъ самимъ обагащаться. Во избѣжаніе шума, кровавыхъ слѣдовъ и случайныхъ промаховъ, они совершаютъ убійства посредствомъ рюмала, или узловатаго плата, который накидывается сзади на голову намѣченной жертвы и закручивается извѣстнымъ образомъ, удавливая человѣка раньше, чѣмъ тотъ успѣетъ вскрикнуть.

Пока не были проведены желѣзныя дороги, всѣ грузы и золото въ Индіи перевозились караванами, такъ что для грабителей случаи представлялись на каждомъ шагу.

Трудно было накрыть ихъ, потому что путники, отправлявшіеся въ дальнія странствія, при тогдашнихъ медленныхъ способахъ передвиженія, обречены бывали отлучаться изъ дому на цѣлые мѣсяцы, и если они были убиты въ пути, убійство и ограбленіе ихъ долго не всплывали наружу. Туги были такъ осторожны при своихъ нападеніяхъ, что никого не оставляли въ живыхъ изъ партіи, во избѣжаніе огласки, и имъ удавалось такимъ образомъ хоронить концы.

Кирка, которою они рыли могилы для своихъ жертвъ, была священною эмблемою ихъ общества. Они отправляли надъ нею богослуженіе, передъ выступленіемъ. Они страшно суевѣрны и въ разныхъ примѣтахъ видятъ указанія своего божества.

Всѣ эти разсказы, въ связи съ кучей анекдотовъ изъ собственной жизни м-ра Раймонда, такъ сократили время, что проѣздъ въ дополнительномъ поѣздѣ показался Скотту быстрѣе молніи, и онъ не успѣлъ оглянуться, какъ они уже пріѣхали въ живописный городъ Джабалпуръ, лежащій среди защищенной горами долины, открытой солнцу и живительному горному воздуху; вдали же рѣка Нарбада, на которую Скоттъ смотрѣлъ уже, какъ на старую знакомую, извивалась между песчаныхъ береговъ, сверкая на солнцѣ серебряною нитью. Городъ находился надъ ближайшими мраморными ущельями на высотѣ десяти миль.

Скотта всего передернуло, когда они вступили подъ каменные своды крѣпкой тюрьмы, въ которой заключены были туги.

Ихъ было человѣкъ семь, и всѣ они лежали въ углу одной камеры, какъ хищные звѣри въ клѣткѣ.

— Не желалъ бы я встрѣтиться съ этими молодцами на волѣ ночью, даже еслибъ они забыли дома свои рюмала, — сказалъ Скоттъ.

— Они вовсе не такъ дики съ виду, — замѣтилъ Ричардъ, — посмотрите на того, что стоитъ на лѣво въ углу, онъ смиренъ какъ котенокъ.

— Можетъ быть, но я предпочелъ бы посторониться отъ него, — сказалъ Скоттъ.

Но имъ пора было возвратиться на станцію и устроиться въ экстренномъ поѣздѣ, отходящемъ въ Аллахабадъ, городъ находящійся почти въ самомъ центрѣ Индіи, или по меньшей мѣрѣ въ центрѣ главныхъ желѣзнодорожныхъ и водяныхъ путей сообщенія, имя котораго, какъ объяснилъ Скотту м-ръ Раймондъ, означаетъ — «Божій Градъ».

ГЛАВА XVIII.
Туги и измѣнники.

Первое, что увидѣлъ Скоттъ при въѣздѣ въ Градъ Божій, былъ громадный желѣзнодорожный мостъ, перекинутый черезъ рѣку.

— Что это за рѣка? — спросилъ онъ, но вглядѣвшись пристальнѣе, воскликнулъ въ изумленіи. — Но что же это съ нею дѣлается? Одна половина воды бѣлая, а другая черная.

— Здѣсь происходитъ сліяніе двухъ рѣкъ: Ганга съ Джумной, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — По преданію, Гангъ вытекаетъ непосредственно изо рта Брамы, это самая священная вода въ мірѣ. Воды Джумны также священны.

— Но почему же — спросилъ Скоттъ, — вода по одной сторонѣ черная, а по другой бѣлая?

— Потому что обѣ эти рѣки, хотя берутъ свое начало по близости одна отъ другой, протекаютъ по такимъ различнымъ грунтамъ, что одна совершенно мутна, между тѣмъ какъ другая прозрачна.

Гостинница находилась на открытомъ скверѣ, на берегу рѣки, противъ стариннаго укрѣпленія, въ которомъ помѣщался и дворецъ. Крѣпость возвышалась отвѣсно изъ воды.

М-ръ Раймондъ засталъ здѣсь письма очень важнаго содержанія.

— Мы должны сегодня же въ ночь ѣхать въ Бенаресъ, — сказалъ онъ. — Я напалъ на вѣрный слѣдъ съ самаго начала, но еще неизвѣстно, что изъ этого выйдетъ. Помните ли того человѣка, съ которымъ я встрѣтился на пути между Ливерпулемъ и Лондономъ? Онъ мнѣ указалъ на закадычнаго пріятеля Деннета, соучастника по многимъ мошенническимъ его продѣлкамъ здѣсь, большаго негодяя, полукровнаго туземца, — онъ состоитъ надсмотрщикомъ надъ рабочими. Я узналъ, что онъ заканчиваетъ насыпь на дорогѣ къ Могулъ-Сараю, противъ Бенареса, и прямо послалъ за нимъ.

— Мнѣ кажется, что это довольно рискованный пріемъ, — сказалъ Скоттъ.

— Оно и могло бы быть опасно, — отвѣчалъ Ричардъ, — но я уже успѣлъ дать ему острастку, и онъ отлично знаетъ, что я могу, если захочу, еще надѣлать ему не мало хлопотъ; поэтому, какъ только онъ понялъ, что я слѣжу за нимъ, то немедленно во всемъ признался.

— Какъ относительно Поля? — воскликнулъ Скѣттъ, поблѣднѣвъ отъ волненія.

— Да, относительно Поля.

Скоттъ вскочилъ съ мѣста и, обвивъ руками шею Ричарда, звонко расцѣловалъ его.

— Но, вы должны, Скоттъ, вооружиться терпѣніемъ. Не мало еще можетъ встрѣтиться намъ затрудненій въ нашихъ развѣдкахъ, а еще болѣе въ достиженіи цѣли. Теперь намъ предстоитъ ѣхать въ Бенаресъ и посмотрѣть, что возможно предпринять тамъ.

— Нельзя ли выѣхать раньше вечера? — заторопился Скоттъ.

— Терпѣніе, терпѣніе, другъ мой! — ласково произнесъ Ричардъ. — Я очень хорошо понимаю, что вы должны чувствовать, но если мы будемъ горячиться, то сдѣлаемъ болѣе вреда, чѣмъ пользы. Намъ придется дѣйствовать такъ осторожно и двигаться такъ медленно впередъ, что я опасаюсь, вы безпрестанно будете сердиться на меня.

— Нѣтъ, никогда! — воскликнулъ Скоттъ.

— Не ручайтесь, Скоттъ. И если вы разсердитесь, лучше говорите прямо и я, можетъ быть, разъясню вамъ дѣло; но вы можете быть увѣрены, что, если обстоятельство потребуетъ того, я полечу съ такою быстротою, какая только достижима при помощи пара или иныхъ способовъ передвиженія.

— Постараюсь помнить это, — твердо сказалъ Скоттъ, — но все же мнѣ бы хотѣлось сейчасъ заняться чѣмъ-нибудь.

— Пойдемте гулять, — отвѣчалъ Ричардъ, — а послѣ обѣда мы приляжемъ соснуть нѣсколько часовъ, такъ какъ поѣздъ приходитъ въ Бенаресъ около двухъ часовъ ночи и намъ придется прервать свой отдыхъ.

— До сна ли! — воскликнулъ Скоттъ; но, встрѣтивъ строгій взглядъ м-ра Раймонда и понявъ его значеніе, онъ добавилъ: — конечно, я постараюсь заснуть.

Пройдя по низкимъ прирѣчнымъ кварталамъ, они пришли на берегъ небольшого потока и усѣлись въ тѣни развѣсистыхъ деревьевъ.

— Остались ли еще теперь нѣкоторые туги на свободѣ? — спросилъ Скоттъ, думая о Полѣ.

— Какъ же! — отвѣтилъ Ричардъ. — Шайки, правда, совершенно уничтожены, но нѣкоторые изъ важнѣйшихъ предводителей ихъ находятся на свободѣ, ускользая отъ всѣхъ попытокъ поймать ихъ.

— А видали вы кого изъ нихъ внѣ заточенія? — спросилъ Скоттъ.

— Да, и даже видѣлъ одного изъ значительнѣйшихъ вождей ихъ — Дондарама, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ.

— Мнѣ казалось, что вы причисляли его къ разряду муни, — замѣтилъ Скоттъ.

— Но онъ одновременно и муни, и тугъ; а во время возстанія онъ былъ однимъ изъ самыхъ вліятельныхъ вождей его. Съ тѣхъ же поръ онъ служитъ грозой каждому туземцу, отъ мала до велика, который сражался въ рядахъ англичанъ во время послѣдней борьбы за независимость Индіи.

— Чтожъ онъ дѣлаетъ съ ними?

— Онъ уже умертвилъ болѣе пятидесяти человѣкъ изъ числа тѣхъ, которыхъ онъ называетъ измѣнниками, на виду у правительства, и…

— Развѣ не могутъ розыскать его? — нетерпѣливо перебилъ Скоттъ.

— Могутъ. О немъ часто получаются вѣсти. Нѣсколько разъ уже онъ былъ почти въ рукахъ агентовъ правительства, которое обѣщаетъ десять тысячъ долларовъ награды за его голову, а между тѣмъ онъ все еще живъ.

— А что бы они съ нимъ сдѣлали, если бы поймали его? — спросилъ Скоттъ.

— Повѣсили бы или уморили съ голоду, разрубили бы на части, — всячески уничтожили бы, я полагаю, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ съ такимъ холоднымъ, металлическимъ, мстительнымъ оттѣнкомъ въ голосѣ, который заставилъ Скотта содрогнуться. Онъ взглянулъ ему въ лицо, и увидѣлъ такое мрачное и суровое выраженіе, какого онъ никогда не ожидалъ встрѣтить на лицѣ невозмутимо спокойнаго и мягкаго Ричарда Раймонда.

— А что было причиною возстанія? — спросилъ Скоттъ.

— Это слишкомъ сложный вопросъ, чтобъ намъ разбирать его сейчасъ, — отвѣчалъ Ричардъ.

— А вы говорили, что Дондарамъ былъ въ числѣ ихъ вождей? — сказалъ Скоттъ немного спустя, чувствуя какое то непреодолимое влеченіе къ этому имени.

— Еще бы, онъ былъ душой возстанія, — отвѣчалъ Ричардъ.

— А что онъ дѣйстительно очень дурной человѣкъ?

— Не думаю, — отвѣчалъ Ричардъ. Это — человѣкъ совершнно иного пошиба. Онъ, безъ сомнѣнія, очень храбрый человѣкъ. Онъ былъ прежде вѣроучителемъ. Когда вспыхнулъ мятежъ, онъ примкнулъ къ нему и тѣломъ и душою. Я самъ однажды видѣлъ его на ступеняхъ храма, со шпагою въ рукѣ, среди толпы браминовъ, призывающимъ народъ къ возстанію и освобожденію. Мы были тутъ вмѣстѣ съ Родрикомъ Деннетомъ и едва успѣли спастись тогда. Мы сообщили о томъ, что видѣли британскимъ властямъ, и это сослужило намъ службу въ Индіи.

М-ръ Раймондъ умолкъ. Воспоминанія о пережитомъ нахлынули слихнкомъ живо.

— Какимъ же образомъ? — спросилъ Скоттъ.

— Вѣрнѣе говоря, не столько мнѣ въ то время, сколько Деннету, — отвѣчалъ Ричардъ. — Ему тотчасъ было поручено слѣдить за Дондарамомъ, но вмѣсто того онъ сдѣлался другомъ муни и продалъ Дондараму много свѣдѣній, за хорошую плату. Въ концѣ концовъ Деннетъ снова предложилъ британскому правительству розыскать Дондарама за тысячу фунтовъ стерлинговъ и за прощеніе нѣсколько проступковъ, за которые онъ находился въ тюрьмѣ. Дондарамъ узналъ объ этомъ какъ разъ во время, чтобъ спастись бѣгствомъ. Тогда Деннетъ, боясь его мести бѣжалъ изъ Индіи въ Англію. Его выслѣдили тамъ и чуть было не поймали, но онъ успѣлъ тогда скрыться въ Америку.

— Казалось бы, что послѣ этого онъ долженъ опасаться возвращенія въ Индію, — сказалъ Скоттъ.

— Во всякую другую страну онъ не посмѣлъ бы показаться, — отвѣчалъ Ричардъ, — но здѣсь европейское населеніе постоянно мѣняется. Теперь очень мало встрѣтишь тѣхъ, кого я зналъ въ молодости. Да и народъ забывчивъ въ такой странѣ, какъ Индія. Тотъ, кто скрывается изъ виду на нѣкоторое время, совершенно и безслѣдно исчезаетъ изъ памяти. Вотъ почему я былъ такъ увѣренъ вскорѣ напасть на его слѣдъ, и ожиданія не обманули меня.

— А развѣ Дондарамъ не узналъ бы его? — спросилъ Скоттъ.

— Конечно, если онъ живъ, то признаетъ его, въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія, — отвѣчалъ Ричардъ. — Однако, пора намъ отдохнуть немного. Пойдемте-ка въ нашу гостинницу.

ГЛАВА XIX.
Паломники и жрецы.

— Скоттъ! Скоттъ! Мы подъѣзжаемъ къ Бенаресу, — говорилъ Ричардъ Раймондъ, слегка похлопывая по лбу мальчика, спавшаго въ ночномъ скоромъ поѣздѣ.

Скоттъ, вскрикнувъ, вскочилъ на ноги.

— Извините меня, — сказалъ онъ черезъ минуту, протирая глаза. — Я видѣлъ сонъ. Мнѣ казалось, что Дондарамъ похищаетъ Поля.

— Я воображалъ, что Бенаресъ большой городъ, — съ удивленіемъ сказалъ Скоттъ, когда они вышли на платформу.

— Да онъ и великъ, Скоттъ, только по ту сторону рѣки. Нельзя было построить станцію на той сторонѣ, потому что индусы считаютъ Бенаресъ священною землею, покоящейся на спинѣ божественной черепахи, и такъ ратовали противъ желѣзной дороги, что пришлось поставить станцію по сю сторону рѣки.

— Что этотъ индусъ говорилъ вамъ сейчасъ? — спросилъ Скоттъ.

— У него фонарь въ рукахъ, и, вѣроятно, онъ хочетъ, чтобъ мы пошли за нимъ къ лодкѣ. Я не могъ понять его.

— Я думалъ, что вы знаете всѣ ихъ нарѣчія, — сказалъ Скоттъ.

— Въ Индіи свыше семидесяти совершенно самостоятельныхъ языковъ, не считая безконечнаго количества нарѣчій, — отвѣчалъ онъ. — Жизни человѣческой не хватитъ на изученіе ихъ.

У берега ожидали три лодки, очень плохенькія, даже при тускломъ свѣтѣ фонаря, но человѣкъ, освѣщавшій имъ путь, оказался почтовымъ служителемъ, переправлявшимся въ городъ съ почтовою сумкой, и, предполагая, что лодка, предназначенная къ перевозкѣ почты, должна быть надежнѣе прочихъ, они послѣдовали за нимъ, къ великому неудовольствію прочихъ лодочниковъ. Какъ только лодка съ почтой и нашими путешественниками поплыла по мутной, быстрой рѣкѣ, они пустились обгонять ихъ, чтобъ показать имъ, что, избравъ почталіона, они проиграли въ отношеніи скорости.

Желтая вода брызгала имъ въ лицо, и лодку порядочно качало. Скоттъ началъ трусить, какъ бы имъ не потерпѣть крушенія въ мутныхъ водахъ Ганга, но Ричардъ только посмѣивался.

— Это первый разъ въ жизни, что мнѣ приходится убѣждать туземца ѣхать тише, вмѣсто того чтобы давать ему бакшишъ, чтобы ѣхалъ скорѣе, — говорилъ онъ.

Въ темнотѣ лодка чуть не наскочила на какой то предметъ, плывшій по рѣкѣ. Слѣдующей лодкѣ не такъ посчастливилось, — она прямо угодила на него, такъ что двое или трое гребцовъ полетѣли черезъ бортъ въ воду, къ великому удовольствію прочихъ гребцовъ, не подумавшихъ даже остановиться на минуту, предоставивъ своимъ товарищамъ барахтаться посреди рѣки.

— Что это такое плыло по водѣ? — спросилъ Скоттъ.

— Дохлая корова, утопающая въ блаженствѣ, — отвѣчалъ торжественно Ричардъ.

— Что! — воскликнулъ Скоттъ, чуя, что тутъ скрывается какая то шутка.

— Да то, что Гангъ, какъ вамъ извѣстно, наисвященнѣйшая рѣка: когда падетъ скотина, хозяинъ, которой надѣется владѣть ею опять въ будущей жизни, вмѣсто того чтобы зарыть ее въ землю, кидаетъ ее въ рѣку. Когда умираетъ человѣкъ, тѣло его сжигаютъ, а кости также кидаютъ туда же, такъ какъ у нихъ есть повѣріе, что какими то путями рѣка снова течетъ въ ротъ Брамы, откуда она беретъ свое начало.

— Теперь предстоитъ намъ взять экипажъ и проѣхать еще мили двѣ, — сказалъ Ричардъ, выйдя на берегъ.

Они легко сторговались съ возницей, и вскорѣ жалкое подобіе экипажа задребезжало по плохо вымощеннымъ улицамъ.

Тутъ и тамъ вдоль дороги виднѣлись неясныя очертанія хижинъ, и изрѣдка встрѣчались посреди улицъ курящіеся низкіе костры, вокругъ которыхъ сидѣло нѣсколько почти нагихъ туземцевъ, дремавшихъ тутъ, дрожа какъ комнатныя собачки на морозѣ. Они добрались до Дакъ-Бунгалоу, гдѣ Ричардъ рѣшилъ остановиться для ночлега.

— Какое красивое мѣстечко, — сказалъ Скоттъ, проснувшись по утру и выглянувъ въ широкую дверь, стоявшую открытою, чтобъ входилъ воздухъ. Передъ Бунгалоу находилась небольшая лужайка, посрединѣ которой росло нѣсколько тропическихъ деревьевъ. — А къ чему сидятъ тамъ эти туземцы? Развѣ для того чтобъ поглазѣть на пріѣзжихъ американцевъ? — спросилъ Скоттъ, указывая на дюжину, если не болѣе, индусовъ, сидѣвшихъ на лужайкѣ.

— Они выжидаютъ, пока мы кончимъ свой завтракъ, чтобъ предложить намъ пріобрѣсть всякую всячину изъ товаровъ мѣстнаго производства.

— Я не нуждаюсь во всякой дребедени! — сказалъ Скоттъ пренебрежительно.

— Всякій говоритъ такъ же, какъ вы, — отвѣчалъ Ричардъ — пока не имѣетъ съ ними дѣла. У насъ немного свободнаго времени впереди, но это одна изъ интересныхъ особенностей Индіи, и мы пожертвуемъ на это нѣсколько минутъ. Я готовъ поручиться, что вы не успѣете оглянуться, какъ пожелаете купить весь товаръ ихъ.

И онъ угадалъ вѣрно.

Продавцы молча стали развязывать свои узлы и разсыпали вокругъ себя на полу соблазнительный выборъ самыхъ разнообразныхъ мѣстныхъ произведеній. М-ръ Раймондъ между тѣмъ сѣлъ писать записку къ надсмотрщику, назначая ему придти къ нему въ Бунгалоу къ часу дня. Окончивъ письмо, онъ взглянулъ на юношу и спросилъ:

— Ну что, Скоттъ, какъ вы находите эти вещи?

— Помилуйте, да вы меня не предупредили, какія прелестныя вещицы у нихъ, — сказалъ Скоттъ.

— Нѣтъ: я предоставилъ вамъ самимъ сдѣлать это открытіе. На чемъ же вы остановились?

