«Аполлонъ», № 6, 1910
Я очень хорошо помню ея дебютъ на нашей сценѣ (Александринской). Это было въ «Боѣ бабочекъ».
Съ нетерпѣніемъ ждалъ я репетиціи; о В. Коммисаржевской много говорили въ труппѣ послѣ выступленія ея въ Озеркахъ. Я вижу, какъ Ѳ. А. Ѳедоровъ-Юрковскій знакомитъ ее съ участвующими въ пьесѣ. Вижу стройную, съ прекрасно-поставленной головой, фигуру молодой женщины, шапку разсыпающихся пепельныхъ волосъ, широко «отверстые» — именно, отверстые — темные глаза… Лицо было блѣдно и тогда уже покрыто морщинками… Бросался въ глаза непомѣрно высокій воротникъ платья — постоянная особенность туалета Коммиссаржевской…
Вотъ она стоитъ въ кружкѣ артистовъ. Ее привѣтствуютъ, забрасываютъ вопросами… Громче и выразительнѣй другихъ раздается голосъ Ант. Ив. Абариновой, этого ласковаго солнышка всѣхъ дебютантовъ и новичковъ… Коммиссаржевская всѣмъ успѣваетъ отвѣтить и отвѣтить ясно, не по русски: безъ комканія словъ, безъ излишества улыбокъ и рукопожатій. «Какъ она красиво держитъ себя» — мелькнуло у меня въ головѣ…
Вотъ приближается и моя съ нею сцена… Она сама подходитъ ко мнѣ и по товарищески протягиваетъ руку. Глаза такъ смѣются, что мнѣ сразу хочется сдѣлаться ея пріятелемъ…
— Ну, съ вами-то — говоритъ она, — мы навѣрное подружимся: вѣдь я тоже ученица Владиміра Николаевича (Давыдова)… Притомъ, вы, навѣрное, любите шалости?
— То есть?
— Ну, напримѣръ, — сразу изъ театра пойти осматривать какія нибудь рѣдкости — музей восковыхъ фигуръ, кабинеты испанской инквизиціи и т. д.
— Конечно, конечно — радостно бормочу я.
— Вотъ и отлично! Когда мы будемъ уставать отъ работы и всякихъ закулисныхъ учтивостей, мы будемъ удирать съ вами изъ театра и осматривать что-нибудь диковинное… Я уже кое что намѣтила для перваго раза.
— А что?
— Вы никогда не видѣли живой фотографіи?..
— Нѣтъ, слыхалъ только.
— Ну вотъ, а въ Пассажѣ показываютъ живую фотографію. Какъ только наладятся репетиціи, мы отправимся съ вами изъ театра и вдосталь наглядимся диковинкой.
— А какъ вы думаете — спрашиваю я — скоро наладятся репетиціи?
Вѣра Ѳедоровна прыскаетъ отъ смѣха и убѣгаетъ на сцену…
Не прошло и десяти дней, какъ мы побывали въ Пассажѣ и видѣли первые не столь еще наглые успѣхи кинематографа: бѣгъ охотничьей собаки и барьерную скачку драгунскаго корнета…
Въ послѣдующіе разы м.ы побывали и гдѣ то на Невскомъ, гдѣ показывалось «Морское чудище» — «Человѣкъ-рыба», и въ музеѣ восковыхъ фигуръ, и любовались гдѣ то за Казанскимъ соборомъ стройнымъ сложеніемъ «обитателей острововъ Самоа»…
Была прекрасная петербургская весна. Послѣ приподнятаго настроенія репетицій, весело было бѣгать по улицамъ Петербурга, дѣлясь мимолетными впечатлѣніями отъ всего видѣннаго и слышаннаго.
