Вторая книжка разсказовъ. Всеволода Гаршина. Спб., 1885 г. Немногочисленные и небольшіе по размѣру разсказы и повѣсти г. Гаршина заслужили ему извѣстность и симпатіи всѣхъ, интересующихся литературой. Глубина и искренность гуманнаго чувства, вложеннаго во всѣ его произведенія, составляютъ главное ихъ достоинство и придаютъ имъ особенную прелесть. Во Второй книжкѣ помѣщено шесть разсказовъ: Денщикъ и офицеръ, Изъ воспоминаній рядового Иванова, Красный цвѣтокъ, Медвѣди, Сказка о жабѣ и розѣ и Надежда Николаевна. Большинству русскихъ читателей всѣ эти разсказы хорошо извѣстны, такъ какъ они печатались въ Отечественныхъ Запискахъ, и послѣдній изъ нихъ — въ Русской Мысли. Но со времени появленія въ свѣтъ первыхъ прошло уже нѣсколько лѣтъ; подрастающему поколѣнію они могли бы остаться неизвѣстными, затеряться въ старыхъ журналахъ; а именно теперь-то болѣе, чѣмъ когда-нибудь, полезно знакомить молодежь съ такими произведеніями, которыя безспорно должны быть признаны художественными я честными, и многозначущими въ силу вложенной въ нихъ гуманной идеи. Лучшимъ изъ названныхъ разсказовъ мы считаемъ второй: Изъ воспоминаній рядового Иванова, по необычайной простотѣ и правдивости повѣствованія о томъ, что пережилъ и перечувствовалъ кончившій курсъ въ университетѣ вольноопредѣляющійся рядовой во время послѣдней турецкой войны, на походѣ то подъ проливнымъ дождемъ и по невылазной грязи, то подъ палящимъ солнцемъ, когда чуть не половина солдатъ падала отъ изнеможенія. Во всемъ разсказѣ нѣтъ ни слова лишняго и ничего недосказаннаго, нѣтъ ни малѣйшаго намека на сентиментальность или на желаніе произвести эффектъ, никакихъ подчеркиваній и навязываній читателю своихъ личныхъ выводовъ. И, благодаря такой-то безъ искусственности, мы считаемъ этотъ очеркъ однимъ изъ самыхъ художественныхъ въ ряду многочисленныхъ повѣствованій, имѣющихъ сюжетомъ эпизоды послѣдней войны. Несмотря на описываемые ужасы, читатель выноситъ изъ разсказа свѣтлое впечатлѣніе, мастерски законченное и художественно примиренное съ суровою дѣйствительностью. Совершенно иное чувство остается по прочтеніи разсказа: Красный цвѣтокъ, взятаго изъ жизни мирнаго времени, причемъ нѣтъ внутренняго мира въ душѣ героя этой небольшой повѣсти. Герой, психически больной человѣкъ, «именемъ его императорскаго величества государя императора Петра Перваго», объявляетъ себя ревизоромъ «сумасшедшаго дома», въ который его привезли связаннымъ горячечной рубашкой. Состояніе безумца изображено авторомъ съ необыкновеннымъ мастерствомъ; онъ называетъ это состояніе «странною смѣсью правильныхъ сужденій и нелѣпостей. Несчастный понималъ, что вокругъ него всѣ больные, но, въ то же время, въ каждомъ изъ нихъ видѣлъ какое-нибудь тайно скрывающееся или скрытое лицо, которое онъ зналъ прежде, или о которомъ читалъ или слыхалъ». Ему казалось, что «всѣ они, его товарищи по больницѣ, собрались сюда затѣмъ, чтобы исполнить дѣло, смутно представлявшееся ему гигантскимъ предпріятіемъ, направленнымъ къ уничтоженію зла на землѣ…» И вотъ больному мало-по-малу начинаетъ представляться, что источникъ всего зла находится въ двухъ красныхъ цвѣткахъ, запримѣченныхъ имъ въ глухой части сада, заросшей лебедой и бурьяномъ. Съ этой минуты вся энергія страдающей души и всѣ силы изнуреннаго болѣзнью тѣла направляются къ одной цѣли — уничтожить эти красные цвѣтки, получившіе въ его разстроенномъ воображеніи сверхъестественное, чудовищное значеніе. Организмъ, подорванный страшнымъ недугомъ, не выдерживаетъ этой фантастической борьбы съ миннымъ источникомъ всѣхъ бѣдъ, и больной умираетъ, крѣпко зажавши въ рукѣ цвѣтокъ, сорванный имъ послѣ невѣроятныхъ усилій. Прочитавши эту краткую повѣсть, потрясающую своею правдивостью, становится «за человѣка страшно»… яснымъ становится, какая неуловимо-ничтожная грань въ сознаніи каждаго изъ насъ отдѣляетъ «правильныя сужденія» отъ нелѣпостей и какой незначительный толчекъ можетъ превратить тѣ и другія въ какую-то «странную смѣсь», изъ которой слагается бредъ безумнаго… И на этотъ разъ, какъ изъ предъидущемъ разсказѣ, авторъ заявилъ себя истиннымъ художникомъ; ему ни разу и ни въ одномъ словѣ не измѣнило чувство, замѣтно утрачиваемое нашими беллетристами въ послѣднее время подъ вліяніемъ, съ одной стороны, стремленія къ «натурализму», съ другой-подъ вліяніемъ тенденціозности, а главное — вслѣдствіе необыкновенной спѣшности писанья ими своихъ произведеній, такой ихъ производительности, которая рѣшительно не соотвѣтствуетъ ихъ творческимъ силамъ. Въ разсказахъ г. Гаршина видна серьезная работа мысли, въ нихъ все продумано, они «выношены» и созрѣли въ умѣ и сердцѣ талантливаго человѣка, тогда какъ большая часть нынѣшнихъ разсказовъ и повѣстей суть ничто иное, какъ скороспѣлыя импровизаціи на первую попавшуюся тему, какіе-то экспромты, скудные по идеѣ, случайные и анекдотическіе по фабулѣ и уродливые по языку. Вторая книжка разсказовъ г. Гаршина появилась, по нашему мнѣнію, очень во-время, чтобы напомнить молодымъ писателямъ хорошія времена нашей литературы и остановить болѣе чуткихъ изъ нихъ отъ увлеченій, губящихъ въ наши дни нарождающіеся таланты и уже сгубившихъ многихъ беллетристовъ, подававшихъ еще такъ недавно большія надежды.
Вторая книжка рассказов. Всеволода Гаршина. Спб., 1885 г/ДО
"Русская Мысль", кн. XI, 1885