— Мнѣ бы хотѣлось эту кашмировую шапочку или даже двѣ или три такихъ же, чтобъ свезти домой; затѣмъ мнѣ хотѣлось бы нѣсколько изъ этихъ прелестныхъ рѣзныхъ шкатулочекъ изъ сандаловаго дерева; а какъ хороши эти вѣера изъ павлиныхъ перьевъ, и еще — право, ужъ не знаю… — этотъ ящичекъ изъ слоновой кости былъ бы прекраснымъ подаркомъ для моей матери, затѣмъ эти вышитые шелковые носовые платки великолѣпны! Какъ они понравились бы Бесси! Надо купить ихъ для нея. Затѣмъ, мнѣ хотѣлось бы пріобрѣсть также одинъ изъ кальяновъ, чтобъ показать моимъ товарищамъ, изъ какихъ машинокъ курятъ здѣсь.

— А я вѣдь понялъ, что вы не нуждаетесь во всякой дребедени, — сказалъ Ричардъ, улыбаясь, но Скоттъ забылъ уже о своемъ замѣчаніи.

— Въ этомъ городѣ находится свыше тысячи храмовъ. Это настоящій индусскій городъ, здѣсь всего одна мусульманская мечеть, — сказалъ Ричардъ, когда они выѣхали на прогулку. — Сначала я васъ провезу по рѣкѣ, а затѣмъ мы поднимемся на вершину обсерваторіи, чтобъ обозрѣть все кругомъ. Большинство храмовъ ютятся около рѣки, и мраморныя лѣстницы ихъ спускаются до самой воды, для купальщиковъ. И такъ мы до обѣда осмотримъ лучшіе храмы близъ рѣки, а затѣмъ проѣдемъ къ болѣе отдаленнымъ.

Доѣхавъ до рѣки въ экипажѣ, они отпустили его. Затѣмъ они пересѣли въ лодку съ оригинальнымъ балдахиномъ, для защиты отъ солнца, и полдюжины гребцовъ провезли ихъ мимо мраморныхъ ступеней или гатъ, спускавшихся къ водѣ и чернѣвшихъ отъ купающихся. Тутъ былъ цѣлый лѣсъ зонтиковъ и плоскихъ, и широкихъ, подъ которыми сидѣли купальщики, въ ожиданіи своей очереди. Тѣ, которые вошли уже въ эту грязную воду, съ молитвами поливали себѣ ею губы, голову и грудь. Иногда внизъ по теченію всплывалъ трупъ павшаго животнаго и затесывался между купающимися; но тѣ, ни мало не смущаясь, отталкивали его дальше и продолжали свои молитвы.

— А развѣ здѣсь не водятся крокодилы? — спросилъ Скоттъ.

— Пропасть, — отвѣчалъ его другъ, — но они рѣдко отваживаются въ толпу.

— А для чего припасена тутъ полѣнница дровъ?

— Это для сжиганія труповъ умершихъ, которое происходитъ у нихъ по ночамъ, на такъ называемыхъ гатахъ. Когда мы завернемъ за уголъ, они будутъ вамъ лучше видны. Но взгляните-ка на эти двѣ высокія башни, пока мы ихъ не потеряли изъ виду, — это минареты мусульманской мечети.

Лодка завернула за уголъ, гдѣ скрылись дальніе минареты и открывался видъ на храмы.

— Самыя роскошныя лѣстницы для купанія находятся не подалеку отсюда. Жаль, что мы не могли остановиться для осмотра ихъ въ Мирзапурѣ, на пути къ Бенаресу. Онѣ изъ чистаго бѣлаго мрамора, съ великолѣпною рѣзьбою, которою украшены какъ мраморный балконъ, такъ и небольшой храмъ, стоящій на верху лѣстницы. Одинъ видъ этихъ ступеней манитъ выкупаться.

— Да, если только вода тамъ почище здѣшней; влѣзать же въ эту муть — благодарю покорно! — сказалъ Скоттъ, качая головой.

Они вышли изъ лодки у самаго подножія гатъ и свернули въ такую узкую улицу, съ высокими домами, что крыши противоположныхъ домовъ почти касались другъ друга. Вдоль улицъ были устроены небольшіе навѣсы, въ которыхъ выставлены были на продажу идолы разныхъ видовъ и размѣровъ; улицы же наполнены были и грязными, оборванными паломниками, и принцами, и раджами въ великолѣпныхъ одѣяніяхъ, и безчисленнымъ количествомъ жрецовъ, съ длинными шелковистыми бородами, — всѣ стремились къ священной водѣ. Въ самыхъ людныхъ частяхъ каждой улицы стояли коровы, съ наслажденіемъ пережевывая приношенія, которыя безпрестанно прибывали. У нѣкоторыхъ коровъ рога и шеи были обвиты гирляндами цвѣтовъ.

— А что же такое происходитъ вонъ тамъ? — спросилъ Скоттъ, указывая на одну женщину и двухъ мужчинъ, распростертыхъ ницъ передъ одною изъ коровъ, въ самой густой толпѣ, еле протискивавшейся по тѣснымъ улицамъ.

— Коровы тоже священныя животныя. Это они молятся на нее, — отвѣчалъ Ричардъ.

— О тѣнь великаго Цезаря! — бормоталъ про себя Скоттъ, осторожно переступая черезъ простертыя ноги одной изъ молящихся.

Они взобрались наконецъ по длинной, витой лѣстницѣ, среди грязи и пыли, на широкую, плоскую крышу, сооруженную гораздо выше всѣхъ окружающихъ ее зданій.

— Это одна изъ тѣхъ обсерваторій, о которыхъ я говорилъ вамъ, — сказалъ Ричардъ. — Посмотрите-ка на эти циферблаты для солнечныхъ и лунныхъ часовъ, на всѣ эти сложные приборы и всевозможныя приспособленія современной астрономіи; большинство изъ нихъ представляютъ подражаніе другихъ, болѣе древнимъ. Они всѣ существовали здѣсь и были извѣстны въ тѣ времена, когда у насъ собирались казнить Галилея за первыя и простѣйшія открытія, которыя онъ сдѣлалъ при помощи своего маленькаго телескопа.

Видъ съ вершины обсерваторіи далъ Скотту ясное представленіе о густо населенномъ священномъ городѣ индусовъ.

Выбираясь изъ этой массы храмовъ, они попали въ улицу, еще болѣе мрачную и узкую, чѣмъ все, что они видѣли до сихъ поръ.

— Взгляните черезъ эту дырочку въ стѣнѣ, Скоттъ, и скажите, какъ вамъ нравится этотъ видъ, — сказалъ Ричардъ, указывая на такую маленькую дырочку, что Скоттъ едва нашелъ ее. Поднявшись на цыпочки, чтобъ достать до нея, онъ вскрикнулъ отъ изумленія и восторга.

Ему казалось, что онъ видитъ обширную комнату, ослѣпительно освѣщенную солнцемъ и сверкающую полированнымъ мраморомъ и золотомъ. Воздухъ, проникавшій въ это небольшое отверстіе, насыщенъ былъ ароматомъ розоваго масла и сандаловаго дерева.

— Это золотой храмъ главнаго божества этого города — Сивы, — объяснилъ м-ръ Раймондъ.

— Не хотите ли выпить глотокъ воды изъ этого кладезя премудрости? — спросилъ Ричардъ, минуту спустя, когда они остановились около колодца.

Скоттъ поднялся на площадку и заглянулъ въ колодезь. Вонючая масса гніющихъ цвѣтовъ и проросшаго рису плавала на поверхности, и онъ наотрѣзъ отказался пробовать ее.

— Эта вода очень сильно дѣйствуетъ, — продолжалъ м-ръ Раймондъ свои объясненія. — Божество Гамешъ, въ видѣ змѣи, изображающей премудрость, вскочило въ этотъ колодезь, который тотчасъ же преисполнился премудрости.

— И змѣй также! — воскликнулъ Скоттъ. — Я видѣлъ ихъ тутъ около дюжины, по меньшей мѣрѣ, высовывающихъ головы свои изъ воды. Неужели люди дѣйствительно пьютъ эту воду?

— Посмотрите сами, — -отвѣчалъ Ричардъ, когда двое паломниковъ подошли, положили свои лепты и выпили по глотку воды. — Они впитываютъ въ себя премудрость.

— Какой ужасъ! Но колодезь этотъ долженъ приносить доходъ не хуже фонтана изъ содовой воды въ жаркій лѣтній день. Взгляните-ка, вонъ подходятъ сюда еще три темныя личности. Что за странный народъ — эти индусы. То они поражаютъ васъ своими познаніями въ астрономіи, чуть ли не съ сотворенія міра, то платятъ деньги за глотокъ настойки изъ сгнившаго розоваго листа и змѣй, воображая, что отъ этого преисполнятся премудрости!

Они пошли дальше и у самыхъ воротъ резиденціи одного изъ раджей встрѣтили похоронную процессію: трое мужчинъ несли на плечахъ носилки съ тѣломъ покойника. Они жалобно тянули какую-то пѣсню.

— Еслибъ это были богатые люди, то ихъ сопровождали бы еще двое или трое съ тамтамомъ, барабаномъ и дудками, чтобъ подбадривать и помогать имъ идти въ ногу, — пояснилъ Ричардъ, когда они приблизились.

— Что же они поютъ? — спросилъ Скоттъ.

— Вотъ спросимъ Моро. Онъ понимаетъ ихъ. Но гдѣ же нашъ мальчикъ? — сказалъ Ричардъ, оглядываясь кругомъ. Саядъ шелъ за ними одинъ. — Ахъ да! — вспомнилъ Ричардъ, — я позволилъ Моро идти купаться, и теперь, я думаю, мы съ мѣсяцъ не доищемся его, столько накопилось у него грѣховъ. Но, все равно, я вамъ скажу вмѣсто него. Они поютъ восхваленія усопшему и цѣлый перечень добрыхъ дѣлъ, совершенныхъ имъ при жизни: они всегда поютъ одно и то-же; эти напѣвы повторяются у нихъ при каждыхъ похоронахъ уже нѣсколько столѣтій. О покойникахъ они не желаютъ говорить ничего кромѣ хорошаго, а такъ какъ все, что можно сказать лучшаго о человѣкѣ, давно записано у нихъ, положено на музыку и заучено наизусть, то не зачѣмъ сочинять что-либо новое.

— И всякій знаетъ такимъ образомъ напередъ, что будетъ говориться о немъ послѣ смерти. Это чрезвычайно удобно, — прибавилъ Скоттъ.

Вернувшись домой, они застали надсмотрщика, явившагося по приглашенію Ричарда. Онъ не отрицалъ, что Родрикъ оставлялъ у него Поля, но сказалъ, что нѣсколько дней тому назадъ, по его приказанію, онъ передалъ мальчика какимъ то паломникамъ, направлявшимся вдоль Ганга и Джумны въ Дели, на праздникъ Пунга. Больше отъ него ничего нельзя было добиться. Ричардъ допытывался у него, гдѣ находится теперь Родрикъ Деннетъ, но тотъ отвѣчалъ съ негодованіемъ:

— Я не такого сорта человѣкъ, чтобъ выдать его, м-ръ Раймондъ, и вы очень хорошо это знаете. Онъ мнѣ другъ — этотъ самый Родди. Богу извѣстно, что онъ способенъ пойти противъ меня за деньги когда угодно; но я не пойду противъ него ни за что. Вы мнѣ сказали, чтобъ я выложилъ вамъ все, что я знаю объ мальченкѣ, и обѣщали, что вы затѣмъ меня отпустите; я это сдѣлалъ. И вы это исполните, потому что вы господинъ своему слову; я не боюсь сказать вамъ въ глаза, что больше этого ничего, касающагося до Родди Деннета, я вамъ не скажу, честное слово, не скажу. И вы также пальцемъ не тронете меня. Я знаю васъ, Раймондъ Саибъ, и не къ чему намъ больше разговаривать: потому у меня есть ваше слово, а оно дороже грамоты вицекороля. Я вамъ пришлю раньше двухъ часовъ оставшееся у меня платье мальчика, и это все, что я сдѣлаю. Счастливо оставаться, м-ръ Раймондъ.

— Нѣтъ это еще не все, — сказалъ Ричардъ. — Я вамъ говорилъ, что вы должны помочь мнѣ отыскать ребенка.

— Это вѣрно, Раймондъ Саибъ, и я къ вашимъ услугамъ. Я пойду съ вами, если прикажите, или пойду одинъ, или останусь дома, какъ хотите; во всякомъ случаѣ, скажите, гдѣ найти васъ, и даю вамъ слово — что какъ только узнаю, гдѣ мальченка, сейчасъ же сообщу вамъ по телеграфу. Конечно, вы заплатите мнѣ за расходы и немножко за труды, — прибавилъ онъ, уходя.

— Слѣдовательно, все, что остается намъ дѣлать, — сказалъ Ричардъ, оставшись наединѣ со Скоттомъ, — это отправиться въ Дели и слѣдить за паломниками, прибывающими туда по рѣкѣ. Сообразимъ-ка: вотъ уже шестнадцать дней, какъ мы сошли на берегъ.

— А мнѣ время это показалось за годъ, — сказалъ Скоттъ.

— Они отправились черезъ два дня послѣ того какъ мы высадились, — продолжалъ Ричардъ, — и никакъ не могутъ добраться до Дели раньше мѣсяца. У насъ много времени, мы можемъ ѣхать не спѣша, насмотрѣться вдоволь всякой всячины по пути и преспокойно устроиться еще до праздника Пунга,

— Почему намъ не пуститься по рѣкѣ и выслѣживать паломниковъ? — спросилъ Скоттъ.

— Потому что это невозможно. Какъ намъ узнать, у кого находится Поль? Вѣдь сотни лодокъ будутъ направляться къ празднику, а мы основываемся только на словахъ этого бродяги. Пока мы слѣдили бы безъ разбору за лодками, люди, спрятавшіе Поля, услыхали бы объ этомъ и улизнули бы отъ насъ. Нѣтъ, всего лучше пока молчать и ждать. Нечего опасаться, чтобы за Полемъ былъ плохой уходъ. Прежде всего индусы очень любятъ дѣтей, а кромѣ того лицо, которому порученъ Поль, навѣрно знаетъ, что его ждетъ хорошая награда за хорошій уходъ, и изрядная встрепка, если что нибудь случится съ мальчикомъ. Я знаю Деннета. Онъ не взялъ бы на себя столько хлопотъ попусту, не имѣя въ виду получить хорошій выкупъ за мальчика.

Скотту не оставалось ничего болѣе, какъ выжидать и предоставить дѣла ихъ теченію. Пообѣдавъ, они послали за экипажемъ и поѣхали въ Сарнатъ, находящійся въ десяти миляхъ отъ Бенареса, и попути остановились для осмотра одного знаменитаго храма.

Ричардъ не сказалъ ни слова своему молодому товарищу объ особенностяхъ этого храма, желая застать его врасплохъ; но тѣмъ не менѣе Скоттъ замѣтилъ, что онъ снялъ свой пробочный шлемъ съ головы при входѣ въ ворота, и только что собирался послѣдовать его примѣру и спросить о причинѣ такого поступка, какъ почувствовалъ, что его собственный шлемъ невидимой рукой былъ снятъ съ его головы.

Около него не было ни души; но когда Скоттъ въ удивленіи вскинулъ глазами, то увидалъ по крайней мѣрѣ пятьдесятъ маленькихъ черненькихъ лапокъ, съ длинными, жилистыми пальцами, гирляндою цѣплявшихся надъ его головой, и темныя волосатыя мордочки обезьянъ. Обезьянка, похитившая шлемъ Скотта, спрыгнула со стѣны на дерево, съ дерева на портикъ небольшого храма, съ портика на рѣзную башенку и съ завитка на завитокъ добралась до самой верхушки, не выпуская огромнаго шлема изъ крошечной лапки и, обернувшись кругомъ, сдѣлала Скотту гримасу.

Скоттъ поднялъ камень, чтобъ бросить имъ въ похитительницу, когда до полутораста обезьянъ, находившихся тутъ кругомъ, принялись вопить, а двое жрецовъ въ отвратительныхъ одеждахъ, съ капюшонами на головахъ, бросились на него и схватили за приподнятую руку. Онъ сердито оттолкнулъ ихъ прочь, но въ то-же мгновенье Ричардъ подоспѣлъ къ нему на помощь, сказавъ:

— Будьте осторожны, Скоттъ. Обезьяны эти считаются здѣсь священными особами. Это главный храмъ обезьянъ. Не слѣдуетъ посягать на божество жрецовъ.

— Да вѣдь она стащила мою шапку, — сердито сказалъ Скоттъ и взглянулъ на заостренную башню, усѣянную обезьянами. Но онъ не могъ однако удержаться отъ улыбки, когда взглянулъ на продѣлки старой обезьяны на верхушкѣ: она втиснула шапку между двумя выдающимися лѣпными украшеніями башни, усѣлась въ нее какъ въ кресло, скрестивъ свои ноги и откинувъ голову къ стѣнкѣ мраморной башни, преспокойно сидѣла тамъ и уморительно почесывалась, глядя внизъ на простоволосаго юношу.

— Это у нихъ одинъ изъ способовъ выманивать деньги у путешественниковъ, — объяснилъ ему Ричардъ. — Вы, можетъ быть, не догадываетесь, въ чемъ тутъ игра, они желаютъ, чтобъ вы дали имъ сколько нибудь денегъ за то, что они достанутъ вашу шапку.

— И не подумаю, — возразилъ Скоттъ, преспокойно вынимая изъ кармана кашемировую шапочку, которую купилъ въ то утро послѣ завтрака у разнощика.

Жрецы даже улыбнулись тому дѣловому виду, съ какимъ онъ принялся обозрѣвать храмъ и обезьянъ, не взглянувъ даже ни разу на проказницу. Но когда Скоттъ дошелъ наконецъ до настоящаго кумира, большаго идола-обезьяны, почти заполнявшаго весь этотъ небольшой храмъ безчисленнымъ множествомъ головъ своихъ, рукъ и ногъ, онъ отвернулся съ отвращеніемъ.

Пробывъ тутъ недолгое время, они вернулись къ экипажу и поѣхали къ Сарнату.

— Оно можетъ показаться вамъ не заслуживающимъ вниманія, — замѣтилъ Ричардъ. — Это не болѣе какъ полуразрушенное зданіе громадной башни съ массивнымъ куполомъ; но оно замѣчательно тѣмъ, что было сооружено на томъ мѣстѣ, гдѣ индусскій принцъ Гаутама, послѣ отреченія отъ престола, удалившись въ пустыню, раскинулъ свою палатку.

— Къ чему же онъ это сдѣлалъ? Къ чему отрекся отъ своего сана? — спросилъ Скоттъ.

— Потому что онъ былъ убѣжденъ, что свыше предназначенъ для того, чтобы проповѣдывать новое ученіе среди индусовъ.

— Сколько же лѣтъ стоитъ тутъ это зданіе? — спросилъ Скоттъ, когда они осматривали его.

— Болѣе двухъ тысячъ пятисотъ лѣтъ, — отвѣчалъ Ричардъ. — Гаутама, который впослѣдствіи получилъ названіе Будды, началъ свою проповѣдь всего только передъ пятью собравшимися здѣсь учениками, за пятьсотъ лѣтъ до Рождества Христова.

— И что-же, онъ имѣлъ успѣхъ? — спросилъ Скоттъ.

— Когда онъ умеръ, послѣ сорокапяти-лѣтней проповѣднической дѣятельности, у него было сверхъ восьми милліоновъ послѣдователей.

Скоттъ протяяшо свистнулъ.

— А теперь, — продолжалъ Ричардъ, — буддистовъ, т. е. послѣдователей ученія Будды насчитывается болѣе двухсотъ девятидесяти милліоновъ человѣкъ.

— Гдѣ же они всѣ? Мы, кажется, вовсе ихъ не видали, не такъ ли?

— Ихъ очень немного въ самой Индіи, — отвѣчалъ Ричардъ.

— А что это тамъ за кучка людей, паломники что ли? — прервалъ его Скоттъ.

— Сейчасъ подойдемъ и увидимъ, — отвѣчалъ Ричардъ.

Они подошли къ небольшой группѣ людей и увидѣли, что большинство изъ нихъ распростерты на землѣ передъ тремя странными волосатыми существами.

