В. И. Ковалевский (Дорошевич)/ДО
| В. И. Ковалевскій : Воспоминаніе журналиста |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ IV. Литераторы и общественные дѣятели. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 171. |
Года три тому назадъ ко мнѣ въ Петербургѣ обратился полковникъ Н.
— Помогите силою печатнаго слова!
«Печатное слово» у россіянина, это — уже послѣднее прибѣжище. Самое послѣднее.
Человѣкъ ужъ, значитъ, вездѣ былъ и нигдѣ ничего не добился. Въ консисторію, въ пробирную палатку раньше человѣкъ забѣжитъ.
— Можетъ, тамъ что выйдетъ!
Все-таки казенное мѣсто.
И, когда нигдѣ ничего, тогда бѣжитъ въ «Запорожскую Сѣчь»:
— Помогите хоть вы, вольные люди!
Полковникъ Н. служилъ въ пограничной стражѣ и былъ исключенъ со службы, по военному суду, за подлогъ.
Полковнику Н., женатому и бездетному, подкинули ребѳнка.
Тысячи людей отправили бы этого ребенка въ воспитательный домъ. Полковникъ Н. принялъ его на воспитаніе.
Мальчика усыновили, и онъ выросъ «законнымъ» сыномъ, не зная тайны своего рожденія.
Больше всего боялись, чтобы онъ не узналъ этой «тайны».
Приказывая писарю написать формуляръ, полковникъ Н. велѣлъ вписать:
— При немъ сынъ. Зовутъ такъ-то.
И не поставилъ слова «усыновленный».
Въ этомъ и заключался весь подлогъ.
Полковникъ Н. остался безъ службы, безъ средствъ, нищимъ и опозореннымъ:
— За подлогъ осужденъ!
Онъ обѣгалъ весь Петербургъ и, наконецъ, въ отчаяньи прибѣгъ къ «силѣ печатнаго слова».
— Хотѣлъ въ Неву, но рѣшилъ раньше къ вамъ! — откровенно объяснилъ онъ.
— Merci[1].
Я написалъ статью, которая «имѣла успѣхъ». Она вызвала шумъ, статьи въ печати, массу писемъ.
Одни ужасались.
Другіе просили:
— Пожмите отъ насъ крѣпко-крѣпко руку полковнику Н. Такіе-то, такіе-то, такіе-то.
Третьи писали, что, читая, глазамъ не вѣрятъ:
— Какой же тутъ подлогъ? Доброе дѣло, а не подлогъ.
Среди этихъ писемъ было одно:
«Глубокоуважаемый В. М. Я прочелъ вашу статью и, чѣмъ могу, хотѣлъ бы быть полезенъ полковнику Н. Попросите его зайти ко мнѣ какъ-нибудь на-дняхъ. Я бываю свободенъ до 10 часовъ утра. Пусть предупредитъ меня письменно, въ какой день ему удобнѣе, — я буду его ждать. Адресъ мой: Фонтанка, домъ № такой-то. Примите и проч. В. Ковалевскій».
Какой Ковалевскій? Всѣ знаютъ, что есть товарищъ министра финансовъ Владимиръ Ивановичъ Ковалевскій.
Но для товарища министра что-то ужъ очень «просто». Товарищи министровъ, вѣдь это не товарищи журналистовъ. Какъ будто такъ и не пишутъ.
Должно-быть, «такъ Ковалевскій», какой-нибудь Ковалевскій, однофамилецъ.
Я спросилъ у пріятеля, знакомаго съ В. И. Ковалевскимъ:
— Чей это почеркъ?
— Какъ чей? Владимира Ивановича Ковалевскаго, товарища министра финансовъ.
Полковникъ Н. не хотѣлъ вѣрить.