И во все остальное время совмѣстной службы моей съ Вѣрой Ѳедоровной въ театрѣ я всегда любовался въ ней необычайно привлекательной, милой шаловливостью, какой умѣла она облечь свои воспріятія внѣшней жизни, имѣющія такое значеніе во всякой артистической дѣятельности…
Говорить о блистательной фантазіи Коммиссаржевской, о выдающемся умѣ ея, объ ея исключительной чуткости, о ея большой духовной настроенности и благородной волѣ — значило бы анализировать ея сценическія созданія, сплошь проникнутыя этими элементами ея души. Это — дѣло художественной критики, да, наконецъ, все это разумѣется само собой, когда говоришь о такомъ выдающемся х_у_д_о_ж_н_и_к_ѣ с_ц_е_н_ы, какимъ была Вѣра Ѳедоровна. Мнѣ же, пишущему эти строки цѣликомъ еще подъ впечатлѣніемъ ужасной катастрофы, хотѣлось бы въ бѣгломъ наброскѣ оттѣнить въ артистической физіономіи Коммиссаржевской ту сторону души ея, присутствіе которой я ощущалъ только у немногихъ избранниковъ сцены. Повторяю, это — прелестная, дѣтски-граціозная шаловливость, какой окрашивается все бытіе такихъ избранниковъ, въ тѣ минуты отдыха, когда они не захвачены служеніемъ Аполлону. И въ этомъ — поистинѣ, наглядное подтверженіе мысли о художникѣ сцены, какъ о м_у_д_р_о_м_ъ р_е_б_е_н_к_ѣ и, стало быть, — р_е_б_е_н_к_ѣ прежде всего.
Когда имѣешь дѣло съ крупнымъ артистомъ, все въ творчествѣ его невольно окрашиваешь красками его таланта и перестаешь видѣть и осязать отдѣльно тѣ элементы творчества, которые не обусловливаются только «даромъ небесъ», а лежатъ въ сферѣ техники, школы. Коммиссаржевская такъ умѣла заворожить зрителя своей артистнческой" личностью, что онъ и не подозрѣвалъ о громадной школѣ, и мимической, и тональной, которую прошла и въ продолженіе всей своей дѣятельности проходила артистка, чтобы найти ближайшіе пути для своего блестящаго дарованія (вѣдь въ этомъ все «освобождающее» значеніе техники). Задумывался-ли когда-нибудь «поклонникъ» Коммиссаржевской о томъ, каковы свойства рѣчи ея, какъ она дышитъ, какъ владѣетъ голосомъ, каково ея произношеніе, какъ она образуетъ мелодіи, какъ мѣняются тембры ее голоса? Развѣ отдавалъ себѣ этотъ поклонникъ ясный отчетъ въ томъ, каковы пластическія средства артистки. и какъ пользуется она ими для созданія тѣхъ или иныхъ мимическихъ моментовъ?..
Конечно, нѣтъ!
Но не можетъ этого не видѣть актеръ. И — если онъ сколько-нибудь разбирается въ геометріи своего искусства — не иначе, какъ съ величайшимъ уваженіемъ, отзовется онъ о заслугахъ Коммиссаржевской въ области драматической техники.
Русскіе актеры и актрисы, не исключая подчасъ самыхъ выдающихся, въ большинствѣ случаевъ не могутъ похвастать эстетичностью своей рѣчи, въ смыслѣ звука. «Что-то мало интеллигентное, что-то недостаточно духовное облекаетъ ее» — говоритъ опытный театралъ о рѣчи нашихъ драматическихъ примадоннъ. «Короткое (тривіальное, ибо частое и слышное) дыханіе, недостаточно освобожденная отъ безполезныхъ треній дикція, неточная и потому некрасивая даже на глазъ артикуляція звуковъ, неумѣлое пользованіе рѣчевымъ амбушюромъ, какъ резонаторомъ» — скажетъ о томъ же самомъ актеръ со школой.
Рѣчь Коммиссаржевской, не говоря уже о необыкновенно красивомъ голосѣ ея, по самой дикціи была воплощенной музыкой. Только съ такой дикціей и можно мыслить актрису «н_о_в_а_г_о» русскаго театра. Но думать, что дикція Коммиссаржевской вмѣстѣ съ рѣдкимъ талантомъ ея были для нея только даромъ Неба, безусловно неосновательно. Пишущій эти строки лучше кого-либо знаетъ, сколько честнаго труда и тонкаго вкуса вложено было артисткой въ разработку вещества звука. Вполнѣ раздѣляя мое мнѣніе о благородно небрежномъ звукѣ, какъ основѣ фонетической дикціи, покойная артистка не пренебрегала ни однимъ указаніемъ, ни со стороны теоріи, ни со стороны практики вопроса, и путемъ настойчивыхъ упражненій добивалась того аристократизма звука, котораго театралы или не замѣчали за очарованіемъ духомъ артистки, какъ отдѣльное явленіе, или, если и замѣчали, то относили цѣликомъ на счетъ ея таланта.