— Эти трое волосатыхъ людей — паломники, — торопливо шепнулъ ему Ричардъ.

— Неужели эти длинные черные волосы, которыми они покрыты, ихъ собственные? — сказалъ Скоттъ.

— Конечно, — подтвердилъ Ричардъ, — и болѣе того, между ними есть одна женщина.

— Женщина! — воскликнулъ Скоттъ, — женщина, съ бородою и волосами по всему лбу и на рукахъ?

— Да, женщина, которая очень даже гордится своею внѣшностью.

— О тѣнь великаго Цезаря! — пробормоталъ Скоттъ. — Но почему же на нихъ молятся?

— Это не молятся на нихъ, а получаютъ отъ нихъ благословеніе. Народъ предполагаетъ, что они находятся подъ непосредственнымъ покровительствомъ божества, поэтому они подносятъ имъ деньги и все, что имѣется у нихъ подъ руками, и за это получаютъ отъ нихъ благословеніе.

— Нѣтъ, право, здѣсь видишь удивительныя вещи, — сказалъ Скоттъ на обратномъ пути, — а я всегда думалъ, что Америка занимаетъ первое мѣсто по обилію выставокъ всякихъ рѣдкостей.

ГЛАВА XX.
Среди дворцовъ.

Изъ Бенареса наши путешественники отправились прямо въ Агру. Они проѣхали въ знаменитыя Делійскія ворота, изъ краснаго песчаника, отличающіяся не столько красотою, сколько прочностью. Изъ-за стѣны, имѣвшей двѣ мили протяженія, виднѣлись купола и минареты, мечети и дворцы.

Не доходя до городскихъ воротъ, на площади расположился базаръ, или рынокъ, гдѣ лавчонки находились подъ навѣсами изъ циновокъ кусъ-куса. При появленіи ихъ обступили толпы нищихъ, представлявшихъ скопище ужасающихъ уродовъ и калѣкъ. Вся эта толпа назойливо лѣзла къ новымъ пришельцамъ, несмотря на усилія Ричарда отогнать ихъ прочь.

— Не могу понять, почему они такъ лѣзутъ сегодня на насъ? — нетерпѣливо сказалъ онъ.

— Я уже бросилъ имъ всю мелочь, какая нашлась у меня въ карманѣ, при первомъ ихъ приступѣ. Я думалъ, что это ихъ остановитъ, но оно нисколько не подѣйствовало, — сказалъ Скоттъ.

— Напротивъ, оно подѣйствовало какъ приманка, — смѣясь, замѣтилъ Ричардъ. — Если вы хотите привлечь въ Индіи полчища нищихъ, самое лучшее средство дать бездѣлицу первому встрѣчному.

Передъ ними открылся громадный дворъ, весь вымощенный мраморными плитами, кромѣ куртинъ, въ которыхъ цвѣли роскошные цвѣты. Кругомъ возвышались зданія такой красоты, что Скоттъ не находилъ словъ для выраженія своего восторга, даже призывъ «тѣни великаго Цезаря» показался ему несоотвѣтствующимъ обстоятельствамъ — онъ просто остолбенѣлъ.

— Пойдемте сначала въ эту сторону, въ мечеть, которую индусы называютъ Моти-Музьидъ, или Жемчужная мечеть, — сказалъ Ричардъ. — Какъ она нравится вамъ, Скоттъ?

— Оно нѣсколько причудливо для храма, — отвѣчалъ Скоттъ, — но во всякомъ случаѣ великолѣпно!

— А жилъ ли кто нибудь тутъ въ послѣднее время? — спросилъ онъ.

— Около трехсотъ лѣтъ тому назадъ здѣшняя королевская фамилія переселилась отсюда въ Дели, — отвѣчалъ Ричардъ.

— Какъ, триста лѣтъ тому назадъ они отсюда уѣхали! — Скоттъ съ трудомъ перевелъ духъ. — Такъ скажите на милость, сколько же лѣтъ этому зданію? Оно также ново и свѣжо, будто вчера только отстроено.

— Это потому что оно прекрасно построено вообще, а мраморъ не такъ обезцвѣчивается и портится отъ здѣшняго воздуха, какъ въ Америкѣ.

Они проходили по тому великолѣпному залу, въ которомъ великій моголъ, шахъ Джеганъ, нѣкогда творилъ судъ и правду, и куда дважды въ недѣлю допускались низшіе и бѣднѣйшіе изъ его подданныхъ и могли свободно высказывать ему всѣ свои нужды, приносить жалобы на вредъ или неправды, наносимые имъ, безъ вмѣшательства постороннихъ соглядатаевъ, могущихъ исказить ихъ слова.

Оттуда они вошли въ комнату или скорѣй въ цѣлый рядъ комнатъ, отдѣленныхъ одна отъ другой мраморными стѣнами сквозной работы великолѣпныхъ узоровъ и съ роскошными колоннами, съ низу до верху покрытыми рѣзьбою, украшенной золотомъ и драгоцѣнными каменьями. Въ серединѣ каждой комнаты, въ полу былъ мраморный бассейнъ, наполненный водою.

— Вода эта проведена съ горъ, за тысячи миль отсюда, — пояснилъ Ричардъ.

— Глядя на всю эту роскошь, никто бы не прочь пожить здѣсь, — въ восторгѣ произнесъ Скоттъ.

Они проходили также по королевскимъ ваннымъ комнатамъ, гдѣ въ мраморъ, вмѣсто золота и драгоцѣнныхъ камней вдѣланы были зеркала, и во время пребыванія въ Агрѣ короля пускались въ ходъ сотни маленькихъ фонтановъ. Когда они, при выходѣ, проходили мимо одного низкаго мраморнаго зданія, Ричардъ замѣтилъ: — Здѣсь хранятся знаменитыя двери изъ сандальнаго дерева. Около восьмисотъ семидесятипяти лѣтъ тому назадъ афганцы похитили ихъ и увезли къ себѣ домой. Но англичане на столько цѣнили ихъ, что заставили привезти ихъ обратно. Мнѣ очень хотѣлось бы показать ихъ вамъ, но на это требуется особое разрѣшеніе, которое трудно получить въ такой короткій срокъ.

— Взгляните туда черезъ рѣку, Скоттъ. Видите ли что то бѣлое, подымающееся изъ воды за рощей?

— Вижу, — сказалъ Скоттъ.

— Это великій Тай-Магалъ, высшее произведеніе архитектурнаго искусства въ мірѣ, самый роскошный мавзолей, когда либо воздвигнутый, а между тѣмъ это не болѣе, какъ могила одной магометанской женщины.

У воротъ дворца они сѣли снова въ экипажъ и проѣхали за двѣ мили по набережной къ Тай-Магалу, о которомъ говорилъ Ричардъ. Ворота, ведущія туда, сами по себѣ представляютъ такое великолѣпіе, что Скоттъ думалъ, ничто не можетъ превзойти его болѣе. Остановившись на минутку на мраморной площадкѣ, онъ залюбовался большою башней изъ краснаго песчаника, разукрашеннаго бѣлымъ мраморомъ; затѣмъ уже онъ послѣдовалъ за своимъ спутникомъ подъ арку.

— Тай снаружи нужно видѣть при лунномъ свѣтѣ, — сказалъ Ричардъ, — но тогда приходится пожертвовать осмотромъ внутренности, которая еще роскошнѣе. Мы въ другой разъ можемъ вернуться сюда, чтобъ посмотрѣть его при свѣтѣ луны.

За воротами начинался тропическій садъ, раскинувшійся на широкое пространство, съ массою роскошной растительности — высокія пальмы, вьющіяся виноградныя лозы, цвѣтущіе кустарники были тутъ въ изобиліи; во всѣ стороны вели длинныя аллеи, окаймленныя бьющими фонтанами.

— Въ этомъ саду одиннадцать тысячъ фонтановъ, — сказалъ Ричардъ.

Отъ воротъ они пошли по кипарисовой аллеѣ, вырощенной въ видѣ свода, смыкавшагося надъ головами. Въ ней царилъ сумракъ, несмотря на свѣтлый, ясный день. По сторонамъ аллеи, то тутъ, то тамъ сидѣли не то нищіе, не то паломники въ лохмотьяхъ, погруженные либо въ блаженное созерцаніе, либо уныло покуривая свои первобытные глиняные кальяны, или гука. Когда они достигли конца аллеи, то увидѣли передъ собою очаровательный мавзолей.

Онъ былъ изъ чистѣйшаго бѣлаго мрамора, восьмиугольной формы; всѣ стѣны были въ видѣ арокъ. Надъ ними возвышался главный сердцеобразный куполъ, по угламъ котораго находились четыре меньшихъ купола.

— Это зданіе строили двадцать тысячъ рабочихъ въ теченіе двадцати трехъ лѣтъ, — сказалъ Ричардъ; работа была вся даровая, потому что производилась почти вся руками плѣнниковъ или данниковъ, тѣмъ не менѣе одинъ матеріалъ обошелся императору Шахъ-Джегану, по нынѣшней оцѣнкѣ, свыше пятидесяти милліоновъ долларовъ.

Скоттъ замеръ отъ удивленія. Слѣдуя затѣмъ по саду за Ричардомъ, онъ спросилъ:

— Для чего при всѣхъ мусульманскихъ мечетяхъ всегда строятся минареты?

— Съ высоты ихъ раздаются призывы къ молитвѣ. Иногда четыре мусульманскихъ глашатая одновременно всходятъ въ маленькія гнѣзда на вершинѣ минарета и призываютъ правовѣрныхъ на молитву. Отъ упражненія голосъ у нихъ бываетъ такъ силенъ, что призывъ ихъ слышится часто за цѣлыя мили. Услыхавъ его, всякій благочестивый мусульманинъ падаетъ на колѣни, прикасаясь лбомъ до земли.

— Ахъ! какіе чудные рисунки! — воскликнулъ Скотгъ, когда они вошли внутрь зданія. — Посмотрите, цѣлыя виноградныя лозы съ листьями и плодами, въ настоящемъ цвѣтѣ и величинѣ, сдѣланныя изъ драгоцѣнныхъ каменьевъ! И даже капли росы сдѣланы изъ жемчужинъ.

— Весь коранъ, мусульманская Библія, высѣченъ по черному мрамору съ внѣшней стороны Тая, — сказалъ Ричардъ, — а съ внутренней стороны этой громады нѣтъ ни одного мѣстечка, до котораго вы могли бы дотронуться, не прикоснувшись къ драгоцѣнному камню.

— Положительно стоило бы не только пріѣхать въ Индію, но даже пройти весь путь пѣшкомъ, лишь бы взглянуть на очаровательный Тай, — сказалъ Скоттъ.

Тутъ только онъ замѣтилъ впервые, что въ Таѣ вовсе не было оконъ, и что сами мраморныя стѣны пропускали сквозь себя тотъ мягкій свѣтъ, который наполнялъ всю внутренность мечети, спускаясь отъ купола по рѣзнымъ стѣнамъ.

Въ серединѣ онъ увидѣлъ двѣ большія мраморныя плиты, одна стояла въ самомъ центрѣ, другая нѣсколько къ сторонкѣ.

— Тутъ въ серединѣ похоронено тѣло супруги императора, султанши Мурлиза-и-Магалъ, для которой и построенъ этотъ мавзолей. Да что вы такъ присмирѣли, Скоттъ. Развѣ Индія не нравится вамъ? — спросилъ Ричардъ.

— Не могу разобраться, м-ръ Раймондъ, — отвѣчалъ онъ: — здѣсь такія противуположности, такія рѣзкія крайности. Подчасъ кажется, что Индія, сводитъ васъ съума, что вы готовы умереть за нее, еслибъ могли принести ей тѣмъ пользу. То она наводитъ на васъ грусть, то смѣшитъ, то заставляетъ всего содрогаться отъ ужаса и отвращенія. А то, что я видѣлъ сегодня, окончательно сводитъ меня съ ума.

На базарѣ Скоттъ купилъ на память медальонъ изъ слоновой кости, съ изображеніемъ одного изъ раджей, жившихъ въ этомъ дворцѣ.

— Завтра мы съѣздимъ въ Футепуръ-Сакри и вернемся на слѣдующій день: я хочу показать вамъ еще нѣсколько крайностей, — смѣясь, сказалъ Ричардъ.

— Я увѣренъ, что ничего болѣе не увижу равнаго сегодняшнему, — отвѣчалъ Скоттъ.

— Вы правы, — сказалъ Ричардъ. — Обыщите всю вселенную, не найдете ничего лучше этого мавзолея. Но все таки стоитъ посмотрѣть на Футепуръ-Сакри. Это бывшая лѣтняя резиденція дѣда шаха Джегана.

Они встали очень рано, потому что имъ предстояла дальняя поѣздка и къ четыремъ часамъ вечера только подъѣхали къ лѣтней дачѣ властелина

— Намъ нужно до сумерекъ еще пойти во дворъ мечети, чтобъ видѣть могилу шейха Селима Криста, — сказалъ Ричардъ, когда они вошли въ красивый мраморный городокъ. — Этотъ шейхъ, проѣзжая по индійской пустынѣ, нашелъ маленькую новорожденную дѣвочку и брата ея, немного постарше, брошенныхъ на произволъ судьбы отцомъ и матерью, умершими съ голоду Онъ взялъ дѣтей съ собою, ко двору императора Акбара, гдѣ они и выросли. Дѣвочка эта была прославлена великимъ англійскимъ поэтомъ Томасомъ Муромъ въ знаменитой его поэмѣ «Лалла-Рукъ» подъ названіемъ «Свѣтъ Гарема», а мальчикъ женился впослѣдствіи на дочери шейха, а ихъ дочь была той султаншей, для которой шахъ Джеганъ выстроилъ Тай.

— Какое хитросплетеніе обстоятельствъ, — замѣтилъ Скоттъ, — но меня поражаетъ то, что могилы эти представляютъ изъ себя крупнѣйшіе памятники Индіи. Будь я на мѣстѣ этихъ старинныхъ людей, я предпочелъ бы жить въ этихъ могилахъ, а быть похороненнымъ гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ.

— Да почти такъ они и дѣлали; они жили въ нихъ до самой своей смерти, — смѣясь, отвѣчалъ Ричардъ.

— А развѣ никто теперь не живетъ здѣсь?

— Никто, кромѣ этихъ нищихъ. Если желаете, можете тутъ поселиться, никто не помѣшаетъ вамъ и не потребуетъ съ васъ платы.

— Нѣтъ, благодарю покорно, здѣсь черезъ-чуръ одиноко и слишкомъ фантастично, — отвѣчалъ Скоттъ.

— Постройка эта возникла словно по щучьему велѣнью почти въ одну ночь, чтобъ удовлетворить прихоти этого всемогущаго повелителя. Дворъ провелъ здѣсь ровно двѣнадцать лѣтъ, а затѣмъ весь этотъ сказочный мраморный городъ и грязное селеніе за стѣнами его вдругъ опустѣли. И никто съ тѣхъ поръ никогда здѣсь не жилъ.

— А какъ давно произошло это? — спросилъ Скоттъ.

— Болѣе трехсотъ лѣтъ тому назадъ.

ГЛАВА XXI.
Дели, Деннетъ и Дондарамъ.

Какъ ни стремился Скоттъ попасть поскорѣе въ Дели, онъ съ сожалѣніемъ покинулъ чудныя мѣста, такъ плѣнившія его наканунѣ. Они сѣли въ поѣздъ, доставившій ихъ къ утру на станцію, но длинному каменному мосту, вплоть прилегающему къ стѣнамъ форта въ Дели.

— Вонъ тамъ, посмотрите, нѣсколько доби (стиральщики бѣлья въ Индіи) рвутъ на части чье то бѣлье и ломаютъ всѣ пуговицы, — сказалъ Ричардъ, увидавъ нѣсколькихъ національныхъ стиральщиковъ въ рѣкѣ, занятыхъ своимъ ремесломъ.

— Это наводитъ меня на мысль отдать въ стирку наше бѣлье. Моро, первымъ дѣломъ приведите намъ одного доби.

— Га, саибъ, — отвѣчалъ Моро, отлично понявшій въ чемъ дѣло, не смотря на то, что кромѣ слова доби Ричардъ сказалъ всю фразу по-англійски. И какъ только они водворились въ удобномъ помѣщеніи, Моро появился въ сопровожденіи стиральщика и, вмѣстѣ съ Саядомъ собравъ все бѣлье, составили ему опись, которую вручили каждый своему господину для провѣрки въ то время какъ они въ присутствіи ихъ вновь пересчитывали бѣлье.

— Это предосторожность, вошедшая у нихъ въ плоть и кровь, — объяснилъ Ричардъ, смѣясь видимому нежеланію, проявляемому Скоттомъ, оказать недовѣріе мальчику, такъ усердно служившему ему.

— Они отлично сознаютъ себя такими ворами, что сочли бы васъ за дурака, еслибы вы не достаточно зорко слѣдили за ними.

— Я положительно не считаю этого мальчика способнымъ на кражу, — сказалъ Скоттъ, смотря на Саяда.

— А посмотрите-ка на кончикъ платка, выглядывающій изъ-за его кушака, — сказалъ Ричардъ, — вѣдь я предупреждалъ васъ быть осторожнымъ.

Скоттъ взглянулъ и, къ ужасу своему, призналъ въ торчащемъ изъ-подъ кушака Саяда платкѣ одинъ изъ своихъ платковъ.

— Негодяй! — пробормоталъ онъ себѣ подъ носъ, выходя на улицу вмѣстѣ съ Ричардомъ.

— Какъ широка и великолѣпна эта улица, съ стройнымъ рядомъ деревьевъ по срединѣ и низенькими домами по обѣ стороны. Какіе они хорошенькіе, эти домики! А этотъ мраморный водопроводъ, по которому течетъ широкой рѣкой по обѣ стороны улицы такая холодная, прозрачная вода — гдѣ же видано подобное устройство? А какъ это должно быть прохладно и освѣжительно для усталаго, разгоряченнаго работою труженика?

— Вы совершенно правы, Скоттъ. Эта вода проведена въ мраморные водоемы за восемьдесятъ три мили отсюда, чтобы снабжать городъ чистою и холодною водою, потому что въ рѣкѣ вода нагрѣвается и даже пересыхаетъ въ знойное лѣто. Все это было устроено на средства одной изъ царицъ, много лѣтъ тому назадъ; а когда все было окончено, она повелѣла, чтобъ вдоль всей этой улицы, носящей названіе Чанди-Чукъ, или Серебристой улицы, оба водоема навсегда оставались открытыми для всеобщаго пользованія.

— Очень недурное названіе для улицы, — замѣтилъ Скоттъ. — А что это за огромный скверъ, къ которому мы теперь подходимъ, что это тамъ, мечеть что ли? направо виднѣются минареты.

— Да это мечеть, и самая большая и великолѣпная во всей Индіи.

— А что справляютъ они воскресенія и говорятъ ли проповѣди въ этихъ мечетяхъ? — спросилъ Скоттъ.

— Четвергъ считается священнымъ днемъ у мусульманъ, — отвѣчалъ Ричардъ, — такъ же какъ у насъ воскресенье; но они никогда почти не говорятъ проповѣдей. Священнослужители ихъ часто читаютъ имъ краткія молитвы изъ корана. Они больше вѣруютъ въ слово своей библіи, чѣмъ въ толкованіе ея.

Они вошли въ небольшую часовню гдѣ въ одномъ углу стѣны муллы съ большимъ благоговѣніемъ показывали имъ разныя сокровища изъ хранимыхъ ими святынь. Въ числѣ ихъ былъ волосъ изъ бороды Магомета, завернутый въ безчисленное множество бумажекъ, его старая стоптанная туфля и рукописный экземпляръ всего корана, переписанный любимою его дочерью — Фатимой.

Они поднялись на одинъ изъ минаретовъ, откуда открывался великолѣпный видъ на окружающія городъ развалины и обширную равнину.

— Эти развалины должно быть древнія? — спросилъ Скоттъ.

— Эта гробница съ куполомъ въ отдаленіи стоитъ уже тысячу сто лѣтъ, — отвѣчалъ Ричардъ. — Тутъ такъ много любопытнаго, что надо посвятить два или три дня для осмотра всего. Здѣсь сохранились развалины зданій, построенныхъ болѣе трехъ тысячъ лѣтъ тому назадъ, а нѣкоторыя и еще старше.

