1889.
править
ВЫГОВОРЪ.
правитьБогатый купецъ — лабазникъ, мелочной лавочникъ, трактирщикъ и кабатчикъ Елизаръ Андреичъ Растопкинъ былъ мраченъ. Пріѣхавъ въ контору своего оптового склада, откуда разсылались по его торговымъ заведеніямъ всѣ товары, онъ помолился на образъ и сѣлъ въ уголъ, насупившись. Старшій сынъ его Павля, сидѣвшій за конторкой, началъ съ нимъ какой-то разговоръ объ овсѣ, но онъ махнулъ ему рукой и сказалъ:
— Молчи ужь лучше. Не овесъ у тебя теперь на умѣ.
Сынъ пригнулся къ торговой книгѣ и усердно защелкалъ на счетахъ. Два конторщика, писавшіе за столомъ накладныя, глубоко вздохнули и, ожидая и себѣ грозы, еще прилежнѣе заскрипѣли перьями.
Растопкинъ поднялся съ мѣста, подошелъ къ конторкѣ сына и сталъ пристально смотрѣть на него. Сынъ еще больше пригнулся къ книгѣ.
— Клюй, клюй носомъ-то, такъ, авось, и заснешь на книгѣ, сказалъ отецъ.
— Съ чего же мнѣ заснуть на книгѣ? Помилуйте-съ… возразилъ сынъ.
— А отчего же и не заснуть, коли кто ночь не спавши? Подушка хорошая.
— Я спалъ ночь, отлично спалъ.
— Толкуй слѣпой съ подлѣкаремъ! Будто я не знаю.
Произошла пауза. Отецъ началъ ходить изъ угла въ уголъ по конторѣ и все косился на сына. Наконецъ онъ подошелъ, похлопалъ сына по плечу и произнесъ:
— Поди-ка сюда, Павлушка… Обширный разговоръ до тебя есть.
Они удалились въ каморку, находящуюся при конторѣ. Здѣсь стояла кровать, на которой по ночамъ спалъ артельщикъ. Отецъ сѣлъ на кровать, сынъ стоялъ передъ нимъ.
— До свѣдѣнія моего дошло, что ты сегодняшнюю ночь былъ въ аркадскихъ палестинахъ, началъ отецъ.
Сынъ покраснѣлъ и смѣшался.
— Въ аркадскихъ палестинахъ? Это, то-есть, въ «Аркадіи»? Позвольте, какъ же мнѣ въ такихъ мѣстахъ ночью быть, если я вчера вечеромъ вмѣстѣ съ вами ужиналъ, принялъ отъ васъ родительское благословленіе на сонъ грядущій и…
— Былъ, говорю тебѣ. Тебя люди видѣли и мнѣ донесли! возвысилъ голосъ отецъ.
— Виноватъ… Былъ-съ… Бѣсъ попуталъ..
— Бѣсъ попуталъ! Тебя бѣсъ попуталъ! Да ты самъ всякаго бѣса спутаешь.
— Ахъ, папенька, папенька! вздохнулъ сынъ. — Строгости ваши велики, путемъ вы меня на гулянку не отпущаете, такъ долженъ же я… Я человѣкъ молодой… Мнѣ хочется всякой современности подражать.
— Молчи!
Произошла пауза.
— Ты это въ которомъ же часу въ путь-то пустился? Вѣдь въ двѣнадцатомъ часу я заглядывалъ къ тебѣ въ комнату, такъ ты, раздѣвшись, на постели лежалъ.
— Въ первомъ часу, надо полагать. Не стану ужь отъ васъ и скрывать. Какъ только вы изволили послѣ оной ревизіи моей комнаты уснуть съ мамашенькой, тутъ нелегкая меня и подняла съ постели, чтобы ѣхать.
— Ты какъ же изъ дома-то ушелъ? Въ форточку, что ли, вылѣзъ? допытывался отецъ.
— Зачѣмъ же въ форточку, коли у насъ двери есть.
— Дверь на парадную лѣстницу у меня была заперта.
— Я по черной лѣстницѣ, папенька.
— А кто жь за тобой на черной лѣстницѣ дверь запиралъ? Вѣдь кухаркѣ не приказано по ночамъ никого выпускать изъ дому, а ежили выпускала, то на утро докладывать.
— Полтина серебра ей ротъ замазала.
— А! Такъ ты уже и съ кухаркой въ стачку вошелъ! Ну, стало быть, надо кухарку по шеѣ гнать.
— Десять лѣтъ человѣкъ на мѣстѣ живетъ, да по шеѣ… Господи Іисусе!