— Какъ? Самъ товарищъ министра… Меня, котораго отовсюду выгнали… самъ товарищъ министра…
Я далъ ему рекомендательное письмо:
«Глубокоуважаемый Владимиръ Ивановичъ! Отъ всей души благодарю васъ за добрую отзывчивость къ моей статьѣ. Не рѣшаюсь заѣхать поблагодарить васъ лично, боясь отнять у васъ время. Позвольте представить вамъ полковника Н., о которомъ я писалъ».
На слѣдующій день полковникъ Н. влетѣлъ въ мой кабинетъ. Сначала обнялъ меня, потомъ упалъ въ кресло и зарыдалъ.
— Боже мой… Я человѣкъ…
— Что съ вами, полковникъ?.. Что вы плачете? Что онъ съ вами сдѣлалъ?
У полковника понять что-нибудь было трудно:
— Я человѣкъ… Какой онъ человѣкъ… Я человѣкъ… Онъ человѣкъ…
И, немножко успокоившись, онъ разсказалъ связнѣе:
— Если бъ вы знали, какъ онъ меня принялъ… Меня… Куда ни обращусь, — «ничего не можемъ сдѣлать. Вы за подлогъ?..» Какъ внимательно выслушалъ, съ какимъ участіемъ разспрашивалъ… Теперь я спасенъ… Теперь мы не умремъ съ голода.
Черезъ три дня бравый полковникъ состоялъ уже на службѣ на Путиловскомъ заводѣ. Ему дана была должность, требовавшая отъ исполнителя честности, прежде всего честности, главнымъ образомъ честности.
Я самъ былъ растроганъ.
Чѣмъ журналистъ можетъ выразить свою глубокую, сердечную признательность?
Если у него есть книга, — онъ посылаетъ свою книгу съ соотвѣтствующею надписью. Книга, это — визитная карточка его души.
Черезъ нѣсколько дней, когда я послѣ работы выходилъ отъ себя, швейцаръ сказалъ мнѣ:
— Тутъ у васъ были нѣсколько человѣкъ. Я, какъ вы приказали, никого не пустилъ: «заняты».
Среди карточекъ была: Владимиръ Ивановичъ Ковалевскій.
— И этому господину сказалъ, что занятъ?
— Такъ точно. «Заняты, не приказано принимать».
Ну, ужъ министромъ-то выходилъ я! Я былъ сконфуженъ и на слѣдующее утро, въ половинѣ десятаго, летѣлъ къ В. И. Ковалевскому.
— Ихъ высокопревосходительство никого не приказали принимать! — величественно объявилъ мнѣ министерскій курьеръ. — Ихъ высокопревосходительство сейчасъ ѣдутъ на похороны князя Имеретинскаго.
— Въ такомъ случаѣ передайте карточку.
Едва успѣлъ я выйти изъ подъѣзда, какъ меня догналъ запыхавшійся курьеръ:
— Ихъ высокопревосходительство васъ просятъ къ себѣ!
Владимиръ Ивановичъ, простой, милый и обаятельный, дружески улыбаясь, встрѣтилъ меня въ дверяхъ гостиной:
— Я не хотѣлъ видѣть только вашу визитную карточку. А пріѣзжать ко мнѣ въ другой разъ, — вы человѣкъ занятой. Вы человѣкъ занятой, я человѣкъ занятой, но у меня есть четверть часа, сядемъ и поболтаемъ.
Я представился, началъ благодарить. Но В. И. перебилъ меня.
— Это я долженъ васъ благодарить. Вы своей статьей дали мнѣ возможность сдѣлать хорошее дѣло. Я еще въ долгу у васъ. Это уже второй случай. Помните, вы мѣсяца два тому назадъ писали о служащемъ, пострадавшемъ при аккерманскомъ взрывѣ.
Въ Аккерманѣ произошелъ взрывъ казеннаго склада спирта. Нѣсколько человѣкъ было убито. Много ранено. Среди нихъ наиболѣе тяжко подвальный. У него треснулъ черепъ, ему придавило грудь, у него было сломано нѣсколько реберъ. Ему въ трехъ мѣстахъ переломило руку. Онъ потерялъ ногу.