— Ну, теперь посмотрите немного правѣе, видите вы высокую башню, чуть ли не упирающуюся въ небо.

— Нашелъ, нашелъ! — откликнулся Скоттъ, увидавъ, наконецъ, высочайшую башню.

— Это тоже минаретъ, — сказалъ Ричардъ.

— Минаретъ? — воскликнулъ Скоттъ.

— Да, онъ былъ воздвигнутъ около тысячи лѣтъ тому назадъ, а мечеть рядомъ съ нимъ, почти совершенно теперь разрушенная во время фанатическихъ воинъ, была громаднѣйшею въ свѣтѣ магометанскою мечетью.

Отъ Джумма-Мусьидъ они перешли черезъ площадь къ противоположному старому форту. Онъ пришелъ въ большій упадокъ, чѣмъ фортъ и дворцы въ Агрѣ, хотя во время своего процвѣтанія онъ былъ гораздо величественнѣе.

— Стѣны эти похожи на то, будто у нихъ была оспа, — замѣтилъ Скоттъ, когда они проходили по королевскимъ апартаментамъ, гдѣ сохранилась въ цѣлости изящная рѣзьба, но все золото и драгоцѣнные камни были похищены.

— Это свидѣтельствуетъ объ ярости, съ которою присвоивали себѣ всякія цѣнности англійскіе солдаты, чтобъ отмстить индусамъ за то, что они такъ долго проморили ихъ за стѣнами крѣпости, во время осады города, — отвѣчалъ м-ръ Раймондъ. — Одно только сокровище оставлено ими нетронутымъ, и то лишь потому, что оно было изъ одного бѣлаго мрамора. Это, такъ называемая жемчужная мечеть, кругомъ обнесенная высокой оградой изъ бѣлаго мрамора, въ которой молились сто женъ императора.

Изъ дворца путешественники прошли къ знаменитымъ Кашемирекимъ воротамъ въ старой городской стѣнѣ.

— Я хочу показать вамъ брешь, которая была пробита и черезъ которую вошли въ городъ британцы. Тщетно пытались они заставить туземцевъ сдаться, и, наконецъ, полковникъ Никольсонъ объявилъ, что придется отступить, если не удастся пробить бреши въ стѣнѣ. Онъ предлагалъ громадныя награды тѣмъ изъ солдатъ, которые взялись бы подложить бочки съ порохомъ къ этой старой стѣнѣ, чтобъ взорватъ ее. Среди индусовъ нашлось трое измѣнниковъ, польстившихся на награду и рѣшившихся подвергнуться риску. Двое изъ нихъ погибли при взрывѣ. Третій перескочилъ вонъ черезъ тотъ мостъ и перебѣжалъ черезъ ровъ. Онъ поджегъ порохъ и спасся. Британское войско вошло. Не долго, однакожъ, пользовался несчастный плодами своей измѣны; не успѣло улечься возстаніе, какъ онъ палъ мертвымъ подъ кинжаломъ Дондарама.

— Не знаю почему, м-ръ Раймондъ, но я не могу удержаться отъ преклоненія передъ Дондарамомъ, — сказалъ немного погодя Скоттъ, когда они проходили вдоль бастіона.

— Онъ герой, безъ всякаго сомнѣнія, а вы, Скоттъ, кажется, поклонникъ героевъ, — отвѣтилъ Ричардъ.

— Не совсѣмъ такъ, — сказалъ Скоттъ, — мнѣ положительно кажется, что есть что-то хорошее, благородное въ этомъ человѣкѣ, несмотря на нѣкоторые его поступки, о которыхъ вы мнѣ говорили.

— Тутъ на вершинѣ холма воздвигнута небольшая англійская часовня, въ память успѣховъ британскаго оружія, посвященная памяти англичанъ, павшихъ здѣсь въ бою.

Подойдя къ воротамъ, м-ръ Раймондъ остановился, чтобъ прочесть бумагу, наклеенную на стѣнѣ. Это было объявленіе, написаное на трехъ языкахъ, — около него собралось уже человѣкъ съ двѣнадцать, читавшихъ и переводившихъ его другимъ. Всѣ казались очень возбужденными. Его, должно быть, только что вывѣсили, потому что за минуту передъ тѣмъ никого не было у воротъ. При чтеніи этого объявленія на лицѣ м-ра Раймонда появилось то-же строгое выраженіе, какое Скотъ подмѣтилъ у него однажды. Взглянувъ на него, юноша спросилъ:

— Нѣтъ ли чего тревожнаго, м-ръ Раймондъ?

— Нѣтъ ничего тревожнаго, другъ мой, ровно ничего. Я только прочелъ это объявленіе и задумался.

— А въ чемъ же дѣло? — спросилъ Скоттъ.

— Въ немъ объявляется, что доподлинно извѣстно, что измѣнникъ Дондарамъ находится въ настоящее время въ этой провинціи, и увеличивается награда за его голову.

— Какъ? Дондарамъ здѣсь? — воскликнулъ Скоттъ. — Какъ мнѣ хотѣлось бы увидать его.

— Вамъ можетъ представиться этотъ случай, какъ знать? Я думалъ, что его давно нѣтъ въ живыхъ, а оказывается, что его все еще ловятъ.

Пока они тутъ стояли, толпа безпрестанно прибывала. Вдругъ они увидѣли, что какой-то европеецъ протискивается впередъ и, съ трудомъ пробравшись черезъ толпу, сталъ читать объявленіе.

Они стояли въ близкомъ отъ него разстояніи. Толпа напирала на нихъ со всѣхъ сторонъ, и Скотту хотѣлось скорѣе выбраться изъ нея. Но Ричардъ стоялъ, не шевелясь. Скоттъ заговорилъ съ нимъ, но отвѣта не послѣдовало. Тогда Скоттъ взглянулъ на него: лицо его было мертвенно блѣдно, онъ не спускалъ глазъ съ человѣка, читавшаго объявленіе.

— Вы узнаете его, Скоттъ? — шепотомъ спросилъ его Ричардъ.

Скоттъ сталъ вглядываться въ незнакомца. Тотъ въ эту минуту окончилъ чтеніе и повернулся лицомъ къ Скотту.

— Родрикъ Деннетъ! — сорвалось съ его губъ.

ГЛАВА XXII.
Скоттъ на индускомъ праздникѣ.

Увидѣвъ Деннета, котораго такъ давно разыскивалъ, м-ръ Раймондъ не упускалъ уже его изъ виду, и послѣдовалъ за нимъ. Тотъ шелъ быстрыми шагами. Повидимому, онъ сильно спѣшилъ, толпа же была еще гуще на тѣхъ улицахъ, которыя онъ избиралъ, нѣмъ у воротъ. М-ръ Раймондъ остерегался слѣдить за нимъ слиткомъ близко. Но издали онъ увидѣлъ, что Родрикъ Деннетъ вошелъ въ Дакъ-Бунгалоу.

— Онъ должно быть только что пріѣхалъ, — сказалъ Ричардъ. — Дайте мнѣ войти первому, а вы можете войти черезъ нѣсколько минутъ. Поля, я полагаю, тутъ нѣтъ. Вѣроятно, Деннетъ прибылъ сюда, чтобъ встрѣтить его, и почему то встревоженъ этимъ объявленіемъ. Очень возможно, что Дондарамъ сталъ ему поперекъ дороги.

Ричардъ вошелъ. Но Скотту не терпѣлось, и онъ послѣдовалъ за нимъ. Первая комната была пуста. Ричардъ безъ церемоніи прошелъ въ сосѣднюю комнату. Деннетъ стоялъ тамъ, нагнувшись надъ чемоданомъ. Онъ торопливо укладывалъ въ него свои вещи, и, предполагая, вѣроятно, что вошелъ сторожъ, онъ, не оглядываясь, сказалъ: — Я уѣзжаю на нѣсколько дней. У меня остались чемоданъ и ящики на желѣзнодорожной станціи, я велю доставить ихъ сюда же. Поберегите ихъ до моего возвращенія, я хорошо заплачу вамъ за это.

Затѣмъ, обернувшись, онъ увидѣлъ свою ошибку.

— Раймондъ! — прошепталъ онъ задыхающимся голосомъ и, вскочивъ на ноги, выхватилъ револьверъ.

Ричардъ съ быстротой молніи бросился на него, повалилъ его на землю и вырвалъ изъ рукъ револьверъ, прежде чѣмъ тотъ успѣлъ опомниться.

— Ну, теперь я въ вашихъ рукахъ. Не теряйте времени и убейте меня! — прохрипѣлъ онъ, прижатый Ричардомъ къ полу.

Съ минуту Ричардъ дико всматривался въ него, между тѣмъ какъ Скоттъ остолбенѣлъ въ дверяхъ. Затѣмъ, покачавъ головою, онъ сказалъ:

— Нѣтъ, Родрикъ. Вы спасли мнѣ жизнь, когда мы были еще дѣтьми, въ Беверлеѣ, и это не разъ уже спасало вамъ жизнь съ тѣхъ поръ. У меня нѣтъ никакого желанія убивать васъ.

— Тогда предайте меня правосудію, пусть меня повѣсятъ, — прохрипѣлъ Деннетъ въ желѣзныхъ тискахъ Ричарда.

— Вы вполнѣ заслуживаете этого, но пусть это сдѣлаетъ кто нибудь другой, — отвѣчалъ Ричардъ.

— Въ такомъ случаѣ, чего вы хотите отъ меня? — спросилъ онъ.

— Я хочу отъ васъ нѣсколько вещей, и добьюсь ихъ раньше, чѣмъ вы ускользнете отъ меня, чего бы это мнѣ ни стоило. — Ричардъ говорилъ съ непоколебимою твердостью. — Я хочу получить отъ васъ тѣ секретные документы, что вы выкрали у меня. Я хочу возврата печати генералъ-губернатора. Я хочу ключъ отъ несгораемаго шкафа, въ которомъ хранится вашъ штампъ для поддѣлки рупій. Я требую письменнаго отъ васъ заявленія, что м-ръ Клейтонъ не имѣлъ ничего общаго съ вашими мошенничествами и кражей въ Бостонѣ. Я хочу, чтобы вы указали, какъ распорядились вы съ закладными? И затѣмъ… я требую возвращенія Поля Клейтона.

— Вы требуете слишкомъ многаго. Я этого не исполню, — злобно отвѣчалъ Родрикъ.

— Прекрасно, — спокойно произнесъ Ричардъ, — тогда я передамъ васъ британскому правительству. Вы будете повѣшены какъ убійца, и тогда я найду все, что мнѣ требуется безъ вашей помощи и кромѣ того возьму вашъ поясъ.

— У меня нѣтъ никакого пояса, — прохрипѣлъ Родрикъ, задыхаясь и отчаянно силясь высвободиться.

Но все было тщетно; М-ръ Раймондъ держалъ его желѣзною рукой.

— Я не за тѣмъ пришелъ, чтобъ препираться съ вами и тратить время попусту — строго произнесъ онъ. — Для васъ лучше покориться и выдать мнѣ все, что я требую.

Родрикъ колебался съ минуту. — Вы взяли верхъ надо мною, Раймондъ, — выговорилъ онъ наконецъ. — Документы и штампъ для поддѣлки рупій сложены у моего пріятеля Мобарака, въ его несгораемомъ шкафу въ Бенди-базарѣ. Я только что передалъ ихъ ему. Печать и ключъ въ моемъ поясѣ. Роспись закладныхъ и банковыхъ документовъ находится въ моемъ чемоданѣ: онъ тутъ, незапертъ. Письменное заявленіе для м-ра Клейтона я дамъ вамъ, когда вы мнѣ дадите возможность писать. Мальчика у меня нѣтъ, и я не знаю, у кого онъ находится. Я оставилъ его у одного человѣка въ Бенаресѣ, но тотъ испугался и отправилъ его съ какими то паломниками. Онъ говорилъ, что они должны придти къ празднику Пунга. Я самъ пріѣхалъ сюда, чтобы отыскать ихъ.

Не произнося ни слова, м-ръ Раймондъ раскрылъ сюртукъ и жилетъ Родрига Деннета, досталъ и разстегнулъ на немъ поясъ и снялъ его. Деннетъ не шевельнулся и не оказывалъ ни малѣйшаго сопротивленія, — ключъ и печать оказались тамъ. Открывъ чемоданъ, онъ досталъ изъ него роспись документовъ. Затѣмъ онъ передалъ чемоданъ Моро, стоявшему за внутреннею дверью.

— А гдѣ же ваши квитанціи багажа, который находится на станціи? — спросилъ онъ, обращаясь къ Родрику.

— Мой багажъ до васъ не касается, — мрачно отвѣчалъ Деннетъ.

— Подайте сейчасъ квитанціи! — сурово сказалъ Ричардъ.

Деннетъ подалъ ихъ, а Ричардъ передалъ ихъ Моро.

— Снеси чемоданъ въ мою комнату и прикажи немедленно прислать багажъ туда же, — твердо приказалъ онъ. Мальчикъ безпрекословно повиновался, наслаждаясь неожиданнымъ приключеніемъ.

— Саядъ, — сказалъ Ричардъ, — возьми экипажъ и отправляйся сейчасъ же къ Мобараку въ Бенди-базаръ. Скажи ему, что начальникъ главнаго управленія въ Бомбеѣ и секретарь вице-короля приказываетъ ему немедленно явиться въ Данъ Бунгалоу и привезти съ собою ящикъ Родрика Деннетта. Привези его съ собою: если онъ откажется, приведи алглійскую полицію. Подай имъ мою карточку, пусть приведутъ его ко мнѣ.

Съ военною точностью, какъ будто онъ вѣкъ свой былъ къ тому пріученъ, Саядъ отправился исполнять приказаніе своего господина.

Взявъ со стола бумагу и перо, Ричардъ освободилъ руки Родрика, велѣлъ ему сѣсть и написать заявленіе; самъ онъ усѣлся на край кровати, держа пистолетъ въ рукѣ. Скоттъ съ удивленіемъ смотрѣлъ на своего друга.

Когда бумага была написана, м-ръ Раймондъ просмотрѣлъ ее, одобрительно покачивая головою, подписалъ ее самъ, попросилъ Скотта тоже подписать ее, затѣмъ положилъ ее въ свой карманъ.

— Теперь относительно мальчика, — сказалъ Ричардъ. — Вы налгали мнѣ?

— Я бы могъ отлично наврать вамъ вообще, — отвѣтилъ Родрикъ, съ насмѣшливой улыбкой. — Вы нечестно поступаете со мной, Ричардъ Раймондъ.

— Неужели? — спросилъ Ричардъ.

— Вамъ нѣтъ теперь никакого дѣла до меня, разъ вы получили печать и штампъ для рупій, — отрывисто пробормоталъ Родрикъ.

Ричардъ повторилъ:

— Скажете-ли вы мнѣ, что съ мальчикомъ?

— Я уже вамъ говорилъ.

— Но никто же не станетъ держатъ его безвозмездно, — произнесъ Ричардъ.

— Человѣкъ, которому порученъ былъ ребенокъ, далъ паломникамъ сто фунтовъ, чтобъ сбыть его съ рукъ, — сказалъ Родрикъ. — И онъ говоритъ, что обѣщалъ имъ еще столько же, когда они представятъ его ко мнѣ сюда, въ Дели. Я ожидаю ихъ здѣсь, но теперь, если вы сами напали на слѣдъ, я отступаюсь. Не особенно то мнѣ пріятно, что вы пустились по морю вслѣдъ за мной, — сказалъ онъ съ усмѣшкой.

— Вы могли повстрѣчать пріятелей, которые хуже поступили бы съ вами, — спокойно возразилъ Ричардъ. — Подождите, мы еще не кончили нашихъ счетовъ. Вамъ легче будетъ розыскать мальчика, чѣмъ мнѣ. Отправляйтесь впередъ и розыщите ребенка; когда же вы его приведете ко мнѣ, вы получите въ десять разъ больще обѣщанной за него награды, — прибавилъ онъ.

Въ эту минуту въ комнату торжественно вошелъ Саядъ, въ сопровожденіи уроженца Африки, чернѣе обитателей Занзибара. Онъ былъ страшно взволнованъ и бухнулся на полъ при входѣ, стукаясь лбомъ объ полъ разъ до двѣнадцати.

Онъ принесъ съ собою запечатанную кожаную сумку, очевидно, очень тяжелую. Онъ сложилъ ее у ногъ м-ра Раймонда, а Родерикъ, не говоря ни слова, вынулъ изъ своего кармана ключъ, который передалъ Раймонду.

— А, это вы, Мабаракъ! я уже раньше васъ видѣлъ! — обратился къ нему Ричардъ. — Вы прежде жили въ Бомбеѣ. Вы тогда уже были негодяемъ, а теперь, кажется, стали еще хуже. Пройдите-ка туда, вонъ въ тотъ уголокъ и присядьте пока тамъ, на полу; но не трогайтесь съ мѣста, иначе я васъ застрѣлю раньше, чѣмъ вы успѣете моргнуть глазомъ.

Вынувъ изъ своего кармана пистолетъ, Ричардъ передалъ его Саяду и велѣлъ ему слѣдить за африканскимъ банкиромъ, который участвовалъ въ распространеніи фальшивыхъ рупій Деннета, а можетъ быть даже помогалъ ему въ фабрикаціи ихъ. Затѣмъ онъ приступилъ къ осмотру сумки, которымъ, повидимому, остался доволенъ, заперъ ее снова и, вставъ съ мѣста, спросилъ Саяда, стоитъ ли еще экипажъ у воротъ.

— Садитесь-ка на козлы, — обратился онъ къ черному банкиру, который дрожалъ какъ осиновый листъ. — Я хочу самъ свезти васъ въ вашу лавочку. Но если я услышу, что вы пустили въ обращеніе хоть одну изъ фальшивыхъ рупій, то знайте, что вамъ грозитъ тюрьма на всю жизнь.

Банкиръ отвѣсилъ ему глубочайшій салаамъ (поклонъ), касаясь опять до земли, въ избыткѣ благодарности, затѣмъ влѣзъ на сидѣніе рядомъ съ возницею.

— Мы сдѣлали сейчасъ очень важный шагъ, — сказалъ Ричардъ, выходя наулицу со Скоттомъ; — а слѣдующій, надѣюсь, будетъ находка маленькаго Поля. — Онъ говорилъ также спокойно, какъ будто дѣло касалось осмотра одной изъ древнихъ развалинъ.

Насталъ, наконецъ, день, когда въ Дели должно было совершиться великое празднество, ожидаемое всѣми съ такимъ нетерпѣніемъ. Ричардъ и Скоттъ спозаранку отправились туда и смѣшались съ шумной толпой, тѣснившейся на улицахъ. Передъ восхищенными глазами Скотта мелькали быстро смѣнявшіяся одна за другой картины, настолько необычайныя и живописныя, что онъ забылъ про всѣ свои тревоги.

Наконецъ въ концѣ улицы показалась большая процессія слоновъ. Она должна была пройти по открытой площади передъ Кашемирскими воротами.

— Станемъ здѣсь, чтобъ лучше видѣть процессію, — сказалъ Ричардъ.

Длинная линія нарядно убранныхъ слоновъ медленно проходила мимо нихъ. Одинъ конецъ ея исчезъ, прежде чѣмъ показался другой. Скоттъ начиналъ уже ощущать скуку, когда на глаза ему попался маленькій мальчикъ въ европейской одеждѣ, одинъ одинешенекъ среди тѣсной толпы туземцевъ. Онъ встрепенулся и задрожалъ всѣмъ тѣломъ. Но въ ту же минуту толпа снова нахлынула, и онъ потерялъ мальчика изъ виду. Схвативъ м-ра Раймонда за руку, онъ тщетно пытался говорить, показывалъ пальцемъ и тащилъ его впередъ, какъ вдругъ громкій возгласъ давно знакомаго голоса раздался въ его ушахъ:

— Дондарамъ, Дондарамъ!

