В. В. Хлѣбниковъ. «Ошибка смерти». Москва. Изд-во «Лирень». Ц. 60 к.
правитьА литературные клоуны все не унываютъ. Что имъ до того, что публика устала смотрѣть на ихъ бездарныя кривлянія, что примелькались и по надоѣли и глупыя и грубыя маски, что уже рѣжутъ глазъ ихъ кричащіе шутовскіе наряды, что утомляютъ слухъ дребезжанія украшающихъ ихъ тупыя головы бубенчиковъ. Съ дѣланнымъ визгомъ, съ искусственнымъ смѣхомъ-смѣхунчикомъ продолжаютъ выбѣгать они на арену, кружатся по ней, какъ заводные толпы и выкрикиваютъ въ пространство очередныя безсмыслицы. Добро бы еще, если бы здѣсь былъ элементъ подлинной изступленности, если бы «плевки въ небо» посылались этими обиженными судьбой шутами въ состояніи осіяннаго безуміемъ экстаза. Но напрасный трудъ искать въ «предчувствіяхъ» Хлѣбникова и его собратій по литературной клоунадѣ хотя бы слабый намекъ на это священное безуміе, на бредъ творчества. Разсчетъ, жалкій разсчетъ ремесленника на то, чтобы ошеломить, «ошарашить» покупателя своихъ издѣлій — сквозитъ здѣсь въ каждой утомительно-нудной, съ усиліемъ связанной строкѣ, въ каждомъ образѣ, сквозь нарочитость котораго на читателя смотритъ усталое, помятое, скопчески-тупое лицо самого себя презирающаго шута.
И въ этомъ трагизмъ положенія Хлѣбникова и ему подобныхъ. Презирая себя, они продолжаютъ кружиться, показывать свои размалеванныя лики, давать пощечины здравому смыслу, плевать въ небо, — въ тщетной надеждѣ вновь пробудить къ себѣ уже пресытившееся вниманіе. Да что вниманіе? В. Хлѣбниковъ съ унизительной откровенностью — заявляетъ даже: "и мнѣ опорой будетъ палка, одно лишь слово ваше «жалко»… Какъ мало нужно теперь этимъ изломавшимся, и самимъ себѣ трусливо лгущимъ шутамъ, когда-то нагло вѣщавшимъ, что они несутъ миру новое откровеніе. Только жалости…
И для того, чтобы ухватиться за эту ставшую для нихъ единственно возможную опору они кружатся на древѣ, какъ заводные куклы, и, устами Хлѣбникова, въ безсильной имитаціи творческаго изступленія вопитъ:
— Прославимъ мертвые рѣзцы и мертвенную драку.
Шею сломимъ нарѣчьямъ, точно гусятамъ
Намъ наскучили ихъ Га-га-га.
Надѣнемъ намордникъ вселенной
Чтобъ не кусала насъ юношей
И пойдемъ около бѣлыхъ и узримъ борзыхъ съ хлыстами и тонкіе
Лютики выкрасимъ, кровью руки
Разбитой о бивни вселенной, о морду вселенной
И изъ Пушкина труповъ кумирныхъ
Пушекъ надѣлаемъ сна.
Жалкіе шуты. Имъ наскучили «га-га-га нарѣчій», которымъ они собираются сломить шею. Они желаютъ надѣть намордникъ вселенной… Кажется, какъ изступленно все это, какъ дерзко. Но ни изступленія, ни дерзости нѣтъ здѣсь. Просто жалости, состраданія къ себѣ просятъ истомившіеся отъ кривляній, надорвавшіеся отъ визга шуты и падаютъ на эстраду крупныя капли пота изъ-подъ ихъ нагло-кричащихъ, грубо размалеванныхъ масокъ…