— Молчи, не твое дѣло. Твое дѣло только каяться. Ну, кайся: въ которомъ часу вернулся обратно домой?
— Въ пятомъ-съ… А только вы не извольте подумать… Я въ самомъ трезвенномъ положеніи, чистъ, какъ голубица былъ и даже ни въ одномъ глазѣ.
— Повѣрю, какъ же! Отчего же отъ тебя и сегодня словно изъ кабака?..
— Отъ меня какъ изъ кабака?.. Позвольте, папенька, на васъ сейчасъ дыхнуть и прямо изъ пропасти, чтобъ вы чувствовали въ вашемъ предубѣжденіи, что отъ меня, окромя съѣдобнаго запаха, даже ни капельки…
— Молчи. Твое дѣло каяться. Ну… Откуда же ты деньги на гулянку взялъ?
— Помилуйте… Да какія же тутъ деньги? Входъ въ «Аркадію» безплатный, а извозчикъ взялъ всего на всего полтора рубля взадъ-назадъ.
— Врешь, ты на тройкѣ ѣздилъ, а изъ двадцати рублей, что тебѣ отъ меня на все мѣсячное баловство отпущается, тройки не наймешь.
— За тройку товарищи платили.
— А! Такъ ты съ товарищами ѣздилъ? Ѣздилъ съ товарищами, былъ у нихъ прихлебателемъ! Чудесно.
— Зачѣмъ же я буду прихлебателемъ? Мы сообща.
— Сколько же на твою долю за тройку отдать пришлось?
— За тройку-то? Да рубля два.
— Такъ. Ну, а за шампанское? Кто платилъ за шампанское?
— Шампанскаго я и не нюхалъ.
— Врешь! Пять бутылокъ у васъ на столѣ стояло.
— Это товарищи пили. Товарищи пили — они и платили.
— А ты сидѣлъ и глазами хлопалъ? Такъ… Ну, а кто же мамзельному сословію платилъ, которое васъ улыбками коварными забавляло?
— Мамзельное сословіе? Да мамзельнаго сословія вовсе и не было.
— Врешь. Три около васъ сидѣли.
— Виноватъ-съ. Дѣйствительно, сидѣли. А только ежели онѣ къ товарищамъ подсѣли, то зачѣмъ же я буду платить? Товарищи ихъ угощали хмельнымъ угощеніемъ и грушами съ виноградомъ — вотъ и все.
— А ты сидѣлъ и глазами хлопалъ?
— Сидѣлъ-съ и даже вниманія не обращалъ. Что мнѣ мамзельное сословіе? Да пропади оно пропадомъ! Вотъ ежели съ деликатными барышнями изъ купеческаго сословія разговоръ вести…
Отецъ посмотрѣлъ строго на сына и крикнулъ:
— Гдѣ деньги взялъ на кутежъ? Кайся! Видѣли, какъ ты даже татарину-лакею три рубля на чай далъ, видѣли, какъ ты…
— Виноватъ-съ… Сто рублей получки за овесъ я въ отчетѣ вамъ не показалъ.
— Врешь. Больше.
— Икону снять… Вотъ-съ… Отъ ста рублей двадцать два осталось. Извольте ихъ.
— Двадцать два рубля давай сюда, а за семьдесятъ восемь рублей я вотъ сейчасъ тебѣ твой капуль порасправлю въ лучшемъ видѣ…
— Папенька! Зачѣмъ же такія турецкія звѣрства при нашей цивилизаціи? воскликнулъ сынъ и отшатнулся, но отецъ схватилъ уже его за волосы и принялся раскачивать.
— Папашечка! Позвольте… Нешто это благородно? За семьдесятъ-то восемь рублей да вдругъ такое кораблекрушеніе? Помилуйте, что же это такое! На рекрутскую квитанцію для меня десять тысячъ не жалѣли, а тутъ вдругъ семьдесятъ восемь рублей жалѣете! кряхтѣлъ сынъ, вырываясь изъ родительскихъ рукъ. — Папашечка! Гдѣ же тутъ цивилизація? Позвольте, вѣдь я интеллигентный человѣкъ во всемъ своемъ составѣ! Помилуйте! Гдѣ же тутъ законъ? Развѣ законъ дозволяетъ такую касацію? Ни въ жизнь не дозволяетъ.
— Ну, на первый разъ довольно, сказалъ отецъ, оставивъ сына. — Заруби себѣ это на носу, какъ слѣдоваетъ, а теперь или и работай. Завтра надъ тобой ревизія будетъ.
Сынъ юркнулъ за дверь.