Въ одно мгновеніе вся толпа преобразилась. Она затрепетала, услышавъ это имя. Крики: Дондарамъ! Дондарамъ! — раздавались со всѣхъ сторонъ. Ричардъ забылъ о Скоттѣ, и, освободившись отъ его руки, бросился впередъ, думая только объ Дондарамѣ. Въ ту минуту, когда зазвучалъ знакомый голосъ, Скоттъ, стоявшій немного впереди м-ра Раймонда, увидѣлъ маленькую фигурку своего брата Поля, устремившуюся передъ громаднымъ слономъ. Скоттъ бросился за нимъ. Слонъ отвелъ свой хоботъ въ сторону, чтобъ не задѣть мальчика, и въ то же время нанесъ имъ сильный ударъ Скотту. Онъ упалъ, и въ одно мгновеніе возбужденная толпа затоптала его. Онъ громко вскрикнулъ отъ боли и лишился чувствъ. Ричардъ на рукахъ донесъ его въ гостинницу.

Бѣдный Скоттъ былъ жестоко ушибленъ. Въ теченіе трехъ дней онъ метался въ жару, въ безпамятствѣ, и м-ръ Раймондъ съ лучшими врачами, какихъ только можно было достать, боролись съ жестокою горячкою, не поддававшейся никакому лѣченію. Онъ безпрестанно бредилъ Полемъ и Дондарамомъ, а когда приходилъ въ себя, то повторялъ опять то же самое.

М-ръ Раймондъ вовсе не былъ увѣренъ въ томъ, что Скоттъ въ здравомъ разсудкѣ и что у него не продолжается бредъ; но предоставлялъ ему тѣшиться своей фантазіей и дѣлалъ видъ, что вѣритъ тому, что онъ видѣлъ Поля гдѣ-то въ процессіи.

Черезъ недѣлю, когда Скоттъ совсѣмъ почти уже выздоровѣлъ, Ричардъ получилъ слѣдующую телеграмму:

«Пріѣзжайте немедленно въ Массури. Поль находится въ горахъ: я не смѣю слѣдовать за нимъ одинъ. Тутъ что-то несовсѣмъ ладное.

Родрикъ Деннетъ».

— Горный воздухъ будетъ чрезвычайно для васъ полезенъ, Скоттъ, — сказалъ Ричардъ, — и я предпочелъ бы взять васъ съ собою, чѣмъ оставлять здѣсь одного.

— Конечно, я непремѣнно хочу ѣхать! — съ горячностью воскликнулъ Скоттъ.

— Отлично; такъ мы сегодня же въ ночь съ скорымъ поѣздомъ отправимся въ Гималайскія горы, — отвѣчалъ Ричардъ.

ГЛАВА XXIII.
Вы будете моимъ Гари-Саибомъ.

Маленькій Поль съ большимъ аппетитомъ поужиналъ рисовыми лепешками съ молокомъ, такъ какъ сильно проголодался послѣ большой прогулки, во время которой пережилъ столько страховъ. Дондарамъ удовольствовался одними остатками отъ его ужина и усѣлся около него на полу.

— А развѣ вы себѣ на ужинъ ничего не принесли Дондарамъ? — спросилъ Поль, ласково заглядывая ему въ лицо. — Не очень то хорошо я сдѣлалъ, что такъ много поѣлъ, — и онъ похлопывалъ его по волосатой щекѣ и закрывалъ своими бѣленькими ручками эти черные глаза, отъ взгляда которыхъ у многихъ смѣлыхъ людей въ жилахъ застывала кровь.

— Я только подсоблялъ маленькому феринги (чужестранцу), — мягко произнесъ Дондарамъ. — Ну, а что же теперь, не хочетъ ли мой маленькій саибъ уснуть? Не хочется ли ему улечься въ этой кануркѣ и закрыть свои голубые глазки? Здѣсь не особенно уютно.

— Вездѣ, гдѣ бы ни былъ мой Дондарамъ, тамъ хорошо. Я ни за что не хочу возвращаться туда, гдѣ вы, меня оставляли одного ныньче утромъ. Я хочу всюду быть съ вами. Я радъ, что пошелъ и нашелъ васъ.

— И я тоже радъ этому, — отвѣчалъ Дондарамъ, разстилая цыновку на полу и, стараясь по возможности приготовить ложе помягче для ребенка, подложилъ другой коврикъ подъ него, а въ изголовье вмѣсто подушки положилъ свою чалму. Онъ, конечно, не сказалъ маленькому Полю, что кромѣ остатковъ отъ его ужина, ничего не ѣлъ съ того вечера, когда они были на берегахъ Джумны, или что у него не было другой цыновки, чтобъ подостлать себѣ. Онъ принесъ въ чашечкѣ воды и умылъ лицо и руки Поля съ такою же нѣжностью, съ какою умыла бы его родная мать, — и вытеръ ихъ своимъ кушакомъ. Затѣмъ онъ уложилъ мальчика на цыновкѣ, а самъ, поджавши ноги, усѣлся съ нимъ рядомъ.

— Кашибая придетъ сюда завтра утромъ, — сказалъ онъ, — и все устроитъ поудобнѣе.

— А кто это Кашибая, Дондарамъ? — спросилъ Поль, протянувшись преспокойно на цыяовкахъ.

— Это мать Гунги; она очень добрая и полюбитъ васъ, — отвѣчалъ муни.

— Я люблю Гунгу, — сказалъ мальчикъ. — Когда я опять увижу ее?

— Скоро, скоро, — отвѣчалъ Дондарамъ.

— Дондарамъ, — сказалъ Поль, глядя на него, — кто далъ вамъ это имя?

— Мать моя, — торжественно отвѣчалъ Дондарамъ.

— А кто моя мать, Дондарамъ?

Муни немножко замялся. — Мать Гунги, Кашибая, будетъ вамъ матерью, она будетъ любить васъ.

— Она тоже дастъ мнѣ имя? — спросилъ Поль. — Вы все называете меня феринги, а это значитъ «что нибудь чужое», а я не хочу быть чужимъ, я хочу быть точно такимъ, какъ вы. Мнѣ очень жаль, что я такой бѣлый. Не могли ли бы вы сдѣлать меня такимъ же темнымъ, какъ вы, Дондарамъ?

Глаза Дондарама сверкнули. Онъ съ минуту помолчалъ, затѣмъ сказалъ поспѣшно:

— Конечно, если вамъ того хочется, я могу сдѣлать маленькаго феринги, такимъ же чернымъ, какъ я самъ.

— И дайте мнѣ такое же имя, какъ у васъ, — воскликнулъ мальчикъ, вскакивая съ постели.

— Вы будете моимъ братомъ, моимъ Дакта-Бай. Нѣтъ, нѣтъ! — прибавилъ онъ поспѣшно, — я не довольно хорошъ для этого. Вы будете моимъ господиномъ — моимъ Саибомъ. Ваше имя будетъ Гари. Это имя моего божества.

— Вы слишкомъ большой, я не могу быть вашимъ господиномъ! — сказалъ Гари-Поль. Ребенокъ прижался къ нему и заставилъ дрогнуть это желѣзное сердце.

— Чѣмъ больше я, тѣмъ лучше могу слушаться васъ, — сказалъ муни, наконецъ; но слышно было дрожаніе въ этомъ голосѣ, звучавшемъ твердостью и силой передъ лицомъ смерти, а глаза, безстрашно глядѣвшіе на все, затуманились слезой.

— Я хочу, чтобъ вы были моимъ слономъ и носили бы меня на спинѣ, какъ давишніе слоны возили людей, — сказалъ Поль, вскакивая на ноги и хлопая въ ладоши.

— Я не такъ великъ для этого, — возразилъ Дондарамъ, — но я могу быть вашей лошадкой. Такъ идите сюда, мой Гари-Саибъ, взлѣзайте ко мнѣ на спину и я повезу васъ, куда захотите.

И этотъ муни, наводившій ужасъ на всю Индію, принялся галоппировать на четверенькахъ вокругъ полутемной, убогой комнатки съ блѣднолицымъ, голубоглазымъ Гари-Полемъ на спинѣ, который съ крикомъ и хохотомъ погонялъ его, немилосердно вцѣпившись рученками въ длинную прядь черныхъ волосъ своего коня.

Не смотря на то, что онъ пропутешествовалъ всю ночь съ мальчикомъ на плечѣ и весь день участвовалъ въ процессіи, Дондарамъ былъ также веселъ и счастливъ какъ и Поль. Однако, веселіе ребенка было омрачено чѣмъ-то: среди воодушевленія игры въ памяти его мелькали смутныя воспоминанія иныхъ минутъ — полныхъ свѣта и смѣха, иной обстановки, когда онъ былъ не Гари-Саибомъ, но… — тщетно пытался онъ удержать этотъ сонъ въ памяти. Онъ разсѣивался какъ дымъ, каждый разъ, когда мальчикъ старался уловить его.

Когда забава пришла къ концу, Гари, недоумѣвая, чтобы придумать новенькаго, сказалъ:

— Теперь надо меня сдѣлать такимъ же темнымъ, какъ вы, Дондарамъ.

— Я сейчасъ достану кое-что для вашихъ рукъ, и вы посмотрите, мой Гари-Саибъ, понравится ли это вамъ, — отвѣчалъ муни. — Я сейчасъ же вернусь.

Онъ вышелъ, и съ той минуты какъ Поль остался одинъ, онъ снова сталъ бояться. Онъ побѣжалъ бы тотчасъ за нимъ, еслибы дверь не оказалась запертою. Но Дондарамъ только завернулъ за уголъ, въ одну красильню, въ которой былъ увѣренъ, что никто его не знаетъ, и тамъ досталъ матеріалъ, которымъ слегка окрасилъ лицо и руки мальчика въ свѣтло-коричневый цвѣтъ. Они не были такъ же темны какъ у муни, но уже не были бѣлыми, и Поль былъ очень этимъ доволенъ. Онъ опять улегся и на этотъ разъ моментально заснулъ крѣпкимъ сномъ.

Онъ спалъ крѣпко и не видалъ, что Дондарамъ сидѣлъ, поджавши ноги на полу, около его изголовья, прислонясь къ стѣнѣ, и только слегка подремывалъ, тревожно просыпаясь при малѣйшемъ шорохѣ, и что нѣсколько разъ въ теченіе ночи онъ протягивалъ къ нему руку, чтобъ нащупать, все ли въ порядкѣ съ его маленькимъ божкомъ Гари. Подъ утро онъ осторожно обстригъ часть темныхъ кудрей, вившихся вокругъ его головки, нисколько не обезпокоивъ ребенка.

Когда Поль проснулся по утру, комната совершенно преобразилась. Тутъ было двое небольшихъ ширмъ и нѣсколько цыновокъ; огонь разведенъ былъ въ маленькой желѣзной переносной печкѣ, стоявшей въ углу, и на ней женщина готовила завтракъ. Это была индусска, съ очень тонкимъ и красивымъ лицомъ. Руки и ноги ея ничѣмъ не были прикрыты, кромѣ широкихъ золотыхъ и серебряныхъ браслетовъ, обвивавшихъ кисти ея рукъ и ладыжки ногъ; въ ушахъ красовались крупныя серьги, а съ одной стороны носа блестѣла золотая звѣздочка. Пальцы ногъ ея унизаны были серебряными кольцами, звенѣвшими, когда она ходила но голому полу. Дондарамъ сидѣлъ у огня. Поль тотчасъ узналъ Дондарама по голосу. Но какая перемѣна произошла въ немъ — онъ былъ положительно неузнаваемъ! Большая, красная чалма обвивалась вокругъ головы его красивыми, причудливыми складками. Онъ сбрилъ бороду, оставивъ только огромные усы, придававшіе ему необыкновенно свирѣпый видъ. Вмѣсто простаго плаща, который онъ постоянно носилъ, подпоясаннаго лишь простымъ кушакомъ, на немъ надѣта была свободная шерстяная куртка, съ развѣвающимися широкими рукавами. Широчайшій кушакъ, одного цвѣта съ чалмою, опоясывалъ его станъ; на немъ были широкіе шерстяные шаровары по колѣна, а на ногахъ сандаліи. Возлѣ него стоялъ, прислоненный къ стѣнѣ, огромный мечъ, футовъ пяти длины.

Дондарамъ былъ занятъ серьезнымъ разговоромъ съ женщиной и, хотя они говорили вполголоса, Поль могъ отчетливо слышать и отчасти понималъ то, о чемъ они толковали.

— Къ чему стану я осквернять себя? — шептала женщина. — Развѣ я не жена брамина? Развѣ вы сами, Дондарамъ, не браминъ? Развѣ меня не изводятъ ваши постоянныя скитанія? Развѣ я не умираю десять разъ на дню отъ страха предъ грозящими вамъ опасностями? Развѣ не проклята я въ каждомъ дыханіи своемъ, въ каждомъ глоткѣ, принимаемой мною пищи? Развѣ я не оскверняла себя тысячу разъ, проводя затѣмъ цѣлые дни въ покаяніи и очищеніи себя? Когда же наступитъ конецъ вашимъ странствіямъ, Дондарамъ? Когда же перестанутъ обуревать васъ ваши дикія мысли? Мальчикъ достаточно уже поправился. Я не желаю ему зла и никотда бы не причинила ему ни малѣйшаго вреда. Я никому не хочу вредить. Ненависти ни къ кому я не питаю, кромѣ тѣхъ, кто вредилъ вамъ. Но почему же, въ тотъ счастливый мигъ, когда все мнѣ улыбается, когда я, наконецъ, отдыхаю душою, могу приготовлять пищу для Дондарама, и обвѣвать Дондарама пока онъ ѣстъ ее, когда я наконецъ оживаю, о! сокровище мое и счастье! — зачѣмъ требовать моей погибели, моего оскверненія? А между тѣмъ я все исполню. Буду кормить и обмывать маленькаго феринги, буду о немъ заботиться. Клянусь Святою Матерью, головою дочери моей Гунги, что я стала бы пещись и заботиться объ паріи, еслибъ того потребовалъ мой Дондарамъ.

— Дондарамъ этого не требуетъ, — возражалъ муни. — Да будетъ проклять тотъ день, и оскверненъ всякій, кто дышетъ въ тотъ часъ, когда Дондарамъ къ кому либо обратится съ просьбою о чемъ бы то ни было. Развѣ вы не слыхали вчера, какъ весь городъ оглашался именемъ Дондарама? Онъ будетъ оглашаться еще и еще много разъ, пока не утолится жажда мести въ груди Дондарама. Дондарамъ не разговариваетъ съ вами. Онъ думаетъ, а вы читаете въ его мысляхъ и поступаете по своему вкусу. Кто же я послѣ того буду, если я заставлю васъ дѣлать по принужденію то, что самъ я сдѣлаю по доброй волѣ? Нѣтъ, маленькій феринги отправится со мной.

Онъ обернулся къ Полю и, увидавъ, что тотъ уже проснулся, подошелъ къ нему, и склонясь надъ нимъ, спросилъ:

— Согласенъ ли маленькій Саибъ идти со мною въ горы?

Губки Поля задрожали. Онъ испугался какъ подслушаннаго имъ разговора, такъ и новаго костюма, придававшаго Дондараму такой свирѣпый видъ. Онъ понялъ, что женщина не желала держать его тутъ. Въ сущности, у него начиналась тоска по родинѣ, хотя онъ не давалъ себѣ въ томъ отчета, обращеніе же Дондарама къ нему со словомъ саибъ, было послѣднею каплей, переполнившей чашу. Поль уткнулся въ свою циновку и расплакался.

— О! я не феринги! я не феринги! Я вѣдь «не совсѣмъ чужой»! Я бы хотѣлъ вернуть опять вчерашній вечеръ, — рыдалъ онъ. — Взгляните на мои руки, Дондарамъ. Вѣдь они черны, какъ у васъ.

Онъ протягивалъ къ нему свои рученки. Муни схватилъ ихъ и прижалъ къ своему лбу,

— Вчерашній вечеръ опять вернулся и будетъ продолжаться, пока Дондарамъ на волѣ, — торжественно произнесъ онъ, — Вы мой маленькій Гари, божество изъ божествъ, теперь и навсегда. Вѣдь вы не за богатство любите меня. Я не дарилъ вамъ никакихъ золотыхъ украшеній. У меня всего только и есть, что немного водицы, чтобъ умыть васъ. Я потомъ принесу вамъ завтракъ, а вечеромъ мы отправимся въ горы.

— Мнѣ хотѣлось бы повидать Гунгу, — сказалъ Поль, продолжая всхлипывать.

Въ четыре часа по полудни въ тотъ день, по самымъ люднымъ улицамъ Дели медленно, съ горделиво поднятою головою проходилъ военачальникъ, держа за руку маленькаго персіянина, ласково прижимавшагося къ нему. Смуглое личико ребенка значительно отличалось отъ темной кожи военачальника въ блестящемъ костюмѣ, и не одинъ прохожій останавливался, чтобъ взглянуть на диковинные голубые глаза ребенка, и содрогался при видѣ внушительнаго меча, висѣвшаго черезъ правое плечо вождя. Многіе даже останавливали слугу, несшаго за ними на головѣ большой узелъ, чтобъ разспросить его, кто это важное лицо. Но тотъ удивленно смотрѣлъ имъ въ глаза, мотая головой. Скоттъ едва ли могъ бы узнать Поля подъ этимъ нарядомъ, и никто въ Дели, глядя на этого военачальника, не подозрѣвалъ, что это Дондарамъ.

Они остановились у одной лавочки, на окраинѣ базара, и Дондарамъ купилъ мѣшочекъ маисовой муки и пучекъ стручьевъ краснаго перца, которые слуга присоединилъ къ узлу на своей головѣ.

Оттуда они прямо направились къ англійской желѣзнодорожной станціи и сѣли въ поѣздъ.

На маленькой станціи они вышли изъ поѣзда. Дондарамъ зналъ, что караванъ, къ которому онъ хотѣлъ примкнуть, не приходилъ еще на станцію.

Это былъ маленькій, глухой провинціальный городокъ, расположенный на берегу узкаго, но стремительнаго горнаго потока. Дондарамъ съ Полемъ и слугой взяли на берегу лодочку, чтобы переѣхать рѣку и попасть на тропу каравана, пролегавшую не подалеку оттуда.

Въ тотъ моментъ, какъ они садились въ лодку, Поль увидалъ небольшую каменную фигурку, на подобіе маленькаго слона.

— Что это? Что это такое? — спросилъ ребенокъ, увидавъ туземца съ непокрытою головою, который поливалъ голову его водою и украшалъ его цвѣтами,

Губы Дондарама скривились въ презрительную улыбку, такъ же какъ тогда при видѣ изображенія богини Кали. — Человѣкъ этотъ обмываетъ покровительствующаго ему идола, — отвѣчалъ онъ въ полголоса. — Онъ такъ молится — прибавилъ онъ громко.

— А вы, Дондарамъ, никогда такъ не молитесь? — спросилъ Поль.

— Къ чему стану я молиться такимъ образомъ? Богъ вездѣсущъ.

— А я никогда не молюсь, Дондарамъ. Теперь, когда я похожъ на васъ, я хочу, чтобъ вы научили меня молиться. Они пристали къ берегу въ мѣстѣ, гдѣ имъ надо было перевалить черезъ горы, чтобы попасть на дорогу каравана. Лодка отплыла прочь; слуга былъ посланъ впередъ, а Долларамъ, усѣвшись на берегу рѣки, привлекъ къ себѣ Поля и сказалъ:

— Я научу васъ, маленькій Гари-Саибъ, одной молитвѣ, которую никто никогда не запретитъ вамъ читать. Только я не знаю ее на томъ нарѣчіи, на какомъ мы разговариваемъ, а только на моемъ родномъ языкѣ Маратовъ. Вы можетъ быть и не поймете ее, но заучите и будете знать, что вы молитесь Богу.

Онъ обмылъ ему руки и лицо, согласно своему ученію, и медленно сталъ читать молитву, которую Поль повторялъ вслѣдъ за нимъ.

Нѣсколько разъ заставлялъ онъ повторять ее, пока Поль не затвердилъ молитву почти безошибочно, стоя на колѣняхъ около муни и сложивъ темныя руки на груди.

Вдругъ они услыхали голосъ слуги, кричавшаго имъ съ вершины горы, что караванъ уже виденъ; тогда Дондарамъ поспѣшно посадилъ Поля къ себѣ на плечо и пошелъ съ нимъ впередъ. Достигнувъ вершины, на которой стоялъ слуга, они увидали густое облако пыли, поднимавшееся на равнинѣ, а сквозь него могли уже различать лошадей и верблюдовъ, большое стадо скота и множество мущинъ, женщинъ и дѣтей. Поль крѣпче прижался къ Дондараму.