И онъ же оказался «во всемъ виновнымъ».
Никто, конечно, не ждалъ, что онъ выживетъ. И когда производилось разслѣдованіе, виновнымъ во всемъ оказались не живые невредимые завѣдующіе складомъ, а «все равно долженствующій умереть подвальный».
— Умретъ, — что жъ ему будетъ?
Какимъ-то чудомъ онъ выжилъ. Калѣка, никуда не годный, онъ обратился съ требованіемъ, чтобъ обезпечили его участь.
— А то въ судъ подамъ!
— Вы въ судъ? А мы васъ подъ судъ. Обезпеченье участи! Благодарите еще Бога, что васъ не сажаемъ на скамью подсудимыхъ!
Тщетно обойдя все, — и въ консисторіи, навѣрное, былъ, — несчастный подвальный прибѣгъ къ «силѣ печатнаго слова».
— Спасите, защитите, помогите.
Я написалъ статью и самъ изумился чуду.
Прямо чудо.
Черезъ недѣлю я получилъ отъ подвальнаго телеграмму:
«Деньги мнѣ выданы. Подъ судъ не отдадутъ».
— Такъ это были вы, Владимиръ Ивановичъ?!
— Я прочелъ вашу статью и телеграфировалъ распоряженіе глупостей не дѣлать. Подъ какой тамъ судъ отдавать? Потерпѣвшаго! Просто, — выдать деньги, которыя онъ совершенно законно спрашиваетъ.
И Владимиръ Ивановичъ добавилъ:
— Да, печать можетъ быть большой силой.
— Могла бы! — поправилъ я.
— Можетъ! — настойчиво повторилъ онъ. — Вы знаете, я недавно злоупотребилъ вашимъ именемъ. Простите меня. Такое дѣло вышло. Тутъ въ одномъ постороннемъ нашему вѣдомствѣ служащій заболѣлъ психическимъ разстройствомъ. Что тутъ дѣлать? Разумѣется, обезпечить семью бѣдняги, — и только. Но тамъ какія-то формальныя причины. Словомъ, — невозможно. Я, знаете, и постращалъ главу вѣдомства..
Онъ назвалъ одно очень высокопоставленное лицо:
— Смотрите, въ печать попадете! Я ужъ слышалъ, что тамъ знаютъ. Выдали и обезпечили!
Владимиръ Ивановичъ разсмѣялся.
— Да, но только позвольте мнѣ внести одну поправку, Владимиръ Ивановичъ. Лицо, о которомъ вы говорите, между прочимъ, извѣстно тѣмъ, что никогда не обращалось съ жалобами на печать. Когда даже на него нападали, и нападали сильно. Есть два способа обращать вниманіе «на то, что пишется» въ газетахъ. Одинъ — провѣрить, обсудить и, если указаніе вѣрно, имъ воспользоваться. Другой способъ — сказать: «пусть не говорятъ о моемъ вѣдомствѣ». Да, не говорятъ, — и говорить не будутъ. Какой изъ этихъ способовъ у насъ общеупотребительнѣе, предоставляю судить вамъ самимъ, Владимиръ Ивановичъ.
Онъ улыбнулся:
— Да, это такъ. А все-таки сильно обращаютъ вниманіе на то, что пишется въ газетахъ.
— Да, но въ силу причины, о которой я сейчасъ сказалъ, толку-то не получается ни для дѣла ни для насъ. О насъ-то ужъ даже и говорить нечего. Намъ однѣ непріятности! Наиболѣе свободны мы по отношенію къ вѣдомству земледѣлія. Тамъ мы почти свободны. Да еще финансовое вѣдомство меньше другихъ протестуетъ, когда мы говоримъ о дѣлахъ, подлежащихъ его компетенціи. По крайней мѣрѣ, у насъ установился такой взглядъ.