А голосъ Коммиссаржевской? Неужели вы полагаете, что это былъ только даръ — пусть тѣлесный, но все же даръ природы? Какъ вы ошибаетесь… Въ этой области Коммиссаржевская обладала несравненной школой. Получивъ прекрасную подготовку с_л_у_х_а, прежде всего въ классѣ своего отца, Вѣра Ѳедоровна затѣмъ не только не избѣгала дополнительныхъ вліяній, но со всею страстностью изысканно-артистической натуры искала ихъ въ теченіе всей своей дѣятельности. Сознательность ея въ сферѣ вокальнаго искусства рѣчи была совершенно исключительной; здѣсь она приближалась къ предѣламъ, которые могутъ рисоваться только тонкимъ теоретикамъ. Особенно интересны были взгляды ея на роль т_е_м_б_р_о_в_ъ голоса, этихъ красокъ тональной палитры актера.
А пластическая выработка Коммиссаржевской? Укажите мнѣ другую русскую актрису, которая бы съ такой элегантной простотой держалась на сценѣ… Кто, кромѣ; В. Ѳ., обладалъ на сценѣ секретомъ роста и стройности? Въ сущности, совсѣмъ небольшаго роста, съ худенькой, что называется, щупленькой фигуркой, она всегда, когда только хотѣла, достигала желательнаго эфекта — и ужъ конечно, не высокими каблуками и иными «наращиваніями» фигуры но тремъ измѣреніямъ… Нѣтъ, только умѣніемъ д_е_р_ж_а_т_ь, н_е_с_т_и свою фигуру можно объяснить пластическія трансформаціи артистки… А этотъ гордый поставъ головы? а эта легкая, полная радостно устремляющейся воли, походка, а этотъ ясный, нѣсколько лаконическій жестъ, всегда сдержанный, ибо, благодаря прекрасно разработанному голосу, любой тональный пассажъ могъ даваться артисткой безъ никчемныхъ, въ концѣ концовъ, хватаній себя за голову и прикладываній рукъ къ груди.
И въ области мимики Коммиссаржевская достигла многаго, благодаря энергичной работѣ надъ собой. Я помню, сколько усилій въ этомъ смыслѣ вложила она въ роль Дездемоны, когда ей пришлось играть ее во время гастролей геніальнаго Сальвини. — «Мой жестъ мѣшаетъ мнѣ играть такъ, какъ я этого хочу» — говаривала она мнѣ въ ту пору. И нужно было видѣть ходъ всѣхъ репетицій, чтобы убѣдиться въ огромной побѣдѣ, одержанной артисткой надъ самымъ страшнымъ врагомъ всякаго драматическаго художника — надъ самимъ собой.
Величайшая, впрочемъ, побѣда Коммиссаржевской изъ всѣхъ когда либо ею одержанныхъ, была побѣда надъ собственнымъ т_е_м_п_е_р_а_м_е_н_т_о_м_ъ, который далеко не всегда былъ на сценѣ такимъ, какимъ знали его ея почитатели въ послѣдніе періоды ея дѣятельности.