— Мой маленькій Гари не долженъ бояться, — сказалъ онъ. — Это все друзья мои. Я опасался, что они не такъ скоро подоспѣютъ сюда. Мы пройдемъ нѣкорое время вмѣстѣ съ ними, и вы теперь не будете больше утомляться, пока мы будемъ съ ними, мы посадимъ васъ верхомъ на прекраснаго коня, а слуга нашъ сядетъ позади, чтобъ держать васъ.

— Мнѣ бы хотѣлось лучше ѣхать на вашемъ плечѣ, — сказалъ Поль.

— Успѣете еще, Гари-Саибъ, накататься на моемъ плечѣ, когда намъ негдѣ будетъ достать лошадей.

Между тѣмъ нѣкоторые изъ передовыхъ всадниковъ подъѣхали къ Дондараму. Сойдя съ коней, они отвѣсили ему глубокіе поклоны, какъ будто онъ былъ начальникомъ надъ ними.

Поспѣшно приказавъ слугѣ пересѣсть на одну изъ лошадей, которая была подана ему, онъ посадилъ Поля передъ нимъ, а узелокъ передалъ одному изъ подоспѣвшихъ къ нимъ солдатъ, затѣмъ, прижавши ручки Поля къ своему лбу, онъ сказалъ: — Теперь вы въ безопасности, маленькій мой Саибъ. Стоитъ вамъ сказать только слово, и я сейчасъ-же прибѣгу къ вамъ; я скоро нагоню васъ, и тогда поѣдемъ вмѣстѣ.

Обернувшись опять къ офицерамъ, онъ заговорилъ съ ними на языкѣ, совершенно непонятномъ для Поля; да и недолго пришлось тому прислушиваться, такъ какъ слуга тотчасъ увезъ его.

— Какія вѣсти объ Нона? — спросилъ Дондарамъ, и офицеръ отвѣтилъ:

— Онъ все еще въ опасности: рана медленно заживаетъ. Онъ очень боится умереть, раньше чѣмъ задача его будетъ исполнена.

— Пошлите ему сейчасъ же сказать отъ меня, — сказалъ Дондарамъ, — что всего только одинъ изъ приговоренныхъ остается теперь въ живыхъ, да и тотъ здѣсь въ горахъ. Скажите ему, что у меня въ рукахъ есть магнитъ, притягивающій его ко мнѣ, и что не пройдетъ и мѣсяца, какъ онъ услышитъ объ его смерти. Пусть Нона выздоравливаетъ, но если ему суждено умереть, то пусть умираетъ спокойно: Дондарамъ исполнитъ клятву.

Онъ быстро повернулся, сѣлъ на другого коня и черезъ минуту очутился рядомъ съ маленькимъ Полемъ.

Мущины, находившіеся въ караванѣ, были большею частью одѣты такъ-же, какъ Дондарамъ, у женщинъ же на головахъ надѣты были высокіе, остроконечные уборы, къ которымъ прикрѣплены были вуали, или сари. У нѣкоторыхъ были на рукахъ маленькія, голенькія дѣти, другія же дѣти постарше ѣхали верхами, такъ же какъ и Поль.

Мальчикъ замѣтилъ, что всѣ коровы были осѣдланы и на каждой былъ навьюченъ небольшой тюкъ. Впереди всѣхъ шествовалъ громадный, страшный быкъ, безъ всякаго вьюка, обвитый гирляндою цвѣтовъ.

За полчаса до наступленія сумерекъ быкъ, шедшій впереди стада, остановился и принялся ѣсть сочную траву, въ изобиліи росшую въ долинѣ. Тогда туземцы, шедшіе въ линію по бокамъ, съ длинными тупыми копьями, которыми они все время подгоняли коровъ, когда тѣ останавливались, теперь согнали ихъ въ кучу, сняли съ нихъ сѣдла и пустили пастись на волѣ. Поль замѣтилъ, что мущины одинъ за другимъ отставали по немногу отъ прочихъ. Это были все мусульмане; они слѣзали со своихъ верблюдовъ и, прежде чѣмъ отпустить ихъ на отдыхъ, становились около нихъ на колѣни и молились

— Прослушайте, затвердилъ ли я молитву, — сказалъ Поль Дондараму и, не дожидаясь отвѣта, онъ обмылъ лицо свое и руки на индусскій ладъ, поливая на руки понемногу воды изъ чашки, имѣвшейся для этой цѣли: затѣмъ, вставъ на колѣни у ногъ Дондарама, онъ повторилъ нѣсколько разъ молитву, которой научилъ его муни, сначала съ ошибками, затѣмъ съ каждымъ разомъ все тверже и тверже. Между тѣмъ, пока онъ повторялъ свою молитву, уже смерклось и зажгли факелы и костры, чтобъ отгонять дикихъ звѣрей.

Вдругъ по близости раздался чей-то звучный голосъ, запѣвшій по индусски старинный мусульманскій гимнъ къ пустынѣ. Каждое слово этого гимна было понятно Полю.

— Какъ это хорошо! — произнесъ Поль, когда пѣсня начала повторяться въ разныхъ частяхъ каравана по мѣрѣ того, какъ мусульмане укладывались спать на ночь.

— А какъ же мы будемъ спать? — спросилъ Поль, только теперь замѣтивъ, что солнце зашло и луна ярко освѣщала равнину.

— У насъ будетъ отличное мѣсто для отдыха. Намъ приготовили палатку — сказалъ муни. И, вставъ съ мѣста, онъ взялъ Поля на руки и снесъ его въ низкую палатку изъ верблюжьяго полосатаго сукна, въ которую они оба вползли и гдѣ Поль уснулъ такъ-же крѣпко, лежа на твердой рукѣ Дондарама, какъ нѣкогда спалъ на бѣлой мягкой подушечкѣ, въ родномъ домикѣ въ Беверлеѣ.

На слѣдующій день караванъ потянулся вверхъ по берегу рѣки. Скалистые утесы вздымались почти прямо изъ воды. По каменистымъ крутизнамъ ихъ росли деодары, стройные какъ стрѣлы, хотя корни ихъ, углублявшіеся въ расщелинахъ пропастей, питались лишь дикимъ мохомъ и орошались ледяными струйками отъ таявшихъ на вершинахъ снѣговъ. Поль долго и внимательно присматривался къ снѣгу.

— Гдѣ могъ я раньше видѣть снѣгъ? — спросилъ онъ Дондарама.

— У себя дома, Гари-Саибъ, — отвѣчалъ онъ.

— Развѣ у меня есть домъ? — спросилъ онъ опять. Дондарамъ взглянулъ на него и встрѣтилъ его вопрошающіе голубые глазки. Онъ сидѣлъ теперь впереди муни, на одной съ нимъ лошади.

— Вы должны вернутся туда, сокровище мое. Вы скоро туда поѣдете. Дондарамъ не станетъ удерживать васъ.

— А я хочу, Дондарамъ, чтобъ вы тоже ѣхали туда со мной. Гдѣ это? Далеко отсюда? — добивался Поль.

— Далеко ли? — засмѣялся муни. — Далеко ли? Да, очень далеко. — Странное дрожаніе послышалось въ его голосѣ. Вдругъ Поль сказалъ:

— Но вы вѣдь поѣдете со мной, Дондарамъ? Вы должны ѣхать. А гдѣ это?

— Вы скоро узнаете, все узнаете, — грустно замѣтилъ муни, — но вы не забудете стараго Дондарама? Не правда ли, вы не забудете его?

Поль обвилъ рученками шею муни; слезы наполнили голубые глазки и полились по темнымъ щечкамъ его. Онѣ были уже не такъ темны, какъ сначала: краска была непрочная и понемногу слѣзала.

Когда они достигли Амритсара, то остановились лишь, чтобъ посѣтить великолѣпный, золоченый храмъ, стоявшій среди чистаго, холоднаго горнаго озера. Дондарамъ обмѣнялся нѣсколькими словами, на непонятномъ Полю нарѣчіи, съ нѣкоторыми муни и паломниками, находившимися тутъ.

Городъ былъ сильно взволнованъ объявленіями, вывѣшенными повсюду, что великій Гуру, или высшій жрецъ золотаго храма, имѣлъ видѣніе, что его святой отецъ, недавно умершій, превратился въ рыбу и плаваетъ въ такомъ видѣ въ озерѣ. Вслѣдствіе этого онъ воспретилъ, подъ страхомъ смерти, ловить тамъ рыбу. А такъ какъ большая часть городскаго населенія состояла преимущественно изъ паломниковъ и бѣдняковъ, которые исключительно питались рыбою изъ этого озера, то имъ прямо грозила смерть отъ голода. Но Поля очень мало касались дѣла Армитсара; онъ крѣпко держался за руку муни и съ любовью глядѣлъ ему въ лицо.

Точно также мало впечатлѣнія произвели на Поля слова муни: — мы должны теперь отправиться въ Массури; это очень тяжелый путь, но мы постараемся облегчить его для маленькаго Гари-Саиба. — Ему ровно ни до чего не было дѣла, разъ Дондарамъ былъ съ нимъ.

Съ небольшимъ конвоемъ изъ горцевъ пустились они по ущельямъ; солдаты открывали и замыкали шествіе. Дорога пролегала иногда по великолѣпнымъ долинамъ, пестрѣвшимъ роскошными цвѣтами, съ исполинскими деревьями и рокочущими горными потоками, черезъ которые перекинуты были легкіе мостики, состоящіе просто изъ скрученныхъ березовыхъ вѣтвей, которые подавались, гнулись и дрожали, когда ступали на нихъ. Но Поль еще крѣпче держался за руку муни, и шелъ за нимъ всюду, куда бы онъ ни велъ его.

Лицо его и руки опять совершенно побѣлѣли, и онъ сталъ приставать, чтобъ его покрасили такъ, чтобъ краска не сходила съ него, пока онъ не выростетъ большимъ, какъ самъ муни.

Но муни отдѣлывался отъ него, говоря, что теперь нѣтъ съ нимъ нужныхъ для этого красокъ и что надо подождать.

Они проходили иногда въ тѣни высочайшихъ горъ, въ ущельяхъ которыхъ лежали вѣчные снѣга. Поля несли теперь въ подобіи мѣшка, висящаго на бамбуковомъ шестѣ, оба конца котораго были положены на плечи сильныхъ горцевъ. Горцы называли этотъ мѣшокъ — денди. Такъ какъ Поль былъ очень легокъ, то они несли его такъ свободно, что онъ находилъ этотъ способъ путешествія столь же удобнымъ, какъ на плечѣ Дондарама.

На пути, среди вершинъ и ущелій, имъ попадались странные домики, сложенные изъ камня, гдѣ они останавливались на ночлегъ; Дондарамъ называлъ ихъ — «караванъ-сараями»; и люди, стекавшіеся вокругъ нихъ изъ маленькихъ хижинъ на этихъ почти неприступныхъ твердыняхъ, возбуждали въ Полѣ такое же любопытство, какое этотъ бѣлолицый ребенокъ возбуждалъ среди нихъ.

Пока слуга, взятый ими изъ Дели, разводилъ огонь и готовилъ имъ ужинъ, жители собирались вокругъ нихъ, сгорая нетерпѣніемъ посмотрѣть и поговорить съ выходцами съ «того свѣта», какъ они называли всѣхъ, живущихъ за предѣлами Гималайскихъ горъ.

Многіе изъ нихъ, никогда не видавшіе бѣлолицыхъ, робко подкрадывались и трогали щеки Поля, осматривая потомъ свои пальцы, чтобъ убѣдиться, не пристала ли къ нимъ бѣлая краска. Одежда ихъ была безобразна, но лица у нихъ были добрыя и улыбка пріятная. Мальчика очень забавляли суевѣрныя дѣти горцевъ, которыя смертельно боялись его, когда онъ подходилъ къ нимъ.

Тѣ, которые были постарше и похрабрѣе, снимали съ него шляпу и важно прохаживались, надѣвъ ее себѣ на голову. Нѣкоторые разспрашивали, какой краской окрашиваетъ онъ свои волосы въ коричневый цвѣтъ и съ гордостью показывали красновато-желтые концы своихъ собственныхъ черныхъ волосъ.

Дровосѣки, работавшіе въ громадныхъ лѣсахъ, останавливались съ вязанками на головахъ, чтобъ посмотрѣть на проѣзжавшаго мимо нихъ въ денди маленькаго феринги; а пастушки, съ кольцами въ носу, и въ кожанныхъ кушакахъ, осыпанныхъ бирюзою, съ огромными охапками сѣна, балансирующихъ у нихъ на головѣ, тоже останавливались, чтобъ поклониться бѣлому саибу и пожелать ему благополучнаго перехода черезъ горы.

Путешествуя такимъ образомъ по Гималайскимъ горамъ, Поль находилъ этотъ способъ передвиженія гораздо болѣе удобнымъ, чѣмъ то казалось взрослымъ. Онъ не сознавалъ опасности на краю пропастей. Ему никто не говорилъ о томъ, что голова можетъ у него закружиться, если онъ будетъ смотрѣть съ этихъ отвѣсныхъ утесовъ, высотою до трехъ или болѣе тысячъ футовъ, внизъ, въ черныя пропасти, въ которыхъ нельзя было даже разглядѣть громадныхъ деодаровъ. Крѣпко сжимая руку Дондарама, онъ смотрѣлъ внизъ и дурачился, говоря что собирается спрыгнуть внизъ, чтобы заставить муни спрыгнуть за нимъ и поймать его.

Онъ смѣялся, переходя по дрожащимъ мостикамъ изъ березовыхъ вѣтвей, перекинутыхъ черезъ глубокія ущелья. Что ему было до рокочущихъ горныхъ стремнинъ? Онъ безстрашно стоялъ бы подъ катящимися съ горъ обвалами каменныхъ глыбъ, не боясь ничего на свѣтѣ, пока онъ чувствовалъ прикосновеніе темной, жилистой руки своего друга и сознавалъ себя подъ его защитой.

Онъ ничего не зналъ ни объ окровавленныхъ кинжалахъ, ни объ узловатыхъ рюмала, ни о клятвахъ кровавой мести, произнесенныхъ надъ цѣлымъ спискомъ лицъ, причисляемымъ Дондарамомъ и Нона-Саибомъ къ числу «приговоренныхъ». Какое было ему до всего этого дѣло?

Чѣмъ выше поднимались они въ горы, тѣмъ холоднѣе становилось въ воздухѣ; но Дондарамъ, предвидя это заранѣе, припасъ теплое одѣяло изъ козьяго пуха, въ которое такъ плотно закуталъ Поля, что ему не было холодно. Горный воздухъ только подкрѣплялъ его, и румянецъ снова заигралъ на щечкахъ, такъ сильно поблѣднѣвшихъ отъ тѣхъ страшныхъ снадобій, которыми опаивалъ его Родрикъ Деннетъ. Съ каждымъ днемъ онъ становился крѣпче.

Наконецъ они достигли маленькаго поселка близь высочайшихъ снѣговыхъ вершинъ, въ небольшомъ ущельи среди вѣчныхъ льдовъ, гдѣ жили отъ трехъ до четырехъ сотъ человѣкъ. Жилища ихъ состояли изъ большихъ ямъ, вырытыхъ прямо въ горѣ, а въ очень близкомъ разстояніи на крутыхъ скалахъ были обильныя пастбища для козъ, которыхъ въ селеніи держали нѣсколько сотъ головъ.

Населеніе питалось козьимъ молокомъ, козьимъ мясомъ и одежду изготовляло изъ козьихъ шкуръ. Изъ кедровъ, росшихъ пониже, они ухитрялись приготовлять прескверный напитокъ, которымъ опивались допьяна, а пока дули теплые вѣтра, они выращивали ровно столько зерноваго хлѣба, сколько нужно было, чтобъ не умереть съ голоду.

— Завтра уже мы перевалимъ черезъ горы, начнемъ спускаться и опять очутимся среди цвѣтовъ, — сказалъ Дондарамъ.

— Да куда же мы идемъ, Дондарамъ? Я хочу идти къ Гунгѣ и Притѣ, — сказалъ Поль.

Муни съ каждымъ днемъ становился все грустнѣе, а, глядя на него, и мальчикъ былъ сдержаннѣе. Дондарамъ ласково гладилъ его по щечкѣ, говоря: послѣ завтра, я думаю, вы увидитесь съ тѣми, кого желали бы видѣть.

Съ ранняго утра слѣдующаго дня они начали спускаться съ горъ. Дондарамъ просидѣлъ всю эту ночь около своего питомца, и всякій разъ, какъ Поль просыпался, онъ видѣлъ склоненную надъ собою фигуру муни.

Сказалось-ли утомленіе этой ночи, или быть можетъ величіе окружающей ихъ природы вліяло на нихъ обоихъ такимъ образомъ, — но Поль и его другъ были грустнѣе и молчаливѣе обыкновеннаго въ это утро.

Слуга, сопровождавшій ихъ отъ Дели, отправился впередъ раньше ихъ; онъ уже нѣсколько дней, какъ исчезалъ такимъ образомъ, появляясь снова только къ вечеру. Но въ этотъ день онъ вернулся задолго до заката солнца и, поспѣшно подойдя къ Дондараму, съ тревогою сказалъ:

— Ихъ люди разбиваютъ палатки на высотахъ, прямо надъ нами. Они проведутъ ночь тутъ, а завтра, чѣмъ свѣтъ, пойдутъ по направленію къ глиняному караванъ-сараю.

— Хорошо, — отвѣчалъ Дондарамъ, и странный огонекъ сверкнулъ въ его глазахъ. — Намъ нужно дойти сегодня до караванъ-сарая и переночевать тамъ эту ночь. Сколько ихъ тутъ и изъ кого состоитъ партія?

— Тамъ трое бѣлыхъ: одинъ изъ нихъ — Деннетъ, другой бѣлый изъ Бомбея и третій молодой человѣкъ, который не умѣетъ говорить по нашему. Ихъ конвой состоитъ изъ пяти солдатъ и двадцати человѣкъ слугъ.

— Это хорошо, — повторилъ Дондарамъ. — Впередъ! Впередъ скорѣе! Не такъ еще скоро стемнѣетъ, а путь опасный.

Караванъ снова потянулся, и какъ разъ, когда садилось солнце, они проходили мимо того мѣста, о которомъ доносилъ ему слуга, что тамъ раскинута большая палатка европейцевъ. Дѣйствительно, Дондарамъ увидѣлъ палатку, а въ нѣкоторомъ отъ нея разстояніи на землѣ сидѣло съ дюжину или болѣе мѣстныхъ слугъ.

Караванъ продвинулся немного ниже ихъ лагеря, но Дондарамъ отдѣлился отъ своихъ и, подойдя къ слугамъ, вступилъ съ ними въ разговоръ, не смущаясь тѣмъ, что бѣлые находились неподалеку.

Черезъ минуту муни нагналъ опять своего питомца. Маленькій Поль сжалъ его руку и такъ умолялъ вынуть его изъ денди, что онъ исполнилъ его просьбу и съ часъ времени несъ его на своемъ плечѣ черезъ темнѣющій лѣсъ.

— Это напоминаетъ мнѣ то время, когда лодка наша была разбита, — сказалъ Поль, ощупью поглаживая смуглую щеку Дондарама.

Мускулистая рука крѣпче обвила тѣло ребенка. Что сталось съ Дондарамомъ? Его трясло, какъ въ лихорадкѣ. Походка его стала нетвердою. Онъ чуть не падалъ на неровной тропинкѣ.

— Если вы упадете, такъ и я полечу съ вами, не правда-ли? — смѣясь, спросилъ мальчикъ.

— Я ни за что не упаду, пока мой Гари-Саибъ у меня на плечѣ, — отвѣчалъ Дондарамъ, подбадриваясь и ступая быстрѣе и тверже.

— Я не боюсь, что вы упадете, — беззаботно сказалъ Поль, — это было бы даже очень забавно. Я и не ушибся бы.

— Какъ можетъ маленькій Гари знать это? — спросилъ муни, лаская плечико, которое придерживалъ приподнятою рукой.

— О! вы не дали бы мнѣ разбиться, — довѣрчиво сказалъ Поль. — Я люблю быть въ страшныхъ мѣстахъ вмѣстѣ съ вами, — прибавилъ онъ.