— Мы дѣлаемъ большое дѣло, — отвѣчалъ Владимиръ Ивановичъ, — и намъ нужны свѣдѣнія, совѣты, указанія. У насъ слишкомъ большое дѣло! — и онъ заговорилъ съ живостью. — На насъ нападаютъ, что мы все забираемъ въ свои руки. Говорятъ: «всѣ мы теперь подъ Министерствомъ Финансовъ ходимъ». Это естественно. Мы много беремъ у народа. Мы беремъ налоги, прямые, косвенные. Если осталась у народа экономія — одинъ пропиваетъ ее на водкѣ. На казенной водкѣ. Другой, бережливый, копитъ и несетъ въ сберегательную кассу. Въ нашу кассу. Всякій избытокъ, — все поступаетъ къ намъ. Мы все беремъ, — мы же должны и давать. Давать, чтобы онъ могъ намъ платить, чтобъ ему было изъ чего. Это наша обязанность. Намъ и приходится брать въ свои руки дѣла, которыя подлежатъ компетенціи другихъ вѣдомствъ. Неизбѣжно приходится. Чтобъ поднять платежныя средства страны, ея благосостояніе, — прежде всего нужно просвѣщеніе. Какія школы — все равно. Но школы, школы. Это — главнѣе всего. Вотъ мы и взяли въ свои руки профессіональное образованіе. Покрывайте Россію сѣтью школъ. Наше вѣдомство — «молодое», недавно реформированное. У насъ меньше рутины, канцелярщины, чѣмъ въ другихъ вѣдомствахъ. Обратитесь въ народное просвѣщеніе: дозвольте открыть школу, реальное училище? Пойдетъ, по принятому обычаю, безконечная переписка: вызывается ли потребностями данной мѣстности да собираніе по этому поводу матеріаловъ, да то, да се. По нашему мнѣнію, школа нигдѣ лишней быть не можетъ. Вездѣ — нужда. Прибавьте къ вашему реальному училищу, — ну, столярные классы. «Профессіональная школа!» Подлежитъ компетенціи Министерства Финансовъ. Завтра же разрѣшеніе — открывайте! И съ тѣхъ поръ, какъ это стало легко, сколько кинулось: «Мы желаемъ! Мы желаемъ открыть школу, училище!»
Владимиръ Ивановичъ говорилъ съ увлеченіемъ:
— Вся Россія, такимъ образомъ, покроется сѣтью школъ! Какъ онѣ будутъ называться, это все — равно. Но это школы. Школы! Главное!
Это было мое первое и послѣднее свиданіе съ Владимиромъ Ивановичемъ.
Я всегда смотрѣлъ на сановниковъ, какъ надо смотрѣть на великолѣпнаго королевскаго бенгальскаго тигра.
Любуйся, но не ласкай.
Эпиграфомъ ко всей моей скромной журнальной дѣятельности всегда было:
«Минуй насъ пуще всѣхъ печалей
И барскій гнѣвъ и барская любовь»...
Я слуга общества и больше ничей.
Я никогда не надѣялся напечатать этотъ «панегирикъ», потому что никогда не думалъ, чтобъ я, журналистъ, «пережилъ» товарища министра финансовъ В. И. Ковалевскаго.
Теперь я прошу васъ, г. редакторъ, напечатать этотъ маленькій очеркъ.
В. И. Ковалевскій вышелъ въ отставку. Его мѣсто занялъ В. И. Тимирязевъ.
Еще старикъ Марій сказалъ:
— Восходящее свѣтило всегда имѣетъ больше поклонниковъ, чѣмъ заходящее.
Всѣхъ вступающихъ сановниковъ привѣтствуютъ. И позвольте среди ликующихъ возгласовъ въ честь вступающаго раздаться моему тихому голосу въ честь уходящаго.
Дайте мѣсто этимъ «крокамъ», этому штриховому наброску портрета В. И. Ковалевскаго.
Сдѣлать этотъ набросокъ портрета заставляетъ меня не только благодарность, но и сама справедливость.
Примѣчанія
править- ↑ фр. Спасибо