Послѣ перваго же дебюта своего на Александринской сценѣ Коммиссаржевская упрочила за собой въ труппѣ репутацію актрисы съ выдающимся дарованіемъ, съ хорошей школой, тонкимъ вкусомъ, но темпераментъ артистки довольно продолжительное время оставался словно «подъ подозрѣніемъ». Актриса «съ какимъ-то интереснымъ холодкомъ» — говорили про Коммиссаржевскую актеры Александринскаго т. того времени. «Интересный холодокъ» очень занималъ и меня… Всей душой вѣрилъ я и тогда уже въ талантъ, а стало быть и въ темпераментъ В. Ѳ., но что-то было въ немъ такого, что не сразу поддавалось анализу. Только въ послѣдующіе сезоны я могъ окончательно разобраться въ дарованіи артистки: это былъ «н_о_в_ы_й» артистическій темпераментъ — темпераментъ не героическій, не романтическій, не сентиментальный, не чувственный, — вообще, ни въ какой мѣрѣ не темпераментъ к_р_о_в_и, но темпераментъ, если можно такъ сказать, и_д_е_а_л_и_с_т_и_ч_е_с_к_і_й, темпераментъ н_е_р_в_о_в_ъ — темпераментъ, какой намѣчался уже и у предшественницъ Коммиссаржевской, но всегда съ примѣсью сентиментальности или неврастеніи. Какая-то нудная, жалобно-слезливая нотка звучала всегда въ тонѣ молодыхъ русскихъ актрисъ, непосредственно предшествовавшихъ Коммиссаржевской. И только у ней одной тонъ звучалъ свободно и ясно, какъ голосъ тонкихъ, подъ часъ необычайно тонкихъ, но всегда бодрыхъ, здоровыхъ, я бы сказалъ «свѣтлыхъ» нервовъ… Тонъ ея — это была музыка души ея, изысканно-женственной, но вольной и ясной, музыка темперамента, безконечно нѣжнаго, но лишеннаго хотя бы и малѣйшей доли н_е_р_в_о_з_н_о_с_т_и, этого бича русской и жизненной, и художественной психологіи. И пока наука о душѣ человѣческой еще только нащупываетъ этотъ новый темпераментъ — н_е_р_в_н_ы_й (въ новѣйшей психологіи, дѣйствительно, мало по малу начинаетъ опредѣляться этотъ «пятый» темпераментъ), Коммиссаржевская всѣмъ характеромъ своего творчества сумѣла утвердить этотъ н_о_в_ы_й в_и_д_ъ темперамента, какъ несомнѣнное явленіе душевно-тѣлесной жизни человѣка.
Но это не сразу удалось ей. Сначала репутація темперамента ея, какъ темперамента «съ холодкомъ» вызывала въ ней много тревогъ и волненій. Потомъ мало удававшіяся попытки «утеплить» игру съ помощью бытового репертуара (репертуара Островскаго и его малоубѣдительныхъ подражателей), затѣмъ опыты съ иностранной «психологической» драмой прибавляли только смуту къ и безъ того мучительнымъ колебаніямъ артистки. Въ критикѣ и судѣ товарищей Коммиссаржевская стала находить поддержку въ ея стремленіи «улучшить» свой темпераментъ. Но внутреннее сознаніе артистки лучше всякихъ указаній извнѣ убѣждало ее, на какое художественное самоубійство толкаетъ ее «старый» вкусъ, и она съ нетерпѣніемъ ждала роли, которая дала бы выходъ ея «новому» темпераменту. Судьба ей улыбнулась: на горизонтѣ русскаго театра легкой воздушной линіей обозначался летъ нѣжно-загадочной «Чайки» — этого символа н_о_в_о_й русской драмы, и В. Ѳ., сумѣвшая изумительно воплотить образъ Нины Зарѣчной, сразу и уже безповоротно оцѣнила особенность своего дара.
Передъ ней открывалась на Императорской сценѣ поприще первой драматической артистки. Но вѣра въ свое призваніе н_о_в_о_й русской актрисы заставило ее покинуть Александринскую сцену съ ея всегда «всестороннимъ» репертуаромъ и, дѣйствительно, холоднымъ темпераментомъ завѣдывавшихъ этимъ репертуаромъ. Предпринятая В. Ѳ. поѣздка по Россіи, предшествовавшая учрежденію ею въ Петербургѣ своего театра, — уже полное утвержденіе художественной личности артистки и прежде всего ея «новаго» темперамента. Дальнѣйшіе художественные опыты Коммиссаржевской, всегда искренніе и благородные, только этапы ея э_с_т_е_т_и_ч_е_с_к_а_г_о роста, но не и_н_д_и_в_и_д_у_а_л_ь_н_о-п_с_и_х_о_л_о_г_и_ч_е_с_к_а_г_о, уже вполнѣ къ тому времени опредѣлившагося.
Коммиссаржевская, какъ артистка, была совершенно ясна для себя: ея задачей было созданіе на сценѣ музыки н_о_в_о_й женской души при посредствѣ н_о_в_а_г_о музыкальнаго орудія — т_е_м_п_е_р_а_м_е_н_т_а б_е_з_к_о_н_е_ч_н_о т_о_н_к_и_х_ъ, н_о в_с_е_г_д_а б_о_д_р_ы_х_ъ и с_в_ѣ_т_л_ы_х_ъ н_е_р_в_о_в_ъ.