Было уже темно. Поль не могъ видѣть слезъ, катившихся по морщинистому лицу страшнаго Дондарама.

Съ минуту муни шелъ молча въ темнотѣ. Даже шума шаговъ его на тропинкѣ не было слышно. Наконецъ, онъ снялъ Поля съ плеча и прижалъ его къ своей тяжело и болѣзненно вздымавшейся груди.

— Чтожъ дѣлать! — произнесъ онъ, наконецъ, вполголоса, — они лучше будутъ заботиться о васъ, чѣмъ Дондарамъ. Вѣдь я индусъ. Они же такіе, какъ вы. Они будутъ любить васъ. — Онъ крѣпко сжалъ ребенка и прибавилъ: — Но сильнѣе меня никто не можетъ любить васъ… Нѣтъ, никто. Это было бы невозможно. Завтра, завтра вы узнаете многое. Сегодня же вы принадлежите Дондараму! Да, сегодня вы мальчикъ Дондарама!

— Я всегда вашъ, — сказалъ Поль, когда они подходили къ глиняному караванъ-сараю.

По утру Дондарамъ особенно тщательно умылъ Поля и досталъ изъ его узелка европейскій костюмъ. Сначала Поль противился тому, чтобы снять свой блестящій персидскій костюмъ, отороченный мѣхомъ, и мягкій плащъ изъ козьяго пуха, который такъ хорошо защищалъ его отъ холода, но при видѣ европейскаго платья въ немъ воскресло какое-то неопредѣленное, но пріятное воспоминаніе о прошломъ. Къ тому-же оно было такое хорошенькое, что онъ принялся плясать по пустой комнатѣ караванъ-сарая.

Обуваніе его въ чулки и сапожки доставило Дондараму столько труда, что онъ еле съ нимъ справился. И тотъ, кто твердою рукою хваталъ людей за горло и спокойно смотрѣлъ, какъ они умирали, тотъ, кто смѣялся надъ криками разсвирѣпѣвшей толпы, вопившей: — Долой разбойника Дондарама! Проклятіе этому пугалу Индіи! — тотъ, который не чувствовалъ ни холода среди снѣговыхъ горныхъ вершинъ, ни палящаго зноя среди степей, чье имя было проклято, а сердце не знало страха — стоялъ теперь на колѣняхъ, на глиняномъ полу, терпѣливо стараясь застегнуть своими грубыми пальцами ботинки ребенка, развлекая его своей болтовней и прыгая, какъ акробатъ въ циркѣ, чтобъ заставить его разсмѣяться, когда по неловкости онъ ущемлялъ его ножку, вызывая тѣмъ слезы въ голубыхъ глазахъ.

Трудный подвигъ этотъ, однако, былъ, наконецъ, совершенъ, и, причесавъ своими непривычными руками темные волосы Поля, упорно свивавшіеся въ кудри, на европейскій ладъ, онъ досталъ изъ узелка изящную американскую шляпочку, надѣлъ ее на голову мальчика и отступилъ на шагъ, чтобъ полюбоваться на него. Онъ одобрительно улыбался, хотя сердце его сильно билось и капли пота выступали на его широкомъ, грозномъ лбу.

Вошелъ одинъ изъ солдатъ и шопотомъ сказалъ ему нѣсколько словъ.

— Я приду сейчасъ, — отвѣчалъ онъ. — Припугните ихъ маленько, стрѣляйте повыше, нѣтъ надобности убивать даже ни одного изъ нихъ. И вы жизнью отвѣтите мнѣ, если задѣнете пулей хоть одного изъ европейцевъ! Все пойдетъ отлично, нѣтъ никакого сомнѣнія. Если они повернутся и отступятъ, пусть уходятъ. — Посадивъ затѣмъ Поля на свое плечо, онъ собралъ все платье въ узелокъ, засунувъ туда же персидскій костюмчикъ и теплыя козьи шкурки.

— Маленькому Гари все это можетъ еще пригодиться, — произнесъ онъ со вздохомъ и выбѣжалъ съ нимъ въ лѣсъ, въ заднюю дверь караванъ-сарая.

Уходя оттуда, Поль оглянулся. Онъ не понялъ того, что было сказано, но смутно сознавалъ, что ему угрожала какая то опасность. Онъ видѣлъ грубыхъ, смѣлыхъ солдатъ, привычныхъ къ крови и борьбѣ, поспѣшно собиравшихся у дверей караванъ-сарая; онъ видѣлъ слугу, печально глядѣвшаго вслѣдъ Дондараму и поклонившагося ему до земли; онъ видѣлъ одного изъ солдатъ, вставшаго на колѣни и положившаго ружье свое.на глинянную стѣнку у двери караванъ-сарая, и въ тотъ моментъ, когда Дондарамъ бросился впередъ и скрылся въ густомъ лѣсу, раздался громкій выстрѣлъ.

— Что они дѣлаютъ? — спросилъ мальчикъ, сильнѣе прижимаясь къ шеѣ муни, между тѣмъ какъ тотъ огромными скачками пробирался черезъ густую чащу. Дондарамъ остановился въ разсѣлинѣ между двухъ высокихъ утесовъ, гдѣ веселый ручеекъ бѣжалъ въ тѣни кустовъ. Здѣсь онъ осторожно спустилъ Поля на землю. Стая бѣлыхъ голубей вспорхнула отъ ручейка и, покружась надъ его головою, взлетѣла въ лощину.

— Это хорошее для васъ предзнаменованіе, маленькій Гари-Саибъ, — сказалъ онъ и, наклонясь надъ нимъ, торопливо прошепталъ: — повторите еще разокъ маленькую молитву вашу. Встаньте на колѣни, достаньте водицы и прочтите ее. Такъ. — Онъ подождалъ немного. Поль за это время твердо выучилъ молитву и повторилъ ее безъ, запинки.

— Теперъ постойте на колѣняхъ нѣкоторое время, — прибавилъ онъ, отворачивая лицо свое отъ обращенныхъ къ нему голубыхъ глазокъ. — Мнѣ нужно сходить посмотрѣть, почему тамъ стрѣляли. Для васъ здѣсь нѣтъ никакой опасности. Повторите нѣсколько разъ свою молитву и не трогайтесь съ мѣста, пока кто нибудь не позоветъ васъ: тогда вы будете очень счастливы. Повторите же еще разъ, а я послушаю. И помните: не вставайте съ колѣнъ, иначе съ вами можетъ приключиться что нибудь очень худое!

Поль прочелъ молитву. Онъ не слыхалъ ни малѣйшаго шороха, но, когда онъ оглянулся, муни исчезъ. Онъ вскочилъ на ноги и хотѣлъ позвать его; но вспомнивъ приказаніе Дондарама, онъ всталъ опять на колѣни и повторилъ снова молитву. Около него весело бѣжали струйки ручейка. Поль не даромъ былъ еще ребенкомъ, и, скоро позабывъ все окружающее, онъ принялся слѣдить за струившеюся водою и играть камушками, въ полной увѣренности, что скоро онъ вскинетъ глазами и увидитъ передъ собою возвращающагося за нимъ Дондарама.

ГЛАВА XXIV.
Поль найденъ.

По прибытіи въ Массури, м-ръ Раймондъ и Скоттъ нашли дѣла въ очень странномъ положеніи. Родрикъ Доннетъ былъ тутъ и хлопоталъ, какъ никогда еще въ жизни, чтобы заслужить награду, обѣщанную ему Реймондомъ. Но онъ дѣйствовалъ со страхомъ и трепетомъ, потому что происходило нѣчто столь таинственное, что онъ; начиналъ опасаться козней со стороны своихъ враговъ.

Къ его пріятелю Мобараку въ Дели являлся посланецъ, оставившій ему, для передачи Деннету, посылочку съ локономъ волосъ Поля, рубашечкой, которую онъ самъ покупалъ ему, и талисманомъ, который онъ носилъ на шеѣ. Все это сопровождалось извѣщеніемъ, что мальчикъ находится въ Гималайскихъ горахъ, между Амритсаромъ и Массуру, и что, если онъ хочетъ застать мальчика въ живыхъ, то долженъ придти за нимъ въ теченіе одного мѣсяца. Онъ отправился было тотчасъ, но, когда онъ достигъ Массури, имъ овладѣлъ такой страхъ, что онъ послалъ за м-ромъ Раймондомъ.

— Намъ слѣдуетъ начать поиски немедленно, — сказалъ м-ръ Раймондъ. — Нечего обращать на это вниманіе: я, собственно, не вижу ничего тревожнаго.

Они вмѣстѣ изслѣдовали всѣ дороги; разослали всюду шпіоновъ; дѣлали всевозможныя усилія, но все было напрасно, всякій слѣдъ Поля исчезъ.

— Мы должны идти сами, — рѣшилъ Ричардъ черезъ недѣлю. — Скоттъ едва ли окрѣпъ достаточно, чтобъ рискнуть подняться сразу на такую высоту, вы отправляйтесь прямо въ горы, а мы выберемъ обходный путь на слонахъ и встрѣтимся съ вами на десятый день. Оттуда мы отправимся вмѣстѣ.

Не было возможности отказываться дальше, и Деннетъ вынужденъ былъ принять эти условія.

Они взяли съ собою конвой изъ пяти солдатъ. Кромѣ того были наняты горцы, чтобы нести багажъ, провизію и палатки.

Въ теченіи трехъ дней Скоттъ ѣхалъ на маленькомъ слонѣ, между тѣмъ какъ м-ръ Раймондъ слѣдовалъ за нимъ на другомъ слонѣ, побольше, а за ними нѣсколько слугъ съ необходимымъ багажемъ.

На слѣдующій день они оставили слоновъ и продолжали путь въ денди. Скоттъ нашелъ этотъ способъ передвиженія довольно неудобнымъ, носильщики качали его взадъ и впередъ какъ маятникъ, предоставляя ему по пути ударяться и задѣвать за каждый выдающійся утесъ или острый уголъ. Когда тропа становилась особенно узка и проходила по самому краю глубочайшихъ пропастей, что безпрестанно встрѣчается въ Гималайскихъ горахъ, носильщики всегда ухищрялись нести шестъ на томъ плечѣ, которое было ближе къ пропасти такъ что Скоттъ, выглядывая изъ за края мѣшка, въ которомъ несли его, и видя лѣса на сотни футовъ подъ собою, чувствовалъ, какъ леденѣетъ въ немъ кровь отъ страха.

— Желалъ бы я знать, что случилось бы, еслибъ одинъ изъ этихъ молодцовъ подвинулся на одинъ шагъ къ краю пропасти, — съ содроганіемъ сказалъ онъ Ричарду когда окончилась узенькая тропинка и они очутились рядомъ въ просторномъ мѣстѣ.

— Одному Богу извѣстно, — отвѣчалъ Ричардъ. — Надѣюсь только, что ни вамъ, ни мнѣ не придется извѣдать этого.

— Да, но я перепуганъ до смерти и избитъ до синяковъ, — жаловался Скоттъ. — Если существуетъ иной способъ путешествія, я готовъ былъ бы испробовать его. Развѣ у нихъ нѣтъ лошадей?

— Даже много, но съ ними еще страшнѣе, могу васъ увѣрить. По такимъ неровнымъ мѣстамъ, какъ здѣсь, онѣ прыгаютъ съ утеса на утесъ, какъ альпійскія серны. Къ тому же эти маленькія бестіи страшно пугливы, а, какъ вамъ извѣстно, когда лошадь труситъ, она пятится назадъ, нисколько не задумываясь, куда ступаетъ задними ногами. Если же это случится надъ пропастью, то вы слетите въ одно мгновеніе ока!

— Но развѣ нѣтъ больше никакихъ иныхъ способовъ? — воскликнулъ Скоттъ.

— Какъ же, Скоттъ, водятся еще яки и въ слѣдующемъ селеніи; мы постараемся достать яковъ. Они то надежны, какъ каменныя горы. Я никогда не слыхалъ, чтобы якъ упалъ или потерялъ сѣдока.

Имъ пришлось подниматься еще на одинъ очень крутой утесъ, и во время перехода случилось происшествіе, заставившее Скотта высказаться рѣшительнѣе чѣмъ когда нибудь въ пользу яковъ. Когда они прошли почти полпути по одному изъ самыхъ узкихъ кряжей, надъ которымъ возвышался крутой выступъ, вдругъ надъ головами ихъ раздался страшный трескъ, шумъ и грохотъ.

Скоттъ не успѣлъ придти въ себя, какъ оказался самымъ безцеремоннымъ образомъ брошеннымъ на дорогѣ, между тѣмъ какъ носильщики, спасая свою жизнь, разбѣжались въ разныя стороны.

Прежде чѣмъ онъ успѣлъ высвободиться изъ мѣшка, огромная глыба камней и земли обрушилась и покатилась по крутому скату съ неудержимою быстротой. Къ счастью, носильщики ошиблись въ расчетѣ, она прошла немного позади, обдавъ его только пылью.

Первое, что увидалъ Скоттъ при приближеніи къ поселку, былъ большой, угрюмый, невзрачный якъ. Старикъ держалъ его за кольцо, продѣтое въ носъ.

— Омъ, Омъ, Омъ, Омъ, Омъ, Омъ! — бормоталъ онъ.

— Что съ нимъ такое? Не боленъ ли онъ? — спросилъ Скоттъ, проходя мимо него.

— Онъ куда-то собирается со своимъ якомъ и передъ отходомъ читаетъ часть большой молитвы, начинающейся со слова «Омъ», которое по ихнему значитъ Богъ, — сказалъ Ричардъ.

Путешественники вошли въ домъ.

Тутъ пожилая женщина варила пищу надъ ямой въ полу, а у огня сидѣла молодая женщина съ двумя трехлѣтними мальчиками на колѣняхъ. Она крутила нѣчто похожее на старомодную трещетку, надъ головою дѣтей, повторяя слово: Омъ, Омъ, Омъ, Омъ! такъ-же какъ и старикъ съ якомъ.

— И она зарядила такъ-же, какъ этотъ! — сказалъ Скоттъ, со вздохомъ. — Но что такое у нея въ рукахъ?

— Это молитвенная мельница, — отвѣчалъ Ричардъ. — Эта же самая молитва написана на этой палочкѣ, и всякій поворотъ ея равняется тому, что молитва прочитана столько же разъ, сколько разъ она написана на палочкѣ. Развѣ вы не замѣчали, что многіе изъ встрѣчавшихся намъ людей останавливались у такихъ колесиковъ и заставляли ихъ вертѣться.

— Конечно, видѣлъ, но я полагалъ, что они это дѣлаютъ шутки ради. Такъ это также были молитвенныя мельницы!

Изъ этого поселка они двинулись дальше уже на якахъ.

Два дня подъема въ гору, верхомъ на якахъ, оказались гораздо пріятнѣе, чѣмъ въ мѣшкѣ, и привели ихъ къ мѣсту, назначенному для встрѣчи съ Родрикомъ Деннетъ, — онъ уже ждалъ ихъ тамъ. Еще черезъ два дня они достигли высотъ, гдѣ разбили для ночлега свои палатки и гдѣ Поль съ Дондарамомъ прошли мимо нихъ при закатѣ солнца.

Маленькой Поль и не видалъ ихъ лагеря. Денди, въ которомъ несли его, былъ нарочно отверстіемъ обращенъ въ другую сторону. Дондарамъ преспокойно подходилъ къ слугамъ и разговаривалъ съ ними: разспрашивалъ, куда они идутъ, и изъ кого состоитъ ихъ караванъ.

Къ концу двухчасовой ходьбы они были остановлены выстрѣломъ изъ ружья.

— Стойте, стойте! — восликнулъ Деннетъ, — тутъ происходитъ что-то неладное! Здѣсь или разбойники или неизвѣстно еще что! Подождите, пока я вернусь назадъ и подгоню сюда остальную часть конвоя.

Они отступили немного назадъ и начали совѣщаться, но Родрикъ Деннетъ упорно настаивалъ на своемъ первомъ предложеніи. Онъ не соглашался двинуться на неизвѣстную опасность и уходилъ назадъ, предпочитая предоставить другимъ подвергаться опасности, прежде чѣмъ самому бросаться въ нее.

— Трусъ! — съ презрѣніемъ произнесъ Ричардъ, когда онъ исчезъ. — Тутъ нѣтъ никакой опасности. Выстрѣлъ былъ сдѣланъ на воздухъ. Мы пойдемъ впередъ.

Прождавши около получаса, они двинулись впередъ, не дождавшись возвращенія Деннета. Въ это время по дорогѣ сзади нихъ показался старый, оборванный, покрытый грязью паломникъ; онъ шелъ, съ трудомъ поднимаясь въ гору, устало опираясь на суковатую палку.

Онъ окликнулъ ихъ слабымъ голосомъ. Они подождали.

— Вы бѣлые… должно быть, англичане, — сказалъ онъ, задыхаясь, точно отъ сильнаго удушья. — Я поднялся тутъ вдоль ручейка, прошелъ тамъ мимо маленькаго мальчика. Онъ стоялъ на колѣняхъ около воды и плакалъ. Онъ бѣлый: я не могъ прикоснуться къ нему; но вамъ можно, — прибавилъ онъ съ улыбкой.

Встревоженные этимъ извѣстіемъ, м-ръ Раймондъ и Скоттъ повернули назадъ по узкой тропинкѣ, не дожидаясь дальнѣйшихъ свѣдѣній.

Едва прошли они съ четверть мили, какъ наткнулись на лежащаго навзничь посреди дороги, мертваго Родрика Деннета.

Они простояли съ минуту, пораженные ужасомъ, когда Ричардъ замѣтилъ что то напечатанное кровью на груди рубашки убитаго.

Онъ наклонился и прочелъ:

«Послѣдній изъ осужденныхъ. Это восемьдесятъ третій измѣнникъ, павшій отъ руки Дондарама за измѣну Индіи. Муни исполнилъ свою клятву. Отверженный отмстилъ за свою родину. Дондарамъ болѣе не существуетъ».

— Скоттъ, — сказалъ Ричардъ, вставая, — вы говорили, что желали бы видѣть Дондарама.

— Да, говорилъ, — отвѣчалъ Скоттъ, стоя блѣдный передъ трупомъ.

— Вы его видѣли, — старый паломникъ былъ Дондарамъ. Это его послѣдняя жертва.

Скоттъ встрепенулся, — А Поль? — прошепталъ онъ, задыхаясь отъ волненія.

— Я не знаю, — сказалъ Ричардъ. — Это могла быть только случайность, что онъ направилъ насъ этимъ путемъ, но все-таки пойдемте дальше.

Встревоженный до послѣдней степени Скоттъ спѣшилъ скорѣе, чѣмъ Ричардъ могъ поспѣвать за нимъ. Онъ нашелъ ручей и несся впередъ, перескакивая съ одного камня на другой, вдоль ручья. Наконецъ онъ перескочилъ черезъ узкую разсѣлину. Передъ нимъ стоялъ на колѣняхъ маленькій мальчикъ, играя камушками въ водѣ.

— Поль! Поль! — вырвалось изъ груди его…

Мальчикъ поднялъ глаза, и въ то же мгновеніе завѣса, скрывавшая отъ него все прошлое, исчезла.

— О Скоттъ мой! Скоттъ! — закричалъ Поль и бросился въ его объятія.

ГЛАВА XXV.
Это былъ мой дорогой Дондарамъ!

Изъ памяти Поля навсегда изгладилось воспоминаніе о томъ, что съ нимъ произошло въ промежутокъ времени, начиная съ той минуты, когда онъ вышелъ изъ родительскаго дома съ Родрикомъ Денеттомъ, вплоть до того момента, когда онъ взялъ муни за руку. Все же остальное воскресло въ его памяти. Онъ помнилъ всѣ счастливые часы, проведенные въ домѣ родительскомъ, и никогда не забывалъ ни одной минуты, проведенной имъ съ муни. Долгое время путалъ еще онъ въ разговорѣ англійскій языкъ съ индусскимъ, и на Скотта производило очень странное впечатлѣніе, когда онъ слышалъ, какъ свободно его маленькій братишка болталъ съ индусами и мусульманами, понималъ ихъ привычки и объяснялъ ихъ обычаи.

Когда Ричардъ пришелъ къ обоимъ братьямъ, продолжавшимъ держать другъ друга въ объятіяхъ, онъ не могъ достаточно налюбоваться на розовыя щечки, на изящно расчесанныя кудри, на веселые голубые глазки и осанку полную достоинства, которую Поль инстинктивно перенялъ отъ Дондарама.

Когда они, наконецъ, собрались уходить отъ ручья, Поль, указывая на узелокъ, всюду такъ долго сопутствовашій ему, сказалъ по индуски:

— Тутъ связано мое платье. Я не уйду отсюда, пока не вернется Дондарамъ.

— Дондарамъ! — воскликнулъ Ричардъ въ удивленіи, услыхавъ это имя, и переглянулся со Скоттомъ.

— Да кто же это Дондарамъ, Поль? — спросилъ м-ръ Раймондъ.

— Меня зовутъ Гари-Поль, а не попросту Поль, — живо возразилъ мальчикъ, — Дондарамъ называлъ меня своимъ Гари-Саибомъ… Дондарамъ — развѣ вы его не знаете? О! Дондарамъ, онъ такой храбрый! Нѣтъ, я не уйду отсюда, пока не вернется Дондарамъ.

Цѣлыхъ два часа пробились съ мальчикомъ, пока не убѣдили его уйти съ мѣста, гдѣ оставилъ его Дондарамъ.

Они пустились въ обратный путь. Многое изъ того, что во время пути говорилъ Поль о своемъ другѣ — муни, повергало м-ра Раймонда все въ большее и большее удивленіе, такъ какъ оно свидѣтельствовало о добромъ сердцѣ, бившемся въ груди Дондарама. Утромъ и вечеромъ, когда случалось имъ останавливаться около воды, Ричардъ съ ужасомъ замѣчалъ, какъ Поль тщательно обмывалъ себѣ лицо и руки, становился на колѣни съ наклоненною головой и сосредоточенно шепталъ что то.

Онъ предполагалъ, что Дондарамъ научилъ его какой нибудь индусской молитвѣ. Но, наконецъ, ему удалось однажды разслышать его молитву. Скоттъ стоялъ неподалеку и, замѣтивъ умиленіе его, спросилъ:

— Что это такое, м-ръ Раймондъ?

Ричардъ не тотчасъ отвѣтилъ, но когда Поль всталъ съ колѣнъ, онъ спросилъ его:

— Гдѣ вы этому научились, Поль?

— Называйте же меня Гари-Поль, — строго сказалъ мальчикъ. — Если я потерялъ моего милаго, дорогого Дондарама, я не хочу терять имени, которое онъ далъ мнѣ. Онъ научилъ меня этой молитвѣ, и я всегда буду читать ее — да всегда, всегда.

— Это правильно, Гари-Поль, читайте ее всегда — всегда читайте ее, — сказалъ Ричардъ. Затѣмъ, обернувшись къ Скотту, со слезами на глазахъ, Ричардъ сказалъ:

— Это настоящая христіанская молитва, только на маратскомъ нарѣчіи.

— Дондарамъ сказалъ мнѣ, что никто никогда не запретитъ мнѣ читать эту молитву, — сказалъ Поль.

Они направлялись въ Калькутту, но принуждены были по пути остановиться на день въ Бенаресѣ, такъ какъ м-ру Раймонду нужно было привести въ порядокъ нѣкоторыя дѣла. Чтобъ пріятно наполнить время для Поля, который часто грустилъ по своемъ другѣ, они прокатились послѣ полудня но окрестностямъ города. Въ этотъ день у индусовъ былъ праздникъ. Всѣ храмы переполнены были богомольцами.

Подлѣ мраморныхъ ступеней одного изъ храмовъ, прислонясь къ периламъ, у стройнаго деревца, стояла одна изъ главныхъ и самыхъ красивыхъ танцовщицъ. Она сбросила съ себя вуаль и, сложивъ на выступѣ нѣкоторыя изъ своихъ украшеній, приготовлялась приступить къ омовенію; но очевидно забыла и о храмѣ, и о собравшейся толпѣ. Видно было, что мысли ея унеслись далеко.

Скоттъ указалъ на нее м-ру Раймонду, прибавивъ:

— Какой у нея грустный видъ! Вѣрно у нея какое-нибудь горе.

Поль взглянулъ въ ту же сторону, и каково было удивленіе обоихъ, когда онъ бросился къ ней въ объятія, съ возгласомъ: "Гунга, о Гунга!, а красавица мурли наклонилась къ нему, прижимая мальчика къ своему сердцу и обливаясь горькими слезами.

Подойдя къ нимъ ближе, они услыхали, какъ Поль тревожно говорилъ ей: — Ахъ Гунга! да гдѣ же Дондарамъ? Я плачу, умираю по моемъ Дондарамѣ!

— Дондарамъ въ тюрьмѣ, закованъ въ цѣпи, въ Калькуттѣ, — печально отвѣтила Гунга.

Ричардъ нахмурился и озабоченно сказалъ Скотту:

— Я прочелъ сегодня въ газетахъ, что Дондарамъ отдался добровольно въ руки англичанъ и доставленъ въ Калькутту, но не хотѣлъ говорить объ этомъ, изъ опасенія, чтобъ Поль не услыхалъ.

— О Гунга! Я разобью его цѣпи! Никто не смѣетъ дѣлать больно моему Дондараму! — сказалъ Поль.

— Да онъ самъ это сдѣлалъ, — отвѣчала Гунга. — Онъ прислалъ мнѣ сказать, чтобъ я не старалась помочь ему, что онъ самъ захотѣлъ этого.

— О Гунга! Я такъ люблю его! — рыдалъ Поль.

— Да вѣдь и я тоже! — печально сказала она. — Вѣдь онъ отецъ мой!

Насилу могли увести Поля отъ Гунги, когда ей пришлось идти въ храмъ, и то лишь послѣ того, какъ ему обѣщали, что онъ скоро увидитъ ее опять, какъ только съѣздитъ домой, въ Америку. У него было очень слабое представленіе, какъ это далеко.

Они отправились въ Калькутту. Пріѣхавъ туда, Поль потребовалъ, чтобъ его свезли повидаться съ Дондарамомъ. Свиданіе ихъ было крайне трогательно. Дондарамъ плакалъ и цѣловалъ голубоглазаго ребенка, который обвивалъ своими бѣлыми ручками грубое, морщинистое лицо его.

М-ръ Раймондъ остановился въ большомъ восточномъ отелѣ, въ англійскомъ кварталѣ громаднаго города, въ которомъ пользовался такою же извѣстностью и почетомъ, какъ во всей Индіи. За тѣ немногіе дни, остававшіеся до отплытія изъ этого порта парохода, на которомъ они предполагали вернуться домой, Ричардъ употребилъ всѣ свои усилія, чтобъ сдѣлать что нибудь для облегченія участи Дондарама. Онъ заручился обѣщаніемъ, что къ нему примѣнено будетъ возможное смягченіе закона и даже отмѣна смертной казни, если муни дастъ торжественную клятву надъ головой маленькаго Поля, что онъ искренно раскаивается, никогда не попытается бѣжать и вернуться къ прежней жизни и дастъ правительству указанія гдѣ находится его сообщникъ Нона-Саибъ.

Насталъ день суда. Залъ суда былъ переполненъ людьми, стремившимися увидать знаменитаго Дондарама. Его ввели, закованнаго въ цѣпи. При его появленіи въ различныхъ концахъ зала послышались свистки, но онъ не обратилъ на нихъ ни малѣйшаго вниманія и прошелъ къ своему мѣсту въ сопровожденіи стражи. Поль сидѣлъ на противоположной сторонѣ. Увидѣвъ Дондарама, онъ, несмотря на всѣ старанія удержать его, прошелъ черезъ всю залу суда, передъ высшими судебными чинами, не обращая на нихъ вниманія, и нѣжно сжалъ въ своихъ рукахъ жесткую руку своего друга. Шопотъ пронесся по переполненному залу, но ни Поль, ни муни даже не замѣтили этого. Судья всталъ и началъ читать длинный перечень обвиненій; въ заключеніе онъ объявилъ, что его ждетъ смертный приговоръ, но что этотъ приговоръ можетъ быть отмѣйенъ, если обвиняемый согласится на поставленныя ему условія.

Въ залѣ водворилось гробовое молчаніе. Всѣ напряженно ожидали послѣдняго слова осужденнаго.

— Дондарамъ самъ, добровольно сдался англичанамъ, потому что онъ готовъ получить заслуженное возмездіе, — произнесъ онъ медленно, съ настоящимъ индусскимъ достоинствомъ. — Никто не взялъ меня силой, никто не могъ этого сдѣлать. И неужели вы думаете, что Дондарамъ явился сюда, чтобъ быть предателемъ своихъ? Слыхалъ ли кто когда-нибудь, чтобы Дондарамъ предалъ друга Индіи? — Онъ помолчалъ съ минуту, затѣмъ торжественно заключилъ: — Ни одинъ червь, пресмыкающійся на землѣ, ни одна птица, рѣющая въ воздухѣ, не будутъ вправѣ сказать надъ прахомъ Дондарама, что онъ былъ измѣнникомъ. Нѣтъ! Хотя бы даже англичане сожгли меня живымъ, какъ они сдѣлали съ однимъ изъ моихъ соотечественниковъ; хотя бы разстрѣляли меня изъ пушечнаго жерла, какъ они разстрѣляли массы нашего народа; хотя бы они подвергли меня пыткамъ, оскверненію, повѣсили-бы, уморили бы съ голоду, какъ то было уже продѣлано надъ тысячами нашихъ индусовъ. Никогда! Неужели англичане воображаютъ, что ради чего-бы то ни было я дамъ клятву надъ этой головкой, которая для меня священнѣе всѣхъ моихъ боговъ? — Онъ положилъ при этомъ руку на курчавую темнорусую головку. — Нѣтъ, даже ради жизни и свободы я не осквернилъ бы этого младенца клятвою покрытаго кровью Дондарама.

Ропотъ одобренія смѣнилъ свистки, которыми встрѣтили муни при его первомъ появленіи. Его снова отвели въ тюрьму. М-ръ Раймондъ старался успокоить Поля, говоря, что приговоръ не будетъ приведенъ въ исполненіе, и что Поль со временемъ вернется въ Индію и снова повидаетъ своего друга. Этими обѣщаніями удалось хоть отчасти утѣшить дѣтское сердечко Поля. У нихъ оставался еще цѣлый день до отплытія парохода, и они рѣшили воспользоваться этимъ, чтобы покататься по городу, для развлеченія Поля. Но онъ предпочелъ остановиться на одномъ изъ притоковъ рѣки, гдѣ вдоль берега причалены были туземныя лодочки, на которыхъ мѣстные фермеры привозили свои продукты и бродили по песчаному берегу въ ожиданіи покупателей.

Поль вкусилъ отъ того приворотнаго корня, который привлекаетъ и болѣе опытныя сердца къ Остъ-Индіи. Онъ смѣялся и болталъ съ простолюдинами, рылся въ пескѣ съ туземными ребятишками, такъ же точно, какъ часто игралъ на берегу въ Беверлеѣ.

М-ръ Раймондъ былъ слишкомъ доволенъ, видя веселье Поля, чтобъ нарушать его забавы, и они вмѣстѣ со Скоттомъ расположились также на берегу.

— Въ Индіи найдутся еще тысячи болѣе интересныхъ предметовъ, чѣмъ все то, что вы осмотрѣли за это время, Скоттъ, — сказалъ онъ; — и я надѣюсь имѣть когда-нибудь случай показать ихъ вамъ; но теперь нельзя вамъ дольше оставаться въ Индіи, пора возратить Поля къ родителямъ, ожидающимъ его съ нетерпѣніемъ. Когда-нибудь въ другой разъ пріѣзжайте въ Индію. Здѣсь остается еще цѣлый міръ чудесъ, невиданный вами! Вы должны непремѣнно вернуться сюда опять.

— Я, конечно, пріѣду опять, — отвѣчалъ Скоттъ серьезно.

— У васъ будетъ остановка въ Мадрасѣ, на южномъ берегу, когда вы поплывете на пароходѣ къ Цейлону, а потомъ вы остановитесь въ великолѣпной гавани на Пуантъ-де-Галль, на островѣ Цейлонѣ, гдѣ кокосовыя пальмы непрерывной стѣной подымаются почти у самой воды. Вы должны пользоваться всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы знакомиться съ новыми мѣстами.

— Я долженъ? — спросилъ Скоттъ, глядя на Ричарда въ удивленіи. — Развѣ вы сами не ѣдете съ нами?

— Къ сожалѣнію, мнѣ нельзя ѣхать, — грустно отвѣчалъ Ричардъ, — мой отпускъ кончается, и меня сейчасъ въ Бомбеѣ ждутъ дѣла. Но одинъ хорошій мой пріятель, изъ провинціальныхъ миссіонеровъ, отправляется съ семьей на этомъ же пароходѣ въ Америку и будетъ очень радъ сдѣлать все отъ него зависящее для васъ и Поля. Вамъ предстоитъ очень пріятное путешествіе. Вы повезете къ тому же прекрасныя вѣсти. Я вамъ дамъ запечатанный конвертъ, заключающій въ себѣ сознаніе Деннета относительно его похищенія въ банкѣ. Это сознаніе освобождаетъ вашего отца отъ подозрѣнія въ какомъ-либо соучастіи, и кромѣ того, оказывается возможнымъ пополнить всю сумму, похищенную Доннетомъ изъ банка, такъ какъ я узналъ о нѣсколькихъ очень крупныхъ вкладахъ, сдѣланныхъ имъ здѣсь.

— Но вѣдь изъ нихъ слѣдуетъ вамъ награда за розыскъ Поля и всѣ мои расходы, — сказалъ Скоттъ.

— Я былъ очень доволенъ тѣмъ, что вы посѣтили меня въ Индіи, Скоттъ, — улыбаясь, отвѣчалъ Ричардъ. — И я буду очень радъ еще въ другой разъ принять на себя всѣ ваши расходы, когда бы вы ни пріѣхали погостить ко мнѣ. Мнѣ денегъ не нужно. Единственная близкая родственница, которая есть у меня — сестра моя въ Беверлеѣ, хорошо пристроена и ни въ чемъ не нуждается. Я положительно богатъ, и не имѣю семьи. Нѣтъ никакой для меня надобности копить деньги. Кромѣ того, Поля нашли вы, а не я. Поэтому эти деньги по всей справедливости принадлежатъ вамъ.

— Какой вы странный человѣкъ, — пробормоталъ Скоттъ.

— Да вѣдь это такъ, — улыбаясь, сказалъ Ричардъ. Мнѣ нужно было розыскать Родрика Деннетта. Я бы сдѣлалъ всевозможныя усилія, чтобъ найти его. Онъ ускользнулъ у меня изъ рукъ на Лондонскомъ скоромъ поѣздѣ, когда я однажды выслѣдилъ его тамъ. Я даже не подозрѣвалъ тогда, что онъ отправится въ Америку. Никто этого не зналъ, потому что никто не зналъ настоящаго его имени, пока я случайно не прочелъ его стараго имени въ Бостонской газетѣ, какъ кассира въ банкѣ вашего отца. Я отправился въ Америку исключительно, чтобъ отыскать его.

— Я уже давно рѣшилъ одинъ вопросъ, съ мѣсяцъ по крайней мѣрѣ, — произнесъ онъ съ колебаніемъ.

— Что-жъ именно? — спросилъ м-ръ Раймондъ.

— Вотъ видите ли, мы съ Полемъ ломали дужки съ Бесси и Китти въ тотъ самый вечеръ, когда онъ былъ похищенъ. Поль выразилъ желаніе побывать въ Индіи, а я пожелалъ найти случай сдѣлаться героемъ. Желанія наши сбылись. Я увидалъ, какимъ хорошимъ народомъ могли бы быть индусы и въ какомъ родѣ героемъ я долженъ бы сдѣлаться; и я пообѣщалъ себѣ, если найду Поля и привезу его обратно домрй въ Америку, то сдѣлаюсь миссіонеромъ, и такъ и будетъ.

— Да благословитъ васъ Богъ, Скоттъ! — искренно воскликнулъ м-ръ Раймондъ. Желаніе ваше исполнилось — вотъ вамъ случай стать героемъ. Работайте отъ всей души. Будьте хорошимъ миссіонеромъ и вы будете однимъ изъ величайшихъ героевъ въ мірѣ. Поль показалъ вамъ примѣръ, въ какомъ направленіи слѣдуетъ работать, властью, которую онъ пріобрѣлъ надъ этимъ страннымъ человѣкомъ — Дондарамомъ. Смѣлѣй впередъ! Вы попали на настоящій путь, Скоттъ.

Пароходъ былъ изъ крупныхъ и доѣхать къ нему имъ пришлось на лодкѣ. Поль ни за что не хотѣлъ уѣхать, не повидавъ Дондарама, но м-ръ Раймонду удалось, наконецъ, убѣдить его.

Когда они пріѣхали на пристань, на порядочномъ разстояніи отъ города, одинъ невзрачный лодочникъ, съ капюшономъ на головѣ, схватилъ Поля къ себѣ на руки и побѣжалъ къ лодкѣ.

— Что за нахальство! — пробормоталъ Ричардъ. — Эти лодочники готовы на все идти, чтобъ заручиться пассажирами. Ни за что не поѣду съ нимъ.

— Не все ли равно, — возразилъ Скоттѣ.

Они подъѣхали къ пароходу; а такъ какъ тотъ же лодочникъ взялъ опять Поля на руки, чтобъ внести его по качающейся лѣстницѣ, м-ръ Раймондъ и Скоттъ пошли впередъ.

Когда лодочникъ несъ Поля вверхъ по лѣстницѣ, онъ приложилъ губы вплоть къ его ушку и торопливо шепнулъ ему;

— Гари-Саибъ, не говорите никому! молчите, не то они убьютъ меня. Никакіе запоры не могли удержать меня отъ желанія получить на прощаніе благословеніе отъ моего Гари. Помните молитву, которой я научилъ васъ и молитесь за меня, чтобы я могъ быть вашимъ слугой, вашимъ конемъ, вашимъ псомъ въ томъ христіанскомъ раю, въ который вы попадете. Молитесь за моихъ Гунгу и Приту, и за Кашибаю, чтобъ намъ всѣмъ послѣдовать за вами, Гари мой, Гари!

Поль обвился рученками вокругъ грубой шеи лодочника и поцѣловалъ его въ темныя губы. Поднявшись на пароходъ, лодочникъ поспѣшно выпустилъ Поля и, видя, что м-ръ Раймондъ и Скоттъ глядятъ на него, онъ низко наклонилъ голову и поцѣловалъ бѣлыя ручки, которыя прижалъ къ своему лбу. Затѣмъ, не поднимая головы, чтобъ никто не могъ видѣть его лица, онъ сбѣжалъ внизъ по лѣстницѣ и вскочилъ въ лодку.

Миссіонеръ, стоявшій рядомъ съ м-ромъ Раймондомъ, замѣтилъ небрежно: — эти суевѣрные невѣжды готовы принять благословеніе отъ каждаго, пускающагося въ дальній путь. — Затѣмъ, взявъ Поля за руку, онъ сказалъ: — Ну, м-ръ Поль, надѣюсь, что мы съ вами сдѣлаемся большими друзьями, раньше чѣмъ доберемся до Америки.

Поль выдернулъ у него свою рученку. — Нѣтъ! — воскликнулъ онъ по индусски (въ возбужденіи своемъ онъ спутался, на какомъ нарѣчіи слѣдуетъ ему говорить) — ни за что, если вы будете звать меня Полемъ. Мое имя Гари.

— Прекрасно, — отвѣчалъ миссіонеръ, — я всегда стану называть васъ Гари. Это очень красивое имя.

Но м-ръ Раймондъ видѣлъ больше, чѣмъ миссіонеръ; и, поднявъ Поля на руки, шепнулъ ему: — Гари-Поль, узнали вы лодочника, который принесъ васъ сюда? Поль сначала недовѣрчиво взглянулъ на него, но, видя ласковое выраженіе въ его глазахъ, онъ отвѣтилъ, зарыдавъ:

— Это былъ мой дорогой Дондарамъ!

Конецъ 2-й части.

---

1. Массачусетсъ — штатъ въ Сѣверной Америкѣ съ главнымъ городомъ Бостономъ.
2. Набобъ — правитель провинціи въ Индіи.
3. Магараджа — владѣтельный князь.